"Китти" - читать интересную книгу автора (Чаллинор Дебора)

Глава 6

Сара оказалась верна своему слову и поговорила с миссис Уильямс, но, очевидно, безрезультатно, потому что неделю спустя за Ваи приехал Хануи. Ему поручили доставить ее в деревню Пукера, где и должна была состояться церемония нанесения моко. Ами и Китти отправились вместе с Ваи. Для Ами присутствовать на церемонии было гораздо интереснее, чем менять постельное белье.

Сара и Джордж слегка испугались и пришли в замешательство, когда Ваи попросила Китти сопровождать ее. И все же, по словам Хануи, замешательство четы Келлегеров было ничем по сравнению с тем, что испытал Тупеху. Он во всеуслышание провозгласил, что подобное неслыханно. Белый человек никогда не присутствовал на церемонии нанесения моко. Тем более белая женщина! До каких пор миссионеры будут позволять себе подобные вольности? И только после того, как Ваи заявила, что не придет на церемонию, если Китти не будет рядом, Тупеху пришлось смириться, убедив себя в том, что присутствие племянницы священника на церемонии нанесения татуировки его младшей дочери лишний раз подчеркнет его могущество.

Визит в деревню Пукера оказался для Китти самым настоящим откровением, ведь ей, в голову никогда не приходило, что люди могут жить в столь тяжелых условиях. Но, разглядывая деревню, Китти поняла, что маленькие домики весьма прочны и скорее всего способны защитить проживающих в них людей от непогоды и прочих капризов природы. Более высокие постройки, украшенные резьбой и причудливыми узорами, очевидно, служили местом сборищ представителей племени. Китти также поняла, что, расположенное на плоской вершине холма и обнесенное частоколом, это небольшое поселение было надежно защищено от непрошеных врагов. У проживающих здесь маори был свой собственный родник и ухоженные огороды, где выращивались разнообразные овощи.

Девушки ждали несколько минут у ворот, крепящихся на внушительных размеров опорах, представляющих собой две обнаженные мужские фигуры, на лицах которых застыло свирепое выражение. Китти старалась не смотреть на их подчеркнуто большие гениталии. Затем маленькая сухонькая женщина, чей громкий повелительный голос никак не соответствовал ее хрупкому телосложению, провела гостей в ворота, за которыми уже ждала целая толпа маори во главе с Тупеху. Китти думала, что царящая здесь атмосфера предшествовала церемонии нанесения татуировки, но Ами объяснила, что таким образом маори выказывают свое уважение Китти — миссионерке, присутствующей на столь торжественном событии. Слова Ами заставили Китти поднять голову выше и без страха взирать на происходящее, вместо того чтобы с опасением озираться по сторонам.

Далее последовали длинные проникновенные речи старейшин племени, из которых Китти мало что уяснила, несмотря на то что с каждым днем она понимала родной язык маори все лучше и лучше. Затем группа детей — в некоторых Китти узнала своих учеников — исполнила христианские гимны «Господь, ты пастырь мой» и «Взирая на чудесный крест». Исполнение было выше всяких похвал — дети держались серьезно, а не хихикали, как бывало в школе.

Когда дети закончили петь, Ваи и Китти, Тупеху и Хануи, равно как и полдюжины пожилых мужчин и женщин, вошли в самый большой из пестро украшенных домов. Ами куда-то подевалась, а Хануи, идущий рядом с Китти, шепотом пояснил, что здесь всегда проходят советы старейшин. В душном помещении царила невероятная жара. Откуда-то проникал тусклый свет, но его было достаточно, чтобы разглядеть разложенный на земляном полу ковер с вытканными на нем замысловатыми узорами.

Перед ковром, скрестив ноги и опустив голову, сидел пожилой мужчина, которого Китти прежде не видела. Он казался погруженным в размышления или даже в транс.

— Кто это? — шепотом спросила Китти у Ваи.

— Тогунга.

— Это будет делать… он?

Ваи кивнула.

Хануи жестом попросил Китти сесть, и та с трудом устроилась на твердом, притоптанном земляном полу. Ваи же отвели на ковер. Она легла на спину и раскинула руки, неотрывно глядя на покрытые узорами стропила, подпирающие крышу.

Взглянув на Хануи, Тупеху что-то спросил на родном наречии.

Хануи указал на мешок, который оставил на крыльце. В нем лежало несколько птиц, чье мясо считалось в этих краях деликатесом, рыба, угри, полдюжины крыс, корень папоротника и листья пикопико[8]. Все это было собрано и поймано сегодня утром и принесено к месту сбора маори в качестве платы человеку, наносящему татуировку. Тупеху кивнул.

