"Я это запомню" - читать интересную книгу автора (Камп Лайана)

Глава восьмая

На то, чтобы найти стоянку, потом выгрузить Ласточку из фургона и отвести ее в стойло, потребовался, как показалось Доре, чуть ли не час, хотя на самом деле все это заняло несколько минут. Какое-то предчувствие заставляло ее спешить, и она все время поторапливала Бетси, когда они чуть не бегом направлялись к главному входу на арену, чтобы успеть к выступлению Фреда. Мать с дочерью оказались за паддоком, как раз в то время, когда он, пыльный и взъерошенный, явно после падения, пробирался сквозь толпу к Рику. В глазах его застыло бешенство. Дора побледнела.

— О нет!

Бетси, увидев ярость, написанную на лице Фреда, встала как вкопанная.

— Ого!

— Именно «Ого», дорогая, — откликнулась Дора. — Оставайся здесь.

Сорвавшись с места, она бросилась вперед, но неожиданно ковбои, которые должны были помогать в загонах, сообразили, что намечается драка, и собрались в кружок посмотреть. Ну, прямо как мальчишки в школьном дворе, раздраженно подумала Дора. Ругаясь про себя, она кое-как протолкнулась сквозь них и оказалась внутри круга буквально за несколько секунд до того, как Норман добрался до Брауна.

— Черт побери, Фред, не делай этого! — закричала Дора, бросаясь между двумя мужчинами, даже не подумав, во что встревает. Положив руки на грудь Нормана, она старалась не подпустить его к Рику, игнорируя язвительные замечания последнего и одновременно пытаясь урезонить Фреда. — Пойми, это не способ…

— Уйди с дороги, Дора, — проворчал он. Не сводя сузившихся глаз от самодовольного и тупого лица Брауна, Фред не взглянул на нее. — Волынка тянется слишком долго, а я уже давно хочу разобраться с этим мешком дерьма!

— Хорошо, — согласилась она. — Но не так. Прежде надо немного остыть…

— Нет, — решительно сказал он и отодвинул ее в сторону.

С окаменевшей челюстью и глазами, холодными, как зимнее небо, Норман надвигался на Рика, полный ярости. Возбужденные ковбои окружили их, готовые вмешаться, если дело примет слишком уж крутой оборот.

— Я всегда считал, что у тебя есть класс, Браун, но если бы я проделывал такие штучки, как ты, только для того, чтобы выиграть, мне по утрам противно было бы смотреться в зеркало.

— Насколько мне известно, тяжелая работа никогда не считалась зазорной, Норман. А у тебя просто хреновое настроение, потому что ты наглотался пыли. Может быть, если бы ты хоть на этот раз появился на арене вовремя, тебе и удалось бы удержаться на лошади, а не быть сброшенным в грязь, точно какой-нибудь городской хлыщ на воскресной ярмарке.

— А может быть, если бы ты так не перепугался, что я вышибу тебя с первого места, у меня и было бы достаточно времени, чтобы появиться в срок. Но ты ведь постарался сделать все, чтобы этого не произошло, не так ли, Браун? — вкрадчиво спросил Фред. — Тебе так хочется получить звание чемпиона мира, ты уже почти держишь его в руках, и ни мне, ни кому другому не позволишь встать поперек пути.

До того момента, небрежно опиравшийся об ограду пустого загона, Рик выпрямился, в его зеленых глазах засверкали молнии.

— Я понятия не имею, о чем ты тут толкуешь…

— Прибереги свою девичью невинность для того, кто сможет оценить ее по достоинству, — презрительно оборвал его Фред, едва сдерживаясь, чтобы не заехать кулаком в его самодовольную физиономию. — Может быть, я и новичок, но не дурак. Я знаю, чего ты добиваешься. О, ты можешь продолжать выкидывать свои грязные штучки, но меня это не остановит. Я тебя предупреждаю, что раз от раза буду выступать все лучше и лучше. Так что если ты хочешь удержать свое драгоценное лидерство, то лучше избегай меня как чумы, мистер, и поищи себе родео, в которых я не участвую. Ибо я намерен надирать тебе задницу каждый раз, когда мне представится такая возможность.

