"Заколдованный участок" - читать интересную книгу автора (Слаповский Алексей Иванович)

Глава 2 Дача взятки как искусство

Шутки кончились: пришли бульдозеры и экскаваторы и начали прокладывать широкую просеку сквозь яблоневые сады – под строительство трассы. И громко, перекрывая грохот механизмов, пел в бытовке то ли по радио, то ли из магнитофона приятный голос приятную песню, задавая приятные патриотические вопросы: отчего, дескать, так в России березы шумят, отчего они, белоствольные, всё понимают? Неприветливо слушали эту фальшиво-гармошечную песню окружающие окрестности, в том числе и три березы, росшие на краю садов, – но не дослушали, потому что их свалили бульдозерными ножами в первый же день. Теперь они, белоствольные, шуметь не будут и на поставленные вопросы не ответят.

Два геодезиста, пожилой и молодой, Михалыч и Гена трудились с утра до ночи. Жили в палатке. Лев Ильич, понаблюдав за этим, сказал брату:

– Нехорошо. Люди работают с утра до вечера, а живут кое-как. Что мы, поселить их не можем в нормальном доме?

– Это еще зачем? Они, можно сказать, против нас работают!

– Так лучше, если будут за нас работать, – объяснил Лев Ильич. – И отдыхать. Поселить в доме – и чтобы у них всегда все было. И поесть. – Лев Ильич сделал паузу. – И выпить.

Андрей Ильич посмотрел на брата и тут же всё понял.

И, следуя какому-то своему ходу мыслей, которые вызвал в нем вид трудящихся геодезистов, произнес:

– Жаль, нет в Анисовке никаких полезных ископаемых.

Жаль, нет в Анисовке никаких полезных ископаемых. Но есть зато живительная вода родника, которую многие считают лечебной. Ваучер это знал и ходил к роднику, когда схватывало живот, но в этот день у него кроме живота заболели и ноги, до родника идти тяжело, поэтому он доковылял до Вадика и попросил дать какое-нибудь лекарство. Вадик сказал, что без анализов трудно понять болезнь и способ ее лечения.

– Это что ж такое, никто лечить не хочет! – возмутился Ваучер. – Экстрасенс тоже: я по другим, говорит, болезням специалист! И ты отказываешься. Вас учат, а толку? Главное дело, ноги сегодня не годятся, а то бы к роднику сходил, сразу бы лучше стало!

Вадик дал ему каких-то безвредных таблеток, а сам задумался. Он не раз слышал, что вода родника помогает от разных хворей, но ни разу не догадался провести ее химический анализ. И решил, не откладывая, сделать это. Пошел к роднику, набрал воды и целый день колдовал над нею, исследуя. Результаты его поразили. Он сходил в магазин к Шуре и там изучил бутылки с различной минералкой, а также пустые, что стояли в углу. Данные о составе воды, обозначенные на этикетках, записал в блокнот, сравнил со своими результатами, выпросил у Шуры несколько этикеток и отправился к Андрею Ильичу.

Андрей Ильич и жена его Инна, которая тоже заинтересовалась, внимательно прочли его записи, сравнивая с этикетками.

– Ты хочешь сказать, что у нас открытым способом минеральная вода течет? – спросил Андрей Ильич?

– Именно! Но водяная жила залегает глубоко. Вода в роднике, кстати, всегда очень холодная. Вы смотрите, какой состав! Катионы, анионы, магний, кальций, всё есть! Не хуже настоящей, то есть она и есть настоящая!

– Ну, допустим, и что дальше?

Инна догадалась о возможной пользе быстрее мужа.

– Мне кажется, надо этот родник зарегистрировать как минеральный источник. И твой брат будет вместо вина выпускать минеральную воду в бутылках. Я не разбираюсь в бизнесе, но, кажется, это выгодно.

– Еще как! – подтвердил Вадик. – Мы на практике разбирали случаи: люди в подвалах из обычного водопровода разливали и продавали воду, прибыль пятьсот процентов! А тут – настоящая, подлинная!

– Настоящая такой прибыли не приносит, – охладил его Андрей Ильич. – Хотя... Интересно, что брат скажет?

Лев Ильич сказал, просмотрев записи Вадика:

– Да... Вот так пьешь всю жизнь – и не знаешь.

Вадик, впавший в азарт, восторгался:

– Я всегда обращал внимание: на желудок, почки и печень у нас мало кто жалуется. Понимаете?

– Понимаем, – кивнул Андрей Ильич. – При том, как у нас пьют – не воду, конечно, – все мужики давно помереть должны. А живут, в самом деле!.. Может, правда, Лёв? Организуем производство?

– Не выйдет. То есть технически это несложно, но получить разрешение – такая морока! Пять лет будем хлопотать. Директор из Жирновки рассказывал: тоже воду нашли. Пытались оформить разрешение на производство, пять лет потратили. Тот разрешает, этот нет, тот подписывает, этот не подписывает. А дошли до главного человека, он понял, что дело прибылью пахнет, и начал на большую взятку намекать. Ну и плюнули на это дело.

Андрей Ильич разгорался все больше:

– Надо просто уметь подойти! Найти человека в районе, кто это решает, и попробовать с ним договориться. И Нестерова обязательно подключить!

Лев Ильич поморщился:

– Рехнулся ты со своим Нестеровым!

– Я на себе почувствовал: умеет человек воздействовать! Я вот читал: в каждом футбольном клубе есть свой экстрасенс. Сидит на трибуне во время матча и действует на игроков. Или на судью. Зомбирует!

– А у соперников тоже кто-то зомбирует? – спросил Вадик.

– Запросто!

– Получается, чей экстрасенс лучше, те и выигрывают?

– Не исключено! Нет, игра тоже что-то решает, – допустил Андрей Ильич для объективности, хотя в глубине души считал иначе. – В общем, возьмем его, поедем в район, сами будем по делу говорить, а он пусть сидит рядом и внушает.

– Взрослый человек, а в такие глупости веришь! – укорил Лев Ильич.

Андрей Ильич тут же нашел возражение:

– А на кого столбун напал? Не на тебя? Нет, надо сходить к нему. Прямо сейчас же.

И прямо сейчас же Андрей Ильич отправился к Нестерову.

Изложил свою просьбу. Нестеров некоторое время внимательно смотрел на него, а потом уточнил:

– Вы серьезно это предлагаете?

– Конечно! Я же не требую результата сразу, но – вдруг получится?

– Не получится. Внушение мыслей на расстоянии – миф.

– А как же вы работаете?

– Вербально. Словами.

– Ну, словами так словами. Как бы между делом, понимаю.

– И даже в этом случае начальство – народ невнушаемый, – сказал Нестеров с долей шутки, но Андрей Ильич откликнулся всерьез:

– Это я и по себе знаю. Но попробовать можно?

– Бесполезно! Поймите: он сидит в своем кабинете, это его крепость, его родина – всё! В такой обстановке человек абсолютно невнушаем!

– Значит, надо выманить.

– Как?

– Мало ли. Рыбалку предложить, например. Мы предложим, а вы... – тут Андрей Ильич что-то такое показал руками, изображая психологическую поддержку, которую должен оказать в этот момент Нестеров.

А Нестеров и впрямь чувствовал себя должником из-за сорванного сеанса, поэтому согласился.

Решили рано утром выехать в Полынск.

Рано утром выехали в Полынск следующим составом: братья Шаровы, Вадик и Нестеров. Прибыв к районной администрации, некоторое время сидели в машине, вглядываясь в хмурые лица служилого районного люда, стекавшегося на работу.

Тут к машине подошла довольно полная и довольно миловидная женщина.

– Лёвушка! – сказала она.

– Оля! – обрадовался Лев Ильич, но тут же смущенно кашлянул, оглянулся на брата и сказал: – Здравствуйте, Ольга Яковлевна!

Оля, она же Ольга Яковлевна, она же служащая какого-то отдела по фамилии Пружина, сразу всё поняла.

– По делу приехали?

– Вроде того. Кстати, обсудить бы. Желательно в постороннем месте.

– Какое еще место, у меня работа!

– Ну, задержись на полчаса, – попросил Лев Ильич. – Скажи – дети маленькие, то-се.

Пружина рассмеялась:

– Лева, опомнись! У моих маленьких детей уже свои маленькие! Ладно, если ненадолго. Очень уж хочется с тобой поболтать! Всё-таки ты еще орел, Лёва! – негромко сказала она, садясь в машину.

Лев Ильич взглянул на брата – на этот раз не без горделивости.

Через несколько минут они сидели в небольшом кафе. И Лев Ильич, не откладывая, изложил суть дела. А Вадик вытащил и показал бумагу с формулами.

