"Лесь" - читать интересную книгу автора (Хмелевская Иоанна)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОГРАБЛЕНИЕ ВЕКА

Вот уже некоторое время в архитектурном бюро явственно вырисовывались существенные финансовые затруднения.

Началом и непосредственной причиной этому послужил заманчивый и грандиозный конкурс, в котором, по решению директора, все бюро приняло непосредственное участие.

Предложение было весьма соблазнительным, так как необходимо было разработать проект туристского комплекса в Польше, на самых выгодных участках. Запроектировать следовало все: начиная от урбанистики и кончая эстетикой мусоросборников. Дополнительным стимулом являлось то, что комплекс был предназначен для иностранных туристов. Победа в конкурсе означала славу и известность, не говоря уже о больших деньгах!

Директор сразу представил себе толпы восхищенных иностранцев, массами наводняющих прекрасные запроектированные гостиницы, плавающих в красочных бассейнах, льющихся потоками по паркетам ресторанов и кафе, издающих крики восхищения на каждом шагу. В своих снах он видел бледнеющие от зависти лица и застывшие глаза заграничных архитекторов. Всюду ему мерещились хвалебные отзывы в отечественной прессе и в заграничной периодике, они прыгали по всем стенам и потолкам на всех мыслимых и немыслимых языках, а однажды подобная статья явилась ему на арабском языке арабскими крючками, причем он не мог ни понять, ни прочитать этой статьи, но твердо знал, что статья была самой хвалебной из всех остальных. Он уже видел себя в окружении высокого начальства, выказывающего ему свою признательность, на своей груди он ощущал тяжесть наград, а однажды ему приснился сам премьер-министр, который остановил возле него свой мерседес, вышел и публично, при всех, принес ему личные поздравления и благодарность.

Правительственная особа явилась последней каплей, и директору без особого труда удалось вдохновить своих подчиненных на разработку конкурсного проекта.

Почти три месяца продолжалась работа над проектом. Почти три месяца около дюжины работников забывали о своих непосредственных служебных обязанностях, самоотверженно отдаваясь черчению, лепке, рисованию, оформлению и вычислениям, жертвуя на это все свои последние средства, не досыпая, тратя свои силы и здоровье. Воплощая в жизнь сумасшедшую мечту, вдохновленное творческим воображением, претворяя в реальный проект свои мечты, бюро до последней минуты изменяло, перерабатывало, улучшало проект, не обращая внимания на время. И вдруг оказалось, что беспощадное время куда-то испарилось и наступили последние сутки.

Последние сутки явились как конец света, землетрясение и дантовский ад, соединенные вместе.

В семь часов вечера великолепный макет проекта был уже совсем окончен. Януш и Каролек сбивали ящик из досок, в котором макет должен был быть отправлен во Вроцлав. Барбара, не обращая внимания на все нападки, тщательно, и аккуратно выписывала зеленой краской последние травинки. Влодек феном для волос сушил последние фотографии, а директор топал ногами и рвал на себе волосы в интролигаторском отделе, где испытывались на прочность балки. В десять часов оказалось, что в одном интерьере отклеилась целая стена, выложенная клинкером. В половине одиннадцатого кто-то сигаретой прожег последнюю страницу технического проекта, старательно оформленного пани Матильдой. В одиннадцать, во время упаковки, оторвался камин котельной. В одиннадцать тридцать все учреждение потрясло известие, что в автомобиле Влодека испортилось зажигание, а это был автомобиль, на котором проект предполагалось доставить на вокзал, и другого не было, потому что в автомобиль нельзя было втиснуть весь проект. Ящик с макетом мог поместиться только в багажник вартбурга-комби, принадлежащего Влодеку. Поиски багажного такси не привели бы к успеху, потому что такси не филантропическая организация, а с момента включения в конкурс финансовые средства бюро были почти на нуле.

Ровно в полночь истекал последний срок представления на конкурс всех материалов.

Директор все же решил бороться до конца. Ведь рядом с ним находилась хорошо знающая все административные дела пани Матильда, издающая мало понятные, но наполняющие его душу надеждой восклицания:

– Число!.. – бормотала она в отчаянии, – Сегодняшнее число! Только через мой труп!.. Число!..

В первом часу ночи на улице перед бюро можно было услышать голоса:

– Эх, взяли! Еще раз взяли! Толкай же, к черту, чего ты стоишь, словно столб! Раз-два, взяли! Двигайся в тройке! В тройке!!! Ты что, думаешь, что мы так и будем толкать до самого вокзала?!

Доведенные до крайности сотрудники все же преодолели соблазн поссориться , что уже явственно висело в воздухе.

Почта на вокзале была последней преградой на пути к славе. Это препятствие взяла на себя пани Матильда.

С пылающим взором она безошибочно выловила женщину, которая ставила штампы с датами на почтовых отправлениях. Бросив на произвол судьбы мечущихся вокруг тяжестей будущих лауреатов, она настигла эту женщину. Бормоча какие-то непонятные слова, она вытащила ее из-за стола, завлекла в женский туалет и там, рыдая, как белуга, упала ей на грудь.

– В ваших руках наше будущее! – рыдала пани Матильда, – В ваших руках наша жизнь! Мы для вас сделаем все! Все!..

Одной рукой повиснув на ее шее, пани Матильда другой рукой пыталась всунуть ей последние, спрятанные на черный день сто злотых. Из речей, слезливых, драматических и временами даже кровожадных, ошеломленная женщина все же поняла, что дело заключается в сущем пустяке – просто необходимо было на эту громоздкую посылку поставить штемпель с вчерашним числом.

– Всего полтора часа! – рыдала пани Матильда. – Полтора часа!.. И вся жизнь!.. Что для вас полтора часа!..

Совершенно растерянная, чрезмерно удивленная работница почты прониклась сочувствием к трагедии, совершенно ей не понятной, но происходящей у нее на глазах и на груди. Кроме того, у нее возникли сомнения относительно душевного здоровья пани Матильды, и на всякий случай она решила не нервировать ее. Она крутанула в штемпеле одно колесико и принялась ставить печати одну за другой. Пани Матильда, с распущенными волосами, с горящими глазами, угрюмо следила за ней, словно палач, не выпуская из поля зрения ни одного действия. Когда был поставлен последний штемпель, пани Матильда глубоко и облегченно вздохнула.

– Ваши старания воздадутся вам сторицей, – торжественно произнесла она. Тогда ошеломленная работница почты вспомнила, что ей в интимном месте всучили что-то вроде взятки, и попыталась вернуть деньги, но пани Матильда угрожающе мотнула головой и, издавая протестующие возгласы, спешно ретировалась. Конкурсный проект отбыл в назначенный срок!

На следующий день выяснилось, что еще неделю тому назад, вследствие просьб и протестов большинства авторов, сроки представления проектов были перенесены на месяц вперед. Это известие не дошло вовремя до одуревших от творческого горения сотрудников, его не получил даже менее одуревший главный инженер. Весть, пришедшая после стольких мучений, уже не вызвала никакой реакции.

Измученный от перенапряжения коллектив архитектурного конструкторского бюро с тяжелым вздохом отер пот со своего лица и приступил к выполнению запущенных дел. И тут вырисовалась следующая невеселая картина.

В течение трех месяцев договоры с заказчиками лежали мертвым грузом, все сроки выполнения заказов давно прошли, премий не было, зато всплыли финансовые санкции за невыполнение договорных обязательств. К счастью, эти санкции были не очень значительными, ибо, несмотря на то, что директор совершенно утратил здравый смысл и заинтересованность в земных делах, его главный инженер сохранил и здравый смысл и ясность мысли относительно непосредственных служебных обязанностей. Разработанный им план деятельности бюро на ближайшие полгода позволял надеяться, что при интенсивной работе всех сотрудников и максимальном напряжении сил бюро снова станет на ноги, если, конечно заказов будет в достаточном количестве.

Получить достаточное количество заказов тем не менее было довольно трудно, потому что недоверие со стороны заказчиков, вызванное нарушением сроков выполнения заказов, привело к тому, что те не торопились что-либо заказывать. Поэтому победа в конкурсе и получение заказа на реализацию конкурсного проекта стали насущной проблемой и единственным выходом из этого запутанного положения. В ожидании еще очень далеких результатов конкурса все как один сотрудники бюро объявили себя готовыми к самой интенсивной деятельности. Эта деятельность исключала всякую иную активность на стороне. Никаких халтур! Никаких посторонних заказов, никаких дополнительных заработков! Все силы для бюро!

А конкурс, между прочим, выкачал до самого дна все служебные и личные сбережения…

Влодек, бледнея, обнаружил, что учтивый директор ОРСа lt;Obsluga Ratalnej Sprzedazy – Бюро по продаже в рассрочку – польск.gt; соглашался отсрочить очередной взнос за автомобиль. Но теперь необходимо было уплатить по крайней мере три очередных взноса, а, может, и четвертый, что составляло семь тысяч двести злотых или – все пропало!

Януш и Каролек оказались на пороге исключения из жилищного кооператива, который требовал от каждого из них скромной суммы в шестнадцать тысяч, причем благодаря каторжному труду своих родичей, Янушу не хватало около девяти, а Каралеку – восьми тысяч.

У прекрасной Барбары в самом разгаре был ремонт квартиры. Ее супруг, занятый докторской диссертацией по химии, отказался участвовать в этом строительном мероприятии, и все заботы и ответственность пала на ее плечи. В ее дивных глазах горели искорки грусти, когда она своим сладким голосом уговаривала по телефону столяра, что в самое ближайшее время она выплатит причитающуюся ему сумму в семь тысяч злотых. Тоскливый блеск в ее глазах свидетельствовал о том, что в ближайшее время никакие усилия не позволят ей достать эти семь тысяч.

У Леся было хуже всех. Четыре счета за телефон, три за свет и три за квартиру составляли вместе круглую сумму в четыре тысячи злотых, которая не поражала размерами, но привела к отключению телефона, электричества и газа. Лесь с большой охотой воспользовался бы кредитом богатых приятелей, но, с одной стороны, у него не было богатых приятелей, а с другой, – он и так уже был должен различным лицам около пяти тысяч. Смертельно боясь вступать в конфликт с ОРСом и пытаясь скрыть от жены свое плачевное финансовое положение, он до самого последнего момента регулярно платил взносы за холодильник и телевизор, но крайне нетактичное поведение Бюро по уплате за телефон и Бюро инкассо, которое ведало платежами за электричество и газ, потрясло до основания фундамент его семейного счастья и радикально изменило его тягу к семейному очагу.

Главному инженеру, постепенно выплачивающему долг за односекционный домик, не хватило денег на очередной взнос, директор бюро увидел дно копилки в тот момент, когда уже стал считать себя полноправным владельцем автомашины. Анджей, санинспектор, был вынужден отложить свою свадьбу из-за невозможности купить обручальные кольца, что произвело очень невыгодное впечатление на родителей невесты. Личная свобода Стефана, тоже санинспектора, подверглась опасности, поскольку он, будучи виновником небольшой автомобильной аварии, не в состоянии был выплатить компенсацию за повреждения, и ему грозило тюремное заключение на несколько недель. Оставшаяся часть персонала, выбиваясь из последних сил, также была на грани банкротства.

Короче говоря, финансовое состояние архитектурного учреждения достигло дна пропасти.

Игру в тото-лотко lt;польский вариант спортлотоgt; каждый из них начал давно, в одиночку и вслепую. Очень скоро выяснилось, что в эту игру ударились все, видя в ней единственное спасение перед наступающей финансовой катастрофой. Хаотическая и неорганизованная деятельность постепенно вытеснялась применением научных методов. Поздними вечерами, собравшись все вместе, они производили сложнейшие математические расчеты, овладевая все более новыми, улучшенными системами игры.

Улучшенные системы выдали одну четверку и три тройки, что ни в коем случае не могло удовлетворить шестерых играющих. Нужда и отчаяние усиливались. Не отвергая научных методов, они решили привлечь к игре сверхъестественные силы.

Вдохновение пришло к Лесю, жена которого регулярно пичкала его белым сыром и творогом, и он питал к ним искреннее отвращение. Но, видимо, белый сыр положительно повлиял на некоторые участки его мозга, потому что однажды вечером, в пятницу, Лесь сказал задумчиво:

– Вы знаете, мне кажется, что мы ошибаемся. В этом тото-лотко все случайно, правда? Наши методы хороши, и все должно получиться, только неизвестно когда. Может, это будут как раз последние возможные числа?

– А что ты можешь предложить? – спросил Каролек, с интересом приглядываясь к Лесю, и добавил:

– Слушай, давай поменяемся. Дай мне твой сыр, а сам возьми у меня яйцо. Я уже смотреть не могу на яйца.

– Что ты говоришь! А я – на сыр! – утешился Лесь, с удовольствием соглашаясь на обмен. – Я думаю, что мы в какой-то мере тоже должны рассчитывать на случай. Не полностью, но хотя бы частично…

Засидевшийся в своем кабинете директор услышал вдали голоса сотрудников и почувствовал глубокую признательность. Какие исключительные у него подчиненные! В такой поздний час!.. Он посмотрел на часы. В десятом часу и такая тяга к работе, такое оживление! И это в конце рабочей недели, в пятницу, когда за плечами нелегкая трудовая неделя, не говоря уже о тех трех месяцах тяжелейших усилий! Нет, в самом деле, с такими сотрудниками горы можно перевернуть!..

Голоса вдали иногда стихали, иногда весьма значительно усиливались. У взволнованного до глубины души директора проснулось любопытство. Интересно, какую творческую проблему решают сейчас его сотрудники, что вызывавает такую горячую дискуссию? Он ощутил в себе потребность разрешить своим авторитетом их споры, встал и, переполненный возвышенными чувствами, направился в комнату таких родных и близких его сердцу архитекторов.

В тот момент, когда он поворачивал дверную ручку, за которой только что царила тишина, он услышал нетерпеливый и гневный голос:

– Ты куда плюешь, кретин?!

Ошеломительный с профессиональной точки зрения вопрос на мгновение задержал директора на пороге. Чрезвычайно заинтригованный, он несколько неуверенно приоткрыл дверь, и глазам его предстала картина, редко встречающаяся в проектных бюро. На полу, спиной к нему, ползая на четвереньках, кряхтя, Лесь старательно вычерчивал на полихлорвиниловых плитках зеленым мелом идеальную окружность. Спиной к кругу, на кресле стояла Барбара и держала в руках бумажный кулек в форме рога изобилия. Каролек сидел за столом, склонившись над билетом тото-лотко, а Януш вытирал о брюки коробку со спичками и мрачно смотрел на Леся.

– Вот недоумок, оплевал мне все спички! – бормотал он с возмущением.

Директор не знал, что перед употреблением зеленый мел был старательно оплеван всеми участниками и что Лесь по ошибке плюнул на спички Януша. Поэтому он мог лишь остолбенело смотреть, не в состоянии понять смысла услышанного им крика.

– Ну что, уже? – нетерпеливо спросила Барбара.

– Уже, – ответил Лесь, поднимаясь на ноги.

– Через левое плечо! – закричал Януш предупреждающе.

Барбара как-то непонятно размахнулась, и из рога изобилия посыпался дождь белых бумажек, покрывший белый круг и его границу.

Внимательно следя за полетом бумажек, архитекторы не обращали никакого внимания на директора. Януш и Лесь бросились к бумажкам, упавшим на окружность, и лихорадочно стали их разворачивать.

– Шестнадцать, – сообщил Януш Каролеку.

– Четырнадцать, – сказал Лесь.

– Бога ради, скажите, что здесь происходит? – спросил директор.

Застигнутые врасплох за сеансом черной магии, сотрудники на мгновение прекратили свою борьбу с судьбой. Они рассеянно посмотрели на директора, потом друг на друга и вернулись к прерванному занятию.

– Семнадцать, – сказал Януш. – Барбара, объясни ему, что к чему, у нас возникли сложности. Вышло восемь номеров.

– Заполним билет за пятьдесят шесть злотых, – резонно заметила Барбара. – Не мешай нам. Во внерабочее время мы имеем право на личную жизнь. Или ты можешь одолжить нам сто тысяч злотых?

Директор потрясенно замолчал. Все присутствующие невольно посмотрели на него, ибо, вопреки логике и здравому смыслу, у них вдруг блеснула сумасшедшая надежда. Выражение глаз архитекторов напоминало взгляды голодных людоедов, с вожделением глядящих на толстого миссионера, и директор стал сомневаться в здравом уме присутствующих. Ведь среди них находился Лесь…

– Мне очень жаль, но у меня нет ста тысяч злотых, – на всякий случай мягко и дружелюбно сказал директор, пятясь, выскочил за дверь и облегченно вздохнул.

А в комнате, уже без директора, черная магия забушевала уже без преград. Соединение чернокнижных методов с научными, безусловно, должно было принести свои плоды. Понедельника все ждали с нетерпением.

– Есть тройка, почему бы ей не быть, – уныло сообщил Януш в понедельник. – Если очень постараемся, то на папиросы нам хватит.

– Может быть, нужно бросать в полночь? – почти безнадежно спросил Лесь.

– В какую полночь? – равнодушно спросил Каролек.

– Он говорит дело, – сказала Барбара. – В полночь в пятницу. И при свечах.

В целях экономии количество свеч ограничено было до трех. Благодаря этому удалось поджечь не все, а лишь незначительную часть старых и ненужных фотографий. Высказанное Лесем пожелание найти еще черного кота привело всех к нервному расстройству, ибо в самом деле – забыть о таком необходимом атрибуте!

Каролек подвел итог.

– Вот что я вам скажу. Полную уверенность в выигрыше мы получим лишь тогда, когда будем играть в полночь, в пятницу, на развилке дорог, во время новолуния. Из того, что я знаю еще, у нас должен быть черный кот, летучая мышь, сова, тринадцать восковых свечей и сушеная змея. И еще вроде бы несколько пауков, но в них я не уверен.

– Никаких пауков! – бурно запротестовала Барбара.

– Кот у нас есть, – горько сказал Януш. – Любой на выбор. Летучую мышь и змею можно было бы как-нибудь достать, но восковые свечи… Разве что украсть, потому что мне кажется, что это весьма дорого.

– И как раз сейчас новолуние, – неохотно добавил Каролек.

Средства были полностью исчерпаны. Сроки платежей тучами все ниже и тяжелей нависали над головой. Финансовая гимнастика превратилась в настоящую цирковую акробатику. И вот однажды громом с ясного неба пала на бедные головы сотрудников жуткая весть и сразу отодвинула в сторону все их прозаические денежные хлопоты Пасмурным вечером, в понедельник, сразу после очередного поражения в борьбе с судьбой, три участника этой войны сидели в грустной задумчивости. Злые силы восстали против них. Несмотря на то, что удалось одолжить в одном из учреждений останки желтопузика, несмотря на двух летучих мышей и старую ворону, несмотря на то, что удалось довести число свечей до семи, несмотря на то, что в другом учреждении удалось провести вычисления на ЭВМ, несмотря на другие благоприятные обстоятельства, заполненные билеты не содержали и трех выигранных чисел. Здесь, безусловно, должно было действовать какое-то таинственное проклятие.

Потихоньку тянулся поздний вечер.

Никто уже не работал. Никто из них не проявлял также желания идти домой. Дома их ждали члены семьи, с неудовольствием и возмущением задающие глупые вопросы и жаждущие на них ответов. Ни Каролек, ни Барбара, ни Лесь не в состоянии были отвечать. Да и кто, в самом деле, мог сказать, что будет, если его выбросят из жилищного кооператива, кто может убедить строителей, справедливо требующих платы за свой труд и не получающей ее? От Леся же требовали освещения квартиры по вечерам. Лесь, конечно же, не мог выполнить этого требования В мрачной, наполненной черными мыслями тишине внезапно раздался звук, на первый взгляд, вполне невинный, о котором никто из обремененных нуждой еще не мог знать, что он возвещает появление его величества Случая – огромного и потрясающего! Этим звуком явился стук хлопнувшей двери и отголосок быстрых шагов бегущего человека, тщетно пытающегося затормозить на скользком полу. Согласно всем физическим законам, этого ему сделать не удалось, и разогнавшийся Януш влетел в комнату, задев дверной косяк и остановившись лишь возле стола Леся. Он схватился за доску и, тяжело дыша, уставился на окружающих взглядом, полным возмущения и отчаяния.

Барбара, Каролек и Лесь оторвались от своих драматических раздумий и уставились на сотоварища по несчастью.

– У тебя что, воспаление копыт? – недовольно спросил Лесь, ставя на место свалившуюся доску.

– Я… бежал… по лестнице, – еле вымолвил Януш, сохраняя на своем лице отчаянное выражение.

– Что произошло? – с тревогой спросила Барбара, невольно чуя несчастье.

– За тобой кто-то гнался? – поинтересовался Каролек.

Януш сделал несколько судорожных глотков, пытаясь вернуть себе нормальный голос, чтобы с эффектом его использовать. А затем совершенно трагически произнес:

– Все пропало, говорю я вам! Это абсолютнейший обман!

Три его собеседника повернулись в его сторону и, смутно чувствуя важность того, что им предстояло узнать, воззрились на него.

Януш еще раз судорожно глотнул.

– Я только что был у Геньо, – и в его голосе, наряду с трагическими нотками, появился металл. – У Геньо, понимаете?

– Но ведь Геньо в Италии! – с удивлением сообщил Каролек.

У них у всех мелькнуло предположение, что Януш вернулся из Италии, но, принимая во внимание, что он вышел из бюро три часа тому назад, такое предположение показалось им абсурдным.

Поэтому их недоумение усилилось, и они вытаращили на Януша глаза.

– Да не в Италии, а в Белостоке, – решительно опроверг Януш.

– Так ты был в Белостоке? – в свою очередь удивился Лесь.

– Кретин, – коротко заметил Януш и продолжал:

– Вы слушайте, что я говорю, повторять не буду, потому что меня на месте может хватить кондрашка. Геньо вернулся из Италии полтора месяца тому назад и сидит в Белостоке в компании тех щенков, которые собрались там недавно и орут, что всем утрут нос. Я его сегодня увидел здесь случайно, хотя, холера его знает, может, и было у меня какое-то предчувствие. Завтра утром он уже уезжает…

Он на минутку умолк, чтобы перевести дыхание, что позволило его слушателям упорядочить полученную информацию. Краткая, но безошибочная оценка привела к тому, что они затаили дыхание, и напряжение в комнате возросло.

– Я ждал его почти полчаса, потому что он бегал где-то по родственникам и разглядывал снимки из Италии – этот скот их всюду поразбрасывал, чтобы никто не сомневался, что он был в Италии. И проекты я тоже видел. И увидел один проект, который должен быть реализован где-то возле Неаполя. Урбанистика, гостиницы и все такое прочее. Рабоче-технический. Я запомнил его, потому что, скажу вам, это проект!..

Снова он умолк, и выражение отчаяния на мгновение сменилось у него выражением мечтательного восхищения. Но сразу же прежнее выражение вернулось к нему в еще большей степени, а напряжение у присутствующих продолжало нарастать.

– А теперь, чтобы быть кратким: когда он узнал, что мы уже отослали проект на конкурс две недели тому назад, он показал мне снимки их проекта… – Теперь Януш замолчал уже сознательно, с пониманием, что делает. Выражение страха появилось на лицах всех присутствующих. Януш вгляделся в них по очереди, оценил степень произведенного впечатления, снова перевел дыхание и сказал зловеще и выразительно:

– Один к одному – итальянский проект!

Черные, неприятные мысли, которые переполняли головы присутствующих до сих пор, связанные с финансовыми проблемами, вспорхнули и вылетели в окно, словно стая перепуганных ворон. Ужасное известие, принесенное Янушем, отодвинуло прочь все остальные вопросы. Под ногами архитекторов разверзлась пасть вулканического кратера.

Скорость света – ничто в сравнении с человеческой мыслью. Доля секунды понадобилась им, чтобы понять три обстоятельства.

Во-первых, польская организация высылает на польский конкурс украденный итальянский проект. Страшное свинство, смертельный стыд и неизгладимый профессиональный позор!

Во-вторых, тупые, дубоголовые щенки из Белостока, безнаказанно совершив это омерзительное дело и бесстыдный обман, наверняка зарабатывают первую премию и гнусным образом влезают в архитектурную элиту польского общества! Подлая, недопустимая несправедливость!

В-третьих, все остальные архитектурные организации автоматически утрачивают шансы и отходят на второй план. Все невероятные, тяжкие усилия, вся их творческая работа в жару, в поту выпестованные и взлелеянные произведения – летят насмарку. Катастрофа, отчаяние и конец всяческих надежд!

Только долю секунды продолжалась умственная деятельность и только долю секунды длилась тишина. Затем произошел взрыв. Три человека сорвались со своих мест и бросились на четвертого, визжа, рыча, спрашивая, требуя ответа, высказывая мнение о коллегах по профессии, предлагая способы искоренения зла и призывая на помощь сверхъестественные силы. Замешательство окончилось через четверть часа из-за того, что все охрипли, да и на столе Леся опрокинулась бутылка с тушью, и все бросились спасать залитые черной жидкостью чертежи. Тропическая атмосфера несколько охладилась.

– А все же Геньо – идиот, – сделал вывод Каролек. Неужели он не понял, что ты сообразишь, в чем дело?

– Он не знал, что я видел те снимки, – мстительно ответил Януш, старательно вытирая рейсшину Леся своим носовым платком. – Когда он уходил, то я разглядывал французский стриптиз, а когда он вернулся, то я сидел с итальянской порнографией. Ему и в голову не пришло, что в промежутке я мог видеть что-либо другое.

– Мне бы не пришло, – признался Лесь, силясь стряхнуть тушь с куска хлеба с сыром.

– Так что же делать? – нервно спросил Каролек. – Неужели мы это так и оставим?

– И речи быть не может, – мрачно сказала Барбара. – Столько свинства в мире, что я уже сыта по горло. Мы должны лечь костьми, но это свинство не пройдет!

– И что ты предлагаешь? Известить САРП lt;SARP – Stowarzyszenie Architectov Rzeczypospolitej Polskej – Союз архитекторов Польской Народной республики – польск.gt;?

Вулканическая деятельность на мгновение прекратилась. В наступившей тишине все переглянулись.