Мужчина, сидящий перед ковром, начал читать молитвы, которым, как показалось Китти, не было конца и края. Глаза Китти привыкли к темноте, но жара становилась все более удушающей. Она начала клевать носом и вынуждена была ущипнуть себя за руку, чтобы не уснуть.

Наконец тогунга закончил читать молитвы и вытянул вперед руки. Сцепив пальцы в замок, он вывернул их так, что суставы издали зловещий хруст. После этого он зажег лампы, стоявшие по обе стороны от головы Ваи, и, порывшись в лежавшем перед ним мешочке, достал инструмент с узкой рукоятью и заостренным концом.

Китти крепко зажмурила глаза. Она прекрасно понимала, что произойдет дальше, и не хотела становиться свидетельницей кровавого зрелища. Но ничего не случилось, и Китти, открыв глаза, увидела, что тогунга всего-навсего наносит на подбородок Ваи узор. Тупеху взирал на Китти с презрением. Старейшины тоже перешептывались, но замолчали, когда Китти взглянула в их сторону.

Закончив рисовать и удовлетворенно кивнув, тогунга достал из мешка деревянный молоточек и небольшой костяной резец с лезвием в четверть дюйма шириной. Не поворачивая головы, Ваи взяла Китти за руку.

Тогунга приставил лезвие к безупречно гладкой коже под нижней губой Ваи, поднял молоток и ударил коротко, но сильно. Раздался сочный хруст.

Китти почувствовала, как ногти Ваи впились в ее руку, а к горлу подкатила дурнота. Выступившая на подбородке Ваи кровь тонкой струйкой потекла по ее шее. С каждым ударом молоточка Китти чувствовала, что приступы тошноты становятся все нестерпимее. После шести или семи ударов, не в силах больше сдерживаться, Китти вырвала руку из пальцев Ваи, поднялась на ноги и, пошатываясь, направилась к выходу.

Яркое солнце ослепило девушку. Крепко зажав рукой рот и спотыкаясь на каждом шагу, она отошла как можно дальше от дома, а потом согнулась, зажав подол между колен, чтобы не забрызгать. Китти вырвало.

Резко выпрямившись, она сплюнула, сорвала пучок травы и отерла рот. После этого снова наклонилась и, обхватив руками дрожащие колени, набрала полную грудь воздуха, чтобы унять сердцебиение и пульсацию в ушах.

На траву упала тень, и кто-то произнес:

— Ну и ну…

Резко вскочив от неожиданности, Китти случайно ударила говорящего затылком в лицо.

— Иисус всемогущий! — вскрикнул Райан Фаррел, отступая назад и держась рукой за нос, на который пришлась вся сила удара.

— О, простите, пожалуйста, — пробормотала Китти, которую раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, раскаяние, что она ненамеренно причинила капитану боль, а с другой стороны, досада — ведь он стал свидетелем ее дурноты.

Вынув из кармана платок, Райан приложил его к носу, ожидая увидеть на нем кровь, однако платок остался чист.

— Что вы здесь делаете? И почему вас стошнило?

— Ваи наносят моко.

— Да, я слышал об этом, хотя и не знал, что она живет у вас в доме в качестве помощницы, — сказала Райан, возвращая платок в карман.

Китти кивнула:

— Я должна была держать ее за руку. Но при виде подобного зрелища меня просто вывернуло наизнанку.

Внезапно Райан посерьезнел:

— Что?

— Меня вывернуло наизнанку. В полном смысле этого слова.

— Нет, вы сказали, что должны были держать руку Ваи.

— Да, она попросила меня посидеть рядом с ней.

Лицо мужчины помрачнело, и он рявкнул:

— В таком случае возвращайтесь! Сейчас же!

— Простите?

— Возвращайтесь и возьмите Ваи за руку. Ради всего святого! Если вы этого не сделаете, последствия будут ужасны.

Китти почувствовала, как в ее груди закипает гнев. Однако слова капитана Фаррела озадачили ее.

— Господи, да что такое вы говорите?

— Неужели вы не понимаете, что вам оказали огромную честь, позвав на церемонию моко? Вам, белой женщине? — потребовал ответа Райан.

Схватив ее за руку, он поволок ее назад ко входу в дом.

— Вы вернетесь туда, мисс Карлайл, даже если это будет стоить вам жизни.

Китти попыталась высвободить руку, но не смогла.

— Отпустите меня, — взвизгнула она.

— Нет.

— Я сказала, отпустите!

