"Время надежд" - читать интересную книгу автора (Берристер Инга)

6

– Ого, ну вы и нагрузились! – Дженни Раис с любопытством уставилась на забитую до отказа тележку, которую Мейбл катила к кассе супермаркета.

Мейбл стиснула зубы и растянула губы в фальшивой улыбке. Вот уж кого она меньше всего хотела бы сегодня встретить! Дженни Раис, худощавая угловатая женщина сорока с лишним лет, железной рукой правившая своей семьей и мужем, была уверена, что достигла совершенства во всех областях, и не скрывала пренебрежения к тем, кто не соответствовал ее взыскательным требованиям. Но самое главное – Дженни была ходячим собранием всех местных сплетен.

Мейбл всегда чувствовала, что Дженни относится к ней с подозрением. Видимо, сыграло свою роль то, что Мейбл не замужем, да и выглядела она слишком молодо, чтобы иметь взрослую дочь.

– Ждете гостей? – с фальшивым дружелюбием поинтересовалась сплетница. Бегающий взгляд с любопытством изучал содержимое тележки Мейбл.

– Не совсем, – холодно ответила Мейбл.

– А, значит, заранее покупаете продукты к Рождеству? – не унималась Дженни. – Судя по запасам, Одри, конечно, приедет домой на праздники?

Не удостоив Дженни ответом, Мейбл решительно толкнула вперед тележку. Нелепо, конечно, что она чувствует себя виноватой – как же, утаила правду от сплетницы! – но еще нелепее, что становилось неуютно от мысли, как разыгралось бы любопытство Дженни, узнай та подробности.

В конце концов, я же свободная женщина, мне тридцать шесть лет, и кому какое дело, если мне вздумается пригласить мужчину пожить в моем доме?

Впрочем, нетрудно представить, как преподнесла бы новость Дженни. Щедро приукрашивая действительность и немало добавляя от себя, она бы стала фальшивым голосом уверять, что не имеет в виду ничего дурного, и отношения Мейбл и ее жильца совершенно невинны, в то же время опровергая свои слова плохо завуалированными намеками и сальным подтекстом.

Мейбл уже доводилось видеть Дженни в действии, и была возможность убедиться: эта женщина – мастерица раздувать истории и создавать проблемы.

Впрочем, если даже обо мне пойдут сплетни, какая разница? Почему меня это волнует? – спрашивала себя Мейбл по дороге домой. Отца нет в живых, его уже ничто не ранит, а Одри – современная девушка, она смотрит на вещи по-другому. Слухи, что у ее матери с кем-то связь, вызовут у Одри только смех.

Что касается самой Мейбл, то ей было, конечно, небезразлично мнение друзей, но настоящие друзья слишком хорошо ее знают, чтобы прислушиваться к сплетням Дженни. Кроме того, они сами не раз уговаривали ее перестать, наконец, прятаться от жизни. Самые откровенные так и говорили: «Найди себе подходящего мужчину и пользуйся тем, чем тебя щедро одарила природа, пока еще не поздно».

Как знать, может, они были правы, а Мейбл ошибалась. Возможно, она слишком долго прожила с отцом и, сама того не замечая, переняла его принципы.

Иногда одинокие или разведенные подруги по секрету рассказывали Мейбл о своих коротких интрижках, а то и связях на одну ночь, и при этом ни одна не испытывала ни малейшего смущения или угрызений совести. Так почему же я должна стыдиться? – уговаривала себя Мейбл. Я ни перед кем не обязана отчитываться. Кроме того, для здоровой женщины мой образ жизни можно считать даже вредным. Возможно, будь я тогда постарше, и будь мой первый сексуальный опыт с Ларри более удачным, я бы не так легко уступила воле отца, подавляя собственные желания едва ли не раньше, чем они успели возникнуть.

После долгих лет неустанного подавления любых проявлений собственной сексуальности, это стало второй натурой Мейбл, вошло в плоть и кровь, вроде как привычка не горбиться и втягивать живот, и теперь она делала это автоматически, не задумываясь.

Точнее, раньше делала. Вероятно, за годы, прошедшие после смерти отца, ее самоконтроль немного ослаб, потому что она самонадеянно вообразила, будто в свои годы уже не может страдать от тоски и одиночества, как бывало лет в двадцать. А, может, просто утратила бдительность. Трудно сказать, какое из предположений верно, но результат налицо – ее реакция на Ричарда.

Когда Мейбл вернулась домой, место, где прежде стоял «бентли», пустовало. У женщины упало сердце. Неужели Ричард передумал и уехал, не предупредив ее? Может, он вернулся в Лондон?

Отпирая дверь черного хода, Мейбл все время повторяла себе, что это к лучшему. Уехать было бы самым разумным шагом с его стороны, и она ничуть не расстроится, но… Но все же, когда Мейбл открыла дверь и увидела на кухонном столе записку от Ричарда, у нее пересохло в горле и засосало под ложечкой. Она дрожащими руками взяла листок и быстро пробежала его глазами.

