"Аргонавты вселенной (редакция 1939 года)" - читать интересную книгу автора (Владко Владимир Николаевич)

НЕБЕСНЫЙ МАРШРУТ

До вечера (собственно, условного вечера, потому что в ракете все время был день) Василий Рыжко окончательно завоевал симпатии путешественников по вселенной. Что касается Гуро, то тут победа Рыжко стала окончательной сразу после удивительных результатов стрельбы. Николай Петрович тоже сдался после еще одной небольшой беседы о ракете и межпланетном путешествии. Даже Сокол, который отнесся к Рыжко с заметным предубеждением, смотрел теперь на юношу с интересом, думая: «Способный парнишка, способный».

Ужинали все вместе. Рыжко честно выполнял принятые на себя обязанности, стараясь есть как можно меньше. Однако Рындин поставил перед ним большую жестянку с консервами и распорядился:

— Ну, ну, ешьте, паренек. У нас тут, знаете, нужно хорошо питаться, потому что на Венеру мы должны явиться сильными и здоровыми. Ешьте, хватит с меня ваших разговоров про «голодную тренировку».

— Это приказание или пожелание, Николай Петрович? — серьезно спросил Рыжко.

— Приказание. А что?

— Ну, если приказание, то я, разумеется, не имею права возражать. А если б не приказание, то…

Однако, Василий, не закончив, уткнул нос в жестянку, и только ритмичные движения его челюстей показывали, как он «натренировался голодать»… Через пять минут Сокол заглянул в жестянку. Он увидел чистое дно. Рыжко с наслаждением выпил воды и погладил свой живот.

— Теперь могу тренироваться дальше. Факт!

Условная ночь прошла быстро. Утомленные необычными ощущениями путешественники спали крепко: Рындин, Сокол и Гуро на своих гамаках, Рыжко на мягчайшей из перин — на воздухе, привязавшись к стене. Он успел еще спросить:

— В конце концов, для чего эти гамаки? Ведь лучше всего спать так, как я — просто на воздухе…

На что Гуро ответил ему:

— Только вследствие привычки спать на ложе, человеку приятнее проводить ночь не так, как ты, а хотя бы в гамаке, тем более, что они налицо — чего же им висеть даром?

Василий промолчал: он уже спал.

Академик Рындин проснулся первым. Он разложил в навигаторской рубке чертежи и схемы, небесные карты, расставил приборы, чтобы проверить путь ракеты. Спутники его еще спали, Николай Петрович не хотел будить их. Он включил экран телескопа, который позволял с помощью сложной системы зеркал осматривать небосвод, и прежде всего направил телескоп назад, туда, где осталась старая Земля. На четырехугольном экране перед ним светлыми чертами обозначилась своеобразная картина.

Темно-фиолетовое, почти черное небо, высокое и бездонное; на нем — огромный, желтовато-розовый диск, покрытый белыми, неправильными, вычурной формы пятнами. Эти пятна медленно, едва заметно передвигались по диску, то скрывая под собой большую часть его, то, наоборот, освобождая отдельные части. И тогда за ними видны были знакомые очертания материков и океанов… Да, то была старая Земля, от которой ракета непрерывно отдалялась, двигаясь по сложной кривой линии к Венере…

Чудесное, никогда человеком невиданное зрелище!.. Вот извилистые берега Европы, Пиренейский полуостров… Британские острова: они лишь мелькнули и моментально снова скрылись за тучами, за белыми пятнами, которые плыли, закрывая земной шар. Вот Аппенинский полуостров… Но как хочется, как тянет взглянуть на гигантскую советскую страну… Она должна быть вон там, вправо… мешают тучи, они затянули весь материк.

Изображение на экране слегка дрожало, колебалось. Рындин повернул рукоятки, устанавливавшие оптический фокус. Изображение стало яснее, застыло. Веселый голос из-за спины Рындина промолвил:

— Ой, как же красиво, Николай Петрович!.. Прямо чудно… Правда, это Земля?

— Правда, правда, Василий, — ответил Рындин, не оборачиваясь. — Наша старая Земля, покрытая тучами, отходит от нас, или мы от нее — это одно и то же… Узнаете ее?..

— А как же! Это ж получился такой чудесный глобус, какого ни мне, ни кому-либо иному никогда не приходилось видеть. Только вот тучи мешают. Да сколько ж их!.. Должно быть, очень скверная погода сегодня там, на Земле. И солнца совсем не видно…

Рындин слушал и сосредоточенно вычерчивал на небесной карте путь ракеты. Да, вот отсюда он начинается, этот путь, от этой точки земной орбиты… Вот он заворачивает ближе к Солнцу.

