"Невеста-изменница" - читать интересную книгу автора (Мартин Кэт)

Глава 2


Джеред сидел в парадной столовой на стуле с высокой спинкой во главе длинного полированного стола из красного дерева с двадцатью шестью стульями вокруг. Справа от него занимала место Элизабет, слева — Мейсон и Френсис.

В огромной газовой хрустальной люстре над столом горели высокие свечи. На столе стояли тарелки с золотой каймой из тончайшего севрского фарфора.

Для такого робкого маленького мальчика, как Джеред, столь пышная обстановка была чересчур официальной. Но Френсис настояла именно на этом, и Элизабет не сочла нужным спорить, поскольку отмечали его седьмой день рождения.

Еда была столь же великолепной, как и обстановка: густой суп, жареная куропатка, фаршированная орехом, омар в сливочном соусе, множество овощей и свежевыпеченный хлеб. На десерт подали разнообразные пирожные, пироги и заварной крем в форме лебедя.

Нужно было сделать в форме лошади, подумала Элизабет, — Джеред с малых лет обожал лошадей.

— Ладно, малыш, настала пора открывать подарки.

Щелкнув пальцами, Мейсон подозвал двух лакеев, стоявших у стены. С подарками в руках они ринулись вперед и поставили их на стол перед ее сыном.

Взглянув на подарки, Джеред перевел сияющий взгляд на Элизабет.

— Какие они красивые, мама!

Упаковка всегда восхищала ее сына не меньше, чем сами подарки. На большой коробке в ярко-красной бархатной бумаге, украшенной птичкой с красными перьями, стояла коробочка поменьше, обернутая в серебряную бумагу, с огромным бантом из голубого атласа. Ее подарок, обернутый в темно-коричневый шелк и перевязанный простой золотой лентой, был самым маленьким.

— Какой мне открыть первым? — спросил Джеред, остановив взгляд на матери.

— Может, этот? — Мейсон подтолкнул к нему упаковку в красном бархате.

Чучело красной птички от движения закачалось. Джеред снял птичку с коробки и погладил рукой перышки.

— Жаль, что она больше не летает.

Он был добрый мальчик и любил всех животных, даже если из них сделали чучела.

— Открой подарок.

Мейсон пододвинул к нему коробку еще ближе, Джеред протянул к ней руку и едва не свалил ее со стола.

— П-прости… прости, дядя Мейсон. — Улыбка сошла с его лица.

— Не стоит извинений, мальчик. Дай я помогу.

Элизабет сжала зубы, когда Мейсон, подтянув к себе коробку, сорвал с нее красную бархатную бумагу и, открыв крышку, вернул Джереду. Элизабет увидела, что коробка доверху набита армией оловянных солдатиков — в красно-белой униформе британской армии и наполеоновских солдат в голубых мундирах. Вещи такого рода нравятся всем маленьким мальчикам, и карие глаза Джереда загорелись от радости.

Элизабет поежилась. На нее нахлынули воспоминания о Рисе и о том, что их разлучила армия. В памяти промелькнула сцена, когда, одетый в алую униформу, он неожиданно появился в Олдридж-Парке, такой ослепительно красивый, что у нее защемило сердце. Узнав о ее предательстве и поспешном бракосочетании с графом, он назвал ее изменницей и шлюхой и ушел, оставив ее дрожащую, с разбитым сердцем.

Встряхнувшись, Элизабет прогнала видение. У нее снова разболелась голова и во рту пересохло. Она видела, как Джеред распаковал вторую коробку, в которой оказался вязаный жакет, купленный Френсис. Вежливо поблагодарив ее, ребенок потянулся за последним подарком.

Посмотрев на мать, он улыбнулся, зная, что это подарок от нее.

— Надеюсь, он тебе понравится, — сказала Элизабет. Она чувствовала страшную усталость, но надеялась, что никто этого не замечает.

