Иоанна Хмелевская Большой кусок мира

Весна в этом году началась сразу и дружно в середине мая и продолжалась всего несколько дней, после чего сразу наступило самое настоящее лето. Столбик ртути в термометре пополз вверх и замер, не изъявляя ни малейшего желания опускаться. На безоблачном небе сияло весеннее солнышко, с каждым днем все более яркое, с каждым часом все более горячее, прожаривая стены домов, землю и воздух. К середине июня уже и ночь перестала приносить прохладу. Погода окончательно установилась, раскаленный солнцем мир источал жар и обливался потом.

В последнее воскресенье июня длинное серое шоссе недалеко от Ломжи было на удивление пустым. Казалось, что оно проложено не в густонаселенном цивилизованном государстве, а где-нибудь в безлюдной саванне. Солнце стояло в зените, воздух над асфальтом струился от зноя, и даже легчайший ветерок не нарушал его неподвижности. Льющиеся с безоблачного голубого неба потоки ужасного жара затопили и пустынное шоссе, и мелкие кюветы по обочинам с растущими в них пыльными сорняками, и раскинувшиеся вокруг поля пшеницы, и цветущие в клевере маки. Зной затопил и весьма живописную группу на краю поля у самой дороги, приткнувшуюся в жидкой тени молодого деревца. Группу эту составляли две молодые особы женского пола с угрюмым выражением лица и огромная гора разнокалиберного пестрого багажа.

У Терески Кемпиньской и Шпульки Букатувны начались каникулы.

Сидели они на обочине шоссе уже часа полтора, и весь их вид красноречиво говорил о том состоянии полнейшего отчаяния и безнадеги, в котором пребывали девчонки. А главное — никаких признаков того, что жуткое положение, в которое они угодили, может измениться к лучшему не только в течение ближайших часов, но и недель. Движение на шоссе практически замерло, лишь изредка катили мимо цистерны и рефрижераторы, да иногда проскакивали малолитражки, забитые пассажирами — неподходящий транспорт. Требовался грузовик.

Все дело осложнял багаж. Этот замечательный багаж состоял из четырех больших брезентовых мешков, трех голубых и одного зеленого, рюкзака, туристской сумки и огромного тюка, перевязанного веревкой. К зеленому мешку были прикреплены удочки в чехле, а к сумке привязана сетка, оттуда торчала рукоятка топорика, четыре бутылки минеральной воды и длинная ручка сковороды. Все это вместе взятое явно превосходило возможности двух носильщиков-профессионалов.

Ясное дело, что в намерения Терески и Шпульки вовсе не входило сидеть в такую жару на обочине и наслаждаться видом вымершего шоссе. Путешествовать автостопом, на попутках, они не собирались. Утром этого самого дня девочки, как и планировали, отправились в путь на «фольксвагене-1600» — удобном и просторном, хоть уже и не новом, машина принадлежала одному из знакомых отца Терески. Ехали они в Августов. У знакомого там были дела, и он обещал подвезти Тереску и Шпульку вместе с багажом. Выехали с утра пораньше, и все было бы хорошо, если бы именно здесь, на этом проклятом месте, за Ломжей, не случилось несчастье.

Знакомый ехал довольно быстро, дорога была свободна, он еще издалека заметил на обочине стадо гусей и на всякий случай притормозил. Точнее, хотел притормозить. Сидящая впереди рядом с водителем Тереска увидела, как он вдруг побледнел и даже как бы окаменел.

— О Господи, — хрипло прошептал водитель. — Тормоза сдохли!

Тереска тоже окаменела, не в силах произнести ни слова. В полном молчании доехали они до места, где автомобиль остановился сам. Хозяин вытер пот со лба и оперся о руль.

— Все, конец, — произнес он трагическим тоном куда-то в пространство. — Тормозной цилиндр накрылся, а ручник у меня давно уже плохо хватает. Вы уж меня, дорогие, извините, но на этом путешествие кончается. Приехали!

Тереска и Шпулька поначалу страшно обиделись и готовы были потребовать от горе-водителя доставить их багаж до Августова — раз уж обещался — хоть на собственном хребте. Однако, немного поостыв, девочки благородно отказались от своих несомненно справедливых претензий. Несчастный хозяин «фольксвагена», внешне вполне приличного автомобиля, был так страшно удручен, так полон раскаяния и настолько беспомощен, что добивать его было бы просто свинством. Пришлось уверить его, что они прекрасно справятся сами, пусть занимается исключительно своей машиной.

— Не будем же мы бить лежачего, — гордо буркнула Тереска, а Шпулька согласилась с подругой несколькими энергичными кивками.

— Я и так ума не приложу, что ему делать, — сочувственно заметила она.

Хозяин оставшегося без тормозов автомобиля тоже не мог приложить ума. Проблемы, вставшие перед ним, казались просто непреодолимыми. Необходимо было добраться до соответственно оборудованной мастерской, причем не своим ходом, а на жесткой сцепке. Жесткая сцепка, однако, бывает обычно только у специальных машин техпомощи. Позвонить и вызвать аварийку было неоткуда. Жара усиливалась. Девчонки слонялись вокруг как два угрызения совести. Окажись в поле рядом какая-нибудь брошендая телега, несчастный водитель, наверное, украл бы с нее дышло, присобачил его к «фольксвагену» и силой заставил бы первую попавшуюся проезжающую машину отбуксировать его. При условии, конечно, что удалось бы закрепить дышло на обоих автомобилях. Но что об этом говорить? Никакой телеги поблизости не было, дышла не было и выхода тоже. Время шло, жара нарастала, знакомый в полном отчаянии решил было возвращаться на первой скорости, делая по 10 км в час. И тут произошло чудо На шоссе вдруг показался желтый фургон столь желанной техпомощи, направившийся как раз в Варшаву Таким чудом пренебречь было, конечно, нельзя. Угрызаясь и извиняясь, знакомый перетащил весь багаж девчонок под деревце, подгоняемый очень спешившей техничкой, сел в свой «фольксваген» и уехал на жесткой сцепке.

В результате всех этих передряг Тереска со Шпулькой в одиннадцать утра оказались за Ломжей в чистом поле в тени чахлого деревца на обочине шоссе со всем своим скарбом и в половине первого продолжали все еще пребывать там. Утром мимо проезжало множество легковушек, но ни одна не отреагировала на отчаянное махание девчонок. Никто даже не притормозил, и неудивительно: они были забиты под завязку вещами, собаками, детьми и взрослыми. Дальше — хуже. Машины появлялись все реже, а в последние часы вообще исчезли. Все замерло под раскаленным солнцем, — Спорим, мы здесь останемся навсегда, — замогильным голосом произнесла Шпулька после продолжительного молчания. — Никакая человеческая сила уже не сдвинет нас отсюда.

— Может, какая нечеловеческая найдется, — сердито проворчала Тереска. — А на худой конец остаются наши ноги. Можем идти пешком.

Шпулька обернулась к подруге.

— Гениальная идея. Пешком со всей этой поклажей ?

— На голове носят и не такие тяжести.

— Кажется, голову мы потеряли, когда решились на эту поездку. А вообще жара тебе явно повредила. Как ты это все себе представляешь?

— Что?

— Перетаскивание на голове всего этого добра. У нас же не по две головы.

— Я ничего не представляю. И ради Бога, перестань ныть, лучше подумай хорошенько. Спешить некуда, времени — завались, и просто необъятные возможности!

Шпулька пожала плечами и поудобнее оперлась на голубой мешок.

— Говори только о себе, — удрученно заявила она. — Мои возможности погребены под тяжестью этого барахла. И вообще мне непонятно, как цивилизованная страна могла среди бела дня превратиться в пустыню? Где все эти грузовики, под которые вечно кто-нибудь попадает?

— Воскресенье ведь, — нехотя пояснила Тереска и облокотилась на второй голубой мешок.

Снова помолчали. Жара крепчала. Шпулька медленно подняла бутылку минералки и выпила последние капли.

— И не трава это вовсе, — пробормотала она, — а горячий сыпучий песок. Деревце — мираж. А по-настоящему вокруг — только песок и песок. А нам надо доползти до оазиса...

— Ты что, спятила? — испугалась Тереска.

— Я представила себе пустыню. Как подумаю, что мы могли бы так. сидеть посреди пустыни, сразу делается легче. Что-то едет.

Тереска отлепилась от мешка, выпрямилась и пригляделась. Далеко на шоссе показался автомобиль Еще недавно это вызывало взрыв энтузиазма, выска-кивание на дорогу и размахивание руками. Печальный опыт, однако, доказывал, что все напрасно. Вот и теперь их наверняка ждет очередное разочарование.

— «Трабант», — безнадежно протянула Тереска. — Вся крыша завалена. Дохлый номер.

Девчонки снова угрюмо устроились на мешках. Шоссе опять опустело. Жара свирепствовала. Казалось, весь мир вот-вот расплавится. Тишина, и ни малейшего ветерка.

— При такой погоде одно утешение, что у нас нет паруса, меланхолически заметила Шпулька после очередной долгой паузы. — Торчали бы мы сейчас на одном месте в открытом море и только расстраивались.

— Да уж, — съязвила Тереска. — А так, без паруса, мы летим вперед как стрела, и бурно радуемся — По крайней мере, ничего у нас не пропадает зря.

— Еще как пропадает — байдарка. И маргарин плавится.

— Говори в прошедшем времени. Уже давно расплавился. Не могла эта подлая машина сломаться где-нибудь у воды?

— И деревья спилили Раньше, говорят, все дороги были густо обсажены деревьями. Я и сама помню. Вырубать деревья — варварство.

— Что-то едет. Маленькое и противное.

Тереска чуть приподнялась, взглянула и кивнула.

— И на крыше тюк с небоскреб, — добавила она. — Куда же все эти, с прицепами, подевались?!

С угрюмым отвращением смотрела Тереска на проезжающий мимо автомобиль, загруженный до последней возможности Постепенно в ней нарастала обида на весь мир. Сидеть так, опустив руки, под раскаленным добела небом у пыльной канавы, и неизвестно сколько — может, до конца жизни — хуже некуда. Еще немного, и она бросится под следующую машину или соорудит баррикаду поперек шоссе из своих вещей, силой выбросит пассажиров и заставит шофера ехать, пригрозив ему чем-нибудь, лучше всего топором...

Шпулька, правда, лучше переносила жару, зато легче впадала в пессимизм. Ей уже представлялись два белых скелета, полузанесенных песками пустыни, и кружащие над ними стервятники.

— Не знаю, не знаю, — вдруг произнесла она задумчиво. — Это становится невыносимым. Не говоря уже о маргарине. Минералка кончается, мы умрем от жажды...

— У нас два литра чаю, — зло возразила Тереска.

— Кроме того, можно получить солнечный удар, — продолжала Шпулька нагнетать пессимизм. — Я уж на все согласна, лишь бы оторваться от этого проклятого места. Слава Богу, что с таким грузом нельзя идти пешком, а то бы я двинулась.

Безграничный пессимизм подруги неожиданно вызвал в Тереске активное противодействие — Хватит, — категорически заявила она и поднялась. — Хватит ничего не делать и жариться на этой сковородке! Никто сюда не приедет. Можно перенести хоть часть вещей на несколько метров, потом вернуться и перетащить следующие, и так далее. Вставай, попробуем!

Шпулька очнулась и с ужасом посмотрела на подругу.

— С ума сошла? — спросила она, не веря своим ушам.

— Нет, но еще немного — и в самом деле сойду. До ближайшей речки всего несколько километров. Не сиди мы тут сиднем, как замшелые пни, давно бы уже там были. Чего ждешь? Бери что-нибудь и трогай!

Шпулька не на шутку перепугалась, что Тереска от жары немного спятила. Тащиться в такое пекло с жутким грузом... Бред сумасшедшего! Ведь через полкилометра они сдохнут... А Тереска уже энергично волокла голубой мешок через канаву. Прислонив его к дорожному столбу, она вернулась за следующим.

Пустое и вымершее до сих пор шоссе благодаря им немного оживилось. Фигуры двигались туда и обратно, от столбика к столбику. Весь багаж перемещался всего в два приема. Причем обратный курс можно было считать отдыхом.

— Ну, что я говорила, — выдохнула Тереска у четвертого столбика, опираясь на мешок с палаткой. — Я считаю, мы прошли четыреста метров. Очень много. Речка уже близко.

— А куда эта речка течет? — жалобно спросила Шпулька.

— Не знаю, кажется, она впадает в Пису, а Писа — еще куда-то. Тебе не все равно?

— Ну, все-таки. . Хотелось бы знать поконкретнее.

— У следующего столба посмотрим карту. Пошли!

У следующего столбика было решено дойти еще до одного, так как там росли какие-то кусты и блестела вода. Вода оказалась небольшим прудом, где плавали утки. Большая часть водоема была заполнена навозной жижей, стекавшей сюда из расположенных неподалеку хозяйственных построек. Но все-таки это была вода. Багаж живописно свалили у очередного столбика, и Тереска вытащила из рюкзака дорожную карту. Обе девчонки чуть не стукались лбами, склоняясь над ней. Вот желанный Августов, написанный малюсенькими буквочками. Шпулька с тоской посмотрела на него.

— А мы, собственно, где? — спросила она.

— Где-то здесь, за Ломжей. Ломжу проехали, точно помню.

— Я тоже. Дай посмотреть... Гляди, здесь две дороги расходятся, а пока мы ехали, ничего не расходилось.

— Ну, значит, не доехали. Разойдутся где-то впереди.

Шпулька оторвалась от карты и в полной панике взглянула на Тереску.

— Господи! Да ты что, не видишь, где эта речка?! Ведь если мы здесь, а речка здесь, то до нее минимум пятнадцать километров!

Тереска встревоженно посмотрела на подругу и вырвала карту.

— Что ты несешь... А! Возможно. Похоже, я немного ошиблась. Мне казалось, что мы находимся дальше...

Шпульке стало плохо. Тереска уставилась на карту в полном отчаянии.

— Если мы здесь... а не дальше... то надо было пойти не вперед, а назад. Через Ломжу протекает Бебжа, а эта наша речка впадает в Бебжу. Назад было ближе. Да и сейчас, честно говоря, ближе...

На самом деле через Ломжу протекала Писа, а не Бебжа, но на их карте это трудно было различить.

— Ну уж нет! — простонала Шпулька. — Я назад не пойду! Это слишком! Если мы снова окажемся в том проклятом месте, откуда вышли, я этого не переживу! И уверяю тебя, ты тоже!

Тереска чувствовала — подруга права. Даже если бы эта Ломжа со своей Бебжей была всего в километре, она не вернулась бы на то гиблое место ни за что на свете! Лучше уж идти пешком до самого Августова...

— Зря я тебе показала эту карту. Шли бы и шли себе. Дорога прямая. Не заблудились бы. А теперь что делать?

— Повеситься, — угрюмо посоветовала Шпулька.

— На чем?

—Ну, можно и утопиться. Есть где. Тереска оглянулась на пруд.

— Да уж есть. Кстати, обрати внимание, это вода. Ты же хотела дойти до воды...

— Ага. Если досидим до завтра, не исключено, что я попробую искупаться. Может, подхвачу какую-нибудь смертельную заразу, умру и наконец-то отмучаюсь.

— Утки живы...

Дикая жара не ослабевала. Несчастные путешественницы сидели молча, чувствуя, как солнце пропекает их насквозь. Страшно хотелось пить, а блестящее озерцо только усиливало жажду. В сумке оставались две последние бутылки минералки, сберегаемые на крайний случай. Глядя на сваленный на обочине багаж, Шпулька вдруг подумала, что крайний случай, похоже, наступил, и экономить больше нечего. Это была единственная мысль, которую ей удалось сформулировать. Подвигнутая этим соображением, девочка тяжело приподнялась и по привычке бросила взгляд на шоссе.

— Кто-то едет, — апатично информировала она. Тереска пожала плечами. Шпулька все еще стояла, позабыв вдруг о минеральной воде и крайнем случае.

— Слушай, он что-то тянет. Честное слово, тянет. Прицеп?

Тереска также неохотно встала на ноги.

— И какой прок нам будет... — начала было она и вдруг осеклась. — Это не прицеп. Слушай, похоже на лодку!

— О Господи! Он тянет лодку! Едет к озеру... Тормозит!!!

— Маши! Что ты стоишь, маши!

Обе бросились через канаву к дороге. Шпулька споткнулась и на четвереньках вылетела на середину шоссе. Тереска ошалело размахивала картой.

Богумил Стшалковский ехал себе спокойно вместе с женой в отпуск. На специальном прицепе он тянул за своим автомобилем большую моторную лодку, поэтому двигался не слишком быстро. На пустынном шоссе вести машину было легко — одно удовольствие. Водитель смотрел вперед, ожидая скорого разветвления дороги, как вдруг заметил на обочине какую-то странную цветную кучу, показавшуюся ему подозрительно знакомой. Он машинально затормозил, и тут прямо под колеса на пустое шоссе вылетело что-то невообразимое. В первый момент пан Богумил подумал, что видит группу цирковых акробатов, устроивших представление на проезжей части дороги.

— Пресвятая Дева, что это? — заволновался он. — Авария? Не автомобиль, но, кажется, что-то случилось?

Пан Стшалковский резко тормозил уже с самого начала «представления». На минуту оторвавшись от скачущих по шоссе существ, он взглянул на обочину. Одного взгляда было достаточно.

Надо сказать, что пан Богумил, механик по профессии и одновременно хозяин автомастерской, по призванию был заядлым водником. Счастье его жизни составляла вода и всевозможные плавсредства. И всех причастных к водной стихии он считал родственными душами. Не разобрав ни пола, ни возраста, ни внешнего вида людей, бьющихся, словно в припадке эпилепсии, перед носом его автомобиля, пан Стшалковский с первого взгляда опознал среди валявшихся на обочине вещей упакованную складную лодку марки «Нептун».

— У них лодка, — озабоченно произнес он. — Тоже плавают. Может, надо помочь?

Новый проблеск надежды совсем ошеломил Тере-ску и Шпульку. При мысли, что единственная подходящая им машина может уехать прежде, чем удастся уговорить их подвезти, девчонки совсем запаниковали. Больше жестами, чем словами, несчастные пытались убедить вышедшего из авто симпатичного седеющего мужчину, что лодка на прицепе — дополнительное транспортное средство, а значит, ему ничего не стоит доставить их вместе со всем скарбом куда-нибудь к воде, ведь сам он едет к воде, ну разумеется, к воде, раз везет лодку? Немного обалдевший от этого налета пан Стшалковский поначалу было понял, что на его лодке хотят переправиться через какую-то водную преграду, и ошалело уставился на вонючий прудок у шоссе. Не скоро до него дошло, в чем дело.

— Хорошо, хорошо, — успокоил он юных туристок, — разумеется, я вас возьму, уж как-нибудь поместимся, конечно, мы едем к воде. Не надо так волноваться! Вы разрешите перенести вещи? Не бойтесь, я вас не брошу, честное слово! Хотя должен заметить — ехать автостопом с таким багажом не очень разумно.

Совершенно огорошенные нежданным счастьем, Тереска и Шпулька объяснили, что они вовсе не едут автостопом, не такие уж они дуры. Ехали с одним знакомым, который сломался и увезен на сцепке.

— Вам не повезло, ведь сегодня воскресенье, — заметила пани Стшалковская, когда все наконец двинулись дальше. — В будний день вас подобрал бы любой грузовик. Частники не возьмут, даже если место есть.

Тереска и Шпулька, запихнутые на заднее сиденье в жуткой тесноте, молча наслаждались своим счастьем. Проклятое раскаленное шоссе бежало назад, а тенистые леса и прохладные озера приближались с хорошей скоростью в шестьдесят километров в час. Слова пани Стшалковской напомнили им, что можно было и дальше сидеть у канавы — целыми часами, днями и годами, во всяком случае, до понедельника уж точно. Кошмар!

— А почему грузовики подвозят, а частники нет? — заинтересовалась Шпулька.

Пан Стшалковский тяжело вздохнул.

— Потому что никогда не знаешь, на кого попадешь, — грустно пояснил он. — Люди заботятся о своих машинах, ну, знаете, моют, чистят, стараются не поцарапать... А те, что едут автостопом, редко ведут себя осторожно и к тому же всегда жутко грязные. А водителям грузовиков все равно...

— Вот так приличные люди и страдают из-за всяких грязнуль, — констатировала Шпулька.

— Так всегда и бывает, — философски заметила пани Стшалковская. — Виноваты одни, а расплачиваются другие...

Машина ехала, солнышко светило, милая беседа об автостопе, грязнулях и несправедливости продолжалась, когда в окрестностях Пиша пани Стшалковская вдруг поинтересовалась:

— Минуточку, а куда, собственно, мои дорогие, вы едете ?

Тереска и Шпулька замолкли, сразу не сообразив, как ответить на такой простой вопрос. Главное было в том, что они ехали, а куда — не так уж и важно. Ответили они одновременно:

— Собственно, нам все равно, — сказала Тереска. — Только чтобы к воде.

— Вообще-то в Августов, — сказала Шпулька. — Но можем выйти и где-нибудь раньше...

— Господи! — пробормотал пан Стшалковский и машинально притормозил. — Где Рим, а где Крым! Мы же едем в Венгожев и уже проехали Пиш! И что теперь делать?

— Поезжай! — велела ему жена. — Через Ожиш проходит шоссе на Элк и Августов, там можно сделать пересадку...

Еще довольно долго Тереска и Шпулька никак не могли сообразить, что случилось. Наконец до них дошло. Супруги Стшалковские, расстроенные и озабоченные, объяснили, что еще в Кисельнице дороги разошлись. Трасса на Августов пошла направо, на восток, а они едут прямо на север. Свернуть им никак нельзя, так как к пяти надо быть в Венгожеве, где их ждет знакомый, который уступает свой гараж: и еще сегодня должен уехать. Единственный выход — расстаться в Ожише. Может, там девочкам удастся поймать попутку в сторону Августова? В противном случае они все окажутся у озера Мамры.

— А если вам изменить свои планы? — заботливо спросила пани Стшалковская. — Вам обязательно быть в Августове?

От одной мысли, что пришлось бы высаживаться на суше, в этом Ожише или еще где бы то ни было и снова ждать на очередном кошмарном шоссе, Те-реске стало плохо. Что угодно, только не это! Они готовы ехать хоть на Онтарио, хоть на Байкал, пусть даже к истокам Амазонки, лишь бы вместе со Стшал-ковскими!

— Нет! — категорически заявила она. — Не обязательно! Можем с таким же успехом ехать в Венгожев. Не обращайте на нас внимания...

Смутно припоминая, что озеро Мамры расположено в самом начале или, наоборот, в самом конце Мазурского озерного края и что там начинается или кончается какой-то водный путь, Тереска поспешно добавила:

— Озеро Мамры, очень хорошо! Если вы на Мамры, то и мы тоже. Нам любая вода подойдет.

— Но ведь... — обеспокоенно вякнула Шпулька.

— Заткнись! — прошипела ей на ухо подруга. — Тебе не все равно? Там воды еще больше!

— Ну и слава Богу, — вздохнул с облегчением пан Стшалковский. — Там дорога проходит у самого озера, и рядом такой симпатичный лесок, травка, хорошее дно, можно даже стать лагерем. Я помогу перенести багаж, и все дело займет пару минут.

— Вас это устроит? Справитесь дальше сами? — волновалась пани Стшалковская.

— Конечно! Нам нужна только вода и больше ничего.

— А как с картой? У вас есть какая-нибудь карта?

— Есть, — неожиданно встряла молчавшая Шпулька и добавила с горечью: — Очень подробная карта. Августова.

Тереска попыталась незаметно пнуть подругу ногой, но попала в сковородку и только сбила себе палец.

— У нас есть карта всей Польши, — поспешно вмешалась она в разговор, не уточняя, что это та самая карта автомобильных дорог, которую она перед самым отъездом потихоньку стянула у брата. Озера на ней во всяком случае можно было различить.

Шпулька сидела надутая и расстроенная. С самого начала все было так хорошо запланировано, согласовано и решено. Они едут на Августовские озера в домик знакомого рыбака, откуда будут совершать по воде вылазки небольшие и побольше. Августовские озера были им обеим достаточно хорошо знакомы, маршруты вылазок согласованы. Все казалось таким легким, простым и безопасным, что даже родители не возражали. А теперь их планы летят к черту. Тереска в непонятной горячке готова была полностью все изменить: ехать в другую часть страны, на Мазурские озера, которых они совсем не знают, такие страшные, огромные, и даже в некоторых местах опасные!

— Ты что, совсем спятила? — прошипела Шпулька в ухо Тереске. — Ведь у нас нет даже карты этих озер, мы ничего и никого там не знаем!

— Подумаешь! Не знаем, так узнаем. Вода — везде вода!

— Но ведь ее там так много!

Именно это вдруг и стало Тереске нравиться. Ее вдохновляла перспектива неожиданного нового приключения, гораздо более захватывающего, чем запланированное ранее. Тоже мне удовольствие — сидеть в давно знакомой луже! Куда интересней видеть новые места и покорять огромные пространства! А кроме того, вдруг еще супруги Стшалковские, разобравшись в ситуации, начнут настаивать, что лучше придерживаться первоначальных планов, и выпихнут их на первом попавшемся перекрестке. Одна мысль об этом приводила Тереску в состояние тихой паники.

— Балда! — энергично зашептала она подруге. — Снова хочешь сидеть на обочине? Вот и хорошо, что воды много. Увидим солидный кусок мира!

— О Боже! — только и смогла прошептать Шпулька, замолчав уже окончательно.

Махонький, покрытый травой мысок полукругом вдавался в озеро. Позади лежал большой плоский луг с разбросанными кое-где низенькими кустиками. В торжественном молчании Тереска и Шпулька стояли на краю мыса спиной к лугу и наслаждались прекрасным воплощением своей мечты. Огромное водное пространство, поблескивая на солнце серебряными искрами, тянулось в одну сторону как минимум на километр, а в другую — на несколько. Вдоль берега медленно проплывала стайка уток, оставляя за собой веером расходящийся по воде след. В природе царили жара и спокойствие.

Тереска посмотрела по сторонам, отступила на несколько шагов и уселась на мешок с палаткой.

— Ну, наконец-то! Теперь можно отдохнуть и немного подумать.

Шпулька оторвалась от созерцания озера и оглянулась с явным неудовольствием.

— О чем это?

— Как о чем? Обо всем. Что будем делать прямо сейчас, и вообще.

— Прямо сейчас ты как хочешь, а я прежде всего искупаюсь и даже вымоюсь. Где мыло?

— В рюкзаке, — не очень уверенно ответила Тереска и встала с мешка. — Я бы тоже искупалась, но не уверена, можно ли. Посмотри сюда.

Посреди мысочка торчал врытый в землю столб с грозным предупреждением, которого они поначалу совсем не заметили.

— «Купаться категорически запрещено», — прочитала вслух Шпулька.

— Непонятно. Стшалковские сказали, что дно здесь хорошее. И правда, смотри — мелко, песочек...

— Может, там дальше какие-нибудь ямы, омуты или еще что?

— Какие омуты на озере? На поверхности было бы видно! Вода чем-то отравлена? Химия какая или бактерии...

— Не похоже. Чисто, даже дно видно. О ядерных взрывах в этих краях я не слышала. Чем ее могли отравить?

— Промышленными стоками. В зараженной воде нет жизни, а утки вон здоровехоньки. Если бы еще и рыба была...

— Есть! — радостно воскликнула Шпулька, всматриваясь в глубину. — Смотри, целые косяки! Такие малюсенькие, наверное, мальки!

— Если мальки водятся, значит, вода в порядке. Не знаю, почему же нельзя купаться?

— Озеро заминировано? — предположила Шпулька.

— Сдурела? Полвека, как война кончилась! И вообще, тогда были бы череп и кости. И колючая проволока.

— Ну, не знаю. Может, малькам ничего, а у людей начинается чесотка...

Отупевшие от жары, девчонки стояли, неуверенно поглядывая то на столб с надписью, то на прозрачную воду.

Шпулька вдруг взбунтовалась:

— К твоему сведению, мне все равно. У нас есть салициловый спирт, в случае чего буду потом лечиться. А сейчас искупаюсь или умру. Лучше чесотка, чем смерть!

— Постарайся хотя бы не наглотаться этой воды, — посоветовала Тереска, сбрасывая по примеру подруги одежду и оставаясь в купальнике. — И не заплывай далеко, вдруг там все-таки что-то есть, может, какие сети. Не стоит тонуть в первый же день.

Чтобы утопиться на обширном мелководье, надо было очень постараться. А чтобы смыть с себя мыло, приходилось приседать или ползать на четвереньках, а то и на брюхе. И все же уже минут через пятнадцать девочки почувствовали себя гораздо лучше и начали даже здраво рассуждать.

— Похоже, мы сваляли большого дурака, заменив Августов на Мазуры. Но опять же, от нас мало что зависело, и нечего расстраиваться, — заявила воспрянувшая духом Шпулька, вытирая волосы полотенцем. — Действительно, надо подумать, что теперь. Я жутко голодная. А ты?

— Я тоже. Давай съедим, что у нас сверху. Правильно мы сделали, что взяли бутерброды. Остаемся здесь до утра или сразу двигаем дальше?

Шпулька неуверенно оглянулась.

— Не знаю... Мне здесь не очень нравится. Это не то, о чем мы мечтали. Я бы хотела в лесу. А здесь ничего не растет, один луг. И тесно.

Принимая во внимание обширные пространства земли и воды вокруг, заявление прозвучало довольно странно. Но Тереска поняла сразу. Покрытый травой мысок был совсем маленьким, от луга его отделяли заросли крапивы и еще какой-то высокой зелени, да и само озеро оказалось не таким уж большим при ближайшем рассмотрении. Прямо под носом, ну максимум в километре, виднелся другой берег, тоже голый, поросший травой и обезображенный какими-то постройками. Тереске все это тоже не нравилось.

— Ты права. Нечего тут сидеть. Поищем другое место.

— Только где? — пробормотала Шпулька с набитым ртом. — Везде, похоже, одно и то же. Не озеро, а настоящая лужа.

— Это не все озеро, — запротестовала Тереска и махнула бутербродом в сторону солнца. — Там должна быть протока, то есть эта часть соединяется с другой и так далее.

Шпулька с опасностью для жизни вывернула голову назад.

— Ничего подобного не вижу. По-моему, озеро здесь кончается. Откуда ты знаешь, что есть протока?

— Из карты. На карте видно, что Мазуры очень разветвленные, а мы — почти в самом верху. К озеру Снярдвы надо плыть вниз, то есть на юг. Дай немного чаю.

— Где у тебя карта?

— В рюкзаке. Не жадничай, дай всю бутылку!

Шпулька, не вставая с места, подала ей бутылку, а затем полулежа дотянулась до рюкзака и подтянула его к себе. Тереска критически заметила:

— Ты лежишь на помидорах.

— Только на одном. Я его сейчас съем. А вообще у воды очень удобно. Испачкаешься — не страшно. А, вот и карта.

Тереска кивнула и продолжала внимательно изучать ближний и дальний пейзаж. Озеро было почти пустое, где-то на самом краю у противоположного берега сбилась стайка лодок и байдарок, белели два паруса и трещала какая-то моторка. Шпулька с отвращением развернула малепусенький кусочек бумаги.

— Ну и карта! Много тут не увидишь. Мамры, Мамры... Ну да, разветвление, ничего не скажешь... Если нам на Снярдвы, то надо плыть через Гижицко, но я не вижу никакой протоки. Наоборот, тут шоссе.

— Ничего. Перетащим все через шоссе поверху.

— Слушай, ты в своем уме? Здесь ведь столько плыть! Сентябрь нас застанет на полпути!

— Выйдем на берег. Прервемся и продолжим в следующем году, — спокойно ответила Тереска. Шпулька продолжала изучать карту.

— Никуда эта карта не годится! — раздраженно заявила она спустя некоторое время. — Дорога по ней идет посреди озера, леса не обозначены, и вообще ничего не видно.

— Лес, если появится, можно и без карты увидеть. Зато там даны расстояния в километрах.

— Так ведь это по шоссе!

— Ну и что? Можно сравнить и сделать поправку. А чего не видно на карте, увидишь на местности. Кстати, здесь ясно указано, что водным путем можно добраться до самой Варшавы.

— И ты что, считаешь, что мы запросто доплывем до самой Варшавы?

— Считаю, что попробовать стоит. Любое расстояние можно преодолеть. Смой с себя этот помидор и принимайся за работу.

— Сейчас. Подожди. Это выходит... Подожди...

— Что еще?

— Сейчас. По шоссе это будет... Плюс четырнадцать. Сейчас... И семьдесят шесть. Езус-Мария! По шоссе — это почти триста километров! Собираешься проплыть триста километров?!

— Во-первых, мы поплывем не по шоссе. А во-вторых, это пять километров в час, по десять часов в день, пятьдесят... и через шесть дней, если уж очень постараться, можем быть в Варшаве. На байдарке можно вытянуть пять километров в час.

Шпулька даже лишилась дара речи от негодования. С ужасом взглянула она на Тереску, а потом с не меньшим ужасом на бескрайний водный простор, который предстояло преодолеть за шесть дней — неясно зачем и за какие грехи. Спокойная поверхность озера мирно поблескивала на солнце, утки отплыли подальше, а вместо них из-за тростника показалось такое, такое... что невольно привлекло внимание девочки и заставило отступить кошмарные мысли о предстоящей каторжной гребле по десять км в час.

Шпулька повернулась и ткнула в это нечто пальцем:

— Смотри, что там плывет. Это не утка. Я такое когда-то уже видела, похоже на перископ. Как оно называется?

Тереска присмотрелась повнимательнее.

— Птица такая, подожди, я не знаю, как называется, ты меня сбила своим перископом. Что-то противное...

— Птеродактиль.

— При чем тут птеродактиль? Сейчас, не пери-скоп. Вот, крутится на языке, теперь не успокоюсь, пока не вспомню. Давай вспоминай всех птиц подряд, на «пэ».

— Аист, — начала Шпулька. — Бекас, цапля...

— На «пэ»!

— Я болотных называю. На «пэ»? Попугай.

— Балда!

— Перепелка, петух, пустельга, пулярка...

— Да уж, пулярка здорово летает. А плавает как!

— Пеночка. Ой, смотри, второй перископ выплыл! И третий! Пеликан.

— Какой пеликан? Где?

— Я тебе птиц вспоминаю. Павлин. Поморник. Он в учебнике вместе с гагарой...

— Погара... Тьфу! Я хотела сказать поганка. Точно, поганка!

— А!.. Правильно, поганка, или чомга, я тоже знаю. Но перископ к ней больше подходит. Смотри, как вертит головой, вылитый перископ! И даже не мечтай, что я буду грести по десять часов в день. Мне в Варшаве делать нечего, и мировых рекордов я бить не собираюсь!

— А кто тебя заставляет? Я теоретически прикинула. Уж за два-то месяца доплывем, и говорить нечего. Кажется, там где-то по пути Пиская Пуща?

Шпулька перестала волноваться, оставила в покое перископы и снова занялась картой.

— Есть. Точно. За озером Снярдвы. И какая-то длинная, узкая вода. Не могу разобрать. К этой карте нужна лупа. Озеро Нидзкое.

— Вот и отлично. Плывем на Нидзкое озеро. Шпулька погрузилась в вычисления:

— У меня выходит сто десять километров. А у тебя? По пятьдесят км в день! В крайнем случае, если везде будет так же голо, как здесь, я готова туда добраться за две недели. И ни минутой раньше!

— Если уж плыть, то надо иметь на чем, — ехидно заметила Тереска. — Может, Ваша Светлость все-таки соизволит заняться лодкой?

Сверхсложные манипуляции при сборке своего плавсредства Тереска и Шпулька предусмотрительно освоили на практике еще до отъезда. Они собрали и разобрали лодку дважды. Правда, делалось все под бдительным наблюдением прежнего хозяина, который тыкал пальцем в очередную деталь. Теперь же, без руководства специалиста, предстояло всю операцию проделать самим.

А час спустя по всему мысочку валялись фрагменты лодки, извлеченные из голубых мешков. В инструкции по сборке не было никаких схем или картинок, поэтому отдельные части надо было узнавать «в лицо» и соединять друг с другом методом проб и ошибок. Когда же, наконец, еще через час перед и зад лодки, сложенные из соответствующих брусочков бортов, пола, носа и прочих прутьев, палочек и ребрышек, приобрели нужную форму, обе подруги страшно удивились.

— Глянь-ка, становится похожим на нос и корму, — не веря своим глазам, пробормотала Тереска.

— А я уже и не надеялась, что нам когда-нибудь удастся все это сложить в одно целое, — недоверчиво отозвалась Шпулька.

Понемногу лодка начала напоминать лодку, а количество разбросанных по траве фрагментов значительно сократилось. И настал-таки исторический момент, когда брезент был надут, весла собраны, а руль укреплен на своем месте.

— Скоро восемь, — сказала Тереска, вытирая пот со лба. — Похоже, за весь учебный год мы так не наработались, как за первый день каникул.

Шпулька кивком выразила свое согласие, пытаясь одновременно расчесать совершенно спутавшиеся волосы.

— Какое счастье, что это только раз! — вздохнула она.

— К твоему сведению, надо еще распаковать вещи и рационально их погрузить.

— По мне, так можно и нерационально...

— Тогда наша лодка перевернется, или мы в ней не поместимся. Ты же не собираешься передвигаться вплавь? Уже поздно, принимайся за работу!

— Гребля после всего этого покажется нам раем! — простонала Шпулька и начала развязывать веревки.

В огромном тюке, обернутом бумагой и перевязанном веревкой, находились очень нужные вещи. А именно: два одеяла, два надувных матраца, две настоящие, правда небольшие, подушки, кухонная утварь, сменная одежда, продукты, небольшая пила, саперная лопатка и весьма солидная аптечка. Все эти предметы отличались по размеру и форме, и правильно разместить их в лодке оказалось задачей не из легких, тем более что некоторые вещи боялись воды и их надо было запихать в носовую часть. Спущенная на воду лодка заваливалась то на один борт, то на другой, и только окончательно выбившись из сил, девчонки вернули ей некоторое равновесие. Удалось погрузить все.

— Держаться-то она держится, — весьма скептически заметила Шпулька. — И может, даже не намокнет. Но куда я дену свои ноги, ума не приложу...

Лодка была торжественно отбуксирована на глубину (примерно по колено), и подруги осторожно влезли в нее. Слегка покачиваясь на воде, она тем не менее не выражала намерения перевернуться, а значит — была загружена правильно. Однако что-то все же было не так, и девчонки не сразу сообразили, что именно.

— Весла! — вдруг отчаянно вскрикнула Шпулька. — Вот дуры! Весла же остались на берегу.

— Стой! — заорала на нее Тереска. — Не вылезай! Шпулька, которая уже слегка приподнялась, плюхнулась назад на сиденье совсем ошарашенная:

— Ты что, свихнулась? Как же без весел?

— Погоди, здесь нельзя вылезать. Уже глубоко, еще перевернемся!

— А что же...

— Ничего, греби руками. Нет, погоди, лучше лопатой! Я как раз на ней сижу.

— Интересно, мы отчалим когда-нибудь от этого паршивого берега? — устало спросила Шпулька, возвращаясь с веслом и туфлями, в последний момент обнаруженными под кустом.

— Надеюсь, мы больше ничего не забыли? — озабоченно ответила Тереска.

На этот раз на мысочке совсем ничего не осталось. Подруги захватили с собой даже бумагу из-под бутербродов, которая могла пригодиться в будущем для разжигания костра. Наконец-то они смогли оторваться от надоевшей суши и отправиться в плавание. Все неимоверные приключения и осложнения так задурили им голову, что ни одна далее не подумала: а не слишком ли позднее время суток для начала путешествия?

— Уже темно...

— Месяц светит.

— Это называется светит? Хоть бы полнолуние было!

— Не ной, скоро будет. И шевели веслом-то, иначе придется ночевать прямо здесь!

Стояла уже глубокая ночь. Давным-давно стемнело, и только на северо-западе небо было чуть светлее. В слабом свете узенького месяца озеро казалось огромным, таинственным и бездонным. Со всех сторон доносились непонятные звуки: какие-то шорохи, хлюпанье, потрескивание и всплески. И нигде никакого берега!

Вопреки своим совершенно искренним намерениям Тереска и Шпулька медленно выплыли на середину озера Мамры. С самого начала они подыскивали подходящее место для ночлега, но плоский, отгороженный широким поясом камыша, берег казался совсем непривлекательным. Когда же девчонки окончательно выбились из сил, перестали высматривать лес и готовы были заночевать на лугу, выяснилось, что с лугом все не так просто. Единственное более или менее подходящее место оказалось совершенно недоступным по весьма прозаической причине. От воды луг отгораживала колючая проволока, за которой паслось огромное стадо коров. Узенькая полоска земли у самого берега была утыкана табличками с надписями, категорически запрещавшими ставить палатки, разводить костры и, конечно же, купаться. Смертельно уставшие подруги наверняка проигнорировали бы все запреты и высадились на берег, если бы не явно недоброжелательное внимание коров. Особенно одной из них, которая, недолго думая, решительным шагом направилась в сторону путешественниц, причем выражение ее морды не предвещало ничего хорошего.

— Это неподходящее место для ночлега, — поспешно заметила Шпулька. — Не беги, это может ее спровоцировать. Ну, перелезай же скорее назад...

Таким образом, страшно уставшие, испуганные и оглушенные оказались наши девчонки ночью на середине озера Мамры, а видневшаяся еще недавно земля исчезла во мраке ночи.

— А откуда ты знаешь, что оно скоро будет? — неожиданно спросила Шпулька, положив весло.

— Что оно?

— Полнолуние.

Тереска тоже отложила весло.

— По положению месяца. Видишь, как он повернут? Подставь палочку — и получишь букву «Р», значит, он родился и растет. Все на «Р». А если наоборот, получается буква «С», значит, он уже старый и скоро ему смерть. Все на «С». Недели через две сама в этом убедишься.

— Откуда ты знаешь?

— Я же тебе объясняю: у луны такие фазы.

— Да нет, откуда ты вообще все это о луне знаешь?

— Наверное, кто-то рассказывал, хотя и не помню кто, а может, сама где-то читала... О, смотри! Вон Полярная звезда! Ой, да мы не туда плывем, надо держаться правее!

— Ничего подобного, нам надо левее, там был берег.

— Когда он там был? Это ведь уже другое озеро. И где этот берег? Ничего не видно! До утра туда не доберемся! Я больше не могу!

— Я тоже не могу! Но совсем недавно берег был слева!

Весла казались сделанными из свинца. Черная, слегка поблескивающая водная гладь не имела границ, а положение становилось все более безнадежным.

— Придется, наверное, все-таки попробовать влево, — растерянно сказала Тереска. — Туда вроде ближе.

Шпулька как раз пришла к выводу, что каждое пространство на Земле где-то кончается, и, двигаясь по прямой, рано или поздно наткнешься на берег. Поэтому она категорически запротестовала и, уставившись на Полярную звезду, требовала плыть прямо на север.

— Ты же хотела влево? — удивилась Тереска.

— Я уже передумала. Откуда я знаю, что там? Ничего не видно. А на севере точно есть земля.

— Земля везде есть...

Довольно долго обе сидели молча и отдыхали. Решили дожидаться рассвета. Месяц как назло исчез, и мир погрузился теперь уже в абсолютную, почти осязаемую темноту.

— Я совсем окоченела, — отчаянно прошептала Шпулька. — Ты не знаешь, сколько уже времени прошло?

— Думаю, с полчаса. До рассвета — еще три.

— Не пугай меня. Я надеялась, что наоборот.

— Оставь надежду, всяк сюда входящий, — зло продекламировала Тереска. — И не рассчитывай, что время пролетит быстро. Хуже нет, чем вот так ждать!

Усталость и напряжение этого кошмарного дня привели к тому, что девчонок начала бить дрожь. Попытки отыскать в байдарке какие-нибудь одеяла или свитера окончились обнаружением двух теперь уже пустых брезентовых мешков. Термос же с чаем окончательно исчез где-то в недрах лодки.

— У меня ноги замерзли, — пожаловалась Шпулька. — Что-то не в порядке с этим рассветом. Похоже, мы заплыли за северный полярный круг. И теперь полгода будет полярная ночь.

— Ну так настройся соответственно и терпеливо жди, — безжалостно ответила Тереска. — Если все кончится через четыре месяца, будешь приятно удивлена.

Время остановилось, холод усиливался, а темнота как бы густела. Девочки перестали друг друга подбадривать и совсем сникли. Обе одновременно, хотя и самостоятельно, пришли к выводу, что жаркие городские квартиры, раскаленные стены и душные комнаты и даже шоссе в пустыне имеют свои преимущества. Шпулька поклялась, что в следующем году как минимум неделю проведет в металлическом, жутко нагревающемся на солнце вагончике на даче у знакомых. Тереска с тоской вспоминала печь в старом бабушкином доме с пылающим внутри огнем...

Вдруг совсем рядом послышались какие-то новые звуки. Это не был плеск воды или шорох камыша, к которому они уже привыкли. Скорее было похоже на неясный шепот. Подруги замерли, невольно напрягая слух. Шепчущие голоса раздались вдруг гораздо ближе и отчетливее. Можно было даже разобрать слова.

— ... заметят... — беспокойно прошипела темнота.

— А тебе-то что? — раздраженно ответила она сама себе. — Кто узнает, что это ты?

— Начнут следить...

— Кишка тонка! В скольких местах сразу? Главное, чтобы тебя никто не заметил.

— А если случайно наткнутся...

— Тише!

— Я не смогу...

Шепот снова превратился в неясное бормотание, заглушаемое тихими, осторожными, все более отдаляющимися всплесками. Рядом знакомо зашелестел тростник.

У Шпульки начали клацать зубы.

— Езус-Мария! Кто-то был здесь неподалеку1 — едва слышно прошептала она.

— Ничего подобного! — также тихо ответила Тереска. — По воде звук разносится очень далеко.

— Не верю, что далеко. Это было здесь. Совсем рядом!

— Надеюсь, ты не станешь утверждать, что беседовали два утопленника в озере прямо под нами? Говорили или на берегу, или в лодке. Скорее, в лодке, похоже было на осторожный плеск весел.

Шпулька задрожала так, что вместе с ней затряслась и байдарка.

— Бандиты! — отчаянно простонала она. — Преступники! Порядочные люди так тихо не гребут! О Боже! И когда эта ночь кончится! Вокруг какое-то жулье!

— Правильно, жулье, — спокойно согласилась Тереска. — По-моему, браконьеры. Думали, что на озере никого нет, ведь мы уже почти час сидим тихо. Наверняка собираются тут ставить свои сети.

— Ничего про сети я не слышала! Хорошо, если мы доживем до утра!

— Скорее всего, доживешь. Уже вот-вот...

Медленно, едва заметно и как бы неохотно полная темнота начинала сдавать. Небо на северо-востоке явно посветлело, а на западе на синем фоне показалась черная полоса деревьев. Вода и суша отделились друг от друга, и одновременно усиливались долетавшие отовсюду звуки, среди которых четко выделялись первые птичьи голоса.

Жуткие бетонные столбы, когда-то бывшие легкими веслами, едва можно было поднять. Руки ни за что не хотели двигаться. Поросший лесом и не очень крутой берег оказался совсем недалеко. Темнота все еще серела, и полоса прибрежных зарослей становилась все более различимой. В одном месте она вдруг сузилась.

— Туда! — простонала Шпулька.

— Туда, поднажми. Надо разогнаться.

Нос байдарки с шумом врезался в тростник. Терес-ка с трудом подтянула корму к толстому наклоненному стволу дерева, по которому на худой конец можно было выбраться на берег.

— Подожди. Вытащи там на носу одеяла и матрацы. И дай их мне. Затащим лодку поглубже в тростник, чтобы не было видно. Не знаю, как у тебя, а у меня совсем нет сил все выгружать.

— Мне уже ничего не надо, — простонала Шпулька, вылезая из байдарки. — Ни палатки, ни чаю, ничего! Хочу только лечь и спать! Хоть в крапиве!

Подругам хватило сил только на то, чтобы кое-как надуть матрацы. Продравшись через густой малинник у самого берега, они обнаружили свободный кусочек земли на склоне и через несколько минут, завернувшись с головой в одеяла, уже спали как убитые, на территории заповедника, где всякое размещение, загрязнение и использование чего бы то ни было категорически запрещалось.