— Николай Петрович… — Рыжко взглянул сзади на рисунок. В голосе его зазвучала умоляющая нотка.

— Что такое?

— Николай Петрович… Ох, и попросить же вас о чем-то хочется…

— Да говорите уж!

— Что, если бы вы сейчас думали вслух… чтоб и я слышал… очень интересно бы послушать, факт!

Рындин усмехнулся: у этого парня была очень своеобразная манера просить о чем-нибудь, — просто невозможно было отказать.

— Ну, ладно, можете слушать. Вот отсюда начинается путь нашей ракеты. Видите? Между прочим, что вы вообще можете сказать об этом чертеже?..

Рыжко внимательно посмотрел. Два больших круга, сплошные и пунктирные линии… Ага!

— Посредине, — быстро ответил он, — обозначено буквой «С» — Солнце. Вокруг него, так сказать, внутренний круг — орбита Венеры. Внешний, большой круг — орбита Земли. Шарик внизу, на большом круге, обозначенный буквой «З» — Земля. Шарик на меньшем круге, обозначенный «В» — Венера. Но почему на каждой орбите по два, по три шарика?

Он задумался, но Николай Петрович уже пояснял:

— Нижний шарик, обозначенный «З1», это Земля в тот момент, когда с нее вылетала наша ракета. «В1» — Венера в тот же самый момент. Видите путь ракеты? Он идет пунктирной линией. Он сходится с орбитой Венеры в точке «В2». Вот здесь, наверху. Понятно? Ну, а теперь будет труднее. Слушайте, если хотите. Если поймете — буду рад.

Василий весь ушел во внимание. Но Рындин махнул рукой:

— Нет, все-таки лучше все объяснить вам. Может быть, и вправду поможете когда-нибудь.

Он взял в руки карандаш:

— Бы уже знаете, почему мы выбрали такой долгий, на первый взгляд, путь от Земли до Венеры, почему мы летим не прямой линией, которая соединила бы точки, «З1» и, скажем, «B1», а длинным полуэллипсом, который обозначен пунктиром и соединяет точки «З1» и «В2». Понятно, почему. Избрав такой «короткий путь», мы должны были бы все время затрагивать горючее, производить взрывы, все время направляя наш корабль. А тут — мы пользуемся силой солнца, которая мчит нас этим полуэллипсом, как комету, с каждой секундой приближая к цели. Подчиняясь притяжению солнца, мы летим теперь в космосе, не делая ни одного взрыва. Достаточно было вылететь от Земли в направлении ее движения, и мы получаем величайшую скорость, которая складывается из скорости Земли во время ее движения по орбите и той скорости, с которой вылетела из земной орбиты ракета.

— Да, — отозвался Рыжко. — Это точно так же, как если бы я, скажем, бросил бутылку из окна вагона железной дороги. Если бы я бросил ее вперед, она полетела бы со скоростью, составленной из скорости поезда и той скорости, которую придала бы бутылке добавочно моя рука…

И снова Николай Петрович отметил про себя необычайную сметливость этого парня: пример Рыжко очень просто разъяснял дело.

— Ну, хорошо, — продолжал он. — И вот с того момента, как мы вылетели из земной орбиты, мы превратились в маленькую комету, которая мчится полуэллипсом «З1»-«В2», все время приближаясь к орбите Венеры. Нас «везет» своим притяжением Солнце. Его могучее притяжение, сложенное с нашей скоростью, дает в сумме этот полуэллипс.

— Факт, — подтвердил Рыжко.

— Теперь немножко вычислений. При нашей скорости мы должны пролететь полуэллипс за сто сорок шесть дней, очутившись после этого в орбите Венеры. Но где же будет тогда эта самая Венера? Попадем ли мы на нее?.. Зависит это исключительно вот от чего: где Венера была в момент нашего выстрела, нашего вылета с Земли? Допустим, что она была в точке «В0». Что тогда? Земля двигается по своей орбите вокруг Солнца медленнее, чем Венера. Она оборачивается вокруг Солнца за 365 дней, а Венера за…

— Двести двадцать четыре дня, — закончил. Рыжко.

