Говард РобертЛуна черепов (Соломон Кейн - 6)

РОБЕРТ ГОВАРД

"Луна черепов"

"Соломон Кейн - 6"

(Перевод с англ Ильи Рошаля, 1998)

Соломон Кейн, бесстрашный защитник слабых и обездоленных - один из наиболее ярких и интересных героев, вышедших из-под пера Роберта Говарда. Суровый пуританин, вооруженный острой шпагой и не знающими промаха пистолетами, в одиночку встает на пути предвечного Зла, вырвавшегося из самого сердца ада.

1

Исполинская черная тень, словно отброшенная гигантским клинком, врезавшимся в пламень заката, легла на землю. Человеку, только что завершившему тяжелейший переход через джунгли, она казалась олицетворением гибельного рока и ужаса, неким символом, исполненным невразумительной, но от этого еще более страшной угрозы. Такова бывает тень прокравшегося в дом убийцы, отбрасываемая пугливым пламенем свечи на стену.

И все же это была лишь тень вздымавшихся впереди отвесных скал высокого кряжа, первого аванпоста угрюмых предгорий, к которым так стремился одинокий странник. Подойдя к его подножию, человек остановился и, задрав голову, пристально вгляделся в иззубренные силуэты гигантских утесов, отчетливо прорисовывающиеся на фоне багрового диска заходящего светила. Он мог поклясться, что, глядя из-под руки, отчетливо уловил некое движение наверху. Однако все еще яркое предзакатное зарево слепило мужчину, и даже его ястребиное зрение не позволяло различить, что же именно там двигалось. Был ли то архар? А может, человек, мгновенно поспешивший в укрытие?

Странник пожал плечами и перевел взгляд на едва означенную тропку, начинавшуюся среди россыпи валунов и круто уходящую вверх, чей конец терялся за гребнем. На первый взгляд могло показаться, что этот путь подходит лишь горным козлам, но при ближайшем рассмотрении выяснялось, что каменный склон в изобилии испещряли специально кем-то вырубленные выемки, вполне подходящие для человеческих пальцев. Оценив крутизну скального склона и расстояние между выбоинами, путешественник понял, что подъем потребует от него предельного напряжения всех сил. Что же, быть посему. Не мог же он в самом деле повернуть обратно после того, как за его спиной остались тысячи миль?

Он сбросил с плеч большую сумку, что нес на плече, пристроил сверху громоздкий мушкет, оставив при себе лишь длинную рапиру, кинжал и один из пистолетов. После того как с помощью веревки он надежно укрепил свой нехитрый арсенал за спиной, путешественник, ни разу не оглянувшись на залитые заходящим солнцем джунгли, из которых только что вышел, начал долгое восхождение на кряж.

Это был рослый, сильный и выносливый человек с длинными руками, чьи мускулы могли бы поспорить крепостью с железом. Но даже и ему снова и снова приходилось давать себе передышку. В моменты отдыха он замирал на отвесном утесе, припадая к нему с цепкостью муравья. Тем временем сумерки сгущались, и скоро край скалы, бывший еще так далеко, начал сливаться с темным небом. Но сей факт совершенно не смущал загадочного скалолаза, вслепую нашаривающего на выщербленной каменистой поверхности очередную зацепку для пальцев. Человек упрямо карабкался все выше и выше.

Далеко внизу, под его ногами, уже заводили свои разговоры ночные обитатели тропических джунглей. Человек, словно бы зависший между небом и землей, не мог отделаться от мысли, что голоса птиц и животных звучат как-то непривычно тихо и робко. Будто бы на укрытые ночью черные холмы были наложены чары тишины и ужаса, действующие даже на неразумных лесных тварей.

Мужчина неуклонно приближался к обрывистому краю плато, однако и путь сделался тяжелее. Казалось бы, до макушки утеса было уже рукой подать, когда скала сделалась совершенно отвесной. Мускулы и нервы упрямца были напряжены до предела, но он не думал отступать. Время от времени пальцы человека соскальзывали, и тогда только чудо удерживало его от падения. Каждая жилка этого обманчиво худого, но невероятно сильного и скоординированного тела была крепче стали, а длинные ловкие пальцы обладали крепостью тисков, и мужчина лишь ненадолго задерживался.

Выемки сделались совсем неглубокими, и не то что лезть выше, а просто удерживаться на месте становилось все труднее, поэтому скалолаз продвигался все медленнее и медленнее. Но наконец упорство человека было вознаграждено, и на фоне неба, на котором уже успели появиться звезды, он разглядел край утеса всего в каких-нибудь двадцати футах над ним.

И именно в этот момент, когда он запрокинул голову, напряженно вглядываясь во тьму, какая-то темная масса заслонила звезды, а потом с грохотом и стуком понеслась прямо к нему. Человек изо всех сил вжимался в твердый камень, стараясь слиться со скалой. Он напрягся в ожидании смертельного удара, но что-то лишь просвистело рядом с его ухом, обдав волосы ветерком, и чиркнуло по плечу, уносясь вниз. Несмотря на то что удар валуна пришелся по касательной, его сила была такова, что человека едва не сбросило вниз. Мужчина несколько секунд отчаянно балансировал, шаря по скале в поисках надежной опоры и сдирая о камень ногти. Наконец, когда он замер в более или менее устойчивой позе, до его ушей донесся гулкий треск взорвавшегося осколками валуна, достигшего каменного подножия скалы.

Человек, стараясь не выдать себя лишним шорохом, вглядывался в безмолвные тени наверху. Какое существо помогло перевалить через край кряжа этому громадному валуну? Не мог же он упасть сам по себе? По его спине стекали струйки холодного пота. Мужчина этот отличался недюжинной отвагой и воинскими умениями, что могли засвидетельствовать души значительного числа мерзавцев, отправленных им в ад. Однако он привык встречать любого, пускай и самого грозного, противника лицом к лицу на поле битвы. Поэтому мысль о том, чтобы умереть, как беспомощный ягненок, не имея ни малейшей возможности сопротивляться, наполняла его страхом.

Но это недостойное чувство практически мгновенно сменила необузданная ярость, и скалолаз прямо-таки рванулся вверх, как будто за его спиной выросли крылья. Человеку было ровным счетом наплевать на собственную безопасность, он лишь горел желанием вцепиться в горло неведомому врагу. Путник преодолел отделяющие его от вершины утеса футы за пару дюжин секунд. Было бы естественно ожидать, что ему на голову посыплются новые камни, но ничего подобного, как ни странно, не произошло. Мощным рывком перекинув свое тело через кромку скалы, он откатился от нее подальше и встал во весь рост, одновременно выхватывая рапиру из закрепленных на спине ножен. Но напрасно его острые глаза выискивали врага: вершина утеса оказалась совершенно безжизненной.

Отдышавшись, путник огляделся: примерно в полумиле к западу ровное плато переходило в сильно пересеченную равнину, на которой холмы сменялись низменностями. Только что покоренный им кряж, подобно мысу, отходил от основного горного массива, вдаваясь в джунгли. Лес расстилался во все стороны до самого горизонта. С такой высоты колеблющаяся под ночным ветром поверхность джунглей казалась океаном, таинственным и темным. А над ним стояла всеобъемлющая тропическая ночь.

Здесь, на плато, властвовала ничем не нарушаемая удивительная тишина. Сам воздух был тих и неподвижен, в зарослях низкого кустарника ни малейшего признака присутствия живых существ - ни возни, ни движения. Но человек не расслаблялся: камни сами по себе на голову не падают. Что за твари населяли эти угрюмые места?

Лирический настрой оставил путешественника. Тропическая мгла показалась ему липкой, как паутина, сквозь пыльные нити которой проглядывали желтоватые звезды, наводившие мысли о болотных гнилушках. Тяжелые испарения, осязаемые, словно плотный туман, поднимались над зарослями. Скривившись, человек пошел прочь от обрыва и направился прямо вперед, через плато, держа в одной руке рапиру, а в другой - пистолет.

Он шел крадучись, весь собранный и напряженный, ступая бесшумно, точно леопард. Чутье подсказывало путнику, что за ним внимательно наблюдают. Несмотря на то что его уши не слышали никакого другого звука, кроме шороха высокой травы под ногами, путешественник точно знал, что рядом есть кто-то еще.

Он был уверен, что его сопровождают некие существа, окружившие его со всех сторон. Невидимые, но от этого не менее опасные тени скользили за его спиной, впереди и с обеих сторон. Люди ли это или звери, пока сказать было невозможно. Более того, он совершенно не собирался ломать голову над этим вопросом. Враг есть враг, и мужчина был готов драться хоть с человеком, хоть с дьяволом, если бы тот осмелился встать у него на пути. По собственному опыту он прекрасно знал, что отвага и решительность могут заставить отступить даже демонов.

Кусты обступали тропу, словно низкорослые гоблины, сливаясь уже в десяти футах в сплошную черную массу. Мрак, покрывавший это зловещее плато, был душным и осязаемым и давил на нервы, как и неестественная тишина. Сквозь него даже звездный свет пробивался с трудом, поэтому звезды выглядели размытыми желтыми пятнышками на черном покрывале неба. Порой путник останавливался, будто бы давая шанс невидимому противнику объявиться открыто, но темные заросли упрямо хранили свою тайну.

Миновав равнинные заросли, путешественник добрался до подножия холмов. Далее его путь лежал через небольшую рощу, казавшуюся монолитом мглы в окружавших потемках. Не доходя какой-то дюжины футов до деревьев, человек остановился.

Его глаза, свыкшиеся с ночным мраком, выхватили среди стволов подозрительную тень, явно не принадлежавшую растительному миру. Человек выжидал, но и неясный силуэт оставался неподвижным. Несмотря на то что скрывающееся среди деревьев существо никак не проявляло своего присутствия, путник ясно чувствовал исходящие от него флюиды смерти. Жутью веяло от замерших лесных великанов, среди них определенно таилась погибель...

* * *

Путник решил, что дальнейшее ожидание бессмысленно, и двинулся вперед, держа клинок наготове. Шаг. Еще шаг... Он изо всех сил напрягал зрение, чтобы не пропустить первого угрожающего движения. Мужчина был готов поспорить на что угодно, но у дерева определенно таился человек, хотя удивляла его полная неподвижность. Еще пара шагов, и все встало на свои места. Путешественник не ошибся: перед ним действительно оказался человек. Чернокожий. Мертвый.

Негр, пронзенный множеством дротиков, был распят среди стволов. Одна рука, пригвожденная копьем к толстому дереву, была вытянута в повелительном жесте, прямо вперед, вдоль длинной ветки. Кисть удерживал кинжал, пробивший обезображенную ладонь, на которой были отрублены все пальцы, кроме указательного, торчавшего, как корявый сучок. Мертвец указывал простертой рукой в ту сторону, откуда только что пришел человек. Ему были уже знакомы подобные "указатели", столь ценимые некоторыми членами Берегового Братства. Смысл подобных посланий всегда был одинаков: впереди ожидает смерть.

Путешественник, без всякого страха разглядывающий жуткий указатель, улыбался нечасто. Однако теперь он позволил себе скривить губы в сардонической усмешке. Подумать только, он оставил за спиной тысячи лиг, преодолел океан, пересек бескрайние пустыни и джунгли Черного Континента только для того, чтобы наткнуться на мертвое пугало! Неужели они - кем бы "они" ни были - в самом деле полагают, что его заставит свернуть с пути безмозглая садистская выходка?

Человек не уступил искушению отдать салют мертвецу (по зрелому размышлению этот жест показался ему неуместным и не вполне благородным) и двинулся через рощу, по-прежнему ожидая нападения с любой стороны. Его уверенность, что неведомые провожатые вот-вот нападут на него - либо сзади, либо из засады, - окрепла.

Однако путешественник миновал рощу, а ничего подобного не случилось. Выйдя из-под полога деревьев, он оказался перед каменистым склоном, первым из целой череды подобных на пути к горам. Таинственный странник, не снижая темпа, двинулся вперед и вверх.

Что интересно, он ни на секунду не задумывался, насколько удивительны были его действия с точки зрения здравого смысла. Скажите, ну какому нормальному человеку пришло бы в голову карабкаться по каменным утесам на ночь глядя, вместо того чтобы заночевать у их подножия и начать нормальное восхождение с утра? Правда, никто другой и не смог бы совершить это восхождение.

Человек, о котором идет речь, вообще не походил на заурядного обывателя. В своих поступках он руководствовался отнюдь не обыденным здравомыслием. Поставив перед собой цель, он целиком отдавался ее достижению.

Двигаясь кратчайшим путем, он просто сметал все возникающие перед ним препятствия, а уж на такие мелочи, как время суток, и вовсе не обращал внимания. Цель должна быть достигнута любым путем. Именно так. И уж если сумеркам было угодно застигнуть его на самых подступах к Стране Ужаса, да будет так. Тем более ничего не менял тот факт, что в ее внутренние пределы он вторгся в самую глухую ночную пору.

Пока он пробирался меж валунов, размером от головки сыра до целого дома, взошла луна. Ее серебристый свет придал раскинувшемуся под ней миру необычайно загадочный вид. Иззубренные пики не столь уж далеких гор казались зубчатыми башнями чародейских замков. Правда, путешественник не придавался мечтательному созерцательству. Мужчина до рези в глазах вглядывался в залитый лунным светом каменистый ландшафт, стараясь не упустить еле заметную тропу, которой придерживался. Он был готов ко всему: к неожиданному нападению, к предательскому копью, к целой горной лавине, несущейся ему навстречу, наконец.

Однако произошло то, чего он вовсе не ожидал. Из-за громадной базальтовой глыбы на тропу перед ним выступил человек. Глазам путешественника предстал гигант цвета черного дерева. Его облитая лунными лучами кожа лоснилась, так же как и наконечник тяжелого копья, которое воин сжимал в мускулистой руке. Его голову с красивым хищным лицом венчал пышный убор из страусовых перьев. Негр величественно поднял копье, преграждая путь незнакомцу, и ночную тишину разбил человеческий голос.

- Эта земля не принадлежит белому человеку, - заявил чернокожий на диалекте речных племен. - Как называют моего белокожего брата в его родном краале? И что привело его сюда, в Страну Черепов?

- Мое имя - Соломон Кейн, - на том же языке ответил чернокожему воину путешественник. - А привели меня сюда поиски королевы вампиров Негари, что обитает в этих горах.

- Немногие ищут ее. Еще меньше тех, кто находит. И никто не возвращается. - Слова негра были столь же торжественны, сколь и загадочны. Кейн отнес их на счет того, что чернокожие любят подобные двусмысленные и цветастые высказывания.

- Не проводишь ли ты меня к ней? - спросил англичанин.

- В правой руке у тебя длинный нож, - ответил вопросом на вопрос его собеседник. - Но здесь нет львов.

- Зато есть змеи. Одна такая здоровая своротила камень, когда я сюда поднимался. А кто знает, сколько их тут в кустах еще?

Воцарилась недолгая тишина. Мужчины, обменявшись двусмысленностями, смотрели друг другу в глаза. Первым уступил эбеновый гигант. Он отвел взгляд, губы его тронула мрачная усмешка.

- Твоя жизнь в моих руках, - сказал он затем.

- В моей руке - жизни многих воителей. - Кейн холодно усмехнулся в ответ.

Взгляд негра скользнул по высокой жилистой фигуре англичанина, по искрящемуся лезвию его рапиры, которое, казалось, разрезало лунные лучи, потом встретился с его колючими прозрачными глазами, и в его зрачках отразилась некоторая неуверенность.

- Ты не принес с собой даров, - проговорил он. - Но если ты последуешь за мной, я отведу тебя к Ужасающей, к Властительнице Рока, к Алой Госпоже к владычице Накари, правящей благословенной страной Негари!

Воин отступил в сторону, торжественно пропуская англичанина вперед. Но Кейн, который ни на грош не доверял чернокожему, опасаясь удара копьем в спину, покачал головой.

- Кто я такой, чтобы идти впереди моего брата? Мы оба вожди, так пойдем же бок о бок.

В глубине души пуританин был до крайности возмущен тем, что приходится пускаться на подобные дипломатические ухищрения с кровожадным дикарем, но лицо его хранило невозмутимое выражение.

Чернокожий воин, которому было нечем крыть подобный аргумент, с варварским достоинством поклонился, и они вместе зашагали вверх по тропе, не произнеся более ни слова. Все новые и новые воины, выходя из укрытий, присоединялись к их процессии. Якобы споткнувшийся англичанин бросил взгляд назад и обнаружил, что за ними следовало уже не менее сорока воинов, выстроенных в два отряда. Лунный свет наполнял их тела обсидиановым блеском, озарял высокие головные уборы, стекал с длинных, зловеще изогнутых наконечников копий.

- Твои братья похожи на леопардов, - учтиво сказал Кейн своему спутнику. - Самый зоркий глаз не разглядит их в ночи. Когда же они пробираются в высокой траве, самое чуткое ухо не расслышит их приближения.

Чернокожий воин принял комплимент как должное и гордо задрал голову, отчего перья его убора громко зашуршали.

- Горный леопард и вправду доводится нам братом, белый человек. Мы крадемся в ночи, словно плывущий дымок, но обрушиваемся на врага, словно разящая сталь. Наши руки крепче железа, и удар их смертелен. Когда мы наносим удар, содрогаются горы и повергаются в прах самые сильные воины!

Не уловил ли Кейн нотку угрозы в его голосе? И хотя для таких подозрений у пуританина не было оснований весомее смутных предчувствий, все же какая-то аура порочности и жестокосердия сопровождала его спутника. На всякий случай он решил промолчать, и некоторое время странный отряд поднимался по склону в полной тишине. На ум пуританину, не чуждому определенной романтики, пришло сравнение с полуночным шествием призраков.

Тропа меж тем становилась все круче и круче. Она петляла между гигантскими скалами, то проходя по самому краю пропасти, то уходя в глубокие расселины. И вдруг, совершенно неожиданно, их отрад вышел к бездонному провалу, который шел в обе стороны насколько хватало глаз. Сперва Кейн решил, что они достигли конца пути, но потом различил тонкий каменный мостик без перил, соединяющий обе стороны. Приглядевшись повнимательней, пуританин понял, что это было делом рук самой природы, с помощью ветров и осадков за бесчисленные тысячелетия изваявшей каменную арку. Приблизившись к узкому каменному полотну, вождь остановился.

* * *

Нимало не устрашенный, Соломон Кейн заглянул в пропасть. Провал был шириной футов сорок, а вот насколько он был глубоким, сказать было невозможно, даже приблизительно. Бездну на многие сотни футов наполняла непроглядная тьма. Кейн носком сапога столкнул вниз камушек, но, сколько он ни вслушивался, до его ушей доносилось лишь эхо его ударов о каменные стены. С другой стороны к темному небу вздымались совершенно неприступные на вид скалы.

- Здесь, - сказал вождь, - пролегает истинная граница царства Накари...

От Кейна не укрылось, что воины все плотнее окружали его. Делая вид, что его это совершенно не интересует, англичанин лишь плотнее сжимал рукоятку рапиры, которую, к слову сказать, он так и не убрал в ножны. От пропитывавшего воздух напряжения на пуританине поднялись дыбом все волоски.

- ...И здесь, - грозно продолжал могучий негр, - тому, кто осмелился явиться в это место без даров для Накари, говорят - умри!

Это слово вырвалось из его глотки душераздирающим криком. Так могло бы звучать в устах злого волшебника заклятие, превращающее его в безумного маньяка. Эхо жуткого вопля еще судорожно металось между скал, когда чернокожий воин отвел руку, занося копье. Все мускулы его могучего тела напряглись - и тяжелое длинное копье устремилось прямо в грудь Кейна!

Вряд ли кто-либо еще, кроме пуританина, обладал такой инстинктивной реакцией, чтобы уклониться от безумного броска с расстояния в неполную дюжину футов. Соломон Кейн успел отшатнуться, и широкое волнистое лезвие прошло мимо, всего лишь в долях дюйма от его груди. Его рапира перечеркнула лунный луч в мгновенном ответном выпаде. Вождя спас какой-то негр из его отряда, выбравший именно этот момент, чтобы броситься на Кейна. Рослый воин умер, даже не успев понять, что с ним произошло, - Кейну никогда не приходилось бить дважды.

В следующий момент вокруг пуританина поднялся стальной смертельный вихрь. Похоже, дикари решили, что белокожий воин не сможет им оказать серьезного сопротивления, потому они не спешили кидать свои копья, а пытались достать Кейна длинными выпадами. Отводя в сторону одни копья и уворачиваясь от других, Кейну не оставалось ничего другого, как вскочить на узкий каменный мост. Теперь негры могли нападать на него только по одному.

Атаковать первому, однако, никому не хотелось. Чернокожие воины сгрудились на краю пропасти, пытаясь дотянуться до Соломона Кейна кривыми остриями своих копий, длина которых давала им неоспоримое преимущество перед рапирой Кейна.

Стоило ему отступить, и они подавались вперед, когда же он пытался сделать выпад, чернокожие дружно откатывались назад. Однако выгодная позиция, невероятная реакция и мастерство фехтовальщика, помноженные на его яростную решимость и самообладание, практически уравнивали силы.

Этот безумный танец продолжался некоторое время, не причиняя вреда ни одной из сторон. Внезапно толпа завывающих дикарей раздалась, пропуская несущегося вперед, словно буйвол, черного великана. Здоровенный негр бежал, выставив вперед копье, - похоже, он решил протаранить Кейна. В глазах его плескалось безумие, и он стремительно приближался к англичанину.

Кейну не оставалось ничего другого, как отскочить назад и отступить на самый край каменной арки, разворачиваясь боком, чтобы избежать смертельного столкновения. Пытаясь улучить момент, чтобы нанести удар рапирой, он чуть не потерял равновесие и не рухнул в черную бездну под ногами. Чернокожие бестии ликующе взвыли, увидев, как он зашатался, балансируя руками. Успевший за это время затормозить, воин развернулся и с торжествующим ревом бросился на замершего в неустойчивом равновесии врага.