— Черта с два…

Встревоженная Дора опять встала между мужчинами, стараясь предотвратить драку.

— Все, ребята, хватит, — твердо сказала она.

Но никто не сдвинулся с места. Уперев руки в грудь Нормана, Дора ощущала, как в нем кипит ярость, и одного взгляда на него ей хватило, чтобы понять, что достучаться до его сознания не удастся. И только заметив Рона Вильямса, распорядителя на паддоке, пробиравшегося к ним, она облегченно вздохнула. Крупный мускулистый мужчина, Вильямс мог справиться с любой проблемой, встававшей на его пути.

— Рон, слава Богу! Убери его отсюда, прошу тебя, — сказала она, мотнув головой в сторону Рика.

— Все, Браун, — сказал Вильямс холодно. — Пойди погуляй. Веселье кончилось.

— Я? А, как насчет…

— Ты слышал меня? — резко перебил его Рон. — Убирайся отсюда!

Рик было заспорил, но Вильямс, весивший больше, как минимум на сорок фунтов, тяжело посмотрел на него, и тот решил не продолжать спора. Пробормотав ругательство, он лишь пообещал:

— Мы с тобой еще не закончили, Норман. — И вразвалочку удалился с компанией своих приятелей.

— Может быть, кто-нибудь скажет мне, что за чертовщина здесь творится? — резко спросил Рон, глядя на них. — Я знаю, что Браун иногда может выкинуть какой-нибудь фокус, но я не думал, что ты окажешься таким остолопом, Норман, чтобы позволять ему играть на твоих нервах. Что он сделал на этот раз?

— Ничего такого, с чем бы я не мог справиться, — с непроницаемым видом ответил Фред.

С вечно нахмуренными бровями на огрубевшем от солнца и ветра лице, Вильямс достаточно долго общался с ковбоями и знал, что бывают моменты, когда бесполезны любые разговоры. Покачав головой, он уже спокойнее произнес:

— Дело ваше. Только не улаживайте его с помощью кулаков.

— Что случилось? — спросила Дора, после того, как Вильямс вернулся к своим обязанностям на паддоке. — Ты участвовал в скачках?

— О да, — горько улыбнулся Фред. — Мы прибыли как раз вовремя, чтобы я успел вскочить на спину Зверюги и почти тут же нырнуть носом в землю.

Девушка поморщилась, как от боли.

— Ах, ты Господи! А где был при этом Рик?

— Стоял, прислонившись к ограде паддока, наблюдая за всем этим цирком. И, судя по ухмылке на его лице, можно было подумать, что он выиграл в лотерею.

— И ты пошел на него?

Фред кивнул.

— Тут я был не прав, — признал он. — Но я не собирался бить Брауна… Даже несмотря на то, что у меня очень чесались руки выбить все его поганые зубы… Я просто хотел сказать этому придурку все, что о нем думаю.

Она улыбнулась: кризис миновал, и теперь она могла оценить юмор ситуации.

— Ну, что же, тебе кое-что удалось. Я никогда не видела Рика таким взбешенным.

Еще не остывший, Норман, однако, не был расположен к шуткам.

— Я покажу ему, что такое быть по-настоящему взбешенным, — ответил он мрачно. — Пусть только попробует выкинуть еще какой-нибудь фокус…

— Мне надо возвращаться к работе, — сказала она, нахмурившись. — Ты не хочешь пойти посидеть на трибунах с Бетси?

Фред догадался, о чем беспокоилась Дора.

— Я не побегу за ним, не волнуйся, — спокойно сказал он.

