"Человек летающий" - читать интересную книгу автора (Маркуша Анатолий Маркович)Великий магнит — полюсВсе дороги ветвятся. Воздушные — тоже. Чем гуще покрывали регулярные авиатрассы Землю, чем постояннее и налаженнее делались рейсы на почтово-пассажирских линиях, тем чаще выполнялись полеты вне трасс, тем удивительнее становились эти непредусмотренные никакими нормами броски на север, на юг, в пустыни, в джунгли, к скрытым в облаках горным вершинам. Авиация немало сделала, чтобы стереть с глобуса последние белые пятна. В старой книге читаю: «Два вида гениев знает наука и техника. Одни из них решают поставленные не ими великие задачи. Другие же на чистом месте воздвигают новые проблемы, прозорливо забегая на десятилетия и века вперед, подвергаясь нередко насмешкам и непониманию современников…» Оборвем на этом текст и вспомним слова на медали в честь братьев Монгольфье: «Так идут к звездам». Преувеличение? И еще какое! Ведь даже современный полет космического корабля с человеком на борту, изображенный строго в масштабе, выглядел бы так: если земной шар нарисовать с тарелку, то корабль-пылинка будет удален от ее края не более чем на толщину спички… До звезд ой-ой-ой как далеко еще, даже нам. И все-таки преувеличение — не обязательно обман: норой оно бывает и следствием искренней, восторженной увлеченности… Вот теперь можно и вновь вернуться к прерванному тексту из старой книги: «…К последней категории относится, бесспорно, и жизнь и деятельность шведского инженера Августа Соломона Андрэ». В начале шестидесятых годов прошлого столетия инженер Андрэ, молодой еще человек, принял участие и метеорологической экспедиции на Шпицберген. Здесь началось его приобщение к небу и к Северу. Позже в 1893–1895 годах он выполняет девять одиночных полетов на аэростате, продолжая метеорологические исследования, и утверждается в решении — лететь на аэростате к Северному полюсу. «Базу полета предполагалось устроить на Шпицбергене… подняться на воздух и лететь с умеренной скоростью (30–35 км в час) на Справедливости ради надо сказать: да, детали были обдуманы превосходно и производили просто-таки гипнотическое действие на многих видных ученых, инженеров, исследователей того времени. 13 февраля 1895 года Андрэ докладывает Шведской академии наук: «Пора пересмотреть вопрос о способах передвижения в полярных странах. Есть средство передвижения лучшее, чем сани, средство, будто специально созданное для исследования таких областей. Это — аэростат. Но не тот вполне управляемый аэростат, о котором только мечтают, перед которым преклоняются, потому что его еще нигде не видели! Я говорю о воздушном шаре, уже существующем в настоящее время… На таком судне можно заниматься исследованием ледовых пустынь, — сообщив о своем намерении управлять неуправляемым воздушным шаром с помощью особых парусов и гайдропов, Андрэ увлеченно продолжал: — Даже при аварии у нас будет большое преимущество перед обычной санной экспедицией, так как мы берем с собой продовольствия для обратного пути столько, сколько другим надо брать в оба конца. Мы не окажемся истощенными путешествием в первой половине его, и нас будет морально поддерживать сознание, что с приближением к населенным местам все главные препятствия остались позади». Нельзя сказать, что гипноз Андрэ действовал тотально. Отдавая должное его изобретательности и предусмотрительности, профессиональные воздухоплаватели, а их в ту пору было уже и не так мало, выдвинули три главных и принципиальных возражения против плана Андрэ. Первое: нельзя надеяться, что аэростат сохранит подъемную силу в течение тридцати дней, как уверял Андрэ, без пополнения газом. Второе: нельзя полагаться на постоянное и желательное направление ветра в Арктике. Третье: нельзя рассчитывать на успешное маневрирование аэростата с помощью парусов и гайдропов даже в пределах 27° (Андрэ называл эту величину минимальной). Однако рассудительные голоса сомневающихся потонули в рекламной шумихе. Магнат Нобель (премии его имени присуждаются и сегодня) внес в фонд экспедиции инженера Андрэ 25000 шведских крон! Король лично от себя пожертвовал еще 30000!!! Барон Диксон, не желая отстать от короля, — какая ужасающая дерзость! — тоже перечислил на счет экспедиции 30000 крон!!! Был ли Андрэ так уверен в успехе своего предприятия, как говорил два последних года, что ушли на подготовку к полету? Сомнительно… Во всяком случае телеграмма, посланная им 28 июня 1897 года в редакцию газеты «Афтонблат» со Шпицбергена, давала