Кейн буквально чудом успел отбить выпад его копья, пустив в ход всю свою недюжинную силу. Он еще не восстановил равновесия, так что его успех можно было назвать подвигом, для большинства фехтовальщиков недоступным. Зазубренное острие промелькнуло мимо его щеки, и Кейн почувствовал, как падает спиной в пропасть. Неуловимым движением он мертвой хваткой вцепился рукой в древко копья и в следующее мгновение пронзил сердце противника рапирой. Из распахнутого в победном крике рта негра ударил фонтан крови, и умирающий всем своим немалым весом обрушился на победителя. Что-либо изменить было уже вне человеческой власти, и мертвый черный человек и пока еще живой белый перевалились через каменную кромку. Не издав ни звука, противники растворились во тьме зияющей бездны.

Все произошло настолько быстро, что ошарашенные воины не успели даже пошевелиться. Воздух еще наполнял торжествующий рык великана, а мостик был уже пуст. Постепенно оправившись, туземцы вбежали на каменную арку. Но напрасно они всматривались и вслушивались во тьму - из мрачной утробы пропасти не доносилось ни звука.

2

Даже падая вниз, пуританин сохранял железное самообладание. Его мышцы вовсе не парализовал страх, воин и в этот миг смертельной опасности оставался воином. Этот невероятный человек продолжал бороться за жизнь и в этом, казалось бы безнадежном, положении. Кейн инстинктивно извернулся в воздухе, чтобы, когда он достигнет дна - не важно, будет ли это через мгновение или через минуты, - между ним и землей оказалось мертвое тело убитого им негра.

Внезапно, гораздо раньше, чем мог ожидать англичанин, последовал жуткий толчок. Наполовину оглушенный ударом о каменную твердь, Кейн некоторое время не мог даже пошевелиться. Лишь полностью придя в себя, ему удалось поднять голову и посмотреть вверх. Сфокусировав зрение, он разглядел узкую черную полоску каменного моста, пересекавшую узкую звездную реку, скальные стены почти полностью загораживали небо. Он различил и посеребренные лунным светом силуэты воинов. От контузии и странной, укороченной перспективы у него закружилась голова.

Соломон Кейн лежал, сохраняя полную неподвижность. Он прекрасно понимал, что лунный свет сюда еще не проникает и, стало быть, человеческие глаза не в силах его разглядеть. Но все-таки боялся даже слабым шорохом выдать свое присутствие - от бросаемых сверху камней он был бы совершенно беззащитен. Только дождавшись, пока отряд чернокожих воинов исчезнет, он начал оглядываться, изучая положение, в котором оказался.

Если бы его соперник был жив, то такое падение точно убило бы его. И хотя Кейн сам был порядком разбит и весь покрыт ссадинами и синяками, тело сраженного им противника приняло на себя всю силу удара и сейчас напоминало бесформенный кусок мяса.

Первым делом англичанин извлек из изуродованных останков рапиру, возблагодарив Творца за то, что она осталась в целости и сохранности. Потом Кейн стал ощупывать пространство вокруг себя, пытаясь определить, куда он упал. Буквально через несколько дюймов рука его натолкнулась на пустоту, с другой стороны было то же самое. Он-то, глупец, вообразил, что достиг самого дна провала, и решил, что его глубина была только кажущейся!

На самом деле Провидение уберегло его от смерти и на этот раз, приведя его на узенький каменный выступ. Так что они преодолели лишь неизмеримо малую часть глубин зловещей расщелины. Кейн сбросил с утеса какой-то обломок, и лишь долгое время спустя до его ушей донеслось слабое эхо удара камня о камень.

Теряясь в догадках, что ему предпринять дальше, Соломон Кейн извлек из поясного кошеля кремень и кресало и насыпал на полоску ткани, оторванную от набедренной повязки дикаря, щепотку трута. Запалив импровизированный факел, он прикрыл чадящий огонек рукой - на случай, если кто-нибудь заглянет с моста в пропасть, - и огляделся в неверном свете крохотного язычка пламени. Он находился на достаточно просторном каменном уступе, выдававшемся из каменной стены. Удача опять оказалась на его стороне - сила толчка негра была такова, что они перелетели на дальнюю сторону расщелины, куда так стремился англичанин. Он обнаружил также, что упал на самый край выступа и любое неосторожное движение вполне могло увлечь его вниз.

Соломон Кейн подался от края. Между тем огонек угас, и ему вновь пришлось привыкать к темноте. В густом полумраке, разгоняемом рассеянным светом звезд, внимание англичанина привлекла клякса густой темноты, черневшая на фоне серого гранита. Когда он подобрался поближе, то, к своей радости, обнаружил, что тень оказалась входом в пещеру, причем достаточно высоким и широким, чтобы туда не сгибаясь мог проникнуть даже такой высокий человек, как он.

Внутри лаза царил абсолютный мрак, и Кейн, решивший, насколько это возможно, экономить трут, двинулся на ощупь, держась рукой за стену. Лаз оказался на удивление прямым, и рука Кейна явственно ощущала на стенах следы тесла. Естественно, он не имел ни малейшего понятия, куда заведет его этот путь, но такая перспектива устраивала его несравненно больше, нежели сидение на уступе в ожидании смерти или прыжок вниз, в пропасть, чтобы его кости не достались пожирателям падали!

Пол пещеры был довольно ровным, и Кейн шел достаточно споро. Вскоре он почувствовал, как ход начал повышаться. Местами ему уже приходилось карабкаться вверх, помогая себе руками, оскальзываясь и съезжая на гладкой гранитной поверхности. Пещера, похоже, оказалась весьма значительной, и англичанин гадал, то ли она была целиком вырублена руками человека, то ли люди лишь расширили природную полость. Время от времени Кейн поднимал руку над головой и даже подпрыгивал, но коснуться потолка так и не смог. Не мог он и дотянуться свободной рукой до противоположной стены.

Наконец камень под ногами опять выровнялся, и Кейн инстинктивно почувствовал, что каменные стены разошлись еще больше, отступив во тьму. По-прежнему не было видно ни малейшего проблеска света, но откуда-то потянул ветерок, и воздух сделался менее спертым.

Неожиданно внимание Кейна привлек какой-то едва уловимый звук. Человек замер на месте и настороженно прислушался: спереди доносилось непонятное шуршание, ему в жизни не доводилось слышать ничего подобного. И вдруг, прежде чем он успел что-либо сообразить, что-то мягкое ударило его по лицу и крошечные острые коготки вцепились ему в волосы.

Тьма взорвалась шорохом множества кожистых крыльев, и Кейн улыбнулся, весело, хоть и несколько криво. Кто мог подумать, что его напугают какие-то летучие мыши? Понятное дело, где же им еще жить, как не в пещере?

Пещера буквально кишела этими безвредными созданиями. Соломон Кейн шагал вперед под неумолчный аккомпанемент тысяч и тысяч крыльев. Тихое хлопанье отдавалось под сводами грандиозной пещеры накладывающимся друг на друга эхом. В голову пуританина вдруг пришла поистине странная мысль: не могло ли так статься, что он, неведомым ему образом, забрел прямиком в преисподнюю?

И эти мечущиеся в вечной тьме пушистые комки вовсе не летучие мыши, как ему представляется, а не что иное, как заблудшие души, обреченные на горестные скитания до самого Страшного Суда. "Что ж, - решил про себя Соломон Кейн. - В таком случае мне, верно, доведется вскоре встретиться с самим Сатаной!"

Стоило только ему помянуть нечистого, как в ноздри ударил тошнотворный смрад разлагающейся плоти. Чем дальше продвигался англичанин, тем невыносимее становилась вонь. И хотя Кейна нельзя было отнести к сквернословам, но тут уж и он прибег к крепкому словцу. Он чувствовал, что тошнотворный сладковатый запах сопутствовал некой скрытой опасности, будто бы это был запах самого Зла, совершенно нечеловеческого, но тем не менее смертельного.

Угрюмый разум пуританина вновь обратился к заключениям метафизического свойства. Впрочем, они его решимости ни коим образом не убавили. Облаченный в несокрушимую броню христианской веры, вооруженный непоколебимой убежденностью в правоте дела, которое взялся отстаивать, и до глубины души уверенный в том, что добродетель всегда торжествует, Кейн готов был сойтись в поединке с какой угодно нечистью - хоть с духами Зла, хоть с демонами геенны огненной.

Но вновь произошло то, к чему он совершенно был не готов. Кейн по-прежнему продвигался вперед, когда прямо перед ним во тьме вспыхнули два глаза, горевших желтым огнем. Глаза эти, с вертикальными зрачками, смотрели холодно и без всякого выражения. Для человека они были слишком крупными и слишком близко посаженными, не могли они принадлежать и четвероногому существу, так как располагались ненормально высоко. Кейн задался вопросом: что за отвратительная креатура, порожденная дьявольской волей, преградила ему путь?

Что еще мог решить глубоко религиозный человек? Естественно, что перед ним во плоти сам Сатана! Эта мысль никак не повлияла на его способность быстро действовать и соображать. Когда мрак перед ним обрел живую плоть и толстыми скользкими кольцами обвил его тело, Кейн уже был готов в смертельной схватке одолеть любого врага. Тугие кольца оплели его торс, прижав правую руку к боку, лишив ее способности двигаться. Свободной левой рукой он силился дотянуться до кинжала или пистолета, но пальцы соскальзывали с холодной слизистой плоти. Шипение исполинского гада отдавалось зловещим эхом между каменных стен и звучало леденящим кровь гимном смерти и ужаса.

В кромешном мраке, под шелестящие аплодисменты мириада кожистых крыльев летучих мышей, Кейн, точно крыса, угодившая в пасть к змее, яростно сражался за свою жизнь. Противник его оказался невероятно силен, пуританин чувствовал, как проминаются его ребра, каждый вдох давался ему невероятным усилием, но его левая рука не оставляла попыток раздвинуть чудовищные кольца. И вот - о чудо! - его пальцы сомкнулись на рукояти кинжала.

Вложив в рывок все оставшиеся силы, Кейн поистине титаническим усилием своих могучих мускулов освободил руку с кинжалом. Не давая обвившему его тело гаду опомниться, человек раз за разом погружал стальное продолжение своих мышц в трепещущую плоть, пробивая твердую чешую. С каждым новым ударом хватка ужасной рептилии слабела, и вскоре потерявшие свою силу кольца сползли к его ногам, оставшись лежать, словно дьявольский канат.

Хвост громадной змеи, бившейся в агонии, хлестал вокруг, и каждый такой удар с легкостью мог переломать человеческие кости. Кейн поспешно отскочил прочь, судорожно хватая живительный воздух ртом, наполняя горящие легкие. Да, решил про себя Кейн, если Шипящий Ужас Пещер и не был самим Сатаной, то по меньшей мере доводился ему ближайшим земным сподвижником.

Потихоньку Кейн приходил в себя, саднящая боль в груди тоже утихла. Пуританин искренне надеялся, что в дальнейшем Провидение убережет его от встреч с подобными тварями и что где-нибудь во тьме его не подстерегает очередное жуткое порождение подземелий. Отдышавшись и восстановив силы, Кейн двинулся дальше.

* * *

Соломон Кейн потерял счет времени, и ему начало казаться, что путешествие сквозь пещерный мрак длится уже целую вечность и что каменному ходу не будет конца, когда тьму впереди прорезали неверные отблески света. Сперва англичанину показалось, что свет мерцал где-то далеко-далеко, но, прибавив ходу, он всего через несколько шагов, к своему изумлению, наткнулся на какую-то преграду.

Только сейчас он смог разглядеть, откуда исходил свет. Тонкий лучик, толщиной не более вязальной спицы, просачивался сквозь небольшую трещинку в каменной стене. Обследовав ее, англичанин понял, что, в отличие от гранитных стен и пола, это определенно было творение рук человеческих. Англичанин нащупал швы кладки - грубо отесанные каменные блоки были скреплены каким-то раствором, может быть, даже известкой.

Свет проникал сквозь щель между двумя верхними блоками, где выкрошился строительный раствор. Кейн продолжал ощупывать шероховатые камни. Интерес его был вызван не только насущной необходимостью отыскать выход из каменного тупика, но и вполне объяснимым любопытством. Проход явно был заложен давным-давно, раствор рассыпался от прикосновения, и Кейн понимал, что это никак не могли сделать жившие здесь примитивные туземцы. Умения древних зодчих намного превосходили способности современных дикарей.

Его охватил восторженный азарт, столь хорошо знакомый исследователям и естествоиспытателям. Вне всякого сомнения, он был первым и единственным белым человеком, которому довелось подступиться к истокам тайны полумифической древней цивилизации, сокрытой в самом сердце Африки. По крайней мере, единственным, кто при этом еще и был жив. Потому что, когда он высадился на удушающе влажном Западном Берегу, откуда направился в глубь материка, никто даже и намеком не обмолвился ни о чем подобном. Немногочисленные белые знатоки Африки, с которыми ему довелось беседовать, слыхом не слыхивали ни о какой Стране Черепов. Не говоря уже о демонице, ею повелевающей.

Кейн, упершись в стену, пару раз ее осторожно толкнул, пробуя на прочность. Как он и ожидал, минувшие века изрядно ослабили каменную кладку: стоило ему нажать посильнее, и она заметно подалась. Он принял решение и, разбежавшись, ринулся в атаку на каменную стену, вкладывая в удар плеча весь вес своего тела. Его усилия не пропали даром, и значительный участок стены рухнул с оглушительным треском. Поднялось облако пыли. Пуританин не удержался на ногах и рухнул на груду камней, извести и прочего мусора, оказавшись в тускло освещенном коридоре.

Уже в следующий миг он стоял на ногах, рапира угрожающе смотрела вперед. Англичанин был готов оказать достойный отпор хоть целой ораве полуголых копейщиков, появлению которых совершенно бы не удивился. Однако ничего подобного не произошло. Когда стих шорох осыпающегося песка, Кейн оказался в полной тишине.

Теперь он мог спокойно оглядеться. Пуританин пробился в коридор, подобный узкому пещерному ходу, но только освещенному. Шириной он был всего несколько футов, зато потолок располагался непомерно высоко. Пол покрывал слой пыли, в котором Кейн тонул по щиколотку. Судя по всему, сюда столетиями не заглядывала ни одна живая душа. Что же касается освещения, то Кейн, к своему невероятному изумлению, не смог обнаружить никаких видимых источников света. Также не обнаружил он окон или дверных проемов. Поломав голову над этой загадкой, Кейн решил, что источником света является ни более ни менее как сам потолок! Если внимательно приглядеться, можно было разглядеть, что он неярко, но вполне отчетливо фосфоресцирует.

Кейн двинулся вперед по таинственному коридору. Он испытывал некоторый душевный дискомфорт, ощущая себя этаким бесплотным призраком, крадущимся сквозь серое царство тлена и смерти. Возносившиеся вверх невероятно древние стены давили на него, заставляя задумываться о бессмысленности жалкого человеческого бытия и бессмысленной тщете усилий не то что одного человека, но всего человечества.

Оставалось утешаться лишь тем, что теперь-то он определенно находился не в Царстве Теней, а в своем собственном мире: все же какой-никакой, но здесь был свет. Другой вопрос - где именно он находился?

Увы, пока Кейн не мог даже приблизительно составить об этом представление. Да, пожалуй, ему нужно было побольше прислушиваться к словам жителей лесных деревень и речных поселков, предупреждавших его, что он направляется в страну древнего чародейства и зловещих тайн. Тогда же он счел рассказы туземцев обычным вымыслом невежественных дикарей. Его убежденность в этом не смог поколебать даже тот факт, что ежедневно, с тех самых времен, как он обратился спиной к Невольничьему Берегу, отправившись в свое одинокое путешествие, до него доходили невнятные слухи об ужасах, творившихся на некоем таинственном плато, затерянном в сердце континента. Таким образом, если принять на веру то, что, замирая от ужаса, рассказывали аборигены, здесь могло произойти все, что угодно!

Время от времени до его ушей доносились невнятные отзвуки голосов, раздававшихся будто бы прямо из стен. Кейн, сопоставив это с тем, что знал об истории строительства европейских замков, пришел к выводу, что он попал в систему тайных переходов какого-то циклопического строения, быть может даже вырубленного в цельной скале. Те из туземцев, что отваживались произнести при нем название загадочной страны Негари, вроде упоминали о каком-то запретном для живых существ проклятом городе, вырубленном в поднебесных отрогах черных гор.

"Что же, - решил Кейн, - очень может быть, что я и в самом деле попал именно туда, куда стремился. И стою как раз в центре запретного города, где правит загадочная Накари".

Остановившись, он выбрал первое попавшееся место на стене и кончиком кинжала принялся выколупывать раствор, расширяя щель между камнями. Работа спорилась, и вскоре Кейн уже отчетливо различал голоса невидимых людей. Последнее усилие, и кончик кинжала прошел насквозь, проделав в стене дырочку. Соломон немедленно приник к ней глазом.

Взору его предстала удивительная, можно сказать, даже фантастическая сцена!

За стеной оказались обширные покои с каменными полом и стенами. Высокий купол поддерживали титанические колонны, украшенные странной резьбой, крайне непривычных для глаза пропорций. Прямо напротив него располагался величественный трон, высеченный из громадной глыбы какого-то абсолютно черного камня, полированная поверхность которого переливалась искрами. С обеих сторон трон ограждали изваяния в виде повергающих в трепет демонов, каждое из которых превосходило размерами дикого африканского слона. Вдоль стен рядами стояли чернокожие воины с дико размалеванными лицами, в пышных уборах из перьев. Двойная шеренга таких же воителей неподвижно, как каменные истуканы, стояла перед уходящим в вышину троном.

Присмотревшись, Кейн различил знакомые лица: перед ним стояли те самые воины, с которыми он всего несколько часов назад бился у моста через пропасть. Но не они его заинтересовали. Взгляд англичанина неудержимо притягивал к себе громадный, пышно разукрашенный престол. Там, грациозно развалившись на подушках, возлежала женщина, казавшаяся миниатюрной на фоне вызывающей роскоши, окружавшей ее.

Черная женщина была очень молодой и красивой, но красота ее являлась какой-то дикой. Это была красота пантеры, совершенного убийцы. Ее роскошное тело было прикрыто лишь короткой юбочкой из перьев розового фламинго, руки и ноги украшали роскошные золотые браслеты с самоцветами, а на голове было надето некое подобие золотого шлема с роскошным плюмажем из павлиньих перьев. Разметавшись на шелковых подушках, черная хищница созерцала свое войско.

Кейн смотрел на нее с довольно приличного расстояния, но даже издали можно было различить, что черты привлекательного, но уж очень хищного лица девушки были удивительно чувственными. В изгибе полных ярко-красных губ угадывалась патологическая жестокость и порочность. Сейчас на нем застыло выражение высокомерия и властности.

Сердце Кейна учащенно забилось. Возлежавшая на троне дьяволица не могла быть не кем иным, как накари, королевой Негари, демонической правительницей Страны Черепов, чья превосходящая любые пределы кровожадность и злобность успела обрасти легендами. Ее безудержная страсть к человеческой крови и немыслимое изуверство заставляли содрогаться от ужаса половину континента!

Больше всего Кейна удивило, как такая черная душа могла обитать в столь совершенном теле. На своем пути сюда он успел выслушать невероятное количество леденящих кровь историй, в которых ей приписывались не только сверхъестественные возможности, но и сверхъестественная внешность. Должно быть, это объяснялось тем страхом, который она вызывала у суеверных туземцев. Так что Кейн ожидал встретить по меньшей мере гнусного монстра, темное наследие давно минувших эпох. Пуританина это не удивляло: кому, как не ему, было знать, сколько еще дьявольской нечисти сохранилось на Земле?

Англичанин заворожено смотрел на Накари, не в силах оторвать глаз от такого удивительного сочетания физической красоты и морального уродства. Нигде, даже при дворах восточных владык, не приходилось ему видеть такого великолепия. И сами чертоги, и отдельные скульптурные композиции, и даже, казалось бы, незначительные детали - все потрясало цельностью замысла и мастерством исполнения, каких Кейну не доводилось видеть ни разу в жизни. И каменные змеи, обвивавшие основание колонн, и едва различимые драконьи морды на терявшемся во мраке потолке, казалось, вот-вот заживут самостоятельной жизнью.

Пышность убранства, а тем более масштабы совершенно не укладывались в голове, вынуждая отступить рассудок с его привычными жалкими мерками. Кейна совершенно бы не удивило, доведись ему выяснить, что подобные чертоги были сотворены не людьми, а богами, властвовавшими когда-то над этой землей. В одном только этом тронном зале уместилось бы большинство замков, виденных им в Европе!

Нет, недаром казались уродливыми карликами рослые могучие воины, замершие вдоль стен. Не это племя выстроило в незапамятные времена столь дивный и ужасный дворец. Кейн буквально нутром ощущал флюиды зла, наполнявшие это место. И запах настоящего первородного Зла заставлял забывать его о роскоши и качестве работы.

Когда Кейн разобрался в своих ощущениях, даже грозная повелительница Накари утратила в его глазах свою значительность. Теперь пуританин видел в ней то, чем она являлась на самом деле, - вскарабкавшееся на трон грозных исполинов, дорвавшееся до невообразимой роскоши чуждого мира, злобное и испорченное дитя, затеявшее кощунственную игру. Сатанинское отродье, забавляющееся с безделушками, выброшенными неведомыми взрослыми. Кейн даже вздрогнул, когда попытался представить себе, каковы же тогда были "взрослые"?

Скоро, впрочем, Кейну пришлось убедиться, что дитя это играло не какими-то безделушками, а человеческими жизнями.

Толпа чернокожих воинов раздалась, и покои пересек богатырского сложения высокий негр. Четырежды падал он ниц перед троном, после чего покорно замер на коленях, очевидно дожидаясь позволения говорить. При его появлении с черной Накари моментально слетела маска ленивого безразличия. Женщина подобралась, напомнив англичанину стремительностью и грациозностью движений изготовившуюся к прыжку пантеру. Губы ее шевельнулись, и Кейн весь обратился в слух, пытаясь уловить ее слова. К своей радости, он понял, что здесь говорят на одном из диалектов хорошо известного ему языка речных племен.

