"Киреевы" - читать интересную книгу автора (Водопьянов Михаил Васильевич)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Гроза над городом разразилась совсем неожиданно. Весь день на небе не появлялось ни одного облачка. Разморенные июльской жарой люди скрывались в домах с наглухо закрытыми ставнями. Но и там их преследовала духота. К вечеру подул ветерок и дышать стало легче.

Когда солнце, уходя за линию горизонта, оставило светлооранжевый след, с юго-запада надвинулась огромная грозовая туча, окаймленная отблесками заката. Светящаяся полоса на западе еще не успела потухнуть, а небо уже прорезали ослепительные зигзаги молний, сопровождаемые громовыми раскатами.

Мария Михайловна Киреева и ее старший сын Виктор, большелобый, с упрямым подбородком, очень похожий лицом на отца, собрались пить чай, когда от удара грома в буфете зазвенела посуда.

В больших серых глазах Марии Михайловны мелькнул испуг. Она повернулась к Виктору, хотела ему что-то сказать, но тут же раздумала, спрятала свое сразу разгоревшееся лицо за дверцей буфета и начала переставлять с места на место чашки.

Мария Михайловна, несмотря на долгие годы совместной жизни с Николаем Николаевичем, не могла приучить себя относиться спокойно к его полетам. Киреев участвовал в дальних воздушных экспедициях, и Мария Михайловна каждый раз мучительно волновалась.

Однажды, еще в начале их совместной жизни, Николай Николаевич, прощаясь перед полетом с женой, сказал ей ласково и шутливо:

— Не надо так, Марусенька! Ведь ты боец гражданской войны.

Сказал и сам спохватился: самое больное, самое тяжелое всколыхнул своими необдуманными словами.

До отъезда на аэродром оставались тогда считанные минуты. Николай Николаевич покрыл поцелуями пушистые пепельные волосы жены и все повторял прерывистым шепотом:

— Прости, родная, прости меня. Если бы ты только знала, как я люблю тебя!..

Когда подросли дети, Киреев внушил им, что надо стараться незаметно отвлекать мать от тяжелых дум.

— Она в ранней молодости пережила такое большое горе, что до сих пор не может забыть его, — коротко объяснил он.

— Наверно, когда мы были маленькие и ничего еще не понимали, у отца случилась авария с самолетом, поэтому мама и боится за него, если он далеко улетает, — решила Наташа.

— Ну конечно, — подтвердил Виктор.

Это был редкий случай, когда мальчик так безоговорочно согласился со своей старшей сестрой.

И вот сейчас, успев заметить покрасневшее, растерянное лицо матери, Виктор понял, что ее не просто обеспокоила гроза: отец-то ведь в воздухе!

Громовые раскаты раздавались все чаще и чаще. Мария Михайловна с трудом сдерживала волнение.

«Уйти из столовой, оставить ее одну или, наоборот, попытаться чем-нибудь отвлечь. Но чем?» — думал Виктор.

Кто-то позвонил с улицы. Слышно было, как Катерина, ворча на ходу, пошла из кухни по коридору открывать парадную дверь.

— Мама, наверно, тетю Катю оторвали от плиты в момент кулинарного экстаза, — не удержался от шутки Виктор.

— Тебе следовало бы самому выйти на звонок. Катерина — старый человек, — с упреком сказала Мария Михайловна.

Пристыженный, Виктор не успел ответить, — в столовую вошел молодой инженер Сергей Александрович Глинский. Светлосерый костюм прекрасно сидел на его стройной фигуре спортсмена. Но во всем: и в одежде и в том, как он держал себя, сквозила немного нарочитая щеголеватость, словно Глинский хотел показать каждому: «Видите какой я элегантный…»

Виктор терпеть не мог Глинского и искал случая сказать ему какую-нибудь колкость. Инженер относился к Виктору сдержанно-любезно, но с нескрываемым оттенком собственного превосходства. Это еще больше возбуждало против него самолюбивого юношу.

— Дождя еще нет, но столько пыли в воздухе — дышать нечем. До дома мне еще далеко и я решил просить приюта у вас, — сказал Глинский здороваясь.

— Очень хорошо, Сергей Александрович, — приветливо улыбнулась Мария Михайловна. — Пришли как раз во-время: сейчас будем пить чай.

Виктор, перелистывая иллюстрированный журнал, бросил реплику:

— Конечно, без уважительных причин вы к нам не заходите!

Мария Михайловна умоляюще взглянула на сына. Вспыльчивый, резкий, Виктор иногда казался даже грубым. Близкие знали, что он добр, отзывчив, но посторонние могли думать иначе.

