"Колдовство в большом городе" - читать интересную книгу автора (Грин Саймон)

ГЛАВА 4 ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНЫЕ ВЫСТРЕЛЫ

Встреча с Уокером всегда напоминает визит к зубному врачу. Сомнительное удовольствие, хотя и необходимое. Рафинированный джентльмен в элегантном костюме, Уокер — публичное лицо властей. Власти — это что-то вроде теневого правительства. Другого здесь, правда, нет. Нами предпочитают управлять из-за кулис — насколько Темной Стороной вообще можно управлять. Говорят, Уокер в курсе всех дел, явных и тайных, но я не очень верю. Если бы это было так, он давно принял бы против меня все возможные меры. Но визит рассудительных джентльменов — безусловно, свежая струя в наших многогранных отношениях. В прошлом он не скупился на угрозы и даже шантажировал меня, навязывая неблагодарную и опасную работу или, наоборот, пытаясь остановить. Рассудительные джентльмены — это что-то новенькое, совершенно точно.

На Темной Стороне нет недостатка в частных клубах, в том числе и таких, куда попасть очень и очень непросто. Почти все они расположены в фешенебельном районе с весьма подходящим названием Клаб-ленд. Хорошее место, тихое, спокойное, регулярно патрулируемое и под прекрасной охраной. Клубы, по большей части, существуют для тех, чьи привычки чересчур своеобразны даже для здешних мест. Клубы защищают своих членов, здесь происходит обмен информацией и все остальное, чем удобнее заниматься за закрытыми дверьми. Деятельность клубов не связана с религией: на это есть улица Богов. Секс здесь тоже никого специально не интересует, на Темной Стороне он и так доступен повсюду. В клубах собираются те, кто отмечен особым происхождением или поражен особым проклятием. Например, «Кланы тьмы», куда входят исключительно вампиры, оборотни и вурдалаки (метисы не признаются). Есть еще «Вечный покой», где собираются детища барона фон Франкенштейна и его потомков. С начала девятнадцатого века этих потомков отличал неизменный энтузиазм, хотя успех им сопутствовал не всегда (девиз клуба: «Наше место — среди мертвых»). Ну и, конечно, клуб «Бессмертие», объединяющий бессмертных любого происхождения (членские взносы чудесным образом выплачиваются за счет сложных процентов). Девиз клуба: «Жить вечно или умереть». Хорошие шутки никогда не стареют.

Уокер был членом «Лондиниума», старейшего и самого престижного клуба Темной Стороны, где за обеденным столом принимаются решения, судьбоносные для всех и каждого. Не уверен, что «Лондиниум»[3] действительно так же стар, как и его имя, но исключить этого тоже не рискну. Камень, из которого сложен фасад, отесан точно далеко не вчера, массивные дубовые двери относятся к римскому периоду, а стены украшены барельефами, при взгляде на которые покраснел бы сам Калигула. От некоторых сюжетов его могло бы и вырвать. «Лондиниум» олицетворяет власть и могущество, а власть — это прежде всего право делать все, что угодно.

Членство в клубе возможно только для тех, кто богат уже очень давно или представляет самую серьезную силу. Поп-звездам, артистам и прочим знаменитостям подобного рода здесь не на что рассчитывать. Слава мимолетна, а власть и большие деньги живут долго.

В Клабленде разнообразные охранники попадаются на каждом шагу, но меня никто не пытается останавливать. Я тоже своего рода сила. Крепкий коротышка с холодным взглядом, важно стоявший у входа в «Лондиниум», задрал нос, выкатил грудь и заступил мне дорогу. Выглядел он так, будто родился в смокинге. Я остановился. Охранник презрительно поднял бровь, явно удивляясь, как это презренный червь вроде меня решился посягнуть на священные ворота за его спиной. Да, здесь все серьезно и солидно. Благодаря особым чарам открыть эту дверь снаружи может только сам привратник. Проще проскочить мимо святого Петра у врат рая, приклеив фальшивые усы, чем пролезть сюда без спросу. Стража у ворот не подкупишь, и к угрозам он равнодушен. Многие пытались подобрать к нему ключик, но до сих пор ни магия, ни наука никому не помогли. Достоверно известно лишь, что привратник сноб и смотрит с презрением на всех, кого считает ниже себя, а это практически весь мир, кроме, естественно, членов клуба «Лондиниум». На своем посту он находится со времен незапамятных, и его всю жизнь помнят некоторые очень старые люди. Я непринужденно улыбнулся, как старому знакомому, которого видишь ежедневно.