Тереска проснулась первой. Тени сдвинулись, и она оказалась на солнце. Под одеялом моментально сделалось душно и жарко. Девочка села на матраце, сразу сообразив, где они находятся, но не понимая, почему ей так трудно шевелить руками и почему так одеревенела спина. С ладонями тоже что-то было не в порядке: малейшее прикосновение вызывало боль. Испуганно подумав, не заболела ли она, Тереска взглянула на руки и сразу поняла причину: на обеих ладонях вздулись весьма болезненные волдыри. С состоянием здоровья дело прояснилось, а вот дальнейшие перспективы не радовали. Тяжело вздохнув, Тереска с трудом поднялась с матраца и, оглядевшись, решила разбудить подругу. Солнце пригревало вовсю, давая понять, что день уже давно наступил.

Шпулька неохотно приоткрыла глаза, но, увидев вокруг прекрасный, пронизанный солнцем лес, отказалась от желания перевернуться на другой бок и снова заснуть. Она попыталась опереться на локоть, чтобы полюбоваться замечательным видом, но рука по непонятной причине отказалась слушаться. Пришлось сесть, что было также нелегко. Спина и плечи тоже не подчинялись, все болело, ныло и даже постанывало.

— Слушай, я, кажется, заболела, — беспомощно пожаловалась она. — Что-то у меня...

— Ага, — язвительно поддакнула Тереска, пытаясь сделать несколько гимнастических упражнений для рук. — У нас обеих одна и та же болезнь. Интересно, как мы доберемся до аптечки за бинтом. Голыми руками будет трудновато.

Шпулька только сейчас посмотрела на свои ладони, которые выглядели точно как у подруги, и попыталась помахать руками.

— О Господи! У меня все затекло. У тебя тоже? Может, это ревматизм?

— Точно, такой особый вид ревматизма, который бывает от гребли. Ты правильно догадалась, что на первый раз многовато будет. И вдобавок я совсем испеклась и кончусь, если не выкупаюсь.

Шпулька, постанывая, встала с матраца.

— Ноги действуют! — радостно удивилась она. — И то хлеб. А как место? Можем расположиться?

Прекрасный лес совсем не годился для лагеря. В густом подлеске негде было поставить палатку, а склон создавал дополнительные трудности. Что еще хуже, к лодке было не так-то просто подобраться, а к воде — и вовсе невозможно. Илистое дно густо поросло тростником, стоявшим в темной болотистой жиже.

— Трудно понять, как мы вообще умудрились ночью тут высадиться и не вляпаться в эту грязь, — заявила Тереска, сидя на корточках на стволе наклонившегося к воде дерева. — Лес есть, а все остальное ни к черту. Помоги достать лодку!

Чтобы подтянуть к берегу байдарку, стоявшую в тростнике, понадобилось полчаса каторжного труда. Просто войти в воду и преодолеть два метра оказалось невозможным. Ноги погружались в ил по колено уже на первом шагу. Второго Тереска не отважилась сделать. Пришлось вскарабкаться выше на наклонный ствол дерева и подталкивать байдарку длинной палкой к берегу, где на пне поджидала Шпулька с другой палкой. Наконец их усилия увенчались успехом.

— Раньше я была вся в поту, а теперь еще и в грязи, — раздраженно заявила Тереска, отталкиваясь веслом от негостеприимного берега. — И кто бы мог подумать, что придется заниматься такой акробатикой на стволе? Может, хоть зубы почистим?

— Щетки, кажется, в какой-то кастрюле на самом дне на корме. Пока всего не выгрузим, их не достать. Неужели на этих берегах нет ни одного приличного места? Есть хочу! Если не удастся где-нибудь остановиться и нормально разбить лагерь, мы долю не протянем! Тоже мне отдых...

Остров, от которого отплыли путешественницы, был буквально утыкан грозными, все запрещающими табличками. Жара усиливалась, голод тоже, южный берег упорно не хотел приближаться, ноющие мышцы отказывались слушаться, в общем — дело было дрянь. Вода жадно вцепилась в свои жертвы и упорно их не отпускала.

К единственному месту, где проклятый тростник вдруг расступался, девчонки добрались на последнем издыхании. Зато место было потрясающее. Миниатюрная лесная полянка примыкала к озеру, рядом деревянные мостки спускались к воде, в центре же, разумеется, на столбе висела табличка «Купаться запрещено». Людей поблизости не было, только на мостках стоял мальчишка лет тринадцати и стругал перочинным ножиком прутик.

Молча, без всякого обсуждения, но в немом согласии Тереска со Шпулькой, загребая левым веслом, развернули байдарку носом в камыши и остановились у кромки чистой воды. Также молча, побросав на произвол судьбы и лодку, и багаж, и весла, и одежду, обе погрузились в воду.

Полчаса спустя мир преобразился.

— Идеальное место! — радостно констатировала Шпулька, расчесывая вымытые волосы. — Не понимаю только, почему здесь так пусто? Тут палаток пять поместится!

Мальчишка оставил в покое прутик, некоторое время задумчиво смотрел на девчонок, затем подошел поближе и остановился на краю полянки.

— Эй, вы там! — вежливо обратился он к купальщицам. — Я бы на вашем месте в воду больше не лез. Менты тут рядом, слышите, рычат.

Тереска со Шпулькой, занятые распаковыванием вещей, одновременно обернулись к нему и застыли.

— А байдарку лучше спрятать, — предупредил юный доброжелатель. — Кто их знает, к чему придерутся.

— А что? — неуверенно спросила Шпулька.

— Почему придерутся? — запротестовала Тереска. — В чем, собственно, дело?

Мальчишка посмотрел на них с отвращением.

— Купаться здесь нельзя, — сообщил он. — И вообще это заповедник. Ничего нельзя.

— Как ничего? И останавливаться?

— И останавливаться.

— Подожди, — вмешалась Тереска, бросив вещи. — А почему нельзя купаться?

— Потому что не следят. Пляж дикий. Если бы огородили и посадили спасателя, тогда можно. А так — нет.

— Ну хорошо, а почему купаться-то нельзя?

— Боятся, как бы кто не утоп. Поставят табличку, и спокойны. Если бы не поставили, тогда сразу скандал, что вот, пожалуйста, разрешают, а тут нате вам. Утопленник. Вот и запретили. Везде запрещают, и порядок, они ни при чем. Так что, если вас поймают, сразу оштрафуют на пять сотен, а то и в участок загребут...

Тереска со Шпулькой встревоженно переглянулись.

— А если не поймают, ничего не будет? — вдруг заинтересовалась Тереска.

— Ясное дело, ничего. Здесь и захочешь, не утонешь. Разве что спьяну, да и то надо умудриться.

— Что же получается? — расстроилась Шпулька. — Нам нельзя поставить палатку и заночевать?

— Боже сохрани! За палатку сразу на учет поставят. Патрули и на берегу, и на воде.

— А где же людям-то приткнуться?!

— Людям — нигде, а на палатки выделили. Только не здесь. На Мамрах вся эта сторона — заповедник. На Даргине еще что-то можно найти А уж на Негочине этого добра — завались, куда ни плюнь — туристские лагеря.

Тереска, нахохлившись, огляделась по сторонам и обратилась к пацану:

— Слушай, объясни толком. Во-первых, скажи честно, не теоретически, а как на самом деле. Можно здесь хоть немного пожить и хоть завтрак съесть?

— Завтрак можно, — милостиво разрешил он. — Только огня не разводить!

— И на том спасибо А во-вторых, где этот Даргин, где Негочин и где там приличные места? Ты здешние озера знаешь?

— Еще бы. С детства. Совсем недавно тут везде можно было делать что хочешь. Это только с прошлого года такие штучки начались. А в следующем, говорят, еще хуже будет. Все огородят и по билетам станут пускать. На Даргин вот здесь рядом проплывете, через Кирсайты, где пассажирские ходят. И по эту сторону, на этом берегу, с километр от острова, или чуть дальше, есть такой заливчик. С воды его почти не видно, а с берега сторожит один тип, и сразу вам скажу, что сегодня и завтра его не будет, к невесте в Варшаву умотал. Вернется завтра вечером.

Абориген выпалил свое сообщение одним махом, но Тереска уже пришла в себя и сразу сообразила, что часть информации просто бесценна. Мальчишка оказался истинной находкой, которую следовало использовать должным образом. Присев на корточки рядом с ним на тропинке, она начала рисовать палочкой:

— Смотри. Вот наш берег. Здесь — север, здесь — юг. Сможешь нарисовать, как добраться до этого заливчика?

Пацан отобрал у нее палочку и принялся чертить Шпулька внимательнейшим образом перерисовывала схемку с тропинки на обратную сторону пресловутой автомобильной карты. Тереска старалась запомнить порядок ориентиров. Сначала пристань, потом большой полуостров, затем две высокие сосны, потом большое упавшее дерево.

Заливчик удалось отыскать уже к пяти часам вечера, сбившись с пути всего каких-нибудь три раза. У воды торчала табличка, сурово запрещавшая разбивать палатки и разводить костры, но, помня о варшавской невесте, девчонки игнорировали запрет и с чувством глубокого удовлетворения высадились на берег Наконец-то впервые можно было распаковать палатку Ни тяжелый труд, ни ноющие мышцы не мешали удовольствию обосноваться на новом месте. Надувать матрацы было истинным наслаждением, а случайно упущенные в воду туфли, подушка и половина одеяла показались милым развлечением.

— К вечеру все высохнет, — беззаботно заметила Тереска — С этими хлопотами я совсем забыла, что надо бояться хулиганов и всяких прочих жуликов, — сказала Шпулька, собирая растущую кругом в изобилии землянику. — О, скоро и малина созреет, через неделю будет полно. По сравнению с тем, что я пережила, хулиган — просто ерунда.

— Нет такого хулигана, что помешал бы мне сегодня выспаться. Испечем на огне колбасу, если еще не протухла. Ты давай собирай, а я займусь дровами для костра. Надо чай заварить, а то нечего будет пить.

Заготавливать топливо Тереска умела. Вокруг этого добра хватало, и уже через час она собрала солидную кучу хвороста разной толщины. Шпулька, насобирав целую кастрюльку земляники, наливала в другую воду через двойной фильтр из марли.

— Как будем кипятить? — спросила она. — Если просто на огне — закоптится.

Тереска критически осмотрела заготовленный сушняк.

— Лучше бы, конечно, на углях. Но у меня нет сил возиться с толстыми сучьями! Давай на костре, а завтра вымоем кастрюлю.

— Взгляни на колбасу, может, ее тоже надо вымыть?

— Смотрела, мне кажется, нормальная, но долго она не продержится. Уже семь, давно пора заняться ужином. Где будет костер? Здесь?

Шпулька отставила кастрюлю с водой и неуверенно обвела взглядом озеро, палатку и Тереску.

— А дым не понесет в палатку? — забеспокоилась она, доставая из сумки с продуктами по очереди хлеб, нож и колбасу.

Тереска с трудом снимала лопаткой дерн в облюбованном месте.

— Нет, дым пойдет к озеру.

— Откуда ты знаешь?

— Из физики. Эти идиотские школьные предметы иногда на что-то годятся.

Шпулька перестала обнюхивать колбасу и недоверчиво посмотрела на подругу.

— Ты серьезно?

— Конечно. Теплый воздух что делает? Шпулька задумалась и неуверенно ответила:

— Греет.

— Балда! В смысле движения! Что делает?

— Идет вверх.

— Правильно. А его место занимает более холодный воздух, и получается ветер. А что быстрее нагревается — песок или вода?

Шпулька отложила колбасу и уселась поудобнее.

— Если взять чайник песку и чайник воды... — начала она осторожно.

— Ты что? Совсем сбрендила?! Кто кипятит в чайниках песок? Нормально нагревается, от солнца!

— На пляже — песок. По опыту знаю.

— Везде песок, по теории — тоже. Значит, земля. А что скорее остывает?

— Не задавай дурацкие вопросы! Наверное, тоже земля. Вода медленнее.

— Именно. Поэтому воздух от воды поднимается вверх, а воздух от земли идет к воде. И вечером всегда получается ветер с берега. Если, конечно, погода в принципе тихая. Вот, смотри!

Тонкие прутики и сухая хвоя занялись от первой спички, огонек побежал вверх, а тоненькая струйка дыма потянулась к озеру. Тереска осторожно положила в костер веточки потолще. Шпулька с хлебом и ножом в руках загляделась на огонь — Люблю я огонь, — задумчиво произнесла она. — Как-то уютно с ним. Понятно, почему люди ему поклонялись. Только лес не подожги.

— Видишь же, где костер. Не под деревом и вода рядом. И совсем маленький, чтобы только на чай хватило и колбасу поджарить.

— И на зубы. Ну пожалуйста! Терпеть не могу чистить зубы холодной водой!

— Вообще-то не мешало бы и нормально помыться. Скоро совсем грязью зарастем. Что там ни говори, а холодной водой хорошо не вымоешься Только не сегодня. Я жутко устала и вся разбита.

Только одной напасти в начале этого кошмарного путешествия удалось избежать. Наученные печальным опытом прежних лет, они с самого начала весны активно загорали при каждом удобном случае. И поэтому сейчас, после целого дня на воде под горячими лучами солнца, они чувствовали только легкий зуд на плечах. Приятно было осознавать свою предусмотрительность.

Глядя на закат, девчонки выскребали из одной кастрюли остатки земляники со сгущенкой. Другая — с засыпанным в воду чаем — остывала рядом с догорающим костром.

Тереска озабоченно заметила:

— Надо бы земляники побольше насобирать. Кто знает, где придется ночевать в следующий раз, может, в чистом поле. И что с кастрюлями делать, ума не приложу. Надо придумать какой-нибудь ухват, а то рукавичку я уже совсем сожгла.

Вслед за проблемой кастрюли пришлось всесторонне обсудить вопрос защиты имущества от насекомых и воров, а затем не менее актуальный — как мыться в озере, когда каждый шаг в воде поднимает со дна тучи ила...

Увлеченные столь важными дискуссиями, подруги не заметили, как наступила ночь, костер погас и стало совсем темно. Вода, берег, деревья и палатка были едва различимыми. Решив укладываться спать, девчонки поднялись и тут же начали натыкаться на разбросанные по поляне вещи. Тереска, разыскивая спички, сунула руку в кастрюлю с земляникой и опрокинула термос.

— Вытащи фонарик, он где-то в рюкзаке!

— Ничего не видно, — совсем отчаялась Шпулька. — Куда подевался этот проклятый рюкзак? Никак не могу нащупать!

— Тсс... — вдруг прошептала Тереска.

Шпулька притихла. Она как раз нашла сумку, где были запасные спички, и замерла, сжимая их в руке. В лесу, совсем рядом, раздался треск.

— Что это? — испуганно шепнула Шпулька.

— Не знаю, — встревоженно ответила Тереска, застыв среди кастрюль, сахара и банок со сгущенкой. — Кто-то ходит. Тихо!

Непонятные звуки в ночном лесу всегда пугают. У Шпульки сердце ушло в пятки. Снова треснуло, зашелестело, сломалась сухая веточка. Все это было похоже на тяжелые, но осторожные шаги. В страшной темноте что-то большое двигалось за палаткой!

Подружки сидели затаив дыхание, не будучи в состоянии двинуться с места. Ветки затрещали с другой стороны, это что-то обошло палатку, продолжая скрываться в глубокой черноте леса. Затем стало тихо: или оно остановилось, или исчезло.

— Кто это был? — жалобно спросила Шпулька, не выдержав затянувшегося молчания.

— Не знаю, — резко отозвалась Тереска. — Что-то большое.

— Может, какой зверь?

— Сдурела? Какой еще зверь?! Здесь носороги не водятся!

— А медведи?

— Балда! Уж скорее, корова. Найдешь ты наконец этот фонарик?!

И вдруг из темноты леса полыхнул сноп света. Медведь-шатун зажег мощный рефлектор, осветивший на мгновение палатку, байдарку, кучу хвороста, Шпульку, засунувшую обе руки в сумку, и сидящую на корточках среди разбросанных вещей Тереску. Все это длилось считанные секунды. Ослепленные девчонки зажмурились, и тут фонарь погас, и окружающая темнота стала еще гуще. Послышались удаляющиеся, уже не такие осторожные шаги, кто-то споткнулся о пенек или куст, по видимому, упал с жутким треском и выругался низким мужским голосом, не выговаривающим «р».

— Агистокгат... — прошептала вконец обалдевшая Тереска.

Шпульке от всех переживаний стало дурно, и она тяжело осела на землю рядом с сумкой, но тут же вскочила, так как плюхнулась прямо на здоровенную шишку, что сразу вернуло ей и силы, и голос.

— Господи! Да зажги же что-нибудь! Совсем ничего не видно. Огонь отпугивает! Ну не тяни, зажигай!

— Никак спички не найду!

— На, возьми запасные.

— У тебя совсем крыша поехала?! Огонь отпугивает диких зверей. Может, ты серьезно думаешь, что это корова или медведь включили фонарь? — раздраженно говорила Тереска, поспешно разгребая пепел и на ощупь укладывая веточки. — Это был человек с дикцией аристократа.

— Слушай, а вдруг это был тот, ну, у которого невеста? Вернулся раньше...

— Тот бы нас сразу турнул. Нет, похоже, это кто-то случайный. Пошел погулять по лесу и заблудился. А раз ничего не сделал, значит — не бандит.

Костер наконец разгорелся, освещая полянку. Шпулька отыскала рюкзак и фонарик, посветила в палатку и, со свойственным ей оптимизмом, высказала предположение, что бандит отправился за подмогой, вернется и нападет на них вместе со всем здоровым коллективом, то есть шайкой. Тереска уже успела прийти в себя после происшествия, нашла удочки и леску, пропавшие спички и топор, благодаря которому приободрилась, и к возможному нападению отнеслась пренебрежительно, не исключая в то же время вероятность кражи.

— Сомневаюсь, однако, чтобы увиденное вдохновило вора, — добавила она, уминая их добро в палатке. — Дорогих вещей у нас нет: ни фотоаппарата, ни магнитофона, ни кожаных курток, ни одеял из австралийской шерсти, в общем ничего, что стоило бы красть...

— Одеял он не видел и может подумать, что они из австралийской...

— Тогда придется сдирать их прямо с нас. Деньги положим под матрац, а топор будет у меня под рукой. Фонарики тоже...

Как ни странно, вечерние переживания отнюдь не вызвали бессонницу. И, забравшись в палатку, уставшие девочки заснули как убитые.

— Муравьи набились в сахар, — заявила Шпулька утром, снимая с ветки сумку с продуктами. — Как они умудрились сюда залезть? С дерева прыгали, что ли?

Тереска подозрительно обнюхивала остатки колбасы.

— Это надо сейчас же съесть. Земляники у нас хватает... Сейчас разведу огонь. А еще есть червяки.

— Господи, тоже на завтрак?

— Нет, на рыбалку. После завтрака накопаю. И соберем еще...

Тереска вдруг замолчала, уставившись на кострище. Шпулька тревожно оглянулась на нее.

— Что соберем? Что случилось?

— Землянику, — ответила Тереска и присела на корточки. — Он приходил сюда снова. Точно.

— Кто?

— Аристократ с фонарем. Смотри, на пепле остался след.

В кострище виднелся четкий отпечаток мужского ботинка. Судя по его направлению, кто-то обошел лагерь вокруг. При свете солнца открытие не показалось таким уж ужасным, и все же Шпулька почувствовала неприятное стеснение в области желудка.

— Ты думаешь, еще раз приходил? Может, наступил еще тогда?

— Я ведь снова развела огонь, когда он ушел. А след отпечатался гораздо позже, когда костер догорел, а пепел остыл. Скорее всего, на рассвете. Кому же еще быть? Здесь не проходной двор. Народ толпами не слоняется.

— А патруль? — жалобно проблеяла Шпулька. — Рыбак какой-нибудь, лесник...

Тереска, при свете солнца демонстрируя отчаянную смелость, беззаботно сгребла пепел, уничтожив след, и занялась разведением огня.

— Рыбак еще куда ни шло. А всяких там лесничих и им подобных выбрось из головы. Они бы в вас впились как пиявки и не позволили бы тут спокойно спать. А скорее всего, тот самый, что здесь уже побывал. Будешь посуду мыть или накопаешь червей?

— Из двух зол уж лучше посуду. Не нравится мне все это. Шляются по лесу всякие. Хорошо, что нам нельзя здесь задерживаться. Нет худа без добра: избавимся от этого... медведя!

Приготовление завтрака, чистка кастрюль, копание червей, сбор земляники и скатывание палатки продолжались до половины первого и несколько отвлекли внимание девчонок от подозрительного типа с дефектом дикции. Страхи подруги только раздражали Тереску, которая справедливо посчитала, что раз на них не напали и ничего не украли, то не стоит брать в голову, а тем более бояться. Гораздо сильнее ее беспокоил чай, имевший какой-то странный привкус.

— Пожалуй, озерная вода — не лучший вариант. Как тебе чай? — осведомилась она у Шпульки.

— Кипятили мы ее основательно, повредить не должна. Или надо привыкать... пока выдави туда побольше лимона и добавь сахару... или набрать воды из какого-нибудь колодца во все имеющиеся бутылки для следующего чая.

— Лучше уж из колодца... Заглянем по дороге в первую попавшуюся деревню.

— И свистнем у них при случае подходящую железку или толстую проволоку для ухвата. Я уже и вторую рукавичку сожгла...

Снова пришлось равномерно загружать байдарку. Весла весили уже нормально, но упражнения двух последних дней еще чувствовались в руках и спине.

— А я-то мечтала, что буду плавать на матраце и загорать, — с горечью заметила Шпулька. — Что буду бродить по лесу, любоваться птичками, собирать разные ягоды и удить рыбу. Думала, мы умрем со скуки от ничегонеделания. Наверное, это на меня затмение нашло. Надо же так ошибиться!

— Ничего подобного! — энергично запротестовала Тереска. — Так бы все и было, если бы нас не гоняли с места на место. Нам бы спокойно посидеть где-нибудь дня три, и все придет в норму.

Дальше гребли уже молча, чувствуя все нарастающую усталость и раздражение оттого, что отдых совсем не похож на то, о чем мечтали, а проблема места для лагеря приобретает какие-то гигантские размеры, совершенно заслоняя собой все прелести путешествия.

Деревушка, появившаяся за поворотом у самого берега, позволила передохнуть от гребли. Шпулька отправилась за водой, забрав сумку с восемью бутылками, причем у шести не было пробок. Тереска меланхолично разглядывала местность, размышляя о дальнейшем маршруте.

— Вон там лес, а здесь совсем лысо, — заявила она возвращающейся подруге. — Поплыли к лесу. Шпулька мрачно возразила:

— Ничего подобного! Тот лес — очередной заповедник, и можешь даже не мечтать там высадиться. Это вот озеро, как его, Добское, а с той стороны, кажется, Кисайно, и через него попадешь на Гижицко. Похоже, здесь, в Добском, еще можно найти, где приткнуться. Все это мне рассказали хозяева, когда узнали, что я ничего не собираюсь покупать, а только за водой. Сразу подобрели. Правда, воду я брать не стала: у них колодец рядом с сортиром. Тут у меня проволока и еще такая штуковина.

Угрюмо слушая все эти невеселые новости, Тереска в то же время с интересом рассматривала загнутый на конце толстенный металлический прут. Для кочерги вполне сгодится.

— Скоро полчетвертого, — грустно заметила она. — Поплывем на это Добское озеро. Давай держаться берега и изучать окрестности — хоть какая-то польза!

Руки прямо-таки отнимались от весел, поэтому в следующей деревне обе подружки с удовольствием вылезли на сушу. Причалили они совсем недалеко от стоящего на высоком берегу костела. Какой-то человек, чинивший тут же рядом лодку, согласился приглядеть за их байдаркой.

На пути к питьевой воде сразу же возникло препятствие в виде огромного стада чрезвычайно агрессивных гусей, расположившихся прямо на дороге в деревню. В принципе гусей девчонки не боялись, так как довольно часто имели с ними дело, но эти вели себя крайне недружелюбно.

— Это потому, что их много, — заметила Шпулька. — Вот и расхрабрились. Было бы нас человек восемьдесят, мы бы еще не так осмелели. Но раз нас только двое, пошли в другую сторону — к костелу.

— И что, запасемся святой водой?

— Там же дом священника. Должен быть и колодец, да еще наверняка лучший в деревне.

На зеленом тенистом дворе у дома священника не было ни одной живой души, зато была колонка. Наполнив все бутылки, девчонки почувствовали, что возвращаться к каторге на галерах им совсем даже не хочется. Насколько приятнее было ходить по земле, давая работу ногам и одновременно отдых измученным рукам. Тереску вдруг непреодолимо потянуло осматривать архитектурные достопримечательности.

Костел оказался открытым. Путешественницы вошли и, ощутив приятную прохладу, решили немного задержаться. Шпулька взобралась на хоры, а Тереска осталась внизу, уселась на скамью и принялась задумчиво разглядывать витраж, по всей вероятности, ранее поврежденный, а теперь восстановленный, но как-то странно, так, что у изображенного на нем святого оказалось три руки. Кроме них двоих, внутри никого не было, и каждый шаг отдавался гулким эхом. Тереска внимательно изучала витраж, стараясь догадаться, в чем же ошибка реставратора и кому может принадлежать третья рука.

И вдруг торжественную тишину костела разорвал страшный рев, настолько мощный, что задребезжали стекла и, казалось, вздрогнули стены. Звук, обрушившийся сверху, вдавил несчастную Тереску в скамью, и только через какое-то время оглушенная девочка сообразила, что это Шпулька сыграла на органе, причем ее умения хватило на извлечение из инструмента одного-единственного звука — но зато какого! Тереска сидела, преодолевая звон в ушах и ожидая, когда подруга спустится или продолжит свои музыкальные упражнения. Минутой позже к ней с заговорщицким видом, на цыпочках приблизилась Шпулька и спросила шепотом:

— Ты что-нибудь слышала? Я сыграла на органе.

— Да ну? — язвительно ответила Тереска. — Ни звука!

— Правда? Совсем ничего?

— Совсем! Только стены затряслись и посыпалась штукатурка. Давай-ка отсюда сматываться, а то придет сторож и ноги нам переломает.

Скрипнула металлическая створка центральных дверей, и раздались чьи-то шаги. Шпулька жалобно пискнула, а Тереска, оглядевшись, скомандовала:

— Там — боковой выход. Быстро туда!

На цыпочках прошмыгнули они у самой стены к небольшой дверце и выскочили прямо на кладбище. Тереска потянула было подругу за локоть, собираясь обогнуть алтарную часть и выйти с другой стороны, но вдруг остановилась. На кладбище кто-то был. Прямо перед собой они увидели человека, открывавшего узорную решетчатую дверь видневшейся среди деревьев часовни-усыпальницы. Человек оглянулся, и девчонки присели за куст. Незнакомец отпер решетку, несколько раз открыл и закрыл створку, вошел ненадолго внутрь, быстро вышел, снова запер решетку на ключ, еще раз оглянулся и, наконец, удалился.

— И чего он там крутился? Как нарочно, нас задержал! — рассердилась Шпулька.

— Проверял, как открывается дверь. Может, смазал петли. Наверно, предстоят похороны какой-нибудь местной шишки. Двигай скорей, не ночевать же здесь!

Энергичным шагом, хотя никто за ними не гнался, подружки вышли с кладбища, вернулись к своей байдарке и отчалили.

Озеро оказалось значительно больше, чем выглядело поначалу. Пришлось отказаться от нескольких мест на берегу, явно служивших для водопоя стадам коров, обогнуть мысок, на котором клубилась толпа экскурсантов, и только к семи часам отыскалось местечко, вполне подходящее для ночлега. Сплошная полоса прибрежных зарослей гостеприимно расступилась, и показался кусочек луга на краю довольно большой рощи. Байдарка ткнулась носом в траву рядом с двумя щитами с уже знакомыми надписями.

— Ставить палатки воспрещается, — без всякого выражения прочитала Шпулька. — Купаться и разводить костры — строго воспрещается. Порча зеленых насаждений — воспрещается. Насколько я понимаю, за палатку и зеленые насаждения наказывают не так строго, как за купание и костер. Что будем делать?

— Отплывем чуть подальше и остановимся вон за теми деревьями.

— А почему не здесь? Там тростник.

— Зато оттуда не видно щитов. Сделаем вид, что приплыли с той стороны и не заметили.

Роща оказалась довольно густой, но место для палатки нашлось. В тот самый момент, когда Шпулька запихивала внутрь надутые матрацы, а Тереска разводила малюсенький костерок у самой воды, из зарослей вышел человек. Обе девчонки его не видели. Какое-то время он постоял молча, неодобрительно качая головой, затем спросил:

— Вы что это здесь? Неграмотные?

Если бы из лесу раздался львиный рык или хохот гиены, это не произвело бы на подруг большего впечатления. Обе вскочили на ноги, причем Шпулька уронила в воду спички, и уставились на довольно добродушного на вид мужчину, как на привидение.

— О Боже, смилуйся, — простонала Шпулька.

— И этот еще на нашу голову, — одновременно проворчала Тереска, вылавливая из озера коробок и встряхивая его. — Разве можно так пугать людей? Это бесчеловечно!

— Что я такого сделал? — удивился мужчина. — А спички утонули — и правильно. Здесь нельзя разводить огонь. И палатки разбивать нельзя. Запрещено и штраф. Читали?

И вдруг Тереску осенило.

— Мы знаем, как себя вести, — отчаянно заявила она. — Видите ведь, где у меня костер. Разве от него что-нибудь загорится? И что я, в деревьях не разбираюсь? Ни одной живой веточки не сломала, только сухие. И она разбирается.

Мужчина замолчал и внимательно на них посмотрел.

— Знаете, какая сухая? — недоверчиво спросил он. — Знаете лес?

— Конечно, знаю.

— А это мы сейчас поглядим!

Оригинальное хобби Терески — колоть дрова — оказалось истинным спасением. Она научилась безошибочно определять состояние различных деревьев и кустарников и отличать живые ветки от мертвых даже зимой. Тереска знала, как дерево горит, сыплет искрами или нет, и какое для костра самое подходящее. Без малейшего колебания согласилась она на экзамен.

Продолжался он недолго и сдан был на «отлично». Защитник природы явно обрадовался и сразу подобрел. Внимательно осмотрел подготовленное место для костра на берегу, обошел вокруг палатки, сунул нос в банку с червями.

— Ну, я гляжу, вы не хулиганы, — милостиво констатировал он. — Значится, меня здесь не было. А утром чтоб и следа не осталось. Одному разреши, так сразу все сбегутся. От вас — какой вред? Но чтоб огонь залить, не шуметь, не петь, не сорить. Утром проверю. Разрешение на рыбалку есть?

— Есть...

— Туточки, в камышах, неплохо клюет. Кто лес знает, я со всем уважением... А утром — чтоб вас здесь не было!

— Стрессы укорачивают жизнь, — умирающим голосом изрекла Шпулька в спину удаляющемуся блюстителю порядка. — Хоть одну бы ночь провести спокойно!

Неожиданно воспрявшая духом Тереска снимала чехол с удочек.

— Нет худа без добра, — заявила она с удовлетворением. — Незачем разводить тут костер. Камни видела?

— Какие камни?

— Там, у самой воды, я еще тогда приметила, когда этот тип тянул нас читать надписи. Смотри, как лежат, готовый очаг, только верхний убрать. Можно и сковородку, и кастрюли поставить и снимать нормально — за ручку. Наловлю рыбы и пожарим на ужин.

Тереска давно уже перестала испытывать отвращение, насаживая червя на крючок. Ее папа — страстный рыбак — неоднократно брал с собой дочь на рыбалку, так что технологию этого дела она знала неплохо. Бесценный отец позаботился и о рыбацком билете для нее, надавал массу полезных советов и инструкций и одолжил свои удочки.

Наполнив червями банку из-под сгущенки, подруги осторожно направили байдарку в камыши. Шпулька гребла, старательно отводя взгляд от мерзко извивающегося содержимого жестянки. Тереска выбрала первое попавшееся оконце в камышах, велела подруге остановиться и забросила удочку, удачно попав не в заросли, а на краешек окна. Шпулька весьма скептически следила за происходящим. Поплавок всего несколько секунд покачался на поверхности воды, а затем сразу нырнул.

— Ой! — прошептала она тихонечко, не веря своим глазам.

Тереска стиснула зубы и подсекла. На конце лески трепетала прекрасная сверкающая рыба, длиной как минимум сантиметров двадцать. Не ожидавшая такого успеха Тереска сначала перебросила ее через байдарку, снова подсекла, рыбина плеснула водой в глаза Шпульке, и только после этого Тереске удалось подхватить леску. От всех этих манипуляций и шараханий лодка едва не перевернулась.

— Сиди смирно, а то полетим в воду, — зашипела Тереска, снимая с крючка добычу.

— Сделай милость, предупреждай меня заранее, когда в следующий раз соберешься шлепнуть меня рыбьим хвостом по лицу! Какая прелесть! Сразу потрошить?

— Подожди, вот поймаю вторую. С одной и заводиться нечего.

Поплавок снова вздрогнул и нырнул. Теперь Тереска действовала ловчее и сразу подхватила леску. Рыба оказалась чуть побольше.

— Ты что ловишь? — спросила страшно взволнованная Шпулька.

— Как что? Рыбу!

— Какую? Как она называется? Я в этом не разбираюсь, различаю только треску, карпа, щуку и камбалу. Ну и селедку.

— Надеюсь, ты не будешь требовать, чтобы я ловила камбалу или селедку? Одна — уклейка, а вторая — окунь. Отец рассказывал, как их жарить... Есть!

Третья рыбина шлепнулась на дно лодки. Раскрасневшаяся от эмоций Шпулька, уже не спрашивая разрешения, принялась потрошить и чистить. До сих пор ей приходилось наблюдать, как унылые типы часами сидят на берегу, закинув удочки, без всякого толку. Поэтому неожиданный, но бесспорный успех подруги можно было объяснить исключительно чудом. Тереска в свою очередь смотрела на Шпульку с явным уважением и восхищением.

— Какое счастье, что ты это умеешь, — прошептала она. — У нас дома разделывать рыбу может только папа.

— Приходится уметь, — ответила Шпулька. — То есть пришлось научиться. Несколько лет тому назад мама сломала руку перед самым Рождеством. Отец, как назло, отлучился на два дня, весь дом был завален рыбой, и нам с Зигмунтом пришлось готовить весь праздничный стол, так как вся родня была заранее приглашена к нам на Сочельник. Тесто у меня не пропеклось.

— Я как раз люблю такое.

Тереска замолчала, вытаскивая очередную добычу. Совершенно случайно попав на рыбное место, она успела наловить дюжину солидных рыбин прежде, чем удача кончилась.

Какое-то время она смотрела на неподвижный поплавок, но довольно быстро потеряла терпение и заявила:

— Конец эльдорадо! Давай-ка отплывем немного, сменим место.

Еще четыре уклейки пополнили улов. Солнце уже садилось, пора было возвращаться.

— Честно скажу, я в эту рыбалку ни капельки не верила, — призналась Шпулька, высыпая муку на клочок бумаги, пока Тереска устанавливала на камнях сковородку. — Все знают, как это бывает. Одни разговоры. Мой отец тоже мотается с удочками и хоть бы раз что поймал! Как это тебе удалось столько наловить?

— Понятия не имею. Папа говорил, главное — три вещи: место, время и приманка. Перед заходом солнца рыба обычно кормится и лопает все подряд, а лучше всего клюет обычно вблизи камыша. Это я и по своему опыту знаю. Что до приманки, видимо, случайно попался их любимый корм.

— Запомни на будущее, какие это были червяки.

— Маленькие такие.

— Ну, давай же рыбу, маргарин пригорает.

— А как будешь жарить?

— Чтобы хрустели. Кости тогда прожариваются, и можно есть все целиком. Хочешь, попробуем?

— Ясное дело, хочу...

Поджаренные до золотистого цвета рыбки получились сущим объедением. Очаг из камней, вопреки опасениям Шпульки, тоже оказался на высоте: сковороду и кастрюлю спокойно можно было снять с огня. Колодезная вода для чая годилась гораздо лучше озерной, а десерт из земляники с сахаром мог удовлетворить самый изысканный вкус.

— И пожалуйста, в естественных условиях вполне можно выжить, — удовлетворенно констатировала Шпулька, облизывая ложку. — Еще немного, и грибы пойдут...

— В такую погоду — черта с два, — охладила ее Тереска. — Видала я — одни засохшие сыроежки. Грибам нужен дождь. Может, повезет, и у какой-нибудь хозяйки удастся купить творога и яиц.

— Вряд ли. Сейчас все молоко везут на скотобойню. Тьфу, хотела сказать, на маслобойню. Оставляют только самую малость для себя.

— Попытка не пытка. Смотри-ка, уже поздно, а мы еще собирались пораньше лечь.

— А который час?

— Десять.

— Не может быть! Только что было восемь!

— Не видишь, что ли, уже стемнело. Опять будем обо все спотыкаться. Умыться можно у щитов, там чуть светлее от месяца, а здесь, под деревьями, полная тьма. Очаг из камней, конечно, удобный, но ничегошеньки не освещает. Тут, в кастрюльке, вода для зубов, не наступи...

Луна светила вовсю на открытом месте, но у палатки было совсем темно. Пользоваться фонариком при умывании было неудобно — явно ощущалась нехватка третьей руки. Поэтому Тереска и Шпулька решили ничего не убирать, сгребли все в одну кучу и легли спать.

Недальновидность такого решения прежде всего отразилась на сковородке, к которой остатки рыбы присохли намертво. В шесть утра рядом с палаткой раздались резкие хлопки в ладоши, что в тишине над озером прогремели, как пушечные выстрелы. Это вчерашний знакомый заявился проверить, очищена ли его территория от незваных гостей, и с неудовольствием обнаружил ничего не соображающих со сна подружек, а вокруг — сущее мамаево побоище.

— Вы что здесь! — начал он выговаривать. — Белый день на дворе, а тут такой бардак! Я сказал, убрать, а то придет старший, и мне по шее! Через час вернусь, чтоб все было чисто!

— Спокойствие! Только спокойствие! — изрекла Тереска, выбираясь из палатки. — Действуем без паники, иначе нам конец. Начнем с воды.

— Он уже ушел? — зевая, спросила Шпулька.

— Ушел, но не вздумай снова уснуть. Скоро вернется и задаст нам.

— А который час?

— Пять минут седьмого. Да вылезай же! Ничего не поделаешь, выспимся в другой раз.

Злосчастная сковородка с засохшими остатками ужина лежала на самом видном месте, и обе девчонки наткнулись на нее, как только выбрались из палатки. Сразу было ясно, что упаковывать ее в таком виде нельзя, а отмачивание займет слишком много времени. К счастью, Тереске пришла в голову мысль вскипятить в ней воду. Развести огонь, поставить сковородку на их каменную «плиту» и пусть себе кипит, пока они умываются, одеваются и скатывают палатку.

Шпулька идею подхватила и, уже выпуская со свистом воздух из матраца, услышала голос подруги.

Тереска, возмущенная и удивленная, стояла над тем, что раньше было «плитой». От вчерашнего очага не осталось и следа: камни были разбросаны, земля вокруг них перекопана, и все это вдобавок посыпано пеплом. Подбежавшая Шпулька не знала, что и сказать. Зато у Терески слова нашлись сразу.

— И что это за гангрена такая привязалась к нашему костру?! — возмутилась она. — То кто-то на нем топчется, то все переворачивает вверх дном! Ты что, ночью вставала и вела здесь раскопки?

Шпулька была удивлена не меньше.

— Вроде я слышала какой-то шум сквозь сон, — не очень уверенно пробормотала она. — Камни же просто неподъемные! Кто их мог раскидать? Может, наш охранник?

На подробное обсуждение странного события времени не оставалось, да и сковорода требовала повышенного внимания. Когда через час с лишним их знакомый снова появился, Тереска, правда, уже кончала грузить вещи в байдарку, но Шпулька все еще возилась с упрямой посудиной.

— Вот проклятая! — шипела она недовольно, отчаянно орудуя тряпкой.

Блюститель порядка похвалил их за проведенную по всем правилам уборку территории и посоветовал поскорее отправиться на озеро Негочин. Шпулька, наконец, с облегчением отложила сковородку, и тут Тереска вспомнила о загадочном явлении.

— Это не вы здесь ночью копали? — спросила она, указывая на камни. — Кто-то ночью все тут перевернул.

Мужчина внимательно осмотрел место происшествия, нахмурился и подозрительно взглянул на девчонок:

— Выходит, набезобразничали?

— Ну, знаете! — обиделась на такое подозрение Шпулька.

— Я же объясняю, что это не мы, — раздраженно повторила Тереска. — Кто-то другой. Мы на вас думали.

— Значит, ночью кто-то ковырял? — переспросил охранник.

— Вот именно. Неизвестный. И чтобы нас потом не обвиняли.

Некоторое время все трое молча стояли у камней.

— Вы до этого не касайтесь, — неожиданно заявил страж порядка. — Ваше дело — сторона. Ковырял, не ковырял... Вы себе спали, ничего не видели, ничего не слышали. А теперь отчаливайте, будто вас здесь не было.

Он стоял и наблюдал, как страшно удивленные таким заявлением девчонки отплывают от берега. Позавтракать они так и не успели, но предпочли не настаивать и убраться поскорее с этого странного места. Полученное ими предостережение прозвучало загадочно, а над разгромленным очагом вдруг повеяло тайной.

— Я совсем не понимаю, что он хотел сказать, — заявила Шпулька. — Похоже, он заподозрил, что мы преследуем того, кто выкапывает камни, и советовал бросить это дело. Ты как думаешь?

— Понятия не имею. Может, он был недоволен изменением пейзажа, а может, все-таки решил, что это мы виноваты, и таким образом сделал нам выговор. Я чувствую себя без вины виноватой.

— А я чувствую себя голодной. Завтракать будем?

— Будем. Пристанем где-нибудь и быстренько поедим.

— Тогда давай пристанем прямо здесь. Я вижу землянику. А место для лагеря не годится, значит, никто и не сторожит.

Жуя бутерброды с сыром, подруги без особого успеха пытались разгадать смысл высказывания сторожа. Шпулька вдруг вспомнила таинственный разговор, подслушанный на озере в первую ночь.

— Я совсем не уверена, что там были браконьеры, — забеспокоилась она. — Как-то странно они шептались. И охранник тоже странный. Не нравится мне все это.

Тереска вдруг оживилась. Мысль о том, что вокруг них на озере могли происходить какие-то подозрительные вещи, очень ее заинтересовала. Проблема ночевок сразу отодвинулась на второй план. Немного поразмыслив, она согласилась:

— Ты права. Что-то такое носится в воздухе. Я считаю, этим стоит заняться. Пожалуй, даже и неплохо, что мы не можем сидеть на месте, а вынуждены постоянно двигаться. Так, глядишь, и попадается что-нибудь подозрительное.

— Уж лучше бы попался приличный кемпинг. И магазин. Хлеб кончился, а маргарин на исходе.

— Одно другому не мешает. И пусть все идет не по плану, мне даже нравится. Вдруг удастся обнаружить что-нибудь интересное и неожиданное!

Шпулька осуждающе посмотрела на подругу.

— Ты совсем чокнулась! Ночевать негде, есть нечего, руки отваливаются, вот-вот сдохнем, а ей подозрительное подавай! Мало тебе неожиданностей? Я считаю, надо поскорее отсюда сматываться!

— А мы как раз сматываемся. По необходимости. А там видно будет. Вдруг удастся сочетать приятное с полезным.

— Интересно, что здесь приятное, — а что — полезное? — недовольно бормотала Шпулька. — Очень мне все это не нравится.

Неоправданный энтузиазм Терески вызывал у нее протест и явную тревогу. В ее намерения вовсе не входило обнаруживать что-либо интересное, а уж тем более подозрительное и опасное. Байдарка как раз огибала поросший лесом мыс, как вдруг Шпулька шлепнула по воде веслом и застыла.

— Ну конечно! — воскликнула она. — Так я и знала! Мыло, щетки и зубная паста остались на траве. Только сейчас спохватилась! И все эта спешка! Что будем делать?

— Только не возвращаться! Ничего не поделаешь, купим новые в этом паршивом Гижицке. Шпулька снова принялась грести.

— Куда этот городишко подевался? И вообще, мы на том озере или нет?

— Вроде да. И движение здесь оживленнее, вон кораблик плывет. Опять же можно по карте посмотреть.

Супруги Стшалковские, устроив свои дела с гаражом, быстро сориентировались, что на Мазурских озерах ввели новые строгости, и начали беспокоиться о двух барышнях, подобранных на июльском шоссе и брошенных на произвол судьбы на первом попавшемся берегу.

Оба испытывали некоторые угрызения совести, к тому же девчонки ассоциировались с их собственной дочкой, путешествующей автостопом по Бельгии. Поэтому они решили проверить, как у подружек дела.

К полудню, исследовав Мамры, Стшалковские прошли широкими кругами по Даргину, внимательно всматриваясь во все болтающиеся по озеру байдарки, и выплыли в Кисайно, медленно двигаясь вдоль его западного берега. Хозяин правил рулем, а его жена с помощью бинокля изучала окрестности. Уже издали оба заметили одинокую лодочку, нерешительно двигавшуюся со стороны Добского озера.

— Кажется, две девочки, — сказала пани Стшалковская. — Точно не скажу, подойдем-ка поближе.

Пан Стшалковский послушно направил яхту в указанном направлении. Чуть позже стали хорошо видны Тереска и Шпулька, вырывавшие друг у друга уже знакомую нам карту, чья информация явно противоречила сторонам света в натуре. Берег оказался совсем не там, где должен был быть, и подруги как раз пришли к выводу, что или север с югом поменялись местами, или они сами находятся совсем не там, где думали. Погруженные в ожесточенный спор, они не обращали внимания на нарастающий гул лодочного мотора. Небольшая яхта подошла поближе и остановилась.

— Эй! — радостно крикнула пани Стшалковская, стоявшая на носу — Как дела? Мы уже второй день вас ищем. Куда вы подевались?

Тереска со Шпулькой от радости потеряли дар речи. Уже второй раз их благодетели пришли на помощь в самый трудный момент. Двух энергичных гребков было достаточно, чтобы причалить к яхте.

— Само небо вас посылает! — воскликнула счастливая Тереска. — Мы тут совсем потерялись: ни мыла, ни Гижицка!

— У нас нет ни зубной щетки, ни хлеба! — торопливо добавила Шпулька. — Ни маргарина. И сил тоже нет! Вы не знаете, где здесь можно остановиться?

Супруги Стшалковские с пониманием выслушали жалобы. Все это было им хорошо знакомо. Пан Богумил меланхолично покачал головой.

— Неудивительно, что столько проблем, — вздохнул он. — С каждым годом все хуже. Я уж жалею, что завез вас так далеко.

— Зато теперь мы вам поможем, — заявила его жена. — Доставим куда хотите, и все устроится.

На общем совещании решили, что одна из девочек на яхте отправится в Гижицко за покупками, а вторая подождет в условленном месте на противоположном берегу, где сплошные поля и пустыри и никто не будет цепляться. До другого берега можно было догрести за неполный час — Поезжай ты, — решила Шпулька. — С меня новых впечатлений достаточно, с удовольствием посижу себе спокойно.

Тереска не имела ничего против.

— Изучи заодно местность, — добавила она. — Нельзя ли заночевать.

Побыв часок в одиночестве, Шпулька немного оклемалась и тут, вспомнив про сковородку, так и не доведенную до ума, решила ее замочить. Примерно в полукилометре к северу она заметила какой-то лесок или большую рощу и подумала, что не мешало бы ее исследовать. Времени было предостаточно, а замачивание сковороды прекрасно сочеталось с изучением окрестностей.

С востока дул легкий ветерок, наполнявший многочисленные там и сям видневшиеся паруса, на которые Шпулька поглядывала с откровенной завистью. Один из таких парусов как раз появился из-за полосы тростника и приблизился к ней.

Управлял им молодой человек, уже совсем взрослый — лет двадцати трех или даже четырех.

Поначалу он равнодушно скользнул взглядом по медленно плывущей вдоль берега байдарке, но потом вдруг уставился на нее с явным изумлением. Сидевшая в лодке девочка с гривой прекрасных, картинно растрепанных волос с некоторым усилием гребла огромной сковородкой. Обалдевший молодой человек уже открыл было рот, чтобы спросить, не нужна ли ей какая-нибудь помощь, как тут заметил торчащие из байдарки весла и решил воздержаться от вопроса. В конце концов, каждый волен грести, чем ему больше нравится. И если, имея весла, предпочитают сковородку, это дело вкуса.

