"Родник" - читать интересную книгу автора (Тайц Яков Моисеевич)

Яков Моисеевич Тайц Родник Первая глава. Самодельный кинжалВторая глава. Тата ВинокурТретья глава. ДомаЧетвёртая глава. ЗарядкаПятая глава. На уроке географииШестая глава. У директораСедьмая глава. У старой учительницыВосьмая глава. КонькиДевятая глава. Лучшие людиДесятая глава. В киноОдиннадцатая глава. «Любка-артистка»Двенадцатая глава. Тамара СтепановнаТринадцатая глава. Тихое «ура»Четырнадцатая глава. Танцы на льдуПятнадцатая глава. Милиция на конькахШестнадцатая глава. Седьмой урокСемнадцатая глава. МетельВосемнадцатая глава. ПанорамаДевятнадцатая глава. «Работа В. Ванькова»Двадцатая глава. На уроке историиДвадцать первая глава. КляксаДвадцать вторая глава. У ВладикаДвадцать третья глава. «Семь бед — один ответ!»Двадцать четвёртая глава. «Музей закрыт»Двадцать пятая глава. Кира ПетровнаДвадцать шестая глава. ПедсоветДвадцать седьмая глава. Необычный сбор

Пятая глава. На уроке географии

Хорошо идти в школу, когда у тебя всё в порядке: ты всё выучил, решил, переписал… Тогда тебе нечего бояться учителей, ты смело входишь в класс — пожалуйста, вызывайте сколько угодно, по любому предмету!

Но совсем другое дело, когда уроки не приготовлены. Тогда ты плетёшься в школу с неохотой, на душе тяжело. Какой-то червячок внутри так и точит тебя. В классе сидишь и дрожишь: а вдруг вызовут! Эх, если бы не вызвали!.. Ой, сейчас вызовут!..

Сегодня Владик шагал в школу с некоторым беспокойством. Он так и не успел вчера докрасить карту полушарий и не начертил градусной сети.

То и дело он поправлял на плече ремень от полевой сумки, в которой лежали книги. Сегодня сумка была особенно тяжёлой: Владик запихал в неё старый кинжал для девочки, которую они с Петей вчера встретили в парке.

«Ничего, — подбадривал он себя на ходу, — может, я ещё успею докрасить карту и начертить градусную сеть до звонка, в классе!»

Он прибавил шагу. Школа видна была издалека. Она стояла на высоком месте и светила во все стороны своими большими квадратными окнами, точно огромный маяк.

Они с Владиком были ровесники. Он родился в тридцать восьмом году, и школа тоже родилась в тридцать восьмом году.

В том году товарищ Сталин указал, что надо построить много-много школ, потому что было их маловато, а учиться надо всем ребятам Советского Союза — всем-всем, сколько ни есть!

И вот тогда, словно по волшебству, во всех городах выросли большие новые корпуса. Это были красивые здания с просторными классами и широкими коридорами, чтобы было где побегать ребятам на переменке.

Школа на Красной Пресне тоже была такой. Директор, Егор Николаевич, следил, чтобы изнутри она тоже была красивой.

Во всех классах были цветы, портреты вождей и писателей. В коридорах висели картины. На лестнице зеленели пальмы. На втором этаже стоял большой шестигранный аквариум; на переменах ребята прижимали носы к толстому стеклу, за которым в зеленоватом полумраке вились золотые рыбки.

В биологическом кабинете на полках возвышались чучела зверей и птиц. В углу белел чистенький скелет и скалил зубы на ребят. Его никто не боялся: все знали, что это кости и больше ничего.

В химическом кабинете блестели колбы и реторты.

В библиотеке было полно книг. Владик любил сюда ходить. Он чуть ли не каждый день менял книги.

На самом верху был большой спортивный зал — любимое место Пети Ерошина.

Словом, школа была большая и красивая. В такой школе только учиться да учиться!

Владик толкнул тяжёлую дверь, вытер ноги о твёрдый стальной коврик, сдал пальто Кузьминичне, и побежал в класс. Там он сел на своё место рядом с Петей, достал цветные карандаши и только наладился было красить, как раздался звонок и в класс вошла Кира Петровна.