все основания для тревоги. «Ветер все продолжает быть неблагоприятным. Ответственный за судьбу предпринятого мною дела и жизнь моих спутников, я решил использовать для ожидания еще три недели, оставшиеся до начала осенних бурь. Если же судьбе не угодно будет изменить погоды, то что бы ни случилось — 16 июля я поднимусь на шаре и попытаюсь проложить себе путь на Север, хотя бы и при неблагоприятном ветре. Андрэ». Так телеграфировал сорокатрехлетний инженер. И не надо обладать особенно утонченным слухом, чтобы различить в этих словах нотки обиженного на судьбу нетерпеливого мальчика… 11 июля 1897 года — за пять дней до «крайнего» срока — Август Соломон Андрэ, Кнуд Френкель, Нильс Стринберг стартовали. И вес. Все, если не считать нескольких записок, доставленных голубиной почтой. О судьбе экспедиции не было ничего известно долгих тридцать три года. И только в 1930 году норвежское промысловое судно «Братбог» случайно натолкнулось на останки лагеря Андрэ. Не стану пересказывать подробности трагедии, которые удалось (правда, не до конца) восстановить по дневникам, документам и вещественным доказательствам. Подробности не могут ничего изменить и ничего извинить: несчастье было предопределено еще до вылета. Попытка с негодными средствами не приносит победы, даже если предусмотрены при этом и тысяча, и десять тысяч подробностей. И это — главный урок потомкам, преподанный отважным Андрэ и его отважными спутниками. В заключение несколько строчек из предсмертного дневника Августа Соломона Андрэ: «Довольно странная картина — болтаться над полярным морем. Однако мы первые, кто забрался сюда на воздушном шаре. Появятся ли у нас последователи? Сочтут ли нас за сумасшедших или последуют нашему примеру? Я не могу отрицать, что нас всех троих наполняет чувство гордости. Теперь, после того, что нам удалось сделать, мы можем умереть спокойно. Возможно, нами руководило гипертрофированное самолюбие или мы просто были не в состоянии жить также, как другие, и также, как они, умереть и быть забытыми в грядущих поколениях. Быть может, это честолюбие?» Возможно. Ведь и нынче — в последней четверти нашего ракетно-реактивного века то и дело проскальзывают сообщения: «На воздушном шаре через Атлантику…», «Поиски аэронавтов», «На воздушном шаре в неизвестность». Впрочем, куда важнее другое: усилия первых полярных воздухоплавателей не пропали зря. Недоучившийся медик, доброволец матрос, полусамоучка штурман, прекрасный лектор, автор увлекательных журнальных статей и книг, обладатель норвежского пилотского свидетельства № 1, великий путешественник Руал Амундсен был рыцарем без страха и упрека. Описать героическую жизнь этого замечательного человека не входит в мою задачу, но коротко осветить хотя бы одну из ее сторон я должен. Открыв 14 декабря 1911 года Южный полюс, Амундсен возвращался домой. В последних числах мая 1912 года он оказался в Буэнос-Айресе. И здесь, в душном гостиничном номере, совершенно случайно прочитал он в аргентинской газете о втором перелете знаменитого Латама из Парижа в Лондон. Подумать только — совсем недавно Луи Блерио с трудом удалось перескочить Ла-Манш, и вот уже тридцатисемикилометровый маршрут растягивается в трехсоткилометровую трассу… Тогда и приходит к Амундсену мысль: на самолете к Северному полюсу! Пока еще очень зыбкая, очень туманная идея — не план, не мечта, а так — нечто… Призрак. Но где-то, в самом дальнем уголке сознания, она будет беспокойно жить и год, и два, и пять лет. В 1917 году тридцатипятилетний, уже прославленный полярный исследователь знакомится с только что покинувшим школьную скамью офицером — летчиком Нламаром Рисер-Ларсеном и, обретя союзника, решается вложить все заработанные докладами и лекциями 10000 крон в самолет «Фарман». Машину ставят на лыжи; Амундсен и Рисер-Ларсен летают на крайнем севере Норвегии, близ замерзших берегов Нордкапа. Выводы? Рисер-Ларсен — отличный пилот и превосходный товарищ. «Фарман» — стрекоза, хоть и дающая чудесный, захватывающий воображение обзор, но для настоящего броска на север непригодная. Делать ставку на самолет рано. Амундсен знает о трагедии Андрэ, знает — и много лучше своего предшественника — истинную силу и коварство севера, он трезво оценивает причины его гибели и со свойственной ему твердостью повторяет: рано! Проходят еще пять насыщенных исследовательской деятельностью лет, ранней весной 1922 года Амундсен приобретает четырехместный «Юнкерс» и маленький биплан «Кертисс». У него два пилота — многоопытный