"Подозреваемые" - читать интересную книгу автора (Каунитц Вильям Дж.)

Глава 10

Окровавленные тела окаменели, стали похожи на восковые фигуры. Смерть наступила несколько часов назад. Было раннее воскресное утро. Ночные клубы закрывались. Священники готовились к утренней мессе. На Восточной Семьдесят девятой улице криминалисты рассматривали место преступления с безразличием людей, привыкших к неуютному соседству смерти.

Детективы из ночной смены 19-го участка связали этот случай с двойным убийством на территории 93-го, когда погибли лейтенант полиции и хозяйка кондитерской по имени Циммерман.

Позвонили в 93-й, потом домой Скэнлону. Так как он не ответил, связались с Салли де Несто.

Скэнлон подпрыгнул на кровати, слушая краткое сообщение: «Детективы Девятнадцатого участка доложили, что Стэнли Циммерман и его жена Рэчел стали жертвами убийства в своем доме сегодня около часа ночи».

— Вызовите всех в участок, — приказал Скэнлон, швырнул трубку и, отбросив покрывало, спросил себя, как его угораздило что-то проглядеть, и что это было.

Детективы стояли маленькими группами в спальне, сравнивая свои записи. Фотограф снимал место преступления.

Полицейский врач уже ушел, он подтвердил смерть от огнестрельных ранений.

Скэнлон стоял в ногах кровати и смотрел на тела. На его лице читалась невыносимая печаль. Ужасное чувство вины переполняло его. Голова болела, изуродованная нога дрожала. Может, они погибли по его недосмотру? Неужели его личные неурядицы привели к тому, что он стал небрежен в работе?

Хиггинс и Колон подошли сзади, посмотрели на тела. Хиггинс прочла в блокноте записи об их смерти.

Скэнлон слушал, не в силах оторвать взгляд от тел. Хиггинс закончила свой доклад и тихо сказала:

— Это все, Лу. Не так уж много фактов.

— Где дочь? — спросил Скэнлон.

— В больнице, у нее потрясение. С ней тетка, — ответил Колон.

Скэнлон кивнул. «Необходимо встретиться с Линдой Циммерман, — решил он. — Но что сказать ей? „Мне жаль“? Этого мало». Он отвел глаза от кровати и увидел Фрэнка Абруцци, эксперта по баллистике.

— Когда ты работаешь, Фрэнк, так и кажется, что у тебя над головой большая черная туча.

— Так оно и есть, Лу.

— Что можешь мне сообщить? — спросил Скэнлон.

Абруцци повел его к окну.

— Начнем с поврежденного стекла, — сказал он, показывая на три дырочки в окне. — Заметь: радиальная линия длиннее внизу. Это значит, что было давление сверху. Стало быть, убийца стрелял из точки, расположенной выше уровня окна.

Он вытащил руку из кармана и показал на центральное отверстие.

— Это был первый выстрел. Смотри, как идут радиальные линии вниз до конца стекла, и обрати внимание на этот небольшой излом, который начинается в концентрических кругах от двух других пуль и пересекается с первой линией. Значит, этот выстрел был первым.

Они отошли от окна, пересекли спальню и приблизились к изголовью кровати. Абруцци указал на нее.

— Парень промазал один раз, и пуля застряла в спинке кровати. С помощью двух точек пересечения можно рассчитать траекторию пули. Используя специальные расчеты, мы связываем конечную точку движения пули с имеющейся начальной и находим траекторию.

Он показал рукой на крышу «Кингсли-Армс». Тони Скэнлон посмотрел на детектива.

— Спасибо, Фрэнк.

— Всегда к твоим услугам, Лу.

Скэнлон осмотрел комнату. Большинство детективов было из 19-го участка, а 93-й пригласили сюда посовещаться. Убийство было совершено не на их территории.

Скэнлон резко повернулся и вышел из спальни. Хиггинс и Колон последовали за ним.

