"Ритуальные грехи" - читать интересную книгу автора (Стюарт Энн)

Глава пятая

Ей вновь приснился сон, где смешалось все — и кровь, и насилие. В том сне был ангел, он страшно кричал, стальными пальцами сжимая шею Рэйчел, перекрывая ей дыхание, забирая жизнь, а где-то вдали раздавались звуки флейты.

Глаза не хотели раскрыться, хотя она отчаянно пыталась вырваться из паутины сна. А кровожадное существо, оседлавшее и душившее Рэйчел, вдруг превратилось в падшего ангела, дитя света и тьмы, его длинные волосы темным водопадом окутали лицо Рэйчел. Она знала, что по-прежнему находится в опасности, но руки уже не причиняли боль, они касались шеи с заботой и лаской. И эти прикосновения несли с собой исцеление.

Падший ангел оказался мужчиной, Люцифером, низвергнутым с небес за то, что возжелал много власти. Он был согласен царствовать в аду, лишь бы не прислуживать в раю. Тогда где же она сейчас находилась — в аду или чистилище?

Он коснулся ее ртом, и она задрожала во тьме, душа звала к борьбе, а тело ломило от боли. Ее руки безвольно вытянулись вдоль тела, их сдавили сильные руки, а сам он склонился над ней, заслонив собой даже тот скудный источник света, который освещал помещение. Ее то знобило, то бросало в жар, в то время как он — надежный оплот целебных сил и спокойствия — источал прохладу и ласку. Он был всем, чего она желала, к чему отчаянно стремилась ее душа.

Он дарует ей любовь. Он дарует ей покой. И станет причиной ее погибели.

Бобби Рэй Шатни зажег сигарету, прикрыв ее ладонью, чтобы ветер не погасил спичку. Был поздний вечер, снаружи стояла темень, хоть глаз выколи, и если бы кто-нибудь выглянул в окно, он непременно заметил бы огонек от его сигареты и сразу помчался бы докладывать об этом Люку, как и подобает маленькой лицемерной шестерке.

Он подозревал, что Люк вовсе не удивится. Тот знал обо всем. Когда он смотрел на Бобби Рэя, то видел всю его подноготную. Люку было известно, что его подопечный питает слабость к куреву и девкам, любит причинять боль, мечтая при этом об искуплении грехов. Он знал, что Бобби Рэй готов ради него умереть. Или отнять жизнь у кого-то другого.

Он даже не нуждался в приказах Люка — между ними существовала особая магическая связь. Бобби Рэй чувствовал, когда Люк хотел кого-то наказать ради блага остальных членов общины. Бобби Рэй все делал только ради Люка. Каждая затяжка сигаретой, каждая девка, которую он поимел, каждый убитый человек — все делалось исключительно ради Люка, с его негласного разрешения. А в награду он получал молчаливую благодарность и одобрение своего пастыря. И такое положение дел вполне устраивало Бобби Рэя.

Вот насчет новенькой он сомневался. Он не знал, что Люк надумал с ней сделать. Этот коротышка Кальвин чуть ее не угробил, глупо, конечно все получилось, но чего еще ожидать от жалкого бывшего зека? Если глупый недомерок вознамерится предугадывать пожелания Люка, то беды не оберешься.

С тех пор, как Альфред прикончил Стеллу, ее дочь превратилась в реальную угрозу. Стелла ненавидела собственное дитя, чувство, хорошо знакомое Бобби Рэю. Самое меньшее, что он мог сделать — это завлечь ее сюда, в Санта Долорес. Ради Люка и Стеллы он сделал все в точности так, как велела Кэтрин.

Дерзкими словечками и задраным кверху носом Рэйчел напомнила Бобби Рэю его старшую сестру, Мелани. Он убил Мелани первой, до того, как остальные члены семьи вернулись домой. И при этом он славно позабавился!

Прикрыв глаза, он глубоко затянулся сигаретой, затем выпустил дым и стал за ним наблюдать. Тот клубился, медленно обретая форму. Он смотрел на дым, ожидая некого знака свыше. Как ему быть?