«Поехал в Честер выяснить, нельзя ли в тамошней библиотеке позаимствовать кое-какой материал для книги».

Мейбл подвинула стул и села. Она почувствовала легкое головокружение и странную слабость в ногах и тут же сказала себе, что это вовсе не от облегчения. Но почему, распаковывая привезенное из супермаркета и раскладывая все по местам, она все время прислушивалась, не подъезжает ли машина, не слышны ли шаги на дорожке?

Мейбл давно покончила с покупками, а Ричард все не возвращался. Она не смогла заставить себя заняться каким-нибудь делом и беспокойно мерила шагами кухню. Злясь на себя, раздраженно пробормотала вслух:

– Это никуда не годится, тебе тридцать шесть, а ведешь себя, как шестнадцатилетняя девчонка! Можно подумать, ты в него влюбилась.

Вдруг она остановилась как вкопанная и зябко поежилась.

Придет же в голову такая нелепость! Конечно, я не влюбилась, для этого я слишком стара и слишком рассудительна. Женщины моего возраста не влюбляются, как девчонки. Да и вообще мы с Ричардом едва знакомы.

Это верно, и все же я рассказала ему о себе гораздо больше, чем рассказывала даже самым близким друзьям.

Напрасно Мейбл пыталась отвлечься от этого волнующего вопроса, забыть о нем было так же невозможно, как, например, о больном зубе.

– Знаешь, чем ты занимаешься? – вслух отчитала она сама себя. – Самовнушением. Ты внушаешь себе мысль, что влюблена в него!

Лучший способ выкинуть из головы ненужные мысли – это заняться делом, рассудила Мейбл и решительно направилась в кабинет. Но, открыв дверь, она изумленно застыла на пороге. Комната сияла чистотой, вымытые окна блестели, на ковре ни пылинки. Вещи, которые она откладывала в сторону, чтобы вынести, аккуратно сложены в углу, каминная решетка установлена на место, а старое латунное ведерко для угля сияло как солнце. На письменном столе зачехленная пишущая машинка. Для завершения картины не хватало только занавесок.

Да, заявив, что вполне способен управиться с тряпкой и пылесосом, Ричард нисколько не преувеличил. Но вопреки всякой логике Мейбл не испытала облегчения оттого, что ей не нужно заниматься уборкой. Наоборот, она чувствовала огорчение, почти негодование, словно, наведя порядок самостоятельно, Ричард тонко намекал, что не нуждается в помощи Мейбл и ей нет места в его жизни.

Но она вовсе не стремилась занять в его жизни какое-то место. Она не желала связываться с мужчиной, который, хотя и мог доставить ей недолгое наслаждение в постели, никогда бы не смог удовлетворить более важные глубинные потребности. Ричард не мог дать ей любви и эмоциональной стабильности – того, о чем Мейбл всегда мечтала в глубине души, хотя и не признавалась в этом даже самой себе.

Стоп. Мои мысли опять приняли опасное направление. Если продолжать в том же духе, меня не ждет ничего хорошего, только душевная боль и бесполезные копания в собственном сердце. Я довольна своей жизнью, разве нет? Довольна… насколько может быть довольна разумная женщина моего возраста.

Многие из ее подруг вступали в брак, думая, что это дорога, ведущая к счастью. Ну и что, многие ли из них по-настоящему счастливы, счастливы так, как они мечтали? Единицы. И хотя Мейбл порой завидовала, что у них есть мужья, гораздо чаще ей приходилось выслушивать жалобы подруг на неудовлетворенность жизнью. Так что она не раз подумывала, что ей повезло больше, чем им.

Отношения между мужчиной и женщиной, о которых она когда-то страстно мечтала, на деле оказались фикцией, такие отношения не существуют в реальности. Идеальных партнеров, безупречно подходящих друг другу во всех отношениях, просто не бывает, и глупо было бы думать иначе.

Однако следовало признать, что среди подруг Мейбл были и по-настоящему счастливые женщины – те, чей брак развился в совершенно иные отношения по сравнению с теми, о каких они когда-то мечтали. Мужья этих женщин стали для них не только любимыми, но и настоящими друзьями, несмотря на неизбежные различия и разочарования.

Мейбл отвернулась к окну, глядя перед собой невидящим взором. Устраивает ли ее перспектива провести остаток жизни в одиночестве? У Одри своя жизнь, и Мейбл не хотела привязывать дочь к себе, даже если бы это было возможно. Какой же у нее выбор? Ровные, устойчивые отношения с одним из мужчин, которых она уже знает? Среди ее знакомых были два-три человека, которые ясно дали понять, что хотят от нее большего, чем дружба, и которые, будучи свободными, готовы связать с ней жизнь.

Женщина снова заметалась по комнате. Беда в том, что как бы эти мужчины ей ни нравились, ни одного из них она не желала, ни с одним не стремилась разделить ту близость, которая возникает в браке.