— Прошу вас, ступайте назад, — спокойно произнес капитан, хотя Китти видела, что его серые глаза все еще прищурены от гнева. — Если вы не вернетесь, они сочтут это ужасным оскорблением.

Китти пригладила рукав платья. Значит, беспечная сытая жизнь?

— Хорошо, — в тон Райану ответила Китти. — Благодарю за помощь, капитан.

Кивнув, Райан невозмутимо добавил:

— И снимите ботинки. Вы их испачкали.

Сняв ботинки, Китти развернулась на пятках и вернулась в дом.

Никто не обратил внимания на вернувшуюся Китти, лишь Ваи тут же вцепилась в ее руку. Тогунга уже закончил один разрез. Он напоминал по форме рыболовный крючок, спускаясь от нижней губы Ваи к подбородку, закругляясь внизу и вновь возвращаясь наверх. Заканчивалась линия неким подобием зубца. Теперь тогунга вооружился другим инструментом с зазубренным концом. Он снова пользовался молоточком, только теперь для того, чтобы заполнить кровоточащий разрез на коже девушки растертым до состояния порошка древесным углем. Зрелище по-прежнему вызывало у Китти приступы тошноты, но она надеялась на то, что теперь, когда желудок пуст, ее больше не вырвет.

На лбу Ваи выступили капли пота. Крепко вцепившись в руку Китти, она начала еле заметно вздрагивать при каждом ударе молотка.

Китти бросила взгляд на старух, сидящих на корточках в нескольких футах от нее, в надежде увидеть на их смуглых сморщенных лицах хоть каплю сочувствия. На лице одной из них тоже красовалась татуировка. Значит, она понимает, какую боль испытывает Ваи?

Словно прочитав мысли Китти, старуха еле слышно обратилась к тогунга, и тот кивнул, не отрываясь от своего занятия. После этого старуха спросила что-то у Ваи.

— Да, — почти беззвучно ответила Ваи.

Женщины начали петь тихими умиротворяющими голосами. Китти не могла понять смысла песни, но разобрала слова «дом», «сон» и «море». Казалось, песне не будет конца, и вскоре Китти поняла, что женщины повторяют один и тот же куплет, убаюкивая и успокаивая.

Тогунга принялся за вторую часть подбородка Ваи, и при первом же ударе молотка Ваи содрогнулась от резкой боли. Китти поняла, что подруге больно, по единственной слезе, скатившейся по ее виску и затерявшейся в густых волосах.

К своему ужасу, Китти вдруг осознала, что тоже начала плакать. В тот же самый момент она поймала на себе внимательный взгляд женщины с татуировкой, которая что-то сказала Хануи на родном языке.

Мужчина коснулся руки Китти:

— Она просит, чтобы я спел для вас.

Откашлявшись, Хануи запел. К удивлению Китти, он оказался обладателем очень приятного баритона.

Ляг здесь, о дева, И позволь нанести рисунок на твои губы. Когда ты придешь в дом, где ткут ткань, Тебя спросят: «Откуда пришла эта женщина?» Ты придешь на танцы, И люди крикнут вслед: «Откуда взялись эти губы? Откуда взялись эти красные губы?» Пусть берег станет кораблем. Усни, Подхваченная волнами бездонного моря, Волнами сияющего моря принцесса.

Китти почувствовала себя необыкновенно умиротворенной и словно загипнотизированной. Ощущение не пропало даже после того, как Хануи закончил петь и мотив вновь подхватили сидящие рядом женщины.


В соответствии с традициями, Ваи не могла общаться с кем бы то ни было до тех пор, пока не заживут разрезы на ее подбородке. Возвращаться в дом Келлегеров было нельзя, поэтому она жила в деревне Пукера в маленькой хижине, занимаясь тем, что плела веревки.

Спустя две недели в середине апреля она вернулась. Китти сочла ее татуировку достаточно красивой — она чем-то напоминала ей кельтские узоры, виденные дома в Англии. Китти не раз задумывалась над тем, откуда же родом маори. Уж точно не с побережья Средиземного моря. Хотя Джордж считал именно так, называя их «затерянным народом Израиля».

Однажды вечером, спустя семь дней после возвращения Ваи, девушки сидели на скамейке в саду и очищали от стручков горох к ужину, когда из дома вышла Ами. На ней был самый лучший наряд, а волосы украшал гребень из черепашьего панциря, которого Китти не видела прежде.

Вздохнув, Ваи что-то сказала кузине на родном языке, и Амирия ответила. Китти прислушивалась к диалогу со все возрастающим чувством беспокойства.