Облачко дыма медленно растаяло в душной ночи Нью-Мексико, но ответа он так и не получил. Бобби Рэй выругался и погасил сигарету. Ему нужно дождаться знака свыше, а ждать он не любил. Может, она знает ответ и подскажет, как ему поступить. Он отделился от каменной стены и двинулся к западному крылу реабилитационного центра. Он знал, что найдет ее там.

Люк ждал, наблюдая за тем, как Рэйчел открыла глаза, затем нахмурилась, стараясь сфокусировать зрение и понять, где она, черт побери, находится и как сюда попала.

Интересно, удастся ли ей вспомнить то, что случилось потом, подумал он с кривой усмешкой, и снова сел прямо, скрестив ноги. Рэйчел и так ненавидела его лютой ненавистью, но если она вспомнит, что он вытворял с ее возбужденным, чутким на ласки телом — девица просто лопнет от злости.

Когда она повернула голову и заметила Люка, ее глаза подозрительно сощурились. Хотя его наполовину скрывала тень, она бы не перепутала его ни с кем другим. Нервным движением руки она дотронулась до груди, но поясок снова был на месте, надежно скрывая ее прелести.

— Зачем я здесь нахожусь? — сердито спросила она все еще сиплым голосом.

— Для исцеления.

— Чепуха!

— Пару часов назад ты слова не могла вымолвить, потому что твое горло было покалечено. Повреждения такого рода невозможно вылечить за короткий срок без особого лечения.

— Чепуха! — снова повторила она.

— Интересно, возможно ли повернуть процесс вспять, — проворчал он себе под нос. — Ты мне больше нравишься немой.

— Еще бы, — по тому, с какой осторожностью она перевернулась на бок, Люк понял, что тело у нее затекло и все еще болит. — Тебе нравится, когда все твои женщины молчат и послушно кивают головой.

— Все мои женщины? А ты одна из них? — поддел он ее с легкой усмешкой.

Как он и предполагал, услышав его слова, Рэйчел тут же попыталась сесть и еле сдержалась, чтобы не застонать от боли.

— Мне казалось, ты дал обет безбрачия.

Он наблюдал за ней, размышляя над тем, с какой стороны к ней подступиться. Его язвительные насмешки выводили Рэйчел из себя — если бы другие их слышали, то изумились бы поведению святого мессии.

Но он устал быть святым. И ему нравилось, как она вставала на дыбы от каждой его колкости. Кроме того, попробовав греховный вкус ее тела, он лишь раздразнил свой аппетит. Ему было мало духовного порабощения, которым он довольствовался с остальными последователями. В случае с Рэйчел ему требовалась полная капитуляция с ее стороны. На меньшее он не рассчитывал.

— Но ведь на самом деле ты в это не веришь, правда, Рэйчел?

От удивления она широко раскрыла глаза.

— Не хочешь ли ты сказать, что из тебя не такой уж святоша, как все здесь думают?

— Святых не бывает, особенно среди тех, кто возомнил себя таковым. А ты как считаешь?

— Я считаю, что ты ловкий мошенник, обирающий психически неуравновешенных людей. Я считаю, что ты соблазнил мою мать, заставил оставить все деньги тебе, а потом… — она успела вовремя прикусить язык.

— А потом?.. — переспросил он. — Что я сделал потом? Убил ее?

— Так это правда?

Он рассмеялся, зная, что его смех лишь подольет масла в огонь.

— У тебя чертовски развитое воображение, Рэйчел.

— А мне казалось, что Братство Бытия не одобряет богохульства, — съязвила она в ответ.

— Правила меня не касаются.

— Так ты это сделал?

— Что? Соблазнил твою мать? Должно быть, ты плохо знала Стеллу, если считаешь, что она нуждалась в искушении. Ведь наше лечение состоит как раз в том, чтобы выявить изъяны человеческой души, а в случае со Стеллой именно сексуальная ненасытность была одним из ее главных недостатков. Она была не из тех женщин, которые будут дожидаться, когда мужчина сделает первый шаг.

