"Никита Добрынич" - читать интересную книгу автора (Голубев Владимир)

Глава 10. Магия любви

До деревушки, где Никита оставил раненых охранников, они добрались без приключений. Всю дорогу «Бася» всхлипывала, и Никита не решался приставать к ней с расспросами. Злой хозяйский пёс, накормленный Никитой по привычке ещё вечером, перед отъездом, прорычал угрожающе и тут же замолчал, ухватив брошенный кусок вяленого мяса. Никита усмехнулся, все лето крестьяне не кормили собак, изредка бросая им кости, но рассчитывали, что те исправно будут сторожить дом. Беспокоить хозяев не стали, улеглись, зарывшись в огромный стог. Хозяйский пес ходил рядом, слегка повизгивая и помахивая хвостом, сохраняя видимое достоинство, всё время, пока Никита расседлывал лошадей.

Поспать удалось недолго, полька проснулась ни свет, ни заря, а злой кобель не позволял ей спуститься со стога, рычал и скалил зубы. Полусонный Никита съехал вниз, схватил пса за загривок, оттащил в сторону.

— Сидеть, — прохрипел Никита застуженным горлом. Дни стояли безоблачные, утро было холодным, заметно подмораживало.

Полька выглядела отвратительно: громадные черные круги под глазами, спутанные волосы, грязная и рваная одежда. Двигалась она неуклюже, бочком. «Совсем не похожа на Басю. Как только в голову мне могло прийти? Какая она полька? Наша, обычная деревенская девчонка!» — недоумевал Никита.

Окунь сидел за столом, пил парное молоко.

— Твою мать! Чертов коновал, кому было сказано, чтобы Окунь неделю не вставал? Я кому заплатил за уход? — Никита был в ярости.

— Мне прикажешь еще горшки из под него выносить?! — возмутился хозяин. Его старший сын встал с лавки. В руке у него была скалка.

— Сядь! Не доводи до греха! — вызверился на него Никита. Настроение у него с утра было препоганое.

— Сядь! Кому сказано! — хозяин почуял беду, — виноват, господин хороший! Не углядел.

— Командир, мне самому стыдно лежать. Не болит голова! Совсем! Ни чуточки, — поддержал хозяина Окунь.

— Поговори у меня! Сказано лежать, будешь лежать. Объяснял вчера, ты ничего не понял, или не услышал. Шумело в голове? Тошнило? Что молчишь? Окунь встал и поплелся к сундуку, на котором спал ночью.

— Хозяин, баню истопи, — уже почти нормальным голосом приказал Никита. В углу, за занавеской, застонал Вадим. Он услышал голос командира, проснулся и попытался встать. Никита обернулся к польке, указал ей на лавку у стола.

— Хозяин, погоди. Кувшин молока найдешь для неё?

— Топленого или парного?

— Оба неси. Я топленое попью, она парное.

— А простокваша есть? — наконец нарушила молчание полька.

— Как не быть, — отозвался хозяин, — Няська, слышала, что господам надобно? Неси скорее. Никита прошел в угол избы, отдернул занавеску.

— Болит? — спросил он Вадима.

— Уже почти зажило. Вчера считал — помираю, а завтра, думаю, на коня смогу сесть, — расхрабрился Вадим.

— Не торопись. Через неделю поедем. На возке, на мягком сене, как купцы киевские.

— Воровку поймал, я вижу. Коня и самострел вернул?

— А то! — Никита обрадовался и улыбнулся.

— Хорошая рабыня для сладких утех, дорогая. Самому не понравится, продашь. Полька вздрогнула, спрятала голову в плечи, снова захлюпала носом. Настасья, хозяйская дочь, принесла молока и простокваши. Никита сел за стол, перекрестился, пробормотал скороговоркой то, что заменяло ему молитву.

— Что так испугалась? Вчера смелая была, врага убила, мной командовала.

— Ты вчера другой был. «Как же бабы чуют, кем можно рулить, а от кого плетей ждать?» — усмехнулся Никита.

