"Архангел" - читать интересную книгу автора (Харрис Роберт)

12

В номере Келсо было темно, занавески задернуты. Он раздвинул дешевый нейлон. В комнате стоял какой-то странный запах. Талька? Крема после бритья? Кто-то тут был. Блондин? Пахнет «EauSauvage»? Келсоснял с рычага телефонную трубку — в ней слышался гул. У Келсо перехватило дыхание, по коже побежали мурашки. Он охотно выпил бы виски, но в мини-баре после той ночи с Рапавой было пусто — ничего, кроме содовой и апельсинового сока. А потом Келсо охотно принял бы ванну, но в ней не было пробки.

Он теперь знал, кто этот блондин. Ему знакома эта порода: обходительный, хорошо одетый, с западными манерами, человек без корней. Слишком умен для тайной полиции. Келсо встречал подобных людей на приемах в посольстве на протяжении более двадцати лет, уклонялся от их приглашений позавтракать вместе или выпить, слушал их тщательно препарированные анекдоты о жизни в Москве. Такие люди были раньше сотрудниками Первого управления КГБ. Теперь это называется СВР. Название изменилось, но служба осталась той же. Значит, блондин — шпион. И он занимается Мамонтовым. Они поставили шпионов следить за Мамонтовым, не слишком доверяя ФСБ.

При мысли о Мамонтове Келсо быстро шагнул к двери, повернул тяжелый замок и набросил цепочку. Оглядел в «глазок» пустой коридор.

«... вы и вправду убили. Вы и есть убийца».

Теперь его затрясло. Он чувствовал себя почему-то грязным, замаранным. Воспоминания о минувшей ночи наждаком скребли ему кожу.

Он прошел в маленькую, выложенную зеленым кафелем ванную, снял одежду и включил душ, сделал воду как можно более горячей и намылился с головы до ног. Пена стала серой от московской грязи. Келсо стоял добрых десять минут под струей, от которой шел пар, тер плечи и грудь, затем вылез из ванны, оставляя мокрые следы на неровном кафеле. Он закурил и, стоя в луже, стал бриться, передвигая сигарету из одного угла рта в другой. Затем вытерся, залез в постель, натянул одеяло до подбородка, но не заснул.

Вскоре после девяти зазвонил телефон. Звонок был пронзительный. Он длился долго, умолк и зазвенел снова. Только на этот раз трубку скоро повесили.

Несколькими минутами позже кто-то тихонько постучал в дверь номера.

Келсо почувствовал себя уязвимым, голым. Он выждал десять минут, отбросил простыню, оделся, собрал вещи — на это потребовалось совсем немного времени, — и сел в одно из мягких кресел напротив двери. Чехол на другом кресле, как он заметил, был смят, сиденье, слегка вдавленное, все еще хранило отпечаток бедняги Папу Рапавы.

В десять пятнадцать, держа в одной руке чемодан и перебросив через другую плащ, Келсо отпер дверь, оглядел коридор и спустился на скоростном лифте в шумный вестибюль.

Он отдал ключ портье и только повернулся к выходу, как вдруг услышал:

— Профессор!

От газетного киоска к нему спешил О'Брайен. Он был все в той же одежде, что и ночью, только джинсы были чуть более мятые и рубашка с коротким рукавом уже далеко не белая. Под мышкой он держал пару газет. И был небрит. При дневном свете он показался Келсо еще более крупным.

— Доброе утро, профессор. Итак, что нового? Келсо издал хриплый звук, но все же умудрилсяулыбнуться.

— Уезжаю. — И указал на чемодан и плащ.

— Вот это жаль. Разрешите вам помочь с вещами.

— Все в порядке. — И Келсо начал обходить О'Брайена. — Право, не надо.

— Да ладно! — Рука репортера взмыла в воздух и схватила ручку чемодана, выпихивая пальцы Келсо. В мгновение ока чемодан перешел к нему. О'Брайен быстро взял его в другую руку, подальше от Келсо. — Куда прикажете, сэр? На улицу?