– Нет, – неохотно сказала Барбара. – Это было бы слишком…

– Да, это уже крайняя мера, – согласился Януш. – Не позволить – это одно, а донести – это другое. Если все всплывет наружу, то они будут скомпрометированы на всю жизнь. Надо дать им шанс.

– И еще необходимо было бы доказывать, а то в САРПе еще чего доброго подумают, что мы хотим подложить им свинью в собственных интересах, – брезгливо сказал Каролек.

– Конечно. А сразу доказать не удастся, потому что тот проект еще не реализован. Кажется, есть только рабочие чертежи. Проект, правда, получил первую премию на каком-то их конкурсе, но потом в него были внесены изменения. И, говорю я вам, прямо наша местность – нарисованная, сделанная! С пригорками и даже, – черт! – речка есть!

– А те снимки?

– Те снимки Геньо делал сам, потому что он там принимал участие в работе.

– На память?

– Холера его знает. Может быть, и бродили у него в мозгу какие-то мысли… Но все равно. Они сделали это наверняка по глупости, и помешать им нужно, но уничтожать их полностью, считаю, мы не имеем права…

– А полюбовно договориться не удастся?

– Что ты? Сейчас? За неделю до конкурса?

– Так что же делать?..

– Украсть, – вдруг вдохновенно сказал Лесь, который вот уже некоторое время не произносил ни слова.

В наступившей вдруг тишине три пары глаз уставились на него с выражением изумления.

– Что? – тупо спросил Януш.

– Украсть, говорю. Весь проект или хотя бы его часть. Ведь некомплектный проект они не вышлют?

Все уставились на Леся, словно перед ними была корова о двух головах и пяти ногах.

Никто ведь из них и понятия не имел о его прошлых преступных действиях и планах убийств, относительно которых кража была не стоящим внимания пустяком.

– А это идея! – медленно проговорил Януш. – Совсем неплохая мысль, – добавил он с нарастающим энтузиазмом и снова посмотрел на Леся теперь уже с удивлением.

– Как украсть? – заинтересовался Каролек.

– Не знаю, – несколько неуверенно ответил Лесь, памятуя о трудностях, с которыми столкнулась реализация его собственных преступных планов. – Наверное, всем вместе. Забраться к ним и что-нибудь стащить…

Януш отрицательно покрутил головой.

– Так просто не удастся. Они охраняют его, закрывают и вообще ходят вокруг него, как около смердящего яйца.

– Ну так что? Разве нельзя как-нибудь осторожно?

– Говорю тебе, что сторожат его как зеницу ока! А сейчас, когда дело идет к концу, они сидят день и ночь, почти без перерыва. И не взломаешь, потому что на окнах там решетки. Я там был однажды и видел.

– Может быть, поджечь их учреждение? – предложил Каролек со слабой надеждой.

– Ничего не выйдет, дом каменный, окна стальные, а двери обиты жестью. До войны там была тюрьма, а сейчас сделали учреждение.

Снова наступила полная напряжения тишина. Потрясенный полученной информацией персонал бюро лихорадочно искал выхода. В возникшем положении кража казалась единственным подходящим средством. Кража не давала возможности тем безмозглым легкомысленным дуракам совершить позорное преступление, и в то же время оставляла им лазейку для исправления. Но как произвести эту, со всех сторон справедливую и морально оправданную кражу?

– Они хоть выходят из бюро?

– А зачем? Выйдут тогда, когда будут отсылать проект.

– Так может быть, тогда?..

– Ну и что? Будешь нападать на них в маске и с приклеенной бородой, чтобы тебя не узнали? Ведь никто не должен знать, что это мы!

– У меня есть шлем с забралом, – достаточно безнадежно сказал Каролек. – Остался от каких-то предков. Он уже заржавел от времени и вообще не открывается, но того, кто находится внутри, не узнают.

– А изнутри можно что-либо увидеть?

– Нет, потому что глазные отверстия находятся в неподходящем месте.

– Да, поистине одежда высшего класса. Напяль себе на голову любую кастрюлю – это будет то же самое.

– Тихо! – крикнула нетерпеливо Барбара. – У меня есть великолепная идея!

Каролек и Януш прекратили спор о кастрюле и шлеме. Лесь оставил бутерброд с сыром, из которого выковыривал участки, залитые тушью. Все с надеждой посмотрели на украшение бюро. Украшение встало с кресла и несколько раз прошлось по комнате.

– Подведем итоги, – твердо сказало оно, останавливаясь и поворачиваясь к коллегам. – В любом случае мы не можем допустить, чтобы это свинство произошло. Не говоря обо всем остальном, оно непосредственно касается нас. Их проект не должен доехать до места назначения!

Замолчало на несколько минут, нахмурило брови и посмотрело на коллег.

– Ну и что ты намереваешься делать? – оживленно спросил Януш.

– Намереваюсь, – ответила Барбара. Она снова прошлась по комнате и снова остановилась напротив троицы. Во время этого променада в ней произошла какая-то непонятная перемена. На ее лице появилось выражение ожесточения и вдохновения, красивые глаза запылали неестественным блеском, пышная грудь взволновалась от возбуждения. Три представителя противоположного пола, почти забыв о предмете обсуждения, засмотрелись на нее как завороженные.

– Намереваюсь, – повторила Барбара. – Иного способа нет! Вы в состоянии решиться на все? В состоянии ли совершить преступление?

В ее страстном голосе горел огонь, не меньший, чем в искрящихся глазах. (Если бы она спросила сейчас, готовы ли они схватить голыми руками разъяренного тигра, то немедленно получила бы их согласие без всякого колебания!) Дружный хор трех голосов ответил ей, не просто соглашаясь, а соглашаясь вдохновенно!

– Итак, нам остается лишь один выход. Украсть проект в момент, когда те бандиты перестанут его охранять. Украсть после того, как они его вышлют на конкурс! Украсть из поезда!

Три слушателя остолбенели. Спасительная мысль! Металлический голос стоящего перед ними божества, еще звучащая в пространстве страшная решимость, видение нападения на еще не известный поезд, рождающаяся в груди надежда достичь цели с помощью интереснейшего действия – все это вместе привело к тому, что они потеряли дар речи. Вытаращив глаза, молча, они смотрели на одухотворенную Барбару, и недоумение на их лицах постепенно превращалось в удивление, признательность и восхищение.

Первым опомнился Януш. Имея невесту, красота которой почти равнялась красоте Барбары, он мог еще противостоять женским чарам.

– Идея сама по себе довольно неплоха, – сказал он с воодушевлением. – Только как мы узнаем, какой поезд повезет их проект? Все равно нужно будет сторожить…

– Ездить на всех поездах! – предложил Лесь. – Мы можем сменять друг друга.

– Нонсенс, – решительно сказала Барбара и села на свое место. – Я знаю, что говорю. Существуют исключительно благоприятные обстоятельства. У меня есть двоюродная сестра.

– И твоя кузина будет ездить? – поинтересовался Каролек.

– Идиот, – нетерпеливо сказала Барбара, – Моя кузина с двумя детьми сбежала от мужа. Я считаю, что она сделала правильно, но не об этом речь. Она сейчас работает, потому что ее детям ведь что-то надо есть…

– А что ее муж? – вдруг заинтересовался Януш.

– Что тебе муж? – недовольно удивился Каролек, прежде чем Барбара успела что-либо ответить.

– Как это что? Ведь если я женюсь, то стану тоже мужем?

– Если будешь таким же мужем, как тот, то можешь быть спокойным: Данка тоже от тебя сбежит, – гневно сказала Барбара. – Я уже вижу, что этим и окончится. Вы дадите мне сказать или нет?

– Дадим, – согласился Януш. – Ты остановилась на питании для детей.

– А муж ее, да будет вам известно, не платит алиментов, потому что хочет, чтобы она к нему вернулась. А она не желает. А теперь слушайте, черт побери! Она работает директором столовой на железнодорожном вокзале в Белостоке!

Барбара умолкла, а голос ее еще продолжал звучать в комнате. Муж и алименты вылетели из головы Януша. Лицо Каролека разгорелось новым вдохновением.

– Ого! – крикнул он в возбуждении. Лесь, почти подавившись, проглотил последний кусок бутерброда с тушью.

– О, моя муза! – прошептал он почти неслышно и с любовью.

– Это меняет все дело, – решительно сказал Януш. – Теперь очевидно, что следует стащить весь проект прямо из поезда!..

Идея Барбары при более глубоком рассмотрении оказалась в самом деле просто гениальной. Времени оставалось уже мало, около восьми дней, поэтому к разработке подробного плана действий приступили немедленно. Новые, бурно расцветшие надежды привели к тому, что быстрота мысли у них стала невероятной.

Каролек вспомнил, что среди далеких его родственников есть работник железной дороги, который до войны работал начальником поезда. От этого родственника он надеялся завтра же получить необходимую информацию. Барбара запланировала на завтра поездку в Белосток и назад. Януш решил на всякий случай позвонить Геньо-преступнику и задать ему провокационный вопрос о состоянии проекта. Трудности появились при разработке плана добычи из рук охранников ценной посылки в почтовом вагоне.

– Я надеюсь, вам ясно, что поезд следует остановить в открытом поле, – твердым голосом сказала Барбара. – На ходу или на станции нападать не будем.

– Сделать так, чтобы он сошел с рельс?

– Это зависит от того, товарный он или пассажирский.

– Пассажирский, – подтвердил Каролек. – Я случайно знаю, что пассажирский.

– В таком случае отпадает. Без жертв не обойдется. Мы должны его как-то задержать!

– Как? – удивился Лесь недовольно. – Проголосовать? Или схватить его сзади?

– Болван! Надо разжечь на рельсах костер, и поезд остановится. Мы должны провести операцию ночью… Януш начал вдохновляться.

– Поезд останавливается, машинист выходит, осматривает путь, а мы тем временем…

– …ничего не успеваем сделать, – продолжила Барбара, – Где цепляется тот вагон? Сзади, спереди, в середине? Кароль, ты знаешь?

– Знаю. Сразу за тепловозом, – признался Каролек с сожалением.

– То-то и оно. Должно быть какое-то замешательство, чтобы иметь немного времени. Что-то следует сделать так, чтобы поезд остановился надолго, и вообще надо чем-нибудь занять поездною бригаду. Мы не имеем права совершить ошибку и свистнуть что-нибудь другое.

– Ну это просто, – сказал Януш. – Мы открутим болты на рельсах. Машинист выйдет, и кто-нибудь из нас покажет ему, от какой опасности он его спас. Ну а пока они что-нибудь придумают, мы успеем напасть на все вагоны, а не только на один.

– Хорошо, но если мы открутим болты, то поезд сойдет с рельс, – запротестовал Лесь, – Он может не успеть остановиться, даже если увидит огонь. У него большой тормозной путь, – Ну так открутишь дальше. За сто метров от костра. Так всегда делают…

– А как с охраной? Там ведь есть какая-то стража? Вооруженная?

– Я не знаю, но буду знать, – сказал Каролек, который, принимая во внимание родственника – специалиста по железнодорожным вопросам, выступал в качестве эксперта, и к нему все обращались по тем или иным вопросам. Я увижу его завтра и узнаю все, что удастся…

Продолжить совещание было решено завтра вечером, после возвращения Барбары из Белостока.

– Вы считаете, что я честная и благородная, сказала она, вернувшись в бюро прямо с вокзала. – Ошибаетесь. Я наврала столько, что хватило бы на целую дивизию мошенников. Геньо – это выродок, издевающийся над многочисленными очередными женами, и мы действуем ему во вред…

– Причем здесь жены? – с любопытством прервал ее Януш. – Насколько я знаю, у него нет ни одной…

– Это не важно. Как муж, он является совершеннейшей скотиной. Кузину это весьма заинтересовало. Вообще говоря, она довольно решительно настроена сделать неприятность мужу-негодяю, и на нее можно рассчитывать. Она проследит за всем и сообщит, когда проект будет выслан. Она не знает, что мы собираемся делать, потому что высказывала разные предположения. Нападение не пришло ей в голову. Она сообщит нам по телефону. Кароль, теперь твоя очередь. Что у тебя?

Каролек отложил карандаш, вытащил из кармана карточку с какими-то заметками и начал объяснять. Описав подробно, в соответствии с правилами, методы почтовых перевозок и поведение машиниста в случае появления огня на пути, он умолк на несколько мгновений, а потом тяжело вздохнул.

– Существует одна проблема, – сказал он обеспокоенно. – Там всегда два охранника, иногда вооруженных, иногда – нет, но не это самое плохое…

– А что? – потеряла терпение Барбара. – Говори же наконец!

– Что может быть хуже вооруженного охранника? – удивился Януш.

– Может быть, злые собаки, или еще что?

– Да нет, не то, – сказал Каролек. – Они закрыты внутри вагона, а снаружи тот вагон открыть невозможно. В случае непредвиденной остановки они не имеют права выходить из вагона.

– Даже если постучать им? – спросил Лесь с легким беспокойством.

– Даже если ты заиграешь на трубе.

– Это плохо, – сказала Барбара задумчиво. – Перестаньте молоть ерунду, это меня отвлекает. А если им грозит опасность?

– Какая опасность?

– Не знаю, все равно какая. Пожар, взрыв… столкновение с другим поездом…

– Не знаю. Вероятно, они все же должны спасать свои жизни…

– Взрыв? – оживился вдруг Януш. – Подождите, мы можем устроить взрыв!

– Ты что, ошалел?! Какой взрыв? Только без жертв!

– Не бойся, не будет жертв. Если и будут, то только, вероятно, мы. Давайте сюда Влодека. Мне нужен электрик!

– С ума сошел! – сказала Барбара. – Ладно, можешь устраивать взрыв. Я не знаю, как остальные, а я на всякий случай предлагаю осмотреть двери. Кто в этом немного разбирается?.. Стефан! Необходимо его включить в нашу компанию!

– Ты что! Мы должны соблюдать абсолютную конспирацию! Хочешь, чтобы узнал весь город?

– Стефан заинтересован не меньше, чем мы. Он будет держать язык за зубами. Ну, подумайте логически. Нам будет необходим автомобиль, даже два. Не будем же мы бежать пешком оттуда?!

– Так, может, привлечь Влодека? И электрик, и с машиной!

– Ну, пусть будет и Влодек. Но больше никого!..

И начались приготовления к преступлению. Януш с блеском преодолел первую трудность: убедил бледного и потрясенного Влодека в необходимости его участия в акции. Аргументы, которые он при этом приводил, были самого различного характера. Смертельно напуганный Влодек сопротивлялся около двух часов, но потом сдался под напором представленных Янушем картин голодной смерти детей Влодека. Голодная смерть детей была бы следствием проигрыша в конкурсе и общего упадка архитектурного бюро, эти предсказания связывались с позорным поступком преступников из Белостока. Взбудораженная порядочность Влодека успокоилась немного под влиянием сознания того, что он предотвращает зло. Уступив уговорам, он даже проявил что-то вроде энтузиазма и с большим жаром принялся обсуждать с Янушем какие-то таинственные планы.

Барбара обратила на себя внимание малочисленного персонала вокзала Варшава Виленская, когда поздним вечером, в обществе скептически настроенного Стефана, появилась на вокзале. Стефан не обладал особыми моральными принципами, как, например, Влодек, но зато у него был жизненный опыт, который подсказывал ему, что результат преступных начинаний весьма сомнителен. Но его финансовое положение не позволяло ему привередничать, он был готов на все и, как и большинство членов бюро, очень надеялся на победу в конкурсе.

– Что это вам пришло в голову сделать из меня на старости лет кретина, – бурчал он гневно, прощаясь в восьмой раз с Барбарой перед почтовым вагоном до Остролоки. – До свидания, до свидания… Они справедливо считали, что те двери снаружи не открываются.

– Как только я вернусь, то позвоню, – заверила его Барбара. – Это невозможно, вы же видите, что здесь задвижка!

– Напиши, как приедешь, – требовал Стефан со слишком большой дозой нетерпения. – Конечно, закрываются изнутри, и никакая сила их не сможет оттуда выковырять. Нужно весь вагон распиливать.

– Но они сами должны открыть… Что? Хорошо, я вышлю телеграмму. Нам ничего другого не остается, как тот взрыв, который предлагает Януш. Как он хочет сделать это?..

Лесь и Каролек изучали трассу поезда в поисках удобного места для нападения. После долгих колебаний и расчетов они решили остановиться на участке Маклина – Тлушч, где ночной поезд из Белостока проходит под утро, между 4.04 и 5.03. В конце сентября в это время было еще темно. Лучшие и более подходящие условия были на участке Белосток – Маклина, но следовало опасаться того, что после известия об отправке проекта они просто не успеют так далеко и вовремя добраться. Ведь сообщение может поступить в самую последнюю минуту.

Избранный участок они осмотрели трижды, потому что в самом начале они допустили ошибку. Начинали они движение в 23.55, в связи с чем в первый раз этот участок в обе стороны попросту проспали, во второй раз, вследствие темноты, им ничего не удалось увидеть, и только в третий раз, начав путешествие днем, они смогли подробно все рассмотреть. Окончательный их выбор пал на отрезок между местностями Топор и Венгерский Островок, где возле полотна железной дороги рос лес, кусты, и были поля. Лес, кусты и поля окружали полотно и на других участках, но в этом месте к полотну подходила автомобильная дорога, не лишняя ввиду организации побега после нападения в автомобиле Стефана.

– Вот здесь! – сказал запальчиво Каролек, высовываясь через окно и вглядываясь в местность. – Идеальное место! Выясни, какая сейчас будет станция.

Лесь глянул в расписание и с сомнением сказал:

– Я не знаю. Гляди, как он быстро прошел. За восемь минут…

Каролек оторвался от созерцания пейзажа и также беспокойно посмотрел в расписание.

– Не морочь голову, везде еще короче. Вот! Шесть минут…

– Но есть ведь и десять. Между Простыней и Садом Вен. Ты не знаешь, что означает Вен? Венерический?

– Не знаю. Может быть, венгерский. Не все ли равно? Мы сейчас там будем и осмотрим окрестности. И почему это тебя так интересует? Ночной поезд на этих станциях не останавливается!

Путешествие происходило в направлении Малкини. Через десять минут оба, высунувшись из окна, вытаращенными глазами смотрели на заросли вокруг железнодорожного полотна.

– Вот где! – закричал Лесь с энтузиазмом. – Смотри, полное отсутствие жизни! Идеальное место!

– Ты постучи себе по лбу, – трезво посоветовал Каролек. – Не видишь, что здесь?

– Как что? Лес и луга. И десять минут. Только здесь!

– А вокруг болото, присмотрись, сколько воды вокруг.

– Но там, дальше, есть и сухое место, даже наверняка есть дорога, где Стефан нас может ждать.

– А как туда доберешься? По воздуху? С проектом на плечах через болото? Не может быть и разговора!

– Но, по крайней мере, собаки след потеряют, – уже неуверенно попытался протестовать Лесь, но без энтузиазма.

– Зато люди, не бегущие с проектом, быстро тебя настигнут. Или утопишься, черт его знает, какая здесь глубина. А Стефана собаки тоже не вынюхают, и вообще, откуда здесь собаки?! Нет, только тот кусочек перед этим… перед чем?.. ага! перед Простыней.

– Ну, хорошо, – согласился Лесь. – Но пусть Стефан едет на авиационном бензине, теперь это очень популярно и распространено. Чтобы, по крайней мере, не вонял как-то оригинально.

– Он сейчас не может ездить на авиационном бензине, потому что у него нет денег. Ездит на обыкновенном желтом, краденом, который покупает в долг.

– Сирена на желтом бензине?!. – сказал Лесь с опаской и умолк от изумления.

Осматривая на обратном пути другую сторону местности, они лишь укрепились в своем мнении. Цена шести проездных билетов была включена в счет предстоящего мероприятия.

На следующий день Стефан вместе с Каролеком, Барбарой и Янушем приехали на автомобиле в выбранную местность и определили место ожидания добычи. Найдя куст, за которым можно было укрыть автомобиль, Стефан заехал туда, после чего соединенные усилия всех присутствующих позволили вытянуть машину лишь тогда, когда Каролек самоотверженно снял туфли и влез по колено в невинно выглядящее болото.

– Как жаль, что мы не захватили с собой Леся, – сказал он с сожалением, вытирая ноги носовым платком. – Он ведь хотел бежать по этой местности с украденным проектом на плечах.

– Да, это вопрос. Вы должны тогда оставаться на дороге, – решительно сказала Барбара. – Вы погасите свет, и собаки не увидят вас.

– Я все же как-нибудь выкручусь здесь, – сказал Стефан, находясь на грани апоплексического удара. – Вы представляете? Я же не смогу проехать через середину поезда и поехать дальше.

– А может, сразу передать через пути, и вообще перенести всю акцию на ту сторону?

– Это невозможно. На той стороне перрон и обслуживающий персонал. Мы не можем рисковать. Может случиться так, что мы будем там, а двери откроются с этой стороны. Поворачивай, может удастся…

Через три четверти часа было установлено, что разворот на этом месте на очень узкой полевой дороге практически невозможен. На робкое предложение Каролека подъехать к месту акции задним ходом Стефан ответил зубовным скрежетом.

– Ну что ж, нам остается лишь одно, – решительно сказал Януш. – Поезд должен остановиться до переезда, чтобы не мешать проезду по дороге. Стефан переедет на ту сторону, а мы передадим все необходимое по эстафете. Примите во внимание, что будет темно… Один схватит макет, перебежит перед тепловозом, отдаст второму и скроется в лесу, а тот второй сразу же вскочит в машину…

– А с тем первым как? – заинтересовался Каролек. – Он должен будет утопиться в болоте или дать возможность схватить себя? Другой ведь возможности нет.

– Ты что, с Луны свалился? Этого первого будет ждать на шоссе Влодек. Он ведь уже зажжет костер, а остальное уже будет только делом времени. В конечном счете, могут и оба бежать к Влодеку. В случае чего они могут его даже немного подтолкнуть, там есть что-то вроде небольшой горки…

Начатое обсуждение затянулось до вечера. Спустились сумерки. Стефан, обеспокоенный состоянием покрытия дороги пятого класса, хотел скорее выбраться на цивилизованное шоссе, поэтому напряжение внутри машины уменьшилось лишь в окрестностях Вышкова. После тряски в машине на скорости восемьдесят километров в час, с которой Стефан мчался по ухабистой дороге, пассажиры наконец смогли перевести дух и снова заняться важнейшей тематикой.

– И вот таким образом мы должны ехать? – с возмущением произнес Януш. – Я только что разбил себе локоть, несмотря на то, что за нами никто не гнался, а что будет, когда за нами будет погоня?

– Поедем чуть быстрее, только и всего, – иронически сказал Стефан. – На желтом бензине моя сирена тянет сто, а в пятьдесят шестом я занял первое место в гонках на шоссе. Что тебе еще не нравится?

– Дорожное покрытие…

– Та дорога, кажется, была лучше, – сказал Каролек, осторожно ощупывая макушку. – Я набил себе шишку. Нельзя ли как-нибудь что-нибудь изменить?

– Можно, – ответила Барбара, которая сидела возле Стефана и меньше всех пострадала, поэтому ее мысль работала активней. – Мы сделаем наоборот: подъедем с этой стороны, переедем через колею, и все будет в порядке.

– А Влодек? Влодек должен ждать, потому что весь тот чертов проект в одну машину не поместится!

– Ну так он будет ждать на шоссе, как мы уже говорили. А Влодек подъедет с той стороны, чтобы два автомобиля никому не мозолили глаз. Те, кто поедет с Влодеком, перебегут тот кусок, это недалеко, около километра или даже меньше. Зато будут бежать хорошей дорогой…

Прежде чем они въехали на окраину Варшавы, план акции во второй раз был разработан в мельчайших деталях…

Таинственность и наибольший интерес окружали деятельность Влодека и Януша, которые должны были организовать взрыв. Никто не сомневался, что взрыв, представляющий смертельную опасность для сидящих внутри почтового вагона стражников и в то же время не вызывающий человеческих жертв, является необычным и сложным мероприятием. Тем не менее время не ждало. Каждое мгновение могло появиться сообщение из Белостока.

– У нас есть одна проблема, – грустно пояснил Януш сотоварищам, которые нетерпеливо теребили его. – В течение вот уже трех дней мы не можем ее решить, несмотря на то, что Влодек не спит по ночам и интенсивно занимается спортом.

– Зачем? – заинтересовался Лесь. – Он будет через что-то прыгать?

– Умственно, – ответил Януш снова тем же грустным голосом.

– Так может, соберемся здесь и все вместе подумаем? – несмело предложил Каролек. – Нам осталось самое большее четыре дня…

Януш недовольно пожал плечами, но на следующий день вместе с позеленевшим от недосыпания Влодеком он втащил в комнату старательно завернутый пакет размером в средний телевизор.

Дисциплинированные сотрудники храбро выдержали до четырех часов, бросая во время работы лишь уважительные взгляды на тайный объект. После четырех все заговорщики приступили к преступным действиям.

Януш с Влодеком осторожно и торжественно развернули верхний слой старых чертежей, которые были использованы в качестве оберточной бумаги, затем слой старых тряпок, среди которых удалось узнать рубашку Януша, пижаму Влодека и немного потрепанную юбку его жены, затем почти новое полотенце, и наконец глазам присутствующих предстал железный ящик с множеством заклепок. Сбоку можно было видеть что-то вроде крышки или дверцы, из которой торчал электрический провод. Возле ящика Влодек приспособил автомобильный аккумулятор, а также непонятное и удивительное приспособление, напоминающее скорее электрический звонок. Вся компания глядела на ящик, затаив дыхание.

– Что это? – с сомнением спросила Барбара.

– Мина с часовым механизмом, – ответил Влодек с легким раздражением.

– Вы сошли с ума, – убедительно сказал Стефан.

– Подвиньтесь, – хмуро сказал Януш, вызывая своим голосом внезапное движение назад всех окаменевших на мгновение коллег.

Они с Влодеком что-то сделали с ящиком, раздался звук скрипящей пружины, и вдруг все услышали тиканье часового механизма.

У присутствующих кровь застыла в жилах. Они не выбежали из комнаты только потому, что не в силах были этого сделать – приросли к полу. Продолжали молча стоять, глядя остолбенело на тикающую страшную машинку, потрясенные тем более, что аккумулятор и электрическая часть непонятного назначения находились снаружи. Януш и Влодек, стоящие над ящиком как два скорбных изваяния, представлялись всем самоубийцами.