— Значит, это она тебя соблазнила?

— Рэйчел, почему тебя так волнует моя сексуальная жизнь? — тихо спросил он. — Может, потому, что своей у тебя нет вовсе?

— Речь идет не обо мне, — отрезала она. — Мы обсуждаем твои грехи.

— Ты знаешь мое мнение о грехах.

— Значит, ты отрицаешь, что являешься ловким мошенником?

— Я не собираюсь ничего отрицать.

— Включая и то, что ты выманил у моей матери деньги?

— Рэйчел, твоя мать умерла. И там, где она сейчас находится, деньги ей не нужны.

— Значит, ты отобрал у меня деньги моей матери! — Она встала на колени, чуть приблизившись к Люку. А ему оставалось сидеть да потихоньку приманивать ее к себе. Ну прямо как в детской игре! Ему нравилось, когда она была такой живой, возбужденной, сердитой. Ему не терпелось отведать вкус ее неистовых губ, когда она будет бороться с ним изо всех сил. Он знал, что именно так она и поступит. Но в конце концов она все же сдастся, и его победа будет еще упоительней.

— А с чего ты взяла, что заслужила эти деньги? — спросил он. — Вы были не так уж близки. Она редко о тебе говорила. Если бы между вами существовали искренние теплые отношения, она непременно вспомнила бы о тебе на своем смертном одре.

— Значит, она ничего не сказала?

В ее голосе послышалась боль. Люк привык смягчать боль, исцелять ее с помощью лжи, полуправды и даже, время от времени, самой правды. Но он не собирался утешать Рэйчел, потому что не видел в этом никакой выгоды. А вот если он причинит ей боль, тогда она станет еще ранимей. Особенно для него.

— Ни слова. Видно, ты обошлась с ней слишком сурово в этой жизни.

Ему показалось, что на этот раз он зашел слишком далеко. Он хорошо знал Стеллу Коннери с ее чудовищным эгоизмом и не сомневался, что если в их ненормальной семейке кто-то и страдал от недостатка внимания, то это была сердитая девушка, в глазах которой отражались сейчас боль и недоверие.

Он заметил, что ее буквально трясет от ярости. Она подползла к нему на коленях и, с силой ухватившись за тунику, притянула его к себе.

— Да как ты смеешь судить меня? Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моей матери. Вот ты сказал, что она никогда не говорила обо мне. А почему ты решил, что в этом виновата я, а не она? Разве она была похожа на милую, заботливую мамочку, о которой мечтает каждый ребенок?

Рэйчел стала трясти его за плечи, а он терпел, наблюдая за ней из-под полуприкрытых век, завороженный взрывом ее чувств и внезапным приступом отваги.

Он накрыл ладонями ее руки. Ладони у него были большие, сильные, и маленькие кулачки Рэчел сразу в них утонули. От неожиданности она выпустила из рук мягкую ткань его рубашки. Но Люк не желал отпускать свою добычу, хотя Рэйчел изо всех сил старалась вырваться из его стальной хватки.

— А ну отпусти, — сердито сказала она.

— Оставь в покое Стеллу. Ее больше нет. Она не может стать тебе матерью, и никакие деньги в мире не в силах этого изменить.

— Ничего, это только начало, — прошипела Рэйчел. Ее ожесточенный рот находился в опасной близости от его лица. Да, она нравилась ему именно такой. Переполненной ненавистью, дрожащей от гнева. Люку хотелось попробовать на вкус ее ярость, поглотить ее. Он не двигался, продолжая удерживать в плену ее кулаки. Она склонилась к нему, с трудом балансируя на коленях, и он заметил по ее глазам, что она сознает всю шаткость своего положения.

— Если будешь и дальше вырываться, — с ленивой усмешкой сказал он. — То рискуешь упасть.

— Так вот как ты обращаешься со своими учениками? — с вызовом спросила она.