— Какого черта вы ломаете комедию? — Келсо зашагал за ним следом. Люди, сидевшие возле портье, повернули головы и уставились на них. — Верните мне чемодан...

— А ведь неплохая была ночка, верно? В том местечке. А какие девочки! — О'Брайен покачал головой и осклабился, продолжая идти. — А потом вы едете и находите труп и все такое прочее... это же был для васнастоящий шок. Осторожней, профессор. Сейчас выходим.

Он нырнул в вертящуюся дверь, и Келсо, помедлив, последовал за ним. Выйдя на улицу, он увидел, что О'Брайен посерьезнел.

— Ну ладно, — сказал тот. — Не будем осложнять друг другу жизнь. Я ведь знаю, что происходит.

— Теперь я сам понесу чемодан, спасибо.

— Я решил вчера поболтаться возле «Робота». Пренебрег радостями плоти.

— Да отдайте же мой чемодан...

— Скажем, у меня было предчувствие. И я видел, как вы вышли с девицей, как вы ее целовали. Видел, как она ударила вас — почему, кстати? Видел, что вы сели в ее машину. Видел, как вы вошли в жилой дом, а десять минут спустя выскочили оттуда, точно за вами черти гнались. А потом видел, как прибыла милиция. Ох, профессор, ну и тип же вы! Вы человек-сюрприз.

— А вы — ублюдок. — И Келсо стал застегивать плащ, стараясь делать вид, будто ничуть не волнуется. — А что вы, собственно, делали в «Роботе»? Не говорите мне, что это была случайная встреча.

— Я, конечно, хожу в «Робот», — сказал О'Брайен. — Люблю завязывать знакомства — на деловой основе. Зачем иметь девчонку задаром, когда можно за нее заплатить? Я придерживаюсь такой философии.

— Вот и хорошо. — Келсо протянул руку. — Давайте сюда мой чемодан.

— О'кей, о'кей.

О'Брайен взглянул через плечо. Автобус стоял на своем обычном месте, дожидаясь историков, чтобы везти их в аэропорт. Мольденхауэр снимал Сондерса на фоне отеля. Ольга с довольным видом наблюдала за ними.

— Если хотите знать правду, Эйдлмен мне все рассказал.

Келсо медленно поднял голову.

— Эйдлмен?

— Угу, вчера на симпозиуме во время утреннего перерыва я спросил у Эйдлмена, куда вы делись, и онответил, что вы отправились искать какие-то бумаги Сталина.

— Эйдлмен так сказал?

— Да перестаньте. Уж не хотите ли вы меня уверить, что доверяете Эйдлмену? — О'Брайен усмехнулся. — Чуть где запахнет возможностью сорвать куш, по сравнению с вами, ребята, папарацци будут выглядеть мальчиками из церковного хора. Эйдлмен предложил мне сделку. Пятьдесят на пятьдесят. Он заявил, что я должен постараться отыскать эти бумажонки, посмотреть, есть ли в них что-то, и если есть, он выяснит подлинность. Он сообщил мне все, что вы говорили ему.

— Включая и «Робот»?

— Включая и «Робот».

— Мерзавец.

Теперь Ольга снимала Мольденхауэра и Сондерса. Они застенчиво стояли рядом, и Келсо впервые понял, что они гомики. Почему он не замечал этого раньше? Вся поездка — сплошные сюрпризы...

— Да бросьте вы, профессор. Нечего мной возмущаться. И тем более Эйдлменом. Это же сюжет для статьи. Чертовски интересный сюжет. И он становится все лучше. Вы не только нашли этого беднягу, висевшего в шахте лифта с членом во рту, вы еще и рассказали милиции, что проделал все это не кто иной, как Владимир Мамонтов. Больше того: расследование уже прекращено по указанию Кремля. Во всяком случае, так я слышал. А что же тут смешного?

— Ничего. — Келсо невольно заулыбался, вспомнив о блондине-шпионе. («Мы не хотим, чтобы московские журналисты налетели, как стая волков...») — Что ж, могу сказать про вас, мистер О'Брайен, лишь одно: у вас хорошие контакты.

О'Брайен развел руками.