– Мне кажется, что у вас что-то случилось с головой, – достаточно трезво сказал Стефан, который как самый старший из всех принимал участие во второй мировой войне, – Что это такое, черт побери!

– Мы же говорим: часовая мина, – с невероятной тоской вымолвил Влодек.

– У попа была собака, он ее любил… И где она должна взорваться?

– На рельсах, очевидно… Это означает, что вообще не должна взорваться, ты что, больной? Даже если подохнешь, она не взорвется!

По комнате пронесся вздох огромного облегчения. Четверо приготовившихся к смерти архитекторов перевели дух и обрели голос.

– Ничего не понимаю, – недоуменно сказал Стефан. – Почему?

– А что должно взорваться, если там ничего нет внутри!

– Хорошо, а что там тикает?

– Будильник, – ответил Януш и открыл крышку в боку ящика. – Смотрите. Очень старый будильник, потому что старые будильники громче тикают. Я стянул его у моей бабки, все равно ведь я ее наследник…

Несколько минут все упали на колени, словно в молитве, толкаясь и заглядывая в экстазе в железный ящик. Внутри стоял действительно внушительных размеров будильник и больше ничего.

– Гениально… – восхищенно вздохнула Барбара, вставая с пола.

– Правда? – оживился Януш, несколько повеселев. – Неплохо выглядит, правда? И создает впечатление!

– Создает, создает, – подхватил Лесь. – Очень неплохое впечатление.

– А это что? – с любопытством спросил Каролек, указывая на аппаратуру возле ящика. – Для чего это?

– Вот именно, – вдохнул Януш, снова возвращаясь в прежнее состояние. – В этом-то все и дело. Мы поставим ящик на рельсы, пусть тикает. Но тиканье – это мало, нужно подходить ведь психологически. Тикает, ну и пусть тикает. Мы покажем ящик начальнику поезда или машинисту, найдется какой-нибудь отважный кретин, или двое, отнесут этот ящик в сторону, и дело с концом. Что нам с того будильника моей бабки в поле? Должно произойти что-то такое, чтобы они все испугались и стали убегать в лес… И те стражники тоже. Он должен начать что-то делать: рычать или еще что-нибудь… В часовых минах сейчас никто не разбирается, любой звук пригодится…

– Или необходимо, чтобы начал светиться, – с отчаянием сказал Влодек.

– Ну так и что? – спросил Стефан с усиливающимся интересом. Остальные слушали, скучившись и мало что понимая.

– Ну и, холера ясная, ничего у нас не выходит. Чего мы только не придумывали! Это переходит всякие человеческие возможности! Мы думали подключить звонок к аккумулятору и соединить с тем будильником, чтобы зазвонил в определенное время, но ничего не вышло. Влодек говорит, что не хватает напряжения.

– Сколько там? Шесть вольт? – спросил Стефан. – А если двенадцать?

– Мало, – ответил Влодек загробным голосом. – Должно быть двести двадцать.

– Ну хорошо, а свет? Свет тоже не получается?

– Получается, почему же нет? Может светить в середине сколько угодно, без часов, но ведь наружу не видно…

Наступила пауза. Работа мысли всех присутствующих была такой интенсивной, что ощущалась даже на расстоянии. Думал даже Лесь, для которого любые электрические приборы были всю жизнь чем-то вроде черной магии.

– А те часы я должен буду вернуть моей бабке, – вдруг сказал Януш гробовым голосом.

– Погоди, – сказал Стефан. – Вы мне заморочили голову. Если это пустой ящик, то зачем вы его так закрыли?

Януш и Влодек посмотрели на него с презрением и легким превосходством.

– Во-первых, чтобы никто не увидел, что там внутри, а во-вторых, мы уже привыкли к тому, что это бомба. Самовнушение сделает свое. Если уговоришь себя, то уговоришь и других, а если нет, то черт его знает что можно сделать. Еще ударишь его или еще что-нибудь…

– И будильник моей бабки – тю-тю!

– Тогда лишь один Януш будет испуган по-настоящему…

– Ну так думайте, к черту, интенсивней! Что-то в конце концов нужно же придумать!

Через пятнадцать минут гигантских мыслительных усилий ничего еще не было придумано. После нескольких реплик вроде той, что нужно установить внутри телефон, по которому в определенное время кто-нибудь позвонит, или разместить ящик над ямкой с водой, в которой в определенный момент закипит вода, все снова замолчали и погрузились в унылое настроение.

И вдруг произошло нечто необыкновенное. В царящей в комнате тишине раздался пронзительный звонок, источником которого был тикающий ящик!

Впечатление было ошеломляющим. Все сорвались со своих мест, в страхе глядя в ужасное сооружение. Лесь и Каролек непроизвольно кинулись к балкону, Барбара замерла с открытым в беззвучном крике ртом. Стефан по дороге к выходу столкнул со стола бутылку с зеленой тушью…

– Что ты включил?!. – крикнул Януш не своим голосом, обращаясь к Влодеку.

– Ничего, бог видит, ничего! – крикнул смертельно бледный Влодек удивительным фальцетом.

– Будильник, – простонал Стефан. – Люди, ведь это же будильник!!!

Прошло некоторое время, прежде чем все поняли масштабность происшедшего. Мина верещала как сатана! Мучившая всех проблема оказалась несложной, так как старый будильник ходил нормально, спеша лишь на двенадцать минут в сутки. Этот мелкий недостаток можно было почти не принимать во внимание. Вообще-то говоря, пронзительный металлический звук звонка не подходил под звук часовой мины, но его удалось смягчить, обмотав звонок клейкой лентой.

– Нужно же быть просто бандой тупых кретинов, чтобы сразу не прийти к такому решению, – убежденно сообщил Януш, накручивая будильник с целью установления его исправности. – На какой период поставить? На пять минут?

– Нет, пусть звонит через десять, – буркнул Стефан. – Мы не выдержим так часто. Этот звонок не для моих нервов. А мои туфли включите в смету приготовлений, потому что эта проклятая зеленая тушь не смывается…

Сидящий в своем кабинете директор бюро слышал вообще-то говоря какие-то голоса, затем некий резкий продолжительный звук из комнаты архитекторов, но уж давно, из боязни за состояние своего умственного здоровья, решил не выяснять, что там происходит. Но сегодня, тем не менее, резкий пронзительный звук стал повторяться регулярно каждые десять минут с нервирующим постоянством и продолжался довольно долго, директор засек время, и оказалось, что звук продолжается сорок пять секунд. После одиннадцатого раза он не выдержал.

Стараясь производить как можно меньше шума, хотя ужасный дребезг заглушал все, он осторожно приоткрыл дверь загадочного помещения и остолбенел.

В помещении сидели шесть человек, всматривающихся неподвижным взором в стоящий посреди комнаты железный ящик, из которого раздавался неприятный звук. У всех на лице было такое выражение, словно они слушали небесную музыку и смотрели на райские ворота…

Не менее осторожно директор снова закрыл двери и решил на всякий случай сходить к психиатру.

После преодоления наибольшей принципиальной трудности жаждущий справедливости коллектив наткнулся на более мелкие, но довольно неприятные проблемы. Прежде всего необходимо было решить, что поджигать на рельсах.

– О чем тут говорить, хвороста в лесу предостаточно, – небрежно сказал Лесь, не представляя себе важности этой мелочи.

– Нельзя, – решительно запротестовала Барбара. – Хворост влажный, а у нас должно быть сухое дерево.

– Сухое дерево? – удивился Януш. – Где ты видела в Польше сухое дерево?

Замечание Барбары было довольно существенным. Коллектив архитекторов в порыве самоотверженности уже хотел было начать сушить деревянные чурки, топя свои печки, но у никого не было печек. Как выяснилось, все пользовались центральным отоплением, что исключало его использование в эту пору года. В приливе отчаяния решено было пожертвовать частью своей мебели, когда Лесь вдруг вспомнил, что у него дома есть доски и палки, те самые, которые он купил в свое время, чтобы скрыть от жены свои преступные планы. Все отрезавшиеся от досок кусочки, вероятно, уже давно высохли и представляли собой идеальный материал для костра. Запасы горючего материала окончательно пополнились забытым креслом предков, которое находилось в подвале у родственников Каролека. Из отрубленных прямых двух ножек кресла удалось даже сделать два неплохих факела. Две другие ноги были оставлены в покое.

Было признано, что необходимо изменить также свою внешность. От черных масок отказались сразу, потому что такого рода подробность может, вне всякого сомнения, возбудить недоверие поездной бригады, на которую планировалось нападение. Искусственные бороды, усы и парики казались неплохой идеей, но никто не знал, где их достать. После долгих споров и размышлений решено было остановиться на горбах.

– Как это? Все будем горбатыми? – неуверенно спросил Каролек.

– А почему бы нет? – с дерзкой решимостью ответил Януш.

– Удивятся ведь…

– Ну так что с того, что удивятся? Каждый имеет право на удивление. Важнее всего, что потом они опишут нас милиции, что на них напали пара горбатых разбойников, и пусть потом ищут тех горбатых…

– Всегда ведь описывают фигуру, – вмешалась Барбара. – Он говорит дело. Если мы изменим свои фигуры, то больше ничего и не нужно будет. Лиц они не увидят, потому что будет темно…

Материал для горбов выбирали очень старательно, руководствуясь как эстетическими вкусами, так и практическими соображениями, пытаясь подобрать каждому горб к фигуре, разнообразя величину и форму. С этой целью использованы были две старые подушки с дивана, один дырявый детский мячик, туловище плюшевого медведя и большое количество туалетной бумаги, которая была средством для придания горбам желанных линий и размеров. Все приготовленное было спрятано в бюро вместе с деревянными предметами для костра.

Теперь осталось только ждать. Это ожидание, хоть и было непродолжительным, потому что составляло не больше двух суток до срока отсылки проекта, но успело привести всех к полному нервному расстройству. Запланированное злодейство, правда, морально оправданное с точки зрения цели, которой служило, все же находилось в противоречии с уголовным правом, разрасталось в разгоряченных умах участников до огромных размеров. Все приготовления были уже сделаны таинственным и неотвратимым способом. Преступление должно совершиться!

И что еще хуже, мысль о возможной неудаче или разоблачении казалась еще более потрясающей. Возникшие из нее следствия с ходом времени приобрели вид настоящего вампира, словно тот несчастный проект белостокской группы должен был угрожать жизни и репутации нервных сторонников справедливости. Они чувствовали на себе тяжесть ответственности за сегодняшнюю и завтрашнюю судьбу архитектуры всей страны. Короче говоря, все участники акции утратили остатки здравого смысла, а напряжение и нервное состояние достигли вершины.

В последний вечер перед окончанием срока высылки конкурсных работ весь преступный персонал сидел в бюро, нервно куря папиросы. Все подсобные материалы уже были снесены вниз и уложены в два автомобиля. В обе стороны даны были заказы на телефонные разговоры Белосток – Варшава, потому что почти в полуобморочном состоянии Барбара хотела обезопасить себя, а ее увлеченная непонятной аферой кузина любой ценой старалась выполнить свои обязательства. Известие о посылке могло прийти и после двенадцати, и, хотя к выбранному месту ехать было всего три часа, но однако же в атмосфере комнаты прыгали искры высокого напряжения.

Звонок телефона, который раздался в двадцать три сорок три, вызвал не меньший эффект, чем звук собственной мины. Через пять минут в бюро не осталось ни одной живой души…

На безоблачном небе светила последняя четверть луны, когда, странно стуча зубами, Лесь подъезжал на место пытки автомобилем Влодека. Рядом с ним сидел Януш, заботливо поглаживая на коленях наполненную будильником мину. С противоположной стороны в машине Стефана ехали Барбара и Каролек, везущие с собой с не меньшей заботливостью большой мешок с сухой древесиной, четыре горба и двадцать коробок спичек.

– Ночь светлая, – сказал Каролек, охваченный большим энтузиазмом, похожим на охотничий, но отличающимся от него целью, – Слишком светло, чтобы увидеть что-нибудь, и слишком темно, чтобы разобраться в том, что видишь.

– Черт побери! – одновременно говорил Януш в другой машине яростным голосом. – Что за глупая выдумка с этой миной! На кой черт мы везем ее с собой, если должны будем мчаться километр пешком, а она тяжелая, как двухпудовая гиря! Смотри куда едешь! Объезжай, к черту, те дырки, мне уже все колени побило! Надо было ее отдать тем…

– Да, конечно, надо было, – прокрякал Лесь, который, вопреки здравому смыслу, в обществе мины чувствовал себя очень неуверенно.

– Лучше ее иметь рядом, – буркнул хмуро Влодек с места водителя, увеличивая тем самым иррациональное беспокойство у Леся.

Удивительно, но ни Влодек, ни Стефан не заблудились. Более того, время прибытия на место акции оказалось таким ранним, что когда машина Стефана затормозила возле рельс, на противоположной стороне появились два силуэта, из которых один, согнувшись под тяжестью тюка на плечах, глухо постанывал, а другой ворчал на него рассерженно:

– Не беги ты так, черт бы тебя побрал! Никто за тобой не гонится! Поскользнешься где-нибудь, и разобьешь будильник!

– Если меня что-то толкает с горы… – простонал первый.

– Вот они! – закричали одновременно Барбара и Каролек громким от волнения голосом.

Через четверть часа приготовления для нападения были в полном разгаре. До прибытия поезда остался еще час, во время которого ни один поезд в данном месте не проходил. Но один час казался мизером для приготовления, поэтому все действия носили следы поспешности.

Приспособить на плечах горбы оказалось довольно трудным делом, потому что на них надо было надеть куртки и плащи, которые не были предназначены для ношения на горбах. Горб из плюшевого медвежонка попал к Лесю, который, после нескольких неудачных попыток вытянуть руки назад, решил поместить горб наверху, привязав и замаскировав его шарфом. Мячик с дыркой мешал движениям Януша, причем явственно слышался шелест туалетной бумаги. Барбара и Каролек, следуя примеру Леся, также прикрепили горбы поверх одежды, потому что все их остальные попытки не привели ни к чему.

Содержимое мешка с древесиной высыпали на расстоянии десяти метров от переезда, рассчитав при этом, где в данном положении окажется почтовый вагон. Барбара приступила к укладыванию штабеля для костра с величайшей старательностью. Мину разместили на самом переезде в скрещении путей.

– Мне сейчас кажется, что этих деревяшек мало, – беспокойно сказала Барбара. – Костер должен быть большим, а мы не можем зажигать его в последнее мгновение. А если зажжем заранее, то он может в нужный момент погаснуть.

– А почему не в последний момент? – запротестовал Каролек. – Если зажжем заранее, то кто-нибудь может увидеть и прийти.

– А если он не захочет разгораться?

– Подольем бензину. Погоди, я подскочу к Стефану за бензином!

Претворение в жизнь этой идеи натолкнулось на трудности. У Стефана был полный бак бензина, но не было канистры. В спешке они начали шарить в багажнике вместе с Каролеком, в поисках какого-нибудь инструмента и емкости, в которую можно было бы налить немного бензина.

Лесь с Янушем старательно укладывали вокруг мины фрагменты электрического оборудования, чтобы оптический эффект был наибольшим.

– Пан Лесь! – крикнула из темноты Барбара, в нетерпении ожидая Каролека.

Зов любимой женщины был всегда для Леся приказом. Ничего не видя, он устремился в ее направлении, и в следующие пять минут он должен был под аккомпанемент проклятий Януша выпутываться из проводов и вновь водружать горб к себе на спину.

– Пан Лесь, черт бы вас взял! – гневно кричала Барбара. – Пойдите к Стефану ж посмотрите, не умерли ли они там! Кароль должен был принести бензин!

– Ну откуда я возьму, ты что, с неба свалился?! Я же не вожу с собой столовых сервизов! – ворчал Стефан, разозленный требованиями Каролека. – Кружка и кружка!..

– Термос! Может быть, у тебя есть термос?..

– Какой там термос?! Я же не на курорт сюда приехал!..

– Бензин! – крикнул Лесь с драматическими нотками, появляясь возле них в темноте. – Барбара ждет бензин!

– А, черт! У Влодека на шоссе есть моя канистра!

– Ну так поезжай к нему! Еще успеешь!

– А как я возвращусь?!

– Задом!

– В зад меня можешь поцеловать!..

– Давайте бензин, черти, что вы тут делаете столько времени?! – процедила сквозь зубы Барбара, появляясь среди них как горбатое воплощение фурии.

Когда ей сказали о возникшей трудности, она мигом приняла решение.

– Шлангом на древесину! Стефан подъедет на рельсы и несколько кусков обольет бензином!..

До момента появления поезда осталось немногим больше пятнадцати минут, когда ужасно проклиная все на свете и плюясь на все стороны, Стефан добыл наконец тоненькую струйку бензина из шланга. Барбара, Каролек и Лесь в страшной спешке, спотыкаясь в темноте и натыкаясь друг на друга, подносили к струе куски деревяшек. Недалеко Януш нервничал возле мины и дергал волосы на голове.

– Что вы делаете, холера ясная! Не лейте на землю! Будильник у меня сгорит!!!

– Факел!.. Намочите мне факел!!!

За пять минут перед появлением поезда общими силами Стефана столкнули с пути, а потом ему удалось уже завести мотор. Он съехал на место ожидания. Барбара и Каролек, со спичками в руках, наклонились над штабелем дров в огромном напряжении. Лесь схватил в руки факел, не заметив, в нервном напряжении, что он весь облит бензином…

– Зажигайте!!! – скомандовал Лесь трагическим шепотом.

Все спички высыпались из трясущихся рук Барбары. Каролек с непонятным упорством чиркал их обратной стороной и выбрасывал как негодные. Общими силами они использовали безрезультатно уже три коробки. На четвертой наконец появилось пламя!

Одновременно Лесь воткнул в огонь свой факел и сразу же отбросил его в естественном самозащитном движении, потому что, облитый бензином, он запылал весь более интенсивно, чем даже костер. Отбросив реквизит, с которым он должен был бежать на свидание с прибывающим поездом, Лесь в первое мгновение совершенно растерялся и поглупел. В довершение ко всему, он обжег себе руку и, махая этой рукой, двинулся по рельсам, но уже после первых же шагов понял, что делает что-то не то. Он вернулся к костру, откуда уже бежал к нему Януш.

– Что ты делаешь, кретин, бери другой! – визжал, вкладывая ему в руки незажженный кусок дерева, Януш.

Лесь уже хотел броситься бежать с этим незажженным куском, когда его остановил новый крик:

– Куда, к черту! Зажги же его!!!

– Бензин! – крикнул одновременно почти в обмороке Каролек. – Вымочи его в бензине! К Стефану!!!

Ошеломленный Лесь бросился на дорогу, в направлении невидимого в темноте автомобиля, который, обеспокоенный удивительными отблесками огня и криками на рельсах, двинулся в их направлении.

– Бензин!!! – взвизгнул Лесь. – Обмакни!!!

– Иди ко всем чертям! – огрызнулся Стефан, однако сразу поворачивая. – Ноги себе обмакни! А я уже напился той отравы досыта!

Мечущегося вокруг машины Леся внезапно в самое сердце поразил страшный крик нескольких людей:

– Поезд!!!

И одновременно услышал раздирающий призыв:

– Пан Лесь, бери ноги в руки!!! Бери ноги в руки!!!

Лесь перескочил через ошалевшего от возмущения Стефана, который, услышав возглас, успел глотнуть большой глоток бензина, и бросился назад, к полотну пути, где на фоне костра Барбара махала ему пылающей ножкой от кресла. Схватил ножку и гонимый, словно острым гарпуном, криком Януша:

– Беги, к черту, поезд переедет мне будильник!!! – помчался прямо вперед.

Нужно же было так случиться, что, хватая ножку, он оказался в той же стороне, что и мина, то есть в противоположной стороне от появившегося поезда, уже хорошо теперь слышным. В безграничном замешательстве он не в состоянии был преодолеть преграду в виде костра, повернулся и помчался в направлении, прямо противоположном направлению, откуда появился поезд.

Машинист поезда вел локомотив спокойно, не предвидя ничего необычного на этой столько раз пересекаемой им трассе. Поэтому он особенно и не беспокоился. И вдруг в слабом блеске луны он увидел пылающий на рельсах костер. Он сразу же начал экстренное торможение, еще не видя опасности, но он не успел перед костром остановиться…

Б последнее мгновение три темные горбатые фигуры метнулись почти из-под колес тепловоза: одна в одну сторону а две другие – в другую. Та первая фигура заходилась при этом в крике:

– Боже мой! Мина моей бабушки!!!

С шумом и громом начинающий только тормозить поезд пролетел через костер, пролетел через громыхающий под колесами ящик, проехал через переезд, и через несколько метров за переездом смертельно испугавшийся машинист увидел такое, чего никогда в своей жизни не встречал!

Посреди рельс, перед тепловозом, мчался человек с горбом на плечах, размахивая во все стороны пылающим и рассыпающим искры факелом, не высказывающий никакого желания свернуть где-нибудь и наверняка намеревающийся мчаться так вплоть до конца света! То, что этот человек при этом еще и визжал, машинист не слышал.

Охваченный паникой Лесь мчался по шпалам, побивая все рекорды на всех дистанциях, а за ним громыхал поезд, который машинист старался любым способом остановить, прежде чем наступит таинственная непонятная катастрофа!

Случаю было угодно, что к этому поезду прицепили несколько товарных вагонов, поэтому он был чрезвычайно длинным. В момент, когда отчаявшемуся машинисту все же удалось затормозить, на переезде остановился третий от конца вагон. На той стороне, где находился автомобиль Стефана, оказался лишь один Януш. Барбара и Каролек находились в другой стороне. Желанный вагон с почтой замер на двести метров дальше, посреди луга и болота, а где-то еще дальше, во мраке осенней ночи, находился оторванный от товарищей Лесь. В этом положении все потеряли голову.

– Давай на другую сторону! – прошептал лихорадочно Каролек Барбаре. – Срываемся, потому что будет дьявольская драка!

– Как? – простонала Барбара таким же отчаянным шепотом.

– Под вагонами!.. Поезд не может тронуться!.. Под вагонами! Нет, это товарные! Вокруг!..

– Подожди, я сниму туфли!..

– Что?.. Я тогда тоже сниму туфли!..

На всякий случай пригнувшись, с туфлями в руках, Каролек и Барбара бросились к последнему вагону, по колени проваливаясь в грязь. За последним вагоном они на четвереньках перебежали через рельсы.

Одновременно с другой стороны дороги, в тени густых кустов, разыгрывалась не менее драматическая сцена.

– К черту с твоей бабкой! – шипел Стефан. – Опомнись, или я дам тебе по морде! Где они?!

– Черти бы их взяли! – стонал Януш, почти готовый биться головой об машину. – Тот поезд их переехал!!!

Он утратил чувство реальности, и в голове у него все перепуталось: судьба будильника ошибочно была перенесена на его приятелей. Обе потери казались ему одинаково невосполнимыми.

– Ты что бредишь, болван, они перескочили на ту сторону! Я видел это собственными глазами! Что они могут там делать столько времени?! Иди к ним, пусть бегут сюда, потому что меня сейчас хватит удар! Надо бежать, нельзя терять ни мгновения!!!

– Зачем идти, куда идти, ведь поезд-то стоит!..

– Ну так подтолкни его! Беги, если сможешь! Под вагонами, недотепа!

В момент, когда Януш перелазил под вагоном на другую сторону, Барбара и Каролек вынырнули из темноты возле взбешенного от нервного возбуждения Стефана.

– Где вы были?! – крикнул он в бешенстве. – Януш пошел за вами, идите за ним!!!

Потеряв немного ориентацию от лазания по грязи, Каролек послушно двинулся за Янушем, перелезая под вагоном, в то время, когда обеспокоенный Януш перелезал под другим вагоном, не найдя своих товарищей, назад. Увидев одинокую Барбару, он, не мудрствуя лукаво, полез снова под вагон второй раз на ту сторону, потерял горб и наконец обнаружил возвращающегося Каролека.

Ожидающий конца этих путешествий Стефан стал рвать на себе волосы.

– Бог мой, что они делают, ведь этот поезд может тронуться!!!

Но поезд стоял и дальше, потому что перед тепловозом разыгрывалась сцена, которую не мог предвидеть никто даже в самых смелых планах. Бегущий перед поездом Лесь задержался немного позже, чем догоняющая его махина, и поэтому находился в нескольких метрах от тепловоза. Он стоял, тяжело дыша, с факелом в руках и ждал, что будет, совершенно не представляя себе, что будет дальше и не в состоянии не только думать о чем-либо, но и двигаться.

С тепловоза соскочил крайне разнервничавшийся машинист, а за ним выскочил его необычайно удивленный помощник. Они оба остановились возле освещенного огнем факела горбуна с совершенно идиотским выражением лица.

«Наверное, сумасшедший», – мелькнула в мозгу мысль у машиниста, и он почувствовал вдруг желание укрыться на тепловозе. Но он не имел права показывать свой страх перед помощником, поэтому отступил немного назад, чтобы прийти в себя. Потом он снова сделал шаг в сторону таинственного человека.

– Что случилось? – гневно спросил он. – В чем дело?

Лесь ощутил беспокойство и страх гораздо больший, чем машинист. Он не мог ответить, что речь идет о нападении, но ничего другого в голову ему не приходило, поэтому он отступил на несколько шагов, сохраняя прежнюю дистанцию. Машинист снова двинулся в его сторону.

– Да говорите же, что случилось? Что здесь происходит?

Лесь, не отвечая, снова отодвинулся. Машинист с помощником снова пошел в его направлении. Но Лесь соблюдал дистанцию, и поэтому пятился задом.

– Может быть, он немой?.. – вполголоса спросил помощник.

Машинист вдруг уяснил себе, что их двое, а тот только один. А сейчас, по всей видимости, к ним присоединятся начальник поезда и кондуктор… И он пошел в направлении Леся более решительно.

– Ну, говори, растяпа, что тебе нужно? – крикнул он зло, успокаиваясь. – Ты чего бегаешь по рельсам, ты, живой труп?!

Этот окрик произвел на Леся впечатление враждебности, поэтому он ускорил движение назад. Одновременно он хотел как-то объясниться с машинистом, поэтому придал своему лицу приязненное выражение и постарался улыбнуться.