— Привет! — сказал я. — Мне…

— Можешь не беспокоиться, Джон Тейлор, — ответил он голосом суровым и непреклонным, как тронувшаяся с места лавина. — Я тебя знаю. Ты не член клуба и вряд ли когда им станешь. Будь любезен, уходи.

Такое вступление сильно сокращало пространство для маневра при ведении переговоров.

— Откуда тебе знать, что я не член клуба? — В моем взгляде, кажется, сверкнула сталь. — Я ведь могу оказаться королем в изгнании. Или ты никогда о таком не слышал?

— На Темной Стороне никогда не было недостатка в пышных титулах. Сэр. — Привратник соблаговолил презрительно улыбнуться.

С этим, пожалуй, не поспоришь. Я не стал тратить слов попусту и сразу выложил свой единственный козырь:

— Мне нужен Уокер. У нас здесь встреча.

Привратник тяжело вздохнул и отступил в сторону. Тяжелая дверь медленно открылась внутрь, заливая небесным сиянием кусочек ночи за порогом. Мне даже послышалось пение ангельского хора Я вступил в прихожую с таким видом, будто собираюсь купить заведение. Имя Уокера позволяет пройти куда угодно лучше любой отмычки. Не успел я пройти и полудюжины шагов, как на моем пути вырос представительныи лакей в роскошной ливрее и напудренном парике. Плечи у него были очень широкие: раза в два шире, чем у меня. Лакей неприветливо улыбнулся:

— Подождите здесь, сэр. Я сейчас сообщу мистеру Уокеру, что к нему… гости.

Он щелкнул пальцами, и меня тут же сковали взявшиеся неизвестно откуда цепи. Чисто сработано: ручные кандалы, ножные кандалы, ошейник — и все тянутся к кольцу, как раз блеснувшему в глубоком ворсе ковра. Я расправил плечи и гордо поднял голову, хотя, сказать по правде, мне и пошевелиться-то было нелегко. Зря старался: мой вызывающий взгляд успел лишь уткнуться в спину лакея, отправившегося сообщить Уокеру. Ладно, будем надеяться, что со мной не обойдутся как с клиентом, забывшим расплатиться по счету. В конце концов, Уокеру должно быть интересно, почему я появился один, а не в компании рассудительных джентльменов.

Да и оковы можно понимать как почетный знак внимания: меня, по крайней мере, принимают всерьез. Не хотят, чтобы я шлялся где попало и беспокоил членов клуба. К тому же вдруг я заговорю зубы какому-нибудь охраннику, а со стальной цепью не поспоришь… Я попробовал преисполниться чувством законной гордости, но это оказалось нелегко: того и гляди потеряешь равновесие и свалишься на пол, да и нос сильно чешется а руки связаны… За неимением других возможностей я решил оглядеться. Я здесь, собственно, впервые.

За лесом колонн белого с голубыми прожилками мрамора стены вестибюля вздымались к потолку, покрытые сверкающими изразцами. Похоже, «Лондиниум» был когда-то римскими банями. Сегодня это смотрелось как самый роскошный в мире общественный туалет. Не хотел бы я оказаться на месте служителя, которому надо драить эти изразцы каждый день. По полу стелился очень мягкий ковер нежного кремового цвета — видимо, члены клуба должны чувствовать себя идущими по облаку. Роспись потолка была ослепительно прекрасна Я слыхал о ней, но никогда не видел — да и немногие из не-членов клуба удостоились такой чести. Репродукций тут не принято делать. На фреске изображен эпизод грандиозной битвы двух ангельских армий, сошедшихся в войне против небес, — неизвестная работа самого Микеланджело. Великолепие, способное затмить роскошь величайшего из царских дворцов; великолепие, какого члены «Лондиниума» вовсе не стоят. Но такова жизнь. Ангелы выглядели каждый по-своему, будто художник писал их с натуры — а почему бы и нет?