- Говори! - Голос ее оказался под стать внешности - глубокий и бархатистый.

- Великая и Ужасная, - стоя на коленях, начал черный воин. Голос его был знаком пуританину. Приглядевшись, он распознал в негре командира отряда стражей утесов, что приговорил его к смерти у каменного моста.

- Да минует всепожирающий пламень твоего гнева ничтожнейшего из ничтожных, живущих лишь по воле твоей милости! - Голос чернокожего воина дрожал от священного страха.

Глаза черной хищницы опасно сузились, острый розовый язычок прошелся по белоснежным зубкам, делая ее особенно похожей на плотоядную кошку.

- Знаешь ли ты, отродье пожирателя падали, зачем ты нам понадобился?

- О Жар Опаляющей Красоты! Чужеземец, назвавшийся Кейном, не принес с собой никаких даров для тебя...

- Даров?! - Накари взорвалась, точно огнедышащий вулкан. - Да что за проку мне в жалких подношениях простых смертных! - Слова ее падали, подобно огненным бомбам. - Я вам велела убивать чернокожих без даров, но разве я говорила что-нибудь подобное насчет белого человека? - Голос ее стал опасно спокоен.

- О Негарийская Газель, этот человек взобрался на скалы ночью, подобно убийце, и при нем был невиданный длинный нож в два локтя длиной. Белый дьявол каким-то чудом увернулся от камня, который мы на него сбросили. Тогда мы встретили его на плато и сопроводили к Мосту-через-небо, где вознамерились с ним покончить. Ибо ты, Несравненная, однажды заметила, что тебе бесконечно наскучили ничтожные глупцы, ищущие твоего могущества!

- Чернокожие, отрыжка павиана! - зашипела Накари. - Только чернокожие!

- Зерцало Красоты, твой негодный раб ничего не знал! Белый человек бился с отвагой горного леопарда. Он убил двоих и вместе со вторым рухнул в бездну, сгинув без следа, Звезда Негари!

- Итак, - голос Накари источал яд, - это оказался первый настоящий мужчина из всех, когда-либо достигавших Страны Черепов. Он поистине мог бы... Поднимись на ноги, ты, презренный червь!

Воин поднялся на ноги, лицо негра посерело.

- Могучая Львица, но что, если этот человек пришел за...

Договорить ему не пришлось. Накари, равнодушная к любым оправданиям, сделала неуловимый жест. Двое копейщиков выступили из застывших, точно статуи, рядов личной гвардии повелительницы Страны Черепов. Деловито и равнодушно два широких лезвия пробили спину прогневавшего свою госпожу воина, который даже не успел обернуться. Провернув копья, стражники все так же равнодушно вернулись на свои места. Негр рухнул на колени, изо рта у него хлынула кровь, Кейн даже на таком расстоянии расслышал отвратительное бульканье. Мускулистое тело забилось в дикой агонии, заливая кровью черные ступени, и через какое-то время застыло у подножия исполинского трона, точно отброшенная надоевшая кукла.

Ряды воинов даже не дрогнули. Кейн уловил лишь движение глаз, показавшихся ему неестественно красными, и то, как иные облизывали толстые губы. Ни на одном лице пуританин не заметил следов несогласия или отвращения от происшедшего. Накари, приподнявшаяся и хищно раздувшая ноздри, когда жертву пронзили копья, вновь расслабилась на подушках. На ее прекрасном лице было выражение жестокого удовлетворения, а блестящие глаза подернулись сладострастной дымкой.

Безразличный взмах руки, и пара стражей, привычно ухватив бездыханное тело за ноги, уволокли его в боковой проход, который Кейну не было видно. Безвольные руки скользили по полу, вырисовывая жуткие узоры по широкому рдяному следу, остававшемуся за все еще кровоточащим телом. Только теперь англичанин обратил внимание на коричневые полосы, иные - почти свежие, иные - совсем затертые, в изобилии покрывавшие полированный камень. О скольких же отвратительных в своей жестокости кровавых событиях могли поведать каменные монстры, охранявшие трон, умей они говорить?

Больше у Кейна не было причин сомневаться в подлинности страшных историй, поведанных ему речными и лесными племенами. Народ этой страны, погрязший в кровавом разгуле, буквально дышал ужасом и насилием. Кровожадных дикарей совершенно лишило разума сознание собственной мощи. Они превратились в диких зверей, знающих лишь одно: убивать! Алые искры безумия таились в черных зрачках этого племени - искры, которые могли разгораться адовым пламенем.

Что там говорили туземцы о некоем горном племени, бессчетные века наводившем на них ужас своими опустошительными набегами? "Они - гончие псы смерти, алкающие крови, ходящие, подобно людям, на двух ногах, и мы преклоняемся перед ними..."

Лицо пуританина, замершего у щелки в стене, скривилось от отвращения. Он более-менее составил представление о творящемся здесь, но его снова и снова притягивала мысль, досаждая, словно назойливый комар: кто воздвиг это титаническое строение? В этом месте все словно кричало, что чернокожие дикари никоим образом не могли быть причастны к высокой культуре, о которой свидетельствовала каждая продуманная деталь интерьера. Чего, например, стоила одна только резьба на каменных стенах? С другой стороны, раз уж информация речных племен оказалось достаточно точной в остальном, следовало исходить из того, что никакого другого народа здесь не было.

Кроме того, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, следовало разобраться, почему люди, хозяйничавшие здесь отнюдь не по праву, выказывали столь явные признаки одержимости.

* * *

Англичанин усилием воли оторвался от завораживающего жуткого зрелища. Следовало разумно распорядиться подаренным ему судьбой временем. До тех пор, пока Накари считает его мертвым, ему легче будет осуществлять свой план, ради которого он и пришел в эти негостеприимные места. Пока королева народа Черепов не отдала приказ расставить по всему дворцу усиленную стражу, следовало ускорить свои поиски. Приняв решение, Кейн повернулся и пошел дальше по коридору. Выбор направления в данный момент значения не имел: все равно англичанин не представлял устройства дворца и не имел четкого плана действий.

Каменный лабиринт не отличался прямотой, он изгибался, сворачивая то туда, то сюда. Похоже, следуя замыслам древних зодчих, он повторял прихотливые изломы стен, поражавших воображение своей толщиной. Поначалу Соломон Кейн за каждым поворотом ожидал наткнуться на стражников или дворцовую челядь, но коридор тянулся и тянулся, а толстый слой пыли под его ногами был девственно чист. Англичанин волей-неволей решил, что негарийцы либо не ведали о системе тайных ходов, либо она являлась для них табу.

Шагая вперед, англичанин высматривал потайные двери, и наконец-таки его ожидания оправдались. Перед ним появилась высокая узкая дверца, больше похожая на люк, запертая на засов из неизвестного Кейну блестящего металла, такого же чистого, как и столетия назад. Прижавшись к ней ухом, Кейн напряженно вслушивался: за стенами царила полная тишина. Кейн отодвинул засов, уходящий в каменный паз стены, и дверь с каменным скрежетом (он показался Кейну ужасающе громким) отошла вовнутрь. Он осторожно выглянул. Никого!

Англичанин переступил порог и затворил за собой каменную панель, со щелчком вставшую на свое место. Стену в этом месте украшала фантастическая фреска, и найти месторасположение двери, если не знать о ее существовании, было просто невозможно. Определив, где на этой фреске скрывается пружина, приводящая в движение каменную панель, Кейн сделал острием кинжала маленькую пометку. Кто знает, не понадобится ли ему самому этот потайной ход?

Кейн оказался в просторном зале, уступавшем, однако, тронному. Высокий потолок подпирал целый лес колонн, украшенных в уже знакомой пуританину манере. Среди этих каменных столпов можно было представить, что чувствует маленький мальчик, заплутавший в буковой роще. С другой стороны, Кейн, умевший скользить по джунглям, подобно бесплотному духу, почувствовал себя увереннее - он и в этих каменных дебрях сможет укрыться от целой армии преследователей, как бы внимательны и ловки они ни были.

Подбодренный, Соломон двинулся дальше, идя буквально куда глаза глядят и вслушиваясь в каждый шорох. Один раз, заслышав человеческую речь, он мгновенно взлетел на резное основание колонны и слился с тенью, между тем как прямо у его ног прошествовали две женщины, даже и не догадавшиеся о его присутствии. Пропустив их подальше, он мягко и бесшумно спрыгнул. Больше ему никто не встретился.

Удивительное и странное ощущение испытывал пуританин, шагая по громадному залу, казалось бы не отмеченному признаками человеческого присутствия, сознавая, что на другом его конце может находиться целая армия копейщиков, укрытая от его глаз рядами циклопических колонн.

Ему уже надоело пробираться меж каменными исполинами, когда впереди замаячила стена. Было непонятно, то ли она ограничивала зал, то ли разделяла его на части. Кейн двинулся параллельно ей и вскоре увидел проход, охраняемый двумя мускулистыми воинами, застывшими, словно черные изваяния.

Украдкой разглядывая высокую сводчатую арку, Кейн увидел два окна, больше похожих на бойницы, расположенных высоко на стене по обе стороны от нее. Стену украшала глубокая резьба, и у Соломона Кейна начал складываться отчаянный план.

Что толку скрываться, словно мышь в норке, пора было переходить к активным действиям. Раз арка охранялась, значит, за ней находилось что-нибудь особенное: может, сокровищница, а может быть, вход в подземелье.

Кейн решил во что бы то ни стало пробраться туда - чутье подсказывало англичанину, что дорога к объекту его отчаянных поисков скрывается именно за этими дверьми.

Пуританин отошел в сторону, чтобы не попасться на глаза стражам, и принялся карабкаться по стене, благо каменные детали были настолько глубоко прорисованы, что давали прекрасную опору для рук и ног. Подъем оказался даже легче, чем он себе представлял. Быстро поднявшись на достаточную высоту, Кейн двинулся к бойницам, чувствуя себя муравьем на отвесной стене.

Движения его были легки и бесшумны, и стражники, оставшиеся далеко внизу, так ничего и не заподозрили. Добравшись до ближайшего окна, Кейн перегнулся через край ниши и заглянул внутрь. Его глазам открылась просторная, похоже, как и все помещения в каменном дворце, комната. Она была обставлена с помпезной роскошью. Золото и драгоценные каменья, черное и красное дерево, меха, шелка создавали атмосферу будуара. Каменного пола совершенно не было видно под слоем толстых ковров и бархатных подушек, стены драпировали златотканые шпалеры.

Даже потолочная лепнина и та была инкрустирована золотой проволокой. И резким диссонансом выделялись многочисленные массивные и грубые изваяния из слоновой кости и железного дерева. В этих убогих поделках в полной мере чувствовалась примитивность местных мастеров, так и не сумевших постичь странную культуру, оставившую им в наследство великолепные интерьеры.

Охраняемая снаружи копейщиками дверь была закрыта, а в противоположной стене виднелась еще одна - тоже закрытая.

Кейн бесшумно пробрался внутрь и ловко съехал по длинному занавесу, подобно матросу, съезжающему по снастям с мачты на палубу. Его ноги тонули в густом мягком ворсе ковров, которые, как и вся прочая обстановка, казались невероятно древними, - англичанину показалось, что они вот-вот могли рассыпаться в прах под его грубыми сапогами.

У двери пуританин на мгновение остановился. В том, чтобы вот так просто взять да и войти в соседнюю комнату, крылся изрядный риск. Если вдруг, паче чаяния, она окажется битком набитой вооруженными людьми, путь к отступлению ему отрежут копейщики, несшие охрану у наружных дверей.

Но Кейн не боялся рисковать, если риск был оправдан. Он сжал в руке клинок, поправил пистолет за поясом и, резко распахнув двери, стремительным, но мягким прыжком влетел в помещение.

Такое неожиданное появление вооруженного человека должно было вызвать замешательство у любого врага, который мог оказаться внутри. Сам Кейн готов был ко всему, в том числе и к немедленной гибели, но он замер на месте, вытаращив глаза и лишившись от изумления дара речи.

За его спиной остались тысячи и тысячи миль, он пересек два континента и океан, преследуя вполне определенную цель. И вот - прямо перед ним оказался объект его поисков.

3

Посредине покоев возвышалась обтянутая шелком просторная кровать, на которой разметалась прелестная белокожая девушка. Ее роскошные золотые кудри рассыпались по худеньким обнаженным плечам. От неожиданного вторжения юное создание так и подскочило, в глазах ее застыли ужас и обреченность, девушка сжалась в комок. Разглядев замершего на середине комнатки вооруженного мужчину, она до крови закусила губу, сдерживая рвущийся из груди крик.

- Вы?! - ахнула она. - Да как же... Кто же... - Бедняжке не хватало слов.

Убедившись, что в помещении больше никого нет, Кейн тихонько прикрыл за собой дверь и подошел к девушке. Удивительно мягкая и нежная улыбка появилась на его обветренном и загорелом лице.

- Значит, - сказал он,- еще не совсем позабыла меня маленькая Мерилин?

Ужас на лице девушки сменился улыбкой, словно луч солнышка прорвался сквозь мрачные тучи. Ее прекрасные глаза распахнулись от удивления похоже, девушка была не в силах поверить собственному счастью.

- Капитан Кейн! Этого просто быть не может!.. Я уже и надеяться перестала, что однажды кто-нибудь за мной придет!..

Она внезапно прикрыла узенькой ладошкой глаза и пошатнулась. Кровь отхлынула от ее щечек.

Кейн легко подхватил на руки легкую как былинка девушку - Мерилин была совсем еще подростком, можно сказать, ребенком - и бережно уложил ее на кровать. Осторожно похлопывая ее по щекам, он говорил быстро и тихо, не сводя пристального взгляда с двери. Судя по всему, это был единственный проход, соединяющий эту комнату с внешними помещениями. Кроме того, Кейн не забывал бросать быстрые взгляды по сторонам, автоматически запоминая каждую деталь обстановки. Убранство спальни Мерилин точь-в-точь соответствовало предыдущему помещению.

Он начал с самого главного на данный момент:

- Мерилин, скажи мне, насколько внимательно несут службу твои стражи?

- О, это сущие демоны! - отчаянно зашептала девушка. - Даже представить себе не могу, как вам удалось забраться сюда, но вот выйти нам ни за что не удастся... - безнадежно закончила она.

- Господь на нашей стороне, дитя мое, - успокаивающе улыбнулся пуританин. - Может быть, мой рассказ о трудностях, которые уже остались позади, укрепит твой дух и вселит в тебя надежду. Приходи в себя, крошка, а я тем временем поведаю, как получилось, что поиски некой английской наследницы завели меня в дьявольский город в центре Негари.

Мне было суждено убить на дуэли сэра Джона Тэферела. Что ж до повода... впрочем, это неважно, скажу лишь, что этот негодяй воистину заслуживал смерти, ибо его черные дела, клевета и адская ложь переполнили чашу терпения небес. Умирая, злокозненный сэр Джон пожелал примириться с Господом нашим и покаялся в страшном преступлении. Ты ведь помнишь, дитя мое, как горячо любил тебя и лелеял твой кузен, старый лорд Гильдред Тэферел, дядя сэра Джона? Так вот, сэр Джон, убоявшись, что бездетный лорд, умирая от неизлечимой болезни, вздумает завещать тебе все огромное состояние рода Тэферелов, удумал невероятную гнусность.

Еще за несколько лет до нашей роковой встречи сэр Джон распустил слух, когда ты бесследно исчезла, будто несчастная Мерилин утонула. Но позже, встретив свою судьбу на острие моей рапиры, негодяй решил не брать грех на душу и перед самой смертью признался, что просто похитил тебя и продал берберийским пиратам. Он открыл мне даже имя их кровавого капитана, весьма небезызвестного на побережьях туманного Альбиона.

Именно тогда я поклялся, что восстановлю справедливость и разыщу тебя. Долгими оказались мои поиски, тернистым - мой путь, не раз я терял надежду найти тебя живой. И все-таки, слава Господу нашему, поиски эти увенчались успехом!

Для начала я избороздил не одно море, выслеживая нечестивца Эль Гара, берберийского корсара, чье имя открыл мне умирающий грешник. Рок нас свел в грохоте пушек и треске дерева морского сражения, но прежде, чем пират испустил дух, я добился от него признания, что он перепродал некую юную леди купцу из Стамбула.

Далее мой путь пролегал на Восток, где счастливый случай свел меня с греческим матросом, которого мавры распяли на берегу за пиратство. Я снял моряка с креста и задал тот же вопрос, который задавал каждому встречному: не пересекался ли некогда его путь с пленницей-англичанкой, маленькой девочкой с золотыми кудряшками? В этот раз мне сопутствовала удача. Пират-неудачник, оказывается, служил именно на том стамбульским купеческом судне, которое я безуспешно разыскивал.

Грек рассказал, что, когда они с богатым грузом возвращались домой, их корабль был взят на абордаж португальскими работорговцами и потоплен. Спастись удалось лишь немногим. В числе тех, кого подняли на борт португальского парусника, оказалась и английская девочка.

Выгодно продав захваченный груз, торговцы рабами направились на юг за очередной партией живого товара - "черным деревом". Когда презренные работорговцы уже почти достигли своего тайного пристанища в одной из бухт Западного берега, португальцы угодили в засаду. К сожалению, больше о тебе от грека я ничего не смог узнать. В тот раз ему чудом удалось избежать общей участи - всех португальцев вырезали под корень, - а он выгреб на маленькой лодочке в море, где был подобран генуэзскими флибустьерами.

Таким образом я оказался на Западном Берегу, ибо счел, что имеются шансы, пускай и ничтожные, что ты можешь быть все еще жива. Много месяцев я посвятил расспросам, но все мои усилия оказались тщетными. И вдруг в одном небольшом селении я узнал от местных жителей, что несколько лет назад в заливе неподалеку действительно был захвачен пиратский корабль. Негры перебили всю его команду, кроме маленькой белокожей девочки с доселе им не встречавшимися золотыми волосами, которую они сочли талисманом. Туземцы рассказали мне, что девочка была отправлена внутрь страны в качестве дани, которую приморские племена выплачивали вождям свирепых племен с речных верховий.

На этом, Мерилин, твой след, казалось, был окончательно потерян. Месяц проходил за месяцем, а я ни на дюйм не приближался к тебе. Более того, я не мог раздобыть не то что намека на твое месторасположение, но и простого свидетельства, что ты все еще жива. И вдруг - о чудо! - мне довелось услышать от жителей одной речной деревеньки о мифической стране Негари, будто бы населенной демоническими существами, которых суеверные негры считали вампирами. Они рассказывали, что, пытаясь умилостивить их кровавую владычицу, одно из племен подарило ей белокожую рабыню с золотыми волосами. Вот так, маленькая моя, я и оказался здесь, - наконец закончил пуританин.

Все это Соломон Кейн рассказывал будничным тоном, очень коротко, без ненужных деталей и художественных прикрас. Оставалось гадать, сколько кровопролитных сражений и подвигов на суше и на море остались за гранью немногословного повествования.

Кто мог оценить тяжесть лишений и отчаянного, изнурительного труда, непрестанных опасностей и скитаний по чужим, зачастую враждебным краям? Кто еще был способен завершить сводящие с ума многолетние поиски нужных сведений, каждую крупинку которых приходилось лестью, обманом и прямыми угрозами добывать у безжалостных белых пиратов и кровожадных черных дикарей?

Эти простые слова: "Вот я и оказался здесь", - вмещали в себя целую вселенную железного мужества и отваги. Долгий кровавый путь, багрово-черные тени зарева пожаров, пороховой дым сражений, дьявольская брань и редкие бесценные слова, кровавыми каплями стекавшие из уст умирающих.

Соломона Кейна нельзя был назвать эффектным рассказчиком. Он излагал свою повесть в той размеренной, но непреклонной манере, в какой, если так можно выразиться, она разыгрывалась в жизни. Все препятствия, возникавшие у него на пути, пуританин преодолевал с точно таким же упорством и холодной невозмутимостью. Ему и в голову не могло прийти, что обычные для него поступки кто-нибудь может счесть героическими.

- Как ты понимаешь, Мерилин, - ласково проговорил англичанин, - я проделал такой путь вовсе не для того, чтобы теперь потерпеть поражение. Будь мужественна, дитя мое, мы непременно придумаем, как сбежать из этого проклятого места.

- Сэр Джон подхватил меня на седло... - возвращаясь в памяти к страшным событиям давно минувших дней, медленно проговорила девушка. Слова родной речи, к которой она не прибегала вот уже много лет, давались ей с трудом и казались странными и чужими.

Запинаясь, бедное дитя поведало пуританину о том, что в действительности произошло тем ужасным вечером в Англии много лет тому назад.

- Мы прискакали на морской берег, где его ожидала лодка, спущенная с пиратского корабля. В ней сидели усатые смуглые люди со злыми лицами. Они были вооружены страшными кривыми саблями. Я еще обратила внимание, что их волосатые лапы были сплошь унизаны массивными перстнями с драгоценными камнями. Возглавлявший язычников огромный магометанин с ястребиным лицом забрал меня, плачущую от страха, у сэра Джона. Так я очутилась на его судне.

И все же этот человек был по-своему добр ко мне, ведь я тогда была совсем еще ребенком. Впоследствии он продал меня турецкому купцу, и все было в точности так, как он рассказывал вам умирая. А корабль стамбульского купца мы повстречали у южных берегов Франции после длительного морского перехода.

И новый мой хозяин не причинял мне зла, но как же я боялась этого человека! Мне не раз доводилось видеть, насколько он мог быть жестоким и безжалостным. Он сразу сказал мне, что собирается продать меня черному мавританскому султану. Но этому не суждено было сбыться - у Геркулесовых Столпов его корабль взяли на абордаж работорговцы из Кадиса, а что было дальше, вам и самому известно.

Главарь работорговцев догадался, что я принадлежу к весьма состоятельному английскому роду, и собирался разыскать моих родственников, чтобы получить за меня выкуп. Увы, этому не суждено было случиться! Его подстерегла смерть темной ненастной ночью в угрюмой бухте у берегов далекой Африки. Тогда смерть принял весь экипаж португальского судна, кроме того грека, как вы сейчас рассказали. А я снова оказалась в плену - на этот раз у черных дикарей.