Это выражение показалось машинисту, однако, глупой гримасой, и потому он его с презрением игнорировал. В глубине души он почувствовал, что не должен позволять какому-то идиоту издеваться над работниками железной дороги, и с криком:

– Стой, ты, жлоб полевой, громом прибитый! – бросился бегом к Лесю.

Ни секунды не размышляя, Лесь повернулся и с факелом в руках бросился бежать. За ним погнались, погоня состояла из нескольких человек, во главе которых был машинист и его помощник, а в тылу – начальник поезда и кондуктор. Оба, вырванные из сна, которому они предавались от станции к станции, вышли только сейчас, чтобы увидеть, что произошло.

Небольшая, но довольно растянутая группа работников железнодорожного транспорта преодолевала расстояние, всматриваясь в осыпаемого искрами человека, но вдруг машинист остановился как вкопанный. Он увидел что-то, что потрясло его до основания! У бегущего впереди них человека на ходу оторвался горб и упал в заросли.

Помощник машиниста издал сдавленный крик и тоже замер возле своего начальника, а затем возле них остановились и начальник поезда с кондуктором, напрасно силясь что-либо выяснить.

Утрата горба возвратила Лесю свободу действий, догорающий факел начал уже обжигать ему руку, поэтому он бросил его в кусты вслед за горбом и пустился бежать быстрее. Лишившись последнего невыгодного балласта в виде факела, он через мгновение исчез с глаз застывшей в неподвижности погони.

Придя в себя, машинист решил, что ни за какие сокровища мира не будет продолжать гнаться пешком, но ему в голову вдруг пришла мысль, что если тот распадающийся кретин и дальше будет бежать по шпалам, то выгоднее всего догонять его с помощью поезда. Поэтому он повернул назад, к тепловозу.

Хоть он и очень торопился, расстояние, которое образовалось между ним и тепловозом в результате погони, позволило Янушу и Каролеку произвести все перемещения под вагонами без опаски. В момент, когда поезд тронулся, вся четверка неудавшихся преступников, сосредоточившаяся вокруг машины, находилась в наивысшей точке горячего спора.

– Ну так что из того, что он трогается, ты, олух, ты, темная масса из провинции, – горячился доведенный до последнего предела Стефан. – Через минуту здесь будет дрезина с милицией! Вон отсюда! Садиться и драпать!!!

– Как же драпать, куда бежать, если того кретина нет! – нервничал Януш.

– Слушайте, может, он побежал к Влодеку? – беспокоился Каролек.

– Если он побежал к Влодеку, а мы стоим здесь как стадо баранов, то я ему покажу!..

– Успокойся! – крикнула Барбара, выведенная из себя еще и плачевным состоянием ее верхней одежды, неприспособленной для прогулок по грязи. – Мы успеем убежать, если что-нибудь услышим! Дрезина ведь за нами не будет ехать!

– Пусть кто-нибудь пробежится по этому чертовому пути, может быть, эта ошибка природы где-нибудь там болтается!

– Иди ты… – нервно сказал Каролек Янушу. – Я не могу надеть туфли.

– Что, мозоли?

– Нет, грязь…

– Да, удалось нам нападение, нечего сказать!

– Как я теперь бабушке появлюсь на глаза!.. – простонал Януш, уходя в темень.

Через четверть часа решено было больше не искать пропавшего Леся и вернуться на машине назад. Все четверо уселись в автомобиль и уехали.

А тем временем Лесь, отвязавшись от погони, понемногу пришел в себя. Он оставил наконец железнодорожную колею и вбежал в заросли с намерением вернуться к ждущему его автомобилю.

Вообще говоря, он чувствовал себя неуютно. В его голове очень туманно возникали сведения о том, как сориентироваться по сторонам света и как найти нужное направление с помощью Полярной звезды. Полярная звезда должна была, по его мнению, находиться на небе и, в поисках ее задрав голову вверх, Лесь влетел в болото, из которого ему удалось выбраться лишь в результате панического страха, ибо он вдруг вспомнил историю об утопившейся в болоте корове. Продолжая движение дальше, он несколько раз падал, попал по пояс в какое-то озерко и полностью утратил чувство направления. Ужасная мысль, что ждущие его на переезде товарищи могут потерять терпение и уехать без него, придавала ему силы и вызывала желание поскорее продраться сквозь заросли и лужи. В результате нечеловеческих усилий он в конце концов ощутил под ногами твердую почву, что несколько его успокоило. Волновало его только то, что он не имел ни малейшего понятия, где он вместе с этим сухим грунтом находится. Он шел вперед наощупь с растущим беспокойством вместе, как вдруг наткнулся на какой-то откос и вылез из кустов на шоссе. Он осмотрелся и, не веря собственным глазам, увидел неподалеку ждущую его машину.

Совершенно непонятным образом он вышел как раз к тому месту, где со своей машиной находился Влодек!

Увидев приближающуюся к нему сгорбленную фигуру, Влодек зажег фары и в их свете узрел Леся. Ему стало плохо. Не потому, что Лесь вышел из зарослей один, тогда как уходил в ночь в компании, а потому, что появившийся на шоссе Лесь представлял собой фигуру, которую невозможно было описать человеческими словами. Влодек потерял дар речи.

Лесь молча влез в машину вместе с полным ассортиментом болотных растений и несколькими небольшими пиявками. Затем вместе с Влодеком они закурили. После длительной паузы Влодеку удалось выдавить из себя что-то напоминающее человеческую речь.

– Где остальные?.. – хрипло прошептал он.

– Не знаю, – безнадежно ответил Лесь. – Нас разделили.

– Как это?!. Что произошло?!

Лесь посмотрел на него, скривившись как от боли.

– Поезд подъехал не с той стороны, – сказал он с такой грустью и тоской, что Влодека просто парализовало. На мгновение перед его глазами мелькнуло кошмарное видение в виде кровавого месива из любимых друзей, размазанного по рельсам, а потом вдруг, обретя силы, он нажал на педаль газа…

И в этот момент из темноты медленно выкатилась «сирена» Стефана…

Через десять минут на месте непонятного происшествия на железной дороге затормозила дрезина, везущая, кроме работников железной дороги, еще и двух милиционеров. Когда стих производимый ею шум, до ушей пассажиров донесся какой-то необычный звук. Лихорадочные поиски источника этого звука привели к железному ящику, несколько покореженному под колесами поезда. Изнутри ящика раздавался продолжительный металлический неприятный звук…

Учитывая, что нападение было произведено случайным образом в субботу, на рассвете, в воскресенье, над головой Леся разразилась свирепейшая буря. Буря, может быть, была бы менее свирепой, если бы Лесь при виде целых и невредимых товарищей не начал цитировать поэтические строки.

На угрожающий вопрос Стефана:

– Что ты наделал, болван?! – Он ответил вдохновенно:

– Как бледный лютик всходит на болоте… И видя направленные на него вытаращенные в безграничном изумлении взгляды товарищей, добавил:

– Как бледный огонек пропадает…

Сравнения, вполне подходящие к данному моменту, остались совершенно неоцененными. Реплики, которые затем были адресованы Лесю его не очень довольными друзьями, совершенно не могут здесь быть приведены…

Целое воскресенье компания приходила в себя и разбиралась в происшедшем в одиночку. В понедельник снова собрались все вместе.

Не было сомнения, что какая-то высшая неблагодарная сила помешала восстановлению справедливости. Мошеннический проект молодых бандитов с Белостока благополучно прибыл на конкурс. Гнаться за ним не было смысла и не было средств. Короче говоря, все пропало.

Стая черных ворон снова влетела в окно. Проблема чести польских архитекторов отодвинулась на задний план, чувство справедливости, попискивая, словно придушенная мышь, быстро умолкло, и снова на передний план выскочила грозящая всем финансовая катастрофа.

Прошедшая неделя решительно ухудшила положение. Охваченный преступными планами коллектив архитекторов перестал считаться с денежными потеря ми, легкомысленно тратя последние остатки средств, не заботясь о кредите, забыв об игре в тото-лотко, и, в довершение ко всему, забыв о семейных обязанностях. Все они, как один, перестали обращать внимание на своих родных и близких, на претензии с их стороны только отвечали раздражением и, если и были телом с ними, то душой были где-то очень далеко. Семьи почувствовали себя уязвленными.

В силу безнадежной катастрофы единственным спасением было превращение в деньги предметов личной собственности, и это стало предметом обсуждения в понедельник. Продажу машин Влодека и Стефана пришлось сразу исключить, так как Влодек еще не выплатил кредит, и ему, очевидно, запретят продавать машину, а Стефан очень любил свою «сирену» и решительно довел до сведения всех, что скорее продаст собственных детей. Детей, по непонятным причинам, почему-то никто покупать не хотел.

– На комиссию сдавать нет смысла, – сообщила Барбара. – Двадцать четыре… Слишком долго надо ждать денег.

– Но если пойти на рынок, то следует учитывать спрос… один, восемнадцать… то есть, я хотел сказать, что можно получить лишь треть стоимости, – зловеще произнес Януш.

– Так что, мы должны повеситься? – возмутилась Барбара. – Если даже мне дадут за этот свитер четыреста злотых, то я как-нибудь дотяну до конца месяца!

– А твой столяр?..

– Не хочу ничего слушать на эту тему!

– В следующий четверг мы вылетаем из жилищного кооператива, – сказал Каролек жалобно. – Что ты на это скажешь, Януш?

– Не хочу ничего слушать на эту тему! – взвизгнул Януш.

– Продаю усилитель, – с болью сообщил Влодек, входя в комнату архитекторов. – Может, кто-нибудь из вас купит? За полцены…

– Идиот, – мягко сказала Барбара от имени всех.

– Когда ты в последний раз платил взнос за кредит? – поинтересовался Лесь, поглядывая на Влодека. Влодек позеленел.

– Я не хочу ничего слушать на эту тему! – нервно крикнул он и выбежал из комнаты.

– Скоро мы вообще не сможем разговаривать ни на какую тему, – грустно вздохнул Каролек.

– Ну так и не будем говорить, – буркнула Барбара. – Если не будем болтать глупости, то, может быть будем…

– Думать глупо, – продолжил Лесь, меланхолически глядя куда-то в пространство.

По странному случаю все запланированные мероприятия по продаже были проведены в один день, а именно в четверг. В пятницу коллектив архитекторов купался в непривычном благосостоянии. В субботу снова расцвела отчаянная вера в добрую судьбу.

– Ну так я скажу вам, что я решил, – сообщил Януш. – Если меня выбросят из того кооператива, то и невеста от меня убежит, потому что сколько она может ждать? Осталось мне четыреста пятьдесят злотых, но чтоб я провалился, если я их уплачу. Все равно мне терять нечего. Я буду играть!

Перед глазами у Барбары мелькнуло страшное видение столяра, который договорился с ней на ближайшую среду. Не говоря ни слова, она достала сумочку…

К небольшой кучке денег присоединили свою долю Каролек, Лесь, Влодек и Стефан. Две тысячи четыреста злотых были предназначены на жертву Молоху судьбы. Каролек побежал за билетами. В пять часов после полудня они закончили заполнение билетов, и сразу же оказалось, что никто из них не имеет ни капли времени. Неделя, которая прошла вдали от родственников, принесла свои плоды, и сейчас вряд ли кто отважился бы одолжить еще полчаса Фортуне, отрывая его от ртов ожидающих дома близких. Но ведь кто-то все же должен был…

– Пусть идет этот… бледный огонек, – гневно сказал Януш. – Столько уже наделал, что пусть теперь отрабатывает!

Лесь хотел было запротестовать, но вдруг осознал, что ему, собственно, все равно, ибо сделалось так плохо, что хуже быть и не могло, и раннее возвращение домой совершенно его не привлекало. Ничего не говоря, он сгреб деньги со стола вместе с билетами, вышел из бюро и направился навстречу своему Предназначению.

Предназначение не заставило долго себя ждать и, прежде чем Лесь успел перейти на другую сторону улицы, воплотилось в образе одного его близкого приятеля, которого он не видел вот уже несколько месяцев. Увидев Леся, приятель широко распахнул объятия, а в глазах его заблестели слезы.

– Ты мне послан с неба! – крикнул он душераздирающим голосом. – Она изменила мне!..

– Нет! – крикнул Лесь взволнованно.

– Ради бога! Сегодня открылось! Идем, я уже больше не могу! Идем!..

Лесь быстро сообразил, что до восьми еще много времени, и это была его последняя мысль о лежащем на нем сегодня обязательстве. Трагедия любимого приятеля захватила его полностью.

После одиннадцати часов вечера измученный кельнер в «Амице» попросил покинуть зал двух последних посетителей, которые воплощали в себе два различных подхода к проблемам существования. Один из них рыдал на груди другого горькими слезами, а второй, прижимая к груди заплаканного товарища, извлекал из себя утешающие и воинственные крики, что-то вроде: «Ничего! Главное, что мы живем!.. Вперед! Взвейтесь, соколы, орлами!.. Они не люди!..»

Разумеется, в его словах было много здравого смысла, ибо если что-либо и пролетело, то лучше уж сокол, а не люди.

Опытный водитель такси, не вступая в долгие дискуссии, сразу же установил цель поездки, посмотрев в личное удостоверение заплаканного пассажира. Немного возни пришлось произвести в связи с возвращением удостоверения, ибо пассажир ни в какую не хотел принимать его назад, но с этим шоферу удалое: справиться, вложив тихонько удостоверение в карман пассажиру. Полный сочувствия, водитель старался уговорить второго пассажира продолжить поездку домой, но тот решительно отказался, заявив, что у него есть очень важное дело, которое он должен сделать именно в Средомостье, и поэтому никуда больше не поедет. Водитель еще раз окинул взглядом двух приятелей, нетвердыми шагами направившимися к какому-то подъезду, махнул рукой и включил первую скорость.

Было далеко за полночь, когда Лесь, усыпив обиженного товарища, вышел из его дома. Он проходил какими-то полутемными улицами, через ямы и горы булыжников, распевая во все горло то бравым, то слезливым голосом:

– Гей, гей, соколы, пролетайте через горы, долы!.. – при этом он ограничивался лишь одной этой строчкой.

Пение то усиливалось, то слабло, иногда превращалось в невнятное бормотание, а Лесь с трудом выполнял приказы, отданные им соколам. Усилия по преодолению препятствий так его увлекли, что он совершенно не принял во внимание, что раскопана лишь одна сторона улицы, тогда как на другой стороне было совершенно гладко и удобно. Поэтому он брел прямо вперед по глинистым долам и, наконец, преодолел последнюю яму. Почувствовав под ногами твердую почву, он поднял голову. И замер. Песня о соколах застряла у него в горле.

– …горы, долы… – пробормотал он по инерции.

На расстоянии нескольких метров от него стоял освещенный двумя фонарями самый настоящий розовый слон.

На лице Леся появилось выражение безграничного удивления. Он более или менее представлял себе свою предшествующую деятельность сегодня, и вот, видимо, настали последствия этой деятельности. Галлюцинация! Делириум тременс! lt;Белая горячка (лат.)gt; И не какие-то там мышки-кролики или хвостатые дьяволята, а сразу слон!.. И какой! Розовый!!!

Лесь надолго закрыл глаза, а потом снова их открыл. Слон стоял и дальше. Лесь повторил операцию с глазами.

– Сгинь! Пропади! – угрожающе крикнул он сдавленным голосом, – Кыш! Кыш!

В ответ произошло что-то страшное. Откуда-то, из темноты, послышались вдруг тихие звуки чарльстона. Слон пошевелил ногами, ушами, приподнял хобот и, переступая ногами, начал со всей очевидностью танцевать!..

Для Леся это было уж слишком. Сквозь алкогольное опьянение к нему прорвалось воспоминание детства. Слон! Поросенок! Мышеловка для кота! Летающий слон!

– Летающий слон! – крикнул вдруг Лесь душераздирающе.

Он повернулся и бросился бежать в панике, непрерывно крича:

– Летающий слон!!! Летающий слон!!!

Он чудом промчался через всю раскопанную улицу и в ее конце, споткнувшись, попал в объятия привлеченного криком милиционера.

– Летающий слон!.. – крикнул Лесь в последний раз.

– Что вы говорите? – спросил удивленный милиционер, который слышал на своем веку много пьяных выкриков, но такого еще не приходилось. – В чем дело?

При виде милиционера Лесь несколько опомнился, хотя на лице у него оставалось выражение необычайного потрясения. В голове его, однако, промелькнула мысль, что если милиционер выявит у него белую горячку, то не миновать ему лечебницы для алкоголиков. Скрыть, немедленно все скрыть!..

– Нет слона! – крикнул он в необычайном возбуждении. – Нет слона! Ни одного!!!

– Как это? – забеспокоился милиционер, который недавно обходил только что приехавший цирк. – Как это нет? Украли?

– Украли! – подтвердил вдруг Лесь, потому что ему было как-то безразлично, что сталось с его видением, лишь бы он от всего мог отказаться.

– Украли! Нет его! Нет! – добавил он с такой силой убежденности, что его тон, подкрепленный выражением лица, заставил поверить милиционера в необычайную кражу в цирке. Особенно еще и потому, что он своими глазами видел беспорядок и отсутствие всякой бдительности со стороны служащих цирка, когда делал обход.

– А ну пошли! – крикнул милиционер нервно и побежал по раскопанной местности, совершенно игнорируя другую, гладкую, сторону улицы, держа Леся за руку.

После нескольких толчков, спотыкаясь, Лесь пришел к выводу, что представитель власти требует от него каких-то дополнительных доказательств отсутствия галлюцинаций. Поэтому он перестал упираться и продолжал путь вместе с милиционером.

Они выскочили к дому и остановились как вкопанные. Вернее, остановился милиционер, а Лесь, ноги которого приросли к земле, а разогнавшееся туловище продолжало двигаться, сделал что-то вроде внезапного глубокого поклона, уперевшись руками в раскопанную глину.

Розовое марево стояло в свете двух фонарей и одного неонового светильника, добродушно помахивая ушами.

Обеспокоенный известием о краже слона и видя его перед собой целым и невредимым, милиционер с силой поднял упавшего Леся.

– Ну так что? – спросил он презрительно. – Ведь стоит!

– Что стоит? – простонал смертельно испуганный Лесь.

– Как это что? Слон! Вы что, не видите?

Лесь вытаращил глаза на слона, с отчаянным упорством давая себе клятву не признаваться ни за что ни в чем.

– Какой слон? – вяло спросил Лесь, напрасно стараясь изобразить удивление. – Где слон? Никакого слона нет!

Милиционер торопливо подумал, что кто-то из них должен быть не в себе, и стал припоминать, когда в последний раз он употреблял алкоголь. Позавчера, двести… Нет, не может быть, не от того…

Одновременно Лесь в отчаянии посчитал, что представитель власти либо пьян сам, либо устраивает ему какую-то гнусную провокацию. Ведь слона-то нет! Розовая гора с большими ушами является просто его личной галлюцинацией.

– Нет ни одного слона, – повторил он, правда, без особой уверенности.

Непонятное упорство Леся препятствовало милиционеру собрать свои мысли и понять сущность конфликта.

– Вы отрицаете, что здесь стоит слон? – гневно спросил он.

– Да, отрицаю. Не стоит!

– А что он делает? Лежит? Сидит?

– Танцует… – вырвалось у Леся против его воли.

И действительно, слон все еще переступал ногами в ритме доносящихся издали звуков.

Услышав наконец ответ, который был в согласии с очевидностью, милиционер обрел способность рассуждать. Он посмотрел на Леся и только теперь увидел, в каком тот находится состоянии. Он мгновенно понял, в чем состоит драма стоящего возле него человека, и чувство жалости тронуло его душу. Но так как он был зол на Леся, то решил забрать Леся в вытрезвитель, предварительно убедив его в ошибочности его мнения.

– Перестаньте говорить глупости, – сказал он решительно. – Слон стоит, как бык. Вы разве не видите, что цирк приехал? Никаких нет привидений.

У Леся что-то забрезжило в голове, но он еще был не в состоянии поверить в свое счастье.

– Но почему он розовый?.. – недоверчиво спросил он и жалобно посмотрел на милиционера.

– Ах, черт, верно… Но это потому, что на него падает свет от красного неона. Вы разве не видите, что здесь неоновое освещение?

Только теперь Лесь заметил огромные неоновые лампы над магазином, и выражение глубокого облегчения появилось у него на лице. Итак, все-таки это в действительности есть, это не делириум!

– Ну а теперь пойдем, – твердо сказал милиционер.

– Куда?

– К нам. Зачем вам ходить по улицам?

Они вылезли из ямы и пошли вперед. Милиционер держал Леся за плечо, а тот шел рядом без сопротивления не потому, что был не способен к решительным действиям, а просто потому, что был смертельно испуган и не способен размышлять. В отделение!.. Этого ему еще не хватало! В нынешней ситуации!.. Жена!..

Мысль о жене в мгновение ока отрезвила его почти полностью. Он задержался и высвободил свое плечо, которое поддерживал милиционер. Тот не почувствовал ничего опасного в действиях Леся, потому что покорность Леся заставила его потерять бдительность. Он просто подумал, что Лесь хочет закурить или что-нибудь в том же роде…

Лесь не терял ни секунды. Он, как испуганный олень, бросился в сторону и помчался прямо вперед. Он бежал куда глаза глядят, не замечая, что бежит в направлении, противоположном его дому. Уже давно умолк за его спиной звук шагов милиционера, когда он остановился почти в Белянах, далеко от Мокотова, где он жил.

Прежде чем в половине третьего он добрался домой, он успел еще вспомнить, какое дело на него было возложено, успел выяснить, что билеты и деньги, которые были ему вручены, почти в целости и сохранности. Успел еще подумать, что может выслать билеты тото-лотко в воскресенье до двенадцати часов, и это более всего его утешило. Он двинулся к постели, полный впечатлений и почти счастливый…

Ощущение ленивого счастья продолжало удерживаться в нем, когда он пробудился. В квартире царила тишина, за окном расцветал всеми красками превосходный солнечный осенний день, и Лесь хотел уже было перевернуться на другой бок и снова заснуть здоровым сном, когда вспомнил о невыполненных обязательствах. Он вспомнил, что должен отослать билеты тото-лотко.

Он взглянул на будильник, но тот явно стоял, так как показывал десять минут шестого, что, судя по положению солнца, было совершенно невозможно. Он посмотрел на свои часы, но они, видимо, тоже стояли, потому что показывали без двадцати двенадцать, что должно было быть ужасным, если бы было именно так. После некоторого раздумья, он понял, что выяснение истинного времени является для него необходимостью, подтверждающей состояние счастья, встал и, отчаянно зевая и почесывая небритый подбородок, отправился к телефону. В его голове что-то стрельнуло, поэтому он сел возле телефона, немного посидел, а затем, сидя, набрал номер телефона. Вся его последующая жизнь, учитывая данное мгновение, проходила под знаком воспоминания этого мгновения, потому что ему показалось, что кресло под ним было подброшено ему рукой Судьбы.

– Одиннадцать сорок три, – с готовностью проговорил голос в трубке.

Не понимая этой удивительной информации, Лесь и дальше сидел с трубкой возле уха, лишенный каких-либо мыслей и чувств.

– Одиннадцать сорок четыре, – с той же самой благожелательностью сказала трубка.

После этого известия Лесю сделалось плохо. В его голове стрельнуло сильнее, и одновременно он услышал биение своего сердца. Если бы ему сказали, что уже двенадцать сорок четыре, или хотя бы двенадцать ноль одна, он признал бы, что все пропало, все потеряно, ничего уже не удастся сделать, и автоматически освободился бы от всякой ответственности. Он мог бы вернуться на диван и снова в отчаянии уснуть. Но в этой кошмарной ситуации у него оставалось еще шестнадцать минут, которые он должен! должен!!! был посвятить какой-то ужасной, неслыханно интенсивной деятельности, но он не в состоянии был эту деятельность развернуть!

Свою деятельность он начал с того, что перевернул кресло и сбросил на пол телефон. Затем он потратил несколько бесценных минут на упорное и бессмысленное натягивание на ноги своей куртки вместо брюк. Затем он сорвал в ванной вешалку с полотенцами. Потом разбил два стакана, один вазон и лампочку в опрокинутом торшере. Следующим его шагом было выбрасывание наружу содержимого полки в шкафу, где он шарил, бессмысленно желая найти чистую рубашку, а также содержимого шкафчика с обувью, где с непонятным упорством искал щетку для обуви. Наконец, он выбежал на лестницу в одиннадцать пятьдесят один с плащом в руках и в страшно грязных, вымазанных засохшей глиной туфлях. С первого этажа ему пришлось вернуться назад, закрыть входную дверь, а затем снова вылететь на улицу.

К киоску, продающему билеты тото-лотко, он приехал через пять минут на такси, если бы улица не зияла пустотой в обе стороны. Поэтому он помчался вперед галопом, и в двенадцать шестнадцать ткнулся в наглухо закрытые двери желанного помещения.

Итак, его усилия окончились. У него теперь было много времени на размышление, сожаление и планирование дальнейших действий. Теперь он сколько угодно времени мог колебаться, удивляться, выговаривать себе, рассматривать свои намерения и стараться исправить положение.

Прежде всего, очевидно, необходимо было ликвидировать это стреляние в голове, которое наполнило его до такой степени, что оглушало даже чувство постигшей его катастрофы.

На шум в голове был только единственный способ, и этот способ Лесь применил без малейшего колебания. Он только немного подумал, что ему выбрать: бар «Под Аркадами» или рыбный бар на Пулавской, и быстро решился на последний, так как воздух в том направлении казался ему более свежим. Он оторвался от враждебных, отталкивающих закрытых дверей, к которым прислонился плечами, и пошел на юг.

Выпитый на голодный желудок первый глоток подействовал на него чудотворно. Мысли Леся начали собираться с удивительной ясностью. И здесь уже не было места на сомнение или какие-то глупые надежды. Он пропал. Самым обыкновенным образом пропал, и теперь уже на всю жизнь. Не было никакого сомнения, что на не высланные билеты обязательно выпадет миллион, и этот миллион он должен будет вернуть своим коллегам. Каким способом и когда, он не мог себе представить, но в конечном счете знал наверняка, что теперь он является конченным человеком, который потерял все. Человеческое доброжелательство, какая-либо надежда на уважение окружающих, жена, дом, Барбара… Даже мечтать о Барбаре он уже не имеет права! Это конец. Ничего его уже не спасет! Он пал на самое дно!

