"Процесс Лунного Зайца" - читать интересную книгу автора (Розов Александр Александрович)2-й ДЕНЬ ПРОЦЕССА 15. Очень требовательная мораль— Ваша честь, я хотел бы задать несколько вопросов обвиняемому, — сказал прокурор Стилмайер. Судья Морн кивнул: — Задавайте. — Мистер Ледфилд, у меня в руках распечатка ассортимента услуг компании «Цезарь». Вы знакомы с этим документом? — Да. — Вы признаете, что он исходит от вашей компании, подписан вами и достоверно отражает содержание тех услуг, которые официально предлагались потребителям? — Признаю. — В таком случае, я, с разрешения суда, зачитаю ряд пунктов из этого ассортимента. «Война и секс каменного века: победа и любовь либо поражение и смерть». «Тайные алтари древних богов. Жестокие и страстные ритуалы Атлантиды». «Юность мира, бешеная животная страсть. Монстры всех легенд». «Киты-убийцы. Чудовищная машина смерти и секса выходит на охоту». «Невероятный механический секс рвет границы между плотью и металлом». «Фейри. Их волшебное тело способно на что угодно, они созданы для любви». Прокурор сделал выразительную паузу. — Мистер Ледфилд, ваша фирма действительно предоставляла клиентам то, что здесь написано? — Безусловно. Наш принцип: слова никогда не расходятся с делом. — В таком случае, по отдельному заявлению мистера Дольфа Холлторпа и мистера Ноя Остенбрю, представляющих фонд «Пролайф», я прошу суд рассмотреть вопрос о нарушениях компанией «Цезарь» справедливых требований морали. Я прошу о применении к владельцу компании уголовных санкций, предусмотренных статьей 211 криминального кодекса. Наше требование корреспондирует с нормой международного права: статьей 29 Всеобщей декларации прав человека 1948-го, принятой Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций. Заявление имеется в деле. Судья Морн кивнул. — Суд будет рассматривать это дополнительное обвинение по существу. Есть ли возражения у защиты? — Да, ваша честь. Я не понимаю, в чем меня обвиняют в данном случае. — Вам известно, что свобода распространения информации такого рода ограничена рамками требований морали? — спросил Стилмайер. Ледфилд покачал головой. — Справедливых требований морали, господин прокурор. Статья 33 Конституции и 211 Криминального кодекса. — В данном случае, как легко заметить, ваша продукция нарушает любые мыслимые требования морали, так что ваше уточнение не слишком существенно. — Извините, но я полагаю, что, поскольку законодатели употребили определение «справедливые», а не «любые мыслимые», то, прежде чем инкриминировать мне нарушение статьи 211, вы должны доказать, что предполагаемые вами требования морали в данном случае справедливы. Пока я даже не слышал, какие именно требования морали, на ваш взгляд, нарушены нашей продукцией. — Но вы ведь ознакомлены с аргументами фонда «Пролайф»? — Да, у меня на руках имеется копия их заявления. И я прошу суд позволить мне задать этим джентльменам ряд вопросов, поскольку я намерен доказать, что их аргументы предвзяты, а требования — несправедливы. — Это ваше право, — согласился судья Морн, — заявители, кто из вас готов ответить на вопросы защиты? Вы, мистер Холлторп? Тогда пройдите к месту свидетеля. Лейву были одинаково противны оба представителя фонда «Пролайф». Он органически не переваривал людей, которые зарабатывают деньги только тем, что пакостят окружающим, влезая без спроса в их сексуальную жизнь. Но Остенбрю, низкорослый, толстенький, чем-то похожий на свинку-копилку, вызывал что-то вроде сочувствия. Иное дело — Холлторп. Ходячая вешалка для строгого дорогого костюма, украшенная сверху лошадиным лицом Образцового Гражданина и Главы Семьи со Старыми Добрыми Нравами Викторианской Эпохи. Такого Лейв, при случае, с удовольствием переехал бы автомобилем, а потом лег спать с сознанием того, что день прожит не зря: родной город стал счастливее и уютнее. Ледфилд улыбнулся этим своим мыслям, и задал первый вопрос: — Мистер Холлторп, вы пишете: «содержание сексуальных игр, предлагаемых компанией «CESAR», воспроизводит дикарские обычаи, оскорбительные для нравственного чувства цивилизованного человека». Какие именно обычаи вы имеете в виду? — Все, которые присутствуют в первых двух пунктах вашего отвратительного меню, которое зачитал прокурор. — Извините, мистер Холлторп, я прошу вас ответить, какие конкретно обычаи из числа присутствующих в сюжетах компании CESAR, по вашему мнению, оскорбительны для нравственного чувства цивилизованного человека. — Неужели вы думаете, что я буду пересказывать эту мерзость? — То есть, вы отказываетесь отвечать на вопрос? — уточнил Лейв. — Я отказываюсь отвечать в оскорбительной для меня форме. — Но разве я требовал определенной формы ответа? Ответьте