В таком случае что ей еще остается? Роман? Серия скоротечных связей? Нет, это ее никогда не привлекало. Хотя Мейбл не раз с любопытством, а порой и с недоверием слушала рассказы более искушенных подруг об их отношениях с мужчинами. Чем больше она слышала, тем больше ее подавляло сознание собственной неопытности. Может, по годам она и зрелая женщина, в смысле жизненного опыта она осталась невежественной, как шестнадцатилетняя девочка. Сколько ни слушай чужих рассказов, собственного опыта они не прибавят.

Если мужчина захочет лечь с ней в постель, он, естественно, предполагает, что партнерше хватит знаний и мастерства позаботиться о собственном удовольствии и в немалой степени – о его. Мейбл слышала, что мужчины, особенно в возрасте, довольно эгоистичные любовники. Как беззлобно заметила одна из самых откровенных ее подруг: «Они рассчитывают, что ты возьмешь на себя самую трудную часть, а им останется только наслаждаться результатами. Нет уж, мне подавай мужчин помоложе! Пусть у них меньше опыта, зато они с лихвой компенсируют этот недостаток энтузиазмом!»

Но Мейбл почему-то не тянуло завязывать отношения с мужчинами моложе себя, возможно, для этого ей просто не хватало уверенности.

Нет, она хочет другого. Ей нужен…

Ей нужен Ричард.

Мысль змеей закралась в сознание, заставив Мейбл вздрогнуть и крепко обхватить себя руками. Это не любовь, это заурядная похоть, упрямо твердила себе Мейбл, и, вероятно, лучший выход – просто лечь с этим мужчиной в постель, а потом навсегда выбросить его из головы.

Лечь в постель с Ричардом. При одной этой мысли ее охватил трепет. Мейбл попыталась убедить себя, что на самом деле не хочет и не собирается делать ничего подобного. Случайные связи – не для нее, в это она твердо верила. Кроме того, Ричард, наверное, ее уже не хочет. Если даже его не оттолкнуло ее вчерашнее поведение, то сегодняшние глупые признания в сексуальной неопытности оттолкнут наверняка. Да, смело можно считать себя в безопасности от любых посягательств с его стороны.

Но не следует ли ей опасаться самой себя? Что, если ее самообладание даст трещину?

Мейбл глубоко вздохнула. Что ж, если это случится, нужно только постараться держаться от Ричарда как можно дальше, причем лучше начать прямо сейчас.

В кабинете делать больше нечего, но ей еще нужно прибраться в спальне, постелить там постель, повесить чистые полотенца в ванную. Ричард сможет переселиться уже сегодня вечером, отведенные ему апартаменты находятся в противоположной части дома от спальни Мейбл, и там гостю гарантировано уединение. У Ричарда будет отдельная ванная, и Мейбл, умываясь по утрам, не будет всякий раз ощущать в ванной запах его одеколона… Ее не будут мучить эротические видения, она не будет представлять себе его обнаженное тело, мускулистое, гибкое и очень притягательное…

Нужно немедленно прекратить об этом думать, иначе она сойдет с ума! Мейбл стремительно развернулась и направилась к лестнице.

В половине седьмого, когда женщина уже решила, что Ричард воспринял ее нежелание находиться в его обществе чересчур серьезно и поэтому не появится до позднего вечера, на подъездной аллее, наконец, послышался шум мотора приближающегося автомобиля.

Мейбл так и не переоделась, она была в тех же джинсах и свитере, в которых ходила днем. С какой стати ей наряжаться для Ричарда? Совершенно незачем. И все же, перед тем как спуститься вниз, Мейбл придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале и удрученно заключила, что может считать себя в полной безопасности. Ей явно не грозят ухаживания Ричарда. Какой мужчина, будучи в здравом уме, найдет что-нибудь привлекательное в одетой в старые джинсы и мешковатый свитер тощей коротышке, у которой к тому же волосы торчат во все стороны непослушными кудряшками?

Мейбл не догадывалась, что стороннему наблюдателю сразу бросалось в глаза другое: естественная чистота кожи, точеные черты лица, нежная шелковистость волос и, конечно, удивительная соблазнительность гибкой фигурки, облаченной в обтягивающие джинсы и подстегивающий воображение широкий свитер. Но Мейбл этого не замечала. Заключив, что ее внешность не даст Ричарду повода думать, будто она переменила решение, женщина решительно направилась вниз.

Когда Мейбл спустилась, Ричард уже был в кухне. Он бросил на нее странный взгляд, значение которого Мейбл не смогла расшифровать. Вероятно, мистер Барраклоу в душе посмеивается надо мной, решила она и опешила, когда Ричард негромко заметил:

– Знаете, я совсем забыл, как приятно, когда есть к кому возвращаться. Впрочем, вам наверняка это и без меня известно. – После короткого молчания, когда Мейбл еще не успела ничего придумать в ответ, он задумчиво добавил: – Наверное, вы скучаете по отцу и Одри.