— Так. За сто сорок шесть дней Земля пролетит сколько? Ежедневно она пролетает 360º/365 дней = 0,987º. Итак, за 146 дней — 146 х 0,987 = 144°. А Венера? Ежедневно она пролетает 360º/224 дня = 1,607°. Итак, за 146 дней — 146 х 1,607 = 234,5º. Иначе говоря, если в момент нашего вылета с Земли Венера будет в точке «В0», то мы не найдем ее в точке «В2», долетев до нее. Венера перегонит за это время Землю, она очутится в точке «Вх», перегнав Землю на…

— 234,5° — 144°= 90,5° — ответил Василий.

— И мы не попадем на Венеру, — добавил он после паузы. — Факт! Беда… Ракета будет на «В2», а Венера уже на «Вх»…

Рындин усмехнулся…

— Ничего, есть выход. Чтобы совершить перелет с Земли на Венеру и попасть на нашу соседку, нужно вылететь с Земли именно тогда, когда Венера отстанет по своей орбите на 234,5° — 180º = 54,5°, исчисляя по направлению движения обеих планет. И тогда через 146 дней Венера очутится в точке «В2», куда тем временем примчится и наша ракета, как это указывает пунктирная линия полуэллипса. А Земля тем временем отстанет, она долетит по своей орбите лишь до точки «З2». Понятно?.. Земля отстанет от Венеры на 36°. Верно?..

— Полностью, Николай Петрович. Мы вылетели с Земли в тот день и час, когда Венера отстала от Земли на 54,5º, и чертеж показывает это: во время вылета ракеты Земля была в точке «З1», а Венера в точке «В1». Факт! Все в порядке. Поймаем Венеру за хвост!..

Василий даже в ладони захлопал: такой занятной показалась ему его собственная выдумка про хвост Венеры. Но он тут же добавил:

— Мы летим как комета. Очень хорошо. Плохо только, что у нас нет такого красивого хвоста, как у кометы. Было бы на что посмотреть с Земли!

Но Рындин успокоил его:

— На небе и без того есть на что посмотреть. Вот, разве не прекрасное зрелище? — он показал рукой на экран телескопа. Действительно это была феерическая, захватывающая картина.

Из-за огромного желтовато-розового, закрытого блестящими белыми пятнами облаков диска Земли, который сиял на черном небосводе, медленно выплывал серебристый шарик. Только что был виден лишь край его, и вот он выплыл уже наполовину. Серебристый шарик спешил, словно стараясь оторваться от огромного диска Земли. На шарике были хорошо заметны причудливые узоры, так знакомые каждому человеку.

— Луна!.. — радостно выкрикнул Василий.

— Да, Луна, — взволнованно прошептал и Рындин.

Неизменный спутник Земли, скрытый до этого за желтовато-розовым ее диском, несся в эфире по своей орбите вокруг планеты. Вот он окончательно оторвался от диска Земли и постепенно начал отдаляться от него. Так казалось нашим наблюдателям. Разумеется, это было обычное движение. Луна просто двигалась, как и всегда, вокруг Земли. Но невозможно было отрешиться от впечатления, что Луна решила, наконец, покинуть свой обычный путь и уйти от Земли в безграничные пространства вселенной…

Как зачарованный, следил Василий за этим чудным зрелищем. Ему не хотелось говорить. Его широко открытые глаза не отрывались от экрана. Он вспоминал, как целыми часами он просиживал у телескопа обсерватории, где работала его мать, и наблюдал небесные светила. И тогда он, пожалуй, больше всего любил смотреть на Луну, рассматривать резко очерченные рисунки ее гор и долин, которые прятались в густых, черных тенях. Но никогда раньше, даже в самый большой телескоп обсерватории, ему не приходилось видеть серебряный Месяц таким прекрасным, как сейчас. В телескопе Луна всегда неподвижно и мертво висела среди звезд на синем фоне неба. Иногда, казалось, она вздрагивала. Василий знал: это зависело от колебаний воздуха земной атмосферы. И вполне понятно было утверждение, что Луна и сама мертва, что на ней, на ее серебряных горах и в черных долинах, нет и не может быть жизни. Луна казалась тогда Василию холодным, насквозь промерзшим стеклянным шаром, который даже потрескался от лютого мороза.

И совсем не так было теперь. На экране перископа Луна не казалась уже мертвой. Возможно, такое впечатление зависело от того, что она была близко от Земли, она не висела одиноко в небесном пространстве. Однако, если бы теперь кто-нибудь стал уверять Василия в наличии жизни на Луне, — юноша готов был бы не то что поверить такому человеку, но все же обсудить этот вопрос. А это свидетельствовало уже о решительном сдвиге мыслей Рыжко.