в любой форме, которая вас устраивает, но ответ должен содержать указание на конкретные обстоятельства и факты. — Если из-за своего нравственного уродства вы не можете понять вещи, ясные любому нормальному человеку, то я не знаю даже на каком языке с вами разговаривать. Лейв развел руками и повернулся к судье. — Ваша честь, я прошу предоставить заявителю переводчика, поскольку он не владеет официальным языком, на котором в нашей стране ведется судопроизводство. В зале раздались смешки, кто-то пару раз хлопнул в ладоши. Судья ударил молоточком по столу. — К порядку, джентльмены. Заявитель, отвечайте на вопрос защиты. — Но я же не могу повторять все гадости, которые придумали эти извращенцы! — Заявитель, вам задан вопрос по существу. Если вы отказываетесь ответить, на каком основании обвинили мистера Ледфилда в нарушении статьи 211, то я вынужден буду привлечь вас к ответственности по статье 140, карающей за заведомо ложный донос. Вы будете отвечать или нет? — Буду, — Холлторп, демонстративно игнорируя Ледфилда, обратился к залу, — В этой непотребной игре девушку лишают невинности перед глазами толпы дикарей-язычников! А потом они совокупляются, как скоты! Я еще что-то должен говорить!? — Вероятно, вы имеете в виду сюжет «ритуалы Атлантиды», — сказал Лейв, — поясните, что показалось вам оскорбительным для нравственного чувства? Само событие дефлорации? Или то, что это событие происходит в непривычной для вас форме? Или то, что местом действия является культовое помещение некой религии? — Все вместе! — Извините, я не понял вашего ответа. Означают ли слова «все вместе», что на ваш взгляд, оскорбительно именно сочетание перечисленных мной элементов сюжета, а каждый из них в отдельности вы считаете нравственно допустимым? — Нет! — Тогда означает ли «все вместе», что вы считаете морально оскорбительным каждый из перечисленных мной элементов, независимо от наличия других? — Да! — Вы совершенно уверены в своем ответе? — Да! — Итак, — подытожил Лейв, — заявитель полагает, что событие дефлорации несовместимо со справедливыми требованиями морали. Я допускаю, что заявитель находится в неведении относительно способа, которым люди обычно пользуются для продолжения рода но… Окончание его реплики заглушил дружный хохот в зале. — К порядку! — сказал судья, ударив молоточком по столу, — заявитель, суд находит ваши ответы необдуманными и граничащими с неуважением к правосудию. — Но ведь это совершенно недопустимо! — возразил Холлторп, — этот блуд на языческом капище! Лейв повернулся к судье. — Ваша честь, могу ли я считать данную реплику заявителя ответом на мой вопрос? — Можете. — В таком случае, мистер Холлторп, поясните, пожалуйста, какое действие или событие вы называете словом «блуд», и какое место вы определяете, как «языческое капище»? Холлторп многозначительно поднял палец к потолку и, с некоторым пафосом, произнес: — Это, вам, Ледфилд, нужен переводчик с человеческого языка. Вам, а не мне. — Что ж, попробуем заняться интерпретацией, — с улыбкой сказал Лейв, — Если я переведу слово «блуд», как занятие любовью без регистрации брака, а словосочетание «языческое капище», как место для ритуалов религий, не связанных с библией, я не ошибусь? — Ошибетесь. Та мерзость, которую вы называете «занятие любовью», не имеет к любви никакого отношения. Это ее противоположность, это низость и грязь… — Пусть будет занятие сексом. Тогда вы согласитесь с моим переводом? — Да! — То есть, — продолжал Лейв, — если мужчина и женщина, не состоящие в браке, займутся сексом в месте, где совершаются ритуалы небиблейской религии, вы сочтете их действия несовместимыми со справедливыми требованиями морали? — Да! — Независимо от каких бы то ни было сопутствующих обстоятельств? — Да! И если вы этого не понимаете, то вы… — Ответ понятен, благодарю вас, — перебил Лейв и повернулся к судье, — ваша честь, могу ли я воспользоваться техническими средствами и продемонстрировать суду короткий видеоролик, относящийся к обсуждаемому вопросу? Он на этой флэш-карте. — Пожалуйста, если считаете это необходимым… Прошу техническую службу выполнить демонстрацию записи, предоставленной мистером Ледфилдом. … Ролик был включен без звука, а Лейв начал комментировать. — Вы видите на экране фрагмент новозеландской экранизации исторического романа Арно Бранда «Берег нашей свободы». Фильм признан лучшей антивоенной лентой прошлого года, удостоен приза зрительских симпатий и премии «Самая чистая любовь» открытого международного фестиваля кино. Фильм рассказывает о Саламинском морском сражении 480 года до н. э., в котором афиняне отстояли свободу и демократию. В центре сюжета не действия полководцев и политиков, а