Глинский сделал вид, что не заметил выходки Виктора, и подошел к пианино.

— Разрешите посмотреть ноты, — обратился он к хозяйке. — Я слышал, что Наталья Николаевна приобрела последние новинки.

Он протянул было руку к аккуратной стопке нотных тетрадей, но резкий порыв ветра распахнул окно. Ноты разлетелись во все стороны, инженер бросился их собирать. Виктор с трудом закрыл окно.

Снаружи свирепствовал настоящий ураган.

Крупные редкие капли причудливым узором легли на широкую пыльную дорогу, и сразу же хлынул ливень.

И какой ливень! Через несколько минут по улице бежали мутные ручьи. Виктор, прижавшись лбом к стеклу, с интересом наблюдал грозу. Блеснула молния, за ней последовал оглушительный удар грома.

— Витя, — бросилась к сыну Мария Михайловна, — отойди от окна!

Виктор нехотя отошел и со скучающим видом снова уселся на диван.

— С детства боюсь грозы, — обращаясь к инженеру, сказала Мария Михайловна. — Мне было 10 лет, когда моя бабушка вот так же стояла у окна во время грозы. Ее ударила молния, она почернела, как уголь. Что с ней только не делали, все надеялись — отойдет. Ничего не помогло. Пушки в гражданскую войну меня так не пугали, как гром.

Глинский улыбнулся:

— При современной технике, Мария Михайловна, гроза не опасна. А вот ливень и град действительно могут причинить вред.

— Урожай в этом году обещает быть хорошим, — рассеянно сказала Мария Михайловна. Она старалась поддерживать разговор, но ее мысли невольно уносились далеко.

«Где сейчас Николай? — думала она. — Как он посадит машину в такую страшную грозу? Ведь даже в хорошую погоду этот полет — не без риска для жизни».

Словно сквозь сон, слышала Мария Михайловна оживленные голоса. Виктор о чем-то спорил с Глинским. Смысл произнесенных ими слов не доходил до сознания. И только резкий тон сына вернул ее к действительности:

— …Инженеры бывают разные!

— Более опытные и менее опытные, талантливые и бездарные, — вежливо продолжил Глинский.

— Точнее, попадаются и пустоцветы с дипломом, — вторично прервал его Виктор. — Вот Андрей Родченко — это настоящий советский инженер. Такого инженера все уважают: и рабочие, и начальство.

— Ну, к Родченко-то вы пристрастны, — возразили Сергей Александрович, — он ведь у вас в семье свой человек.

— Я очень люблю Андрея, — переменив тон; тепло и серьезно сказал Виктор, — но независимо от моих личных чувств к нему, он талантливый изобретатель.

— Вы имеете в виду его моторы? — с легкой иронией спросил Глинский. И не ожидая ответа, продолжал тоном профессора, читающего лекцию своим молодым ученикам: — Дизельные авиамоторы, работающие на тяжелом топливе, — далеко не новая проблема. Выдающиеся зарубежные конструкторы, в том числе и Юнкере, не раз пытались применить дизель в авиации, и что же? — Ничего! Им не удалось! По-прежнему дизельный авиамотор весьма ненадежен, может отказать в самые ответственные моменты. Таких случаев было не мало. Летать на дизелях — это значит рисковать машиной и даже жизнью. Инженер Родченко больше года работал над первой своей конструкцией дизеля, оказавшейся абсолютно непригодной.

— А зато второй вариант — удачный. Пошел в серию, — перебил Виктор.

— Действительно пошел в серию, но пользы от него мало, — снисходительно заявил Сергей Александрович. — Ни один конструктор не ставит этих моторов на свой самолет. Да и сам Родченко не очень ими доволен. Поэтому он и старается создать более мощные моторы, чтобы реабилитировать себя. Я все время следил за постройкой этих моторов и нахожу, что они не надежны для эксплуатации. Летать с дизелями Родченко — опасно.

Мария Михайловна, мешавшая ложечкой давно растаявший сахар, встрепенулась:

— Почему опасно, Сергей Александрович?

— Дорогая Мария Михайловна, — поспешил ответить Глинский, — для такого искусного летчика, как Николай Николаевич, полет с моторами Родченко, конечно, не опасен. Он в любом случае сумеет дотянуть машину до аэродрома. Что же касается обыкновенных, средних летчиков, то они далеко не улетят. А моторы у нас готовят не для отдельных экспериментов.

Виктор с трудом сдерживал накипавший гнев.