Как виньетки, по огромному залу были разбросаны непонятные скульптуры: Мур, Сальвадор Дали и Пикассо. У меня от таких форм зубы болят и резь в глазах начинается. Говорят, они лучше воспринимаются на ощупь, но боюсь, даже и без цепей я не стал бы пробовать. Уж очень они выглядят… неспокойно. Да и руки могут оторвать за дерзость — как не-чле-ну клуба. Здесь все только для своих.

Негромко ведя разговоры, по вестибюлю степенно расхаживали солидные люди. Я вежливо улыбался и раскланивался, делая вид, будто никаких цепей нет и в помине, а важные джентльмены вели себя так, словно меня не замечали. Может, они меня не знают и чураются, а может, знают слишком хорошо. Древность здания и груз традиций давили вполне осязаемо. Обычай бывает сильнее магии, особенно когда речь идет о вещах, которые не принято замечать. Например, не стоит обращать внимание на тех, кто не является членом клуба.

Нос по-прежнему отчаянно чесался, но лакей не спешил. Я развлекался, как мог, рисуя неприличные слова носком туфли на ворсе ковра.

Наконец, глядя в пол, появился недовольный лакей. Это наверняка от Уокера. Лакей меланхолически щелкнул пальцами, и цепи исчезли так же, как появились. Я неторопливо потянулся, затем одарил прислужника солнечной улыбкой. Тот очень сдержанно поклонился в ответ:

— Мистер Уокер ждет вас в столовой, сэр. Ваше пальто, сэр?..

— Только через мой труп, — ответил я. Роскошью столовая не уступала вестибюлю, как и следовало ожидать. В воздухе смешивались восхитительные ароматы, сверкали белые скатерти. Мне пришлось сглотнуть слюну. Всей моей силы воли хватило только на то, чтобы не стащить чего-нибудь с ближайшего стола. Здесь на меня, впрочем, тоже не смотрели. Публика была хоть и избранная, но довольно пестрая: деловые люди из тех, что богаче ночного кошмара Шейлока, полубоги, эльфийская аристократия, маги и вроде даже пришельцы. Клуб «Лондиниум» космополитичен — в своем роде. Наконец меня все же заметили: Жюльен Адвент, он же Викторианский Искатель Приключений, дружески кивнул и улыбнулся.

Уокер сидел один — в дальнем углу, как всегда, спиной к стене. Холодный серый человек с холодным серым лицом. Он тоже кивнул, но улыбаться не стал.

— Похоже, вы меня ждали, — сказал я.

— Разумеется, — спокойно и сухо подтвердил Уокер. — Так или иначе, этого было не избежать.

Я сел к столу, не ожидая приглашения, и лакей неохотно спросил, не желаю ли я ознакомиться с меню.

— В этом нет необходимости, — перебил Уокер. — Этот джентльмен не собирается обедать.

— Вы могли бы меня пригласить.

— Я мог бы тебя и убить, — возразил он.

С глубоким поклоном лакей удалился, а я громко фыркнул, заглянув Уокеру в тарелку. Все было очень по-британски: ростбиф, йоркширский пудинг под густой подливкой, разваренные овощи, а на десерт небось еще и сладкий пудинг.

— Это похоже на вас, — мстительно сообщил я. — Скучно, невкусно и вроде бы полезно. Несварение желудка на тарелке и ни одного проблеска воображения.

— Полезно и питательно, — сказал Уокер, отрезая кусочек ростбифа с военной точностью. — И предохраняет от простуды.

— Казенные школьные обеды губительны для хорошего вкуса.

— Что ты знаешь о публичных школах, Тейлор? — спросил Уокер.

— Ничего не знаю, чем и горжусь, — ответил я. — Но вернемся к нашим баранам. Вы отбрасываете длинную тень.

— Да, — согласился он, задумчиво жуя. — И не одну. У меня повсюду есть глаза и уши. Я узнаю о деталях твоего дела сразу после тебя — а иногда и раньше.

— И отсюда рассудительные джентльмены?..

— Вот именно. Они, конечно, сущие людоеды, но это мои людоеды. И они прекрасно умеют готовить людей к разговорам — мне потом бывает очень легко узнать то, что нужно. Я не слишком надеялся, что они тебя так сразу остановят, но ты должен был заметить это, я почти не сомневался. Могу я поинтересоваться, почему ты один?

