"Логика прыжка через смерть" - читать интересную книгу автора (Герасимов Сергей)

Герасимов СергейЛогика прыжка через смерть

Сергей ГЕРАСИМОВ

ЛОГИКА ПРЫЖКА ЧЕРЕЗ СМЕРТЬ

Анонс

Перед вами - ОЧЕНЬ необычный образец "жесткой фантастики". Необычный прежде всего потому, что жесткость ее заложена не в "научности", но - в яростной, сильной, откровенно мужской манере повествования. Потому что "стиль и почерк" Сергея Герасимова восходят к самым, пожалуй, бескомпромиссным книгам как российской, так и англоязычной научной фантастики - от "Звездного десанта" Хайнлайна и "Слона" Ван Вогта до "Пикника на обочине" Стругацких.

Безжалостный до беспросветности мир будущего, в котором осатаневшие от опасности и вседозволенности мальчишки в военной форме лихо пилотируют боевые звездолеты и с истинно юношеским азартом уничтожают себе подобных, имевших несчастье родиться "не такими, как положено" - мутантами, выглядит у Герасимова, как ни странно, ОБАЯТЕЛЬНЫМ. Ибо жалкая и светлая искра человечности по-прежнему теплится во всех. Даже в людях...

Земля .Северное полушарие. Дождливый июль 2102 года

Информация:

Двадцатый век оставил после себя первые компьютеры и автоматические системы, ядерные станции и бомбы, память о сотнях миллионов замученных (не очень прочную память, как показала история), циклопические сооружения, вроде синхрофазотронов или атомных ледоколов, первые космические аппараты, первые успехи психологии, зачаточную медицину и производство пищевых продуктов, отставшее в развитии на две или три тысячи лет.

Людям, вечно занятым ведением войн, подготовкой войн или предотвращением войн (предотвращение обычно состояло в покупке новых танков - чтобы не оказаться хуже соперника), во все века некогда было подумать о хлебе насущном. Поэтому в начале третьего тысячелетия после Р. X. семена и клубни так же сажали в возделанную почву, как и в начале третьего тысячелетия до упомянутого Рождества. Появились новые сорта и культуры, трактор сменил лопату, но суть осталась прежней.

К началу третьего тысячелетия половина человечества жила в грязи и в состоянии, близком к скотскому, разве что умела читать; вторая половина считала себя культурными нациями, но вымирала от болезней сердца, желудка, мозга, кожи, костей и всего остального. Медицина не могла с гарантией вылечить даже насморк, но считала себя наукой. Тогда люди просто не знали, что такое настоящая медицина.

Пришло следующее столетие и сразу же сместило акценты. Прежняя тяжеловесная наука заблудилась в математических дебрях, которые сама же и вырастила, времена физики и техники минули безвозвратно, как-то совсем незаметно пришло понимание того, что уже давно расшифрованы человеческие гены - а значит, пожалуйста, изменяй, сколько хочешь. Попробовали изменить - и сразу же исчезли шизофрения, гемофилия, наследственный алкоголизм и все болезни зубов. В первые же десятилетия века наследственные болезни оказались побеждены. Но было найдено и кое-что новое.

При манипуляциях с генами время от времени случались ошибки. Такие же ошибки делает и природа - она исправляет их с помощью естественного отбора. Человек исправлял искусственные мутации направленно. Но некоторые из мутаций оказались полезными и не нуждались в исправлении. Например, совершенно случайно был выведен человек, ногти которого не удлинялись в течение жизни, но быстро отрастали после любого повреждения. Мутация была столь незначительной, что ее перестали исправлять, а матери, не желающие стричь ногти детям, даже заказывали соответствующий ген. В результате человечество перестало стричь ногти. Строго говоря, человек, не стригущий ногти, уже не был прежним гомо сапиенс ногтестригущим, а представлял его новую, искусственно выведенную разновидность. Эта философская тонкость пока никого не волновала. До поры до времени.

Удобные мутации были открываемы буквально каждый день. Сегодня появляется ген, обеспечивающий прелестный изумрудный цвет глаз, завтра дающий умение хорошо держать равновесие в сложной ситуации и даже бегать по канату, послезавтра - отвечающий за правильную форму носа. А вчера открыли такой, который, возможно, позволит хорошо запоминать числа. Любой из генов можно было подарить уже завязавшемуся эмбриончику - и он тогда будет иметь желательное качество. Конечно, очень хорошие гены и стоили соответственно. Не всякому по карману купить для ребенка ген хорошей фигуры, поэтому толстеньких можно было встреть на улицах до самого начала двадцать второго - но то были в основном бедняки.

К середине двадцать первого люди вдруг обнаружили, что неизмененных особей вообще не осталось (если не говорить о стариках, доживающих свой слишком долгий век), а измененные имели некоторые полезные качества и обязательно передавали эти же качества своим детям. Изумрудноглазые мамаши искали изумрудноглазых папаш, чтобы потомство не потеряло прелестный ген изумрудноглазости. Говоря языком биологии, каждая измененная особь предпочитала спариваться с подобной себе. Это не могло не привести к возникновению каст, и в начале семидесятых по всей земле стали греметь межкастовые войны. Примитивнейшая идея личного и расового превосходства снова будоражила умы. Она оказалась человекоядной, подобно большинству других массовых идей.

Новые воители были гораздо более правы в своих притязаниях, чем древние расисты. Если какой-нибудь допотопный Адольф утверждал, что в арийской крови больше гемоглобина (никто уже не помнит, что он утверждал на самом деле), то это было просто ерундой. Но даже такая ерунда поднимала на бой несметные полчища. Полчища теряли головы (в обоих смыслах), влекомые самой древней и самой примитивной идеей человечества - идеей собственного превосходства. Теперь та же идея имела веские основания. Но попробуй определи, кто лучше: самые мощные, самые сексуальные, самые пронырливые или самые умные. Если вы притесните пронырливых, они все равно обведут вас вокруг пальца, если самых мощных, они вас не станут слушать из врожденной тупости. О сексуальных я и не говорю - просто страшно подумать, что может произойти.

Задача полного примирения оказалась нерешаемой в принципе. Все старые законы, происходящие еще от Римского Права и прошедшие тысячелетнюю проработку крючкотворами Северного Острова, а потом еще трехвековую проверку легкомысленными ребятами с американского материка, просто отказались служить. Пришлось выдумывать новые, в новых законах было просто пруд пруди всяких неясностей и противоречий, недомолвок, плеоназмов и просто воды, а потому каждый законопослушный судья применял их как дышло. Законопослушные из самых пронырливых стали скупать эмбрионы прямо во чревах и прививать им самые интересные и неожиданные уродства. Благо наука позволяла. Уродов использовали в основном для шоу. Некоторых - для шпионской работы. Спецуродов - для охраны, для ныряний за жемчугом, для добычи ядовитых руд и прочего. Спрос оказался велик. Пришлось изменять законы еще раз. Пока неповоротливое колесо юстиции сделало новый скрипучий оборот, четыре процента человечества превратилось в удивительнейших уродов. Уроды потребовали для себя права называться искаженными существами и такое право получили.

Искаженные существа могли иметь самые причудливые телесные формы и особенности. Существовали расы с многократно ускоренным или замедленным темпом жизни, расы людей, способных к изменению своего облика, - оборотни, обычно безобидные, а некоторые квазичеловеческие существа даже могли летать или дышать под водой, как рыбы. Все эти разновидности человека обычно не терпели друг друга, а потому жили изолированно, на малых пространствах. Исключением осталась довольно большая область суши - почти десятая часть обитаемого мира, - привычно называемая Осия. Осия образовалась там, где когда-то были сосредоточены основные производственные силы планеты, - там, где разрушенная и отравленная природа не могла быть восстановлена. Экологическая смерть не превратила Осию в лунную пустыню: люди, которые не смогли воскресить природу, генетически изменили себя и научились жить в новых условиях. Ни один осианец не мог покинуть свою родину, эту ядовитую язву планеты, ни один неосианец не мог проникнуть в Осию. Связь между двумя мирами прервалась полстолетия назад, что, впрочем, никого не волновало. Так не заботило древних отсутствие связи между человеком и дельфином, человеком и ящерицей, человеком и муравьем.

Весной 2102 года Коре было только двадцать три, но он уже участвовал в двух боевых полетах - второй полет, к Малому Облаку, прошел особенно успешно. В первом полете он участвовал в качестве стажера. Полет был в созвездие Треугольника, к маленькой звездочке номер двести двенадцатый. Звездочка имела планету, на которую, по данным разведки, высадился экипаж взбунтовавшегося крейсера "Моя Любовь". Бунтовщики, как казалось, угрозы не представляли, так как не были вооружены. Первая часть экспедиции прошла безалаберно и весело - никто и не сомневался, что сумасшедших мятежников изловят, доставят на Землю (хорошо помучив их по дороге), а там уже предадут игловой казни - как и положено. Но дело обернулось иначе. Ребята с "Моей Любви" сумели уничтожить две трети личного состава, и Коре, тогда девятнадцатилетнему, пришлось исполнять функции ведущего ячейки. Восставших так и не доставили на Землю, их уничтожили вместе с куском планетки. Коре представили к благодарности, отметили идеальную исполнительность, гармонично сочетающуюся с личной инициативой, отличную физподготовку и отсутствие ненужной жестокости.

Ненужная жестокость в те годы была просто бичом боевых групп. Солдаты, томящиеся от безделья по одиннадцать месяцев в году, бросались на любое развлечение. А человек кричащий есть развлечение преотличное. Воспитанные для боя, солдаты в каждом видели жертву и радовались страданиям жертв.

В дело вмешались психологи и вытащили на свет закон, уже давно известный:

Любой объект, малое воздействие на который может дать значительный эффект, вызывает интерес. Самым интересным стимулом такого рода является человек. Если в среде отсутствует информация о новизне или изменении, то человек стремится ее обнаружить, причем действует по отношению к стимулу так, чтобы увеличить стимуляцию.

То есть бьет так, чтобы жертва громче кричала. Психологи прояснили проблему, но пока не видели путей быстрого решения.

"А что же такого плохого в том, чтобы помучить уже обреченного, попинать его ногами разок-другой, побрызгать ему в глазки кислотой и т.д.?" - так спросите вы, если вы человек несведущий. А плохо то, что подобные занятия очень увлекают. Увлекшись, человек даже забывает о сути и смысле задания, пропускает любые сроки, и сроки старта в том числе. В конце концов, столкнувшись с сильным противником, такие ребята гибнут и губят корабль.

Когда Коре попал в команду и отказался участвовать в каком-то безобидном развлечении (вкручивать штопор под лопатку, что ли), общей реакцией была групповая агрессия. Волна агрессии пошла на спад после того, как новенький повредил несколько ног, рук и ребер - никого серьезно не покалечив при этом. Дело отложили до первого удобного случая. Но случая не предоставилось - в Треугольнике погибли два человека из трех. А после Треугольника Коре уже не был новичком.

После первого полета ему присвоили личную ценность, равную семи, и отправили в следующий. Следующий, к Малому Облаку, прошел без потерь. Несколько больших ребят попробовали было пристать к Коре, но трое суток провели в больнице. Коре с детства бредил звездами, морем и боями. Он был одним из лучших, и он будет лучшим, если доживет.

В мае Коре был назначен инструктором боевой подготовки на одной из баз Северного полушария. К июлю успел получить второе предупреждение за пренебрежение техникой безопасности. В оправдательном отчете он совершенно справедливо сослался на то, что некоторые упражнения не могут выполняться без риска для жизни: каждому известно, что возможности человеческого организма в принципе бесконечны, но расположены полосами и чередуются с полосами полной невозможности. Совсем как энергетические уровни в атоме. Ты можешь подняться на высший уровень, но только скачком. Так, например, нельзя пройти незащищенным сквозь полосу пламени, но ее можно одолеть одним большим прыжком; нельзя выйти в сальто над перекладиной со слабого маха, а с сильного - можно; выполняя удар fhfj! с малой скоростью, новичок ломает себе руку, но тот же удар в скоростном режиме ломает руку его сопернику; прыжок над пропастью смертелен, если ты прыгаешь нерешительно; два автомобиля, сталкивающиеся в лоб на большой скорости, сплющиваются в лепешку, но если один из них ускорился еще в несколько раз, он просто сносит второй с дороги и остается цел. Логика прыжка через смерть.

А четырнадцатого мая в его группе появился Джимирик.

Отделение борьбы с психологическим терроризмом занимало третий этаж старого четырехэтажного здания. Этаж состоял из длинного коридора, на конце изогнутого в виде клюшки. На стенах коридора висели плакатики на самые разные темы; читая их, никакой случайный посетитель не сумел бы догадаться о сущности работы, которую вело отделение. Этаж освещался довольно тускло.

Агент номер двенадцать, поднимаясь по лестнице, встретил незнакомого человека.

- Вы кого-то ищете? Позвольте мне вам помочь? - спросил он.

- Комиссию по очистке воды.

- Здесь такой нет.

- Но мне сказали, здесь.

- На третьем этаже?

- На третьем. - Посетитель отвечал испуганно, но твердо. Похоже, не врал.

Агент номер двенадцать задал еще десятка два вопросов, которые требовалось задавать в подобных случаях, и убедился, что посетитель не врет. Агент собаку съел на психологическом терроризме, и не родился еще такой контрагент, который сумел бы его провести.

Посетитель начинал сильно нервничать

- Мне будет очень приятно вам помочь, - сказал агент номер двенадцать. - Я думаю, что вы ничего не перепутали, но вам неверно указали адрес. Комиссия по очистке воды находится в корпусе Б, это соседний дом. Я сейчас позову человека, который вас проводит.

- Не стоит, спасибо.

- Нет, что вы... - Агент набрал номер на браслете и вызвал дежурного: - Дежурный на месте? Сюда, и оставить смену на входе.

- Я и сам найду, спасибо, - продолжал посетитель.

- Я это сделаю с удовольствием, - возразил агент.

Когда дежурный появился, агент отвел его в сторону.

- Проводишь этого человека в корпус Б и найдешь там комиссию по очистке воды. И не забывай улыбаться, дубина. Это твое последнее поручение. Ты уволен.

- За что?

- За то, что впустил постороннего. И не забывай улыбаться.

- Но у меня семья.

- Сейчас у каждого третьего семья, но это не повод.

- Я исправлюсь.

- Уже не исправишься.

Покончив с этим делом, агент номер двенадцать поспешил в кабинет, предназначавшийся для совещаний. В кабинете его ждали восемь из одиннадцати членов группы ZZZZ. "Один болен, - подумал агент номер двенадцать, - а с оставшимися двумя я поговорю. Никакой дисциплины - плохо работаю".

Он начал совещание с малозначащих фраз, как обычно.

Агент номер семь прибыл с десятиминутным опозданием.

- Что случилось?

- Дежурный выбросился из окна. Говорят, его хотели уволить.

- Тело уберут. Садитесь.

Он зачитал распоряжение. Распоряжение пришло от военных, а с военными не поспоришь. Военным требовалось подготовить агента к проникновению на территорию врага. Машина уже провела все расчеты. Для работы требовалась одна условная человеко-единица, прошедшая обработку. Б00, базовая форма.

- У нас есть кто-нибудь с базовой формой? - спросил он.

- У меня есть один, - отозвался агент номер три, - но я не дам, я его месяц готовил.

- Идите и скажите это им сами.

Агент номер три промолчал.

- Всего один? Как его зовут?

- Кличка Джимирик.

- На уровне?

- Вполне нормален. Как все.

- Ну что же, - сказал агент номер двенадцать, - Джимирик, так Джимирик. Не забудьте его списать по ведомости. И возьмите нового на складе. И не обижайтесь, такая у нас работа.

Джимирик внешне не отличался от остальных курсантов, подбираемых, как известно, из одинаковой человеческой группы, имеющих одинаковый вес, одинаковый рост, одинаковую комплекцию, способности, цвет волос, глаз и уровень интеллекта. Этот человек просто не нравился с первого взгляда. Коре попросил заменить курсанта и получил отказ.

На первом же теоретическом занятии Джимирик вылепил из пластилина половой орган и поставил его на стол.

- Убрать! - приказал Коре.

Джимирик встал и засунул предмет себе в штаны, чем вызвал обоснованный смех большинства присутствующих.

- Подойдешь ко мне, - приказал Коре.

Во время самоподготовки Джимирик набрал кулинарный рецепт и послал его на все мониторы.

Рецепт кулинарный

Залить в котелок воды, засыпать сто т ириса, добавить туда 7 шт. К... довести до кипения. Зажарить в духовке его же и украсить его зеленью и овощами. До блюда добавить соус и мозгов его же.

Разговора не получилось.

Джимирик явно напрашивался на хорошую расправу, но любая комиссия быстро установила бы, что он ни в чем не виноват. Курсанты имели личную ценность, равную единице, то есть очень небольшую. Поэтому с ними разрешалось поступать очень вольно, но лишь в пределах устава. Коре уже прошел предварительную кодировку - поэтому он не мог нарушить устав.

На второй день Джимирик принес кошку (кошки в те года еще стоили недорого и даже иногда гуляли беспризорные), принес и запер в шкафчике. Животное рвалось и орало, всполошив весь нулевой этаж. Пришлось вызывать хозяина с занятий. Джимирик пришел и стал открывать шкафчик. Оказалось, что он забыл код. Замок пришлось ломать; при этом пострадал техник, так как неожиданно включилась система охраны; у техника, пораженного электричеством, начался припадок. Запертый в химподсобке, он перебил банки с химикалиями, произошло возгорание, и система отключила и изолировала второй этаж. Этаж оставался изолированным еще семь часов, что нарушило расписание.

Однако устав позволял хранить в шкафчике любые вещи.

Коре приказал выбросить животное; Джимирик взял кошку, приласкал и попросил зонт. Он не говорил ничего такого, к чему можно было бы придраться, - но сам его голос звучал как оскорбление. Коре не мог нарушить устав - как и все инструкторы он был кодирован против нарушений. Он мог забыть устав, мог ругать устав, мог хотеть его нарушить, но сделать это на самом деле ему было труднее, чем вывернуться наизнанку. Кодировать психику научились еще в восьмидесятых годах, а в сотых делали это надежно.

Джимирик получил зонт, погладил кошку, притворно всплакнул, насмешив присутствующих и пошел к лифту. На девятом этаже он привязал к хвосту животного зонт, раскрыл и сбросил кошку вниз - с зонтиком вместо парашюта.

- Вы приказали ее выбросить, - так объяснил он.

В этот же день все электророзетки были засыпаны песком и занятия пришлось отложить на два часа. Виновного не нашли. После первой лекции Коре нашел в своей сумке крысу с расплющенной головой. Анализ показал, что голову расплющивали тисками - теми, что в подвале, а сама крыса была явно из местной подвальной популяции. Отпечатки пальцев на тисках принадлежали трем разным людям, но среди них не было Джимирика.

Во время обеда Коре обнаружил в своей тарелке странные капли и, к счастью, не стал есть. Капли оказались ртутью.

- Этого достаточно, чтобы убить человека? - спросил он у лаборанта.

- Нет, но этого достаточно, чтобы подарить человеку головную боль на протяжении следующих двадцати лет.

В этот раз Джимирик имел алиби. За остаток дня произошли следующие события: Коре на голову свалилась грязная тряпка, застрял лифт, кто-то взломал пустой кейс и помочился туда, унитазы оказались забиты, и как ни странно - дрожжами. Под вечер Джимирика сильно избили за то, что он читал чужие файлы и оставлял там свои пожелания. Коре, уже начинавший вскипать, на время успокоился.

Может быть, впервые в жизни он встретился с вещью, которая была вне пределов его понимания. Психология этого курсанта была так же темна и дика для обычного человека, как психология какого-нибудь инопланетного осьминога. Джимирик не играл и не притворялся; он жил своей привычной жизнью и делал то, к чему, видимо, привык. Коре не мог понять мотивов. Джимирик не имел враждебности ни к своему инструктору, ни к кому-либо другому. Он не был подкуплен или подослан - в этом случае его бы сразу раскусили на тестах. Он не получал никакой пользы от своих выходок. Он не доводил дело до конца, как в случае с ртутью. Но зачем было давить крысу или мочиться в кейс? Коре чувствовал себя так, будто столкнулся с чуждым разумом, для которого дважды два всегда равно семи.

Когда на следующее утро он увидел Джимирика со стеклянной банкой на голове (курсант как раз рассказывал, что не может ее снять), он почувствовал, что сдерживаться уже не может.

- Подойди, - сказал он и заставил Джимирика поприветствовать старшего по форме. - Нет, не нужно к врачу. Я и сам поставлю диагноз: голова в инородном теле. Видеть можешь? Тогда пошел работать.

Потом он объявил полевые занятия и заставил Джимирика лазить по стендам с банкой на голове. Курсант мог бы сорваться и упасть, но, к счастью, обошлось. После занятий он приказал Джимирику отжаться сто раз, а потом разбил банку ударом ноги. Он объявил дополнительную тренировку и продемонстрировал на Джимирике захват uik, от которого невозможно освободиться, и прижал новенького чуть сильнее, чем было нужно. Он хорошо услышал, как захрустели межпозвоночные диски. Джимирик упал и не смог подняться.

- Слабак, - сказал Коре, - поднимите его за ноги и за руки. А теперь давите на спину. Вот так, уже вправили. Сейчас тренировка в парах. Удары серии G. Начинаем с четвертого. Полный контакт.

Вспоминая этот момент позже, Коре не мог понять, как он принял такое решение. С поврежденной спиной Джимирик не мог защититься от четвертого серии G, а значит, был обречен. Устав запрещал подвергать курсантов смертельному риску, если этот риск не оправдывался оперативной обстановкой. Рассуждая логически, Коре, с его полной подсознательной кодировкой, мог принять любое решение, кроме такого.

Так погиб Джимирик, и Коре отстранили от тренировок.

Не то чтобы жизнь этих ребят дорого стоила, у них не было даже имен, только номера и клички, а номер четвертый из подготовительной группы, по кличке Джимирик, ничем не блистал - просто Коре, как инструктор, показал свою неспособность и даже недисциплинированность. Последнее могло означать конец карьеры или штрафное задание.

Древние преувеличивали ценность человеческой жизни. Впрочем, это можно понять. Еще в начале двадцать первого каждого отдельного человека нужно было специально зачать, выносить, родить (обычно в муках), затем воспитать и дать ему образование. И только после двадцати или тридцати лет непрерывной заботы индивид становился полноценным человеком. И то не всегда. То, что такой порядок вещей неверен, нам доказывает не только логика, но и наблюдение за природой: например, хозяева океана - акулы поедают собственных детей и тем не менее остаются хозяевами океана.

Ценность человеческой жизни падала трижды: в первый раз после того, как женщины перестали рожать и выкармливать, подобно тому как это делали животные. Большинство людей стало рождаться в пробирке. Второй раз после изобретения нейропрограммирования и ускоренного обучения. Затраты на воспитание и обучение человека сократились примерно вдесятеро. В третий раз после введения единообразных обучающих программ. Исчезло понятие личности, с которым так носились древние, - люди стали одинаковыми, совершенно заменяемыми и лишь получали разные типы профессиональной подготовки. Черты характера, темперамент, способности и прочие различия, столь важные для предков, уже не имели ни малейшего значения. Поэтому так мало ценилась жизнь новичка.

Из двух возможностей он выбрал штрафное задание.

- Какова вероятность моего возвращения? - спросил Коре.

Обычно со штрафного возвращался примерно каждый второй. И некоторые из вернувшихся не были пригодны для дальнейшей службы. Еще одним вариантом был медицинский эксперимент, но идти к медикам мало кто соглашался: после экспериментов подопытных латали, и они выглядели как новенькие, а уже через несколько лет начинали сдавать. Были и такие, которые не хотели идти на штрафное, - их просто увольняли и стирали всю более или менее секретную информацию с их мозгов. Стирали шоком; после шока характер человека всегда менялся.

- Ну, этого тебе никто не скажет. Меньше пятидесяти процентов и больше нуля.

- Насколько больше?

- С тобой идет еще один человек, хороший мастер. Он идет добровольно.

- Фанатик?

- Нет. Просто мастер.

Коре поднял глаза и встретил взгляд полковника - большие голубые глаза без тени чувства. Идеальный военный - машина для побед. "Пройдет еще лет десять или пятнадцать, пока я сам стану таким, - подумал он. - Если вернусь".

- Собственно, обсуждать нечего, - сказал он, - я, разумеется, согласен. Что это будет, в общих чертах? Придется лететь? Я уже соскучился по звездам и настоящей работе.

- Нет, это на Земле.

Он огорчился. Он по-настоящему любил звезды. Среди звезд сознание расширяется, и все видимое пространство до самого края светящейся тьмы умещается внутри маленькой коробочки черепа, не сворачиваясь при этом. Именно так он и чувствовал, глядя на звезды; еще маленьким мальчиком он убегал на берег ночного океана, чтобы ощутить это. Звездное небо. Отшлифованная до ясного блеска чернота.

- Что же такого особенного осталось на Земле? - спросил он. Усмирение всяких жабродышащих? Или все-таки медицинский эксперимент? Под маркой настоящей работы?

- Проникновение на территорию противника.

- Вы можете назвать мне такую территорию?

- Осия.

- Но я ничего не знаю об Осии, - удивился Коре. - Я слышал, там реки из кислоты и радиоактивные вулканы. Там труднее выжить, чем на поверхности Луны. Без скафандра, конечно. Это все равно что в космос, только нудно, потому что не видно звезд. Впрочем, если тамошние аборигены носят скафандры, то мне легче будет смешаться с ними.

- Они не носят скафандров.

- Тогда почему они до сих пор живы?

- Когда оказалось, что экологические проблемы решить невозможно и природа изменилась окончательно, они генетически изменили себя, чтобы выжить.

- Разумное решение.

- Вполне.

- Так, если я правильно понял, эти люди не могут дышать чистым воздухом и пить чистую воду?

- Как раз поэтому с ними невозможно сотрудничать. Либо мы, либо они. Но им гораздо проще испакостить и уничтожить нашу природу, чем нам заново создать уничтоженное там. Технически они безнадежно отсталы, но потенциально они сильнее. Это как очаг заразы в здоровом организме.

- Очаг заразы может быть только в больном организме, - возразил Коре. - Это все? Меня забросят по воздуху?

- Нет. У них какой-то новый способ, о котором они предпочитают не распространяться.

- Такая секретность?

- Они просто сами не знают, что имеют. Могу кое-что добавить от себя, неофициально.

- Буду благодарен, - ответил Коре. Полковник не стал бы добавлять от себя такую информацию, которую можно получить по иным каналам.

- Я кое-что слышал о тех вещах, которыми они занимаются. Наши люди в этом не участвовали. Там орудуют паранормальщики. Вроде бы они построили себе базу на нейтральной территории. Но это не на Земле. И не в пространстве. Они называют это "подреальность".

- Подреальность?

- Да. Только не спрашивай меня, что это. Там не очень опасно, потому что не с кем воевать. Народу мало, и все свои. Но иногда попадается одна штука, они называют его глотатель. Это верная смерть.

- И многих он проглотил?

- Глотатель, я думаю, условное название. О нем ничего не знают, почти ничего. Он большой, килограммов двести, имеет примитивный интеллект вроде человеческого. Даже может связать несколько слов. Никогда не нападает сразу, а долго ходит вокруг да около. Но если он начал ходить вокруг, то ты уже пропал - он не отстанет. Людей это просто сводило с ума.

- Хождение вокруг?

- Да. Но никто не сможет его опознать - он каждый раз выглядит иначе.

- Как один глотатель может выглядеть по-разному?

- Там у них свои закономерности. Дважды два там, конечно же, четыре, и закон тяготения работает, а вот законы сохранения уже пропали. Не сохраняется ни масса, ни энергия, ни форма.

- Меня будут забрасывать через подреальность?

- Навряд ли. У них есть еще что-то, похожее на неосвещенный тоннель, по которому ты можешь попасть куда угодно.

- Тогда зачем нужны космические крейсеры?

- Проблема в том, что ты не можешь прийти к концу тоннеля целиком. Или что-то вроде этого. Если после перелета от крейсера останется одна антенна, то сам понимаешь.

- А если от меня останется одна берцовая кость?

- Тебя заменят. Я бы не хотел, чтобы так случилось. Поэтому и говорю тебе все. Они же ни о чем не станут тебя предупреждать.

- А как в этом тоннеле с глотателем?

- Не знаю. Вроде бы он там везде. Он даже притащится за тобой сюда и проглотит тебя в твоем собственном доме, потом, когда ты и думать забудешь о задании. Так что желаю не попадаться.

* * *

... Он вышел из здания. Сегодня на улице показывали "Улисс в Трое", живой исторический фильм. Огромные экраны телевизоров канули в Лету еще во времена детства родителей Коре - и снова входили в моду как "ретро". Телевизоры были заменены живыми фильмами. Сейчас все говорили о видеокраске, но новшество пока лишь испытывалось. Пробные версии продукта уже поступали в продажу и пользовались большим спросом. Видеокраской просто раскрашивались стены любого помещения, и это давало хороший эффект присутствия. Правда, изображение пока было необъемным и без гравитационных эффектов. А живые фильмы обычно шли на открытом воздухе, на улицах или в парках, хотя могли быть показаны и в комнате. На улице всегда шел какой-нибудь фильм - но фигуры были полупрозрачны, чтобы зрители могли отличить видение от яви.

Улисс выбежал прямо на Коре, зарубил двоих по пути, присел, уклоняясь от копья (Коре увидел стремительно выросший медный наконечник, пролетевший прямо через его глаз), упал и притворно застонал; на него бросились еще трое осмелевших врагов; все трое пали.

Неплохо дерется, подумал Коре об актере.

Домой он вернулся вечером. Когда он входил в комнату, две ходиковые лампы резвились, гоняясь друг за другом по потолку, но увидели хозяина, централизовались, замерли и засветились ровным молочным светом. Робот-мышь для уборки помещений шмыгнул в свою норку и затаился, ему не полагалось показываться на глаза людям. Ожил пульт и замигал кнопочками, предлагая выбрать любую. Пульт был сконструирован так, что получал удовольствие от прикосновения человеческой руки. Иногда Коре просто гладил его, и пульт мурлыкал. Психологи говорят, что это расслабляет. Действительно, расслабляет.

Коре сел в кресло и развернул текст инструкции. Одна из ходиковых ламп подбежала по стене, устроилась за плечом и приготовилась читать вместе с человеком. Вторая погасла.

