"Крах операции «Тени Ямато»" - читать интересную книгу автора (Богачёв Николай Николаевич)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Что предшествовало началу операции под кодовым названием «Тени Ямато»

Являясь шефом внешнеполитической разведки гитлеровского рейха, Шелленберг от своих многочисленных агентов, разбросанных по всему свету, а значит и по странам Юго-Восточной Азии, задолго до исполнения задуманной германским генералитетом и Гитлером этой секретной операции понимал, что в сущности своей означает выдвинутая военщиной. Японии сама идея «сопроцветания».

Заключенный в Берлине 25 ноября 1936 года Антикоминтерновский пакт между гитлеровской Германией и милитаристской Японией, к которому впоследствии примкнула и фашистская Италия, вскоре, как и следовало ожидать, оформился в открытый военный союз.

Для всех трех держав оси Рим — Берлин — Токио он был основным политическим документом, превалировавшим над прочими многочисленными доктринами и обеспечившим подготовку ударной военной силы для завоевания мирового господства.

Название «антикоминтерновский» подчеркивало противостояние коммунистической идеологии, однако это не помешало участвовавшим в коалиции странам уже в самом начале Второй мировой войны обрушить всю свою вооруженную мощь в первую очередь на своих «единомышленников» — капиталистов Запада и Востока, исповедовавших, как и они, священное кредо империализма — всемерное поощрение частной собственности, эксплуатации человека человеком.

Антикоминтерновский пакт оказался удобнейшей ширмой для усыпления бдительности буржуазно-парламентских королевств и республик. Случилось так, что страны так называемых западных демократий, несмотря на свой многовековой исторический и политический опыт, поверили демагогической пропаганде фашистских государств, готовых начать войну против СССР. Близорукие и предательские действия государств западных демократий, которые осуществляли соглашательскую политику вседозволенности и всячески поощряли нападение агрессоров на советскую страну, привели к тому, что в конце концов они сами стали первыми жертвами этой агрессии. К тому ж», они остались глухи к предупреждениям Советского Правительства, указавшего на наличие в мире колоссальной реальной опасности самого существования фашизма, способного на практике утвердить сбою человеконенавистническую теорию и кровожадную политику…

…О том, как на самом деле складывалась обстановка в Северо-Восточной Азии к весне 1944 года для объединенных еще в далеком прошлом потомков племен Ямато, Шелленбергу было известно из регулярно поступающей информации немецких колонистов второго и третьего поколения из города Циндао, захваченного у Китая еще в 1897 году и превращенного потом в военно-морскую базу с многоцелевой задачей блокирования всего южного побережья Шаньдунского полуострова, а также для дальнейшей колонизации отдельных территорий этой части Восточной Азии.

Важная в военном отношении база вновь была занята японо-английскими войсками после осады ее в первую мировую войну с сентября по ноябрь 1914 года.

Теперь эта база принадлежала Японии и выполняла аналогичные функции. Заправилы же гитлеровской Германии всегда мечтали когда-нибудь, при удобном случае, вновь заполучить этот важный для них ключевой форпост, этот, как они выражались, «заманчивый кусок континентального Китая». Получаемые Шелленбергом сведения дополнялись еще и докладами его бывшего однокашника по иезуитскому колледжу, ныне резидента германской разведки в Маньчжурии Иоганна Ренке.

На части обширной территории, «осчастливленной японским сопроцветаннем», Ренке руководил широко разветвленной сетью агентуры, в своем большинстве состоящей из сыновей и внуков бывших сподвижников «железного» канцлера князя Отто фон Шенгаузена Бисмарка, первого канцлера, рьяно способствовавшего объединению мелких маркграфств и княжеств в единую Германию на прусско-милитаристской основе.