Человек, который потерял все, естественно, больше ничего уже не может потерять. Лесь стал именно таким человеком. После третьего глотка он окончательно оценил свое положение и почувствовал даже некоторую гордость, что ему так интересно удалось прыгнуть в пропасть. В него влился дух отчаяния. Уже без боязни и дрожи он сунул руку в карман выгреб оттуда все деньги, предназначенные неизвестно для чего, и пересчитал их. Из общественных двух тысяч четыреста и его собственных двухсот злотых остались не больше тысячи трехсот, не считая тех мелких, которые должен будет оставить здесь, в баре. Остальные подверглись дематериализации.

Обыкновенное сидение в баре казалось ему недостойным человека, так морально падшего. Необходимо было сделать что-то большее, что-то мощное, что-то, что могло было бы стать вершиной уничтожения его жизненной карьеры.

Он вышел из рыбного бара и направился в северном направлении. Возможности, которые скрывались в центре метрополии, и северное направление полностью отвечали состоянию его духа. До сих пор у него было множество недостатков, но он был порядочным человеком. Теперь он перестал им быть. Он сравнил не принадлежащий ему миллион с принадлежащими ему тысячей сто злотых. Миллион, выигранный в проклятое то-то-лотко, и тысяча сто, предназначенное на этот выигрыш. У него остался мизер, который жег ему карман.

Необходимо было избавиться и от этого мизера. Поскольку черти забрали столько, то пусть забирают и все остальное с ним заодно. Избавиться немедленно, без колебания, без сожаления и окончательно! Только с фантазией! С шумом! С фанфарами! Если падать, то падать с хорошего коня!.. Коня!!!

Лесь вдруг остановился. К остановке подъезжал автобус с надписью «Бега». В него входила небольшая группа людей, но внутри было еще достаточно места.

– Коня!!! – забушевало в душе у Леся дерзко и бунтующе.

Подтолкнутый категорическим требованием вдруг разъяренной души он двинулся к автобусу. Подтолкнутый затем категорическим желанием контролера он двинулся к кассе. Затем настало время привести в порядок свои мысли.

Его душа требовала многое. Поэтому он купил самый дорогой билет за тридцать злотых, протиснулся мимо пустого входа и влез на трибуну. Программа бегов ничего не говорила о том, с чего можно начинать, поэтому покупать ее не было смысла. Правда, входной билет тоже ему ничего не давал, но его, к сожалению, необходимо было купить, чтобы войти на трибуну.

Лесь оказался посреди беснующейся в эмоциях толпы, которая старалась в самое кратчайшее время расстаться с возможно большим количеством денег. У самого выхода стояли два человека, один из которых хватался за голову и стонал:

– Эта четверка! Эта чертова четверка!..

А другой, молча, с унылым выражением, рвал на мелкие кусочки большое количество бумажек и бросал их на пол.

На Леся действовал не только дух отчаяния, но и алкоголь. Царящая вокруг атмосфера подействовала на него очень сильно. Он уже видел игровые салоны, кучи банкнотов на столах, горящие глаза, услышал звон золота, крики крупье… Монте Карло!..

– Моему деду посчастливилось в Монте Карло!.. – подумал он с гордостью.

Но мысли его вдруг оборвались, ибо он никак не мог решиться на что-то. Что сделал тот дед в Монте Карло?.. Потратил? Все спустил? Растратил?.. Он ведь точно так же мог и выиграть. Правда, немного нехорошо было то, что Лесь вообще не мог припомнить ни одного счастливого выигрыша в своей семье, даже вспоминая прадеда.

Но мысль о дедовской фортуне в Монте Карло была такой сильной, что выпирала наружу, и он должен был ее немного затолкнуть внутрь. Желая пройти вперед, он наткнулся в толпе на какую-то преграду и с гордостью сказал:

– Моему деду посчастливилось в Монте Карло!..

Отсутствие ответа, касающегося судьбы счастья снова остановил его и он вопросительно посмотрел на то что-то, что его задержало и не ответило на его возглас. Это что-то было элементом конструкции трибуны, естественно выказавшее полное равнодушие к счастью Лесева деда. Он брезгливо и с некоторой доли недоумения осмотрел преграду, которая вопреки всему оказалась не человеком, и пошел дальше.

– Моему деду посчастливилось в Монте Карло!.. – звенело в его душе громко, сентиментально и взволнованно.

Обойдя два этажа и переждав очередной забег, смысл и результаты которого остались ему неизвестными, он вспомнил, что пришел сюда тратить остатки денег и чести. Выбрасывание денег горстями на террасу перед трибунами не было для него привлекательным, при том у него крутилась мысль, что дед в Монте Карло как-то иначе поступал. Дед: вероятно, делал ставки… Ну, так и ему необходимо ставить! Все равно на что!

Обнаружив место, где люди платили какие-то деньги, и избегая малейшего беспокойства, он подошел к кассе, где стояло меньше всего людей. Не обращая ни малейшего внимания на зеленую надпись над кассой: «100 зл.», он беззаботно вытащил из кармана двести злотых и подал их пани в окошке, повторяя то, что услышал от предыдущего игрока:

– Два-один пять раз.

– Пятьсот злотых, – сказала пани, задерживал в своей руке билеты и протягивал к Лесю руку с его двумястами злотых.

– Что? – бессмысленно спросил Лесь.

– Пятьсот злотых. Еще триста.

Лесь пожал плечами, ибо ему показалось нетактичным поведение этой пани, принуждающей его к трате денег в ином темпе, чем он себе представлял, но сунул руку в карман и достал еще триста злотых, Он спрятал пять билетов с зелеными надписями и, избавившись от пятисот злотых, повернулся в направлении, куда тянуло его больше всего.

– Сто грамм и селедку, – решительно пожелал он.

Поданные ему сто грамм и селедка так его увлекли, что он не поддался течению и не помчался за толпой, которая сосредочилась возле стадиона. Не обращая внимания на раздающиеся вокруг крики, а также на результат забега, потому что считал, что его деньги уже пропали, он не связывал их ни с каким заездом. Дед в Монте Карло все больше занимал его мысли. Через некоторое время до него донеслись голоса каких-то двух панов, которые стояли возле него в буфете, также посвящая свое внимание ста граммам, только без селедки, а бутерброду с сыром.

– Два-один играет, – сказал один из них с неохотой. – Должны были так прийти, не было уже сил. Заплатят сорок злотых.

– У меня два-один есть пять раз, – сообщил второй, разглядывая билеты. – Я играл еще два-три, на новичка…

Лесь сперва почувствовал неудовольствие к себе, что опозорил деда селедкой, вместо того, чтобы поддержать его честь бутербродом, потом ему показалось, что паны говорят о чем-то знакомом. Два-один пять раз… Где-то он уже слышал это магическое заклятие.

Билеты, которые были в руках второго человека, тоже производили на него впечатление чего-то уже виденного. Он заказал следующие сто грамм, но теперь уже с бутербродом, и, исполнив таким образом свою обязанность перед дедом, все внимание переключил на двух довольно интригующих его людей. Он стоял, опершись о буфет, со склянкой водки в руках и присматривался к ним чутко и ласково, а предок-игрок просто протискивался к нему в рот с силой иерихонской трубы.

Два пана, занятые разговором, не обращали на него никакого внимания, но к ним подошел третий. Этому третьему сразу бросился в глаза ангельски кроткий взгляд стоящего рядом Леся. Игроки на скачках неохотно открывают свои тайны незнакомым людям, касающиеся прогнозов следующих забегов. У третьего пана возникли подозрения, что этот незнакомец подслушивает их, поэтому он оставил своих друзей и кивком показал на Леся.

Первый из тройки сунул руку в карман и вынул кипу билетов с зелеными надписями. Всмотревшись в него, Лесь сделал то же самое как раз в тот момент, когда все они обратили на него внимание.

Нет в мире такого игрока, в котором не возник бы интерес к непонятно ведущему себя чужаку. Три пана невольно вытянули свои шеи в направлении билетов Леся.

– У вас есть такие же? – спросил с любопытством один из них.

– Моему деду посчастливилось в Монте Карло!.. – крикнул Лесь с силой в ответ, чувствуя облегчение от того, что может, наконец, поделиться с кем-то раздирающим его чувством. Одновременно он взмахнул билетами в направлении панов.

Все три внезапно вздрогнули от этого неожиданного крика удивительного содержания, но зеленые билеты притягивали их, как магнит. Ничем не выдав своего удивления по поводу непонятного содержания возгласа, они тем не менее внимательно посмотрели на билеты Леся.

– Да, тоже два-один. Счастья на этом вы не заработаете, никакой выплаты… – сообщил один из них, несколько скривившись.

– Всегда что-то есть, – сказал другой. – По сороковке дадут.

– Сорок четыре, – опроверг третий, выглядывая через окно. – Они уже вывесили результаты и выплачивают.

– Ну, так нужно взять. Пойдем…

Смысл сказанного полностью еще не дошел до Леся. Но он оставил недопитые сто грамм и бутерброд чести и пошел за ними только потому, что однократное сообщение о родоначальнике не удовлетворило его полностью. Он хотел поболтать на эту тему более подробно, а в трех панах увидел внезапно родственные души. Поэтому он стал вместе с ними в очередь в кассу, по их примеру подал кассиру своих пять билетов и, к своему великому удивлению, получил от него тысячу сто злотых. Не понимая, что это значит, он взял их в руку, посмотрел на них минуту в полном отупении, а потом на него нашло внезапно озарение. Наконец он знал, что совершил его дед в Монте Карло!..

– Моему деду в Монте Карло посчастливилось выиграть! – сообщил он мощно в пространство, потому что три пана уже отошли.

Он не обратил уже никакого внимания на их отсутствие, ибо его захватила теперь другая мысль. Ха! Если мог дед, то может и он!.. Он пришел сюда все растратить, а оказывается, можно здесь все найти! Деньги, честь и, кто знает, может быть, даже и утраченный миллион!..

Дед делал ставки. Он тоже поставил и выиграл! Необходимо ставить и дальше! И дальше выигрывать!..

Не вникая в не известные ему подробности и сложности принципов игры на скачках, он не колеблясь, подался к той же кассе, что и в предыдущий раз. В голове у него ворочались мощные мельничные жернова, заглушающие всякие сомнения. У него даже не возникло тени допущения, что главным элементом этой игры прежде всего являются кони. Он вообще не знал, где эти кони находятся, не замечал их до сих пор, они просто не существовали для него. Он забыл о конях, помня только о своем счастливом деде в Монте Карло.

Он вручил кассиру следующие пятьсот злотых, произнося твердо то, что ему пришло в ухо в буфете:

– Два-три. Пять раз.

Гордый и глубоко взволнованный, он уже нигде не задерживался, только начал путешествовать по всему первому ярусу. Ему казалось, что сейчас должно произойти что-то, в результате чего он снова выиграет, он только не знал подробно, что это могло быть. Опутанный видением деда, он не мог избавиться от туманного образа зеленого стола, крутящейся рулетки, раздаваемых карт или еще чего-то в том же роде. Звонок, означающий прекращение приема денег, наполнил его глубоким беспокойством. Ему показалось, что он сейчас упустит что-то очень важное. Нарастающее беспокойство приказало ему броситься в ту сторону, что и все, то есть к краю стадиона.

В напряжении и весь во внимании он начал всматривался вдаль, поэтому старт пятерки лошадей арабской порода из-под самой трибуны совершенно не коснулся его сознания. Когда же кони прошли уже половину дистанции и находились на противоположной стороне стадиона, там, где находился его взор, он наконец понял, что что-то там бежит. Усилием ума он вспомнил, что это кони. В самом деле, кони!.. Итак, он играет на скачках! Он поставил на какого-то коня, эти кони, собственно, уже скачут, сейчас они будут здесь, и в связи с этим он должен выиграть!

Понемногу стало доходить до него содержание звуков, раздающихся вокруг. Личность, стоящая возле него и прислоненная к балюстраде, смотрела в бинокль и информировала остальных, которые смотрели невооруженным взглядом. Все были очень возбуждены, и это возбуждение начало передаваться Лесю, до сих пор спокойному и уверенному в выигрыше, но теперь захваченному общим возбуждением.

– Пятерка впереди, она ведет! – кричал парень с биноклем. – Пятерка ведет, за ней тройка, потом двойка!.. Тройка догоняет… нет, отстает!..

– Кто там идет последним, скажите? Кто там отстает?

– Сейчас… номер первый!.. Первый, Калифат!

– Я же говорил, что Калифат последний!

– Идите вы к чертям!!!

– Говорите же! Что там на вираже?!

– Тройка выходит вперед, пятерка вторая!..

– Так и будет, три-пять, вот увидите!..

– Двойка в триплях! – взвизгнул кто-то душераздирающим голосом.

Этот отчаянный, но непонятный крик потряс Леся до глубины души. Он упал на грудь стоящего перед ним парня и не выдержал.

– Говорите же! – крикнул он, теребя за рукав обладателя бинокля.

Собственник бинокля старался выдернуть из его рук свой рукав, вместе с рукавом дергалась и рука с биноклем, который он напрасно пытался приложить к глазам. Кони были уже на прямой. Лесь нервно дергал, поэтому тот бросил бинокль и кричал дальше без уже оптического прибора:

– Валет идет, Валет! Пятерка вторая!

– Хала вторая! Двойка ее обходит! Уже три-два!..

– Двойка выходит вперед!

– Не давай себя обходить!!!

– Валет, давай! Валет, давай!!!

– Есть! Два-три!!!

– Черт возьми, а я играл три-два десять раз!..

Лесь, почти протрезвев и в полной прострации, позволил впихнуть себя снова в середину. Два-три!.. Два-три – это было то, что у него написано на пяти купленных билетах! Выиграл! Снова выиграл! Сама судьба была на его стороне! Сама судьба направила его в это место, чтобы он мог спасти свою честь, достойно продолжив семейные традиции, начатые еще дедом в Монте Карло! Он отыграет все и в ореоле славы предстанет перед теми, кто его так недооценивал! Он бросит им под ноги это, по-мужски добытое счастье! Что там тото-лотко, в тото-лотко пусть играют одни никчемные люди, а объятия азарта только он один решил отдасться, и вот прошу, с каким результатом! Он бросит им больше, чем они ожидают, им всем и ей!.. Барбаре!..

До гипотетического миллиона, который сам просился в его руки, было, по правде говоря, еще довольно далеко, но достойный потомок деда-игрока не считал, что должен заниматься арифметическими подсчетами. О размере выигранной суммы он узнал лишь во время ее выплаты, потому что все объявления по ипподрому и на информационных таблицах просто прошли мимо его внимания. Порядок два-три, оцененный в 220 злотых, дал ему в руки пять с половиной тысяч злотых и привел к тому, что, вычтя общественные деньги, он был еще в плюсах.

Из услышанных криков Лесь запомнил лишь некоторые. Подойдя снова к счастливой кассе, он сказал первое попавшееся, добавив:

– Десять раз.

Первое попавшееся было три-два. Три-два десять раз составляло последнюю реплику, которая попала ему в ухо в момент прихода коней на финиш. Глупая тысяча злотых, которую он выплатил этим разом на игру, была мизером по сравнению с миллионом, маячившим у него перед глазами. Возможностью и способами добычи миллиона на протяжении одного дня он не интересовался, ибо не намеревался вникать в подробности деятельности капризной судьбы.

Внезапный поворот в жизненном положении, неожиданный перескок со дна падения до вершин геройства, восхитительная и плодотворная смелость в борьбе с азартом, потрясли его до такой степени, что свели почти к нулю последствия употребленного перед тем алкоголя. Теперь уже сто грамм с бутербродом… Да что там с бутербродом! С устрицами!.. уже не была Лесю нужны. Теперь в его ушах гремели фанфары, он упивался удивительным настроением. Зеленые столы и вращающиеся рулетки выветрились у него из головы и пропали из глаз. Оглядывало: вокруг уже вполне осмысленно, он заметил принципиальный источник всеобщей заинтересованности: сперва кони на старте, а потом кони на поле. Гордый, растроганный, счастливый, он смотрел с высоты на лоснящиеся конские зады и понемногу начал различать номера, обозначенные под седлами, связывая их с номерами на купленных билетах. Он только не знал, почему этих номеров два, что означало, что игра ставится сразу на двух коней, а ему было известно, что всегда играют на одного коня и выигрывают тогда, когда этот конь приходит на финиш первым. Он никогда не был на бегах, он не вникал в тайны этого мероприятия и сейчас не хотел спрашивать кого-либо об этом. Раз уже дважды он выиграл на двойного коня, то выиграет и в третий раз, не стоит беспокоиться, лучше снова отдаться на волю судьбы.

Кони передвинулись из паддока на поле, продемонстрировали мелкий галоп и пошли к месту старта. Людской табун переместился с одной стороны трибуны на другую. Лесь вышел на балкон, нашел место возле парапета, устроился повыгоднее и стал ждать очередной победы.

Он ждал долго, потому что в этом забеге стартовали двухлетки на дистанцию 1400 метров, а старт двухлеток всегда очень сложное дело. Ожидая, он прислушивался к раздающимся вокруг него возгласам, стараясь понять технику выигрыша.

– Стайня прийдет, вот увидите, – говорил кто-то очень уверенно.

Леся это мало волновало, потому что не знал, что это означает.

– Какая там конюшня, первым прийдет Полонез, раз идет на тысяча четыреста, – ответил кто-то другой с издевкой.

– Ну и что с того, вот увидите, что прийдет!

– Чего они тех коней не пускают, ведь все уже в куче!

– Что вы, в куче, вон один в кусты попер!

– Что там ходит сзади? Посмотрите!..

– Это номер первый… – проинформировал один из обладателей бинокля. – Он стоит задом, нет, его уже привели… Пошли!!!

– Фальстарт!!! – одновременно раздался возглас, и выкрики стали нервными.

– Вырвались два! Один еще скачет! Куда он скачет? Идиот!

– Скажите, кто вырвался? Говорите же!

– Тройка, Полонез!..

– Вот тебе твоя конюшня! Если вырвался, то первым не прийдет!

– Если конь в форме, то и скачет! Должен прийти!..

Лесь тоже разнервничался неизвестно почему, ибо его успех был ему гарантирован. От его имени действовали высшие силы. Он был под опекой судьбы…

Второй фальстарт привел к тому, что все игроки пришли в возбуждение, а третий еще увеличил их беспокойство. Что-то там делалось такое, чего Лесь не понимал, но что было в значительной степени беспокойным, судя по поведению трибун.

– Что за кретин там сидит?!

– Что вы хотите, это ведь двухлетки, всегда так!

– Как может конь прийти первым, если три раза уже вырывается! Он почти всю дистанцию уже прошел!

– Пустят их в конце концов, к черту, или нет?!

– Одного уже имеем сзади! Скажите, кто там задом идет?!

– Номер один! Все время портит старт! Его уже возвращают!..

– Пошли!!!

– Кто идет?! Говорите же, кто идет?!.

Лесь перегнулся через балюстраду так, что если бы не живая стена, держащая его сзади, он вылетел бы на нижнюю террасу. Он бессмысленно вытаращил глаза на коней, но совершенно безрезультатно, потому что и так не мог их различить. Он не имел никакого понятия, какой из них является его конем. Выкрики вокруг него возбуждали его нервную систему в высшей степени.

– Стайня идет! Стайня идет! Три-один!..

– Двойка его обходит сзади! Будет три-два!

– Пятерка скачет от поля!..

– Давай, Полонез! Давай!

– Не успеет!.. Вот! есть три-пять!!!

– Три-пять…

– Ну, и где ваша конюшня?!

– Двойка идет третьей, глядите, а я ее совершенно не принимал в расчет!.. А немного не хватило!

– Три-пять! Вот будет выплата! Вся игра была на конюшню!..

Лесь находился возле балюстрады, полностью ошеломленный. Перед ним, возле судейской башенки виднелись вывешенные на таблице номера 3 и 5. А он поставил на три-два… Что это может означать? Проиграл? Но ведь это невозможно! А что с той судьбой, которая работала за него и должна была доставить ему миллион? Где тот миллион?!

Судьба, очевидно, обиделась на Леся отсутствием у того достаточной увлеченности начинаниями и подвела его. Несчастный баловень судьбы не очень знал, что теперь делать. Требовать аннулирования результатов?.. Сейчас, но ведь одного коня он угадал правильно… Может быть, хоть половину выиграл?

Возле Леся сидел какой-то человек, опершись подбородком о балюстраду. Вся его внешность выражала безнадежность. Посмотрев на него внимательно, Лесь снова почувствовал что-то вроде родства душ. Он вытащил из кармана свои билеты и протянул их человеку под нос.

– Простите, что это, – спросил он отчаянно, сосредоточив в этом вопросе все сомнения, какие его переполняли.

Человек посмотрел на билеты, потом на Леся, потом снова на билеты с безразличием.

– Макулатура, – ответил он с жалостью после минутного раздумья.

– Это значит, я проиграл?! – спросил снова Лесь, выражая в этом новом вопросе все чувства сразу: возмущение, недоверие, отчаяние, безмерное изумление и безмерную угрозу. Человек посмотрел на него с несколько большим любопытством и, ощутив от Леся еще невыветрившиеся пары алкоголя, подавил в себе нарастающее удивление.

– Попал в точку! – кратко ответил он и добавил:

– Я тоже. Абсолютно все.

После чего он снова погрузился в полную прострацию.

Лесь понял, что не должен ему больше мешать. Но при этом слово «все» напомнило ему, что он проиграл еще не все. Снова в нем пробудился дух деда-игрока, приглушенный последними происшедшими событиями. Поскольку он проиграл еще не все, то может играть и дальше! Он продолжит свою игру! Будет играть и сейчас отыграет все…

Оберегающая безумцев милосердная Фортуна позаботилась о них, применяя два способа спасения стремящихся к гибели жертв. Во-первых, послала Леся на Бега только после четвертого забега, в котором он еще не успел принять участия. Выиграв в пятом и шестом забегах, он мог участвовать лишь в еще двух следующих. Благодаря второму способу Фортуны он не успел потерять в них больше чем две тысячи злотых по очень простым причинам.

Ему и в голову не пришло, что может ставить более чем на одну комбинацию, и никто из присутствующих такой мысли ему не подсунул. Держа высоко знамя дедовской чести, Лесь уже не мог ставить меньше чем тысячу и, если бы было еще несколько забегов, то, несомненно, проиграл бы все. Но благодаря заботам высших сил, он избавился лишь от тяжелого балласта трех тысяч, а со всем остальным остался.

Когда он покидал одним из последних поле разврата, его ум был в состоянии уже работать. Пережитые эмоции отрезвили его окончательно. Он пересчитал оставшиеся деньги и установил, что у него есть еще четыре тысячи двести злотых, что удивило его неимоверно. В тех двух последних жутких забегах он считал, что проиграл какое-то огромное состояние, родовые владения, села, дворцы, приданое жены… Свою собственную судьбу он спутал полностью с судьбой воображаемого деда в Монте Карло. Дед мог иметь хорошие земли, его жена, по всей вероятности, бабушка, имела несомненно большое приданое, но жена Леся не имела ничего. И счастье состояло именно в этом, потому что, если бы она имела что-нибудь, Лесь безусловно проиграл бы и его!

Чувствуя что-то вроде благодарности к господствующему строю, Лесь пешком шел и размышлял. Возникшее сумасшествие, которое охватило его в рыбном баре, позволило ему отыграть доверенную коллегами сумму. Но это еще не все, у него есть, сейчас… сколько?.. У него есть даже… Двести злотых были его, но пусть будет, что он их пропил. Но ведь он имел еще тысяча восемьсот злотых сверх основной суммы. Теперь только должно быть новое чудо. Если на проклятые невысланные билеты не падет выигрыш больше того, который составлял его собственность, то он сможет всю эту ужасную историю скрыть перед товарищами и сохранить свою честь. Он не окажется в их глазах растратчиком и идиотом, он сможет смело смотреть людям в глаза… Необходимо сейчас, немедленно узнать результаты этой отвратительной кретинической игры!

Вот так, бросаясь от надежды к отчаянию, Лесь ускорил шаги и направлялся к своему дому, не предвидя, что его там ожидает.

Жена Леся, недовольная поведением мужа на протяжении нескольких последних недель, решила устроить утром в воскресенье ему скандал. На это решение повлияло его поведение в субботний вечер, проведенный Лесем весьма таинственно и закончившийся около трех часов ночью. После глубокого размышления спокойная, уравновешенная, рассудительная, терпеливая Касенька пришла к выводу, что ее терпение лопнуло и что Лесю требуется встряска.

Она решила устроить ему грубый скандал. До сих пор она никогда в жизни не устраивала никаких скандалов, и знания ее в этом направлении были скорее теоретическими. Опираясь на опыт других людей, она считала, что если скандал каким-нибудь образом начнется, то дальше он будет развиваться сам собой.

Рано утром, когда Лесь еще спал, она отвела ребенка к своим родителям, не желая делать его свидетелем предстоящей запланированной сцены. Теперь она возвращалась домой, утверждаясь в своем решении.

Ни раскаяние, ни просьбы о прощении ждущего ее Леся не могли вызвать у нее отклика. Его поступки, по мнению Касеньки, перешли уже все границы и безусловно требовали острой реакции. Она отказалась от приглашения друзей, уговаривающих ее пойти на какие-то вечерние развлечения, не обратила даже внимания на содержание предложения, занятая исключительно идеей наказания легкомысленного мужа.

При базарном скандале необходимо было чем-то бросаться. Спеша домой, Касенька в уме перебирала предметы, которыми можно было пользоваться. С легким неудовольствием она не нашла предметов, непригодных для использования или испорченных вроде бокалов без ручек, треснутых тарелок или выщербленных блюдечек. Она разозлилась на себя за слишком большое внимание к домашнему порядку, на родителей, которые дарили им исключительно нужные предметы прекрасного качества, на Леся за то, что он вынуждал ее к лишним тратам, и решила наконец, что использует вазу для супа. Ваза редко употреблялась, и без нее можно было обойтись.

Она еще не решила, начать скандал словами или сразу приступить к делу, открыла двери и задержалась на пороге. Некоторое время она так и стояла, удивленно осматривая внутренность прихожей, затем закрыла за собой дверь и приступила к исследованию остальной части квартиры. Наконец, она остановилась посреди комнаты и почувствовала, что в ней пробуждаются какие-то новые внутренние силы.