Он прилежно изучил инструкции. Инструкции были удивительны: в них не содержалось почти ничего конкретного. Это настораживало. Проникновение. Метод фантома. Рабочий блок номер сто сорок ИПЯ - института паранормальных явлений. Все, что Коре помнил о паранормальных явлениях, - это прошумевшая совсем недавно теория о возможности связаться с недавно умершим человеком. Техническое воплощение теории блистательно провалилось. А вот и нечто нужное. Аппарат величиной с маленький мячик - с помощью него можно будет вернуться. Совсем краткая инструкция для пользователя. Один мячик для двоих - разделяется на полусферы. Для возвращения достаточно повернуть ключик. Ключиков тоже два. Никаких дополнительных возможностей. Здесь что-то неточно: подобные аппараты всегда многофункциональны. Посмотрим. Возвращение лишь спустя сутки после прибытия, не раньше. Первые сутки аппарат дезактивирован. Что, если я провалюсь в первые же сутки? Надо понимать так, что, мол, тогда выкручивайся как хочешь? Цель проникновения информация. Информация о чем? Ага, подробности по прибытии. Знакомство с партнером только перед самым началом операции. Степень секретности нулевая, то есть ни туда ни сюда. Скорее всего степень секретности засекречена сама, и это ничего хорошего не означает.

Он отложил четыре листка с инструкциями.

- Покажи что-нибудь! - приказал он.

Пятно видеокраски на стене ожило и начало показывать испытания нового военного самолета. Изображение мерцало - качество краски было никудышным. Наверное, даже телевизоры работали лучше.

Большая серая комната, почти зал, с окнами в полстены. Первый этаж двухэтажной пластиковой коробки. И еще восемь этажей вниз. Восемь, судя по лифту. Рабочий блок номер сто сорок института паранормальных явлений. Где-то по планете разбросаны еще как минимум сто тридцать девять. Сто тридцать восемь, вспомнил Коре, - четырнадцатый блок ликвидирован после аварии. Если верить прессе, ничего страшного не произошло: медик по имени Дулди сделал открытие, сошел с ума, умер, открытие поспешно испытали - и без толку. Само открытие, как то часто бывает, совершилось лишь благодаря курьезному стечению обстоятельств. Некий медик по имени Дулди, потерявший в аварии ногу, продолжал ногу ощущать и даже питал к ней нежные чувства. Всему виной был легкий болевой шок, повредивший психику медика Дулди. Когда у Дулди начался сепсис и ногу необходимо было ампутировать, ему предложили два варианта: первое - ампутация и, конечно, потеря положения в обществе, или выступление в Ужас-Шоу по второму общему каналу. Медик Дулди выбрал второе (как любой нормальный человек), потому что выступление в шоу позволяло надеяться на пожизненную пенсию. Участников шоу было четверо, каждый из них под пристальными взглядами миллионов зрителей отпиливал себе конечность столярной пилой. Правда, мало кто из зрителей знал, что конечность все равно приговорена к ампутации. Это была единственная подтасовка - все остальное всерьез и честно. Процесс ампутации и лица участников постоянно показывались крупным планом. Но главный фокус был в том, что пожизненную пенсию выигрывал лишь один из четырех участников тот, который больше других понравился зрителям. Во время операции на самих себе участники должны были весело шутить, рассказывать анекдоты и пр. Обычно побеждал тот, кто казался веселее. Перед началом шоу четверым участникам демонстративно впрыскивали вещество, блокирующее действие любых анальгетиков, - так что обман просто исключался.

Медик Дулди победил в шоу просто блистательно, хотя и начал заговариваться на последних минутах. Заговариваться он продолжал и в последующие несколько дней (жизнь победителя продолжала освещаться вторым общим каналом), а потом понял, что любит свою умершую ногу. Во сне нога являлась к нему и бегала по полу, потолку и стенам. Нога прыгала по клавиатуре и пальцами набирала слова и формулы. Некоторые из слов и формул медик запоминал - и записывал, проснувшись. Он настолько полюбил собственную несуществующую ногу, что даже отказался от биопротеза. Тогда-то его поведение и привлекло внимание психиатров. В лечебнице медик Дулди стал быстро чахнуть и скончался. Отходя в мир иной, он надеялся на скорую встречу с любимой деталью собственного тела. Записи, сделанные умершим, просмотрели и нашли в них определенную логику. Был создан аппарат, напоминающий обыкновенный телефон, с той только разницей, что предназначался он для связи с потусторонним миром. После первого же сеанса связи в здании блока номер четырнадцать произошел выброс вредного вещества. Уже через несколько минут здание блока изолировали, засыпав горой полимерного бетона, - и таким образом похоронили и тайну, и занимавшихся ею людей.

Коре был уверен, что после того случая институт паранормальных явлений перестал существовать. А он, оказывается, имеет целых сто сорок блоков. Многовато для института, который занимается только голосами умерших родственников. Впрочем, это не наше дело. Коридоры и комнаты выглядят запустелыми. Оборудования почти нет.

У окон стояли несколько машин, и медленно разворачивался колесный грузовик с откинутым задним бортом. В кузове стояли ящики с пивом. Грузовики, ящики, неквалифицированный персонал, отсутствие охраны на входе - определенно маскировка. Серый опухший человек запирает замок на воротах и все никак не может запереть. Грязь, слякоть, настоящая осень, хотя только конец первого летнего месяца.

- Кельвин, - представился невысокий улыбчивый человек. - Твой партнер и, надеюсь, товарищ.

Лицо располагает. "Кельвин" - конечно же, ненастоящее имя, слишком просто. Судя по голосу, профессионал. Ценность не меньше пятидесяти. Все индивидуальные особенности голоса стерты - голос такого не запомнишь и не узнаешь. Идеально контролирует собственную мимику.

- Я тоже надеюсь, - сказал Коре, - и надеюсь, что ты немножко больше меня знаешь об операции. Как нас собираются забросить?

- Какая тебе разница?

- И все-таки?

- Они называют это "Метод фантома". Забрасывать будут не тебя, а лишь твой психологический слепок. Он сольется с психикой какого-нибудь местного жителя и наслоится на нее. Ты будешь и собой, и не собой одновременно. Но внешне неотличим от аборигена. Главное - ты сразу будешь знать все о местной жизни и потому не проколешься.

- Это точно?

- Точно, но вот настолечко. - Кельвин показал щепотку. - Это совсем новая техника, мы только начинаем работать с потусторонними явлениями. С девятнадцатого века наука потусторонним не занималась. Теперь приходится нагонять.

- Потусторонним?

- Перенос фантома возможен только через тот мир. Там ты пройдешь дважды: вперед и назад, туда и обратно. Прыжок через смерть, так сказать. Это как тоннель подземного сообщения: темно, но нестрашно и удобно. Тот мир мы называем антиреальностью.

- Я до сих пор не был уверен, что тот мир существует, - сказал Коре. Я слышал только историю о медике Дулди. Там такая же реальность, как и у нас?

- Такая же, только вывернута наизнанку. Собственно, никто толком не знает. Мы хорошо изучили только пограничную полосу между мирами. Вот туда мы можем ездить свободно, как на курорт. Пограничную область мы называем подреальностью. Там не скучно. Например, если ты нарисуешь чертика здесь, то в подреальности он оживет. Скоро увидишь своими глазами.

- А как насчет глотателя?

- Впервые слышу о таком. Ладно. Еще сегодня встретимся в Осии.

Говорит так, что хочется поверить. Впервые слышит он, как же.

- Приятно будет подышать настоящим сернистым газом или глотнуть цианистого лимонада, - попробовал пошутить Коре. - Те немногие, которые дышали или глотали, успевали вскрикнуть от удовольствия, но уже ничего не рассказывали. Ты уже там бывал?

- Там еще никто не бывал, кроме животных. Но все животные благополучно возвращались.

- Животные не могут рассказать. Можно было послать автоматическую подделку под человека.

- Автомат не имеет психики.

- Тогда можно поймать тамошнего жителя и завербовать. Это же проще.

- Ты еще не имел дела с искаженными существами?

- Только раз, с замедленными. Вполне противные твари и, кажется, не поддаются дрессировке.

- С этими то же самое. Они сконструированы так, что способны предать кого угодно и что угодно, только не общую идею.

- Веселенькие ребята. А что у них за идея?

- Идея часто меняется, но принцип остается.

... Опухший человек наконец-то справился с замком, поднял задний борт грузовика, сел в кабину. Грузовик продолжал кататься вперед-назад, пытаясь развернуться. Кажется, дождь почти перестал. А по прогнозу должно быть ясно и тепло.

- Ты не слышал прогноз?

- Пристегнись, - сказал Кельвин и начал пристегиваться сам.

Два кресла выдвигаются из стены и прячутся в стену. "Судя по сиденью, я далеко не первый человек, которого перебрасывают". Кельвин сел не глядя, и его пальцы сразу нашли ремень. "Он ожидает, что я поверю в сказку о том, что никого до меня не забрасывали? Ты сам ходил туда раз десять как минимум".

- Последний вопрос: что станет с моим временным трупом здесь, если фантом не вернется?

- Превратится в постоянный, я думаю, - ответил Кельвин.

- Люблю постоянство.

Техник сделал непроницаемое лицо и склонился над генератором. Второй осмотрел округлый предмет и поместил его на предметный столик. Он чему-то улыбался левой стороной лица.

Генератор включился на несколько секунд, загудел охлаждающий вентилятор и снова умолк. В тишине стало слышно, как дождь барабанит по карнизу. Грузовик все еще ерзал во дворе.

- Все?

- Я думаю, все. Попробуй включить.

Еще несколько непонятных фраз на техническом жаргоне.

- А вдруг там?...

- А вдруг там голос твоей покойной бабушки? Все может быть. Там может быть даже голос архангела Гавриила. Или голос зеленого марсианского человечка. Ребята, готовы? Стартуем.

"Кто такой архангел Гавриил? - подумал Коре. - Наверное, кто-то из заброшенных раньше. Интересное у него имя, но странное. Таких имен мастера не носят - слишком запоминается. А вот на Марсе никогда человечки не водились. Ни зеленые, ни желтые. Почему у них неверная информация?"

И мир взорвался.

Он попробовал пошевелиться и сразу понял, что тела больше нет. Жил лишь мозг, лишь разум или душа, или что там есть внутри мозга? - молекула вечности. Стало страшно, но от страха не забилось сердце - и тогда стало еще страшнее. Он крикнул, услышал свой крик и немного расслабился. Нет, это был не звук, но это было нечто, отличное от ничто. "Нечто, отличное от ничто, так только я мог подумать, - подумал он и окончательно успокоился. Если сейчас я душа, то похоже, что душа бессмертна. Какая разница, в каком виде существовать?"

Темнота пульсировала.

Ему показалось, что вдалеке, очень далеко, так далеко, как никогда не бывает в мире живых, всплывает серое мерцание. Он попробовал приблизиться, и мерцание приблизилось. Ощущение напоминало свет, но не было светом. Серое мерцание напоминало вытянутое яйцо, его поверхность неравномерно колебалась.

- Эй! - сказал он и ощутил свой голос одновременно в себе и во всей черноте окружающей бездны. - Ты меня слышишь?

Яйцо исчезло, как показалось Коре, убранное большой рукой; он ощутил, что темнота течет - из тьмы появилось черное существо в полтора человеческих роста. Оно имело почти человеческую анатомию: ноги, руки правда, с перепонками и на каждой по три пальца. За спиной нечто похожее на развевающийся плащ. Морда наполовину состоит из открытого рта с тонкими губами. Во рту штук шесть длинных и тонких как шилья зубов. Такими невозможно жевать. С таким ртом можно глотать только манную кашку. Усы, похожие на кошачьи. А вся морда напоминает мышиную. Кожа гладкая, черная, с желто-зелеными бликами - будто от света, но света нет. Возможно, он светится сам. Неприятная зверушка. Надеюсь, она не кусается.

Зверушка посмотрела на Коре, но без всякого интереса, зевнула, открывая пасть еще шире, и уплыла вдаль.

- Кельвин? - спросил он. - Ты здесь?

- Я рядом.

- Что это было?

- Черт его знает. Здесь иногда появляются такие. Но никто не знает, опасны они или нет.

- Мы здесь долго будем висеть?

- Здесь нет времени. Мы можем провисеть секунду или вечность по нашим внутренним часам. Это не имеет значения. Обычно не больше часа; но это субъективное ощущение.

- И ты говорил, что никто никогда здесь не был.

- Разве я говорил?

- Если нам все равно здесь час сидеть, - сказал Коре, - может быть, ты ознакомишь меня с заданием? Кажется, здесь нас никто не сможет подслушать.

- Наверняка подслушает, только неизвестно кто. Может быть, мы сейчас кому-то снимся.

- Тогда скажи, - спросил Коре, - какие наши интересы там? Только профилактика? Или что-то серьезнее?

- Серьезнее.

- Что?

- Многое. Например, биологические испытания. Не станем же мы испытывать биооружие на себе. Они тоже пытаются испытывать на нас - так что все справедливо.

- Опять какая-нибудь молниеносная чума?

- Нет, ты несправедлив. Всякая замечательно молниеносная чума давно придумана и испытана. Мы работаем гораздо тоньше. Скажи, что тебе больше всего досаждает в жизни?

- Мне ничего не досаждает.

- А если подумать? Вещи, над которыми ты не властен?

Коре задумался.

- Меня мало что может вывести из себя, - сказал он, - но иногда мне приходится балансировать на грани. Больше всего мне досаждают некоторые люди - я с ними работаю, рядом живу или случайно встречаюсь. Есть такие, которые лезут в приятели, а сами последние сволочи; некоторые рады нагадить тебе прямо на стол и делают это при каждом удобном случае. В переносном смысле, конечно. Меня раздражает то, что с ними нельзя справиться. Юридически они невиновны. Если я, например, размажу по столу их физиономии, они подадут на меня в суд. И будут правы. Приходится с ними общаться - но это все равно что иногда питаться экскрементами вместо энергетических таблеток. Ты это имел в виду?

- Почти. А теперь представь себе то же самое, но удесятеренное. И представь, что каждый третий или второй вокруг тебя - такие. В твоей семье, твои напарники или члены группы. И каждый день они делают одно и то же - с тупостью мухи, которая садится тебе на лоб. Рано или поздно ты сорвешься, а если не сорвешься, то начнешь нервничать и потеряешь свой класс. В ответственный момент такой попадется тебе под руку - и ты ошибешься. А это как раз то, что нужно твоему врагу.

- Но это трудно подстроить.

- Ничуть. Большинство телесных болезней сейчас лечат. С психическими тоже научились справляться. Идиотов и маньяков в крайнем случае изолируют. Но болезней нравственных вроде бы не существует. Но они ведь встречаются на каждом шагу; они заразны; они дают эпидемии. Любая война - это эпидемия нравственной болезни. А то, о чем ты говорил, называется у нас "нравственный кретинизм". М-кретинизм сокращенно. Это обыкновенная болезнь, которой можно заразить. Одна из многих подобных. Этим занимается целое управление по борьбе с психологическим терроризмом. Конечно, ребята работают не только по М-кретинам. По М-кретинам больше работает группа ZZZZ.

- И многих уже заразили?

- Не мало. Но там, куда мы идем, зараженных всего шестеро. Шестеро М-кретинов, зато все чистопородны. Классика болезни. Приедем - ты их увидишь.

- Это связано с заданием?

- Может, да, может, нет. Но все равно ты с ними столкнешься. Мимо не пройдешь. Мимо таких не проходят.

- Подожди, я подумаю, - сказал Коре. - Если заразить половину парламента или каждого пятого в генеральном штабе? Ну, генералы просто пойдут в рукопашную, это обычное дело. Сенаторы тоже способны к мордобою. А если заразить всех? Но если М-кретин придет к диктатуре? Было же два случая еще в двадцатом веке? И еще два в двадцать первом? Лучше уж сразу взорвать нашу маленькую планетку. Меньше будем мучиться. Ты меня слышишь? Ау!

Темнота молчала.

- Ты молчишь или тебя нет? Ответь!

Молчание.

И в этот момент черный мир вдруг лопнул как мыльный пузырь.

Мир лопнул как мыльный пузырь.

Он оглядел странный пейзаж.

Мозг был как вокзал, битком набитый пестро одетыми переселенцами - и каждый орал на собственном языке. Память будто разбили на шестеренки и половину шестеренок выбросили. Да еще добавили чужого мусора.

"Здесь меня зовут Арей, - вспомнил Коре. Память состояла из причудливых пятен своего и чужого прошлого. - Я помню этот мир. Я помню, что небо здесь иное, зеленое, а звезды по ночам горят красным и освещают красным каменную пустыню. Я помню, что над горизонтами здесь всегда серое кольцо. Я помню, что здесь не бывает дождей и почти нет ветра, что в этом мире есть большой дом, на крыльце которого моя мать запускала для меня механическую ящерицу. И еще я помню, что то была не моя мать и то был не я. Я не помню вкуса шоколада, я не помню своего имени - того, настоящего, я помню обоих своих отцов, но не знаю, кто из них кто. Я помню много чужих лиц, дат, имен и названий - но не помню и половины того, что мне нужно. НАСЛОЕНИЕ ПАМЯТИ - так они это называют. А вот это помню. А вот эта штука вернет меня обратно. - Он нагнулся и поднял блестящий предмет величиной с яблоко - главное, не потерять его. - А вот эта женщина рядом со мной - это и есть Кельвин. Но, черт возьми, почему он воплотился в женщину? Хотя мне никто не обещал мужчину. А они ведь не соврали - местность мне знакома".

- Ау, Кельвин, это ты? - спросил он. - Знаешь, а ты симпатичный. Ты, случайно, не замужем? Это было бы досадно.

Женщина не была симпатична. Стоя с ней рядом, Коре чувствовал инстинктивный страх нормального перед искаженным существом, находящимся вблизи. Психологи пока не объяснили природу этого страха - они говорили о том, что человек подсознательно реагирует на измененное существо, как на грубое нарушение природных законов, понятных ему. Так животное пугается робота, пьяного или сумасшедшего. К присутствию искаженного нужно постепенно привыкать. Итак, Кельвин наслоился на тело женщины. Думаю, это не последний сюрприз.

Кожа женщины была неестественно бледна, с синевой, и местами просвечивалась, как тонкая ткань. На лице не было бровей и вообще даже намека на волосы. Коре подумал, что аккуратно заколотые волосы на ее голове - на самом деле парик. Женщина поднесла руку к щеке и сказала слово на незнакомом языке - задержавшись на мгновение, сознание перевело слово, и язык стал своим. На ее пальцах не было ногтей. "На моих тоже нет, - подумал Коре, - сейчас она должна испугаться. Я выгляжу так же странно. Потом она вспомнит, посмотрит на свою руку и все поймет".

- Что это? - спросила женщина, и ее зрачки расширились от страха. - И что мне теперь делать? Что?

Ее глаза были нечеловеческого, золотистого оттенка, со зрачками, вытянутыми в ниточку. Как у хищника. Но сейчас зрачки стали большими.

Коре разделил шарик на две части и протянул половинку женщине. Две части прибора для двух человек. Каждая вернет своего хозяина в его собственный мир. Если только сработает.

- Как тебя теперь зовут? - спросил он.

Женщина отпрянула.

- Да ну ладно, хватит, мы теперь оба выглядим одинаково. Я бы хотел посмотреть сейчас в зеркало. Особенно посмотреть на свои глаза. От твоих просто бросает в холод. Так ты вспомнил имя?

- Оксана.

- Самое дикое имя, которое когда-либо слышал. А меня Арей - не меньшая дикость. Странно говорить на чужом языке, правда? Ну не притворяйся, enough of this!

- Что? - снова спросила женщина.

Коре повторил фразу.

Она явно не понимала по-английски.

- Значит, ты не совсем Кельвин, - сказал Коре. - Над этим стоит подумать. Но лучше побыстрее уйти куда-нибудь в безопасное место. Мы попали не совсем в яблочко. Потом объясню. Здесь могло измениться все. Я не знаю, какие зверюшки обитают в этом уютном мире.

- Но я ведь была на берегу реки? - спросила Оксана. - А где же река? Кажется, это вообще не земля, это другая планета. Ой, мамочки.

Небо над их головами было серым с синевой, полупрозрачным; мутное зеленоватое солнце бросало яркие лучи на мертвый грунт, и от этого грунт будто оживал, чуть зеленея. Коре показалось, что он видит мох; он нагнулся, но сухая пыль рассыпалась в его пальцах. Холмы были покрыты мертвыми лесами: деревья стояли плотно и, кажется, в том же порядке, в каком должны стоять деревья нормального мира, но голые, без листьев и коры светло-серые, гладкие, блестящие. Целые - до единой маленькой веточки. Дальние холмы тоже покрыты мертвым лесом, над лесом зеленоватая муть, и кажется, что кошмар кончается там, у кромки горизонта, где зеленоватая муть обманывает глаз иллюзией жизни. И кажется, что муть плывет, и кажется, что ты посажен в громадную бутыль из зеленого стекла, в бутыли сигаретный дым, и солнце освещает бутыль косо и насквозь, и пробка в бутыли, и нет из той бутыли выхода.

- Даже мелкие веточки остались, - заметила Оксана, - ой, Господи!

- Значит, здесь нет бактерий и нет гниения. И ветра тоже нет.

- Мы что, на Марсе?

- Ага, и я зеленый человечек. На Марсе нет деревьев, это знают двухлетние дети. Не волнуйся. Мы дома. То есть поблизости дом половины меня. Не могу сказать точнее, извини. Дом второй половины остался за тридевять земель. - (А что означает числительное "тридевять"? - удивилось его второе Я.) - Но все равно места родные. Я узнаю местность, вон те развалины раньше были мостом. Там проходила трасса. Судя по виду обломков, мост разрушился лет тридцать назад, но не больше пятидесяти. Вон там... Он запнулся, язык не решался произнести столь странное название. - Вон там Ыковка, в той стороне, километрах в двенадцати. Так деревня называется, у половины меня в Ыковке дача. Построена из настоящего кирпича - трудно даже представить. Там сейчас люди, если только в таком мире могут жить люди.

Оксана осматривала свою одежду:

- Ну, не сама же себе я сшила такой жуткий балахон? У меня бы рука не поднялась так себя уродовать. Значит, люди есть.

- Точно, люди тут есть, - сказал Коре, - а люди должны чем-то питаться. Значит, и звери тут есть.

- Звери?

- Саблезубые мамонты, например.

- Не надо мне таких шуток, - испугалась Оксана.

"Эта женщина знает смысл слова "мамонт", - подумал Коре, - значит, ее учили не по стандартной программе. Или проходила спецподготовку. Но спецы никогда не будут так нервничать. Не сходится".

Он внимательно осмотрел местность. Визуально - опасности нет.

- Ты где училась? - спросил он.

- В школе, и все.

- По какой школе?

- Не по какой, а в какой.

- Тогда я чего-то не понимаю.

- Не понимаешь, так и не спрашивай.

- Логично.

Рядом, у самых ног, был неглубокий овражек, занесенный песком до половины. Овражек уходил в сторону густого неживого леса, поворачивал под прямым углом и терялся в зарослях. На песке - полузанесенные следы гусениц: может быть, трактор, может быть, танк.

- Это река Хворость, - вспомнил Коре. - Бывают же такие названия.

- Где?

- Да вот этот овраг. Здесь раньше текла река. В этой реке дедушка местной половины меня купался, когда был молодым. Местная половина хорошо помнит фотографию. Берега еще не полностью осыпались. Интересно, куда она пропала?

- Ничуть не интересно, - сказала Оксана, - я хочу домой.

- А где твой дом?

- На Сумской.

- Где?

- Это такая улица.

Насколько знал Коре, улицы везде и всегда называли только номерами.

- Девочка, в каком году ты родилась? - спросил он.

- В девяносто третьем.

- Тогда тебе всего девять лет, - сказал Коре, уже предчувствуя новую неприятность. Сначала женщина; потом женщина, даже не помнящая языка; потом еще окажется, что Кельвин наслоился на тело и мозг женщины столетней давности. Так всегда бывает при сбое сложной программы - оказываешься черт знает где и черт знает с кем.

- В тысяча девятьсот девяносто третьем, - уточнила Оксана.

Оксана представила себе дом, себя на кухне, приготовляющую блины, сметана пахнет так вкусно, хочется зачерпнуть ложкой, на голове косынка, и из-под косынки выбилась прядь, прядь щекочет переносицу, а муха бьется в стекло. Неужели это никогда не повторится? Ну неужели?

- Я хочу домой! - повторила она.

- Домой ты отправишься обязательно, но через двадцать три часа с минутами, - обнадежил Коре, - быстрее не получится.

- Почему не получится?

- Так устроен аппарат.

- Ты его сам делал?

Боже мой, с кем приходится иметь дело.

- Да, - соврал Коре. Фантом Кельвина наслоился на психику женщины, жившей век назад. Она ничего не помнит, значит, не помнит и задания. Возможно, Кельвина уже просто не существует. Его временный труп превратился в постоянный. Скажем, душу напарника унесла зверушка трехметрового роста с шестью зубами в пасти. Хватать и нести такими зубами получится хорошо. Интересно, куда она его отнесла? - Да, я его сам сделал.

- Так лучше надо было стараться! - закричала Оксана.

- Без истерик. Через двадцать три часа ты уйдешь отсюда домой, - снова соврал он. - А пока давай посмотрим. Это же совершенно новый мир - мир без растений, без зелени. Здесь пищевые цепочки должны начинаться с нефти, например, или с каменного угля. Какие-нибудь существа, которые питаются нефтью, потом их пожирают хищники, а хищников люди - примерно так.

- Я ухожу!

- Куда?

- В Ыковку! Ты сказал, что есть такая деревня.

- Одна? Почему не со мной?

- Ты мне осточертел!

- Иди.

- И пойду!

- А знаешь, что самое страшное в новом мире?

- Ну?

- Это люди, которых ты не понимаешь.

Оксана представила дикарей, одетых в балахоны; дикари хватают ее, связывают руки и ноги, надевают на длинный алюминиевый шест и начинают поджаривать, облизываясь. "Мама, а тетя скоро будет готова? Можно я ее вилочкой наколю?" - спрашивает юная людоедочка со стрекозиными крылышками на спине. Оксане захотелось упасть на землю и зарыдать во весь голос, но она сдержалась, не стала пачкать балахон.

Коре подошел к тому месту, где раньше был берег Хворости, постоял и спрыгнул вниз, на песок. Песок оказался плотным, как бетонная плита.

Теперь он стоял у глиняной стенки, которая раньше была берегом. В стенке виднелись отверстия-норки, как будто здесь водились птички-береговушки. Он нагнулся над одним из отверстий и услышал скребущий звук.

- Эй!

- Что?

- Иди сюда, тут что-то живое.

Оксана увидела, как из норки выпрыгнула черная живая стрела, Коре отклонился мгновенным движением корпуса, живая стрела пролетела метра четыре и плюхнулась на твердый песок, сразу задвигалась, свиваясь восьмерками.

- Это змея! - закричала Оксана. - Сюда, давай руку!

- Подожди, это, кажется, насекомое.

- Скорее вылазь!

- Да не бойся, оно меня не укусит. Можешь слезть сюда сама.

- Спасибочки, обойдусь.

Существо было коротковато для змеи, больше всего оно напоминало многоножку. Похоже, оно плохо видело, но хорошо слышало, потому что сразу повернулось на звук.

- Крикни еще раз, - тихо сказал Коре.

- Сам крикни.

Существо возвращалось в свою норку. Оно не было ни змеей, ни многоножкой. Оно имело две большие клешни и несколько клешней поменьше.

- Поцарапал все же меня. Нет, только зацепил рубашку, - сказал Коре. Штоб ты сдох!

Существо дернулось и замерло на пути к норке. Лапы раздвинулись. Определенно сдохло.

- У тебя хорошо получается проклинать, - заметила Оксана, - оно действительно сдохло. Нет, так не бывает. Совпадение. Не бывает так, чтобы змея сдохла от одного пожелания. Не бывает, правда.7

Коре подошел к неподвижной твари. Подбросил носком сапога. Совершенно мертва. Почему бы это ей умереть? Не от моих же слов, в конце концов? Можно даже попробовать еще раз - он огляделся в поисках еще одного живого существа, но все вокруг было мертвым. Надо запомнить и повторить эксперимент.

- Я думаю, что это был обыкновенный речной рак, - сказал Коре, просто в этом мире он изменился. Он вытянулся и стал быстро двигаться. А раз нет реки, он живет просто в песке, как скорпион или фаланга.

- А если он ядовитый?

- Конечно, ядовитый - как же иначе он будет охотиться?

- Он тебя не поцарапал?

- Нет, хотя должен был. Ну, пошли.

- Куда пошли? - удивилась Оксана.

- Дальше. Тебе же интересно посмотреть, что там дальше?

Она не придумала, что ответить, и молча пошла за мужчиной. В конце концов, мужчина - это все-таки защита.

- Ты так и будешь молчать? - спросила Оксана.

- Задумался.

- О чем?

- О тебе, - соврал Коре и подумал, что, несмотря на измененную природу, люди в этом мире могли измениться не так уж сильно... Внешне по крайней мере.

"Золотые глаза, звериные зрачки, отсутствие волос и ногтей. Кожа. Да, еще кожа. Совсем не похожа на человеческую. Но так и должно быть, ведь кожа первая принимает удар среды. Что они едят и что пьют? Я так много не помню... После травм память обычно восстанавливается. А сейчас? А сейчас я как стертый файл. Не думаю, что она восстановится сама. Найди знакомых, и они тебе помогут. Если не раскусят, кто ты такой. Можно сказаться больным... С такой скоростью, как мы идем, раньше ночи к поселку не доберешься. Неизвестно, какая здесь ночь... Впрочем, ночь я помню - чернота с красными иглами звезд. Здесь нет по ночам световых реклам, поэтому ночи черны, как инопланетные. Иногда движутся автомобили, и свет их фар виден за десятки километров. Тому, другому Я, который жил здесь, нравились эти ночи. Но куда делся он, если я в его теле? Если от него остались лишь осколки воспоминаний, несколько имен, несколько сцен чужой жизни? И хватит ли мне этого, чтобы войти в чужую жизнь? Я даже не знаю, есть ли у меня семья. Жены точно нет. Бедный Кельвин. Возможно, он не полностью стерт. Нужно попробовать".

Коре думал о нескольких вещах одновременно, для экономии времени. Разные мысли шли слоями, на разных глубинах, не пересекались и не смешивались.

"Мужчина - это все-таки защита, - думала Оксана и плелась за спутником. - Все равно погибать, какая разница. Только со мной могло так получиться. А я же такая хорошая. А теперь у меня руки без ногтей и белые. Ну и пусть: чем хуже, тем лучше. Это, наверное, сон, потому что у меня был такой сон, когда я знала, что не сплю, но спала. Но я же хорошо знаю, что не сплю. Как же так может получиться, что я сплю? Но у него кошачьи глаза, значит, "я точно сплю".