— Но ты же не моя ученица. Или я ошибаюсь?

Он решил, что ждать дальше нет смысла. Он легонько ее подтолкнул, и Рэйчел обрушилась на него комком рук, ног и нежных, маленьких грудей. Какое-то мгновение она лежала совершенно неподвижно поверх мужского тела. Когда она придет в себя, то неминуемо почувствует его эрекцию, подумал Люк, но он не знал, как она поступит.

Рэйчел смотрела на него, широко раскрыв глаза от изумления, ее губы находились в такой близости от него, что он легко мог к ним прикоснуться, и она и пикнуть бы не успела. Люк чувствовал, как от жара и гнева, бушующих в ней, воздух вокруг него раскалился добела. Он чувствовал ее страх. Странно, он никогда не думал, что женский страх мог нести в себе эротический заряд. Но страх Рэйчел был именно таким.

Учитывая обстоятельства и характер девушки, Люк решил повременить и поэтому остался сидеть неподвижно. Она боялась его. Боялась вступить с ним в любовную связь. Просто удивительно, что ее навязчивый страх так заворожил его.

— Расслабся, — сказал он низким, проникновенным голосом. — Прекрати бороться со мной и с собой.

В глазах Рэйчел промелькнула неуверенность. Но потом она рванулась прочь, и Люк неохотно ее отпустил. Он напомнил себе, что желанна та добыча, которую не грех и подождать. Он уже догадался, что Рэйчел Коннери и будет такой желанной добычей.

Его ладони еще хранили запах ее тела, и ему вдруг захотелось ее укусить. Вместо этого он спокойно отстранился от нее и снова сел прямо.

— Ты проиграешь, Рэйчел, — сказал он.

Она сидела, прислонясь к стене, и смотрела на него испуганно, словно затравленное животное. Какое точное сравнение, подумал Люк. И все же в ней продолжала тлеть какая-то мятежная искорка.

— Ты думаешь, я сдамся? — сказала она. — Забуду о двенадцати с половиной миллионах долларов, вернусь в Нью-Йорк и заживу себе дальше, как ни в чем не бывало?

— Разве ты приехала лишь по одной причине? — тихо спросил он. — Из-за денег? Мне казалось, ты искала здесь свою мать.

Его слова окончательно ее добили. В гневных глазах блеснули слезы, полные губы задрожали.

— Ублюдок, — выпалила она.

— Совершенно верно. И в прямом и в переносном смысле.

На сегодня с него хватит, он достаточно потрудился над девчонкой. Плавным движением он поднялся на ноги и теперь, в полусумрачной комнате, возвышался над Рэйчел, словно башня. Она не была крупной женщиной, а сейчас, притулившись у каменной стены, выглядела совсем хрупкой. Люк привык относиться к хрупким женщинам с добротой и вниманием. Он заботливо ухаживал за теми, кто страдал от одиночества и утраты, наполнял их души спокойствием, утешал и исцелял.

Когда дело касалось Рэйчел Коннери, ему хотелось растравить ее раны так, чтобы они кровоточили.

Люк окинул взглядом ее хрупкое точеное лицо, худенькое тело. Он знал, как мало она весила, и это причиняло ему беспокойство.

— Ты очень мало ешь, — внезапно сказала он.

Она неуверенно посмотрела на Люка.

— Мне не нравится здешняя еда.

— Готов биться об заклад, что ты так же мало ешь и в шикарном ресторане.

— Не понимаю, почему это так тебя волнует.

Он и сам себя не понимал. Но так уж случилось. Внезапно ему захотелось, чтобы она походила на других, была такой же спокойной и неприхотливой.

Однако Рэйчел относилась к тем женщинам, которые не приемлют простых ответов и борются за то, что считают справедливым. Она не могла примириться ни с собой, ни со своим прошлым, а Люк не собирался ей в этом помогать. Спасение Рэйчел находилось в ее собственных руках.