– Вот. Катионы, анионы, калий, магний, чего только нет! За результаты отвечаю.

– Ну и хорошо, – сказала Пружина. – Обнаружилась вода – пейте на здоровье.

– Мы производство хотим организовать. На базе моего винзавода, – пояснил Лев Ильич.

– Опять же – вперед!

– Ты что, не понимаешь? Разрешение нужно, то-се. Нужен человек, который подпишет необходимые бумажки. Кто должен подписать, вот вопрос!

Пружина озадачилась.

– Вопрос, в самом деле! С одной стороны, на природных ресурсах сидит Лопатенко, но он ничего не решает, его не сегодня-завтра снимут, точно знаю. Можно в санитарный контроль сунуться, к Жулёвой, но Жулёва ничего не подпишет без Укачкина.

– Значит, к Укачкину?

– Скорей, к Мишакову.

– А он кто?

– Новый человек, но сразу высоко сел. Да это не важно! – вздохнула Пружина, подразумевая под этим вздохом сложность районной чиновничьей иерархии. – В этом-то и дело, хорошие вы мои: у кого какая должность, на это смотреть не надо! Смотреть надо, кто реально решает вопросы. Мишаков – решает. Если он решит, то всё.

– Значит, он нам и нужен, – сделал вывод Андрей Ильич.

– В самом деле, Оль, устрой нам с ним встречу, – попросил Лев Ильич.

– Я для него никто, – призналась Пружина. – Придется вам самостоятельно.

– Ничего страшного! – воскликнул Вадик. – Подход к любому найти можно! Вы скажите, какой он человек?

Пружина описала Мишакова: немного лысоватый, роста среднего, фигура не сказать, чтобы представительная, глаза...

– Да нет, – сказал Вадик. – Мы имеем в виду психологический портрет! – и глянул при этом на Нестерова: дескать, не вам одному известны такие тонкости. Впрочем, Нестерова такое посягновение на его профессию не только не взволновало, но даже и не заинтересовало. Он внимательно разглядывал в своем стакане мутную жидкость, что в меню значилась как компот из сухофруктов, и, похоже, сравнивал ее с аналогичной жидкостью советских времен, вряд ли находя отличия. На вкус сравнить не решился.

Андрей Ильич упростил вопрос Вадика:

– Мы имеем в виду: на что он клюет, извините?

– Клюет – это вы точно сказали. На рыбалку клюет! – сказала Пружина, и Андрей Ильич радостно подмигнул Нестерову: а я что говорил? – Большой мастер этого дела, – продолжала Пружина. – Если его уговорить поехать к вам на рыбалку, да баньку после этого, да с женщиной его симпатичной познакомить, он насчет, как бы это сказать... насчет любви большой специалист... и – дело сделано! Ну, может, и наличными сунуть ему: любовь-то пройдет, а деньги останутся.

– Лучше бы без этого обойтись, – сказал Лев Ильич.

– Обойдемся! – обнадежил его брат. – У нас психологическое оружие есть!

Нестеров поморщился, а Пружина вгляделась в него и вдруг воскликнула:

– А вас я знаю! Вы к нам приезжали лет десять назад, сеанс проводили. Но, между прочим, мне только хуже стало.

– Вы ошиблись, – сухо сказал Нестеров, встал и пошел к выходу.

Пошли за ним и Андрей Ильич с Вадиком.

– Что ж, – теплым голосом сказал Лев Ильич, оставшись наедине с Ольгой Яковлевной. – Спасибо за совет, Оля. Ты нам только покажи его.

– А чего показывать: у него на двери написано – Мишаков.

– Вот тоже жизнь... Поговорить по-человечески некогда, – коснулся личного Лев Ильич.

Пружина усмехнулась.

– Понимаю. Дело превыше всего. Эх, мужики... Придет старость, начнете вспоминать, сколько счастья мимо ваших рук прошло из-за ваших дурацких дел, жалко станет – а поздно уже. Рад бы, как говорится, да уже нечем, извини за юмор. Ну ладно, пошли, работать пора!

Они подвезли Ольгу Яковлевну обратно к администрации, а сами выждали, чтобы не вызвать подозрений, и тоже пошли в здание, нашли кабинет Мишакова и остановились перед ним в нерешительности.

Они нашли кабинет Мишакова и остановились перед ним в нерешительности.

А Мишаков был не один, Мишаковых было двое. Потому что к нему приехал в гости брат Алексей Петрович. Алексей Петрович был старше Александра Петровича и очень похож внешне, но роль старшего брата издавна играл как раз младший, Александр. Он всегда был энергичней, решительней и честолюбивей. Старший, хоть и жил в областном Сарайске, но не продвинулся дальше начальника почтового отделения – должность, прямо скажем, не мужская. А младший, хоть и уехал в районный Полынск, достиг здесь больших успехов, административно продвинулся и впереди видел высокие должности не районного, а губернского масштаба. Мишаков-младший сейчас хлопал по плечу Мишакова-старшего и хвалил его:

– Молодец, что приехал! Жаль, что утром, у меня сейчас не продохнуть.

– Поезд так приходит... – улыбался старший Мишаков, любуясь порывистым младшим братом и оглядывая его просторный кабинет.

– Ну, как ты вообще? – заботливо спросил младший. – Выглядишь неплохо!

– Да уж. Язва у меня, – ответил старший.

– Чем лечишь?

– А, лечи не лечи – одна разница...

– Ясно. По работе продвинулся?

– А, продвигайся не продвигайся, одна разница... – и тут стоял на своей жизненной позиции старший. – Да и зачем? Сам себе хозяин.

– Встряхнуться тебе надо! – воскликнул младший Мишаков. – Ничего, сейчас позвоню кому-нибудь из своих полевых командиров – будет тебе сегодня и рыбалка, и банька!

– Да я не рыбак...

– А что без жены приехал – отдельное спасибо, извини, хоть она у тебя и хорошая женщина.

– Она будет, – сказал старший. – Работа задержала. Попозже приедет.

– Ну приедет так приедет, ее моя Валя встретит, а мы пока с тобой по-братски, по-мужски... В наших селах такие, я тебе скажу, водятся экземп– ляры!..

И младший Мишаков начал описывать старшему, какие в наших селах водятся экземпляры. Но тут его прервал звонок телефона. Потом другой. Потом третий. Рабочий день разгорался.

– Видишь, что делается? – пожаловался младший Мишаков. – Ты иди пока на воздух, мы тут садик образовали у администрации. А я срочные дела решу, всё организую – и присоединюсь. Или даже так: тебя возьмут, а я чуть позже подрулю. Ее?

– Ее, – кивнул старший Мишаков.

– Ну и о’кей тогда! Отдыхай!

И старший Мишаков вышел.

Старший Мишаков вышел, братья Шаровы и Вадик, узнав его по описанию Пружиной (то есть приняв его за младшего брата), растерялись. Очень уж много народа вокруг. Да и не ожидали они, что он вдруг выйдет из кабинета. И Мишаков беспрепятственно ушел вдаль по коридору.

А начальственный брат распоряжался по телефону:

– Але, Петриченко? Как жизнь? Я чего звоню: давно в гостях у тебя не был. Ну. Не один, само собой. Нет, с братом. Значит, ассортимент обычный: рыбалочка, банька, красавицы твои расписные... Нюша помнит меня еще? Ну, я ей напомню!

Анисовцы шли за Алексеем Петровичем, соблюдая расстояние. Нестеров тянулся последним.

Тот вышел из здания – и они вышли.

Тот сел на лавочку – они остановились в отдалении. Если бы их головы не были обуреваемы делом, они бы призадумались, с чего это начальник посреди рабочего дня выходит из кабинета, идет во двор и садится там отдыхать на виду у всех. Но, увы, им не показалось это несуразным.

Они перешептывались. Андрей Ильич предлагал:

– Подойдем: здравствуйте, мы из Анисовки, приезжайте к нам на рыбалку.

– Сразу и на рыбалку! – не соглашался Лев Ильич. – Надо как-то... ну... как-то с подходом каким-то.

– Обычное дело: о погоде сначала поговорить... – придумал Вадик. Лев Ильич отверг:

– С начальством о погоде не говорят!

И обратился к Нестерову. Не без иронии почему-то:

– Что посоветуете?

Нестеров не успел посоветовать: Мишаков-старший, посидев, встал, чтобы размяться. Андрей Ильич испугался:

– Уйдет! – и решительно шагнул к Алексею Петровичу. – Здравствуйте! – бодро сказал он. – Отличная погода!

– Да, благоприятствует, – согласился Мишаков.

– Разрешите представиться: Андрей Ильич Шаров, глава администрации села Анисовка.

– Мишаков, очень приятно! – улыбнулся Алексей Петрович и даже протянул руку для пожатия.