Она уже успела отстать и постепенно отставала сильнее. Вначале она шла сверху, по берегу высохшей реки, но потом сухие деревья приблизились (она отломила веточку на память об этом мире), придвинулись совсем близко, и ей пришлось спуститься. Несколько раз они видели раков, переползающих дно реки, и останавливались, пропуская их. Русло реки уже трижды сделало поворот, Коре узнавал места - отмели, ямы, островки, за следующим поворотом должен быть мост.

В лесу явственно хрустнула ветка. "Человек или зверь? - подумал Коре. - В любом случае этот лес не совсем пуст. Это называется идти прямо в пасть, в пасть неизвестно кому. В моей памяти нет никакой информации о хищниках. А лес должен кончиться за следующим поворотом реки".

- Все, я устала, - сказала Оксана. - Или мы отдохнем, или я умру прямо здесь.

- А как же раки?

- Пускай они меня съедят, тебе ведь меня не жалко.

Она села на песок, больше не думая о чистоте балахона. Чем хуже, тем лучше. Останусь здесь и умру с голоду. Потом меня съедят раки, а он спокойно вернется домой и повесит мою фотографию над роялем. Лучше ту фотографию, которая снята в Сочи, в прошлом году. Но у него нет рояля? ради такого дела купит.

- Послушай меня, женщина, - сказал Коре.

- Оксана.

- Все равно не мужчина, так что нет разницы. Дело очень серьезное. Напрягись, подумай и вспомни, о чем тебе говорит слово "Кельвин". Ну!

- Ни о чем.

- Подумай еще раз. Возможно, это слово тебе что-то напоминает. Ну кто так старается! Не вижу капель пота на лбу!

- Напоминает, - сказала Оксана. - Это слово напоминает градусник. Мы так в школе учили.

- Уже легче.

- Правда?

- Ага. Большая разница - примерно как голый в космосе и как в космосе в набедренной повязке. Попробуем еще раз. Как ты убираешь в доме?

- Мою полы.

- Бедняжка. И ты так спокойно об этом говоришь. Что такое мышь?

- Маленькая крыса.

- Еще что?

- Знаю! - обрадовалась Оксана. - Мышь - это ручка у компьютера.

- Нет, лапочка. Мышь - это робот для уборки помещений.

- Спроси еще что-нибудь.

- Где ты сейчас?

- Во сне.

- Кажется, достаточно. Понимаешь, женщина, мне должны были прислать другого человека вместо тебя, мне должны были прислать человека с инструкциями. Но ты ведь ничего не знаешь. А без инструкций мне здесь нечего делать. Как я могу выполнить задание, которого не знаю?

- Ты меня убьешь или отпустишь?

- Сейчас это одно и то же. Зачем тебя убивать, если ты тоже ничего не знаешь?

- Ничего.

- Поэтому пользы от тебя никакой, а забот много. Жаль, что нельзя отправить тебя домой.

- А если попробовать?

- Попробуй, - сказал Коре. - Возьми эту штучку, вот так, и поверни ключ. Но ничего не произойдет. Аппарат еще не активирован.

Оксана повернула ключ. Ничего.

- А что же делать?

- Подождать двадцать три часа.

- Тогда будем ждать. Только я не хочу ждать в лесу. И в маленьком домике я тоже не хочу - ты очень страшный, когда близко. Особенно в темной комнате. Мне вчера уже снился кошмар. И на той неделе тоже.

- А хорошо бы поесть, - сказал Коре.

Он сказал это, просто чтобы что-нибудь сказать. Есть совсем не хотелось.

- Хорошо бы.

- Только нечего.

- Ты же мужчина.

- Давай я наловлю раков, - предложил он.

- Спасибо, сам их кушай. Я лучше с голоду умру.

Она представила себя в виде скелета, обтянутого пергаментной кожей, еще живого скелета с распухшим животиком; если умираешь от голода - животик почему-то распухает. Представила и почти согласилась на раков.

- Тогда я пойду поохочусь, - сказал Коре.

- Ты думаешь, что в лесу кто-то живет?

- А почему бы и нет?

- Ты даже не знаешь, на кого будешь охотиться. Это же глупо.

- Почему не знаю? На мамонта, например.

- И ты хочешь меня оставить одну?

- Хватит ныть.

- Ладно, хватит, - согласилась Оксана.

Он поднялся по довольно крутому склону и вошел в лес. Склон был песчаным, из настоящего мягкого песка, не переплетенного травами и корнями. Песок как из химической лаборатории. Высота склона - примерно с четырехэтажный дом. Места знакомы, но вспоминаются обрывками. Поверх одной памяти записали другую. Все то же самое, что было в окрестностях Ыковки. Здешний лес когда-то был сосновым, похоже. Ну и пейзажик на этой планете. На твоей собственной.

Следы. Много следов. Такие следы не могло оставить ни одно земное млекопитающее. Глубокие, сантиметра по четыре, и узкие. Эти существа плохо приспособлены для передвижения по песку. Цепочки следов идут по четыре. Это больше похоже на след неколесного механизма, чем на след живого существа. Допустим. Но что-то знакомое есть в этих следах. Знал ли я их в той жизни?

Он присмотрелся к стволам. На стволах деревьев царапины. Но царапины не поднимаются высоко. Вот здесь метра полтора. Точно, не выше. Значит, жители этого леса не умеют лазить по деревьям.

Жаль, никакой информации. Память дырявая, как бублик. Помню, что в этой жизни я не ходил по лесам, но не помню почему. Хотя в таких лесах и делать нечего.

Он услышал шорох за спиной. Это не были шаги человека. Шорох постоянно перемещался, и перемещался довольно быстро. Судя по звуку, крупный зверь или предмет. Коре стоял не оборачиваясь, чувствуя спиной приближение опасности. Оно движется слишком быстро, не сбежишь. Но на стволах деревьев нет царапин. Еще несколько секунд... Пора!

Он прыгнул и схватился пальцами за сук - не совсем удачно, подтянулся, перехватил гладкий ствол руками, в последний момент успел схватиться за сучок повыше.

Под ногами проскочило странное существо, угловатое, с этажерку величиной и даже похожее на этажерку, проскочило и снова ушло в глубину леса. Нет, с голыми руками лучше здесь не охотиться. У него же зубчатые клешни.

Сучок был острым. Вообще-то должен был поранить руку. Не поранил просто повезло.

Снова послышался тот же звук, но теперь он приближался сразу с нескольких сторон. Собрались в стаю. "Посмотрим, как поможет им стая, если они не умеют лазить по деревьям", - подумал Коре и на всякий случай передвинулся чуть выше.

Сразу четыре "этажерки" выскочили из-за деревьев и одновременно ударили по стволу сосны. Полетели щепки. "Этажерки", не останавливаясь, отскочили и ушли под деревья. Им на смену пришли еще четыре. Существа двигались очень слаженно и, похоже, разумно. Еще несколько таких ударов - и сосна переломится. Посмотрим, хватит ли вам ума меня поймать.

Коре поднялся еще выше - туда, где начинались ветви, и попробовал их прочность. Одна отломилась и полетела вниз. Высота метров восемь и внизу песок. Вполне безопасно. Сосны стоят редко - когда моя будет падать, она не зацепится верхушкой, точно упадет. Нужно сделать так, чтобы она упала в сторону реки.

"Этажерки" ударили еще раз, и ствол затрещал. Сосна хрустнула и начала валиться. Верхушка с переплетенными ветвями медленно прошла начало плавного полукруга - верхушка всегда идет медленно вначале. Ветви хлестнули воздух над склоном; Коре сорвался и полетел вниз; у самого берега зарылся в песок. Ничего себе. Впрочем, прыгать с песчаного склона совершенно безопасно, с любой высоты. Наклонная песчаная стена затормозит падение.

Он посмотрел вверх и стал вытряхивать песок из волос. "Волосы слишком длинны. Я бы никогда не стал носить такие. Да это ведь не мои, это парик. Куплю себе другой. Тело и мое, и не мое. Все навыки сохранены. Я легко подтянулся, как на стендовой тренировке, - значит, мышцы, суставы и связки мои. Но волос нет, и вообще тело не мое, хотя по росту и комплекции похоже".

"Этажерок" не было. Навряд ли они смогут спуститься по такой крутизне.

- Ты весь в песке, - сказала Оксана, - что, не мог поаккуратнее спуститься? Обязательно было лететь кубарем, как мальчишка?

- Пошли отсюда, - ответил он. - За тем поворотом лес заканчивается, а потом уже по прямой до села. Что значит слово "кубарем"?

- Не знаю.

- Тогда как ты можешь им пользоваться?

- Тоже не знаю.

Переломленная сосна пошевелилась, треснула сучьями и покатилась вниз по склону.

- Что это? - спросила Оксана.

- Это они, которые перегрызли ствол.

- Это что, звери вроде бобров?

- Да, похоже.

Он остановился, раздумывая. За поворотом, у моста послышался шум мощного мотора.

- Сюда едут, - сказал он.

- Нужно прятаться?

- Теперь уже поздно. Стой где стоишь.

Он встал рядом.

Звук нарастал, мотор гудел с надрывом. Сейчас из-за поворота появится огромная машина, не меньше танка, во всяком случае. Возможно, боевая. Будем надеяться, что местные жители не слишком ксенофобичны.

Машина появилась, и Коре не сразу понял, что он видит перед собой. Глаза уже привыкли к почти черно-белому миру, и маленькая зеленая машина казалась нереальной, слепяще яркой.

- Что это? - спросила Оксана. - А я видела такую! Я видела такую в детстве!

Несколько кусочков памяти стали на свои места, образовав фрагмент мозаики.

- Эта машина класса "запорожец", - ответил Коре. - Очень древняя марка. Разновидность: "запорожец", недавно покрашенный".

- Может, ты даже знаешь, кто за рулем?

- Так, местный алкоголик. Специалист по технике безопасности на задымленных объектах. Когда я его видел в последний раз, он был безобидным. Нам повезло.

- А вдруг это не он?

- Пша никому не доверит свой "запорожец".

Машина посигналила издалека. Казалось, даже звук сигнала был удивленным.

- Он не ожидал нас здесь увидеть.

- Конечно, не ожидал. Люди в этом мире не ходят по лесам.

"Запорожец" подрулил и остановился. Человек по имени Пша опустил стекло - стекло было не меньше сантиметра в толщину и опускалось очень медленно, с противным скрипом. Корпус "запорожца" был широк и тяжел похоже, его бронировали местные кустари.

- Ты что здесь делаешь? - спросил Пша. Он выглядел смущенным.

Есть контакт. Он сразу меня узнал и заговорил на "ты". У них это фамильярная форма обращения. Так, кажется. Судя по первой реакции, сомнений в моей аутентичности нет. Я хорошо его знал в здешней жизни. Хорошо бы вспомнить его программы и кодировки, хотя бы основные. Специалист по безопасности обязательно будет кодирован. Как бы не напороться.

- Решил погулять с девушкой. Имею я право на личную жизнь?

- Такого я даже от тебя не ожидал, - сказал Пша, - садитесь. Откуда эта сосна?

- Это... - начала Оксана.

- Это я дразнил зверюшек, - перебил ее Коре.

- У тебя всегда было с головой не в порядке.

- Вот и я то же самое говорю, - влезла Оксана. - Там же звери!

- Звери?

- Ну да, звери.

Пша взглянул на нее с недоверием.

- Что-то не так?

- Вы забыли поздороваться.

- А, здрасте.

- Здрасте, - медленно и с каким-то недоверием к слову произнес Пша.

Оксана представила себе зверей - громадные, клыкастые, шерсть дыбом, загривки как у буйволов, глаза налиты кровью, и когтями гребут землю. А из пастей капает слюна. Морды как у бульдогов, но еще шире.

- Ты знаешь, девочка, это на него похоже, - сказал Пша, - такого авантюриста, как твой Арей, я в жизни не видывал. Может, хоть ты его прикрутишь. А ты как сюда попала?

- Из города, - сказала Оксана.

- А как же ты из города добралась?

- Молчи, - вмешался Коре.

- Не хотите говорить, ну и не нужно. Мне, старику, ваши тайны не очень-то нужны. Ты, девочка, наверное, испугалась? Выпить хочешь?

- Хочу, - ответила Оксана.

Пша достал бутылку из-за сиденья. В бутылке была прозрачная жидкость. Оксана сделала три довольно смелых глотка и даже не поморщилась. "Очень опасно. Там наверняка яд для неизмененного человека. Впрочем, я ведь не знаю особенностей ее организма".

- Что это? - спросил Коре.

- Местное производство. Сам не хочешь?

- А ты?

Пша заколебался.

- Я все-таки на работе.

- Ничего не случится от одного глотка.

- Ладно. - Он отхлебнул из бутылки и заткнул ее резиновой пробкой. Такие пробки были в древних кабинетах химии.

"Все в порядке, - подумал Коре, - это действительно Пша. Люди остались понятными, а это самое главное".

Оба кресла в машине были матерчатыми и сильно потертыми. В материи торчала булавка с белой головкой. Оксана выдернула булавку, глупо усмехнулась (уже опьянела) и отдала булавку Коре. Он согнул ее в пальцах и проверил остроту. Булавка не колола. Не может быть.

Он поднес булавку к глазам и присмотрелся к острию. Обыкновенный металл. Острый металл. Только что эта булавка была воткнута в материю. Но она совершенно неспособна проколоть мою кожу. Вот это здорово...

- Да, совсем забыл, - сказал Пша, - твоя жена тебе просила передать... Вот только забыл... Что-то про машину. Ты же собирался ее продавать?

- У меня нет жены и нет машины, - сказал Коре и напрягся.

"Насчет машины я помню не очень хорошо, но по какой-то причине у меня не должно ее быть. Вот здесь почти нет дорог и вообще нет хороших дорог, поэтому все машины в окрестности можно пересчитать по пальцам. Зато в городе машин хватает. Помню, здесь ходил трамвай. Трамвай - это прибор, движимый примитивным электротоком".

Он снова уколол булавкой кресло. Острая, по-настоящему острая, но руку не берет. Интересно, на каком принципе может работать такая вещь? Может быть, перестраиваются молекулярные цепочки?... Да, но сделать такое в обыкновенной булавке, а потом куда попало ее воткнуть - это уж слишком. А мне говорили, что они отстают технически. Хорошо бы забрать такую с собой наши специалисты много бы дали за...

- Нет, так нет, - ответил Пша.

Оксана удивленно посмотрела на одного, потом на второго.

- Да, я точно забыл, это она Остику жена, тебе просто знакомая.

- Кончай меня проверять, - сказал Коре, - я не знаю никакой жены Остика и самого Остика не знаю. Зато знаю, что у тебя в багажнике лежит картинка - череп с костями, который ты вешаешь на заднее стекло машины. А к корпусу ты подключаешь шестьсот двадцать вольт. Еще я знаю, что Еня строит города из спичек, что Бульдозер на всех наезжает, а себя считает суперменом, что мальчик Петя гуляет с дочкой сторожа Никодима - точнее, она с ним гуляет, даже выгуливает его, она девочка с характером, знаю, что самая большая дура на свете зовется бабкой Березухой и живет в Ыковке. У тебя будут еще вопросы? Я не все правильно сказал? Или ты еще принимаешь меня за кого-то?

Все это он помнил, только не помнил связей между именами и событиями.

- Слава Христу, - сказал Пша.

- Слава Христу, - ответил Коре автоматически и понял, в чем была ошибка. Есть стандартная формула приветствия. А Оксана сказала просто "здрасте".

Машина остановилась.

- Правильно, - сказал Пша, - почти правильно. Остика точно нет, я тебя проверял. Но к машине я подключаю тысячу вольт. Шестьсот двадцать я подключал три года назад. Твои сведения чуть-чуть устарели. У меня вот что есть - это служебный, я ведь сейчас на службе.

Он достал кусок металла, напоминающий оружие - прямоугольная ручка с круглой массивной трубкой, такое может стрелять механически или на принципе взрыва, - и положил руку с оружием себе на колени.

- Пусть тебя Бог бережет, как Пша бережет свой "запорожец", - сказал Коре ту фразу, которая была в Ыковке поговоркой.

- Правильно. А теперь скажи, какое сегодня число.

- Двадцать четвертое, - вмешалась Оксана, - нет, двадцать третье сентября.

- Третье, - сказал Коре. - Первый месяц лета.

- Да, - сказал Пша и убрал оружие с колен (машина снова тронулась), это точно ты. Она тоже на том свете была?

- А откуда вы знаете? - удивилась Оксана.

- Сегодня не двадцать третье сентября и не третье первого месяца лета, а девятое августа. Ни один бы человек так не ошибся. Это во-первых.

- А во-вторых?

- А во-вторых - если ты не знаешь, то я тебя просвещу, - тебя убили три года назад. Ни больше ни меньше. Тебя не существует, тебя просто нет. Никогда не ждал, что придется тебе же об этом сообщать. Говорят, хотели ограбить твою дачу, но грабителей так и не нашли. Да и не искали их как положено. Они пробрались к тебе ночью, ударили по голове, потом вкололи смертельную дозу лекарства, отвезли на бывшую лесопилку - помнишь, там, где дорога между двух оврагов, - там разрезали и закопали. Когда резали, ты уже мертвый был Тем случаем до сих пор детей пугают. Как, помнишь что-нибудь или нет?

Оксана покрутила пальцем у виска. Коре не сразу вспомнил значение этого жеста. Застрелиться? Сделать потише звук?

- Может быть, это был не я? Это был похожий человек. Например, мой брат-близнец, - нашелся он.

"Почему бы и нет? При рождении у меня было еще двадцать девять братьев-близнецов, - подумал он, - тридцать клонированных эмбрионов нормальное число для детского инкубатора. Люди не хотят размножаться, поэтому близнецов обычно штампуют большими партиями".

- Нет.

- Почему нет?

- Это только в фильмах появляются близнецы. В жизни их не бывает. И тебя проверили по отпечаткам пальцев. Хромец постарался. Это был точно ты. И я был на твоих похоронах. Это был ты.

- Что же теперь?

Оружие он держит крепко, но неумело. Можно будет рискнуть. Кажется, он был моим другом. Я не помню значения слова "друг". Но это теплое слово. Означает некоторый пережиток, хорошо распространенный раньше. И хорошо распространенный здесь. Кажется, каждый в Осии имеет друга. Что поделаешь, варварская страна.

- Ничего, - сказал Пша. - Я никому ничего не скажу. Ты же был моим другом. Но ты не слишком показывайся людям. Люди разны бывают. Если будет нужно, приходи, я помогу. Остальное меня не касается.

- У тебя разве нет базовой кодировки?

- Чего у меня нет?

- Ничего. Списибо.

- Не за что.

... Толстая длинношерстая крыса вылезла из-под забора и медленно направилась к контейнеру с мусором, волоча по асфальту голый чешуйчатый хвост. Кончик хвоста был приподнят. Запрыгнула на контейнер и огляделась. Мимо шел человек, и она подождала, пока человек пройдет. Потом проехали два мотоциклиста. Мотоциклисты бы ее не тронули, но на всякий случай крыса обождала еще. Она уже собиралась запрыгнуть в контейнер, когда на дороге показался яркий зеленый тарантас, подкатил совсем близко и остановился. Крыса спрыгнула с контейнера и лениво побежала к забору, дважды оглянувшись по пути.

С трудом протиснувшись в щель между кирпичами, крыса продолжила свой путь; она спокойно пересекла двор наискосок, пролезла под чугунной калиткой, перешла дорогу и потрусила в том направлении, в каком чаще всего двигались ыковские крысы. Она шла к дому спичечника Ени.

Дом спичечника Ени отличался от остальных тем, что там размещался музей. Музей назывался длинновато и непонятно: "Дом народной культуры номер шестьдесят". Именно такая вывеска украшала крыльцо.

Сам Еня не отличался ничем особенным, кроме того, что имел две дачи вместо одной. Вторую дачу он использовал в очень благородных целях - там открыл он музей спичечного мастерства. В музее выставлялись работы только самого Ени, как самые лучшие произведения спичечного мастерства. Все работы были изготовлены из настоящих натуральных спичек, что стоило жутко дорого. Но время от времени Еня изготавливал работы на свыше заданные темы, чем и обеспечивал себе поддержку государства.

Еня всегда ходил на собрания и в церковь, вызывался добровольцем на уборку и обеззараживание территорий, участвовал в занятиях по обороне от условного противника, голосовал открытым голосованием - и обязательно "за", еженедельно отмечал себя в списках органов порядка, имел две следилки одну в спальном доме, а другую в музее, в день каждого из госпраздников выходил на улицу и кричал, как сильно он предан национальным приоритетам, и исполнял многие другие необременительные обязанности - исполнял примерно, в назидание недисциплинированным осианам.

Спичечное мастерство, которому Еня был по-настоящему предан, состояло в построении домиков, изб, коттеджей, церквей, соборов, замков, дворцов, сараев и заборов - в построении их из одних только спичек. Таких спичечных экспонатов музей имел уже четыре тысячи восемьсот сорок восемь. Четыре тысячи восемьсот сорок девятый, к сожалению, погрызли крысы - этот экспонат Еня клеил клеем собственного производства, клей оказался съедобным, и вот вам результат. У крыс, попробовавших клея, сразу возникала зависимость, и они лезли в дом Ени, рискуя жизнью, чтобы попробовать заветного вещества еще хотя бы раз. В доме Ени (а также в музее) отбоя не было от крыс, потерявших всякий стыд и разум. В крысоловки они не попадались, потому что не интересовались едой и потому что были слишком умны. Некоторые крысы приводили с собой крысят и заставляли их попробовать дурманного зелья; крысята ложились на спину и дергали ножками, зато, когда вставали, у них был звериный блеск в глазах. И не одну взрослую крысу мог загрызть такой крысенок, если взрослые крысы мешали добраться до банки с клеем. Короче говоря, уже добрая половина крыс в Ыковке была наркоманами (а остальные старались ими стать), а всему виной неосторожность Ени, любителя спичечного искусства. Даже сейчас, когда вся живность покинула Ыковку, крысы остались и не прекратили своих набегов.

Поголовье крыс в Осии постоянно росло. Эти разумные зверьки оказались неуничтожимыми и очень изобретательными по части способов выживать. Борьба с крысами велась в Ыковке уже несколько веков. И люди, и звери совершенствовались в этой борьбе. Как только люди находили новый удивительный способ уничтожения крыс, животные заставляли их об этом пожалеть. Никакие яды ыковских грызунов уже не брали - пережив экологический коллапс, они изменились не меньше, чем люди, и приобрели полную нечувствительность к вредным веществам. Некоторое время их пытались извести механическими способами, но в ловушки попадали только самые бестолковые, а самые разумные всегда выживали. В результате через несколько десятков крысиных поколений грызуны сравнялись в интеллекте с трехлетним ребенком и (как показывали наблюдения зоопсихологов) были способны даже к элементарному абстрактному мышлению. Они выбирали для жизни такие объекты, куда человек не мог проникнуть (внутренности правительственных компьютеров, например), имели простое разделение труда на нянечек, воспитателей, воинов, старейшин и информаторов, загрызали бесполезных стариков и воспитывали бесстрашную и жестокую молодежь; ничего не боялись, действовали непредсказуемо и вдохновенно. Достижением последнего десятилетия были автоматические крысоуничтожители. Уничтожители представляли собою мелких, но очень юрких роботов, которые проникали в норы и уничтожали всех грызунов на своем пути. Крысы приспособились и к этому: они организовались в отряды под руководством старейших (в отрядах поддерживалась строгая иерархия) и начали нападать на людей. В одной Ыковке погибло семеро, а в районе - около семидесяти. Цифры не так уж и велики, но крысы никогда не выбирали жертву случайно - гибли в основном дети работников службы дератизации, то есть главных крысиных врагов. Как только уничтожители были отозваны, нападения на людей прекратились. На каждое повое наступление человека крысы отвечали контрнаступлением - они выводили из строя правительственные компьютеры, лишали поселки связи, портили системы коммуникаций, разгерметизировали подземные хранилища газа, нападали на больницы и родильные дома. Они добились того, что на крысу, идущую по улице, никто не нападал. Машина притормаживала, давая крысе перейти дорогу. Человек, увидевший крысу, пожирающую припасы, не бросал в нее камнем или палкой, а только кричал и махал руками. Люди стали считать, что обидеть крысу - плохая примета. Своего обидчика зверьки запоминали и преследовали до тех пор, пока он не садился на поезд и не уезжал в дальние края. Но и в дальних краях такого иногда находили. Зоопсихологи объясняли усиление крысиных позиций тем, что грызуны мутировали в начале прошлого века и резко повысили свою жизнеспособность. Наступление крыс было медленным, но поступательным и бесповоротным, как наступление ледников. Однажды завоеванную позицию они никогда не сдавали. Процесс шел так медленно, что люди и не замечали, что с каждым годом позволяют грызунам все больше. Крысы заставили уйти из Ыковки все оставшиеся животные виды. В поселке осталось лишь несколько домашних кошек и собак.

- Приехали, - громко сказал Пша. - Сейчас я тебя прощаю, молодой человек, а в следующий раз оштрафую. Попробуй только выйти за стену без разрешения! Я все-таки начальник отдела безопасности. Мое дело следить, чтобы все были живы. А с кого спросят, если звери тебя слопают?

- А они разве едят людей? - спросил Коре.

- Не едят, конечно. Зачем же им есть, - загадочно ответил Пша.

Он подвел "запорожец" к ограде, нашел табличку под сиденьем (такая знакомая табличка: улыбающийся черный череп с костями), повесил табличку на заднее стекло "запорожца". Вытащил из-под забора провод, отрегулировал напряжение и подсоединил провод к корпусу машины.

- Во! - сказал Пша. - Теперь снова будет шестьсот двадцать вольт! Пусть кто только попробует машину тронуть!

- Я вижу, ничего не изменилось, - сказал Коре.

- Конечно, не изменилось, - ответил Пша и вошел в дом.

Все есть в поселке Ыковке, все как у людей: есть водокачка, есть три теннисных корта и четыре игрока, которые садятся писать пульку после каждой третьей партии; самого разговорчивого игрока зовут Борей, есть два магазина и театр, в который наведывается труппа из города, в ту труппу сбежал от родителей Аппиков Ашка, родители возвращать его не стали: без Ашки легче жить; есть своя самогонщица (определите ее, если нужно, по столбу дыма над крышей), самогонщица - специалист по теологии, и есть алкоголик - правда, только один. Алкоголика зовут Пша.

Ни в трезвом, ни в пьяном виде Пша не мешает жить окружающим. Самым злокозненным его поступком за всю жизнь была, смешно сказать, синусоида в метро. Математическая точность той синусоиды была подтверждена двенадцатью свидетелями происшествия, а особенно свидетельницей Рисенковой, которая наблюдала Пшу с близкого расстояния. Рисенкова есть специалист по тригонометрическим функциям и методике их преподавания, так что в ее словах сомневаться не приходится. По словам этого свидетеля, Пша вышел из электропоезда и пошел по пустой платформе в сторону ступенек. Как специалист по тригонометрии, Рисенкова сразу отметила, что траектория идущего представляет точную синусоиду с максимальным отклонением метра полтора. Свидетель с интересом ждала самого ответственного момента восхождения по лестнице. Ей хотелось увидеть, как Пша упадет и в какую сторону и скатится ли, а если скатится, то не сломает ли себе что-нибудь. Но Пша вступил на лестницу без колебаний, хотя его движение вперед и замедлилось. К несчастью, в этот момент подошла следующая электричка и выпустила следующую порцию людей. Один из людей - старичок в шляпе попытался поддержать Пшу, но Пша отмахнулся. Старичок упорствовал, заглушая добротой тихий голос разума; он взял Пшу за куртку и слегка потащил; Пша снова отмахнулся, по не удержал равновесия и упал прямо на старичка, изрядно того примяв. Кто людям помогает, тот тратит время зря - так пела известная героиня сериала.

Имеет Пша машину - не бог весть какая машина, всего лишь зеленый "запорожец", и то старый, но Пша бережет машину как зеницу ока. Так в Ыковке и говорят: "Пусть сбережет тебя судьба, как Пша бережет "запорожец". И правильно говорят. Область интересов Пши - гражданская оборона и техника безопасности на задымленных объектах. А "запорожец" - это самая известная марка машины в Осин, "запорожец" стали выпускать в две тысячи семидесятом и назвали его так из уважения к нацтрадициям: была, говорят, такая же знаменитая марка и сто лет назад.

Вернувшись, Пша решил немного выпить. Тонкой струйкой текла вода из крана, и плясала в этой струйке мелкая грибная очистка (Пша жил один и грибы чистил собственноручно), играл блик солнца на потолке, играл, отраженный неровной водной поверхностью, и было так хорошо на душе, так хорошо, что воробей, влетевший на веранду, чирикал о невозвратном детстве, муха, чертившая круг у лампы, зудела о потерянном счастье, рекодерик, оставленный включенным, бубнил о последней любви стихами Тютчева и голосом дородной немолодой дивы. Пша уронил голову на руки и заплакал. Короче говоря, он был чуть-чуть пьян с утра. А воробьи с мухами ему просто приснились. Не видел Пша живой птицы без малого пятьдесят лет. Мухи в Осии перевелись немного позже. Тараканы остались до сих пор и плодятся как миленькие. Из них даже консервы стали выпускать, как из единственной настоящей живности. Говорят, вкусно, но люди не особенно покупают. Спирт в Осии делают из нефти - получается как настоящий и недорого. Из той же нефти с углем в придачу получают жир вроде старого маргарина, на том жиру пекут искусственные пряники. Едят в основном таблетки и пластики. А из овощей грибы, которые разводят в подземных гриботронах на компосте из мусора.

Оксана помолчала, покачиваясь, глядя на носки своих черных резиновых сапожек. Она была в меру пьяна. Хорошо, что жива. Поменьше бы таких экспериментов.

- Ну вот мы и влипли, - сказала она наконец. - Сколько нам еще осталось?

- Еще двадцать часов, - ответил Коре, - сейчас идем ко мне, заходим, закрываемся изнутри и сидим тихо как мышки. Я думаю, что за двадцать часов ничего не случится.

- Потом смотаемся?

- Вот именно.

- Куда?

- Разбредемся по домам. Дома - это единственное более или менее безопасное место.

- Что ты там рассматриваешь? - спросила Оксана.

Коре подошел к столбу и читал рекламную листовку с фотографией.