— А я этого и не говорила, — начала Дора и прикусила губу, увидев, как он выразительно приподнял бровь. И хотя щеки у нее порозовели, она рассмеялась. — Хорошо, я не доверяю ни тебе, ни ему. Но все-таки, ты вполне мог бы посидеть на трибунах с девочкой. — Обернувшись, чтобы посмотреть, где дочь, Дора нашла ее на том самом месте, где и оставила, с широко открытыми и полными любопытства глазами, устремленными на взрослых. — Кажется, она думала, что ты отвинтишь Рику башку.

— Если этот ублюдок будет продолжать в том же духе, я это действительно сделаю! — признался он, понизив голос, так как Бетси была уже рядом. — Привет, малышка. — Он, улыбаясь, взъерошил ей волосы. — Тебе не кажется, что на сегодня нам хватит острых ощущений с этой стороны паддока? Что ты скажешь, если мы прихватим сахарной ваты и в придачу к ней пару мест на трибуне и посмотрим, как твоя мама будет выписывать круги на арене?

— Вот здорово! Мам, можно? — полным надежды голосом спросила она, а глаза у нее так и засверкали при упоминании о запретном лакомстве. — Ну пожалуйста, пожалуйста! Разреши мне! Я вечером два раза почищу зубы и целый месяц вообще не буду есть конфет!

Дора рассмеялась над этим явно невыполнимым обещанием и крепко обняла ее.

— Полагаю, один раз можно. Только не свались за ограду, хорошо? А теперь убирайтесь отсюда, вы, бездельники. Мне еще надо вывести из стойла Ласточку и приготовиться к скачке.

Пожелав ей удачи, они поспешили к прилавкам со сладостями, смеясь и поддразнивая друг друга, как отец с дочерью, которые без ума друг от друга. Видя их вдвоем, Дора почувствовала, как что-то сжало ей сердце, какое-то томление, которое, она знала, могло быть опасным. Несмотря на ее сопротивление, Фреду почти удалось стать членом их семьи, а как это произошло, она не имела ни малейшего понятия.

— Эй, Дора, ты собираешься скакать сегодня или будешь, как лунатик, бродить за Фредом Норманом весь вечер? — окрикнул ее Рон Вильямс, и в его карих глазах мелькнул хитрый огонек. — Нечего терять время, если ты собираешься как следует разогреть свою кобылку.

Очнувшись, Дора, к своему ужасу, обнаружила, что все ковбои вокруг весело ухмыляются. Горячая краска бросилась ей в лицо. Надо, пообещала она себе, серьезно поговорить с распорядителем, как только представится возможность. Но сейчас не до того — впереди скачка.

— Собираюсь, — ответила она, вздернув подбородок. — Не беспокойся.

Сегодня она выиграла. Но это родео было двухдневным. Небольшой ежедневный приз присуждался тем, кто имел лучшие результаты в каждом виде программы; потом, по окончании родео, тот, кто показывал лучший средний результат по итогам двух дней, выигрывал «Гран-при» в определенном виде программы. Ковбои вроде Фреда, которых сбросила лошадь или не получившие очков по какой-нибудь другой причине и таким образом выбывшие из борьбы за «Гран-при», имели шанс выиграть что-то во второй день.

Значит, им надо искать место, где переночевать до завтра.

При арене не было автостоянки, но один из окрестных фермеров предложил небольшую территорию для участников родео, которые хотели куда-то поставить автомобили и отдохнуть, и она оказалась всего в двух милях от города. Здесь не было ни света, ни воды, но зато никто не требовал с тебя и никаких денег, и это вполне устраивало Дору, особенно если учесть, что в ее кемпере были почти все домашние удобства, включая свет, воду и даже крохотную душевую.

У Фреда, однако, дела обстояли не столь удачно. Его пикап находился в автомобильной мастерской.

Бетси, всегда все замечающая, заметила и это.

— А где ты собираешься остановиться, Фред? — озабоченно спросила она, как только Дора сказала ей о ферме за городом. — Ты же не привез с собой палатку.

Норман задавался тем же вопросом последние десять минут. Кроме всего прочего, деньги, которые он заработал недавно, должны были пойти в уплату за ремонт машины, так что с наличностью у него оказалось туго. Но Фред совсем не собирался говорить об этом Бетси и ее матери.