Я была частью добычи вождя большого племени, обитающего в джунглях побережья. Я ужасно боялась этого человека, разрисованного страшными узорами и покрытого ритуальными шрамами, полагая, что он вот-вот съест меня.

Но этот чернокожий даже пальцем ко мне не прикоснулся. Вождь со всем возможным комфортом отправил меня в глубь Черного Континента вместе с вооруженным отрядом, перевозившим добычу, награбленную на корабле португальских работорговцев. Вы уже сами знаете, эта добыча предназначалась могущественному царьку речных племен.

Но до его деревни нам так и не суждено было добраться. По пути нас настиг разбойничий отряд негарийцев, которые предали лютой смерти моих спутников. Девушке, вспомнившей кровавые события, чуть снова не сделалось дурно. - Потом меня привезли сюда, в Город Мертвых. С тех пор я и живу здесь в рабстве, прислуживая царице Накари. Как только я смогла пережить все эти ужасы, эту бесконечную вереницу побоищ, убийств и пыток, совершавшихся на моих глазах? Почему я до сих пор не лишилась рассудка? Не знаю сама! - Девушка замолкла.

- Рука Провидения хранила тебя, дитя мое, - ответил ей пуританин. Тебе была явлена милость Божья, хранящая слабых женщин и беззащитных детей. Что, как не Провидение, направляло меня к тебе, не давая сбиться с правильного пути! И если на то будет воля Господня - да не оставит Он нас своей милостью! - мы выберемся и отсюда.

- А мои родственники? - словно очнувшись ото сна и прогнав страшные воспоминания, спросила девушка. - Как там моя семья?

- Все в добром здравии и достатке, милая Мерилин. Лишь скорбь по тебе отравила им минувшие годы, да старый сэр Гильдред страдает подагрой и оттого временами так богохульствует, что я порой опасаюсь за его бессмертную душу. Но я уверен, маленькая моя, что твоей улыбки будет более чем достаточно, чтобы его исцелить.

- И все-таки, капитан Кейн, - вздохнула девушка. - Почему, почему вы пришли в это страшное место один?

- Твои братья, все как один, не раздумывая отправились бы вместе со мной, девочка. Дело в том, что у меня не было ни малейших доказательств, кроме моих предчувствий, что ты жива, а я не хотел, чтобы еще хоть один из рода Тэферелов умер на чужбине, вдали от благой британской земли. Я избавил мир от злокозненного Тэферела, и будет справедливо, что я же и доставлю на его место другого - добродетельного и славного. И разыщу его, вернее ее, в одиночку.

Мотивируя подобным образом свои действия, Кейн искренне верил сам в то, что сейчас говорил. Он никогда не копался в себе, выясняя причины своих поступков и решений, но, раз поставив перед собой цель, более не испытывал колебаний, и не существовало такой силы, что могла заставить пуританина отказаться от своих намерений. Именно поэтому, привыкнув действовать по первому побуждению, англичанин истово верил, что его поступками движет трезвый и холодный расчет.

Соломон Кейн был настоящим сыном своего времени, хотя этого никто не мог бы оспорить, крайне неординарным. Этот человек удивительным образом сочетал в себе качества рыцаря и пуританина, причем в загадочных глубинах его души скрывался античный философ, исполненный языческих суеверий, - надо сказать, последнее утверждение повергло бы Кейна в неописуемый ужас. И тем не менее он являлся отголоском той эпохи, когда мужчинами управляли лишь честь и верность. Странствующий рыцарь, облаченный в черные одежды фанатика пуританина, - вот кем являлся Соломон Кейн.

Таких людей гонит вперед единственно жажда справедливости, стремление своими руками избавить мир от всего зла, защитить слабых, воздать по заслугам гонителям правды и справедливости. И, выполняя возложенную на себя миссию по очищению мира от негодяев, пуританин не ведал сомнений и пощады, рука была тверда, а глаз - верен. Ни одного мгновения не знал он покоя, подобно ветру, существующему лишь в движении. Лишь в одном англичанину было присуще постоянство - в верности своим идеалам. Соломона Кейна по праву можно было назвать Бичом Божьим.

- Мерилин, - насколько мог нежно проговорил этот закаленный сражениями и невзгодами мужчина и взял ее за руки. Крохотные ладошки девушки удивительно трогательно смотрелись в его руках, покрытых мозолями от грубой рукояти рапиры. - Как же изменили тебя пролетевшие годы! Я помню тебя еще пухленькой румяной малышкой, которую качал на коленях. А теперь я вижу перед собой прекрасную нимфу, прямо как те, про которых пишут языческие книжки! Вот только выглядишь ты совсем худенькой и бледной... Я вижу в твоих глазах тень страха, дитя мое. Скажи, они дурно обращаются с тобой?

Девушка сжалась в комок, краска оставила ее и без того бледные щечки, она побелела как полотно. Кейн, удивленный и встревоженный, склонился над ней.

- Ах, лучше не спрашивайте, - едва слышно выдохнула она. - Я просто не могу вам ответить. Есть вещи настолько страшные, что нет слов, чтобы их описать. Да сгинут они во мраке забвения. Есть зрелища, от которых слепнут глаза видевших и сам разум навсегда получает отметину, выжженную в сознании, словно клеймо. Стены этого древнего города, проклятого человеческим родом, были свидетелями такого, о чем лучше вовсе не упоминать вслух...

Ресницы Мерилин опустились под грузом страшных воспоминаний. Не упускающий ни одной мелочи взгляд Кейна отметил голубые линии вен, отчетливо просматривающихся под неестественно прозрачной кожей.

- Воистину здесь кроется какая-то бесовская тайна, - пробормотал он хмуро. - Я чувствую присутствие дьявола...

- Вы правы, капитан Кейн, - шепотом отозвалась девушка. - От этой тайны веяло древностью уже тоща, когда сооружались пирамиды Египта... Неназываемое зло повелевало миром из своих черных городов Ужаса задолго до расцвета Вавилона, когда наш мир был молод и страшен...

Кейн нахмурился. От этих странных и, признаться, не совсем понятных слов девушки он ощутил глубоко внутри себя странное беспокойство, пробуждение какого-то неосознанного страха. Родовая память Соломона Кейна, однажды разбуженная тамтамами, говорившими с ним голосом Черного бога, отозвалась целой серией ужасающих, кошмарных, мимолетных видений. Сколько тысяч лет дремали эти смутные, ускользающие образы в памяти его предков, пока не дождались этого момента?

Мерилин вдруг резко села на кровати, глаза девушки широко распахнулись, округляясь от ужаса. Острый слух англичанина тоже уловил скрип двери, открывшейся неподалеку.

- Это Накари! - быстро прошептала девушка. - Поспешите, ради всего святого! Она не должна застать вас здесь! Да прячьтесь же вы, прячьтесь... - Она на мгновение замерла, опустив глаза, а потом решительно посмотрела на Кейна. - И заклинаю вас именем Господним: что бы ни случилось - молчите!

* * *

Девушка вновь опустилась на шелковые подушки и притворилась спящей. Кейн тем временем быстро, но без суеты пересек комнату и укрылся за пышной драпировкой стенной ниши, в которой некогда стояла статуя. Это место он давно уже приглядел на случай надобности спрятаться. Чутье его не подвело!

Едва стихло шевеление потревоженной им ткани, распахнулась единственная дверь комнаты и на пороге возникла стройная фигура.

Накари, повелительница Негари, пришла к своей рабыне.

На чернокожей властительнице Страны Черепов было надето то же одеяние, что и в тронном чертоге. Звеня по-варварски массивными золотыми браслетами на кистях и лодыжках, она прикрыла за собой дверь и направилась к стоящей в центре кровати. Двигалась она с врожденной хищной грацией пантеры, и Кейн, наблюдавший за ней сквозь крохотное отверстие в ткани, не мог не восхититься изяществом ее движений. Однако ее магнетические глаза, которые пуританин наконец смог разглядеть вблизи, излучали такое вибрирующее безумием зло, что Кейн содрогнулся от омерзения. Казалось, это лицо самого Зла, более древнего, чем сама вечность.

"Лилит! - вздрогнул пуританин. - Та самая луноликая Лилит из древних легенд, холодная и страстная, обжигающая ужасом, словно чистилище!"

Накари остановилась подле кровати. Какое-то время она молча, сверху вниз, смотрела на прекрасную невольницу, после чего с загадочной улыбкой нагнулась и встряхнула девушку за плечо.

Мерилин открыла глаза, приподнялась... потом соскользнула с ложа и покорно опустилась на колени перед своей дикой владычицей. Кейн, видя унижение беззащитной девушки из своего укрытия, заскрипел зубами от ярости. Повелительница же Города Мертвых рассмеялась низким чувственным смехом и присела на край кровати. Жестом велев девушке подняться с колен, она обняла ее за талию и... усадила к себе на колени.

Кейн, отказываясь верить своим глазам, наблюдал за тем, как лениво, словно сытая тигрица, явно забавляясь, она бесстыдно ласкала свою белокожую рабыню, удовлетворяя противоестественное влечение. Но вместе с тем Кейн чувствовал в каждом сладострастном движении Накари дьявольскую насмешку и издевательство над беспомощной жертвой, всецело находящейся в ее власти.

- Сколь гладка твоя кожа, сколь мягка невинная плоть, моя маленькая Мара, - лениво мурлыкала Накари. - Другие мои служанки не идут ни в какое сравнение с тобой. Время близится, сладкая моя, грядет твоя брачная ночь. Поверь мне, ни одна из невест, коим было даровано право взойти по Черной Лестнице, не была столь прекрасна, как ты!

От этих слов Мерилин охватила такая дрожь, что Кейн испугался, как бы хрупкая девушка не потеряла сознание. Глаза Накари были полуприкрыты и странно поблескивали из-под густых ресниц, полные чувственные губы кривила многообещающая улыбка - наверное, так улыбался сам Змей-искуситель. Что бы ни делала чернокожая дьяволица, все ее тщательно продуманные поступки вели дорогой зла. Кейн взмок от напряжения.

- Мара, - продолжала королева Страны Черепов, - тебе оказана честь, о которой могла бы только мечтать любая девушка, а ты не проявляешь радости. Подумай о том, как станут завидовать тебе все жительницы Негари, когда жрецы пропоют свадебную песнь и над черным парапетом Башни Смерти взойдет Луна Черепов! Представь себе, маленькая невеста повелителя, сколько девушек готовы отдать жизнь за то, чтобы стать его сужеными?

Накари вновь рассмеялась, точно услышав что-то смешное, - удивительно мелодичным и одновременно зловещим смехом. Но вдруг веселье ее испарилось, как по волшебству. Взгляд ее глаз, превратившихся в узкие щелки, обежал всю комнату, тело напряглось, подбираясь по-звериному. Чернокожая властительница одним змеиным движением извлекла длинный стилет из ножен на поясе.

Кейн между тем держал ее на мушке своего пистолета, и палец его твердо лежал на спусковом крючке. Только естественное для человека его склада отвращение к убийству женщин удерживало пуританина от того, чтобы послать кусочек разящего металла прямо в черное сердце Накари Негарийской. Но если бы кинжал повелительницы варваров обернулся против Мерилин, видит Бог, рука бы его не дрогнула!

Будто угадав мысли Соломона Кейна, чернокожая пантера ловко спихнула рабыню с колен и невероятным прыжком переместилась к двери, не спуская горящего взгляда с занавеса, за которым прятался англичанин.

Неужели этой дикой кошке удалось его выследить, подумалось Кейну. Его подозрения самым решительным образом подтвердились.

- Кто здесь? - крикнула Накари в ярости. - Я чувствую твое присутствие! Выходи! Я не вижу и не слышу тебя, кто бы ты ни был, но я знаю, что ты там, за шпалерой!

Кейн, однако, даже не шелохнулся. Эта ведьма явно учуяла его присутствие в комнате. Как поступить?.. Кейн решил слегка выждать и посмотреть, что предпримет Накари.

- Мара! - От голоса Накари повеяло мертвенным холодом. - Кто там за занавесом? Живо отвечай, пока я снова не приказала тебя наказать! - Ее глаза полыхнули безумным огнем, и между полных губ на мгновение, словно змеиное жало, показался розовый язычок.

Однако подавленная происходящими событиями, бедная Мерилин утратила дар речи. Несчастная девушка сжалась в комок на полу, чудесные глаза наполнились ужасом, губы были крепко сжаты.

Накари, по-прежнему не отводя угрожающего взгляда от портьер, одной рукой что-то искала на стене позади себя, другая рука, с кинжалом, была угрожающе выставлена вперед (кстати, Кейн видел не так уж много мужчин, в чьих руках оружие смотрелось бы таким смертоносным). Наконец она нащупала витой шнур, свисавший со стены. Злобный рывок, и занавес разошелся, словно в театре. Тайное сделалось явным. Ее горящему взору предстал высокий жилистый белокожий мужчина, одетый в темные облегающие одежды.

Несколько мгновений длилась эта безумная сцена: прямо напротив друг друга замерли изможденный жилистый воин в заляпанной кровью, изодранной о камни одежде, сжимающий длинный пистолет, и повелительница кровожадных дикарей в по-варварски вызывающем роскошном наряде, со смертоносным кинжалом в руках. И между ними - скорчившееся в ужасе юное прелестное создание, стремившееся слиться с полом.

Кейн первым нарушил молчание.

- Не поднимай шума, Накари, не то умрешь. - Голос его был ровным и холодным.

У госпожи народа Черепов, ошеломленной, словно она увидела привидение, отнялся язык. Кейн вышел из ниши и, мягко ступая, направился к ней. Черный зрачок его пистолета смотрел повелительнице дикарей точно в лоб.

- Ты?! - прошипела она, наконец опомнившись. - Ты не можешь быть не кем иным, как тем человеком, о котором рассказали мне стражи Моста-через-небо. Я не думаю, что кто-нибудь еще из твоего племени есть сейчас в Негари! Но ведь ты, по их словам, упал в пропасть! Как тебе удалось избежать...

- Тихо! - Резкий взмах рапирой заставил ее замолчать. Англичанин понимал, что чернокожая хищница никогда не видела пистолета и не знает, что это такое, зато отлично понимает смертоносную угрозу, исходящую от стального клинка. - Мерилин, - продолжал он по инерции пользоваться диалектом речных племен, - собери шнуры от занавеса и свяжи покрепче эту...

Пуританин тем временем обошел кровать и уже приближался к Накари. Та разжала безвольно повисшую руку, словно бы признавая свое поражение, и кинжал беззвучно упал на ковер. Кейн инстинктивно опустил взгляд. Когда же он поднял голову, то увидел, что с лица женщины сошло выражение беспомощности и ее глаза засветились обычным коварством. Кейн понял, что его обманули, но, прежде чем он успел спустить курок, Накари дернула какой-то шнур, и англичанин рухнул вниз, прямо в зияющий провал, разверзшийся у него под ногами.

По счастью, падать пришлось недолго, и Соломон приземлился на ноги. Сильный толчок бросил англичанина на колени, однако не помешал почувствовать чужое присутствие. Но что-либо предпринимать уже было поздно. На его голову обрушился страшный удар, и последнее, что Кейн запомнил, прежде чем погрузиться в непроглядный мрак, был отчаянный крик Мерилин.

4

Кейн медленно выкарабкивался из черного омута беспамятства, в который его погрузила дубинка неведомого противника. Что-то мешало ему свободно двигать руками, и когда он попытался поднять их к раскалывающейся от боли голове, раздался металлический лязг.

Перед его открытыми глазами плыли разноцветные пятна, но Кейн не мог сказать, вызвано ли это просто отсутствием света или же зрение отказало ему в результате сокрушительного удара. Пытаясь разобраться с остальными своими чувствами, пуританин определил, что лежит на каменном полу, холодном и сыром, и что на руках и ногах у него массивные железные кандалы, грубо выкованные и покрытые ржавчиной.

Кейн не мог даже приблизительно представить, сколько прошло времени с момента злополучного падения. Звенящую тишину нарушали лишь болезненное пульсирование крови в ушах да крысиный писк и цокот коготков этих завсегдатаев темниц и узилищ о камень. Машинально пуританин отметил потревожившее тьму красноватое мерцание. Оно росло, приближаясь, и наконец превратилось в факельное пламя - что же, по крайней мере, он не ослеп.

Когда безвестный факелоносец приблизился, рыжие отсветы огня заплясали на смуглом лице Накари. Ее рот кривился в язвительной и жестокой усмешке. Кейн помотал головой, пытаясь стряхнуть дьявольское наваждение. Но фантом и не думал рассеиваться. Перед ним, во плоти, стояла сама королева Страны Черепов.

Теперь, когда появившийся свет дал ему возможность оглядеться, Кейн увидел, что лежит в маленькой и донельзя сырой нише, которой заканчивался каменный коридор. Тяжелые цепи, удерживающие его руки и ноги, были примкнуты к железным кольцам, надежно вделанным в гранитную стену.

Тем временем Накари вставила факел в ближайшее на стене коридора к Кейну бронзовое крепление. Без страха приблизившись к скованному мужчине, она встала прямо над ним. Взгляд бесстыжих глаз оценивающе скользил по телу пленника, но насмешки в нем не было. Скорее повелительница Негари что-то напряженно обдумывала.

- Итак, это ты бросил вызов моим воинам на утесах. - В ее голосе не было вопросительных интонаций. - Они сказали, что ты упал в пропасть. Неужели пожиратели падали осмелились солгать своей королеве? Чем ты подкупил их, чтобы заставить пойти на ложь? А если они сказали правду, значит, ты - могучий волшебник и сумел не только невредимым перелететь через провал, но и невидимым, опять же по воздуху, проникнуть ко мне во дворец? Тогда почему же ты упал в ловушку в этот раз? А может быть, ты никакой не волшебник, а тебе помогли проникнуть в Город Мертвых предатели? Отвечай!

Кейн не проронил ни звука, и Накари разразилась чудовищной бранью.

- Отвечай, не то я прикажу своим рабам сперва выколоть тебе один глаз, потом велю отрубить тебе руки и ноги, а остальное поджарить на медленном огне. А затем, когда ты вдоволь наглядишься на тот кусок мяса, в который превратится твое белокожее тело, я собственноручно выколю тебе оставшийся глаз! - И она с неженской силой и злобой пнула его в бок.

Кейн по-прежнему безмолвствовал, лишь его мрачные глубокие глаза, в которых разгоралось бешеное пламя ярости, сверлили лицо Накари. Постепенно ее взгляд утратил звериный блеск, на смену которому пришло недоумение, смешанное с чисто женским жгучим любопытством.

Усевшись на каменную скамью в ногах пленника, Накари поставила локти на колени и опустила на руки подбородок.

- Ты первый белый мужчина, которого я вижу в своей жизни, - задумчиво произнесла она. - Все ли они такие, как ты? Вряд ли, я слишком хорошо знаю мужчин своего народа - хвастливые, похотливые тугодумы. Не думаю, что белые мужчины чем-то отличаются от черных... Я слышала, что суеверные речные племена считают белокожих людей богами. Полная чушь! Они такие же люди, как мы. Кому, как не мне, знать об этом?

Но так же, как и я, владеющая всеми древними таинствами, белые люди имеют свои странности и свои тайны. Я много чего знаю из рассказов речных бродяг и рассказов крошки Мары. Я знаю, что у белых людей есть боевые жезлы, производящие звук, подобный грому, и убивающие стальными плевками на расстоянии. Та штука, которую ты держал направленной на меня... был ли это именно такой жезл?

Кейн позволил себе мрачную улыбку.

- Накари, которой ведомы все древние таинства, как я могу надеяться открыть нечто неведомое твоей премудрости?

- У тебя удивительные глаза, - не обращая ни малейшего внимания на его язвительные слова, продолжала повелительница Негари. - Удивительные... Бездонные и ледяные! Я не видела никого другого, кто держался бы так гордо и с таким достоинством, будто на тебе не цепи, а королевская мантия. И ты меня не боишься. Все мужчины, которых я встречала раньше, либо меня обожествляли, либо были сведены с ума моим телом. Но и тех и других я повергала в ужас... Но я знаю, ты никогда не преклонишь передо мной колени. Но и не влюбишься. Смотри же на мое тело. - Она игриво потянулась, демонстрируя Кейну безупречную фигуру. - Смотри пристальнее, смельчак! Или же я не прекрасна?

- Ты прекрасна, - вынужден был согласиться пуританин.

Накари улыбнулась, но тут же нахмурилась.

- Ты произнес это не так, как положено произносить похвалу. Я вижу в твоих глазах ненависть, не так ли?

Соломон Кейн ответил со всей откровенностью - он не стал бы врать даже на краю могилы:

- Я ненавижу тебя так, как только человек может ненавидеть ядовитую гадину.

Глаза Накари застила кровавая дымка безумия. Она так стиснула кулаки, что ее длинные ухоженные ногти впились до крови в ладони. Однако вспышка гнева миновала столь же быстро, сколь и разгорелась.

- Ты действительно смельчак, - спокойно кивнула головой черная госпожа Города Мертвых, соглашаясь со своей первоначальной оценкой пуританина. Другой бы уже ползал передо мной на брюхе... Скажи, ты, наверное, великий вождь в своей стране?

Соломон Кейн ответил:

- Я всего лишь безземельный скиталец.

- А можешь, - медленно произнесла Накари, - стать властелином этих земель...

- Ты что, женщина, предлагаешь мне жизнь? - угрюмо расхохотался он.

- Гораздо больше, чем жизнь, - ответила королева.

Глаза англичанина сузились - повелительница Негари склонилась над ним, дрожа всем телом от едва сдерживаемого возбуждения, дыхание ее было горячим и порывистым.

- Скажи, Соломон Кейн, чего бы ты хотел больше всего на свете?

- Уйти отсюда и забрать с собой белую девушку, которую ты зовешь Марой, - решительно заявил пуританин.

Накари отшатнулась от него, зашипев, словно рассерженная кошка.