- А это личико я знаю, - сказал Коре. - Иша... Да, его точно так и звали. Мы с ним во втором классе вместе учились. Он учился не со мной, конечно, но с моим телом. Он был отличником, а мое тело - разгильдяем. Когда тело его встретило в следующий раз, он уже продал душу дьяволу. Здравствуйте, Ихаил Ерманович. У, какая у вас биография! Оказывается, вы окончили школу за три года - ну, это уж совсем неправда. Мне ли этого не знать. А теперь вы собираетесь победить на выборах... Ну да, сначала вундеркинд, потом гениальный юноша, потом слава родной науки, профессор в двадцать четыре года. Профессор института паранормальных явлений. ИПЯ. Вот это называется приятной неожиданностью. И здесь, оказывается, такой есть. Интересно, они только пытаются связаться с умершими или занимаются более практическими вещами? Например, проникновением и шпионажем. Надо бы это место посетить. И побеседовать с вами, Ихаил Ерманович. Давно все же не виделись.

- Я ничего не поняла из твоих слов, - сказала Оксана.

- А тебе и не нужно. Я думаю вслух. Приятно говорить на новом языке.

"Дополнительный канал, - подумал он, - это же дополнительный канал. Если будут неполадки с возвращением, можно будет использовать технику здешнего ИПЯ. Пока запомним".

- Так он не американец? - спросила Оксана.

- Нет, он просто надел галстук и зубы скалит. А американцы, к твоему сведению, вымерли еще в прошлом веке. Как и все остальные нации.

Боковым зрением он заметил человека лет сорока, остановившегося на той стороне улицы, через три дома. Человек делал вид, что читает афишку на столбе. На самом деле он наблюдал. Потом вынул из бокового кармана блокнотик и быстро записал что-то. И сразу исчез за углом.

* * *

Информация:

М-кретин Иша Ицкий. Двадцать три года. Заболел в мае 2095 г. Вторая степень тяжести. Форма Б74.

* * *

Мужчины делятся на умников, бабников, бездельников и деловых. Поначалу, от рождения и лет примерно до пятнадцати, Иша не совсем подходил под эту классификацию - он был в первую очередь подхалимом. Но время прошло, мальчик возмужал и из подхалима превратился в умника, не переставая быть подхалимом. Умники-подхалимы отличаются от остальных пород мужчин примерно как болонки от дворняжек. Возьмем, к примеру, умников-авантюристов. И те, и другие рождаются в любом веке и обществе. Но авантюристы растут как трава в поле - их гнет ветер, поливают дожди, и скубнет каждый, и без жалости пройдется каждая нога. Зато им дышится легко, в поле воздух свеж, над ними солнце настоящее, без примеси городских угаров, делающих вокруг солнца корону, а ночью над ними столько звезд, что смотри до утра и не насмотришься - даже звездная шерсть переливается на Медведице, а зимой вокруг них снега - тоже настоящие снега; а если и замерзнут они до смерти, то напоследок не пожалеют о своей судьбе - жизнь все-таки была, и была настоящая. Умники-авантюристы обычно умны от самого рождения, и с этим, увы, ничего не поделаешь. Еще в детстве они прочли все книги, да прочли так, что родители не успели заметить, что этих книг детям давать нельзя. Учатся на тяп да ляп, к выпускному тесту готовятся последний день и иногда успевают подготовиться лучше всех, просто их так заносит. За что бы они ни взялись, все у них получается. По этому признаку сразу можно узнать умника-авантюриста. Не получается у них лишь служить, исполнять долг (любой, включая священный), идти по верно указанному пути и с важным видом входить в открытую дверь - им больше нравятся закрытые двери. По этому признаку тоже можно узнать умника-авантюриста.

А умники-подхалимы - это совсем другое дело. Это люди в первую очередь приятные. В детстве они обожают всех родственников и знакомых, а родственники и знакомые обожают их - обычно белокурых мальчиков или девочек. Из подхалимских побуждений они декламируют стишки, научаются читать в четыре года, потом поступают во всякие музыкальные, художественные и спортивные кружки. В школах их можно встретить только за первыми партами, н беда, если в классе таких деток больше шести - ведь не поместятся тогда они за первыми партами, тогда родители ангелочков пойдут в яростный бой и кто-то из родителей падет моральной смертью, но все же победит. Родители у ангелочков обычно яростны и восторженны, а особенно яростны и восторженны бабушки.

Именно таким был подхалим Иша. Внешне и внутренне он не отличался ничем от многих других подхалимов, только был чуть угловат в движениях, чуть квадратом в области пояса и чуть неловок в проявлений усердия - из усердия иногда выскакивал не вовремя, из усердия разбивал хрупкие веши, из усердия слишком громко хлопал крышкой парты, подскакивая.

Еще до того, как первые продажные агенты пошли по дорогам Осии (то есть до Большой Реформы), появились и стали продавать средства от лишнего веса, от старости и от атеизма, подхалим Иша сделал продажного агента из самого себя. Как известно, продажного агента от прочих людей отличает следующее: однотонный костюм темного цвета, белая рубашка под костюмом, обязательный темный галстук, внимательное выражение лица, когда вы говорите, улыбка в тридцать два зуба, когда говорит он сам (предлагая средство от лишнего веса, от старости или от атеизма), и полное безразличие к вашим действительным нуждам. Безразличие к нуждам дается подхалиму Ише легче всего, а улыбка в тридцать два зуба так и не получилась до сих пор незакоммерциализированные знакомые пугаются преувеличенного оскала зубов.

Справка: продажными агентами в Осии называли агентов торговых, и правильно называли.

Безоблачная карьера - точный признак прирожденного подхалима. У такого нет ни взлетов, ни падений, ни прыжков в сторону. В школе был Иша лучшим учеником, потом плавно перерос в лучшего студента, потом плавно взлетел в заоблачные высоты и стал менее доступен для наблюдения. С определенного времени начал проявлять признаки М-кретинизма. Кретинизм Иши был специфическим, подхалимским. Иша привязывался к человеку, стоящему выше него, вползал в чужой дом, обволакивал противной услужливостью членов семьи, приживалов и домашних животных. От него не было спасения. Куда бы ни шел вышестоящий, он встречал искренне преданного Ишу. Изгнанный Иша быстро возвращался с видом побитого пса. Изгнанный окончательно, он обязательно находил лазейку, чтобы вернуться. Он приносил утерянные предметы, приводил хорошего электрика, предлагал улучшенное издание "Отеческих указаний", дарил детям пластиковые шоколадки, сманивал собак, подметал дворик, притворяясь уборщиком. После встречи с Ишей вышестоящему обычно казалось, что все предметы вокруг политы толстым слоем сахарного сиропа, а он сам полит всего гуще. Рано или поздно жизнь вышестоящего превращалась в кошмар. Тогда этот рассудительный человек находил единственно возможный путь: предоставить Ише высокую должность. И сразу по получении должности Иша охладевал к благодетелю - потому что находил благодетеля нового. И цикл повторялся. М-кретин Иша не был карьеристом, и карьера мало что значила в его жизни. Он просто любил вышестоящих и выражал свою любовь, как умел. За шесть лет он проделал эволюцию от продажного агента до официального директора ИПЯ.

Они вошли в дом, и Коре удивленно присвистнул. Свистеть у него получалось не очень хорошо. "Не умеешь свистеть - не берись", - подумала Оксана. "Тоже мне великая свистулька нашлась", - подумал Коре в ответ и отметил, что чужая мысль прозвучала в его сознании совершенно ясно.

- Ты чего свистишь?

- Посмотри сама.

- Это, наверное, дорого стоит?

- Я думаю, - ответил Коре. - Посмотри только, какой телевизор! Я такой в музее видел. Исключительно ценный экспонат. Техника у них очень отстает.

Телевизор был действительно невероятен, почти в четверть стены экран. Фирма Rossmash.

Коре подошел к столу и отметил, что ножки покрыты настоящим деревом. На столе лежал предмет прямоугольной формы, непохожий на пульт или коробку. Коре поднял предмет, и тот оказался мягким, будто текучим.

- Это книга? - спросил он.

- А что же еще?

- Настоящая бумажная книга?

- Ну не пергаментная же!

- А бывают пергаментные?

- Включи телевизор, - попросила Оксана.

- Включись! - приказал Коре.

Никакой реакции. Неужели такой динозавр реагирует на мысленный приказ?

Оксана взяла пульт и нажала кнопку. Включился местный канал. Качество изображения было просто жутким. Картинка плоская, в искаженном цвете и не передает мелких деталей. По местному каналу выступал хорошо знакомый человек: доктор технических наук Петляев - тот, с которым никто не разговаривает, кроме телефонистки Урочки, отчетливо вспомнил Коре. Урочка сидела здесь же, на экране, почти в полный свой рост, и задавала вопросы. Накрашена она была чрезвычайно вульгарно, настоящая Урочка никогда бы так не накрасилась. А вот платье на ней миленькое. Впрочем, настоящая Урочка такое бы тоже не надела. Постарела.

- Это кто такой? - лениво спросила Оксана.

- Доктор наук Петляев. Сделал целых два изобретения: усовершенствованную швейную машинку и пароцилиндр, за что его сделали доктором технических паук. Он возгордился и повесил блестящую табличку на парадной двери: "Доктор технических наук А. В. Петляев. Прием по средам и вторникам". Местные жители обиделись на Петляева за такую заносчивость и облили табличку кислотой - табличка потускнела, но буквы видны. Да ну его, Петляева, - с ним в Ыковке и не разговаривал никто, кроме телефонистки Урочки. Урочка была такая ужасно симпатичная, что иногда хотелось просто идти рядом с ней и любоваться, получать эстетическое удовлетворение, без всяких задних мыслей. Но вот одеваться она не умела, потому лишь немногие ходили за ней. Эта Урочка, на экране, ненастоящая.

- Мне показалось, - сказала Оксана, - что сейчас говорил не ты, а кто-то другой. У тебя совсем не такие интонации. Которая из твоих половин сейчас говорила?

- Мы с тобой просто плохо знакомы.

Петляев вел учебную передачу, чертил схемы мелом на доске. На лабораторном столике перед ним стояла модель пароцилиндра. На стене за ним виднелось несколько культовых изображений неизвестного предназначения.

Коре щелкнул кнопкой и снова попал на местный канал. В этот раз показывали что-то совсем неприличное: дочь академика Балмащи, толстая, как шар, раздевалась па глазах у возбужденной публики. Публика состояла исключительно из толстых мужчин. Некоторые были даже толще дочери академика Балмащи.

- А это что за чудо?

- Дочь одного академика. Любит только мужчин и еду. И то, и другое предпочитает в больших количествах. Отец ее как-то запатентовал средство для исхудания, специально для дочери, попробовал средство на себе и потолстел. Дочь пробовать побоялась. Да ей и так хорошо. Впрочем, это все сведения трехлетней давности.

- Сейчас опять говорил не ты, - заметила Оксана.

- Да, я тоже услышал.

Остальные восемь каналов тоже были местные. Один из каналов передавал местные новости и сообщил, между прочим, что трамвай сорок третий номер пока ходить не будет, по техническим причинам, а еще сообщил, что спичечник Еня доставлен в больницу по поводу аппендицита. Даже показали фотографию спичечника Ени и сказали, что ему уже намного лучше.

- Как ему может быть лучше, если еще не делали операцию? - спросил Коре.

- Что? Я спать хочу.

- Потом выспишься.

Если не считать новостей и дочери академика Балмащи, то по всем каналам передавали технический бред. Бред прерывался заставками военно-патриотического содержания. По четвертому каналу призывали голосовать за партию технического рычага. По девятому Иван Петров, изобретатель самодвижущегося рычага, объяснял, как вести себя при встрече со зверем. Объяснял длинно и невразумительно, со странным политическим уклоном.

- Я спать хочу, - повторила Оксана, - выключи эту муть.

Коре нашел пульт и выключил. Пульт даже не мурлыкал, чувствуя на себе человеческие пальцы.

- Понимаешь, в чем дело, - сказал он, - кажется, я знаю, чем этот мир отличается от нашего.

- Вот и хорошо. Дай мне поспать.

Она легла на постель лицом вниз и уснула. Коре открыл шкафчик (узнал расположение предметов трехлетней давности), нашел цыганскую иглу. Кончик иглы был синего цвета. Коре вспомнил, что когда-то разогревал эту иглу над огнем, но уже не помнил, для чего он это делал.

Он подошел к подоконнику (в окно глядели два мертвых каштана без коры) и нацарапал иглой на краске:

А + К =???

Потом уколол иглой руку. Кожа вдавилась, но осталась совершенно непроницаемой для иглы.

* * *

В шкафу он нашел еще две книги: "Библия в правильном изложении" и "Отеческие указания". Обе оказались интересны. Некоторые имена из первой книги он уже слышал сегодня. До самого вечера он читал, с трудом преодолевая сопротивление текста, написанного нестандартным шрифтом. Информационных или обучающих систем в доме не было, приходилось читать глазами. Когда глаза уставали, он поднимал их над книгой и смотрел в окно. Дважды за вечер он видел отвратительнейшую старуху в мини-юбке, которая перелезала через забор. Преодолев преграду, старуха рассыпала по дворику мелко набитое стекло. Работая, она постоянно бормотала вполголоса - вроде бы проклятия.

"Наверное, борется с грызунами", - подумал Коре. Но в третий раз старуха пришла с металлическим прутом и проковыряла несколько неровных дыр в асфальте. Цель была неясна. Коре смутно помнил, что старуху зовут Березухой, помнил и то, что с ней лучше не заговаривать. "Странно, подумал он, - чем может повредить мне эта маразмированная бабулька?"

Перед тем как уйти окончательно, старуха отвинтила латунную ручку от дверей и, воровато оглядевшись, спрятала ее за пазуху. Потом задрала мини-юбку и шумно опорожнилась.

* * *

Информация:

М-кретинка. Кличка Березуха. Пятьдесят девять лет. Больна с рождения. Болезнь усугубилась в мае 2095 г. Степень тяжести наивысшая, близкая к смертельной. Форма болезни базовая, Б00.

* * *

Живет в Ыковке бабка по имени Березуха. Сколько ей лет и что она делает среди людей - никому из ыковцев не известно. Известно лишь, что бабка Березуха совсем неученая и живет в Ыковке давно, после того как выжила из дачи законного хозяина, академика Молебящего. Академик Молебящев был, по воспоминаниям очевидцев, могучим мужчиной с очень красивыми ногами, ноги свои он демонстрировал всему поселку, так как любил стоять на голове. На голове он стоял по полтора часа в день, в любое время года и в любую погоду. "Я занимаюсь упражнениями для того, чтобы укрепить нервную систему, - говаривал он, - сейчас моя нервная система настолько крепка, что выдержит любой стресс". А вот стресс в лице бабки Березухи нервная система не выдержала.

Бабка Березуха жила в Ыковке незаконно, но никто ей об этом не напоминал. На какие деньги жила, что ела и работала ли - один черт знает. Правда, раньше видели ее в трамвае сорок третий номер, в том, который ездил только в первую половину дня, и поговаривали, что работает там она контролером. Но так как бабка Березуха была страшно горда и даже должность министра торговли почла бы для себя унизительным издевательством, то при входе знакомого лица она прекращала работать контролером и садилась в кресло как обычная пассажирка - вот поэтому никто и не знал в точности, работает она контролером или нет. А трамвай номер сорок третий ходил только до Ыковки и возил только ыковских - так что бабка Березуха за время всей свой службы не проверила ни одного билетика.

Гордость бабки Березухи была не только беспредельна, но и всеобъемлюща. Однажды, поймав на дороге академика Балмащи, лауреата премии Лобачевского по молекулярной генетике (того, у которого дочка толстая, как шар), она начала рассказывать ему о молекулярной генетике. Академик Балмащи упомянул Исаака Ньютона. "Ну, этот евреишка ДАЖЕ МЕНЯ не уважает, так как же он будет уважать вас?" - невинно спросила бабка Березуха и продолжила распространяться о молекулярной генетике, стараясь не произносить длинных слов, на которых можно запнуться.

Впрочем, длинные слова бабка Березуха произносила редко. Зато любила длинные выражения и была на эти выражения изобретательна, как никто. Просто гений изобретательности, но гений односторонний. Не было в Ыковке сапожников и не было отставных подполковников, иначе умерли бы они от зависти или стерли себе зубы от зубовного скрипа, если бы услышали, какие слова бабка Березуха находит и произносит - с громкостью и неутомимостью хорошего оперного тенора, попавшего в древнюю Европу и поющего перед королевской семьей, а королевская семья так любит музыку, что собирается пожаловать певцу орден Григория Непобедимого второй степени, если певец пропоет еще часа полтора.

По поводу голосовых способностей бабки Березухи случился однажды в Ыковке спор.

Специалист по лингвистике Рохоров Рохор сказал специалисту по семантике Метрову Метру:

- Вчера, представляешь ли, был счастливейший день в мой жизни как ученого. Вчера я услышал и записал истинное шестнадцатиэтажное выражение в ее исполнении. А, как утверждает официальная лингвистика, выражений выше пятнадцатого этажа в нашем языке построить невозможно. Это же открытие!

- Подумаешь! - ответил специалист по семантике Метров Метр. - Я ее выступления записываю на магнитофон вот уже три месяца и сделал открытие почище твоего: она произносит только ложь, а так как лжей всегда несколько, то из них она всегда выбирает гнуснейшую - да с такой точностью, что мой компьютер не успевает се проверять.

После этого они поспорили о том, можно ли говорить "лжей", но разошлись во мнениях. А арии свои бабка Березуха пела примерно один раз в два вечера, разнообразя досуг ыковцев. Причины для арий она либо выдумывала, либо не выдумывала, если было недосуг, и брехала просто так как собака на луну.

Имела бабка Березуха драгоценность по нынешним временам - несколько кошек, которых она учила ходить строем. Если кошки ходили строем плохо, то била она их палкой - вот поэтому кошки у нее долго не держались, все пропадали как-то. С кошками бабка Березуха ела из одной тарелки борщ с синтетическим молоком - борщ для себя, а молоко для кошек.

Имела бабка Березуха собачку. Собачка была беспородной и носила имя Нелька. Была собачка умна не по-звериному и задумчива - от тяжелой жизни. Беспородную Нельку бабка Березуха чистила и мыла и учила уму-разуму. Собачка Нелька слушала поучения и кивала головой, как будто соглашалась. Каждый вечер (до начала арии) бабка Березуха чисто вымывала беспородной Нельке причинное место (чтобы привадить местных кобелей), брала в руку палку и выходила на дорогу - туда, где покобелистее. Как только кобельки подбегали понюхать Нельку, бабка Березуха лупила их палкой и получала от того удовольствие. Не была бабка Березуха обласкана мужчинами, а потому мстила мужчинам, как умела. Но кобельки в Ыковке все больше попадаются благородные и считают для себя честью получить удар за прекрасную даму - и поэтому от Нельки не отстают.

На лицо бабка Березуха страшна, так что описывать ее не стоит - если правду написать, то без валерьянки не прочтешь, да и с валерьянкой пульс до ста двадцати подскочит. Лучше всего смотреть на нее сзади с некоторого расстояния; сзади сразу бросается в лицо общая перекошенность и не в меру пушистая прическа. Прическа эта имеет свою историю. Однажды Березуха зашла к соседке посмотреть на спутниковый телевизор: включила канал без спросу, канал заговорил по-польски. "Вроде по-китайски он болтает, - промолвила Березуха, - но я ведь китайский превосходно знаю, а про что болтают, не пойму". "Это потому что ты дебилка, - ответила соседка, - только у дебилов голова конусом". С тех пор и стала бабка Березуха распушат. прическу.

Оксана проснулась поздно ночью, в полной темноте. За окном дергался дальний луч автомобильных фар. Невидимый автомобиль повернул, луч скользнул по окну, сделал видимой прозрачную занавеску и косой треугольник потолка. Ей показалось, что в комнате никого нет, совсем никого. Где я? И что я здесь делаю? Для чего я здесь?

- Эй! - позвала она. - Тут кто-то есть?

- Есть. Спи.

- Где ты?

- В кресле.

- Тебе негде спать? Ты мог бы, я не возражаю.

- Нет. Я думаю.

- Почему ночью?

- Я привык думать ночью.

- О чем?

- О том, куда мы попали и что случилось с этим миром.

- Ну и что же ты придумал?

- Катастрофа.

- Да, катастрофа, - согласилась Оксана, - это я и сама поняла.

Молчание.

- Послушай, - спросила Оксана, - а что говорил тот человек? Он говорил, что тебя нет? Что тебя убили?

- Да. Еще три года назад.

- А за что?

- Грабили дачу, насколько я понял, а я им помешал.

- А у тебя есть что грабить? Очень непохоже, чтобы здесь что-то грабили. Слишком все в порядке. И ты, когда вошел, узнал расположение вещей.

- Может быть, забрались случайно. Я ведь не могу о том знать. Меня там не было.

"Я не помню всей жизни человека, - думал он, - человека, который был убит в этом мире, невинный. Люди поклонялись Христу, которого распяли, невиновного, - но мне больше жаль тех невинно убиенных, которые навсегда останутся безвестными. Человек умирает не только телом, он умирает в других людях - и потому Сын Человеческий вечно жив на земле; даже на такой мертвой земле, как эта; а тысячи безвестных - мертвы. Я не помню того вечера, когда он заснул в последний раз, наверняка полный надежд и с радостью ожидающий завтрашний день (так обычно засыпаю я, если на душе не лежит очередной камень), и ему наверняка снились формулы, ведь он был ученым. Я не помню, как его разбудили, как ударили, как он оборонялся и почему не сумел защитить себя, я не помню, как ему хотелось жить в ту последнюю ночь. И я никогда не вспомню, потому что то - он, а это - я. И я никогда не смогу его спасти, потому что смогу уйти только в свой мир, а прошлое этого мира для меня заказано. Та жизнь невозвратима. Тот невинный человек абсолютно погиб, и то, что я сейчас сижу здесь, живой, ничего не меняет. Я не могу простить этого убийства. Такие вещи прощать нельзя. Интересно, любил ли он звезды так, как их люблю я? И что мне делать с его воспоминанием о механической ящерице - просто забросить на дальнюю полку памяти? Я мыслю не по уставу. Влияние местности".

- Я все думаю, - сказала Оксана, - если тебя нет, то кто же сейчас сидит и говорит со мной?

- Я.

- Я понимаю, что ты. Но ты же остался там? В земле закопанный? Они разрезали твое тело и закопали. Потом оно совсем сгнило, остался только скелет. А может, и скелета не осталось. Тогда кто сидит здесь?

- У меня не было тела здесь, и я взял его оттуда.

Правильный вопрос. Если меня убили, значит, мое тело сгнило в здешнем грунте три года назад. Тогда чье же тело сидит сейчас в этом кресле? В этом кресле сейчас сидит то, чего не существует и не может существовать. Мое человеческое тело уничтожено. Значит, это нечеловеческое? Значит, моя душа надела на себя первое попавшееся, чтобы прикрыть свою наготу? И если я не человек, то нужно ли мне есть, пить, дышать, спать. Я не хочу ни есть, ни пить, ни спать. Я все же дышу. А что, если?...

Он задержал дыхание и подождал минуты полторы. Дышать совершенно не хотелось. И игла, которая не прокалывала кожу - потому что это была нечеловеческая кожа? Дело не в игле?

- Эй! - снова позвала Оксана. - Ты сидишь так тихо, что мне кажется, тебя здесь нет. Мне страшно.

Утром, когда Оксана еще спала, он отправился в город, оставив ей ничего не объясняющую записку. Утренняя электричка мало чем отличалась от пригородных поездов позапрошлого века, которые он видел в исторических фильмах, только была чуть чище, с пластиковыми сиденьями вместо деревянных, да еще приходилось компостировать талончик, как в древнем трамвае. На входе стоял человек в военной форме и светил фонариком в лицо каждому входящему. На билетике пришлось записать данные о себе. Для этого имелась специальная авторучка, закрепленная на прочном шнуре. "Зачем?" - чуть было не спросил он, но вовремя сдержался. Совсем не обязательно демонстрировать свое незнание обычаев. Например, для того, чтобы после аварии легче было опознать тело. Форма заботы о пассажире. Все пассажиры входили по одному. Семьи расставались на платформе и ехали в разных вагонах. "А это я уже никак не могу объяснить", - подумал он.

Человек в форме направил фонарик и посмотрел прищурившись. Судя по лицу, безнадежно туп.

В вагоне у дверей стоял еще один такой же - а еще Коре быстро нашел троих переодетых. Наблюдателей здесь прятать не умели. Или не хотели. В углах под потолком четыре камеры. Снимают со всех сторон. Стекла армированы, а на дверях замки. Сбежать из такого вагона не легче, чем из тюремной камеры.

Первой и главной задачей сейчас было выяснить содержание задания. Арей, человек, убитый три года назад, что-то помнил. Коре время от времени сканировал его память, но находил лишь мелкие детали. Слишком многое стерто. Правда, остается информация о месте работы (лаборатория полимерных процессов им. Кондратия Рылеева) и месте жительства. Еще намеки на нечто недозволенное. То был неслучайный человек, и погиб он тоже не случайно. Нужно расшифровать и восстановить его жизнь, найти документы, знакомых и предметы.

Сегодня под утро он сумел припомнить кое-что полезное: в Ыковке жил человек, с которым Арей был тесно связан. Нет, не партнер, а только дойная коровка. Полусумасшедший изобретатель бомб. Человек, который с детства одержим идеей взорвать всю планету и таким образом переустроить мир. За тридцать лет изобретательства тот человек сделал несколько оригинальных находок и попытался заинтересовать ими местные органы. Местные органы не заинтересовались. Такова уж особенность осиян, что они обожают смотреть вдаль, но ничего не видят у себя под носом. Арей, убитый три года назад, следил за бомбосоздателем и передавал своим все, что считал полезным. Но это не было его основным заданием.

Тот изобретатель жил в домике, огражденном высокой бетонной стеной. Все подходы к домику просматривались и контролировались. Под домиком двухэтажный бункер, причем самый нижний этаж глубоко вкопан и сдвинут в сторону. Это и лаборатория, и бомбоубежище. В домике не принимали гостей; Арей был единственным исключением. Надо бы наведаться туда и посмотреть, что гений наизобретал за три года. Но не это главное.

"Но сначала в лабораторию, - думал Коре, - туда, где мог сохраниться тайник с документами. Потом домой. Если меня там не ждут, то я идиот".

Улицы города в семь утра были привычно пусты; мигалки светофоров просвечивались до самого центра. Утро казалось слишком теплым, потому что не было ветра и воздух имел привкус стоячей воды. У подъезда помпезного здания странно одетый человек рекламировал странную видеосистему, которую называл "следилкой". Одежда его состояла из красной рубахи, застегнутой сбоку, и синих штанов, заправленных в резиновые сапоги. Время от времени пробегали мелкие дети, все в одинаковой неудобной форме - и мальчики, и девочки. Каждый мальчик нес заостренную палку. На фуражках инициалы "К. О.". Наверное, здесь нет ускоренного образования и детям приходится учиться по многу лет.

К половине восьмого он подошел к тому месту, где раньше стоял лабораторный корпус.

На месте лабораторий была пустая заасфальтированная площадка, огражденная ржавой железной сеткой. В сетке виднелись дыры, видимо, проделанные неутомимыми детьми. В форме или без нее, дети всегда одинаковы. Огражденный асфальт был разрисован мелками и осколками кирпича. Куча битого кирпича лежала здесь же.

Соседний дом (тот, в котором раньше была заводская столовая) сейчас просвечивался насквозь, стоял с выбитыми оконными рамами. Сквозь провалы были видны полуразрушенные перегородки внутри. На перегородках написаны стандартные слова. Еще одно доказательство тому, что люди не меняются какие бы гены они ни имели.

Из ближнего дома (свежеоблеплен серым цементом, довольно аккуратно) вышла широкая женщина с лицом в повелительном наклонении, довольно стандартным лицом - наверняка директор школы, столовой или мелкой канцелярии. Лицо смахивало на бульдожье. В отличие от настоящих собачьих подобные человеческие лица прекрасно умеют улыбаться - при встрече с начальством, например.

Коре поднял кусок кирпича и стал царапать стену.

Пауза.

- Молодой человек!

Он не ответил.

- Молодой человек, я к вам обращаюсь!

Он не ответил снова.

- Я, кажется, с вами говорю или нет? - Голос уже достаточно приблизился, окреп и налился гневными соками.

Коре обернулся:

- Что?

- Вы почему портите стену?

- А почему вы спрашиваете?

- Я попрошу ваши документы или сейчас вызову патруль.

- А я попрошу ваши, - сказал Коре, - я не обязан предъявлять документы кому попало.

- Я не беру документы на улицу, чтобы каждому показывать.

- Я тоже, - сказал Коре, - но если я вас интересую, то пожалуйста - я из архитектурного управления. Мы сейчас рассматриваем несколько проектов строительства. Вот здесь, - он показал рукой на асфальтовую площадку, здесь будет построен институтский лабораторный корпус.

- Его ведь только что снесли! - удивилась женщина.

- Не только что, а три года назад, - наугад сказал Коре.

- Нет, я точно помню, в позапрошлом. Неожиданно приехали и снесли. А что будет с нашими домами?

- Ничего. Мы только застраиваем площадку.

- А как же канализация?

- Знаете что? - спросил Коре. - Я просто не понимаю, почему вы об этом спрашиваете. По Хановскому переулку было то же самое, жители настояли, и теперь у них все в порядке. Настойчивее надо быть. Но я вам этого не говорил.

- Спасибо, - улыбнулась женщина.

- Пожалуйста.

- Может быть, зайдем и поговорим?

- В следующий раз обязательно

Итак, корпус снесли в позапрошлом. Еще одна нить оборвалась.

У него была небольшая квартира в городе. По дороге туда он встретил знакомую кошмарную женщину, торговавшую пластиковыми шоколадками. Этот фрагмент памяти прекрасно сохранился: он идет в лабораторию, останавливается, замечает гения чистого уродства в подворотне и подходит из любопытства. Гений торгует пластиковым шоколадом, но продать одну пачку отказывается. Бесполезный клочок чужого прошлого. В этот раз она стояла просто посреди дороги.

Ее физиономия была настолько знакома, что Коре захотелось поздороваться. Женщина низкая, квадратная, в белых шнурованных сапогах выше колен, над сапогами алые шаровары, над шароварами черная кожаная юбка, над юбкой куртка с разноцветными рукавами, над курткой огромный красный шарф, на лице губы темно-кирпичного цвета, искусственные волосы выжжены бледной краской. В левой руке женщина держала зонтик с концентрическими кругами четырех цветов, а в правой пачку из четырех шоколадин. Лет пятьдесят пять или чуть старше. Физиономия предельно отвратительна.

- Здрасьте.

- Слава Христу.

- Вы продаете шоколад?

- Очень дешево.

Коре протянул деньги.

- Я продаю только всю пачку сразу.