— О, я найду что-нибудь, солнышко, — ответил он с непринужденной улыбкой. — Один из знакомых ковбоев всегда снимает себе номер в отеле. Надеюсь, он позволит мне переспать на полу в его комнате.

— Но у тебя нет даже одеяла, — напомнила девочка. — Почему бы тебе не остаться у нас? Здесь полно места.

Она предложила это с простодушием ребенка, не имея понятия, сколь неприемлемой была ее идея. Оцепенев, Дора взглянула на Фреда и увидела в его синих глазах, неотрывно глядящих на нее, только желание. Он не сказал ни слова, но никаких слов и не надо было. Они оба знали, что, если Фред останется в кемпере, это будет огромной ошибкой.

— Лапушка… — Господи, да что же ей сказать? — Я уверена, что Фреду будет гораздо удобнее в отеле. У нас так тесно в кемпере…

— Но здесь же две кровати. Если я лягу с тобой, он может спать в моей.

— Это так, но…

— Ты всегда говорила, что мы должны помогать людям, попавшим в беду, — напомнила Бетси. — А Фред сейчас как раз в беде, разве не так?

— Да, конечно, у него проблемы с машиной.

— Тогда почему бы нам не помочь ему. Я права?

В полном отчаянии Дора взглянула на Нормана. Оказавшись под прицелом ее огромных голубых глаз, Фред вдруг понял, что должен был чувствовать его отец, когда жена обращалась к нему с вопросом, который не могла разрешить сама. Будь то конец света или мировой потоп, но он должен найти способ, как справиться с этим.

Повернувшись к Бетси, он попробовал применить новую тактику.

— Солнышко, я благодарен тебе за предложение, но мне кажется, ты плохо представляешь, кого зовешь в гости. — Понизив голос, как бы сообщая ей страшный секрет, Фред признался: — Я страшно храплю.

Когда она захихикала, он свел брови в показном неудовольствии.

— Не смейтесь, молодая леди. Это серьезная проблема. Иногда от моего храпа трясутся стены, и мне будет ужасно неудобно, если я не дам спать ни тебе, ни твоей маме. Особенно если учесть, что ей предстоит завтра бороться за главный приз.

— Но мы очень редко видим тебя, — пожаловалась Бетси. — Ты нас больше не любишь?

Тронутый неподдельной болью в ее голосе, Норман легонько дернул девочку за один из хвостиков.

— Откуда у тебя такие дурацкие мысли, мышонок? Конечно же, я люблю вас.

— Значит, ты останешься с нами? Ну, пожалуйста!

Попавшись в ловушку ее простодушных рассуждений, Фред понял, что деваться ему некуда. Припертый к стене, он с сожалением вздохнул и, избегая взгляда Доры, ответил:

— Видимо, так. Но потом не обижайтесь, если мой храп не даст вам спать всю ночь.

Ночь оказалась жаркой и тихой, без единого дуновения ветерка. Долго после того, как был потушен свет и все улеглись, Фред не смыкал глаз на своей узкой, слишком короткой для него кровати. И хотя он лежал в одних джинсах, все равно чувствовал, как по его коже катится пот. Но не жара была причиной тому. Единственной причиной его беспокойства являлась Дора. Со своей неудобной постели в противоположном конце кемпера он мог видеть только туманные очертания женщины, лежавшей рядом с Бетси на большой кровати над кабиной. Она казалась такой же уставшей, как и ее дочь, и за последние пятнадцать минут даже не пошевелилась.

Но Фреда трудно было одурачить: она не спала и точно так же думала о нем, как и он о ней.

Норман вспоминал, как Дора вышла из душевой час назад. В светло-голубом хлопчатобумажном халате, с отмытым от косметики лицом и белокурыми волосами, убранными за уши, она выглядела самое большее лет на шестнадцать. По идее, в таком виде женщина никак не могла возбудить его, но полное отсутствие в ней какой-либо искусственности подействовало на Фреда самым неожиданным образом; он был заворожен, жадно вдыхая доносившийся до него через весь кемпер ее чистый, нежный, цветочный аромат.