— Нет ни одного секрета в этом городе, который нельзя было бы купить за бутылку виски и пятьдесят баксов. И, должен вам сказать, наверху просто кипят от ярости! Информация вытекает, как из прохудившегося ядерного реактора. Не любят они, когда им говорят, что надо делать.

Шофер автобуса загудел. Сондерс залез в салон.

Мольденхауэр вытащил носовой платок, чтобы помахать на прощанье. Келсо видел сквозь стекло лица и других историков, похожих на рыб в аквариуме. Он сказал:

— Хватит, отдайте чемодан. Мне же надо ехать.

— Не можете вы сбежать вот так, профессор. — Но фраза прозвучала пораженчески, и на этот раз Келсо ухватил ручку чемодана. — Да ну же. Непредсказуемый, одно маленькое интервью! Один краткий комментарий! — Говоря это, он шел за Келсо, как назойливый нищий. — Мне необходимо интервью, чтобы подкрепить статью.

— Это было бы безответственно с моей стороны.

— Безответственно? Глупости! Вы не желаете говорить, потому что хотите все оставить себе! Ну, так вы сумасшедший. Тайны не получится. Вся эта история взорвется в газетах, если не сегодня, то завтра.

— А вы, естественно, хотите иметь ее сегодня, раньше всех?

— Такая уж у меня работа. Перестаньте же, профессор. Не будьте такой жадиной. Мы ведь не слишком отличаемся друг от друга...

Келсо подошел к дверце автобуса. Она открылась с пневматическим вздохом. Изнутри раздалось нестройное ироническое «ура».

— До свидания, мистер О'Брайен.

Но тот не сдавался. Он залез на первую ступеньку.

— Вы посмотрите, что тут творится. — И он сунул в карман плаща Келсо свернутые газеты. — Посмотрите. Это же Россия. Здесь ничто не ждет до завтра. Всего этого завтра может уже не быть. Вы... а, черт!

О'Брайену пришлось спрыгнуть со ступеньки, чтобы его не прижало дверью. На прощанье он в отчаянии изо всей силы хлопнул рукой по корпусу автобуса.

— Здравствуйте, доктор Келсо, — ледяным тоном произнесла Ольга.

— Здравствуйте, Ольга, — сказал Келсо.

И пошел в глубь салона. Поравнявшись с Эйдлменом, он остановился, и Эйдлмен, который, должно быть, наблюдал за его перепалкой с О'Брайеном, отвел взгляд. А за грязным стеклом репортер, сунув руки в карманы, шагал к отелю. Белый носовой платок Мольденхауэра качался на ветру.

Автобус тронулся. Келсо отвернулся от Эйдлмена и, спотыкаясь, направился к своему обычному месту позади всех.

Минут пять он лишь смотрел в окно. Он понимал, что надо все записать, пока не забыл. Но не мог за это взяться — пока еще не мог. Ибо сейчас все мысли возвращались к одной и той же картине — к висевшему в шахте лифта телу.

Как туша в лавке мясника...

Он похлопал по карманам в поисках сигарет и извлек газеты, которые дал О'Брайен. Келсо швырнул их на сиденье рядом с собой и постарался о них забыть. Но через две-три минуты уже стал вглядываться в перевернутые заголовки, затем нехотя взял газеты в руки.

Они не представляли собой ничего особенного — просто пара листков на английском языке, которые можно бесплатно взять в вестибюле каждого отеля.

«MoscowTimes». Российские новости: президент снова болен, или снова запил, или и то и другое. Маньяк-убийца в Кемерове, как полагают, уничтожил и съел восемьдесят человек. «Интерфакс» сообщает, что тысячи детей спят каждую ночь на улицах Москвы. Горбачев снимается еще в одном ролике, рекламирующем «Пиццу-Хат». На станции метро «Нагорная» обнаружена бомба, которую подложила группа, протестующая против намерения убрать тело Ленина из Мавзолея на Красной площади.

Зарубежные новости: Международный валютный фонд грозит задержать выплату семисот миллионов долларов займа, если Москва не сократит дефицит своего бюджета.

