"Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана" - читать интересную книгу автора (Милошевич Сергей)

Глава 6. Прощай, немытая Россия

Друзья спустились с пригорка и зашагали по проселочной дороге, которая вела к видневшемуся вдали селу Хлебалово.

— В самом деле — как тебе удалось разгадать этот загадочный ребус, а Шура? — минут через пять осторожно поинтересовался Дима. — Ты же сам утверждал, что это дело полностью безнадежное.

— Поначалу я был в этом твердо убежден, — ответил Холмов. — А дело-то оказалось ерундовым, одним из самых нетрудных за всю мою практику. Хотя, одновременно и самое необычное, пожалуй, после истории с пляшущими привидениями. Понимаешь, Вацман, одно из самых основных качеств хорошего сыщика — умение мыслить логически и одновременно абстрактно. То есть способность как бы воспарить над проблемой, рассмотреть ее со всех сторон, как яблоко, которое ты собираешься кушать. При этом обязательно нужно учитывать каждую, даже на первый взгляд самую несущественную мелочь, а во-вторых ни в коем случай не задаваться изначально какой-то одной версией. (Иначе глаза у тебя будут «зашорены» и ты невольно, может сам того не делая, будешь «глядеть» в одну сторону). Исходя из данного постулата, я. после долгих размышлений пришел к твердому выводу, что к гибели коровы (я пока имел в виду только один случай, предпоследний, который мы оба «проворонили») мог иметь отношение ТОЛЬКО человек, и ТОЛЬКО тот, Вацман, который мог находиться в непосредственной близости от коров. То есть или Филимоныч или Вовчик. Филимоныч исключался — он храпел, как архиерей после именин и все время находился рядом. Значит, оставался только Вовчик. Тем более, что он был последним, кого мы видели возле коров перед гибелью несчастной буренки. Более того — свежие следы его кованых сапог. которые невозможно спутать ни с какой другой обувью, я обнаружил возле туши павшей скотины. Круг, как ты замечаешь, потихоньку сужался. Однако, главной уликой послужило вот это…

Холмов пошарил в заднем кармана брюк и извлек на свет божий помятый листок бумаги с какими-то непонятными изображениями.

— С помощью лупы мне удалось разглядеть на месте удара, в мягкой коровьей шкуре четыре сравнительно четких, круглых углубления, диаметром примерно с двухкопеечную монету. Они выстроились в ряд на одной линии, — Шура показал Диме рисунок на бумаге, где в один рядок были нарисованы четыре кружочка. — Сгоряча я было принял их за следы от кистеня, но потом отказался от такой версии — таких широких кистеней не бывает, да и от кистеня след был бы более оконтуренным, ежели можно так выразиться. Потом лишь меня осеняло — е-мое, подумал я, да ведь это просто следы костяшек здоровенного кулака отпечатались! Так просто! Я взял линейку, пошел к Вовчижу домой, измерил расстояние между косточками пальцев его правой руки и сравнил их с данными, полученными в результате моего осмотра павшей коровы. Все совпало до миллиметра! И вопрос стал окончательно ясен…

— Впрочем, если быть до конца точным, к Вовчику я пошел позже, — продолжил Холмов и присел на придорожный камень, огромной глыбой возвышавшийся на обочине. Дима сел рядом. — Поначалу меня мучили иные вопросы. А именно — зачем вообще нужно было убивать этих коров, кому это может быть выгодно, почему эти события происходили сравнительно нечасто. Размышляя над последним вопросом, я чисто машинально выписал в столбик на листе бумаги все даты, когда случались подобные ЧП. И, проанализировав их, пришел к неожиданному выводу, который сразу заставил меня насторожиться. Оказалось, что все убийства коров происходили строго либо через каждые 29 дней, либо через 58 дней (то есть два раза по 29). либо через 87 дней (три раза по 29). То есть, в основе лежало число двадцать девять дней или лунный месяц. Лунный месяц, Вацман! Когда в этом деле «запахло» Луной, я уже был очень близок к разгадке. А просмотрев календари за прошлый и нынешний год, и убедившись. что ВСЕ до единой загадочно убиенные коровы пали в первый день полнолуния, мне стало окончательно ясно, где зарыт этот кобель. Для полноты картины не хватало лишь кое-каких мелких подробностей и незначительных деталей, добыть которые не составило, особого труда. Ну, а окончательно, так сказать, последние «темные пятна» прояснились на этой картине только сегодня, во время Вовчикиного приступа….

— А откуда тебе стало известно, что Вовчик болен именно этим самым… «бредом лунной росы»? — полюбопытствовал Дима. — и откуда ты вообще узнал о том, что существует такая болезнь? Ведь это, как ты верно говорил, очень редкое заболевание. Лично я, к примеру. о немй ничего не знаю и слыхом не слыхивал, несмотря на то, что все-таки учился в мединституте.

— О психическом заболевании, которое именуется «бред лунной росы» я года два назад читал в журнале «Вестник советской психиатрии», — просто ответил Шура. — Помню, на меня еще большое впечатление произвели его необычные симптомы. К твоему сведению, Вацман, я давно интересуюсь психиатрией и всем, что с ней связано. И вовсе не зря — бывали случаи, когда полученные в этой области знания помогали мне в работе. Ведь, если подумать философски, Вацман, то практически любое преступление или правонарушение является в той или иной степени следствием какого-либо отклонения в психическом состоянии человека, отклонением от нормальной «программы» человеческого бытия, этических, нравственных норм и так далее. Это конечно, сложный вопрос, но я думаю, что когда-либо врачи-психиатры придут к такому же выводу и глубоко «копнут» эту проблему…

