"Гувернантка" - читать интересную книгу автора (Лэннинг Салли)Глава 10Мартин уехал в четверг, едва попрощавшись с Энн. В пятницу днем, пока Тори была в школе, она посетила своего врача. Тот объяснил ей, как правильно питаться и заботиться о своем здоровье, и Энн, уклончиво ответив на тактичные вопросы, вернулась в дом Мартина. Тори привела домой трех подруг, и у Энн, к ее удовлетворению, не было времени на собственные переживания. Но когда девочка отправилась спать, она осталась наедине с собой. Слишком взволнованная, чтобы читать, Энн включила телевизор и посмотрела комедию, умудрившись ни разу не улыбнуться. Затем переключилась на канал новостей. Назначения политиков, взрывы террористов, демонстрации… Затем обломки самолета, окруженные голыми деревьями. Один из двух «бойингов», доставлявших медицинское оборудование в Конго, потерпел крушение; Камера, переместившись, показала группу людей, стоящих у второго самолета, и внезапно внимание Энн привлек один из них. Она узнала бы его в любой ситуации – высокого черноволосого мужчину в рубашке цвета хаки и широких хлопковых шароварах. Мартин. Мартин, доставляющий в нищую Африку медицинскую помощь, в то время как она полагает, что он в приятной деловой поездке. С женщиной. Диктор сообщил, что жертв не было, и перешел к другой теме. Энн выбежала из комнаты, достигла кабинета Мартина и разорвала большой конверт. В нем находился аккуратно отпечатанный график его поездки из Бостона в Конго, со списком телефонных номеров, по которым с ним можно было связаться в любое время. Он не в деловой поездке. Он не преумножает свои капиталы. Он работает на Красный Крест, рискуя оказаться в трудной и опасной ситуации. Вспоминая, как обвиняла его в меркантильности, Энн ежилась от стыда. В который раз Мартин несказанно удивил ее. Оценки, которые давала ему Келли, казались все более и более неверными… Энн вдруг обнаружила, что сидит в глубоком кожаном кресле Мартина. Один из самолетов разбился. То, что он делает, связано с очень серьезным риском. Если с ним что-то случится, она не вынесет! Сгорбившись и обхватив себя руками, Энн сидела неподвижно. Мартин прав. Ей придется решить, кому верить: ему или Келли. Доверие, думала она. Кому из двоих доверять? Ведь должна же я была узнать хоть что-то о мужчине, с которым занималась любовью? Внимательность Мартина, его забота о ней, способность пробудить в ней чувства, о которых она даже не подозревала, – разве все это не складывается в образ человека, который отдает не меньше, чем получает? С тех пор как Мартин рассказал ей о своем детстве, ее не покидал образ мальчика с копной черных волос, обреченного на сиротство в большом городе. Лишенного семьи. Воспитанного чужими людьми. Это должно было наложить на него отпечаток, сформировать ту личность, которой он стал. В то время как Келли росла с обожавшей ее матерью и ни в чем не знала отказа. Для Нины внешняя красота дочери была равнозначна красоте душевной. Но так ли это? Потакание любому желанию, возможно, не столь полезно для юной души. Как и совершенно некритичное поклонение. Разве удивительно, что плодом такого воспитания стали детская жадность и черствость? А потом, как могла Келли научиться ответственности, если Нина всячески ограждала дочь от последствий ее поступков? Эти мысли впервые пришли в голову Энн. Запоздалые мысли, решила она и поднялась с креслу. Пора возвращаться в комнату, на случай если Тори проснется. Она мгновение помедлила и огляделась. Ореховый стол, ковер из тибетской шерсти нежно-блеклых тонов. Над столом написанная маслом картина – охристый песок пустыни, поросший редким пыльно-зеленым шалфеем, и огромная чаша синего неба. Ландшафт, в котором таится вызов, подумала она. Опасный ландшафт. Мартин вырос в недружелюбном окружении, он знает, каково это – бороться за собственную жизнь. Это тоже были новые для нее мысли. Неужели я начинаю любить его? Нет, Энн, только не это, принялась уговаривать она себя. Он не любит тебя. Он поклялся, что никогда не полюбит снова. К глазам подступили слезы, Энн попыталась сдержать их. Мартин не стал ей ближе, чем тогда, много лет назад. Он по-прежнему был недосягаем. Но она носила его ребенка и за это испытывала