- И что, уже много купили?

- Ни одной.

- Тогда продавайте по одной штуке.

- По одной штуке я продавать не буду.

- Вы меня не помните? Мы с вами встречались.

Кошмарная женщина сфокусировала взгляд на отдельном представителе человеческого рода.

- Арник, ты? Тебя уже выпустили?

- Извините, - сказал Коре, - мы оба обознались. Я возьму у вас пачку.

Кошмарная женщина попробовала недодать копейку сдачи и действительно недодала.

Он медленно шел к дому и обдумывал то, что сумел разузнать за утро. Потом пошел быстрее - когда идешь медленно, твоя мысль цепляется за окружающие предметы, отвлекаясь. Итак, они снесли лабораторию. Как бы я поступил на их месте? Я бы уничтожил все те места, которые могут дать разгадку, но оставил бы одно. В том месте я бы оставил группу наблюдателей и поручил им ожидать меня. Очень логично. Достаточно найти это место и проверить. Оно должно быть где-то рядом. Мой городской дом - почему бы и нет? Прошло уже три года - они не будут достаточно внимательны. Они не будут внимательны лишь в том случае, если не знают, что я уже пришел. Но если бы знали, то взяли бы меня еще вчера.

Он подошел к своему дому по противоположной стороне улицы. Пятиэтажные дома стояли покрашенные в белое с коричневым, похожие на спичечные коробки. Раньше пустоту между домами заполняли сухие деревья, но теперь от деревьев остались лишь пеньки, раскрашенные в черно-белую зебру, - для удовольствия детей старались.

Один из детей копошился у самого подъезда, в траншее, вырытой в виде буквы "П". Коре подошел. Ребенок был одет в форму. Этого мальчика Коре знал.

- Слава Христу, - сказал он, присев на корточки.

- Слава Христу.

- Ты почему не в школе?

- Я выполняю задание. Я рою П-образный окоп.

- Ты меня не знаешь?

- Нет.

- А я тебя знаю. Мы с твоим папой вместе работали. Он дегустатор, это как художник, но от этого толстеют. Правильно?

- Да.

- Знаешь, в этом доме живет моя подружка. Ты знаешь, что такое подружка? Но у нее очень злющий папа. Ты можешь мне помочь?

- Пойти ее позвать?

- Нет, тебя же папа просто прогонит. Нужно передать шифрованную записку - положить на коврик перед дверью, нажать звонок и убежать. Ладно?

- Ладно.

Коре достал блокнотик из кармана ветровки, вырвал листок и написал:

Привидения иногда возвращаются.

Арей.

- А вот эти четыре шоколадки тебе.

- Юные К. О. не едят больше двух шоколадок, - сказал мальчик и взял только три.

- А ты знаешь, как расшифровываются К. О.?

- Казаки-опричники. Меня приняли в прошлом году.

Мальчик вошел в подъезд, а Коре отошел к дому на противоположной стороне и встал за открытой подъездной дверью. Дверь была крупнощелистой, будто специально предназначенной для подглядывания. Ему не пришлось долго ждать. Вначале вышел мальчик, вынул из кармана носовой платок, вытер им руки и начал есть шоколадку. Через пару минут появился Большой Итя. Ага, еще один знакомый персонаж. Я почти уверен, что он был среди своры, которая меня убивала. Поживи пока. Большой Итя был в длинном зеленом плаще. Под таким плащом можно спрятать все что угодно. Большой Итя осмотрелся, затем задал несколько вопросов казаку-опричнику и снова вошел в подъезд. Коре продолжал ждать. Мимо него прошли: старушка со старичком, обнимаясь, как влюбленные, девочка в огромных очках, человек с лицом дворника, женщина с ребенком на руках. Женщина не обратила на Коре внимания, ребенок обратил внимание на шоколадку. Шоколадка была абсолютно безвкусной. Наверное, потому, что его нечеловеческое тело совсем не нуждалось в пище. А дети любят жевать пластик, можно было угостить. Минут через двадцать пять подъехала вполне знакомая зеркальная машина, почти современной конструкции. Сразу же вышел Большой Итя, сказал невидимому водителю несколько слов и сел в машину. Машина развернулась и уехала в сторону окраины. Мальчик вылез из траншеи и ушел, двор опустел. Краснела шоколадная обертка.

Коре вошел в свой подъезд и поднялся к двери квартиры номер сорок. Перед дверью лежал чистый коврик. В двери новый замок. Но сама дверь здесь всегда была хлипкой, такую никакой замок не удержит.

На стене объявление:

По поводу Дня Воздушно-военного флота срочно добровольно мобилизуется весь самоходный транспорт (в обязательном порядке). Незамабилизованный транспорт будет добровольно конфискован. Участвует общественность.

Он ударил в дверь ногой, и язычок замка хрустнул. Кто такая эта самая общественность, которая вечно участвует там, где ее не просят?

Открылась соседняя дверь, и высунулась распатланная голова дурочки Либки. Это существо восемнадцати лет не отличалось умом (мягко говоря), зато уверовало в Господа четыре года назад и теперь несло истину всем окружающим. Окружающие истину не принимали.

Либка перекрестила воздух перед собой,

- У-у! - сказал Коре и оскалил зубы. - По твою душу я пришел!

Голова исчезла, дверь захлопнулась, защелкали замки. Коре еще раз ударил в дверь и вошел.

Судя по обстановке в квартире, его ждали круглосуточно, сменяясь по одному. По одному - значит ждали для галочки, а не по-настоящему. Та же пружинная кровать, которую он помнил. Нет телевизора и шкафа. Оружия тоже не заметно, зато много приборов непонятного назначения. Ну, допустим, это магнитофон. Используем его.

Он включил запись и произнес:

- Слушай меня, ты, который пришел и занял мою квартиру. Мне это не нравится. Мне не нравится то, что ты пришел сюда, не спросив разрешения. Я объясню тебе при встрече, насколько это невежливо. Еще мне не нравится, что три года назад меня убили. Я не собираюсь забывать об этом. Я объясню тебе лично, что собираюсь делать. Не советую меня ловить. Восставшего из могилы победить не так-то просто. И не советую подходить ко мне близко восставшие из могилы возвращаются за душами виновных.

Неплохо вроде получилось.

Он походил еще немного, выглянул в окно, потом натер лицо и руки зубным порошком (кожа почему-то стала голубой, а не белой), взял нож, положил на стол видеокамеру и включил ее. Потом положил кисть руки на стол и ударил ножом. Лезвие соскользнуло с кожи и воткнулось в стол. На руке не осталось даже царапины. Он выключил камеру, умылся, тщательно отер раковину от остатков зубного порошка и вышел из квартиры.

Трамвай сорок третий номер, тот, который ходит только в первой половине дня, весело катил по рельсам. Водитель трамвая, женщина возраста лет на пять-шесть старше бальзаковского, с большими губами, прозрачными волосами неопределенного цвета и коровьим взглядом, вспоминала о том, что обед еще не приготовлен, вспоминала с мягкой тоской. Трамвай катил по пустому широкому простору, черному, серому, желтому здесь и там (кое-где на поверхность выходили глина и песок), местами простор был разрезан неглубокими оврагами. Вдалеке, у горизонта, виднелись холмы, с которых дожди смыли остатки почвы. Там и здесь поблескивали искорки: здешняя пустошь была вся в бутылочных осколках; к полудню, когда солнце появлялось из тумана, осколки мерцали и пустошь казалась живой. Сто лет назад на тех холмах было поле. Теперь холмы торчали из земли каменными клыками, похожими на пирамиды Египта. Клыки были светлые, почти белые. Небо светилось мутной полуденной зеленью. Как всегда, после полудня было трудновато дышать, воздух становился совсем вязким. Водитель трамвая достала кислородный баллончик с зеленой надписью по красному "Минкислородпром" и подышала немного, отдыхая. Жизнь не так уж плоха, если у тебя под рукой всегда есть казенный баллончик с кислородом. Кислорода водителям трамваев выдавали даже больше, чем нужно, можно было втихомолку приторговывать. "Вот и этот продам, - подумала водитель трамвая. - ничего, что отдышала из него чуть-чуть, продам мальчику Пете, он очень просил, хотел девочке подарить. Я понимаю, сама была молодой, я с него много не возьму", - так подумала водитель трамвая и лаже улыбнулась.

Послеполуденный трамвай шел последним рейсом: еще минут пять до Ыковки и сорок пять обратно. Трамвай был почти пуст - только один пассажир, сейчас совсем перестали ездить, опасаясь нападения зверей. Лицо пассажира смутно знакомо. "Когда-то раньше он определенно ездил моим рейсом, - подумала водитель трамвая. - Так мало людей, что каждого запоминаешь. Как бы не закрыли линию, придется тогда дворником работать". Тарахтели колеса на стыках, дребезжало второе кресло в правом ряду, скалилась улыбкой фотография голого мужчины с громадными мускулами и не столь громадным кое-чем; фотографию водитель трамвая вырезала из журнала и возила с собой как талисман - что может хранить женщину лучше, чем настоящий мужчина? Вот то-то и оно.

Вот показались вдали белые стены Ыковки, стены метровой высоты, ни один зверь через такую не переберется. Ишь ты, как они себя берегут. Себя-то берегут, а обо мне кто подумает? Езди тут без всякой защиты и обороны. Впрочем, обороняться от зверей бесполезно, их никакое оружие не берет. Развели нечисть, теперь отдуваться приходится. А вон те кусты слишком близко подходят к линии, надо бы срезать. Кустами водитель трамвая называла густые пучки черных палок; она начала уже забывать, как выглядели настоящие кусты - настоящие кусты теперь даже в фильмах не увидишь. Звери редко выходят из лесов, но, с другой стороны, нет ведь никакой причины, которая мешает им выходить. Вот эти кусты, например, тянутся от самого оврага (овраг был наполовину засыпан четыре года назад, и с тех пор трамвай сорок третий номер въезжал в поселок и делал круг на безопасной территории) - а овраг идет от самого леса.

Если звери просто не хотят попадаться людям на глаза, то они могли бы пробраться по дну оврага и сейчас сидеть где-нибудь в тех кустах. Ей показалось, что в кустах что-то белеет. Сердце похолодело, душа ушла в пятки, по спине пробежал мороз, на лбу выступил холодный пот, кровь застыла в жилах, застучали зубы, перехватило дыхание, лицо смертельно побледнело, пальцы рук напряглись и окаменели, заурчало в желудке и захотелось... Сами знаете, куда захотелось. Трамвай остановился.

- Иди сюда, - позвала она пассажира. - Смотри. Ты там ничего не видишь?

* * *

Информация:

Первые звери появились в Осип лет тридцать назад, во времена идеологии технического прогресса. Звери тогда были безопасны и даже дружелюбны. Зверями называли кибернетических существ, имеющих два пола и способных к размножению. Базовые самовоспроизводящиеся схемы продавались в каждом техническом магазине, а посему все народные умельцы изощрялись как могли, выдумывая саморазмножающихся зверьков. Народное движение всемерно поощрялось. Дома творчества К. О. даже заводили маленькие зоопарки из киберзверьков. Существа не были похожи на зверей и обычно имели простой решетчатый каркас вместо тела. Тысячи их разновидностей терялись и бегали по городам, лесам и пустырям совершенно беспризорные. Когда их развелось слишком много, власти ограничили продажу схем и попробовали отловить тех зверьков, которые не имели хозяев. Звери сразу ушли в Леса, да там и остались. Базовая схема давала не только возможность размножения, но и возможность самоизменения. За последние десять лет звери изменились настолько, что охотиться на них стало опасней, чем идти на тигра. Охотиться перестали, а сами звери, из излишней резвости, иногда выбегали из лесов и играли с проходящими людьми. Такие игры всегда заканчивались трагедией. Но защититься от зверей было довольно просто: они могли двигаться лишь по ровной местности, а потому небольшой уступ или стенка их всегда останавливали.

* * *

- Иди сюда, - позвала она пассажира. - Смотри. Ты там ничего не видишь?

- Только черные палки.

- А в палках?

- Ничего.

- Вон там, белое. Может, это зверь?

Коре нагнулся к стеклу и вгляделся.

- Это пятнышко не шевелится, - сказал он.

Клочок белизны не шевелился. "Нет, это не могут быть звери, - подумала водитель трамвая, - звери не умеют сидеть в засаде. Им нужно постоянно двигаться. Говорят, что от них можно даже спастись, если стоять на месте и отскакивать в сторону в последний момент; не приведи Господи мне так спасаться..."

Она посмотрела в зеркальце и увидела, что сзади, по полотну, к ней движется зверь. Она видела зверя на картинках и в кинофильмах, там он казался совсем нестрашным, но вот так, когда он надвигается на тебя... Трамвай дернулся и понесся. Зверь чуть отставал. Пролетая мимо кустов, водитель трамвая успела заметить неясное копошение, но не смогла ничего рассмотреть, только вот белое пятнышко оказалось обрывком газеты. Водители трамваев, не проходите крутые повороты на предельной скорости, не проходите. Ведь трамвай ваш может сойти с рельсов, а не ровен час, даже и перевернется. Тогда любому зверю будет нетрудно достать вас.

- Помедленнее! - крикнул Коре, но было поздно: трамвай громко лязгнул, заскрежетал, зашуршал по щебенке, наклонился и перевернулся набок. Второй вагон остался вверху, на каменной насыпи.

Водитель успела вскрикнуть только один раз. Значит, теперь она без сознания или мертва. Коре пошевелился и отодвинул стальной цилиндр, упавший ему на спину. Такие цилиндры используют, чтобы брать трамваи на буксир. Тяжелая штучка. Килограммов восемьдесят, а то и больше. Цилиндр упал прямо на спину Коре, но ничего не повредил. Коре уже начинал привыкать к собственной неуязвимости.

Он встал, и под ногой проломилось стекло. Вагон лежал па боку. Коре прикинул, можно ли выбраться через нижние окна, и решил пока не пробовать слишком узкая щель. Да и вагон постоянно вздрагивает, как будто он в агонии. Через верх вылезать тоже неудобно. Может быть, через переднее стекло? Он посмотрел в сторону кабины и увидел зверя. Существо стояло качаясь, будто раздумывая: броситься сейчас или обождать? Зверь был не один. Очень похож на самодвижущийся рычаг, подумал Коре, на кибернетическую игрушку, которую изобрел Иван Петров. А качается он потому, что не может стоять на месте, - это было самым интересным в игрушке: она не умела останавливаться. Изготовленный рычаг включался и отпускался в леса, где он и рыскал, иногда выскакивая на дороги. Пробовали рычаги ловить, но разве их поймаешь, если они никогда не стоят на месте. Иван Петров даже премию обещал тому, кто его рычаг поймает. Вот и эти такие же, но шире, мощнее и вооружены режущими инструментами.

Рычаг прекратил качаться и бросился вперед. Стекло разлетелось на осколки, тело водителя схвачено и брошено, еще удар - и рычаг оказался в вагоне.

Он продвинулся вперед и снова отступил назад. Он осматривался. По маслянистой станине двигались вверх-вниз зубатые инструменты. Вот длинное сверло включилось и выключилось. Посыпались искры электросварки, вагон резали сразу с нескольких сторон.

Коре шевельнулся, и рычаг бросился вперед. Загудело сверло, направленное прямо в грудь. Патрон бешено вращался, от него даже дуло, как от вентилятора, - две тысячи оборотов в минуту, не меньше. Конец сверла прорвал ветровку на груди; не успев сообразить, Коре схватился пальцами за вращающийся патрон. Послышался жалобный треск умирающего металла; патрон со сверлом отломился, изнутри зверя выползла желто-синяя раскаленная стружка, потекло масло. Зверь издал крик, похожий на крик слона, и дернулся в сторону пролома. Выскочив из вагона, он сделал два с половиной круга по грунту, как колесо, теряющее скорость, и повалился набок. Зубчатые клешни медленно открывались и закрывались. Горело масло.

Коре вышел из вагона. Невдалеке лежало тело женщины. Было видно, что женщине уже ничем не поможешь. Три зверя убегали в сторону засыпанного оврага, четвертый медленно ворочался в лужице горящего масла. Коре посмотрел на сверло с куском металла, которое он держал в руке. Для того чтобы сломать металл, ему даже не пришлось сильно напрягаться. Кожа ладони не была счесана.

Он бросил сверло на землю и слегка ударил кулаком в стенку вагона. Стена ответила гулким звуком. Он ударил чуть сильнее - стенка прогнулась. Он ударил изо всех сил, так, чтобы счесать косточки, - и кулак пробил металлическую стенку как снаряд. Вот как. "Значит, ничто материальное не может повредить моему нематериальному телу, - подумал он. - А если так?"

Он развел руки перед грудью и ударил кулаком по кулаку. Раздался щелчок, похожий на звук от столкновения двух булыжников. Кожа на косточках осталась цела. Никакой боли. Впрочем, именно этого и следовало ожидать.

Для последней проверки он вырвал из мертвого зверя стальную трубку сантиметра три в диаметре и сжал трубку в кулаке. Вначале трубка не поддавалась, но как только пальцы побелели от напряжения, она сплющилась, как пластилиновая. Он оторвал кусок трубки, смял его в кулаке и положил в карман, на память о звере. Былинные дурачки тоже вырезали языки из змеевых голов. Он шел в сторону близкой Ыковки, и его ветровка была разорвана на груди косой полосой - так, будто по ней прошлись пилой или тупым лезвием.

... А бабка Березуха стояла на остановке и ждала прибытия трамвая. На поводке она держала собачку, маленькую, беспородную, светлого окраса. Собачка сидела печальная, с выражением покорности судьбе. Кончики ее ушей отвисали в стороны. Трамвай всегда приходил точно, в час сорок пять. И точно к часу сорока пяти бабка Березуха копила лучшие ругательства, придуманные за ночь, и точно в час сорок пять она их изливала. Изливала на водителя трамвая, на женщину с большими губами и коровьим взглядом. Все же они были знакомы и немало проездили вместе - как же можно обойти вниманием старую знакомую? Но в час сорок пять трамвай не приехал. Не приехал он и в час сорок семь. Бабка Березуха ругнула разок пустой горький воздух и почувствовала такую тоску, что впору вешаться. Ругнула воздух еще раз и повеселела. Правда, воздух не отвечал, но в жизнерадостной бабке Березухе было столько энергии, что ответа и не требовалось. И она пошла прочь от остановки, самоуслаждая себя очередной матерной арией. На повороте к площади Центральной она увидела человека в разорванной на груди куртке, перепрыгнувшего через стену. Бабка Березуха взвилась, вспомнив свои лучше ругательства. Начав фразу с бессмысленного набора слов, для разгону, она закончила ее, высказав намерение сплясать на могиле встречного.

Коре остановился и дослушал конец фразы.

"Почему бы и нет? - подумал он. - Такая тварь вполне заслуживает смерти. Стоит проверить это предположение не только на речных раках. Раки раками, а окончательные эксперименты всегда ставятся на людях. Нужно лишь точно сформулировать пожелание".

- Если бы я был этой собачкой, - сказал он, произнося слова четко и внятно, - я бы не задумываясь перегрыз тебе горло.

И бабка Березуха осеклась, вдруг почувствовав незнакомую силу в этих словах. Она взглянула на собачку, и собачка взглянула на нее. Взгляд собачки стал беспутным, не задумчивым, плоским. Собачка тявкнула и стала гоняться за своим хвостом.

Спичечник Еня знал, что такое счастье. И не то чтобы он был особенно счастливым человеком, наевшимся счастья всласть и теперь размышляющим о причинах счастья, о его последствиях и сокровенной сути, не был он и философом, охочим до пустых размышлений. Просто сегодня с утра его осенила идея, и в свете той идеи спичечник Еня просто и совсем буднично понял, что он счастлив.

Создав за годы своей сознательной жизни четыре тысячи восемьсот сорок девять произведений спичечного искусства (изб, домов, церквей, соборов, замков, дворцов, сараев и заборов - все из спичек), Еня вдруг понял, что создал абсолютно все и пути к новым творческим достижениям просто нет, просто нечего больше достигать. Это размышление вначале повергло его в глубокую печаль. Немного ободрился он после того, как склеил из спичек палатку. После палатки - ящик для инструмента. Но, уже заканчивая ящик для инструмента, он понял, что творческий его гений на излете, склоняется к закату, стоит на краю пропасти, поражен тяжким недугом, повеяло зимним холодком, слышны звоночки - Еня полдня пытался выразить словами свое чувство, но так и не выразил. Чувство было гнусным.

Нужно отметить, что Еня был признанным авторитетом в своей области и славой родной деревни; имел он семь премий "го-хью" - главных премий по спичечному мастерству. Премии присуждались за лучшую идею, за лучшее исполнение, за минимальное количество материала, за самое крупное спичечное сооружение, за дизайн и за лучшую передачу средствами спичек общественной идеи. Еще одна премия, дополнительная, присуждалась за вклад в дело мира но эту премию получало всегда начальство. Большинство людей знают о существовании спичечного искусства (некоторые даже видели изделия, выполненные любителями), знают, но считают его блажью или глупостью. К чему, говорят они, клеить из спичек фигуры разной формы, если любой пресс напрессует тысячу таких же фигур в тысячу раз быстрее и будут они в тысячу раз долговечнее? Логичное рассуждение. Но спичечное искусство - все же искусство и поэтому, как всякое искусство, смеется над логическими потугами. К чему восходить в горы, если есть вертолеты; к чему поднимать штанги, если есть подъемные краны; к чему играть в шахматы, если хороший шахматный компьютер все равно сыграет лучше? Зачем рисовать, если есть фотоаппарат; зачем петь и играть на скрипке, если есть магнитофон с заведомо лучшими записями; зачем читать лекции, если есть учебник; зачем играть па сцене, если есть компьютерная анимация? Спичечник Еня знал зачем: каждая мертвая горка спичек, к которой прикасались его пальцы, оживала и жила, обретя душу. Наверное, для этого и нужно искусство - для того чтобы вдохнуть душу в неживое. Вот неотесанный чурбан из захолустья пришел в музей и томится, мечтая о мороженом или баночке синтетического масла, но вдруг останавливается перед картиной, и картина говорит ему: "Здравствуй, я живая". - "Здравствуй, а я, оказывается, тоже живой", - отвечает чурбан. И он уже не чурбан после этой встречи. Что бы было со всеми нами, если бы творец не собственноручно изготовил Адама из глины, а отштамповал тысячу Адамов с помощью пресса? Вес человечество до сих пор состояло бы из тысячи одинаковых глиняных статуй, изрядно попорченных временем.

Итак, Еня, как некий древний поэт, имел одну, но пламенную страсть. Неделю назад он попал в больницу с подозрением на аппендицит (оказались просто колики) и провел в больнице пять дней. Эти пять дней отдыха казались ему вычеркнутыми из жизни. Он чувствовал себя так, будто ему ампутировали мизинец. Те спичечные композиции, которые могли бы быть созданы за эти пять дней, не будут созданы никогда. В больнице он встретил милую женщину, которая выразила намерение стать его женой. Женщина покорно слушала Енины лекции о спичечном искусстве - поэтому Еня сказал, что подумает. Но все равно семь дней вычеркнуты из жизни. Первым делом искусство, а женщины потом. А теперь вот еще и это.

Этой ночью он почти не спал. В краткие минуты забытья он видел один и тот же сон: с продолжением - будто берет он, Еня, в руку свои нетленные произведения из спичек и сжимает кулак. И превращаются нетленные произведения в обычную труху. И берет он следующее произведение и снова кулак сжимает, и снова, снова, снова... Горько плакал Еня во сне, и во сне же слышал танец маленьких ножек, и во сне же понимал, что спит и что слышит он во сне топотание крысиных лапок по полу и даже вон та ледяная глыба в ногах, с голубым глубоким прозрачным отблеском, то не лед вовсе, а одна из крыс стянула зубами с ноги спящего Ени одеяло, оттого и холодно Ениной ноге, оттого и снится Ене ледяная глыба.

Османские крысы не были опасны для умного человека.

Крысы редко бросались на людей без причины.

Но настало утро, и Еня проснулся с улыбкой счастья на устах - потому что увидел во сне крысоловку, сделанную из спичек. Вот что такое счастье. Кажется, все уже изготавливали из спичек: от чайной ложки и палки для чесания спины до работающей модели парового пресса и Аполлона Бельведерского в натуральную величину. Самым большим затейником считался старый итальянец Николо Челиджио, который изготовил Аполлона и кибернетическую палку для чесания, которая умела чесать сама и в нужном месте (чего даже любимая жена не умеет), но спичечная крысоловка не приходила в голову даже итальянцу Николо.

На изготовление крысоловки пойдет двадцать три коробка - так рассудил Еня. Внутренность коробка можно будет обмазать особым клеем собственного производства - клеем, от которого крысы дуреют и за который запросто расстанутся с жизнью. Клей этот Еня держал в особой большой бутыли из толстого стекла и со стеклянной же крышкой. Бутыль стояла на шкафу, и там же, на шкафу, у бутыли, бессменно дежурили две-три крысы, привлеченные запахом. Крысы были крупные, величиной с обыкновенную кошку, но кошку спичечник Еня в последний раз видел лет десять назад на выставке редких животных - после того как вымерли растения, кошки тоже почему-то пропали. Зато крысы значительно подросли.

- Эй! - крикнул кто-то в окно.

- Чего тебе? - отозвался Еня.

- Пошли играть!

- Я не могу сегодня. Надо закончить одно дело.

Голова была беременна идеей (творческие люди поймут, а у нетворческих прошу извинения), у головы уже начинались схватки, и просто немыслимо было в таком состоянии идти и играть в какой-то там теннис. Спичечная крысоловка! Такого не делал еще никто на планете! Это же новый шаг в спичечностроительном искусстве!

- Ну не дури! - продолжал Бульдозер. - Пошли играть, у нас без тебя пары не будет. Если не бросишь спички, я в твой музей горящую головешку кину.

Бульдозер уже не в первый раз так шутил, и Еня не боялся.

- Я сказал - не пойду! Может быть, завтра.

- Так кому ты завтра нужен! - сказал Бульдозер и отошел.

Он вышел из дворика и задумался. Болван проклятый. Перепортил весь день. Теперь придется играть втроем. Втроем - что это за игра? И все потому, что этому болвану захотелось спичками поиграться. Тоже мне гений.

Бульдозер поднял кусок кирпича и запустил Ене в окно. Кусок кирпича перелетел каменный заборчик (заборчик был из белого кирпича, с дырочками и с редкими вставными красными кирпичиками - красные отсырели и трескались, не то качество); кирпич перелетел заборчик, пролетел сквозь садик мертвых деревьев, влетел в окно, прошуршал над удивленно поднятыми крысиными мордочками, над самой головой бедного Ени и ударился в бутыль с клеем. Тяжелая бутыль выпала из рук и грохнулась па пол, обрызгав Еню с ног до головы. В глазах крыс загорелись дикие огоньки; со всех сторон послышалось шуршание и хруст щепок, перекусываемых острыми как шилья зубами; полчища крыс выскочили из углов и сбили человека с ног; человек успел вскрикнуть всего лишь раз, да и то негромко. Говорят, что в Амазонке водятся такие рыбы, что съедают человека за шестнадцать секунд. Ыковские крысы уложились в четырнадцать. Покончив с Еней, они вылизали пол, потом проели в полу дыру, чтобы не пропала ни капля вещества, впитавшегося в доски, потом погрызли стеклышки, сдохли, наевшись стеклышек, пришли другие и съели первых, ушли. На полу, у самой дыры, осталось лежать то, что еще недавно было Еней, человеком, знавшим, что такое счастье.

А в это время Бульдозер шел вниз по улице по направлению к площади Центральной. На площади Центральной ему было нечего делать, а шел он просто для того, чтобы проводить мальчика Петю. Мальчик Петя тащил по пыли тяжеленный мешок с мусором. В мешке было килограммов пятьдесят. А тащил его мальчик Петя па общественную свалку. Бульдозер знал кое-что, но пока молчал. Мальчик Петя часто останавливался и вытирал пот со лба. Тогда Бульдозер тоже останавливался и ждал. Так шли они долго, минут двадцать. Наконец пришли.

- Что вы за мной идете? - спросил мальчик Петя.

- Да я ничего, ты давай развязывай мешок.

Мальчик Петя развязал мешок и приготовился высыпать мусор.

- А ты знаешь, - спросил Бульдозер, - что за использование свалки полагается платить? Давай завязывай обратно свой мешок и тащи домой. Только попробуй тут его оставить.

Мальчик Петя завязал мешок и потащил его на горку. Бульдозер улыбнулся и замурлыкал песенку о том, что сердце к подвигу зовет. Бульдозер тоже знал, что такое счастье.

* * *

Информация:

М-кретин. Кличка Бульдозер. Тридцать семь лет. Болен с мая 2095 г. Вторая степень тяжести Форма Б13.

* * *

Был бы Боря обыкновенным человеком, если бы не слишком громкий голос и не твердая убежденность в том, что он все знает и все умеет лучше всех. Убежденность была так сильна, что Боря мог ослепнуть, оглохнуть, проявить абсолютный слух или орлиное зрение, если это требовалось для доказательства своего превосходства. В этих же целях он был способен глупеть или умнеть до любой степени.

Например, если Боря бросал в забор нож, а нож пролетал мимо, Боря утверждал, что целился мимо. После этого друзья чертили круги мишени и цепляли на забор бумажку. Кто-нибудь попадал в центр, а Боря - в край. В таком случае Боря совершенно серьезно говорил, что круги начерчены неточно, а центр мишени находится как раз на краю, просто остальные этого не видят, а он, Боря, сумел увидеть по причине своего превосходства в метании ножей. Когда Боря начинал проигрывать, играя в теннис, тут могли происходить любые чудеса. Например, если Боря проигрывал один-пять, он спрашивал, какой счет, и, узнав, что один-пять, совершенно серьезно говорил, что счет один-пять в его пользу. Говорил и сам себе верил. В таких случаях даже мяч, вылетевший из площадки метра на два, в площадку попадал - Боря видел это собственными глазами, и действительно он видел. Просто его зрение было устроено иначе. Областью научных интересов Бори были химические процессы при проявлении фотопленки. С химическими процессами Боря обращался так же, как и с теннисом или метанием ножей. Мало кто бы рискнул сомневаться в Бориных словах или в Бориной честности; на такого человека Боря сразу начинал наезжать. Оттого и прозвали Борю Боря Бульдозер.

Борины наезды начинались обычно со стандартных фраз вроде "такой дурак, как ты, лучше бы вообще молчал" или других с тем же смыслом. Заканчивались кулаками или монтировкой. Иногда заканчивались летально. Семь раз Борю вызывали к следователю и проверяли на детекторе лжи, и семь раз детектор показывал, что Боря невиновен. А все потому, что Бульдозер искренне верил в свою невиновность. Действительность не имела над ним власти.