Быстро спускаясь по лестнице, Скэнлон услышал на втором этаже взрыв хриплого смеха, который доносился из квартиры в глубине коридора. Он пошел на звук и очутился в большой комнате, где увидел набор старинных пистолетов на стене, а рядом с огромным окном — бар и четыре стула. Три незнакомых ему детектива сидели у бара. Один из них, крупный негр в толстых очках, изображал бармена. Другой мужчина, помоложе, с каштановыми бакенбардами, развалился в кресле, перекинув ноги через подлокотник. Он разговаривал по телефону, и тупое выражение его лица подсказало Скэнлону, что разговор был явно не служебным. Третий детектив был старым и грузным, он восседал на высоком стуле у бара. На стойке стояли бутылки «Реми Мартин» и «Шива Регал». Скэнлон увидел стаканы в руках полицейских и невольно вспомнил два мертвых тела в постели наверху. В полицейских инструкциях говорится о таком понятии, как единоначалие. Только один человек командует в любой ситуации, и только один офицер непосредственно командует каждым полицейским. Другие начальники не должны приказывать не подчиненным им полицейским, за исключением особых случаев. По инструкции Скэнлону полагалось подать рапорт на этих красавцев их начальнику.

— Какого черта вы тут делаете? — громко спросил Скэнлон.

Хиггинс и Колон быстро спустились на первый этаж.

Детективы увидели лейтенантский значок на груди Скэнлона.

— Пропустили по маленькой, Лу, — ответил сидевший за стойкой бара.

— По маленькой? — переспросил Скэнлон и обратился к полицейскому у телефона: — И это, конечно, служебный разговор?

Детектив быстро сказал в трубку:

— Я еще позвоню, — и дал отбой.

Полицейский, который сидел на высоком стуле, поставил стакан и слез на пол.

— Если вы, трое сверхсыщиков, не горите желанием быть вышвырнутыми отсюда в мусорном ведре, то я советую вам катиться и исполнять свои обязанности.

— Ладно, Лу, — сказал «бармен», и все трое вышли из комнаты.

Скэнлон убрал бутылки с вином. «Какой козел писал эти полицейские руководства? Я уверен, что он никогда не работал в полиции», — раздраженно подумал он.

— Эти двери были вскрыты ломом, — объяснял эксперт группе детективов на верхнем этаже дома «Кингсли-Армс».

Он ткнул своим костлявым пальцем в следы на косяке двери.

— Кусачки оставили характерные оттиски. Мы снимем этот материал и сделаем отпечатки повреждений. — Он хитро посмотрел на детективов. — Если кто-нибудь из вас принесет мне подходящий лом, я смогу наверняка сказать, тот ли он.

Он перешел к перевернутым мусорным бакам, громоздившимся у двери до края крыши. Взял один из них и присел на корточки рядом с кучей плакатов с видом Парижа, прилипших к залитой гудроном кровле.

— Жара размягчила гудрон, поэтому, когда убийца опустился на колено, чтобы выстрелить, его пальцы и пятка оставили вмятину. Здесь виден его левый каблук. Мы добавили соль, чтобы ускорить застывание.

Детективы подошли вплотную к эксперту.

— Это даст нам его приблизительный рост и вес. По положению ноги я могу определить, что человек, которого вы ищете, не левша.

Он встал, осторожно поставил бак на место, перешел к следующему, перевернул его и наклонился.

— Вот еще след. Мы сможем сделать «портрет» его походки.

Толстый детектив спросил:

— Что это означает?

Эксперт, жестикулируя, пустился в объяснения:

— В этот «портрет» входит много вещей: линия, показывающая нам угол, под которым человек опускает ступню вниз, длина шага, которая измеряется по центрам двух следующих друг за другом отпечатков ступни. Это расскажет нам о его росте и о том, хромает ли он. — В его выразительных глазах появились веселые искорки. — Все, что вы, асы, должны сделать, так это притащить мне гада вместе с ботинками, и я зацементирую их на этой крыше.

— Надо же, а я удивился, почему весь этот мусор набросан перед входом в дом, — заметил толстый детектив, глядя на перевернутые мусорные баки, перенесенные на крышу.

Скэнлон стоял на краю крыши, слушал эксперта и смотрел вниз на зеленую карету скорой помощи. Тут и там стояли патрульные машины, служебные автомобили без опознавательных знаков заполонили улицу до самого перекрестка. Противное, тошнотворное ощущение не оставляло его: он проглядел что-то важное, он мог предотвратить убийство. Эта невыносимая мысль так и вертелась в голове: «Я виноват во всем. Потому что забивал себе голову личными делами».

Полицейский вышел из дома и быстро открыл двери. Появились работники морга с носилками, на которых лежали черные пластиковые мешки. Полицейские помогли им спустить носилки вниз по лестнице. Вокруг полицейского ограждения быстро собралась толпа. Смерть словно заворожила прохожих. Ну да ведь она их не касалась.