Закрыв глаза, Фред попытался отогнать от себя эти тревожные мысли, твердо вознамерившись забыть о ней и хоть немного поспать. Но ее запах все еще преследовал его и сводил с ума. И прежде, чем он смог глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться, ему уже отчетливо представлялось, как Дора выскальзывает из постели и идет к нему.

Голая, подумал Фред, чуть не застонав вслух. Дора же должна быть абсолютно голой под этим чертовым халатом и такой прекрасной, что руки у него начинали дрожать при одной мысли, что он дотрагивается до нее. Фред ласкал бы каждый сладостный, восхитительный кусочек ее тела. Он гладил бы ее руками, пробовал на вкус языком, заставлял бы сходить с ума от желания, пока она не затрепетала бы в его объятиях. А потом повторил бы все это снова и снова.

Тело его уже было горячим, твердым и все ныло от желания. И ни малейшего сквознячка, чтобы хоть немного остудить его. Выругавшись сквозь зубы, Норман с усилием отвел глаза от смутной женской фигуры и, повернувшись на другой бок, изо всей силы пихнул кулаком подушку. Это тоже не помогло. Ему вообще ничего сейчас не могло помочь, кроме обладания Дорой.

Она услышала, как он выругался себе под нос и зашелестел простынями, стараясь устроиться поудобнее. Дора плотнее сомкнула веки и приказала себе не обращать внимания ни на какие звуки, не обращать внимания на него. Но с таким же успехом она могла приказать морскому приливу не обращать внимания на притяжение луны. Дора горела желанием и не могла найти себе места. И во всем этом виноват Норман!..

К тому времени, когда утром вскочила Бетси, полная веселья и своей обычной энергии, у нее было такое ощущение, что она побывала на войне. Каким-то образом ей все-таки удалось урвать час или два сна, но этого оказалось явно недостаточно, чтобы как следует отдохнуть. И все из-за Нормана, черт бы его побрал!

После такой ночи ей не оставалось ничего другого, кроме как признать, что она никогда не сможет быть равнодушной к нему. Дора не понимала, когда и как он прорвался сквозь ее оборонительные позиции; она знала только, что так продолжаться не может. Фред становился слишком необходимым ей… и Бетси. О себе Дора позаботится сама, но она не могла позволить ему принести непоправимое горе ее дочери. Норман, став сейчас частью жизни девочки, потом ускользнет из нее, когда найдет себе более интересное развлечение. И при первой же возможности Дора скажет ему это.

Ей пришлось ждать до конца завтрака, когда Бетси нашла себе приятелей, с которыми можно было поиграть.

Расстроенная, с бьющимся сердцем и пылающими щеками, Дора повернулась к нему и обнаружила, что Фред удобно развалился в кухонном отсеке, далеко вытянув свои длинные ноги и излучая самодовольную беззаботность.

Бросив на него сердитый взгляд, она раздраженно сказала:

— После окончания сегодняшних соревнований, мне кажется, будет лучше, если в дальнейшем мы пойдем разными путями. Я не хочу, чтобы Бетси было плохо.

При этом неизвестно откуда взявшемся обвинении Норман вылетел из кухонного отсека как ужаленный.

— Плохо! — громогласным голосом повторил он. — О чем ты толкуешь, черт побери? Да я лучше отрежу себе правую руку, чем сделаю плохо этой малышке!

Фред в гневе представлял зрелище, на которое стоило посмотреть, но Дора и глазом не моргнула. Желая высказаться до конца, она посмотрела ему прямо в глаза.

— Да неужели? А как насчет вчерашнего вечера? Когда ты попробовал отказаться ночевать у нас, ты видел, что с ней было? Она подумала, что ты ее больше не любишь!

— Черт побери, Дора, ты же знаешь, что это не… Да, конечно же, она знала. И именно поэтому готова была пойти на что угодно, чтобы больше с ним не встречаться.