Будучи одним из главных резидентов внешнеполитического ведомства Шелленберга в Северо-Восточной Азии, Иоганн Ренке к тому же был еще и одним из сторонников решительных действий разведки где бы то пи было. Он, Иоганн Ренке, и сам неуклонно проводил эту доктрину в жизнь, доктрину, главным вдохновителем которой в свое время являлся небезызвестный полковник генерального штаба Николаи, руководивший всеобъемлющим шпионажем кайзеровской Германии в период первой мировой войны.

Поэтому Ренке, как никто другой, знал, что на самом деле значила эта «доктрина сопроцветания» для народов, проживающих на широком географическом пространстве Кореи и Маньчжурии. На практике это самое «сопроцветание» означало бесчисленное количество созданных оккупантами отрядов трудовой повинности с их откровенными принципами принудительного труда, применяемого для бесконечно разнообразных нужд расквартированной в Маньчжурии Квантунской армии, а также яругах японских воинских соединений на Ляодунском полуострове и в Северо-Восточной части континентального Китая.

У «просвещенных» оккупантов, вдохновляемых к тому же идеями «сопроцветания», твердо вошла в практику варварская травля собаками-людоедами в полицейских участках безвинных людей, которые, по извращенному убеждению японского военного командования в провинциях, могли занести в умы местного населения антияпонские настроения и другое воображаемое инакомыслие, направленное против порядков и «законов», установленных Страной восходящего солнца.

На самом деле доктрина японского милитаризма о «Великой Восточно-Азиатской сфере совместного процветания», в которую включались все захваченные Японией территории в Китае, а также в Индонезии, Бирме и на Филиппинах, острова и целые архипелаги стран Южных морей, были сродни фашизму, как две стороны одной и той же медали, являлись такой же химерой, как и вдалбливаемое ежечасно немцам понятие о «тысячелетнем рейхе».

Теперь даже и таким гитлеровским «просвещенным» бонзам, как Шелленберг, стало яснее ясного, что с каждой новой крупной победой Красной Армии на Восточном фронте вера в эту идею таяла, как глыба льда, выставленная на солнцепеке.

Продвижение же, все ближе и ближе, к японской метрополии англо-американских, австралийских и новозеландских войск, объединенных под общим командованием генерала Дугласа Макартура, делало идею «сопроцветания» по самому ее характеру весьма проблематичной, а если сказать еще точнее, — обреченной на гибель.

Идея эта была обречена еще и потому, что взаимоотношения оккупантов, с одной стороны, и местного населения, с другой строились на таких принципах, например, как запрещение всем под страхом смертной казни (кроме японцев, естественно) употребления риса, тогда как этот злак всегда был главной, традиционной пищей народов, населяющих эти обширные территории.

В Маньчжурии, если взять еще один яркий пример, чумиза, гаолян и другие злаковые более низких сортов, а также бобовые совместно с морскими моллюсками являлись основной употребляемой каждодневно пищей, как и для всех других народов, подпавших под иго «просвещенной» Страны восходящего солнца.

Японскими дельцами, прибывшими за наживой из метрополии, была монополизирована вся торговля. Дело дошло до того, что даже существовал налог на употребление естественного льда. А чистка печей, например, по твердо установленной таксе производилась под надзором японских жандармов.

Грабеж народов временно оккупированных стран японскими и немецкими захватчиками шел подчистую, то есть брали безвозвратно и безвозмездно все, что только можно взять, абсолютно не заботясь о каких-либо нуждах и дальнейшей судьбе коренного населения.

Естественно, такие понятия, как образование или хотя бы элементарное медицинское обслуживание, упоминалось только тогда, когда шла речь о том, как всего этого не допустить, а жалобы со стороны местного населения по этим вопросам могли вызвать у оккупантов и лучшем случае лишь глубокое презрение.

Однажды, ознакомившись с очередной информацией того же Ренке, Шелленберг выразил ему свое неудовольствие и просил передать через представителя, осуществляющего инспекционную поездку по региону, что любой отдельно взятый отдел РСХА ни в коей мере (как в целом, так и в частностях) не интересует, чем питаются китайцы, корейцы и аборигены стран Южных морей.