И все же зрелище было столь нетипичное, что парень сделал круг и еще раз проплыл мимо, с большим интересом наблюдая за греблей сковородкой. Переведя взгляд с паруса на его хозяина, Шпулька вздрогнула так, что упустила сковородку, которая, к счастью, упала на дно лодки, а не в воду. Несколько удивленный такой бурной реакцией, молодой человек оглянулся еще раз, но, увидев, что девочка вытянула свою посудину и снова принялась грести, успокоился и отплыл в южном направлении.

Стшалковские с Тереской вернулись только в половине пятого. К этому времени Шпулька успела сделать многое: нашла место для ночлега, перемыла всю посуду, искупалась несколько раз и установила дипломатические отношения с мужиком, косившим неподалеку лужок. Крестьянин великодушно разрешил разбить палатку даже на две ночи, не возражал и против разведения костра, а также поделился ценной информацией о деревне, где можно купить творог и яйца и до которой всего километра два по суше и чуть меньше — по воде.

Тереска, кроме продовольственных и косметических товаров, привезла еще туристскую карту и богатейшие сведения об окрестностях.

— До самого Гижицка — сплошная безнадега, — расстроенно докладывала она подруге. — Заповедники и заповедники, а к тому же оживленное движение, милиция ловит нарушителей и штрафует направо и налево. Зато я знаю, как проплыть на озеро Негочин. Через канал. Ума не приложу, что нам делать?

— До завтра можем оставаться здесь, — с удовлетворением ответила Шпулька. — Даже до послезавтра. Вон там, у лесочка. Разрешено.

И рассказала о своих достижениях. Тереска слушала без особого энтузиазма и поглядывала вокруг.

— Тут мы будем как на витрине, — недовольно проворчала она. — Здесь постоянно такое движение на воде?

— Постоянно. И все пялятся. У лесочка немного тростник заслоняет, но купаться нельзя. Там пиявки. Да, еще я видела...

— О рыбалке в таком месте и не мечтай, — прервала подругу Тереска. — Будем есть колбасу, что я купила.

— Подожди, ты и представить себе не можешь!

Я видела...

— Потом, давай я искупаюсь прямо здесь, раз там нельзя. И будем сразу перебираться к твоему лесочку.

Супруги Стшалковские распрощались, обещав через неделю снова отыскать девчонок, когда отправятся на озеро Снярдвы. Шпулька пошла в деревню за яйцами и сыром, а Тереска устраивалась на опушке, чрезвычайно довольная тем, что обнаружила несколько больших, довольно плоских камней, из которых очаг получался еще лучше, чем из предыдущих, развороченных неизвестным злоумышленником. Место для палатки было специально выбрано прямо за камнями, чтобы огонь освещал площадку перед ней. При этом Тереска демонстративно не обращала внимания на какого-то настырного типа с удочкой, несколько раз прошедшего мимо, и в зародыше придушила опасения Шпульки в отношении камней.

— Не видишь, что ли, ими уже пользовались, — решительно заявила она. — Вон следы от огня. И не морочь мне голову. Все рукавички я уже сожгла и больше мучиться не собираюсь. Отныне буду всегда готовить на камнях.

Только уже вечером, сидя у костра и поджаривая колбасу на палочках, обе вспомнили, что так и не окончили разговор.

— Да, слушай, — оживилась Шпулька. — Я же не успела тебе сказать... Я встретила того типа. У него лодка с парусом.

— Какого типа? — не поняла Тереска.

— Ну, того самого, что ты все время случайно встречаешь. У него такие красивые глаза. Ну помнишь, ты еще собиралась в него влюбиться.

Тереска моментально догадалась, о ком речь, и в душе у нее что-то приятно встрепенулось. Но она тут же возмущенно запротестовала:

— И вовсе я не думала в него влюбляться! Совсем наоборот!

— Ладно, ладно, не думала. Так вот, он где-то здесь.

— Где?

— Точно не знаю, но на озере. Проплыл сегодня мимо меня в сторону Гижицка. У него парусная лодка. Может, еще встретимся?

В сердце Терески затеплилась слабая надежда.

— Если мы попадем в идиотское положение, обязательно встретимся. Он мне попадается в самый неподходящий момент. А он был один?

— Один. Все это выглядит очень романтично.

— Ага. Особенно здесь, на этом лысом берегу с целыми толпами под носом и за спиной...

Посреди озера дико завыла сирена пассажирского катера. С многочисленных лодок и байдарок доносились громкие голоса и бравурная музыка. По узкой дороге позади чахлой рощицы проносились мотоциклы и ревел на подъеме трактор.

— Если такое движение начнется с самого утра, нам предстоит долгий день, — вздохнула Шпулька. — Остается только надеяться, что дальше будет лучше.

Остаться здесь еще на одну ночь обе решили сразу после завтрака. Три последних кошмарных дня их так вымотали, что Тереска со Шпулькой проснулись только к одиннадцати. В палатке было прохладно, и никакие посторонние шумы им не мешали. Только тихий разговор совсем рядом вырвал девчонок из объятий Морфея.

— Никого нет, — сказал чей-то голос. — Или еще спят.

— Ты что? Так поздно? — удивился другой. — Ско-гее, ушли куда-то.

— По-видимому недалеко, раз все оставили...

Едва проснувшаяся Тереска, услышав это «скогее», моментально пришла в себя, вскочила и затрясла Шпульку.

— Вставай, — прошептала она в ухо подруге. — Аристократ!

— Я не сплю, — испуганно зашептала Шпулька. — Все слышу. Но лучше притворимся, что спим.

— Еще чего! Шляются тут всякие, того и гляди, сопрут что-нибудь!

При первом же шорохе в палатке голоса замолчали, а их обладатели сочли за благо удалиться как можно скорее. Во всяком случае, когда Тереска, преодолев отчаянное сопротивление Шпульки, вылезла наружу, вокруг не было ни души. Неподалеку в камышах стукнуло весло и хлюпнула вода.

— Удрали, — сообщила Тереска подруге. — Ну и жарища. Давай купаться по очереди, вдруг вернутся.

— И чего он к нам привязался? — волновалась Шпулька, выбираясь из палатки. — Нам и без него проблем хватает. Иди ты первая, и не задерживайся!

Завтракать подруги уселись только в двенадцать. Затем вспомнили, что надо бы запастись в деревне питьевой водой, и обе согласились, что так поздно вообще не стоит отправляться в дорогу. Лучше уж наловить рыбы и нажарить про запас, а на всяких там аристократов нечего обращать внимания.

Время, занятое походом в деревню за водой, разными хозделами и ловлей рыбы, пролетело совсем незаметно. Не успели девчонки оглянуться, как наступил вечер.

Ночь прошла спокойно, хотя обеим снились исторические сны, главным героем которых был аристократ с дефектом дикции, бродивший вокруг и как-то странно охавший. Кроме того, Шпулька увидела его в каком-то мрачном месте в карете шестерней, уносимой испуганными лошадьми. Тереске же почему-то велено было делать перед ним глубокие реверансы на придворном балу.

— Похоже, это было во времена Людовика XIV, — вспоминала она утром, сладко зевая. — Вроде и сам король там присутствовал в горностаевой мантии, как на портрете.

— А у меня раньше, — пробормотала Шпулька. — В средние века. Высунулся в окно и грозил мне кулаком, кони неслись. И кричал: «Холега! Холега!» — С чего ты взяла, что в средние века?

— Не знаю. Но знаю, что в средние.

— И меня тоже обзывал холерой. Эти поклоны как-то не получались, и он почти после каждого говорил «холега». Это на балу-то! Нахал невоспитанный!

Проснувшись окончательно и не выходя из палатки, подруги сопоставили подробности, и получилось, что, исключая исторический аспект, им снилось одно и то же. Все это казалось весьма странным.

— Может, это и не снилось нам вовсе, а было на самом деле? — напугалась Шпулька.

— Ты что, спятила? Понесшие кони и Людовик XIV?!

— Ну, не совсем. Но что-то же могло быть...

Независимо от желания поскорее проверить, не стоит ли поблизости на лугу сломанная средневековая карета, из палатки все равно надо было вылезать. Тереска набралась смелости, раскрыла «молнию» и выглянула наружу. Солнце светило вовсю, посреди озера плыл ослепительно белый катер, пассажиры которого радостно махали руками всем встречным, а прямо перед ней в зарослях резвились маленькие утята. Все эти столь разнообразные элементы пейзажа действовали успокаивающе и поднимали настроение. Тени от деревьев свидетельствовали, что еще достаточно рано и можно смело отправляться в путь.

— Все нормально, — сообщила Тереска и начала выползать из палатки, как вдруг взгляд ее упал на очаг Подруга увидела, как она замерла, стоя на четвереньках и высунувшись наполовину наружу. Шпулька на всякий случай поскорее зажмурилась.

— Что?.. — прошептала она сразу осипшим голосом. — Что там такое?

— Ну, это уж слишком! — зловеще заявила Тереска, вылезая совсем. Шпулька, все еще с закрытыми глазами, начала выбираться вслед за ней, опасаясь глядеть на тот жуткий кошмар, который, по всей видимости, неизвестно откуда возник среди мирного пейзажа.

— Что случилось, Господи, да говори же скорей! — жалобно канючила она.

— Ты что, ослепла? Сама не видишь? — не на шутку разбушевалась Тереска. — Придурок тут какой-то развлекается, уж я его подкараулю! Тоже мне маньяк выискался!

В ее словах звучали скорее возмущение и ярость, чем страх, и Шпулька решилась открыть глаза. Посмотрев на место происшествия, она тут же вскочила на ноги.

Таинственная сила с упрямством, достойным лучшего применения, продолжала свои штучки: их очаг был весь разворочен, плоские камни выкопаны из земли и кое-как свалены назад, земля взрыта. Больше ничего не пострадало, только кострище. Конечно, можно было предположить, что кто-то так шутит, если бы не величина и тяжесть камней, которые превращали шутку в каторжный труд.

— Вот и не верь снам! — с некоторым даже удовлетворением констатировала Шпулька. — Ничего удивительного, что наш сумасшедший аристократ тут охал всю ночь.

— Скорее всего, и правда сумасшедший. У этих аристократов вечно какие-нибудь наследственные болезни в роду. Что поделаешь — вырождаются. Вот он, бедняга, и перекапывает все кострища в округе. Сдвиг у него такой.

Предположение о сумасшедшем подействовало на Шпульку как удар хлыстом. С несвойственной ей энергией она ринулась в палатку и выволокла оттуда уже наполовину спущенные матрацы. Продолжая лихорадочно собирать вещи, Шпулька выкрикивала остолбеневшей от изумления подруге:

— Ни на час! Ни на минуту я здесь больше не останусь! Что ты ни говори! Уж лучше браконьеры, бандиты, все, что угодно, только не сумасшедшие! Я их до смерти боюсь и ни за что здесь не останусь! Лучше посреди озера ночевать, чем рядом с сумасшедшими!

— Да что ты заладила: сумасшедший, сумасшедший, — не слишком уверенно возразила Тереска. — Может, он и не опасный. И вообще уже ушел...

— Даже близко не потерплю! Ни за какие коврижки! Поторапливайся!

— Ты, кажется, сама тронулась. Давай хоть искупаемся, позавтракаем...

— Сначала все соберем, а купаться — только потом.

Никакие аргументы на паниковавшую Шпульку не действовали. И хочешь не хочешь, Тереске пришлось упаковывать багаж в такой спешке, как будто за их спиной бушевал лесной пожар. Но нет худа без добра: к десяти часам лагерь был свернут, а юные туристки готовы к отплытию. Шпулька милостиво согласилась позавтракать, но без разведения огня, так как костер мог привлечь чокнутого аристократа.

— Сейчас поедим творога, а рыбу разогреем на ужин, — категорически заявила она. — Воды наберем по дороге. Надеюсь, за Гижицком этот подлец нас не найдет.

— За Гижицком будут кемпинги и люди. Не бойся. А еще предлагаю для воды купить какую-нибудь посудину, а бутылки обменять на минералку. Мне все время пить охота...

— Мне тоже. А посудину — лучше с крышкой...

Отправляясь в дальний путь на юг, Тереска почувствовала приятное тепло в груди. Ей вдруг показалось, что там, впереди, ее ждет нечто прекрасное и волнующее, а может, некто... И сразу поняла, в чем дело. На юг поплыл молодой человек, в которого ни в коем случае нельзя было влюбляться. Поначалу она попыталась было не признаваться самой себе, что его присутствие на озерах имеет какое-либо значение, но быстро отказалась от этого самообмана. Нечего скрывать: солнце стало ярче, небо — голубее, вода заблестела веселее, а воздух обрел какую-то особую свежесть. Отлично понимая по собственному опыту значение всех этих симптомов, Тереска грустно покачала головой и вздохнула так тяжело, что у сидевшей впереди Шпульки пошевелились волосы.

— Чего дуешь? — поинтересовалась она.

Тереска попыталась быстренько придумать что-нибудь насчет паруса и ветра, но вместо этого спросила:

— А ты уверена, что он поплыл в сторону Гижицка, а не повернул на север?

Хотя минуту назад предметом их разговора был вырождающийся аристократ, подруга сразу поняла, о ком речь. С ответом же она помедлила, лихорадочно соображая, как для нее лучше: чтобы Тереска влюбилась или нет. Так и ничего не решив, Шпулька честно призналась:

— На север — исключено. Там ему делать нечего. Скорее всего, плывем в одном направлении. Не знаю, хочу ли я, чтобы мы с ним встретились.

— Почему не знаешь, почему хочешь и почему не хочешь?

— Первое и так понятно, не задавай дурацких вопросов, а в остальном — один только Бог знает, что ты тогда можешь отмочить.

Тереска искренне удивилась:

— С какой стати я должна что-то отмачивать? Ничего я не собираюсь... И вообще, когда это я что-либо отмачивала?

Шпулька страшно возмутилась и даже перестала грести:

— Ну знаешь! Не будешь же ты утверждать, что эта бредовая идея — каникулы на воде — моя? Или мы вместе это придумали?

— А разве нет? Впрочем, может, и я... А что такого? Разве тебе не нравится?

Шпулька уже была готова заявить, что только ненормальному могут понравиться все эти кошмары, но вдруг задумалась. А ведь на самом деле, окружавший их мир — мир воды и неба, и пронизанных солнцем далей, и зеленых берегов — был прекрасен и полон безмятежного покоя, даже несмотря на идиотские и подозрительные события. Да и сами эти события никакого вреда не приносили и спустя короткое время быстро бледнели, хирели и съеживались, как лопнувший воздушный шарик, отступая перед жизнерадостным праздником зелени и синевы.

Поэтому Шпульке ничего не оставалось, как честно признаться:

— Нравится! По правде говоря, не придумай ты этого путешествия, сидела бы я сейчас в деревне в тишине и покое и была бы жутко несчастна. Уж лучше здесь мучиться.

Какое-то время обе гребли молча.

— Парус! — оживленно воскликнула Тереска. — Слушай, был бы у нас парус, не пришлось бы грести — все легче.

— Легче, — согласилась подруга. — Я и сама об этом думала.

— Так давай сделаем!

— Из чего? Из пододеяльника?

— В одной книге на картинке о потерпевших кораблекрушение была одна ночная рубашка. Твоя как раз подойдет.

— Я предпочитаю в ней спать.

— Сии на здоровье. Одно другому не мешает. Днем будет парусом, а ночью — ночной рубашкой. Мачту и всякие там перекладины сделаем на ближайшей стоянке.

— А чем прикреплять?

— Веревкой. В Гижицке надо будет купить веревку. Или пришить. Купим крепкие нитки.

— И большую иглу.

— И гвозди, может, придется что прибить.

— И посудину для воды...

Прежде чем девчонки доплыли до конца озера, список необходимых покупок вырос до угрожающих размеров...

— Мне уже ничего не надо, — умирающим голосом заявила Шпулька в шесть часов вечера. — Из двух зол лучше пусть будет шоссе, чем железная дорога. Если найдем здесь свободное место, черт с ним, остаемся!

Байдарка слегка покачивалась вблизи берега, а подруги, сложа весла, с отвращением разглядывали один из специально оборудованных туристских комплексов на озере Негочин. В реденьком лесочке у самой воды сгрудились деревянные домики и палатки, из-за деревьев доносился шум проезжавших автомобилей. Движение, по всей видимости, было весьма интенсивным.

— Не слоняйся мы полдня по магазинам, осталось бы время поискать что-нибудь получше, — заметила Тереска.

Домики и палатки теснились за загородкой. Между ними крутились люди, как раз начинавшие готовить ужин на разнообразнейших плитках и примусах. У самой воды женщина стирала что-то в махоньком тазике, а другая — едва ли в большем — пыталась одновременно вымыть двоих детей. К озеру вели мостки, в конце которых был установлен обязательный щит с надписью «Купаться запрещено».

Шпулька смотрела на все это без малейшего энтузиазма.

— Сущий кошмар! Уж лучше ночевать в лодке.

— Иду на разведку, — вздохнула Тереска. — Кажется, у самой ограды есть свободный клочок травы.

Толстая тетка средних лет, представляющая администрацию кемпинга, с явной неохотой согласилась выделить нашим путешественницам место у ограды. Довольно долго она убеждала Тереску, что им значительно удобнее будет в центре, там, где детская площадка и тропинка. Если палатку поставить задом наперед, на тропинку можно будет протянуть ноги, зато никто не будет ходить по головам. Мальчишка с мячом налетел на Тереску сзади, благодаря чему она прикусила язык сразу в прямом и переносном смысле и не успела высказать свои мысли об этом любезном предложении, продолжая в то же время настаивать на травке в сторонке.

— Это же у самого леса, — недовольно скривилась администраторша. — Не забоитесь?

— Нет! — отчаянно заверяла Тереска. — Мы очень смелые...

— Будь я в состоянии поднять весло, только бы меня здесь и видели, — с отвращением заявила Шпулька, когда палатку уже установили, а все вещи перетащили. — Мыться отказываюсь. Посмотри, что там творится!

Место для купания было отгорожено веревками и напоминало светлой памяти бассейн «Москва» в воскресенье, с той лишь разницей, что было оно гораздо мельче. В этом «лягушатнике» плескалось множество отдыхающих, в основном детей, которых немногочисленные взрослые безуспешно пытались умыть, затолкать в воду или же, наоборот, из нее вытащить. На поверхности плавали хлопья мыльной пены, а все вместе взятое напоминало гигантскую банную лохань. Неподалеку на мостках сидел какой-то тип с отрешенным выражением лица и равнодушно смотрел на это банно-прачечное безумие, держа в руках удочку, поплавок которой весело подскакивал на мыльных волнах.

— Сумасшедший дом, — констатировала Тереска. — Все сбрендили. И они еще спрашивают, не боимся ли мы леса. Где здесь лес? Бояться надо скорее этого ненормального.

— Какого ненормального? — сразу заволновалась Шпулька.

— Вот того, с удочкой. Теперь понятно, почему у них рыба не клюет. Что он тут хочет поймать?

— Он тут ничего не хочет поймать, — неожиданно произнес голосок за ними. — Он от жены скрывается.

Подруги оглянулись. Позади палатки стояла девчушка лет десяти с очень светлыми волосами, старательно заплетенными в косичку, и огромными, прозрачными голубыми глазами невинной сиротки. Наивное выражение этих глаз не соответствовало ни просто черному загару, ни явно презрительному тону ее слов.

— Не слишком укромное место выбрал, чтобы скрываться, — критически заметила Шпулька.

— А ты откуда знаешь? — одновременно поинтересовалась Тереска.

— Мы здесь уже четвертый день, и я все знаю, — объяснила девчушка. — Ему и этого достаточно. Жена жутко сгорела и сидит теперь только в тени, а его совсем задергала. Сюда же не сунется, пока солнце светит. А если позовет, он может притвориться, что в этом шуме ничего не слышит. И притворяется.

— Как тебя зовут? — спросила Шпулька.

— Яночка. У меня еще есть брат. На год старше. Он мыло растворяет. Вон там, — девчушка махнула рукой в направлении лохани и добавила: — Отсюда не видно. Можно подойти поближе, если хотите. Все жутко ругаются, когда много пены, а сами делают то же самое. Хотим посмотреть, сколько этого мыла надо, чтобы в озере получился насыщенный раствор.

— Боюсь, что вам мыла не хватит, — осторожно заметила Шпулька. — Эти озера довольно большие.

— Ничего. Оно все в одном месте держится. Не расплывается. Предки думают, мы это мыло теряем, когда умываемся. И закупают целыми коробками про запас. И очень довольны, что мы так часто моем руки.

— Для эксперимента лучше подойдет жидкое мыло, — посоветовала Тереска.

Ее внимание привлекла невысокая стройная женщина, энергичным шагом направлявшаяся к «лягушатнику» и несшая в одной руке под мышкой большое банное полотенце и флакон шампуня, а в другой — темно-серого пуделечка. Оставив полотенце на берегу, она вошла в воду и принялась мыть собачку шампунем, взбивая высокую пену. Прочие обитатели лохани подняли жуткий крик и принялись энергично протестовать против такого безобразия.

— Вы что, не знаете, что купать собаку вместе с людьми вредно! — возмущенно заорал лысый толстяк с полотенцем на шее. — Здесь же дети моются!

— Он на всякую заразу закаленный, — хладнокровно парировала хозяйка пуделя. — К людям привык. Ничего ему не будет!

Назревал скандал. Подружки вместе с Яночкой подошли поближе. Женщина старательно драила пуделька, переносившего это с ангельским терпением. Возмущенные протесты неслись теперь со всех сторон.

— Каждый день такой цирк, — с явным удовольствием сообщила Яночка. — Она помешалась на этой собаке и вообще на всяком зверье. Вчера крик подняла, когда увидела убитую полевую мышь. Объявила всех убийцами, упырями и ублюдками. Все на «у». Пуделя зовут Лялюня, а дома еще кошка и кролик. С мышью, понятно, никто не признался, а я знаю, что это здешний кот.

— Кот бы съел, — возразила Тереска.

— И вовсе нет. Она его так закармливает, что совсем аппетит пропал.

Хозяйка намыленного пуделя перешла на другую сторону мостков и бросила собаку в воду. Несчастное животное отчаянно забилось, но при этом прополоскалось. Со стороны озера к девочкам подошел мальчишка лет двенадцати и что-то сунул в руку новой знакомой.

— Машут, — проворчал он. — Наверное, ужинать. Это осталось.

И исчез среди палаток. Яночка разжала кулак и посмотрела на маленький кусочек мыла.

— Надо измылить, — с легким сожалением пояснила она. — Мы по очереди, одному трудно. Здорово вы придумали насчет жидкого мыла! Я вам за это тоже полезное скажу. Я знаю, где живет один такой лесник. У самого озера. Оно называется Снярдвы. Там как раз залив. Наш знакомый.

— Ну и зачем нам этот лесник? — недоверчиво спросила Тереска.

— Он разрешит ночевать где хотите. И костер разводить. Только надо сказать, что вы наши знакомые и мой отец вас прислал. Он для папы все делает.

Тереска со Шпулькой переглянулись. Знакомый лесник на их маршруте — это же настоящая находка!

— За мостом — направо, — рассказывала девчушка. — Там еще такой огромный муравейник. Скажете — от Романа Хабровича, это мой папа. А фамилия лесника — Салер. И имя у него очень странное — Пафнутий. Я специально в календаре проверяла — есть такое. А лесничество называется Тшаски.

Шпулька на всякий случай записывала ценную информацию, а Тереска изо всех сил пыталась сообразить, о каком именно месте на берегах озера Снярдвы идет речь, тем более что не имела ни малейшего представления о тех краях.

— Слушай, а карта? — вконец отчаявшись, спросила она Яночку. — Ты могла бы показать по карте?

— Спрашиваешь, — презрительно ответила та. — У меня с детства пятерка по географии.

И сказала чистую правду! Карту она читала просто поразительно. Моментально показала, где они сейчас находятся, где путешественницы смогут переночевать по дороге, и свое хваленое лесничество.

— Только никому ни слова, — предупредила Яночка. — Это тайна. Никто об этом не знает и туда не ездит. Пусть будет наш секрет.

— Не по годам развитый ребенок, — похвалила Тереска их новую знакомую, отправившуюся в свою очередь замыливать озеро. — Давай купим ей перед отъездом в подарок бутылек жидкого мыла.

— Можно даже стиральный порошок. Лучше всего, «Ixi», жутко пенится. Только сделаем это потихоньку, а то нас линчуют.

— Не волнуйся, мы же сразу уедем. Я поняла, почему тут такая толкучка. Шоссе подходит прямо к озеру, вот все, кто на колесах, сюда и набиваются. И не дуй столько чая, надо оставить на утро, кипятить негде.

— Одно утешение, наконец-то выспимся спокойно, — с полным ртом творога пробормотала Шпулька. — Уж здесь-то никакой вырожденец из высшего общества нас не достанет...

Посреди ночи Тереску разбудил непонятный звук. Усевшись на матраце, она поначалу никак не могла сообразить, что это отчаянное мяуканье совершенно несчастного кота.

Тереска была не из тех, кто может оставить беззащитное животное в беде. Жуткий вопль раздался снова. Спящая рядом Шпулька пошевелилась, приподняла голову и тоже села.

— О Господи! Что это? — в ужасе прошептала она.

— Котенок. Какая-то сволочь над ним издевается. Не могу этого слышать!

— Никто не может. Где он? В воду упал?

— Озеро там? Нет, это с другой стороны. Подожди, я посмотрю...

Котенок, как назло, замолк, и невозможно было определить, где именно он мучается.

— Ничегошеньки не видно. Если снова отзовется, пойду искать с фонариком.

— С ума сошла! Разве его найдешь? Где ты будешь в темноте ползать? Он уже перестал.

Тут котенок взвыл снова, еще более отчаянно, чем раньше. Схватив фонарик и не слушая возражений подруги, Тереска выскочила наружу. Мяуканье неслось откуда-то из-за кемпинга, со стороны автостоянки. Спотыкаясь о натянутые веревки чужих палаток, Тереска пыталась идти на звук, но уперлась в сетку, огораживающую лагерь. Начала искать калитку, котенок замолчал, повернула назад — заорал опять.

Шпулька пыталась урезонить подругу, призывая хотя бы дождаться рассвета.

— Да он же умрет до утра!

— Если бы умирал, не драл бы так глотку. Очень ты ему помогла, плутая по кустам...

К рассвету котенок охрип, и похоже было, что долго он не протянет. Теперь уже и Шпулька решилась участвовать в поисках.

Завернувшись в одеяла, подруги добрались до калитки и оказались на задах автостоянки, откуда доносился уже затихающий, но от этого еще более жалобный вой. Между двумя «трабантами» вдруг показалась щупленькая фигурка женщины, в которой подружки узнали хозяйку пуделя.

— Он где-то здесь, — взволнованно произнесла она. — Еще темновато, но вот-вот развиднеется. Давайте посмотрим под машинами.

Через кусты за паркингом продрался еще один человек, за ним — еще двое. Все двигались на четвереньках, заглядывали под тесно стоявшие автомобили. Котенок, в свойственной ему манере, опять заткнулся. Когда же наконец отозвался, все восемь спасателей встретились у старой разбитой «сиренки». Кошачьи стенания доносились откуда-то изнутри машины.

— Автомобиль сломался, хозяин оставил его здесь неделю назад и уехал, — пояснила оказавшаяся тут же администраторша, завернутая в махровую простыню, из-под которой фривольно выглядывали оборки ночной рубашки.

— А кот — внутри! — возмутилась хозяйка пуделя. — Мы же не можем его там оставить!

Мужчина в рубашке «поло» с короткими рукавами, надетой поверх пижамной куртки, высказал предположение, что несчастная животина заперта в багажнике.

— Подлец! — с ненавистью охарактеризовала владельца «сиренки» хозяйка пуделя. — Чтоб его самого заперли в багажнике!

Тереска со Шпулькой были с ней солидарны. Котенок, как бы чувствуя близкую помощь, развопился с новой силой и, в то же время, еще жалобнее. Кто-то предложил вызвать милицию, пожарных и «скорую ветеринарную помощь».

Рядом с Тереской и Шпулькой вдруг возникла Яночка, волоча по земле кисти огромной пурпурной шали.

— Брат уже позвонил, — сообщила она по секрету. — Они только болтать могут, а дело стоит. Он влез через окно в дежурку — было открыто,а там телефон и телефонная книжка, вызвал пожарных и милицию, а «скорую помощь» — мы не сообразили. Сказали, что выезжают.

Толпа вокруг «сиренки» все увеличивалась. Человеческие крики почти заглушили кошачьи, и весь лагерь уже проснулся. Солнце как раз выглянуло из утреннего тумана, когда издалека послышался звук милицейской сирены. Котенок притих, но на это никто не обратил внимания, все ринулись на дорогу.

Милицейский «газик» въехал на стоянку, и вышедший из него поручик с изумлением посмотрел на окружившую его толпу сумасшедших в маскарадных костюмах. Ни один человек не был одет нормально, а в придачу все одновременно несли полную чушь о каком-то коте, садистах и зверских преступлениях, выкрикивая угрозы в адрес какого-то сейчас отсутствующего водителя. Через несколько минут до него, наконец, дошло, что речь идет не о дорожно-транспортном происшествии, виновник которого скрылся, а о котенке, уже неделю запертом в багажнике и все это время мяукающим.

— Ну, и где он мяукает? — сурово спросил милиционер, пытаясь собраться с мыслями. — Я ничего не слышу.

Все замолчали. Наступила абсолютная тишина. Вредный котенок затаился и не издавал ни звука. Эту затянувшуюся немую сцену, когда живописно одетые люди обалдело уставились друг на друга с поручиком посередине, прервал оглушительный вой сирены пожарной команды.

Пять минут спустя на стоянке у озера начался сущий ад. Поручик страшно возмущался, грозя, что не позволит шутки с милицией шутить, и добивался признания, кто звонил. Жертвы кота тут же переругались, приехавшие пожарные пытались узнать, в чем, собственно, дело, а выведенные хозяевами на прогулку две собаки подняли отчаянный лай. Из всех присутствующих молчал только проклятый котенок.

И, лишь когда пожарная команда уже завела мотор, а поручик, залезая в «газик», зловеще обещал привлечь к ответственности за глупые шутки, из старой «сиренки» благим матом взвыл виновник происшествия, демонстрируя такую бездну отчаяния и муки, что сразу реабилитировал отдыхающих в глазах представителей власти.

После довольно длительного совещания, в котором приняли участие все участники спасательной операции, было решено в присутствии свидетелей открыть багажник. Хриплое мяуканье котенка просто разрывало сердце, и тронутые до глубины души милиция и пожарная охрана совместными усилиями приступили к вскрытию. Остальные столпились вокруг и дышали им в затылок Багажник оказался пуст. Котенок стонал из последних сил. Теперь спасателей уже ничто не могло остановить. Моментально были открыты капот и дверцы. Несколько человек стукнулись лбами, пытаясь одновременно заглянуть в салон. Кота там не было. Подняли сиденья, выкинули запасное колесо. Еще немного, и машину разобрали бы по винтику. Как только люди, отчаявшись, опустили руки, находчивый братишка Яночки тут же выдвинул идею, что зверушка, наверное, сидит на заднем мосте.

Сначала поручик, а за ним по очереди все пожарники заползали под «сиренку», стараясь заглянуть, что там снизу. Безрезультатно. Тем не менее предложение мальчишки показалось дельным и решено было приподнять машину. Техника пожарных позволила сделать это без малейшего труда, но состояние автомобиля внушало опасения, что он такой операции не переживет и развалится на куски. Дискуссия продолжалась, котенок разрывался. Окончательно потерявшие голову люди начали снимать колеса.

Вся эта колготня кончилась на втором. Из-за снятого колеса, толком никто даже не понял откуда, выскочило с придушенным мявом что-то крохотное, серенькое, дрожащее, до смерти перепуганное и одним махом шмыгнуло в кусты. За ним одновременно бросились Тереска и хозяйка пуделя.

Обе обнаружили в зарослях котенка, у которого максимум две недели назад прорезались глазки. Совсем ошалев от страха, он дико таращился, шипел, пытался царапаться и дрожал, как осиновый лист.

— Бедняжка, — пожалела его хозяйка пуделя. — Не знал, как выбраться, бензина надышался и совсем голову потерял. Ну все, не бойся уже, все прошло...

— Вы его возьмете? — озабоченно спросила Тереска. — Если нет, то я...

— Конечно, возьму. Ему нужен только покой и молоко. Наголодался, мой маленький! У меня ему будет хорошо, я только людей не люблю.

Женщина осторожно подняла трясущийся серый комочек и, не обращая внимания на царапающиеся коготки, обернула его полой пижамы. Тереска вспомнила рассказ Яночки, что особа эта явно помешана на животных, и сразу почувствовала большое облегчение, так как уже беспокоилась, как поведет себя перепуганный котенок, окажись он в байдарке, не придется ли в связи с этим прервать путешествие, и что на это скажет Шпулька...

А Шпулька в это время разглядывала какого-то человека, появившегося на автостоянке последним и отличавшегося от всех присутствующих тем, что одет был нормально. Он протиснулся в ликующую толпу и принял участие в оживленном обмене впечатлениями. Всеведущая Яночка тут же его заметила и не преминула поделиться информацией.

— Интересно, куда это он дел машину? — спросила она с подозрением. — Всегда ездит на авто, разбил, что ли?

— Не скажешь, что жертва аварии, — заметила Шпулька и обернулась к Тереске. — Слушай, где-то я его видела. А ты?

Тереска с большим трудом заставила себя переключиться с котенка на человека.

— Кого? Этого одетого? Точно, знакомое лицо, но не помню откуда.

— Директор чего-то, — сообщила Яночка. — Странно, что вы его знаете. У него ночной образ жизни. Вечером уезжает, утром возвращается. Подозрительный тип.

— Почему? Многие любят ночную жизнь, особенно во время отпуска. Что тут подозрительного? Яночку этот аргумент явно не убедил.

— Трезвый, — объяснила она. — Всегда трезвый возвращается. Я специально проверяла. Ни разу не видела его пьяным, а в придачу еще и старается пройти незамеченным. Машину оставляет далеко, а теперь и вовсе спрятал. А я и так знаю, что у него «таунус» WF-1818.

— Три года после Венского конгресса, — машинально отсчитала Шпулька и отчаянно зевнула. — Прямо урожай какой-то на подозрительных типов на здешних озерах. Климат тут такой особый или что? Мы пойдем когда-нибудь спать?

— В недобрый час ты вчера ляпнула, что наконец-то выспимся, — недовольно ворчала Тереска, залезая в палатку. — В другой раз хорошенько подумай, прежде чем пророчествовать. Мне вовсе не улыбается разглядывать подозрительных типов на рассвете...

Стояла по-прежнему солнечная и жаркая погода, а наши юные путешественницы, выбиваясь из последних сил, продвигались на юг. Какое-то время около них крутилась парусная лодка, пассажиры которой — два веселых, загорелых, симпатичных паренька — явно старались завязать знакомство, выдвигая разные заманчивые предложения, как провести вместе время. Но подруги были непоколебимы, как скала. Только развлечений им и не хватало... Несолоно хлебавши, ребята повернули назад.

— Классные девчонки, но какие-то дикие, — заметил один из них.

— Гребут, как черти, — добавил другой. — Факт, нетипичные...

Проплывавший мимо в небольшой лодочке с парусом молодой человек услышал этот обмен мнениями и с интересом посмотрел вперед. У самого конца озера два весла, поблескивая на солнце, работали синхронно, как на гонках. Байдарка направлялась на озеро Ягодное. Лодочка неторопливо двинулась следом.

После просторов Негочина двухсотметровая полоса воды казалась слишком узкой. Тереска со Шпулькой устали и сбавили темп. Озеро казалось длиннющим, прямо-таки бесконечным. Берега были изрезаны многочисленными заливчиками и мысочками, по правому тянулось оживленное шоссе. Девчонки шли зигзагом, исследуя попеременно оба берега и тем самым удлиняли себе путь.

— Лес, — равнодушно констатировала Тереска, когда байдарка снова приблизилась к левому.

— Ага, — тупо поддакнула Шпулька. — И тростники.

Заросли тростника непроходимой стеной отгораживали прекрасный густой лес. Вдруг в них блеснул просвет, и подруги разглядели небольшой полуостровок, поросший деревьями, с узкой полоской песка у самой воды. Тут же виднелась весьма гостеприимная полянка, на краю которой торчал столб с надписью, обращенной в сторону озера.

— Кемпинг, — прочитала Шпулька и остановилась.

— Строго запрещается? — равнодушно продолжила Тереска печально знакомую фразу.

Шпулька какое-то время озадаченно молчала.

— Нет. Просто кемпинг.

— Как это?

— Ну, так. Написано «кемпинг», и все.

Ткнувшись носом в берег, обе долго всматривались в щит, пытаясь понять содержание столь специфической надписи. Место относилось к категории «люкс», о таком можно было только мечтать, а такое, как они уже знали по опыту, должно быть совершенно недоступным и запретным.

— Это невозможно, — твердо заявила Тереска. — Чтобы никаких запретов? Исключено! Может, замазано?

— Ничего не замазано, сама видишь. Одно слово: кемпинг. И точка. Глазам своим не верю.

— И я. Это что же получается, здесь можно остановиться? В таком месте?

В лесу? И никого нет?! Шпулька взглянула в воду.

— Дно чистое. Песочек и только чуть-чуть ила. Значит, и купаться можно?

Тереска зачерпнула воды и плеснула себе в лицо.

— Или это какая-то ошибка, или у нас галлюцинации. Мираж.

— Миражи только в пустыне бывают. Давай лучше выйдем и посмотрим хорошенько. Может, дальше написано «Стой! Стреляют!» Дальше оказалось еще лучше. Вглубь леса уходила заросшая тропинка, рядом рос густой малинник, в траве краснела земляника. Ближе к воде была масса места и для палатки и для костра.

— Я, кажется, сейчас разревусь от счастья, — сказала Шпулька. — Не пойму, как такая благодать сохранилась? Почему здесь нет людей?

Тереска обвела взглядом лес и тропинку.

— Похоже, место это малодоступное. По берегу не очень-то доберешься.

— Просто чудо! Смотри-ка, и правда, чем дальше на юг, тем лучше! Тут мы будем как в раю!

— Помоемся теплой водой. Смешаем в кастрюле горячую с холодной. Займись заготовками, пока светло, а я разведу костер. Палатку поставим, пока вода будет греться...

Усталости как не бывало, и воспрявшие духом подруги с новыми силами принялись за устройство лагеря. Тереска рубила сухостой с такой энергией, как будто перед этим целый месяц отдыхала в санатории. Счастливая Шпулька на карачках ползала по полянке, стараясь собрать всю землянику.

Самые крупные ягоды росли в высокой траве под кустами. Очистив полянку, Шпулька перелезла через упавшее дерево и прямо за ним, у самого берега, увидела пирамидку из камней. Присев перед ней на корточки, девочка разглядывала их с опаской, анализируя возможность появления где-нибудь поблизости ненормального аристократа. Сделав наконец вывод, что такой шанс ничтожно мал, она вернулась к подруге и сообщила:

— Похоже, у нас есть новый очаг. Тереска заглянула за поваленное дерево, оценила находку и тут же приняла решение:

— Отлично! Как специально под наши кастрюли. Здесь и разожжем огонь...

Было уже совсем темно, когда девочки наконец улеглись. Светила луна, в камышах что-то шуршало и плескалось, лес стоял темный и таинственный. Решив завтра обязательно выложить вокруг лагеря защитную полосу из сухих веточек, которые в случае приближения врага затрещат у него под ногами, и так и не вспомнив, как подобное сооружение называют в Африке, страшно усталые, путешественницы заснули мертвым сном.

Матрацы слегка покачивались на воде у самых камышей, а девчонки наслаждались долгожданным отдыхом. Тереска — лежа на спине, а Шпулька — на животе. Обе, закрыв глаза, блаженствовали на солнце, вокруг стояла ничем не нарушаемая благословенная тишина.

То, что произошло в следующую секунду, произвело эффект разорвавшейся бомбы: из-под матраца Шпульки что-то метнулось с истошным криком, послышалось отчаянное хлопанье крыльев, истерическое кряканье, во все стороны полетели брызги. Шпулька в ужасе взвизгнула, попыталась вскочить и, потеряв равновесие, шлепнулась в воду. Испуганная Тереска открыла глаза.

До смерти переполошенная утка удирала что было сил каким-то полулетом-полускоком, бешено молотя крыльями и нервно вскрикивая. Шпулька вынырнула, отплевываясь и чихая, доплыла до матраца и ухватилась за него, стараясь прийти в себя. Тереска, сообразив, что случилось, так и покатилась со смеху.

— Ты что наделала? У нее же инфаркт будет! Разве можно так пугать ни в чем не повинных птичек?

— Это у меня инфаркт будет! Чокнутая какая-то утка, не видела матраца, что ли?

— Ясное дело, не видела. Нырнула в камыши, а вынырнула прямо под тобой. Давай помогу, а то не вылезешь обратно.

Шпулька попыталась взобраться на свой матрац. Из-за тростника вынырнул парус, которого обе занятые манипуляциями подружки не заметили. Молодой человек в лодке издали услышал дикие крики и плеск воды и на всякий случай поспешил в эту сторону. Раздвинув камыши, он увидел двух хохочущих девушек в воде рядом с двумя матрацами и принялся наблюдать, что будет дальше.

— Тьфу, — недовольно произнесла Тереска. — Какая-то трава в рот попала. Корова бы скорее забралась, чем ты.

— А зачем ты отпускаешь в последний момент? — разозлилась Шпулька. — Хотела придержать, так держи!

— А кто мне ногой под дых врезал?! Нет, так ничего не выйдет. Поплыли к берегу.

Молодой человек под прикрытием камышей следовал за весело плещущимися купальщицами. Один голос показался ему знакомым, и, действительно, он узнал девушку, которую уже несколько раз встречал в Варшаве. На душе у него сразу стало как-то теплее, и, сам того не замечая, он улыбнулся.

— Одно можно сказать железно — всю рыбу с этой стороны мы распугали, — заметила запыхавшаяся Тереска, вылезая наконец на берег и раскладывая матрацы для просушки. — Придется плыть на другую. Как это время летит! Сегодня, пожалуй, уже не успеем исследовать лес.

Шпулька проверила лагерь. Все оказалось в полном порядке. Ни у их палатки, ни у каменной «плиты» не заметно было никаких подозрительных следов.

— Завтра обязательно исследуем, — сказала она, стаскивая отовсюду корявые палки и растопыренные ветки. — Уже малина созрела. Копай своих червяков, а я сделаю зерибу, вспомнила наконец, как называется эта африканская загородка. Зериба. Очень бы пригодились кактусы с длинными шипами.

— Поцарапаться можешь и об акацию.

Молодой человек, спрятавшись в камышах, переждал, пока подруги накопают червей, подготовят байдарку и удочки и направятся к югу. Затем подплыл к полянке и высадился на берег.

Осторожно, ничего не трогая, он обошел весь лагерь, все внимательно осмотрел, затем углубился в лес, перелез через поваленное дерево и оказался прямо перед каменной пирамидкой. Парень взглянул на нее и буквально врос в землю. Следы огня были хорошо заметны.

Какое-то время он стоял неподвижно, как бы не веря своим глазам, затем бросился к лодке, вытащил оттуда большой армейский штык-нож, вернулся к камням и стал осторожно прощупывать землю вокруг них. Немного спустя он наткнулся на что-то и бережно извлек из земли небольшой сверток, завернутый в старый прорезиненный брезент. Развернув пакет, заглянул внутрь, вздохнул с явным облегчением и приступил к тщательной ликвидации следов своей деятельности, утрамбовав землю и вернув на прежнее место даже полусгоревшие палочки и пепел. Закончив работу, молодой человек забрал сверток, сел в лодку и отчалил, причем на его лице одновременно отражались весьма противоречивые чувства — начиная с озабоченности и неприязни и кончая блаженной радостью.

Тереска со Шпулькой вернулись на закате с весьма скромным уловом, которого едва хватило на один ужин.

— Зря мы столько времени кормили комаров в этих тростниках, — ворчала Тереска. — Знай я, что там дальше речка, сразу бы поплыли туда. В устье реки рыбы всегда больше. На карте она наверняка есть Надо было с самого начала посмотреть. Сплошные ошибки!

Шпулька тоже была недовольна.

— Соль надо было взять... — начала она.

— На хвост им насыпать?

— Да нет, сразу посолить Можно тут же и на сковородку. В следующий раз обязательно с собой заберу.

— Хворосту мало, на костер не хватит. Интересно, матрацы высохли?

— Займись огнем, а я постелю постели. И рыбу пожарю. Плиту нам,.надеюсь, еще не развалили?

— Порядок, — успокоила ее Тереска, заглянув за поваленное дерево. — Стоит, как стояла. Я думаю, а не поудить ли нам на рассвете, наловили бы про запас. Боже мой, что ты делаешь?!

Шпулька с диким блеском в глазах как раз замахнулась топором на большой бумажный пакет.

— Соль окаменела, — кряхтя, пояснила она. — Надо разбить. На рассвете — можно, если проснемся. А нет так нет. У нас гуляш есть и яйца.

Еды оказалось предостаточно, и наутро Тереска отказалась от рыбной ловли. В лесу созревала малина, и это дело никак нельзя было пустить на самотек.

Сбор ягод неопытному человеку может показаться занятием скучным и малопроизводительным. Но если подойти к этому со знанием дела, при средней урожайности результаты бывают просто потрясающими. Наши путешественницы были по ягодам крупными специалистами.

К видневшемуся с полянки малиннику они подошли сзади, исследовав предварительно весь лесок. Зрелых ягод оказалось полным-полно. Разделившись, девочки прочесывали кусты, пока не встретились в самом конце малинника у озера. Обе одновременно вылезли из зарослей, держа в руках почти доверху наполненные кастрюльку и кувшин, и вдруг остановились как вкопанные.

На краю малинника среди густой травы и крапивы лежал огромный валун. Вокруг него были разбросаны другие, поменьше, явно вывороченные из земли. Похоже, кто-то вырыл здесь глубокую яму, а затем небрежно ее засыпал. Сделано это было как минимум несколько дней назад, так как трава уже успела пожухнуть.

— Чистый сюр, — осевшим голосом прошептала Шпулька. — Надо же, я только подумала, что, кажется, зря боялась этого похода. Кругом тишина и спокойствие, ничего страшного не происходит. Как же, разбежалась!

Тереска была согласна с подругой — кто-то здесь похозяйничал. Она задумчиво пнула травяную кочку и проворчала:

— Опять ты думаешь в недобрый час. Делать больше нечего, только думаешь и думаешь... А вообще я не уверена, может, это и не его работа.

— Как не его? А чья же?

— Мы ведь решили, что этот аристократический придурок перекапывает костры. А ведь здесь никакого огня не горело.

— Откуда ты знаешь?

— Нет никаких следов.

— Ну, значит, он ошибся, думал, что горело. На то и сумасшедший. Точь-в-точь все так же разворочено, как и раньше.

Тереска пожала плечами и неуверенно покачала головой.

— Тогда получается, что он шатается по озерам и переворачивает камни, причем двигается в противоположном нам направлении. Здесь был раньше.

— Откуда ты знаешь?

— Все высохло. Разворошил дня два назад и потащился на север.

Шпулька слегка приободрилась, поняв, что сумасшедший удаляется от них, но тут же снова испугалась, услышав слова подруги.

— Надо было там остаться, — продолжала Тереска. — И подстеречь его. Впрочем, может, еще вернется, тогда попробуем поймать и здесь.

Теперь уже Шпулька перетрусила не на шутку.

— Господи! Да зачем нам его ловить? И почему он вернется?

— Ежу понятно: действует он без всякой системы, нашу пирамидку еще не развалил, может, и вернется. Надо его отучить такие шутки шутить. Я буду не я, а подкараулю подлеца.

— Спятила! Да что ты ему сделаешь?

— Тресну хорошенько. Веслом! Нет, весло жалко. Топором... Нет, топором можно не рассчитать. Ну, чем-нибудь. А если сковородой?