С пылающими щеками, Дора упрямо продолжила:

— И чем больше она будет привязываться к тебе, тем тяжелее ей будет, когда мы вернемся домой в конце лета. Ей будет больно, а я не могу этого допустить. Так что держись от нее подальше.

— А как с тобой? — резко спросил он, не сводя прищуренных глаз с ее пылающего лица. — От тебя я тоже должен держаться подальше?

И она, казалось, заколебалась.

— Да, конечно. Раз я ее мать и мы обычно всегда вместе…

— Я не могу видеть и тебя, — закончил Фред за нее. — Вот именно этого-то ты и добиваешься в первую очередь. — Она испуганно ахнула, но он, не отводя твердого взгляда от ее лица, не дал ей возможности отступить. — Никогда не думал, что вы такая трусиха, мадам!

— Трусиха?

— Именно так. Ты прячешься за дочерью, прекрасно зная, что это не имеет к ней никакого отношения.

— Да что ты говоришь? — почти закричала Дора, уязвленная до глубины души. — Тогда, может быть, ты мне сам скажешь, к кому это имеет отношение?

— К тебе. К нам. Не Бетси боится, что ей будет плохо. Боишься ты.

— Ничего я не боюсь!

— Нет? — вкрадчиво спросил он, делая шаг вперед.

Глядя на Дору сверху вниз, Фред видел, как у нее бешено бьется жилка на шее, и внезапно в тесноте маленького кемпера ему стало не хватать воздуха. Но он не мог просто так уйти от нее. Еще рано.

— Признай же, — настаивал Норман напряженным голосом. — Ты до смерти боишься нас… боишься всего этого…

Он медленно протянул руку и положил пальцы на эту жилку, бьющуюся у нее на горле. При его прикосновении она забилась еще сильнее, и этот дикий ритм, казалось, перешел от нее к нему. Фред тут же почувствовал, как у него закипает кровь. Господи, разве он когда-нибудь встречал женщину, которая так быстро могла бы воспламенить его?

Не отводя взгляда от глаз Доры, он медленно провел пальцем от этой бьющейся жилки по ее груди до первой пуговицы блузки. Она, в свою очередь, тоже смотрела на него с вызовом в глазах, не произнося ни слова, но под своей рукой Фред чувствовал, как у нее перехватило дыхание и как начинает гореть ее кожа.

— Ты боишься, что я сбегу, как тот ублюдок, отец Бетси, и это пугает тебя до умопомрачения, — хрипло прошептал он. — И я тебя не виню. Тебе досталось изрядно. Но, черт побери. Дора, я же не такой, как он! Ты должна знать, что я никогда не сделаю ничего плохого ни тебе, ни Бетси.

На секунду ему показалось, что она наконец-то готова уступить ему. Дора вся дрожала под его рукой, и в какой-то миг, в этом Фред мог поклясться, он увидел, как ее глаза затуманились желанием. Но потом она вся напряглась, словно какая-нибудь старая дева, вдруг получившая неприличное предложение, и, опять спрятавшись в свою скорлупу, сказала:

— Я знаю одно — этот разговор бесполезен. Я приняла решение и не изменю его.

Взбешенный, Норман смотрел на нее, испытывая сильнейшее желание схватить ее и трясти, пока у этой заупрямившейся леди не заклацают зубы.

— Если мое присутствие так тебе противно, зачем ждать до окончания соревнований? Я могу убраться прямо сейчас!

— Это не обязательно…

— Э, нет, обязательно, дорогая, — холодно сказал он, повернувшись, чтобы взять сумку со снаряжением. — Я не намерен оставаться там, где мое присутствие нежелательно.

Его слова причиняли боль, но совсем не такую, как выражение его глаз. Этот какой-то раненный взгляд ударил ее прямо в сердце.

— Не надо быть таким… — начала она, чувствуя, как ей всю душу переворачивает сожаление о содеянном, и инстинктивно протягивая к нему руку. Но он только молча протиснулся мимо нее к двери. — Куда ты идешь?