Мешки с телами отстегнули и сняли с носилок. Останки Стэнли и Рэчел Циммерман уложили в «скорую».

Труповозка сорвалась с места и уехала под вой сирены. «Почему сирена? — подумал Скэнлон. — Ведь уже некуда спешить. Да, уже некуда».

— Не казнись, Лу, — сказал Крошка Биафра, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы. — Мы никак не могли предотвратить это.

— Мы что-то упустили, — возразил Скэнлон.

— Глупости, — бросил Лью Броуди.

— Мы всего лишь люди, Лу, — сказала Хиггинс.

Скэнлон отошел от них и направился к группе детективов

19-го участка, стоявших около вентиляционного отверстия на крыше.

Лейтенант Джек Фейбл, их начальник, увидел Скэнлона и зашагал навстречу.

— Как поживаешь, парень?

Скэнлона передернуло от его слов. «Парнями» на Службе называли людей, которых знали, в лицо, но не помнили по имени.

— Скэнлон, Джек. Тони Скэнлон, Девяносто третий участок.

Фейбл запоздало улыбнулся, вспоминая.

— Ах да. Как дела?

Джек Фейбл больше не был тем долговязым юношей с детской физиономией, которого Скэнлон запомнил как лучшего ученика на курсе. Годы питания всухомятку сделали свое дело. Двойной подбородок, бычья шея с трудом втискивается в воротник.

— Мы вместе были в академии, — вспомнил Фейбл, похлопав однокурсника по плечу. — Плохо, что так постарел.

Скэнлону было не до шуток.

— Скажи, что ты знаешь об этом чертовом убийстве?

— У нас ничего нет, — пробурчал Фейбл, поглаживая подбородок. — Ночной патруль заметил девочку, бредущую по улице, им удалось узнать у нее имя и адрес, а остальное тебе известно. Все опросы оказались безрезультатными. Никто ничего не видел. Проклятый консьерж был в туалете, поэтому парень вошел и вышел незамеченным.

Лейтенанты медленно подошли к краю крыши и посмотрели вниз на пожарную лестницу и зарешеченные окна.

— Тут должна быть какая-то связь с твоим бруклинским убийством, — неуверенно сказал Фейбл.

Скэнлон пожал плечами.

— Какая? — Он осмотрелся. — Кстати, а где начальство?

— Еще рано. Скоро подойдут. Все, кроме комиссара полиции. Его не смогли найти. Жена сказала, что не знает, где он.

Скэнлон поморщился.

— Когда-нибудь он споткнется о собственный член.

Он увидел в окне напротив женщину, она бегала по комнате, прижав руки к груди.

Фейбл посмотрел на Скэнлона.

— Расскажи, что случилось в Бруклине.

Скэнлон кратко описал ему убийство Галлахера и Циммерман. Когда он закончил свой рассказ, Фейбл заметил:

— Я никак не могу понять, кто был мишенью.

— Ты не знаешь, я не знаю. Добро пожаловать в клуб незнаек, — Скэнлон помолчал. — Сначала я думал, что Джо Галлахер. А теперь? Ума не приложу.

— А что с этим Эдди Хэмилом?

— А кто знает? Я думаю, может быть, это тот случай, когда убийца обознался. Хэмил или кто-то из его наемников хотели убить Тикорнелли, но спутали с Галлахером. В любом случае это надо тщательно расследовать.

Глаза Фейбла сузились.

— А твое внутреннее чутье что говорит?

Скэнлон вздрогнул.

— Галлахер.

— Почему?

— Незадолго до происшествия какой-то парень появился в парке Макголдрик и вышел оттуда, как раз когда Галлахер припарковал свою машину.

— И ты думаешь, что был сообщник, который сигнализировал убийце, что Галлахер появился на месте?

— Что-то в этом роде.

— Тот же самый сообщник, который сидел за рулем, когда они смывались, — сказал Фейбл.

— Наверное. Но кто знает, возможно, замешан кто-то третий, — ответил Скэнлон, машинально считая, сколько раз женщина пробежала из конца в конец комнаты.

— А почему не Циммерман?

— А зачем тогда ждать появления Галлахера? Ведь ее можно было убить в любое время.