… Вечером во дворе у Галины Семеновны Палкиной было шумно и многолюдно — Холмов и Вацман давали прощальный ужин. За уставленным нехитрой домашней снедью столом сидело немало народу. Были здесь и председатель колхоза Тимофей Степанович Кобылко, и отставной замполит Антон Антонович Еропкин, и учитель физики Шмонов, и техник-осеменитель Петр Иванович Полуйкин с выздоровевшей супругой, и еще много сельчан, которые пришли попрощаться с гостями из славного города Одессы, ну и, заодно, конечно, выпить на шару. Сидел за столом и главный герой всей этой необычной истории подпасок Вовчик. Не подозревая о том, что в самом скором времени он окажется в районной психбольнице на принудлечении, Вовчик сжимал в своем огромном кулаке стакан с самогоном и внимательно слушал Антона Еропкина, который в этот момент провозглашал длинный витиеватый тост «за скорейшую гибель проклятого американского империализма и его пособника, международного сионизма». Не дождавшись окончания тоста, Дима залпом осушил свою стопку, встал из-за стола и, пошатываясь, вышел со двора на улицу. Было уже почти совсем темно. Прислонившись к забору, Дима с наслаждением вдыхал свежайший вечерний пахнувший разнотравьем воздух и немигающим взглядом смотрел на уходящие вдаль темные силуэты деревенских домов, в окнах которых горал свет, на черно-фиолетовое небо, где робко зажигались первые звезды. Где-то вдалеке лаяли собаки, а совсем рядом, под ногами стрекотал, призывая подругу к совокуплению, неугомонный сверчок.

— Эх, красота-то какая, — раздался за спиной Димы негромкий голос Холмова. — Ей-Богу, Вацман, выйду на пенсию — и перееду в деревню доживать свой век. Устроюсь куда-нибудь на пасеку сторожем или швейцаром в чайную…

— В наших деревнях неплохо разве что отдохнуть месяц-другой, летом или в крайнем случае поздней весной, — отозвался Дима. — А жить и работать в этом болоте круглый год — извини…

— Возможно ты и прав, — согласился Шура. доставая из кармана пачку «Беломора». Сделав пару затяжек, он скривился и с гримасой отвращения отбросил папиросу в сторону. — Фу, гадость какая! Скорей бы уже в Одессу, да родимой «Сальве» затянуться. Ладно, Вацман, пойду-ка я Ефросинье на прощанье пистон поставлю. Я недолго…

Рано утром следующего дня Дима и Шура, то и дело зевая и вяло передвигая с похмелья ноги, грузили в председателев «УАЗ» свои шмотки. (Тимофей Степанович любезно согласился подбросить их до Белгорода, так как ему все равно нужно было в город). Вместе с чемоданом и сумкой, друзья, пыхтя от натуги, погрузили в машину и два мешка с пятьюдесятью килограммами мяса убиенной Вовчиком коровы. Так, несколько оригинально, расплатился председатель с Холмовым за успешно проведенное расследование, жалуясь на отсутствие свободных денег в колхозной кассе. Одновременно, Тимофей Степанович выписал Шуре разрешение на реализацию говяжьего мяса на Белгородском колхозном рынке.

Когда Дима и Шура уже собирались садиться в машину, невесть откуда прибежала Фрося. Она бросилась к Холмову на грудь и, крепко обняв его, громко зарыдала, что-то несвязно бормоча. Шура растерялся, и, смутившись, тоже начал что-то говорить, поглаживая Фросю по плечу. Удивительное дело — к этой девушке, рядом с которой в Одессе он, как говорится, не сел бы рядом даже справлять большую нужду, Шура как-то по-своему привязался. О какой-то там любви, конечно, не могло быть я речи, но как женщина она Холмова вполне устраивала…

С большим трудом ревущую во весь голос Ефросинью удалось «отлепить» от Шуры и «Уаз» покатил по сонной еще деревенской улице. До Белгорода доехали вполне благополучно. Высадив друзей у мясного корпуса базара, председатель сердечно попрощался с Димой и Шурой и укатил в сторону районной психиатрической больницы, договариваться насчет Вовчика. Выгодно распродав к полудню всю говядину, Дима и Шура пообедали в кафе и отправились на вокзал. И вовремя — к их немалому удивлению нужный им поезд прибыл на станцию на час раньше, чем было указано в расписании.

— Вот это экспресс! — с восхищением произнес Холмов, глядя на грязные вагоны с обшарпанными табличками «Одесса-Новосибирск» на боках. — Известно, что у нас в стране поезда опаздывают сплошь и рядом, но чтобы приехать на час раньше…

Впрочем, очень скоро выяснилось, что похвалил Шура «суперэкспресс» абсолютно зря. Все дело было в том, что данный состав должен был быть в Белгороде еще почти сутки назад — он опаздывал на 23 часа. А тот состав, который должен был прибыть сегодня, задерживался на 18 часов. Тем не менее, друзьям удалось взять билеты на прибывший поезд, и вскоре они заняли свои места в вагоне.

— Прощай, немытая Россия! — с пафосом воскликнул Холмов, когда состав дернулся и стал медленно отходить от перрона. Приникнув к окну, Дима и Шура глядели, как мимо проносятся станционные строения. Неожиданно на стекле запыленного вагонного окна появилась размазанная капля, затем еще одна, еще и еще и вдруг как-то неожиданно в окно часто забарабанили крупные капли дождя, а где-то неподалеку, заглушив на мгновение стук колес, прогремел гром.

— Первая гроза, — подняв палец, многозначительно произнес Шура. — В дождь уезжать, Вайман — это очень хорошая примета. 3начит в Одессе нас ждет удача.

— Дай-то Бог, — вздохнул Дима.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШУРЫ ХОЛМОВА И ФЕЛЬДШЕРА ВАЦМАНА