Уж не жалеет ли он меня, одинокую самостоятельную женщину? Мейбл с вызовом вскинула голову, но, не увидев в глазах Ричарда ни жалости, ни насмешки, тихо призналась:

– Да, по правде сказать, скучаю.

– Вы еще достаточно молоды, чтобы выйти замуж, завести еще детей…

– Мне тридцать шесть лет, – оторопело пробормотала Мейбл, не в силах скрыть изумления.

– Ну и что? Женщины, случается, рожают первого ребенка и в сорок два. Многие в двадцать и тридцать лет заняты только карьерой, и только позже начинают понимать, что для счастья одной карьеры недостаточно, нужна и семья. Или вы просто не хотите больше иметь детей? Я еще могу понять, почему вы не стремитесь завести мужа, но детей… – добавил он, вконец озадачив Мейбл.

Дети… Она никогда даже не задумывалась об этом. Ну, может быть, совсем давно, когда Одри была еще маленькой, Мейбл посещала мысль, что было бы хорошо, если бы Одри не была единственным ребенком, но когда дочь достигла подросткового возраста, а тем более сейчас… Мейбл скорее подумывала не о собственных детях, а о внуках, которых в один прекрасный день подарит ей Одри. И все же, как верно заметил мистер Барраклоу, женщины заводят детей и в более позднем возрасте.

– Я как-то об этом не думала, – солгала она, отворачиваясь от Ричарда. – Я определенно не испытываю потребности заводить еще одного ребенка без отца. С Одри мне повезло, она ни разу не упрекнула меня, что ей пришлось расти, не зная отца.

– Вы его очень любили?

Ричард снова удивил ее. Мейбл не привыкла к такому вопросу. Ларри остался так далеко в прошлом, что иногда ей было даже трудно вспомнить, что она к нему чувствовала, но она знала, что это не была любовь женщины к мужчине. Они же были детьми, как можно говорить о настоящей любви?

– Он был моим другом, – честно призналась Мейбл. – Подростком я воспринимала все слишком серьезно, может, оттого, что была очень одинока. Ларри… он казался мне особенным, но я не любила его как мужчину.

Ну вот, снова наговорила больше, чем собиралась. Мейбл посмотрела Ричарду прямо в глаза. И, к немалой досаде, увидела в них сочувствие.

– Все это было так давно, что теперь не имеет никакого значения. Я подготовила вам отцовскую спальню. Там есть своя ванная. Ужин еще не готов. Я не знала, вернетесь ли вы.

Все время, пока она говорила, точнее, тараторила, Мейбл чувствовала на себе изучающий взгляд Ричарда. Должно быть, он изучает меня с интересом, уныло подумала Мейбл. Еще бы, я наверняка кажусь ему диковинным экземпляром. Недалекая особа, которая ухитрилась зачать ребенка в результате единственной близости с мужчиной и никогда не жила полноценной жизнью. Да, конечно, ему есть на что смотреть внимательным, задумчивым взглядом, под которым я чувствую себя ужасно неуютно и почему-то становлюсь особенно уязвимой.

– А что, если нам поужинать в каком-нибудь ресторанчике? У меня возникла проблема: исследования дали такой богатейший материал, что я в раздумье, не ограничиться ли в этой книге лишь коротким отрезком жизни Хьюго, а продолжить в следующей? Мне нужно с кем-то посоветоваться. Понимаю, с моей стороны, это чистейший эгоизм, но я подумал, не согласитесь ли вы в обмен на ужин побыть моим слушателем?

– Я? Но какой из меня советчик? Я же ничего не понимаю в писательской кухне. Может быть, ваши издатели?..

– Всегда полезно выслушать мнение другого человека, даже если оно лишь поможет прояснить собственные мысли. Вы ведь уже знакомы с моим персонажем, так что ваше мнение будет для меня особенно ценно. По-моему, у вас вообще склонность принижать себя, – строго добавил он. – Если вы не желаете ценить себя по заслугам, то, по крайней мере, не лишайте других этой возможности.

Мейбл от изумления не нашлась, что сказать.

– Я еще не заказал столик, – продолжал Ричард, – потому что не знал, свободны ли вы вечером и согласитесь ли мне помочь.

Он повернул дело так, что Мейбл стало неловко отказаться или притвориться, будто у нее уже есть планы на вечер.

– Мне нужно переодеться, – неуверенно сказала она.

– Хорошо, мне тоже. У вас есть какие-то пожелания, куда нам пойти?

– Как вы относитесь к французской кухне? Здесь неподалеку есть французский ресторанчик.

– Отлично. Как он называется? Я позвоню и закажу столик.

Мейбл ответила и ушла переодеваться. У нее вдруг возникло ощущение, будто она отныне не управляет своей жизнью.