Ему было все равно, сможет она примириться с матерью или нет. Зато ему было интересно, сможет ли она примириться с тем, что не увидит ни пенни из двенадцати с половиной миллионов долларов, оставленных Стеллой Братству. А еще он жаждал узнать, когда она избавится от гнева и горечи, перестанет сопротивляться и ляжет с ним в кровать, где она сможет дышать полной грудью, откликаться на ласки, и примет его в себя и …

Он решительно отмел прочь эротические картины ближайшего будущего.

— Тебе нужен сон, — спокойно, без насмешки продолжал Люк.

Люк уже слышал, как из-за двери доносятся голоса ожидающих его учеников. Он привык к тому, что поблизости постоянно толклись люди, готовые исполнить любое его желание. Он привык к такой жизни, и в то же время ее ненавидел. Временами ему хотелось снова оказаться в развалюхе на окраине Коффин Гроува в штате Алабама, где на койке валялся пьяный Джек Берделл, а в доме ни крошки еды, кроме коробки с овсянкой. Но зато там никто не следил за каждым его шагом, не боготворил его. Он чертовски устал от того, что его боготворили.

Может, именно поэтому его и тянуло к этой стерве с непокорными глазами. Может, он нуждался в том, чтобы для разнообразия его ненавидели, чтобы бросили ему вызов. Или же его охватила нездоровая ностальгия по тем временам, когда никто его не любил.

Рэйчел тоже поднялась на ноги. Дверь в конце большой комнаты открылась, и в широком проеме возникли фигуры трех служителей. Девушка подошла к Люку, уверенная, что бояться ей нечего, потому что он ни за что не коснется ее при свидетелях.

— Ведь ты убил ее. Правда, Люк? — прошептала она, и в голосе ее прозвучала такая уверенность, что он невольно вздрогнул.

Рэйчел не дала ему времени на ответ, впрочем, она знала, что он промолчит. Она просто пошла к двери, где ее дожидались помощники — уверенной походкой, распрямив плечи. Вот только шея, чуть скрытая коротко остриженными волосами, казалась по-детски беззащитной. Он вспомнил, как прикоснулся губами к нежному основанию шеи, а потом ее укусил. Интересно, остались ли следы зубов на молочно-белой коже?

Трое помощников проводили девушку обратно в ее комнату, при этом они беспрестанно бормотали слова заботы и участия. Среди них была Кэтрин, раскрасневшаяся, с седыми волосами, выбившимися из небрежного пучка на затылке. Другой была Лиф, бледное лицо которой оставалось совершенно безмятежным. Третьим был мужчина, вернее, юноша, вокруг которого витал еле заметный запах сигарет. Сама Рэйчел не курила, но аромат запретного плода согрел ей душу, и она почувствовала внезапное расположение к юноше с ангельскими чертами лица.

Они зажгли масляную лампу, укрыли Рэйчел мягким одеялом и вышли, бормоча бесконечные «благослови», от которых у нее уже звенело в ушах.

А ведь Люк почти с ней согласился. Он вовсе не был похож на святого, хотя все вокруг были ослеплены его знаменитой харизмой. Он использовал других в своих интересах, умело манипулировал ими, и по какой-то причине вовсе не скрывал от Рэйчел своего истинного лица. Возможно, он догадывался, что она никогда не поверит в то, что он именно тот, за кого себя выдает.

Чтоб его черти побрали, и зачем только он к ней прикасался? Она не любила, когда к ней прикасались чужие руки. В общем-то, у нее не было возможности привыкнуть к такому виду изъявления чувств — в детстве ее никто не обнимал, не ласкал, не прижимал к груди и не уверял, что ей нечего бояться, что все будет хорошо.

Прикосновение несло с собой боль. Стыд. Осуждение и гнев. Хотя в комнате было тепло, Рэйчел вдруг пробрала холодная дрожь, а вместе с ней вернулись ненужные воспоминания. Вот мать кричит на нее и больно выворачивает руку. Побледневший отчим молчит и виновато отводит глаза от драмы, которая разыгралась у него на глазах. Все делается к лучшему, всегда твердила себе Рэйчел. Ее отослали из дома в тринадцать лет, и она уже никогда не вернулась обратно. У нее не было дома. Но даже первые тринадцать лет жизни она прожила на поле битвы, а не в раю.