И опять никто не обратил внимания на то, сколько нелепы эти добродушные действия начальника по отношению к фактическим подчиненным. Они ведь, хоть и руководители, не считая Вадика и Нестерова, но поселяне, а он – шишка районного масштаба!

Андрей Ильич ободрился, пожал руку и отрекомендовал приблизившегося брата:

– Лев Ильич, директор ОАО «Анисовка». Мы, так сказать, представители исполнительной и экономической власти. А это Вадим, он эксперт и медик, он обнаружил замечательную воду...

Лев Ильич перебил его, посчитав, что Андрей Ильич слишком уж спешит:

– Вода водой, а вот рыбалка у нас – исключительная!

– Это хорошо, – сказал Мишаков дружелюбно. – Правда, я рыбалку не очень. Но на бережку посидеть...

– Бережков у нас полно! – заверил Андрей Ильич. – Так, может, как-нибудь к нам? И на бережку посидим, и баньку устроим...

– А-а, это вы от брата, значит? – догадался Мишаков-старший.

Андрей Ильич понял по-своему и, глянув на Льва Ильича, сказал:

– И от брата, и от себя лично.

– Что ж, поехали, – легко сказал Алексей Петрович.

Вадик чуть не подпрыгнул от радости: как быстро всё получилось!

Лев Ильич взял Мишакова-старшего под руку и повел к машине.

А у Андрея Ильича впервые зародилось что-то вроде подозрений. Он шел сзади с Вадиком и размышлял вслух:

– А почему он сказал, что рыбалку не любит?

– Маскируется, – уверенно ответил Вадик.

– Как-то он быстро согласился, – продолжал сомневаться Андрей Ильич. Вадик и тут успокоил:

– Андрей Ильич, вы сам рыбак: если вас зовут на хорошую ловлю, вы соглашаетесь?

– Само собой! Но как-то не похож он на рыбака всё-таки...

– А что, у рыбака есть какие-то приметы? – спросил Вадик с неподдельным интересом будущего криминалиста.

– Как тебе сказать... Взгляд. Взгляд у него не горит. Правда ведь? – обернулся Андрей Ильич к идущему сзади Нестерову. – Если психологически?

– Я тоже не рыбак, – ответил Нестеров.

И наши анисовцы увезли лже-Мишакова.

Наши анисовцы увезли лже-Мишакова. В машине Андрей Ильич взглядом призывал Нестерова начать действовать. Нестеров скорее шутливо, чем всерьез, уставился лже-Мишакову в затылок. И тот вдруг обернулся. Обернулся, посмотрел именно на Нестерова, что все отметили, и именно ему, а не кому-то другому, сказал:

– Красивые места!

Андрей Ильич радостно насторожился: неужели уже получается? Нестеров отрицательно покачал головой: еще рано.

Въехав в село, остановились у магазина. Андрей Ильич вбежал к Шуре и приказал:

– Быстро: коньяк, водку, закусить чего-нибудь, короче, пикник намечается.

– Сделаем!

Шура начала выставлять на прилавок все требуемое, а Андрей Ильич присматривался к ней необычным взглядом и сделал неожиданный вывод:

– А ведь ты интересная женщина, Александра! В смысле внешности.

– Это вы к чему? – растерялась Шура.

– Да вообще. Мы вот гостя привезли, нужный человек. А он говорит: где, говорит, красавицы в русском селе? Неужели, говорит, исчезли?

– Пусть получше посмотрит! – обиделась Шура за красавиц в русском селе.

– И я о том же! Ты вот что, Шура. Закрой-ка ты магазин на пару часов и присоединяйся к нам.

Шура женщина хоть и веселая, легкая, но гордая. Она спросила:

– Это в каком же качестве?

– Ты что подумала? – воскликнул Андрей Иль– ич. – Просто побудешь с нами! В качестве, если хочешь, доказательства женской красоты в русском селе.

– И как он убеждаться будет? Глазами или наощупь? Я лишнего никому не позволю!

– Ничего лишнего! Говорю же: чисто внешнее общение! Когда вот международные делегации приглашают, туда часто артистов зовут – кто помоложе и посимпатичней. Ты, кстати, и поёшь.

– Пою вообще-то... – смягчилась Шура.

– Так в чем вопрос?!

И Шура, заперев магазин, присоединилась к компании. Лже-Мишаков (которого с этого момента будем звать просто Мишаковым) ее появление встретил с явным одобрением, хотя и скромным. То есть посматривал, но не пялился.

Приехали к дому Андрея Ильича, вышли.

– Покормить сначала надо человека, снасти ему свои покажи, – тихо сказал Лев Ильич брату. – А я пока Ольге позвоню.

– Зачем?

– Да спрошу хотя бы, как его имя-отчество, мы ведь даже не узнали! На табличке только инициалы были: А.П.

– Тоже верно, – согласился Андрей Ильич и попросил Шуру, чтобы она помогла пока Инне накрыть на стол.

А сам повел Мишакова в сарай, где, гордясь, показал ему удочки разных размеров и видов.

– Жена иногда ругается: все деньги на это баловство просаживаю! Но если уж ловить – так ловить. На палку с веревкой тоже можно, но что поймается, вот вопрос! Оцените! – Андрей Ильич вытянул перед собой удочку с телескопическим удилищем и прищурил глаз, словно прицеливаясь.

Мишаков довольно равнодушно сказал:

– Да... Длинная...

Тут появился Лев Ильич.

– Ну что, Александр Петрович, сначала позавтракаем?

– Алексей Петрович, извините, – поправил Мишаков.

– Да, конечно. Не расслышал... В смысле... Всё на столе уже.

Всё уже было на столе, женщины радушничали, мужчины тут же разлили водку.

Мишаков заколебался.

– Я днем как-то... И язва, понимаете ли...

– А вот у нас вода... – начал было Вадик, но Лев Ильич упредил:

– И хорошо! То есть плохо, конечно, но у меня у самого язва, мы коллеги с вами, так сказать, вам же, наверно, врачи говорили: понемногу можно! Правда ведь? – обратился он к Нестерову и пояснил Мишакову: – Александр Юрьевич у нас врач широкого профиля.

– Понемногу можно всё и всем, – сказал Нестеров, которого сначала очень томила его странная роль, а потом он прибегнул к испытанному способу: ищи в скучном смешное. Вот он и находил.

– Ну, если врач советует... – сказал Мишаков, берясь за рюмку, а Лев Ильич встал:

– Предлагаю тост! За наши истоки, откуда мы все идем, то есть – за село! Родина – родник, в школе учили, как вы помните. Отсюда все начинается!

– Отличный тост! – одобрил Мишаков. – Я вот всю жизнь живу в городе и всю жизнь мечтаю переехать в деревню. И вообще чувствую себя больше таким... как бы сказать... народным, что ли, деревенским фактически!

– Это очень важно, когда народом руководишь. По себе знаю! – поддержал Лев Ильич.

– Да какой у меня народ? – махнул рукой Мишаков. – Коллектив маленький. Но сплоченный, это правда. И вообще, связь – это первое дело! Как бы жизнь не шла, а люди без связи не могут, правильно? – этот вопрос он задал сидящей рядом Шуре.

Шура смутилась:

– Это смотря какая связь. Некоторые связи, знаете ли...

Мишаков, не заметив ее смущения, продолжал с чистой душой говорить о любимом деле:

– Приятно иногда сознавать: сидишь себе в своем кабинете, не такая уж большая должность, но всё равно через тебя, как бы это сказать... Нити проходят, понимаете? Со всей страны и дальше!

– Это уже явно второй тост! – догадался Лев Ильич. – За дружескую связь между людьми!

Позавтракав и опрокинув еще по две-три рюмки, пошли к реке.

Вадик в качестве экскурсовода описывал окружающую местность. Шура шла сбоку, помахивая веточкой. А братья Шаровы следовали сзади, переговариваясь.

– Умный человек! – сказал Лев Ильич. – Дал понять, что имеет везде связи. Может, заодно попросить, чтобы дорогу не строили?

– Это слишком. А мужик тертый, это видно, вопрос умеет поставить. Маленький коллектив, говорит, но весь подо мной. Вроде того: вся районная администрация ему фактически подчиняется.

– Кто его знает, может, оно так и есть?

– Тем лучше для нас. Не отставайте, Александр Юрьевич! – обернулся Андрей Ильич к Нестерову, и вовремя. Нестеров в это время увидел идущую по улице Нину и хотел было направиться к ней. Но колебался. Обращение Андрея Ильича облегчило ему выбор, он решил встретиться и поговорить с этой девушкой в более бодром состоянии духа.

Они пришли к реке, расположились.