- Ее ты не получишь! - воскликнула она. - Мара - названая невеста Владыки. Даже я не могу теперь ее спасти... если такая мысль и пришла бы мне в голову. Забудь о ней, воин. О, я помогу тебе забыть о ней! Внемли же, чужестранец, речам Накари, повелительницы земли Негари! Ты говоришь, что ты безземельный скиталец, но я сделаю тебя царем! Весь мир ляжет к твоим ногам, стоит только этого пожелать!.. Молчи, молчи же, выслушай меня, не перебивая! - заторопилась она, желая высказать ему сразу все. Речь королевы была сбивчивой, она перескакивала с одного на другое, глаза ее сверкали, руки мелькали в воздухе. - Не думай, будто мне неведомо, что происходит за пределами Страны Черепов. Моим воинам велено доставлять ко мне путешественников, пленников и рабов из самых дальних концов Черного Континента. Я знаю, что кроме этой страны горных хребтов, джунглей и рек есть на свете и иные края. Есть различные мягкотелые народы, живущие далеко-далеко за соленой водой. А также цари и царицы, которых следует завоевать и повергнуть в прах!

Да, я чувствую приближение заката Негари, миновали дни ее славы, иссякает древняя мощь, но сильный мужчина, который встанет рядом со мной, еще сможет раздуть подернутые пеплом угли и возродить былое могущество! Соломон Кейн, первый из равных мне мужчин, прими же мое предложение и воссядь рядом на Черном Троне! Сделай так, чтобы из твоей страны, лежащей на другом конце света, доставили волшебные громовые жезлы. Тогда мое воинство будет непобедимо! И пускай я лишь пока повелеваю серединными землями Африки, но вместе мы сможем объединить покорные моей воли племена и обернуть само время вспять, когда великая империя Негари простиралась от океана до океана!

Мы подчиним себе все племена речных и морских побережий, саванн, жителей пустынь и лесов. Но мы не будем уничтожать их, о нет! Из этих слабых людишек мы выкуем могучее войско, которое исполнит любой наш каприз! Я брошу всю Африку тебе под ноги, только раздели со мной власть! А потом мы всепожирающим пламенем обрушимся на остальной мир! И не будет силы, способной нас остановить!

Соломон почувствовал, как поколебалась его решимость. Быть может, во всем была виновата магия личности этой жестокой и таинственной женщины, та яростная, опаляющая сознание сила, наполнявшая каждое ее слово, а может, на него подействовали дьявольские чары чернокожей колдуньи. Но был - был! тот миг, когда весь этот безумный, невероятный план показался ему не таким уж безумным и невероятным.

Вереница химерических видений предстала перед мысленным взором пуританина. Европа, раздираемая гражданскими и религиозными войнами. Европа, расколотая на враждебные друг другу союзы, ждущие лишь повода вцепиться друг другу в горло. Европа, которой направо и налево торгуют менялы-вожди, отринувшие христианскую добродетель. Европа, готовая развалиться на тысячи нежизнеспособных кусочков...

В ее нынешнем состоянии она действительно была готова пасть легкой добычей какой-нибудь новой, дикой и полной необузданных страстей расы завоевателей, покорных одной железной руке. Так почему бы ему, Соломону Кейну, не возглавить победоносное шествие черных легионов и не принести долгожданные мир и процветание многострадальному Старому Свету?

И был этот миг великим искушением Соломона Кейна, которому подверг его враг рода человеческого. Нечистый нашептывал свои заманчивые предложения прямо той части души, тлеющей огнем неутоленной жажды завоеваний и власти, что скрыта в любом мужчине. И кто знает, как могло все сложиться, если бы перед глазами пуританина не возникло прозрачное, полное тоски личико Мерилин Тэферел. Наваждение рассеялось, и Соломон с чувством выругался:

- Убирайся прочь, дочь Сатаны! Изыди, бесовка! Не дождаться тебе вовеки, чтобы я уподобился зверю и повел твоих черных дьяволов против своего собственного народа! Изыди, заклинаю тебя именем Господним! Хочешь моей дружбы, так освободи меня и отпусти со мной дитя невинное!

Накари взвилась, точно ужаленная. Глаза ее пылали животной яростью. Выхватив кинжал, женщина занесла стальной клинок над скованным пленником, с губ ее слетало звериное рычание. На мгновение лезвие замерло точно напротив сердца, готовое вонзиться в него, подобно молнии, но затем Накари опустила руку и рассмеялась.

- Освободить?.. Что ж, да будет по-твоему. Мара обретет свободу, когда Луна Черепов явит свой грозный лик над Черным Алтарем. Но ты не увидишь даже этого. Ты сгниешь заживо в этом каменном мешке, если тебя раньше не сожрут крысы. Нет, Соломон Кейн, ты не смельчак, ты - жалкий безумец! Ты отверг любовь величайшей царицы Африки, ты отверг мое предложение разделить власть над миром, ты оттолкнул меня, осыпав оскорбительной бранью! Ты предпочел настоящей женщине маленькую рабыню. Так знай же, до прихода Луны Черепов она по-прежнему моя вещь. И чтобы не умереть от скуки в ожидании милосердной кончины, можешь предаваться размышлениям о том, что я буду проделывать с ее бледным телом. Ах, какие я придумаю ей новые пытки, Кейн! Если я раньше только подвешивала ее за пальцы рук нагую и хлестала кнутом, пока она не лишалась сознания, то теперь я придумаю себе более изощренную забаву.

Кейн, больше не в состоянии выносить подобные слова, забился в оковах. Его муки лишь заставили жестокосердную Накари расхохотаться. Она подошла к факелу, вынула его из крепления и, обернувшись к англичанину, напоследок сказала:

- Итак, мой герой, может быть, пребывание в этих мерзких катакомбах научит тебя уму-разуму. А пока подумай на досуге, от чего ты отказался. Ненависть ненавистью, но может статься, что, оказавшись в роскошных тронных чертогах Накари Негарийской и узрев их величие и великолепие, ты переменишь свое мнение и об их хозяйке. Весьма скоро я пришлю за тобой, а до тех пор постарайся сделать правильный выбор. Он весьма несложен: на одной чаше весов моя любовь и власть над могучей империей, на другой - медленное гниение у этих стен!

Шаги королевы Страны Черепов стихли, растворились во тьме последние блики пламени факела, и на Соломона Кейна навалились мрак и тишина. Но еще долго его разум терзали серебристые переливы полного яда смеха удаляющейся Накари.

* * *

Время во тьме подземелья тянулось мучительно долго. Вряд ли другой человек смог бы выдержать пребывание в цепях в абсолютной тьме и не сойти с ума. Лишь закаленный рассудок пуританина противостоял безумию, но и Кейну показалось, что прошли целые годы, прежде чем он увидел пятнышко света и появился здоровенный воин, принесший пленнику еду и разбавленное вино.

Кейн с жадностью проглотил предложенную пищу и провалился в глубокий сон без сновидений. Тяготы последних дней измотали его как физически, так и духовно. Проснувшись, он почувствовал себя, несмотря на тяжелые цепи, ограничивающие его движения, вполне отдохнувшим и свежим.

Англичанин еще пару раз засыпал и просыпался, пока за ним не явились двое громадных чернокожих копейщиков. При свете принесенных ими факелов Кейн смог разглядеть, что воины эти отличались невероятно мускулистым сложением. Оба колосса были облачены лишь в набедренные повязки и головные уборы из страусовых перьев. Каждый держал в руке тяжелое копье с широким плоским наконечником.

- Великая Госпожа приказала привести тебя к ней, белый человек. - Вот и все, что он услышал от них, пока негры сбивали с него оковы. Он поднялся на ноги, наслаждаясь пусть краткой, но все же свободой. Острый ум его уже вовсю трудился, изыскивая пути спасения.

По-видимому, угрюмые стражи получили соответствующий инструктаж, так как не сводили с Соломона Кейна глаз и не опускали копий. Ему жестом было предложено идти впереди, а сами охранники настороженно двинулись сзади. Кейн всей спиной ощущал глядящие ему прямо между лопаток стальные острия. Несмотря на то что воинов было двое, причем вооруженных, а единственный пленник был только что освобожден от цепей, рисковать они не желали.

Скорей всего, здоровяки принадлежали к личной гвардии Накари, так как в них чувствовалась железная дисциплина и смертоносная сила. И тем не менее в обращенных на белого человека взглядах можно было прочитать не только подозрительность и угрозу, но и благоговение.

Казалось, каменному темному лабиринту не будет конца, причем стражники, не утруждая себя разговорами, указывали ему нужное направление, легонько покалывая копьями. Но вот они достигли узкой винтовой лестницы и, поднявшись по стертым от старости ступеням, вновь оказались в каком-то коридоре, затем преодолели еще одну лестницу... и очутились в том самом заставленном колоссальными колоннами зале, в котором некогда оказался Кейн, едва выбравшись из потайного хода.

Его отконвоировали через зал, и их отряд двинулся вдоль стены. Напряженный и собранный Соломон Кейн еще издали узрел странную фантастическую фреску, невольно привлекшую его внимание. И тут Кейн узнал ее - сердце чуть не выпрыгнуло у пуританина из груди. Та самая!

Кейн сразу понял, что это и был его шанс. До фрески еще было идти и идти, и англичанин дюйм за дюймом начал забирать в сторону, пока и он, и его стражи не оказались рядом со стеной. Поравнявшись с фреской, Кейн поискал глазами свою метку: ага, вот и его крестик!

Невозможно описать словами изумление стражей, когда их пленник вдруг ахнул, словно человек, получивший в грудь удар копьем, схватился за сердце и, пошатнувшись, привалился к стене в поисках опоры. На всякий случай чернокожие воины отпрыгнули в разные стороны, но их пленник вскрикнул, подобно умирающему, и сполз по стене. Белый человек скорчился на полу в нелепой позе, затем завалился набок, подтянув под себя ноги, рот его был безвольно открыт.

Воины угрожающе кричали, замахивались копьями, даже для верности потыкали в скрюченное тело остриями, но все было тщетно. Судя по всему, их подопечный был мертв, хотя на его теле не было ран. Они были в ужасе, догадываясь, что с ними сделает Накари, когда узнает, что чужеземец погиб из-за их невнимательности. Чернокожие воины огляделись по сторонам в поисках возможного убийцы, но вокруг никого не было. Наконец они опустили оружие, и один из негров в растерянности склонился над бездыханным телом.

Именно в этот миг все и случилось. Стоило воину нагнуться пониже, Кейн изо всех сил ударил его обеими ногами, и массивный негр отлетел на несколько ярдов. Пуританин оказался на ногах чуть ли не раньше, чем тело неосмотрительного стражника ударилось о камни. Словно подброшенный стальной пружиной, англичанин подскочил ко второму воину и, прежде чем тот опомнился, нанес ему ужасающей силы удар в челюсть.

Кулак Кейна, по всем правилам английского бокса, точно поршень рванулся от бедра и, описав правильный полукруг, с громким треском соприкоснулся с подбородком мускулистого конвоира. Удар, в который были вложены немалое умение, весь вес мускулистого тела и испепеляющая ярость пуританина, оказался роковым. Раздался хруст кости, и огромный негр бесформенной кучей обрушился на пол, испустив дух или, в лучшем случае, потеряв сознание прежде, чем у него подогнулись колени.

Тем временем второй воин, оказавшийся настоящим бойцом - даже во время полета он не выпустил из рук копье, - с ревом бросился на англичанина, нацелив свое оружие прямо ему в живот. Но еще раньше, чем он преодолел разделявшее их расстояние, судорожно мечущаяся рука Кейна нащупала потайную защелку и надавила на пружину.

Дальнейшее произошло в доли секунды. Как ни быстр был дикарь, движения Кейна оказались еще стремительнее. Того мгновения, которое потребовалось негру, чтобы перепрыгнуть через бездыханное тело соплеменника, оказалось англичанину вполне достаточно. Едва дверная панель поддалась его усилиям, как он втиснул свое тело в открывающуюся щель. Боковым зрением Кейн успел еще заметить стальной отблеск, но когда стражник обрушил на него копье, англичанин, извернувшись ужом, проскочил в отверстие, и острое лезвие лишь вспороло кожу на его плече.

Потайная дверь автоматически встала на место, скрыв беглеца от выпучившего в изумлении глаза воина. Тот так и замер, с отведенным для повторного удара копьем. Ему показалось, будто пленник попросту прошел сквозь толстую каменную стену. И если бы не алые капли на блестящем лезвии, можно было бы решить, что все произошедшее ему просто пригрезилось. Перед негарийцем не было ничего, кроме удивительного рисунка на камне. И сколько он ни наставлял себе шишек, пытаясь пройти сквозь стену, та так и не расступилась перед ним, как ранее перед Кейном.

5

Едва только панель встала на место, Кейн поспешно задвинул засов и, прижавшись спиной к двери, поплотнее уперся ногами в каменный пол, готовясь удерживать ее сколько надо, противостоя целой орде кровожадных дикарей. Хвала судьбе, его опасения оказались напрасны. Англичанин разве что не со смехом прислушивался к возне чернокожего воина, который, судя по всему, просто с разбегу налетал на стену. Потом и эти звуки стихли.

Это еще более укрепило уверенность Кейна, что нынешнее население города не имело ни малейшего отношения к неведомым древним строителям. Иначе как было бы возможно, что эти люди столько времени прожили в каменном городе и не имели никакого понятия о системе потайных ходов и расположении тайных дверей?

Убедившись, что в ближайшее время погоня ему не грозит и он может не волноваться за свои тылы, Кейн продолжил свой путь по коридору, возобновив таким образом свое знакомство с тысячелетним царством пыли и мутного сероватого света.

Кейн размышлял о том, чего он добился на настоящий момент. Первое - он не только убедился, что Мерилин жива, но и выяснил, где она содержится. Второе - он благополучно избавился от кандалов, в которые его заковала Накари. Но тем не менее сердце его переполняли бессильная ярость и сознание неудачи.

Словно каленое железо, его жгла мысль, что Накари, может быть прямо сейчас, срывает злобу на беззащитной девушке. Ну и что с того, что на данный момент он свободен? У него нет никакого оружия, он не знает устройства дворца, и его гоняют, словно крысу, по этим Богом проклятым коридорам. Чем, спрашивается, он в таком состоянии способен помочь даже себе, не говоря уже о крошке Мерилин?

Он заскрипел зубами и выругался, ударив кулаком в каменную стену. Боль помогла ему прийти в чувство. Что проку в нытье и жалобах! Он стоял за правое дело. Следовательно, и уверенность пуританина в этом была абсолютно непоколебимой, Господь на его стороне. А уж он постарается изыскать возможность осуществить свои планы.

Сколько времени пробыл он во дворце? Ему казалось - века. Кейн потерял представление о ходе времени, но, судя по всему, во внешнем мире день был в самом разгаре. С тех пор как стражники оставили свои факелы у входа в мрачное подземелье, ему не попалось ни одного зажженного факела или светильника. И тем не менее снаружи залы были, определенно, освещены солнечным светом.

Англичанину на глаза попалась узкая лесенка, круто поднимающаяся вверх и в сторону от главной галереи, по которой он шел. Он начал карабкаться по крутым ступенькам, и, к его радости, свет стал усиливаться. Наконец он смог увидеть сверкающее во всю силу африканское солнце. Лестница закончилась в маленьком донжоне с забранным толстыми железными прутьями окошком. Сквозь решетку виднелась небесная лазурь, щедро позолоченная солнечным светом.

Лица Кейна коснулся свежий ветерок, несущий тропические ароматы. Пряный воздух и вид неба опьянили англичанина, словно молодое вино, ему показалось, что впервые с тех пор, как он попал в Город Мертвых, ему довелось вздохнуть полной грудью. Он жадно вбирал в себя свежий, ничем не оскверненный воздух, очищая легкие от вековой пыли и удушающего тлена древней роскоши, среди которой ему довелось побывать.

Взгляду Кейна открылась совершенно невероятная волшебная картина. Он был уверен, что такого еще не видел ни один белый человек. Насколько хватало глаз направо и налево, вздымаясь к небесам, уходили громадные горные хребты. А у подножия черных кряжей теснились дворцы и замки, поражавшие своей нечеловеческой архитектурой. Нет, не под силу рукам человеческим было изваять подобные циклопические строения. Впечатление было такое, словно бы некие гиганты, явившиеся на Землю с другой планеты, породили эти арки и минареты на хмельном и безумном пиру творения.

Кейн понял, что еще удивляло его в чуждом зодчестве, - все здания являлись продолжением гранитных скал, окружавших долину. Выяснив уже кое-что об устройстве дворца Некари, Кейн пришел к выводу, что невероятные замки служили лишь фасадами сооружений, уходивших глубоко внутрь скальных массивов. Он не исключал мысли, что подземный лабиринт, соединяющий их, образует единый город, вырубленный неведомым гением в толще скал. Сам же он сейчас находился внутри каменного пика, высоко поднимавшегося над скалами. Увы, в одно-единственное небольшое оконце (которое, кстати, было невозможно заметить из долины) нельзя было рассмотреть всю панораму горной страны.

В самой же долине, далеко внизу, на узких и извилистых улицах странного города кишели толпы людей, занятых неведомой деятельностью. С такой высоты они казались Кейну черными муравьями. Наметанный глаз англичанина обратил внимание и на то, что почти со всех сторон - с восточной, северной и южной - нависающие над долиной скалы образовывали естественные непреодолимые бастионы; лишь на западе вход в долину перегораживала высоченная рукотворная стена.

День уже перевалил за середину, и пуританин с сожалением оторвался от окошка и устремился вниз по ступенькам.

И вновь шагал он по бескрайнему каменному лабиринту, покрытый пылью, в тусклом сером свете напоминая больше призрака, чем человека. Сколько он брел в никуда? Мили и мили остались за его спиной. При этом англичанин спускался все ниже и ниже, как будто гранитные коридоры уходили в сердце Земли. Ему казалось, что он движется по гигантской спирали. Судя по всему, он действительно спустился очень глубоко, потому что свечение потолка заметно поблекло, на стенах появилась черная слизь, а воздух стал совсем затхлым. Внезапно Кейн остановился, привлеченный едва различимым звуком. Он прислушался повнимательнее. Да, за стенкой явно раздавалось слабое, далекое звяканье. Пуританин вздрогнул: его печальный опыт неопровержимо доказывал, что так лязгать могли только цепи.

Кейн внимательно обследовал подозрительную стену, и вскоре его рука нащупала подозрительный выступ. Небольшое усилие, и вот уже панель потайной двери отходит в сторону, увлекаемая древним механизмом. Кем бы ни являлся этот пленник, он его потенциальный союзник. Недолго думая, Кейн шагнул в открывшийся проход.

Предчувствия его не обманули, он действительно оказался в тюремной камере. В стенной нише у массивных бронзовых дверей чадил потрескивавший факел, и в его неверном мерцающем свете англичанин разглядел лежащего на каменном полу человека. Тяжелыми цепями, надетыми на руки и на ноги, узник был прикован к кольцам, надежно вделанным в гранит. Его незавидное положение точь-в-точь напоминало недавний плен самого Кейна.

Сперва Соломону показалось, что закованный в цепи человек - туземец, тем более что он был темнокожим. Но ошибочность его выводов доказывало точеное, с тонкими чертами, лицо незнакомца. Кроме того, человек этот обладал высоким, поистине сократовским лбом, который не могли скрыть давно не стриженные прямые темные волосы. Ни один негр не мог иметь подобной внешности. Замершего на пороге англичанина рассматривали непреклонные, полные жизни глаза.

Таинственный пленник, севший при появлении Кейна, заговорил первым, обратившись к англичанину на неведомом тому языке. Речь его была удивительно чиста и мелодична, особенно в сравнении с гортанным говором известных пуританину негритянских племен. Соломон Кейн сперва попытался ответить ему по-английски, затем попробовал немецкий и французские языки, но было ясно, что незнакомец его не понимает. Тогда, в отчаянии, пуританин перешел на язык речных племен. К изумлению Кейна, его наконец поняли.

- Ты, вошедший в древнюю дверь, - незнакомец перешел на то же наречие, - кто ты? Я вижу, что ты не дикарь, и если бы не твоя бледная кожа, я вполне мог бы счесть тебя за одного из Древних. Откуда ты родом?

- Меня зовут Соломон Кейн, - вежливо представился англичанин, - и я, увы, такой же, как ты, пленник этого сатанинского города. А родом я из очень далеких краев, которые лежат за великим соленым океаном.

При этих словах глаза прикованного к стенам человека лихорадочно заблестели.

- Океан! Великий соленый Океан! Я никогда не погружался в твои грозные воды, ласкавшие берега прародины моих предков! Скорее, скорее, незнакомец, поведай мне, пересек ли ты, подобно им, сверкающую гладь голубого чудовища, ласкали ли твой взор золотые шпили Атлантиды и багряные стены страны My?

- Сказать по совести, - неуверенно начал Кейн, - в какие только края не заносила меня судьба, доводилось мне бывать даже в Индостане и Китае, но о странах, которые ты мне назвал, я слышу впервые. - Он с сожалением развел руками.

- Все мечты! - В голосе собеседника послышалась мука. - Пустые мечты! Порой я начинаю сомневаться, существует ли этот мир на самом деле... Тень великой ночи уже падает и смущает мой разум. Знай, незнакомец, бывало, что одной только силой своего разума я превращал эти мрачные стены в зеленые колышущиеся пучины, и несмолкающий шепот таинственных океанических бездн наполнял мою душу, несмотря на то что я никогда не видел моря!

Кейн внутренне содрогнулся: похоже, длительное заключение не прошло для бедняги даром! Словно услышав мысли англичанина, тот поднял иссохшую руку, похожую на птичью лапу, и неожиданно крепко ухватил его за руку.

- О ты, чья кожа так странно бледна! Видел ли ты Накари, проклятую демоницу, правящую этим рассыпающимся городом?

- Видел, - мрачно отозвался Кейн. - И теперь, словно жалкая крыса, удираю от ее головорезов.