— Нет, — произнесла Ваи по-английски. Ами вновь пожала плечами и пошла прочь, откинув назад волосы.

Китти наблюдала за тем, как Ами перелезла через ограду и скрылась за деревьями, растущими позади дома.

— Куда она пошла, Ваи?

Ваи зло провела ногтем по стручку, ссыпала сочные зеленые горошины в чашку и лишь потом ответила:

— В гавань недавно зашло китобойное судно из Германии. Она пошла к морякам.

Глаза Китти округлились от негодования.

— Чтобы?…

— Да.

— Но почему? Почему ей так этого хочется? — спросила всерьез озадаченная Китти.

— Потому что они дарят ей всевозможные вещи. Деньги, новые гребни. Мушкеты.

— Мушкеты?

— Да.

— Но ведь это запрещено, — сказала Китти. — Преподобный Уильямс запретил покупать мушкеты.

— Знаю. Но моряки все равно ими торгуют. Не все, конечно. Американцы обычно ими не торгуют, но остальные — довольно часто.

— Она и раньше посещала моряков?

Ваи зачерпнула еще одну пригоршню стручков. Теперь она не просто злилась — она кипела от гнева.

— И не раз. Ей все равно, что она поступает нехорошо. Обычно она уходит ночью. Не знаю, почему она так рано сегодня.

— И она уходила, пока жила здесь?

Ваи кивнула.

— Но я никогда ничего не слышала, — призналась Китти. А разве способна она была что-то услышать ночью? В последнее время она работала не покладая рук и засыпала как убитая, едва только касалась головой подушки.

— Ты и не должна была ничего слышать. — Ваи подняла глаза на Китти: — Ты расскажешь священнику и миссис Кереге?

Китти задумалась.

— Не знаю. Я должна. Как ты считаешь?

— Думаю, для тебя будет лучше, если ты сделаешь вид, что ничего не знаешь.

— Но ведь это ужасно, Ваи. Это… это проституция. Так делать нельзя. Это неправильно.

Ваи пожала плечами:

— Ты права. Я бы не стала так делать. Отец убьет меня. — Ваи взглянула на Китти, и та заметила в ее глазах страх, свидетельствующий о том, что именно так и будет. — Я не стала бы делать ничего подобного, даже если бы не была помолвлена. Но не все поступают так, как я. Девушки из деревни тоже ходят к морякам. — Ваи замолчала, раздумывая, продолжать или нет. — Но моему отцу нужны мушкеты.

По спине Китти пробежал еле заметный холодок.

— Для чего?

— Он хочет быть уверен.

Китти ждала, но Ваи не собиралась вдаваться в подробности.

— Уверен в чем, Ваи? — спросила Китти.

Девушка нахмурилась:

— Он считает, что совсем скоро сюда, в Аотеароа, приедут еще люди. Много людей. Он понял это, когда здесь появился мистер Басби.

Китти кивнула. Она слышала о Джеймсе Басби, хотя никогда его не встречала. Британский подданный, в течение последних шести лет он жил в селении Вайтанги по другую сторону одноименной реки. Короной на него была возложена обязанность поддерживать мир между коренным населением, миссионерами и менее законопослушными подданными ее величества, наводнившими Корорареку, Те-Уахапу и Окиато и расселившимися вокруг гавани. Китти также знала, что люди относились к мистеру Басби не слишком хорошо. Миссионеры считали, что он вмешивается в их работу, оставаясь при этом в стороне, и отказывается слушать их советы, касающиеся маори. Сами же маори ему просто не доверяли.

— Он считает, что вскоре белых здесь будет больше, чем маори, — продолжала тем временем Ваи, — и что мы потеряем свои земли и право голоса. Вот поэтому ему и нужны мушкеты. Он хочет защитить все это!

— А преподобный Уильямс знает, что твой отец запасается оружием? — спросила Китти.

— Нет.

После такого ответа Китти вдруг захотелось, чтобы и она ничего не знала.


Ами вернулась домой лишь под утро. Китти не знала, смогла ли она получить мушкет в обмен на свою благосклонность, но спустя десять дней после ее визита на немецкий корабль стало ясно, что вернулась она не с пустыми руками.

Китти разводила на кухне огонь, чтобы приготовить на завтрак кашу, когда Ваи сообщила, что Ами, кажется, заболела. Уставшая Китти, у которой тоже раскалывалась голова, сначала скептически отнеслась к подобному заявлению. Ами и раньше прикидывалась больной. Обычно это случалось в банные дни или при упоминании Сарой о том, что полы нуждаются в тщательном мытье. Однако Ваи выглядела чрезвычайно обеспокоенной и была уверена в том, что на этот раз нездоровье кузины отнюдь не симуляция.