Каждый раз, когда Владик смотрел на Киру Петровну, ему казалось странным: как это она, такая молоденькая, может работать учительницей! Да ведь её никто и бояться не станет. На вид ей можно было дать лет двадцать, не больше. Она, правда, была высокая, но очень тоненькая. Лицо её то и дело заливалось густым румянцем, и, видно, поэтому у неё была привычка прикладывать руки с тонкими, длинными пальцами то к одной, то к другой щеке.

Одета она была в темносиний костюм и белую, как снег, шёлковую кофточку с овальной брошкой-камеей у воротничка. А на отвороте жакета краснел маленький значок ВЛКСМ.

Чуть поскрипывая новыми туфлями, она прошла к столу, положила свою чёрную лакированную сумочку, опустила на неё классный журнал — и урок начался.

Сперва она спрашивала заданное. Владик с беспокойством следил за учительницей: вызовет или не вызовет? Время от времени он просовывал руку под крышку парты и нащупывал там сумку и завёрнутый в газету кинжал.

— Что там у тебя? — спрашивал Петя Ерошин. — Дай откусить.

— Ничего нет, не трогай! — отвечал Владик.

Но Петя всё норовил забраться к приятелю в сумку. Владик отталкивал его локтем. Они шипели друг на друга:

— Жалко тебе, да?

— Пусти, говорят! Не трогай!

Кира Петровна услыхала шипенье и строго посмотрела на Владика с Петей:

— Ваньков и Ерошин, вы что там возитесь?

— Да мы ничего… мы не возимся, Кира Петровна!

— То-то… Сидите тихо! — Она заглянула в журнал и громко сказала: — Сейчас нам о параллелях расскажет Митя Журавлёв.

Тихий, молчаливый Митя встал и начал, не торопясь, чуть покачиваясь, рассказывать про параллели и про широты.

— Так! Отлично, Митя, садись! Пятёрку ты заслужил честно.

Кира Петровна вписала в журнал отметку и сказала:

— А теперь нам о меридианах продолжит… — она чуть помедлила, — Петя Ерошин.

Петя нехотя поднялся и стал одёргивать на себе гимнастёрку под ремнём. Кира Петровна прошла вглубь класса, к задней стене, и, заложив руки за спину, прислонилась к ней. Здесь её любимое место. Отсюда ей хорошо видны все парты.

— Мы тебя слушаем, Ерошин.

Ребята обернулись к учительнице. Петя солидно откашлялся и начал:

— Значит, так… меридианы… это, значит, такая… ну, в общем, линия… такая воображающая линия…

Ребята засмеялись.

— Воображаемая, чудак! — подсказал Владик.

— Ну да, — подхватил Петя, — воображаемая… ну и это… соединяемая… — Он сбился и замолчал.

— Что ж ты притих, Петя? — сказала Кира Петровна, возвращаясь к столу. — На переменках ты самый весёлый, самый шумный, а сейчас тебя не узнать. Тихоня, да и только! — Она оглядела класс: — Ну-ка, кто поправит Петю?

Сразу поднялось три десятка рук. Одни мальчики упирали локти в парту, другие высоко поднимали руку и нетерпеливо шевелили пальцами, некоторые подпирали правый локоть левой рукой…

Владик руки не поднимал. Кира Петровна заметила это:

— А ты, Ваньков, о чём задумался? Знаешь, я люблю вызывать именно того, кто руки не поднимает. Ну-ка, поправь своего соседа!

Владик встал и отчеканил:

— Меридианом называется воображаемая линия, окружающая земной шар и проходящая через оба полюса.

— Через оба полюса… Так… хорошо… Теперь покажи нам, как ты раскрасил карту. У тебя, как у будущего художника, это, наверное, хорошо получилось.

— Карту?.. — замялся Владик. — Карта вот, — он показал на свёрнутую в трубочку бумагу, — только я её, Кира Петровна, немножко не доделал.

— Как так — не доделал? Домашние задания, Ваньков, надо обязательно выполнять, иначе и в школу нечего ходить. Ну, а градусную сеть ты начертил?