— Видите ли… их больше нет в живых.

— Вот как. — Уокер поднял брови. — Наводит на размышления. Ты обычно не бываешь столь груб с моими агентами.

Я не стал вдаваться в подробности и рассказывать о Безумце, Грешнике и Сладкой Отраве. Пусть думает, что это моя работа. Полезно для репутации.

— Никогда не питал особой симпатии к Хедли, — признал Уокер, накалывая кусок ростбифа на вилку. — Жутковатый тип. Не способен думать ни о ком, кроме себя, и даже, бывало, дерзил начальству.

— Пожалуй, вы правы, хотя я не стал бы употреблять ваши выражения, — согласился я. — Следует ли ожидать последствий?

— Последствий? Убийство тринадцати честолюбивых, талантливых, подающих надежды юношей из хороших семей? Боюсь, их трудно избежать. То есть лично мне все равно, но вот семьи… старинные семьи с хорошими связями будут очень, очень недовольны. Не позднее чем через сутки на Темной Стороне не останется ни одного киллера без заказа. Цена за твою голову подскочит до небес. И не жди, что я тебя буду защищать. В конце концов, это мои люди.

— По правде сказать, я и раньше рассчитывал только на свои силы…

Уокер кивнул, соглашаясь.

— Это твое новое дело, Тейлор.

— Я вас слушаю.

— Брось его.

Я откинулся на спинку кресла, внимательно изучая собеседника. Уокер обычно не бывает таким прямолинейным.

— Почему же?

— Власти никогда не поощряли исследований происхождения Темной Стороны.

— То есть?

Вздохнув, Уокер посмотрел на меня как на самого тупого ученика в классе..

— Рыла, рыла норку мышка, да и выкопала кошку… Есть вещи, которых лучше не знать никому — в общих интересах. Под угрозой может оказаться статус-кво, а мне платят как раз за его сохранение. Масса народу — «народ» следует понимать очень широко — мечтает добыть эту информацию. Они пойдут на все, чтобы купить, украсть — или добыть у тебя под пыткой то, что им нужно. Мы говорим о тех, кому ты едва ли сможешь отказать. Может даже случиться драка за право знать столь важную тайну, а это для нас непозволительная роскошь. Мы еще не пришли в себя после войны ангелов, которая, кстати, началась не без твоего участия. В случае чего я непременно получу приказ ликвидировать Джона Тейлора, сам понимаешь… еще одна война — слишком большой риск для Темной Стороны.

— Но сами вы отнюдь не желаете мне зла, — заметил я.

— Ну, разумеется! Пусть преждевременная смерть тебе на роду и написана, но пока я твердо рассчитываю на многие годы плодотворного сотрудничества.

— И вы так легко говорите о моей смерти? После всего, что я сделал? После всех проблем, которые я за вас решил? После того, как я спас Темную Сторону от неминуемой гибели, прекратив войну ангелов?

— Ну, ну… после того, как сам же ее и развязал.

— Обижаете!..

Пропустив мимо ушей последнюю реплику, Уокер сухо продолжил:

— Есть границы, которые тебе не следует переходить, Тейлор. Границы, которые никому не позволено переходить. Ради общего блага… Так вот, я спрашиваю: кто тебя нанял?

Я старательно сделал изумленное лицо:

— Но как же… я думал, вы знаете! Разве вам не все известно?

— Обычно я и в самом деле все знаю. Но на этот раз твой работодатель сумел не попасться на глаза моим людям, что совсем не просто. Это говорит, знаешь ли, об очень серьезных возможностях. Есть причины беспокоиться.

— Я никогда не раскрываю имени клиента, вы же знаете. Скажем так: в качестве платы за услуги мне предложили сведения о происхождении моей матери.

Положив нож и вилку, Уокер поднял голову. Внезапно он стал усталым и очень старым.

— Поверь мне, Джон. Тебе этого вовсе не нужно знать.

В устах Уокера обращение по имени всегда означает крупные неприятности, но сегодня в его голосе, в его глазах было что-то другое.

— Вы знаете! Всегда знали! А мне приходится…

— Да, я знаю. — Уокера мое возмущение нисколько не тронуло. — И всегда молчал, не желая тебе зла. Твой отец в свое время был мне… близким другом.