Раскаивающегося мужа не было, зато вокруг виднелось побоище, которое можно было сравнить разве что с землетрясением или с прохождением воздушного смерча. Утренняя деятельность спешащего мужа дала внезапно большие результаты.

Первым порывом потрясенной Касеньки было наведение порядка, и она невольно уже подняла опрокинутый торшер, но сразу же овладела собой. Она поставила лампу на прежнее место, села на кресло, мстительно сбросив на пол Лесеву пижаму, и задумалась.

Через полчаса ее планы были полностью составлены. Она встала с кресла, позвонила к друзьям, которых она так легкомысленно бросила, выразила готовность принять участие в их развлечениях, а затем спокойно и методично приступила к дополнению внутренней обстановки. Подавив в себе муки желающей порядка души, она выбросила из шкафа, по примеру Леся, весь свой гардероб, при случае выбрав из него для себя подходящую одежду, разбросала по квартире книги и журналы, сняла с окон занавески и бросила их как попало и произвела еще множество других полезных дел. Решение сделать мужу ужасный скандал крепло в ней, как бетон. Она наконец достала из серванта вазу для супа, поставила ее на видном месте и покинула помещение с непреклонной уверенностью, что закончит свое дело после возвращения, после возвращения домой где-нибудь около одиннадцати вечера.

Вблизи своего дома Лесь мощно затормозил.

Близость родственников внезапно напомнила ему о существовании семейных неурядиц. Он вспомнил, в каком состоянии он оставил квартиру, и ему сделалось как-то не по себе. Он представил себе очевидно же дожидающуюся его жену, от которой, безусловно, услышит все, что она о нем думает и как можно назвать его поступки и что можно от него ожидать в ближайшем будущем. При мысли, что на этот раз моральный натиск жены будет сильнее, чем обычно, что ему будут заданы вопросы, на которые он должен будет дать какие-то ответы, он ощутил непреодолимую потребность повернуть назад. Но угнетающая его неуверенность, касающаяся жуткого миллиона, заставила его продолжать путь в избранном направлении.

Последние метры он преодолел, еле двигаясь. Перед подъездом он остановился, посмотрел в небо, составляя прогноз погоды на завтра. Внизу, в парадной, он изучил список жильцов, нашел в нем собственную фамилию, кивнул грустно головой и обратил внимание на почтовый ящик. В ящике что-то находилось. Надеясь, что в ящике будет длинное письмо, которое он сможет прочитать сразу же и долго на лестнице, задерживаясь тем самым еще немного, он нашел в кармане ключик от ящика и вытащил уведомление с почты о пришедшем на его имя извещении. Он долго осматривал извещение, не представляя, что это может быть, ничего не придумал и должен был, наконец, открыть входную дверь.

То, что он увидел сразу же, было крайне непонятным. Красноречивое состояние прихожей и ванной, а также очевидные изменения в декорации комнат, неопровержимо доказывали, что жена побывала дома во время его отсутствия.

Убедившись в том, что она здесь на самом деле была, Лесь почувствовал сперва прилив утешения, а потом потрясения. Присутствие жены вместе с произведенным беспорядком было чем-то беспрецедентным. Что-то должно было произойти и что-то такое страшное, что Лесь не мог вообще себе представить. Вместо того, чтобы навести порядок и в этой обстановке, с претензией и упреками, без сомнения, справедливыми, ждать его, жена, наоборот, увеличила беспорядок и беззаботно ушла. Это было так поразительно, так страшно, так потрясающе, что у Леся в голове все перевернулось.

Испуганный до невероятной степени Лесь перестал думать и хладнокровно оценивать обстановку. Он стремительно бросился наводить порядок, словно решил побить все рекорды, словно от этого зависела его оставшаяся жизнь.

Упавшая в ванне вешалка никак не хотела возвращаться на свое место. Даже на мгновение Лесю не пришла в голову мысль, чтобы оставить это на более позднее время. Он вытащил свой слесарный инструмент, стукнул молотком в стенку раз и другой, пробил в стенке ванной дырку до самой комнаты и отбил большой кусок штукатурки, пыль от которого густым слоем покрыла всю одежду из шкафа, пол и мебель. Пришлось в значительной мере увеличить работу по наведению порядка.

Находящиеся до сих пор на первом плане результаты игры в тото-лотко совершенно отошли в сторону. Получив дополнительный импульс, ведомый паническим ужасом перед неизвестным, таинственным катаклизмом, Лесь впал в отчаяние. У него не было навыков штукатурных работ, да и подходящего материала не было под рукой. Кое-как он все же заделал стенку, высушил ее с помощью фена для волос, заделал с помощью гипса дырки к вешалке в ванной, повесил занавески на окна, подумывая, не выстирать ли их одновременно, и приступил к приведению в порядок пола. В начале первого ночи весь паркет уже блестел, а Лесь выносил из ванной килограммы песка, цемента и гипса, которые закрыли все отливы. В половине второго он завершил, наконец, свой гигантский, титанический, поистине геркулесовский труд, упал на кухонную табуретку и попытался упорядочить свои мысли.

Касеньки все еще не было. Очевидно, она не бросила его, потому что все ее вещи остались на месте… Какое-то несчастье? Катастрофа?!.

В течение следующих двадцати минут он обзвонил уже все дежурные больницы, скорую помощь и милицию. Никто из них ничего не знал о Касеньке.

Лесю становилось все хуже и хуже. Стараясь проанализировать положение, он вспомнил проклятое, забытое тото-лотко. Это было уж слишком. Он ощутил ком в горле, замешательство в голове и необычайную дрожь в области желудка. Он был смертельно измучен после каторжной работы по наведению порядка, но не мог усидеть на месте, гонимый нервным напряжением, которое давно уже перешло границу истерии. Он поспешно встал, оделся и выбежал из дому.

Как раз через десять минут после него возвратилась Касенька.

Ее друзья, выказывая неуемные способности к развлечениям, проявили творческий талант и придумали оригинальный метод проведения вечера. Они решили поехать на природу, найти подходящее место, разжечь костер и испечь в нем гуся, обмазав его глиной. Общество, желающее таким образом провести вечер, состояло из восьми человек и двух автомашин.

Переговоры с собственницей гусей, проведенные в одной из пригородных деревень, продолжились довольно долго. Консервативно настроенная хозяйка упорно отказывалась продать обществу птицу в такую неподходящую пору года, предлагая необычному обществу отложить мероприятие до ноября. Разжигание костра на влажном побережье Вислы с помощью собранного в окрестности влажного хвороста также затянулось. Еще больше времени пришлось потратить на поиски подходящей глины, выкапывая ее руками в темноте, а также на кражу картофеля с соседнего поля для начинки. В конце концов гусь начал печься.

Развлекающееся общество не замечало течения времени, нелегко было и с горючим, принимая во внимание местность. Семь человек с развевающимися волосами и хищными взглядами бродили в окрестностях костра радиусом не меньше двух километров, восьмой человек отчаянно старался удержать огонь, разгребая его палкой, бросал в него все, что попадалось под руку, крича и выговаривая медлительным собирателям хвороста, гусь пекся и пекся, воняя палеными перьями, равнодушный к земным хлопотам месяц путешествовал в небе, стражи огня сменялись каждые полчаса, а время бежало. Уже был съеден весь картофель, за исключением того, что находился внутри гуся, благодаря чему был недоступен для изголодавшихся людей. Было выпито поллитра сливовицы, предназначенной сначала в качестве противоядия к жиру печеного мяса. Была высушена одежда, которую они намочили во время поисков глины в прибрежных водах владения королевы польских рек. А гусь все пекся, пекся и пекся…

В половине второго терпение общества иссякло. Дрожащими от поспешности руками они вытащили гуся из затухающего костра в уже засохшей глине. Первый же взгляд на результат многочасовых усилий заставил общество проникнуться сомнениями и усилил голод.

Гусь выглядел весьма удивительно. Верх был угольно-черным вместе с перьями, а грудь была почти нетронутой. Ни одна из частей его не была пригодна к употреблению, и все усилия в этом направлении были напрасными.

Они повыковыряли затем часть сгоревшего и часть сырого картофеля изнутри гуся и, отплевывая полусгоревшие перья и вытаскивая из зубов волокна страшно твердого мяса, решили окончить трапезу. Поступило предложение допечь гуся в новом костре, но в этом случае требовалось сменить место привала, ибо в радиусе двух километров уже не осталось ни одной хворостины. Поэтому общество, измотанное усилиями и голодом, решило вернуться по домам.

Вот так Касенька, вместо одиннадцати часов, как хотела, вернулась домой в третьем часу, измазанная с ног до головы землей, смертельно голодная, пронизанная влагой осенней ночи, в картофельной шелухе и древесном угле, пропахшая дымом, с опаленными волосами, бровями и ресницами, физически уставшая от бега по кустам и отчаянно засыпающая. Да и решение о скандале висело над ней дамокловым мечом, поэтому она была в угнетенном состоянии.

Отсутствие Леся она приняла в смешанных чувствах. С одной стороны, царящий всюду идеальный порядок произвел на нее утешительное впечатление, а с другой, ее разозлило то, что Лесь в эту пору снова отсутствовал и был недоступен ее упрекам, аргументам и уговорам, а с третьей, перенесение в будущее скандала несколько приглушило связанное с ним беспокойство. Падая с ног от усталости, но по-прежнему полная решимости, Касенька все же пошла спать.

Обегав полгорода пешком без цели, Лесь вернулся на такси где-то в пять часов утра. Он увидел в прихожей на вешалке плащ жены, и этот вид возбудил в нем такое волнение, что ему стало плохо. Он почувствовал, что именно сейчас, безусловно!.. должен выяснить какое-то страшное, таинственное недоразумение, оправдаться, отвести обвинения, потребовать от нее объяснений ее действий, в конце концов, пусть даже так, понести наказание…

В волнении, растроганный, возбужденный, он вбежал в комнату.

– Касенька! – крикнул он отчаянно сдавленным голосом. – Касенька, проснись! Дорогая!..

И потребность искупления заставила его пасть на колени перед кроватью.

Касенька, вырванная из сна, в котором перемешивались темные заросли, недопеченный гусь и летающие тарелки, села на постели. Бессмысленно посмотрев на Леся, она вспомнила лишь одно. Неисполненную обязанность устроить скандал. Не говоря ни слова, тяжело вздохнув, она слезла с кровати, надела один тапочек, ибо на другом сидел Лесь, и, спотыкаясь, подалась в кухню за необходимым реквизитом. Лесь застыл в своей позе.

– Касенька!.. – скулил он дрожащим голосом. – Дорогая!..

Он увидел возвращающуюся жену, и голос его прервался. Касенька несла в руках большую вазу для супа. Не открывая глаз, она размахнулась и со всей силой брякнула вазу на пол, после чего раздирающе зевнула и без единого слова возвратилась в кровать.

Лесь остолбенел окончательно. Неожиданный, невероятный, не правдоподобный поступок его жены, всегда спокойной и уравновешенной, произвел на него такое устрашающее впечатление, что он снова потерял разум. Долгое время он не смел даже пошевелиться. Наконец, на четвереньках, осторожно он выполз в другую комнату и, не способный ни каким уже реакциям, ослабший от пережитых эмоций, упал на диван и уснул.

Касенька тоже заснула в мгновение ока с неясным, но удовлетворенным сознанием хорошо выполненного долга…

По вполне понятным причинам, за воскресеньем последовал понедельник. Вместе с понедельником поднялся и Лесь. Преследовавшие его мысли о тото-лотко полностью вытеснили из него матримониальные проблемы. Полусонная, но обязательная Касенька уже давно пошла на работу, когда, молясь на возвращение чуда – призрака всех игроков, – Лесь закончил бриться.

Он не беспокоился, что опаздывает на работу, не думал ни о чем. Его единственным желанием было купить «Трибуну Люду», а в ней результаты последней игры. Б третьем киоске он купил, наконец, желанный номер газеты, с которой, в силу инерции, сел в ближайший приехавший автобус.

Номера в Трибуне Люду ничего ему не дали, потому что он не помнил, какие номера зачеркнуты в их билетах. Дрожащими руками он вытащил из кармана сперва десять последних, проигравших билетов на бегах, потом уведомление с почты, потом все деньги и, наконец, попал на билеты лотереи. Имея. в руках различные бумаги, он не мог держаться и, пошатываясь от толчков автобуса, обнял одного из пассажиров, а потом пришел к выводу, что это не те условия для исследований его дальнейшей жизенной судьбы. Решил поэтому найти более подходящее место для обследования.

Наилучшим местом оказался Саски Огруд. Он уселся на дальней лавке и принялся за работу.

Всех билетов у него было восемь. Пять с десятью вычеркнутыми числами, по 420 злотых каждый, и три с девятью, по 168. Этот удивительный метод игры коллектив архитекторов применил вследствие отсутствия времени, а Лесь теперь должен был это ощутить на своей собственной шкуре.

На билеты с девятью зачеркнутыми числами, по счастью, не выпало ничего, но зато три более дорогих, по 420 злотых, имели по четыре совпадающих числа!

В первое мгновение, избавившись от страшного призрака в виде миллиона, Лесь свободно вздохнул. Но он не отдавал себе отчета в том, что игра эта имела свою систему. Сейчас он, однако, вспомнил эту систему. Да и на билетах что-то по этому поводу было напечатано. Он прочитал инструкцию на обороте и задрожал.

Эти несчастные три четверки составляли какую-то огромную сумму, которую он не мог даже представить себе, но которую должен был все же вычислить. Он лихорадочно достал из кармана авторучку и, нервничая, принялся за арифметику.

Исписав все поля газеты и часть лавки, на которой он сидел, Лесь пришел к некоторым выводам. Принимая во внимание, что за четверку выплачивалось по триста злотых, а за тройку – двадцать, он должен был сослуживцам восемнадцать тысяч злотых. Из этой суммы он имел лишь четыре тысячи сто. Ему не хватало четырнадцать тысяч двести.

Подтвердив отсутствие этик денег, Лесь некоторое время сидел в полном опустошении. Он не мог себе вообразить, что будет делать теперь. Мысль о возвращении домой была невозможной, так как, во-первых, он имел очень смутное представление об отношениях с женой, а, во-вторых, дома его можно было легко отыскать. О том, чтобы показаться в бюро, и речи не могло быть. Гастрономические заведения отпадали, потому что в них необходимо было платить, а оставшиеся деньги не подлежали даже малейшему уменьшению. Что же теперь делать? Бродить по городу? Покончить жизнь самоубийством? Отдаться в руки милиции? Что делать?..

Осмотрев в двести восемьдесят пятый раз все бумаги, Лесь обратил внимание на уведомление с почты. Он решил пойти на почту и взять это извещение. Может быть, на почте будет большая очередь, и он сможет на некоторое время избавится от поисков места укрытия…

Почтовое отделение Леся находилось на Мокотове. Он поехал к ней окружной дорогой, несколько раз пересаживаясь и выбирая самые долгие транспортные средства. Охотнее всего он поехал бы на деревянной телеге, запряженной самыми ленивыми волами, но этот способ передвижение был ему недоступен.

Возле окошка, где забиралась корреспонденция, никого не было. Лесь тоскливо посмотрел на длинную очередь, где отсылали и получали переводы, сдержал в себе искушение стать именно в эту очередь и подал свое уведомление. Подписав квитанцию, он получил конверт с официальным грифом.

К конвертам, содержащим официальные грифы, Лесь относился с живым отвращением. В таких конвертах он получал обычно извещения из ОРСа о неуплаченных взносах и из Бюро Инкассо с напоминанием о неоплаченных счетах за квартиру, газ и телефон. Поэтому он не прочитал надпись на конверте, только поспешно открыл его, желая сразу инкассировать все удары судьбы. Из середины конверта он вытащил письмо.

Он прочитал его один раз и ничего не понял. Прочитал затем еще раз, потом еще, еще и еще. Потом сделал вывод, что это какое-то недоразумение, потому что такое не может случиться, а если с кем-нибудь и случается, то только не с ним.

Следует отметить, что в момент чтения письма Лесь был абсолютно трезв, а в моменты трезвости он относился к жизни значительно реалистичнее, чем после употребления спиртного. С определенной точки зрения, он был в эти моменты даже пессимистом, а в результате последних происшедших событий его пессимизм увеличился и окреп. Известие, полученное им в письме, было отрицанием всего, чего реальный человек мог ожидать от жизни.

Признав, что от чрезмерных опасений он подвергся галлюцинациям, Лесь обратился к стоящему на другом конце очереди человеку, довольно пристойному, на первый взгляд:

– Извините меня, – сказал Лесь грустно и кротко. – Не могли бы вы прочитать вслух, что здесь написано?

Несколько удивленный человек из очереди бросил взгляд на письмо. Письмо было кратким, поэтому одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять смысл его содержания.

– О чем речь? – сказал он. – Здесь написано, что на ваш счет поступили какие-то средства. За картины, проданные в комиссионном магазине. А что? Это какая-то ошибка?

– Благодарю вас, – торжественно и с чувством сказал Лесь. – Очень большое спасибо…

Человек из очереди внимательно посмотрел на Леся, очевидно, совершенно неграмотного, чего нельзя было сказать по его внешнему виду, и пожал плечами.

– Не за что, – буркнул он, подумав, что в современном мире внешность бывает такой обманчивой…

Под Лесем подогнулись ноги, он уселся на стул, положил рядом с собой на столик бесценный документ и застыл, глядя в пространство в набожном смирении. То, что творилось теперь в его душе, напоминало состояние экстаза молящегося человека.

Полгода назад он действительно отдал на комиссию шесть своих картин, вырванных прямо из сердца. Он отдал их навсегда, на гибель, на продажу!.. Отдав их, он сперва заботливо наведывался об их судьбе, потом, захваченный конкурсом в бюро, немного о них забыл, а потом и вовсе они вылетели у него из головы. Он потерял надежду, что кто-нибудь когда-нибудь их купит, тем более, что объявленная на них цена не принадлежала к разряду небольших. И вот теперь, особенно теперь, в самый трагический день его жизни, он получил известке, что все шесть картин нашли своих любителей!

А это дает ему в руки не только эти проклятые, потерянные деньги. Этот факт говорит о том, что он подозревал уже долгое время, что в себе переживал, что, в конце концов, должно было выйти наружу! Талант!!!

Пешеходы на улице Пулавской с определенным изумлением наблюдали за прилично одетым человеком, который бежал по улице с дикими подскоками, издавая время от времени громкие крики и покрывал поцелуями небольшой кусочек бумаги. Какая-то женщина даже с сочувствием вздохнула, убежденная, что этот человек с таким почтением относится к письму своей возлюбленной.

Вблизи улицы Раковецкой этот необычный человек перестал, наконец, фривольно подскакивать и замахал руками, останавливая такси…

В бюро с самого раннего утра царило глубокое беспокойство. Результаты игры в тото-лотко были уже всем известны, но никто из игравших не помнил, какие числа были зачеркнуты на заполненных в субботу билетах. Билеты должен был принести с собой Лесь, но Леся не было.

– Одно из двух, – с унылым убеждением сказал Януш. – Либо мы ничего не выиграли, либо эта мокрая искра умер от отчаяния или мы выиграли кучу денег, и он упился до потери пульса от счастья.

– А почему ты исключаешь, что он упился с горя? – заинтересовался Каролек.

– А за какие шиши? Мне кажется, у него ничего не могло остаться.

– Ну, так от счастья он тоже не мог упиться. Ведь выплаты производятся не сразу?

– Под залог билетов он мог бы занять деньги даже от кельнера. У кельнеров есть деньги.

Каролек на минуту задумался.

– Тогда зачем мы стали архитекторами? – недовольно спросил он.

– Затемнение мозгов, – кратко пояснил Януш, и снова воцарилась тишина.

Через несколько минул тишину прервала Барбара:

– А, в самом деле, как у нас получилось, что оказались идиотами? – с горечью спросила она. – Смотрите сами. Те, из Белостока, спокойно, без спешки, сделали свое полезное для себя свинство. А мы, мало что добросовестно, так и еще как на пожар. И зачем нам все это было нужно?

Януш внезапно повернулся к ним.

– Послушайте, – твердо сказал он. – Я категорически заявляю, что если та банда негодяев получит первое место, то на следующий день я собственноручно набью морду Геньо. Пусть у нас будет хоть моральная сатисфакция! А если не набью, то можете побить меня кнутом, прогнав на четвереньках вокруг площади в Новом Мире!

– А кто тебя должен гнать? – заинтересовался Каролек.

– Все равно. Можете все вместе.

– Ох, хоть бы две тройки выпали! – вздохнула тяжело Барбара. – Тогда нам вернулись хоть затраты! В комнату заглянул Стефан.

– Нет его? – буркнул он гневно.

– Как видишь.

– А дома?

– Тишина. Мы звонили уже шесть раз.

– Ну, пусть только он попадется ко мне в руки! Боже ж ты мой!..

За Стефаном нанес визит Влодек, цвет лица которого напоминал мертвеца.

– Послушайте, может, с ним случилось что-то нехорошее? – со стоном спросил он.

– Что-то нехорошее случится с ним очень скоро, – зловеще предрек Януш. – Мне кажется, что у меня будут полные руки работы.

– Он потерял билеты! – вдруг крикнул Каролек в приливе озарения.

– Откуда ты знаешь?! – вытаращился на него Влодек на грани потери сознания.

– Я не знаю, я только предполагаю…

– От него можно ожидать всего. Надо же быть такими безмозглыми идиотами, чтобы поручить ему такое дело!..

Эмоции в комнате расцвели буйными красками: от вершин беспокойства до дна отчаяния. Но вот входные двери открылись, и предмет ожиданий не вошел, а вплясал в бюро, выделывая радостные пируэты с триумфальной песней на устах. Одурев от счастья, он упал на руки недоумевающей пани Матильды, уронил со стола вазон с цветами, благодарно притопывая, проплясал коридор и, вместе с последним поворотом, самым огненным из всех остальных, возле дверей комнаты архитекторов совершил свое самое эффективное дело. Не заботясь о равновесии в столь великий свой жизненный час, он покачнулся и сбросил плечом со стены огнетушитель.

Огнетушитель ударился о пол согласно инструкции по своему применению, то есть головкой вниз. Был совершенно новым, полностью исправным и, как оказалось, способным погасить даже пожар Рима.

Барбара, Каролек и Януш, которые уже издали услышали народные песни и танцы, выскочили в коридор, словно обожженные огнем, бросились назад и захлопнули за собой двери. Точно так же и Стефан, привлеченный необычными звуками, высунул свою голову в коридор из другой комнаты и сразу же нырнул назад, оглушенный чем-то удивительным, чего он никогда не видел. Главный инженер и директор столкнулись в других дверях со спешащим навстречу Лесю Влодеком, и все втроем, столкнувшись вместе, не смогли сразу сориентироваться и быстро скрыться с места события, которое скорее не увидели, а почувствовали на себе.

С пронизывающим, сатанинским шипением взбесившаяся струя пены, подобно концентрированному тайфуну, металась в маленьком коридоре, а в его объятиях метался Лесь, ошеломленный, пораженный и оглупевший более, чем когда-либо в жизни. Скользя и дрыгая ногами, с каждым ударом изменяя положение огнетушителя, который и так, в силу отдачи, обладал удивительной подвижностью, плюясь пеной, ослепленный, не понимая вообще ничего, он пытался укрыться где-нибудь от сошедшей с ума бестией, атакующей его со всех сторон, по совершенно непонятным причинам. В молниеносном темпе в голове у него мелькали мысли, что, может быть, это засада, устроенная на него, или не на него, а на какого-нибудь несимпатичного заказчика, а он попал в нее по ошибке, и теперь уже ему ни в какую не выбраться из нее. Дико шипящая струя бушевала во всех направлениях одновременно, открывающиеся двери захлопывались немедленно, хлопья пены нарастали на стенах и потолке, а грохот бьющегося обо все преграды огнетушителя широким эхом разносился по всему дому. Казалось, что этот удивительный концерт не окончится уже никогда.

– Господи, боже мой! – в безграничном изумлении сказал Каролек. – Что он притащил!!!???

Никто из закрытых за дверьми работников в первое мгновение не мог узнать источник неистового пекла, и все посчитали, что это Лесь принес с собой нечто неизвестное, что у него там выпало или взорвалось… Только главный инженер и директор бюро знали, счищая с себя клочья пены, что Лесь привел в действие огнетушитель, но и они думали, что этот огнетушитель Лесь принес с собой в неизвестных целях и в неизвестных целях его применил. Загадочным было то, что Лесь сам попал под действие этого огнетушителя.

– Что-то надо делать, он все окна разобьет! – тоскливо произнес главный инженер, когда пенная змея скользнула по стеклу дверей.

В следующий момент со стороны коридора донеслись лязг и грохот, слышимые даже за закрытыми дверьми сквозь оглушительное шипение.

– Что он там, черт побери, делает?! – разнервничался главный инженер. – Что у него там разбивается? Там ведь ничего нет!

– Люстра! – трагическим голосом отрапортовал бледный от потрясений Влодек, открыв на секунду дверь и успев глянуть одним глазом. – Люстры уже нет.

– Там есть еще столик для пишущей машинки! отчаянно крикнула пани Матильда, заключенная за теми же самыми дверьми. – Он разобьет столик!..

Предположение пани Матильды было ошибочным. Лесь не разбивал столика, он только хотел под ним спрятаться. Перевернув его в суматохе, он не нашел ничего лучшего, как использовать столик в качестве щита. Он сидел сейчас на полу, под стеной, потопая в живописных потоках пены, держа столик за ножки и поворачивая его поверхность в направлении неутомимо прыгающего огнетушителя.

Ослепленный в первом броске Стефан начал ломиться в дверь.

– Я хочу умыться! – крикнул он с ненавистью.

– Мойся, кто тебе мешает, – буркнул Лесь, занятый сложной борьбой со стихией.

Защищающий его щит позволил ему несколько собраться с силами, а бушующие в его душе чувства в состоянии были справиться со всеми огнетушителями мира. Лесь молниеносно уклонялся от струй огнетушителя и умело пользовался столиком. Он ощущал себя тореадором на арене.

– Когда уже это кончится?! – нетерпеливо спросил Каролек, пожираемый любопытством, что это такого пришло Лесю в голову.