— Нет, я, Кира Петровна, просто не успел… потому что… — начал было Владик, но тут за его спиной раздался шелест.

Владик не выдержал, обернулся и увидел, что его друг-приятель Петя Ерошин забрался всё-таки к нему в сумку, вытащил свёрток, развернул газету и, прячась за партой, преспокойнейшим образом рассматривает старый кинжал.

Владик нагнулся, выхватил кинжал и сдавленным голосом прошипел:

— Зачем взял?

— Ваньков, что с тобой? — удивилась Кира Петровна. — Ведь ты урок отвечаешь!

Ей за партой не видно было, из-за чего не поладили Владик с Петей. Она подошла к ним, заглянула, заметила кинжал в руках у Владика и сердито сказала:

— Это ещё что такое? Разве можно такие вещи приносить в класс!

Она протянула руку и взялась за конец ржавого кинжала:

— Дай-ка.

Но Владик недолго думая — а верней, совсем не думая — стиснул рукоятку кинжальчика и потянул его к себе.

Кира Петровна покраснела:

— Ваньков, немедленно отдай! Слышишь! Ты отлично знаешь, что посторонние предметы на урок приносить нельзя.

— Кира Петровна, — взмолился Владик, — это не посторонние… это я просто так… не отнимайте…

Кира Петровна не знала, как ей быть. В классе тридцать три человека. Они следят за каждым её движением, за каждым словом. Если она сейчас уступит, они подумают, что она слишком мягкая, бесхарактерная… Нет, уступать нельзя! Пускай знают, что она строгая. Кроме того, оружие вообще нельзя оставлять в руках у мальчика.

Рассудив всё это, Кира Петровна сильней потянула кинжал к себе и твёрдо сказала:

— Ваньков, сию минуту отдай!

Владик всё ещё упрямился. Уж очень не хотелось ему сейчас расставаться с кинжалом. Но тут Толя Яхонтов обернулся и коротко сказал:

— Владька, отдай!

Толя, как председатель совета отряда, строго следил за порядком в классе.

Митя Журавлёв тоже вмешался:

— Ваньков, не срывай урока!

Ребята зашумели. Владик понял, что класс против него, и разжал пальцы.

— Давно бы так!

Кира Петровна прошла к столу, открыла свою лакированную сумочку, сердито ткнула туда кинжальчик, щёлкнула замком, потом взяла ручку и вывела в классном журнале против фамилии «Ваньков» небольшую лиловую тройку.

Неугомонный Петя привстал, подсмотрел отметку, пригнулся к Владику и пропел ему на ухо:

— Тройка не двойка, осёл не козёл!

Разобиженный Владик огрызнулся:

— Сам осёл! Иди ты, я с тобой не разговариваю!

Петя очень удивился: Владик никогда ему ещё так не отвечал.

— Подумаешь, какой… — отозвался он. — Я с тобой тогда тоже не разговариваю.

Они отвернулись один от другого. Урок продолжался своим чередом. Но, к удовольствию Киры Петровны, третья парта справа больше не мешала ей вести урок. Ваньков и Ерошин больше не перешёптывались, не шипели по-кошачьи друг на друга. Они сидели, глядя в разные стороны.

Они поссорились по-настоящему и после школы пошли не вместе, как обычно, а врозь.

Петя пошёл к себе, а Владик направился к Детскому парку. Моросил скучный-прескучный осенний дождик. В тусклом зеркале мостовой, точно в реке, отражались огни светофоров, дома, люди…

Владик поднял воротник, подошёл к ограде парка и прижался лицом к мокрым чугунным пикам.

За оградой, на скамейке неподалёку от памятника Павлику Морозову, сидела девочка в сером пальтишке с беличьей опушкой. Мохнатые шарики на её шапочке набухли от дождя. Ока сидела нахохлившись и поглядывала по сторонам.

Владик хотел было подойти к ней, сказать, что кинжала у него нет, что учительница отняла, но ему было неловко.

Он нахлобучил кепку на глаза и крикнул:

— Тата Винокур, не жди его, он не придёт!

И сразу же бросился бежать прочь от парка. Дождь усиливался, погода была скверная, и на душе было невесело.