— Может, кто-то хотел угробить их обоих? В назидание другим.

— Я думал об этом. И должен сказать, что это может иметь какой-то смысл.

Фейбл почесал подбородок.

— Если целью был Галлахер, то зачем убивать врача и его жену?

— Это бессмысленно, — сказал Скэнлон. — Если не…

— Если не — что?

— Если мы не сможем связать Галлахера и Йетту Циммерман. Могла ведь у них быть какая-то денежная махинация, которая затронула всю ее семью.

Фейбл кивнул и заметил:

— Да, тут и впрямь какая-то жуткая тайна.

— Похоже на то, — согласился Скэнлон, думая, где раздобыть нужное количество людей для поисков Хэмила, выполнения других заданий и текущей работы.

— Может быть, нам повезет, — произнес Фейбл, уводя Скэнлона от края крыши к мусорным бакам.

Он показал на один из них, и лейтенанты присели рядом с бесформенным куском пластилина, который уже почти высох. Хиггинс подошла и опустилась на корточки возле них.

— Когда парни из лаборатории возьмут этот оттиск и очистят его, у нас будет достаточно хороший «portrait parle»[2] этого козла, — сказал Фейбл.

Гектор Колон подошел к сидевшей на корточках троице. Его взгляд упал на обнаженные колени Хиггинс и похотливо скользнул под подол.

— Есть что-то странное в этом отпечатке, — начала Хиггинс, но вдруг ощутила навязчивое присутствие Колона.

Она подняла глаза, сжала колени и опять прикрыла отпечаток мусорным баком.

Колон подошел к ней.

— Синьорита Хиггинс, а вы действительно очень красивая женщина.

— Да? Благодарю, Гектор. Тебе понравилось то, что ты увидел?

Он подошел еще ближе и прошептал:

— Очень. Латинян очень возбуждают волосатые женщины. — Он огляделся, чтобы убедиться, что никто его не слышит, и добавил: — Если когда-нибудь захочешь сменить профиль, позови меня. С удовольствием побываю у тебя внутри.

Она похлопала его по щеке.

— Как ты заботлив, Гектор. Но, по правде говоря, вряд ли ты сможешь что-то сделать, даже если я позову.

Лейтенанты уходили вместе.

— Думаешь, нам надо создать особую группу, которая будет работать над этим делом? — спросил Фейбл.

Бросив взгляд на резкие, словно точеные очертания Манхэттена, Скэнлон ответил:

— Думаю, что нет. Специальным группам трудно работать. Слишком много начальства, которое висит на шее.

— Я тоже так подумал, — сказал Фейбл. — Будем работать вместе, согласовывая наши действия. Мы с тобой — два старых мешка, достигших своего потолка на Службе. Между нами нет места ревности.

— Ты прав. Я пришлю тебе копии моих рапортов, а ты присылай мне свои. Если появится что-нибудь важное, я звякну тебе.

— Ладно. Я тоже.

Заместитель начальника следственного управления Маккензи подошел к краю крыши и посмотрел вниз на окно спальни Циммерманов. Спустя несколько минут он отвернулся, внимательно оглядел толпу и позвал Скэнлона.

Лейтенант услышал его и подошел.

— Слава Богу, не в Галлахере дело. — Он вытер шею платком. — Теперь ясно, что Галлахер был тем несчастным, который оказался не там, где надо, и не тогда, когда надо.

— Мне так не кажется.

— Ну зачем ты создаешь проблемы, Скэнлон? Оставь, ради Бога.

Голос Скэнлона задрожал от негодования.

— Слушай, у нас четыре трупа. Один из них — лейтенанта полиции. Маленькая девочка осталась сиротой. И у тебя хватает наглости говорить мне «оставь»!

— Скэнлон, этим занимается Девятнадцатый участок. Разгадка обоих преступлений — через дорогу, в этой спальне. Будь благоразумен, передай дело Девятнадцатому. Они объединят оба расследования.

— Мой окончательный ответ — нет! И пусть я один из тех старомодных детективов, которые все еще думают, что убийства приводят к аресту преступника, а не к пополнению статистики.

Скэнлон повернулся и зашагал прочь. Маккензи догнал его.

— Меня представили на повышение. Это дело с Галлахером — как кость в горле, которая может навредить нам всем. Плюнь на это.

— Нет.

— Ты упрямый козел, ты знаешь об этом, Скэнлон?