– Даже если там был какой-то пожар, то он давно уже должен был погаснуть, – одновременно заметил главный инженер возле других дверей.

– Кончай, к черту, это идиотство! Я ничего не вижу!! – рычал вне себя от ярости Стефан под третьими.

– Сам кончай!!! – взвизгнул Лесь, который слышал только Стефана, занимая оборонную позицию возле его дверей.

Этот ответ, высказанный нервным голосом, мог означать только одно: Лесь очень хочет закончить, но не может. Поэтому все слушатели были потрясены до состояния паники.

Содержимое страшного орудия, наконец, исчерпалось и умолкшее шипение позволило всем находящимся за дверьми прийти к выводу, что опасность уже миновала. Глазам сотрудником, которые выбежали в коридорчик со всех сторон одновременно, предстала тоскливая и отчаянная картина. Залитые пеной стены, пол и потолок, повсюду рассыпанные осколки разбитой сильной струей люстры, а также Лесь, гордо и триумфально сидящий под стеной со столиком в руках, на одежде которого явственно виднелись следы героической войны.

Осторожно, но решительно Пани Матильда отобрала у Леся столик. Лишенный своего единственного оружия, Лесь со вздохом облегчения поднялся на ноги.

– Что вы гасили? – недоверчиво спросил главный инженер.

– Простите? – не понял Лесь.

Главный инженер удивился еще больше, до такой степени, что больше ничего уже не говорил, а только глядел на Леся с выражением безнадежной отрешенности. Вместо него в разговор вступил директор.

– Что горело? – нервно спросил он.

– А что горело? – полюбопытствовал сразу же Лесь. Директор бюро почувствовал, что ему делается как-то нехорошо.

– Так зачем же вы лили?! – закричал он с отчаянной жалостью в голосе.

– Это не я лил. Это оно само лилось, – запротестовал Лесь, а затем добавил:

– Оно само…

– Боже, боже! – застонал вдруг главный инженер и, схватившись за голову, выбежал из коридорчика.

Директор бюро, под влиянием инстинкта самосохранения хотел было уже бежать за ним, но его удержала страшная мысль, что ведь он здесь является начальником и что он должен как-то отреагировать на все это. Поэтому он остановился и посмотрел на Леся совершенно беспомощно, не в состоянии сделать ни единого шага.

– А что это вообще было? – с необычайным любопытством спросил Каролек. – Откуда все это здесь взялось? Так сильно и так много?.. Это все из одного огнетушителя?

– Не знаю, – ответил Лесь, уверенный, что в коридоре бесновалось по крайней мере сто огнетушителей. – У меня другого не было.

– Прошу всех приступить к работе, – со стоном произнес директор, который при мысли, что Лесь и на самом деле может приходить в бюро каждый раз с огнетушителем, почувствовал, что сходит с ума. За все сокровища мира он не хотел больше принимать участия в разговоре на эту тему.

– И переоденьтесь, – добавил он. – И прошу вернуться к работе.

– Мне не во что переодеться, – доброжелательно известил его Лесь.

– В фартук, – холодно сказал Барбара. – И чем скорее, тем лучше…

В течение четверти часа, проведенного в раздевалке и умывальне, Лесь успел спеть несколько песен, причем преимуществом пользовалась ария тореадора из «Кармен». В очень живописной одежде, танцевальным шагом, он вошел в комнату, где его ожидали ближайшие коллеги, причем на лицах у них были выражения, не предвещающие ничего хорошего для Леся.

– Ну что? – враждебно спросила Барбара.

– Ничего, – радостно ответил Лесь и сразу же сообразил, о чем может спрашивать его Барбара. – А! Нет, все! Это значит, что совсем!

– Он сошел с ума, – сделал вывод Януш, презрительно глядя на Леся.

– Но, вероятно, не сейчас! – заметил Каролек довольно логично.

– Прошу вернуть билеты, – холодно пожелала Барбара. – Отдайте, пожалуйста нам наши билеты!

– У меня их нет, – закричал Лесь в бесконечном счастье. – У меня их нет! Они совершенно не нужны! У меня все пропало!

От момента выхода из почтового отделения он успел провернуть множество дел. Он подтвердил состояние своего вклада в банке, привез домой все соответствующие документы и вместе с билетами старательно все спрятал. На всякий случай, он решил не носить документы с собой.

Теперь же радостное признание Леся, с одной стороны, утешило присутствующих, так как они уверились, что с билетами ничего плохого не сделалось, а, с другой, признание того, что все пропало, причем самым радостным голосом, привело сотрудников в некоторое недоумение. Неизвестно только было, сердиться ли на Леся за то, что он оставил дома самые нужные сегодня вещи, или благодарить его за это. Радостный блеск глаз, плещущий из Леся, позволял надеяться, что все в порядке, и что какая-то крошка доброты судьбы упала и на несчастный коллектив архитекторов.

– Или говори как человек, или я тебя побью, – отчаянно сказал Януш. – Возьми только в толк, что я в последнее время очень нервный!

– Результаты! – одновременно закричал Каролек. – Какие результаты?!

– Гениальные! – с энтузиазмом выкрикнул Лесь. – Будем иметь немного денег!

– Сколько?! Что там выпало, черт возьми?! Сколько?!

– Три четверки! На те, по десять! Я уже вычислил. Будем иметь восемнадцать тысяч! Моя Кармен… Навек я твой, моя Кармен!..

Богатырский рев Леся смешался с радостными криками его коллег. Под звуки грохочущей арии пять человек бросились друг другу в объятия. Лесь удовлетворился созданием акустического аккомпанемента, не беря участия в объятиях, ибо его одежда затрудняла ему выполнение каких-либо внезапных движений. На нем были два фартука, один нормальный, а другой/ тот, помещенный под первым, сковывал его почти как смирительная рубашка. Из-под фартуков выступали босые ноги, обернутые в полотенца, чтобы не мерзли.

– Что там происходит? – спросил директора главный инженер, услышав доносящиеся отовсюду мощные рычания. – Может быть, необходимо вмешаться? Может быть, его уже линчуют?..

– Ни за что!!! – опасливо вскрикнул директор. – Я не хочу принимать в этом участия! Я ничего не слышу! Я ничего не знаю! Я хочу быть нормальным еще хотя бы месяц!

– Почему только месяц? – удивился главный инженер, пораженный такой скромностью требований.

– Результаты конкурса, – слабо прошептал директор. – В течение месяца будут известны результаты…

Во внеурочное время все же решено было признать Леся героем. Оставление им билетов дома было признано, как проявление сверхъестественного вдохновения, которое, правда было излишним во время манипуляций с огнетушителем, но, с другой стороны, деятельность огнетушителя как бы осветила и обессмертила этот памятный день, столь богатый событиями. Но в момент, когда все учреждение уже закончило работу и собиралось разойтись по домам, вдруг все опомнились: Лесь ведь не мог идти домой. Его одежда годилась разве что для прачечной, а выход на улицу в двух фартуках и с полотенцами на ногах показалось всем неудобным.

– Не будьте свиньями, – попросил Лесь. – Пойдите кто-нибудь ко мне домой и привезите хоть какую-то одежду. Я дам вам ключ, потому что не знаю, дома жена или нет.

Героем необходимо было заняться всерьез. Был брошен жребий, и он пал на Януша. Лесь остался в бюро, а остальные вышли по своим делам.

Когда Януш, в обществе Барбары, приближался к автобусной остановке, он увидел идущую ему навстречу прехорошенькую девушку. При ее виде Януш прирос к земле.

– Боже мой! – изумленно воскликнул он.

Необычность реакции, вызванной появлением невесты, уже издалека радостно улыбающейся, удивила Барбару чрезмерно. Она тоже остановилась и вопросительно взглянула на Януша.

– Подохнуть можно, – лихорадочно шепнул Януш, одновременно протягивая руки к прехорошенькой девице и вызывая на лице выражение, которое должно было означать ответную улыбку. – Барбара, спасай! Я совершенно забыл, благодаря этому сумасшедшему дому, что сегодня договорился с Данкой! Мы должны пойти к портному и заказать мне свадебный костюм! Я не могу!.. После всех этих скандалов я не могу отказаться сегодня из-за того, что еду одевать этого болвана! Это свадебный, понимаешь?!. Барбара, подмени меня!

Барбара поняла все в мгновение ока. Вследствие последних неудач семейное положение всех членов коллектива было таким острым и напряженным, что даже тень подозрения, что дела служебные выше дел личных, могло вызвать непредвиденные последствия. Будущее семейное счастье Януша стало под знак вопроса.

– Хорошо, – решительно согласилась Барбара. – Давай тот ключ.

– Ты адрес знаешь?

– Знаю…

Прехорошенькая девушка подошла к ним, и через минуту они удалились, держась за руки, а Барбара села в автобус.

Найдя двери Леся, она несколько раз позвонила, но, не услышав ответа, открыла двери и вошла. Она огляделась и начала искать его гардероб.

Это не представляло никаких трудностей и не было сложным, если бы не то, что в последний раз порядок в квартире делал Лесь, о чем Барбара и не догадывалась. Во время поисков одежды Барбара никак не могла понять характера живущей в этой квартире женщины, которая держала обувь в корзине для грязного белья, с особой тщательностью перемешивала на полках шкафа мужскую и женскую одежды, прятала галстуки мужа среди постельного белья, а его носки – в серванте. Найдя штормовку Леся из-под навешанных на нее кружевных ночных сорочек, из карманов которой торчали женские чулки, она почувствовала желание познакомиться лично с этой необычной женщиной. Она могла бы понять все, если бы в квартире царил общий беспорядок. Но перед лицом идеального порядка и зеркального блеска чистоты, диссонансом которых могли служить разве что остатки разбитой вазы для супа на пороге спальни, она не понимала ничего.

Она уже нашла для Леся всю подходящую одежду, за исключением рубашки. На рубашку никак не могла попасть. Она прекратила поиски и, вглядываясь в разбитую вазу, принялась интенсивно размышлять…

Касенька забрала ребенка из детского сада, сделала закупки и возвращалась домой, переполненная самыми различными чувствами. В ее сознании утвердилась глубокая уверенность, что где-то посреди ночи, по возвращении Леся, она устроила ужасный скандал. Гнев и возмущение по отношению к мужу переплетались в ней с наплывами беспокойства, потому что никак не могла вспомнить подробностей этого скандала, не помнила, какое впечатление произвел скандал на Леся. Она надеялась, что Лесь должен встретить ее в квартире с повинной, страхом и покорностью, готовый к уступкам л исправлению. Может быть однако, что она слишком переиграла, и Лесь обиделся.

Она открыла дверь квартиры, вошла внутрь и внезапно увидела незнакомую ей молодую и красивую женщину, сидящую в задумчивости над одеждой ее мужа. При виде такой картины она замерла на пороге.

Размышляя над тем, как ей найти рубашку для Леся, Барбара услышала звук ключа в двери и подумала, что возвращается эта необычная хозяйка квартиры.quot; Она с любопытством взглянула на дверь.

Некоторое время обе женщины стояли неподвижно, разглядывая друг друга. В голове Касеньки промелькнули тысячами ужасные предположения. Лесь погиб в катастрофе, и эта особа привезла его одежду!.. Воровка, обкрадывающая помещение!.. Обиделся муж, решил ее бросить и прислал за своими вещами любовницу!.. Не смеет показаться ей на глаза!.. Его арестовали, а эта дама производит обыск!..

– Что это значит? – спросила она, затаив дыхание. – Как вы сюда вошли?

– У меня есть ключ, – с легким раздражением ответила Барбара. – Скажите, ради бога, где у вас его рубашки?!

– В шкафу, – автоматически ответила Касенька. – Но зачем?.. Что все это значит?!.

– Простите, – сказала Барбара, вдруг поняв, что без объяснений не обойдется. – Я работаю с вашим мужем. Он сейчас сидит в бюро в фартуке, и ему не во что одеться. Кто-то должен был приехать сюда за какой-нибудь одеждой. Это должен был сделать один из его сослуживцев, но в последний момент оказалось, что не может, и оказалось, что только я могу. Я не нашла в шкафу его рубашек.

Несмотря на очевидное чувство облегчения, Касенька была сбита с толку. Она уже привыкла к самым удивительным поступкам Леся, но он еще никогда не терял одежду, в которую был одет. Что же могло там произойти, ради всех святых?!

Выражение лица Касеньки заставил прекратить Барбару поиски. Через четверть часа они продолжили поиски вместе и нашли рубашку хозяина дома в шкафчике с обувью. Выражение лица Касеньки вынудил Барбару к пояснениям, а также выражение лица Бар-, бары при поисках вынудил и Касеньку дать некоторые объяснения, особенно еще и потому, что осколки вазы для супа хрустели под ногами и не позволяли ничего забыть.

Взаимные пояснения затянулись, превратились в личный разговор, и неизвестно почему Касенька, вообще-то не склонная к откровенностям, рассказала Барбаре о беспокоящих ее проблемах. Существенную часть откровений составляли предпосылки домашнего скандала.

– И вы только одну вазу?.. И ничего больше? – спросила Барбара со странным блеском в глазах.

– Да, – озабоченно произнесла Касенька. – Видите ли, у меня нет опыта… А вы? Вы можете делать скандалы?

Барбара некоторое время молчала.

– Да, конечно… – наконец, ответила она голосом ленивой тигрицы.

Касенька ощутила усиливающееся любопытство. Она решила, что безусловно обязана поговорить с этой женщиной более подробно.

– Давайте выпьем кофе, – оживленно предложила она. – Видите ли, у меня есть несколько проблем…

Через час обе дамы были полностью охвачены весьма занятной беседой. Ком взаимных консультаций нарастал с минуты на минуту, а тонкая вначале беседы нить взаимного интереса и симпатии приобретала черты корабельного троса.

Сидящий в бюро Лесь сокращал себе время ожидания богатырским пением и упоительными мечтами. Через два часа, однако, у него начали мерзнуть ноги, и он ощутил голод, поэтому ему пришлось вернуться к земным делам. Где, к черту, делся тот Януш с одеждой? Попал под трамвай, что ли? За два часа можно уже было дойти до дома и вернуться назад даже пешком! А может быть, разозленная Касенька не остановилась на ночном происшествии и, продолжая свою странную деятельность, отказалась выдать одежду?..

В беспокойстве он снял мешающие ему полотенца с ног, подошел к телефону и набрал свой собственный номер.

Голос жены в трубке в первое мгновение его так поразил, что он, не говоря ни слова, бросил трубку как можно быстрее на аппарат. Потом, однако, в голову к нему пришла страшная мысль. Его жена дома?.. Так что же там делает Януш столько времени?!.

Наполненный подозрениями и смертельно возмущенный, он снова набрал номер.

– Я слушаю, – сказала Касенька голосом, в котором чувствовалось вроде бы нетерпение.

– Что это значит? – сказал Лесь. – Что вы там делаете столько времени? Может, и я хочу тоже принять участие в ваших развлечениях?

– Об этом не может быть и речи, – решительно ответила Касенька. – Я занята. Не морочь нам голову.

И положила трубку.

Лесь помертвел. В мгновение ока воображение нарисовало ему жену в объятиях этой свиньи – картину мерзкую, разнузданную, распущенную!.. Вот как?! Уже дошло до этого?!. Эта женщина не имеет ни чести, ни совести, ни стыда! И тот Януш!.. И это коллега, друг?!. Лицемерная, подлая скотина! Нет, он этого так не оставит!..

Шлепая по полу босыми ногами, Лесь пробрался в раздевалку, где висела куча влажных лохмотьев, которые еще недавно были его одеждой. Куртка представляла собой еще более менее пригодную одежду, только была очень грязной, но плащ и брюки!.. были в таком состоянии, что вызвали у него прилив отчаяния. О носках же лучше было и не думать. В ярости и отчаянии Лесь осмотрел измятые, несколько более толстые остатки темно-грязного цвета, бросил их на пол и снова помчался в комнату. Он схватил телефонную трубку с желанием остановить разворачивающуюся в его отсутствие дома идиллию хотя бы акустическим воздействием, но раздумал и остановился после того, как набрал уже половину телефонного номера. Нет, это ему ничего не даст, он просто спугнет эту пару разнузданных преступников, не поймает их на горячем и не сможет по телефону закатить Янушу пощечину! Он должен немедленно там быть! Должен! И немедленно!..

Через четверть часа после телефонного звонка Леся Барбара и Касенька уразумели вдруг, что означал тот телефонный звонок. Увлеченные беседой, двумя французскими журналами, оценкой коллекции косметики и подробным анализом недостатков, странностей и увлечений мужей, они полностью забыли о причине их знакомства. В невероятной спешке, терзаемые угрызениями совести, они завернули приготовленную одежду, договорились о встречах в ближайшем будущем и расстались не без сожаления. Каждая из них открыла друг в дружке очень любопытные черты характера, и они решили продолжить и сделать более тесными взаимные контакты.

Лесь же был переполнен с ног до головы невероятным возмущением. После нескольких посещений раздевалки и комнаты архитекторов он принял драматическое решение. Он натянул на фартуки куртку, надел на босые ноги туфли, причем вздрогнул от омерзения, ибо туфли его внутри были скользкими и противными, схватил в руки свернутые в комок брюки, плащ, галстук и рубашку и выбежал из бюро. Внизу он осторожно выглянул из подъезда и, выждав момент, когда на улице было мало прохожих, выскочил и перебежал на другую сторону улицы. Он надеялся схватить какой-нибудь транспорт на той стороне, потому что улица была с односторонним движением. К стоянке такси он не смел и приблизиться, опасаясь наткнуться на какого-нибудь милиционера. Он спрятался в подъезде и, время от времени выбегая из него, попытался задержать все, что двигалось.

Два свободных такси при виде выскакивающего из подъезда странно одетого парня внезапно ускоряли ход. Остальные машины, проезжавшие мимо Леся, тормозили, а затем, когда он направлялся в их сторону, удирали в невообразимой спешке. Немногочисленные граждане оглядывались, останавливаясь на безопасном расстоянии.

Леся начало охватывать отчаяние. Его ноги мерзли в скользкой внутренности туфлей, плохо свернутая одежда падала у него из рук и, это самое неприятное, сзади, с другого конца подъезда, собралась толпа детей, которые живо комментировали это сенсационное явление.

Привлеченная необычным поведением детей, вышла дворничиха, чтобы увидеть, что там привлекло их внимание. При виде мечущегося взад и вперед человека, одетого в куртку, из-под которой вылезало что-то вроде бежевого белья и голые ноги, размахивающего находящимися в руках страшными, висящими во все стороны лохмотьями, он захлебнулась от страха.

– Сумасшедший! – раздался за спиной Леся пронзительный, истерический крик. – Спасите!!! Милиция!!!

Лесь оглянулся, испугался, замешкался, а потом вдруг выскочил из подъезда, бросившись на группу прохожих, преграждающих ему путь к стоянке такси. На мгновение у него мелькнула мысль, что те могут его задержать, поэтому, не соображая, что делает, он рванулся прямо на них, оскалив зубы и зверино рыча.

В долю секунды группа людей разбежалась, охваченная паникой. Великолепным спринтом Лесь преодолел расстояние до стоянки такси на площади Малаховского, прекратив рычание, но по-прежнему с оскалом на лице, молясь при этом, чтобы на стоянке было хоть одно такси.

Неизвестно, разбежались бы таксисты при виде Леся в панике, бросая свои машины, но, на счастье Леся, случайно, на стоянке находился таксист, у которого был роман с замужней женщиной. Удивительная внешность Леся связалась у него с трагической судьбой убегающего от разъяренного мужа любовника, тем более, что ужасающая спешка тоже хорошо вписывалась в его концепцию. Водитель распахнул понимающе дверцы своего авто перед Лесем.

– Скорее садитесь! – крикнул он доброжелательно.

И сразу сорвался с места.

Предоставленная самой себе Касенька приступила к наведению порядка в доме, а также к наведению порядка в своих мыслях, которые, под влиянием знакомства с Барбарой, подверглись повороту если не вверх ногами, но где-то на 90 градусов. Убеждение, что в прошлую ночь она показала необычную сторону своего характера, немного в ней ослабло. Она не знала реакции Леся на эту разновидность протеста против его возмутительных выходок, и поэтому не могла принять решения относительно дальнейшего своего поведения. Она колебалась и сомневалась, перекладывая различные предметы на свои места, не зная, приступить ли сразу к дополнению начатой перед утром Великой Сцены, или сперва посмотреть на реакцию мужа относительно ее вступления. Характер склонял ее к выжиданию, опыт, однако, заставлял ее усомниться в положительном влиянии равновесия, спокойствия и рассудительности на поступки ее мужа. Разозленная и возмущенная, недовольная собой, переполненная беспокойством и неуверенностью, Касенька ждала прихода мужа.

Лесь, ужасно расстроенный разговором с водителем, который, шутливо защищая дела нелегальных любовников, подверг унижению рогатых мужей, влете в квартиру, горя желанием мщения. Все еще сжимая в руках ужасные лохмотья, он достиг порога комнаты, где увидел невинную идиллическую картину: старательно складывающую его рубашки Касеньку и играющего возле нее ребенка. Он остановился как вкопанный, диким взором отыскивая скрывающегося в каком-нибудь углу наверняка Януша.

– Где он?! – мрачно и богатырски прорычал он, согласно с требованиями классической трагедии.

Как удивительный вопрос, так и внешний вид Леся застал врасплох Касеньку до такой степени, что она замерла над рубашками, глядя на него в оцепенении, не в силах вымолвить ни слова.

– Где он?!!! – заорал Лесь и снова осмотрел комнату страшным взглядом и вдруг увидел ребенка. – Где эта свинья?! При ребенке?!!!

Оригинальное соединение ребенка и свиньи потрясло Касеньку окончательно и вернуло ей голос.

– Посмотри на себя! Как ты выглядишь! – крикнула она в удивлении и с угрозой. – Почему не переоделся? !

– Стыда у тебя нет!!! – ответил на это Лесь в справедливом возмущении.

Касенька подумала, что Лесь таким способом выражает возмущение долгой проволочкой с одеждой, и почувствовала что-то вроде угрызения совести, поэтому воспитательная деятельность отодвинулась несколько в сторону. С врожденным чувством справедливости она признала, что в этом была и ее доля вины…

– Хорошо, хорошо, – сказала она с легким беспокойством. – Может быть, это продолжалось и долго, но ты сам в этом виноват. Мы не могли найти твои рубашки. Но Барбара уже выехала полчаса тому назад!

Лесь снова открыл было рот, чтобы обрушить на Януша очередной поток ругани и запротестовать против перекладывания вины на его голову за распущенные действия жены, но его поразило имя Барбары.

– Что? – спросил он в полном недоумении. – Какая Барбара?

– Ну, Барбара приехала сюда вместо Януша. Она и забрала твою одежду.

– Как это?!. А Януш? Януша не было?..

– Говорю же тебе, что приехала Барбара. Они поменялись. Я вижу, что ты ее не дождался. Брось эти грязные лохмотья и пойди умойся.

Это добило Леся окончательно. Вместо того, чтобы дождаться в бюро Барбару, везущую ему одежду, ту одежду, которая могла бы их соединить каким-то интимным узлом, вместо того, чтобы из ее рук получить галстук, рубашку, брюки и надевать на себя, вместо того, чтобы, одевшись, провести с ней наедине несколько мгновений, он бродил по городу, как испуганный кретин, в одежде циркового клоуна! Какое же проклятие пало на его голову!

Вид Касеньки, непонятно оживленной и относящейся к нему по-доброму, более внимательно, чем можно было бы ожидать, утвердил в нем подозрения. Януша здесь и в самом деле не было, но что, собственно, делала его жена до поздней ночи? Где была? Почему ведет себя иначе, чем прежде?.. Не намеревается ли она… не решила ли… не пришло ли ей в голову бросить его?!.

При мысли, что в знаменательную пору его жизни в жене могла произойти страшная перемена, Лесь утратил способность говорить. Оглушенный количеством случившихся событий, ошеломленный разнообразными впечатлениями, он чувствовал себя абсолютно не в состоянии достичь истины, доискиваться правды и развязывать узел супружеских проблем. Лучше переждать… Если бы можно было, по крайней мере, рассказать о радостной тайне, огласить миру победу его таланта, если бы можно было открыто триумфовать!.. Но нет, нельзя, ничего нельзя, потому что проклятый выигрыш в тото-лотко сдирает у него со лба свежий струп! И в самом деле, это должно быть, какое-то проклятие!..

Лесь пришел на следующий день в бюро в черном вечернем костюме, бальной бабочке и лакированных туфлях, потому что один комплект его одежды находился в стирке, а другой – в руках Барбары, которая, не в состоянии проникнуть в закрытое помещение бюро, известила об этом по телефону Касеньку. Он хотел было показаться в этом одеянии дворничихе напротив, которая своим истерическим криком спугнула его вчера из подъезда, сомневаясь в состоянии его мозга, но он преодолел искушение, ибо у него были более важные дела, чем мнение местных дворничих. Он опасался немного, что его коллеги станут глупо упираться, желая собственными глазами увидеть счастливые билеты, и, после некоторого размышления, решил заткнуть им рот деньгами. Билеты были на предъявителя, поэтому теоретически он мог эти деньги получить сам без всяких препятствий…

Оказалось, что, после вчерашнего происшествия с огнетушителем, ничего уже не могло удивить коллектив архитекторов со стороны Леся. Поэтому они не обратили ни малейшего внимания на его внешность, а особенно на то, что он, придя в бюро, небрежным жестом бросил на стол деньги, предназначенные до дележа. Из газет они уже знали размеры выплат, и девятнадцать тысяч шестьсот восемьдесят злотых, предназначенных для раздела, никак не хотели поделить на шесть, что привлекло внимание и заняло много времени. Взаимное одалживание остатков несколько затянулось и, наконец, все вместе решили, что, кому и сколько нужно одолжить, чтобы удовлетворить самые важные нужды. Когда все взаимные расчеты закончились, оказалось, что Леся в комнате нет, ибо он пошел пить пиво.

И только тогда, против ожидания всех, оказалось, что и на этот раз Лесю удалось удивить всех и причем больше, чем когда-либо.

– Послушайте, – остро сказал Стефан, входя в комнату через пятнадцать минут после того, как он оттуда вышел. – Откуда у него эти деньги?

Трое присутствующих оторвались от работы и посмотрели на него, не понимая вопроса.