Было бы значительно полезнее, сетовал на вопиющую, но его представлению, непонятливость своего резидента Шелленберг, если бы он, Ренке, в очередных донесениях обстоятельнее указывал, до какой степени прочен у японцев оккупационный режим, какова перспектива предпринимаемых внешнеполитических акций, как развивайся у закоренелых «друзей» промышленность вне метрополии, работающая на войну, каково наличие изменений у союзника в составе количества действующих единиц надводного морского флота и субмарин, а также какова численность обучаемого и вообще подлежащего мобилизации личного состава, резерва.

И уж совсем был удивлен Шелленберг, когда вместо всех этих ожидавшихся им сведений в закодированном Ренке особым тайным шифром донесении он получил нечто диаметрально противоположное. Неприятен был и сам категоричный тон, в котором Ренке смел указывать ему, Шелленбергу, своему шефу.

«Дорогой Вальтер! — писал резидент. — Я многое передумал и переосмыслил, прежде чем отправить тебе настоящее послание. Несмотря на то, что ты всегда чтил себя умником, мы — твои однокашники, учившиеся в заведении святого ордена иезуитов, покровителем которого, как тебе хорошо известно, во все времена считался узаконенный святым Римским престолом Игнатий Лойола, придерживались на этот счет несколько другого мнения: окрестили между собой тебя красавчиком и удачливым эгоистом, хотя и не лишенным определенных умственных способностей.

Дело, твое, и это, может быть, мое последнее послание, после которого я, видимо, получу полную отставку, но зато правду, какой бы неприятной она ни показалась, выскажу тебе до конца.

Одно дело вершить судьбы людей и создавать за служебным столом разные неприятности, а также всяческие пакости «друзьям» и противнику, сидя в шикарном кабинете на Принц-Альбрехтштрассе или у камина не менее уютного особняка; другое — работать, поминутно пританцовывая на острие бритвы среди «благородного» рода прохиндеев, никогда не пожалеющих для тебя удавки, или каким-либо другим способом могущие устлать последний путь к праотцам настоящими розами (это в том смысле, что даже устроят пышные похороны), не говоря уже об откровенных врагах.