— Не волнуйся, мама, — обнял он за плечи Марию Михайловну, — ты разве не знаешь отца? Неужели он бы стал кривить душой и напрасно хвалить Андрея за его мотор?

— Мария Михайловна! — позвала Катерина из детской.

— Извините, — это, наверно, Юрик с Верочкой никак поладить не могут. Необходим материнский авторитет, — с улыбкой сказала Киреева, поднимаясь из-за стола.

Как только она вышла, Виктор подсел поближе к инженеру:

— Смотрю я на вас… Прекрасно сшитый пиджак, шикарный галстук, а таких великолепных туфель на каучуке нет ни у кого во всем городе, не только что на заводе.

— Что вы хотите этим сказать? — настороженно спросил Сергей Александрович.

— Ничего особенного, — пожал плечами Виктор. — Внешний лоск — вещь невредная, так же как и туфли на каучуке. Все это вы приобрели во время заграничной командировки. Приобрели для себя. А мне бы хотелось знать, что получил в результате вашего путешествия завод?

С изысканным полупоклоном Глинский ответил в тон Виктору:

— Об этом знает директор завода и все, кому положено знать. А вы, юноша, вероятно, слыхали, что существуют производственные тайны. Интересоваться ими я вам не рекомендую.

— Разговорчиками о производственных, военных и других тайнах часто прикрывают пустоту, — вспылил Виктор.

Сергей Александрович молча пожал плечами.

Инженер на десять лет старше своего собеседника, несмотря на это, постоянные колкости Виктора выводят его из равновесия, и только воспоминание о нежном девичьем лице заставляет сдерживаться. Глинский любит Наташу Кирееву и надеется назвать ее своей женой. Не в его интересах ссориться с Наташиным братом.

Виктор сразу остыл и понял, что зашел слишком далеко. Но признаться в этом перед Глинским, да еще извиниться было выше его сил.

Потянулись минуты напряженного молчания.

— Можно к вам? — раздался из передней девичий голос.

Виктор радостно откликнулся:

— Конечно, можно! Заходи, заходи, Тася. Девушка вошла и остановилась у порога. Она была закутана в серый дождевой плащ. Струйки воды скатывались с капюшона и медленно ползли вниз.

— Дальше не пойду, Витя, — сказала девушка. — Я же совсем мокрая. Видишь, с меня течет. Наташа дома?

— Наташи нет, — ответил Виктор, осторожно снимая дождевик с узких девичьих плеч.

— А почему у тебя туфли сухие? — удивился он. Простенькие парусиновые лодочки на стройных загорелых ногах выглядели так, словно их только что принесли из магазина: белые, без единого пятнышка.

— А я их под плащом несла, босиком шла, — спокойно ответила Тася.

Сергей Александрович с любопытством посмотрел на нее. Неважно сшитое клетчатое платье не могло скрыть изящества ее хрупкой фигуры. Длинные темные косы оттягивали назад маленькую головку. Тонкое бледное лицо освещалось большими синими глазами. Эти глаза, опушенные темными ресницами, умоляюще смотрели на Виктора:

— Витенька, милый, где мне найти Наташу? Я ведь из-за нее в такой дождь пришла. Нужна она мне очень.

— Рад бы помочь тебе, но Наташа прямо из института поедет на аэродром встречать отца. А в чем там У тебя дело, если не секрет?

— Какой секрет! Письмо от пионеров привезла Наташе. — Тася достала из кармана узенький белый конверт и протянула его Виктору.

— Вот, передай! — И тут же спохватилась: — А как я ответ получу? Мне ответ срочно нужен.

— Письмо не запечатано. Можно я прочту, вместе сообразим, как быть, — предложил Виктор.

— Пожалуйста, читай, — согласилась Тася. Виктор прочел вслух:

— «Дорогая Наташа! Вы сами были пионеркой и пионервожатой, поэтому вы поймете нас и поможете. Завтра у нас в лагере встреча с Героем Советского Союза товарищем Дружининым. Он нам расскажет о себе. А мы для него будем показывать наши лучшие танцевальные номера. Мы их уже давно готовим. Но дядя Вася сегодня заболел и некому играть на баяне. У нас в лагере есть и пианино. Мы знаем — вы хорошо играете на пианино. Только, пожалуйста, не отказывайтесь, а то у нас все сорвется».

Полстраницы было занято старательно выведенными подписями.

— Это ты научила? — спросил Виктор Тасю.

— Я, — ответила девушка. — Когда Наташа была нашей пионервожатой, на всех вечерах играла. Ты-то разве забыл?