– Как так, откуда, – удивился Каролек, – Кажется, мы выиграли в тото-лотко?

– Когда выиграли? В последнее воскресенье? Позавчера?

– Конечно. Не в прошлом же году!

– Тогда имейте в виду, что тото-лотко производит выплату по средам, а сегодня вторник. Что вы на это скажете?

Бесконечное изумление появилось на переглядывающихся между собой лицах сотрудников.

– Действительно, – сказал недоумевающий Януш. – В самом деле, в среду. Что-то здесь не так.

– Тогда откуда же он взял эти деньги? – спросил Каролек почти в остолбенении, потому что наличие у кого-либо денег в последнее время в бюро не умещалось в головах членов архитектурного учреждения.

– Собственно говоря, это я вас об этом спрашиваю!

– Это невозможно, – с уверенностью сказала Барбара. – У него нет никаких денег. Я об этом знаю от его жены.

– Но ведь он нам их дал!!!

Невероятность происшедшего на несколько минут парализовало все мысли. А затем все, как по команде, вывернули свои карманы, вытащили свои деньги и стали их внимательно и недоверчиво рассматривать, словно в опасении, не пали ли они жертвой какой-то галлюцинации. Наконец, Януш помотал головой.

– Что-то в этом должно быть. Я должен вам сказать, что те, вчерашние его заявления о том, что он оставил билеты дома, сразу показались мне подозрительными. Что он там снова скомбинировал?

– У него не было денег все время, потому что он отдал бы их нам еще раньше и заплатил за электричество, – сказала задумчиво Барбара. – А я знаю, что его отключили, а жена его одалживала деньги у своих родителей.

– Так откуда же, к черту, он их взял?!.

Все побросали работу, стараясь разгадать загадку. Каролек выдвинул предположение, что Лесь на кого-то напал и ограбил. Стефан подозревал, что у Леся была связь с денежной пожилой дамой с противоестественными вкусами. Януш и Барбара рассматривали возможность выигрыша в карты по принципу: «дуракам всегда везет». Влодек думал о том, что Лесь мог что-то продать, только откуда и что он взял…

Общие усилия мысли не привели, однако, ни к чему, и все решили подождать возвращения того, кто единственно мог дать какие-то пояснения.

Избавленный от тяжести висящей над ним угрозы, не подозревая ничего плохого, Лесь вернулся в бюро только для того, чтобы забрать оттуда принесенный Барбарой свой костюм. Беззаботно он вошел в комнату архитекторов и оказался узником.

В дверях стал Стефан, держа в руках трафарет для чертежей. Остальные тесным кольцом окружили пойманного Леся. Выражение лиц коллег не предвещало ничего хорошего.

– Признавайся, – зловеще произнес Януш. – Признавайся сейчас же, откуда у тебя деньги. Мы знаем, что не от тото-лотко, но если они были у тебя все время, когда мы все здесь изводимся и выпрашиваем какие-нибудь паршивые сто злотых, то я с тебя сдеру шкуру!

Лесь облился холодным потом. Что за проклятие снова нависло над ним?! Он бросил вокруг затравленный взгляд.

– А почему не в тото-лотко? – жалобно и с тенью протеста спросил он.

– Потому что тото-лотко производит выплату по средам, – ответила Барбара с таинственной и холодноватой улыбкой.

– Проклятье! – сказал Лесь с тупым упрямством и умолк.

Он внезапно понял, что Барбара говорит дело. Желая во что бы то ни стало скрыть ненавидимые билеты и позорную правду, он слишком поспешил с реализацией выплаты. Лучше бы было, вероятно, выйти из дому и исчезнуть на целый день, даже в этом вечернем костюме и в лакированных туфлях, которые угнетали его подметками. Потом он как-нибудь выпутался… А теперь что? Что теперь ему, бедному, делать?..

– Ну, конечно, – сказал он бессильно. – А я думал, что сегодня среда…

Даже при самом большом старании нельзя было ответить лучше оглупевшим слушателям. Несколько минут всем казалось, что Лесь все объяснил. Просто он ошибся днем недели, подумаешь, что здесь такого, у каждого может так случиться… И вообще, все здесь было таким странным и непонятным, что никак ничего нельзя было уразуметь.

Первым опомнился Стефан.

– Кто-то из нас сумасшедший, – сказал он в отчаянии. – Или он, или я.

– Или дирекция тото-лотко, – дополнил убежденно Януш, – Одним словом, бедлам!

– А может быть, сегодня действительно среда? – неуверенно сказал Каролек, все еще не избавившись от затмения мозга.

– А в самом деле, – оживился Лесь. – Может быть…

– Перестаньте, черт бы вас побрал! – гневно крикнула Барбара. – Если я говорю: вторник, значит, вторник! Нет, он всех нас доведет до коллективного помешательства!

– Но могла быть и среда! – растерянно запротестовал Лесь, видя для себя единственное спасение в перестановке дней недели.

– Тихо!!! – выкрикнул Януш. – Кончайте эти среды и вторники, а то я сейчас сойду с ума! Говори, жертва календаря, с какого времени у тебя появились деньги?!

– Со вчерашнего дня, – поспешно ответил Лесь. – Ей-богу! Могу поклясться чем угодно!

После принятия от него сложной присяги, состоящей в выражении согласия на все возможные болезни с чесоткой и сумасшествием включительно, если врет, сотрудники вздохнули с некоторым облегчением. Они перестали считать, что один из них оказался свиньей, и атмосфера в комнате несколько улучшилась. Теперь можно было переходить к другому, более интригующему пункту программы.

– Ну, теперь говори, наконец, откуда у тебя взялись деньги, – спросили его тоном, исключающим отказа ответа.

– Чудо, – ответил Лесь с божеским смирением. – Произошло чудо. А в тото-лотко мы действительно выиграли, только деньги уже никогда не достанем…

Через час более менее все стало на свои места. Правда достигла ушей ошеломленных слушателей. Подтвердив свои слова финансовыми документами, Лесь тем самым доказал существование своего таланта, и свежий лавровый венок засиял на его голове. Большой и сверх меры полезный триумф художника был почтен сперва минутой полной тишины, потом несколькими минутами хвалебного рычания. Понесенные им последствия грустного недосмотра, после некоторого раздумья, были признаны справедливыми и честными. Только на вопрос о подробностях субботнего вечера и воскресного утра не получено исчерпывающего ответа, потому что Лесь наотрез отказался откровенничать на эту тему.

Взрыв таланта имел большой резонанс. Счастье, которое сначала очень слабо, а потом все сильнее и сильнее расцветало в душе у Леся, было почти полным. Не только директор и главный инженер, но даже начальница отдела кадров прекратили нетактичный контроль его опозданий, относясь к ним с позиций доброжелательства и почтения. Золотой дождь позволил успокоить самые насущные, не дающие спать потребности. Окружающие его сотрудники и приятели перестали смотреть на него с неудовольствием и прониклись к нему симпатией, а иногда даже с удивлением и признательностью.

Только одна капля дегтя была в бочке меда его настроения. Беспокойство, вызванное непонятным поведением его жены, продолжало сидеть в его сердце и грызло его неуверенностью.

Касенька постепенно приобретала равновесие, а переполненный новыми ощущениями Лесь со все большим вдохновением посвящал свое время единственному занятию, которое отрывало его от сложных и нервирующих проблем и которое давало ему сладкое спокойствие сердца. Он творил с энтузиазмом, с подъемом, почти в экстазе, бросая на полотно все свои сомнения и беспокойства…

Время, согласно своей природе, текло неудержимо. Несколько поддержанный коллектив бюро с новыми силами продолжил борьбу с финансовыми трудностями на служебном поприще. Охваченный творческим порывом Лесь три четвертых своей души вкладывал в творчество, а одну четверть посвящал жене, которой начал заниматься с особым вниманием. С одной стороны, он хотел увлечь ее так, чтобы у нее не было времени на возможные подозрительные контакты, с другой, хотел убедить ее, что является идеальным мужем, не имеющим конкурентов. Жена без сопротивления согласилась на этот новый этап в матримониальных отношениях, терпеливо ожидая новых проявлений талантов вдохновенного мужа. Директор бюро, поддерживаемый главным инженером, прикладывал титанические усилия, борясь как за спасение учреждения так и за сохранение собственного здравого смысла.

И вот наступил великий день. Такой великий и такой прекрасный, что все остальные, пережитые до сих пор, канули в забвение и перестали существовать.

Великий день начался обычным, прозаическим звонком телефона, который зазвучал на столе директора бюро.

Директор как раз сидел в обществе главного инженера, и оба рассматривали две очень неприятных дела в хмуром угнетенном настроении. Дела планов работ, которые предвиделись на следующий год, представляющийся в довольно мрачных цветах, и дело Леся, который представлялся еще хуже, нежели год.

– Безусловно, у него есть талант, я не возражаю, – с безнадежным неудовольствием сказал директор. – Но что с того? В последнее время он уходит из бюро в двенадцать часов, и твердит, что ранний полдень играет всеми цветами радуги. Я уже не говорю о том, когда он является на работу… Я ему света не жалею, но хочу вам признаться, что я скорее бы пахал на волах, нежели иметь дело с этим художником. Ведь уже четвертый квартал!

– У нас на следующий год очень мало заказов, – мрачно ответил главный инженер. – Если сейчас завалим сроки…

Он не успел проложить, что будет следствием заваливания сроков, ибо тут, собственно, зазвонил телефон, и директор бюро спешно поднял трубку. В глубине души он чувствовал некоторое облегчение, что обсуждение неприглядного будущего отодвигается еще на несколько минут.

– Ну-у-у-у! – заворчал в трубке голос. – Поздравляю, поздравляю!..

– Большое спасибо, – автоматически ответил директор. – А кто говорит?

– Что, не узнаешь? – рычало в трубке дальше. – Так сразу заважничал, что ли? Устраиваешь интервью?, Раздаешь автографы?

Директор наконец узнал в трубке голос своего приятеля из САРПа, но он был так угнетен, что в его сердце не задрожало ни одно предчувствие.

– Оставь в покое эти глупые шутки, – недовольно сказал он. – В чем дело?

– А что, разве ты еще не знаешь? Ах, да, конечно же, еще не знаешь, потому что только сейчас пришло это известие! Га-га!

– Какое известие? – спросил директор, а в голосе его появилось беспокойство, смешанный с какой-то неясной еще, несмелой надеждой. – Так что произошло?

– Га-а-а-а! – снова зарычал голос в трубку. – Вы получили первую премию за тот туристеко-санаторный проект! И имеете уже задел на его реализацию! Ну, что, должны вы мне бутылку за хорошую новость? Как будто бы у вас исключительная цветовая концепция!..

Главный инженер, приглядываясь сперва к выражению лица директора с мрачной решимостью, ощутил нарастающее волнение, директор сначала покраснел, потом побледнел, затем снова покраснел, а потом создалось впечатление, что он сейчас задохнется. Видя, что он свободной рукой дергает галстук и безрезультатно старается его развязать, главный инженер сорвался с места, чтобы помочь коллеге. Он оторвал ему пуговицу и бросился к двери.

– Пани Матильда, воды!!! – крикнул он в панике, убежденный, что какая-то страшная весть в любой момент может привести начальника к апоплексическому удару.

Висящий на телефоне директор стал производить успокаивающие жесты, внезапность которых придавала им характер скорее конвульсий. Одновременно он от счастья потерял дар речи и выдавливал из себя что-то вроде неартикулированного гоготания, поэтому ничего удивительного не было в том, что как главный инженер, так и прибывшая с водой пани Матильда окончательно изумились. Главный инженер попытался даже вырвать из рук директора телефонную трубку, которую тот держал обеими руками и силой прижимал ее к уху.

В момент, когда насыщенная эффектами беседа по телефону закончилась, весь персонал бюро сорвался со своих мест, взбудораженный отчаянным криком пани Матильды.

Директор бюро положил телефонную трубку и минуту сидел неподвижно, силясь овладеть своими чувствами. Это оказалось, однако, ему не под силу. Вместо того, чтобы встать спокойно, как он намеревался, и сказать торжественно о победе, о заслуженной победе, он сорвался с кресла и схватил в объятия сперва пани Матильду, а потом главного инженера. Главный инженер еще успел подумать, что кто-то наслал на него проклятие, ибо все сумасшедшие в этом бюро только его избирают объектом внезапных чувств, когда до него донеслись восклицания директора бюро.

– Конкурс!.. – выкрикивал директор между отдельными невероятными поцелуями. – У нас в кармане конкурс!.. Первое место!.. Реализация!.. Колористика!..

Смысл восклицаний дошел до толпящихся под дверьми остальных работников бюро, в первое мгновение остолбеневших при виде непонятных удивительных выходках начальника.

– Нет?!! – прорычал первым Януш с радостным недоверием и также схватил в объятия ближайшего человека.

– Прочь, баран!!! – крикнул, вырываясь, ближайший человек, оказавшийся Стефаном. – Мозги у тебя вывернулись, что ли?! Девчонок тискай!

Весь персонал прореагировал не меньше оживленно, чем директор бюро. Влодек пал на колени и вознес хвалу небесам, хотя был неверующим. Пани Матильда, внезапно заплакав от счастья, выпила воду, предназначенную для директора. Барбара и Каролек исполнили фрагмент польки-галопа под собственный аккомпанемент. Лесь в несколько измененном ритме запел хвалебную песню. Главный инженер, теперь уже по собственной инициативе, пал на шею директора бюро, охотно принимая все доказательства доброжелательства.

Стихийные опасения помешательства после короткого отрезка времени подверглись упорядочению, и все сотрудники протанцевали вокруг переполненного счастьем директора что-то вроде триумфального танца, от которого все здание задрожало до основания. После чего все окончательно выбились из сил.

Служебные дела к концу рабочего дня пали в забвение. Директор бюро со слезами на глазах получил из САРПа официальное уведомление радостного известия и подробности оценки проекта. Ни секунды не колеблясь, он передал все подробности сотрудникам, и вот блеск, ярче солнца и постояннее бронзы, упал на одного из них и поразил глаза и мысли.

Элементом, который окончательно повлиял на решение жюри и который выдвинул проект на первое место, была гениальная, прекрасная, изобретательная концепция колористики! Размеры таланта Леся превзошел всякие ожидания!

Одним махом все бюро поднялось со дна пропасти на вершину успеха, как служебного, так и частного. Финансовые трудности сняло как рукой, потому что первая премия удовлетворяла все потребности. Реализация проекта заполнила планы работ на весь следующий год, а также и на следующие годы, потому что вместе с наградой посыпались заказы и на другие проекты в разных частях страны. Директор бюро и главный инженер начали теперь перебирать, какие заказы принимать, а какие нет, к тому же теперь они могли сами устанавливать сроки выполнения заказов, бурча и капризничая. Все бюро увидело перед собой яркую перспективу нормальной жизни, наполненную подходящими условиями работы, отдыхом и личными делами. Отовсюду неслись громкие звуки благодарности и признания. Бюро неслось на крыльях славы, а директор производил впечатление, словно вот-вот вознесется в космическое пространство на тех крыльях.

Имя Леся было у всех на устах. Директор бюро и главный инженер нашли наконец прекрасный выход как для себя, так и для него, дисциплинарного нажима на него теперь они уже и не думали производить ни в коем случае, но отказаться от его работы и речи быть не могло. Колористика была его делом и делом Леся должна была и остаться!

– Мы переведем его на свободный график, – сказал директор. – Это самое простое решение.

– И вообще это есть единственное решение, – подтвердил главный инженер. – Он работает периодами, но то, что ему надлежит сделать, он в течение квартала успевает сделать. Иногда ему приходится посидеть дольше, иногда не придет вовсе, но, по крайней мере, у нас не будет этих вечных проблем с его опозданиями и вывертами.

– А если захочет, то может работать и дома, – оживился директор бюро. – Рисовать-то он будет и дальше, в этом нет никакого сомнения, и даже проверять его не нужно. Вот и можно облегченно вздохнуть!.. И как нам это не пришло в голову раньше?

– Потому что только теперь мы можем пойти на нарушение трудового закона, – трезво ответил главный инженер, – Мы же были только что на краю пропасти…

Расцветающее во всех сердцах счастье вызывало благородные и альтруистические чувства. Было решено устроить в САРПе большой совместный бал в честь успеха и удовлетворения любимых в лице жен, мужей и невест.

– Мы можем потратить по двести злотых с рыла, – вдохновенно сказал Януш. – Пусть даже по триста!.. Семья – это тоже люди, ей тоже что-нибудь причитается.

– Подождите, – прервала его Барбара. – А Лесь? У нас ведь остается еще Лесь.

– Как нечто необычное? – заинтересовался Каролек.

– Это само собой, но независимо от этого, вы не хотите же остаться свиньями? Я, во всяком случае, не хочу. Не знаю, как вы.

Разговор происходил в отсутствие Леся, который использовал свое положение гения вне бюро.

– Неважно, хотим мы или не хотим, – сказал недовольно Януш, – но нам это не удастся. Быть свиньей не каждый может, к этому тоже надо иметь способности. А что ты имеешь в виду?

– О деньгах, конечно. Он, правда, сделал глупость с тем тото-лотко, но совершенно случайно, а затем честно все отдал. Я считаю, что ему следует вернуть деньги.

– Я тоже так считаю, – признался Каролек. – Это, конечно, несправедливо, но зато по-человечески. Я – за. А ты?

– Понятно, что тоже – за, – ответил Януш. – Вообще, между нами говоря, только ему мы обязаны первой премией. Он дал маху, но зато ведь и отработал…

– Надо еще спросить Влодека и Стефана…

Влодек и Стефан тоже без колебаний согласились. Возвратить деньги решено было сразу же после их получения, временно держа все втайне от Леся, желая сделать ему приятную неожиданность.

Вскоре наступил и подходящий момент. Закрытые для обычных смертных двери САРПа открылись перед персоналом победителей и приглашенными гостями, а нанятый по этому случаю оркестр загремел бравурными звуками. Сны и надежды директора бюро исполнились, за исключением лишь мелких деталей. Посреди тешащих взор декорадий не хватало хвалебной надписи на арабском языке, а среди высокопоставленных особ, выказывающих признательность, не хватало самых высоких. Однако, ничего не указывало на то, что эти детали будут присутствовать на следующих подобных приемах, и перед глазами директора яснела ничем не омраченная и полная успехов будущность. В благородном порыве он даже преуменьшал собственные заслуги и все приписывал таланту Леся.

А Лесь продолжал находиться в эйфорическом состоянии. В ушах у него звучали громкие фанфары, а на высоко поднятом челе он ощущал прикосновение лаврового венка. Неуверенность и беспокойство отдалились от него в туманную даль и исчезли бесповоротно. В глазах сияющей счастьем жены он видел заботливый блеск, полный уважения и удивления и, наконец, в первый раз в жизни он чувствовал, что его в определенной степени признали.

Мрачные подозрения развеялись в нем, как утренний туман, потому что в приливе чувств он признался Касеньке, как он боролся с тяготеющим над ним роком, преследующим его билетами тото-лотко, и услышал от нее взаимные откровенности, которые успокоили его душу. Не обольститель увлек его жену в ту памятную ночь, а лишь гусь, птица невинная, благодарная и милая. Никто не слышал, чтобы печеный гусь когда-либо разрушил чье-то счастье.

На взаимную откровенность склонил, без сомнения факт обнаружения где-то в середине бала конверта, обвязанного красным шнурком, возле тарелки на столике Леся и содержащий сумму около шестнадцати тысяч злотых и карточку со словами:

«Очевидно, что это было в среду! Мы не умеем быть свиньями. Благодарные должники».

В понедельник, после бала, более всех опоздавшим был не Лесь, а Януш. Он медленно и как бы с колебаниями вошел в комнату, сел на свой стул, дрожащими руками зажег папиросу и посмотрел на коллег неуверенным и оторопевшим взором.

– Послушайте, – сказал он, – нехорошо как-то получается…

Положение бюро изменилось настолько, что эти слова не вызвали даже тени беспокойства. Три пары глаз посмотрели на него с беззаботным любопытством.

– Почему? – несколько удивился Каролек. – Мне кажется, что все вполне нормально.

– Как кому, – буркнул Януш огорченно. – Я вел себя как скотина. И не знаю, как теперь себя вести.

– Но ты же почти не был пьяным, – запротестовал Лесь прекраснодушно.

– Только чуть-чуть более, чем когда-либо, – засвидетельствовала Барбара. – То, что ты хотел танцевать полонез с директором объединения, так это ничего такого. Он протестовал лишь из-за робости.

– Я хотел танцевать с директором объединения? – оскорбился Януш. – Вы сошли с ума. Я ничего такого не припомню, и вообще не в этом дело.

– А в чем? – полюбопытствовал Каролек.

– Дело в Геньо…

По понятным причинам Геньо был личностью, не пользующейся особой популярностью в бюро. На лицах всех троих отразилось выражение недовольства.

– Что он снова нарисовал? – неохотно спросила Барбара.

– Снова Геньо? – скривился Каролек. – Сколько времени он будет путаться у нас под ногами?

Януш засмотрелся в пространство понурым взглядом.

– Вышло недоразумение, – сказал он после минутного молчания. – Я все видел и поэтому сегодня опоздал, потому что разглядывал снимки. Знаете, они совсем другие… Оказывается, что они вовсе не сдирали проект с итальянского, а выслали свой собственный. Вполне нормально, как порядочные люди.

Он умолк, а трое пораженных товарищей переваривали услышанную новость.

– А мы хотели утащить у них весь проект?! – выкрикнул потрясение Каролек.

– Как по морде дал, – коротко ответил Януш.

– Да, но ведь не стащили же, о чем тогда речь?

Януш внезапно отвернулся, в раздражении.

– А речь в том, что как я теперь буду выглядеть? Как скотина и свинья! Облаял человека ни за что ни про что, что мне теперь делать? Я ведь первый сказал вам об этом, да еще вас и науськал, сделал из него тряпку, мерзавца и преступника!.. Должен же я его как-то реабилитировать? Должен! Так что, в газете сделать объявление? Или может быть, ему самому все рассказать, чтобы дал мне по челюсти? Так вот я и говорю вам, что не знаю, что делать!..

Три пары изумленных глаз смотрели на него некоторое время, а затем на глазах у всех начало появляться понимание, а затем и тень заботы. Чувство артельной справедливости отозвалось громким голосом.

– Геньо самому не следует, вероятно, ничего делать, – неуверенно сказал Лесь. – Но что-то очевидно, следует все же сделать…

– Обидели человека, – вздохнула Барбара.

– Сам напросился, – с неудовольствием сказал Каролек. – Ведь он же показывал тебе те снимки? Так что, солгал тебе?

– Выходит, соврал, – ответил Януш. – Вообще-то говоря, у них была такая мысль немного поживиться из итальянского проекта, но это предложение сразу же отпало. Геньо сделал из меня болвана, что значит болван в сравнении со свиньей!

Некоторое время все задумались, стараясь разрешить проблему.

– Ты должен взять все назад, – сделал вывод наконец Каролек.

– Я-то согласен, только как?

– Ну, разумеется, не письменно, – решительно сказала Барбара. – Ты же обругал его устно, поэтому не должен его письменно реабилитировать. Только устно.

– Резонно, – вдруг с запальчивостью сказал Лесь. – Ты его облаял, так? Теперь ты должен сделать противоположное.

– Натурально, противоположное, но это должно касаться лишь тех людей, которые это все слышали, – добавил Каролек с неменьшим энтузиазмом. – Кому ты говорил об этом?

– Только вам и никому больше.

– Ну, так это касается еще Стефана и Влодека. Они тоже должны здесь присутствовать. Подскочите кто-нибудь к ним, пусть мчатся сюда.

Быстро привели Влодека и Стефана, сказали им о решении опровержения мнения о Геньо и постановили, что все должно произойти официально и торжественно. Януш влезет под стол и на четвереньках троекратно громко огласит, что Геньо очень хороший человек, а в промежутках он будет лаять.

С момента опубликования результатов конкурса директор бюро отложил навсегда свое намерение посетить психиатра. Радостное потрясение показалось ему совершенно достаточным лекарством на умственные расстройства, которые возникли из прошедших опасений и боязни. Атмосфера в бюро как бы подверглась очищению, обрадованный персонал приобрел новые силы, здоровье и не показывал больше никаких отклонений от нормы. Даже Лесь вел себя как общепринято, хотя в его случае отклонения от нормы были бы оправданными и понятными. Натура художника имеет свои требования.

Директор бюро в значительной мере пришел в себя и без сопротивления и опаски мог входить во все комнаты учреждения, не чувствуя желания забаррикадироваться в кабинете, если издалека доносились какие-нибудь громкие звуки. Непонятные сцены, которые раз за разом потрясали его психическое здоровье особенно в служебные часы и после работы, теперь не составляли опасности, и он не предчувствовал больше ничего.

Он собрал со стола официальные документы, которые хотел обсудить с персоналом, и направился в комнату архитекторов.

В момент, когда он приближался к ним, до него донесся непонятный отголосок, как будто лай. Но его мысли были заняты проблемами осмотра местности, где должен быть построен туристический комплекс, и поэтому не обратил никакого внимания на этот настораживающий душу звук. Просто он подумал, что где-то поблизости находится собака, после чело открыл дверь, посмотрел и остолбенел.

Вокруг стола, вытянутого на середину комнаты, сидели пять человек с торжественным и сосредоточенным взглядом. Под столом находился на четвереньках Януш, всматриваясь в пол виновато.

– Гав, гав, гав! – хрипло лаял он басом. – Геньо не скотина и не свинья! Гав, гав, гав!..

– Три раза, – буркнула предупреждающе кто-то из остальных особ.

Директор не пытался даже отгадать, кто. Если бы под столом гавкал Лесь, потрясение было бы намного меньше. Деятельность Януша неуклонно указывала на то, что это что-то заразное, расширивалось неуклонно и, противореча всем успехам и достижениям, никого не минет…

– Геньо не скотина и не свинья! – выл Януш решительно и с удивительным акцентом. – Гав, гав, гав! Гав, гав, гав! Гав, гав, гав!..

Директор бюро ослабевшей рукой захлопнул страшные двери. На подгибающихся ногах он возвратился в кабинет. Ему вдруг припомнилось, что в детстве он был слабым и худым. Он схватил телефонную книгу, медленно открыл ее и с усилием нашел там слово: «Врач»…