— Я человек слова. Вещи свои забирай, лошадку ту, дареную. Ты свободна. Тут каждый день обозы идут, договаривайся со старшим, и счастливого пути.

— Я могу подождать неделю. Хочу нанять тебя и твоих охранников, — с мольбой посмотрела на Никиту Бася.

— Последний раз спрашиваю. Расскажи о себе?

— Хорошо. Не здесь, в бане, — её слова не имели сексуального подтекста. Никита это знал, но никак не мог привыкнуть мыться в общей бане.

— Я пошел на сеновал, там теплее, чем в стогу. Подремлю немного. Попроси хозяйку найти тебе чистую смену белья. Помоешься, меня разбудишь.

— Я с тобой, — полька быстро-быстро дохлебала простоквашу и догнала Никиту за порогом.

— Что так? Я опять стал «вчерашним»? — усмехнулся Никита.

— Нет. Не совсем. А жаль! Ты смотрел на меня вчера с таким щенячьим восторгом! Это было недостойным такого рослого и взрослого «господина». А сегодня мне жаль.

— Так получилось …, ты напомнила мне … одну прекрасную …

— А теперь, когда насильник изорвал на мне платье и вымазал в грязи, избил и опозорил. Какая из меня прекрасная княжна из детской мечты? — горько подытожила полька.

— Я мог бы успокоить тебя. Я не вижу урона твоей чести в случившемся, а умыться, причесаться и сменить одежду недолго. Или указать тебе виновника происшедшего. Но не буду. Ты сама определила наши отношения, как деловые.

— Вот как?! — полька мгновенно успокоилась, но потухла.

— Дай руку, помогу залезть наверх. Я буду дремать, а ты расскажешь мне сказку. Постарайся, чтобы правды в ней было больше, чем выдумки.

Польские историки выводят происхождение понятия «шляхта» от немецкого Geschlecht — «род», которое пришло в Польшу через Чехию (как szlechta) в начале XIII века. Каким образом они присобачили приставку «Ge» неясно, но объяснимо, без неё слово означает — плохой, скверный, испорченный, дурной. Понимая это, другие польские историки предпочитают слово Schlacht — бой, сражение, но по-немецки «убивать» — schlachten, означает отнюдь не благородный поединок рыцарей, а скорее налет шайки разбойников, а Schlachter — попросту мясник. Как бы то ни было, но задание у шляхтича Казимира было грязнее не придумаешь — убийство дочери богатого купца из Мазовии. Старший брат Казимира остался в Плоцке, где должен был месяц назад прикончить самого купца. Деньги посулили большие, половину выдали сразу, брат говорил, что получил их от самого комеса, но Казимир не верил. То, что он слышал о Станиславе, противоречило такому заданию. Казимиру было семнадцать лет, число людей, убитых им, перевалило за дюжину, но это были, в основном, вооруженные мужчины. Убивать девчонку ему не хотелось. Неприятно, страшно, ему казалось поначалу, что он не сможет это сделать. А на самом деле охота удалась опасной, трудной и интересной. Брат нанял для Казимира шестерых всадников, опытных солдат, готовых на убийство в чужой стране. Ему казалось, что всемером захватить купеческую усадьбу в Севске будет легко и просто. Казимир сделал всё так, как учил его старший брат: послал нищенку проследить за усадьбой, дал своим людям отдохнуть, чтобы ночью они были свежи. Первая же новость была хуже некуда: в усадьбе расположился большой обоз с охраной. Стало ясно, что нападение невозможно. Дальше — хуже, поутру обоз двинулся в путь. К немалому числу возов, стоявших во дворе, добавились соседские, охрана тоже возросла. Пришлось нанимать местную шайку скоморохов, Казимир знал, что они часто промышляют воровством и грабежами. Целый день ушел на их довооружение и закупку лошадей. Зато скоморохи указали короткую тропинку, и они смогли обогнать обоз. Засаду Казимир выстроил по всем правилам воинского искусства, и результат превзошел все ожидания — потерями можно было пренебречь, двое скоморохов были убиты, туда им и дорога. Купеческой дочке удалось бежать, но Казимир считал, что догнать её не составит труда. Вот тут и начались настоящие неприятности. Сколько раз говорил старший брат Казимиру: «Бой не выигран, пока есть хоть один вооруженный враг. Никто не вправе грабить до конца боя. Самое опасное в бою отвлечься, уверовать в то, что схватка завершена». А его люди отвлеклись, упустили свою главную цель, начали грабить, были уверены, что легко догонят пару возков на своих свежих конях. В результате погоня из пятерки опытных вояк сгинула без следа. Посланный ей вслед десяток скоморохов под командой последнего всадника вернулся обратно без командира, трусливо поджав хвост. А когда Казимир лично возглавил остатки своего отряда, преследуя беглецов, дорога оказалась пуста. Вмешательство неизвестных, судя по результатам боя, крайне опасных воинов, заставило молодого шляхтича задуматься. Убийство шестерых всадников, опытных и хорошо вооруженных, говорило о том, что они легко могут справиться с бандой скоморохов, стоит им только убить или ранить самого Казимира. Следовательно, противник либо ослаблен схваткой, либо не желает вмешиваться без непосредственной угрозы. Еще одно обстоятельство смущало шляхтича — безжалостность, с которой враги убивали лошадей. Очень хороших, очень редких, очень дорогих лошадей. Поиски купеческой дочки могли привести к полному разгрому отряда, но Казимир уже не мог остановиться, он разослал скоморохов в поисках девчонки, а сам остался ждать на дороге, хотя весь сгорал от желания действовать. Казимир так и не узнал, что один из скоморохов достиг успеха — нашел купеческую дочку, но вместо того, чтобы отрезать ей голову и отвезти её шляхтичу, принялся насиловать и грабить. За что и поплатился. На место сбора вернулись только двое молодых и глупых скоморохов, остальные сбежали, недовольные добычей. Казимир успел успокоиться и немного подумать. На месте девчонки он бы вернулся в Севск, хотя женские мысли непредсказуемы. Одной ей добраться до Плоцка невозможно, ограбят и продадут в рабство, в Севске родня поможет ей пристать к следующему каравану. Казимир решил ехать в Севск.