Расположились, и Лев Ильич удалился на время, сославшись на производственные дела. Андрей Ильич расставил удочки. Шура села в сторонке, продолжая отмахиваться. А Нестеров и Вадик легли на траву. Вадик посматривал на Нестерова. Ему хотелось пообщаться с ним: все-таки интеллигентный человек, да еще представитель особой профессии. Но он чувствовал в Нестерове какую-то отчужденность – и правильно чувствовал. Нестеров совсем неинтеллигентно злился на окружающих и на себя, не понимая, что он тут делает.

Меж тем рыбная ловля с одной стороны ладилась, с другой – не совсем. Андрей Ильич таскал рыбку за рыбкой, а у Мишакова – ничего. Андрей Ильич и поплавки незаметно приспускал, чтобы крючки были почти на поверхности, и наживки прилаживал кое-как, чтобы их тут же смыло, и дергал слишком быстро, едва рыбешка ткнется носом в крючок – ничего не помогало. Рыба будто нарочно шла косяками к его удочкам, хватала чуть ли не голые крючки, торопясь нанизаться губой, едва он соберется дернуть. Мишакову же ничего не шло. А если и прибьется шальной малек, то пока Мишаков догадается, что пора уже подсечь, рыбешка успевает преспокойно объесть наживку, над водой болтается пустой крючок, а Мишаков, ничуть не огорчаясь, смеется. Андрея Ильича, как истого рыбака, такое поведение не может не раздражать, но он терпит.

Вот Мишаков в очередной раз выдернул вместо рыбины только всплеск воды.

– Что-то я какой-то неудачливый! – сказал он.

– Просто день такой, – хмуро успокоил Андрей Ильич. – У меня тоже не очень идет.

– Как же не идет, вон как вы таскаете!

– Мелочь, ерунда. Временное явление. Три дурных пескарика забрели, вот и всё.

– Опять клюет! – указал на одну из его удочек Мишаков.

– Это так... Волной качает.

– Клюет, клюет, тащите!

– Если для очистки совести...

Андрей Ильич, нарочно помедлив, небрежно подсек – и над водой засверкал, трепыхаясь, матерый окунь размером в полторы ладони.

– Знаете, я не удивляюсь, – сказал Мишаков действительно без всякой обиды. – У меня вечно так. Брат мне говорит: тебе честолюбия не хватает. А я ему говорю: зачем оно мне? Или он еще говорит: ты, говорит, невезучий. Это как посмотреть! Вот путевки у нас, давно было дело, распределяли. На юг. Мне не досталось, а Прошкину, бездельнику, досталось. Он меня даже дразнил. Ну и что? Утонул там Прошкин по пьяному делу! Или вот машину в ремонт я поставил, никак не сделают. Плохо? Обратно как сказать. Зато могу спокойно выпить, правильно? И не думать, что меня милиция на дороге остановит. Или квартиры распределяли еще в советское время, если помните. Тоже по жребию. Самая плохая, угловая на первом этаже, – кому достанется? Мишакову, даже и гадать не надо! И опять вроде плохо? Но я под окошком палисадник развел, цветы всякие. То есть получается, кому что плохо, мне выходит хорошо! У вас опять клюет.

А Шура, скучая не меньше Нестерова, решила, что с нее хватит развлечений. Встала и пошла прочь от берега.

Андрей Ильич тут же догнал ее.

– Ты куда это? – тихо спросил он, с улыбкой глядя в сторону Мишакова.

– А что мне делать? Вас рыба интересует.

– Нас все интересует. В смысле – его. Ты что, не можешь культурный разговор с человеком организовать?

Шура повела плечом:

– Я как-то привыкла, что мужчины мне сами всё организовывают.

– Ну-ну, не капризничай, я тебя прошу! Алексей Петрович, – обратился Андрей Ильич к Мишакову, – а вы народные песни любите?

– Обожаю!

– А Шура вот у нас поет! Заводи, Шура!

– Извините, одна ни пить, ни петь не умею, – Шуре показалось, что ее рекомендуют не как женщину, а как концертный номер.

– А мы подтянем! – тут же пообещал Андрей Ильич. Мишаков глянул на реку:

– Рыбу не распугаем?

– Она у нас привычная! – заверил Андрей Ильич. – Она даже лучше ловиться начнет.

Андрей Ильич налил всем по стаканчику. Выпили, закусили. Шура, подумав, затянула что-то популярное. Вроде: «жениха хотела, вот и залетела, ла-ла-ла-ла-ла». Но на втором куплете подумала, что это, пожалуй, не совсем народная песня. Завела другую: «черный бумер, черный бумер»... но опять осеклась – и эта не та.

Нестеров усмехнулся и подсказал:

– «Вон кто-то с горочки спустился».

– Ой, правда! – обрадовалась Шура и заголосила что было мочи. Мишаков присоединился. Его разобрало. Выпив сразу полстакана, он запел громче Шуры, беспощадно при этом перевирая слова и мелодию. Шура морщилась, но Андрей Ильич приказывал ей глазами: терпи! Вадик тоже терпел, отвернулся, плечи его слегка подрагивали.

Но вот песня кончилась, и Андрей Ильич, считая, что теперь самый удачный момент для психологической обработки, мимикой попросил Нестерова приступить.

Нестеров приступил. Внутренне смеясь, но с серьезной физиономией, он сказал Мишакову:

– Видно, Алексей Петрович, что вы близки к народу.

– Еще бы! Я очень народный человек! – похвалился Мишаков.

– Нам бы всем поближе к природе, к натуральному. И болезней было бы меньше. Сердечных, желудочных. Я давно заметил: язва, например, возникает оттого, что человек не всегда правильно относится к себе. И к другим. Просто прямая зависимость: чем больше человек делает добра, тем меньше он склонен к желудочно-кишечным заболеваниям.

Этот благоглупый текст (ибо тексты психотерапевтов такими и обязаны быть) Нестеров произнес задушевно, почти вкрадчиво, а Мишаков слушал простодушно и завороженно, не сводя глаз с Нестерова.

Андрей Ильич даже подумал: не заговорить ли прямо сейчас о роднике?

Но тут зазвонил мобильный телефон Мишакова. И тут же умолк. Мишаков достал его из кармана посмотрел:

– Что-то у вас с сетью...

– А вы на горку поднимитесь, – посоветовал Андрей Ильич.

Мишаков встал на ноги, пошатнулся, вздохнул и сказал:

– Если не дозвонюсь, надо ехать. А то... Забеспокоятся...

И побрел на горку.

– Нет, вы всё-таки мастер! – сказал Андрей Ильич Нестерову. – Он на вас уже как удав на кролика смотрит! То есть наоборот. Шура, ты тоже молодец. Я тебя прошу, пока он там один, ты подойди к нему. То-се, разговорчик интересный. Нельзя его сейчас отпустить!

– А я-то при чем? – нахмурилась Шура. – Если вы на то намекаете, про что я думаю, то я ведь и обидеться могу!

– Кто намекает? Я тебе прямо говорю: надо мужчине заморочить мозги! Так сказать, выдать ему аванс, но без получки! Ты начнешь, Александр Юрьевич поддержит!

– Если так, то я запросто! – согласилась Шура. Она считала, что морочить мозги мужчинам – ее призвание.

Шура считала, что морочить мозги мужчинам – ее призвание, поэтому подошла к Мишакову с неподдельным интересом.

А он все не мог дозвониться. Сел на траву, чтобы было удобней, держал трубку обеими руками, один глаз прикрыл для сосредоточенности.

– Никак? – посочувствовала Шура.

– Вроде есть связь, а начинаю номер набирать – пропадает!

– Вот моя жизнь такая, – тут же нашла похожесть судьбы Шура.

– В каком смысле? – спросил Мишаков, глядя на обнаженные руки женщины.

– Да тоже: то есть связь, то ее нету. Главное, когда не надо, она точно есть, а когда надо, тогда ее и нету. Или так: с кем не надо – пожалуйста, есть связь, а с кем надо – никакой связи. Обидно.

– Очень красиво вы говорите, – даже сквозь хмель сумел оценить Мишаков.

– Так я не только на внешность красивая. Вообще-то что человеку надо? – Шура указала на телефон. – Чтобы в этой штуке были папа, мама, муж или жена, дети. И всё. А мы сроду понапихаем сто человек, а сунешься поговорить с кем-нибудь по душам – и некому позвонить!

Мишаков был потрясен мудростью сельской женщины.

– Шура! Как вы сказали! В самом деле иногда так и хочется – взять и выкинуть всю прошлую жизнь! – И он размахнулся, чтобы немедля исполнить желание, выкинуть прошлую жизнь вместе с телефоном.

Шура удержала его отчаянную, но слабую руку.