Повод для очередного наезда мог быть самым незначительным. В последний раз Боря наехал на незнакомого старичка на улице за то, что старичок нес стул. По мнению Бори, старичок нес стул неправильно. Боря начал стандартно, но старичок не смутился. "Ты меня слушай, старый хрен, - продолжал Боря, хоть на старости лет умного человека встретил". Старичок не хотел расставаться со стулом, Боря же просто не мог. Так они и вошли в комнату, держа стул за разные ножки. Когда два дня спустя служба по борьбе с беспорядками навестила квартиру, там нашли: сожженные шторы, разорванный портфель, остатки костра в ведре для мытья пола, битые лампочки (несколько осколков оказались даже на балконе соседа), кучу сломанной мебели, сваленную посреди комнаты, куски штукатурки, остатки человеческого глаза, принадлежавшего хозяину квартиры, несколько вырванных волосков и аккуратно стоящий, хорошо протертый стул.

Сам Боря уже давно не помнил, что он сделал со старичком. Его память могла прочно забыть событие даже пятиминутной давности, если того требовало самолюбие. Никакой детектор лжи не показал бы, что Боря помнит о старичке. Он невинно забыл о последней жертве - как и о многих других.

У дома стояла толпа человек в тридцать, все бездельники, милицейская машина, милиционер хромой Жора с помощницей; подъехал желтый фургончик с надписью по боку "Служба Дератизации". Оба слова с большой буквы, оттенены красным и украшены условным орнаментом. Служба дератизации выпустила из своего чрева четверых людей в комбинезонах и с баллончиками на поясах. Люди скрылись в доме и вскоре появились снова, на этот раз с мешком. В мешке было все, что осталось от человека, знавшего, что такое счастье.

- Это он? - спросил милиционер хромой Жора.

- Он.

- Быстро уберите. Люди смотрят.

Черный мешок исчез в машине.

- Туда можно входить? - спросил хромой Жора.

- Нужно соблюдать осторожность. Поведение крыс неадекватно.

- Нечего на меня квакать. И не надо учить меня осторожности.

Он отдал мегафон невысокой женщине, стоявшей рядом, и женщина сразу же проявила незаурядный голосовой талант.

Он вошел в комнату и сразу же пристрелил двух очумело ползающих крыс, потом еще одну, которая обдирала обои в углу. Подошел, наклонился над зверьком, взялся пальцами за надорванную обоину и потянул вверх. На стене осталась черная вытянутая полоса. Хромой Жора не боялся крыс. Много плохого говорили о нем в Ыковке, но никто не называл его трусом. Он сам мог, как крыса, броситься и перегрызть горло кому угодно, даже своему непосредственному начальнику, если начальник того заслуживал. Немало начальников сменилось, а Хромец так и остался на своем месте. Он знал свое дело.

Потом он подошел к шкафчику и порылся в ящиках, ничего не нашел. Выдвинул ящик стола и взглянул в окно - не видят ли? Видят. Подошел к окну, задернул штору и слегка подергал ее после этого, пока не оборвал один зажим-крокодильчик, улыбнулся, вернулся к столу, вынул деньги, пересчитал небрежно, часть положил обратно. Потом наклонился над дыркой в полу. Из подвала блеснуло несколько пар движущихся глаз.

- Так-так, - сказал Жора, снова подошел к столу и отсчитал еще половину остававшихся денег. Потом пристрелил еще одну крысу, которая посмела высунуть свой нос из ванной. Подошел к серванту, отодвинул стекло, взял модель парусного корабля, сделанную из спичек (даже развевающиеся паруса из спичек), сжал днище в пальцах, смял, бросил на пол.

- Непрочно, - сказал он с тихим отвращением.

Милиционер хромой Жора не любил спичечное искусство, как, впрочем, и любое другое. Искусство казалось ему слишком сложным, а человек, по мнению Жоры, должен быть прост. Только в простоте спасение, а сложность и запутанность - причина всех бед. В полном соответствии с принципами своей философии он любил открывать старые уголовные дела и заново распутывать их - приводить сложное к простому. Несмотря на такую философию, сам Жора был совсем не прост, хотя бы потому, что имел собственные философские принципы. И не только потому.

Жора направил пистолет на пятнышко на стене и выстрелил, изрядно промахнувшись. Жора всегда хотел стрелять, если оружие было под рукой. Точно так же если он видел молоток, то начинал молотком стучать по шляпкам гвоздей, если видел футбольный мяч, то подфутболивал его, если видел лопоухого мальчонку, то тянул его за ухо, если видел стул, то садился, если видел тарелку с супом, то ел - даже если был очень сыт. Его первейшим побуждением было испытать предназначение всякой вещи, использовать вещь для чего-нибудь, безразлично для чего. Когда он видел чистый лист бумаги, то рисовал на нем рожицу или сворачивал из него самолетик; когда видел полуоторванную доску забора, то отрывал ее полностью; когда видел неплотно закрученную гайку, то откручивал ее полностью, даже если понимал, что механизм выйдет из строя. Он ничего не мог поделать с собой. "Просто такой уж у меня характер, - утешал себя Жора, - другие, например, бьют жену или вешаются от тоски в платяном шкафу, а у меня - это. У них то, а у меня это". Однажды коллеги застали Жору в оранжерее, когда тот надевал наручники на две параллельно растущие ветви. В тот раз Жоре удалось обратить инцидент в шутку. В другой раз он чуть было не попался, отдирая обоину в кабинете начальника, - если бы попался, это бы не сошло ему с рук. С тех пор Жора стал осторожнее, но все равно ничего не мог поделать со своим характером.

Однажды он арестовал известного психиатра и получил у него бесплатную консультацию. То, что он услышал, его немало напугало. Напугало так, что Жора даже бросил пить. Напугало так сильно, что вот уже два месяца хромому Жоре пить совсем не хотелось. И (надо же случиться такому совпадению) в тот же день, когда он получил бесплатную консультацию, на глаза ему попались строки поэта:

Не дай мне Бог сойти с ума,

Уж лучше посох и сума...

Жора почувствовал себя жутко, так, как будто ощутил у себя в груди быстро растущего черного паука с ладонь в размахе лап. Вот так он себя и почувствовал, хотя и не знал, что значит слово "сума". Зато помнил он, как покойный отец, бывший подполковник авиации, говорил: "Если начинаются завихи, то заворачивайся в простыню и ползи на кладбище; медленно ползи, чтобы не пугать население, а на работе тебе нечего делать".

Жора закончил осмотр места происшествия и вышел во дворик. Случай понятный. Спичечник потянулся за бутылью, выронил ее и разбил, а крысы тут как тут. Нечего крысиные наркотики заваривать.

О крысиных наркотиках Жора знал.

"Может, впрочем, сойти за самоубийство, - продолжал думать Жора, - но план по самоубийствам в области уже выполнен, а по несчастным случаям только на восемьдесят процентов. Значит, это был несчастный слу..."

Он окаменел, не успев додумать последнее слово. Среди людей, за забором, стоял призрак. Привидение в курточке, разрезанной на груди. Призраки всегда являются именно в той одежде, в которой их застала смерть, - хотят напомнить живым. Эта рваная рана - несомненно, след от пилы, которой его распилили три года назад.

Хромой Жора боялся призраков не из отвлеченных соображений, а потому, что хорошо помнил слова отца: "Если увидел привидение, то заворачивайся в простыню и ползи на кладбище; медленно ползи, чтобы не пугать население, а на работе тебе нечего делать". Именно так отец и говорил.

Жора вытянул шею и чуть покачал головой - так, чтобы лицо призрака точнее попало в щель между кирпичиками и стало видимым. Нет сомнения, это он.

Когда Жора вышел из дворика и отобрал мегафон у жадно орущей помощницы, призрака уже не было.

- Ну как? - спросила помощница.

- Все понятно. Несчастная случайность. А здесь как?

- Никак. Ору.

- Слушаются?

- Слушаются.

- А вон гам, у столба, только что стоял человек в разорванной куртке разорвана пополам поперек груди. Видела?

- Ничего я не видела. Если бы он нарушал порядок, я бы его заметила. А что?

- Да нет, так просто, - ответил Жора.

О возможном появлении призрака Жора был оповещен заранее. Еще три года назад в Ыковку была прислана странная, особо секретная инструкция. Инструкция была с тремя печатями, без подписи и в единственном экземпляре. Она гласила:

При появлении в поселке человеке, считающегося несомненно умершим, немедленно установить слежку и не снимать вплоть до прибытия специальной команды. Не допустить ухода объекта за пределы поселка. Если же объект попытается сбежать, его необходимо уничтожить. Проследить все контакты объекта, особенно длительные. Установить дополнительную слежку за людьми, с которыми объект контактировал два или более раз. В донесениях объект называть просто "объект". Строго запрещается вступать в личный контакт, под любым предлогом и по любой причине.

Раз инструкция была получена три года назад, именно после происшествия на лесопилке, то в ней скорее всего имелся в виду именно этот объект. Но Жора слишком хорошо помнил, что его отец говорил о призраках и о людях, видящих призраки. Поэтому Жора решил не торопиться.

Тем утром Оксана проснулась рано, походила по комнатам, прочла записку, ничего не поняла и от скучного непонимания опять уснула. Проснувшись второй раз, она села у окна и, по неизвестной причине, начала вспоминать свою неудавшуюся семейную жизнь. Удивительно, из-за какой мелочи можно возненавидеть мужа, если его не любишь.

На этой философской мысли Оксана устремила вдаль влажные глаза и увидела на улице мальчика. Мальчик был похож на ее сына.

Она собралась быстро; спустя час она была на станции, а еще через двадцать минут шла по городу, узнавая некоторые улицы и даже пеньки деревьев. Дома потемнели и насупились за столетие. Те, что смотрели на улицу, имели прозрачные двери из чего-то напоминающего силовое поле. А те, которые смотрят во двор, - из пластиковых досочек с большими щелями. Улицы прилизаны, но во дворах по четыре кучи мусора в каждом - по куче в каждом углу. В некоторых по пять. Крысы шмыгают одна за другой. Стены покрыты матерными надписями. В подворотнях валяются пьяные калеки. Из окна фортепианная музыка. Электрические часы, посеревшие от пыли, не первый десяток лет показывающие вечные пять утра. Объявление: "Баня закрыта". Выставка работ местных художников. Бесплатный телефон. Работает. Прошел мужчина, мило улыбнувшись. То же самое, что и сто лет назад, заметила Оксана и успокоилась.

Машинка, похожая на бронзовую половинку яблока, лежала в ее сумочке. Если что-то случится, я всегда смогу сбежать. Ведь двадцать три часа уже прошли, говорил кто-то чужой в ее мозгу.

Ее дом сохранился, лишь стал очень старым. В камнях появились выбоинки, похожие на следы пуль. Кто знает, сколько войн пронеслось здесь за ускользнувшее столетие?

У двери квартиры она остановилась, не в силах поднять руку к звонку. Вот сейчас я позвоню и услышу шаги, и он откроет... И весь кошмар закончится. Я, например, проснусь. Давно уже пора. Я уже выспалась во сне, и спать мне больше не хочется. Дверь у меня сменили. А стену так и не побелили за сто лет. Работают они, называется. Когда еще рабочих вызывали. Так забилось сердце, что она испугалась внезапной смерти (бабушка умерла от радости, выиграв в лотерею швейную машинку). Она нажала кнопку звонка и подождала. Еще два раза. Никакого ответа. Она толкнула дверь, и дверь оказалась незаперта.

Комната была чиста, полна пустотой, порядком и огромным экраном телевизора во всю стену. Телевизор работал и передавал патриотическую программу: конкурс русских девушек. Во время патриотических программ телевизоры включались самостоятельно, а выключающая кнопка блокировалась. Она села и принялась смотреть сквозь слезы. Впрочем, русские девушки были хороши.

Во время конкурса русских девушек Оксана в первый раз ощутила национальную гордость. В том конкурсе побелила угрюмая плотная девушка, похожая на коня, а некая Ната Бяцкая заняла второе место. На том же конкурсе произошло два несчастных случая: одну из участниц затоптал конь, а вторую привалило бревном в горящей избе. Но это не омрачило национального ликования.

Протранслировав патриотическую программу, телевизор отключился. Оксана подошла к книжным полкам и вытащила пухлый альбом с фотографиями. "Кто эти девочки на снимках? Мои правнучки? А вот это, возможно, я - во всем уродстве восьмидесяти и примерно пяти. Зачем я здесь? Как я здесь оказалась? Почему я пришла в это место? Я хочу домой. Ведь это совсем просто - пропади оно пропадом, это чужое столетие, - я поверну ключик и окажусь дома. Никто не поверит мне, если я расскажу, где была. Но я не расскажу..." Она достала бронзовую машинку с ключиком и повернула. И ничего не случилось.

* * *

Оксана была взята тепленькой, ни о чем не подозревающей. Ей заклеили рот пленкой, защелкнули руки за спиной, стащили по лестнице (разорвав при этом часть одежды), втолкнули в твердый холодный кузов без окон. В кузове играла электронная музыка. Оксана поначалу пыталась угадать, где у музыки начало, а где конец, но музыка оказалась бесконечным повторением. Она служила не для развлечения узников, а для подготовки их к тому, что их ждет. Еще в кузове было полно мелких тараканов, которые питались крошками, находимыми в карманах заключенных. Тараканы сразу же занялись делом. К крикам и попыткам их задавить тараканы остались идиотически безразличны. Крики Оксана издавала той половиной рта, от которой отклеилась пленка.

Квартиру обыскали, изъяли все документы, сломали часть мебели из лихости, выбросили в окно альбом с фотографиями - чтобы посмотреть, как красиво они летят. Одну из фотографий подобрал местный бомж и положил в свой ящик для милостыни. Бомжу не было чуждо чувство прекрасного.

Оксану выгрузили из машины, снова заклеили рот, провели по коридорам, которые изламывались в самых неожиданных местах и прерывались ступенями (у каждых ступеней и у каждого поворота было сеточное ограждение, а на сетке висел круглый знак в виде указательного пальца; Оксана так и не поняла, что этот палец означал). Потом ее бросили в цементную комнату без всякой мебели, предварительно отобрав все личные предметы, кроме платья. В камере было жарко, а не холодно, как это представляла себе Оксана; упав на пол, она счесала себе коленки, как в детстве, снова вспомнила сына и заплакала. За дверью послышались шаги, и она затаилась.

Ей принесли миску кислых и совсем будто дохлых грибов, которые она съела с удовольствием - не часто баловалась грибами в прошлой жизни.

Через пять минут или через пять часов (время совершенно потеряло реальную длительность) ее снова вытащили из камеры и повели по коридорам. После двух решетчатых перегородок потолки стали выше, и Оксана начала смутно узнавать здание. Что-то очень далекое, из детства, нет, не может быть, нет, может, она вспомнила: в этом здании ее мать принимали в комсомол и задали всего один вопрос: "Кто из наших космонавтов полетел первым?" В тот день был массовый прием, и приемщикам хотелось поскорее закончить это нудное дело. В этом же зале поколение спустя, когда комсомол развалился, Оксана участвовала в выступлении первого в городе (кстати, и последнего) эротического театра. Они ставили слегка переделанную французскую пьесу; во время спектакля Оксана снимала с себя все, кроме трусиков. Театр все равно запретили. Теперь ее втолкнули в ту же самую комнату (довольно большую, в эротической постановке тогда участвовало четверо девушек), втолкнули и бросили на стул. А вдоль стен тогда стояли скамьи, на скамьях сидела молодежь мужского пола вперемежку со стариками... Она получила удар в лицо; удар разорвался как бомба; Оксана удивилась, что осталась жива, и все воспоминания потухли.

- Ну, будешь говорить? - спросил русый костлявый молодец с пьяным задором в глазах.

- Буду, - сказала Оксана и получила еще один удар.

- Теперь не будешь, - сказал костлявый молодей, наклонившись над телом.

Когда она открыла глаза, на ней вместо платья был халат и лежала она навзничь, в той же камере, порожек у самой головы. Немилосердная лампочка выедала глаза как будто кислотой.

"Ну, нет, - подумала Оксана, - бейте меня, хоть убейте, но если я взъемся, то плохо будет!" Она плюнула в лампочку и плевок попал. Лампочка зашипела, наполнилась белым туманом, сказала "фук!" и погасла.

Коре вошел в дом, задернул штору и включил настольную лампу. Подумав, выключил. Не то настроение, чтобы включать лампу. Дом был пуст - Оксана пропала, но он заметил это не сразу. Заметил, удивился и обиделся на нее за это.

Ему хотелось посидеть в темноте, чтобы ясно ощутить, как сгущаются молчаливые сумерки (чувство, сравнимое с тихим экстазом, наверное, примерно то же ощущает земля пустыни, которая впитывает воду, - но любой звук разрушает это чувство). Ему хотелось вспомнить тех двух людей, которые погибли сегодня, почти на его глазах, и хотелось, чтобы воспоминание проявилось не полностью - чтобы невозвратимого стало еще больше. Хотелось, чтобы было плохо - чем хуже, тем лучше. Хотелось, чтобы кто-нибудь сейчас плакал, потому что сам он плакать не хотел и не умел. И до безумия хотелось почувствовать вкус шоколада - вкус настоящего шоколада.

Коре всегда ощущал сразу несколько чувств; чувства переплетались, как цветные проволочные жилки в кабеле, и каждое сохраняло собственную индивидуальность, неожиданным образом изменяя остальные чувства в то же время. Так обычно и бывает в молодости, потом это пройдет. Те, которые доживают до сорока, чувств не имеют вообще. И никакая цветная муть не мешает им видеть верно.

Пора домой. В этом мире я мог бы сыграть еще не одну партию, но это бессмысленно. Вполне бессмысленно. Не стоило и начинать. Не стоило ехать в город и испытывать судьбу. Без партнера и без малейшего понимания цели я здесь как отдыхающий у моря. С моими преимуществами я могу никого и ничего не опасаться. В этом мире я могу забавляться, как только хочу. Например, могу отомстить убийцам меня, прошлого. Или стать местным диктатором. Или вначале стать диктатором, а потом начать медленную войну и поработить несколько континентов. Или еще что-нибудь равно бестолковое. Пожалуй, уже время прервать отдых и вернуться к работе. Возможно, меня пошлют еще раз и тогда проникновение окажется успешным.

Он положил прибор на скатерть и с минуту тихо сидел, прощаясь. Потом повернул ключик. Ничего не случилось.

Прошло уже тридцать два часа, а не двадцать четыре, как требовала инструкция. Коре положил прибор на ладонь и повернул ключик еще три раза. Внутри металлической полусферы послышался щелчок, и мелодичный голос тихо произнес:

Прибор еще не активирован. До активации семьдесят две минуты пятнадцать секунд. Прошу прощения за вынужденную задержку.

Ладно. Семьдесят две минуты можно подождать. Это не семьдесят два дня, в конце концов.

Он включил телевизор и опять удивился отвратительному качеству изображения. Он уже успел отвыкнуть от этого огромного экрана.

Экран изобразил надпись:

ЕВРОПЕЙСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ

Потом появился высокий картонный тополь и под ним скамеечка со спинкой. На заднем плане нарисованы белые домики. Пропел петух. На экран вышел Иван Петров, в голубых штанах, в сапогах, в кепке и в осийской национальной косоворотке. Только накладного чуба и бороды не хватает. Иван Петров подошел к тополю, одобрительно похлопал его по стволу и, крякнув, присел на скамейку. Раздался голос за кадром:

Есть в Ыковке старый тополь, под которым вечно кто-нибудь сидит, коли погода хорошая. Стоит сесть на скамью под тем тополем - и сразу лезут в голову разные большие мысли, такие большие, что целиком в голову не помещаются, приходится просматривать их по фрагментам, а на это нужно время. Оттого и сидят ученые люди под тополем, долго сидят, не встают. В этот раз сидит под тополем лауреат Сократовской премии Иван Петров, тот, который изобрел самодвижущийся рычаг. Поприветствуем его, друзья!

Голос за кадром утонул в шуме аплодисментов.

В дверь длинно позвонили.

Коре убавил звук, но не встал с кресла. Если это Оксана, то у нее должен быть ключ; сумела уйти - сумеет и вернуться. Если это кто-нибудь другой, то его здесь не ждут. Звонок повторился. Ладно, попробуем открыть.

- Здравствуйте! - сказал Иван Петров и широко улыбнулся. - Очень рад вас видеть живым и здоровым.

- Здравствуйте.

- А я за вами целый вечер слежу. Вы это, думаю, или не вы?

Он покосился на работающий телевизор:

- Неплохая получилась передача, советую вам досмотреть до конца. Лично я не люблю сниматься, не люблю, когда прожектором светят тебе прямо в лицо да еще не разрешают часто моргать. Не люблю, но приходится.

Был Иван Петров умен, хитер, белобрыс и остронос, имел легкие, очень национальные веснушки на щеках, смолоду любил разгульную жизнь, но знал меру в разгуле, так как берег здоровье. Главным в своей жизни считал науку и служение Осии, но и о том, и о другом задумывался редко - это только в фильмах и книгах партийные думают об одном только деле партии, а ученые только о науке. На самом деле и наука, и дело партии для них - всего лишь работа, а от работы всегда хочется увильнуть. Чаще всего думал Иван Петров о женщинах и о покупке машины, но сейчас...

Голос за кадром продолжал:

Задумался Иван Петров о судьбе своего изобретения. Сидит Иванушка под тополем и думу думает. "А что, - думает Иванушка, - а что, если сделать не один, а много таких рычагов; а что, если заставить их работать на благо Родины? А что, если дать по рычагу каждому осиянину?

Но тогда сколько же нужно рычагов? - велика страна Осия... А что, если сделать несколько сортов рычага - например, мужской рычаг и женский рычаг, да придумать так, чтобы они могли сами собою разводиться на воле? - вот тогда и хватит рычагов каждому осиянину... И заставить те рычаги работать, например воду качать, опрыскивать картошку или разносить повестки по домам..." Сидит Иванушка и думу думает.

Эк куда его занесло... Сознайтесь, вы, люди степенные и разумные, что и вас порою заносит не меньше, чем Петрова Ивана. Не сознаетесь? Вот и Иван Петров не сознается. "О чем задумался?" - спрашивает сторож Никодим, тот, которого женщины любят. Спрашивает и останавливается, прикрывшись ладонью от солнца. "О европейской безопасности", - отвечает Иван Петров. "Ну, думай, думай", - говорит Никодим уважительно, опускает руку и идет своей дорогой.

- Обратите внимание, - сказал Иван Петров, - что мои передачи выгодно отличаются от передач других партий. Меня показывают не только с лучшей стороны; я даже позволяю над собой подшутить. Это делает меня ближе к народу.

Коре выключил телевизор.

- Вы позволите?

- Я, собственно, по делу, - сказал Иван Петров. - Вы действительно вернулись оттуда?

- Откуда?

- Ну, вы были в лучшем мире?

- На том свете? Был.

- Все три года?

- Нет, минут десять. Но мне трудно сказать точно - там время течет иначе. Может быть, там вообще времени нет.

- Я понимаю, понимаю. Вы там что-нибудь видели? Душу, например? Или ангела?

- Ангела нет, а душу видел. И еще что-то, о чем не хочу вспоминать.

- И как, извините, как она выглядит?

- Смотря чья. Та, что попалась мне, выглядела симпатичной. Вы только это хотели узнать?

- Не только. Я хочу предложить вам сотрудничество. У вас, я так понимаю, нет документов. А человек без документов - это уже не человек. Его даже убить можно, как собаку, и никто не докажет, что кого-то убивали. Раз документов нет, значит, живого человека и не было. Скажем, достану я сейчас пистолет и пульпу. Мне пистолет по рангу положен. Да и разные прочие трудности у вас есть. Я сделаю вам документы.

- Может быть, вы мне и денег добудете?

- Может быть.

- В первый раз вижу живого фальшивомонетчика, - сказал Коре.

- Нет, все настоящее. Я сам ничего не могу, но у партии большие возможности.

- Ваша партия стоит над законом?

- Партия всегда немножечко над законом. Если нет, то зачем же она нужна?

- И что я должен сделать?

- Вы ничего не должны. Я вас просто приглашаю. В четверг будет заседание ячейки, и я приглашаю вас выступить. Вы же хотите помочь патриотическому движению?

- Не понимаю как.

- Вы же первый человек, который вернулся оттуда. И вы наш человек. Если это правильно подать, то событие прогремит на весь мир. И партия примет в этом участие. Честно, я не верю, простите меня, что вы вернулись с того света, но это и не важно. Важно, чтобы другие поверили или притворились, что верят. Я ведь не верю и в Христа, но в церковь хожу. Какая разница, существовал ли Христос, если дело так обернулось. Был он или не был - это же ничего не меняет. То же самое с вашим возвращением. Вот, прочитайте. Это примерные тезисы вашего выступления.

Он вырвал листочек из альбома и протянул Коре.

- Итак, вы хотите послужить вящей славе Отчизны? - спросил Иван Петров.

- Нет.

- Вы не любите свою Родину?

- А вы?

- Я? Это же святое! В этих полях я родился и вырос, здесь похоронены мои предки, эта земля меня кормит и поит, мое детство и юность прошли здесь, и здесь я проведу свою старость - и сюда же лягут мои кости. Я всегда жил здесь и не собираюсь куда-либо ехать, этой земли мне достаточно, и я уверен, что лучшей мне не найти.

- Вы хорошо излагаете, - сказал Коре, - но я не пойму, что во всем этом святого. То же самое могут сказать о себе даже ыковские крысы - те, которые сегодня съели человека. Они родились и выросли в здешних подвалах, эта земля их кормит и поит, здесь лежат кости их предков, и их собственные кости лягут сюда же. Это же святое, согласитесь!

- Вам не смутить меня этим парадоксом. Что же такое Родина для вас?

- Во-первых, не Родина, а родина. Точно так же Мать - это фигура холодная, огромная и предназначенная только на показ, ни на что другое она не годится, а мама - близкий человек. Родина - это те места, события, люди, предметы и обстоятельства жизни, в которые мы вкладываем и оставляем часть своей души. Или которые вкладывают себя в нас. Если я подмел дворик и поставил в нем скамейку, то он станет родным для меня. Если я встречался с любимой в здешних полях и они навсегда остались со мной, то эти поля я ощущаю как свою родину; если я сделал что-то для своего города, то моя родина - этот город; если я сумел оказать услугу всей стране, то эта страна будет для меня небезразлична. Если я сделал нечто на благо всего человечества, то моя родина не отдельная страна и не город, а весь мир. Поэтому первые гении и последние подонки не имеют родины и не любят ее для первых родиной стала планета, для последних нет даже клочка земли, который им рад. И ничего святого в этом нет. Любовь к своей личной родине нормальна для порядочного человека. К своей личной, но не к вашей, обобществленной.

- Мне можно говорить такие вещи, - задумчиво сказал Иван Петров, - я человек понимающий и терпимый. Но за других я поручиться не могу. Если человека оскорбляют в его священном чувстве, то его негодование тоже священно - он способен на все. Я бы на вашем месте поостерегся выходить на улицу. Вообще-то людям с такими взглядами нужно делать лоботомию - это принесет пользу обществу.

- Вашему обществу нужно делать лоботомию, - ответил Коре, - это принесет пользу людям.

- А вашему? - спросил Иван Петров и прищурился. - Вы ведь не осиянин, правильно?

- Как вы это поняли?

- Я умный человек. Вы говорили о мире и странах, но для осиянина нет ни мира, ни стран. Для него есть только Осия, великая Осия. Я, кстати, за то, чтобы вернуть родине ее настоящее имя. Раньше имя было чуть длиннее. Вы знакомы с нашей историей?

- Никто не знает истории искаженных существ.

- Вот. Я так и думал, что вы это скажете. А вы знаете, что мы во всем впереди вас? Даже первую попытку вывести искаженное существо предприняли именно мы - полтора-два века назад. Конечно, генетической техники еще не было, и измененного человека выводили по старинке, методом искусственного отбора, уничтожая нежелательных особей. После уничтожения примерно ста миллионов была выведена психологически отличная порода человека. Психологически улучшенное существо. Еще в те времена мы были отделены от остального мира железным занавесом. За прошедшие века занавес несколько раз приподнимался - и девять волн эмиграции рассеяли русских по всему миру. Вы знаете, что все ваши русские, которых полно в мире, пошли отсюда, из Осии? Вам нечего чваниться. Вы наверняка смертник, раз попали сюда. Ваша любимая страна послала вас на смерть. Поэтому чья бы корова мычала... Кстати, вы видели настоящую живую корову?

- Да.

- У нас уже изобретена кибернетическая. Но пока не получила широкого применения.

- Не верю, - сказал Коре, - ваша техника отстала на столетие.

- Только не военная. Сознаюсь, про корову я приврал. Зато я знаю даже о методе фантома. И знаю больше вас. А отсталость - это просто приятный итог изоляции. Мы консерваторы и всегда ими были. Наш человек сохраняется, тысячу лет назад мы были такими же и через тысячу останемся такими же. Что с того, что мы дышим отравленным воздухом? Что с того, что у нас нет ни волос, ни ногтей? Это ведь не мешает загадочному русскому характеру оставаться загадочным. Это даже не характер, а окошечко в альтернативную реальность. Зато у вас характеру не больше, чем у деревянных кукол. Я не говорю о присутствующих.

- Тогда зачем же столь примитивные идеи?

- Национализм? Согласен, примитивно. В сущности, это собачий инстинкт защиты территории. Собаки ведь самые ярые националисты. А как яростно дворняжка бросается на благородную породу? Замечали? - и никогда наоборот. А как беззаветно она бросается на автомобиль? Вы видите, я не просто чугуннолобый фанатик, а могу придумывать сравнения для своей идеи так же, как Сирано выдумывал сравнения для своего носа. Но я люблю ее так же, как он любил свой нос. Я могу делать это - потому что силен. Фанатики ведь свирепеют от слабости. Чем слабее, тем свирепее. Принцип компенсации. А нацидея - единственная идея, которая нам подходит. Лет двадцать назад основной была идея технического прогресса, увы, она не привлекла массы. Не во всяком ведь есть техническая струнка. А национальная - во всяком. Нам есть чем гордиться. Наибольшее количество талантливых людей рождается у нас. Раньше они убегали к вам, но сейчас ведь это невозможно. Так что же делать? Остается либо смириться, либо возгордиться. Последнее приятнее.

- Я не уверен, что вы столь талантливы, - сказал Коре.