— И где же вы были, когда он спивался? Уокер продолжал, не обращая на мой гнев никакого внимания:

— К тому времени я ничего не мог сделать. Он давно уже меня не слушал. Да и каждый имеет право идти в ад своим путем. Иногда я думаю, что Темная Сторона для того и существует.

— Как ее зовут? — потребовал я.

— Не скажу, — ответил Уокер. — И на то есть… веские причины. Нас — тех, кто знает, — всего двое. И, с божьей помощью, мы унесем наше знание в могилу.

— Второй — Коллекционер?..

— Да. Бедняга Марк… Он тоже не скажет. Так что забудь, Джон. Твой отец знал, и знание стоило ему жизни. Тебе оно тоже не добавит ни счастья, ни мудрости.

— А если она вернется? — спросил я.

— Она не вернется. Не сможет.

— Вы так уверены?

— Работа такая. — Уокер откинулся на спинку стула; из него будто выпустили воздух. — Брось это дело, Джон. Будут только проблемы. Историю Темной Стороны лучше забыть.

— И власти заинтересованы в этом?

— Весьма возможно. Ведь даже мне не все говорят — ради моего блага. Пусть прошлое остается в прошлом. Там оно никому не причинит вреда.

Я задумался. Прежде Уокер никогда не был до такой степени откровенным, никогда не снимал маски. Но все же я покачал головой:

— Не могу. Мне надо знать… Всю жизнь я искал истину. Для других и для себя.

Уокер выпрямился. К нему вернулось маршальское высокомерие, в глазах заблестели ледяные искры:

— Прекрати расследование, Джон!

Вот так. Гром небесный, голос бога, обращенный к одному из пророков. Голос властей, говорящих устами слуги своего Уокера. И голос этому слуге дарован такой, что не ослушаешься. Рассказывали, что Уокер однажды явился в морг и заставил нужный труп сесть и отвечать на вопросы. Хороший голос, убедительный, не спорю: слова так и звенят в голове, и чувствуешь себя словно бабочка на булавке.

Тут на белоснежной скатерти между нами запрыгали тарелки, зазвенело столовое серебро; ножки стола застучали по паркету. Пол начал уходить из-под ног, раздались испуганные крики, но продолжались они недолго. Землетрясение скоро утихло, как и звон в моей голове. Я легко поднялся на ноги и широко улыбнулся Уокеру, не сумевшему скрыть изумления:

— Неплохо, а? Прекрасная идея — «Голос его хозяина»[4]. Эффективность, к сожалению, оставляет желать лучшего. Или сказывается, быть может, что я все-таки сын моей мамочки?..

Я покинул Уокера, не прощаясь. Окружающие меня по-прежнему не замечали. Вышло так, что на пути к выходу оказался столик Жюльена Адвента, и я без приглашения присел за него. Разглядеть отсюда столик Уокера мешала мраморная колонна. Я приложил палец к губам; Жюльен только кивнул не без приязни. Откинувшись на спинку стула, я мог краем глаза разглядеть Уокера: тому было явно не до меня. Думаю, он даже не заметил, что я так и не добрался до выхода. Моя прощальная реплика его явно расстроила. Интересно, к кому он обратится теперь, когда рассудительные джентльмены уже ничем не могут помочь?

Ждать пришлось недолго. Сначала Уокер подозвал лакея, приказав тому убрать со стола, потом коротко кивнул в сторону. Совсем рядом распались чары невидимости, и явилась женщина ослепительной красоты. Я негромко выругался. Надо же до такой степени расслабиться: мне и в голову не пришло, что нас могут запросто подслушивать. Раньше я таких ошибок не делал. Старею, не иначе… Красавица оказалась знакомой, но я почему-то совсем не обрадовался.