— Тебя снизу подтолкнуть, или сверху руку подать? — Никита остановился у сеновала. Девчонка, молча, полезла по кособокой лестнице, проигнорировав предложенную помощь. Никита забрался следом, улегся и приготовился слушать.

— Что тебе рассказать? Спрашивай, что тебя интересует, — наконец соизволила заговорить полька.

— Да-а? Твоё имя, имя отца, родовое прозвище, кто напал на обоз и почему, от кого я буду тебя защищать? Пока достаточно.

— Меня зовут Бажена, мой отец Марцин — знатный купец в Плоцке, мать умерла три года назад. Родового прозвища у нас нет, но деда все Мазуром звали …, — Бажена замолчала.

— Дед был неряха? — некстати проявил свою эрудицию Никита.

— Я в Севске уже слышала, «мазура» — грязнуля. Нет, у нас это значит — выходец из Мазурии. Дед уезжал в Краков, там так прозвали, а когда вернулся в Плоцк, то прозвище осталось.

— Так кто же напал на тебя, прекрасная Бажена? — иронично произнес Никита.

— Грешно смеяться над …, — Бажена захлюпала носом и отвернулась в сторону.

— Прости. И успокойся, пожалуйста. Так кто же нападал? Чего мне ждать?

— Я не знаю, и даже не догадываюсь. Мой дядя, брат мамы, чего-то опасался. Но он убит во вчерашнем бою. Его нужно найти и похоронить. Я думаю, нужно вернуться в Севск. Сообщить о бандитах, собрать людей, и всеми поехать на место боя.

— Согласен. Но в Плоцк я с тобой не поеду. Как то всё подозрительно …! И говоришь ты слишком чисто!

— Я год у дяди в Севске прожила. А вот ты неправильно гласные проговариваешь, не местный ты, издалека. И слова странно вместе складываешь.