Китти хотела сообщить о болезни Ами Саре, которая еще не спустилась к завтраку, но потом решила, что не стоит расстраивать тетю, если это очередной обман. Она последовала за Ваи к комнате Ами и дождалась, пока ей позволят войти.

В комнате Ами стоял странный тошнотворно-кислый запах, как если бы здесь убежало молоко. Занавески на окнах были плотно задернуты, поэтому в комнате царил полумрак. Ами лежала на боку, скинув с кровати простыни и свесив с матраса ноги.

— Ами? — неуверенно позвала Китти, подходя ближе. Ваи, всерьез напуганная, отошла в сторону.

Ами застонала, а потом зашлась в надрывном кашле. Ее волосы спутались и свисали влажными прядями, а когда она повернулась, Китти увидела, что ее покрытое лихорадочным румянцем лицо блестит от пота, а белки глаз были испещрены красными прожилками. Капли пота, струящиеся по шее, насквозь пропитали ее ночную сорочку.

— Ами, что случилось? — спросила Китти. Она приложила ладонь ко лбу девушки, но тут же в ужасе отдернула ее. Ей показалось, будто кожа Ами охвачена пламенем.

— Что? — спросила Ваи, глядя на Китти полными ужаса глазами.

Китти покачала головой:

— Не знаю, — ответила она, надеясь, что на ее лице не отразился страх.

А потом они услышали крик Джорджа.

— О, не могла бы ты сходить и узнать, что ему нужно? — попросила Китти.

— Нет. Иди ты. Пожалуйста. А я останусь с Ами.

Видя беспокойство и страх Ваи, Китти кивнула. Выйдя за дверь, она услышала, как Ваи тихо начала читать молитву на родном языке.

Раздраженный донельзя, дядя Джордж стоял на середине лестницы.

— Вы что-то хотели, дядя Джордж?

— Кто-то стучит в дверь, — рявкнул преподобный. — И кого это принесло в такую рань? Я очень занят работой над проповедью. Ты же знаешь, что преподобного Уильямса в это воскресенье не будет.

— Ами заболела.

— Так ты откроешь дверь? — спросил Джордж и вновь удалился в кабинет.

Раздраженная тем, что дядя Джордж вполне мог бы сам встретить посетителя, Китти отерла руки о подол платья и распахнула входную дверь. На пороге стоял Райан Фаррел, вернувшийся из недавнего путешествия по открытому морю.

— О, это вы, — произнесла девушка.

— Доброго вам утра, мисс Карлайл, — ответил Райан, снимая шляпу. — Я понимаю, что еще довольно рано, но мне нужно поговорить с преподобным Келлегером.

— Ами заболела.

— Ваша помощница?

— Да. — Китти на мгновение смутилась, вспомнив, что, по словам капитана Фаррела, члены его команды в случае болезни лечатся самостоятельно. — Она действительно очень больна, и я не знаю, что делать. Не могли бы вы зайти к ней? Пожалуйста. Я не знаю, стоит ли посылать за доктором Фордом.

Райан отвернулся, но потом снова взглянул на Китти:

— Думаете, я знаком с этой болезнью?

— Я не знаю!

— Хорошо. Только я сомневаюсь, что смогу быть полезен.

Райан зашагал следом за Китти, но в этот самый момент на лестнице показалась тетя Сара, поспешно заправляющая под чепец седеющие волосы.

— Доброе утро, капитан Фаррел. Китти, преподобный Келлегер только что сообщил мне, что никто не открывает дверь. Куда подевались девушки?

— Ами заболела, тетя Сара. Капитан Фаррел согласился зайти к ней.

Сара недоуменно заморгала:

— Я не думаю, что это будет прилично, Китти.

— Тетя Сара, мне кажется, она очень больна. Ами нужна помощь.

В голосе Китти сквозило такое отчаяние, что Сара закрыла рот и последовала за племянницей и капитаном Фаррелом на задний двор. Китти постучалась в дверь комнаты Ами.

— Ваи? Пришел капитан Фаррел. Ему можно войти?

Дверь отворилась. Китти не ожидала, что Ваи испытает такое облегчение при виде капитана. Девушка и капитан обменялись парой фраз на родном языке Ваи, чем несказанно поразили Китти. Ведь она понятия не имела, что капитан Фаррел столь свободно изъясняется на языке маори.

— Да. Ами не возражает, — ответила Ваи, но уже по-английски. — Мне кажется, она не узнала даже меня. Я очень беспокоюсь.