— Назад в город.

— Но это же две мили!

— Да хоть пятьдесят, — огрызнулся Норман. — Скажи Бетси, что мне пришлось уйти пораньше, чтобы провести несколько тренировочных заездов.

— Фред, подожди.

Не обращая больше на нее никакого внимания, он выпрыгнул из кемпера и пошел в город, ни разу не оглянувшись. Ему предстоял долгий путь по жаре.

К тому времени, когда Фред добрался до арены, он малость поостыл, но стоило ему вспомнить о Доре, как внутри него опять все закипало. А где-то глубоко укоренилась тянущая боль, заставлявшая его чувствовать себя не в своей тарелке. Бормоча ругательства, он твердо решил, что больше никогда и никоим образом не позволит ни Доре Стивенс, ни любой другой женщине доводить его до подобного состояния. Но боль, тем не менее оставалась.

Фред больше не видел Дору до тех пор, пока не стали заполняться трибуны, а участники торжественного парада не начали выстраиваться позади паддока. Она обнаружила его в тот же момент, что и он ее. И через толпу, разделявшую их, Норман прочел в ее глазах мольбу, которую не мог бы не заметить, даже если бы сильно постарался.

К тому времени, когда подошел его черед выступать, он уже немного успокоился и с большей надеждой смотрел в будущее, надеясь избавиться хотя бы от части своего разочарования на спине Сладкой Смерти, лошади, на которой ему предстояло выступать.

Как он и ожидал, в ту же секунду, когда распахнулись ворота, Сладкая Смерть выскочила на арену и начала брыкаться в своем обычном, правильном ритме, который мог быть только мечтой любого наездника. Едва приноровившись к ее быстрым, но спокойным движениям, Фред немедленно начал пришпоривать ее, полностью сосредоточившись на лошади и на том, что он должен сделать, чтобы победить.

Подпруга лопнула так неожиданно, что у него не было времени собраться. Только что он пришпоривал Сладкую Смерть, вкладывая в это все свое умение, а в следующее мгновение ласточкой взлетел в воздух и приземлился очень неудачно, ударившись грудью о металлические трубы ограды арены.

Боль, резкая, нестерпимая, обожгла его. Она раскаленным обручем опоясала его ребра, сжав ему легкие так, что он едва мог дышать. Застонав, Фред повалился на землю, как тряпичная кукла.

Дора, наблюдавшая за всем этим из-за паддока, в ужасе ахнула и бросилась на арену, не обращая внимания на призывы распорядителя оставаться всем на своих местах, чтобы дать дорогу бригаде «скорой помощи». Кто-то увел лошадь с арены, но Дора не могла сказать, кто именно. Она не видела никого, кроме Фреда.

Такой же бледный, как белая ковбойская рубашка, что была на нем, он лежал на спине, в пыли, прямо напротив загонов, и боль прорезала глубокие морщины на его лбу. Ужасно напуганная, Дора бросилась на колени перед Фредом, добежав до него раньше всех остальных. Боясь дотронуться до него из страха сделать ему еще больнее, она дрожащим голосом позвала:

— Фред?!

Тяжело дыша, плотно зажмурив глаза от боли, он на ощупь нашел ее руку.

— Да, дорогая, я здесь, — сказал Норман, с трудом выдавив из себя смешок, в котором юмора было маловато. — Жрать пыль… еще раз. Я просто не могу выиграть это родео.

— Где у тебя болит?

— Везде, — ухмыльнулся он, пересилив боль. — Выбирай любое место, какое хочешь.

Примчалась медицинская бригада с носилками, и Доре пришлось отойти в сторону, чтобы не мешать им. Стоя позади них, обхватив себя руками, она наблюдала за медиками, которые всегда были под рукой на любых соревнованиях. Осторожно осмотрев упавшего жокея, чтобы убедиться, что у него не повреждена спина, они так же осторожно переложили его на носилки, чтобы вынести за паддок, где можно было провести более тщательный осмотр и определить, нуждается ли он в госпитализации. Когда медики покидали арену, зрители, до того все стоявшие в напряженном ожидании, ожили и начали хлопать в знак поддержки пострадавшему, который слабо помахал им, давая знать, что с ним все в порядке.