Через полчаса Мейбл стояла перед зеркалом в красном платье из джерси. Платье это, купленное прошлой зимой по настоянию Одри, было одной из немногих нарядных вещей в ее гардеробе. Мейбл нахмурилась. Что я делаю? Ричард вполне доходчиво объяснил, зачем ему нужна моя компания, но я-то, почему я согласилась? Разве у меня есть полная уверенность, что удалось окончательно выкинуть из головы вредные и в высшей степени опасные мысли, которые терзают меня с тех самых пор, как я впервые увидела Ричарда?

Конечно, есть!

Ресторанчик, принадлежавший дружной французской семье, был небольшим и очень уютным. Как только Мейбл и Ричард вошли, хозяева сразу узнали гостью, хотя она бывала у них всего несколько раз. Владелец ресторана – колоритная личность, жизнерадостный и словоохотливый, типичный француз – поспешил им навстречу и радостно воскликнул:

– О, наконец-то мы имеем счастье лицезреть мужа прекрасной леди, которая всегда обедает только с подругами. Я давно говорил своей благоверной, что такая женщина не может быть не замужем. Когда мадам появляется, все посетители-мужчины забывают о еде.

Щеки Мейбл стали пунцовыми, но не успела она открыть рот, чтобы исправить ошибку, как Ричард легонько тронул ее за руку. Мейбл вопросительно взглянула на спутника, который тихо, чтобы слышала только она, прошептал:

– На вашем месте я бы не стал обращать внимания на маленькое недоразумение, иначе ситуация станет еще более неловкой. Разумеется, если вы не собираетесь заявить, что в наше время женщине для полного счастья не обязательно нужен мужчина.

Она покачала головой и последовала за улыбающимся французом. Хозяин усадил их за столик в уютном алькове, приглушенное освещение и зажженные свечи на столе создавали романтическую атмосферу.

– Не представляю, с чего он решил, будто мы муж и жена, – сказала Мейбл, как только они сделали заказ и остались одни. Ей было очень неловко. – Я даже не ношу обручальное кольцо.

– Не думайте об этом, – откликнулся Ричард. Взглянув на проходившую мимо них пару, он вдруг нахмурился.

Мейбл оглянулась посмотреть, что привлекло его внимание. Она увидела, как в нескольких футах от них официант усаживал за столик мужчину лет пятидесяти пяти и девушку немногим старше Одри, причем с первого взгляда было ясно, что эту пару связывают отнюдь не семейные отношения.

– Вот то, что меня всегда раздражает, – тихо сказал Ричард. – Спросите любого из них, и они наверняка ответят, что любят друг друга и разница в возрасте не имеет значения. Однако почему-то их доводы не слишком убедительны, и создается впечатление, будто он купил ее молодость, чтобы демонстрировать всем и каждому как трофей. А она продала себя, потому что гораздо легче быть любимой игрушкой снисходительного старика, чем трудиться над созданием отношений с ровесником, который к тому же наверняка беднее.

Неприязнь, сквозившая в голосе Ричарда, настолько точно отвечала ее собственным мыслям, что Мейбл удивилась. Ричард расценил ее удивление по-своему.

– Вы не согласны?

– Согласна, но… просто непривычно слышать это из уст мужчины. От женщины – да, но такое впечатление, что мужчины слепнут и глохнут, когда дело касается их тщеславия. Спросите любого джентльмена за сорок, верит ли он всерьез, что девушка восемнадцати-двадцати лет может полюбить пятидесятилетнего – полюбить его самого, а не его банковский счет, и он тут же ответит «да», и бесполезно убеждать его в обратном.

Официант принес первую перемену блюд, и за столом на время установилось молчание. Когда они снова остались одни, Ричард наклонился над столом и тихо спросил:

– Похоже, Мейбл, вы не слишком высокого мнения о сильном поле? Мы, знаете ли, не все слепы. И далеко не всех ранимое самолюбие побуждает покупать хорошенькую куколку, чтобы хвастаться ею перед приятелями.

– Да, я знаю, – согласилась Мейбл, – именно поэтому я так расстроилась, когда решила, что вы и Одри…

Она резко замолчала. Господи, что я говорю! Но было поздно. Бросив на нее проницательный взгляд, Ричард ровным голосом поинтересовался:

– Продолжайте, Мейбл, что вы решили?

Женщина лихорадочно пыталась придумать какое-нибудь безопасное замечание, но как назло ничего не приходило в голову, и она буквально слышала, как иссякают секунды, а вместе с ними – терпение Ричарда. Он требовал ответа, и она почти чувствовала молчаливое давление с его стороны. Выхода не было. Даже если бы ей удалось придумать подходящую отговорку, Мейбл знала, что ей не хватит уверенности солгать достаточно убедительно.

– Мне казалось… Я считала… Понимаете, Одри не…

– Вы решили, что мы с Одри – любовники, – безжалостно закончил Ричард, прервав ее жалкие попытки объясниться.

– Да, я так думала, но только потому…

Мейбл собиралась сказать, что истолковала восторженные отзывы Одри о Ричарде как результат влюбленности, а не как попытку подготовить мать к встрече с потенциальным постояльцем. Но Мейбл вовремя вспомнила, что Ричард считает, будто она сама пригласила его, и если сейчас рассказать правду, то тем самым можно выдать Одри.