В этих богом проклятых местах, где я имею честь находиться в настоящее время, есть также шансы вообще сгинуть без каких-либо последствий и тем паче огласки. Мой друг, пойми меня правильно и поверь, наконец, для того, чтобы дать объективный агентурный материал своему фатерланду, приносящий максимальную пользу, необходимо: первое: изучить свое непосредственное окружение вплоть до того, какая в данный момент существует привычка плеваться на восточный манер; второе: войти в доверие к нужным должностным лицам, а также к тем, кто на самом деле вершит дела и от которых возможно хотя бы в малейшей степени получить какую-нибудь интересующую тебя информацию, для дилетантов не представляющую значения; третье: знать все об оборонной и наступательной стороне дела, особенно влияющей на ход войны в Европе, а теперь и на Тихоокеанском театре военных действий; четвертое: тщательно изучить материальное положение населения, подвергшегося оккупации, степень его расположения и любви к новой власти, наличие скрытой и открытой оппозиции разных слоев и группировок людей или даже ничем не прикрытой неудержимой ненависти к захватчикам; пятое: правильно давать оценку прибауткам, шуткам, присказкам и анекдотам как той, так и другой стороны, находить в них скрытый смысл и делать из этого определенные краткосрочные, а также долгосрочные политико-экономические и социальные прогнозы; шестое: следить за региональной прессой и передачами местного радио, выуживая из этого по крупицам легально доступную тебе информацию; седьмое: с целью принесения максимально возможной пользы своей стране, при крайней необходимости самому, хотя это иногда и связано со смертельным риском, или с помощью связанной с тобой агентуры сеять в критически нужный момент панику, распускать ложные слухи и устраивать различные провокации; восьмое: знать, как следят женщины оккупированной страны за модой (ты, наверное, улыбнешься), ибо учти, когда обстановка становится тревожной, а материальное положение ухудшается, значит, дела дышат на ладан и тут уж сам должен понимать — обычно не до моды; девятое: неотступно следить за своими информаторами и постоянно иметь в виду, что чаще всего именно из-за них резидент попадает на виселицу или вдруг бесследно исчезает с горизонта. К примеру, японскому консулу в Харбине его превосходительству Миякаве-сан, которого я купил на корню вместе с потрохами, временами мне также затруднительно верить; десятое: в связи с тем, что в нашем тревожном и неустойчивом мире ничего даром не делается, надо иметь по возможности если не блестящее, то хотя бы сносное финансовое состояние (положение), причем постоянно, так как в противном случае могут перекупить информацию, в особенности крайне срочную, или перевербовать помощников, а тебе будут подсовывать ложные сведения, которые, кроме вреда, естественно, ничего другого полезного принести не смогут; одиннадцатое: знать возможности и размах внутреннею сопротивления, а также обеспеченность их оружием и боеприпасами, подпольные методы борьбы и тактические приемы партизанского движения, и, при необходимости подстраховываясь, на всякий случай иметь с ними постоянную связь, но, если таковой нет и в помине, то хотя бы заполучить непосредственную связь с бандой, контролирующей приличную по размеру территорию, имеющую вес среди населения и солидную численность. Однако при этом ничем не выдавать себя, а объяснять свой интерес необходимой в них потребностью, неприязнью к существующему режиму из-за каких-нибудь личных причин: конфискация имущества твоих близких, несправедливые гонения по личным мотивам, увод любовницы, измена жены той национальности, которая оккупирует страну твоего местопребывания, или еще что-то в подобном роде.

Ради всего святого, мой друг, поверь мне на слово, что знание обстановки на месте диктует само по себе тактику и методы разведывательной работы, принимающей в этом случае всесторонний характер, целиком зависящий от количества и качества существующих извилин в мозгу у разведчика, а тем более у ответственного за свои действия серьезного аналитика-резидента.

Пойми и другое, что когда в рацион населения идут или начинают входить непотребные на европейский и даже азиатский лад виды пищи, то говорить о крепости тыла — это все равно что протестантскому пастору читать с амвона проповедь голодным церковным крысам, об остальном уж и говорить не приходится.

Не тебе говорить о примерах истории, когда из-за появившейся внутренней слабости при ходе пусть и победоносной вначале военной кампании рушились целые империи даже от относительно слабых ударов врагов.

И последнее. По моим оценкам, вы можете еще крутить рулетку в Европе от силы год-полтора. Сцепившись со всем миром, с его неограниченными, материальными и людскими ресурсами, выиграть войну невозможно хотя бы потому, что нами неарийцам уготована судьба полнейшего истребления или на худой конец дешевой тягловой силы, а согласиться на это при современном уровне цивилизации вряд ли кто сможет. Хотя война идет беспощадная, в данном случае двух различных мнений ни в малейшей степени просто не просматривается.

Искренне советую тебе предусмотреть все возможные и невозможные аспекты личного ухода с арены, включая и наличие ценностей, чтобы вовремя без особых препятствий смазать как можно лучше пятки. Ибо другого выбора быть не может даже у людей, слывущих безнадежными оптимистами (считай простаками) или настроенных ура-патриотически (вообще дураков).

Дорогой Вальтер! Все, что я тебе сейчас выложил, как и надо было предполагать, касается также и наших друзей-союзников. Только у них это кончится хуже.