- Ага! Я слышу в твоем голосе ненависть, - удовлетворенно заметил узник. - Я знаю, знаю! Ты ведь пришел, чтобы освободить ту маленькую белокожую рабыню, Мару?

- Да, - согласился Кейн.

- Внемли же мне, - с непонятной торжественностью начал темнокожий узник. - Смерть уже в двух шагах от меня. Ужасные пытки, которым подвергала меня Накари - будь проклято ее имя, - сделали свое дело. Я умираю, но вместе со мной мир покинет тень славы, сопутствующая моему народу. Ибо я последний. Внемли же последнему живому голосу древней расы, которой больше не будет...

И Соломон Кейн, замерший на коленях рядом с умирающим человеком в зловещем полумраке темницы, сокрытой среди корней гор, услышал самую невероятную повесть из всех, касавшихся когда-либо человеческого уха. Слова, срывавшиеся с уст удивительного рассказчика, несли весть о рассвете рода людского, затерявшегося в тумане времен. Несмотря на то что речь умирающего была ясной и четкой, порой пуританину казалось, что этот человек бредит. Англичанина бросало то в жар, то в холод при мысли о приоткрывшихся ему безднах времени и пространства.

* * *

- Много эонов тому назад - вряд ли кто может сосчитать минувшие с тех пор столетия, - так начал свой рассказ узник, - мой народ безраздельно владычествовал над морем. Так давно это было, что сами воспоминания об этом стерлись из памяти рода людского. Далеко-далеко на западе лежала наша родина - дивная страна, с множеством могучих городов, красотой бросавших вызов самому небу. Золотые шпили мерцали среди звезд, пурпурные галеры бороздили волны морские по всему миру - от мест, где вода кипит под лучами полуденного солнца, до мест, где вода превращается в ледяную твердь. Несметные сокровища стекались в наши руки от закатного края до рассветного.

Цепь наших городов опоясала мир, наши колонии множились по всем странам и континентам. Поступь наших легионов заставляла содрогаться земли на севере и на юге, на западе и на востоке. Никто не мог устоять под их натиском. Мы усмиряли дикарей всех цветов кожи, обращая их в рабство. Дикари трудились на нас в рудных копях и на веслах галер, они рыли каналы и озеленяли пустыни. Наш достаток рос и приумножался, немыслимые произведения искусства выходили из-под рук наших скульпторов и зодчих.

Так владычествовал над миром народ блистающей Атлантиды. Мы были Морским Народом, и даже бездонные океанские пучины открывали нам свои тайны, покоряясь неведомой вам ныне магии. Нам были подвластны все таинства природы, все секреты моря и неба. Мы читали звездную книгу небес и постигали ее премудрость. И все же мы оставались детьми Океана, и он был первым среди богов, которым мы поклонялись.

Не забывали мы воздавать почести и Валке и Хотаху, Хонену и Голгору. Множество юных девственниц, множество крепких телом юношей были принесены в жертву на их алтарях. Говорят, бывало, что дым множества жертвенников затмевал само солнце...

Не знаю, чем мы прогневали Океан, но однажды он пробудился и в бешенстве встряхнул седой пенистой гривой. Содрогнулись его глубины, и разверзлась земля, и поглотили воды троны владык земных. Изрыгнули бездонные пучины новую сушу, а Атлантида и великий континент My канули в небытие. Безмолвные гады морские плещутся ныне в залах дворцов и храмов, навеки скрылись от взора смертных под водорослями и ракушками золотые купола топазовых башен. В одночасье исчезла прародина атлантов с лика Земли, а бесчисленные тысячелетия, прошедшие с тех пор, стерли их великие достижения из памяти человечества.

Не сразу мы отступили перед неумолимым натиском судьбы. Но постепенно вымирали колонии, утратившие свою столицу. Порабощенные варвары поднялись против своих владык, и полис за полисом обращался в руины под их напором. И вот уже в мире остался лишь единственный город, построенный атлантами, последний рубеж былого величия, не дающий забыть о былой славе и грандиозных свершениях. Это была столица колонии Негари, простиравшейся от одного берега этого континента до другого.

Здесь, в Негари, все еще владычествовали мои предки, а пращуры Накари - будь проклята вовеки эта похотливая кошка! - ползали в пыли у них под ногами. Годы сменяли друг друга, проносились века... И вот исподволь упадок коснулся и Негари. Племя за племенем отказывались повиноваться своим слабеющим хозяевам. Наши границы отодвигались все дальше и дальше от океана. И в конце концов произошло так, что сынам Атлантиды больше некуда было отступать из сердца Черного Континента. Мы затворились в самом городе, последнем прибежище своей расы, отгороженном непроходимыми горами от остального мира.

Мы, некогда завоевавшие весь мир, ныне превратились в осажденных и тем не менее целое тысячелетие сдерживали натиск свирепых племен, передававших ненависть к былым угнетателям от поколения к поколению. Можешь поверить, чужеземец, Негари действительно был неприступен, ибо крепки и нерушимы были его стены, а оружие его защитников невообразимо совершенным. Беда пришла оттуда, откуда ее никто не ждал.

Дело в том, что перед тем, как окончательно отгородиться стеной от дикарей, атланты впустили внутрь городских стен своих рабов. Городом правили воители, ученые, художники и жрецы; физическим трудом они себя не обременяли. И это было нашим слабым местом, потому что оказалось, что жизнь города зависит от невольничьего труда.

Оберегаемое нашими медиками от болезней, получая достаточно пищи, чернокожее племя процветало. Плодовитость этой породы оказалась совершенно невероятной, и через какое-то время поголовье рабов настолько выросло, что с ними трудно стало справляться. И в то время как росло их число, сынов Атлантиды становилось все меньше и меньше.

Но что было куда страшнее, кровь рабов и хозяев начала смешиваться, что неизбежно вело к вырождению расы атлантов. В конце концов чистоту крови сохранило лишь жречество, не осквернявшее себя соитием с дикарями, лишь немногим дальше ушедшими от животных. Увы, этой мудрой политики не придерживалась правящая династия, и вот уже на Черном Троне стали появляться властители, в жилах которых крови атлантов была лишь малая толика. Эти недальновидные временщики впускали внутрь городских стен все больше и больше воинственных дикарей, ловко скрывавших свою кровожадную сущность под личинами слуг, наемников и торговцев.

И вот пробил час, когда разразилось всеобщее восстание, к которому презренная чернь готовилась загодя, и невежественные варвары вырезали всех немногочисленных прямых потомков атлантов. Лишь для жрецов и членов жреческой касты было сделано исключение. Дикари называли их "людьми идолов" и предпочли пленение убийству, так как ведали их мудрость и могущество, которого немало опасались. И в последующую тысячу лет в Негари правили чернокожие вожди варварских племен, но жрецы-атланты направляли их и руководили ими, ибо даже в плену они оставались господами своих господ.

Соломон Кейн заворожено слушал его. Обладая живым воображением и будучи неисправимым романтиком, он почти наяву видел все то, о чем рассказывал ему последний атлант. Внутренний огонь видений, проносившихся перед его мысленным взором, увлекал его в иные пространство и время.

- После того как потомки атлантов, кроме жречества, были преданы лютой смерти, оскверненный трон древней Негари занял кровожадный монстр. По меркам дикарей, это действительно был великий владыка. Сильный и быстрый, как тигр, он вел себя подобно этому зверю, а его воины уподобляли себя леопардам. Они называли свое племя "негари", отняв таким образом у прежних своих хозяев самое их имя, и перед их воинственностью никто не мог устоять.

Огненным валом прокатились они от океана до океана, и дым пожарищ, устроенных ими, скрыл саму землю от лика неба. Великая африканская река разлилась кровавым потопом, запруженная изуродованными телами племенных недругов. Новый владыка Негари основал великую империю, переименовав свой город в Город Мертвых.

Но короток век человеческий, и со смертью великого владыки новую империю постигла та же судьба, что и империю атлантов, - она рухнула под своей тяжестью. И тем не менее новые обитатели Города Мертвых были искусными воинами. Можно сказать, они были непобедимы. Атланты, их былые хозяева, канувшие в небытие вслед за своей прародиной Атлантидой, обучили своих рабов военному искусству и по силе им не было равных на всем Черном Континенте. Правда, кроме искусства нести смерть людям язычники не переняли у своих хозяев никаких других.

Лишенное единой власти государство раздирали племенные войны. Интриги и убийства в кровавой чехарде носились и по дворцам, и по улицам, никто не мог чувствовать себя в безопасности даже в далеких пограничных селениях. И опять эти границы сжимались вокруг горной страны. На Черном Троне сплошной чередой сменяли друг дружку немощные правители, чей разум сжигало кровавое пламя безумия. И незримые, но оттого вызывающие еще большее почтение и суеверный ужас, продолжали тайно править диким племенем жрецы Атлантиды. Только их мудрые действия удерживали нацию от окончательного вырождения, а страну - от распада.

Да, мы оставались пленниками этого города, но по всей земле больше не было места, куда мы могли бы пойти. Словно призраки, пробирались мы тайными коридорами внутри стен и под землей, будучи в курсе всех интриг и событий, творя подлинную магию. Самое лучшее, что мы могли делать, - это поддерживать во всех заговорах царственный род - потомков того самого вождя, придавшего Негари, пускай и ненадолго, блеск древнего величия. Сколько ужасающих и мрачных тайн могли бы поведать эти стены, умей они говорить!

Знай же, что негарийцы отличаются от окрестных племен дикарей. Не пошла варварам на пользу кровь атлантов - в каждом из них тлеет искра скрытого до поры до времени, разъедающего мозг безумия. Они так долго и так ненасытно упивались страданиями побежденных, что превратились в племя двуногих свирепых зверей, непрестанно взыскующих крови. Эти нелюди оказались куда более страшными деспотами, чем их прежние хозяева. Мириады несчастных рабов расстались с жизнью, выполняя все их немыслимые прихоти и сумасшедшие желания. Чернокожие наследники великой империи атлантов превзошли все пределы мерзости и разврата. Само существо подданных Накари непрестанно требует все новой остроты ощущений, они, подобно вампирам, питают свое безумие болью и страданиями, в причинении которых достигли совершенства.

Словно клубок ядовитых змей, они одним своим присутствием оскорбляли эти великие горы. Вот уже минула тысяча лет, как эти дикари совершают набеги на окружающие племена, истребляя и порабощая народы рек и джунглей. Язык не поворачивается описать все те гнусности, которые они вытворяют с побежденными. Политика завоеваний, без которых не мыслили существования государства древние вожди Негари, сейчас выродилась в обыкновенный разбой.

И хотя границы владений Накари сузились почти до самой черты древних стен, она уверена в своей безнаказанности и силе и совсем не опасается вторжения извне. Увы, в этом омерзительная демоница права - ни одно африканское племя не может бросить вызов ее проклятому народу.

Варвары постепенно вырождались, но вместе с ними угасали и их тайные властелины, наследники древних таинств и знаний жрецов Атлантиды. А сто лет назад жрецы тоже смешали свою древнюю кровь с кровью своих рабов-повелителей. Но и это не помогло нам. Численность нашей касты уменьшалась и уменьшалась, пока не остался лишь один-единственный наследник некогда славного рода. И я, - о горе! - последний потомок атлантов, несу в своих жилах примесь дикарской крови.

Но я не терял надежды продлить дни Негари, чтобы хотя бы какая-то память о нас осталась на земле. Я творил волшебство и направлял руку диких царей, я - последний жрец Негари. Но так было до тех пор, пока не появилась эта демоница в облике женщины - Накари...

Кейн с заново вспыхнувшим интересом наклонился к нему поближе. Наконец-то удивительные события, начало которым было положено Бог знает сколько тысячелетий тому назад, добрались до современности, сразу же наполнившись дыханием жизни.

- Накари! - В голосе умирающего атланта была слышна смертельная ненависть. - Рабыня и дочь рабов! Жестоки подчас шутки богов, и одному Хотаху известно, с помощью каких безумных интриг эта ничтожная, похотливая кошка смогла взойти на Черный Трон, когда умер последний представитель правящей династии.

Она пленила меня, последнего из сынов Атлантиды, заковала в цепи и бросила умирать в этом каменном лабиринте. В ней не было ни страха, ни почтения перед могуществом жрецов-атлантов, ибо она сама была дочерью младшего служки-туземца. Без таких помощников, как это ни печально, мы не могли обойтись. Именно на них возлагалась вся рутинная работа и подготовка ритуалов. Им поручалось проводить незначительные жертвоприношения, гадать на потрохах гадов, птиц и животных (искусством чтения будущего по человеческим внутренностям, естественно, владели только истинные атланты), поддерживать негасимые огни в жертвенниках. Мы называли их - Стоящие Позади. Именно благодаря своему происхождению Накари многое знала о нас и о наших обычаях. И черная зависть выжигала ее изнутри.

Еще будучи ребенком, она исполняла ритуальные танцы во время Шествий Новой Луны. Повзрослев, вошла в число Звездных Дев. Много тайн, пускай и не самых важных, узнала она и постигала все больше, пробираясь украдкой на тайные церемонии, во время которых жрецы-атланты свершали обряды, считавшиеся старинными еще в дни молодости мира.

Уцелевшие наследники Атлантиды по-прежнему поддерживали невообразимо древние культы Валки и Хотаха, Хонена и Голгора. Культы, недоступные пониманию невежественных дикарей, чьи предки с воплями ужаса умирали на алтарях этих богов. Так вышло, что из всех здешних варваров одна Накари, обладавшая хитростью гиены и мудростью змеи, не испытывала ужаса перед нами.

Ей удалось не только погубить последнего правителя Негари из древнего рода и самой занять его трон, но и подчинить себе жречество. И не только чернокожих, Стоящих Позади, но и немногих оставшихся жрецов-атлантов. Впрочем, выведав у них все, что ей было нужно, Накари приказала их умертвить. И, можешь мне поверить, незнакомец, смерть их была ужасна. Она оставила в живых лишь меня, надеясь выведать всего лишь одну тайну, которую она не знала.

Мириады поколений дикарей выросли и умерли в этих стенах, но ни один из необразованных варваров так и не догадался о существовании системы тайных ходов и подземных галерей, секреты которых мы, жрецы, ревностно оберегали от черни на протяжении тысячелетий. Ни один - кроме Накари!

Недочеловеки! Глупое зверье! Безмозглые обезьяны! Эпохи минули с тех пор, как они поселились в городе, предназначенном для мудрых атлантов, но где им было постичь наши тайны! Даже младшие жрецы не догадывались о бесконечных серых коридорах с самосветящимися потолками, о нескончаемой череде ходов и туннелей, сквозь которые когда-то, в незапамятные времена, грациозно проносились нечеловеческие силуэты удивительных существ.

Знай же, что пращуры возвели Негари с недоступным пониманию бесхвостых обезьян размахом, присущим зодчим древнего народа атлантов. Постарайся достойно принять и тот факт, что не только для простых смертных предназначались возводимые нами чертоги. Великий город посещали не только волшебные существа других, неведомых тебе планов бытия, но даже сами боги, порой нисходившие к почитавшим их атлантам! Нет, незнакомец, твой человеческий разум просто не в состоянии осознать, насколько глубоки и необычны секреты, хранимые этими древними стенами.

Нерушимое заклятие лежало на нас, и никакие пытки кровожадных дикарей не могли заставить нас открыть эту тайну. Но увы! Сокрытые в глубинах скал коридоры оказались недоступны и для нас, прикованных к стенам тяжелыми цепями в мрачных подземельях Города Мертвых! Вот уже минуло столетие, как не тревожили пыль, покрывшую каменные полы, шаги человека. И все это время мы, а под конец один только я, томились в зловонном подземелье буквально на расстоянии дюжины шагов от спасения и свободы!

Что за пытка - сознавать, что под сводами величественных храмов бестолково копошатся Стоящие Позади, оскорбляя своим невежеством неисповедимые древние святыни! И этих ничтожеств Накари облекла славой, по праву принадлежащей нам... мне! Воистину, незнакомец, перед тобой, бессильно угасая в оковах, лежит последний верховный жрец исчезнувшей с лика Земли Атлантиды.

Близок мой час, и предрекаю я, что со смертью последнего атланта станет этого город действительно городом мертвых! О, я вижу, вижу! Страшен их рок, и кровавым будет конец! Валка и Хотах, Хонен я Голгор, древние позабытые боги, самая память о которых покинет этот мир вместе со мной, обрушат стены древнего города, отдавая дань памяти поклонявшемуся им народу. И тогда больше ни один смертный не сможет осквернить своим присутствием место, которое они некогда им почтили. Смешается с прахом бренная плоть населяющих Негари безумцев, и рассыплются в пыль алтари, на которых приносятся ныне жертвы бессильным языческим божкам. И верю я, что скоро омоют меня воды Великого Небесного Моря!..

Соломон Кейн решил, что это уже начался предсмертный бред. Разум атланта, некогда столь могучий и ясный, ныне окутывал мрак смерти.

- Скажи, - вмешался пуританин, пресекая поток грозных пророчеств, слетавших с уст ослабевшего рассудком жреца. - Ты упоминал о белокожей рабыне, которую дикари называют Марой. Что тебе известно о ней?

- Ее привезли в Негари несколько лет назад из очередного набега, ответил атлант, - устроенного воинами Накари для пополнения числа рабов. Я ее достаточно хорошо запомнил, так как именно вскоре после ее появления в этом несчастном городе Накари обратилась против меня.

Последующие годы были горестны и темны. Каждый мой час был наполнен беспредельным страданием, а эта кровожадная хищница изобретала для меня все новые и новые пытки. Но самым страшным моим мучением было изо дня в день созерцать потайную дверь, которой ты и воспользовался, - находящуюся рядом со мной, но такую же недостижимую, как луна. Незнакомец, ты даже не в состоянии представить, какие мучения я претерпел в руках проклятой Накари, пытавшейся вызнать тайну этой двери! Самым незначительным, через что мне пришлось пройти, были дыба и огонь! Кейн содрогнулся.

- Скажи мне, жрец, не проделывала ли она нечто подобное с бедной девочкой? Она показалась мне совсем измученной, а ее глаза были наполнены болью и ужасом.

- Накари хвасталась, что заставляла ее не только удовлетворять свою скотскую похоть, но и плясать со Звездными Девами и принуждала лицезреть неописуемые в своей гнусности кровавые обряды, свершавшееся в зловещем Храме Тьмы, которой они поклоняются.

Твоей Маре пришлось провести годы среди проклятого племени, лишь внешне напоминающего людей. Эти безумцы ценят кровь дешевле воды и услаждают свой взор созерцанием казней и бесчеловечных пыток. Она видела зрелища, которые бы заставили ослепнуть и поседеть самых крепких из мужчин твоего племени. Этой девушке пришлось часами стоять рядом с алтарем, на котором умирающие жертвы заходились в криках боли в умелых руках Накари, и это не могло не оставить след в ее мозгу навечно.

Дикари, слепо перенявшие некогда обряды атлантов, за прошедшие века извратили их и ныне творят непотребные жертвоприношения во славу своих примитивных божков. И хотя суть древних церемоний поглотило неумолимое время, ритуальная магия их осталась такова, что не подготовленный должным образом человек не может взирать на них, не испытывая жуткого потрясения...

"Какое же облегчение, наверное, испытал мир, когда эта их Атлантида отправилась прямиком в тартарары, - с отвращением подумал Кейн. - Что за странную и, похоже, совершенно лишенную всего человеческого расу существ она породила?"

Вслух же он произнес:

- Но что это за Повелитель, о котором упомянула Накари? И что она имела в виду, когда обмолвилась, что Мара - его невеста?

- Это Накура... Накура! Его череп - средоточие зла, символ Смерти и Тьмы, которым они поклоняются. Посуди сам, незнакомец, что могут знать ничтожные профаны о великих богах Атлантиды, некогда избравших Морской Народ? Что могут знать невежественные язычники о грозных смертоносных богах, которых восславляли торжественные и исполненные глубокого смысла обряды их прежних господ? Разве доступно их скудному разуму учение о незримой сути, о невидимом глазом Духе, что правит стихиями и небесами и направляет ход светил? Они даже до сих пор не поняли, что самих по себе крови и предсмертных мучений жертвы совершенно недостаточно, чтобы угодить божеству. Все дело в подобающем ритуале, где нет места импровизации и личным эмоциям! Тупоголовым подданным Накари для поклонения нужен некий материальный предмет, желательно изваянный по их образу и подобию.

Накура... Он родился еще в те времена, когда этой страной правили вожди-атланты. Это был последний из действительно великих магов Негари! Неведомо, какие амбиции сжигали ужасающим пламенем столь совершенный мозг, но этот изменник предал собственный народ, вступив в сговор с нашими рабами.

Без его помощи восстание варваров захлебнулось бы в собственной крови, но этот могучий маг не дал нашим жрецам не только воспользоваться древним оружием предков, но и обратиться за помощью к дружественным могучим существам из других планов бытия.

Ничего удивительного, что они бездумно следовали за ним, послушные его воли все те века, что он властвовал над ними. А когда он больше не смог сопротивляться смерти, они обожествили его. С самой вершины Башни Смерти взирает на мир его череп. И сама Тьма смотрит через его пустые глазницы. Именно череп стал символом и объектом той веры, на которой зиждется безумное миропонимание всего народа Негари.

О да, мы - атланты - воздавали должное Смерти. Но мы славили также и Жизнь! А эти люди поклоняются одной только Тьме, и все их поступки несут в мир только Тьму! Дети Смерти - вот как они себя называют. Череп же Накуры, от которого в мир до сих пор исходят эманации зла, служит им доказательством их избранности, вещественным свидетельством величия их народа...

- Ты к чему клонишь? - вновь прервал Кейн его бредовые излияния. - Что чертовы дикари собираются принести в жертву своему богомерзкому идолищу?

- Взойдет Луна Черепов, и Мара умрет на Черном Алтаре, чтобы напоить своей кровью проклятый череп.

- Во имя Господне! - вскричал пуританин вне себя от ярости. - Говори же скорее, что такое Луна Черепов?!