– Почему, Мейбл? – поторопил Ричард. – Потому что я с ходу показался вам мужчиной, который способен связаться с молоденькой девушкой вроде вашей Одри? С девушкой, которой я гожусь в отцы?

– Но…

Мейбл совсем растерялась. Ясно, что Ричард взбешен, и в этом нет ничего удивительного.

– Ладно, я еще могу понять, почему вы решили, что меня соблазнили красота и молодость Одри. Но чего я абсолютно не понимаю, так это как вам могло прийти в голову, что Одри заинтересуется мной?

– Я считала… Я думала, что вы моложе.

– Моложе?! – Ричард нахмурился. – Конечно, фотографии на суперобложках несколько устарели, но…

– Хотя Одри – разумная девушка, она могла… Я беспокоилась… Кажется, некоторые ее ровесницы ищут любовника-отца…

– Некоторые – да, но не Одри.

– Простите, если я вас оскорбила, – жалко пролепетала Мейбл. Ошеломленная неожиданным замечанием Ричарда по поводу странной парочки, она напрочь забыла о необходимости держать язык за зубами и стала говорить, что думала.

– Я тоже прошу прощения, – холодно сказал Ричард, отодвигая тарелку с недоеденными закусками.

Мейбл обнаружила, что у нее совершенно пропал аппетит. Когда подошел официант, чтобы унести закуски, и озабочено нахмурился – еда осталась почти нетронутой, – Мейбл почувствовала себя еще более виноватой.

– Я не догадывался, что вы подумаете… Да, Одри милая, красивая, умная, живая. С эстетической точки зрения мне всегда приятно смотреть на таких девушек, но в смысле секса… Она все еще девочка, но я-то не мальчик.

Ричард замолчал, дожидаясь, пока официант расставит тарелки с горячим.

С каждым его словом Мейбл все острее чувствовала стыд и угрызения совести за то, что недооценила его. Уж лучше бы Ричард взорвался, вышел из себя, однако он оставался внешне спокоен, но Мейбл почти физически ощущала исходящую от него неприязнь, смешанную с недоверием, и от этого становилось еще тяжелее.

Как только официант удалился, Ричард продолжил.

– Как я уже говорил, в смысле секса Одри меня абсолютно не интересует. Фактически… Мейбл не могла заставить себя посмотреть на собеседника. К своему ужасу, она почувствовала, что на глазах выступили слезы и вот-вот прольются. Мейбл опустила голову и уставилась в тарелку, отчаянно моргая глазами. Вечер и без того не удался, не хватало еще, чтобы она в довершение всего разревелась.

Но остановить слезы было уже невозможно, они медленно покатились по щекам. От стыда и смущения лицо ее так пылало, что Мейбл могла только удивляться, как слезы не обратились в пар. Она попыталась еще ниже опустить голову, но эта мера запоздала.

Мейбл услышала, как Ричард тихо выругался. Через мгновение он встал и решительно сказал:

– Пойдемте. Этот вопрос нам лучше обсудить без свидетелей.

Мейбл попыталась возразить, но как-то вдруг оказалось, что Ричард уже ведет ее к выходу, обнимая за талию, чуть ли не утешая и явно заслоняя от любопытных взглядов других посетителей. Мейбл слышала, как, расплачиваясь по счету, он что-то говорил хозяину насчет плохого самочувствия жены. Ей хотелось только одного: как можно скорее убраться из этого ресторана, а заодно избавиться от общества Ричарда.

Она поставила себя в неловкое положение, и, можно не сомневаться, его тоже. Мало того, что она ему наговорила, так еще и расплакалась в общественном месте…

Ночной воздух оказался холодным, и Мейбл вздрогнула. Ричард тут же – почти автоматически, словно они и вправду были женаты и он проделывал это уже сотни раз, – обнял ее, привлекая к себе.

– Вы замерзли, – констатировал он. – Пошли скорее в машину.

До места, где он оставил автомобиль, было минут пять ходьбы, и, хотя Мейбл тактично попыталась отстраниться, Ричард не собирался ее отпускать.

– Простите, что я вела себя так глупо, – пробормотала Мейбл, когда Ричард галантно открыл перед ней дверцу машины.

– Не извиняйтесь, я сам во всем виноват, это я вас расстроил.

Он обошел капот и сел за руль.

– Вы имели все основания на меня сердиться.

– Сердиться? – Пристегивая ремень безопасности, Ричард повернулся к Мейбл и нахмурился. – Я не сержусь. Разочарован – да, задет – возможно, потому что вы меня недооценили, но не сержусь.

– Мне не следовало ничего говорить, я…

– Я рад, что вы рассказали, – перебил Ричард. Помолчав, он мягко спросил. – Одри знает, что вы приняли нас за любовников?