Новости деловой жизни: процентные ставки выросли в три раза, цены на бирже упали наполовину.

Религия: девятнадцатилетний монах, имеющий десять тысяч последователей, предсказывает конец света. В Черноземье по всему району носили икону Божьей Матери, которая плакала кровавыми слезами. В Царском Селе живет святой человек, который говорит на нескольких языках. Среди староверов, целителей, шаманов, чудотворцев и затворников есть люди, которые объявляют себя возрожденным Христом... Все это очень похоже на времена Распутина. В стране полно лжепророков и предсказаний кровавых времен.

Келсо взял другую газету — «Exile», издаваемую специально для молодых людей, приехавших, подобно О'Брайену, с Запада и работающих в Москве. Тут ни о какой религии речи нет, зато все о преступлениях.

«Молодежь из деревни Каменка Смоленской области, где местный колхоз развалился, а государственным служащим не платят целый год, летом околачивается около шоссе Москва — Минск и нюхает бензин, который покупает по рублю за пол-литра. В августе двое из таких потребителей бензина — Павел Михеенков одиннадцати лет и Антон Маляренко тринадцати лет — решили перейти от своего излюбленного мучения кошек к другому развлечению: они привязали пятилетнего Сашу Петроченкова к дереву и заживо сожгли. Маляренко выслали в его родной Ташкент, а Михеенков остался в Каменке без наказания: его пребывание в исправительной колонии стоило бы пятнадцать тысяч рублей, а у поселка на это нет денег. Матери жертвы, Светлане Петроченковой, сказали, что убийца ее сына может быть выслан, если она наберет для этого денег, а если не сможет, то ей придется жить с ним в одной деревне. Как сообщили в милиции, Михеенков с четырех лет регулярно пил водку с родителями».

Келсо быстро перевернул страницу и увидел рекламу московских ночных заведений. Бары для гомиков: «Траншея», «Три обезьяны», «Странный народ»; стриптизы: «Невада», «Распутин», «Интим»; ночные клубы: «Бухенвальд» (где обслуживающий персонал одет в нацистскую форму), «Булгаков», «Утопия». Келсо нашел рекламу «Робота»: «Нигде больше вы не встретите такой обстановки, отвечающей размаху новых русских, как в «Роботе»: полный разгул, оглушительная музыка, девицы-мотыльки и простаки. которые их содержат, строжайшая охрана, черноглазые владельцы, попивающие «эвиан». Можете позабавиться и посмотреть, как кого-нибудь пристрелят».

Похоже на правду, подумал Келсо.

Зал вылета в «Шереметьево-2» был забит людьми, пытающимися выбраться из России. Очереди возникали подобно делящимся клеткам под микроскопом: создавались из ничего, извивались, как черви, раздваивались, перестраивались, подключались к другим очередям — к таможенникам, к проверке билетов, к проверке на безопасность, к проверке паспортов. Все отстаивали одну очередь и вставали в другую. В зале было темно, как в пещере, в нем стоял запах авиационного топлива и еле уловимый дух волнения. Эйдлмен, Дуберстайн, Бэрд, Сондерс и Келсо плюс двое американцев, которые жили в «Мире», — Пит Мэддокс из Принстона и Вобстер из Чикаго — стояли группой в конце первой на их пути очереди, пока Ольга узнавала, нельзя ли ускорить дело.

Прошло минуты две, а они так и не сдвинулись с места. Келсо игнорировал Эйдлмена, который сидел на своем чемодане, углубившись в чтение биографии Чехова. Сондерс вздыхал и раздраженно хлопал руками. Мэддокс куда-то ушел, а вернувшись, сообщил, что на таможне, похоже, открывают каждый чемодан.

— Вот черт, а я купил икону, — посетовал Дуберстайн, — ведь знал же, что не надо. Мне ни за что не удастся ее провезти.

— А где ты ее купил?

— В большом книжном магазине на Новом Арбате.

— Отдай ее Ольге. Она пронесет. Сколько заплатил?

— Пятьсот долларов.

— Пять сотен?!