Оскар Омдаль и молодой Одде Даль. В мае они пролетают порядочный отрезок над тихоокеанским побережьем Соединенных Штатов и приземляются в районе мыса Барроу. Туманы и бури держат их на приколе. Полеты приходится отложить. Вернуться к задуманному удается только через год. Но при первой же посадке на торосистый лед вдребезги разбивается «Юнкерс». Несколько удачных полетов на разведывательном «Кертиссе», увы, не могут компенсировать потери главной машины. В январе 1924 года национальный герой Норвегии прославленный Амундсен оказывается без средств. За долги у него описывают яхту… Одно утешенье — друзья не покидают его в беде. Вот как рассказывает историк об этой трудной для Амундсена поре: «Осень и зима 1924 года прошли в усиленных поисках финансовых комбинаций… «Штаб» Амундсена: Рисер-Ларсен, Омдаль, Дитриксон, Хорген, сам финансовый «шеф» будущей экспедиции Элсуорт — снова выдвинули проект самолета… Амундсен сначала не хочет и слышать об этом, но новые аргументы заставляют его колебаться. Последние прейскуранты немецких авиационных фирм отмечают ряд прекрасных двухмоторных самолетов, для которых риск вынужденного спуска, очевидно, должен уменьшиться во много раз. При порче одного мотора они способны нести путешественников на другом». Думаю, что колебаться Амундсена заставляют не только и не столько прейскуранты, он знает: летчики Миттельгольцер и Нейман на двухмоторном «Юнкерсе», пролетев 600 километров на север от Шпицбергена, достигли 83° северной широты и благополучно возвратились на свою базу… Он знает, эскадрилья американских самолетов, возглавляемая Мак-Милланом, совершает ряд смелых полетов над землями Эллмсера и Граньа и оборудует базу горючего на мысе Колумбия. А это всего лишь в 700 километрах от полюса… В то же время на Новой Земле летает Б. Г. Чухновский. Кстати, из этих весьма рискованных одиночных полетов он делает чрезвычайно важный вывод: «Летать нужно парой. Полеты в одиночку неоправданно рискованны и слишком привязывают к базе». Амундсен взвешивает все «за» и «против». Уверен: он опасается упустить время… и 2 февраля 1925 года он вручает Ялмару Рисер-Ларсену чек на 80000 долларов (деньги Элсуорта) и поручает купить два самолета. Двухмоторные летающие лодки N-24 и N-25 были оборудованы полозьями, позволяющими садиться и на снег. Предельная нагрузка машин достигала 3 тонн; крейсерская скорость составляла 165 километров в час, дальность полета до 3000 километров. Еще 18 марта 1924 года Амундсен сделал заявление для печати: «…только рекогносцировка! Мы ставим себе задачей выяснить пригодность современных самолетов для Арктики». Но, кажется, он хитрил… В состав экипажей вошли: командир N-25 — Рисер-Ларсен, Амундсен, механик Фойхт; командир N-24 — Дитрихсон, Элсуорт, пилот Омдаль. 21 мая в 5 часов 25 минут N-25 начинает разбег в бухте Кингсбей на Шпицбергене. Десятью минутами позже выходит на взлетный режим N-24. Они летели час за часом, а внизу — ни единой полыньи, ни единого водяного проблеска! Надо было решать: возвращаться на базу сточки, над которой будет израсходована половина горючего, или, сыграв ва-банк, идти до полюса? Амундсен умел ждать, обуздывая себя, умел он и рисковать, но рисковал всегда с трезвым расчетом. Первым сел N-25. В семи километрах от Рисер-Ларсена, на другое небольшое озерцо опустился на N-24 Дитрихсон. Они достигли 87°43′ северной широты. До полюса не хватало 220 километров. Это произошло 22 мая 1925 года. А 6 июня норвежский аэроклуб обратился ко всем-всем-всем с призывом: «Спасем Амундсена!» 12 июня был разработан международный план помощи пропавшей без вести экспедиции великого норвежца. В ночь на 15-е в море вышли первые спасательные суда. И как раз в ту пору шесть участников амундсеновской группы, погрузившись на N-25 (N-24 пришлось бросить во льдах), преодолев тысячи мытарств, стартовали со льда, глухо закрытого туманом. Они вернулись своим ходом. (Как же прав был Чухновский: на Севере непременно надо летать парой!). Амундсен говорил потом: «Мы спаслись чудом. Нас спасли хладнокровие Рисер-Ларсена, навигационное искусство Дитрихсона и моторы «Роллс-Ройса». Это он произносил вслух, а про себя, вероятно, именно в те же дни решил: на самолете к северному полюсу — нет. Он отказался от идеи самолетной экспедиции, но не от идеи достигнуть полюса по воздуху. Теперь Амундсен делал ставку на… дирижабль. Как сказал прославленный исследователь океана, наш современник, капитан Жорж Уо, «неудачи никогда не бывают бесполезны». |
||||
|