"Дети погибели" - читать интересную книгу автора (Арбенин Сергей Борисович)ШАРЛОТТАПоздним вечером в кабинет Морозова вошёл офицер НКВД. В новенькой, с иголочки, шинели, в надраенных до блеска мягких яловых сапогах. – Товарищ Морозов? Николай Александрович? Морозов, скрывая волнение, привстал. – Так точно… То есть, собственно, – да. – Прошу вас собраться: вас вызывают в Кремль. Машина ждёт во дворе усадьбы. – Что? – не понял Морозов. – В Кремль, – громко повторил офицер; видимо, подумал, что Морозов по причине преклонного возраста плохо слышит. – Э-э… – Морозов вышел из-за письменного стола. – Прямо сейчас? – Сейчас. – Гм… А что нужно взять с собой? Офицер удивился, пожал плечами. – Указаний не было… Да и зачем вам что-то брать? Указание было такое: чтобы, извиняюсь, костюм и галстук. Поторжественней. Морозов поправил очки, суетливо заметался по кабинету. – Я понял. Хорошо. Вы здесь подождёте? Или пройдёте в гостевую комнату? – Спасибо. Я подожду вас во дворе, у машины. Во дворе стоял автомобиль чёрного цвета; офицер услужливо открыл заднюю дверцу. – Садитесь, Николай Александрович! – Благодарю… Морозов уселся на непривычно мягкое, и оттого неудобное сиденье. Офицер захлопнул дверцу, сел впереди, рядом с водителем. – Ну, поехали, – сказал он водителю. – Да с ветерком! Глубокой ночью приехали в Кремль. У Морозова снова слегка кружилась голова от слишком быстрой езды. Офицер провёл Морозова мимо часовых, вошёл в здание. К ним навстречу быстро вышел Енукидзе. – Как доехали, Николай Александрович? Как здоровье? – Благодарю… Всё хорошо… – Товарищ Сталин ждёт вас. И Енукидзе повёл Морозова по ковровым дорожкам, мимо часовых, коридорами и лестницами. Дверь в кабинет Сталина была открыта. Увидев Морозова, Иосиф Виссарионович отложил трубку, поднялся из-за стола. Поздоровался за руку, как и в первый раз. – Рад видеть вас, Николай Александрович, в добром здравии, – сказал Сталин. – Садитесь вон туда, поближе к моему рабочему столу. Сел сам, взял со стола лист бумаги. – Вот, ознакомьтесь… – Что это? – робко спросил Морозов. Сталин едва заметно усмехнулся в пышные усы. – Указ о присвоении вам и ещё ряду товарищей звания Героя Социалистического Труда… Завтра этот указ будет опубликован в газетах, а вечером на торжественном заседании состоится и награждение. Морозов взял указ, начал читать. Строки типографского шрифта прыгали перед глазами. – Я… – пробормотал Морозов. – Даже не знаю, что сказать… Разумеется, кроме слов благодарности за безмерную заботу партии и правительства… Спасибо! Огромное спасибо, товарищ Сталин! – Э!.. – пренебрежительно взмахнул рукой Сталин. – Это партия и правительство вам благодарны за многолетний добросовестный труд. Ведь вся ваша жизнь похожа на подвиг: борьба с самодержавием, многолетнее заключение в царских застенках, самоотверженное служение науке… Сталин помолчал. – У вас, вероятно, будет нелёгкая ночь… – Ничего! У меня часто бывает бессонница, товарищ Сталин. Я привык. – Что ж! Тогда вам не составит большого труда до утра написать краткую ответную речь после награждения и показать её мне. А пока… Сталин взял трубку, но закуривать не стал, просто пососал мундштук, и начал крутить трубку в руках. – Пока я хотел бы задать вам несколько вопросов. В продолжение нашего сентябрьского разговора. Если вы помните… – Да разве такое забудешь! – искренне сказал Морозов, прижимая руки к груди. Сталин отложил трубку. Слова Морозова показались ему двусмысленными. Пришёл на ум каламбур: «Морозов – сморозил». Да… Велик русский язык! – Не беспокойтесь, я вас не задержу… Скажите, Николай Александрович, сколько раз вы были в эмиграции? – Два раза… товарищ Сталин… – голос Морозова упал. – Нэ волнуйтесь! Мне просто интересно. Я читал ваши воспоминания. Вы встречались за границей с некоторыми видными деятелями российского революционного движения… – Да, все эти встречи я описал: Ткачёв, Степняк-Кравчинский, князь Кропоткин… – Морозов сбился: память внезапно подвела. Сталин подождал продолжения, потом спросил с интересом: – Ас кем ещё, кроме Кравчинского и Кропоткина, вы встречались в эмиграции? – Со многими встречался, Иосиф