Кивнув, Райан вошел в комнату, а Китти и Сара остались снаружи.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросила Сара, когда капитан несколько минут спустя вышел из комнаты Ами.

— Не знаю, миссис Келлегер, — ответил мужчина, — но думаю, вы должны немедленно послать за доктором Фордом. Он сейчас здесь, в Пайхии?

— Наверное. Я пошлю за ним Ваи.

— Нет. Это может сделать мисс Карлайл, а Ваи пусть останется со своей кузиной.

Сару смутил приказной тон капитана, но она все же кивнула. Райан коснулся руки Китти:

— И позовите, пожалуйста, миссис Персел, хорошо? Но без детей.

Кивнув, Китти ушла.

Доктор оказался дома. Он сидел за столом, готовый приняться за обильный завтрак, состоящий из каши, яиц, поджаренного хлеба, джема и чая. Но, услышав о происшествии, он тут же встал из-за стола. Взяв шляпу и саквояж, доктор немедленно отправился к Келлегерам, в то время как Китти побежала за миссис Персел.

Она настойчиво постучала в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошла, прервав завтрак семьи Перселов.

— Китти! — воскликнула миссис Персел, с трудом поднимаясь со стула — на восьмом месяце беременности она стала весьма неуклюжей. — Что случилось?

— Ами, — вымолвила Китти, с трудом переводя дыхание. — Она серьезно заболела, и нам может понадобиться ваша помощь. Не могли бы вы прийти к нам?

— Конечно, — ответила Ребекка.

— Капитан Фаррел не велел брать с собой детей.

Ребекка без колебаний сдернула с себя фартук. Уин с сожалением посмотрел на сильно округлившийся живот жены и открыл рот, словно хотел что-то сказать, но промолчал. Однако Китти видела, как беззвучно зашевелились его губы. Наверное, он читал молитву.

Женщины пошли по следам доктора, оставшимся на песчаном берегу, а когда вошли в дом, увидели, что доктор еще там. Райан сидел в гостиной. Он пил чай с Сарой и Джорджем, которому все же пришлось оторваться от проповеди.

Долго ждать приговора доктора не пришлось. Он вошел в гостиную, сопровождаемый плачущей Ваи. На лице доктора застыло мрачное выражение.

— Ваша помощница ходила к кому-нибудь в гости? — спросил он у Сары, стоящей рядом с Джорджем и в волнении сцепившей пальцы.

— Нет, — ответила Сара. — Хотя время от времени она ходит в деревню.

Доктор Форд покачал головой:

— Нет, я вовсе не это имел в виду. Я хочу спросить, не посещала ли она кого-то за пределами деревни. Моряков, например.

Наконец Сара поняла, на что намекает доктор.

— Определенно нет, доктор. Мы с преподобным Келлегером ни за что не позволили бы этого.

Доктор с сомнением посмотрел на женщину.

— Иногда эти девушки лгут.

Китти сконфуженно посмотрела на Ваи. Как мог доктор сказать такое в ее присутствии?

Повернувшись к Ваи, доктор довольно резко спросил:

— Ну, ходила она куда-нибудь?

Уставившись на собственные босые ноги, девушка энергично замотала головой. Китти ощутила, как ее собственное лицо заливает краска. Ей оставалось лишь надеяться, что никто из присутствующих этого не заметил. Однако, подняв глаза, она поймала пристальный взгляд Райана Фаррела, задумчиво взирающего на нее и Ваи. Китти пришлось вновь отвести глаза.

— Чем именно заболела девушка? — перебил доктора Джордж.

— В ее горле и ротовой полости я обнаружил белую сыпь, которая дает мне основания подозревать корь, — ответил доктор.

— Корь? — ахнула Сара.

Потянувшись за Библией, Джордж произнес:

— Нам нужно помолиться о спасении.

— Корь очень заразная, ведь так, доктор? — спросила Ребекка. — Я видела нечто подобное в Англии. О Господи, что же нам теперь делать?

Доктор Форд поднял руку:

— Успокойтесь, пожалуйста, миссис Персел. Паника делу не поможет. А теперь скажите мне, кто общался с… как зовут эту девушку?

— Ами, — подсказала Китти.

— Кто общался с Ами в течение последней недели?

В комнате повисла зловещая тишина. Все раздумывали над тем, со сколькими людьми виделась в последнее время словоохотливая, обожающая погулять Ами.

— Она общалась со всеми нами, — тихо вымолвила наконец Сара. — А вчера утром она заходила в школу.

— За день до этого она заходила к нам, — вспомнила Ребекка. — Кажется, ей были нужны финики. Мы пили с ней чай.