— Сковороду тоже жалко. У нас только одна. Подожди, да ты совсем тронулась, драться, что ли, будешь? Он же ненормальный! Убьет — и не поморщится! Черт с ним, пусть себе переворачивает, поставим по новой... Боже мой, да что я несу, совсем с тобой обалдела!.. Надо отсюда сматываться, пока не поздно!

— Ну уж дудки! Ты — точно обалдела. Такое место нашли: рыба, малина, купаться можно. И все это бросить из-за какого-то придурка? Да будь их хоть сотня, с места не сдвинусь!

— Он же может нам что-нибудь сделать!

— Черта с два! — взвилась Тереска. — Пусть сам боится, как бы ему чего не сделали!

Струхнувшей Шпульке не сразу удалось переломить столь воинственный настрой подруги. Но наконец, поддавшись увещаниям и мольбам, Тереска несколько сбавила тон.

— Ну ладно уж, не буду подстерегать его и давать в лоб, — великодушно согласилась она. — Но я считаю, нужно устроить ловушку. На всякий случай. Да успокойся же, он совсем не обязательно вернется, но, если вернется, надо быть к этому готовыми. Эту груду у озера он не разрушил, наверное, потому, что здесь крутились туристы. Вот и побоялся. А нас он считает неопасными и безобразит. Раз и навсегда должен запомнить, что с нами шутки плохи. Трудно, что ли? Делать нам все равно нечего, изготовим ему ловушку, в худшем варианте — не понадобится.

После долгих споров Шпулька согласилась. Ловушка во всяком случае позволяла избежать непосредственного контакта с вырожденцем, а это было главное.

— Что бы такое придумать? — задумалась Шпулька. — Как ты думаешь, лучше, чтобы он запутался, испугался, приклеился или провалился и ногу сломал?

Тереска тоже еще не приняла окончательного решения. Всем ловушкам она бы предпочла глубокую яму с колючей проволокой на дне. Неплохие результаты можно ожидать и от кипящей смолы, если она льется откуда-нибудь сверху. Но поскольку ни проволоки, ни смолы под рукой не оказалось, пришлось остановиться на самой большой кастрюле с водой, помещенной высоко при помощи сложной конструкции из ветвей и веревок и опрокидывающейся на голову всякому, кто попытается сдвинуть камни на «плите».

— Грохнется у него за спиной, — мечтала Тереска, сидя на дереве и привязывая дополнительную веревку. — Даже, может, и обольет. Сразу не сообразит, в чем дело, испугается и удерет. Что и требуется. Побольше хворосту навали, чтобы уж точно не полез с другой стороны.

— Жаль, что у нас ничего вонючего нет, — сокрушалась Шпулька. — Яйца — свежие до отвращения.

— И так сойдет. Положи теперь камень, и давай сюда кастрюлю. Проверим.

Опыт удался на славу. Веревка, соединявшая верхний камень с кастрюлей, была почти совсем незаметна. Сама же кастрюля едва держалась на ненадежной конструкции из веток и, стоило чуть-чуть задеть за веревку, сваливалась, щедро поливая все вокруг. «Плиту» окружал вал из колючих веток и хвороста, оставляя проход только с одной стороны. Ловушка получилась замечательная, и аристократ просто обязан был в нее угодить.

Ночь прошла беспокойно, подруги поминугно просыпались и вслушивались в звуки, доносившиеся снаружи. На рассвете Тереска, выглянув из палатки и увидев, что уже наступает утро, вспомнила о рыбалке.

Разумно рассудив, что раз уж они и так не спят, то стоит извлечь из этого хоть какую-то пользу, вытащила в очередную экспедицию слегка упиравшуюся Шпульку.

Рыба, как и предполагалось, в устье реки клевала наперегонки. Минимум два обеда были обеспечены. Становилось все жарче, подруги возвращались очень голодные, но довольные своими достижениями.

— Хорошо я с солью придумала, — сама себя хвалила Шпулька. — Рыба не испортится и уже готова к жарке. Только в муке обвалять — и на сковороду.

— Молодец! Идея что надо, — согласилась Тереска. — Я жутко голодная. Сначала разведу огонь, а уж потом — купаться. Ты тоже. Поставь рыбу, а сама — в воду. Мы плаваем, а она жарится. Красота! Сколько наловили! Может, попробовать накоптить?

Шпулька живо заинтересовалась предложением:

— А ты умеешь?

— Как тебе сказать... Раз я видела, как это делается. Соорудили что-то вроде короткой трубы. Дым шел вверх, рыба висела и коптилась. Несколько часов — и готово.

— Так давай попробуем. Тут можжевельника полно. А я знаю, что для копчения можжевельник — первое дело. А труба из чего была?

— Из жести. А внизу — кирпичи и земля. Ни жести, ни кирпичей у нас нет. Но можно поискать, чем заменить.

Тема оказалась столь увлекательной, а голод так силен, что девчонки насмерть забыли о чокнутом аристократе. Тереска выскочила из байдарки и, предоставив подруге позаботиться о рыбе, схватила спички и направилась прямиком к очагу. В ту же секунду Шпулька услышала дикий крик и глухой удар.

Рыба полетела в траву, а сама Шпулька, преодолевая дрожь в ногах и спотыкаясь о весла, схватила первую попавшуюся под руку корягу и, несмотря на охвативший ее ужас, бросилась на помощь к подруге.

Тереска, целая и невредимая, но страшно злющая, стояла у пирамидки.

— Черт бы побрал эти ловушки! — разъяренно заявила она. — Мало того, что у меня вся спина мокрая, так еще и на спички налилось. Совсем забыла об этой проклятой кастрюле!

Коряга выскользнула из рук Шпульки, и она, сразу обмякнув, плюхнулась на ближайший пень, не обращая внимания на сочившуюся смолу.

— Господи! А я-то подумала, что тебя убили!

— И что? Примчалась за меня отомстить?

— Балда! Из-за какой-то воды так орать!

— Не из-за воды, а от неожиданности. Я бы на тебя посмотрела, когда сверху вдруг льется и грохается. Сразу же не сообразишь!

Шпулька явно ожила.

— А выходит, наша ловушка отлично действует! — радостно сделала она вывод, стараясь оторваться от пня. — Я, кажется, прилипла... Правда, можно умереть от инфаркта, если ты еще пару раз в нее угодишь, но со временем привыкну. Хорошо еще, ты заорала, когда я уже на берегу была, а то вся рыба попадала бы в воду — и прощай ..

— Ну да, так она и уплывет, без головы и выпотрошенная. А вообще, теперь твоя очередь попадаться, а уж я как-нибудь переживу.

— Лучше бы аристократ...

Рыбу пришлось жарить, так как коптильню пока соорудить было не из чего. Запасы еды увеличивались, зато кончалась питьевая вода, а за ней надо было плыть на другой берег, где виднелись какие-то строения.

— Судя по гудкам, неподалеку пристань, — заметила Тереска. — Сразу после завтрака и двинемся. Днем, пожалуй, нашу ловушку нечего устанавливать, этот кретин работает по ночам.

Пристань оказалась малоинтересной, но рядом угрюмый мужик продавал яблоки белый налив. Первый же попавшийся колодец оказался вполне приличным. Наполненную водой канистру девчонки оттащили в байдарку. Чуть поодаль виднелась автобусная остановка, а рядом — магазинчик, перед которым извивалась длиннющая очередь, состоящая из какой-то школьной экскурсии. Шпулька испугалась было, что все скупят, но быстро успокоилась, выяснив, что молодежь приобретает только лимонад. Хлеб в магазине был, но вчерашний. Тереска все равно решила купить, рассудив, что закупают впрок, а три или четыре дня — уже без разницы.

Подошел катер, загудел, и все школьники бросились на пристань, благодаря чему подруги сразу оказались у самого прилавка. На берег сошли люди. Шпулька заволновалась, ибо вспомнила о байдарке, оставшейся под присмотром какого-то речника.

— Смотри, какое столпотворение, — сказала она подруге. — Ему не до наших вещей. А там весла с самого верху. Иди посмотри, только скорее возвращайся. Я одна не справлюсь.

— Ладно,согласилась Тереска.Заодно сетку захвачу.

Она вышла из магазина, сделала несколько шагов и вдруг остановилась как вкопанная. С кораблика на пристань сходил так хорошо ей знакомый молодой человек, случайные встречи с которым озаряли жизнь новым светом. Возможно, Тереске даже удалось бы сдвинуться с места и пойти навстречу, если бы за ее знакомым не сбежала по сходням окликнувшая его молодая дама. Тереска тут же с облегчением отметила, что это не та, которую она уже видела в подобных обстоятельствах. И одновременно почувствовала острую зависть, разглядев, как девушка была одета. Последний крик парижской моды на Мазурах! Несчастная Тереска в линялой майке и шортах предпочла подождать в сторонке.

Дама что-то говорила молодому человеку, но стоявший на пристани шум не позволял разобрать слова. Тот ответил, поклонился с едва заметным раздражением и поспешил прочь. Девушка еще что-то крикнула ему вслед. Тереска не расслышала толком: «в четверг» или «в четыре» и лихорадочно пыталась сообразить, какой сегодня день недели. Парень обернулся, помахал рукой и удалился. Расфуфыренная дама помедлила еще немного, вздохнула и побрела к автобусной остановке.

Тереска сделала несколько неуверенных шагов и снова остановилась. Ей никак не удавалось разобраться в своих чувствах и даже просто собраться с мыслями. Увидев подъезжающий переполненный автобус, она проследила за тем, как парижская модница втиснулась внутрь. Наконец Тереска спустилась к воде.

Катер стоял рядом, на пристани, молодежь толпилась на трапе, но их байдаркой никто не интересовался. К Тереске понемногу возвращалась способность соображать.

«Что он делал на теплоходе, если есть лодка?» — думала она, роясь, среди вещей, забыв насмерть, что следует искать. В носовой части была только соль в целлофановом пакете и спички. Тереска тупо на них посмотрела и перебралась на корму. «Надо же, как бабы за ним бегают!» На корме лежала канистра и в сетке — бутылка минеральной воды. «Господи! Какое у нее платье!» — подумала Тереска и тут, наконец, вспомнила, что ищет сетку.

Та, естественно, за что-то зацепилась, и пришлось извлекать канистру, чтобы ее достать. Поставив на место канистру, девочка забрала сетку и выбралась на берег. Пройдя несколько шагов, она сообразила, что бутылку с собой таскать незачем, вернулась, вынула бутылку и спрятала. Вылезая из байдарки снова, Тереска спохватилась, что спрятала сетку, а бутылку держит в руках, вернулась опять и произвела замену. Все это проделывалось в замедленном темпе. «Совсем у меня с головой худо», — грустно подумала она и взглянула на озеро.

Прямо перед ней, подгоняемый боковым ветром, возник парус, медленно направлявшийся на юг...

— Я уж думала, ты утонула! — возмущенно воскликнула Шпулька, стоя беспомощно над кучей продуктов: огромной буханкой хлеба, двумя коробками сахара, шестью банками сгущенки и еще какими-то пакетами и пакетиками. — Я еще взяла сыр, чай, лимоны и маргарин. Где ты пропадала столько времени?

— Бутылку прятала, — неуверенно ответила Тереска. — В сетке была бутылка с водой. Я никак не могла от нее отделаться.

— Она что, гналась за тобой, что ли?

— Гналась? Да нет... А может, и гналась. Куда ни двинусь — она у меня в руках...

Шпулька прекратила запихивать продукты в сетку и подозрительно уставилась на подругу.

— Говори сразу, что случилось. Одни весла украли или и байдарку тоже?

— Что? — удивилась Тереска. — Да ничего не случилось. Хлеб не влезет. В руках понесу. С чего ты взяла?

Шпулька заподозрила, что, наверно, Тереска встретила чокнутого аристократа и теперь пытается это от нее утаить, чтобы зря не нервировать. Естественно, она тут же разволновалась и, кое-как затолкав покупки, бросилась к озеру.

— Если он всюду за нами таскается, — сгибаясь под тяжестью сетки, бормотала она. — Если еще и здесь что-нибудь испортил... С меня хватит — еду в горы!

— Совсем спятила. Кто таскается? Куда ты несешься?

— Лучше честно скажи, что встретила этого придурка! Не иначе как продырявил нам байдарку! По тебе видно, что-то случилось!

Тереска рысцой бежала следом, прижимая хлеб к груди. Почему-то она никак не могла признаться, что встретила знакомого с прекрасными голубыми глазами. Того молодого человека, что несколько раз встречался ей в Варшаве при самых романтических обстоятельствах. Подруга же все больше впадала в истерику, и необходимо было во что бы то ни стало ее успокоить.

— Ладно уж, если тебе так хочется, давай сменим место, — примирительно прокричала она в спину лежавшей на всех парах Шпульке. — Хотя этот графский выродок ничего плохого нам пока не сделал, ради твоего спокойствия проплывем немного дальше. Я уже отдохнула, могу снова помучиться!

От такого заявления Шпулька чуть не уронила сетку в воду. С этой Тереской действительно можно свихнуться! Еще вчера категорически заявляла, что с места не сдвинется, сегодня утром уговаривала подождать, а теперь вдруг готова ехать дальше — как раз когда она, Шпулька, согласилась остаться, убедившись, что и в самом деле ничего страшного не случилось...

— Ну, он меня достал! Этого и следовало ожидать, — зловеще произнесла Тереска утром следующего дня. — Забыли вчера поставить ловушку — и пожалуйста, тут же этим воспользовался!

Шпулька с полным ртом зубной пасты и щеткой в руках перелезла через дерево и увидела, во что превратили их очаг. Настырный вырожденец даже не пытался стереть следы своего преступления. Разворотив камни и раскопав землю, оставил сущее мамаево побоище, лишив при этом девчонок возможности приготовить завтрак. Тереска попробовала было сдвинуть с места один из больших камней.

— Как бы это восстановить? Так удобно было!

— Слушай, или их несколько, или этот маньяк обладает чудовищной силой. Как он вывернул эти валуны? Они же совершенно неподъемные.

— Поддел чем-то. Далее следы остались. И все равно он тут здорово наломался. Ну что ты стоишь, как памятник. Помоги! Давай подвинем этот камень к тем двум.

— Так и грыжу недолго схлопотать, — недовольно проворчала Шпулька, но все же отложила щетку и пасту и приняла участие в восстановительных работах.

Когда кастрюля была наконец кое-как установлена на шатких камнях, Тереска продолжила свои размышления:

— Мания, конечно, манией, но уж больно тяжелая получается работа. А знаешь, похоже, он что-то ищет.

— Здесь?

— Не обязательно здесь, а вообще под камнями. Посмотри, как все взрыто. Он не просто валуны ворочает для собственного удовольствия, а еще и землю под ними перекапывает. Точно тебе говорю — ищет!

Шпулька не знала, как и реагировать на такое открытие.

— Ну и что, что ищет? Для нас это хорошо или плохо ?

— Ты уже совсем ничего не сечешь? Свежий воздух тебе вреден. Шевели извилинами! Это же жуть как интересно! Он мог тут такое зарыть!

— Все равно не угадаем. А если спрятал, то почему ищет в разных местах?

— Мог забыть.

— Ну, тогда он — полный идиот! — констатировала Шпулька и добавила с несвойственной ей рассудительностью:

— Он же роет под камнями, которые уже Бог знает сколько лет лежат нетронутые. Может, во младенчестве прятал? Или скажешь, что эти валуны ворочает столетний старец?

У Терески не было определенного мнения о возрасте сумасшедшего аристократа, но сама мысль о поисках чего-то зарытого казалась ей весьма привлекательной. Воображение подсказывало ей массу заманчивых вариантов, со скелетом невинно убиенной жертвы включительно.

За завтраком она осчастливила подругу предположением, что это убийца ищет труп, который хочет уничтожить, чтобы не напали на его след. А может, муж или сын трупа желает удостовериться в убийстве, чтобы отомстить. Или разыскивают орудие преступления, которое является вещественным доказательством. Шпулька с отчаянной решимостью отвергла все эти кровавые догадки, настаивая на несоответствиях в возрасте.

— А как ты тогда все это объясняешь?

— Ничего я не собираюсь объяснять. Не затем я сюда ехала, чтобы объяснять поступки маньяков!

— Нет, за этим сумасшествием что-то кроется. Мне интересно, что наш аристократ ищет, и я это узнаю!

Тереска говорила весьма решительно. И тут только несчастная Шпулька поняла, как ей до сих пор было хорошо и спокойно. Никаких тебе хлопот, забот и огорчений. Путешествие протекало в мирной атмосфере беззаботности и лени. Солнце, озеро, луга и леса. Всей душой расположенные к ним люди и такая же рыба. Безобидный маленький хулиган, забавы ради переворачивающий себе камушки и не причиняющий никакого вреда окружающим... И во что может превратиться вся это идиллия, если Тереска во что бы то ни стало решит разгадывать какие-то страшные тайны ?!

Расстроенная вконец Шпулька поднялась и осторожно спросила:

— Интересно, каким образом ты собираешься узнавать? Письмо ему напишешь или спросишь при личной встрече? Мы малину хотели собирать. Или сама примешься эти курганы раскапывать?

Тереска наполнила чаем термосы, выплеснула остатки заварки в кусты и вытерла насухо кастрюльку.

— Плевала я на личную встречу, — заявила она. — Идем за малиной. Теперь я ясно вижу, что это дело серьезное и подозрительное. И обязательно хочу в нем разобраться. Недаром нас этот защитник природы предостерегал. И браконьеры, похоже, вовсе не браконьеры. Ты была права. Они еще тогда говорили, помнишь, что надо следить и не показываться никому на глаза. Двое их было тогда ночью на озере, и аристократ тоже был с кем-то вдвоем, когда его карета понесла, ну, помнишь, в твоем средневековом сне? Значит, двое людей что-то ищут под камнями.

— Зачем тебе в этом разбираться? — разволновалась Шпулька. — Нас это не касается! И что ты намерена делать?

— Пока ничего. Сейчас надо выждать. Найдем следующие камни и будем действовать, как раньше. А повезет, подглядим, что он там выроет. А разбираться будем, когда появится материал для размышлений. Ну давай поторапливайся, у нас мало времени.

Шпулька, только что облегченно вздохнувшая, что ничего пока не изменится, снова забеспокоилась. Тереска явно куда-то спешила.

— Почему мало времени? Куда нам торопиться?

— Как куда? Надо собираться. Мы же плывем искать новое место.

Шпулька остановилась, ничего не понимая.

— О Господи! Зачем?

Тереска от удивления даже вылезла из малинника, чтобы посмотреть на подругу.

— Ты же сама хотела! Сама же настаивала на том, что необходимо сменить место, мол, аристократ тут шляется! И надо от него оторваться!

— А теперь не настаиваю. Здесь очень даже хорошо. А раз эти камни развалил, снова уже не появится, значит, и уезжать незачем.

— Еще как есть за чем! Понятно, по второму разу не явится, но, если мы хотим подсмотреть, что он там выкапывает, надо найти новые камни.

— Ничего я не хочу подсматривать, — тихонько бормотала Шпулька, углубившись в малинник. — И искать ничего не хочу. И на кой мне сдался этот зарытый труп или сын трупа, черт бы его побрал! Как здесь было хорошо...

— Чего ты там бубнишь? — недовольно поинтересовалась Тереска. — Говори громче, ничего не слышно.

— Не сидится, говорю, на месте. Разве здесь плохо? Место — идеальное. Этого придурка я пока не боюсь... И что тебе не сидится на месте?

— Мы же собирались плыть на юг.

— Дался тебе этот юг!

Тереска вдруг замолчала и полезла глубже в кусты. Точно! Ее явно тянуло на юг. Особенно со вчерашнего дня. Хотя, конечно, направлявшийся в ту сторону знакомый парус не имел к этому никакого отношения. Просто там были леса, огромные леса, а не какие-то жалкие рощицы; была, судя по карте, сложная система озер, каналов и проток, было озеро Снярдвы и Яночкино лесничество, и вообще масса интересного! Здесь же — все уже знакомо до отвращения. А сколько нового может случиться там, впереди! Неожиданного! Увлекательного! Да что угодно могло случиться! Думая обо всем этом, Тереска снова почувствовала приятное тепло в груди, а желание двинуться на юг становилось прямр-таки непреодолимым.

— Не собираешься же ты ограничиваться осмотром этого крохотного паршивого кусочка нашей прекрасной страны? — осуждающим тоном произнесла она, выпутываясь из малинника. — По-моему, во-первых, надо увидеть больше, а во-вторых, эти графские булыжники меня заинтересовали. А вообще, ты хотела лес — так вот, там лесов сколько угодно.

Аргументы Терески оказались весомыми, и мощная сила, влекущая ее на юг и не имеющая ничего общего с молодым человеком в лодке, в конце концов победила. Шпулька сопротивлялась все слабее и неувереннее.

— Ну, хорошо, — сдалась она. — Но там — каналы, по карте видно, и их лучше проплыть одним махом. А значит, во-первых, надо отправляться очень рано, чтобы время осталось в запасе, а во-вторых, нам бы не помешал парус. Похоже, ветер как раз дует в ту сторону. Так и быть, пожертвую свою ночную рубашку.

— Вот и отлично! — обрадовалась Тереска. — Принимаемся за работу.

Ночная рубашка в конечном итоге не понадобилась. С помощью веревки, проволоки, гвоздей и огромных умственных усилий Тереске удалось соорудить поистине уникальную конструкцию. На мачте из сухой сосенки на веревке висела поперечная перекладина, к которой крепилось полотнище, придерживаемое снизу такой же перекладиной, по концам которой привязали длинные веревки, чтобы парусом можно было управлять с кормы байдарки. Казалось, нарядить все это сооружение в ночную рубашку не представляло никакого труда, но не тут-то было. Противная рубашка категорически отказывалась расправляться, сбивалась то в одну, то в другую сторону, выскальзывала из-под веревок и вообще выкаблучивалась. Шпулька упорно не разрешала прибить рукава гвоздями, и тогда Тереска приспособила под парус свое большое махровое полотенце ярко-синего цвета. Она безжалостно приколотила полотенце гвоздями, горя нетерпением поскорее испробовать, что же из всего этого выйдет.

Из камышей подруги вышли на веслах, причем телепавшееся на мачте полотнище отчаянно им мешало. Почувствовав легкое дуновение, они отложили весла. Тереска взялась за веревки нижней перекладины и постаралась установить парус по ветру. Шпулька с огромным интересом наблюдала за действиями подруги.

С полотенцем по сути дела ничего не произошло. Вопреки ожиданиям, оно не выгнулось под напором ветра, как это изображают на картинках, а просто перестало трепыхаться и застыло неподвижно. Тереска оглянулась. Стена камыша довольно быстро удалялась.

— Смотри-ка, мы плывем! — воскликнула она, не веря своим глазам.

— Плыть-то плывем, — недовольно отозвалась Шпулька. — Только хотелось бы знать, куда? Эта простыня мне все заслоняет. Ты что-нибудь видишь?

— Нет, а все равно здорово! Наклонись, может, снизу будет видно.

Шпулька послушно нагнулась, сложилась в три погибели на дне лодки.

— Нас несет прямо на берег, — доложила она. — Магазин совсем рядом, но, кажется, это не то, что нам надо. Ты свернуть можешь?

— Куда?

— Влево. Вдоль берега.

Тереска потянула за веревку, полотнище тут же изменило положение, слегка выгнулось, байдарка резко качнулась вправо, почти зачерпывая воду бортом. Обе девчонки взвизгнули. Тереска выпустила веревки и уцепилась за перекладину. Байдарка выровнялась, а полотенце на мачте слегка затрепетало.

— Какое-то оно слишком подвижное получилось, — с беспокойством заметила Шпулька. — Надо было испытать на пустой байдарке. Пустая перевернется — невелика беда, а багаж утопить было бы жалко.

Тереска снова взялась за веревки и повернула руль.

— Наверно, я слишком резко дернула. Ты смотри, а я попытаюсь потихонечку изменить направление.

— Сворачиваем, — обрадованно сообщила Шпулька. — Похоже, удастся обогнуть пристань. Еще чуть-чуть — и будет совсем хорошо.

— В конце концов, особо трудные участки можно и на веслах проходить. Главное — двигаемся. Смотри, сколько уже проплыли!

— Слушай, оставь ты этот берег в покое, там люди стоят!

— Ну и что? Я же их не раздавлю.

— Пялятся на нас. И пальцами показывают.

Парусное оснащение байдарки было не только оригинальным, но и весьма эффектным. Ярко-синий цвет полотенца бросался в глаза издалека, вызывая живейший интерес зевак на берегу.

— Деревенщина неотесанная, — недовольно констатировала Тереска. — Не обращай внимания. Говори, куда плыть, я ничего не вижу...

— А идея-то, оказывается, вполне приличная, — похвалила Шпулька час спустя. — Вон уже и конец озера виден, а мы совсем не устали. Скорость, правда, не выдающаяся, а пейзажа и совсем не видать...

— Можешь и по сторонам смотреть, — слегка обиделась Тереска. — Сбоку все отлично видно.

— ...но плывем мы безо всяких усилий, и я готова покорять какие угодно пространства таким способом. Особенно если учесть, что торопиться нам некуда...

В пять часов дня из расположенного на высоком берегу домика бакенщика вышел молодой человек, держа в руках банку с только что купленным парным молоком. Спускаясь к воде, он заметил на озере нечто весьма необычное. Ярко-лазоревый прямоугольник держался на чем-то вроде мачты весьма оригинальным образом, никогда им ранее не виданным. Среди многочисленных лодок и лодчонок, снующих по озеру, сие плавсредство резко выделялось и обращало на себя всеобщее внимание. Заинтригованный молодой человек извлек из рюкзака бинокль и поднес к глазам. Присмотревшись, он улыбнулся, поднял парус и последовал за нетипичной байдаркой в некотором отдалении.

Путешественницы тем временем решили исследовать глубокий и довольно узкий залив с лесистыми берегами. Вошли они туда на веслах. Вокруг тянулся чудесный лес, подходящие для высадки места встречались то и дело, но все берега были утыканы щитами со столь знакомыми им запретами.

— Хотелось бы знать, зачем мы здесь ошиваемся? — недовольно спросила Шпулька, когда стало окончательно ясно, что залив абсолютно недоступен. — Судя по карте, чуть выше есть какой-то кемпинг. Или ты собираешься здесь нелегально ночевать?

— Нет, — ответила Тереска, внимательно изучая берега. — Сейчас выше и поплывем, а тут я ищу камни.

— Этого еще не хватало!

— Место безлюдное. В самый раз для нашего чокнутого. Надо проверить, он неподалеку от нас ищет или везде.

Шпулька от расстройства сбилась с ритма и шлепнула веслом по воде. Подруга со вчерашнего дня не упоминала о подозрительных аферах, и она уж было начала надеяться, что Тереска выбросила этот бред из головы. А оказывается — ничего подобного. Та прочно ухватилась за идею распутать загадку и, мало того, начала претворять ее в жизнь... .

— Есть! — радостно закричала Тереска. — Там, за кустами. Смотри, нетронутые! Уверена, он здесь появится!

Рассерженная Шпулька надулась и не отзывалась. Тереска сбавила темп и затормозила.

— Гляди, а вот — еще. Вывороченные. Не греби, дай хорошенько рассмотреть. Давно копали. Я была права, он действует без всякой системы. Да не спеши ты, кажется, там еще что-то есть, на том берегу...

Шпулька чувствовала, что начинает эти камни прямо-таки ненавидеть. Энтузиазм подруги казался ей совсем неуместным, глупым и просто опасным. Она сердито фыркнула и принялась грести еще энергичнее.

Место для лагеря девчонки подыскали уже через полчаса. Вокруг тянулся вполне приличный лес, и все было бы ничего, если бы не расположившиеся где-то неподалеку туристы. Оттуда долетали звуки музыки, а по озеру взад-вперед сновали байдарки.

— Надеюсь, нас они не заметят, — недовольно сказала Шпулька. — И не будут так шастать по морю и по суху всю ночь. Только на нервы действуют...

Тереска сразу же занялась исследованием местности. Тщательно прочесав берег по обе стороны и добравшись до самого края леса, она вернулась весьма собой довольная.

— Нашла камни, — доложила она. — Здесь, рядом. Не слишком удобные, и палатку негде поставить, но огонь я разведу, и рыбу будет где разогреть.

Шпулька, успевшая за это время выгрузить весь багаж, посмотрела на подругу с возмущением.

— Похоже, эта мания — заразная. Теперь и на тебя перекинулась! Перестань болтаться без толку и принимайся за работу. Не нервируй меня.

— Неужели тебя эта загадка совсем не волнует?

— Отвяжись со своими загадками! И учти, я ни к каким камням со сковородкой бегать не намерена. Разогревай сама, если тебе так хочется.

— И даже посмотреть не пойдешь?

— Ну, разве только взгляну, да и то издали... Смеркалось. Перед палаткой горел костерок. Шпулька вылезла из озера и пальцем попробовала, не согрелась ли вода в стоявшей на огне кастрюле. Вода не согрелась. Приходилось решать дилемму: или окончательно закоптить кастрюлю, или чистить зубы холодной водой. Поколебавшись, Шпулька все-таки решила воспользоваться Терескиным очагом. Та только что отправилась к нему подложить хворосту и перевернуть рыбу. После рыбы можно было бы согреть воду...

Шпулька взяла кастрюлю и двинулась в лес, мысленно поздравляя себя с тем, что не зря ходила лицезреть очередную «плиту». Теперь по крайней мере хоть знала, куда идти. Хорошо еще — не совсем стемнело.

Тереска вынырнула из темноты так неожиданно, что девчонки чуть не столкнулись.

— Сдаюсь... — начала было Шпулька, но подруга цыкнула на нее:

— Тихо! Он здесь!

Шпулька вздрогнула и выплеснула часть воды, но кастрюлю все-таки удержала. Тереска оперлась о ствол дерева.

— Я там чуть не умерла, — сообщила она взволнованным шепотом. — Представляешь, он погасил огонь!

Шпулька машинально поставила кастрюлю на землю. Вот, пожалуйста! Снова начинается! Она вдруг ясно поняла, что ни на минуту не переставала бояться этого проклятого аристократа. А теперь — и того хуже! У него новые заскоки. Это же надо! Огонь погасил! Кошмар!

— Ну, а дальше что? — слабо вякнула она.

— Так я и говорю. Все нормально горело под сковородкой. А сейчас пришла — как языком слизал. Сковородка сдвинута...

— Рыбу слизал?!

— Да нет, рыба на месте. А огня как не бывало. И между камнями земля вроде бы взрыта. Похоже, начал копать. Я сразу за тобой...

— Зачем?

— Как зачем? Чтобы ты тоже посмотрела!

Шпулька подумала, что не стоило о ней так беспокоиться, она вполне обошлась бы без этого зрелища. Еще, не дай Бог, приснится!

Тереска сразу почувствовала себя увереннее в присутствии подруги. Бояться она еще боялась, но любопытство явно брало верх. Натура ее не позволяла пребывать в неизвестности и отказаться от дальнейших наблюдений. Повернув назад, она потянула за собой и Шпульку.

— Пошли, нельзя упускать такой случай. Поглядим, что он делает. Только тихо! На цыпочках!

Бедная Шпулька совсем забыла о своей кастрюльке. Пребывая в состоянии полной паники, она никак не могла собраться с мыслями и безропотно позволила тащить себя через темные заросли к этому кошмарному месту. Немного утешило ее соображение, что в крайнем случае всегда можно закрыть глаза. Несчастная трусиха тут же крепко зажмурилась, решив, по всей видимости, что случай этот уже наступил, сразу споткнулась и с оглушительным треском полетела в кусты.

— Тихо ты, корова! — зашипела Тереска ей на ухо. — Стой, уже вижу...

Шпулька, по-прежнему с закрытыми глазами, замерла на месте. Вокруг стояла абсолютная тишина.

— Никого нет, — прошептала Тереска минуту спустя, явно разочарованная. — Сковорода стоит. Внизу перекопано. Наверное, удрал.

Шпулька решилась приоткрыть глаза. В темноте на фоне озера видна была куча камней, четко вырисовывалась ручка сковороды, а под ней — какое-то серое месиво. Никаких живых существ поблизости не было. Тереска вылезла из кустов.

— Так... Начал работу, а потом испугался и смылся, — констатировала она, приближаясь к камням. — Нижние только сдвинул, да и то немного. И пусть не думает, что я отступлюсь. Фигушки! Спички есть?

Говорить Шпулька уже могла, но голос еще предательски хрипел.

— Ты что! Откуда у меня спички? Я же сюда воду несла. Снова хочешь зажечь?

— Спрашиваешь! Рыба только с одного боку разогрелась. И вода нужна теплая для твоих зубов. Опять же посмотрим, что он сделает. Разведу огонь и спрячемся. Подожди здесь, я схожу за спичками.

— Нет!!! — пискнула Шпулька и бросилась за подругой. — Я одна ни за что не останусь! И ты — тоже. Только вместе! Топор захватим и фонарь. Два фонаря!

Когда обе вернулись со спичками, фонариками и топором, камни выглядели почти так же. Разве что земли немного прибавилось. Упрямая Тереска снова развела огонь, с трудом сдерживаясь, чтобы костер не полыхал до небес, перевернула рыбу палочкой (вилка куда-то подевалась). Тут Шпулька вспомнила про свою кастрюлю.

— Сейчас ты ее искать не пойдешь! — запретила Тереска. — Никакого света. Прячемся и ждем!

Девчонки забрались в кусты и притаились, сидя на корточках и уставившись на огонек под сковородкой. Шпулька напряженно ожидала момента, когда ей снова придется зажмуриваться.

Конец засаде положила рыба, явно давая своим запахом понять, что дальнейшее пребывание на огне ей только повредит. Еще немного, и ужин превратился бы в угольки. Аристократ так и не появился, хуже того — исчезла кастрюля.

— Сплошные убытки из-за этого гробокопателя, — сердилась Шпулька после безуспешных поисков. — Кастрюля с вилкой накрылись. Рыба чуть не сгорела. Я уже не говорю о моральном ущербе. А еще — синяк и две царапины. Где я ее оставила? Темень кругом, ничего не видно!

— Завтра найдем. А воду нагреем в другой. Пошли, а то эта рыба теперь остынет. И костер у палатки погаснет.

Костер действительно уже едва теплился. Тереска поспешила подбросить сухих палочек, а затем подложила и ветки потолще. Пламя разгорелось и осветило все вокруг.

— Ой, что это? — изумилась Шпулька. Тереска оглянулась и увидела потерянную кастрюлю с водой, преспокойно стоявшую рядом с палаткой.

— Сама вернулась? — неуверенно спросила она.

Потрясенная Шпулька недоверчиво разглядывала посудину, стараясь к ней на всякий случай не прикасаться.

— Ничего не понимаю. Я ее оставила где-то там, в лесу. Это не ты принесла?

— Да я шагу без тебя не сделала! Мы же все время были вместе.

— Тогда я ничего не понимаю! Стояла в лесу, теперь здесь. Сама прийти не могла... Тереска быстро нашла объяснение.

— Похоже, наш аристократ хоть и с приветом, но человек вежливый и хорошо воспитанный. Хочет таким образом дать понять, что весьма к нам расположен. Нашел кастрюлю, принес и поставил на место, неплохо бы и вилку принести.

Шпульке это проявление симпатии со стороны сумасшедшего совсем не понравилось.

На следующий день нашлась и вилка. Лежала преспокойно на камнях, которые больше никто не трогал. Но ситуацию это нисколько не прояснило.

К обеду ветер немного усилился. Не то чтобы какой-то вихрь или ураган, а просто свежий восточный ветер, приятно остужающий и наполняющий паруса многочисленных лодок. Яхты выделывали элегантные пируэты, эффектно наклонялись, и наши путешественницы заинтересовались, каков может быть максимальный крен лодки, чтобы она не перевернулась. Девчонки возвращались на своей байдарке из очередной экспедиции за питьевой водой в отдаленную деревню. Они как раз отошли от берега, держа курс на палатку, как вдруг, оказались в опасности.

Прямо на них на полной скорости летела парусная лодка. Ветер донес с нее сначала неразборчивые, а потом все более отчетливые и весьма им не понравившиеся крики.

— Эй, уйдите! — орал какой-то тип. — Уйдите, черт вас побери, я не умею поворачивать! Уйдите же ради всего святого!!!

— Совсем ненормальный, — удивилась Тереска. — Куда это, интересно, мы должны уйти?

— Его несет прямо на нас, — испугалась Шпулька. — Пошевеливайся, а то врежется в байдарку. Давай к берегу!

Обе дружно налегли на весла, байдарка развернулась. Лодка таинственным образом тоже изменила курс и снова мчалась прямо на них. Столкновение казалось неотвратимым. Девчонки прилагали нечеловеческие усилия, чтобы увернуться, тип вопил изо всех сил, умоляя их убраться с дороги, со стороны туристского лагеря долетали какие-то крики, две другие лодки по-спешили к месту неизбежной катастрофы.

— В случае чего прыгай, — быстро скомандовала Тереска. — Этот идиот прямо на нас нацелился. Направо!

— Протаранит нам байдарку! — в отчаянии стонала Шпулька.

Лодка была уже совсем рядом. Смертельно перепуганный парень на корме судорожно держался за руль и парус, боясь пошевелиться. При последней попытке изменить направление яхта накренилась так, что палуба почти полностью оказалась под водой. Девчонки, не дожидаясь столкновения, попрыгали в воду. От резкого толчка байдарка развернулась, и разогнавшаяся яхта пронеслась в миллиметре от ее носа. Парень продолжал орать как заведенный.

Шпулька вынырнула рядом с байдаркой и, уцепившись за нее, продолжала следить за развитием драматических событий. Тереска выловила весло и подплыла к ней.

— Убьется, кретин, — угрюмо предсказала она, отплевываясь.

Две спешившие на помощь лодки были еще далеко, потерявший от ужаса голову недотепа несся прямо на берег.

— Отпусти парус! — крикнул вдруг кто-то совсем рядом. — Брось веревку, осел, и руль тоже. Все брось!

Парень, похоже, послушался совета, так как парус захлопал, яхта чуть отвернула, резко сбавила скорость и шла уже только по инерции. Она с шумом протаранила узкую полоску прибрежных камышей и легко ткнулась носом в песок.

— Давай забираться назад, — облегченно вздохнув, предложила Тереска. — Надо поймать второе весло. Просто счастье, что канистра на месте.

Шпулька, совершая чудеса акробатики, заползла в байдарку на брюхе, ногами вперед. Тереска последовала ее примеру.

— Это из того лагеря, — сердито пояснила она, берясь за весло. — Стоило только приблизиться к такой вот тусовке, и пожалуйста — результат налицо. Стадо всегда опасно для окружающих. Неважно, стадо бизонов или людей. Надо от них держаться как можно дальше.

Приблизились две лодки, спешившие на помощь. Из одной высунулся симпатичный загорелый блондинчик и радостно воскликнул:

— Тереска! И Шпулька! Привет, вот так встреча!

Девчонки оглянулись и тут же узнали Збышека, студента-медика, с которым познакомились прошлым летом на каникулах. Обе очень хорошо к нему относились и, вопреки только что высказанной неприязни к людям, искренне обрадовались. Тереска помахала ему веслом.

— Привет! Так это ты нас чуть не утопил?

— Да отсохнут у меня обе руки! Топить таких девушек! Что вы здесь делаете? Я вроде вас в лагере не видел.

— Мы сами по себе! — гордо прокричала Шпулька. — Наша палатка в стороне.

— Отдельно, значит. Вдвоем?

— Вдвоем!

— И не боитесь?

— Жутко боимся! Но переламываем себя.

— Эй, Збышек! — заорал кто-то из другой лодки. — Пригласи к нам этих переломанных! Чарек им будет ноги целовать за то, что живы остались!

— Вот спасибо! — все так же при помощи крика поблагодарила Тереска. — Ради такого случая мы вымоем ноги!

Лодки следовали за байдаркой, ведя оживленные переговоры на все озеро. Збышек голосом иерихонской трубы уговаривал подружек принять приглашение, попутчики поддерживали его диким ором. В конце концов девчонки милостиво согласились.

Туристский лагерь оказался прекрасно обустроен и хорошо снабжен самыми необходимыми в походе предметами. Из старых досок было сколочено что-то вроде эстрады, а многочисленные транзисторы и магнитофоны начисто исключали всякую тишину. Збышек продемонстрировал даже переносной телевизор весьма солидных размеров.

— Это Чарека, — объяснил он. — Того, что пытался на вас наехать. О парусах понятия не имеет, лопух, вчера только прибыл, а сегодня сразу дорвался до яхты, думал, что это плевое дело. Ну и наломал дров, кретин. Никто не успел его остановить.

— Он тоже с медицинского? — спросила Тереска.

— Где ему, с трудом школу кончил. В этом году. Здесь его бывшие одноклассники. Он на второй год в выпускном остался. Тот еще мажор.

Тереска со Шпулькой посмотрели на Чарека, который с сокрушенным видом выслушивал, что он сделал не так и почему. Парень был очень красив. Темные волнистые волосы падали на плечи, правильные черты лица, большие черные глаза и маленькие лихие усики над пурпурным ртом. Общее впечатление — победитель, перед которым склоняется весь мир.

— Усики и коготки ловят рыбку на крючки,шепотом продекламировала Шпулька, и Тереска со Збышеком захихикали.

— Угадала,подтвердил Збышек.Есть в нем что-то кошачье. Такой мягкий, пушистый, а чуть что не по нем, сразу когти показывает. Даже теперь пытался права качать, да его в два счета обломали. Дебил недоделанный, угробил бы и яхту и себя. А ему все шуточки. Слава Богу, в последний момент отказался-таки от борьбы со стихиями.

— Кто-то крикнул ему с берега,сообщила Шпулька.Велел все бросить. Кто это был?

— Без понятия. Таинственный спаситель. Когда мы добрались, там ни души не было. Этот морской волк тоже говорил, что кто-то кричал, да я думал, ему почудилось. Вы никого на суше не видели?

— Никого,подтвердила Тереска.И правда, таинственный спаситель. Если бы он еще и «р» не выговаривал, я бы решила, что это наш аристократ занялся благотворительностью.

Збышека очень заинтересовал имевшийся в распоряжении подруг собственный аристократ. Тереска не видела причин что бы то ни было от него скрывать. Рассказывала она о разгроме костров и очагов и прочих визитах сумасшедшего со смехом, как бы не придавая всему этому особого значения, а то еще заподозрит их в каких-то детских страхах.

Студент выслушал ее с большим вниманием.

— Дело здесь нечисто, — сообщил он конфиденциально. — Я в этих краях уже две недели ошиваюсь, кое-что слышал. Похоже, реставраторы здесь что-то ищут или археологи, точно не скажу, но так мне глянется, кто-то что-то нашел и украл или спрятал, вроде того. Какие-то древности, а может, скелет мамонта. Дело это темное, и, возможно, вместе с мамонтом ищут вора. Во всяком случае, пыли много, это точно. Я бы на вашем месте не влезал.

— Вот видишь, — с упреком сказала Шпулька подруге. — И тот человек то же самое говорил!

— А что? — подхватил Збышек. — Она влезает? Тереска обиделась.

— Никуда я не влезаю! Просто развожу огонь, где мне удобно, только и всего! Что я должна использовать для очага, как не камни?

Шпулька хотела было заметить, что носиться со сковородой через лес не так уж удобно, но, взглянув на взъерошенную подругу, предпочла промолчать.

Вечером молодые туристы, а с ними и обе девушки развлекались на полную катушку. Устав от танцев и немного ошалев от гремящей со всех сторон магнитофонной музыки, бормотания телевизоров и хохота, девчонки присели неподалеку от бренчавшего на гитаре бородатого студента, время от времени испускающего хриплые рыдающие звуки. В перерывах он к тому же пытался разговаривать стихами, изобретая вое новые экспромты.

— Это он на всякий случай тренируется, — объяснил Чарек, клеившийся к Тереске с самого начала вечера. — Если вылетит из института, будет сочинять тексты к песням — вполне приличные бабки.

— А за что он может вылететь?

— Да разве вылетают за что-то? Только ни в чем не повинные и страдают.

— Вот ты и стараешься как можешь, — вмешался в разговор высокий блондин, которого больше всех возмутила выходка Чарека с яхтой. — Думаешь, любой прикол — на пользу?

— А скажешь нет?

— Хорош бы ты был после сегодняшнего, обернись все по-другому!

— А ничего бы не было. Старый отстегнул бы на новую яхту, а драгоценная маман прискакала бы из Италии лечить пострадавшего ребенка. И весь разговор.

— Наверно, они бы немного понервничали? — заметила Шпулька.

— Велика важность! Понервничают и перестанут. Меня это не колышет.

Тереску удивил презрительно-равнодушный тон Чарека, которым тот говорил о родителях. В конце концов, предки есть предки. Достают иногда, не без этого, но все-таки заслуживают гуманного к себе отношения. Чарек же, похоже, не испытывал к родителям никаких чувств, кроме глубокого презрения, что Тереске показалось уже чрезмерным. Своих стариков она, пожалуй, любила.

Шпульку же слова Чарека покоробили еще больше, чем подругу. Для нее родители были людьми близкими, и их судьба никак не могла быть ей безразлична. Она считала, что теоретически родных можно даже ненавидеть, если они этого заслуживают. Мало ли какие монстры бывают на свете! Но судя по тому, что она слышала, родители Чарека любили его без памяти и все, что имели, заталкивали в ненасытный клюв своего чада. Шпулька чувствовала, что есть нечто противное в том, когда ты абсолютно все принимаешь из рук людей, которых в то же время презираешь.

— Не нравится мне этот тип, — шепнула она Збышеку. — Похоже, его никто не волнует, кроме собственной особы.

— В данный момент еще и Терески, — тоже шепотом ответил тот. — Он явно на нее глаз положил.

— Разбежался! Насколько я знаю, ей он приглянулся так же, как и мне. Чем его отец занимается, что такой упакованный?

— В Швеции сидит. А мать — нейрохирург. Света белого за обожаемым сыночком не видит Девчонки тоже. А что, твоя Тереска — такая особенная?

— Особенная. И кажется, нашла себе тоже одного особенного, только она в этом не признается. А Чарек твой — набитый дурак.

Поздним вечером девчонки вернулись к своей палатке, провожаемые доброй половиной лагеря. От прогулки при луне с Чареком, как Шпулька и предполагала, Тереска отказалась столь холодно и презрительно, что вызвала этим всеобщее изумление. Наблюдавший эту сценку Збышек веселился от души, тем более что Шпулька не упустила случая прокомментировать ситуацию ядовитым шепотом.

Девчонки вряд ли зашли бы на почту в Миколайках, если бы не пресловутый Чарек. Обе вдруг почувствовали настоятельную необходимость сделать что-то ему наперекор и дружно решили отправить родителям открытки, хотя раньше ничего подобного не планировали. Собирались просто купить продукты и плыть дальше.

До городка они добрались только к четырем часам дня, так как Тереска настойчиво исследовала все камни, попадавшиеся на пути. Шпулька прекратила сопротивление и старалась только не смотреть на три развороченные пирамидки и глубокие ямы, над которыми так сосредоточенно торчала ее упрямая подруга. Только в Миколайках она смогла наконец расслабиться Оставив байдарку под присмотром сторожа на пристани, девчонки прямиком отправились на почту.

— Из-за какой-то марки стоять такую очередь? — с ужасом спросила Шпулька, увидев толпу, клубившуюся у окошечек. — Лучше в киоске купить!

— Ясное дело. Но сюда все равно вернемся, чтобы бросить в ящик. К другим ящикам у меня никакого доверия нет. Оттуда прямиком в воду выбрасывают.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю, я так думаю. А иначе почему письма не доходят? Ну давай вылезай из этой толкучки!

У самых дверей их вдруг остановил долетевший из общего гвалта знакомый голос.

— Пгостите, — говорил кто-то вежливо, но энергично. — Газгешите, пожалуйста...

Обе подружки на мгновение застыли, потом, как по команде, двинулись, но в разные стороны. Шпулька бросилась к двери, Тереска — в противоположном направлении. Шпулька оглянулась, слабо вскрикнула, минуту поколебалась и с отчаянием смертника начала протискиваться внутрь за подругой, которая как раз остановилась у переговорной кабины.

— Ты что, совсем спятила? — лихорадочно зашеп-тала она, стуча зубами. — Бежим отсюда, он же нас знает, видел!..

— И я хочу увидеть этого героя труда, — упрямо ответила Тереска, тоже шепотом. — Где он? Вроде сюда пропихивался.