Виссарионович… Например, с Карлом Марксом. Сталин совершенно по-кавказски поцокал языком от удивления. – Я просил Маркса передать нам его произведения, которые он сочтёт нужным. Для русского перевода и публикации в революционных изданиях. Карл Маркс дал несколько своих работ, и в том числе «Манифест Коммунистической партии». Его перевёл Герман Лопатин, если мне не изменяет память. – Вот как? – сказал Сталин. – Вы были тогда членом Интернационала, его центральной секции? – Да. Меня избрали в Женеве, на закрытом заседании секции. Кроме меня избрали также видного народовольца Саблина, погибшего впоследствии от рук царских сатрапов… Морозов споткнулся и на мгновение замолчал. Саблин не погиб: он застрелился при аресте. А перед этим, во время перестрелки, получил несколько ранений. Было это, кажется, на конспиративной квартире в Сапёрном переулке… Но вождь спрашивал не о Саблине. И Морозов, переведя дух, начал сбивчиво рассказывать о заседании, о том, что вновь принятых членов встретили рукоплесканиями, о том, как торжественно вручили удостоверение с печатью «Международной ассоциации рабочих». Сталин слушал молча, не перебивая. Лишь иногда кивал. Когда Морозов закончил, Сталин начал набивать трубку табаком, из папирос «Герцеговина-Флор», разминая их пальцами. Пауза затягивалась. – А ведь вы мне не всё рассказали, товарищ Морозов, – внезапно, с оттенком укоризны, произнёс вождь. И посмотрел на Николая Александровича из-под набрякших век. Морозов смутился, побледнел. – Прошу прощения, Иосиф Виссарионович… Память уже подводит… – Э! – снова пренебрежительно взмахнул рукой Сталин. – Что память? Память тут ни при чём… Вы ведь не только с Карлом Марксом встречались и с Кропоткиным… С Плехановым, кажется, тоже? – Нет! С Плехановым я не встречался. К тому времени Плеханов уже создал собственную партию, отколовшуюся от «Земли и Воли» – «Чёрный передел». Плеханов был решительным противником террора. И, как ни странно, Вера Ивановна Засулич, стрелявшая в градоначальника Трепова, стала одной из самых активных членов «Передела»… Зачем же ему было встречаться со мной, членом дезорганизационной группы Исполкома?.. – Верно, – отозвался Сталин. – А, кстати, какой псевдоним был у князя Кропоткина в среде так называемых истинных лигеров? Морозов, сбитый с толку, закашлялся. Сталин ждал. И одновременно вспоминал. Кропоткина он знал достаточно хорошо. Мятежный князь, географ и… очень навязчивый старик. Вернувшись после революции в Россию, Кропоткин начал забрасывать письмами ЦК, добился встречи с Ильичом. Протестовал против практики взятия заложников… И ведь Ильич ему уступал: то просил Дзержинского выпустить детей и женщин, то каких-то якобы заслуженных деятелей революционного движения, то литераторов и учёных… Гордый был князь. Голубая кровь. От спецпайка отказался. Жил в Москве. Голодал. Время было трудное… Когда шведские анархисты пригласили Кропоткина переехать в Швецию – опять отказался. Переехал, кажется, в городок Дмитров: там и с дровами было полегче, и с едой. Но в 1920 году здоровье князя резко пошатнулось, и он умер, не дожив до окончания Гражданской войны… Сталин посмотрел на Морозова. – Не понимаю, Иосиф Виссарионович… – пробормотал тот. – Что это значит: «истинные лигеры»? Взгляд Сталина стал пронзительным. Он помедлил, вздохнул и сказал: – Вам лучше знать, господин «Шарлотта»… Впрочем… На сегодня достаточно разговоров. Я вижу, что вы утомлены… Рекомендую вам переночевать здесь, в Кремле: так будет удобнее. Морозов поднялся. – Спасибо, Иосиф Виссарионович! Сталин кивнул: – Вас проводят. До свиданья, Николай Александрович. «А ниточка-то не оборвалась, – подумал Сталин, неторопливо прохаживаясь по ковровой дорожке кабинета. – Проследить её, эту ниточку. И пэрэрэзать!» Он уже знал, кому можно поручить это сверхсекретное и архиважное дело. Пусть Морозов пока поупирается… Молодец, что тут сказать… Но недолго ему упираться осталось. Сталин тут же вспомнил подходящую русскую пословицу: «Не мытьём – так катаньем!» Революционер. Террорист. Каторжник. Учёный-энциклопедист… Ничего! Обласкаем – растает. И сам… Сам всё расскажет! |
||
|