— Господь милосерден, — еле слышно пробормотала Сара.

— Она чихала или кашляла? — спросил доктор.

Ребекка побледнела:

— Да. Я предложила ей сироп от кашля, но она не захотела его взять.

Вздохнув, доктор устало потер руками лицо.

— Корь — чрезвычайно заразная болезнь. Если она еще не распространилась по округе, то это непременно случится. Чтобы предотвратить это, нужен строгий карантин. Прежде всего нужно сообщить о случившемся преподобному Уильямсу и Тупеху. Преподобный дома? Нет? Что ж, в таком случае, его место займет преподобный Келлегер. Никто не должен покидать дома, ездить в Пукера или Пайхию до тех пор, пока болезнь не пойдет на спад. Никто. Капитан, ваш корабль тоже должен оставаться в гавани на протяжении по крайней мере…

— Насколько я знаю, Ами не посещала «Катипо».

— Но вы-то сейчас здесь, не так ли? Вполне вероятно, что вы уже заразились, — резко возразил доктор.

— Как и все мы, — прошептала Ребекка, поглаживая живот.

Китти мгновенно представила, как болезнь отделяется от тела Ами, приняв форму тяжелого ядовитого облака, змеей сползает с кровати на пол, просачивается незаметно сквозь заднюю дверь, чтобы неумолимо впитаться в ткань ее собственной одежды и в конце концов в кожу. Китти поежилась и поняла, что головная боль усилилась.

— Боюсь, вы правы, — сказал доктор и повернулся к Райану: — Так же нельзя позволять отплывать и другим судам, находящимся в гавани. Мы не знаем, от кого заразилась Ами, да и она сама скорее всего этого не знает. Но я готов поспорить на целый фунт, что ее болезнь связана с одним из моряков. Жителей Корорареки тоже нужно известить, — добавил доктор.

Джордж с грохотом бросил Библию на стол, заставив всех подскочить от неожиданности.

— Это бедствие, — рявкнул он, — дело рук дьявола.

С минуту все молча смотрели на преподобного, а потом доктор Форд откашлялся.

— Мне кажется, преподобный, — начал он, — это скорее относится к медицине, нежели…

— Это кара Господня, вот что это такое! — перебил его Джордж.

Доктор предпринял еще одну попытку:

— Право же, преподобный, не могу с вами согласиться.

Каждый, кто хорошо знал Райана Фаррела, непременно заметил бы хищный прищур его глаз и упрямо сжатые губы. Все это говорило о том, что он с трудом сдерживается от ярости.

— Прошу прощения, доктор, — произнес он. — Скажите мне, преподобный, что заставило вас сделать подобный вывод?

— Мои собственные глаза! — ответил Джордж. — Эта девушка, эта дикарка, которую мы кормили, одевали, которой давали ключи от царства Господня — только протяни руку, — заключила сделку с сатаной, а сатана, в свою очередь, заманил ее на путь греха и разврата. И все это в обмен на горсть монет и ничтожные побрякушки!

А еще в обмен на мушкеты, подумала Китти.

— И вот теперь эта эпидемия! — продолжал Джордж, брызгая слюной от негодования. — Да, эпидемия! Мы должны остановить эту торговлю человеческой плотью и человеческой моралью. Должны остановить прямо сейчас!

Тихо, но с явной угрозой в голосе Райан произнес:

— Как вы можете быть уверены, что девушка торговала собой? И вы тоже, доктор, раз уж зашел такой разговор.

— Да потому что она принесла с собой чуму! — вскричал Джордж.

— Вообще-то корь, — поправил его доктор Форд.

— Она могла заразиться от кого угодно, — добавил Райан. — Ведь эта болезнь не распространяется половым путем, верно, доктор?

Сара и Джордж передернулись.

— Насколько я знаю, нет. В медицинских журналах ничего об этом не говорится.

— Стало быть, ее можно подхватить совершенно случайно? От проезжающих торговцев. Или от одного из знакомых Басби, мечтающих ознакомиться с самобытным укладом жизни местных жителей. — Райан сделал паузу. — Или от приезжего миссионера.

Худощавое лицо Джорджа побледнело еще больше.

— На что вы намекаете, капитан?

— Я не намекаю, преподобный, я говорю прямо. Европейские болезни не знакомы маори, но наше присутствие порождает их. Как могут они противостоять болезням, которые не берутся лечить даже врачи в Англии? Кое-кто назвал бы это массовым убийством.

В мгновение ока возмущение, написанное на лице Джорджа, сменилось надменной добродетельностью.