Скэнлон поднял правую руку, показал Маккензи кукиш и, покачав головой, проговорил:

— «Va'ffa'n'culo»[3].

— Что ты сказал?

— Сказал, что мне захотелось капикола. Это итальянское блюдо, которое делают из салями и мортаделлы. Обычно его едят с белым хлебом и майонезом.

Он ушел, а заместитель начальника управления так и остался стоять, в бешенстве колотя себя кулаками по ляжкам.

Начальник следственного отдела Альфред Голдберг появился через полчаса после прихода Маккензи в сопровождении обычной свиты из «дворцовой стражи».

Фейбл и остальные из 19-го побежали к нему доложить о результатах расследования.

Скэнлон жестом велел своим детективам потихоньку исчезнуть. Глядя, как девять детективов спускаются по лестнице, Скэнлон заметил, что Колон наклонился к Хиггинс и что-то шепнул. В ответ она ударила его локтем в ребра.

Маккензи подбежал к Скэнлону.

— Почему бы тебе не испариться до того, как Голдберг увидит тебя? Иначе он будет расспрашивать тебя о Галлахере. А комиссару вряд ли понравится то, что ты ему ответишь.

— Отличный стиль командования управлением полиции! — воскликнул Скэнлон, подходя к лестнице.

— Эй, Скэнлон, я хочу поговорить с вами, — раздался голос Голдберга, стоявшего в окружении детективов.

Скэнлон вздохнул и направился к начальнику.

— Подождите, я сам к вам подойду! — крикнул Голдберг, отпуская остальных взмахом руки.

Скэнлон оперся протезом на люк и стал ждать. По пути Голдберг несколько раз останавливался, чтобы спросить о чем-то криминалистов. Скэнлон обратил внимание, что, говоря, Голдберг цедил слова уголком рта. Он очень старался создать образ крутого парня, но на Службе слыл человеком с короткими руками и глубокими карманами. Все знали, что модные костюмы достаются ему по дешевке от друзей, торговцев готовым платьем.

Он уступал ростом большинству своих ровесников и пытался возместить этот недостаток тем, что носил высокие каблуки и курил громадные сигары. Ему было пятьдесят с небольшим. Красивые волосы были прилизаны. Он посещал только самые лучшие парикмахерские города, и ему всегда трудно было объяснять хозяевам салонов, что счета следует присылать в полицейское управление. Счета туда никогда не поступали, и Голдбергу не приходило в голову поинтересоваться почему.

Подойдя, Голдберг вытащил сигару изо рта.

— Не вижу вашего друга, Бобби Гомеса, — с угрозой произнес он, обращаясь к Маккензи.

— Полицейский комиссар, наверное, где-то задерживается. В Бронксе тройное убийство, он, видимо, там.

— Чепуха. Он наверняка в «Эль-Барио» и развлекается с какой-нибудь латиноамериканской шлюхой, — рявкнул Голдберг.

— Но это не значит, что он плохой человек, — вступился Скэнлон. — Кроме того, я уверен, что его отсутствие имеет вескую причину.

Голдберг посмотрел на Маккензи.

— Кстати, вы-то обретаетесь далеко от Бруклина.

— Ребята оповестили меня о происшествии, и я подумал, что могу быть полезным, — пробормотал Маккензи, вытирая пот со лба.

— Это свидетельствует о высоком профессионализме. Не думаю, что нам понадобится ваша помощь, но все равно спасибо.

— Ладно, — сказал Маккензи и ушел.

Скэнлон вдохнул холодный утренний воздух, посмотрел на нежно-голубое небо и подумал о Джейн Стомер. Интересно, вспоминает ли она иногда о нем? Он надеялся, что она не встречается с другим мужчиной. Не в первый раз он задавался вопросом, как живется людям, у которых есть семья и нормальная работа. Внезапно он почувствовал себя брюзгливым стариком. Вернувшись к действительности, он увидел, как странно смотрит на него Голдберг.

— Маккензи думает, что это двойное убийство затмит ваше дело, но мы-то знаем лучше, правда?

— Правда.

Голдберг вытащил сигару изо рта и ткнул мокрым концом в сторону Скэнлона.

— Вы, Маккензи и Малыш Бобби пытаетесь закрыть дело Галлахера. Эскапады Малыша Бобби начали просачиваться в прессу. Он не может позволить себе новых скандалов. Даст маху, и его выгонят.