- Но это очевидно. Возьмем такой факт: в первые же дни после выхода очередных отеческих указаний начинают звучать стихи и песни, в которых рифмуются строки вышеупомянутых указаний. Вы попробуйте написать песню на слова "Открыты новые пути развития родного общества на всех этапах его существования". Кто из ваших поэтов на такое способен? Да у вас и поэтов уже не осталось.

- Но это халтура, которая пишется на заказ.

- Но в том-то и дело, что нет! Ничего подобного! Это действительный порыв народа. Прочитав строки указаний, каждый школьник начинает выражать свое мнение, слагая песню. Не каждая песня хороша, но каждая идет от души. Утописты во все века мечтали о справедливом обществе, об обществе счастливых людей. Вот оно, общество счастливых людей! Когда младенец начинает думать, знаете, какова его первая мысль? - Как я счастлив, что мне повезло родиться в такое прекрасное время и в такой прекрасной стране! И это постоянное счастье он пронесет через всю свою жизнь. Что может быть лучше счастливых людей? И разве может быть плоха идея, которая сделала всех счастливыми? Всех и каждого.

- А куда вы дели недовольных?

- Это у вас могут быть недовольные. Осианин даже не понимает значения такого слова. Понятие безнадежно устарело - все недовольные вымерли несколько поколений назад. Конечно, было немало войн, больших и мелких, но теперь мы достигли совершенства: никто никого не притесняет. Никто не притворяется патриотом, каждый горит истинным патриотизмом. Каждый осианин умеет петь - голос и слух ему нужен для исполнения гимнов; каждый с детства пишет стихи, чтобы выразить переполняющую его любовь к Родине. Каждый пишет картины, потому что не может без умиления окинуть взглядом родные просторы. Каждый заботится о том, чтобы сделать Родину краше. Мы есть общество стопроцентных творцов и созидателей. Поэтому я и утверждаю, что мы талантливее всех.

- Допустим, все эти люди счастливы. Но это же обман - у них нет причин для счастья.

- Есть. Во-первых, патриот патриоту друг, товарищ и брат. Если мне станет тяжело, я везде найду поддержку. Если я оступлюсь, мне сразу помогут. Если я ошибусь, меня направят. Во-вторых, у нас нет бедных, потому что исчезло понятие корысти. Наши люди бескорыстны, они не скрипят зубами в бесполезных мечтах о собственной громадной вилле или самолете. Они счастливы тем, что имеют. В-третьих, у нас никто никого не притесняет; все совершенно свободны, каждый имеет право выражать свои мысли и выражает их. Свобода есть величайшее наше завоевание. В наших законах нет запретов ведь никто не стремится к запретному. В-четвертых, у нас вдесятеро меньшая преступность по сравнению с вашей. У нас нет корыстных преступлений. Мы не убиваем ради ограбления или ради получения наследства. Наши тюрьмы полупусты, а милиционеры хулиганят от скуки. У нас отменена смертная казнь и длительные сроки заключения. За мелкие проступки у нас просто бьют морду и отпускают. Действует очень эффективно. В-пятых, мы имеем богатейшую культуру, к которой все поголовно приобщены. Мы постоянно издаем исправленные издания классиков, и все ими зачитываются.

- Почему исправленные?

- Потому что язык устаревает и меняется. Исторически меняется и понимание истины. Например, недавно было заседание по поводу обнаруженной у классика неточности. Он пишет; "Люблю Отчизну я, но странною любовью" Представьте себе, текст именно таков - просто ересь, если вдуматься. Я было предложил: "Люблю Отчизну я нестранною любовью", но нашелся еще лучший вариант. "Люблю Отчизну я предписанной любовью". Согласитесь, ведь замечательная агитка получается, правда?

- Мне трудно это понять.

- Конечно, ведь вы не являетесь психологически улучшенным существом. Ваша психология отличается от нашей, как сорняк от культурного растения. Вы даже не понимаете, как вы несчастны. Вот вы возражаете против нацидеи. И нацидея наша мирная. Мы не уничтожаем меньшинства, мы их ассимилируем. Уничтожаем только врагов. Вы на себя лучше посмотрите. Зеленоглазые убивают сероглазых, математики - историков, параноики - истериков, водопроводчики истопников, акробаты - жонглеров. Все потому, что гены у вас, видите ли, разные. Просто расовый идиотизм. А чтоб пустомеля вышла замуж за интеллектуала - нет, она скорее в прорубь бросится, а все потому, что в ее сто пятьдесят третьем гене в четырнадцатой хромосоме на один атом мышьяка больше. И она думает, что из-за этого одного атома она имеет право презирать всех интеллектуалов. Вас можно только пожалеть. А лично вас выдать компетентным органам. Но я вас не выдам - вам все равно не уйти.

- Вы такой же странный, как все русские. Я как-то работал с двумя, сказал Коре. - Ваш человек лучше других понимает, что делать, но делает не так. Или понимает, как делать, но делает не то.

- Небольшое уточнение, - сказал Петров, - он делает либо не то, либо не так, а в результате получается подвиг. Из этих подвигов сложена добрая половина вашей цивилизации. Так вы отказываетесь?

- Категорически.

- Тогда пеняйте на себя.

Петров вышел за калитку и встретил милиционера хромого Жору.

- Я удивлен, - сказал Жора.

- Я тоже.

- Этот дом есть собственность государства, - не унимался Жора.

- Вот и я о том же. Я иду и вижу свет в окне. Думаю, дай-ка загляну, не воры ли?

- Ну?

- Интересный человек. Очень похож на бывшего хозяина дачи, но самозванец, явный самозванец. Вам следовало бы арестовать его за мошенничество.

- Я сам знаю, что мне следовало.

- Да-да, я просто так сказал. И у него документов нет. А когда нет документов, тогда нет и человека.

- О чем вы говорили?

- О том, откуда он пришел.

- И что?

- Говорит, что пришел с того света. По-моему, если пришел с того света незваный, то пусть обратно и отправляется.

- Обратно на тот свет?

- Это не я сказал, это вы сказали. - И Иван Петров отправился вдоль улицы, напевая песенку: "Онегин, добрый мой приятель, родился на брегах Невы, где может быть, где, может быть, где, может быть, родились вы..."

На заседание партячейки Иван Петров пришел с небольшим опозданием намеренно, чтобы пробудить большее нетерпение и интерес. В зале собрались человек сорок наиболее активных членов партии, проживающих в Ыковке. Ожидая вождя, члены партии курили, смеялись или давали друг другу зуботычины, согласно нацтрадициям.

Иван Петров объявил тему заседания: "О введении многоженства в Осии" и прислушался к шуму удивления. Когда шум удивления смолк, он начал свои доклад.

В докладе, со свойственной всем настоящим вождям доходчивостью и прямолинейностью, он утверждал, что введение многоженства в Осии не только необходимо, но и соответствует вековым традициям. Действительно, ведь мало кто из присутствующих мужчин оставался верен своим женам. Пусть тот, кто знал всего одну женщину, подойдет к трибуне. Не подходите? Вот то-то же! А если вспомнить Владимира Святого, Красно Солнышко, то как у него было с этим делом? Почище, чем у вас! Вот у кого нужно брать пример! А детей у него сколько было? Побольше, чем у вас. Это был мужчина! Неужто перевелись на Руси такие богатыри? Неужто всякие китайцы и азиаты будут размножаться и расползаться по планете, а русский человек останется малочислен? Ведь всем известно, что наша нация - сильнейшая и древнейшая на земле, тогда почему же мы не самая многочисленная нация? Только потому, что наши мужчины, полные сил, связаны единобрачием. Ведь всем известно, что даже первый человек появился на территории Осии, в Калужской губернии (россказни грязных иностранцев о некоем озере Виктория смело и определенно разоблачены отечественными учеными), тогда почему же наш человек так мало распространился по планете? Потому что нашему мужчине мало одной жены, с одной хиреет и вянет его мужская сила, а вот с тремя бы!

- С тремя бы было хорошо! В самый раз бы было! - прокричал кто-то с задней скамьи.

Крикунов к открытым заседаниям готовили загодя и загодя рассаживали в разных местах зала. На каждом заседании крикуны менялись, поэтому простой народ, глядящий передачу по телевизору, ничего не подозревал.

- Так почему же вам всем так нравится эта идея? - пустил в ход Иван Петров свой излюбленный риторический оборот. - А я объясню вам, почему вам так нравится эта идея! Потому что...

- Так почему же, почему? - кричал подсадной крикун.

И Иван Петров продолжил.

Собрание единогласно проголосовало за резолюцию: "Считать введение многоженства на Руси не только необходимым, но и соответствующим нацтрадициям".

Бабка Березуха, в комнате которой телевизор работал и днем, и ночью, невыключаемый уже четыре года, вытащила старые тряпки из сундука и начала готовиться к свадьбе.

- Из этого я свадебное платье сошью, - говорила она сама с собой, - а это на приданое пойдет. Пусть никто не говорит, что я бесприданницей под венец пошла!

Идея шла в массы и становилась материальной силой.

Хромой Жора взошел на крыльцо. Дверь была освещена лампочкой. На стальной табличке виднелось имя прежнего владельца. Жора протянул палец к звонку, но не дотянулся, а протер рукавом табличку. Табличка все равно не заблестела - и Жора протер ее несколько раз. Когда он брался за какое-нибудь дело, то не мог от дела оторваться, даже если хотел. Потом он поскреб застывшую капельку краски у звонка и только после этого с легким удивлением обнаружил, что его палец давит на кнопку. Пальцу надоело бездельничать. "Однако, - подумал Жора, - надо заниматься физкультурой, это полезно для нервов. И меньше пить кофе, кофе возбуждает. Скажу Пуркносому, что кофе мне надоел".

Пуркносый был одним из соратников Жоры.

Дверь открылась. На пороге стоял призрак.

- Я участковый милиционер, - сказал хромой Жора, - можно войти?

- Нельзя.

Жора вошел и прошелся кругом по передней комнате, заглянул в спальню.

- А постель у вас не убрана, - сказал он.

- Но здесь ведь не тюрьма и не казарма. Я могу убирать или не убирать постель когда захочу.

- Да, но вы подаете плохой пример людям.

- Только вам. Только вам и интересно заглядывать в мою постель.

- В вашу? Вы можете это доказать?

- У меня украли документы. Я как раз собирался написать заявление по этому поводу.

Жора подсел к столу и положил па стол планшет. Не потому, что было так нужно, а потому, что удобно стоял стул, а планшет попался под руку. На столе была скатерть, желтая с красным, с бахромой; пальцы Жоры скользнули под стол и принялись развязывать узелки на бахроме. Развязанные узелки оказались зелено-красными - просто на свету зеленый цвет выцвел до желтого. Жора заставил свою руку остановиться. Удалось. Он сделал умное лицо.

- Человек без документов. В чужом доме. А вы проходили прошлогоднюю перепись?

- Я не помню.

- Значит, не проходили. Я буду вынужден привлечь вас к ответственности. Уклонение от переписи уголовно наказуемо.

- Я не знал.

- Незнание закона не освобождает от ответственности, - сказал Жора.

- Зато знание освобождает, как выразился один поляк.

- Я попрошу вас покинуть помещение и пойти со мной. В случае сопротивления я имею полномочия проявить силу.

- Я у себя дома, - сказал Андрей, - мою личность можно установить по отпечаткам пальцев. Я ведь помню, как вы снимали отпечатки с моего трупа. Веселенький был денек. Отпечатки должны остаться в вашей картотеке. Ордера на обыск и на арест у вас нет. Я хочу остаться один.

- Извините, но...

- Ваш экскьюзарий исчерпан, - сказал Андрей, - я говорю вам убедительное "до свидания".

- Что исчерпано?

- Извинения больше не принимаются.

И в эту минуту вспыхнул красный огонек на рации.

- К сожалению, мне нужно идти, - сказал Жора. - Последний вопрос: где вы порвали куртку?

- Просто меня разрезали пилой, а курточку забыли снять. Жаль, такая вещь пропала.

Хромого Жору вызвали по весьма важной причине. Возле участка (а участок был двухэтажным зданием, второй этаж выкрашен суриком, внутри панели из настоящего дерева, на входе дежурный следит за пропусками участок обслуживал еще восемь поселков, подобных Ыковке, да еще занимался взиманием штрафов на дорогах - штрафы, как водится, были основной статьей личного дохода) стояли две машины, одна из них с зеркальными стеклами. Из второй машины что-то выгружали. В участке Жору ждал подполковник Епинцев. Милиционер Пуркносый, слонявшийся по коридору, подошел и предложил кофе. Пуркносый был со странностями - он всегда предлагал выпить кофе. Обычно Жора не отказывался, но сегодня он спешил к подполковнику.

- Здравия желаю, господин подполковник!

- Вольно. Какие новости?

- За прошедший квартал два несчастных случая со смертельным исходом, оба сегодня: первый раз - нападение зверей, второй раз - человек заеден крысами по неосторожности. Краж, грабежей, поджогов, изнасилований и хулиганств нет.

- Я спрашиваю новости, а не эту дребедень.

Жора понял намек.

- Обнаружен объект, - сказал он, - обнаружен и локализован. Сейчас объект находится внутри своей, то есть бывшей своей, дачи. Судя по звукам, смотрит телевизор. Документов не имеет, настроен агрессивно, предъявляет права на собственность. Хорошо помнит день собственных похорон (Жора вспомнил намек на отпечатки пальцев).

- Откуда такие сведения?

- Объект вступал в контакт с жителем поселка Иваном Петровым. Сведения от него.

- Иван Петров - это тот самый?

- Именно тот.

- Петрова трогать не будем. Теперь вот что: праздники закончились, начинается настоящая мужская работа. Сейчас получишь имущество и ознакомишься с секретной инструкцией, под подпись. Работа предстоит сложная. Приехал специалист из города, будет консультировать... А, Лаврентий Иванович, вот и вы!

В кабинет вошел очень высокий и очень худой человек, сгорбившийся от своего роста. Он имел длинные, не по уставу, волосы, веселые глаза с искрами, длинный острый нос и губы, скривившиеся так, будто готовы сказать уместную шутку. Под глазами мешочки в красных прожилках. "А пьет, гад, ведь круто пьет", подумал хромой Жора и зауважал инструктора. Инструктор подсел к столу и поставил на стол портфель.

В дверь постучали, заглянула голова в берете, с пролетарским выражением лица.

- Нести, что ли? - спросила голова.

- Принеси одну, - сказал инструктор. Он распоряжался, как в собственном доме.

Пролетарий исчез и через минуту появился снова, на сей раз со странным предметом - острым деревянным конусом с металлической ручкой.

- Это настоящее дерево? - спросил Жора.

- Настоящее, - ответил инструктор, - и не сухое, а из оранжереи.

- Зачем?

- Сейчас объясню.

Инструктор достал из портфеля коробку. В коробке были боевые патроны, нож (очень блестящий и ненастоящий с виду), тонкая книжица и видеокассета.

- Я специализируюсь по аномальным явлениям, - сказал инструктор. Зовут меня Лаврентий Иванович. С аномальными явлениями довольно трудно бороться, не имея специальной подготовки. У вас ведь, как я понимаю, объект?

- Да, - ответил Жора.

- Тогда смотрите и слушайте. Вот видите эту пулю?

- Это не свинец, - сказал Жора.

- Правильно. Это не девять граммов свинца, а пять с половиной граммов серебра. Объект наверняка невозможно поразить обыкновенной свинцовой пулей.

- А серебряной можно?

- Не могу ответить точно. С объектом вроде вашего мы сталкиваемся впервые. У нас есть несколько сортов пуль. По сорок пять каждого сорта. Вы их получите в специальных пакетах, опломбированные. Не мытьем, так катаньем: если не возьмет его серебряная пуля, то возьмет заговоренная. А есть и заговоренное серебро. Есть восточные, халдейские, славянские и древнеегипетские заговоры. Для начала попробуете славянские, по результатам предварительных испытаний они лучше работают. В этой книжечке методические рекомендации. Прочитайте и запомните все детали. Нож тоже заговоренный. На него наложены все известные науке заклятия. Очень дорогой прибор.

- А зачем этот кусок дерева? - спросил Жора.

- Это не просто дерево. Это свежесрубленная осина. Иногда объект можно уничтожить, только воткнув ему в грудь осиновый кол. Это специально разработанные колья, удобные для употребления. Сделано в нашем институте и проверено в лабораториях. Дает прекрасные результаты, не пожалеете. Мы передаем вам таких сорок штук. Можете вооружить сознательную часть населения.

- Вы собираетесь его уничтожить? - спросил Жора. - Но ведь есть суд, предварительное следствие, прокуратура...

- Все это, - перебил подполковник Епинцев, - для людей, для граждан нашей страны. Смешно, если бы в суд привлекалась кошка или крыса, которая укусила человека. Но кошка или крыса - ведь живые существа. А объект есть мертвый объект. Такой же мертвый, как дом или булыжник. Не можем же мы предъявлять обвинительное заключение булыжнику? Вопросы будут?

- Будут, - сказал Жора. - Почему вы думаете, что обыкновенная пуля его не возьмет?

- Мы не думаем, а знаем, - сказал инструктор. - Вот. Посмотрите, пожалуйста, эту запись.

Он вставил кассету и включил магнитофон. На экране появилось белое с синевой лицо; потом лицо отодвинулось и стала видна вся фигура человека. Нижняя половина экрана была черной.

- Камера во время съемки лежала на столе, - объяснил инструктор. Смотрите внимательнее.

Объект положил кисть руки на стол и ударил ножом. Лезвие соскользнуло с кожи и воткнулось в стол.

- Видели? - спросил подполковник. - Нечего тут из себя умного строить. Обыкновенные ему пули подавай!

- У меня еще есть вопрос, - сказал Жора. - Я не понимаю, какую опасность может представлять объект?

- Я имею полномочия ответить на этот вопрос? - поинтересовался инструктор.

- Имеете, но знайте меру.

- Так вот. Пришельцы оттуда никогда не приходят с добрыми намерениями. Чаще всего они хотят отомстить своим обидчикам. У них такое представление о справедливости: если их убили, а обидчик остался ненаказанным, нужно вернуться и его наказать.

- Но ведь убийц действительно не нашли? Может, он нас выведет на них?

- Поиском убийц должны заниматься не мстители с того света, а компетентные органы. Так записано в конституции.

- Вы меня не убедили.

Инструктор и подполковник переглянулись.

- У меня нет права сообщить вам все, - сказал инструктор, - но знайте: эти пришельцы разносят опасную заразу. Они кусают людей, и люди сходят с ума. Вы что, не смотрели фильмы про вампиров?

- Сходят с ума? - задумался Жора.

Дверь тихонько отворилась, милиционер Пуркносый просунул голову и предложил кофе.

Через час после полуночи дом оцепили. Час пришлось прождать для того, чтобы пропустить полночь, когда пришельцы ведут себя наиболее энергично. В оцепление входили шесть вооруженных человек (двое из них снайперы со спецоружием, на котором можно мгновенно менять сорт пуль), хромой Жора и пятнадцать человек принудительных добровольцев - активных ыковцев, с кольями. Активные ыковцы тихо роптали, а двое даже пытались сбежать домой.

Жора вразумил их:

- Ты... помнишь, сволочь, что скоро осенний призыв?

- У меня отсрочка, - возразил названный непечатным словом.

- А... твою отсрочку, если я захочу, понял?

- Понял.

- Это не я, это он меня подбил, - заявил второй.

Жора хрястнул второго в скулу:

- Это тебе, чтоб на друзей не наговаривал. Ох, дали б мне волю, я бы вас!

Больше никто не пытался сбежать. В десять минут второго Жора поднялся на крыльцо и нажал звонок. Левой рукой вынул нательный крестик и поцеловал. "Не дай мне Бог сойти с ума..."

- Какого черта! - возмутился Коре.

- Вы спали? Извините.

- Не спал. У меня бессонница уже вторые сутки. Впрочем, хорошо, что кто-то пришел. Заходи.

- Ты не включишь свет? - спросил Жора, сделав шаг и остановившись.

Он уловил перемену тона, и сам перешел на "ты".

- Но я ведь призрак, мне свет не нужен. У меня глаза в темноте светятся могильным фосфором.

- Ничуть не страшно.

- Я принесу свечу, - сказал Коре, - привидениям удобнее при свечах.

Он поставил свечу на стол и зажег. Свеча испустила противный дымок, треснула и засветилась ровным колдовским пламенем.

- Ты опять по делу? Пришел меня арестовать?

- У меня здесь диктофон, - сказал Жора и дотронулся до груди. - Дом окружен. Ты уйти не сможешь. Но я хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз. Без записи. Диктофон не включен. Сейчас я его включу, а ты наговори мне чего-нибудь страшного, но вначале поздоровайся.

Он нажал кнопку, нащупав ее сквозь ткань.

- Здравствуй, - сказал Коре.

- Здравствуйте.

- Заходи.

- Спасибо.

- Я тебя слушаю.

- Я пришел сказать, что дом окружен спецподразделением. В подразделении шестьдесят человек. Все вооружены.

- Я не боюсь оружия.

- Это специальное оружие, предназначенное для таких случаев. Каждая пуля будет смертельной для вас.

- Тогда о чем же мы говорим?

- Я предлагаю вам условия: вы выдаете нам тот предмет, который позволил вам проникнуть в мир живых, а мы сохраняем вам жизнь.

- Мне нельзя сохранить жизнь, я мертв, - сказал Коре. - А тот предмет вы никогда не получите. Если захочу, я вас всех здесь испепелю, даже не выходя из комнаты.

- Это блеф, - сказал Жора.

- А ты не боишься меня?

- Нет.

- Тогда я тебя проклинаю. Желаю тебе заснуть вечным сном. И чем раньше, тем лучше.

Жора выключил диктофон.

- Извини за последние слова, - сказал Коре, - я, кажется, переиграл.

- Ничего страшного.

- Так что же в самом деле?

- Все так и есть. Дом окружен, и у людей особое оружие. Я хотел узнать, кто ты на самом деле.

- Я - это я, - сказал Коре. - Мы же давно знакомы. Ты разве меня не узнаешь?

- Зачем ты пришел? Чтобы отомстить?

- Я не могу тебе ответить.

- Ты не простил своей смерти?

- Ты бы простил?

- Я бы на твоем месте сделал то же самое, - сказал Жора. - Когда бьют по щеке, нельзя подставлять другую, иначе тот, кто ударил, обнаглеет и станет отпускать пощечины направо и налево. Слишком много стали убивать, и слишком часто убийц не находят. И еще я не люблю, когда на человека охотятся, если он не совершил никакого преступления. Вот когда ты убьешь кого-нибудь, я буду охотиться за тобой вместе со всеми. А сейчас я на твоей стороне.

- А вдруг ты играешь роль?

- Я вырос в семье военного и знаю, что такое честь. Я достаточно честен, чтобы не играть роли.

- Все не то или не так и подвиг в результате, - вспомнил Коре, - пора бы мне уже привыкнуть.

- Что?

- Ты достаточно глуп для этого. Честные люди обычно глупы.

- А как же ты?

- Я не честен, - сказал Коре, - и никогда не был честен. В том мире, где я живу, чести и честности не существует вообще. Но я знаком с этими понятиями теоретически, изучал на спецкурсах.

- Тогда, может быть, ты останешься с нами?

- Нет.

- Почему ты лезешь в петлю?

- Есть хороший способ преодолеть опасность: выбрать еще большую опасность. Так, человек, не умеющий плавать, может кататься на водных лыжах - но остановиться для него значит утонуть. Можно взбежать по трухлявой лестнице, которая не выдерживает и половины твоего веса, но нельзя по ней пройти - провалишься. Я недавно вернулся из экспедиции к Малому Облаку это за двести тысяч световых лет отсюда, - там мне пришлось взбираться по стене над пламенем, и выступы на ней были на расстоянии двух метров друг от друга. Дым не позволял увидеть ближайший выступ, но я прыгал и находил его пальцами. Если не можешь пройти, нужно прыгать; нужный выступ обязательно есть где-то впереди. А нерешительный всегда проигрывает. Логика прыжка через смерть. А теперь я делаю следующий прыжок: помоги мне уйти.

- Тебе некуда уходить.

- Есть одно место, правда, я не был там три года. Не то чтобы друг, но человек надежный и хорошо защищенный. Без причины не продаст.

- Хорошо.

- А если кто-нибудь узнает о нашем разговоре?

- Меня уволят или отдадут под суд.

Коре задул свечу и встал.

- Пора.

- Последний вопрос, - сказал Жора, - как оно там, на звездах?

- Как перед объективом. Пустота смотрит и ждет.

Он бежал по направлению к единственному месту, в котором мог найти защиту. Прорваться сквозь оцепление оказалось нелегко, но возможно. Жора не подвел: снайперы были расставлены так, что оставалась лазейка. Пришлось столкнуться только с двумя молокососами с кольями. Если бы действовать быстрее, то все прошло бы совсем благополучно. Насчет необычного оружия Жора тоже не соврал: в ноге Коре засела пуля. Судя по опухоли, пуля задела кость. Но если бы сильно задело, то на ногу нельзя было бы встать. Болит, конечно, зверски, но плевать. Чем меньше думаем о боли, тем легче боль перенести - правило, которое нужно бы преподать всем нытикам, жалующимся на боль.

Единственным местом была дача местного сумасшедшего гения, всю жизнь занятого изобретением бомбы.

А в данный момент местный сумасшедший гений, Василий Кипенников, размышлял над проектом биологической бомбы.

На столе перед ним стояла трехлитровая банка из-под соленых кабачков, не вполне пустая. Банка отражала лампу тремя бликами: двумя вогнутыми и одним выпуклым. На дне банки лежал лист бумаги в крупную клетку с рассыпанными по нему хлебными крошками. На листе бумаги стоял ребром спичечный коробок ("Пинскдрев" и красный цветочек - "Пуанкаре" и грибок ядерного взрыва: так виделось Кипенникову из-за перевернутости названия). По листку быстро ползали три мелкие мошки с именами Васька, Сашка и Машка. Мошку Ваську Кипенников любил больше других - все-таки тезки.

Машка бежала впереди, на полной скорости, оббегая крошки и не притормаживая на поворотах - как гоночный автомобиль. Васька и Сашка неслись за ней, не отрываясь, как прицепные вагончики. Цель преследователей была ясна, но Машка пока колебалась, кому из двоих отдать предпочтение. Василий Кипенников придвинул близорукое лицо к банке и сжал рукой бороденку. Бороденку он имел небольшую, но аккуратно подстриженную, очень аккуратно, поверьте мне. Накладную, конечно же. При встрече с ним первым делом бросалась в глаза аккуратность бороденки, а только после этого - ее разительное сходство с бороденкой одного из великих преобразователей мира, только после этого. Еще при встрече с Кипенниковым бросалась в глаза идеальная складка на брюках, идеально вычищенные ботинки светло-коричневого цвета, шляпа с полями, томная благородная синеватость лица и глаза, печально глядящие сквозь собеседника и будто бы понимающие, что в мире нет совершенства, - от такого взгляда твоя душа вздрагивает, и ты начинаешь сомневаться не только в себе, но и в собственной жене и даже в собственной собаке породы дворняжка.

Мошка Машка подбежала к мошке Ваське, присела и расставила крылышки. Она вспомнила, что обижена на мошку Сашку из-за того, что тот отогнал ее от крошки минут пять назад. Сердце ее уже успокоилось, и обида улеглась, но ведь нельзя мужчинам позволять, иначе на голову сядут. А с мошкой Васькой ей было хорошо. "Ну что с того, что пялится на меня та волосатая голова из-за стекла, - думала она и одновременно следила вторым фасеточным глазом за нервными кругами Сашки, - ну и что с того, что он задумал нас погубить, зато мне хорошо и жизнь идет..." Она вдруг ощутила такой прилив радости от простой мысли о том, что жизнь идет, что зажмурилась и позволила подбежавшему Сашке себя поцеловать. Потом она подошла к ближайшей крошке и стала ее жевать, чтобы успокоиться. Волосатая голова отдалилась от банки и стала невидимой. "Нет, - подумала Машка, оглядывая чистый белый лист бумаги, - все же этот мир несовершенен, раз в нем так много пустого места. Вот если бы я создавала мир, я бы создала его иначе..." И она задумалась о преобразовании мира.

Именно о преобразовании мира думал и Василий Кипенников, отодвинувший бороденку от стекла. В отличие от недалекой Машки он не радовался тому факту, что жизнь идет, а крепко тревожился, понимая, что жизнь идет в неверном направлении. Неправильность течения жизни Василий Кипенников впервые подметил лет тридцать назад, когда его, совсем мальца (упрямого и вредного до истерик), старшие мальчики стукали лбом о стену только за то, что он отказывался ответить, который час, имея часы на руке. Лоб стучал о стену на протяжении нескольких лет, но постепенно мучители утратили интерес к дико непробиваемой жертве и занялись теми жертвами, что поплоше. После каждой такой экзекуции у Васеньки Кипенникова роскошно кружилась голова (роскошно - потому что отпускали из школы и потому что в голову лезли возвышенные мысли), стучало в висках и распирало грудь от сознания собственной силы. После одной из таких экзекуций Васенька и изобрел идею супербомбы.

Вначале идея была всего лишь изобразительной - Васенька изводил все тетради в клеточку изображениями огромной бомбы. Бомба была одна и та же, будто чудом выхваченная из абстракции собственного будущего; бомба была синей, по причине синей ампулки, имела различные радующие глаз детали зубы, рога, звездочки и кресты. А также иллюминатор для пилота. За несколько месяцев Васенька так натренировался, что был принят в художественный кружок, а еще месяц спустя отчислен из кружка как не умеющий изобразить ничего, кроме бомбы.

- Что это я отвлекся? Что это на меня нашло? - сказал Василий Кипенников своим воспоминаниям и сосредоточился на проекте легким усилием воли. Проект до сих пор не утратил былой изобразительности, но теперь уточнился в чертеж.

"Конечно, - думал Василий, - окончательная супербомба может быть только биологической. Ведь живая материя есть самая энергичная во Вселенной. Значит, только из живой материи можно добыть энергию, могущую взорвать биллионы тонн неживой материи. Но над биобомбой нужно еще много работать. Дорогу осилит идущий".

И вдруг прозвучал сигнал тревоги.

Система всегда давала сигнал тревоги, если сталкивалась с чем-то, чего не было в ее программе. Сейчас в дверь звонил человек, но система не фиксировала присутствия живого организма. Девять секунд спустя система опознала человека по имени Арей. Доступ разрешен. Мощный пулемет опустил ствол. Программа самоуничтожения отключилась. Магнитный замок на двери подземного бункера щелкнул и стал в положение "0".

"Арей Вирский. А ведь его убили три года назад, - подумал Василий Кипенников. - Точно убили; я сам видел передачу. Грех не использовать такой случай".