Через несколько минут, уже за паддоком, он сказал медикам то же самое.

— Со мной все в порядке, ребята. — Фред даже попытался сесть на носилках. Но при каждом движении его ребра пронзала жгучая боль. Чувствуя, как пот заливает ему глаза, он, ловя воздух ртом, проговорил: — Из меня просто вышибло дыхание. Если я немного погуляю, то буду как новенький.

— И все-таки мы тебя осмотрим, — твердо сказал старший из врачей. — Постарайся не двигаться, пока мы будем снимать с тебя рубашку.

Плотно сдвинув брови, он позволил им стащить с него сорочку, стараясь не показать при этом, как ему больно. Но они были достаточно опытны, и одурачить их оказалось нелегко.

— У тебя треснула пара ребер, ковбой, — объявил другой медик, чуть помоложе, чуткими пальцами ощупывая грудную клетку Нормана. — Ты, наверное, испытываешь адскую боль!

Так плотно сжав губы, что их было совсем не видно, Фред просто сказал в ответ:

— Перевяжите меня потуже, чтобы я мог убраться отсюда. Через несколько дней со мной все будет в порядке.

Стоявшая рядом Дора слышала весь разговор и сердито нахмурилась.

— Черт побери, Фред, треснувшие ребра — это не та вещь, с которой стоит шутить!

— Она права, — согласился с ней врач постарше, отдавая Норману рубашку. — Пока что они просто треснули. Но если ты заберешься на лошадь до того, как они полностью заживут, и доломаешь их, какое-нибудь из них может проткнуть тебе легкое. Вот тогда тебе правда будет больно. Так что, если тебе не хочется угодить в больницу, надо несколько недель отдохнуть от родео.

Если бы ему вдруг приказали перестать дышать, Фред вряд ли удивился бы больше.

— Да ты что, шутишь?

— Ничуть не бывало. Хочешь верь — хочешь не верь, но в любом случае тебе придется пожить спокойно и дать этим ребрам срастись. А уж, сколько это займет времени, другой вопрос.

— Но я не могу позволить себе двухнедельный перерыв. Я только начал побеждать.

— Да, жизнь — ничего себе сучка, верно? — проговорил младший с грубоватой симпатией, которую никто не оценил. — Не пробуй встать сам. Мы тебе поможем.

К тому времени, когда двое медиков, наконец поставили Нормана на ноги, в лице у него не осталось ни кровинки.

Две недели! — вне себя от ярости думал Фред. Предполагается, что он должен потерять из-за этого две недели? Черта с два!

— Что ты собираешься делать? — напряженным голосом спросила Дора, все время стоявшая рядом, ибо боялась, что он вдруг рухнет без сознания.

— Понятия не имею. — Норман хотел было пожать плечами, но остановился, почувствовав, какую боль ему причиняет это движение. — Поеду домой, наверное. В таком виде от меня здесь мало толку.

Оглянувшись вокруг в поисках своих вещей, он увидел направляющегося к ним распорядителя с хмуро сдвинутыми бровями. В руках он нес подпругу Фреда.

— Вот хорошо… ты нашел ее, — сказал Фред, когда Вильямс подошел к ним. — Мне бы очень хотелось как следует взглянуть на нее. Не могу себе даже представить, что заставило эту чертову полоску кожи лопнуть ни с того ни с сего.

Видя, как искажено от боли лицо ковбоя, Рон было заколебался, но то, что он собирался сообщить, не терпело отлагательства.

— Ты правильно подозревал кого-то, сынок, — ровным голосом сказал Вильямс, протягивая Фреду подпругу, единственную вещь, за которую мог держаться жокей, сидя на неоседланной лошади. — Ее кто-то подрезал.