Скэнлон неопределенно махнул рукой.

— Я не знаю, откуда вы берете сведения, но…

— Не валяйте дурака, Скэнлон. На Службе наслышаны о похождениях Галлахера. У него было хобби — трахаться за казенный счет. — Он сунул сигару в рот. — Я хочу знать о деле Галлахера во всех подробностях.

Скэнлон беспомощно развел руками. Он угодил меж молотом и наковальней, потому что комиссар и начальник следственного управления пребывали в состоянии войны. Скэнлон решил ничего не говорить, но не потому, что комиссар просил его не посвящать Голдберга в подробности преступления, а потому, что не хотел бросать искру, из которой мог разгореться огонь сплетен о Джо Галлахере. Галлахер не был ангелом, но он был полицейским, кроме того, именно он помог Скэнлону остаться на Службе после операции, и Скэнлон чувствовал себя должником. А итальянцы не забывают о долгах. Это вопрос чести.

— Вы все можете найти в моих рапортах, сэр.

Ответом ему была ехидная улыбка.

— Я прочел каждый рапорт, присланный вами по этому делу. — В его голосе появились злые нотки. — Они все похожи на «Алису в Стране Чудес». Большую часть жизни я читал рапорты, и мне достаточно одного взгляда, чтобы понять, добросовестно ли он составлен, или же какой-нибудь хитрожопый детектив, а то и командир, не все изложил на бумаге. — Он приблизился и спросил: — Почему вы не расскажете мне о Галлахере?

— Потому что рассказывать нечего.

Голдберг ткнул его пальцем в грудь.

— Я буду следующим комиссаром полиции. Так что остерегитесь: у меня чертовски хорошая память.

Он отвернулся и затопал прочь. Скэнлон вышел на улицу и тотчас поймал предостерегающий взгляд Лью Броуди. Он кивнул на группу репортеров, которые пытались пробиться к полицейским. Скэнлон заметил Дэниела Бакмэна, репортера «Нью-Йорк таймс», который стоял поодаль от своих собратьев: Бакмэна, заклятого ненавистника полицейских и слывущего на Службе бульдогом с мертвой хваткой, который, однако, мягко стелет.

Взгляды Скэнлона и Бакмэна встретились. Скэнлон направился к машине. Хиггинс уже сидела за рулем, Колон устроился рядом, прижав колено к ее ноге. Крошка Биафра втиснулся сбоку. Кристофер сидел сзади, лущил семечки и аккуратно складывал шелуху в пепельницу. Лью Броуди стоял на тротуаре, придерживая распахнутую дверцу.

Скэнлон уже почти добрался до машины, когда Бакмэн перехватил его.

— Что хорошего можете сообщить прессе, лейтенант?

— Да здравствует первая поправка[4].

Не смутившись, Бакмэн продолжал:

— Мне птичка напела, будто вы что-то скрываете в деле Галлахера.

— А ваша птичка случайно не ходит в туфлях на каблуке и не курит большую сигару?

— Он, может быть, станет вашим новым комиссаром.

Поморщившись, Скэнлон сказал:

— Комиссары полиции приходят и уходят.

Он подошел к машине. Бакмэн остановил его.

— Я неплохой парень, Скэнлон. И я могу помочь вам на Службе. Могу даже пособить вам опять вернуться в Мидтаун.

— Вашими устами да мед пить.

— Общество имеет право все знать, Скэнлон.

— Разве так? — спросил Скэнлон, уводя репортера подальше от машины. — В таком случае, я дам вам служебные сведения. Галлахер погиб при исполнении, пытаясь предотвратить ограбление. Точка. Все.

— Я в этом деле уже достаточно долго, чтобы знать, что не бывает дыма без огня. Вашего собственного начальника следственного управления отстранили от дела. Никто из детективов, кроме Маккензи и вас, не знает ничего. Стало быть, в деле не все чисто. А теперь доктор Циммерман, сын одной из жертв, и его жена убиты. Нет. Здесь что-то есть, лейтенант, и вы хотите скрыть это.

— У меня нет никаких предположений о том, почему доктор и его жена убиты. Могу сказать лишь, что Галлахер погиб при исполнении служебных обязанностей.