– Алексей Петрович, не торопитесь! Это всегда успеется!

– Выкину! Ничего в ней хорошего, если подумать! – упорствовал Мишаков.

И выкинул бы, пожалуй, но телефон в это время зазвонил. Мишаков удивленно поднес трубку к уху.

– Маша? Ты как дозвонилась? А я тут... В гости меня... Хорошие люди... Едешь уже? Это хорошо. Да ты что? Я что, враг себе? В рот не брал!.. Нет, ты... Я же говорю... Маша...

Видимо, там отключились, не поверив ему. Он уронил руку.

– Жена? – спросила Шура деликатно, без осуждения, да и как осуждать, если такая неприятность у человека. – Видите, какая связь интересная? От нас не достает, а к нам, пожалуйста.

– Она везде достанет. Так. Пора мне. – Мишаков поднялся и обратился к Андрею Ильичу. – Будьте любезны, как вас, извините! Мне бы машину организовать.

– Куда это вы? А пообедать?

– Извините, я и так... Перебрал...

– А вот как раз и в себя придете, закусите.

Мишаков, подумав, тряхнул головой:

– Пожалуй, это резон. Только недолго.

Шура взяла Мишакова под руку, повела его. Андрей Ильич, Вадик и Нестеров шли сзади.

Нестеров, изнемогая от идиотизма ситуации, сказал:

– Может, я уже не нужен? Человек выпил. В таком состоянии он ничего не воспринимает.

– Ничего, сейчас протрезвеет, и опять попробуем. Очень вас прошу, Александр Юрьевич.

А Вадик заявил:

– Я не знаю, как насчет женского воздействия или психотерапии, но если вы не хотите, чтобы он уехал, то я могу обеспечить.

– Это как?

– Не вполне законно, но вполне действенно! Сейчас я сбегаю в медпункт, возьму один порошочек. Нашему гостю будет не очень хорошо. В области желудочно-кишечного тракта.

Андрей Ильич поморщился:

– Понос, что ли? Так и говори! А зачем?

– А затем, что мы тут же его ведем к роднику, наливаем ему водички – и у него всё пройдет.

– А если не пройдет?

– Гарантирую – пройдет!

Вадик побежал к медпункту, а Мишаков отклеился от Шуры, подошел к Андрею Ильичу и сказал:

– Я вас попрошу... Шура женщина хорошая, но... Люди кругом... Мало ли. Подумают что-нибудь, донесут.

– Нет проблем! – Андрей Ильич сделал страшные глаза Шуре и показал ими направление: удались!

Та удивилась и обиделась. Гордо повернулась и ушла, ни разу не обернувшись. Мишаков, кстати, ее совсем не заинтересовал. Он, может, настоящую женщину впервые в жизни видит, а результатов – никаких. Пустой мужчина.

Оставшиеся Мишаков, Андрей Ильич и Нестеров отправились обедать.

Мишаков, Андрей Ильич и Нестеров отправились обедать. Вскоре к ним присоединился Вадик.

Мишаков ел старательно, чтобы вытолкать объемом пищи скопившийся хмель. Вадику не составило труда незаметно подсыпать ему порошок.

Стали ждать результата.

Но время шло – результата не было. Видимо, борьба пищи с алкоголем была мощной, и дополнительные ингредиенты не сразу смогли принять участие в этой битве.

Но вот Мишаков вдруг выпрямился и застыл. Прислушался к себе.

– Что? – с надеждой спросил Андрей Ильич.

Надежда его тут же оправдалась.

– Мне бы отлучиться, – выдавил Мишаков, пунцовея.

– Пожалуйста. Пойдемте, провожу.

– Я сам. Вы только покажите.

Андрей Ильич вывел его и показал деревянное строение в глубине сада. Мишаков скрылся там. Его не было долго. Подошел Лев Ильич, освободившийся от дел, узнал о плане Вадика и назвал это авантюрой. Но когда Мишаков наконец появился и его повели к роднику лечиться, он присоединился, чтобы не допустить еще чего-нибудь несанкционированного. Нестеров, считая, что его миссия окончательно исчерпана, в очередной раз собрался удалиться. На этот раз его не отпустил Лев Ильич. Он не очень верил в то, что способности Нестерова помогут в данном случае, но, поскольку был настроен по отношению к психотерапевту неприязненно, воспользовался возможностью доставить ему неудовольствие. Злорадный поступок, не спорим, но все мы люди.

Мишаков, обессилевший от обильной еды и ее результатов, шел покорно.

Привели к роднику, Вадик наполнил стакан водой, незаметно всыпал туда противоядие, подал Мишакову. Мишаков выпил и лег на траву.

– Легче? – нетерпеливо спрашивал Вадик.

– Нет еще...

– А сейчас?

Вскоре подействовало. Мишаков сел, покрутил головой:

– Фу... Отошло... Надо же!

Все радостно переглянулись. Лев Ильич решил, что пора.

– В этом и суть, Алексей Петрович! Подлинная целебная минеральная вода! – сказал он.

– Даже удивительно, – отдувался Мишаков.

– Можно наладить промышленное производство! Тем более мощности есть – винный завод простаивает фактически!

Мишаков одобрил:

– Дело хорошее!

Лев Ильич тут же достал из портфеля папку.

– Мы даже бумаги подготовили. Остается подписать – и всё.

– Рад за вас, – сказал Мишаков, рассеянно беря подсунутую папку. – Действительно замечательное дело. Чудодейственная вода.

– Вы посмотрите, посмотрите!

Мишаков, слегка недоумевая, поворошил бумаги, бормоча:

– Стоящее дело, стоящее...

Андрей Ильич достал ручку:

– Так, может, сразу и...

И умоляюще поглядел на Нестерова: дескать, вон он, твой момент, действуй!

Нестеров его понял. Понимал он также, что шансов на успех нет. И, продолжая внутренне усмехаться, хоть и с возрастающим раздражением, подхватил:

– И вам станет гораздо легче! Я уже говорил: хорошие дела облегчают соматические состояния. Ведь это для людей. Я бы одобрил, не задумываясь.

– Одобряю! – сказал Мишаков. И вернул папку.

Братья Шаровы переглянулись: опытный, собака, на словах-то одобрил, но ничего не подписал! Осторожный!

Однако соглашаться с поражением не хотелось.

Андрей Ильич налил и поднес Мишакову водки, говоря:

– Теперь немного выпить, потом в баньку – и будете как новенький!

– Не надо бы, – с сомнением посмотрел на стакан Мишаков.

– Зафиксировать облегчение! – оправдал водку Вадик врачебным голосом.

– Нет, знаете... Жена звонила, будет ждать.

– Всех нас жены ждут. Жен много, а жизнь одна! – вывел формулу Андрей Ильич.

Но тут глаза Мишакова как-то странно остекленели.

– Что такое? Опять плохо? – встревожился Андрей Ильич.

Мишаков молчал и смотрел.

Все обернулись.

На опушке леса стояла Нина с веткой в руке и венком полевых цветов на голове. Она показалась волшебно прекрасной и тем, кто ее знал, а уж Мишакову тем более. Он просто обомлел. Дыхание у него перехватило. И он сам не заметил, как осадил полный стакан, после чего зажмурился, а когда проморгался, вытер набежавшие от крепкого напитка слезы, Нина уже исчезла.

– Что это было? – спросил он.

Вадик неохотно ответил:

– Это так... Одна девушка...

Нестеров неожиданно встал и пошел в лес.

– Александр Юрьевич! Вы куда? – окликнул его Андрей Ильич.

Нестеров не ответил.

– Бывает же на свете, – пригорюнился Мишаков. – И ведь кого-то она любит, а? А у нас... А, катись оно всё! В баню, говорите? Хочу в баню! – воскликнул он так отчаянно, будто решился не в баню, а в самое пекло.

А Нестеров продирался сквозь кусты, ему казалось, что он видит впереди мелькающие цветы на голове Нины. Выбрался к крутому берегу реки. Никого.

Долго сидел, озираясь.

Видел сверху, как братья Шаровы и Вадик повели Мишакова к бане.

Братья Шаровы и Вадик повели Мишакова к бане.

Она была приготовлена, жарко натоплена. Мишаков бросился в этот жар. По тому, как он хлестал себя веником, не соблюдая осторожности, сидя на верхней ступеньке, видно было, что парильщик он никудышный, неопытный. Скоро сомлеет.

Но Мишаков, однако, не сомлел, хлестался всё яростней, просил братьев себя обработать. И они уже изрядно притомились.

Меж тем дело шло к вечеру.

Младший Мишаков неустанно названивал брату, пытаясь понять, куда он делся. То недоступен, то не отвечает. Наконец Александр Петрович сообразил, что дело серьезное, и позвал капитана Терепаева.