Тут Келсо вспомнил, что он без денег. А в зале есть газетный киоск. И ему нужны сигареты. Если он попросит, чтобы ему дали место среди курящих, он сможет отделаться от коллег.

— Фил, — обратился он к Дуберстайну. — Ты не мог бы одолжить мне десять долларов?

Дуберстайн расхохотался.

— На что они тебе, Непредсказуемый? Чтобы купить тетрадь Сталина?

Сондерс хмыкнул. Велма Бэрд поднесла руку ко рту и отвела взгляд.

— Ты и им рассказал? — Келсо, не веря собственным ушам, уставился на Эйдлмена.

— А почему бы и нет? — Эйдлмен послюнявил палец и, не поднимая глаз, перевернул страницу. — Это что, тайна?

— Вот, — сказал Дуберстайн, вытаскивая бумажник. — Держи двадцатку. Купи и мне заодно.

Тут все рассмеялись и на этот раз, уже не таясь, уставились на Келсо. Интересно, что он станет делать. А он взял деньги.

— Хорошо, Фил, — спокойно произнес он. — Вот что я тебе скажу. Давай условимся: если сталинская тетрадь объявится к концу года, я удержу эти деньги и мы будем квиты, а если не объявится, я отдам тебе тысячу долларов.

Мэддокс тихонько присвистнул.

— В пятьдесят раз больше, — произнес, сглотнув, Дуберстайн. — Ты предлагаешь мне в пятьдесят раз больше?

— Ну так как, заключаем пари?

— Еще бы! — Дуберстайн снова рассмеялся, но на этот раз нервно. И обвел взглядом остальных. — Вы все слышали?

Они слышали. И смотрели на Келсо. А для него этот момент стоил тысячи долларов — стоило хотя бы то, как они на него смотрели: открыв рот, потрясенные, охваченные страхом. Даже Эйдлмен забыл на время про свою книгу.

— Никогда еще так легко не зарабатывал двадцать долларов, — сказал Келсо. Он сунул банкноту в карман и взял чемодан. — Займите мне место, хорошо?

И быстро пошел по переполненному залу, пробираясь между людьми и горами багажа. Он испытывал поистине детское удовольствие. Несколько мимолетных побед, одержанных то тут, то там, — чего еще человеку желать в этой жизни?

Из громкоговорителей раздался резкий женский голос, объявивший о вылете «Аэрофлота» в Дели.

Дойдя до киоска, Келсо быстро проверил, есть ли у них карманное издание его книги. Не было. Естественно. Он оглядел полку с журналами. «Тайм» и «Ньюс-уик», вышедшие на прошлой неделе, и последний номер «Шпигеля». Так. Он купит «Шпигель». Это его выручит, чтения хватит на одиннадцать часов полета. Он извлек из кармана двадцать долларов Дуберстайна и направился к кассе. Сквозь стеклянную стену ему был виден мокрый асфальт, вереница машин, такси и автобусов, серые здания, брошенные тележки, бледная девушка с коротко подстриженными черными волосами, которая наблюдала за ним. Он отвел взгляд. Нахмурился. Застыл на месте.

Он сунул журнал назад на полку и вернулся к стеклянной стене. Это была она, точно: в джинсах и кожаной куртке на овечьем меху. От его дыхания холодное стекло запотело. «Подожди!» — губами изобразил Келсо. Девушка, не мигая, смотрела на него. Он указал на ее ноги: «Стой тут!»

Он пошел вдоль стеклянной стены, пытаясь найти выход. Первые двери были заперты на замок. Вторые открылись. Келсо выбрался на холодный влажный воздух. Она стояла метрах в пятидесяти от него. Он оглянулся на забитый людьми зал — его компаньонов не было видно, потом посмотрел на нее и увидел, что она идет от него прочь по «зебре», не обращая внимания на машины. Он заколебался. Что делать? Промчавшийся мимо автобус заслонил ее, побудив Келсо принять решение. Он подхватил свой багаж и последовал за ней — сначала шел, потом побежал. Она словно тянула его за собой, сохраняя, однако, дистанцию; наконец они очутились в большом паркинге, и тут Келсо потерял ее из виду.