И вот Луна словно застыла. Ее движения замедлились. Это заканчивался своеобразный эффект выхода серебряного спутника Земли из-за ее громадного диска…

Рындин что-то записывал в книге наблюдений. Ученый не терял ни одной минуты, ни одного наблюдения не оставлял не записанным в дневник путешествия. Однако, на этот раз было бы что записать даже и обыкновенному наблюдателю: впервые в истории человечества работник науки видел не с Земли, а из вселенной, как всходит Луна!..

Василий Рыжко смотрел, как на чистой до этого странице книги одна за одной появлялись строчки записей. Он думал: какой интересный и ценный материал представит собою эта книга после путешествия, когда ее будут изучать на Земле! И как обидно, что ученые не смогут собственными глазами увидеть то, что они с Николаем Петровичем только что видели на экране. Академик Рындин словно угадал его мысли, оторвался от записей и сказал:

— Кстати, нужно переменить кассету с пленкой. Василий, смотрите, как я буду это делать. Вам нужно выучиться самостоятельно менять кассеты, это войдет в ваши обязанности.

— Мои обязанности? — удивленно повторил Рыжко.

— Конечно. У каждого из нас есть свои обязанности, своя работа в нашем ракетном корабле.

— Николай Петрович, я… — Василий не находил слов — ведь венцом его мечтаний было принять участие в работах экспедиции.

Николай Петрович заметил радость юноши.

— Ладно, ладно! Вот перед тем, как решать, что именно вы будете делать вообще, я думаю поручить вам обслуживание некоторых аппаратов. Прежде всего автоматов, которые фотографируют небо.

В нескольких словах Рындин объяснил Рыжко, как менять кассеты с пленкой, которые вкладывались в аппарат. Василий старался запомнить каждое слово.

— Николай Петрович, выходит, что автомат фотографировал тот замечательный выход Луны из-за Земли? — спросил он, когда Рындин закончил свои объяснения.

— Конечно. Мы смотрели, а автомат тем временем делал свое дело. И тут, в этой жестянке, результаты его работы: двадцать пять метров заснятой пленки. Это будет неплохая часть большого фильма о космическом путешествии, который мы покажем нашим друзьям, возвратившись на Землю… Кстати, друг мой, как отнесется ваша семья к вашему исчезновению?

Вопрос Николая Петровича, был совсем неожиданным. Василий заметно смутился: он все время старался не вспоминать об этом. А тут нужно так прямо отвечать!

— Видите ли, друг мой, — продолжал Рындин, — я представляю себе, как я сам беспокоился бы, если бы внезапно исчез мой сын. Неужели ваша семья так-таки ничего не знает о ваших намерениях, о ваших замыслах?

— Нет, Николай Петрович, — Василий решился рассказать все полностью, искренно и откровенно. — Если мать до сих пор ничего не знала, то теперь она уже все знает. Я оставил дома письмо, в котором объяснил все. Кроме того, моя сестра… вот та, с которой мы были на берегу озера, когда ракетный корабль выводили на воду, — она знает. Я говорил ей. Она все время боялась, советовала мне… оставить эту затею. Ну, теперь она наверняка все уже рассказала матери. А мать у меня хорошая, она все поймет… Она всегда понимала меня.

Николай Петрович смотрел на Рыжко своим спокойным, теплым взглядом: да, да, должно быть у этого юноши, действительно, неплохие взаимоотношения с семьей… Только едва ли мать его так спокойно отнесется к известию о том, что ее сын отправился тайком в межпланетное путешествие…

— Что ж, — сказал он наконец, — будем надеяться, что ваша мать и на этот раз поймет вас. А теперь вот что. Идите, друг мой, в каюту. Если Гуро и Сокол еще не проснулись, разбудите их, пускай приведут себя в порядок. Пора начинать работу. Поедим — и за дело. Хотите есть?.. Или, может быть, будете тренироваться дальше?

Василий замялся. Он действительно решил продолжать свою голодную тренировку, но сейчас чувствовал, что ему страшно хочется есть. Печально опустил он голову.

— Ничего, ничего, — усмехнулся Рындин. — Больше не буду напоминать. Идите. Когда все будет готово, позовите меня. Я тоже хочу есть.

А когда Василий исчез за дверями рубки, Николай Петрович растроганно посмотрел ему вслед и тихо сказал:

— Хороший парень!..

И он снова углубился в книгу наблюдений.