– Да, – тихо призналась Мейбл. – Я все не могла понять, почему вы не стремитесь остаться наедине. Одри это показалось забавным, она хотела сразу же рассказать вам, но я попросила ее не делать этого.

Мейбл вдруг зевнула. Эмоциональное напряжение и усталость брали свое, и она внезапно поняла, что совсем обессилела.

– Вы устали, – заметил Ричард. – И не удивительно, после того, как пытались передвинуть этот чертов стол, а потом еще готовили для меня спальню.

– Мне, между прочим, не семьдесят шесть, а всего тридцать шесть, – сухо парировала Мейбл.

Ричард задумчиво посмотрел на нее.

– А знаете, сейчас в первый раз вы сказали что-то хорошее о своем возрасте. Вы выглядите моложе многих тридцатилетних и при этом изо всех сил пытаетесь создать впечатление, будто вам лет на двадцать больше, чем на самом деле. Вы держитесь с людьми не как молодая привлекательная женщина, а как женщина, чьи лучшие годы уже позади. Большинство ваших ровесниц были бы просто оскорблены, если бы кто-то предположил, что они сексуально, так сказать, выдохлись.

– Я не из большинства, – натянуто возразила Мейбл. – Мой отец…

– Знаю, ваш отец как будто надел на вас пояс целомудрия, – перебил Ричард. – Когда родилась Одри, вы были шестнадцатилетней девчонкой, и я догадываюсь, что за прошедшие годы вы остались такой же неопытной в сексуальном отношении, как до ее рождения.

Разум Мейбл забил тревогу: не следует беседовать с Ричардом на тему, в которой слишком много скрытых ловушек.

– Если вы собираетесь спросить, почему я никогда не пыталась расширить свой сексуальный опыт, отвечаю: по-видимому, я просто от природы лишена чувственности, – выпалила она на одном дыхании. – И прошу вас, нельзя ли сменить тему? Кажется, вы пригласили меня на ужин, чтобы обсудить вашу новую книгу.

– Лишена чувственности… – задумчиво повторил Ричард, пропустив мимо ушей вторую половину ее речи. – Могу предложить другое объяснение: отец заставил вас чувствовать себя виноватой и стыдиться своей сексуальности, так что вам пришлось подавлять ее в себе.

– Как бы то ни было, теперь это не имеет значения! – перебила Мейбл. – В конце концов, маловероятно, чтобы я в тридцать шесть лет…

– Снова вы о своем возрасте. Что маловероятно? Что вы влюбитесь? А почему бы и нет, собственно? Каждый день на свете влюбляются тысячи людей.

– Подростков или двадцатилетних…

– Не только, – безжалостно перебил Ричард. – Влюбляются не только те, кому меньше тридцати. Мой дядя, например, никогда не был женат и не хотел жениться, и вдруг, когда ему минуло шестьдесят пять, он отправился в кругосветное путешествие, познакомился на корабле с весьма симпатичной леди, влюбился и женился. Они недавно отпраздновали десятилетнюю годовщину свадьбы, и, представьте себе, любят друг друга не меньше, чем в первый год. Предваряя ваш вопрос, отвечаю: жена старше дяди на три года. До встречи с ним ей жилось не сладко, муж обращался с ней жестоко, а потом и вовсе бросил одну с пятью детьми. Пережитые трудности наложили свой отпечаток на ее лицо, но именно ее ранимость и одновременно сила как раз и привлекли моего дядю. Поймите, Мейбл, любовь – вовсе не привилегия юных, да и как может быть иначе? В конце концов, разве не справедливо считают, что молодежь часто принимает любовь как должное и не умеет ее ценить? Люди постарше тоже способны любить.

– Даже тридцатишестилетние? – пролепетала Мейбл.

– Да, даже такие старики, как тридцатишестилетние, – с усмешкой подтвердил Ричард.

Растерявшись, Мейбл посмотрела ему в глаза. Это было ошибкой. Ее сердце сбилось с ритма и почему-то вдруг стало трудно дышать.

Собирается ли Ричард поцеловать меня? Если да, то как себя вести? – в панике думала Мейбл. Смогу ли я держать себя в узде? Охваченная паникой, Мейбл напряженно застыла на сиденье. Ричард улыбнулся и повернул ключ зажигания.

Мейбл поняла, что он не собирается ее целовать. Тем лучше, сказала себе женщина. Я рада, да, именно рада, что мистер Барраклоу наконец завел мотор и положил конец опасному разговору, а острое разочарование, охватившее меня, – ерунда, просто игра воображения.

Они выехали на шоссе. За окном было темно, и Мейбл снова зевнула. На нее навалилась усталость – следствие бессонных ночей и эмоционального напряжения. Мейбл положила голову на спинку сиденья. Я не буду спать, только на несколько минут закрою глаза, чтобы расслабиться…

Ричард посмотрел на спящую спутницу и отметил про себя, что Мейбл отвернулась от него даже во сне.

Новость, что она считала его любовником Одри, ошеломила Ричарда. Впрочем, каким бы нелестным для него ни было ее заблуждение, оно многое объясняло.