Серый свет, снег и лед под ногами. Здесь сильнее пахло горючим. Ряд за рядом стояли похожие на большие коробки машины: одни — окутанные белой пеленой, другие — покрытые тонким слоем копоти и льда. Он пошел между ними. Внезапно задрожал воздух. И прямо над его головой пронесся большой старый «Туполев» — так низко, что Келсо видны были полосы ржавчины в местах соединения фюзеляжа. Он инстинктивно пригнулся, и в этот момент из самого конца вереницы машин медленно выехала песочного цвета «лада» и остановилась с работающим мотором.

Она по-прежнему не желала облегчать ему жизнь. Не подъехала к нему — Келсо пришлось шагать к ней, не открыла ему дверцы — Келсо пришлось делать это самому. Она молчала — тишину опять же нарушил он. Даже не назвалась, хотя позже он узнал ее имя. Ее звали Зинаида. Зинаида Рапава.

Она знала, что произошло, это было ясно по ее напряженному лицу, и Келсо почувствовал облегчение: по крайней мере ему не придется извещать ее. Он всегда трусил, когда надо было сообщить неприятную новость, — потому и был трижды женат. Он сел на переднее сиденье и положил чемодан на колени. В машине был включен обогреватель. По грязному стеклу безостановочно ходил «дворник». Келсо понимал: надо что-то сказать. Единственное, чего он не хотел пропустить из всего симпозиума, — это полета «Дельты» в Нью-Йорк.

— Скажи, чем я могу помочь.

— Кто убил его?

— Человек по имени Владимир Мамонтов. Бывший гэбэшник. Он знал твоего отца со старых времен.

— Значит, со старых времен, — с горечью произнесла она.

Повисла тишина, только «дворник» проскрипел туда-сюда.

— Как ты узнала, где меня найти?

— Всю жизнь только и слышу: старые времена.

Еще один «Туполев» прогрохотал низко над головой.

— Вот что, — сказал Келсо. — В моем распоряжении всего минута. Я должен успеть на самолет, вылетающий в Нью-Йорк. Когда я туда приеду, я все это опишу... ты меня слушаешь? И пришлю тебе копию. Скажи мне, куда послать. Если тебе что-то понадобится, я помогу.

Ему трудно было шевелиться с чемоданом на коленях. Он расстегнул плащ и стал шарить во внутреннем кармане в поисках ручки. Она его не слушала. Смотрела прямо перед собой и говорила будто для себя:

— Я много лет его не видела. Собственно, зачем он был мне нужен? Я десять лет не ездила на эту помойку, пока ты не попросил тебя отвезти. — Она впервые повернулась к Келсо. Сейчас, без макияжа, она выглядела моложе, красивее. Кожаная куртка на ней была старая, коричневая, на молнии до самого горла. — После того как я тебя высадила, я поехала домой. Потом снова туда вернулась. Мне надо было выяснить, что происходит. Я в жизни не видела такого количества милиции. Тебя к этому времени уже увезли. Я не стала представляться милиции. Я хотела подумать. Я... — Она умолкла. Вид у нее был озадаченный, потерянный.

— Как тебя зовут? — спросил он. — Где я могу тебя найти?

— Утром я поехала в «Украину». Позвонила тебе. Поднялась на твой этаж — там мне сказали, что ты выехал, тогда я примчалась сюда и стала ждать.

— Ты что, не можешь сказать мне, как тебя зовут? — Келсо в отчаянии бросил взгляд на часы. — Ты понимаешь, я должен попасть на этот самолет.

— Я не прошу об одолжении, — сказала она. — Я никогда не прошу об этом.

— Послушай, не волнуйся ты так. Я же хочу тебе помочь, потому что чувствую себя ответственным за случившееся.

— Тогда помоги мне. Он сказал, что ты мне поможешь.

— Он?

— Дело в том, мистер, что он оставил мне вот это. — Кожаная куртка затрещала, когда она стала расстегивать молнию. Она пошарила внутри и вытащила лист бумаги. — Нечто очень ценное — в ящике для инструментов. Он пишет: ты объяснишь мне, что это такое.