Когда она была одна — вот это был истинный рай. Но из-за алчности Стеллы она лишилась и такой малости.

Ей не нравилось, что Люк к ней прикасался, но она не могла об этом забыть. Вот его руки накрывают ее ладони, такие маленькие, что они полностью скрываются в его руках. Сильные запястья обвиты шипами из терновника. Ощущение его тела, когда она потеряла равновесие и упала ему на колени, сплетение костей, плоти и мускулов, тепло и сила — все это страшно ее смущало и тревожило. И близость его рта.

Она не любила, когда к ней прикасались чужие руки.

А еще ей не нравилось, какими глазами он на нее глядел. В них не было ничего от того милосердного сострадания, каким он одаривал толпы людей. Его ясные серо-голубые глаза следили за ней с зоркостью хищника. Несмотря на то, что он вел себя смирно, почти не двигался, она ни на минуту не забывала, насколько он опасен. Он отобрал у Рэйчел все — мать, деньги, даже видимость того, что у Стеллы сохранилось хоть какое-то чувство к дочери. И он отберет еще больше, если сможет. Он уничтожит ее без зазрения совести. Но только в том случае, если Рэйчел проявит слабость.

Она лежала в полутемной комнате, освещаемой лишь тусклым светом масляной лампы, а в душе ее бурлили ярость, страх и смущение. Горло все еще болело, но не так сильно, как раньше, когда она могла выдавить из себя только хрип. Тело ныло, но головная боль уменьшилась до пульсирующей боли в затылке.

Однако ее тревожило что-то еще. После всех этих лекарств и странных манипуляций с ее телом в ней осталось странное чувство беспокойства. Кожу пощипывало, груди набухли и стали чувствительными, губы саднили.

Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на странных ощущениях, и в голову вдруг полезли ненавистные эротические картины. Сплетенные тела, касание рук, губ, разметавшиеся волосы, и сила, и медленный, чувственный жар, грозящий поглотить ее в пламени пожара.

Она услышала приглушенный звук протеста и поняла, что он исходит из ее больного горла. В голове кружились хороводом неясные образы, отрывочные воспоминания, которые тревожили и будоражили Рэйчел, она стремилась ухватиться за что-то определенное, понятное, чтобы вынырнуть из серого тумана.

Но ничего не получалось. Ни одного ясного образа — только отзвуки и обрывки ощущений, заставлявшие ее тело сжиматься от страха и отвращения.

Боже Всемогущий, что же он с ней сотворил?

Люк закрыл за собой дверь, отгородившись от любопытных глаз, и посмотрел на стену, где были установлены камеры наблюдения. Казалось, все шло своим чередом. Группа новых последователей, заканчивавших двухмесячное обучение, покорно приступила к своим обязанностям.

Рэйчел Коннери вовсе не выглядела покорной. Она сидела на узкой кровати, безмолвно уставясь в пространство и прижав пальцы к губам. Ногти у нее были короткими, обгрызенными почти до основания. Она удивленно касалась губ, и Люк вдруг возбудился. Рэйчел не знала, что он делал с ее ртом. И что он, несомненно, повторит в ближайшем будущем, на этот раз, с ее участием… во всяком случае, она будет тогда в полном сознании.

Девушка улеглась на узкую кровать, и он застонал. Она чертовски отвлекала его от насущных дел. Он выключил экран и бросил взгляд на остальные мониторы.

Группа Старейшин собралась в одной из малых комнат для медитаций. Он заметил среди них и Бобби Рэя. Странно, подумал Люк, и пригляделся поближе. Жаль, что в свое время он не догадался также установить и подслушивающие устройства.

Деловито обсуждая будущее Братства Бытия, Старейшины выглядели спокойными и безобидными.

Значит, все в порядке и ему не о чем беспокоиться?