— Приметлива. Умна. Писать-считать умеешь?

— Умею. Я придумала хитрую хитрость. Что, если нам поехать через Рыльск? Так мы обманем врагов.

— На месте твоих врагов я бы вернулся в Севск. Они не дураки, понимают, что это самое разумное решение. Будем исходить из этого. Мы возвращаемся в Севск, но я живу отдельно, приглядываю за тобой со стороны. Если смогу их обнаружить, то … думать будем. Сколько их? Кто они? Захватить — допросить — проредить. Вот тогда и стоимость охраны станет понятна, в зависимости от риска. А может тебе не ехать, послать письмо отцу, переждать?

— Не могу. Почему ты так уверен, что охотятся за мной? Возможно это простое нападение на обоз.

— Обычные бандиты бросили грабить обоз и пустились в погоню за одной повозкой!? Нет. Не верю. К тому же шесть комплектов доспехов, которые попали ко мне, как трофеи, слишком хороши для разбойников, они не по средствам даже молодому дружиннику.

Никита уже отвык от одиночества, последнее время путешествуя всегда в компании своих охотников, они помогут, подскажут, поправят. А в Севске пришлось всё делать самому. Даже устроиться в харчевне он не смог «как следует», комната грязная, слуги хамят, служанки не обращают внимания. Понятно, что принимают по одежке, а она у Никиты неброская, «никакая», специально так оделся. Отсутствия внимания он добивался сам, но не до такой же степени! Казимира Никита вычислил быстро, как и его мальчиков на подхвате. «Молодой, неопытный … волчара. Один на один против него выходить — верная смерть, тем более что он нужен мне живым. К местному воеводе идти — глупость, он может сам польститься на деньги. Ещё и зарежет девчонку, защитить её некому, дядя мертв, сама она здесь чужая. Помощников килера трогать нельзя, пропадут — он сразу насторожится. Проблема!» Никита прошелся недалеко от обсуждавшей свои планы заинтересовавшей его троицы, но ничего кроме брани не услышал. «Волчара» ругался по-польски, особенно не скрываясь. Поляк оставил своих подручных следить за усадьбой, сам отправился в кабак, где уселся пить пиво. Никита, недолго думая, прошел мимо по проходу между столами, и сзади ударил поляка. Освещение в кабаке было тусклое, поляк сполз на пол без крика, никто не побеспокоился. Никита мысленно сказал спасибо Олегу, показавшего хитрый удар в болевую точку. На самом деле он немного промахнулся, но удар был очень резок и силен. Никита бросил служанке монету и потащил «перебравшего приятеля» на свежий воздух. Чем дольше Никите везло, тем охотнее он шел на авантюры.

Никита отвез поляка к Бажене в мешке, не тревожась о том, останется ли тот в живых, или задохнется, был уверен — всё получится. В усадьбу Никиту долго не пускали, его вид не внушал доверия. Наконец позвали Бажену, и всё завертелось с огромной скоростью. Нашлось и место для допроса — сарай в глубине двора, и палач — плюгавый мужичонка, которому поручали пороть нерадивых слуг. Никита свалил мешок на земляной пол, поляк дернулся и затих. Когда развязали веревку, пленник уже не дышал. Крови не было, но была видна вмятина на затылке, поляк ударился головой о небольшой камень. Никита ругался со злости, столько сил он потратил зря, «палач» с интересом вслушивался, запоминал незнакомые обороты. Никита нашел Бажену, рассказал ей о случившемся.

— Что предлагаешь делать? — безразлично спросила она, занятая мыслями о похоронах. Общее настроение горя, царящее в доме, сильно повлияло на нее.

— Дай мне в помощь охранника, я прогоню помощников этого шляхтича.

— Шляхтич? Шляхтич не стал бы заниматься такими делами.

— Хорошо, не шляхтича — наемника. Согласен, шляхтич — рыцарь без страха и упрека.

— Как ты хорошо сказал! — засияла радостно Бажена.