— Не знаю. Здесь все толкутся. Не связывайся с сумасшедшим. Ну пожалуйста, пойдем отсюда!

— Подожди. Может, снова что скажет. Мы его ви-числим по голосу.

Как Шпулька ни трусила, бросить друга в опасности и убежать она не могла. Хотя и не видела никакого смысла в том, чтобы распознавать их умалишенного. Вспотев больше от эмоций, чем от почтовой духоты, она пыталась убедить Тереску, что все это без толку, что они сейчас тут задохнутся и что, на худой конец, можно подождать и на улице. Подруга оставалась глуха ко всему, кроме знакомого голоса. И дождалась-таки.

— Это здесь когеспонденция до востгебования? — раздался нетерпеливый вопрос, заданный мужчиной, стоявшим к ним спиной.

Человек был высокий, худой и лысый. Тереска во что бы то ни стало хотела увидеть его лицо. Змеиным движением она проскользнула между стоящими в очереди и протиснулась в угол. Несчастная Шпулька последовала за ней. Сначала девчонки рассмотрели профиль, а затем тип повернулся к ним лицом. Нос у лысого был большой, напоминавший птичий клюв, на загорелом лице — широкие, густые, очень светлые брови и такие же белые ресницы над бурыми глазками. В обгцем — лицо запоминающееся, особенно благодаря носу и бровям.

— Ну чего мы здесь торчим? Увидела ты его, радуйся. На всю жизнь запомнила! Прыщ у него на подбородке, что еще надо? — шипела Шпулька в полном отчаянии. — Пошли отсюда!

— Подожди. Я хочу увидеть, что он будет получать. Может, фамилию назовет.

— А это еще зачем?

— Не знаю. На всякий случай.

Люди напирали, давились и перемешивались в жуткой духоте.

— Просто чудо, что мы выжили в этой душегубке! — ворчала Шпулька, проталкиваясь вслед за лысым типом к выходу. — За это время сто раз можно было марки купить. А теперь небось в киоске очередь...

— Не зевай, — торопливо оборвала ее Тереска. — Давай за ним!

— Зачем? Чтобы он нас наконец заметил и придушил?

— Не волнуйся. Он нас не узнает. Когда он на нас светил, мы совсем не так выглядели.

— Очень даже так!

— Нет, не так! Сидели на корточках в одних купальниках и с мокрыми космами на лице. Я тебе потом объясню. Двигай!

Идти пришлось недалеко. На ближайшей боковой улочке стоял серый горбатый «фольксваген». Притаившись за киоском с прохладительными напитками, девчонки наблюдали, как аристократ сел в машину и принялся читать полученную корреспонденцию. Затем полез в бардачок, вынул оттуда какую-то сложенную бумагу, развернул и начал внимательно ее изучать.

— Все отдам, только бы увидеть, что он там рассматривает! — прошептала страшно заинтригованная Тереска. — Запомни номер машины...

— Вот еще, — угрюмо буркнула Шпулька. — Тысяча шестьдесят шесть, тысяча шестьдесят шесть... Что же тогда было, черт возьми?

— Битва при Гастингсе. Номера варшавские. Нет, не выдержу больше! Подкрадусь сзади и посмотрю!

И прежде чем подруга успела ее удержать, Тереска перебежала на другую сторону. Аристократ по-прежнему был погружен в свою бумагу. С отчаянно бьющимся сердцем Шпулька лихорадочно пыталась придумать, что бы такое сделать в случае необходимости, если потребуется отвлечь его внимание от Терески: закричать, сделать стойку на руках или перебежать улицу на четвереньках? Тем временем Тереска потихоньку приблизилась к машине и посмотрела через заднее стекло, затем очень медленно прошла рядом, чуть склонившись, и заглянула сбоку. Аристократ заметил чью-то фигуру, быстро свернул бумагу и наклонился вправо, собираясь выглянуть в окно, но девочка уже поспешила скрыться в ближайшем подъезде. Шпулька не закричала только потому, что у нее отнялся голос. Она с ужасом увидела, как лысый быстро вылез из автомобиля, захлопнул дверцу и вошел в ту же дверь, куда скрылась Тереска. Решив, что это конец, несчастная беспомощно застыла у киоска и, когда подруга неожиданно возникла рядом, так вздрогнула, что врезалась головой в стенку, на что киоск отозвался глухим эхом.

— Сматываемся! — приказала Тереска. — Там проходной двор. Он сейчас это обнаружит.

Ряд киосков, группа скаутов с рюкзаками и высыпавшие из автобуса иностранные туристы надежно отгородили девчонок от серого «фольксвагена». Даже если бы лысый аристократ появился неожиданно, он не заметил бы их. И все равно запыхавшиеся подружки остановились, только добравшись до своей байдарки.

— Это была карта, — тяжело дыша, сообщила Тереска. — Он карту разглядывал. Дай, я сравню с нашей, пока еще ту помню.

— Господи! Уже пять часов, — прошептала Шпулька. — Рассматривай что хочешь, только по дороге. Пока доберемся до места, будет уже ночь. Я с тобой долго не протяну, это точно!

Все озеро Белданы было заполнено стволами сплавляемых деревьев, еще не сбитых в плоты. Приходилось плыть очень внимательно и старательно их огибать. Уже стемнело, когда наконец удалось разбить бивак около биндюги — места, где эти самые плоты крепятся. К счастью, ставить палатку и устраиваться на ночлег помогал очень яркий свет взошедшей луны, что позволило обойтись без фонариков.

— Конечно, мы дурака сваляли, — недовольно ворчала Шпулька, распаковывая рюкзак. — Рыбы нет, яйца кончились, остались одни макароны да гуляш. И сыр. А я жутко голодная. И все из-за этого вырожденца!

— К тому же открытки так и не отправили, — добавила Тереска, с трудом ломая толстые сучья. — Придется возвращаться. А сколько еще работы! Гуляш разогреть, макароны сварить, воду на чай вскипятить...

— Я бы с макаронами не заводилась. Съедим сейчас мясо с хлебом, а завтра в макароны добавим соус от гуляша. А чая что, совсем мало?

— Мало. Ты же по дороге все выдула... Костер наконец разгорелся. Шпулька выгребла гуляш из банки в кастрюлю.

— Где будем греть? — спросила она, выскребая остатки со дна.

— Разумеется, на камнях. Тут у самого берега «плита» — как по заказу. Вон за теми кустами. Шпулька перестала облизывать крышку банки.

— Я вот все думаю, — зловеще начала она. — Это ты специально на камни каждый раз натыкаешься, или они буквально везде? Мне это уже понемногу начинает надоедать.

— Сейчас я совсем случайно их обнаружила, — примирительно сказала Тереска. — Не буду же я в темноте поисками заниматься! Наверное, эти валуны просто расположены в местах, удобных для высадки. И скажу честно, я догадывалась, что они здесь могут быть. Да и не только здесь.

— Чего я только не думала, но никак не могла предвидеть, что буду бояться каких-то булыжников, — печально заметила Шпулька. — Скорее уж хулиганов, диких зверей, воров...

— Ладно уж стенать. Ставь свою кастрюлю на огонь.

Чай наконец заварили, гуляш разогрели. Можно было съесть ужин и немного отдохнуть. Костер перед палаткой ярко горел, за кустами поблескивал огонек очага, на котором грелась вода для умывания. Комары нападали умеренно.

— Я решила обязательно разгадать эту загадку, и сейчас объясню почему, — весьма категорично начала Тереска. — И кончай протестовать. Из того, что говорил Збышек, ясно следует, какие-то темные личности гоняются за кладом и того гляди его свистнут. И не важно, какой это клад, раз там предметы старины. Вспомни, что дядя с тетей говорили и даже Юрек. У нас же ничего не осталось, прямо хоть плачь! Пусть отыщутся хоть какие-нибудь ложки пятисотлетней давности, бронзовые топоры или кольца из золота и серебра. В такой бедной стране живем! Помнишь, что они рассказывали?

Шпулька с горечью вспомнила. Недавно приезжали ненадолго в отпуск родные Терески, работавшие за границей и объездившие всю Европу. Тетка была искусствоведом и своей страстью к старинным произведениям искусства заразила мужа и сына. Пренебрегая современными магазинами, вся семья слонялась по антикварным лавкам, с горечью пытаясь определить, какие из выставленных там предметов были вывезены из Польши.

— Только там понимаешь, как нас ограбили, — печально объяснял дядя. — Сначала немцы, а потом всякие отечественные жулики. Это трудно себе представить, пока собственными глазами не увидишь, что мы могли бы иметь! Страна буквально обобрана до нитки!

— Настоящий щит, по которому саданул мечом сам Ричард III, представляете? — волнуясь, рассказывал Юрек. — Даже след остался. По краям какие-то военные сцены вырезаны, а посередке — бирюза с репу. А ложки! В одном музее, кажется, в Дании, целый этаж — только ложки, ни одной вилочки. Можно подумать, что наши предки больше ничего не делали, только суп хлебали. Ведь все это — польское.

Любившая историю Тереска была потрясена. На присутствовавшую при этом разговоре Шпульку информация о краденом национальном достоянии тоже произвела большое впечатление. Обе несколько дней переживали за несчастную родину, разграбленную и обнищавшую в результате многочисленных войн и прочих катаклизмов. Только теперь Шпулька поняла, где источник Терескиного упорства.

— Ну ладно, помню, — призналась она неохотно. — Всякую ценную старину я и сама согласилась бы разыскивать. Но с чего ты взяла, что дело именно в этом?

— Збышек говорил. Я из него потом вытянула. По всем слухам — точно предметы старины, а в поисках что-то нечисто. Похоже, вор ищет, чтобы украсть, а кто-то другой — чтобы ему помешать.

— А почему он это делает тайком?

— Кто? Вор? А что, он должен объявление дать?

— Да нет, не аристократ, а тот, другой. И вообще, почему ему разрешают преспокойно копаться, а не прищучат сразу? — возмущалась Шпулька.

Тереска подбросила в огонь хворосту и помешала импровизированной кочергой из железного прута.

— Во-первых, неизвестно еще, вор ли он, а во-вторых, ждут, когда украдет, тогда все отберут, а его посадят. А может...

— Кто отберет? Ты хоть кого-нибудь видела, чтобы за ним следил?

— Вот я и говорю, что следить должны мы. Может, они его потеряли из виду, а может, никто и карты-то не видел.

— Какой карты?

— Той, что лысый в машине разглядывал. Похожа на нашу, только более старая и подробная. И все берега там разноцветными точками помечены. Точки — это камни. Я уверена. Пока, во всяком случае, совпадают с теми, что мы видели. Только не пойму, откуда их такая прорва? Специально собирали и складывали, что ли?

Шпулька продолжала гнуть свою линию.

— Я боюсь. Выходит, мы одни знаем, что вор — это аристократ? Если так, то свидетелей всегда убивают, а значит — мы в страшной опасности. Вся беда в том, что мы одни.

Вполне отдохнув после первых утомительных дней путешествия, Тереска чувствовала в себе массу сил и энергии. Ее прямо-таки распирало от желания чем-нибудь заняться. И не попадись им эта каменно-ари-стократическая афера, она просто не знала бы, куда себя деть.

— Тем более, нам надо все хорошенько обдумать, — твердо заявила она. — Я считаю, что нам известно уже достаточно много. Загибай пальцы. Во-первых, какие-то люди занимаются поисками, и теперь становится понятным тот ночной разговор на озере. Один боялся, что кто-нибудь догадается об их занятии, а другой успокаивал. Во-вторых, мы знаем, что ищут предметы старины под пирамидами камней. Ищут тайком, а значит — незаконно. Во всяком случае — подозрительно. В-третьих, знаем, кто. Аристократ. Мы его видели. У него — нечеловеческая сила, машина и надувная лодка.

— Откуда ты знаешь, что надувная лодка?

— Видела на заднем сиденье. Большая, резиновая, серая такая. Я поначалу даже не сообразила, думала, матрас какой необычный. Куда подъехать не может, добирается вплавь. Опять же знаем, что его зовут Казимеж Копшиц...

— А вдруг это фальшивая фамилия?

— Он же на почте паспорт показывал.

— Ну ладно. А какая нам польза от его фамилии?

— Пока не знаю. В-которых там?

— В-четвертых.

— В-четвертых, ищет беспорядочно. Может, сбегает, если его кто спугнет, а потом возвращается. А может, его не все подряд камни интересуют. Пока не ясно, был он здесь или нет. Во всяком случае, пирамидка не тронута. В-пятых...

— Ой! — Шпулька аж подскочила. — Что я сейчас подумала! Это же кошмар! А вдруг это зарыто не в одном месте, а по частям и он понемногу выкапывает? Мог ведь уже половину украсть!

Тереска так разволновалась, что вместо очередной палки бросила в огонь кочергу.

— Я же говорила, надо было проследить! Ну и идиотки же мы! Чего удирали в Миколайках? Могли ведь подсмотреть, что он дальше будет делать. Может, вынул бы что из машины, может, по почте отправил бы, может, отдал сообщнику? Сообщника бы увидели.

Шпулька мрачно «успокоила» ее:

— Ни фига бы мы не увидели. Он — на колесах, а мы на своих двоих. Разве догонишь?

— Хотя бы узнали, куда поехал.

— И так знаем. К очередным камням.

— Тогда нам остается одно из двух: или в конце концов подсмотреть, когда будет копать, или самим раскопать следующую кучу и узнать, что там спрятано...

— Так я и знала, что этим кончится, — зловеще пробормотала Шпулька себе под нос.

— Камни под рукой, можно этим воспользоваться, — продолжала Тереска. — Давай мыться и спать. Завтра нас ждет веселый день...

Поздно ночью, когда девчонки наконец уснули, от одного из деревьев, вздохнув с облегчением, отделилась темная фигура.

Какое-то время она постояла, прислушиваясь, затем приблизилась к каменному очагу. Пепел был еще теплым. Неизвестный сгреб его в сторону, порылся немного между камнями, что-то извлек, утрамбовал землю и вернул пепел на прежнее место. Кострище снова выглядело нетронутым. Фигура приблизилась к палатке, покачала головой, прикрыла перевернутой сковородой кастрюлю с остатками гуляша, а затем растворилась в лесу.

Выворотить из земли валуны и посмотреть, что там под ними, оказалось для двух нормальных особ женского пола поистине каторжным трудом. Камни сверху удалось отвалить без особого напряжения, зато нижние вросли в почву, по мнению Шпульки, минимум на километр. Тереска, как взбесившаяся землеройка, окапывала их со всех сторон и в придачу соорудила сложнейшую конструкцию из пней и поваленных стволов, заменявшую рычаг.

Шпулька тоже копала с ней по очереди, а в перерывах варила макароны и собирала землянику и малину, так как считала, что при такой тяжелой работе следует усиленно питаться. Время от времени она напоминала замотанной подруге, что не мешало бы наловить рыбы.

— И это еще называется, мы не вмешиваемся, — зудела она, гремя кастрюлями. — Хорошо хоть ты гуляш прикрыла.

— Ничего я не прикрывала, — тяжело дыша, отозвалась Тереска, пристраивая на место рычаг. — Это какую же силищу надо иметь, чтобы сдвинуть!

— Уж во всяком случае — не нашу. И правильно сделала, что прикрыла. Я сама потом вспомнила, надо бы прикрыть, да вставать не хотелось.

— Путаешь ты что-то, наверное, сама встала, а потом забыла. Иди помоги. Надо вдвоем налечь.

— Уж скорее повеситься, — поправила Шпулька, критически разглядывая длинный ствол, торчащий наискось высоко вверх. — Думаешь, удастся сдвинуть? Давай сначала пообедаем, тогда сил прибавится.

Огромный валун удалось вывернуть только к вечеру. Другой, казавшийся еще большим, сидел на самом деле не так глубоко, и с ним возни было меньше. Путь к разгадке, казалось, был расчищен. Под камнями было мокро — обнаружилось много воды. Она просачивалась со всех сторон и очень осложняла земляные работы. Расстроенная и взопревшая Тереска лихорадочно выгребала лопатой жидкую грязь.

— Похоже, нам удалось выкопать колодец, — ядовито заметила Шпулька. — Хоть какая-то польза. Не придется теперь таскаться за водой за тридевять земель. Рой глубже, вода из глубоких колодцев, говорят, лучше.

— Издеваешься! — рассердилась Тереска, вылезла из ямы и вбила лопату в землю. — Ничего тут нет. Какой дурак будет в воду зарывать? Во всяком случае одно мы знаем точно — он не прячет понемногу под каждой кучей. Если было бы под каждой, было бы и под этой. Все! Кончай работу!

Шпулька посмотрела на дело своих рук, и ей стало не по себе. Все им советовали не вмешиваться, а они? Вмешались дальше некуда — разворотили подозрительную груду и теперь здесь остаются ночевать! А вдруг сумасшедший где-то рядом? Кто гуляш прикрыл?

— Давай-ка поскорее убираемся отсюда, — заявила она. — Появится аристократ, увидит, разъярится и пристукнет, кто под руку попадется. То есть нас. Ночи сейчас лунные. Какая тебе разница, когда спать? Я бы прямо сразу и отправилась.

Тереске мысль продолжить путешествие при свете луны очень понравилась. Все равно надо было возвращаться в Миколайки, так почему не сейчас?

— Отличная идея, — подхватила она. — Заодно попробуем поймать угря. Второй удочкой я пока так и не пользовалась. Там крючок большой, насадим дождевого червя и поплывем медленно у самых тростников. Вдруг что и попадется?

Ночь была прекрасная, теплая и светлая. Вода отливала серебром, а всякие шорохи, всплески и крики ночных птиц уже не пугали. Девчонки привыкли к озерам.

Они медленно двигались на север вдоль стены камыша, время от времени откладывая весла и наслаждаясь очарованием лунной ночи. Шпулька чувствовала огромное облегчение. Сама мысль, что они все больше отдаляются от проклятого места, где подстерегало столько опасностей, наполняла ее спокойствием и умиротворенностью.

Удочка, спокойно лежавшая в ногах Терески, вдруг прыгнула назад. Та успела в последний момент ухватить ее за конец и почувствовала резкий рывок. Уцепившаяся за удилище и развернувшаяся почти на сто восемьдесят градусов девчушка не сразу сообразила, что произошло. А сообразив, тут же скомандовала:

— Быстро отплывай от этих зарослей! На чистую воду! Скорее!

Шпулька, разумеется, сразу перепугалась, но послушно начала выгребать на середину озера, успев подхватить при этом выпавшее Терескино весло и уложить его вдоль борта.

— Господи! Что случилось?

— Что-то поймалось. Может, и уторь. Погреби еще немного, не останавливайся, а то запутается в этих камышах!

Возбуждение явно прибавило Шпульке сил, и байдарка с лихорадочно метавшейся на корме Тереской медленно отошла от берега. На конце удочки что-то дергалось, тянуло то в одну, то в другую сторону, явно пытаясь вырвать ее из рук и удрать.

— Осторожно! — прошептала вспотевшая от эмоций Тереска. — Сейчас попробую подсечь!

Шпулька обернулась к подруге и замерла, стараясь даже не дышать. Та, улучив подходящий момент, дернула удочку. Над поверхностью воды на секунду мелькнул конец лески, на котором извивалось нечто огромное, черное и длинное, похожее на змею. На мгновение оно обвилось вокруг кормы и тут же скользнуло назад в воду. У бедной Шпульки крик застыл в горле, Тереска же страшно воодушевилась.

— Есть! Угорь — с лошадь! Черт с ней, с удочкой, за леску вытащу, — лихорадочно бормотала она. — Приготовь сумку или что там? Пакет, рюкзак, наволочку, все равно!

Сидя боком в байдарке и опасно наклонившись, она потихоньку выбирала леску. Удочка шлепнулась в воду по другую сторону лодки. Шпулька металась в панике, вытягивая из рюкзака какие-то предметы, тут же валившиеся у нее из рук. Тереска, намотав леску на руку, подтянула ее конец, а другой рукой, опущенной за борт, нащупала что-то черное, бешено извивающееся, ухватила покрепче и, напрягая все силы, потащила из воды.

Жуткий крик Шпульки разорвал ночь и эхом отразился от стены леса. Что-то скользкое и холодное шлепнуло ее по спине. Тереска тоже вскрикнула, судорожно сжимая левой рукой обмотанную вокруг пальцев леску, а вьющуюся черную гадину — правой. Шпулька сжалась в комочек на носу, пытаясь отодвинуться от этого яростного клубка змей, прижимая к груди наполовину опорожненный рюкзак и издавая при каждом прикосновении скользких колец отчаянный визг.

Еще немного — и она сама прыгнет за борт. Тереска, полуослепшая от брызг и запыхавшаяся, самоотверженно сражалась с чудовищем.

— Да давай же сумку! Скорее, черт! А то удерет! Ну дай же что-нибудь!

Совсем уже ничего не соображающая Шпулька подсунула ей открытый рюкзак. Спустя несколько ужасных минут, когда, казалось, угорь множится, проникает через брезент и никогда не позволит запихнуть себя внутрь, Тереске удалось затянуть шнур рюкзака, в последний момент выдернув руку. Изнутри теперь торчала только леска, другим концом привязанная к удилищу, мирно покачивающемуся на волнах в некотором отдалении от байдарки.

— Ну, и что теперь? — спросила Шпулька, постукивая зубами от волнения. Рюкзак дергался и подпрыгивал на дне лодки.

— Не знаю, — ответила Тереска, немного ослабев от таких бурных переживаний. — Вылови-ка пока удилище. Это же надо, какого классного угря поймали, даже не верится!

— Я и подумать не могла, что это так сложно, — призналась Шпулька. — Просто чудо, что не перевернулись со всем нашим добром!

— Еще бы немного... А попасться он должен был. Я это чувствовала, когда ему червя выбирала. Самого большого и жирного. Я бы и сама на такого клюнула.

Шпульку передернуло от отвращения.

— Что твой угорь, что червяк — одинаковая дрянь! А какой он верткий!

— И скользкий. Недаром говорят: «Скользкий как угорь». Совершенно невозможно его ухватить!

— А как же ты удержала?

— Заранее была готова. Еще отец меня научил, что скользкий, и что хватать надо у самой головы.

Обе немного посидели, тяжело дыша и стараясь прийти в себя.

— Похоже, наши туалетные принадлежности пропали, — меланхолически заметила Шпулька, придерживая дергающийся рюкзак. — Они внутри остались и, судя по тому, что вытворяет этот чертяка, можно с ними проститься. А также с мылом, чистящим порошком и сахаром. Я и половины вынуть не успела.

— А то, что вынула, где?

— Где-то на дне. На хлебе я сижу, подержи рюкзак, спрячу, чтобы не намок...

— Тсс!.. — вдруг прошипела Тереска.

Откуда-то издалека, в абсолютной тишине долетело характерное постукивание весел о борт лодки. Кто-то приближался. Его еще не было видно, и находился он далеко, двигаясь тихо и стараясь не шуметь. Тереска осторожно взялась за свое весло.

— Сиди, как сидишь, и держи эту зверюгу. Сматываемся отсюда, надо где-то спрятаться.

— Почему? — прошептала Шпулька, хотя, услышав звук, она подумала о том же самом.

— А если это рыбнадзор? Услышал нас, а тебя, признаться, в Венгожеве слышно было. Точно не знаю, но вдруг мы чего сбраконьерствовали? Может, ночью нельзя этих угрей ловить, или с лодки запрещается. Я его ни за что не отдам. Переждем в камышах.

Чужое весло стукнуло еще раз, уже ближе. Тере-ска, гребя бесшумно, подплыла к узкой полосе камыша. Тихонько загнала байдарку в самую гущу, поближе к берегу, в тень нависавших над водой деревьев, и притаилась.

— У меня совсем руки одеревенели, судорогой сводит, — прошипела Шпулька. — На, теперь ты его подержи...

Таинственная лодка проплыла мимо и направилась на юг. В ней сидели двое. Как только они немного отдалились, Тереска передала рюкзак Шпульке и двинулась в противоположном направлении. Гребли девчонки по очереди, так и не решив, что тяжелее: махать веслом или держать угря.

— Судя по местности, Миколайки уже недалеко, — заметила Тереска на рассвете. — Мы здесь были, я эту деревню узнала. Можем пристать вон там, у леса. Поспим на матрацах. Будут думать, что мы загораем. Загорать нигде не запрещается.

Рассвело.

— А что с этим извергом делать? — спросила Шпулька, высаживаясь на прекрасную полянку у леса. — Он еще жив, может удрать.

— Убить и разделать. И чем скорее, тем лучше. Шпулька машинально попятилась.

— Как ты себе это представляешь? Я к нему и пальцем не притронусь! Даже не думай! То есть мертвого могу взять, а убивать — не умею.

Тереска была явно озадачена. Она тоже не знала, как убивают угрей. Проблема возникла совершенно неожиданно, но решить ее нужно было безотлагательно.

— Сам он не сдохнет, — огорченно заметила она. — Эти твари жутко живучие.

— Даже если держать его в рюкзаке весь день без воды?

— Весь день — не знаю, но это только мучить. Самое гуманное, пожалуй, отрубить ему просто голову топором. Одним ударом.

— Ну так отруби.

— Легко сказать. Он же не будет лежать спокойненько и ждать, пока я замахнусь.

Шпулька неуверенно взглянула на рюкзак.

— Может, его придержать?

— А как?

— Не знаю...

Дебаты по вопросу угря продолжались. Тем временем в некотором отдалении в камышах у самого леса к берегу причалила лодочка со свернутым парусом. Молодой человек, услышавший посреди ночи жуткий крик, доносившийся с озера, и с неимоверной быстротой оказавшийся неподалеку от сражающихся с угрем девчонок, вышел теперь на берег и приблизился к полянке. Спрятавшись за кустами, он стал свидетелем впечатляющей сцены.

Демонстрирующий потрясающую живучесть угорь извивался на пне. Шпулька придерживала его через тряпку за хвост, Тереска, намотав леску на левую руку, пыталась закрепить его голову, правой рукой поднимая топор, что со стороны выглядело, как будто она замахнулась на подругу.

— Кажется, я окончательно сдурела, — заявила вдруг она, опуская руку. — Вместе с головой и леску отрублю. Откуда мне знать, где она кончается!

— Руби что хочешь, только скорее! Он вот-вот выскользнет!

— Слушай, а если обухом? Это ведь все равно? Если сильно ударить, это же не будет негуманно? Как думаешь?

— Бей, руби, что хочешь делай! Негуманно так тянуть! Он тут мучается, да и я тоже. Еще вопрос, кто больше!

— Ну ладно. Держи крепче!

Повернутое вверх острие топора блеснуло на солнце. Молодой человек за кустом лещины рванулся было, но сдержался и остался на месте. Тереска попала точно, может быть, благодаря тому, что в последний момент зажмурилась.

— Слава Богу, убила! Теперь надо его выпотрошить и вынуть крючок. А я посмотрю, что там с рюкзаком...

Ущерб оказался меньше, чем предполагалось. Сахар, ясное дело, высыпался, но мыло и зубные щетки уцелели. Пережил катастрофу и чистящий порошок, сохранившийся на самом дне в целлофановом пакете. И все же рюкзак стоило постирать. Обе управились одновременно: Шпулька с потрошением угря, Тереска — со стиркой.

— Хорошо бы его теперь прокоптить, — заметила Шпулька, с удовлетворением рассматривая их добычу. — Смотри, какая красота! Жалко, если такое добро пропадет!

— Посоли и положи в тенек. Подумаю, что можно сделать. А пока давай поспим. Нам бы найти кусок жести. А одеяла совсем не нужны. Смотри, еще пяти нет, а как пригревает.

Молодой человек выбрался из кустов, подождал немного, вытащил что-то из своей лодки, снова приблизился к спящим, затем вернулся на берег, поставил парус и отчалил.

— Какого черта мы сюда тащились! Дураку ясно, что в такой толчее о колбасе можно только мечтать, — громко выражала свое недовольство Тереска, покидая здание железнодорожного вокзала в Миколайках. — Господи Иисусе! Ну и жара! Давай скорей назад к воде.

— Подожди. Хлеб и сахар обязательно надо купить. С молоком лучше не связываться — все равно скиснет. Потом завернем в какую-нибудь деревню.

— На озере Снярдвы деревень нет, — буркнула Тереска и вдруг остановилась, как вкопанная. — Ой! Я где-то читала, что это Снярдвы — вообще ненормальное. Рыбы там нет, берега все в камышах, лысые и недоступные. Очень негостеприимное такое озеро. Ни отдохнуть на нем толком, ни прокормиться, разве что утонуть. Ничего не поделаешь, придется закупать провизию, иначе нам крышка.

Шпулька осуждающе посмотрела на подругу и двинулась вперед.

— Не могла раньше вспомнить? — сердито спросила она и добавила: — На крайний случай у нас есть угорь и труба. Купим хлеба и как-нибудь перебьемся.

Тереска поспешила за ней.

— Надо сразу три очереди занять. И давай поторапливаться, на это копчение несколько часов уйдет. И подумать только, в таком идиотском месте найти такую отличную железку! Чего только люди в лесу не теряют!

Кусок жести лежал совсем рядом с угрем, и девчонки едва не наступили на него, когда начали собираться в дорогу. Обе очень удивились, что не заметили такую ценную вещь раньше. Жесть была согнута и прямо-таки идеально годилась в качестве трубы для коптильни.

В Миколайки подруги добрались к одиннадцати и сразу угодили в жуткое пекло. Солнце жарило отчаянно, а ветра, который так приятно освежал на озере, в городе не чувствовалось совсем. Перспектива ходить по магазинам и толкаться в очередях казалась ужасной.

— Слушай, что-то я спутала, — вдруг призналась Тереска в очереди за хлебом. — Все не так плохо. На этом озере Снярдвы нет приличной рыбы, а всякую мелочь поймать можно. Только она костлявая. Муки нам хватит?

— Коптить будем, — упрямо проворчала Шпулька.

Мясных консервов, разумеется, в продаже не было, о сгущенке в этих краях, похоже, никто слыхом не слыхивал. Тереске с боем удалось раздобыть кусок сыра. Пот стекал у нее по спине струйками, когда она вырвалась из клубившейся у прилавка очереди.

— Люди совсем очумели, — яростно фыркнула она. — Война завтра, что ли, начинается?

— Сегодня, оказывается, суббота, — объяснила Шпулька. — Я купила кисель и сахар. Давай отсюда поскорей выйдем. О!.. — она вдруг замолчала и добавила совсем другим тоном: — Посмотри, вон этот твой.

Сердце у Терески заколотилось прежде, чем она взглянула. В дверях переполненного магазина появился заглядывавший внутрь молодой человек с изумительными синими глазами. Он быстро обвел взглядом толпу, заметил Тереску, кивнул ей с улыбкой, пропустил вперед какого-то старика в пестрой рубашке и тут же отступил назад.

Тереска, двигаясь, как во сне, взялась за одну ручку сетки и направилась к выходу. Затем нерешительно остановилась, снова сделала несколько шагов, потянула за собой подругу и опять остановилась. Шпулька налетела на нее сзади.

— Ты что, решила в этой печи навеки поселиться? — возмутилась та.

— Видела я, как одна такая за ним бежала, — ни с того ни с сего заявила Тереска. — Я бегать не буду.

— Только не впадай в другую крайность, а то еще начнешь от него бегать. Да выйди же наконец на воздух! Там будешь думать!

На улице молодого человека уже не было. Тереска даже и не очень-то огорчилась. В глубине души она настроилась на случайные встречи и ей вполне достаточно было, что он где-то рядом. Само сознание этого делало жизнь ярче.

— Куда плывем? — спросила Шпулька, распихивая покупки в байдарке. — Уже второй час. Если я сейчас же не искупаюсь, будешь иметь дело с моим хладным трупом.

— Скорее — теплым трупом, — поправила подруга. — Надо подумать. Чтобы коптить, нужен лес и спокойная обстановка...

Она замолчала и разложила на корме карту. Шпулька присела рядом.

— Лесничество — вот здесь, — продолжала Тереска, тыкая пальцем в южную часть озера. — И леса тут есть. Но пока мы туда доплывем, боюсь, угорь испортится. Такая жара. Похоже, будет гроза, вон как печет! Давай свернем в этот заливчик за островом. Что скажешь?

Выбранное по карте место оказалось не слишком удачным. Весь берег зарос камышом, а лес был частично заболоченным. В конце концов удалось найти местечко посуше. Никаких плакатов там не было, ни запрещающих, ни разрешающих. Поэтому решено было считать данную территорию нейтральной.

Тереска сразу приступила к устройству коптильни. Напряженно вспоминая, как это должно выглядеть, она выкопала небольшую ямку и рядом насыпала холмик. Приволокла большой плоский камень, который должен был служить экраном, прикрывающим огонь с одной стороны, чтобы дым шел в другую. Шпулька с энтузиазмом таскала сухие ветки можжевельника. Найденная утром жесть годилась как нельзя лучше.

— Только бы он у нас не пригорел, — волновалась Тереска. — Длиннющий, как змея. Надо бы его на палочке повесить. Жутко сложное дело эта коптильня. Ты не только сухие носи, от них дыму мало, собирай и зеленые. И смотри, чтоб без смолы, а то будет скипидаром отдавать. Что хорошо пахнет? Ольха! Поищи ольху.

На этот раз открытие сделала Шпулька, разыскивая у самого берега ольху. Она с пыхтением приволокла огромную корягу и бросила на траву рядом с Тереской.

— Здесь твои любимые минералы, — загадочно объявила она. — Великолепная куча в кустах, но на очаг не годятся. Если там огонь разводить, весь лес спалим как пить дать.

Запыхавшейся Тереске было не до камней.

— Бог с ними! Нетронутые?

— В идеальном состоянии. Даже мхом поросли.

— Значит, он здесь еще не был. Не отвлекайся. Заготовь побольше хворосту, чтобы сразу и на костер хватило. Ну, сейчас запалю и посмотрим, куда дым пойдет.

Слабый ветерок едва заметно тянул понизу. Замечательный дым, густой и сильно пахнущий можжевельником, повалил как по заказу прямо на подвешенного в импровизированной трубе угря. Вслед за дымом метнулся огонь, лизнул низ жестяного листа, но не достал до свисающего хвоста рыбы. Тереска прямо-таки раздулась от гордости.

— Ну! — с триумфом заявила она. — И кто посмеет сказать, что я не гений?

— Гений, гений, — подтвердила Шпулька с глубочайшей убежденностью. — Сразу идем купаться, или сначала — палатка?

— Палатка. Сделал дело — гуляй смело! Все равно придется прыгать в воду с байдарки, у берега наверняка полно пиявок.

Огонь в коптильне требовал тщательного присмотра, поэтому купались недолго. Воодушевленная столь замечательными достижениями, Шпулька уговаривала подругу половить еще. А вдруг опять получится?

— Этого съедим и оглянуться не успеем, — убеждала она Тереску, плавая вокруг байдарки. — А так был бы еще один в запасе. И коптильня здесь под рукой, сразу бы и обработали.

Подруга была настроена скорее скептически.

— Вряд ли. Такие чудеса раз в жизни случаются. Но вообще половить можно. Другая рыба в копченом виде тоже объеденье! Сама поплыву, ты следи за огнем.

Угорь коптился, Шпулька, глотая слюнки, щедро подкладывала по очереди то сухие, то свежие веточки, а в промежутках собирала последнюю уже землянику и обильную малину. Тереска вернулась на закате очень расстроенная.

— Две плотвички, — сказала она с глубокой обидой. — Я не знаю, что эти рыбы себе думают. Совести не имеют! А ведь полно их здесь. Видно же, как ходят в озере — огромные, как бегемоты. И чего им надо?

Шпулька не теряла надежды.

— Здесь, наверно, маленькой рыбы нет, одна большая. А ты ловила маленькую. В чем проблема? Поставь удочку на угря, как тогда ночью. Тихо, спокойно. Подбери ему червяка посимпатичнее, может, и позарится!

— Утащит удочку.

— А ты закрепи ее хорошенько.

— Камыши здесь слишком широкие, лески не хватит перебросить. А если в зарослях ловить, придется потом за ним нырять.

— Тогда — с байдарки. Поставим ее в камышах, чтобы корма торчала, а с кормы — удочка. Вдруг угрю понравится?

Так и сделали. Уже смеркалось, а хворосту для костра явно не хватало. Тереске пришлось срочно этим заняться, пока еще хоть что-то можно было различить в лесу. Шпулька готовила торжественный ужин, время от времени с надеждой поглядывая на стоящую в камышах байдарку.

Вдруг ей показалось, что та немного изменила позицию. Полной уверенности не было, так как в наступивших сумерках и густых зарослях немного можно было разобрать. Девочка остановилась и присмотрелась внимательнее. Ей снова почудилось какое-то движение. Она подбежала к палатке и достала фонарик. Яркий луч света успел ухватить скрывающийся в тростниках нос лодки.

Шпулька так и застыла с открытым ртом, не понимая, что происходит. Когда же до нее наконец дошло, Тереска, волочившая через кусты огромный корень, услышала душераздирающий вопль. Бросив деревяшку и выскочив из леса, она увидела подругу, демонстрирующую на берегу озера странные гимнастические упражнения с фонарем, состоящие из беспрерывного размахивания руками и попыток войти в воду почему-то задом наперед. Вся эта акробатика сопровождалась нечленораздельными выкриками вперемешку с жалобными стонами.

— Украло! И удрало! И поймать не успело! То есть не успела, — убивалась Шпулька.

Столь бурный взрыв отчаяния у нее вызывала мысль о следующем угре, попавшемся на удочку и в данный момент бесследно исчезающем в озерных глубинах вместе с байдаркой. Тереска вырвала фонарь и посветила в камыши, где раньше стояла лодка. Сразу поняв, в чем дело, она взобралась на трухлявый пень, так как прибрежные заросли заслоняли вид на озеро. Пень тут же под ней развалился, но девочка успела заметить темный силуэт в нескольких метрах от берега, удалявшийся с пугающей скоростью. Решение пришло мгновенно.

— Давай за ним! Прямо сейчас, а то потом в жизни не найдем! Скорее!

Шпулька, ни слова не говоря, кинулась было в тростники.

— Стой! Не вплавь! Пиявки... На матрацах!

Матрацы, к счастью, оказались надуты и готовы ко сну. Содрать с них простыни и вытащить из палатки было секундным делом. Сущие мгновения ушли на колебания, входить ли в воду, где притаились только этого и ждавшие хищные пиявки. «Может, они спят», — мелькнула у Терески слабая надежда. Девочка горячо пожалела, что не познакомилась в свое время поближе с обычаями пиявок и вежливо уступила дорогу страшно взволнованной подруге.

— Падай сразу плашмя вместе с матрацем, — торопливо посоветовала она. — Только не свались! И быстро отплывай, я — за тобой. Может, они сразу не сообразят и не вопьются!

Вода была теплая. Тереска в последнюю минуту вспомнила о фонаре и захватила его с собой, бросив на матрац и тут же намочив, но, видимо без особого ущерба, так как он продолжал гореть. Выключив его пока, она ринулась в погоню. Пиявки свой шанс, похоже, проворонили.

Темный силуэт на озере изменил направление, и девчонки потеряли было его из виду, затем снова заметили и, гребя изо всех сил руками, постарались сократить расстояние. Тереске здорово мешал фонарик, зажатый под подбородком, но на подушке матраца это было единственное сухое место. Шпулька немного пришла в себя и начала мыслить логически.

— Поплыли вдоль берега, — предложила она. — Ты направо, я — налево. Она может быть в тростниках, а посреди озера и так увидим.

Нечто, утащившее байдарку, металось без памяти из стороны в сторону. Время от времени одна из подруг замечала впереди неясный силуэт, плыла к нему, но лодка быстро удалялась и снова исчезала в темноте.

— Аууу! Тереска! — закричала Шпулька от противоположного берега. — Ты где?!

В голосе ее слышалось беспокойство.

— Здесь! — заорала в ответ Тереска с другой стороны. — Видишь что-нибудь?

— Она к Снярдвам плывет! Что делать? Я на большой воде боюсь!

— Гони ее в тростники! Я заплыву вперед и перехвачу!

Усталость понемногу начала брать свое и у беглеца, и у преследователей. Темнота становилась все гуще, тростник удавалось различить, только ткнувшись в него носом. Тереска, похоже, обогнала байдарку.

— Шпулька! Ты где? — отчаянно воззвала она, не видя абсолютно ничего в сгустившейся мгле.

— Здесь! — отозвалась подруга совсем рядом. — Кажется, она свернула налево. Там что-то виднеется!

— Остров там! А за островом — Снярдвы. Где эта зараза? Ничего не видно!

— Тихо! Вон туда поплыла. Шуршит. Обе замолчали и прислушались. Со стороны острова донесся слабый шорох тростника.

— Запутался наконец, — прошептала Тереска с надеждой. — Давай туда. Я посвечу. Ты где?

— Да здесь, рядом. Я тебя вижу. А чем посветишь-то?

— Я фонарик захватила. Скучать нам не приходится, это точно! Может, кто сглазил? Ни одной ночи спокойной!

Луч света медленно шарил по тростникам, росшим вокруг острова. Нос байдарки вдруг вынырнул из темноты. Он слегка подергивался и качался, корма прочно застряла в зарослях. Шпулька соскользнула с матраца в воду, ухватилась за нос и залезла в лодку. Тереска передала ей фонарик, крепко привязала к лодке оба матраца и последовала за подругой.

Очутившись наконец в родной байдарке, путешественницы вздохнули с облегчением. Уж теперь-то ей не убежать! Лодка продолжала вздрагивать, конец удочки сильно изогнулся, а попавшийся на крючок зверь забрался, видимо, глубоко в камыши. Мысль перерезать леску даже не пришла Тереске в голову. Она была твердо намерена во что бы то ни стало извлечь рыбину.

— Если это угорь, — угрюмо заявила она, — можешь сразу с ним попрощаться. Сунуть нам его некуда, а так мне не удержать. Был бы нож, я бы срезала тростник и достала бы эту холеру...

— Есть нож! — возбужденно воскликнула Шпулька. — Которым рыбу потрошили. Я как раз на него села.

Дрожа от нетерпения, она схватила фонарик и принялась подсвечивать подруге, которая, свесившись с кормы, сражалась с упиравшейся рыбиной. На этот раз это оказался не угорь, но что-то не менее огромное, может, акула, а то и вовсе кит, запутавшийся в тростниках на Мазурских озерах в центре Европы. Тереска рубанула ножом пониже лески и после нескольких минут отчаянных усилий спутанный кубок травы, каких-то корней и лески вместе с китом шлепнулся на дно лодки.

— Щука! — восторженно крикнула Тереска. — Господи! Какая красивая!!!

Щука была солидная, около полуметра. Буксировка байдарки ее несколько утомила, поэтому она не сделала попытки выскочить из лодки и удрать сразу, а лишь беспорядочно металась на дне.

— Придержи ее как-нибудь, — потребовала Тереска. — Сядь на нее, что ли. Надо леску распутать. А вообще ума не приложу, как она попалась? Ночью щуки не клюют. Наверно, у нее бессонница.

— Батарейки садятся, — сообщила Шпулька. — Что делать будем?

Запыхавшаяся подруга отерла пот со лба.

— Без понятия. Давай куда-нибудь пристанем, пока еще светит. Тяни за камыши. Или держи фонарь, а я буду тянуть.

Способ обогнуть остров, цепляясь за острые стебли и подтягивая таким образом байдарку, оказался не из легких, но все-таки эффективный. Буквально через несколько минут обнаружился кусок берега, пригодный для высадки. Слабеющий свет фонарика выхватил на нем груду камней в каких-нибудь трех метрах от кромки воды.

— Спятить можно, — ворчала Шпулька, помогая Тереске вытащить байдарку и матрацы на сушу. — Вроде бы проклятая зверюга удирала куда глаза глядят. А где оказалась? Прямехонько у этих чертовых камней!

— Не ной, лучше фонарь погаси, еще пригодится. Скоро луна взойдет. А пока пусть глаза привыкают. Надо подумать, что дальше делать.

— Возвращаться?

— Как возвращаться-то? Весел нет. Ни фига не видно. А где наша палатка, я понятия не имею. Похоже, придется ждать до рассвета. Ничего не поделаешь.

— Всю ночь? Тереска молча пожала плечами, забыв, что подруга не может ее видеть. В тишине слышен был только тихий плеск воды и, где-то вдалеке крики какой-то ночной птицы. Да еще пойманная щука шуршала травой на дне лодки.

Только теперь обе почувствовали, как они устали и замерзли. Девчонки вымокли и были в одних купальниках. Шпулька начала дрожать и щелкать зубами.

— Есть хочу, — уныло заявила она — И замерзла, как собака. А ты?

— Вот черт! — разозлилась Тереска. — И подумать только, у нас там на ужин копченый угорь! Как вспомню... Конечно, холодно. Огонь бы развести.

— А что, нельзя?

— Не знаю. Вроде в байдарке были спички, но я не уверена. Кажется, коробка пустая. Посвети, я поищу!

В байдарке и в самом деле обнаружился коробок, а в нем — одна-единственная спичка. Тереска снова воспряла духом.

— Ну вот, оказывается, не зря я училась разжигать костер с одной спички. Собирай сухие веточки, лучше всего сосновые иглы. На ощупь давай, экономь батарейки. Видишь, и камни кстати подвернулись, на них и разожжем. Только два верхних сниму.

— Луна всходит, — доложила также воодушевившаяся Шпулька. — Слушай, можно ведь испечь эту щуку! Соль есть. Какие мы молодцы, что решили возить соль всегда с собой! И согреемся, и обсохнем у огня!

Костер весело потрескивал, давая немного света и вполне достаточно тепла. Купальники подсыхали. Щука, нанизанная на прутик, пеклась неохотно, упрямо поворачиваясь к огню одной и той же стороной, так что приходилось все время ее поправлять и придерживать.

— Пропал наш копченый угорь, — с глубочайшей грустью заявила Шпулька. — Небось от него одни угольки остались!

— Ты что же думаешь, он сам под себя хворост подкладывал? Огонь давно погас, а угорь уж и остыл. Только бы его никто не украл.

Шпулька аж подпрыгнула от возмущения.

— Ты мне таких ужасов даже не говори! Слышать не хочу! Лучше не нервируй меня!

— Здесь вообще-то безлюдно, не расстраивайся раньше времени, — утешила подругу Тереска. Только вот как мы назад без весел доберемся? Поверни ее, другая сторона совсем сырая.

Шпулька попыталась получше закрепить прутик на рогульке.

— А если руками грести? Без багажа она совсем легкая.

— Если руками — через полгода доберемся. Тут или одна из нас поплывет на матраце и вернется с веслами, или соорудим какую лопату из подходящей коряги, можно из куска коры.

— Лучше уж лопату из коряги. Я и так достаточно на матраце вымокла. А утром еще холоднее будет.

Тереска помолчала немного, глядя на огонь, а затем произнесла задумчиво:

— Интересно, а под этими камнями тоже ничего нет? Они — дальше от берега, вода здесь должна быть глубже. Жаль, что лопаты нет...

Шпулька недовольно поморщилась. И умеет же эта Тереска находить приятные темы для разговора! То угря украдут, то назад никак не вернуться, а теперь еще и аристократ с его тайнами!

Щука наконец испеклась. Посолена она оказалась в самый раз и очень вкусная, но есть было страшно неудобно. Раздирать горячую рыбу руками — занятие не из легких, и нож тут не очень-то помог. Больше помог голод.

— Не помешало бы чем-нибудь горячим запить, — вздохнула Шпулька, выплевывая кости и облизывая пальцы. — Можно было бы заварить чай на каких-нибудь травах, да не в чем.

— Вообще-то есть. В байдарке — жестянка с червяками, сама под корму прятала. Банка хорошая, из-под сгущенки.

Шпульку аж передернуло, и она чуть не подавилась последним куском щуки.

— Ты что, с червяками?!...

— Червяков заваривать не обязательно, можно и выбросить. Так уж и быть, переживу.

— Так ведь банка из-под них...

— Ничего страшного. Вымоем хорошенько, прокипятим, а травки пока подсохнут у огня. Лучше всего — листья земляники и мята. Времени у нас — девать некуда, вот и займемся.

— Ну ладно, — неохотно согласилась Шпулька. — Только выбрось эту гадость так, чтобы я не видела.