Тот прибыл, весь потный от жары и своей тучности. Спросил:

– Какое это у тебя дело, что по телефону нельзя сказать?

– Будешь смеяться, хотя ничего смешного. Брат у меня пропал, – огорошил его Александр Петрович.

– Действительно, смешно. Рассказывай.

– Приехал он ко мне погостить. Утром приехал. Утром у меня, сам понимаешь, работы море. Я позвонил Петриченко в «Рассвет», чтобы за братом приехали, рыбалку ему устроили, то-се, а я бы вечером сам... А он исчез.

– Когда?

– Утром и исчез. Вышел от меня – и с концами. Я прямо не знаю, что думать. Телефон не отвечает. Ерунда какая-то.

Терепаев подумал и выдвинул версию:

– В заложники не могли взять?

– Его? Зачем? Выкуп с семьи потребовать? Он живет очень скромно, всю жизнь на почте работает, хоть и начальник отделения связи, но деньги крошечные.

– Да не с семьи выкуп, а с тебя. Ты-то не на почте работаешь, у тебя деньги водятся.

Мишаков-младший рассердился:

– Насчет слухов про мои деньги...

– Ладно, ладно, мы не у прокурора! Может такое быть?

– Вряд ли. Хотя... Но ведь не звонит никто, ничего не требуют!

– Доводят до нервного срыва, обычная практика, – уверенно сказал Терепаев. – Так. Кто его видел последним?

– Я и видел. Вышел от меня и пропал.

– Не сразу же пропал, тут всё-таки не темный лес. Кто-то еще его видел, ты спрашивал?

– Нет. Да и неудобно как-то.

– Ну, уж решай – или тебе неудобно, или ищем брата.

– Ищем!

– Тогда сейчас будем звонить и опрашивать. Приметы какие?

– Приметы... Да на меня он вообще-то похож...

Терепаев тут же насторожился.

– Ты чего? – невольно усмехнулся Александр Петрович. – Ты чего подумал? Что это меня хотели?

– Не исключаю. Враги есть у тебя?

– У какого честного человека их нет?

– Если мы будем исходить из того, что ты честный, – заметил Терепаев, – то следствие сразу зайдет в тупик!

– Ну, знаешь...

– Ладно, ладно. Уж и пошутить нельзя. Давай обзванивать народ.

Они начали обзванивать народ, а потерявшийся Мишаков-старший продолжал париться.

В предбанник вывалились один за другим братья Шаровы.

– Такой с виду хлипкий человек, а парится как зверь! – удивлялся Андрей Ильич.

– Не говори, – глотал воздух Лев Ильич. – Что будем дальше делать?

– Дожимать. Сейчас опять идем ко мне...

– Ко мне, – поправил Лев Ильич. – У тебя он уже два раза был. А у меня семья на отдыхе, простор, делай что хочешь. Красавицу бы ему какую для общества. Шура ему, похоже, не понравилась. Нину разве?

– Если ей прямо сказать – не пойдет. Надо пригласить вместе с Вадиком. Тогда и Нестеров может прийти, он вроде на нее глаз положил.

– Опять ты с экстрасенсом своим! Нет от него никакого толка!

– Еще как есть! Ты просто не видел, он его у реки чуть в транс не ввел, жаль, телефон в это время зазвонил.

– Ладно, попробуем еще...

Порешив на этом, братья пошли вызволять Мишакова, пока тот совсем не запарился.

А Терепаев и Мишаков-младший, обзвонив многих сотрудников администрации, наконец напали на след: начальник хозяйственного управления Яковлев видел, как Алексея Петровича усадили в машину и увезли.

– Силой? – спросил Терепаев.

– Да нет вроде.

– Так. Тогда давай описывай их. Если из нашего района, отыщем. Я тут каждого в лицо знаю!

И Яковлев принялся описывать.

Терепаев слушал, и лицо его одновременно и прояснялось, и озадачивалось.

– Ничего не понимаю! – сказал он.

Тут ход расследования был нарушен: в кабинет Мишакова-младшего вошла Маша, жена пропавшего брата. Женщина высокая, худая и строгая.

– Маша? Уже приехала? – растерянно вымолвил Александр Петрович.

– Где Алексей? – нервно спросила Маша. – Что происходит вообще? Звоню ему: говорит – в гостях, а сам уже лыка не вяжет, а потом вообще дозвониться не могу. У кого в гостях? Вале твоей позвонила, а она его в глаза не видела! Куда дел, только не ври!

– Я не вру, Маша, просто...

– Как знала, не хотела его одного отпускать! – шумела Маша. – У тебя, Александр, извини за прямоту, репутация в моем мнении самая отрицательная! Как с тобой Валя живет, не понимаю? Кобель ты и пьяница, в глаза тебе говорю! Куда Алексея дел, отвечай!

Терепаев пришел на выручку, заодно сбивая бытовой настрой этой скандальной сцены, и спросил женщину сугубо официально:

– Насколько я понимаю, вы жена Алексея Петровича?

– Правильно понимаете!

– Тогда сядьте и успокойтесь. Пропал ваш муж.

Мишакова не села, а просто упала на стул.

– Как пропал? Куда пропал?

– Это мы как раз и выясняем.

Маша запричитала:

– Так и знала! Так и знала! Когда дома и на работе – тихий человек! Стоит куда поехать – вечно какая-нибудь история! Найду, просто все последние волосы ему повыдергаю!

Мишаков-младший невольно пригладил на голове свои негустые волосы и попытался успокоить:

– Зачем так, Маша? Тут, может, политическое дело. Может, его вообще в заложники взяли.

– Господи! – испугалась Маша.

– Ничего, – утешил ее Терепаев. – Будем надеяться, что он еще живой. Подозрительно одно: не звонят!

Маша поползла со стула.

Терепаев и младший Мишаков бросились поднимать женщину. А братья Шаровы в это же самое время, напротив, опускали Мишакова-старшего на землю.

Братья Шаровы опускали Мишакова-старшего на землю возле дома Льва Ильича, потому что он пожелал отдохнуть на свежем воздухе.

К тому же он увидел в саду Нину.

Правда, тут же угрюмо расположились и Нестеров с Вадиком, но Мишаков не обратил на них внимания.

Братья ушли в дом. А Мишаков, немного посидев на траве, нашел в себе силы переместиться на лавку, где была Нина. Тут только он заметил Вадика. Долго смотрел на него, вспоминая. Вспомнил и обрадовался:

– Молодой человек, извините, мне бы еще воды целебной!

– Вам хватит, – хмуро сказал Вадик.

– Ладно. Девушка! Что я хочу сказать... – уставился Мишаков в щеку Нины, но Вадик вдруг тоже обратился к ней:

– Нин, нам пора, – и объяснил Мишакову: – Извините, нас ждут в другом месте.

Нина пожала плечами и пошла с Вадиком. Через несколько шагов спросила:

– Где это нас ждут?

– Да просто противно. За кого они тебя принимают?

– Кто? – не поняла Нина. – Просто позвали.

– Может, тебе там интересно? С этим начальником? Или с Нестеровым?

– Нет. И чего ты злишься?

– Я? Да ничего я не злюсь, – смутился Вадик.

А Мишаков завел беседу с Нестеровым – потому что с кем же еще? Никого больше не осталось. А говорить хотелось – очень.

– Знаете, у меня такие девушки тоже есть в коллективе! – гордо сказал Мишаков. – В смысле – молоденькие тоже. И тоже красавицы, между прочим! И я их всех – вот так держу! – он сжал кулак. – Пятнадцать женщин – и все тут! Я только вхожу, и они сразу – молчат. А две прямо передрались из-за меня. Серьезно. Но я руководитель! Я на виду! Их много, а я один, правильно? Одна прямо на всё из-за меня готова. Даша, красивая девушка, в институте заочно учится. И как мужчина я ее понимаю. Но коллектив наблюдает! Понимаете? Я ей так и сказал: Маша...

– Даша, – напомнил Нестеров.

– А? Ну да. Маша – это другая. Тоже как кошка влюбилась. – Он хихикнул. – Проходу не дают! Я ей говорю: Даша! Даша, говорю! И смотрю вот так... Вот так в глаза. Вот как на вас. Действует?

– Очень, – не стал возражать Нестеров.

– То-то! – расправил грудь Мишаков. Но тут же вдруг согнулся, обхватил голову руками и заплакал. Прямо-таки зарыдал.

– Если б вы знали! Если б вы знали, что за жизнь у меня! Что за жизнь! Жена пилит – мало зарабатываю... Коллектив не уважает... Дети родные не уважают, считают, что женской профессией занимаюсь! А я ее люблю!.. Но это неважно! Жизнь проходит... а у меня ни разу... ни одного разочка... не было красивой женщины! Ни одной!.. Понимаете? Такой, как эта Нина! Это ужасно! У вас были такие девушки?