— Мне нужен напарник. В усадьбе остался хоть один мужчина, владеющий оружием?

— Есть один крепкий старик. Подожди здесь. Бажена привела крупного мужчину лет сорока. Тот был выше Никиты и шире в плечах.

— Познакомься, это Сом. А это Никита.

— «Крепкий старик», — усмехнулся Никита. Сом слегка улыбнулся в ответ.

— Дело наше простое. За забором бродит пара разбойников. Парни тщедушные, но бывалые, взять нужно тихо, без шума, — поставил задачу Никита.

— Пошли, покажешь, — сразу согласился Сом. Никита оставил напарнику ближнего бандита, а сам нацелился на разбойника, стоявшего поодаль. Хотя Сом двигался медленно, он всё равно подошел к своему разбойнику раньше. Захватил он его незамысловато, ударил кулаком в живот. А вот Никита не успел. Разбойник увидел нападение на своего подельника и насторожился. В результате Никита получил удар стилетом в бок. Кольчуга не позволила стилету войти глубоко, рана оказалась неопасна. Никита со зла ударил противника кинжалом и убил его. Сом затащил пленного во двор, Никита спрятал тело убитого в кустах.

— Тебя видели прохожие, к вечеру пожалуют стражники, — недовольно проговорил Сом. И подумав, добавил, — пока ты оттаскивал разбойника в кусты, они ушли, побежали к воеводе, наверно. Они не видели, как ты пошел в усадьбу. Тебе нужно уехать из города, а я увезу все три трупа в лес.

— Так этот пока жив, вроде? — удивился Никита. Разбойник жалобно заскулил.

— Пока. Если расскажет то, что нам нужно, отпустим живым, — сказал Сом так, чтобы разбойнику стало всё понятно.

— Тогда не будем терять время, я сейчас же уеду. Бажена знает, где меня найти. Я буду там еще неделю.

— Глаз положил на Бажену? Зря! Не по себе сук рубишь! — Сом рассудил по простой одежде Никиты, что тот простой охранник.

Бок не болел, в горячке поспешного бегства Никита забыл, что ранен. Только приехав к коновалу в дом и начав переодеваться, он обнаружил, что весь поддоспешник, кольчуга и пуховик пропитались кровью. Подкладка пуховика была синяя, кровь Никите показалась черной. «Печень пробита. Это конец», — подумал Никита и потерял сознание. Бажена приехала на следующий день, к полудню. Её сопровождал Сом. Хозяин пригласил девушку в дом, отодвинул занавеску.

— Много крови потерял твой «охранник». Без сознания пока лежит. Жара нет, рана неопасна, если бы сразу же перевязал, то и говорить было не о чем, — сообщил коновал. Никита открыл глаза, уставился сумасшедшим взглядом на Бажену.

— Любимая. Ненаглядная моя. Счастье моё, — с нежностью прошептал Никита. Полька чуть смутилась и довольно улыбнулась, хотя не ожидала такую бурю эмоций от Никиты.

— Я в раю, Бася? — Никита устремил умоляющий взгляд на Бажену.

— Бася? Бася! — девушка отчего-то озлобилась. Её лицо потеряло всю привлекательность.

— Ты опять сердишься, Бася, — сказал Никита и потерял сознание.

— И этого слюнтяя и слабака я хотела нанять в охрану! — возмутилась полька, — мы едем вдвоем, — обернулась она к Сому, который застыл в дверях. Но не тронулась с места.

— Ты мне не нужен. Охранник. Ха! Любитель «польских красавиц», — выговаривала она Никите, лежащему без сознания. Настасья, хозяйская дочь, принесла молока и простокваши, сидевшим за столом раненым охотникам Никиты, но не уходила, слушала с интересом. Охотники откровенно ухмылялись. Вадим, увидел, что хозяин не смотрит в его сторону и стал поглаживать Наську. Старший сын коновала подошел с ребристой палкой для глажки белья.

— Это у Окуня голова болит, отец её поберечь сказал. Тебя, Вадим, можно, — замахнулся он для удара.