Разбирать надерганные в темноте травы уселись у костра, где было достаточно света. В лесу же стояла темень. Серебристые пятна лунного света лишь усугубляли ее. Мяту обнаружить не удалось, зато земляники было полно, и Шпулька старательно разложила листья на камне у огня. Тереска занялась жестянкой из-под сгущенки, с явным сожалением возвращая червякам свободу.

— Варежки у меня нет, ухвата — тоже, — жаловалась она. — Ума не приложу, чем прихватить эту горячую заразу? Какими-нибудь большими листьями? Ты не видела, здесь лопух или хрен не растет?

На лопухи и хрен на острове был, к сожалению, неурожай, пришлось довольствоваться маленькими листьями. Благодаря сложным манипуляциям, отделавшись лишь несколькими ожогами, удалось вскипятить чай. Уставшие девчонки смогли наконец спокойно расположиться у костра, в то время как заваренный на травах чай остывал рядом в консервной банке.

Ночь обещала быть даже приятной. Матрацы высохли, и теперь из них сделали удобные кресла, костер давал тепло и свет. Луна озаряла озеро и не слишком отдаленный другой берег. Красота и таинственность серебристо-черного недвижного пейзажа явно подействовала на Тереску.

— Честно говоря, мне жуть как хочется узнать, что же он ищет, — призналась она мечтательно. — Вот бы что-нибудь такое замечательное! Скипетр Казимежа Ягеллона или ренессансные драгоценности, которые привезла с собой из Италии королева Бона! Или, скажем, подлинный дневник исповедальника испанского короля, оправленный в сафьян...

— А почему именно Казимежа Ягеллона? — прервала ее заинтересовавшаяся Шпулька.

— Никак не могу вспомнить, куда запропастился его скипетр, а ведь должен был быть. В Англии вон есть коронационные регалии, а у нас — фиг с маслом! Или монеты с тех времен, когда Калиш на римских картах назывался Calisia, или ложки, которыми ел легендарный основатель первой польской династии — Пяст, или, на худой коней,, череп мамонта, разбитый каменным топором и тот самый нож, которым с него сдирали шкуру...

— Или зубы и когти вавельского дракона, — услужливо подсказала Шпулька. — Или перстень, что королева Кинга бросила в соляную шахту...

— Нечего издеваться! Где-то все это должно быть. Пусть не именно здесь, но вообще — в стране! И куда подевалось? Быть не может, чтобы все свистнули, что-то должно было остаться.

— Уж скорее такие вещи надо искать в развалинах старого монастыря или в подземных замках, а не под камнями на озерах.

— Могли украсть в развалинах и перепрятать под камни. И вообще, я тогда не знаю, что тут может быть, разве что труп.

Шпулька вздрогнула.

— Признаться, я тогда насмерть забыла о трупе, а то бы ни за что на свете не стала помогать тебе копать. Попробуй, уже можно пить?

Тереска взяла остывающую банку и осторожно поднесла к губам. Было не очень горячо, и она сделала несколько глотков.

— Странный вкус, — определила она, передавая жестянку подруге. — Немного кисловато, но пить можно. Надеюсь, мы не заварили случайно какую-нибудь отраву.

— Ядовитую траву еще поискать надо, — ответила Шпулька, собираясь пить импровизированный чай.

И тут вдруг случилась вещь невероятная и глубоко потрясшая обеих подружек. Безмятежно горевший до сих пор рахитичный костерок неожиданно оживился, фыркнул и выплюнул длинный огненный язык. Дьявольское пламя, шипя и разбрызгивая искры, поднялось столбом выше деревьев, слегка отклоняясь к озеру. Тереска со Шпулькой вздрогнули и застыли на месте, ошалело уставившись на странное явление. Высокая и тонкая струя огня шипела буквально какие-то секунды, затем в камнях послышался короткий, тоже шипящий звук, горящие сучья и ветки разлетелись в разные стороны, на ноги девчонкам брызнули мелкие камушки и земля, а вверх с оглушительным свистом устремился раскаленный снаряд. Шпулька дернулась и вылила на себя все содержимое жестянки. Ракета, свистя как тысяча чертей, взлетела в небо, прочертила дугу и упала в воду. Яркий свет, заливший на несколько секунд окрестности, мгновенно погас.

Девчонки буквально окаменели, потрясенные невиданным зрелищем. Они даже не успели серьезно перепугаться, так неожиданно и быстро все случилось. Тереске вдруг что-то обожгло ногу, и она тут же пришла в себя. Срываясь с матраца, она заорала не своим голосом:

— Туши! Скорее! А то лес загорится!!!

Хворост из очага разлетелся, к счастью, недалеко, но от горящих веточек уже занялась трава. Облепленная мокрыми земляничными листьями Шпулька отшвырнула банку, вскочила, бестолково потопталась на месте, тоже обожглась, и ей тоже это помогло. Схватив брошенную было банку, она кинулась к воде.

Местность пожару не способствовала. Подлесок был редкий, сухие сосенки росли в отдалении, ветки деревьев к костру не свешивались, а траву погасили довольно легко. Опасности удалось избежать.

— Что это было? — слабым голосом спросила Тереска, пытаясь оправиться от потрясения и механически сгребая разлетевшиеся из костра ветки и угольки на прежнее место.

Шпулька на всякий случай обильно поливала все вокруг из жестянки.

— Кажется, нам удалось раскрыть тайну, — съязвила она. — Уж очень твои древности взрывчатые оказались. Ты прямо как в воду глядела, только это скорее не зубы, а огонь из пасти вавельского дракона. И что ты об этом думаешь?

Тереска, вдруг спохватившись, что она делает, быстро сбросила сучья с камней на землю, предпочитая больше не рисковать.

— Погоди, дай хоть в себя прийти, — хмуро ответила она, старательно выгребая уголья и устраивая новый костер в безопасном месте.

— Меня прямо-таки огорошило. Это просто счастье, что полетело в озеро, а не в лес. Понятия не имею, что это могло быть, может, какой фейерверк?

Шпульку происшествие больше разозлило, чем испугало.

— Все питье вылилось на меня, даже попробовать не успела! Надо новое заварить. Огонь подальше отодвинуть, а то, кто знает, все ли древности взорвались или что осталось. Ты, случайно, не заметила, не летел ли там королевский скипетр?

— Отцепись! Хочешь чаю, так сходи за водой. И все листья сгорели, надо новых набрать. Хорошо, что в матрацы не угодило!

— Хорошо, что в нас не угодило! Тебе это, кажется, вообще в голову не пришло? Правильно нас остерегали: вся эта идиотская афера опасна для жизни! Тоже мне труп — взрывается и огнем плюется.

— Ты что, серьезно хотела, чтобы оттуда скелет вылетел?

— А разве обязательно вообще было чему-то вылетать?

Новый костер горел ровно и спокойно, каменная пирамидка торчала на своем месте, лишь слегка поврежденная. А подружки продолжали ломать голову, свидетелями какого все-таки явления они оказались. Обе чувствовали себя не в своей тарелке и с удовольствием бы удрали подальше, не будь они на острове.

— А с другой стороны, хорошо, что не взорвалось, пока щука пеклась, — заметила Тереска, подозрительно посматривая на закопченные камни. — Надеюсь, там больше ничего такого не осталось!

— Если бы щука пропала, я бы этого не пережила!

Вода по новой кипятилась в банке, у огня сушились листья земляники, дополненные еще и молодыми крапивными, которыми Шпулька пыталась заменить мяту. Девчонки понемногу успокаивались. Тереска приволокла несколько очередных коряг, Шпулька поправила кресло из матраца и уселась поудобнее.

— Собственно говоря, я даже довольна, — неожиданно заявила она.

— Чем это?

— Наконец-то мы от этой гадости избавились. Больше не будешь меня гонять по курганам. Признаю, вещь мы обнаружили эффектную и даже, я бы сказала, потрясающую. В прямом смысле.

— Ты думаешь, он это ищет?

— Искал. Теперь — все. Утопло, и слава Богу!

— Вот уж не уверена... Это лежало с самого верха и взорвалось от огня. А аристократ копал глубокие ямы.

— И что же это тогда, по-твоему, было?

— Ну, своего рода защита. Ловушка такая на пути к сокровищам.

— Ага. А тот, кто прятал, точно знал, что тот, кто будет искать, обязательно сначала разведет здесь костер?

— Могло взрываться и от чего-нибудь другого. От копания, например...

— В той куче, что мы раскопали, ничего подобного не было!

— А почему ты так уверена, что не было? Откуда ты знаешь, как оно выглядит?

— Я своими глазами видела: прямо ракета, горит, свистит и летит. Как-то же оно должно выглядеть и отличаться от земли и травы?

— Ну, не знаю. Это мог быть и порошок какой-нибудь. Черный или серый, совсем незаметный. А ты сама как думаешь?

— Ничего я не думаю. И ничего уже не понимаю. Дай сюда эти травки. Может, хоть теперь смогу напиться без дополнительных эффектов. Я считаю, надо отсюда поскорее сматываться, а то, того и гляди, кого-нибудь нелегкая принесет. И даже приближаться к этому острову не станем!

Тереска явно казалась разочарованной.

— Как? А разве копать не будем?..

Лес был прекрасный, в основном сосновый, не очень густой, спокойный и тихий. А главное — его было много. Там, где камыши позволяли приблизиться к берегу, даже издалека бросались в глаза последние землянички, росшие в густой траве, спелые и крупные, как клубника. Именно эти замечательные ягоды, а также надежда на удачную рыбалку заставили путешественниц не спешить с поисками домика лесника.

— Это уже где-то совсем рядом, — заявила Тереска. — Мы на месте и найдем его, если надо, в течение часа Можем себе позволить сделать остановку Накануне утром девчонки обнаружили свою палатку, всего каких-нибудь полчаса проблуждав вдоль берега, гребя кусками коры, насаженными на расщепленные ветки. Хозяйство оказалось в полном порядке: покрытое росой постельное белье лежало там, где его бросили, прекрасно прокоптившийся угорь висел в «трубе». День подруги потратили на то, чтобы отоспаться после столь бурной ночи и на ожесточенные споры относительно того, возвращаться на остров или нет. Шпулька возражала против этого столь решительно, что Тереске пришлось в конце концов сдаться. А замечательный лес обнаружился по дороге, когда они отправились на поиски лесничества.

Пирамидка из камней торчала на довольно значительном расстоянии от столба с надписью, информирующей о кемпинге.

Шпулька опасливо обошла кругом очередную каменную груду, а затем с величайшей осторожностью сняла сверху один булыжник.

— Какая-то она повыше остальных, — заметила девочка, подозрительно поглядывая на сооружение. — И камни вроде помельче...

— Наверно, эта пирамида другого типа. Мы ею займемся, только сначала давай устраиваться. Я сделаю коптильню, здесь рядом речка, в устье рыба должна хорошо клевать.

Девчонки так наловчились за время путешествия, что палатку разбили в рекордном темпе. Завтрак, состоящий из остатков угря и земляники, тоже не занял много времени. Каменная пирамида, по мнению Те-рески, на этот раз замечательно годилась для устройства коптильни.

— Но сначала ее надо хорошенько исследовать, — категорически заявила Шпулька. — Мы уже, конечно, многое повидали, но если копченая рыба взорвется, я этого не переживу!

Работа была выполнена добросовестно. Тереска сняла лежавшие свободно сверху более мелкие камни. Под ними показались глубоко вросшие в землю валуны. На всякий случай девочка тщательно их окопала со всех сторон, выгребая землю и какие-то палочки, а также клочки старых тряпок, и не обнаружила ничего, что напоминало бы мину или какую-нибудь гранату. Она, правда, плохо представляла себе, как выглядит мина, но справедливо полагала, что это должно быть нечто железное. Тереска сложила камни на место, придав пирамидке несколько иную форму. Присыпав ее снаружи землей и закрепив наверху трубу, подожгла кучку сухих игл, чтобы проверить результат. Дым шел куда надо.

— Вот и отлично, — заявила она, весьма удовлетворенная своими трудами. — Там будет коптиться, а спереди будем готовить. Универсальная плита. А нормальный костер для собственного удовольствия разведем перед палаткой.

На закате улов, весьма обильный, поделили на две части. Несколько окуней и плотвичек предназначили для копчения, а остальную рыбу, в основном уклейки, решили зажарить на ужин. Шпулька старательно обваливала ее в муке, разложив бумагу здесь же, у «плиты». Тереска приступила к разведению огня. Все время после возвращения с рыбалки она пребывала в состоянии странной задумчивости и крайней рассеянности, вызванной несколько раз мелькнувшим из-за камышей парусом. Фигура в лодочке показалась ей очень знакомой. Девочка почувствовала приятное тепло где-то в области сердца и одновременно сожаление, почему лодочка не подплывет поближе, а она, как дура, сидит тут с удочкой в камышах, вместо того чтоб показаться на озере... А он даже не знает, что она здесь совсем рядом, а если бы и знал, ему до этого дела нет... А очень жаль...

Занятая подобными не слишком веселыми размышлениями, Тереска присела на корточки, сложила кучку сухих игл, насыпала сверху горсть тонких коротеньких веточек, машинально добавила еще какие-то палочки подлиннее, разбросанные вокруг камней, взяла коробок спичек, вынула одну, глубоко задумалась и чиркнула...

Собственно говоря, чиркнуть-то она и не успела. Что-то налетело на нее неизвестно откуда. Краем глаза Тереска заметила человеческую фигуру в прыжке, кто-то молниеносным движением вырвал у нее спичечный коробок. Девочка вскрикнула, оперлась рукой на обваленную в муке рыбу и вскочила.

— Можно, на худой конец, жарить рыбу на мелините, — сказал слегка раздраженный молодой человек с прекрасными синими глазами, стоя перед подружками с их спичками в руках. — Но разжигать мелинитом костер — это уж слишком.

Тереска даже не пыталась понять, что он говорит. Бурная радость переполняла ее, затмевая собой все остальное. Солнце, уже скрывшееся было за горизонтом, по всей видимости, взошло снова, озаряя все вокруг. Тереска не произнесла ни слова и даже, кажется, не думала ни о чем, кроме одного: «Какие же замечательные эти Мазурские озера!» Шпулька застыла на коленях над бумагой с обвалянной в муке рыбой.

Молодой человек присел и энергичным жестом выгреб из-под камней приготовленный для растопки материал.

— И не ждите от меня извинений, — заявил он, поднимаясь с несколькими тонкими палочками в руках. — Вы, простите за грубость, совсем дуры и впрямь не знаете, что это такое, или собираетесь тут ставить идиотские эксперименты?

Шпулька с тихим стоном попыталась встать на нетвердые ноги, схватившись при этом за голову руками, измазанными в муке и рыбьей чешуе. До Терески очень смутно стало доходить, что молодой человек, похоже, чем-то недоволен. Она поняла, что слышит какие-то упреки и вроде бы сделала что-то неправильно. По-прежнему пребывая в состоянии блаженной радости, девочка начала уже понемногу соображать. Взглянув на молодого человека, палочки в его руках, а затем на каменную пирамиду, она возмущенно воскликнула:

— Ну, знаете! Так это все вы?!

Глянув в ее сияющие зеленые глаза, молодой человек снова утратил обретенное было душевное равновесие.

— Что я? — спросил он чуть обиженно.

— Это вы портили наши очаги и гасили огонь? Зачем?!

— Позволю себе заметить, что мою деятельность подобного рода вы имели возможность обнаружить только один раз, зато я неоднократно прикрывал кастрюли, стерег палатку, брошенную на произвол судьбы, приносил полезные предметы и собирал по лесам столовые приборы...

— Как это раз?! — вмешалась жутко обиженная Шпулька. — Десять тысяч раз! А все эти развороченные кучи — это что?

— Это не я. За развороченные кучи я не отвечаю.

— Погодите, — в свою очередь вмешалась Тереска. — Зачем вы это делали? Я, конечно, не о кастрюлях и вилках, а... Стойте! О Господи! Так это вы?! Зачем вы огонь гасили?

— Так вам мало пиротехнических эффектов на острове? Ведь это просто счастье, что уложено оказалось именно так и не угодило в вас. И камни не разлетелись...

Молодой человек протянул руку с зажатыми в кулаке палочками.

— Вот, поглядите. Вы знаете, что это такое?

— Это не дерево, — ответила, едва взглянув, удивленная Тереска.

— Конечно, не дерево. Как же вы раньше не заметили? Это мелинит.

Девушки внимательно осмотрели предъявленные им палочки. Они оказались полыми внутри и немного напоминали карандаши, из которых вынули грифель. Шпулька осторожно заглянула через плечо Терески.

— Ну и что, что мелинит? — недоверчиво поинтересовалась она.

Молодой человек, ни слова не говоря, зажег спичку и поднес к концу палочки. Взвился длинный шипящий язык пламени, и «карандаш» тут же сгорел. Тереска со Шпулькой дружно вздрогнули.

— Взрывчатый материал. В основе — пикриновая кислота. На воздухе горит, в безвоздушной среде — взрывается. И откуда взялась эта бредовая идея разводить костры прямехонько над мелинитом? Что это вам на ум взбрело?

Шпулька вдруг почувствовала жуткую слабость и со стоном опустилась на мох, снова вцепившись в волосы измазанными руками. Тереска переводила взгляд с молодого человека на палочки и обратно. Никак не удавалось собраться с мыслями и сформулировать теснящиеся в голове вопросы.

— Значит... значит... это и в самом деле было везде?

— Почти везде. Спрятанное, но легко доступное.

— Но ведь... Мы же снова разожгли! А ямы? Это аристократ? А почему только там взорвалось, а в других местах — нет? И вообще, откуда вы обо всем этом знаете? И вообще, откуда оно все взялось? И вообще, откуда ВЫ взялись?!!!

— Ради Бога, пощадите! — Замахал руками молодой человек. — Не все сразу. Я еще жить хочу! Тереска наседала.

— И вообще, что все это значит? Я ничего не понимаю! Объясните же наконец!

— Ну разумеется, объясню. Для начала, с вашего позволения, я представлюсь. Мы, правда, уже немного знакомы, встречались в Варшаве несколько раз, но как-то странно...

— Мы будем очень рады... Вы ведь не откажетесь с нами поужинать, правда? Может, мы и дуры, но рыбу приготовить умеем, а земляника у нас — лучшая в мире!

— Ну, если я вас не очень обременю...

Вконец обалдевшая Шпулька, сидя под деревом, слушала, как стоявшая перед ней пара обменивается изысканнейшими любезностями. Еще немного, и Тереска с молодым человеком начнут делать друг перед другом изящные реверансы, а затем — вместо того чтобы выяснять жуткую загадку — двинутся в менуэте или каком-нибудь контрадансе вокруг кучи камней. Прямо Версаль! Шпулька почувствовала, что долго она этого не вынесет, еще два-три таких предложения, и она наверняка спятит.

— Эй, кончайте сейчас же! — рявкнула она и вскочила на ноги. — Если вы немедленно не прекратите разговаривать в таком идиотском торжественном тоне, то будьте тогда любезны обращаться ко мне не иначе как «Ваше сиятельство»! И фиг вы получите, если не переоденетесь к ужину во фрак и кринолин!

— Робин, — задумчиво произнесла Тереска. — Красивое имя, но странное. Откуда такое?

Молодой человек с красивым, но странным именем смущенно пояснил:

— Так уж вышло, что я родился в Англии, а любимым героем моих родителей был Робин Гуд. Вероятно, им хотелось, чтобы вместе с именем я приобрел и некоторые черты его характера.

— И как, ты стал благородным разбойником?

— А разве не видно? Брожу по лесам и нападаю на туристов, которые побогаче.

— Скорее уж нападаешь на наши очаги. Что-то я не припомню, чтобы Робин Гуд сражался с природными явлениями.

— Ты смотри, осторожнее, — предупредила Шпулька благородного разбойника. — Она историю знает как свои пять пальцев, с ней лучше не спорить.

Неловкость, возникшая поначалу от резкого перехода на «ты», наконец исчезла. Тереска была глубоко благодарна подруге за ее героическое вмешательство. Сама бы она ни за что в жизни не отважилась на подобное предложение. Робин был старше их на несколько лет и уже совсем взрослый, а кроме того, казался ей столь непохожим на ее друзей и знакомых. Если бы не его непосредственность и отношение к подругам как к равным, Тереска бы еще долго испытывала страшную робость и неловкость, а одновременно — огромное счастье.

Все трое сидели на матрацах у костра и с аппетитом ужинали. Счастье еще, что ужин этот не превратился в угольки! Робин с явной неохотой объяснял накопившиеся загадки, пытаясь увильнуть от некоторых ответов.

И все же Тереске со Шпулькой наконец удалось выяснить, откуда появился кусок жести, так кстати найденный после поимки угря, и почему их не обокрали в ту ночь, когда все их имущество было брошено на произвол судьбы. Столь заботливым оказался отнюдь не аристократ, остающийся по-прежнему фигурой весьма таинственной. Зато с мелинитом все прояснилось.

— А почему он, собственно, там лежал? — недовольно спросила Тереска. — Ты откуда о нем знаешь?

— Слишком сложный какой-то материал, — добавила с явной претензией Шпулька. — Раз взрывается, раз — нет...

— Взрывается всегда, — объяснил Робин. — Разве что его вовсе нет. Но вы-то как раз прямо выискивали места, где он был. Сам по себе он не взрывается, нужно его или поджечь, или хорошенько подогреть. Вы на острове его подогрели что надо. Вот и взорвалось все. Слава Богу, в озеро полетело...

— Так откуда же он взялся?

— Это долгая история. В конце войны тут действовал партизанский отряд. Партизаны запасались взрывчаткой так, чтобы в любой момент была под рукой. Вот и позакапывали ее по всей округе, обозначая места камнями. В дело успели пустить только часть запасов. Война кончилась, люди — кто погиб, кто уехал. С тех пор уже столько лет прошло, камни мхом поросли, часть пирамидок разрушили, а от некоторых и следа не осталось...

— А то, что осталось, за все эти годы так никто и не выкопал? — недоверчиво спросила Тереска. — Лежало себе спокойненько и лежало?

— И не испортилось? — добавила Шпулька. — Не намокло? И везде лежало?

— Да вовсе не везде. Говорю же — жалкие остатки, и те хорошо запрятаны. А не выкопали потому, что не знали. Правда, когда-то эти места были обозначены на карте, да карта была в единственном экземпляре и давно пропала.

Тереска со Шпулькой переглянулись. Шпулька открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут же — по знаку Терески — его захлопнула.

Тереска попыталась кое-что для себя уточнить:

— Погоди. Во-первых, после войны армия такие вещи ликвидировала, а во-вторых, ты еще не сказал, откуда тебе это известно.

— Армия занималась минами, неразорвавшимися снарядами, бомбами и всяким оружием. До какого-то мелинита им и дела не было. Если бы о нем знали — другое дело, а так как никто о нем не сообщил, его и не искали. Эта взрывчатка лежит себе тихонько, пока ее не подожгут, а до вас как-то никому и в голову не приходило поджигать камни. Вы были первыми. И я никак ума не приложу, зачем вам это понадобилось? Нормальные туристы складывают очаг из кирпичей или камней, напоминающих кирпичи, а не из бесформенных валунов. Да еще уложенных в шаткую пирамиду. Спятить можно!

Шпулька поинтересовалась:

— А откуда же ты узнал о мелините, если никто не знает?

— Одним из этих партизан был мой отец. Он еще совсем мальчишкой воевал вместе со старшим братом. Брат погиб, а отец выжил и много мне рассказывал о том времени. Вот я и решил проверить, осталось ли еще что-нибудь. И с самого начала наткнулся на вас. Мне аж плохо стало, когда увидел, что вы разводите огонь там, где мог лежать мелинит. Действительно, эти камни вам показались такими удобными? Я уж начал было подозревать, что вы специально их разыскиваете.

— Очень даже удобные, — призналась Тереска и взглянула на подругу. — Сказать ему?

Шпулька, нахмурив брови, разглядывала Робина.

— Он мне кажется подозрительным, — заявила она. — Всего не договаривает. Не знаю, стоит ли ему сообщать.

— Если подозрительный, почему же ты тогда при нем в этом признаешься?

— Потому что он производит хорошее впечатление. Человек вроде порядочный, вызывает доверие...

— Вызываю доверие и кажусь подозрительным, — вмешался в этот обмен мнениями Робин. — Похоже, я чрезвычайно сложная натура. Так и возгордиться недолго. Вам, случайно, не кажется, что во всем этом есть некоторое противоречие?

— Может быть, и есть, но придется уж тебе смириться. Такое у меня впечатление — и точка! Откуда оно берется, не знаю, некогда было пока задуматься.

— Зато я знаю, — категорически заявила Тереска. — Потому что он все делает тайком. Почему он от нас скрывал и только зря пугал — вместо того чтобы с самого начала толком все объяснить?

— Я вообще не собирался ничего объяснять. Сами знаете, такие вещи быстро становятся всем известны. А как я мог быть уверен, что вы не проболтаетесь? Тогда бы целые толпы кинулись искать мелинит. Мало, что ли, таких мальчишек, для которых взрывчатка — предел мечтаний?

— А сейчас ты уже не боишься, что мы проговоримся?

— Хотелось бы надеяться. А кроме того, у меня не было другого выхода. Я и так успел в последний момент. Вы эту коптильню так здорово устроили, что взрывом бы тебе уж точно голову снесло. Пришлось вмешаться. А потом вы обе так на меня насели, что, попробуй я промолчать, вы бы меня разорвали в мелкие клочья!

Все дружно расхохотались. Действительно, если бы Робин попытался уйти от ответа и улизнуть, девчонки гнались бы за ним по всему лесу.

— Больше я об этом никому говорить не намерен, — добавил Робин, наклоняясь и поправляя вывалившуюся из костра головешку. — И если новость разойдется, буду знать точно, что проболталась одна из вас.

Тереска аж подскочила от возмущения и резко повернулась к Шпульке.

— Нет! Я этого не вынесу! Может, все-таки скажем ему?

Шпулька обиженно кивнула. Молодой человек вопросительно смотрел на подружек.

— Не только мы знаем и не только ты, — набрав в грудь воздуху, торжественно начала Тереска. — А карта та нашлась. Мы ее видели. Вернее, я видела!

— Где видела?! — воскликнул Робин. — И откуда ты знаешь, что это именно та карта?

Уже не раздумывая, Тереска рассказала ему все, что с ними случилось с самого начала путешествия. Шпулька время от времени подтверждала ее слова энергичными кивками и уточняла некоторые подробности...

В озере резко плеснула рыба, а может, птица. Тереска кончила свое повествование и задумчиво уставилась на огонь. Шпулька шлепнула комара на руке и вздохнула.

— Тут неподалеку должен быть дом лесника, — сказала она. — Разве бывает такое имя: Пафнутий? Я вам категорически заявляю, что с меня хватит разговоров об аристократе, памятниках старины и взрывчатке. Надо все это как-то переварить и прийти в себя. Сейчас меня интересуют более практические вещи.

Робин с чувством явного облегчения поддержал перемену темы.

— Лесничего и впрямь зовут Пафнутий. Вы его знаете?

— Нам его одни знакомые порекомендовали.

— Вот и хорошо. Завтра будет гроза, дождь может и затянуться, не мешает иметь на всякий случай какое-нибудь убежище понадежнее. Хотя гроза на озере — замечательное зрелище. Вы грозы не боитесь?

Девчонки как ио команде пожали плечами. Грозы бояться, подумаешь...

— Жаль, что мы не поставили удочку на угря! — вздохнула Шпулька. — Тот был такой вкусный!

— Еще не поздно. Они клюют до рассвета. Хотя здесь вероятность поймать меньше. Угри любят проточные озера. Но попробовать можно.

Слегка затуманившийся месяц стоял в нёбе, заливая весь лес и озеро серебристой дымкой. Тереска чувствовала, как ее сердце все больше переполняет радость, спокойная и огромная и, разумеется, ничем не обоснованная.

Было уже очень поздно, когда Робин с явной неохотой поднялся.

— Вам уже давно пора спать, — сказал он, и голос его был полон раскаяния. — Я и так себя ругаю, задержал вас до глубокой ночи. Очень прошу, не разводите больше огонь на камнях, чтобы я мог пожить спокойно. Наверняка еще увидимся...

— Как это? — вырвалось у Терески.

Молодой человек взглянул на нее, улыбнулся и вдруг подумал, что ведь это, наверное, именно то, о чем он мечтал. Встретить эту девушку на озерах, видеть прозрачные зеленые глаза и солнечные блики на воде... Без нее здесь было бы пусто. Придется, правда, чуть-чуть подождать, пока она подрастет. А почему бы и нет?..

Раскаленный зной лился на землю, когда во второй половине дня девчонки свернули лагерь и отправились на поиски лесника. Нелегко было отыскать его домик. Наконец они обнаружили широкую полосу вырубленного тростника, которая открывала доступ к берегу. У небольших мостков покачивалась лодка. От озера во двор вела короткая, хорошо утоптанная тропинка. Две собаки отнеслись ко вновь прибывшим с полнейшим равнодушием.

Пафнутий Салер оказался очень приятным и добродушным человеком. Фамилия пана Хабровича, отца Яночки, помогла. Переговоры прошли в сердечной и дружественной атмосфере. Правда, пани Салерова — особа намного выше и в два раза толще мужа — проявила было поначалу некоторую настороженность, но, услышав о палатке, немного подобрела. А когда поняла, что Тереска со Шпулькой собираются кормиться сами и вовсе не ожидают от хозяйки трехразового питания, прониклась горячей симпатией к таким самостоятельным девчонкам.

Хозяин охотно разрешил разбить палатку в лесу, неподалеку от его дома. Собаки не кусаются, привыкли к гостям и даже лаять перестали. Место для костра пусть сами выберут, а он потом придет и проверит, все ли в порядке.

На этот раз Тереска со Шпулькой ставили палатку с особой тщательностью, внимательно следя, чтобы она не оказалась под высоким деревом или в яме. Пан Салер навестил их во время работы, похвалил выбранное место и дал несколько полезных советов — Ну, а в крайнем случае приходите к нам, — любезно пригласил он. — И так гости будут, человеком больше — человеком меньше, уже все равно Эта гроза — ненадолго. Скоро распогодится. До новолуния еще одна будет, а потом, в новолуние — опять ясно.

Солнце еще светило, но уже затягивалось дымкой. Небо на востоке было по-прежнему чистым, зато на западе посинело, а вдалеке время от времени глухо погромыхивало. Тереска вышла на берег озера.

— Полчаса у нас еще есть, — сообщила она, изучив обстановку. — Вижу деревню. Слушай, а может, сплаваем за молоком?

— Думаешь, успеем? — с сомнением спросила Шпулька.

— Попробуем. Последняя возможность. Ветра не будет, пока туча не найдет. А кроме того, отсюда лес заслоняет, если и промокнем, то не сильно.

— А дрова?

— Того, что я запасла, хватит. Это уж моя забота.

До деревни и в самом деле добрались за десять минут. Берег здесь был выше, лес отступал, и девчонки смогли вдоволь полюбоваться западной стороной неба. Оттуда шла огромная, мрачная, синяя туча, надвигавшаяся уже на самое солнце.

— Вот это да! — восторженно воскликнула Тереска. — Будет настоящая буря!

Ссылка на хозяев лесничества чрезвычайно облегчила и ускорила покупки. Туча росла быстрее, чем ожидали. На обратном пути подружки гребли, как на гонках.

— Эй, смотри, кто-то приплыл, — сказала Шпулька. У мостков стояла большая моторная лодка и крутились какие-то люди, разгружавшие вещи.

— Была речь о гостях, — вспомнила Тереска. — Видно, тоже от грозы прячутся.

Шпулька пригляделась повнимательнее.

— Ой, да это, кажется, наши знакомые! Стшалковские! Их лодка. На Снярдвы собирались, помнишь? Точно, они!

— Давай поторапливайся. Надо байдарку перевернуть и какими-нибудь ветками прикрыть. Может быть град. Ты права, это они.

Супруги Стшалковские, путешествующие по озерам как Бог на душу положит, без всякого плана и маршрута, решили, что в их возрасте лучше уж не рисковать и переждать грозу у какого-нибудь знакомого лесника. Таких знакомых на Мазурах у них было множество, но дом пана Салера оказался ближе всех и опять же у самого берега. Очередная встреча с девчонками супругов очень обрадовала, так как они беспокоились, все ли у юных туристок в порядке. Взаимные приветствия пришлось сократить до минимума, поскольку гроза стремительно надвигалась, солнце уже скрылось за тучей, поднялся ветер.

— Вы серьезно хотите остаться в палатке? — встревоженно спрашивала пани Стшалковская. — Будет холодно и сыро, насморк гарантирован. Перебирайтесь-ка лучше в дом — в тесноте, да не в обиде.

— Переберемся уж совсем в крайнем случае, а пока мы хотели бы спрятаться в палатке. Не волнуйтесь, мы закаленные.

— Тогда прячьтесь скорее, — крикнул пан Стшал-ковский, сражаясь с брезентом, прикрывавшим лодку. — Сейчас ливанет! Эй, Казик, помоги девушкам!

Тереска со Шпулькой, отложив в сторону покупки, с трудом переворачивали байдарку вверх дном. Ветер закрутил и понес мусор и песок, сыпанул в глаза пылью. Со стороны дома к подружкам подбежал человек, которого пан Стшалковский назвал Казиком.

— Газгешите, — закричал он. — Я с этой стогоны, а вы вдвоем — с той!..

— Представься! — заорал пан Стшалковский, стараясь перекричать шум ветра. — Это наш хороший приятель, Казимеж Копшиц, искусствовед. К нему следует обращаться «пан доцент»!

— Не валяй дугака. Не обгащайте, пожалуйста, внимания. Давайте тепегь пегевегнем. Вам не очень тяжело?

Тереска со Шпулькой застыли в полной прострации. Корма байдарки выскользнула у них из рук. Обе не в состоянии были даже пошевелиться, не то что тяжести поднимать. В тот момент, когда ветер поднял пыль, они машинально зажмурились, а открыв глаза, с ужасом увидели спешившего им на помощь аристократа!

— Надо пгиподнять и пегевегнуть в воздухе,объяснял кошмарный тип. — Бегитесь вместе...

Тереска опомнилась первой и пхнула подругу локтем.

— Шевелись! — зашипела она. — Не подавай виду! Перевернем — и ходу!

Шпулька отчаянным рывком приподняла свой конец лодки, одновременно ее переворачивая. Аристократ осторожно отпустил нос байдарки на траву. Тереска уже тащила какие-то ветки, стараясь во что бы то ни стало поворачиваться к помощнику спиной.

— Большое спасибо! — крикнула она через плечо. — Пусть так и останется, уже дождь начинается!

Шпулька, схватив сумку с продуктами, нервной рысью затрусила в сторону палатки. Рокот, постепенно нарастающий на западе, раскатился по небу глухим громом. Тереска кинулась вслед за подругой.

Сверкнула молния. Шпулька машинально начала считать и дошла до пятнадцати, пока загремел гром. По листьям зашумел ливень. Кругом потемнело, и только краешек неба на востоке еще голубел.

— Ну, успели-таки! — с удовлетворением констатировала. Тереска, вытягиваясь на матраце в палатке. — Все в порядке, а как гроза переберется через озеро, будет на что посмотреть!

Шпулька, перестав наконец бояться, что в тесноте заваленной вещами палатки передавит все яйца, вытянула ноги, улеглась поудобнее и выглянула наружу.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — осторожно спросила она.

— Правильно я говорила, что фамилия у него настоящая. Похоже, он нас не узнал. Искусствовед, слышала? Искусствовед, а роется под камнями. Вряд ли стоит его сейчас опасаться. Пожалуй, мы маху дали, что не втерлись в дом. Может, удалось бы взглянуть на ту карту?

— Наверняка он ее носит с собой. А если уж тебе так хочется подглядеть, то лучше проследить, где он будет копать и что же все-таки найдет.

— Отличная мысль!

— Видимо, не зря слухи ходят о каких-то древностях. Интересно, честный это человек или ворюга?

— Надо проверить, — решила Тереска. — Действовать будем скрытно. И постараемся узнать, обнаружит аристократ что-нибудь или нет, украдет или отдаст в музей?

Дождь перестал, и на западе ненадолго блеснуло солнце. Тереска выбралась наружу, прихватив с собой лопатку.

— Из-за всех этих разговоров такую грозу проморгали! — недовольно заявила Шпулька, вылезая следом. — Я даже о молниях забыла!

— Не расстраивайся, вон следующая туча идет. Ночью гроза куда эффектней! Давай скорее ужин разогреем, потом поздно будет. И обсудим план действий...

Пани Стшалковская не утерпела и прибежала посмотреть, как у них дела. Девчонки охотно приняли приглашение выпить в доме кофе со сливками после ужина, так как на оперативном совещании приняли решение следить за искусствоведом-аристократом, ознакомившись предварительно с планировкой дома. На обратном пути пани Стшалковская ломала голову, кому эти подруги так хотят понравиться, ибо обе дружно заявили, что перед визитом должны переодеться и сделать прическу.

Тереска со Шпулькой тем временем старательно занимались изменением своей внешности. Обе собрали волосы наверх и завязали узлом на затылке, надеясь, что это будет выглядеть совсем иначе, чем свисающие на лицо лохмы. А именно в таком виде и лицезрел их аристократ в тот памятный вечер, когда напугал подружек впервые. И все же этого им показалось мало.

— Надо что-нибудь в волосы воткнуть, — предложила Тереска. — Выглядеть, конечно, будет дико, ну и пусть. Решат, что у нынешней молодежи такая мода.

Следуя этим рекомендациям, Шпулька украсила себя мокрыми листьями папоротника, закрывавшими ей один глаз, а Тереска завязала яркий бант из пояса от пижамы, концы которого свисали на уши. Едва успели принарядиться до следующего дождя.

Аристократ со своим длинным носом и выгоревшими бровями не подавал виду, что узнал девчонок. Пан Салер с большим интересом весь вечер рассматривал их оригинальные украшения. В ходе приятной беседы за столом удалось получить ценную информацию.

Все гости, как оказалось, были помещены наверху, а окно комнаты аристократа выходило как раз на их палатку. Вход в дом был только один, но зато в подвале существовало аж три окна, в которые с трудом, но можно было при желании протиснуться. На чердаке тоже были окошки, а совсем рядом с домом рос огромный раскидистый дуб.

— Сплошное расстройство, — суммировала наблюдения Тереска, когда подружки в темноте возвращались к своей палатке. — Из дома можно выбраться как угодно! Ума не приложу, как за ним уследить!

— Придется караулить.

— В такой дождь?!

Обе даже не задумывались над вопросом, чего ради ночью и в грозу ученому-искусствоведу понадобится выйти из дому. Наоборот, девчонкам казалось, что именно такие обстоятельства самые что ни на есть подходящие для всякой таинственной и подозрительной деятельности. Столь же однозначным им показался и способ, которым аристократ должен выбраться наружу: разумеется, через окно.

Окна дома едва просматривались через ветки деревьев и кустов, но все-таки можно было разобрать, где светятся — наверху или внизу. У аристократа пока было темно. Тереска со Шпулькой устроились в палатке поудобнее, наблюдая по очереди то за грозой, то за домом. Молнии, действительно, гораздо более эффектные, чем днем, время от времени заливали окрестности призрачным светом.

— И обрати внимание, за все время не проронил на эту тему ни словечка, — оживленно говорила Тереска. — Уже одно это достаточно подозрительно. Если ты весь свой отпуск угробил на такое дело, невозможно о нем не упомянуть. А беседовали о чем угодно...

— А как Стшалковские начали говорить, что найдут свое грибное место по большой куче камней у самого берега, тут же тему сменил, — вставила Шпулька. — Понес какую-то чушь о рыжиках в горах.

— Наверняка знал, что кучи уже нет, сам ведь ее и разворотил.

— И даже не вякнул, что был на Добском озере, притворился, будто все время сшивается в этих краях.

— По всему выходит — он собирается эти вещи украсть...

— Тихо! — вдруг прошептала Шпулька. — Свет зажег!

— Почему тихо? — недовольно спросила Тереска. — Уж услышать-то он нас никак не может, что бы он там ни зажег.

— Я хотела сказать — смотри...

Внизу тоже засветилось окошко. Вокруг же было абсолютно темно, дождь монотонно шуршал и, похоже, ослабевал, зато над головой прогремел очередной раскат грома.

— Вот сволочь, — зевнула Шпулька. — Специально ничего не делает, чтобы нас доконать!

— Спать хочешь?

— Еще как. Если бы не гром, давно бы уснула.

Все вокруг то озарялось на мгновение ослепительным светом, то погружалось во мрак. В небе полыхали извилистые молнии, а за ними с нарастающим гулом следовал гром. Тереска подумала, что жалко было бы проспать такое зрелище.

Снова одна за другой ярко сверкнули две молнии и высветили все детали окружающего пейзажа. Шпулька тихо вскрикнула, вскочила и тут же плюхнулась на свой матрац.

— Ты что? — забеспокоилась Тереска. — Не дергайся так, еще глаз мне выколешь.

Шпулька, разволновавшись, попыталась было объясниться жестами, махнула рукой и угодила подруге в ухо.

— Вылезает! Я его видела, когда сверкнуло!

— Спятил он, что ли? Внизу ведь свет горит, его увидят!

— Так все же сидят в гостиной с другой стороны, а в кухне — никого...

Снова полыхнуло. Теперь и Тереска увидела сквозь ветки человеческую фигуру на стене прямо под окном аристократа. Она сорвалась с места, выпутывая ноги из одеяла.

— Скорее, он сейчас слезет! Но Шпулька ее остановила:

— Погоди. Что-то тут не так. Он не слезает, а залезает! Раньше он был ниже.

Прежде чем Тереска успела возразить, снова сверкнуло, и она убедилась, что подруга права. Темная фигура теперь четко вырисовывалась на фоне окна наверху.

— Что все это значит? — удивилась Тереска. — Совсем сдурел? Вышел из дома, а теперь лезет к себе через окно?

Шпулька рефлекторно чуть отодвинулась.

— Похоже, мы с самого начала угадали: он сумасшедший. Лазает по стенам, как обезьяна, да еще в грозу. Видно, атмосферные разряды вызывают у него приступы...

— Не болтай ерунду! Просто ему это зачем-то нужно. Делает вид, что вышел на улицу, а сам потихоньку возвращается к себе... Но ведь он был в комнате, свет-то горел!

— Мог свет оставить и сидеть внизу. А теперь притворяется, что его там нет.

— Перед кем?

— Перед теми, кто внизу. Пошел во двор, и в комнате его нет. А теперь залез и подкарауливает того, кто придет, думая, что наверху пусто.

Очередная молния продемонстрировала отсутствие каких-либо изменений в окне второго этажа и на стене. Богатое воображение Терески тут же услужливо подсунуло ей несколько возможных вариантов развития событий в комнате наверху — в основном, с кровавой развязкой. Она не успела поделиться своими соображениями со Шпулькой, главным образом потому, что не знала, какому варианту отдать предпочтение. В ожидании следующей вспышки девчонки застыли на четвереньках, вглядываясь в темноту.

По-видимому, в грозе наступил небольшой антракт. Золотые зигзаги посверкивали вдалеке, не позволяя разглядеть дом. Наконец блеснуло над ними, и в мертвенном свете девчонки увидели темную фигуру, теперь явно спускавшуюся вниз.

— Ходу! — возбужденно скомандовала Тереска. — Бери фонарь! Посмотрим, что он будет делать!

Дождь почти прекратился. Подружки поспешно натянули на ноги резиновые сапоги и осторожно направились к дому, успев заметить во время очередной вспышки, что фигура уже на земле. Девчонки продрались через кусты, шум деревьев и гром успешно заглушали все звуки.

Две следующие молнии позволили им разглядеть среди деревьев удалявшуюся человеческую фигуру. Спотыкаясь и натыкаясь на бесчисленные преграды, девчонки буквально на ощупь устремились следом.

— Вот будет здорово, если он обернется как раз во время очередной вспышки! — заметила Тереска спустя некоторое время.

— Будет еще веселее, если вообще перестанет сверкать, — мрачно ответила Шпулька. — Ты хоть запомни, куда мы идем!

Зловредные тучи удалялись. Молнии полыхали все реже. Следовать за аристократом удавалось только потому, что он зажег фонарик. Объект наблюдения и преследователи все больше углублялись в лес, сначала по какой-то тропинке, а затем напрямик.

— О Господи! Мы же заблудимся! Здесь настоящий лес! — ныла Шпулька. — И куда этот подлец поперся в такую погоду?!

Подружкам все труднее было поспевать за аристократом, слабый огонек фонарика которого то и дело терялся в темноте. По тропинке девчонки двигались еще куда ни шло, в лесу же пришлось пробираться чуть ли не на четвереньках.

В конце концов огонек пропал совсем.

Тереска со Шпулькой остановились, совершенно сбитые с толку. Темный, мокрый и таинственный лес окружил их со всех сторон. Обе абсолютно ничего не видели и только чувствовали присутствие друг друга по учащенному дыханию. Гроза прошла. Приглушенное погромыхивание еще доносилось издалека, но дождь перестал. Девчонки не имели ни малейшего понятия, куда их занесло.

— Он, конечно, чокнутый, — вдруг неожиданно разумно заявила Шпулька. — Но это семечки по сравнению с нами. Надо было окончательно тронуться, чтобы ночью забрести в такое место...

— Заткнись! — зашипела на нее Тереска. — Откуда ты знаешь, что он ушел? Может, вернулся и нас подстерегает! Надо притаиться и подождать!

Подождали. Шпульке показалось — года два. Тереска оценила это время в пятнадцать минут. На самом деле прошло четыре минуты.

Кроны деревьев шумели на ветру, с листьев на землю шлепались тяжелые капли, что-то шуршало, потрескивало и поскрипывало. Было жутковато. Окажись каждая из них в подобной ситуации в одиночестве, со страху бы померли, но присутствие подруги немного ободряло.

— Сейчас нас может спасти только спокойствие, — мужественно заявила Тереска. — Летели мы за ним галопом, и теперь, наверное, мы довольно далеко от дома. Нужно возвращаться.

— И ты знаешь, в какую сторону идти?

— Понятия не имею. Но если выйдем к озеру, тогда сориентируемся.

— А где озеро, знаешь?

— Нет. Но если двинем на север или восток, обязательно в него уткнемся. Вернее, насколько я помню карту, или выйдем из леса, или упремся в озеро. И то и другое годится.

— А где восток, знаешь?

Тереска рассердилась: ну как можно быть такой непонятливой!

— Там, куда ветер дует, ясное дело, гроза же шла с запада. И не нервируй меня, дай сообразить. Посвети, уже можно. Этого кретина давно черти унесли.

В жутких потемках свет фонарика казался необыкновенно ярким. Луч его выхватывал из тьмы стволы деревьев, кусты, траву, папоротник и огромное количество ягод.

— Во всяком случае, голодная смерть нам не грозит, — проворчала Тереска и посветила вверх.

Верхушки деревьев мотались во все стороны и очень мешали установить направление ветра. Девочка повела лучом вокруг и исследовала ствол сосны, чтобы определить, с какой стороны растет мох. Проклятый мох был везде. Это вывело Тереску из себя, но она храбро решила не сдаваться, а уж тем более не бояться.

— Мы в обычном польском лесу, а не в какой-нибудь амазонской сельве, — сердито сказала она. —

Диких зверей здесь нет, лес не такой уж большой, и надо быть полными идиотками, чтобы не выбраться отсюда.

— Да, а кабаны здесь есть, — слабо возразила Шпулька. — Я слышала — если секача зацепить, он бывает очень опасен.

— А ты не цепляй. В случае чего обойди его стороной и можешь с ним даже не заговаривать. Не свети в одну точку, посмотри вокруг, нет ли где поляны, может, там разберемся, что с этим ветром. По небу тоже не поймешь — сплошные тучи.

— Похоже, мы как раз на поляне. Здесь лес вроде пореже. И дует.

— Был бы огонь, по дыму бы определили... Погоди, у меня же спички есть! Надо что-нибудь поджечь!

— Только, пожалуйста, не весь лес.

Все вокруг было настолько мокрым, что Тереска извела полкоробка, прежде чем ей удалось поджечь кучку сосновых игл. Ветер рвал дым во все стороны с незначительным преобладанием одной. Пришлось сделать вывод, что там и есть восток.

— Тогда север — налево, — сделала Тереска следующий вывод. — Запомни, нам надо будет придерживаться этого направления.

— Туда, где орешник, — уточнила Шпулька, посветив налево и упершись в большой куст. — Север — на орешнике. Запомню на всю жизнь. А что дальше?