Ричард все смотрел на спящую женщину и не мог отвести глаз. Может, я рехнулся? Мейбл явно не собирается впускать меня в свою жизнь, но не похоже, чтобы она была ко мне совсем равнодушна. Неужели отец так сильно подавил ее женскую природу, что последствия необратимы? Мейбл считает себя женщиной, лишенной чувственности, однако ее тело говорит совсем другое.

Но сможет ли она когда-нибудь признать… Что признать? Что я почти влюбился в нее, еще не видя, по одному лишь описанию Одри, и первого взгляда оказалось достаточно, чтобы подтвердить то, что я инстинктивно чувствовал? Даже если Мейбл это признает, то как отнесется? Не будет ли ей безразлично? Она отвечала на мои поцелуи, но сексуальный отклик – еще не любовь. Это и к лучшему, что ее отца уже нет в живых, думал Ричард, мы никогда не смогли бы стать друзьями. Этот человек нанес слишком большой вред Мейбл, разрушил ее самооценку, больно ранил ее, пусть даже руководствовался исключительно добрыми целями. Благими намерениями, известно, куда выстлана дорога. В ад.

Когда «бентли» остановился у дома, Мейбл все еще спала. Ричард вышел из машины и, достав ключи, которые накануне вручила ему Мейбл, отпер дверь черного хода. Потом вернулся, открыл дверцу и тихо окликнул Мейбл по имени. Женщина что-то пробурчала, чуть нахмурилась, но не проснулась.

Здравый смысл подсказывал Ричарду окликнуть ее погромче и слегка встряхнуть, но где это видано, чтобы влюбленный мужчина, будь ему даже сорок один год от роду, подчинялся здравому смыслу? Ричард наклонился, отстегнул ремень безопасности и осторожно поднял Мейбл на руки.

Она оказалась легче его крестницы-подростка, что, впрочем, не удивительно, потому что Мейбл и ростом была на полголовы ниже. Сестрам Мейбл должна понравиться. Они вечно наседают на меня, чтобы я женился, корят за разборчивость и пугают, что я медленно, но верно превращаюсь в капризного старого холостяка.

Пока Ричард нес Мейбл к дому, она во сне сладко вздохнула и спрятала лицо у него на груди. Ощутив на шее ее теплое дыхание, Ричард почувствовал, как его окатила горячая волна желания, лишний раз напомнив, что Купидон охотится не только за юными, а посылает свои стрелы и в солидных мужчин. Но, к сожалению, Ричард не мог себе позволить отнести Мейбл в постель и заняться с ней любовью, уступив настоятельным требованием своего тела.

Он не мог себе позволить даже снова поцеловать ее – прежде необходимо завоевать ее доверие, восстановить ее уверенность в себе. Нужно сначала установить между ними чисто человеческое взаимопонимание, и только потом показать Мейбл, как ему хочется, чтобы она полюбила его как женщина мужчину.

Вот почему, едва войдя в дом, Ричард довольно резко поставил Мейбл на ноги, отчего она проснулась и непонимающе захлопала глазами.

Что происходит? Последнее, что помнила Мейбл, это как она села в машину. Что я делаю в столь поздний час на кухне и почему стою так близко к Ричарду, что слышу биение его сердца?

Мейбл оглянулась и посмотрела на все еще раскрытую дверь черного хода. Неужели я вошла в дом и сама этого не помню?

– Я вас принес, – ответил Ричард на невысказанный вопрос. – Я пытался вас разбудить, но вы слишком крепко спали.

Он нес меня на руках! Мейбл снова подняла глаза на Ричарда. Она еще не до конца проснулась, а тело все еще хранило тепло его тела. Как ей не хотелось отодвигаться от Ричарда, как было бы хорошо стоять так и стоять…

Мейбл посмотрела на рот Ричарда, и ее губы невольно приоткрылись, словно моля о поцелуе. Ричард посмотрел в лицо женщине. Он понял, что если прикоснется к ней, то не сможет остановиться.

Он внезапно отступил, и Мейбл так же внезапно осознала, что делает, на что напрашивается, и ужаснулась. Господи, я же чуть не умоляла поцеловать меня! Не удивительно, что Ричард так угрюм. Что он обо мне подумает?

Мейбл инстинктивно попятилась, не в силах поднять на него глаза и бормоча:

– Я устала. Если не возражаете, я лягу спать.

Только позже, уже лежа в кровати и почти засыпая, Мейбл вспомнила, что никто из них так толком и не поел. Она-то меньше всего думала о еде, но Ричард…

Ничего страшного, он взрослый человек, успокоила она себя. Если проголодается, может спуститься на кухню и приготовить себе что-нибудь. Засыпая, Мейбл печально улыбнулась, вспоминая отца. Тот был бы просто шокирован, если бы ему предложили собственноручно приготовить себе поесть. Но отец и Ричард – два совершенно разных представителя мужского пола.