– Нет, – соврал Нестеров не из скромности, а во избежание развития темы. И отчасти от сострадания.

– Правда?

– Правда.

– Это утешает. Я сейчас задам вам вопрос как врачу.

– Пожалуйста.

– Скажите, зачем жить?

Нестеров терпеть не мог пьяных разговоров – особенно на такие темы. Он промолчал.

Мишаков ждал, ждал ответа – и уронил голову, сказав:

– Я так и думал.

А братья Шаровы не появлялись.

Братья Шаровы не появлялись, потому что не знали, как появиться – и с чем.

– Ни черта у твоего экстрасенса не получится! – сказал Лев Ильич.

– Похоже на то... Черт, жалко отпускать вот так. Подготовили, обработали. Эта женщина, твоя знакомая, говорила – денег дать. Может, попробуем? Возьмет и уже не отвертится тогда, всё подпишет!

– Черт его знает... Давно я этим не занимался. Это, между прочим, целое искусство!

– Ты мне объясняешь? – обиделся Андрей Ильич. – Найди мне в России человека, который не умеет взятки давать!

– Хочешь сказать, ты умеешь? – поймал его на слове Лев Ильич.

– Да легко!

– А попробуем! – предложил Лев Ильич. – Вот я – Мишаков. Давай, выйди и зайди. Будто с деньгами. Интересно будет посмотреть.

– Запросто!

Андрей Ильич вышел, постучал и вошел. Вид у него был скромный и любезный. Лев Ильич, наоборот, напустил на себя важности и развалился в кресле.

– Можно? – спросил Андрей Ильич.

– Почему без доклада? – осадил его Лев Ильич.

– Ладно тебе, мы же тут давать будем, а не в его кабинете!

– Ты с кем это разговариваешь?! – не выходил из роли Лев Ильич. Андрей Ильич мысленно согласился: надо соблюдать правила игры.

– Извините. Я, Алексей Петрович, что хочу сказать. Я хочу сказать, что... Дело такое, всех касается. Природные ресурсы. Здоровье людей опять же, понимаете?

– Не понимаю! – куражился Лев Ильич. – Вы по делу пришли или про ресурсы рассказывать?

– По делу, само собой.

– Излагайте!

– Дело такое... В общем... Короче... Не откажите... Мы в свою очередь... Ну, как водится.... По обычаю...

Тут Андрей Ильич изобразил, что кладет на стол деньги.

Лев Ильич вскочил и смахнул воображаемые деньги со стола.

– Это что такое? Уберите эту гадость! – закричал он в праведном гневе.

Андрей Ильич даже слегка испугался. Но тут же пришел в себя и спросил:

– Это ты как кто говоришь? Как он или как сам?

– И как он, и как сам. Кто так дает, Андрей? Ты же сам весь трясешься и боишься, будто ты преступник, будто ты плохое дело делаешь!

– А что, хорошее, что ли?

– Вот! – поднял палец опытный Лев Ильич. – В этом и ошибка! Ты ведешь себя как преступник, и он себя тоже почувствует преступником! И испугается! Давать надо смело и просто! И именно так, будто оба вы делаете хорошее дело! На пользу Родине! Потому что у нас взяточник хоть совести не имеет, но душа у него есть! И ему в душе надо чувствовать, что он пусть и берет, но берет для пользы дела! Что, не так?

– Ты теоретик, я смотрю! А попробуй сам! Вот теперь я – Мишаков. Пробуй.

– И попробую!

Они поменялись местами. Лев Ильич бодро вышел. Бодро постучал, бодро вошел.

– Вечер добрый, Алексей Петрович!

– Да ничего доброго. С чем пришли?

Лев Ильич энергично приблизился, сел перед братом и сказал, проникновенно глядя ему в глаза:

– Воду мы нашли, понимаете ли. Минеральную, полезную. Хотим начать ее разливать в бутылки и продавать. Недорого. Всем ведь хорошо будет. И людям, и нам, то есть в Анисовке, и с районом сможем взаимодействовать как партнеры. Достойно, так сказать. День города вот скоро будет, мы со своей стороны можем поучаствовать. Чтобы всё было красиво, масштабно. Праздник для людей всё-таки. Перечислять долго, а мы вот – некоторую сумму наличными. В фонд праздника.

Лев Ильич достал из кармана бумажник, на этот раз с настоящими деньгами, и положил перед Андреем Ильичем.

Андрей Ильич даже не глянул.

– В чем дело? – спросил Лев Ильич.

– Не возьму.

– Это ты за него или за себя?

– За него. Не возьмет.

– Почему это?

– А нипочему. Не возьмет – и всё. И что тогда? – Андрей Ильич подумал и сказал: – Надо Нестерова попросить.

– Полечить тебя его надо просить!

– Ты же видел: мы оба не умеем! – убеждал Андрей Ильич. – А он это разыграет как это... Ну, как психологическое упражнение. У него такая профессия, что он к человеку должен уметь с любым вопросом подъехать!

– Черт с вами! Я чувствую, мне тоже лечиться пора! – махнул рукой Лев Ильич.

Он достал из секретного места некоторое количество денег, завернул их в газету. Получился довольно большой сверток, но для маскировки так было даже лучше. Как бы и не деньги, потому что столько денег не дают. Не рублевыми же купюрами (которых давно и нет к тому же)!

Братья вышли из дома.

Братья вышли из дома и направились к Мишакову, который дремал, согбенно сидя на лавке, а Нестеров без особой внимательности и заботы смотрел за тем, чтобы тот не тюкнулся со всего маху о землю.

Увидев братьев, он встал.

– Надеюсь, я свободен?

– Подождите еще минутку, – попросил Андрей Ильич. – Мы тут хотим... Ну, короче, денег ему дать.

– Взятку?

– Сразу и взятку! – обиделся Андрей Ильич. – Мы что, коррупционеры какие? Мы просто – подарок. Вам вообще ничего знать не обязательно. Вот сверток – и всё. Мы просим вас передать.

Нестеров казался человеком, разинувшим рот, хотя рот он, естественно, не разевал, более того, он даже сомкнул челюсти, поэтому заговорил с трудом – сквозь зубы.

– Смеетесь вы, что ли, надо мной? Все, с меня хватит!

И он повернулся, чтобы уйти, но Андрей Ильич взял его за руку:

– Александр Юрьевич! Вы поймите, мы же не для себя! Это для всего нашего села. Оно вам понравилось? Ведь отличное село, уникальное! У нас даже молодежь есть... девушки... Сами видели.

Нестеров видел. И согласился:

– Ну, допустим, село нравится. И что?

– Вот и помогите! Дело доброе, вам Бог зачтет!

– А если я неверующий? – предположил Нестеров.

– Ну... Всё равно кто-нибудь зачтет. Очень просим!

Есть два способа избавиться от идиотизма повседневных ситуаций. Первый – не попадать в них. Он фактически невозможен, если только не уплыть на необитаемый остров, а уплыв, не считать идиотизмом необходимость каждый день добывать себе какой-нибудь кокос насущный. Второй: довести этот идиотизм до крайнего абсурда. При этом от него как бы абстрагироваться и, выполняя какие-то действия, на самом деле их как бы и не выполнять, то есть участвовать не душой, а лишь посмеивающимся умом.

Поэтому Нестеров вдруг рассмеялся, взял сверток, подошел к Мишакову и тронул его за плечо. Тот очнулся.

– Доброе... вечер... Я как-то устал.

– Мы тут вам приготовили. Кое-что. На дорожку! – бодро сказал Нестеров.

Андрей Ильич толкнул брата локтем: отлично придумано – на дорожку! Понимай как хочешь!

– Понимаю! – сказал Мишаков. Взял сверток, зачем-то понюхал его и запихал во внутренний карман пиджака.

И тут зазвонил телефон Льва Ильича. Он взял его и стал слушать. Время от времени растерянно спрашивал:

– Чей брат? В самом деле? Сюда едете? Уже подъезжаете? Хорошо, ждем...

Опустив руку с телефоном, он сказал:

– Не Мишаков это, оказывается.

– А кто? – удивился Андрей Ильич.

– Мишаков, но не тот. Брат его.

– Какой брат, откуда он взялся?

– В гости приехал. Ну, дела...

Андрей Ильич был почти в ужасе.

– Деньги! Как с деньгами быть?

– Назад взять, назад. Сказать, что по ошибке. А то – сам понимаешь...

– Взять еще трудней, чем дать! Александр Юрьевич! – закричал Андрей Ильич. – Вы поняли, что произошло? Ошибка вышла! Вы уж, пожалуйста...