— Как что? Пошли.

При свете фонарика чуть легче было продираться сквозь лес. Девчонки отчаянно пытались не потерять направления, но уже через несколько минут поняли, что это дело гиблое. Приближалась новая гроза, глухое ворчание становилось все сильнее, над головой снова засверкали молнии. Тереска немного сникла, Шпулька же даже не скрывала своего отчаяния.

Неизвестно, где и в каком количестве застал бы их рассвет, если бы Тереска не провалилась в какую-то яму. Она съехала по склону, под ногами что-то захлюпало, и, посветив вниз, девочка радостно воскликнула:

— Смотри! Здесь речка!

На это сообщение Шпулька отреагировала очень вяло.

— Ну и что, что речка? — едва простонала она. — Мы же не в пустыне, на кой черт тебе вода? Слишком сухо, что ли?!

— Балда! Речка ведь течет в озеро. Надо просто идти вдоль берега — и мы дома! Это та самая, где я рыбу ловила. Посвети же, а то никак не пойму, куда она течет.

— Надо щепочку бросить...

Поход глубокой ночью через лес по течению речки оказался для Терески со Шпулькой самым тяжелым за всю их предыдущую бродячую жизнь. Трудно было представить себе что-либо более непролазное, чем берега этого ручья. Они густо заросли крапивой и лопухами, колючим кустарником и тесными колониями маленьких сосенок, завалены были упавшими стволами и какими-то корягами. Распаренные и мокрые, едва дыша и падая с ног от усталости, девчонки упрямо и отчаянно продирались все дальше. Шпулька перестала обращать внимание на загадочные звуки, перестала бояться разъяренных кабанов, влезла в конце концов в ручей и пошла по воде.

— Мне уже все равно, — заявила она. — Больше промокнуть уже нельзя, а так я хоть буду уверена, что не собьюсь с дороги.

Тереска, подумав и исцарапавшись о можжевельник, последовала ее примеру. Сопение и хлюпанье раздавалось такое, как будто целое стадо лосей брело по болоту. Когда дно стало опасно топким, из речки пришлось вылезти. Гром ударил совсем рядом, в небе сверкнула яркая молния.

По крайней мере, можно полюбоваться этим восхитительным куском мира, который мы как раз имеем удовольствие посещать, — отпустила Шпулька полное яду замечание. — Мельком, правда, зато при хорошем освещении. А куда, интересно, этот проклятый Ганг подевался?

— Тихо! — вдруг перешла на шепот Тереска. — Ганг остался вон за теми соснами. Кажется, я что-то слышу.

Шпулька как раз подумала: «Хорошо, что уже не осталось сил даже на испуг». Она замолчала, прислушиваясь, и вся похолодела: из темноты донесся жуткий звук, похожий на тихое рычание.

— Что это? — в ужасе прошептала она.

— Погаси фонарь! Быстро!

Обе замерли в абсолютной темноте. Хриплое рычание повторилось — тихое и зловещее, заглушенное очередным раскатом грома. Шпулька почувствовала, что у нее волосы встали дыбом. Тереске показалось, что сердце у нее остановилось.

— Попытайся нащупать сосенки, — не своим голосом прошептала она. — За ними должна быть речка. Надо к ней вернуться.

Спасибо очередной молнии — благодаря ей удалось отыскать затерявшийся было ручей и опять двинуться в путь. Где-то впереди снова раздались кошмарные звуки — рычание, похрапывание, причмокивание и глухое ворчание. Перепуганная насмерть Шпулька была убеждена: именно такие звуки издают волки, пожирающие свою добычу.

— Мы идем прямо в ЭТО! — в панике прошептала она.

Тереска с трудом сохраняла остатки былого мужества.

— Нет. ЭТО правее. Только бы оно нас не услышало. Пока лопает, мы проскочим...

В эту секунду снова сверкнуло, и обе увидели край леса и блеснувшее за деревьями озеро. Шпулька машинально бросилась в ту сторону, споткнулась о корягу, остановилась, и вдруг совсем рядом, прямо у нее под ногами, что-то резко всхрипнуло. Она метнулась назад, и тут что-то мягкое, но крепкое опутало ее, обвивая мокрым и холодным лицо и руки. Отчаянный крик несчастной слился с ударом грома и замер, переходя в стон.

Тереска повернулась к подруге и окаменела. До самой последней минуты она пыталась сохранять самообладание и не поддаваться панике, чувствуя, как постепенно в ней нарастает страх. Тут снова сверкнула молния, и в ее холодном свете предстало жуткое зрелище: Шпулька с открытым ртом и вытаращенными от ужаса глазами, опутанная серо-черной пеленой, от которой во все стороны расходились извивающиеся щупальца. В одно мгновение вспомнились все когда-либо слышанные кошмары о гигантских пауках, спрутах, вампирах и плазмообразных пришельцах из космоса...

Заорав не своим голосом, Тереска наверняка померла бы на месте от ужаса, если бы полыхнувшие одна за другой молнии не открыли ей реальную картину происходящего. Шпулька угодила в растянутые между деревьями рыбацкие сети. В шалаше, примостившемся на куче камней, спали их хозяева — рыбаки забулдыжного вида. Один из них снова всхрапнул, натужно промычал и закончил булькающим причмокиванием...

— Это просто чудо, что я там на месте не скончалась от разрыва сердца, — возмущалась Шпулька, возвращаясь к домику лесника по удобной тропке вдоль озера. Придумать же надо, растягивать сети поперек реки! И где это видано, так храпеть! Носорог и то легче дышит! Как гроза их не разбудила?

Тереска ответила, еще ощущая некоторую слабость в коленях:

— Не ты должна была умереть, а я! Видела бы ты себя... Похоже, мы напоролись на браконьеров, а судя по количеству валявшихся там бутылок, они были в стельку пьяны. Их и трубы Страшного суда не разбудили бы.

— Слава Богу, что у нас есть горячий чай. Дождь кончается, может, удастся и костер развести?

— Одно утешение — этот подлец тоже промок до костей...

Дождь прекратился прежде, чем подруги добрались до родной палатки. Было только половина первого. Оказалось, что по лесу они плутали не двести лет, как утверждала Шпулька, а всего три часа. Разожгли костер. Он весело горел, светил и грел. Девчонки наслаждались теплом и ощущением безопасности и, компенсируя свои страдания, уплетали копченого угря.

— Больше я в таких авантюрах не участвую, — категорически заявила Шпулька. — Слишком дорого мне обходится твоя слежка. Из двух зол я уж предпочитаю сама перекапывать каменные курганы...

— Оказывается, что перед самой грозой мы разбили палатку в устье Ганга, — сказала Тереска и радостно рассмеялась. — Нам с тобой, похоже, придется исследовать гораздо больший кусок мира, чем мы думали.

— Странно, что мы тебя не встретили в лесу, — вставила Шпулька с легким неудовольствием. — Она утверждает, что встречает гебя при весьма необычных обстоятельствах, а уж той ночью обстоятельства были — необычнее некуда.

Обе девчонки сидели на камне, торчащем из воды, и болтали ногами. Робин, как он утверждал, вносил рациональные изменения в устройство их паруса. Подружки поведали о своих жутких приключениях, встретившись с ним на третий день после столь памятной грозы.

Солнце сияло вовсю, погода наладилась, и только духота предвещала новые грозы. Тереска со Шпулькой решили это время переждать в гостеприимном лесничестве, тем более что и аристократ тут задержался. Ветер дул с юга, и уже на второй день после ночных приключений, гордо подняв на мачте свое полотенце, девчонки отправились исследовать северный берег озера Снярдвы. Возвращаться пришлось на веслах, так как на полдороге мачта сломалась. На следующий день поставили новую и опять пустились в плавание. Пирамиды из камня встречались довольно редко, и большинство из них было разрушено, что крайне раздражало Шпульку.

— И когда он, черт побери, успевает? — возмущалась она. — Мы же с него глаз не спускаем!

— Еще как спускаем. Сейчас вот мы здесь, а он, может, роет где на другом берегу озера. Пользуется, подлец, тем, что нам надо хлеб купить.

Когда путешественницы, купив в деревенской лавчонке необходимые продукты, двинулись в обратный путь, из-за тростника выплыла знакомая лодочка с парусом. Тереска моментально ее заметила, так как все время крутила головой, прикидываясь, что наслаждается видами природы. У сидевшей впереди Шпульки глаза, по-видимому, были на затылке. Отлично понимая притворство подруги, она не упускала случая отпустить на сей счет парочку замечаний, преимущественно издевательских, но иной раз и философских.

— Ну вот, пожалуйста, и дождалась своего ненаглядного, — сказала она, тоже заметив лодочку. — Как это он умудряется плыть против ветра?

Робин с таинственным видом помахал им рукой и сделал знак плыть за ним. Девчонки двинулись следом, и через несколько минут все вместе высадились в крохотном заливчике с песчаным дном под непременной табличкой «Купаться запрещено». Но, поскольку с озера их заслоняли деревья, удалось выкупаться без помех.

— Впервые слышу, чтобы эта речушка называлась так экзотически, — заметил Робин, которого развеселил рассказ о вампирах и прочих пришельцах.

— Для нас это Ганг, и точка!

— А нельзя ли объяснить, что это вас вообще понесло ночью в лес, да еще в грозу?

Тереска со Шпулькой неуверенно переглянулись. Поначалу они не собирались признаваться, что следят за аристократом. Ведь Робин явно не сказал им всей правды, что-то скрывал и пытался отстранить их от всей этой истории, подсунув им сказочку о мелините...

— Сказать или как? — спросила Тереска. Шпулька пожала плечами.

— Рано или поздно ты все равно ему расскажешь. VI пусть теперь попробует нас убедить, что ничего не происходит.

Робин перестал заниматься мачтой и вопросительно взглянул на подружек.

— Во-первых, этот свихнувшийся граф — настоящий искусствовед, — с триумфом заявила Тереска. — А во-вторых, откалывает странные номера — влезает в собственную комнату через окно. Той ночью как раз это проделывал, вот мы и пошли за ним посмотреть, что будет дальше. Честно говоря, увидели мы немного, но если ты станешь нас уверять, что это он просто спортом занимается...

— Ничего подобного я не скажу, — прервал ее Робин и снова взялся за мачту. — Тем более что и время суток, и погода были как нельзя более подходящие. Расскажите-ка поподробнее.

Девчонки, перебивая друг друга, описали загадочные действия аристократа, добавив к этому, что удалось выведать у пана Стшалковского. Тот уверял, будто знает доцента уже очень давно. На озерах они отдыхали порознь, а встретились случайно перед самой грозой неподалеку от лесничества. И в тот же день аристократ принялся за свою акробатику.

— И чем же он занимался в лесу?

— Не знаем. Мы отстали, а он скрылся. И что ты на это скажешь?

— Ничего. Вы никак не можете не совать свой нос и не вмешиваться куда не надо?

— Я могу, — тут же внесла ясность Шпулька. — А она — нет. В результате — и мне приходится, потому как всегда поддаюсь на ее уговоры.

— Не вмешиваться, не вмешиваться! — вдруг взорвалась Тереска. — То крик поднимают, что всем на все наплевать, что природу губят, национальные богатства растранжиривают и крадут все подряд! А как до дела дошло — «не вмешиваться»! Буду вмешиваться! Я не говорю, чтобы специально бегать и выискивать всякие аферы и заговоры, но если уж само в руки плывет, если кто-то тут явно темнит, я должна разобраться!

— Он как раз и темнит, — заявила Шпулька, толкнув подругу локтем и указывая на Робина. — Смотри, какое у него лицо.

Лицо у Робина было явно недовольное.

— Если уж вмешиваться, то с толком, — решительно заявил он — Чего вы, собственно, хотите добиться?

— Если он вдруг что-нибудь найдет, — спокойно начала она, — мы могли бы, например, сообщить в милицию. Были бы свидетелями: знаем кто, знаем где, ему и не выкрутиться. В крайнем случае можно было бы попытаться задержать вора: продырявить ему лодку или колесо машины.

Тереска согласно кивала головой, хотя своей пламенной речью о невмешательстве она хотела сказать нечто большее.

— Ну как вы не понимаете! — возмутился Робин. — Если это порядочный человек, вы можете здорово ему навредить ни за что ни про что. А если преступник — ничего у вас не выйдет, он-то сумеет за себя постоять, а вы нарветесь на неприятности или на что похуже. А толку чуть.

— И что же делать? — беспомощно спросила Тереска.

— Оставить его в покое. Господи! Мало вам, что ли, впечатлений? Впервые на Мазурах, такая жизнь вам в новинку. Кто-то кричит, шуршит, плещется в камышах, вы знаете кто? Что-то растет в лесу, плавает в озере, вы ведь тоже понятия не имеете, что именно! Вот, пожалуйста...

— Перископы, — вырвалось вдруг у Шпульки, так как из тростников как раз выплыли несколько поганок.

Робин так и поперхнулся на полуслове.

— Что ты сказала?

— Перископы, — повторила разволновавшаяся Шпулька. — То есть эти, поморники... Нет, не так...

— Пингвины! — рассердилась Тереска. — Пулярки, попугаи и павлины. Мы их по-своему называем, для нас они — перископы. И точка. И нечего мне тут мозги пудрить живой природой!

Робин с тяжелым вздохом повесил полотенце на мачту и проверил, как получилось.

— Ну, теперь получше. Можете плавать и при боковом ветре. Куда вы теперь?

— Пока никуда. А потом на Нидзкое озеро. Но это уже совсем под конец.

Тереска никак не могла разобраться в своих чувствах. С одной стороны, то, что говорил Робин, было разумным и логичным, и она охотно с ним согласилась бы. Но с другой стороны, она сердцем чуяла, что здесь кроется какая-то тайна. И с третьей — жалко было бы эту тайну бросить, даже не попытавшись ее разгадать.

— Я ведь знаю, что ты знаешь, — неожиданно заявила она. — И ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь. Я понимаю, тебе хочется, чтобы мы не мешали и не лезли на рожон. Но меня это никак не устраивает. Объясни же хоть что-нибудь.

Робин внимательно посмотрел на Тереску и сказал, осторожно взвешивая слова:

— Мне известно то же, что и вам, а то и меньше. Ну, так и быть, предположим, есть тут одно темное дело. Ходят о нем кое-какие слухи. И как только я в этом разберусь, обязательно вам все расскажу. Можешь немного подождать?

— Ничего не делая?

— Ну, если всю работу в лагере считать ничегонеделанием...

— Я просто поражаюсь, как у него терпения на тебя хватает, — сказала Шпулька, когда они обе поглощали обед, сидя по-турецки в палатке. Снаружи в очередной раз лило, громыхало и сверкало. — Ведь ежу понятно, что он во всем этом замешан и не может признаться. А ты прицепилась как репей.

— Я и цепляюсь, потому что замешан. Пусть признается — сразу отстану.

— Разбежалась! Я, конечно, не хочу тебя расстраивать, но он вполне может быть сообщником аристократа. Вместе проворачивают свои темные дела.

— Разбойник-джентльмен, — обрадовалась Тереска. — Настоящий Робин Гуд?

Шпулька совсем не разделяла восторгов подруги.

— Я смотрю, это тебе даже нравится. А мне — нет. Ни капельки. В такой идиотской ситуации я бы предпочла не иметь дела с подозрительными личностями.

— В какой такой идиотской ситуации? Шпулька чуть не подавилась от возмущения.

— У тебя что, совсем крыша поехала? Или ты и впрямь думаешь, что все просто и ясно?

Тереску явно застала врасплох неожиданная вспышка подруги. Похоже было, что у той появился какой-то новый взгляд на аферу.

— Ну конечно, ничего не ясно. Что ты конкретно хочешь сказать?

— А то, что теперь нам уже никак нельзя оставаться в стороне, — возбужденно воскликнула Шпулька. — Теперь у нас есть два подозрительных типа. И они заодно! Точно тебе говорю! И дело тут серьезное, потому что за здорово живешь ни этот старый пень не будет лазать в окна на втором этаже, ни твой распрекрасный Робин не станет носиться с тобой как с писаной торбой. Я жутко боюсь, но оставлять этого нельзя. Придется вмешиваться.

Нервным движением Шпулька схватила кастрюлю, наполненную ягодами с молоком и сахаром, и сунула в рот полную ложку лакомства. У Терески мелькнула мысль, что, не дай Бог, подруга сейчас поперхнется от волнения и раскашляется, и тогда вся внутренность палатки покроется фиолетовыми нашлепками. С другой стороны, ее даже порадовало настроение Шпульки. Сама она в глубине души была абсолютно уверена в порядочности Робина, но ничего не имела против подозрений подруги. Благодаря этому заблуждению ее можно было подвигнуть на более решительные действия.

— Вот и прекрасно, — заявила Тереска с нескрываемым удовлетворением. — Значит, вмешиваемся и дальше. Закругляйся поскорее с ягодами и пошли посмотрим кучу на Ганге.

— Какую ку... А! Ту, ночную? Там, где я в сети попалась? А зачем?

— Поглядим, раскопали ее или еще нет. Может, там наконец его и поймаем. До сих пор наверняка браконьеры мешади.

К вечеру гроза кончилась, распогодилось. Пирамида у Ганга стояла нетронутая, а от браконьеров и следа не осталось. Девчонки удивились, почему аристократ проморгал такую возможность, и решили, что это их шанс. Вечером, во время прощального ужина, устроенного супругами Стшалковскими, подруги не сводили глаз с искусствоведа, который упорно притворялся спокойным и беззаботным.

И только по чистой случайности им удалось выследить его утром. Шпулька категорически настаивала на рыбалке, утверждая, что фосфор благотворно повлияет на их умственные способности. Поддавшись на эти уговоры, Тереска, правда, без особой надежды на удачу, поставила на ночь удочки на угря. Спала она беспокойно и на рассвете, проснувшись в очередной раз, решила их проверить.

Обнаружив, что ничего не попалось, девочка слегка расстроилась и огляделась по сторонам. Движение у мостков в такую рань удивило ее. Присмотревшись, она различила в утренних сумерках аристократа, спускавшего на воду свой надувной плотик.

Безжалостно разбуженная и еще не очухавшаяся Шпулька сделала попытку кинуться в погоню как была — в пижаме и босиком. Тереске все же удалось уговорить ее одеться.

— Не грохочи так копытами! Несешься, как стадо бизонов, — шепотом выговаривала она подруге. — Звук по воде далеко слышен. И не вздумай стукнуть чем или плеснуть...

— Может, лучше по берегу?

— А если он поплывет на другую сторону?

Начинало светать, и подружки увидели аристократа в нескольких десятках метров. Его плотик тихо двигался вдоль камышей, почти касаясь их. С противоположного берега донеслись какие-то звуки, человеческие голоса, скрип весел.

— В полтретьего утра здесь движение как на ярмарке, — недовольно проворчала Тереска.

Аристократ проплыл чуть дальше, за устье Ганга. Совсем рядом находилась разведанная девчонками куча камней. Теперь ему следовало выгрузиться и приниматься за работу.

Ничего подобного! Спрятавшись в камышах, Тереска со Шпулькой с превеликим изумлением наблюдали, как зловредный искусствовед достал удочку с каким-то очень коротким и толстым удилищем и преспокойно застыл над ней.

Прождав довольно долго, Тереска пошевелилась и недовольно прошептала:

— Как он, так и я.

И тоже забросила удочку.

Аристократ был явным идиотом. При длительном наблюдении девчонки обнаружили, что на странном удилище у него была прилеплена катушка. На свой спиннинг он явно собирался ловить уклеек, плотву и окуней! Скорее всего, и крючок у него был неподходящий, гак как ничего не клевало. Тогда этот кретин принялся ковыряться в катушке, едва не касаясь ее носом.

— Слепая курица, — шепотом ругалась Тереска, вытягивая одну рыбину за другой. Клев был как по заказу. — Зла на него не хватает! Он что, и впрямь на рыбалку сюда приплыл?!

— Может, он нас заметил, вот и валяет дурака? — спросила тоже шепотом Шпулька, запихивая очередную рыбу в целлофановый пакет с водой.

Аристократ так их достал, что подруги наверняка плюнули бы на слежку и вернулись, если бы не потрясающий клев. Сумасшедший же граф удочку забрасывал редко, а в основном все время возился со своей дурацкой катушкой. Солнце наконец пробилось сквозь утренний туман и засветило вовсю. Зловредный маньяк бросил свое идиотское занятие в начале шестого, смотал удочку и взялся за весло. Девчонки успели забиться с байдаркой поглубже в камыши.

Снова на то же место они явились после обеда с намерением пособирать малину. Рядом с их первой стоянкой в этих краях рос замечательный малинник. И обе надеялись, что, несмотря на грозы, еще удастся чем-нибудь поживиться. Стшалковские направились на юг, забрав с собой аристократа.

Путешественницы высадились на берег, прошли несколько шагов и застыли как вкопанные. Каменная пирамида была разрушена до основания! Замшелые валуны выворочены, а на их месте — огромная зияющая яма. Подруги поначалу не поверили своим глазам.

— Да когда же он успел? — спросила обалдевшая Шпулька.

— Мы же с него глаз не спускали! — воскликнула не менее потрясенная Тереска. — Вчера ведь все было не тронуто, правильно?

— Правильно. Еще вчера вечером.

— Следим сегодня за ним с рассвета! Как же он умудрился?

— Не мог же он это сделать глубокой ночью?!

— Ночью ему было никак не успеть. Выворотить все это, вернуться назад и снова на рассвете отплыть.

— Ну, ясно, — мрачно заявила Шпулька. — У него есть сообщник. Сообщник копал, а он с воды следил, не идет ли кто, то есть не плывет. И похоже, мы этого сообщника знаем...

Десять дней спустя, выпутавшись из бесчисленных кемпингов, палаточных лагерей, прогулочных катеров, парусных лодок и школьных экскурсий, наши девчонки поставили палатку на Нидзком озере неподалеку от дома лесника. Обширные связи пана Салера позволили им войти в контакт с очередным лесничим, который, поломавшись для приличия, разрешил разбить лагерь в его владениях.

Приближалось полнолуние, снова установилась отличная погода, вокруг всего было в изобилии: рыбы, малины и прочих ягод, уток и даже грибов, вот только настроение Терески со Шпулькой этому благолепию никак не соответствовало.

— У меня такое впечатление, будто уже август наступил, — недовольно говорила Шпулька, чистя чуть подсохшие лисички. — Деньги кончаются. На подножном корму, конечно, до конца путешествия продержимся, но ты уж будь любезна ловить все подряд. Хуже, что с этим подлым аристократом полная неясность. Что он себе думает?

Тереска занималась устройством коптильни, притащив с расположенной рядом пирамидки несколько камней.

— Не знаю, что он думает, — мрачно отозвалась она. — И самим нам не мешало бы поменьше думать. Похоже, от этого один вред.

— Ага, — язвительно согласилась Шпулька. — Не для нас, правда, но вред порядочный.

Тереска бросила на подругу осуждающий взгляд и вернулась к своему занятию. Последние события послужили причиной сплошных расстройств и разочарований. Казалось, все было так хорошо задумано и спланировано! Чуть было не застукали аристократа на месте преступления, когда в предрассветных сумерках они застигли его врасплох при раскапывании очередной груды. И вдруг все обернулось кошмарной ошибкой!

Следить за злоумышленником не представлялось возможным, так как он отбыл в неизвестном направлении на своей машине, до которой его подвезли Стшал-ковские. Поэтому было решено, что единственный способ его изловить — это караулить у еще нетронутых пирамидок, которые, к счастью, в этих местах встречались гораздо реже. Только постановив задержать преступника во что бы то ни стало, отважные следопытки выбрали первую попавшуюся кучу камней у самого берега. И напрасно потратили две ночи. Кончилось же все жутким провалом. Пробудившись на вторую ночь перед самым рассветом от глубокого сна, который по идее должен был быть чутким бдением, подруги заметили у выбранной ими кучи какое-то шевеление. Сквозь кусты и утренний туман они мало что разобрали, но это их не особо волновало, так как в соответствии с разработанным планом необходимо было обнаружить средство передвижения злоумышленника — машину или плотик — и вывести его из строя. В результате недолгих поисков последний обнаружился в нескольких десятках метров, спущенный и небрежно брошенный на берегу вместе с какими-то мешками и рюкзаком. Времени было в обрез, вырожденец мог появиться в любую минуту.

— Так разодрать, чтобы сразу заметил, а то еще накачает, отплывет, и все добро пойдет ко дну посреди озера! Вырезать огромную дыру...

— Чем вырезать? — в полной панике возразила Шпулька. — Ножниц-то не захватили! И ножа нет! Зубами?

Только сейчас Тереска спохватилась, что они действительно не захватили необходимых инструментов. Но надо отдать ей должное, в критические моменты соображала она быстро.

— Балда! Подожди-ка... Пробка! Ищи пробку! Надо ее забрать!

Пробка была привязана веревочкой, довольно тонкой, которую удалось частью перегрызть, частью оторвать. Довольные своей находчивостью, девчонки притаились в кустах. Спустя достаточно продолжительное время показался и хозяин плота. И тут подружкам стало плохо.

Это был вовсе не аристократ! И никаких сокровищ он не искал! Совершенно посторонний человек отправился на рыбалку и копал себе преспокойно червей, которых сейчас и нес в целлофановом пакете с землей. Несчастный рыбак уставился на обрывок веревочки и растерянно чесал в затылке.

— Не наш. Посторонний! — отчаянно стонала в кустах Шпулька. — Мы обокрали ни в чем не повинного... Ой, что же делать?!

— Кинь ты эту чертову пробку и сматываемся!

Шпулька размахнулась и в нервах швырнула пробку совсем не в ту сторону. Легкая штуковина рикошетом ударилась о ветку ольхи и плюхнулась в воду где-то в камышах. Дальнейших эффектов своей деятельности подруги решили не дожидаться...

— Это одна из последних пирамид, которую он еще не раскопал, — задумчиво проговорила Тереска, продолжая сооружать коптильню. — Если он до сих пор своего дела не закончил и не удрал, есть шанс, что заявится сюда. Думать нам вредно, значит, будем действовать не подумавши, как придется.

Шпулька тяжело вздохнула и угрюмо посмотрела на маленький мысок, на котором сквозь густые заросли кустов и тростника с трудом просматривались уложенные кучей камни.

— Это значит как? — заволновалась она.

— Спонтанно. Ничего не планировать. Понадеяться на случай. Тогда — точно на него наткнемся.

Тереска притащила еще несколько камней для своего сооружения и поделилась информацией:

— Какой-то чайник рыбу ловит. Прямо посреди озера. Лучше места не нашел. Не иначе, кита хочет подцепить.

Шпулька, продолжая чистить грибочки, рассеянно глянула на какого-то человека в лодке, тупо уставившегося на поплавок.

— Опять ты меня сбила, — проворчала она. — А вдруг он уже и вправду нашел, что искал, и смылся?

— Нет. Если бы нашел, Робин бы нам сказал.

— Робин, Робин! Так он нам и скажет! Его давно уже и след простыл! Он, точно, сообщник аристократа. Вместе и удрали.

— И ты думаешь, мы его больше не увидим?!

Шпулька заколебалась. Предположить подобное было просто-напросто невозможно. Ведь она собственными глазами видела, как между Робином и Тере-ской возникло нечто, что так вдруг само по себе не исчезает. А значит, они должны еще встретиться. Но тогда как же кража предметов старины и бегство в неизвестном направлении?

— Ну, не знаю... Будь он настоящим Робином Гудом, все оказалось бы гораздо проще. Подкараулил бы нашу карету где-нибудь на обратном пути, напал бы на нее и выкрал бы тебя. И вся недолга! Жила бы ты себе спокойно в какой-нибудь благоустроенной пещере в окружении сокровищ и горя бы не знала. А в наше время все так сложно... Грибы когда тушить будем?

— Вечером. А сейчас — самая пора для рыбалки. Пошли.

Одно оконце в тростниках рядом с палаткой оказалось на редкость щедрым. Тип в лодке с завистью смотрел, как Тереска одну за другой подсекает сверкающих на солнце рыбок. Даже издалека было заметно, какое у него нехорошее выражение лица.

— Еще нападет на нас и все отберет, — обнаружила новый повод для беспокойства Шпулька. — Уставился как сыч. У него совсем не клюет, а у нас — вон сколько!

— А кто его заставляет ловить в таком идиотском месте? Не иначе как щуку караулит.

— Щука — это, конечно, хорошо, но ты могла бы и угрей половить.

— Ладно, на ночь поставлю удочки. Крючков пока хватает. А уж три поставлю. Устраивает?

Изготовлять удочки из лещины Тереска уже здорово навострилась. Наученная горьким опытом, она основательно их закрепила. Дождевые же черви после долгих поисков были отобраны прямо-таки рекордных размеров.

Угрям они явно пришлись по вкусу, так как на следующее утро все три лески оказались перегрызенными. Шпулька разволновалась не на шутку.

— Не может быть, чтобы обычный угорь так запросто перекусывал солидную нейлоновую леску. Никогда этому не поверю!

— Кто говорит, что запросто? Ему пришлось здорово повозиться.

— Все равно не верю! Не иначе как тот тип с лодки их украл! Подплыл потихоньку и перерезал леску, чтобы мы думали, что перекусил.

— Это не он перекусил, а угорь.

— Не придирайся! Ладно бы одного, ну, двух, но всех трех! Помнишь, как он на нас смотрел? Сволочь! Ну, попадись он мне!

Кровожадность Шпульки по отношению к типу в лодке одними угрозами не ограничилась. Когда незадолго до заката он показался снова и опять принялся удить, девочка бросала на него такие уничтожающие взгляды, что, будь у того хоть капля совести, давно бы превратился в кучку пристыженного пепла. Тереска не была столь уверена, что именно рыбак-неудачник украл их угрей, но на всякий случай решила на следующее утро пораньше проверить улов.

Проснувшись на рассвете, она, зевая, вылезла из палатки и направилась к берегу, с шумом раздвинула кусты и потянулась за удочкой.

Что-то вдруг резко прошелестело совсем рядом. Похоже было, что кто-то продирается сквозь камыши в направлении мысочка с каменной пирамидкой. Только неясно, на лодке или пешком. С берега Тереске не было видно. Она кинулась сначала к байдарке, потом спохватилась и побежала к палатке за веслами, растолкав заодно и подругу.

— Вставай! Скорее! Да проснись же. Беги на берег, а я — по воде. Кто-то тут был и удрал!

Полусонная Шпулька, озабоченная единственной мыслью о своих драгоценных угрях, путаясь в ночной рубашке, босиком, рысью затрусила в сторону мысочка, самого высокого пункта на местности. Со сна она не совсем поняла, чего от нее хочет Тереска, однако ради угрей была готова на все.

Тереска столкнула в воду байдарку и, как была — в пижаме, кинулась в погоню. Издалека явственно доносились всплески весел. Но мысок заслонял вид на озеро, а звуки скоро прекратились, из чего девочка сделала вывод, что злоумышленник спрятался в камышах и его скорее заметит Шпулька с высокого берега, чем она с воды.

Шпулька же, добежав до камней, изумленно вскрикнула. Угри моментально выскочили у нее из головы, а сердце заколотилось со страшной силой: оставленные вчера в полном порядке камни были уже наполовину выворочены из земли. Под одним зияла глубокая яма.

Стоя на месте, Шпулька отчаянным шепотом звала подругу.

— Ага! — обрадовалась Тереска. — Я его спугнула! Правильно я говорила, что без всякого плана лучше. Видно, только начал копать! Конечно, надо бы пугать, когда он уже валуны отвалит... Он бы удрал, а мы бы спокойно под ними поискали.

Шпулька окончательно пришла в себя и возразила:

— Да ведь он нас совсем не боится! Почему же убежал?

— А кто знал, что это мы?

— Тогда впредь надо пугать так, чтобы он нас не узнал. Из укрытия или переодевшись... Слушай, а может, он просто ничего не нашел и сам уже уходил?

Шпулька заглянула в яму.

— Вон какую выкопал. А валуны, похоже, назад столкнул.

И тут вдруг обе подружки вспомнили об угрях. Яму оставили в покое, Тереска занялась удочками. Одна леска снова оказалась перекушенной, на другой болтался пустой крючок, а на третью попалось сущее недоразумение: махонький угришко сантиметров в двадцать пять длиной.

— Откусил, откусил! — бушевала Шпулька. — Никакой не аристократ сейчас удирал и не его сообщник, а эта холера завистливая! Сама видишь, начал с той стороны и украл первого, наверняка здоровенного, как крокодил! А до последней удочки не успел, зараза, добраться! Мне бы только его поймать! Всю ночь буду караулить. Куда это годится, чтобы всякие придурки крали у нас основной продукт питания!

— И правда, надо что-то делать, у меня скоро крючки кончатся, — озабоченно согласилась с подругой Тереска. — Или мы его поймаем, или придется отказаться от крупной рыбы. Хоть бы, подлец, крючки возвращал!

На завтрак была яичница с грибами. Маленький угорь висел в коптильне и всем своим видом только укреплял подозрения Шпульки, что рыбак-неудачник пользуется их уловом. Разъяренная такой наглостью, она всерьез предлагала напасть на него и без всяких объяснений отобрать хотя бы крючки.

Вечером поставили новые удочки и обе решили не спать, чтобы успеть поймать не только угря, но и вора на месте преступления. Аристократ отошел пока на второй план. Еда — важнее.

— Посидим до рассвета у костра. Даже лучше — пусть видит, — решила Тереска. — Нам не привыкать. И так ни одной ночи не проходит без развлечений.

Ночь была еще теплой, комары почти не кусали, матрацы, на которых девчонки, как в креслах, устроились у огня, оказались на редкость удобными. И не успел еще исчезнуть широкий серп месяца, как обе погрузились в глубокий сон.

В половине третьего Тереска проснулась от холода. Стволы деревьев уже вырисовывались на светлом фоне неба, над озером стлался белый туман. Костер погас. Шпулька рядом дрыхла без задних ног.

Тереска пошевелилась и собралась уже снова разжигать огонь, но вдруг до ее слуха донесся какой-то негромкий звук: как бы скрип, а затем шорох. Одновременно гораздо ближе что-то заплескалось в камышах.

«Ворует, стервец, угрей, — мелькнуло в голове у Терески. И тут же девочкой овладело боевое настроение. — Ну, больше уж ему не захочется!» Она осторожно потрясла за плечо спящую Шпульку.

— Проснись, Шпулька! И тихо! Слышишь, тихо!

— Да я ничего и не говорю, — пробормотала сквозь сон подруга.

— Быстро вставай и пошли. Как раз крадет! Отучим его раз и навсегда!

Мстительная угроза, звучавшая в голосе Терески, нашла немедленный отклик в душе еще не проснувшейся Шпульки. Обе вскочили и босиком, стараясь не шуметь, побежали к озеру. Первая удочка была привязана к корме байдарки, и оттуда доносился плеск и шелест тростника. Байдарка слегка покачивалась, а удочку сильно дергало. Вторая удочка лежала неподвижно, а у третьей, ближайшей к развороченной пирамиде, слышался какой-то подозрительный шум. Похититель угрей начал, повидимому, как и вчера, с самой дальней и сейчас, похоже, сражался с огромаднейшей рыбиной. Тереска мимоходом еще удивилась, что он занимается своим грязным делом с берега, а не с воды. Но сейчас не время было с этим разбираться. Крадучись, девчонки приблизились к мысочку.

Видимость была еще плохая, но все же на фоне стены камыша подруги различили какую-то фигуру. Подлый ворюга, стоявший к ним спиной, и не думал об угрях. Он уже отвалил в сторону оставшиеся валуны и сейчас как раз лихорадочно углублял яму, осторожными движениями разгребая землю.

И в этот момент Тереску осенило. Она вдруг все поняла: вчера они совершили ужасную, непростительную ошибку, не проверив яму. Как идиотки поверили, что злодей кончил свою работу и поэтому смылся? Зачем же он тогда вернулся снова? А затем, что именно вчера он наконец нашел, что искал! А забрать не успел — спугнули. И сейчас как раз забирает! Выкопает остатки — и поминай как звали!

— Надо его напугать!!! — отчаянно стонала Тереска.

— Как?

— Как-нибудь страшно, чтобы не похоже было на нас! Ну!

Это Терескино «Ну!» прозвучало как приказ. Подхлестнутая им как кнутом, Шпулька совсем потеряла голову. Потрясение и ужас отбили у нее последние способности мыслить здраво и лишили остатков сонного рассудка. И она сделала единственное, что пришло в этот критический момент на ум...

Протяжный, зловещий и унылый вой разорвал вдруг предрассветную тишину, пронесся над водой и отразился эхом из стены леса на другом берегу. Звук этот, глухой и жуткий, оказался настолько мощным и страшным и раздался так неожиданно, что Тереска, сидевшая рядом с его источником, окаменела от ужаса. В уме ее мелькнула кошмарная мысль, что Шпулька спятила.

Роющегося у камней типа как громом поразило. Он на мгновение замер с лопатой в руках, затем отшвырнул ее. Вой перешел в стон и оборвался — Шпульке не хватило дыхания. Злоумышленник выскочил из ямы, тревожно озираясь, в руке у него появился какой-то темный предмет. Все, что произошло дальше, случилось так быстро, что трудно было даже установить порядок событий. Сверху, возможно с дерева, на типа свалилось что-то черное и ударило его по руке, темный предмет упал на камень, раздался ог-лушительный треск. Черная фигура — человек или зверь — схватила этот предмет и растворилась в лесу. Несколько секунд «землекоп» ошеломленно лежал на краю ямы, затем вскочил и кинулся в тростники. Послышалось громкое бульканье, потом раздался треск мотора, и все стихло. Над озером вновь повисла полная тишина. По-прежнему стлался туман.

Тереска не сразу пришла в себя. Наконец к ней вернулась способность говорить и двигаться. Поднявшись на ноги, она с негодованием взглянула на подругу, стоявшую на четвереньках.

— Господи Боже мой, что ты натворила?!

— Ты же сама велела его напугать! — жалобно простонала Шпулька, в ужасе от своего поступка и его последствий. — Откуда я знала... И чтобы непонятно...

— Непонятно оно было — это точно. Ничего не скажешь, куда уж непонятнее. Теперь вот что делать? Бежать к телефону? Или яму проверить?

— Он вернется...

— Тогда поспешим. Никак не пойму, что же все-таки произошло? Кто-то его ударил?

— Выстрелило!..

Со стороны палатки долетело вдруг какое-то бря-канье, как будто гремели кастрюлями. Шпулька вскочила.

— Это он! Мстит нам! Разоряет лагерь!

Тереска, и так раздраженная всеми этими приключениями, схватив первый попавшийся под руку здоровенный сук, скомандовала:

— Возьми что потяжелее и заходи с другой стороны! С меня хватит. Двину ему по башке, а подумаю потом.

И она бросилась к палатке.

С мужеством отчаяния Шпулька кинулась за ней, подобрала по дороге толстую разлапистую ветку и тут же запуталась с ней в кустах.

С минуты на минуту становилось все светлее. Тереска добежала до матрацев, оставленных у погасшего костра, и притормозила. Вокруг не было ни души, хотя кастрюльки валялись перевернутые: из одной высыпались ягоды брусники. Так она и стояла, подозрительно оглядываясь, когда с другой стороны показалась запыхавшаяся Шпулька, выдиравшая из кустов свою ветку.

— Ну и что? — взволнованно спросила она.

— Ничего. Никого не видно, а кастрюли перевернуты. — Наверное, какая-нибудь зверюшка здесь похозяйничала. Пошли назад.

— Зачем?

— Как зачем? Во-первых, яму исследовать, а во-вторых — за угрями.

Шпулька собралась было категорически возразить против возвращения на это ужасное место, но упоминание об угрях ее остановило. Немного поколебавшись, она побрела к лесочку, волоча за собой ветку.

— Подожди! — остановила ее Тереска. — Возьмем лопатку, вдруг надо будет копать.

Яма показалась девчонкам глубже, чем раньше. Как будто из нее вынули что-то, прежде закопанное. Немного поспорив, Тереска поддалась на уговоры подруги заняться сначала угрями. И очень вовремя. На одной удочке ничего не было, зато на двух остальных два угря трудились над леской, старательно перегрызая ее, и уже были близки к завершению. Вытащить их удалось буквально в последнюю минуту и с превеликим трудом, так как оба запутались в камышах. Солнце уже взошло, когда Тереска наконец завершила свою операцию, зато на улов приятно было посмотреть.

— Ну, теперь за дело, — энергично сказала она, возвращаясь на мысок. — Давай копать.

— Не нравится мне все это, — заявила Шпулька, заглядывая в яму. — Похоже, что отсюда что-то вынули.

— Он же убежал с пустыми руками.

— А лопата? — продолжала сомневаться подруга. — Лопату он бросил. А где она? Сама ушла?

Только сейчас Тереска заметила отсутствие лопаты злоумышленника.

— Все правильно, — с горечью согласилась она. — Мы с тобой безнадежные идиотки! Ведь он специально запустил камнем в наши кастрюли, чтобы мы убрались отсюда, а сам вернулся и все забрал. Теперь кончено! Это же надо, упустить такой случай!

Шпулька тоже впала в отчаяние и уселась на камень, но тут же вскочила, замахав руками.

— Погоди, как же он мог бросить? Удирал на лодке в ту сторону, а палатка — в противоположной. Мы же в лагере всего какую-то минуту были! Что же он — там бросил, сюда прибежал, все выкопал и успел смыться? Мы бы обязательно столкнулись с ним по пути!

— А сообщник? Сообщник и бросил камень!

— Какой сообщник? Ведь этот тип вовсе не был аристократом!

— Значит, аристократ бросал, а сообщник копал. Ничего не скажешь, обул нас первоклассно!

Какое-то время обе сидели молча, мрачно уставившись в пространство.

— Во всяком случае, ты сама видела, что это не Робин, — неожиданно заявила Тереска. — А знаешь, мне кажется, я того типа где-то встречала.

Шпулька слегка оживилась:

— Слушай, а ведь я тоже! Все время у меня какое-то смутное чувство, что я его знаю. И никак не вспомню откуда!

— Вот и я голову ломаю. Когда он обернулся на этот твой вой, сразу показался знакомым. А вот откуда, никак не соображу.

— Ну, ладно. При всех наших неприятностях одно утешение — утри. Пошли, надо их прокоптить, а одного сразу съедим...

Ближе к полудню, когда вызванная мрачными предположениями и взаимными обвинениями атмосфера становилась все напряженнее, со стороны дома лесника донесся какой-то шум. Слышен был рев моторов, чего раньше не случалось, людские голоса. Расстроенная неудачей и ведомая неясным предчувствием, Тереска настояла на том, чтобы пойти проверить, в чем дело. Девчонки двинулись по лесной тропинке и на полпути встретили лесничего в сопровождении полного мужчины, беспрестанно отиравшего пот огромным клетчатым носовым платком. Обе подружки тут же его узнали: это был тот самый зловредный недотепа, что удил рыбу в идиотском месте, завистливо смотрел на их успехи и перекусывал леску.

— Вот кстати, — сказал лесничий. — А мы к вам шли. Пан капитан тут поймал одного негодяя, и в связи с этим у него к вам есть небольшое дельце.

Тереска со Шпулькой поначалу обрадовались было, что пойманным негодяем является как раз толстый мужчина, а лесник зачем-то тащит его к ним. Лесник поспешил вывести девочек из заблуждения, назвав толстяка капитаном.

— Как это капитан? — вырвалось у Шпульки. — Ведь он лески перегрызал...

Тереска успела вовремя пнуть подружку ногой, и та прикусила язык.

— Какие такие лески? — удивился лесничий. Мужчина тяжело вздохнул и снова вытащил свой платок.

— Капитан я. Обыкновенный капитан милиции, мои дорогие, и, честное слово, я ничего не перегрызал. Может, это вы в переносном смысле?..

Но Шпулька так легко не сдавалась:

— Так ведь это вы ловили рыбу, и у вас совсем не клевало...

— А, так вы меня узнали? — обрадовался мужчина и обернулся к лесничему, слушавшему с явно недовольным видом. — Эти девушки считают меня полным дураком, ведь я ни одной рыбки не вытащил, а они тянули одну за другой. Но должен сказать в свое оправдание, я ловил совсем иную рыбу. И поймал, поймал...

— Он совсем не похож на милиционера, — недоверчиво шепнула Шпулька...

— Бог с вами, это настоящий капитан. Я его много лет знаю, — заверил лесник. — Он тут ловил одного типа и наконец поймал! Похоже, вы его тоже видели. Может, и правильно я разрешил вам здесь остановиться; хотя кто его знает...

— Как одного? Вы его поймали? Только одного? — воскликнула Тереска.

— Ведь их же двое? — энергично встряла в разговор Шпулька. — У аристократа есть сообщник. Вы которого поймали?

Капитан, казалось, был сбит с толку.

— Что-то здесь, прошу прощения, не сходится. Какой аристократ? Похоже, вы знаете больше меня. Давайте-ка все по порядку, а то мне трудно сориентироваться. Для начала я бы хотел, чтобы вы, мои дорогие, взглянули на моего задержанного и сказали, знаете ли его. Простая формальность, не больше, но может пригодиться. А вообще-то это я так, для очистки совести, ведь попался он, можно сказать, почти на месте преступления. Ну, пошли. А то жара в этом лесу — мочи нет.

На крыльце сторожки лесника капитан остановился.

— Мой улов там в комнате сидит, — сообщил он. — Вы туда не входите, а посмотрите из сеней. В сенях темно, он вас не разглядит. Я, знаете, не люблю этих очных ставок. Такие, как он, бывают мстительными. Отсидят свое, выйдут из тюрьмы, а потом не дают людям покоя. Взгляните из сеней, только не говорите ничего; выйдите из дома — и поболтаем вот тут, в тенечке под деревом.

Тереска со Шпулькой одна за другой протиснулись в сени, с трудом воздерживаясь от восклицаний, и вылетели наружу, страшно взволнованные.

— Это он! Здесь под камнями рылся, валуны отвалил, что-то вытащил и удрал! Мы его знаем! Он тут по всей округе роется! И сообщник его нам тоже хорошо знаком! А это неизвестно, что он забрал, а вы нашли?

— Спокойно, мои дорогие, спокойно. Давайте по порядку, — сказал капитан, усаживаясь на шаткую лавочку под яблоней и вытирая рот платком. — Ладно, скажу. Я-то нашел, а вы уж, пожалуйста, говорите по очереди. Конкретно: когда вы видели этого типа?

— Сегодня утром. На рассвете. Еще окончательно не развиднелось.

— Где это было и при каких обстоятельствах? Спокойнее, пусть кто-нибудь один расскажет.

Может, и не совсем спокойно, но честно пытаясь излагать по очереди, подружки описали события сегодняшнего утра. Капитан кивал головой, время от времени подбрасывая следующий вопрос.

— Значит, говорите, громыхнуло? Вы уверены?

— Мы галлюцинациями не страдаем. Грохнуло, как из пушки!

— А, может, это вам показалось на что-нибудь похоже?

Девчонки дружно замолчали. Шпулька презрительно фыркнула, Тереска посмотрела на капитана как на сумасшедшего.

— Вы нас полными идиотками считаете? — спросила она сердито. — Ежу понятно, что это был пистолет. Мы специально этого слова не употребляем, так как свидетели должны говорить, что видели, а не о чем догадываются.

— Ах, извините, пожалуйста. И он этот пистолет держал в руке?

— Держал! — подтвердила обиженная Шпулька.

— Вы в этом совершенно уверены?

— Совершенно. Но очень недолго... Тут вмешалась Тереска.

— Ясно. Кто-то у него пистолет отобрал. И вы хотите выяснить, чей он был. А как насчет отпечатков пальцев?

— Ну, как вы проницательно заметили, раз кто-то отобрал...

— Понятно, стерлись. А вы наверняка хотите знать, кто стрелял. Никто. Ударился о камень и сам выстрелил, и потом его унесли. Так это выглядело в хронологическом порядке.

— А как же вы не разглядели того, другого? Шпулька пояснила:

— Уж очень он неожиданно появился. А если точнее — даже не появился, а буквально свалился как гром средь ясного неба. Мы видели какую-то метнувшуюся тень.

Тереска поддержала подругу:

— Не забудьте, ведь уже почти совсем стемнело. Первого-то мы успели разглядеть, потому как он какое-то время стоял неподвижно, лицом к нам. А второй — совсем наоборот. Мы правду говорим. И рассказываем лишь о том, что хорошо видели, в чем уверены.