к нему горячую благодарность. И неважно, что ее ожидают трудности, что ей придется многим жертвовать ради этого. Она станет матерью его ребенка. Если она не может получить Мартина, то это – вторая самая желанная вещь для нее. Энн вернулась в спальню и заснула. Уик-энд, несмотря на тлевшую в душе тревогу за Мартина, прошел мирно и был заполнен самыми разнообразными и приятными для Энн занятиями. Хотя у нее до сих пор изредка кружилась голова, на ее щеки вернулся румянец, поскольку они с Тори много времени проводили на воздухе. Она намеренно старалась не замечать, что их взаимная привязанность становится все глубже. Энн ничего не могла с этим поделать, поэтому обе просто наслаждались обществом друг друга. Мартин должен был вернуться во вторник днем. В понедельник вечером Энн облачилась в старенькую ночную рубашку, прихватив стопку журналов, легла в кровать, и выключила свет уже в одиннадцать. Завтра я увижу Мартина, думала Энн, сворачиваясь в клубочек под одеялом и испытывая одновременно тревогу и радость, которые не помешали ей быстро и крепко заснуть. Энн неподвижно лежала под одеялом с широко открытыми глазами. Кажется, ее разбудил шум? Или какие-то глубинные инстинкты, подсказавшие, что в доме есть кто-то еще, кроме нее и Тори? Напрягая слух, она услышала мягкие шаги в коридоре. Как могла не сработать охранная сигнализация? И что ей теперь делать? В комнате Мартина есть телефон. Нужно как-то туда пробраться и позвонить в полицию. Стараясь не издавать ни звука, она села на кровати и спустила ноги. Светящийся циферблат будильника на столике показывал двадцать минут четвертого. Энн на цыпочках проскользнула к двери, которую всегда держала полуоткрытой, чтобы слышать Тори. По пути она прихватила высеченную из мрамора фигурку дельфина, стоявшую на комоде, – с нею было как-то спокойнее. Коридор был пуст. Чтобы попасть в комнату Мартина, нужно было пройти мимо двери Тори. Крепко сжимая в руке мраморного дельфина, с бешено бьющимся сердцем, Энн кралась по холодному дубовому паркету. Он был положен безупречно – ни одна плашка не скрипнула. Дверь Тори была приотворена. Тихо, как привидение, Энн проскользнула мимо и устремилась к спальне Мартина. Там тоже было пусто. Быстрым взглядом она скользнула по ситцевым обоям на стенах, по кремовому покрывалу на большой кровати, по единственной картине – абстракции в сине-зеленых тонах, по застекленной двери, которая вела на террасу. Затем устремилась к телефону. – Что за… Энн мгновенно обернулась, угрожающе подняв статуэтку. Но ее рука тут же упала. – Мартин, – выдохнула она – Это… ты? К ужасу Энн, на нее накатила волна слабости, колени задрожали. Она опустилась на постель, перед глазами поплыл красноватый туман. Вошедший в дверь Мартин включил настольную лампу и, опустившись перед ней на колени, мягко высвободил статуэтку из ее пальцев. – У тебя ледяные руки, – сказал он. – Энн, что, черт возьми, ты делала в моей комнате? Щеки ее залил горячий румянец. – Я услышала какие-то звуки – и проснулась. Хотела позвонить в полицию. Мартин сказал то, что и так было ясно: – Я вернулся домой пораньше… А для чего статуэтка? – Для того, чтобы дать злоумышленнику по голове, конечно. – Ты храбрая как лев, знаешь это? Он все еще гладил ее холодные пальцы. Энн не могла оторвать зачарованного взгляда от его РУК. – Я испугалась до смерти, – призналась она. Мартин посмотрел ей в лицо. На нем все еще была одежда, в которой Энн видела его по телевизору, под глазами темнели тени, на руке от запястья до локтя красовалась царапина. – Мартин, – сказала она, – я видела тебя в телевизионных новостях. В Конго. Он тихо выругался. – Я был слишком занят спором с руководством аэропорта, чтобы обращать внимание на камеры, а когда заметил, было уже слишком поздно. Но я не думал, что это станет международной новостью. Энн снова уставилась на его руки, чувствуя, как передается ей его тепло. – Почему ты не сказал мне правду о поездке? – Никто не знает, что я занимаюсь этим. – Он помолчал, потом натянуто добавил: – В тот раз, когда стряслась беда с Тори, я был занят чем-то подобным. Можешь представить, каково мне было, когда я вернулся. Но сейчас я не волновался за дочь, потому что