Джеред аккуратно развязал золотую ленточку, снял шелковую обертку и, отложив в сторону, приоткрыл крышку коробки. Внутри на ложе из шелковой ткани покоился маленький серебряный единорог высотой в пять дюймов, с массивной шеей и могучими передними ногами.

Джеред осторожно извлек лошадку из коробки и с благоговением стал ее разглядывать.

— Единорог, — произнес он, гладя пальчиками блестящую лошадку, сверкающую в свете люстры, висевшей в центре стола. — Он замечательный, мама!

У Джереда была коллекция из четырех единорогов. Он любил лошадей всех форм и размеров, особенно загадочные существа с волшебным рогом на лбу.

— Я назову его Красавчик.

Мейсон тщательно вытер салфеткой усы и отодвинул от стола стул. На детей ему не хватало терпения, и сейчас его терпение, похоже, истощилось.

— Уже поздно. Твой день рождения прошел, пора спать.

Несмотря на сонливое состояние и пульсирующую боль в голове, приступ гнева, охвативший Элизабет, заставил ее подняться.

— Джеред — мой сын, не твой. И только я могу сказать ему, когда идти в постель.

Она почувствовала, что кто-то дергает ее за юбку голубого вечернего платья из шелка. У нее кружилась голова. Она не заметила, как Джеред встал со стула.

— Все в порядке, мама. Миссис Гарви уже ждет меня.

Миссис Гарви была его няня, добрая седоволосая женщина, дети которой давно стали взрослыми.

Элизабет прижала к себе сына.

— С днем рождения, милый. Я попрошу лакеев отнести подарки к тебе в комнату. — Она провела рукой по его густым темным волосам, стараясь пригладить непослушный вихор. — До встречи утром.

Джеред оглянулся на Мейсона. Заметив хмурое выражение его лица, он отодвинулся от матери.

— Спокойной ночи, мама.

У Элизабет сжалось сердце.

— Спокойной ночи, милый.

Прижав серебряного единорога к груди, Джеред отвернулся и вприпрыжку выбежал из столовой.

Час спустя Элизабет сидела на гобеленовой банкетке перед зеркалом за туалетным столиком. Было поздно. Большинство обитателей дома уже спали. Она немного прикорнула перед ужином и все же чувствовала себя усталой. Последнее время она никак не могла выспаться.

Прикрыв рот рукой, Элизабет зевнула, гадая, хватит ли ей сил почитать перед сном. В этот момент дверная ручка повернулась, дверь бесшумно распахнулась и в спальне появился Мейсон Холлоуэй.

Элизабет вскочила с места. На ней была лишь белая хлопковая ночная сорочка — едва ли подобающий наряд для приема гостей мужского пола.

— Что ты здесь делаешь?

Она протянула руку за стеганым халатом, лежавшим на бюро, но Мейсон опередил ее.

— Я увидел свет под твоей дверью и подумал, может, тебе нужна компания.

— О чем… о чем ты говоришь? Уже поздно, Мейсон. Твоя жена будет волноваться, куда ты пропал.

— Не жена решает, где мне проводить вечера.

Отбросив в сторону ее халат, он подошел к ней сзади и, положив большие руки ей на плечи, начат грубо их массировать.

У Элизабет от отвращения мурашки побежали по коже. Она сбросила с себя его руки и резко повернулась к нему лицом. От этого движения у нее все поплыло перед глазами, и она слегка покачнулась.

Мейсон схватил ее за руку, чтобы она не упала.

— Все еще плохо себя чувствуешь?

— Убирайся, — сказала Элизабет, вырвав у него руку. В голове у нее стоял шум, и слова прозвучали неубедительно.

Мейсон наклонился к ней и прижался ртом к ее шее. Его усы, защекотав ее кожу, вызвали у Элизабет приступ тошноты.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я ушел, — произнес он томно. — Я нужен тебе, Элизабет. Тебе нужно то, что я могу тебе дать.

У нее свело живот.