— Наталья Николаевна не сможет завтра провести вечер у пионеров, — неожиданно вмешался Глинский. — Она идет слушать «Кармен». Поют москвичи.

— Наташа не откажет пионерам! — запальчиво крикнул Виктор.

Тася стояла в раздумье:

— Я помню, что Наташа и раньше очень любила эту оперу. Она, наверно, нам не откажет, но лишит себя большого удовольствия. Мне не хочется этого, Витя. Как же быть?

Тася вопросительно подняла глаза на Виктора.

— Добрая ты, Тася! — растроганно сказал юноша. — Хочешь я приеду к вам и буду, как дядя Вася, на баяне играть?

— Конечно, хочу, — обрадовалась Тася, — а я и забыла, что ты играешь на баяне. Это будет замечательно! Непременно приходи завтра к десяти утра на репетицию.

Маленькие розовые губы открылись в радостной улыбке. От этой улыбки, от блеска зубов лицо Таси стало таким чудесным, что и Глинский невольно залюбовался ею.

Виктор не сводил с Таси глаз:

— Я провожу тебя, можно?

— Не надо, я побегу… Мама ждет, еще рассердится. Смотри, не забудь завтра! — Последние слова донеслись издалека.

Виктор сорвал с вешалки свой плащ и побежал вслед за девушкой.

Буря уже стихала, но ливень продолжался с прежней силой. Таси нигде не было видно. По улице, как светлячки, то потухали, то снова загорались огни ручных электрических фонариков. «Куда она исчезла?»

— Тася! Тася! — кричал Виктор.

Словно в ответ, раздался автомобильный гудок, и, разбрызгивая воду, подъехал легковой автомобиль.

— Отец! — бросился Виктор.

Но он ошибся. В машине сидела Наташа.

— Витя! — обрадованно крикнула она, — перенеси меня, пожалуйста, через этот поток, а то я в белых туфлях.

— Почему ты явилась в такой ливень? — спросил Виктор сестру и поздоровался с шофером.

— Замерзла я, Витенька, — пожаловалась Наташа. — Попробуй-ка в таком воздушном туалете просидеть несколько часов на аэродроме. Я хотела позвонить домой, чтобы мне прислали пальто и галоши, но из-за грозы телефон не работал.

— А кто бы тебе повез в такой ливень? — возмутился Виктор. — Об этом ты подумала?

— Не злись, пожалуйста, Витя. Признаюсь, не подумала! — весело откликнулась Наташа.

— Как папа? — переходя на мирный тон, спросил Виктор.

— Ему по радио сообщили, какая у нас погода. Ко, ведь ты знаешь отца, он распорядился приготовить прожекторы. Его ждут через час. Вот я и решила съездить домой переодеться. Мама, конечно, беспокоится?

— И как всегда, старается это скрыть, — ответил Виктор и поднял Наташу. — Тяжелая же ты, сестренка! Как бы тебя не уронить, — пошутил он и тут же споткнулся.

— Ты и на самом деле не урони! — испугалась Наташа.

Виктор благополучно поставил ее перед парадной дверью и нажал кнопку звонка. Дверь открыла Катерина.

— Тетя Катя, дорогая, полжизни отдам за чашку горячего чая, — заявила девушка.

— Наташа, — остановил Виктор сестру, — у нас торчит этот франт.

— Ну и что же? — рассмеялась Наташа.

Мария Михайловна продолжала возиться с малышами в детской. Глинский сидел в одиночестве у потухшего самовара. Увидев Наташу, он поспешно поднялся ей навстречу. Наташа окинула взглядом его высокий белый лоб, узкое бледное лицо и смущенно извинилась:

— Я очень спешу, через пятнадцать минут еду обратно на аэродром.

— Разрешите, Наталья Николаевна, проводить вас? — попросил Глинский.

— Пожалуйста, — не совсем твердо ответила Наташа.

Ей не хотелось обижать его отказом. Но ее смущало, что отец, как и Виктор, не особенно жаловал франтоватого инженера.

Словно угадывая ее мысли, Сергей Александрович добавил:

— С аэродрома я вызову свою машину и проеду на завод, мне необходимо проверить работу нового агрегата.

Мария Михайловна услышала Наташин голос и вышла в столовую.

— Как отец? Сел где-нибудь? — спросила она волнуясь.

— Все хорошо, мама, — скоро прилетит! — поспешила успокоить ее девушка.

Мария Михайловна повеселела. Наташа быстро переоделась и вместе с Виктором и Глинским уехала на аэродром.