ты была рядом. Я безоговорочно доверяю тебе в этом, Энн. Тронутая до слез Энн сбивчиво произнесла: – В день твоего отъезда я обвинила тебя в жадности и меркантильности… прости меня. – Ты же не знала. Энн посмотрела ему в глаза. – Ты хороший человек, – дрожащим голосом признала она. – Я не ангел, Энн. Одна из причин, заставляющих меня этим заниматься, – это риск, адреналин в крови, стремление испытать себя. Как видишь, к святости это не имеет никакого отношения. – Ты делаешь это. Вот что важно. Он беспокойно повел плечами и убрал руки. – Мне нужно держаться подальше от тебя – я грязный. Не было возможности принять душ, и я так спешил домой, что не успел переодеться. Слова сами сорвались с ее языка: – Мы могли бы принять душ вместе. – Затаив дыхание, Энн ждала ответа. Мартин встал, одновременно подняв на ноги и ее. – Ты надела свою сексуальную ночную рубашку, – с непроницаемым выражением лица сказал он. – Мне трудно устоять. – Видишь, – продолжила Энн так, словно Мартин ничего не говорил, – я верю тебе. А не Келли. Я поняла это в пятницу, когда увидела тебя по телевизору… Мне только жаль, что это заняло столько времени. – Ты так великодушна, – грубовато бросил Мартин. – У меня просто дух захватывает. С сияющей улыбкой Энн приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы. Щетина царапнула ей подбородок – его ответ, немедленный и страстный, пробудил отклик во всем ее теле. – Душ! – прорычал он в ее губы. – Думаю, я сожгу эту одежду! Он подхватил ее на руки и понес в ванную, окном выходящую на уединенный уголок парка, где росли сосны и болиголов. Пока Мартин раздевался, Энн стояла неподвижно и, затаив дыхание, следила за ним. Затем он подошел к ней и стащил через голову «сексуальную ночную рубашку», любуясь изящными изгибами ее тела. – Откуда у тебя эта царапина? Да еще и ушибы на груди! – встревожено спросила Энн. Мартин скороговоркой ответил: – Доставали одного из членов экипажа упавшего самолета… Боялись, что начнется пожар, поэтому осторожничать времени не было. Давай не будем говорить об этом, Энн. Не теперь. – И он включил воду. Когда струи ударили по телу и окутали ее паром, Энн подобрала волосы вверх. Мартин шагнул к ней с куском мыла в руке, и она вдруг рассмеялась от счастья снова быть с ним рядом. Она плеснула в него водой. А Мартин жадно провел ладонями по ее телу. Затем, прижав к кафельным плиткам, целовал до тех пор, пока у Энн не закружилась голова от недостатка воздуха и от желания. По мускулистому телу Мартина стекали струйки воды. – Какой ты красивый, – выдохнула Энн. Лаская ее грудь, он с внезапным нетерпением произнес: – Пойдем в постель. Немедленно! – Лучшего и не придумаешь. Набросив полотенце ей на плечи, он обернул бедра другим м новел Энн обратно в свою спальню. Очень осторожно Мартин стер капельки воды с ее тела и стал осыпать поцелуями губы, шею, груди. Поглаживая ее бедра, Мартин прижал их к своим, и Энн задохнулась от восторга. Обнявшись, они упали на постель. Частое дыхание Мартина и быстрое, сильное биение его сердца отдавались в ушах Энн. Они слились в единое целое, и она забыла обо всем на свете… Мартин приподнялся на локте. – В прошлый раз я даже не подумал о средствах предохранения. Мне нужно чем-нибудь воспользоваться, Энн? Или ты… Энн отсутствующим взглядом посмотрела на него. Она беременна. Ей не нужно предохраняться. И сейчас самый подходящий момент, чтобы сказать ему об этом. – Нет, ничего не нужно, – еле слышно произнесла она. – Я думал, что ты принимаешь таблетки, – с усмешкой сказал он. – Наверное, следовало бы спросить, но там, на Эльютере, все произошло слишком быстро… Я забыл об обычных правилах. О правилах, которых он придерживается с другими женщинами, с отвращением подумала Энн. Интересно, все ли они столь же податливы, как она? Мартин встревоженно спросил: – Что с тобой, Энн? Почему ты так на меня смотришь? Это вполне естественно. Я всегда был против того, чтобы наводнять мир нежеланными детьми. А как же быть с ребенком в ее утробе? Он тоже будет для него нежеланным? Ну конечно. Потому что Мартин не хочет ничем связывать себя. Он давал ей это понять неоднократно. Он уже был женат, с него достаточно. Затем Энн подумала, что, если