искалеченные войной жизни двух простых людей: младшего офицера флота и юной девушки из семьи ремесленника. Вы как раз видите их на экране. Эти двое случайно встретились на берегу, накануне выхода флота к острову Саламин. Ночь любви в храме Афродиты Киприды это последний подарок судьбы. Обоим не суждено пережить эту войну… Вообще, фильм очень грустный и… — Тут что, фестиваль порнографии? — нервно перебил его Холлторп, — С какой стати вы показываете нам эту мерзость? В ответ из середины зала громко прозвучала короткая реплика: «мудак». — К порядку! — сказал судья, ударяя молоточком, — мистер Холлторп, суд не давал вам слова. Мистер Ледфилд, вы намерены сказать что-либо по существу, или будете читать нам лекции по киноискусству? — Позвольте, ваша честь, задать вопрос заявителю… Мистер Холлторп, я правильно понял, что вы оцениваете только что показанный фрагмент, как порнографию и мерзость? — Да! — И вы считаете, что демонстрация этого фрагмента несовместима со справедливыми требованиями морали? — Да! — Но как вы объясните, что и весь фильм, и этот фрагмент заслужили симпатию зрителей? Ведь зрители это общество, а кто, как не общество, является носителем представлений о морали и справедливости? — Общество развращено такими, как вы, Ледфилд! — заявил Холлторп, — оно отравлено теми помоями, которые каждый день льются с экранов! Общество приучили жить в мерзости, а блуд шлюхи с матросом считать образцом для подражания. «Самая чистая любовь», надо же… Из-за таких как вы, Ледфилд, общество погрязло в скотской похоти. А вы теперь ссылаетесь на одобрение этого общества, чтобы и дальше заколачивать деньги на людских пороках. От вас воняет, вы гниете заживо. Вы и те, кто смотрит ваши мерзкие фильмы, в которых люди совокупляются, как свиньи. Так что не говорите тут нам об одобрении общества, такое одобрение не оправдывает вас и вам подобных! Лейв в недоумении развел руками. — Наверное, я чего-то не понимаю. С одной стороны, заявитель обращается к обществу, представленному в суде коллегией присяжных, а с другой стороны, называет общество скотами и свиньями, неспособными судить о морали. Скажите, мистер Холлторп, если общество не обладает моральными представлениями, то кто же ими обладает? На чьи моральные представления вы ссылаетесь? — На представления, прекрасно известные любому нравственно вменяемому человеку. — Вот как? А имя этого «любого человека» случайно не Дольф Холлторп? В зале послышались смешки. Судья взялся за молоточек, но передумал. Лейв продолжал: — Понимаете, мистер Холлторп, ссылка на абстрактного «любого человека» никак не может быть аргументом. Вот если бы вы сказали, что ваше мнение о морали разделяют 51 процент граждан, это был бы аргумент, его можно было бы проверить, например, через статистику опросов общественного мнения, или… — Моральная чистота всегда достояние меньшинства, — перебил Холлторп, — Только пример достойнейших побуждает массу к нравственному росту. Апостолы Христа тоже когда-то были в меньшинстве. — Вот как? — задумчиво произнес Лейв, — Вы хотите сказать, что сейчас апостолы Христа в большинстве? Что общества состоит в основном из них? Шутку оценили. Зал взорвался смехом, хлопками и свистом. Судья Морн вынужден был прибегнуть к молоточку, чтобы добиться относительной тишины. — Мистер Ледфилд, я попрошу вас не устраивать балаган, здесь суд, а не ярмарка. — Прошу прощения, ваша честь, но заявитель излагает настолько новаторские концепции в сфере социологии… Зал опять залился хохотом. — Мистер Ледфилд, — строго сказал Морн, — еще одна шутка такого рода, и я оштрафую вас за неуважение к суду. — Простите, ваша честь. Я только хотел объяснить заявителю, что статья 211, которую мне инкриминируют, карает за демонстративное нарушение моральных норм, фактически регулирующих жизнь большинства граждан. А за несоответствие религиозным идеалам заявителя закон не карает. Это ведь так? — Это так, — подтвердил судья, — и это очевидно. — Тогда я не вижу, на чем основаны обвинения, которые выдвигает против меня заявитель. — Вы не видите! — взорвался Холлторп, — скотоложество! Сношения с какими-то фейри! Да еще с механизмами! Блудить с механизмами, это неслыханно! — Да, мистер Ледфилд, — вмешался Стилмайер, — мне бы очень хотелось знать, как вы оправдаете эту рекламу секса… хм… между человеком и металлическим механизмом, а также между человеком и какими-то сказочными монстрами. Это не просто аморально, это какое-то запредельное извращение. Лейв повернулся к судье: — Ваша честь, позвольте мне опросить двух свидетелей. Это позволит ответить на вопросы прокурора. — Кто они? — Первая — Джоанна Ши, второй — Дориан Чизвик. Они оба находятся в зале. |
|
|