"Юность науки. Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса" - читать интересную книгу автора (Аникин Андрей Владимирович)

Министр

Короли Бурбоны оставляли потомству афоризмы. Генрих IV, согласно легенде, сказал, что Париж стоит мессы. Людовик XIV выразил суть абсолютной монархии в знаменитой формуле: «Государство — это я». Людовик XV произнес не менее знаменитую фразу: «После нас — хоть потоп». Людовик XVI не оставил афоризма, может быть, потому, что ему скоро отрубили голову, а может быть, потому, что был просто слишком незначителен. Как говорил Мирабо (сын маркиза-физиократа), в королевской семье Людовика XVI единственным мужчиной была королева Мария Антуанетта.

Людовик XV умер от оспы в мае 1774 г. Последние годы его жизни были отмечены жестокой реакцией и кризисом финансов. Смерть деспота обычно приносит какие-то либеральные веяния, даже если на пороге власти стоит новый деспот. Так было после смерти Людовика XIV, а в России — после смерти Павла I и Николая I. Смерть старого короля вызвала во всей Франции вздох облегчения. Философы надеялись, что 20-летний король, человек мягкий и податливый, откроет наконец «эру разума», осуществит их идеи. Новую пищу этим надеждам дало высокое назначение Тюрго, который стал сначала морским министром, а через несколько недель занял пост генерального контролера финансов и взял на себя руководство фактически всеми внутренними делами страны.

Много раз писали, что Тюрго попал в министры случайно: его друг аббат Берн шепнул графине Морепа, последняя нажала на своего супруга, фаворита нового короля, и т. д. Это верно лишь отчасти. Действительно, назначение Тюрго было результатом интриг. Старая придворная лиса Морепа рассчитывал использовать в своих интересах его популярность и хорошо известную честность. До идей и проектов Тюрго ему было мало дела.

Но это не вся история. Как никогда ранее, в стране ощущалась необходимость каких-то перемен. Это понимала даже феодально-аристократическая верхушка. Нужен был свежий человек, не связанный с придворной камарильей, не запятнанный казнокрадством. Такой человек нашелся — это был Тюрго. Беря на себя расчистку авгиевых конюшен финансов и хозяйства страны, Тюрго отнюдь не льстил себя иллюзией, что это легкая задача. Он с полным сознанием взял на плечи ношу и понес ее, не сгибаясь под ней. Его путь был путь смелых буржуазных реформ, которые в глазах Тюрго были необходимы с точки зрения общечеловеческого разума и прогресса.

Маркс писал: «Тюрго был великим человеком, ибо он соответствовал своему времени…»[109] И в другой работе: «Он был одним из интеллектуальных героев, свергнувших старый режим…»[110]

Что же сделал Тюрго, будучи министром? Невероятно много, если учесть короткий срок его деятельности и огромные трудности, на которые он наталкивался. Очень мало, если судить по конечным, долговременным результатам. Однако именно неудача Тюрго имела революционное значение. Если такой человек, как Тюрго, не смог провести реформы, значит, реформы были невозможны. Поэтому от реформ Тюрго прямая дорога ведет к взятию Бастилии в 1789 г. и к штурму дворца Тюильри в 1792-м.

Самой насущной задачей, за которую с первого дня взялся Тюрго, было оздоровление финансов государства. Он имел долгосрочную программу, включавшую такие радикальные реформы, как ликвидация системы налоговых откупов и обложение доходов от земельной собственности. Эту программу Тюрго не стремился оглашать, хорошо понимая, как будут на нее реагировать заинтересованные круги. Пока же он с большой настойчивостью проводил многочисленные частные меры, устраняя самые вопиющие нелепости и несправедливости в налоговой системе, облегчая бремя налогов для промышленности и торговли, прижимая налоговых откупщиков. С другой стороны, Тюрго попытался ограничить расходы бюджета, из которых главным было содержание двора. Здесь его воля скоро столкнулась с капризной и злой волей расточительной Марии Антуанетты. Тюрго удалось добиться некоторого улучшения в бюджете и восстановления кредита государства. Но зато число врагов министра быстро увеличивалось, а их активность возрастала.

Важным экономическим мероприятием Тюрго было введение свободной торговли зерном и мукой и ликвидация монополии, которую захватили при поддержке прежнего министра ловкие проходимцы. Эта в принципе прогрессивная мера создала, однако, для него большие осложнения. Урожай 1774 г. был небогатый, и следующей весной цены на хлеб заметно поднялись. В нескольких городах, особенно в Париже, произошли народные волнения. Хотя доказать это никому не удалось, есть основания полагать, что волнения были в большой мере спровоцированы и организованы врагами Тюрго с целью подорвать его положение. Министр твердой рукой подавил беспорядки. Возможно, он полагал, что народ не понял собственного интереса и ему надо объяснить этот интерес любыми средствами. Все это было использовано против Тюрго его недругами, в число которых тайно перешел и Морепа: чем дальше, тем больше он опасался Тюрго и завидовал ему.

А Тюрго, не оглядываясь, шел дальше. В начале 1776 г. он добился одобрения королем знаменитых шести эдиктов, которые более, чем все принятые ранее меры, подрывали феодализм. Важнейшими из них были два: об отмене дорожной повинности крестьян и об упразднении ремесленных цехов и гильдий. Второй эдикт Тюрго не без оснований рассматривал как необходимое условие быстрого роста промышленности и сословия капиталистических предпринимателей. Эдикты натолкнулись на ожесточенное сопротивление, центром которого стал парижский парламент, — они могли стать законами лишь после так называемой регистрации парламентом. Борьба продолжалась более двух месяцев. Лишь 12 марта Тюрго добился регистрации, и законы вступили в силу.

Это была пиррова победа. Все силы старого порядка теперь сплотились против министра-реформатора: придворная камарилья, высшее духовенство, дворянство, судейское сословие и цеховая буржуазия.

Народ в какой-то степени понимал демократический смысл реформ Тюрго. Крестьяне радовались избавлению от ненавистной барщины на королевских дорогах, но едва ли слышали его имя. Более грамотные парижские подмастерья и ученики ликовали и славили Тюрго в куплетах. Но народ был далеко внизу, а враги — рядом и наверху. Веселые куплеты подмастерьев вместе с дельными статьями физиократов тонули в мутном потоке злобных памфлетов, издевательских стишков и карикатур, который захлестнул Париж. Пасквилянты изображали Тюрго то злым гением Франции, то беспомощным и непрактичным философом, то марионеткой в руках «секты экономистов». Только на неподкупную честность Тюрго они не посягали: таким обвинениям никто бы не поверил.

Вся эта кампания направлялась и финансировалась придворной кликой. Другие министры составляли заговоры против Тюрго. Королева истерично требовала от Людовика отправить его в Бастилию. Брат короля выпустил один из самых ядовитых пасквилей.

В этом содоме непреклонно твердый, гордый и одинокий Тюрго поистине представлял величественную и трагическую фигуру.

Его падение стало неизбежным. Людовик XVI наконец уступил нажиму, которому он давно подвергался с разных сторон. Король не решился в глаза сказать своему министру об отставке: приказание сдать дела принес Тюрго королевский посланец. Это произошло 12 мая 1776 г. Большинство проведенных им мер, в частности указанные выше эдикты, были вскоре полностью или частично отменены. Почти все пошло по-прежнему. Единомышленники и помощники Тюрго, которых он привлек к работе в государственном аппарате, ушли вместе с ним, а некоторые были высланы из Парижа. Надежды физиократов и энциклопедистов рухнули.