Мартин узнает о ее беременности, то будет настаивать на браке, чтобы узаконить их отношения. Она достаточно хорошо его знала, чтобы понимать это. Таким образом, он женится на ней вынужденно и возненавидит как сам брак, так и его причину – Энн. Она не может пойти на это – и не пойдет. Ни за что! В панической спешке Энн высвободилась и вскочила. Обхватив руками грудь, поскольку вдруг остро ощутила свою наготу, она пробормотала: – Я не могу… Я не должна. Одним движением Мартин перекатился через кровать и оказался рядом с ней. – Что происходит, Энн? – Мы не должны этого делать. У нас нет будущего, и мы оба это знаем. Прости… мне не следовало заводить дело так далеко, я была не права. – Мы оба взрослые. Удовольствие, которое мы доставляем друг другу в постели, бесподобно, и было бы глупо от этого отказываться. – Вот этим-то мы и отличаемся, – с внезапной горечью произнесла Энн. – Я типичная женщина – из тех, о ком пишут в иллюстрированных журналах… Я не могу заниматься любовью с тобой только потому, что это потрясающий секс. Мне нужно нечто большее! А ты не влюблен в меня, Мартин, – ты дал ясно это понять, когда сказал, что любви больше не хочешь. Поэтому я ухожу, пока мне не сделали больно. Он нахмурился. – Хочешь сказать, что ты влюблена в меня? – Нет! Я просто не хочу рисковать, потому что это легко может случиться. – Энн тихо добавила: – Я не такая хладнокровная и изощренная, как те женщины, с которыми ты привык встречаться. Меня легко ранить. А я этого не хочу. Вот что я пытаюсь тебе сказать. Неожиданно злым движением Мартин сорвал с кровати покрывало. – На, накинь на себя! Она закуталась в мягкую шерстяную ткань, радуясь, что наконец скрыла свою наготу. Понимая, что вряд ли ей представится лучшая возможность, Энн поспешно, чтобы не передумать, проговорила: – Я думаю, мне лучше уйти раньше, чем через четыре месяца. Это нечестно по отношению к Тори – позволять ей еще больше привязываться ко мне. – Тебе ведь нужны деньги. – Найду другую работу, а на курсы поступлю через год. Все равно ей так и придется сделать. Из-за ребенка. Но говорить ему это Энн не собиралась. – Останься, – с неожиданной настойчивостью сказал Мартин, сжимая ее плечи. – Дай нам шанс получше узнать друг друга. Кто знает – любой из нас может измениться. На мгновение в душе Энн возродилась надежда. Что, если Мартин действительно изменится и увидит в их отношениях нечто большее, чем скоротечный роман? Полюбит ее? А может… даже захочет жениться на ней. Но затем ее сердце сжалось от боли, а надежда рассыпалась прахом, как засохший лист. Она не может остаться по очевидной причине: вскоре ее беременность станет заметной и вопрос об узаконении их отношений дамокловым мечом повиснет над Мартином. – Нет, – бесцветным голосом произнесла она. – Я не останусь. Пальцы Мартина с безжалостной силой впились в ее плечи. – Тогда я предлагаю тебе начать поиски другой работы уже сейчас. Потому что ты права: ты задела чувства Тори, она уже начинает любить тебя. Совершенно ни к чему, чтобы и второе подобие матери в спешке удрало от нее. Энн вздрогнула. – Ты, кажется, забыл, что сам предложил мне работу. – Нет, не забыл – это было одно из самых глупых моих решений. Как я уже говорил, здравый смысл покидает меня, когда дело касается тебя. Мартин посмотрел на Энн так, словно ненавидит ее. Он совсем не был похож на человека, одержимого желанием. Прижимая к груди одеяло, Энн сказала: – Я сделаю все возможное, чтобы уйти до конца недели. – Прекрасно, – ответил Мартин и отпустил ее так внезапно, что она пошатнулась. Энн подобрала край одеяла к коленям и побежала в свою комнату. Закрыв дверь, она упала на кровать. Ее душа была измучена и изранена. Ее изгнали: Лишили Мартина и Тори. Лишили возможности обрести счастье. Какая жестокая ирония в том, что восхитительная ночь, которую они провели вместе, уничтожила любую возможность их дальнейшего сближения. Завтра же она начнет искать возможность перебраться в Олбани. В Бостоне оставаться нельзя, слишком велик риск случайно встретиться с Мартином, когда беременность станет очевидной. Или когда ребенок родится. Но еще хуже брак по принуждению и без любви. Все, что угодно, только не это! |
||
|