— При исполнении обязанностей? — Репортер иронически усмехнулся. — Фигня, и вы это знаете. Я буду копать, и вы на своей шкуре почувствуете, как я умею оказывать давление ради того, чтобы добиться правды.

— Ну, давайте, Бакмэн. Я очень верю в свободу печати и тому подобную чепуху. — Скэнлон скользнул в машину и захлопнул дверцу.

Хиггинс посмотрела на него в зеркало заднего вида.

— Куда?

— В больницу «Доктез».

Машина подъехала к стоянке карет скорой помощи.

— Ждите здесь, — сказал Скэнлон, открывая дверцу.

Он прошел мимо двух вахтеров и осмотрел занятые скамейки в приемном покое «Скорой помощи». Линды Циммерман не было. Он заметил «кб»[5], который стоял в углу, возле кадок с цветами. Скэнлон подошел к нему и представился, спросил об Андреа Циммерман.

Полицейскому было шестьдесят с небольшим. Жидкие волосы его совсем поседели.

— Я вышел в отставку в Шестьдесят шестом, а до того служил в Четырнадцатом участке.

— Кто был у вас капитаном? — спросил Скэнлон, чтобы наладить добрые отношения со стариком.

— Фитцпатрик.

— Старый Фитц, Неустрашимый? Я работал с ним во время бунтов в Гарлеме.

Лицо старика приобрело отсутствующее выражение.

— Наверное, Служба с тех пор изрядно изменилась.

— Служба никогда не меняется, меняются люди.

— Да, наверное, вы правы, — сказал старик. — Подождите здесь, я проверю, есть ли для вас новости.

Скэнлон видел, как он подошел к регистратуре и покопался в формулярах. Вытащив один, прочел его и поманил Скэнлона за собой.

Они прошли через две большие двери, обитые по краям толстой резиной, и попали в коридор.

— Девятая палата, за углом направо, — сказал старик, пожимая Скэнлону руку.

— Спасибо, — ответил Скэнлон, глядя вслед уходящему отставнику и думая, что и ему тоже придется жить без Службы.

Линда Циммерман, ссутулившись, подпирала стену возле девятой палаты. Облик ее утратил изысканность, предметы туалета были подобраны как попало, волосы растрепаны. Она казалась глубоко потрясенной.

— Как Андреа? — мягко и заботливо спросил Скэнлон.

— Моя племянница в шоке, — слабым голосом ответила она, глядя на сверкающий пол.

— Жаль, что я не могу найти слов утешения. Я очень, очень сожалею.

Линда покачивалась на каблуках и билась лбом о стену.

— Сначала мама, потом брат и Рэчел. Я потеряла всю семью. Осталась одна с девочкой, которую надо растить. — Она устремила на Скэнлона полный боли взгляд. — Вы обязаны были защитить нас. Почему вы не выполнили свой долг? Почему? — закричала она и принялась биться о стену затылком.

— Линда! — Он схватил ее за плечи.

Она пыталась вырваться, крича и продолжая резко запрокидывать голову.

— Почему? Почему?

Он прижал ее к себе, пытаясь успокоить. Затылок Линды был в крови.

— Вы убили мою семью! — кричала она, дубася его кулаками. — Убийца! Убийца!

Она упала в обморок прямо ему на руки. Он подхватил ее. Подбежали несколько медсестер. Одна из них привезла каталку. Скэнлон уложил Линду на нее.

— Вы ее муж? — спросила одна из медсестер.

— Приятель.

— Подождите, пожалуйста, в приемной.

Скэнлон сидел на скамейке вместе с другими встревоженными людьми. Прошел час. Полицейский предложил ему подождать в кабинете врача. Скэнлон отказался: он хотел ждать вместе с другими. Он все время уговаривал себя, что, по сути дела, никак не мог предотвратить гибель доктора и его жены. И все же его не покидало тошнотворное чувство сомнения.

— Циммерман? — спросил врач, открывая двери.

— Как они? — спросил Скэнлон, подходя к нему.

— Обе получили успокоительное.

— Выкарабкаются?

Врач посмотрел на его встревоженное лицо.

— Когда девочка придет в себя, ее осмотрит детский психиатр. Что касается тетки, мы оставим ее здесь на обследование. У нее травма головы, и мы хотим проверить, не проломлен ли череп. — Врач глубоко вздохнул. — Я наслышан о Стэнли Циммермане. Он был замечательным врачом. Вот уж потеря так потеря.