— Всё понял, — хмуро ответил Вадим и убрал шаловливые руки.

— С тобой отдельный разговор будет, — сказал брат Насте. Ту как ветром сдуло.

Полька продолжала рассказывать Никите о его никчемности, тот не возражал, Окунь посмеивался, Сом зевал от скуки.

— Господа хорошие, у соседки пятистенок, а она одна доживает. Вас на постой с удовольствие примет, — обратился хозяин к Сому. Сом кивнул головой и они вышли. Никита блаженно улыбался в плену своих бредовых видений, Бажена продолжала свой монолог. Окунь кивнул Вадиму и они вышли во двор, подышать свежим воздухом. Никита снова очнулся, но не открывал глаза, слыша стервозный женский голос. «Это не Бася. Откуда ей здесь взяться. Как же мне хреново!», — подумал он.

— Бажена! Ты ангел, ты вернула меня к жизни, — заткнул Никита на мгновение фонтан красноречия польки.

— Кто такая Бася? — не выдержала девушка.

— Ты. Бажена, а уменьшительно Бася. Я был у вас в Польше, слышал, — грубо соврал Никита.

— Не верю! «Станиславский, блин!»

— Что именно неправда? То, что ты умна, очаровательна, смела и решительна?

— Бася — это Барбара, — примиряюще сказала полька.

— Вот как? Теперь буду знать. И никогда не ошибусь, — улыбнулся Никита, — позови хозяина, я страшно проголодался.

Три дня спустя пятеро путешественников уже были в дороге. Только Сом ехал верхом, остальные нежились в возках. В первом ехали Никита и Бажена, во втором — Окунь и Вадим. Сом держался в ста метрах впереди отряда.

С собой возьму чуть-чуть ржаного хлеба, Уйду туда, где птичий слышен звон, Где надо мною будет только небо, А все заботы отошлю я вон.

Никита нагло переврал Иванова — полька всё равно не знала первоисточник. Бажена благосклонно принимала ухаживания Никиты, тот считал, что играет, на самом деле был уже неравнодушен к молоденькой девушке. Как и все жители 21 века, Никита был любитель гигиены, хотя это и не приняло у него форму абсурда, вредную для здоровья. Насмотревшись местных «чистюль», ходивших в баню раз в две недели, наслушавшись разговоров о западных немытых дикарях, Никита был очарован чистоплотностью польки. Две совместные помывки в бане дали ему к тому же возможность налюбоваться чудесными формами Бажены.

— Что это было? — недоуменно спросила девушка.

— Стихи.

— А «завывал» ты зачем?

— Так принято, — невесело ответил Никита и подумал: «Не доросли ещё здесь до поэзии. То ли дело древние греки! Пять тысяч лет из уст в уста передавали два огромных тома поэзии Гомера, пока в 15 веке наконец удосужились записать. Не ленились учить наизусть! Культура!»

— Ты расстроился? Это был важный заговор на удачу? — нежно прильнула к Никите полька.

— Почему заговор?

— Похож. Заговоры обычно такие … как будто смысл есть, а его никто не поймет. Чтобы колдунья могла как ей угодно повернуть. К тому же ты «раскачивался» и «завывал».

— Считай, что это заговор. Но разве заговор могут творить все? У нас позволено творить только «избранным».

— Избранным кем?

— Не знаю. Например, если «избранный» раскрасит синей краской квадрат, то это будет стоить огромные деньги, а если я нарисую зеленый — никто даром не купит.

— Что тебя так возмущает, Никита?! Синяя краска очень редкая и дорогая. Когда приедем в Трубецк, сходим вместе в торговые ряды, сам убедишься — синяя ткань втрое дороже зеленой. Это все знают.

Никита рассмеялся. Бажена обрадовалась тому, что его недовольство ушло. И они продолжили свой дорожный, пустой разговор ни о чем. И не беда, что разница культур не позволяла понять друг друга, важен был не смысл, а интонации, жесты, улыбки, а часто и молчание, которое было важнее слов.