– Вы хотите, чтобы я залез к нему в карман? – холодно осведомился Нестеров с неприятной улыбкой.

– Нет. То есть... Вы сумеете... Если он очнется... Вы его психологически...

– Да при чем тут психология! – сказал Лев Ильич, которому за сегодняшний день осточертело это слово. – Кто клал, тот и должен взять! А то он очнется, увидит другого, неизвестно что подумает!

Нестеров подошел к Мишакову. Смело, как человек бывалый, полез к нему в карман. И даже улыбался при этом. Братья переглянулись с уважением: надо же, какая выдержка! Они не знали, что это не смелость, а отстраненное отношение. Как известно, когда человек не заинтересован кровно в исходе какого-либо дела, он бывает удивительно отважен при исполнении этого дела. Причина проста: он не боится испортить результат, к которому равнодушен. Бывают еще смелыми люди, которые хоть и заинтересованы в результате, но сам процесс доставляет им большее наслаждение. Писатели в частности. Они очень смелые люди, серьезно.

Итак, Нестеров залез в карман к Мишакову. Тот вдруг проснулся и удивленно посмотрел на Нестерова.

Нестеров хладнокровно сказал:

– Извините, Алексей Петрович, я перепутал. Я другое хотел.

– Ничего. Я... неприхотливый! Извините. Сейчас еще пару минут – и всё!

И Мишаков улегся на бок – как раз на тот, где были деньги. Нестеров едва успел выхватить пустую руку.

– И что делать? – спросил Лев Ильич.

– А может, зачтется? – вдруг высказал надежду Андрей Ильич. – Брат всё поймет. Это даже выход – не прямо ему, а через этого.

– Может, и сработает...

– Наивные вы люди, я смотрю, хоть и хозяйственники, – высказался Нестеров.

– Мы не наивные, мы рискуем! – горячо возразил Лев Ильич. – А в хозяйстве без этого нельзя! И вы что, другим разве занимаетесь?

– Вы сравнили! – усмехнулся Нестеров.

– А почему нет? Сейчас деньги всунули, а так мысли свои людям всовываете! Неизвестно, что опасней на самом деле!

Нестеров, хоть и не обиделся всерьез, был задет:

– Я не мысли всовываю, я...

Он не закончил: послышался шум подъехавших машин, и сад осветили фары.

Сад осветили фары, отчего здесь стало светло, а вокруг темнее, чем было до этого. Из тьмы вынырнули Терепаев, человек, очень похожий на спящего Мишакова, и женщина, которая тоже показалась похожей на него, и это неудивительно: она была его жена.

– Ну, наделали вы дел, братья-разбойники! – иронически поздравил Терепаев. – Александра Петровича насмерть напугали, супругу его брата тоже! Да и меня удивили.

– Нонсенс получился, научно говоря, – выразился Андрей Ильич, который всегда считал, что непонятные слова смягчают ситуацию. – Совпадение обстоятельств!

– Александр Петрович... – подошел Лев Ильич к настоящему начальнику.

Но тот отмахнулся:

– Потом!

– Напоили человека и еще оправдываются! – закричала Маша. – А ты тоже хорош! – пихнула она мужа, который мгновенно проснулся и даже, кажется, протрезвел. Но встать не мог.

Жена одна, без помощи мужчин, подняла его.

– Тебе только дай на дармовщинку, да еще с бабами за стол посади! Были женщины? Отвечай!

– Ни за что! – четко ответил Мишаков.

– Не было! – клятвенно заверил Андрей Ильич. – Их тут вообще фактически нет!

Мишакова оттащила мужа к машине, уместила его там. Наткнулась рукой на выпуклость, привычным движением залезла в карман, думая, что там припрятана бутылка. Вытащила газетный сверток, помяла его.

– Это еще что?

– Не знаю... Пирожки, наверно... На дорожку... Деревенское гостеприим... ство... – пробормотал Мишаков, уворачивая голову от резких движений рук жены, но при этом видно было, что он счастлив видеть ее и рад, что она его нашла.

– С твоим желудком только всякую дрянь и есть! – крикнула Мишакова и выкинула сверток в окошко.

А Терепаев в это время внимательно смотрел на Нестерова. И спросил братьев Шаровых:

– Это кто?

Андрей Ильич ответил уклончиво:

– В гостях человек. Из города.

– Вспомнил! – воскликнул Терепаев. – Вспомнил! – И начал приближаться к Нестерову с хорошо известным жителям нашей страны милицейским сладострастием. – Встретил я тебя наконец! Десять лет назад, еще когда таким, как ты, по шапке не дали, помнишь, ты для милиции сеанс устроил? Я тогда как дурак пришел, грыжу вылечить хотел. А вместо этого она меня еще больше мучить стала! Скажешь, не ты виноват?

Нестеров сохранял спокойствие:

– Во-первых, мы не знакомы и я с вами не на ты. Во-вторых, есть вещи, которые от меня не зависят.

– Ясно. Документы, пожалуйста.

– Они у меня дома, сейчас принесу.

– Зачем? – с нехорошей заботливостью спросил Терепаев. – Зачем трудиться? Личность мы твою и так установим – в райотделе. Прошу в машину!

Лев Ильич, будучи приятелем Терепаева, вступился:

– Слушай, ты зря. Он...

– Лев Ильич, я удивляюсь! – перебил Терепаев. – То человека крадешь, то жулика выгораживаешь! А ты не смотри так, не смотри, не подействует! – посоветовал он Нестерову. Но какая-то мысль его все-таки встревожила, он пошел к машине Александра Петровича Мишакова, который уже готов был увезти брата.

– Не возьмете пассажира?

– Куда? – спросил Александр Петрович.

Терепаев заглянул в машину: на заднем сиденье развалился Мишаков-старший, на переднем – его жена. Некуда действительно.

– Ладно, садись ко мне! – приказал Терепаев Нестерову. – Но сзади и чтобы без фокусов!

Нестеров, пожав плечами, сел в уазик Терепаева. Они тронулись. Однако буквально через минуту Терепаев, не оборачиваясь и остерегаясь смотреть в зеркало заднего обзора, сказал:

– Прекрати!

– Я ничего не делаю.

– А почему болеть начало?

– Не знаю.

Терепаев поморщился.

– Вот зараза... Ты меня так угробишь, пока доедем! А ну, вылазь из машины! – ударил он ногой по тормозу.

Нестеров не заставил себя уговаривать и вышел.

Терепаев вытер холодный пот со лба.

– Фу... Сразу легче стало! Ничего, еще увидимся.

Он уехал, а Андрей Ильич сказал уважительно:

– Ловко вы его!

– Да ничего я не делал! – сказал Нестеров, который в отличие от большинства целителей не любил приписывать себе то положительное, что произошло с больным.

– А что это тогда? – не унимался Шаров.

– Самовнушение.

– Вот! Так и надо действовать! – тут же сделал Андрей Ильич вывод в свою пользу. – Зовем самого большого начальника, а вы сначала делаете ему плохо, а потом делаете так, чтобы он себе самовнушил, что ему будет хорошо только тогда, когда он нам сделает хорошо! Гениально!

Лев Ильич посмотрел на брата с печалью.

А Нестеров никак не посмотрел. Он сунул руки в карманы и ушел в ночь.

Братья с грустью разглядывали упавший сверток, из которого высыпались деньги.

– Теперь еще хуже будет, – сказал Лев Ильич.

– Хуже некуда, – утешил его Андрей Ильич.

Глухая ночь настала.

Нестеров в своем доме стоит перед зеркалом.

Он стоит перед зеркалом и говорит:

– Тяжелая теплая рука поднимается... Поднимается...

И рука в самом деле поднимается. Но Нестеров недоволен. Он сжимает ее в кулак, хочет ударить о стену. Но передумывает, опускает и, отвернувшись от зеркала, спрашивает ночь за окном:

– Что я тут вообще делаю?

Ночь не ответила – и мы промолчим.

Мы скажем только, что не одному ему не повезло. Ну да, был он сегодня не в своей тарелке. А Шаровы, что ли, в своей? А тот же Мишаков, которого приняли за другого Мишакова? А Вадик, ревнующий Нину? А Нина, которую пригласили для увеселения постороннего мужчины? А Шура, которой только зря разбередили одинокую душу? Все были не в своей тарелке, потому что и Анисовка не в своей тарелке. А Россия, что ли, извините за публицистику, в своей тарелке – с этим сонмом людей, которых принимают за других, с этой куплей-продажей ради якобы святого и якобы святым ради купли-продажи и прочими вывертами? И это очень грустно, хотя и не трагично пока. Терпимо пока. Посмотрим.