— Я закричу! Если не уйдешь сию же секунду, клянусь, я переполошу весь дом…

Мейсон тихо рассмеялся. В свете лампы, стоявшей на ночном столике, его глаза блеснули огнем сладострастия.

— Возможно, время еще не пришло. Но скоро, очень скоро я приду, и ты примешь меня, Элизабет. У тебя не будет иного выбора.

«У тебя не будет иного выхода…» Боже милостивый! Слова эти прозвучали с такой убежденностью, что у нее волосы на голове встали дыбом.

— Убирайся!

— Спокойной ночи, дорогая! — Мейсон улыбнулся. — Увидимся утром.

Он вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь, а Элизабет осталась стоять в неподвижности. В голове стучало, с новой силой прихлынула тошнота. Осев на банкетку, она попыталась успокоиться. При мысли о Джереде и грозящей ему опасности ее глаза наполнились слезами.

Дом стал опасным местом для них с сыном. Время пришло. Пора было уходить.

Не обращая внимания на пульсирующую боль в голове, Элизабет призвала на помощь всю свою силу и решимость. Встав со скамеечки, подошла к шнуру колокольчика и позвонила Софии, своей служанке. Затем, преодолевая новый приступ тошноты, она пошарила под кроватью, вытащила оттуда тяжелую кожаную сумку и поставила ее на пуховой матрас.

Зевая, в комнату вошла заспанная Софи с торчащими во все стороны темными волосами.

— Вы звонили, миледи?

— Мне нужна твоя помощь, Софи. Я уезжаю.

Зеленые глаза девушки расширились.

— Сейчас? В середине ночи, миледи?

— Поднимись наверх и разбуди миссис Гарви. Скажи ей, чтобы она одевалась. Мы немедленно уезжаем. Пусть соберет сумку для себя и Джереда. Скажи еще, чтобы ждала меня внизу у двери, ведущей в каретный сарай.

Осознав серьезность намерений хозяйки, Софи выпрямилась.

— Как будет угодно, миледи.

— Когда справишься со всем, ступай на конюшню и скажи мистеру Хоббсу, чтобы приготовил мою карету. Малую. Только пусть он не подгоняет ее к парадному входу. Скажи, я сама к нему приду.

Софи уже повернулась, чтобы бежать исполнять поручения, когда Элизабет крикнула ей вдогонку:

— И никому больше не говори о моем отъезде!

Маленькая горничная все поняла и, сделав торопливый книксен, бросилась к двери. Она и сама недолюбливала Мейсона Холлоуэя, хотя никогда этого не говорила. К моменту возвращения горничной Элизабет уже оделась в простое черное шерстяное платье. Ее волосы были собраны на затылке в тугой узел, и под подбородком завязаны ленты безупречной черной шляпки.

— Помоги мне с последними пуговками, — попросила Элизабет горничную, поворачиваясь к ней спиной.

Когда все было готово, Элизабет сняла с крючка рядом с дверью черную шерстяную шаль и накинула себе на плечи. Даже от столь незначительного усилия ее качнуло.

Софи в тревоге бросилась к хозяйке:

— Миледи!

— Со мной все в порядке. Обещай только, что до утра никому ничего не скажешь.

— Конечно. Можете довериться мне, миледи. Умоляю, будьте осторожны.

Элизабет улыбнулась, тронутая преданностью девушки:

— Я буду осторожна.

С сумкой в руках она направилась к лестнице для слуг и вскоре оказалась у двери, ведущей на конюшню. Там с двумя небольшими сумками и Джередом стояла миссис Гарви. На Элизабет взглянули его большие обеспокоенные карие глаза.

— Куда мы едем, мама?

До последнего мгновения Элизабет и сама толком не знала, куда она отправляется. Теперь, посмотрев на сына и почувствовав очередной приступ головокружения, она поняла, что должна делать.

— На встречу со старым другом, — сказала она, моля Бога, чтобы в уголке его сердца еще сохранилась хотя бы малая толика прошлых чувств.