— А, теперь я понимаю! Вы один из тех, кто считает, что маори нужно оставить наедине с самими собой. Я слышал, существуют люди, проповедующие подобную чушь. Но вы-то отсюда не уедете, пока есть чем торговать с ними, не так ли?

— Я снабжаю их тем, в чем они нуждаются, — вежливо ответил Райан, хотя его пальцы сжались в кулаки.

— Я занимаюсь тем же — даю им возможность получить избавление и место в царствии небесном.

— И вы в самом деле считаете, что это честная сделка? — спросил Райан. — Экземпляр Нового Завета в обмен на раннюю смерть? Иисус всемогущий! — взорвался он.

— Не смейте богохульствовать в этом доме! — заорал Джордж.

Сара закрыла руками лицо, потрясенная происходящим.

— Перестаньте, вы оба! — взмолилась она. — В нашем доме больная девушка!

Набрав полную грудь воздуха, Ребекка спокойно произнесла:

— Миссис Келлегер права. Ами нужна наша помощь. Да и другим тоже вскоре понадобится. Сейчас не время выяснять отношения.

— Совершенно верно, — вставил доктор Форд. — Девушке необходимо обильное питье, миссис Келлегер, и по возможности легкая пища. Больше мы ничего не можем для нее сделать. — Он взял в руки саквояж. — А я отправлюсь известить Тупеху, пока еще не поздно.


Доктор Форд опоздал. Эпидемия кори охватила и поселение миссионеров в Пайхии, и деревню Пукера. Райан послал членов экипажа известить об эпидемии капитанов девяти кораблей, стоящих на якоре в гавани, однако пять из них уплыли под покровом безлунной ночи. Капитан Фаррел с экипажем оставался на борту «Катипо», но, как только сняли карантин, отдал якоря.

По грубым подсчетам, заболело две трети маори и половина миссионеров. Двадцать два местных жителя умерли — в основном очень молодые люди и старики. Болезнь унесла также жизни двух детей из семей миссионеров: младшего ребенка четы Тейтов и бедного малыша Гарри Персела, так любимого всеми. Обезумевшую от горя Ребекку не утешало даже ожидание появления на свет еще одного ребенка. Он родился двумя неделями позже. Новорожденную девочку родители назвали Гарриет.

Ами выздоровела. Сара с Китти тоже. Школы были закрыты, поэтому Китти, Сара, Джанна Тейт и миссис Уильямс много времени проводили в деревне, помогая ухаживать за больными. Сделав домашние дела и приготовив еду для тех, кто не мог встать с постели, женщины покидали Пукера рано утром. Сыпь на телах больных они обрабатывали настойкой из арники и календулы, жар сбивали настойкой кареао, а иногда опием. Они стирали грязную одежду, прибирались в маленьких домиках местных жителей, играли со здоровыми детьми, стараясь не подпускать их к больным, и лишь затемно возвращались домой. Им нужно было приготовить еду для собственных домочадцев, многие из которых были тоже больны и за которыми в отсутствие родных ухаживала Ребекка, чье лицо посерело от изнеможения и горя, а также для старших детей, которым удалось избежать болезни. Еще никогда в жизни Китти так не уставала. Она уже выздоровела, хотя по-прежнему испытывала слабость и головокружение. Каждую ночь девушка, не раздеваясь, падала на кровать и засыпала тяжелым, лишенным сновидений сном.

Ваи чудом удалось избежать болезни, впрочем, как и Джорджу, который считал, что чрезвычайная набожность защитила его. Пока эпидемия бушевала в двух поселениях, маори каждое воскресенье до отказа заполняли маленькую миссионерскую церковь, моля «белого» Бога защитить их от напасти. Однако среди местных жителей начал распространяться слух о том, что, наслав болезнь, древние боги решили наказать людей за то, что те их отвергли, и количество прихожан маори заметно сократилось.

Китти и Ваи никому больше не рассказали о визите Ами на немецкий китобой, поэтому виноватого в распространении эпидемии так и не нашли. Джордж, убежденный, что виновница произошедшего Ами, не стал, однако, выгонять ее из дома, так как свято верил, что ее еще можно спасти, если только она согласится принять руку Божью. По крайней мере так он говорил. Но Китти полагала, что скорее всего ему была просто непереносима мысль о том, что девушка, живущая под его крышей и находящаяся под его покровительством, решила продавать себя.

Ами никогда не говорила о случившемся, но Китти часто раздумывала над тем, как должен чувствовать себя человек, на совести которого смерть почти двух дюжин человек, причем многие из них были его родственниками.