Заноза — свободный художник, тайных дел мастер. Жестокая, смертельно опасная, соблазнительная и лишенная каких-либо принципов — провокатор божьей милостью. Она расточала улыбки направо и налево и принимала элегантные позы, давая всем возможность любоваться своей красотой. Члены клуба любовались благоразумно и в меру — кроме тех, кто старательно отводил глаза. Убийственные формы, будто с карикатур Билла Уорда, были втиснуты в черное шелковое платье; образ дополняли белые перчатки до локтей, чулки-паутинки и сигарета в длинном черном мундштуке. Черные как смоль волосы эффектно оттеняли тонкое лицо и дерзкую улыбку; темные глаза были достаточно глубоки, чтобы утонуть в них. И дело тут не только в красоте: она прирожденная хищница, оттого и неотразима. Агрессивная сексуальность — оружие, которое всегда при ней. Не единственное, впрочем: Заноза не расстается с двумя пистолетами и неустановленным количеством ножей. Где она их прячет, никому пока установить не удалось.

Я уже сказал, что мы знакомы. Немного — как корабли, встретившиеся в ночном океане. Особой приязни мы друг к другу не испытывали, но работать вместе случалось. Когда больше никто не мог справиться с делом.

Уокер пригласил ее к столу. Лакей немедленно подвинул Занозе стул. Она приняла услугу как должное, но не поленилась улыбнуться. Лакей только что хвостом не завилял.

— Меню не нужно, — обратился Уокер к лакею. — Леди не собирается обедать.

Заноза надула губки:

— Не стану здесь есть, даже если мне заплатят. У меня свои правила.

Уокер жестом отпустил официанта. Тот удалился неохотно. Я вывернул шею, прислушиваясь. К Занозе я отношусь с большой опаской, даже когда считается, что она на моей стороне. Жюльен не переставал жевать и тихо веселился, глядя на меня. Как главный редактор единственной на Темной Стороне ежедневной газеты, он не сомневался, что рано или поздно получит свою историю.

Надо сказать, Уокер меня удивил. Нанять Занозу — чересчур грубое решение для него. А девушка совершенно неразборчива: возьмется за любую работу, от шпионажа до ликвидации, лишь бы платили. Выступать на стороне Добра или Зла — ей воистину безразлично. Деньги не пахнут, охотно объяснит она любому желающему. Ни добродетелями, ни пороками, ни этическими установками Заноза себя не обременяла, оставаясь особой столь же жизнерадостной, сколь и аморальной. Ей уже случалось сотрудничать с властями — когда тем не хотелось пачкать собственные руки. (На них Заноза трудилась благотворительно, а власти расплачивались тем, что закрывали глаза на ее особо дерзкие художества.)

— Надеюсь, ты не собираешься использовать меня как «сладкую ловушку». Это скучно, дорогой. Слишком просто, они сами так и лезут. Вот если какая-то особенная кража, или захватывающее приключение, или даже легкое кровопролитие в традиционном вкусе — рада стараться.

— Или небольшой, в пределах приличий, шантаж.

Заноза взмахнула длинными ресницами:

— Девушке надо на что-то жить. C долгосрочными инвестициями мне не везет. А стоит объявить о своем намерении сесть наконец за мемуары — тут же начинают идти чеки. Ты удивишься, дорогой, как их бывает много. Что за грязную работенку ты придумал для меня на этот раз, Уокер?

— Ты еще не забыла нашу застольную беседу с Джоном Тейлором?

— Само собой. Честно говоря, для меня в ней мало смысла.

— Займись им.

Заноза пристально посмотрела на Уокера:

— Это чересчур расплывчато, дорогой.

— Джон Тейлор не должен успешно завершить свое нынешнее расследование. В средствах я тебя не ограничиваю.

— То есть душка Джон больше не пользуется твоим покровительством и расположением?..

— Вот именно. Берешься?

— Ну разумеется! Он всего лишь мужчина.

— Отвлеки его. Сбей его с толку. Делай, что сочтешь нужным. В случае, если никакие другие средства не сработают, ты имеешь право ликвидировать его.

— Убить Джона Тейлора!.. — восхитилась Заноза. — Да после этого… Дорогой, мои акции взлетят до небес!

— В том случае, если никакие другие средства… — сурово напомнил Уокер, но Заноза уже не слушала.

— Ах, сколько есть способов лишить тебя жизни, солнышко мое, давай сосчитаем. Эта Сьюзи Дробовик слишком задирает нос! Мы ей покажем…

Я решил, что пора уходить. Ад — ничто по сравнению с яростью женщины, с которой тебе вовсе не следовало спать.