— И как долго он стоял?

— А вот тут точно не скажу. Насколько ей хватило дыхания. Надо бы провести следственный эксперимент. А ну-ка, завой!

Шпулька послушно уже набрала было полную грудь воздуха — надо же помочь следствию! Но капитан поспешил ее остановить.

— Нет, нет, пожалуйста, не войте больше, нет необходимости. Слышал я ваш вой, одного раза вполне достаточно. Да и не только я слышал, уверен — все в округе. Зачем лишний раз травмировать этого типа? Вдруг с ним что от страха случится, а нам это ни к чему...

— Но мы все-таки не понимаем, — недовольно прервала капитана Тереска. — По-вашему выходит — их было двое, а вы поймали только одного. И довольны! А еще мы так и не знаем, что он искал и что именно нашел...

В свою очередь Тереску прервало взволнованное сообщение Шпульки. Она так резко вскочила на ноги, что чуть не перевернула лавочку. Хорошо, что капитан обладал быстрой реакцией и успел схватиться за ствол яблони, иначе непременно бы опрокинулся на землю.

Во двор въехал «фольксваген», за рулем которого сидел веселый и чрезвычайно довольный аристократ.

— Ооо! — только и смогла произнести Шпулька, с чувством глубокого удовлетворения указав на него пальцем.

— Что «ооо»? — удивился капитан. — Обыкновенный «фольксваген». Заезжают сюда иногда такие машины. Дорога приличная.

— Да нет же! — лихорадочно зашептала Тереска. — Вот вам и второй! Это сообщник того, тоже копал. Я же вам говорила, их было двое.

Озадаченно помолчав, капитан немного неуверенно заметил:

— Собственно говоря, это наш эксперт. Доцент Копшиц. Искусствовед. Тоже интересуется этим делом и активно нам помогает. И с его помощью нам удалось обнаружить и сохранить некоторые старинные предметы большой ценности. Ведь если честно — вы нам все дело испортили.

— Испортили?! — в один голос возмутились подружки.

— А то нет? Спугнули, мои дороги, преступника. Еще денька два-три, и мы бы его взяли, а так... Я очень сомневаюсь, что как-то удастся исправить содеянное вами. Скорее всего — нет...

Наступило долгое, тяжелое молчание. Шпулька с Тереской переваривали услышанное, капитан вздыхал и вытирал пот с лица.

— Ну вот, опять то же самое, — проворчала обиженная на весь свет Шпулька. — Опять мы приняли за преступника не того, кого надо. Теперь уж я никогда никому не поверю!

— И правильно! — согласилась с подругой Тереска. — Ведь он как себя ведет? Подозрительно! Совершает всякие нелепые поступки, а я должна догадываться, что это ваш милицейский эксперт! А вы-то хороши... Ловили рыбу так, что смотреть тошно... Как не знаю кто...

Капитан с готовностью продолжил перечисление претензий:

— И еще лески перекусывал.

Обиженно посмотрев на представителя власти, Тереска замолчала и только в отчаянии махнула рукой. Чувствовала она себя крайне неудобно и потеряла всякую охоту продолжать беседу.

Видимо, Шпулька испытывала подобные чувства, потому что осторожно поинтересовалась:

— А то, что мы напортили... Нельзя ли как-нибудь исправить?

Капитан безнадежным жестом встряхнул свой платок.

— Кончим этот бесполезный разговор. Ордена мне не видать, это точно. А теперь вы, пожалуй, идите себе. Сейчас выведут этого типа, вам с ним незачем встречаться. Большое спасибо за информацию...

— Да уж, помогли мы с тобой отыскать наше национальное достояние, нечего сказать, — с убийственным сарказмом прокомментировала Шпулька, когда удрученные девчонки дотащились наконец до своей палатки. — Снова дурака сваляли. И где это твой распрекрасный Робин, хотела бы я знать? — вдруг с возмущением закончила она.

Запихивая волосы под купальную шапочку — надо хоть с помощью купания немного остудить эмоции, — Тереска отозвалась:

— А что, тебе хочется валять дурака непременно в его присутствии?

— Плевала я на его присутствие! Но, с другой стороны — он все знает, надул нас за здорово живешь, хоть бы вот теперь что-нибудь прояснил. И ты тоже хороша! Всегда такая боевая, а тут хвост поджала, неужели не могла из того капитана что-нибудь вытянуть? Ведь смотри: все каникулы возимся с этим делом, столько сил потрачено, я уж о нервах не говорю, и ноль на выходе! Почему же ты его не расспросила обо всем: с чего это вдруг ихний замечательный эксперт в окно лазает, кто тут наши горшки перевернул, откуда взялись под камнями все эти вещи, ну и прочее непонятное? Тебе что, все это уже неинтересно?

— Еще как интересно! — призналась Тереска. — Но посуди сама — что я могла сделать? Милиция ведь как себя ведет — никогда ничего простым гражданам не объясняет, нет у них такого обыкновения. Разве что за какие-нибудь особые заслуги. А как только нам наши заслуги расписали — сразу отпала охота расспрашивать. Я считаю, что он и так слишком любезно с нами обошелся.

Подойдя к берегу, Шпулька остановилась у самой воды.

— Дело нечисто, — решительно сказала она. — Не иначе, этот капитан нашего угря свистнул, вот его совесть и грызет.

— То я грызу, то меня грызет, — послышался неожиданно знакомый голос, и из-за тростников выплыла лодка с капитаном. — Неужели, мои дорогие, я и впрямь произвожу такое грызущее впечатление? Что касается заслуг, то кое-какие у вас все-таки имеются.

Если капитан рассчитывал произвести эффект своим неожиданным появлением, ему это удалось в полной мере. Девчонки были так ошарашены, что не сразу пришли в себя.

Первой, естественно, очнулась Тереска.

— Откуда пан здесь взялся? — спросила она совсем не то, что хотела.

— Надо лодку вернуть мужику. Вон из той деревни, что напротив. Там у нас уже все уехали, а я, скажу по секрету, удрал. Вообще-то мне тоже следовало со всеми поехать, да я лучше веслами немного помашу. Хоть немного на воздухе побуду, проветрюсь, а то, знаете, какое нервное напряжение... Впрочем, меня там машина ждет.

Капитан печально вздохнул и взялся за весла, делая вид, что отчаливает. Шпулька в панике замахала руками, как ветряная мельница.

— Пан капитан, а как же заслуги? Погодите, не уплывайте. Надо же нам сказать! Какие у нас заслуги?

— Да, собственно, ничего особенного, — небрежно ответил капитан. — То есть, того, напротив, я хотел сказать — просто замечательные заслуги! Не всякому удается увидеть уважаемого пана эксперта, влезающего в окно, а вы видели! Всего вам доброго, девочки, желаю приятно провести остаток каникул!

Девчонки стояли молча, провожая взглядом удалявшуюся лодку. Затем обе одновременно, как по команде, кинулись в воду.

Белый парус знакомой лодочки блеснул на солнце на следующий день ровно в полдень. Тереска заметила его со своего матраца, на котором медленно плыла вдоль камышей, пытаясь поближе познакомиться с большой жирной уткой. Та охотно пожирала подбрасываемые ей кусочки хлеба, но была постоянно настороже и предпочитала держаться на безопасном от человека расстоянии. Шпулька сидела на корточках у кромки, замачивала сковородку и наблюдала за стайками мальков, которых сковородка притягивала как магнит.

— Слушай! — крикнула она подруге. — Похоже, я их таки выдрессировала. Стоит мне только оказаться у берега, как они тут же приплывают целыми косяками. Некоторых я уже в лицо узнаю. Если их кормить, они вырастут быстрее, ты как думаешь?

Тереска не отозвалась. Подняв голову, Шпулька взглянула на озеро. Белый парус, слегка накренясь, приближался с озера, подгоняемый боковым ветерком. Позабыв о мальках и сковородке, Шпулька вскочила на ноги и заорала не своим голосом:

— Тереска!!!

— Не вопи, я здесь, — отозвалась подруга, выплывая из-за стены тростников. Оказывается, она была совсем рядом. — Давно уже его заметила. Считаю, самое время появиться. И если он не причалит к нашему берегу, в жизни ему не прощу!

Парус белел довольно далеко, но у Терески не было сомнений, что это Робин. Поняла сразу же, по той удивительной перемене, что мгновенно произошла в ее измученной душе. Ошибки быть не могло. Девушка ясно чувствовала: присутствие Робина наполняет все ее существо какой-то благотворной, живительной силой независимо от... независимо от... независимо ни от чего!

Оставив в покое утку, Тереска выбралась на берег.

Причалив рядом с байдаркой, Робин взглянул на девчонок и покачал головой.

— Не знаю, стоит ли мне высаживаться на берег, — неуверенно произнес он. — Вы выглядите как-то так... подозрительно. Должно быть, так людоеды караулят свой обед.

Подруги и в самом деле, стоя рядышком на берегу, поджидали молодого человека с откровенной жадностью и нетерпением, даже не пытаясь скрыть свои чувства.

— Я бы на его месте не стала уточнять, кто здесь подозрительный, — проворчала Шпулька.

А Тереска произнесла, очень неудачно стараясь казаться любезной:

— Мы приглашаем тебя в гости. У нас есть всякие вкусности, например, копченые угри и оладьи с брусникой. Это мы тебя пытаемся подкупить, а если добровольно не согласишься, тогда убьем!

— У меня есть кофе! — в тон ей подхватил Робин. — Может, и вы позволите себя подкупить и откажетесь от мысли об убийстве?

— Все зависит от тебя...

— Не смей выкручиваться, чтобы больше не возникло никаких недоразумений, — зловеще предупредила Шпулька спустя полчаса, когда все принялись за парадный обед. — И для начала будь любезен объяснить, откуда милиция знала, что мы видели этого вырожденца, залезающего в окно? Ведь мы-то отлично помним, что говорили об этом тебе одному!

— А я и не думаю выкручиваться, хотя, возможно, и надо бы... Я же просил оставить этого типа в покое. Он очень опасен и запросто мог вас обеих пристрелить.

— Так ты и это знаешь?

— Конечно.

Тереска недоверчиво поинтересовалась:

— Ты что, в милиции работаешь?

— Совсем нет. Работаю ассистентом на химическом факультете Политехнического института. Иногда еще кое-чем занимаюсь, но к милиции это прямого отношения не имеет. Зато есть у меня жуткое хобби: во все вмешиваться.

— А нам не разрешаешь...

— Я могу себе это позволить, а вы — нет. Да чего уж там, расскажу вам все честно, иначе ведь не отстанете. Еще одну оладью можно?

— Кончай подлизываться! Хоть все бери, только начинай рассказывать.

— Ну хорошо, — начал Робин не торопясь, тщательно подбирая слова. — В конце войны, когда немцы драпали с награбленным добром, нашлось трое молодчиков, решивших воспользоваться ситуацией. Дело свое они знали хорошо и нападали с умом — только на тех офицеров, у кого было что взять. Засады организовывали тщательно, действовали наверняка. Ну и разжились добром. Воспользоваться им собирались после войны, пока же надо было хорошенько припрятать свою добычу. И спрятать так, чтобы все осталось в тайне, желательно, сразу же после нападения. Вот они и прятали...

Робин перевел дыхание. Девчонки слушали как зачарованные, не сводя с него глаз.

— Здесь спрятали? — почему-то шепотом спросила Шпулька.

— Да, в этих краях. Под теми же каменными пирамидками. Им казалось — очень подходящее место, о мелините же они ничего не знали. Ясное дело, друг другу эти типы не доверяли, и поэтому каждый раз после удачного налета делили награбленное на три части, не обязательно поровну, и каждый прятал свою долю в только ему одному известном месте. Сущест-

вовала такая старая партизанская карта, на которой были обозначены тайники партизан. В них они хранили взрывчатку, оружие, снаряжение, боеприпасы. И мелинит в том числе. Бандиты раздобыли эту карту и пользовались ею, отмечая на ней свои тайники собственными знаками. Шифром, так сказать. Карта была так потрепана, на ней было столько всевозможных условных обозначений и непонятных значков, что постороннему человеку прочитать ее просто не представлялось возможным. И все-таки позднее, когда военные занялись разминированием территории, она очень пригодилась. Слушавшая с огромным вниманием Тереска вдруг беспокойно зашевелилась:

— Что-то слишком много ты пропускаешь. Как именно пригодилась? И у кого она все-таки была: у военных или у тех бандюг?

— Сначала у бандюг. Но один из них в самом конце войны погиб, и при нем нашли ту самую карту. То есть, если в хронологическом порядке: сначала карта, естественно, была у партизан, потом, очень недолго — у этих... военных грабителей, а потом ее заполучила наша армия. Вся эта грабительская эпопея разыгралась под самый конец войны, длилась всего несколько недель во время панического отступления немцев и в жуткой неразберихе, вот никто ничего толком и не знал. Из троицы разбойничков один, как я уже сказал, погиб, второй угодил в тюрьму за разбой вскоре после войны и умер в заключении. А третий, самый молодой, пропал.

— Как это пропал?

— Точно неизвестно. Может, удрал за границу, может, сменил фамилию, во всяком случае, никто не знает, что с ним сталось.

— Вряд ли это наш, — вмешалась Тереска. — Слишком молод.

— Да, ваш уже четвертый. Он как-то пронюхал о закопанном добре, узнал, так сказать, из вторых рук. История довольно запутанная, но по всей вероятности, дело обстояло таким образом. Кое-что удалось восстановить. Тот грабитель, что умер в тюремной больнице, перед смертью открыл свою тайну соседу по койке. Соседом оказался старый опытный вор со сломанной ногой. Сломал он ее, удирая от погони после очередной кражи, был схвачен и угодил прямиком в тюремную больницу. Вышел на волю только через несколько лет, мечтал, конечно, завладеть сокровищами, но оказалось это не так-то просто. Во-первых, умирающий не мог точно назвать места, где зарыл награбленное, ну, во-вторых, мешал возраст и негнущаяся нога. Годы прошли, пока этот вор смог найти подходящего человека. Ведь не всякому же можно довериться? Доверился, значит, и сразу умер...

— Своей смертью? — тут же подозрительно спросила Шпулька.

— Как нельзя более. Было ему уже за семьдесят, и здоровье никуда не годилось. А достойным доверия как раз оказался этот ваш тип. Очень достойный преемник, несколько раз уже сидел в тюрьме, в том числе и за разбойное нападение. Выйдя последний раз на свободу, немного переждал и приступил к раскапыванию камней. Результаты его деятельности вам известны. Вот и вся история с начала и до самого конца.

Тереска со Шпулькой долго молчали. Подумав, Тереска категорически заявила:

— И вовсе не вся. Ты и половины не объяснил. Вот этот... участник разбойного нападения. У него же был сообщник. Где он? Какова его роль в этом деле?..

— А ты откуда знаешь, что был сообщник? — прервал ее Робин.

— Как же, ведь тогда на озере разговаривали двое.

— С чего ты взяла, что разговаривали именно они? Могли быть совсем посторонние люди.

Тереска не стала с пеной у рта доказывать свою правоту.

Ведь допустили же они со Шпулькой ошибку, считая сообщником аристократа. Могли и снова ошибиться...

— А кто тут шуровал в наших кастрюлях? — воинственно вскричала Шпулька. — Вчера, у палатки. Дух усопшего вора?

— Вот именно! — оживилась Тереска. — Кто?

— Ох и настырные же вы! — пробормотал Робин, слегка смутившись. — Ладно уж, так и быть, скажу. Вашими кастрюлями занялся я сам. И вовсе там не шуровал, просто бросил камень. Надо же было как-то отвлечь вас от этой ямы хоть на минутку.

Тереска смертельно обиделась.

— Ну, знаешь...

Шпулька тоже осуждающе посмотрела на Робина. По ее мнению, он выглядел до неприличия довольным. И совсем не похоже, что раскаивается в своих поступках.

— За содеянное надо расплачиваться, — вынесла она приговор. — Тереска права, слишком многое тут непонятно. Откуда у аристократа карта? Кстати, она — та самая?

— Та самая.

— Где же он ее взял?

Казалось, Роберт смущался все больше по мере допроса.

— У моего отца, — вынужден был он признаться. — Я вам уже говорил, мой отец сражался в этих краях. А военные пользовались этой картой после войны. После разминирования она уже была не нужна, вот и отдали ее отцу на память... К нему обратились уже потом, когда всплыло дело о сокровищах. Ведь он отлично знал эти края и был тут во время войны, и вскоре после нее. Ну, а отец как бы делегировал меня, ведь мне здешние места знакомы не хуже. С самого детства мы вместе с ним часто здесь бывали и изучили каждый клочок берега, без малого каждый камень, дерево, каждую лужу...

— Ты права! — огорченно бросила Тереска подруге. — С самого начала он нас за нос водил. Это же надо! Все знал и ни в чем не сознавался! Да еще теперь пытается прикинуться невинной овечкой! Нет, голубчик, теперь-то уж ты нам все расскажешь! Я хочу знать, какова роль аристократа. Почему он лез в окно в свою собственную комнату и ловил рыбу испорченным спиннингом?

Робин рассмеялся.

— А вот здесь как раз и начинаются ваши неоценимые заслуги. Аристократ... то есть доцент Копшиц был самым горячим сторонником, можно сказать — энтузиастом поисков! Он, конечно, очень опытный эксперт, но сам напросился сыграть роль как бы подсадной утки. Ваш искатель сокровищ мог подумать, что пан доцент болтается по озерам по собственной инициативе, а не по заданию милиции. Мог подумать, что тот просто путешествует, во всяком случае, его приходилось остерегаться. Ваша информация о том, что пан доцент лез в окно собственной комнаты, оказалась чрезвычайно важной. Ведь это был вовсе не Копшиц, а его подопечный, который решил забраться к искусствоведу, чтобы попытаться выяснить роль последнего. Сам же доцент в это время преспокойненько сидел внизу, в гостиной Салеров. Преступник обнаружил в комнате доцента карту и убедился в том, что за ним таки следят. Возможно, конкуренты... О драгоценной карте ему доводилось слышать, он ее узнал, но с собой не забрал — иначе выдал бы себя, — а сфотографировал. И наверняка страшно радовался, ведь эта находка существенно облегчала его работу. Нам пришлось на ходу перестраиваться и менять план действий. В соответствии с планом пан Копшиц вынужден был изображать безнадежного идиота, чтобы усыпить подозрения противника. А его странная удочка — вовсе и не удочка, а перископ.

— Что?! — вскричала Тереска.

— Кто-то сидел в воде под лодкой? — воскликнула Шпулька.

— Да нет, никого там не было, перископом эту штуку мы для краткости назвали. Просто с ее помощью доцент видел все, что делается вокруг, не оглядываясь по сторонам. Смотрит в катушку, а видит то, что поверх тростников. Доцент жутко увлекается подобными изобретениями, у него их много. Представляете, как изумило меня ваше сообщение о том, что на озере плавают перископы.

— Да ведь это тоже были не перископы, а птицы, напоминающие их по внешнему виду, мы же тогда тебе сразу объяснили, — ответила Тереска. — Ну, хорошо, а почему этому бандюге вообще позволили здесь копаться? Почему не арестовали раньше, раз все про него знали? К чему все эти сложности?

Робин вздохнул, перестал улыбаться и очень серьезно посмотрел на девушек.

— А сейчас вы коснулись самого больного места. Эта здешняя пирамидка, можете себе представить, была последней. Тут он нашел оставшуюся часть сокровищ, две другие обнаружил гораздо раньше. И вы... неужели не догадываетесь, где они могут быть?

— Где же? — допытывалась Шпулька. — Говори! Тереска предусмотрительно помалкивала. Она уже начала понимать, куда клонит рассказчик.

— Вот именно, где? — повторил Робин как-то слишком уж вежливо. — Может, все-таки вы знаете, где?

Наступило тягостное молчание. Нарушила его Тереска, не выдержав напряжения.

— И что же? — тихонько поинтересовалась она. — Так никто и не знает?

Робин лишь печально кивнул.

— Надо было последить за ним!

— Еще как надо! — согласился Робин. — И сделать это незаметно. Наверняка, забрав отсюда последнюю добычу, он направился бы туда, где припрятал обнаруженную раньше. А там мы бы его прихватили. То есть там планировали его и брать с поличным. Планировали... Вы нам все планы перепутали! Умудрились вмешаться в это дело в самый неподходящий момент.

Что тут возразишь?

Девчонки чувствовали себя страшно виноватыми, справедливо их упрекали...

Опять нависло тягостное молчание.

— Ну, виноваты, — призналась неохотно Шпулька. — Но ведь можно было его не хватать, а продолжать следить за ним. Вряд ли он думал, что именно мы с Тереской охотимся.

— Но он же не дурак. Если на человека нападают и выбивают из рук пистолет в тот момент, когда он спокойненько выкапывает свое сокровище, любой идиот сообразит, что дело не чисто.

— Лично мы пистолета не выбивали! — обиделась Шпулька. — Сами же на него напали, а на нас сваливаете.

— Виноваты, уж извините великодушно! Тем более, там и яма была готова, сразу же было где вас похоронить.

— Нет, — рассеянно, думая о другом, возразила Тереска. — Нет, не в яме... То есть того... Я хотела сказать... Допустим, он понял — что-то не так. Мог ведь с перепугу каких-то ошибок наделать, а вы бы воспользовались...

— Может, каких-то и наделал бы, но наверняка не совершил самой важной — ни за что на свете не отправился бы к своему тайнику, а лег на дно и долго, может целые годы, не приближался к нему. И что, все эти долгие годы нам за ним следить? Да вы представляете, сколько на это потребовалось бы сил и средств? Ну а сейчас — и того хуже: он, конечно, будет все отрицать, и многого вовсе не удастся ему инкриминировать.

Тереска со Шпулькой впали в отчаяние, сразу позабыв о прочих неясностях в деле и перестав донимать молодого человека. Все вышло совсем, совсем не так, как они мечтали. И все их героические усилия оказались не только напрасными, но прямо-таки вредными и в конечном результате облегчили преступнику жизнь!

— Неужели так никто ничегошеньки и не знает, где он мог все спрятать? — в отчаянии спросила Шпулька. — Ведь за ним же следили... И аристократ, и милиция, наверняка, тоже. И что, никаких предположений?

Робин был расстроен не меньше девчонок.

— Конечно, предположения есть. Считаем — это должно быть где-то здесь, на Мазурах. Эти края преступник знал отлично, так что, вероятнее всего, именно здесь присмотрел удобное место, куда в любой момент легко добраться, забрать спрятанное — и в ноги. Но ведь это может быть где угодно от Венгожева до Пиша.

— Что ж, придется нам всю оставшуюся жизнь потратить на поиски, — тяжело вздохнула Тереска. — Ничего не поделаешь, надо собственноручно исправить ошибку и найти спрятанное.

До сих пор Робин спокойно и доброжелательно беседовал с девочками, но, услышав последние Терескины слова, вдруг ужасно разволновался.

— Упаси вас Бог! Только этого еще не хватало! Даже и не думайте! Поймите же, это очень опасное дело, и перестаньте наконец вмешиваться!

— Почему? — удивилась Тереска. — Раз преступник схвачен, значит, он больше не опасен. А нам как жить дальше? Всю жизнь теперь угрызаться и сидеть сложа руки? Как пни замшелые?

— Уж лучше как пни, чем опять напороть невесть что. Ведь такое натворили.

— Вот именно! И должны исправить.

— Исправлять предоставьте другим. Хотя точно и не установлено, но нельзя исключить чье-либо соучастие. Преступник мог действовать не один, кто-то мог о нем знать...

— Ох, что-то ты крутишь.

— Ничего я не кручу. Поймите — это серьезное дело, а вы опять влезете и все испортите.

Шпулька осторожно вмешалась в перепалку Тере-ски с Робином.

— Я, конечно, в этом мало понимаю, — осторожно начала она, — но чтобы человек в одиночку ворочал такие валуны... Наверняка все-таки был какой помощник. Он остался на свободе и тоже теперь ищет...

— Вот именно! — горячо подхватил Робин. Тереска недовольно посмотрела на подругу.

— Ерунду городишь, — буркнула она. — Ну так и быть, сдаюсь! Раз вы такие трусы... Не будем по ночам подстерегать всяких подозрительных личностей во всяких подозрительных местах. Поищем методом дедукции.

Робин облегченно вздохнул и горячо поддержал идею.

— Дедукция — это совсем другое дело. Это всегда пожалуйста. Хоть сейчас.

— Тогда дедукцию начнем с элиминации, — продемонстрировала свою ученость Шпулька. — То есть с исключения. Для начала попытаемся исключить места, где он не мог спрятать, и постепенно придем к тем, где мог.

В результате напряженной работы пришли к выводу, что в качестве тайника преступник выбрал место доступное, во-первых; такое, где его посещение не вызовет подозрений, во-вторых; ну и, наконец, куда можно подъехать на машине. На последнем пункте Шпулька с Тереской настаивали особо, позабыв, правда, уточнить вес и объем клада. Робин в их дедуктивные рассуждения предусмотрительно не вмешивался. Так что же это за место?

Шпулька убежденно заявила:

— Я бы в первую очередь обыскала кладбища.

— Вот уж не думаю, что могила — такое уж легкодоступное место, — возразила Тереска. — Разве что склеп...

— Именно! — горячо отстаивала Шпулька свою идею. — Какая-нибудь часовня на кладбище или склеп, чья-то фамильная усыпальница. К кладбищу и подъехать легко, и всегда можно подделать ключ или какой отмычкой отпереть дверь усыпальницы, немного повозиться с замком, нехитрое дело... Что-нибудь в таком духе, как, помнишь, мы с тобой видели тогда у костела? Ну помнишь, еще человек решетку запирал там, где я на органе играла...

Прервав на полуслове свои воспоминания, Шпулька, наморщив лоб, вдруг уставилась на подругу.

— Там, где ты на органе играла, — как эхо повторив подруга и, в свою очередь, вытаращенными глазами уставилась на Шпульку.

Робин сразу насторожился и внимательно посмотрел на девушек.

— Что за склеп? — уже без тени усмешки поинтересовался он.

— Этот человек, — оживленно заговорила Тереска. — Тот самый, который здесь... Я вспомнила, где мы его раньше видели! Он лодку чинил там, у костела, где ты играла на органе. Помнишь? Мы еще попросили присмотреть за нашей байдаркой. Помнишь?

— Я вовсе не его имела в виду, — ответила Шпулька, одновременно энергичными кивками подтверждая слова подруги. — Помню, конечно. Я говорю о том, кто решетку запирал! Я вспомнила, где его второй раз видела. Нет, не так: я вспомнила, где я не могла вспомнить, где же его видела в первый раз, когда увидела во второй. И ты тоже не могла вспомнить, а нам казалось, что мы его уже видели...

— Но это был не тот!

— Конечно, не тот, тот был старше. Робин взмолился:

— А яснее вы не можете говорить? Будьте столь любезны. А то я насчитал уже четырех человек.

Нелегко было упорядочить свои хаотичные и очень эмоциональные воспоминания, но Тереска со Шпулькой сделали над собой усилие и почти связно сумели рассказать о костеле, органе и о незнакомце, под присмотром которого оставили байдарку.

— И это точно он! — горячо убеждала Тереска. — Тот, что здесь копал и там чинил лодку и сторожил нашу байдарку. Один и тот же человек! Железно!

— И все сходится! Рядом с кладбищем! — радовалась Шпулька.

— А второй? — спросил Робин.

— Второй — совсем другое дело. Не какой-нибудь там подозрительный оборванец, а очень приличный человек, уже пожилой, солидный. Он там усыпальницу запирал, а позже мы его видели в кемпинге. Как же я его сразу не вспомнила? Просто не понимаю, как могла не узнать. Слепая тетеря...

— Ты же котом занималась, — напомнила подруга, — не до людей тебе было. Я бы тоже не обратила на него внимания, если бы не Яночка. Она нам его показала, помнишь? И еще рассказала — он вроде какой-то директор, что в отпуске, по ее словам, ведет ночной образ жизни. А что он делал на кладбище — понятия не имею. Вроде бы никакой связи...

— Погодите! — прервал ее Робин тоном, не терпящим возражений. — Если я правильно вас понял, этот здешний злоумышленник чинил лодку на берегу у костела, так? А склеп запирал совсем другой человек, которого вы видели потом в кемпинге, где он, по слухам, вел ночную жизнь. Так? Верно?

— Верно. Два разных типа, и каждого из них мы видели в двух местах.

— Минутку. А как выглядел тот, у усыпальницы? И что вам еще о нем известно?

— Прилично одетый и уже очень пожилой — под семьдесят. И с машиной. Машина... машина... Господи, какая-же марка... Что-то солидное. Может, «таунус»? Номер... номер... Три года после Венского конгресса. Это у нас мнемонический прием такой, запоминать номера машин по известным историческим событиям. Выходит, пятнадцать и три, восемнадцать... Тысяча восемьсот восемнадцать!

— Буквы какие? — рявкнул Робин, похоже, совсем позабывший о правилах хорошего тона. Шпулька перепугалась.

— Не знаю! Не помню! Ни у кого из знаменитостей или знакомых не оказалось таких инициалов, вот я и не запомнила.

На помощь пришла Тереска.

— Тогда WF?. Таких ни у кого нет, легко запомнить.

— Правильно! — обрадовалась Шпулька.WF 1818. А в чем...

Робин уже поднялся и на ходу бросил:

— Сидеть спокойно! И не вздумайте менять место! Учтите, вы можете понадобиться! И нечего на меня так смотреть. Ничего особенного не произошло, просто кое-что надо проверить. На всякий случай...

— Ого-го! — сказала Шпулька, когда белый парус исчез вдали. — Ого-го! Ого-го!

— У тебя что, пластинку заело? — раздраженно поинтересовалась Тереска. — Теперь так и будешь огокать?

— Ого-го! — с нескрываемым восхищением повторила Шпулька, ничуть не обидевшись на подругу. — Ого-го! Ну и орел!

— Что ты хочешь этим сказать? Оторвавшись наконец от созерцания уже пустого озера, Шпулька повернулась к подруге.

— Видела, как он сразу переменился? Вроде всегда такой вежливый, такой заботливый и внимательный. Такой... информированный. И вдруг нате вам! Совсем другой человек! Сразу показал настоящий мужской характер! Попробовала бы ты ему не ответить! Ого-го!

Тереска искоса взглянула на подругу и промолчала. Теплая волна счастья залила вдруг ее всю, с головы до ног.

Под тоненьким слоем возмущения и обиды в ее душе бушевал настоящий вулкан совсем других чувств.

И вежливый, и заботливый, и вот же — может мужской характер проявить...

«Фольксваген» время от времени взревывал мотором и подскакивал на корнях деревьев, двигаясь по лесной дороге.

— Вот тебе и «не вмешиваться»! — ядовито шептала Тереска на ухо Шпульке, возвращаясь на машине аристократа на Нидзкое озеро. — Результаты вмешательства бывают иногда чрезвычайно полезными. Сами бы они в жизни не нашли это кладбище!

— Сами бы они себе не напортили, — заметила справедливая Шпулька. — Это просто чудо, что все благополучно кончилось. И слава Богу, а то у них было полное право пооткручивать нам головы! Я бы на их месте пооткручивала. Ну и дела. Ого-го!

В этот день ни свет ни заря девчонок вежливо, но решительно разбудили и увезли в голубую даль. Палатку оставили на попечение лесника, который привязал рядом самую брехливую из своих собак на самой длинной цепи. Формальности заняли всего полчаса. Заключались они в том, чтобы ткнуть пальцем в соответствующую усыпальницу на соответствующем кладбище и опознать на фотографии соответствующую физиономию. Остальное время можно было посвятить подробным и исчерпывающим объяснениям.

— Каждый раз мы опознаем каких-то преступных типов по фотографиям, — недовольно заметила Шпулька. — Не проще было бы предъявить их нам, так сказать, в натуре? Живьем? В натуральном виде?

— У преступных типов есть одна особенность, — доверительно пояснил знакомый капитан, вытирая огромным платком пот со лба. — Они редко кому желают добра. А фотографии не имеют обыкновения мстить свидетелям. За это я вам ручаюсь.

К берегу озера у костела причалили на своей яхточке супруги Стшалковские. Их чрезвычайно заинтересовала информация, которую не преминул сообщить искусствовед. Еще бы, настоящая сенсация!

Поскольку необходимые формальности были уже выполнены, Тереска со Шпулькой могли в теплой компании отправиться в дом лесника, где их уже поджидал неизвестно откуда взявшийся Робин. Девчонки тут же вцепились в него, требуя подробнейших разъяснений.

В этом их весьма энергично поддержала пани Стшалковская.

— Похоже, вы — душа всего предприятия, — обратилась она к Робину. — И не вздумайте отказываться, рассказывайте все по порядку.

— Душой здесь, несомненно, выступает доцент Копшиц, — скромно ответил Робин. — Он первым уже давно обратил внимание на странное явление: различные предметы, представляющие большую историческую ценность, таинственным образом стали исчезать в разных местах. Он решил присмотреться к этому повнимательнее...

— Кто бы мог подумать, Казик, что из тебя выйдет такой Шерлок Холмс? — уважительно заметил пан Стшалковский.

— Поначалу исчезали картины и фарфор, — продолжал Робин. — Предметы, утрата которых легко объяснима. Однако со временем из музеев, реставрационных мастерских, антикварных магазинов стали исчезать и другие вещи, причем ни о каких кражах не сообщалось. Все это исчезало как бы легально, так сказать — естественная убыль.

Тут и аристократ вставил свое слово:

— Я обгатил внимание на такой многозначительный факт — отсутствовали остатки. Совегшенно загадочно испагялись всякие там осколки и обломки. Сначала я пгосто пагу гас заметил это случайно, а потом стал специально пговегять. И точно!

Четверо слушателей старались не проронить ни слова из захватывающего рассказа.

Робин продолжал:

— Пожалуйста, не спрашивайте меня, каким образом милиция, куда обратился пан доцент, пришла к определенным выводам. Я этого не знаю. У милиции свои методы, и она имеет обыкновение не раскрывать их. И правильно делает, ведь подобная информация была бы на руку преступникам... Во всяком случае было установлено, что некто — это мог быть как один человек, так и целая группа — так вот, некто разными преступными путями добывает предметы искусства. И поставил дело на широкую ногу. Начались поиски преступника или преступной группы. Задачу усложнял тот факт, что ни один из исчезнувших предметов ни разу не появлялся на рынке. Ничего из похищен-ного не пытались продать. Более того, даже просто кому-либо показать.

— Какой-нибудь подпольный коллекционер-маньяк? — предположила пани Стшалковская.

— Милиция считала — скорее уж коллекционер-торговец, — ответил Робин. — Логично было предположить, что, собрав достаточно крупную коллекцию, намерен вывезти ее за границу и продать там за хорошие деньги.

— Вот свинья! — искренне возмутилась Шпулька.

— Болван! — воскликнул одновременно с девочкой пан Стшалковский. — Ведь он бы непременно попался на границе!

Аристократ замахал руками, а Робин покачал головой.

— Он не болван, у него было разработано даже несколько вариантов вывоза контрабанды. Подробности нам пока неизвестны, но доподлинно знаем — все было чрезвычайно продумано.

— Так кто же это был? — нетерпеливо допытывалась пани Стшалковская.

— Человек, которого никто никогда не смог бы заподозрить в чем-либо предосудительном. Не какая-нибудь там темная личность, совсем наоборот: пожилой заслуженный сотрудник одного из солидных учреждений, занимающий высокий пост и часто по делам службы выезжающий за границу. Ни в чем плохом никогда не замеченный, чистый как слеза! Естествен-

но, у него были помощники и сообщник. Одни так и оставались в неведении, для какого нехорошего дела их использовали, другие действовали вполне сознательно, за приличное вознаграждение. Всех их необходимо было выявить. А сам этот тип еще имел в запасе клад, о котором, как он думал, никто ничего не знает. Правильнее сказать — клады, потому что ценности были зарыты в трех разных местах. Одно из них он сам когда-то выбрал, а другие еще предстояло отыскать...

— Аааа...протянула Шпулька, начиная понимать.

— Вот именно. Теперь мы знаем, что это был тот третий, пропавший сразу после войны.

— Головой ручаюсь, ты и вчера все это отлично знал, — упрекнула Робина Тереска.

— Если меня тут будут третировать, больше ничего не скажу! — пригрозил Робин и демонстративно замолчал.

Стшалковские горячо вступились за него, требуя дальнейших пояснений. Тереска со Шпулькой пообещали больше не третировать рассказчика и тоже попросили его продолжать. Обе девчонки были горды своим участием в таком интереснейшем деле. Еще бы: их злоумышленник оказался очень важной фигурой.

— Собственно говоря, ваш злоумышленник поначалу не верил в наличие клада, — пояснил Робин. — Оба преступника — бывший диверсант и нынешний искатель сокровищ — встретились как раз в тот момент, когда наш «коллекционер» решил завершить свою деятельность. Видимо, почувствовал, что становится слишком горячо и пора закругляться. Обеспечив пути контрабандного вывоза за рубеж своих сокровищ, он решил еще порыться по берегам озер. Жадность фраера сгубила... В целях конспирации этой работой занялся младший из сообщников, да и сил у него было побольше... Правда, «коллекционер» довольно часто помогал ему, отсюда и ночной образ жизни. Но ни сообщник, ни, честно говоря, милиция понятия не имели, где же припрятано добро, награбленное за последние годы.

— Я же говорила — кладбища! — с триумфом вставила Шпулька свое слово.

— Ты оказалась права. Тайник и в самом деле был устроен в старинном склепе. Этот тип довольно часто бывал на кладбище под предлогом заботы о могиле друга. Церковный староста и сторож отлично его знали, причем знали как порядочного и достойного человека. Сокровища свои он прятал в каменных саркофагах, стоящих в склепе. Поняв, что он раскрыт, «коллекционер» решил действовать стремительно, в этом был его единственный шанс на спасение. На случай провала у него был разработан план быстрого выезда за границу со всем добром. К счастью, осуществить этот план не удалось. Милиция подоспела в последнюю минуту и прихватила преступника прямо в тайнике. Очень удачно получилось: взяли голубчика вместе с вещдоками.

— Вы хотите сказать, что его могли и не поймать, если бы мы не знали об усыпальнице? — недоверчиво спросила пани Стшалковская. — Почему же за ним не следили?

Робин покачал головой.

— Все это не так просто, как вам кажется. Если бы «коллекционер» заметил за собой слежку, он немедленно пересмотрел бы свои планы и затаился. И по-прежнему ему не удалось бы ничего инкриминировать. Ведь внешне это был абсолютно добропорядочный человек, к тому же занимавший высокий пост. Это сейчас все уже ясно и нет никаких сомнений, а ведь буквально до вчерашнего дня были сплошные неясности. Только вчера обнаружили склеп, что чрезвычайно облегчило дело. А уж присутствие там самого «коллекционера» милиция может считать прямо подарком судьбы. Конечно, и без подарка можно было обойтись, вернули бы все ценности, что само по себе тоже очень важно. Пан доцент проверил — все на месте.

— А эти... — вмешалась Тереска. — А эти вещи из-под камней — тоже?

— Тоже.

— Говори же, что там были за вещи?

— Мне очень жаль, — с виноватым видом ответил Робин, — но это не совсем исторические ценности.

Ценности, но не исторические. Вернее, может, исторические, но не совсем.

— Так что же?!

— Награбленные во время войны драгоценности, золото и прочие благородные металлы и камни. А историческими эти ценности будут считаться лет через сто...

— Ну, знаете! — возмутилась Шпулька, оскорбленная в своих лучших чувствах. — И я из-за какого-то паршивого золота столько напереживалась! Наплела мне тут с три короба про скипетр Казимежа Великого, я и уши развесила...

— Ягеллона! — угрюмо поправила тоже вконец расстроенная Тереска.

— Ягеллона! Какая разница? Да знай я...

Когда наконец немного улеглись эмоции, вызванные этой необыкновенной историей, когда ее обсудили во всех подробностях и выяснили все неясности, пан Стшалковский подвел итоги.

— Насколько я понял, — сказал он, — следствие развивалось как бы по двум направлениям. Или в двух плоскостях. Одна — настоящая, глубинная, тщательно скрываемая от посторонних глаз, а другая — поверхностная, выставленная, можно сказать, напоказ, где ты, Казик, играл главную роль. Идиота. И должен признать, справился с ней отлично!

— Это ты от зависти говогишь, — невозмутимо отозвался аристократ. — Лучше отдай должное замечательной згительной памяти наших багышень...

В полном блеске славы поздним вечером наши путешественницы возвращались к своей палатке, взяв с искусствоведа-аристократа торжественное обещание показать возвращенные отечеству ценности, как только представится такая возможность.

— Да перестань же, в конце концов, твердить это свое идиотское «ого-го», — раздраженно потребовала Тереска. — А то пристанет так, что потом не отцепится. Видишь теперь — не вмешайся мы в это дело, не было бы никакого приключения.

Шпулька задумчиво произнесла:

— Тот первый блюститель порядка, на Добском озере, вероятно, что-то об этом слышал. Человек он пожилой, может, даже и знал когда-то этих типов. Догадывался — что-то тут зарыли, а теперь разыскивают...

— Вероятно, догадывалось несколько человек, ты права. Вовремя мы тут очутились!

— Не одни мы, вон сколько народу тут вовремя очутилось. Только вон никто не совал свой нос куда не надо, одна ты... со своим кошмарным характером!

— Вот именно, — тяжело вздохнула Тереска. — И теперь, когда уже все кончилось, мне будет явно чего-то не хватать. Вот разве чем-нибудь еще заняться?

Шпулька чуть не задохнулась от возмущения.

— Совсем сбрендила?! Мало тебе было приключений? Неужели мы не можем пожить спокойно хоть несколько дней? Не успеешь оглянуться, уже надо будет возвращаться в Варшаву.

Тереска довольно долго молчала.

— Хотела бы я знать, — мрачно начала она, — как мы до этой Варшавы доберемся? Слушай, а что, если поплыть до Писы, по Писе доплыть до Наревы, а по ней до Зегжинского залива?

— А дальше? Пешком или вверх по Висле?

— Если у вас возникнут какие-то трудности с воз-вгащением, то я к вашим услугам, — вмешался вдруг в дискуссию аристократ. — В Вагшаву я отправляюсь чегез неделю, двадцатого, и если вас устгаивает, можем отправиться вместе.

Девчонок такое предложение устраивало как нельзя больше. Вот только...

— А мы поместимся? — с беспокойством поинтересовалась Тереска. — У нас ведь много багажа.

— Матица у меня очень вместительная, — успокоил ее аристократ. — А в пгидачу еще и багажник на кгыше. Да что там! За то, что вы сделали, вас надо в золотой кагете отвезти. Так что мы с ней — к вашим услугам!

— С каретой? — обалдело прошептала Шпулька, вспомнив свой сон, когда аристократ, высунувшись из окна кареты, грозил ей кулаком и ругался на чем свет стоит. Вещий сон?..

— Увы. К сожалению, только с обычной машиной, нет у меня кагеты. Ну что, договогились?

— Договорились, большое вам спасибо! Тогда мы приплывем в Ручане накануне и сразу запакуем свои вещи. Вам во сколько удобно выехать?

— Думаю, около часа дня будет в самый гас.

Вряд ли подружки успели бы не только к часу дня, но и к часу ночи, если бы не Робин. Разобранная на составные части байдарка почему-то категорически отказывалась вмещаться в мешки. Шпулька уже подумала, не потерялся ли где еще один мешок. Да и остальные вещи тоже размножились самым удивительным образом, а кроме того, практически во всех имеющихся емкостях девчонки везли огромное количество брусники, собранной буквально в самый последний момент.

На этот раз Робин появился со стороны берега, да не с пустыми руками. Он принес два громадных копченых угря, вызвавших бешеный восторг девчонок. И как-то моментально упаковал все их вещи. Тереска лишь покорно подавала ему предметы, которые он сам ей называл в нужном порядке.

Шпулька не преминула вполголоса заметить подруге:

— Вроде бы ты хотела быть абсолютно независимой? Теперь уже не хочешь?

— Мы и так почти два месяца были абсолютно независимыми. Можем сделать перерыв, — беззаботно отозвалась Тереска. — А в следующий раз начнем собираться за неделю до отъезда.

Аристократ с ангельским терпением запихивал в свою машину их вещи, не возражая против самых неудобных форм багажа.

Увидев угрей в отдельной упаковке, он с улыбкой взглянул на Робина и заметил, ни к кому не обращаясь:

— А в мое вгемя дамам дагили цветы.

— В мое — тоже, — вздохнул в ответ Робин. — Просто у этих дам очень оригинальные вкусы...

Проводив взглядом машину, молодой человек обернулся, посмотрел на озеро и понял — пропал! Совсем пропал!

Теперь до конца дней своих, как ни взглянет на сверкающую воду, солнце и лес, так и вспомнит прозрачные, зеленые, светящиеся счастьем Терескины глаза.

До Варшавы добрались в седьмом часу вечера. Сначала аристократ с шиком подкатил к дому Терески, подождал, пока выгрузят соответствующую часть багажа, затем подвез Шпульку с ее багажом к дому, и, раскланявшись, уехал. Тереска, разумеется, доехала со Шпулькой до ее дома, и теперь, уже в сумерках, пошла домой. Шпулька, ясное дело, пошла ее провожать.

— Честно говоря, я никак понять не могу, что ты о нем думаешь? — заговорила Шпулька на животрепещущую тему.

— О ком? — притворилась непонимающей Тереска.

— О Робине, конечно, не притворяйся!

— А знаешь, представь себе... — начала было Тереска и вдруг остановилась.Я о нем ничего не думаю! Ужасно!

Шпулька от удивления тоже замерла на месте.

— Наверное, и в самом деле это ужасно! — подумав, согласилась она. — Только я никак не врублюсь... Почему?

Похоже, Тереска сама была потрясена своим открытием, потому что не сразу ответила.

— Только сейчас я начинаю понимать, — наконец произнесла она. — Я о нем ничего не думаю! То есть, конечно же, что-то там думаю... То есть я не совсем уверена, думаю ли... Но знаю точно, что не думаю!

Шпулька с подозрением взглянула на подругу.

— Или ты влюбилась, или у тебя крыша поехала, — сделала она вывод и машинально повернула к своему дому. — Попытайся объяснить попонятнее, а то я что-то совсем запуталась.

Тереска тоже машинально двинулась за ней следом.

— Понимаешь, я его себе не представляю...

— И не надо! Без того знаешь, как он выглядит.

— Балда! Я совсем о другом: про него ничего не представляю, то есть не придумываю. Ведь раньше как было? Каждый раз, как влюблюсь, так начинаю представлять, всякие планы строить, что-то придумывать, ну и тому подобное... Потом, ясное дело, из этих моих планов ни фига не выходит, ну да это в порядке вещей. А здесь — как отрезало! Ничегошеньки не представляю, совсем ничего не придумываю. Даже когда жду...

— А, все-таки ждешь?

— Понятно, жду. Так вот, даже когда жду, ничего себе в мыслях не представляю.

— А что бы такое ты могла представлять?

— Многое. Что угодно! Ну, как он приплывает, как что-нибудь сделает, пнет кастрюлю или как на меня посмотрит, или что скажет... Ведь я раньше сама выдумывала, что мне скажут, а сейчас — ничего подобного! Я знаю, что он есть, и с меня довольно достаточно.

— О-го-го, не к добру это! — обеспокоенно заметила Шпулька. — Надо подумать...

Тереска огляделась и, обнаружив, что они пришли к дому подруги, машинально развернулась и отправилась обратно. Шпулька машинально же последовала за ней.

Подумав, она произнесла зловещим пророческим тоном:

— Боюсь, так просто все это не кончится...

— И что? — живо откликнулась Тереска. — Что будет?

— Не знаю, но что-то будет. Ты права, это и в самом деле ужасно!

Уже совсем стемнело, а девчонки так и не преодолели даже половины расстояния между их домами. И тут с одной стороны улицы появился Зигмунт, брат Шпульки, а с другой — пан Кемпиньский, отец Терески.

— Господи! Где ты пропадаешь? — гаркнул Зигмунт сестре — Мать уже в панику впала, не иначе, ее доченька под машину угодила! Мы без тебя ужинать не садимся!

— У вас была одна палатка и одна байдарка, — задумчиво произнес пан Кемпиньский — Как же вы умудрились провести каникулы порознь?