Скоро крики «банзай» вообще поутихнут, и, по моим подсчетам, примерно или, думай как хочешь, почти вслед за нами. Отсутствие для промышленности и энергетики собственной сырьевой базы, а также крайне мизерные ресурсы метрополии в продовольствии создадут поначалу обстановку экономического хаоса и голода. Вот уж кому придется хлебнуть полную чашу несчастий за свои непомерные великодержавные амбиции и держать полный ответ перед победителями в этой кровавой бойне.

В порядке шутки могу добавить, что, если найдутся любители терять вес и приобрести осиную талию, пожалуйте в эти края, а еще лучше на островную Страну восходящего солнца. Здесь долго будет свято соблюдаться диета, причем повсеместно и на всех уровнях.

Под занавес сообщаю тебе важную новость, которой, надеюсь, воспользуешься через меня в последний раз. В главном штабе Макартура околачивается один мой агент — вылетевший в трубу у себя на родине бывший миллионер. Он американец из числа потомков немецких переселенцев конца прошлого столетия. Так как он полуинвалид (не хватает двух фаланг на пальцах правой руки, а также откушено ухо при игре в бейсбол еще и университете), отсылка его на фронт исключена, и время от времени через него к нам будет поступать цепная информация. Оплата за представление интересующих нас сведений, как и повелось среди этого сорта публики, по обычной разовой таксе. Что-либо доверять ему и раскрывать свои карты опасно еще и потому, что он по натуре обычный салонный болтун и, плюс ко всем его напастям, не в меру любит заглянуть в бутылку. Но за деньги такие прохиндеи пойдут на многое, о чем мы, конечно, позаботимся сами.

Недавно наш агент-посыльный получил от него сообщите, что нашло подтверждение и из других косвенных источников, о хождении слухов при штабе Макартура. Слухов, будто Объединенные Нации высадку в Европе экспедиционных сил произведут лишь в конце лета или начале осени 1944 года.

Никаких других крупных операций стратегического значения, кроме игры в футбол на Апеннинах, до этого времени не предусмотрено.

Но чувствуется по всему, между прочим, что высадка экспедиционных сил все же произойдет, и, по-моему, в нескольких местах сразу, несмотря на чудовищные усилия Уинстона Черчилля, постоянно настаивающего начать военные действия союзных войск против Германии в первую очередь на Балканах. Без конца повторяемый им афоризм среди своих высокопоставленных штабных офицеров, будто Балканы являются подбрюшьем Европы и разрешить вторгнуться сюда русским армиям значит подвергнуть западные страны коммунистической ассимиляции, дает нам повод рассчитывать, благодаря его откровенному саботажу, на некоторую оперативную передышку.

Однако этот вариант, пожалуй, маловероятен потому, что американский президент Франклин Делано Рузвельт, исходя из национальных интересов США, как было им неоднократно заявлено, в этом случае с ним категорически не согласен. К этим доводам следует добавить еще и колоссальный нажим русского лидера Иосифа Сталина (на жаргоне англо-американцев — дяди Джо) на самих союзников со скорейшим открытием второго фронта, сроки которого из-за эгоистических соображений англо-американцев неоднократно переносились с конца 1941 и начала 1942 годов до теперешних времен.

В последний раз убедительно прощу тебя дать мне знать, когда я буду окончательно свободен от своих обязательств, исходя из моего настоящего служебного положения, перед фатерландом. Имей в виду, что в любом случае в ближайшее десятилетие к себе домой возвращаться я не намерен.

При положительной реакции, на что я, впрочем, зная тебя, мало рассчитываю, прошу также срочно, лучше всего через Токио, сделать моей фирме очередной финансовый взнос, так как мои агенты из пылкой любви к нашему обожаемому фюреру не сделают и шагу и вряд ли, несмотря на мои уговоры и обещания, согласятся даже временно питаться пищей святого Антония.

Отхайли за меня этому бесноватому сверхчеловеку, втравившему одну из передовых наций в мире в кровавую кашу, ибо, поверь, на этот раз у меня, пожалуй, даже не хватит пороха. Аминь!

Твой Иоганн Фридрих Ренке».