- Так они называют полную луну, пятна на которой делают ее похожей на скалящийся череп. Каждое ближайшее ко дню его смерти полнолуние, в момент, когда над парапетом Башни Смерти поднимается Луна Черепов, на Черном Алтаре умирает юная девственница. Там, где столетия назад молодые девушки приветствовали свою судьбу, вручая свои жизни Голгору! А теперь с высоты Башни, некогда олицетворявшей славу Голгора, покровителя атлантов, скалится череп бессовестного чародея, принесшего смерть собственному народу!

Непросвещенные дикари верят, что его разум витает поблизости, наслаждаясь успехами своего народа. И хотя с метафизической точки зрения некая магическая составляющая его личности действительно привязана к черепу, эти обезьяны считают, что дух Накуры снисходит до разговоров с ними. Впрочем, их наивная вера имеет под собой некоторую основу. Знай же, незнакомец, всякий раз, когда полная луна озаряет верхнюю площадку башни и стихают песнопения жрецов, из пустого черепа Накуры исходит громоподобный нечеловеческий глас. На неведомом дикому племени языке исчезнувшего народа он поет древний, как само время, священный гимн сынов Атлантиды, и при звуке его дикари простираются ниц.

Разве может прийти в тупые дикарские головы, что в стене башни существует тайный ход и по узким ступеням можно взойти в специальную нишу, расположенную как раз позади черепа. Именно в эту нишу тайно пробирается один из наследников Стоящих Позади, поющий гимн. В давно прошедшие времена этим жрецом был бы один из сынов Атлантиды, так что, по всем законам, небесным и человеческим, провозглашать святые слова сейчас надлежало бы мне.

Мой разум смущен, а сердце скорбит безмерно! Дикарям не было никакого дела до древних тайн истинной веры, и нам приходилось соблюдать их скрытно. Внешне, дабы поддержать недалеких властителей и свое влияние на ход событий, мы вынуждены же были демонстрировать поклонение их кумиру, которого обожествляли эти охваченные кровавым безумием существа. Лишь политическая дальновидность заставляла нас приносить жертвы тому, проклинать само имя которого нам приходилось шепотом.

Но горе нам! Мы были лишены и этого права. Неугомонная Накари смогла раскрыть секрет, известный прежде лишь жрецам-атлантам. Так что по тайной лестнице поднимается теперь один из ее выкормышей, Стоящих Позади, чтобы невнятно пробормотать в особую трубу Святую Песнь, перевранных слов которой он даже не понимает! Исполненные великого смысла слова стали лишь пустым звуком в ушах каких-то недочеловеков. Скоро я уйду, и тогда в этом мире не останется ни одного человека, который был бы в состоянии оценить ужас и величие этих могучих слов!

У Кейна голова пошла кругом от услышанного. Его разум лихорадочно пытался породить хоть сколько-нибудь приемлемый план действий, отбрасывая один безумный вариант за другим. В первый раз за все те годы, которые он посвятил поискам похищенной Мерилин, он чувствовал, что уперся в глухую стену. Дворец, вырубленный в скале, представлял собой невообразимо сложный лабиринт, разбираться в чудовищной путанице коридоров времени просто не осталось.

Тускло светящиеся коридоры - совершенно одинаковые на вид - уходили во все стороны. Но даже изучи он их все до последнего дюйма, как можно было вызволить Мерилин, несомненно надежно охраняемую в одной из каменных камер? А может, для нее уже наступил час испытаний на дьявольском алтаре? Или проклятая повелительница народа Черепа, снедаемая жаждой крови и мучений, дала-таки волю своей необузданной жестокости и замучила ее насмерть?

Кейн даже перестал вслушиваться в выспреннее бормотание безумного атланта. Между тем тот обратился к нему с каким-то вопросом, и Кейн вынужден был отвлечься от безрадостных размышлений.

- Незнакомец, - говорил его собеседник, - воистину ли ты - человек из плоти и крови? Быть может, ты всего лишь один из легиона призраков, что так часто посещают меня в последнее время, беззвучно возникая во мраке моей темницы? Нет, я вижу, что ты - человек. Но для меня ты все же варвар, не многим отличный от чернокожего народа Накари.

Десятки и десятки тысяч лет тому назад, когда твои укутанные в звериные шкуры предки отбивались каменными топорами от саблезубых тигров и с грубо заточенными кольями охотились на мамонтов, золотые купола храмов моего народа уже возносились к небесам!.. Минуло время, они разрушены и позабыты, и мир окончательно скатился к варварству. Ну что ж, пора уходить и мне, последнему просвещенному, оставляя вам - дикарям - осененную тайной веков легенду... Без жалости расстаюсь я с тем миром, каким он стал в ваших руках...

Кейн поднялся на ноги и заметался по камере из угла в угол, словно тигр в клетке. Пальцы его инстинктивно сжимались у бедра в поисках рукояти рапиры, которая сейчас находилась в руках дикарей. Багровая пелена ярости застила его глаза. "Господи, не оставляй меня своей милостью! Дай умереть в борьбе, стоя лицом к лицу с врагами, держа в руке добрый клинок, пускай и одному против всего дикого племени", - взмолился пуританин, стискивая в отчаянии голову руками.

- Когда я последний раз видел луну, - заговорил он сам с собой, - она была почти полна. Но сколько с тех пор минуло времени, мне неведомо. Также я понятия не имею, сколько уже скитаюсь по коридорам этого Богом проклятого дворца! А сколько времени я провел в цепях ненавистной Накари? Может ли быть так, что полнолуние уже миновало и, Боже милосердный, Мерилин уже мертва?!

- Луна Черепов взойдет нынче ночью, - неожиданно пробормотал узник. Я слышал, как мои тюремщики обсуждали предстоящую церемонию сегодня утром...

Англичанин встряхнул умирающего за плечи, вряд ли отдавая себе отчет, что он делает.

- Во имя своей ненависти к Накари, во имя любви к людям, во имя Господне, наконец, заклинаю тебя помочь мне спасти невинное создание! вскричал Соломон Кейн.

- Во имя чего?! Выдуманных людьми богов? Любви к людям?.. - рассмеялся безумным смехом умирающий жрец. - Незнакомец, какое отношение к любви могут иметь поступки жреца Голгора Вседержителя? Что есть смертные, как не пища для уст богов? А боги не различают правых и виноватых.

Под моими руками с душераздирающими криками умирали девушки куда нежней и прекрасней твоей белокожей дикарки, однако мое сердце оставалось глухо к их воплям. Но ненависть, ненависть! Это другое дело... - Странные глаза атланта буквально засветились ужасающим пламенем. - Во имя ненависти я готов рассказать тебе все, о чем ты захочешь узнать! Однако поторопись, человек, считанные минуты отделяют меня от путешествия к Хонену...

Вот мой совет: дождись восхода луны и отправляйся в Башню Смерти. Умертви шарлатана, укрывшегося у переговорной трубы в нише за черепом Накуры. Когда же полная луна поднимется точно над черной башней, дикари прервут свое песнопение, а жрец в маске в виде черепа занесет жертвенный нож над распятой на Черном Алтаре девушкой, громким голосом на языке, понятном народу, обратись к молящимся варварам. Отвергни жертву, приготовленную ими, и потребуй взамен крови самой Накари, Повелительницы Негари!

А далее, незнакомец, рассчитывай лишь на собственные силы да уповай на удачу. Кто знает, может быть, тебе и посчастливится остаться в живых... Блеск жизни начал угасать в глазах атланта.

- Скорее! - снова встряхнул его пуританин. - Скажи, как мне добраться до башни!

- За дверью, через которую ты вошел сюда, через двадцать шагов повернешь налево... - Голос узника становился все тише и тише, он уже еле слышно шептал, так что Кейну пришлось над ним склониться. - Еще через сотню шагов будет лестница... Дальше на самый верх... Окажешься в длинном коридоре... потом все время прямо еще полторы сотни шагов. Выйдешь к глухой стене... Это именно то, что тебе нужно. На расстоянии двух локтей от пола тайная пружина... Откроешь дверь... которая ведет из дворца...

Атлант на некоторое время замолк, собираясь с силами. Наконец, когда уже Кейн почти потерял надежду, он продолжил:

- Ты окажешься в крытой галерее, что идет по скалам. Лишь об этом ходе смогла выведать проклятая Накари... Повернешь направо и пойдешь, пока не отсчитаешь пять сотен шагов... Здесь увидишь ход, который выведет тебя в Башню Смерти, прямо в нишу за черепом... Он идет прямо из-под скалы, в которой она вырезана... Будут... две лестницы... лестницы... лест...

Голос его окончательно затих. Обливаясь холодным потом, Кейн нагнулся над жрецом, грудь которого едва вздымалась, и затряс его изо всех сил. Тот, сделав невероятное усилие, сел. Глаза атланта вспыхнули неземным светом, он вытянул вперед левую руку, словно на что-то указывая.

- Море! - воскликнул он неожиданно сильным и ясным голосом. - Море! Я вижу золотые шпили Атлантиды и солнце, встающее из лазурных глубин! Я иду к тебе, море!

И будь проклят Соломон Кейн, если в этот момент камеру не наполнил плеск волн.

Пуританин опустил на пол обмякшее тело...

6

Задыхаясь от нечеловеческого напряжения и утирая пот со лба, Соломон Кейн, вздымая клубы пыли, мчался полутемными душными коридорами. Судя по времени, минувшему с тех пор, как он оглядывал горы в зарешеченное окошко, снаружи должна была наступить ночь. Счет шел на минуты, так как кошмарная Луна Черепов уже начала свой роковой восход. Ага, вот наконец и нужная лестница.

Англичанин взлетел по ней, прыгая через ступеньки. Выбравшись в коридор, про который ему рассказал умирающий жрец, он отсчитал еще полторы сотни шагов и действительно оказался у глухой стены. Ему показалось бесконечно долгим время, в течение которого его пальцы ощупывали каменную поверхность, стараясь не пропустить ни одного квадратного дюйма. Наконец он нащупал едва выступающий из стены кусочек металла, по виду неотличимый от гранитных стен. Раздался скрежет камня о камень, потайная дверь отворилась, и Кейн высунул голову в коридор. Там было темно - похоже, потолок не был покрыт фосфоресцирующей краской древних мастеров Атлантиды.

Кейн решительно шагнул в коридор и, убедившись, что дверная панель прочно встала на место, двинулся на ощупь в кромешной темноте, стараясь не сбиться со счета. Через какое-то время света в коридоре прибавилось - он проникал откуда-то извне, - и Кейн смог разглядеть нужную ему лестницу. Он ступил на нее, поднялся на несколько ступенек... и в недоумении остановился. Он находился на небольшой площадке, откуда лестница расходилась направо и налево. Кейн выругался. Рок неумолимо отсчитывал мгновения, и он попросту не имел права на ошибку: времени исправить ее уже не будет. Как же выяснить, которая из лестниц приведет его к нише сообщника Накари?

К несчастью, легкие крылья смерти унесли душу последнего из атлантов прежде, чем тот успел поведать Кейну об этой развилке. Ладно, сожалеть, что узник не протянул еще хотя бы несколько мгновений, было бесполезно.

Кейну не оставалось ничего другого, как положиться на удачу. Время раздумий миновало, он выбрал правую лестницу и ринулся вверх. Теперь ему было не до осторожности. Чутье подсказывало Кейну, что страшное жертвоприношение вот-вот должно начаться.

Когда перед ним открылся коридор, англичанин обратил внимание, что гранит стен сменился каменной кладкой. Наконец он покинул подземелье под Городом Мертвых и находился внутри какого-то рукотворного здания - хотел бы он верить, что это и была Башня Смерти. Пуританин с нетерпением ожидал появления следующей лестницы, и в самом деле она вскоре показалась. Но вместо того, чтобы вести вверх, ступени уходили вниз!

И в этот момент ушей Кейна коснулся неясный гул. Казалось, тяжелая вибрация исходила от толстых стен. Сперва он не понял, что это такое, но потом, к своему ужасу, опознал в звуке слитное скандирование тысяч голосов. У Черного Алтаря началась церемония встречи Луны Черепов.

Возвращаться назад было поздно, и Соломон Кейн помчался вперед во всю прыть. Повернув за угол, англичанин чуть не врезался в преграждавшую коридор каменную дверь. Как раз на уровне глаз в ней было проделано смотровое отверстие. Он приник к нему и... вздрогнул от ужаса. Он выбрал не ту лестницу! И она вывела его не в Башню Смерти, а в какое-то здание неподалеку.

Глазам его предстала потрясающая воображение безумная сцена. На широкой открытой площади - видимо, центральной площади Города Мертвых, - у подножия высоченной черной башни, вздымавшейся над окружающими город горными хребтами, обнаженные чернокожие девушки извивались и корчились в невообразимом танце. Выстроенные в два длинных ряда танцовщицы раскачивались и подпрыгивали, но тем не менее оставались точно на своих местах, в унисон выкрикивая странные, режущие слух бессмысленные фразы.

Натертые маслом тела выгибались и скручивались в буйном причудливом ритме, взлетали и кружились факелы, которые негритянки держали в обеих руках. Лунный свет и огненные блики бесстыдно ласкали обнаженные тела.

Всю остальную площадь заполняла толпа негарийцев обоих полов. Между пляшущими девушками и краем толпы оставалась узкая полоса шириной не более дюжины шагов, заполненная огромным количеством факелов. Мятущиеся языки огня озаряли целое море залитых потом оскаленных лиц, отражаясь во множестве блестящих экстатичных глаз, обращенных вверх в предвкушении долгожданного мига, когда острое лезвие вспорет нежную кожу и рука жреца вознесет над толпой сочащееся кровью сердце. Время от времени вся толпа хором подхватывала выкрикиваемые Звездными Девами фразы.

Гигантской тенью, глыбой овеществленного мрака возвышалась над головами подданных Накари зловещая Башня Смерти. Совершенно ровную поверхность гигантской колонны из черного камня не нарушало ни одно отверстие или выступ, лишь высоко-высоко, вделанный в варварски изукрашенную раму, злобно скалился извечный символ смерти и тлена. Это и был череп Накуры!

Кейн вздрогнул - от него исходило отчетливое жутковатое свечение, подобное свечению болотных гнилушек! Однако пуританин решил, что "божественное" свечение было организовано жрецами, таившимися внутри башни. Соломон Кейн машинально подивился, с помощью каких дьявольских составов жрецы умудрялись в течение столетий сохранять человеческий череп в целости и сохранности.

Но и людское море, и башню, и череп пуританин удостоил лишь мимолетного взгляда. Не они приковывали его внимание и наполняли сердце ужасом. Над плотно сдвинутыми рядами молящихся возвышался огромный Черный Алтарь. А на нем...

- Мерилин! - сорвался с губ Кейна полустон-полувсхлип.

Худенькое белокожее тело было грубо распростерто на черной полированной поверхности. На какой-то миг англичанин ослеп, оглох и потерял способность не только двигаться, но и соображать. Отвратительное чувство полной беспомощности впервые в жизни охватило его. Но вовремя поспеть в нишу, где прятался мошенник жрец, было уже невозможно.

Бледное сияние полной луны тронуло верх башни, все четче обрисовывавшейся на фоне звездного неба. Луна неумолимо шествовала по небосводу. Луна Черепов.

Речитатив танцовщиц перешел в какой-то животный вой, подхваченный несметным количеством глоток. Ночь наполнилась зловещим рокотом тамтамов. Потрясенный Кейн спросил себя: уж не во внутренних ли кругах преисподней случилось ему оказаться?

Из каких невообразимых бездн времени дошел до наших дней этот жуткий, утративший истинный смысл обряд? Кейн понимал, что нынешние подданные Накари всего лишь по-обезьяньи копировали ритуалы, бывшие в ходу у их прежних господ. И даже несмотря на овладевшее им отчаяние, пуританин содрогнулся при мысли, каким же на самом деле был этот обряд во всей своей значимости и полноте!

У алтаря, на котором молча лежала несчастная Мерилин, появилась уродливая жуткая тень. Это был огромный негр, совершенно обнаженный, если не считать маски в виде черепа на лице и пышного султана белоснежных перьев на голове. Толпа на мгновение стихла, но лишь для того, чтобы через миг взорваться безумными экстатическими криками.

Кейн почувствовал, как завибрировал камень под ногами. Уж не слитная ли мощь голосов заставила содрогнуться в страхе вековечные камни?

Трясущимися руками он начал отодвигать засов. Ему оставалось лишь одно: безоружным выскочить на площадь и умереть подле Мерилин, коли уж ему не суждено избавить ее от смерти...

Тут поле зрения англичанина на мгновение перекрыл какой-то силуэт. Здоровенный чернокожий, судя по убранству и осанке - вождь, привалился к каменной стене прямо рядом с дверью, за которой скрывался пуританин. Буквально два-три фута отделяло Соломона Кейна от негра, лениво наблюдавшего за ликующей чернью, - несомненно, тот знал истинную цену происходящего.

Сердце Кейна бешено заколотилось. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой! Из-под широких кожаных лент, перекрещивающихся на груди вождя, выглядывала рукоятка его пистолета!

Понятное дело, что отнятое у пуританина снаряжение поделили между собой отнюдь не рядовые воины. Несомненно также, что негры понятия не имели, как пользоваться огнестрельным оружием. Должно быть, этот вождь просто прельстился необычной формой и грозным видом волшебного "громового жезла" белого воина и носил его при себе не как оружие, а как знак своего высокого положения. Задумывался ли этот суеверный дикарь о его истинном предназначении? Впрочем, практичного Кейна подобные вещи интересовали меньше всего. Главное, что его пистолет был рядом, на расстоянии вытянутой руки.

Тем временем пол под ногами англичанина вновь содрогнулся, на этот раз еще сильнее.

Соломон Кейн осторожно потянул на себя ничем более не удерживаемую дверь и, точно гигантский тигр, не ведающий страха и пощады, замер за спиной ничего не подозревающего вождя.

Его мозг работал сейчас как никогда ясно. Пуританину был совершенно ясен ход дальнейших событий. У левого бедра чернокожего воина висел кинжал; спина его была обращена прямо к Кейну; бить придется сильно и точно в сердце, чтобы тот не успел поднять шума. Он изготовился, каждая мышца его сильного и ловкого тела напряглась.

Смерть оказалась милосердной к вождю. Негр даже не успел ничего почувствовать, когда Кейн, одновременно, правой рукой зажал ему рот, а левой единым точным движением выхватил длинный кинжал вождя.

Острое как бритва лезвие легко вошло между ребер негарийца и поразило его точно в сердце. Могучий воин обмяк, не успев проронить ни звука, а пистолет Кейна вновь обрел прежнего хозяина. Беглый осмотр удовлетворил пуританина - оружие было по-прежнему заряжено, а кремень находился в целости и порядке.

Все произошло настолько быстро и тихо, что смерти вождя не заметила ни одна живая душа, тем более негры стояли спиной к зданию, откуда вышел англичанин. Кейну подумалось, что негарийцы даже не обратили бы внимания, если бы вождь и вскрикнул. Они были полностью сосредоточены на жестоком действии, разворачивающемся у Черного Алтаря.

Как раз когда пуританин осторожно опустил на камни бездыханное тело, пение танцоров и вопли толпы разом стихли. На площадь перед Башней Смерти пала абсолютная тишина. Кровь бешено стучала у Соломона Кейна в висках, но он все-таки расслышал, как шуршит ночной ветер в мертвенно-белых перьях пышного плюмажа жреца в маске Смерти, замершего в ожидании ночного светила.

Над вершиной зловещей черной громадины засиял краешек лунного диска.

И тогда с высоты Башни Смерти послышался нечеловечески низкий рокочущий голос. Даже Кейн, прекрасно знавший, что это поет жрец, прильнувший ртом к специальной трубе за стеной, чуть было не поверил, что древний гимн неведомым богам исходит от оскаленного черепа Накуры. И пускай Стоящему Позади был неведом истинный смысл величественных слов, он умудрялся воспроизводить даже выговор давно истлевших Посвященных, хранителей традиций затонувшей Атлантиды. Голос жреца метался между гор, наполняясь то неведомым торжеством, то таинственной скорбью, и многочисленные эхо предавали ему гипнотическое сходство со звуками волн могучего океана, беспрестанно бьющего в песчаные берега.

Человек в маске выпрямился над алтарем во весь свой громадный рост и воздел над головой неестественно длинный ритуальный нож. Кейн, к своему непередаваемому ужасу, узнал в блестящем клинке... свою верную рапиру!

Не раздумывая ни секунды, Соломон Кейн поднял руку с длинным пистолетом, прицелился, затаил дыхание и нажал на курок.

Нет, не в голого палача. В череп, который издевательски улыбался ему сверху. В доли секунды он увязал все то, что ему уже было известно о негарийцах, с предсмертными словами последнего атланта, назвавшего череп Накуры "символом и объектом той веры, на которой зиждется безумное миропонимание всего народа Негари".

Словно божественный глас разорвал ночь звук выстрела, и, вторя ему, послышался сухой треск. Не иначе как руку пуританина направляло само Провидение, так как маленькая пуля вдребезги разнесла проклятый череп, который попросту исчез, взорвавшись мириадами мельчайших осколков. Кроме того, священная песнь сменилась предсмертным всхлипом и стихла - уничтожив череп, пуля покарала и того, кто за ним стоял.

Из ослабевших рук жреца в маске вывалилась рапира англичанина. Танцовщицы и добрая половина толпы в суеверном ужасе попадали наземь, остальные замерли, точно пораженные громом. Единственным, кто сохранил ледяное спокойствие, был Соломон Кейн. Воспользовавшись моментом всеобщего потрясения, он бросился к алтарю.

В следующее мгновение воцарился ад кромешный. От жуткого звериного рева, исторгнутого толпой, будто бы отшатнулась сама ночь. Столетия за столетиями лишь вера в покровительство Накуры, чья плоть, за исключением черепа, давно была пожрана могильными червями, удерживала погрязших в разврате и кровавом насилии негарийцев от всеобщего помешательства. И вот их поганое божество было повержено, и не просто повержено, а рассыпалось прахом непосредственно у них на глазах, испустив напоследок предсмертный вопль. А этот звук, которым столь часто услаждали слух подданные Накари, они бы не перепутали ни с каким другим!

Если бы небо раскололось у них над головами, луна свалилась им на голову или наступил конец света, это бы не смогло произвести на негарийцев большего впечатления, чем смерть их бессмертного бога. Ужасающие кровавые видения, скрывавшиеся у каждого в глубинах разума, вырвались на свободу и зажили самостоятельной жизнью. Наследственная склонность к помешательству, о чем упоминал жрец, дождалась своего часа.

На глазах Кейна, словно по мановению волшебной палочки, целый народ обратился в стадо завывающих от ненависти, ужаса, страха и им подобных эмоций психопатов.

В мгновение ока площадь взорвалась кровавым насилием. Негры, и мужчины и женщины, с животными визгом и воплями накинулись друг на друга. Копья и кинжалы разили направо и налево, ногти и зубы вцеплялись в кровоточащие тела, огонь факелов заставлял человеческую плоть вздувать пузырями. Двуногие звери уничтожали друг друга, и никому не было пощады в дьявольской бойне. Должно быть, то же самое творилось на охваченных небесным огнем улицах Содома и Гоморры.

Кейна спасало только то, что никто не желал конкретно его смерти. Все воевали против всех, так что пуританину, всегда сохранявшему ясность рассудка, сравнительно легко удавалось разделываться с отдельными врагами. Разряженный пистолет в его умелых руках обратился в дубинку - с этим единственным оружием он целенаправленно прокладывал себе путь сквозь безумный кровавый водоворот мятущихся тел. Удары сыпались на него со всех сторон, ногти полосовали его тело, перед глазами сверкали широкие лезвия, искры огня прожигали его камзол, но, несмотря ни на что, он пробивался к алтарю.

Англичанин был уже готов взойти по черным ступеням, когда ему наперерез, вырвавшись из общей свалки, метнулась гибкая фигура. Накари, владычица Негари, повредившаяся умом не менее своих подданных, устремилась на пуританина с окровавленным длинным кинжалом. В ее глазах, теперь действительно ставших глазами бешеной пантеры, металось жуткое пламя.

- Я узнала тебя, бледный демон Смерти! На сей раз тебе не скрыться! завопила она.

Но добраться до Кейна Накари не успела. Путь ей преградил огромный воин, с ног до головы залитый своей и чужой кровью. Чернокожий гигант, вместо лица у которого зияла разверстая рана, слепо шаря вокруг руками, случайно наткнулся на свою повелительницу.

Накари разъяренно взревела и ужасающим ударом вспорола воина от паха до горла, но слепец уже сомкнул могучие руки в судорожной хватке. Неистовым предсмертным движением огромный негр взметнул женщину высоко над головой.

Крик агонии последней королевы Негари возвестил о конце ее правления и на мгновение перекрыл безумный шум побоища. Страшный удар о монолит Черного Алтаря превратил ее голову в кровавое месиво и отбросил мертвое изломанное тело прямо под ноги Кейну.

* * *

Пуританин вихрем взмыл по каменным ступеням, вытертым ногами тысяч жрецов, вершивших кровавые жертвоприношения. Едва он приблизился к алтарю, громадный негр в маске Смерти, до сих пор пребывающий без движения, пробудился к жизни. Нагнувшись, он изловчился подхватить рапиру и ткнул ею в приближавшегося Соломона Кейна.

Но, во-первых, это не было привычным орудием мясника, а во-вторых, быстротой движений немногие из людей могли бы потягаться с пуританином. Мгновенный нырок вниз, стремительный разворот гибкого тела, и клинок безобидно просвистел над плечом англичанина. Оказавшись лицом к лицу со жрецом, Кейн покрепче ухватил тяжелый пистолет за дуло и обрушил беспощадный удар прямо в массу колышущихся перьев, сокрушив и убор, и череп под ним. Теперь жреца по праву украшала маска Смерти.

Прежде чем броситься к девушке, которая без малейшего движения лежала на алтаре, Кейн отшвырнул изуродованный ударами пистолет и вынул свою рапиру из руки мертвого Стоящего Позади. Рукоять привычно легла в ладонь, и пуританин сразу почувствовал себя уверенней.

Бедная крошка Мерилин не подавала признаков жизни, обратив смертельно бледный лик к равнодушному небу. Полная луна заливала своим сиянием апокалипсическую сцену: на черном камне бессильно простерлось белое тело, а вокруг бесновались залитые алой кровью черные демоны. Кейн, грешным делом, решил было, что жизнь покинула девушку, но, к невообразимому облегчению пуританина, его рука нащупала биение пульса на тонкой шее. Хвала Создателю, бедняжка лишь потеряла сознание. Да оно и к лучшему: на долю Мерилин уже и так досталось слишком много крови и насилия.

Он разрезал удерживающие Мерилин путы и со всей мыслимой нежностью поднял ее на руки... чтобы тут же опустить вновь: двигаясь прямо к нему, по ступеням ковыляло, невнятно стеная и бормоча, нечто невообразимое. Лишь с большим трудом в окровавленном изуродованном куске мяса можно было признать человеческую фигуру. Кейн не смог даже определить, какого она была пола. Агонизирующее существо наткнулось на выставленный Кейном клинок и, раздирая руками смертельную рану, опрокинулось обратно в багровый водоворот, из которого вынырнуло.

Вдруг скальная поверхность под ногами пуританина задрожала, черная глыба алтаря треснула с пушечным громом, и ужасающий толчок сбросил Соломона Кейна с каменных ступеней. Однако он не только не выпустил из рук Мерилин, но и уберег ее от удара. На его глазах Башня Смерти накренилась, ее каменная поверхность пошла волнами.

Казалось, сам Гадес затеял жуткий и таинственный ритуал. Дуновение безымянного ужаса прошелестело над залитой кровью и заваленной человеческими внутренностями площадью. Этого дыхания Смерти не могли не почувствовать даже обезумевшие двуногие звери, рвавшие друг друга на части: вопли безумной ярости сменились такими же безумными воплями ужаса. И тут Башня Смерти снова покачнулась, еще сильнее, еще... Каменная колонна откололась от своего скального основания и, с величавой медлительностью, обрушилась на площадь с таким грохотом, как если бы и впрямь с небес грянула луна.

Каменной лавиной пронеслись по площади громадные глыбы, превращая хрупкую человеческую плоть в кровавую кашу. Воздух наполнили смертельные, как шрапнель, острые осколки. Кейну показалось, что он попал внутрь гигантской мясорубки. Здоровенный булыжник разлетелся на куски прямо над головой пуританина, обдав его каменной крошкой.

- Землетрясение! - Пуританин перекинул через плечо бесчувственную Мерилин и громадными прыжками понесся вниз по каменной лестнице, которая корчилась и раскалывалась прямо у него под ногами. Придерживая девушку одной рукой, другой Кейн раздавал беспощадные удары. Его рапира летала, точно разящая молния, прорубая им с Мерилин кровавую просеку в плотных рядах дикарей. К этому времени негарийцы уже совершенно потеряли человеческое обличье, даже судороги самой земли не смогли пробудить их разум. Единственное, на что их еще хватало, так это убраться с дороги пуританина, который походил на их ожившего бога Смерти, с развевающимися волосами и разящей молнией-рапирой в руках.

Кейн так никогда и не смог заставить себя вспомнить все кровавые подробности этой адской гонки. В его памяти лишь остались обрывочные видения залитых резким лунным светом каменных улиц-ущелий, меж узких стен которых кипело всеобщее побоище. А вокруг охваченного кровавым разгулом Города Мертвых рушились древние горы, мало-помалу возводя над проклятым городом курган. Рассыпались в прах удивительные творения зодчих Атлантиды, величавые башни и минареты обрушивались вниз, сметая людей и строения, а под ногами, не замирая ни на секунду, корчилась земля. В звуках разрушения и всеобщей гибели Кейну чудился холодный, безжалостный смех древних богов.

Странные двуногие существа, словно демоны преисподней, тянули к нему со всех сторон окровавленные когти и исчезали, отброшенные в небытие, из которого вышли, его стремительным клинком. Кейн, насколько было возможно, старался своим телом прикрыть девушку и от неразумной стихии, и от еще менее разумных двуногих...

И вот, когда даже его фантастическая выносливость уже была на исходе, перед Соломоном Кейном возникла западная стена Негари. Сейчас глянцевито-черную каменную кладку во всю высоту - насколько хватало глаз, от подножия до парапета, рассекала зияющая трещина. Колоссальная стена содрогалась и потрескивала, вот-вот готовая рухнуть. Кейн, собрав последние силы, просто швырнул свое тело в темную расселину. Едва его ноги коснулись каменистой почвы, как каменная громада, словно черный вал прибоя, обрушилась вовнутрь. Стена, тысячелетиями спасавшая негариицев от гнева людского, не смогла устоять перед гневом стихии.

* * *

Шатающийся от изнеможения мужчина с девушкой на руках брел по тропинке между холмами. Его одежда была порвана и заляпана кровью, все тело покрывали раны и кровоподтеки, но на лице его было выражение умиротворенности. Дрожь земли постепенно утихала, в лицо человеку дул свежий ветер, высушивая капли крови и пота. А за его спиной остался похороненный под толщей камней проклятый город...

Первые солнечные лучи ласково коснулись лица Соломона Кейна. Далеко внизу, у подножия горного кряжа, свежей листвой шелестели деревья, приветствуя наступающее утро. Насколько хватало глаз простиралось такое спокойное на вид зеленое море. Глядя на эту мирную сцену, пуританин чувствовал, как его оставляют воспоминания о ночном кошмаре.

Ветер дул со стороны джунглей, и англичанин полной грудью вдыхал пряные ароматы. Мускусный запах пропитанной влагой растительности сейчас был для Кейна все равно что целительный бальзам. По крайней мере, это был добрый запах увядающей зелени, которая, перепрев, станет тучной почвой для новых растений. В нем не было примеси древней мерзости и запустения, которые источали стены Города Мертвых, а главное, он не нес сладковато-терпкого аромата крови... При одном только воспоминании об этом к горлу Кейна подкатил комок.

Соломон склонился над спящей Мерилин. Бедняжка покоилась на скудном ложе из веток, которые ему удалось наломать, и была заботливо укрыта его камзолом, напоминавшим больше, к сожалению, коллекцию дырок и прорех. Именно в этот момент девушка открыла глаза. Сперва она в ужасе озиралась вокруг, но лишь до тех пор, пока ее мятущийся взгляд не наткнулся на озаренное скупой улыбкой лицо Соломона Кейна. Мерилин разрыдалась и крепко обняла его за шею.

- О, капитан Кейн!.. Неужто нам и впрямь удалось покинуть живыми этот ужасный город? Теперь мне кажется, что это был лишь кошмарный сон... После того как вы провалились в люк-ловушку в моей комнате, Накари велела заковать вас в цепи в подземелье. - При одном воспоминании об этом ужасе девушка вздрогнула. - Потом она спускалась к вам в темницу... она сама мне рассказала об этом. Оттуда Накари вернулась донельзя раздраженная и твердила, что вы - жалкий глупец. Дескать, она, королева Негари, предложила вам власть над миром, а вы ответили оскорблениями.

Она бесновалась, точно разъяренная кошка, топала ногами и брызгала слюной, а потом поклялась, что и одна, своими руками, возродит империю Великой Негари. Потом она с бранью накинулась на меня, обвиняя, что вы, мол, цените жалкую рабыню превыше властительницы великого народа. Я тщетно взывала о пощаде, но черная дьяволица сорвала с меня одежду и порола, пока я от боли и унижения не лишилась сознания.

Наверное, я чуть не умерла, потому что несколько дней пролежала без памяти... Смутно помню лишь обрывочные картины: вот пришли воины и сказали Накари, что вам удалось бежать. Они утверждали, что вы - могучий колдун, так как прямо на их глазах, словно бесплотный дух, просочились сквозь каменную стену, и что якобы копья вас не берут. Накари лично убила обоих стражников, которым было поручено доставить вас, капитан Кейн, из узилища. Она напоминала больше дикого зверя, чем человеческое существо. От жутких криков несчастных я вновь потеряла сознание.

Я приходила в себя и проваливалась в беспамятство много раз. Не знаю, сколько прошло времени, - поневоле теряешь счет дням и часам в этих комнатах и коридорах, куда никогда не проникает солнечный свет. Могу лишь сказать, что с того момента, как я вас увидела, до того момента, когда меня повели к алтарю, прошло не менее нескольких дней. Весть о вашем побеге пришла лишь накануне... жертвоприношения. - Это слово ей далось с явным трудом. - Потом явилась Накари в сопровождении свиты Звездных Дев, чтобы рассказать во всех отвратительных подробностях, что меня ожидает... Девушка снова всхлипнула и спрятала лицо в ладонях. - Я пыталась сопротивляться, но меня заставили выпить зелье, в которое, наверное, был подмешан дурман... Дальше все как в тумане. Помню бесконечные коридоры, мрачные черные покои, заставленные омерзительными изваяниями... Там меня облачают в белые одежды жертвы...

Я впала в странный транс и не могла пошевелить даже пальцем. Вокруг меня нагие женщины творили нечто омерзительное и непотребное... что предписывает им их кощунственная вера... Мой разум просто отказывался воспринимать происходящее, и я погрузилась в спасительное беспамятство. Когда я очнулась, то обнаружила себя привязанной к Черному Алтарю. Всюду горели факелы, истошно орали африканцы, постыдно извивались в ужасающем танце Звездные Девы. Но все это я припоминаю лишь смутно: должно быть, то были бредовые видения, вызванные наркотиком. То мне мерещился светящийся череп, взиравший на меня пустыми глазницами с черного неба, то обнаженный демон, с черепом вместо головы, сверкая багровыми угольями глаз, заносил надо мной серебряную молнию... Капитан Кейн, скажите, что было на самом деле и как вам удалось меня спасти?

- Увы, дитя мое, это был не бред, - нехотя признался Соломон. - Как раз в это время, изрядно проплутав по проклятым коридорам, я выбрался из одного здания по соседству, хотя и рассчитывал оказаться к тебе поближе. Метким выстрелом из пистолета я разнес на мельчайшие частицы их мерзостный фетиш. От зрелища осыпающегося кусками богомерзкого черепа весь этот нечестивый народ, за грехи отцов с рождения наказанный проклятием сумасшествия, обратился сам против себя.

Пока дикари самозабвенно убивали друг дружку, я смог к тебе пробиться. Но только мне удалось освободить тебя от пут, дитя мое, началось страшное землетрясение. Перекинув тебя, крошка Мери, через плечо, я побежал прочь от жуткого капища. Мне повезло выйти точно к огромной трещине во внешней стене, что прикрывает Негари с запада. В последний момент, перед тем как подземный шторм до основания разрушил погрязший во скверне город язычников, я с тобой на руках смог проскочить в зияющую расселину.

Благодарю Создателя за то, что ты не открывала глаз и не видела творящихся там ужасных событий, - закончил Кейн эту часть своего краткого повествования. - А потом я понес тебя прочь от Негари. Ты только раз открыла глаза, когда я пересекал Мост-через-небо - так называют эту природную арку над пропастью дикари. Можно сказать, он рассыпался у меня под ногами. Лишь мы оказались на другой стороне бездонного провала, последняя судорога земли обрушила его в бездну...

Больше нам ничего не мешало в целости и сохранности добраться до этих утесов, но я не рискнул спускаться в темноте, потому что луна уже садилась. Тут ты по-настоящему очнулась и с криком прижалась к моей груди. Я постарался успокоить тебя, и потихоньку ты затихла, уснув нормальным, крепким сном.

- Что же мы будем делать теперь? - спросила его Мерилин.

- Теперь, дитя мое, мы отправляемся прямиком в Англию! - При имени родины прозрачные глаза Кейна наполнились радостным светом. - Видишь ли, мне трудно усидеть в стране, где я родился, больше нескольких месяце кряду. А вот тебе, крошка Мери, там самое место. И то сказать, как ни сильна во мне тяга к путешествиям, стоит лишь произнести "Англия", и сердце наполняется теплом и радостью...

- О милосердный Господь! - вырвалось у нее, и девушка воздела к небу сжатые маленькие ручки. - Попасть домой!.. Что может быть лучше, капитан Кейн! Ни о чем в жизни я не мечтала сильнее, чем об этом... Но скажите, неужто вы и впрямь верите, что мы преодолеем бессчетные мили диких джунглей, отделяющие нас от побережья океана?

- Мерилин, крошка Мерилин,- с ласковой укоризной ответил пуританин, гладя мозолистой ладонью ее золотистую головку. - Следовало бы тебе покрепче верить в Провидение Господне... да и в меня тоже. Верно, в одиночку человек ничтожен и слаб. Но с помощью Божией он творит чудеса. Пока же Господь не оставлял меня своей милостью, пробуждая во мне гнев великий и осеняя мой клинок своей благодатью. И верую я, что пребудет Он со мною и впредь!

Подумай, дитя мое, всего лишь несколько часов тому назад нам с тобой довелось стать свидетелями изгнания из нашего мира недоброй, дьявольской расы, закосневшей во зле. На наших глазах Господь уничтожил целую империю Зла. Человеческие существа умирали тысячами, сама земная твердь ходила ходуном, ниспровергая башни, тысячелетиями оскорблявшие небеса. Кровавым дождем обрушился с неба гнев Господний, а мы вышли из этого ада целыми и невредимыми!

Только ли человеческой силе, ловкости и удаче обязаны мы нашим беспримерным спасением? О нет! Нас хранила и направляла могучая длань высшей Силы - могущественнейшей из Сил! Не она ли провела меня через полмира, выведя прямо к стенам этого сатанинского города, а оттуда аккурат в твое узилище?! Не она ли вызволила меня из мрака темницы и помогла отыскать единственное во всем Городе Мертвых существо, оказавшееся способным поведать мне обо все, что я желал знать?! Не она ли заставила злого жреца, последнего сына вымершей расы атлантов, всю многовековую жизнь пособлявшему Врагу рода человеческого, послужить делу справедливости?! И не та ли самая Сила направила мой выстрел, а позже позволила невредимым пройти по улицам, охваченным хаосом разрушения, к городской стене?!

Подумай только, дитя мое, стоило бы мне выскочить к скалам, с трех сторон окружавшим бесовской город, уж верно, сейчас ни тебя, ни меня не было бы в живых! Грех роптать, Мерилин! Эта Сила помогла нам выбраться из обреченного города, а потом уберегла нас на мосту, который, стоило лишь мне с тобой на руках ступить на твердую землю, с грохотом отправился в бездонный провал! Неужто, маленькая, проведя нас невредимыми через подобные испытания и совершив ради нас столько чудес, Господь отведет от нас свою десницу? Да ни в коем разе!

Действительно, мир наш пока еще полон зла, пышным цветом распускающегося и в сердце человеческих поселений, и на пространствах дикой земли, но Господь наш снова и снова заносит меч своей справедливости, и повергает зло, и поддерживает правых, покуда мы верим в Него. И так будет впредь, пока наш мир воистину не станет лучшим из миров!

Говорю тебе, глупышка Мерилин, в добром здравии сойдем мы наземь с этих крутых утесов и пересечем кишащие диким зверьем и людоедами джунгли, а там и рукой подать до старого доброго Девоншира, где исстрадавшаяся родня будет счастлива принять тебя в лоно семьи...

Таковы были слова Соломона Кейна, и дышали они незыблемой верой. И вот уже изможденное личико Мерилин осветилось улыбкой - так может улыбаться ребенок, очнувшийся от страшного сна. У пуританина вырвался вздох облегчения. Перенесенные ужас и страдания понемногу гасли в глазах девушки, недалек был тот день (в чем Соломон был совершенно уверен), когда все пережитое в долгом плену и в самом деле будет восприниматься девушкой точно полузабытый кошмарный сон.

Англичанин лишь раз оглянулся туда, где за безучастными холмами под толщей скал навеки упокоился Негари. Тысячелетиями отравлявший смертью и ужасом эти благодатные края, Город Мертвых сгинул под собственными рухнувшими стенами и обвалившимися утесами. Не в этом ли заключался промысел Божий - долго горы обеспечивали неприступность сего змеиного гнезда, но они же и поставили точку в его судьбе, когда терпение небес истощилось.

И все же душа Кейна была не на месте, стоило только ему подумать о тех тысячах и тысячах человеческих существ, чьи перемолотые каменным штормом останки лежали среди руин. Но в памяти пуританина всплыли все чудовищные преступления негарийцев, веками взывавшие об отмщении, и его глаза наполнились ледяным огнем.

Не сводя глаз с восходящего солнца, он начал нараспев цитировать Библию:

- "Тогда побежавший от крика ужаса упадет в яму; и кто выйдет из ямы, попадет в петлю; ибо окна с небесной высоты растворятся, и основания земли потрясутся.

Ты превратил город в груду камней, твердую крепость в развалины; чертогов иноплеменников уже не стало в городе; вовек не будет он восстановлен.

Да! Так говорит Господь: и плененные сильным будут отняты, и добыча тирана будет избавлена; потому что Я буду состязаться с противниками твоими, и сыновей твоих Я спасу.

И притеснителей твоих накормлю собственною их плотию. И они будут упоены кровию своею, как молодым вином..."

Мы ли не видели, каким напитком с жадностью упивались эти несчастные!.. Так все и было, как Он сказал, дитя мое, - заключил Кейн с тяжелым вздохом. - Но нет во мне радости, что довелось нам узреть своими глазами предсказанное пророком Исайей.

* * *

Соломон Кейн рука об руку с девушкой направился к краю утеса. Перед ним было то самое место, куда он взобрался посреди ночи несколько дней тому назад. Хотя пуританину казалось, что с тех пор минула целая вечность.

Одежда Кейна висела клочьями, он был весь изранен и покрыт синяками, но глаза этого невероятного человека сияли безмятежным спокойствием и уверенностью в завтрашнем дне. Это были глаза человека, уверенного в своем небесном Пастыре.

Восходящее солнце заливало золотистым теплым сиянием две маленькие человеческие фигурки, скалы и зеленые джунгли, даруя обещание счастья и покоя.