Дача Кипенникова сейчас тоже была ограждена забором, но забор стал выше раза в полтора. Ворота стальные, бронированные. Над воротами глазок камеры, мигает красной точкой. Включен. Коре нажал звонок и не отпускал, пока не услышал знакомый голос.

- Кто?

- Я. Посмотри и увидишь.

Включилась лампа. Коре поднял голову к свету и не сразу понял, что необычного было в этой лампе. Ну да, в световом шаре не танцуют комары. Пора уже привыкнуть.

- Ты давно не заходил, - сказал знакомый голос.

- Был занят.

- Уезжал?

Кипенников за три года ни о чем не узнал. Этот человек жил как моллюск в ракушке. Интересно, какую отравленную жемчужину он изобрел на этот раз?

- Уезжал. Очень далеко. Скорее открывай. Потом все расскажу. За мой погоня.

- Кто?

- Шестьдесят человек с кольями, пистолетами и снайперскими винтовками. Мелочь, обычное дело.

Правая нога немела все сильнее, приходилось стоять на левой и опираться рукой о стену.

Щелкнуло, загудел мотор, ворота отодвинулись ровно настолько, чтобы пропустить одного человека. Коре вошел и увидел милую девушку с фонарем, стоявшую на крыльце. Девушка? Здесь? Видимо, за три года мир очень изменился.

- Меня зовут Ксюша, - сказала девушка и направила луч фонаря вниз. Идемте, я вас провожу.

- Арюша! - обрадовался Кипенников. - Здравствуй, но мне сейчас некогда.

- Ты совсем не изменился.

- Зачем мне меняться?

- Все-таки три года не виделись.

Зазвенел звонок.

- Это за мной. Спрячь меня куда-нибудь, - сказал Коре.

Ксюша провела его в подвал, и они заперлись изнутри. В подвале было очень тихо.

- Я вижу, здесь хорошая звукоизоляция.

- Да.

- За последние годы стала еще лучше.

- Да.

Ксюша была в русом парике, невысокого роста, с зелеными ресницами, вся тихая и мягкая, будто пушистая, как котенок, которого хочется погладить.

- А вы здесь были раньше?

- Да, приходилось.

Голос тоже мягкий и глубокий, заставляет вспоминать что-то, чего наверняка никогда не было. Почему-то Ксюши всегда рождаются не вовремя или не в том месте или связываются с кем попало, но только не с нами.

- Откуда ты взялась?

- Я племянница Василия Палыча.

- Я тебя раньше не видел.

- А я только сейчас приехала. Что у вас с ногой?

- Пуля.

- Давайте я помогу, у нас здесь аптечка. Я умею.

- В медучилище?

- На втором курсе. Откуда вы узнали?

- Моя мама была медсестрой, - соврал Коре, - но перевязывать меня не нужно. Это не поможет. Если есть обезболивающее, я буду очень признателен.

- Есть новокаин.

- Нет, мне нужна только таблетка.

- Почему?

- Я боюсь уколов.

- Я хорошо делаю.

- Не сомневаюсь. Если можно, подвинь ту скамейку и подставь пару стульев. Кружится голова, я должен лечь.

- Давайте я посмотрю, может, это серьезно?

- Я сам знаю, что серьезно, а что нет.

- Почему вы улыбаетесь?

- Хочу, чтобы ты улыбнулась. Мне интересно, какая у тебя улыбка. Вот, как раз такая, какую я ждал.

В это утро Жора выпил целых три чашечки кофе, предложенного Пуркносым, - слишком уж хотелось спать. Пуркносый с удовольствием приготовил и даже сервировал стол. Все-таки странный он, странный, думал Жора, приканчивая последнюю чашечку. Кофе не помог, напротив, захотелось спать еще больше.

Дома Жора повалился на кровать и еще секунды три вспоминал Пуркносого с его страстью предлагать кофе, потом Пуркносый вместо кофе стал лить яд (из большой зеленой бутыли с черепом), и Жора понял, что спит.

Жоре приснился призрак, который звал его к себе. Он проснулся, стал лежать с открытыми глазами, глядя на потолок, дорисовывая на потолке недосмотренное. Потом встряхнулся, как мокрая собака, вышел из-за ширмы (он умел спать только в маленьком, очень маленьком помещении, большие его возбуждали или подавляли) и наткнулся на зеркало. Отшатнулся. Включил ночник и выловил в аптечке две таблетки ллоида. Принял. Ушел за ширму и лег, глядя в черный потолок. И вдруг понял, что спит. "Как это так? подумал он. - Почему я сплю, но не помню, как засыпал? Я должен проснуться. А вдруг я куда-то опаздываю?"

Он заметил свет за ширмой. "Вставай. Уже пора на дежурство, - сказал отец. Отец сидел спиной к Жоре, склонившись над столом, и что-то записывал. - "Я стихи сочинил, хочешь, прочту? Не дай мне Бог сойти с ума. Да просыпайся же ты наконец". - "Сейчас", - сказал Жора и попробовал проснуться. Он присел на кровати, но увидел, что ширма стала прозрачной, а спина отца исчезла. "Ну вот, я же опять сплю, - подумал Жора, - как же так, мне ведь на дежурство". Он попробовал пошевелиться, но не смог. У него было два тела: одно подчинялось приказам, но было ненастоящим, второе, настоящее, лежало как бревно. Причем отличить настоящее от ненастоящего Жора затруднялся. Одно из его тел поднялось и в полуприседе стало идти к двери, прошло в двери спиной вперед. "Нет, - подумал Жора, - это тело ненастоящее, мое бы не стало так пятиться. Зачем же ему?" И ненастоящее тело снова исчезло. Жора попробовал покачать головой из стороны в сторону и потрясти руками перед лицом - удалось. "Нет, - подумал Жора, - это тоже не мои настоящие руки и голова, я ведь вижу их с закрытыми глазами. Но в таком случае нужно открыть глаза". Он поднес руки к глазам и стал тянуть веки в разные стороны. Увидел мутный свет. "Вот и хорошо, - подумал Жора, значит, глаза приоткрылись". Он сделал еще усилие и увидел три картины на стене. Картины были освещены желтым светом. На каждой из картин был призрак в белом балахоне. "На моей стене нет картин, - подумал Жора, - опять обман!" И он продолжил свои старания.

Он старался час за часом и с каждым часом все яснее понимал, что эти попытки напрасны. Тот паук, который раньше рос внутри него, уже выбрался наружу, свил паутинный кокон вокруг настоящего Жориного тела. И это тело не могло пошевелиться. "Но если я не смогу проснуться, - подумал Жора, - тогда меня выгонят с работы. А если меня выгонят с работы, то я умру с голоду. Я ведь ничего не умею. Да я и раньше умру с голоду, ведь я не умею есть во сне. Надо стараться, надо, ведь я потомственный военный, у меня же и честь есть, в конце концов. Не хочу я заснуть до смерти, не надо!"

И он возобновил попытки проснуться. В это время он уже был в городе, в городской больнице номер тринадцать. Тележку везли два медбрата, а один врач наблюдал за показаниями приборов.

- Смотрите, доктор, - сказал один из медбратьев, - смотрите, как перекашивается его лицо. Это судороги?

- Не думаю, - ответил доктор, - кажется, он борется, он хочет проснуться, но не может. Он старается изо всех сил.

- У него мало шансов? - спросил второй медбрат.

- Почти никаких.

Когда Жору обнаружили утром спящего на полу, наполовину вывалившегося из-за ширмы, то вызвали доктора. Доктор попробовал разбудить пациента, но не сумел. Доктор только измерил давление и пульс - и то, и другое были критическими. Дыхания почти не было, подергивались кончики пальцев на ногах. Доктор проверил коленные рефлексы (не потому, что было нужно, а потому, что хотел себя показать с хорошей стороны) - рефлексов не было.

После этого Жору отправили в город. Энцефалограмма показала обширную мозговую опухоль. Операцию провели немедля. Во время операции пальцы на ногах Жоры продолжали дергаться - Жора все еще боролся. Он продолжал бороться еще несколько часов после операции. Даже после того, как остановилось сердце и умер альфа-ритм, даже после того, как хирург сказал: "Все, а чего же вы ожидали?" - снял шапочку и вытер пот со лба; даже после этого пальцы на ногах Жоры продолжали шевелиться в течение десяти минут. Он все еще боролся за жизнь.

Вскрытие показало, что Жора долгое время пользовался редким синтетическим токсином и употреблял его регулярно. То есть был наркоманом. Информацию донесли до непосредственного начальства, но начальство сказало, что ничего подобного оно за Жорой не замечало, и приказало информации умереть. Информация умерла тут же, не сходя с места.

В двенадцать часов по первому местному каналу прервали учебную передачу, включили траурную музыку и сообщили, что гордость местной милиции, ужас всех преступников, спокойный сон нашей округи, короче говоря - хромой Жора уснул и не проснулся. О дате официальных похорон будет сообщено дополнительно.

"О дате официальных похорон будет сообщено дополнительно". Телевизор показал портрет Жоры почти в натуральную величину. Портрет был явно подправлен средствами компьютерной графики: например, у реального Жоры не было такого мужественного подбородка, да и череп не такой большой. А выражение его настоящих глаз было хотя и неприятным, но человеческим, а не казенным. Уснул и не проснулся. Жаль, что так случилось.

- Жаль, - сказал Коре, - я не хотел, чтобы так получилось.

- Мне этого гада никак не жаль, - ответил Кипенников. - Он мне уже всю душу выел. Собаке собачья смерть. Спроси кого хочешь.

- Устами народа глаголет все что угодно, но не истина.

- Ты что-то знаешь?

- Я некоторым образом причастен. Я пожелал ему уснуть и не проснуться. Вот он уснул и не проснулся. Тебя не обыскивали?

- Я хотел с тобой поговорить, - сказал Кипенников, - но ты с самой ночи не приходишь в сознание. Конечно, не обыскивали, я бы не позволил. Но они предупредили о тебе...

- И что же они сказали?

- Даже не знаю, как сказать. Похоже на бред. Явный бред повышенной сивокобыльности. Они сказали, что ты вампир, который вернулся с того света. Сказали, что ты собираешься всех нас тут покусать и отправить на тот свет. Посоветовали не выключать лампочки во дворах и не отпирать двери. Но я-то никому двери не отпираю, ты же знаешь. Тебя еще живого распилили или как?

- Нет, мне уже все равно было. Но неприятно вспоминать сейчас.

- Я им вначале не поверил, но когда тебя перевязывали и Ксюша делала укол...

- Так что же?

- Игла тебя не брала. Тогда я поверил. Как ты сумел вернуться?

- Изобрел такую машинку, которая катает меня туда-обратно. Я по машинкам большой специалист. Я вечно что-нибудь выдумывал. Так же, как и ты. Кстати, как поживает твоя бомба?

- Какая еще бомба? - удивился Кипенников. - Я с бомбами давно покончил. Сейчас я экспериментирую с разведением мух.

Он говорил с такой уверенностью, что Коре почти поверил.

- Кстати, - продолжил Кипенников, - три года назад ты оставил письмо для самого себя. Не помнишь?

- Не помню. Если бы помнил, то не нужно было бы оставлять.

- Вот, возьми. Я его, конечно, вскрыл, но читать не стал. Вначале я думал, что это шифр, но оказалось, что только пустой набор символов. Отдаю, вдруг тебе поможет.

Коре вынул листок из конверта. Красивый натренированный почерк. Мой предшественник в этом мире умел писать вручную и тренировался с детства. Значит, у некоторых народов клавиатура еще не вытеснила письменность. Занятно.

Письмо было написано по-английски. Неудивительно, что Кипенников не стал тратить время на его чтение. Для осиан латинский шрифт выглядит белибердой - они ведь даже не знают о существовании чужих языков.

- Значит, не бомбу? - Он продолжил разговор.

- Нет.

- А как же те детали, которые я видел в лаборатории? Это тоже для разведения мух?

- Слушай, а почему ты так интересуешься? Насколько я помню, ты никогда не одобрял моих занятий. И все остальные люди тоже. Люди не очень-то любят того, кто изобретает бомбу. Если тебе не нравятся мои занятия, то, пожалуйста, можешь убираться отсюда к чертовой матери!

Кипенников разъярился не на шутку. "Видно, достается ему в этом мире", - подумал Коре.

- Да, я не одобряю изобретения бомбы, - сказал Коре. - Но мне больше по душе изобретатель бомбы, чем изобретатель принудительного счастья. В случае успеха такое счастье уничтожает больший процент населения, чем бомба. На этом предлагаю прекратить спор. Так чем ты действительно занимаешься?

Телевизор все еще работал и передавал ыковские пейзажи.

- Действительно бомбой, - сказал Кипенников, - но необыкновенной бомбой. Ту, трехлетней давности, я уже закончил и могу взорвать хоть сейчас.

Кипенников постепенно воодушевился и начал говорить много и сбивчиво. Он рассказывал о том, что вывел новую породу мошек, таких, что быстро размножаются, а если мошки быстро размножаются, то и жизненной силы в них больше, о том, что облучает тех мошек ультрафиолетом и рентгеном, чтобы повысить частоту мутаций, и от того мошки размножаются еще сильнее, о том, что есть у него холодильник, большой холодильник с регулятором температуры, в том холодильнике он держит пятнадцать килограммов мушиных яиц, все элитные (вот телевизор показывает панораму поселка, Коре с удивлением замечал, что домов стало больше и дома стали поосновательнее, поселок превратился в городок, вместо заборчиков и плетней стоят каменные заборы), о том рассказывал Кипенников, что если всех этих мошек вывести, а для этого достаточно вынуть из холодильника, то они покроют всю Ыковку слоем толщиной в четыре с половиной мошки, и, конечно же, эти четыре с половиной мошки все в Ыковке съедят, чтобы умереть потом голодной смертью (в это время камера подъехала уже к теннисной площадке, где играли четыре игрока, и один из них говорил громче других, это был Бульдозер), о том, что можно вывести гораздо лучшую породу мошек, которые смогут съесть не только Ыковку, но и всю страну, не только страну, но и континент, не только континент, но и всю планету - но только и под водой ведь есть жизнь, а под воду мошки не заберутся, вот в чем проблема. Работать нужно. Дорогу осилит идущий.

"У нас тоже начали работать над этим, - думал Коре, - механический жучок, размножение которого нельзя остановить. Только ест и размножается, пока не уничтожит всю поверхность планеты. Совершенное космическое оружие".

- Что ты сказал? - спросил Коре.

- Я сказал, что дорогу осилит идущий. А ты сейчас был похож на настоящее привидение. Какие они?

- Привидения? Такие, как я. Я поживу у тебя немного, ладно?

ЭКСТРЕННОЕ СООБЩЕНИЕ

- сообщил телевизор.

На экране появилась видеозапись, которую Коре сделал в своей квартире: страшный мужчина с синим лицом бьет себя ножом по руке. Движения повторялись снова и снова. Компьютерная графика была на высоте, вампир имел солидные клыки, которые не помещались во рту, нос, загнутый книзу, и когтистые щетинистые пальцы.

- Ой, - сказала Ксюша и отвернулась.

- Это Ксюша, племянница, - сказал Кипенников. - У меня на ее счет большие планы, но я не хочу говорить в ее присутствии. Откуда у тебя такие клыки?

- От злости. Когда злюсь, они отрастают.

- Понятно.

"... Очень опасен, - говорил голос за кадром, - вчера прорвался через оцепление из отборных воинов, среди которых были и жители нашего родного поселка. Один из них, Изгнанников Аша, получил тяжелый удар в скулу, после которого останется шрам. Герой, не пощадивший себя, будет награжден грамотой и денежной премией в размере двух минимальных зарплат. Осенью его призовут в армию, где он не посрамит честь поселка. Особенно приятно, что он добровольно вызвался принять участие в этой операции.

Уходя, пришелец ранил двоих и укусил милиционера Жору. От укуса Жора скончался, не приходя в себя. Как показал анализ слюны, взятой из раны, она в четыре тысячи пятнадцать раз ядовитое условного яда гадюки. Просим жителей соблюдать спокойствие. Если кто-нибудь увидит призрака на улицах Ыковки, убедительная просьба не приближаться, а позвонить по телефону 001. Боится осиновых кольев. Сегодня же до восемнадцати ноль-ноль на каждую семью будет выдано по два колышка с медной рукоятью. Занятия в школах отменяются. Тюрьма переходит на особый режим. Все, кто имел хотя бы зрительный контакт с оборотнем, обязаны прийти в поселковую больницу и сделать прививки. Отказ от прививок влечет за собой уголовную ответственность".

- Ты хотел о чем-то со мной поговорить? - спросил Коре. - Или теперь уже боишься? Может быть, ты попробуешь меня выдать?

- Мне больше нравится один живой вампир, чем две сотни трусливых охотников на него.

- Это приятно.

- Я хотел поговорить с тобой по важному делу, - сказал Кипенников. Ксюша, выйди.

Ксюша послушно вышла.

- Я слушаю.

- Зачем ты вернулся?

- Слишком сложный вопрос.

- Тогда надолго ли ты вернулся?

- Нет. Я могу уйти в любую минуту.

- Если тебя не берет никакое оружие, то откуда пуля в твоей ноге?

- Они что-то изобрели. Но обычное оружие меня точно не берет. Вчера я голыми руками разодрал зверя и выломал ему сверло. Как тебе?

- Ты можешь показать мне что-нибудь такое сейчас? Я не то чтобы тебе не верю, но хочу увидеть своими глазами. Например, если я включу бензопилу?

- Тебе придется покупать новую бензопилу. Но в чем, собственно, дело?

- Сначала бензопила, а потом уже дело. Я хотел спросить еще об одном: ты способен к размножению? Да, я именно это имею в виду. Ксюша, я же сказал, выйди! Извини, я сейчас.

Кипенников вышел, и Коре остался один.

Почему-то его охватило беспокойство. Он встал и сделал круг по комнате. "Что это со мной?" Выглянул за дверь, но там не было никого. "Что я собираюсь делать?" Подошел к шкафу, выдвинул нижний ящик и стал перебирать бумаги. Почти триста листов шифрованных записей. Коре аккуратно перевернул каждую страничку, будто фотографируя текст, и снова положил бумаги в ящик. "Зачем я это делаю?"

Он сел на прежнее место и стал постукивать пальцами по столу. "Это было так, будто кто-то дергал меня за веревочки, - подумал он. - Надо будет обдумать на досуге".

Вошел Кипенников.

- Все в порядке, - сказал он. - Итак, я спросил, способен ли ты к размножению.

- Судя по косвенным признакам, способен, но точно утверждать не могу.

Они спустились в подвальную лабораторию. Ксюша не показывалась. Кипенников действительно нашел бензопилу, включил вытяжку и завел мотор.

- Не страшно?

- Страшно, - сказал Коре.

- А если отхватит пальцы?

- Оттого и страшно. Но не должна отхватить.

Он схватился рукой за зубья, пила взвизгнула и стала.

- Я же говорил, что придется покупать новую пилу.

- Покажи руку.

Коре показал. Естественно, никаких порезов.

- В таком случае поговорим о деле, - сказал Кипенников. - Ты уже знаешь, что я занимаюсь биологической бомбой. Я перепробовал многие живые организмы: бактерии, водоросли, бамбук, гималайского арапинтена, goiklus voleus и даже такое, о чем ты никогда не слышал.

- Об арапинтенах я тоже никогда не слышал, - признался Коре.

- Я даже пробовал человеческие гены, - продолжал Кипенников, - но, к сожалению, человеческие гены имеют немного жизненной силы. И вот я встречаю тебя. Ты следишь за моей мыслью?

- Пытаюсь.

- Я встречаю тебя, человека или почти человека, который может голой рукой остановить бензопилу, которого не берет ни игла, ни пуля. Что бы ты сделал на моем месте?

- Я бы попытался использовать такого человека.

- Вот именно.

- И как же ты будешь меня использовать?

- Я хочу получить от тебя потомство.

- Как от кролика или от мухи?

- Кроликами я не занимаюсь, а мух своих я очень люблю. Так что ты напрасно смеешься.

- Но чтобы получить потомство, нужна женщина.

- Женщину мы найдем.

- А если она не согласится зачать от оборотня, привидения, вурдалака, вампира, демона, пришельца с того света?

- Согласится.

- А если я не соглашусь?

- Ты тоже согласишься.

- Хорошо, я попробую тебя отговорить. Представь себе, что эта женщина родит монстра, поставь себя на место этой женщины. Или она погибнет во время беременности, что вполне возможно. Или если она родит обыкновенного ребенка, а ты начнешь ставить над ребенком опыты, как над своей собственностью? Что будет чувствовать эта женщина?

- Мы подпишем с ней договор. И с тобой тоже. Для тебя что-нибудь значат интересы науки?

- Эта женщина - Ксюша?

- Почему ты так думаешь?

- Потому что другой женщины здесь нет. Как ты собираешься ее уговаривать?

- Она сирота, и я ее единственная родня. Она уже опозорила себя, связавшись с нечистокровным русским в городе. Поэтому тебе не придется лишать ее чести. Если она тебе не нравится, я дам вам время, чтобы привыкнуть друг к другу. Она неплохая девочка и, я думаю, плодовитая. А ты ей понравился, я заметил.

- Ты прекрасно знаешь, что я не соглашусь.

- Несколько обстоятельств убеждают меня в обратном, - сказал Кипенников. - Первое: я спас тебе жизнь и, значит, ты мне обязан; второе я всегда иду до конца, и ты знаешь, что я иду до конца; третье - Ксюша такая симпатяшка, если она начнет тебя уговаривать, то рано или поздно ты не выдержишь. Сейчас я приведу ее тебе.

Он вышел, и тяжелая чугунная дверь задвинулась за ним.

* * *

Информация:

М-кретин. В. Кипенников. Сорок четыре года. Болен с рождения. Болезнь усугубилась в мае 2095 г. Степень тяжести наивысшая, близкая к смертельной. Форма Б03.

* * *

Кипенников Василий Павлович среди жителей Зыковки выделялся страшной, нездоровой настойчивостью во всем, красивыми, почти женскими глазами, бородкой (такие перестали носить десятилетий шесть назад), привычкой надевать теплые вещи в жару, маленькой красной звездочкой слева на груди и некоторыми другими странностями. Единственный из жителей он был самоучкой. Скромный, но с гордым взглядом; не окончивший девятого класса, но с широким выпуклым лбом прирожденного философа; близорукий донельзя, но презирающий очки про причине их несоответствия человеческой природе; косноязычный, но сочиняющий (говорю по секрету) пронзительную поэму о сожжении мира; и главное - твердо убежденный в собственной гениальности. Настолько твердо, что убеждение заменяло собственно гениальность - и, что совсем уж удивительно, заменяло вполне успешно. Василию Кипенникову принадлежали некоторые, тайные пока, изобретения в области теории и практики ядерного взрыва. Василий Палыч был еще одним человеком, над которым реальность не имела власти. Законы реальности он подчинил законам своей воли, а воля его была направлена лишь к одной цели, к уничтожению мира.

К счастью, Василий Палыч не собирался уничтожать мир по частям или постепенно, иначе в мире недоставало бы многих полезных частей. Он не разменивался на мелкие теракты, не выпускал в воздух ужасные бациллы, не запекал в булочки стрихнин. Воля Василия Палыча была настолько сильна, что он всегда достигал своих целей. Однажды он захотел изготовить из свинца золото, ничего не зная о строении атома, - и изготовил. Попробовал получить из резины спирт - и получил. Захотел абсолютный отражатель нейтронов - и изобрел его. Если бы Кипенников захотел взлететь, нет сомнения, что рано или поздно он бы взлетел, вопреки закону тяготения. Его воля была самостоятельной силой, подобной электрическому току. Его воля могла творить чудеса, но хотела лишь одного и стремилась к одному.

Впервые замечательные способности к волевому усилию Кипенников проявил в двухлетнем возрасте, после того как получил сильный удар электротоком, ковыряясь в розетке. Врачи были уверены, что ребенок не выживет, и даже сказали об этом Васеньке, но Васенька решил выжить - не из любви к жизни, а из противности - и выжил. В трехлетнем возрасте он объявил голодовку и проголодал почти месяц, не теряя веса, о чем появилась статья в местной малотиражке. В четырехлетнем - умело поджег здание детского инкубатора, в котором воспитывался. Двое воспитателей погибли, а остальные получили сроки разной длины. Детство Васи было отмечено яростным стремлением к уничтожению всего живого: он посещал ботанический сад и закапывал в почву ампулы с синтетическими ядами - вскоре от сада остались лишь те растения, которые содержались за стеклянной стенкой; вступил в общество борьбы с крысами; проникал в подземные гриботроны и портил системы выращивания грибов. Но душа его хотела большего.

Василий Кипенников не нуждался в обществе женщин, не интересовался деньгами, славой или карьерой, не ходил в церковь, не голосовал, не участвовал в митингах, не здоровался с соседями, не имел телефона, за последние семь лет лишь семь раз выходил из дому, давно потерял документы, не участвовал в переписи населения, не читал книг, не слушал трансляций (кроме автоматически включаемых), спал по два часа в сутки, поддерживаемый силой воли, питался одной синтетикой и нерегулярно, иногда не вставал из-за шифровального аппарата по трое суток кряду, подавляя волей даже естественные нужды, не позволял себе отдыхать ни днем, ни ночью, ни по воскресеньям, ни по нацпраздникам, не помнил, вокруг какой звезды вращается Земля, не помнил года и месяца, не помнил названия поселка, в котором живет. Даже крысы обходили его дом стороной. Его сознание погрузилось во тьму - с тем чтобы яснее видеть путеводный лучик общеубийственной идеи.

Как доказывает история, все революционные изобретения делают непрофессионалы. Им легче взглянуть на дело со стороны, у них всегда своя собственная точка зрения. Эйнштейн служил в патентном бюро, Эдиссона вообще выгнали из первого класса школы за неуспеваемость. С остальными великими примерно то же самое. Если хочешь стать великим - доходи до всего своим умом. Выбери любое направление и иди, не останавливаясь и не сворачивая, со временем ты обязательно дойдешь туда, куда еще не заходил ни один из людей. Нет ничего проще, чем стать великим.

Самым впечатляющим изобретением Василия Кипенникова был абсолютный отражатель нейтронов, который позволял взорвать ядерный заряд любой, даже бесконечно малой мощности. Имея абсолютный отражатель, можно взорвать, например, бомбу размером с шарик от подшипника, со спичечную головку, с маковое зернышко или даже с пылинку. Перед взрывом шарик, спичечную головку, зернышко или пылинку можно поместить в любое удобное место например, в карман вождя классовых врагов. Василий Кипенников с детства верил в классового врага и считал позором для себя отказываться от убеждений. Верил он (кроме вышеперечисленного) в то, что Земля вертится вокруг своей оси и еще вокруг чего-то там, что девичья честь священна, что дорогу осилит идущий, что у классового врага есть вполне определенный вождь, верил и в существование любви с первого взгляда. А еще он верил в святое право собственности. За любое из своих убеждений он с легкостью отдал бы жизнь. И это не просто фраза - увы, Василию Кипенникову еще придется отдать жизнь за убеждения.

Итак, он имел ядерную бомбу с маленьким радиусом поражения, мечту всех международных террористов. Ядерную бомбу предстояло испытать на следующей неделе; испытать в очередной раз; тринадцать предыдущих испытаний закончились неудачно (только на втором испытании бомба слегка зашипела, а реакция не пошла), но Кипенников, работавший со свирепым упорством, не сомневался, что рано или поздно микроядерный взрыв все же произойдет. И точно, произойдет, ведь такому упорству не смогут противиться даже законы природы.

Дверь приоткрылась, и в нее проскользнула Ксюша, в платке поверх голых плеч.

- Озябнешь, - сказал Коре.

- Василий Палыч сказал, что можно приступать.

- А мы вотрем очки твоему Василию Палычу. Как тебе эта мысль?

- Не получится. Все равно все будет по его, - сказала Ксюша, сняла парик и сбросила платок.

Парики осиан были частью одежды, поэтому они обычно снимали их, раздеваясь.

Ксюша спала уже много часов.

Наверное, ночь за стенами бункера сейчас приближается к рассвету. Часов пять или шесть утра. Когда перестаешь спать, время растягивается как резиновое. Никак не привыкну к удлинившимся суткам.

Он снова развернул листок. "Письмо, оставленное самому себе. Инструкция по обращению с ключом. Я так и думал, что прибор возвращения многофункционален. Мой предшественник писал по-английски с ошибками. Значит, он был не заброшенным, а здешним. Вот здесь повернуть, так..."

Прибор звякнул и открыл еще одну панель. "Кнопки с цифрами. Можно набрать любой номер. Прекрасно. Читаем дальше. Набрать номер нужного среза подреальности. Номер обязательно трехзначный. Интересно, что это все означает и какой срез мне нужен. Вход в монастыре Блаженной Варвары. Монастырь - это такое место, где живут монахи. Что-то я здесь монахов не видел. Монастырей - тем более. Попробуем выяснить все по ходу дела".

Он набрал нужную комбинацию и номер 001. Меньший из возможных номеров, на всякий случай. Послышался тихий гул; гул нарастал несколько минут, пока не перешел в вибрацию и не затих. Женщина продолжала спать - звук и тряска ее не разбудили. "Кажется, она повернулась и легла иначе. Я не заметил, когда она переворачивалась. Звук - и ничего больше. Не изменилось расположение предметов, ничто не появилось, не переместилось и не исчезло. Если верить письму, то я сейчас в некотором срезе с номером 001. Это не дает мне ничего. Совсем ничего".

Он встал и подошел к женщине.

"Удивительно, но еще сто лет назад всякие телесные развлечения играли большую роль в жизни людей. Такую же, как и в жизни животных. Или еще большую. Люди занимались этим много часов подряд и каждый день. Все из-за несовершенства способов размножения. Всякие романтические пережитки сохранились до сих пор. Особенно у детей и у отсталых народов. Не могу себе представить, что чувствовал тогда мужчина при виде женщины, лежащей вот так. Судя по фильмам, он начинал рвать на себе одежду, бросался на лежащую или на колени, кричал или плакал. Ему отказывал рассудок. Были такие, которые стреляли в себя из-за женщины. А женщины прокалывали себе уши ради мужских взглядов. Сейчас это - как сжевать энергетическую таблетку. Хорошо быть цивилизованным человеком".

Господин подполковник Епинцев был хилым мужчиной, имел слабое зрение, слух и обоняние, росту был совсем не богатырского, моральных, политических, национальных, классовых или иных предрассудков не имел. Женщин он не любил (разве что иногда и избранных), как не любил и многое другое в жизни: свою работу, свое начальство, свою мать, своих сотрудников и вообще всех людей скопом. Природа отказала ему во многих благах, которые обычно без меры расточает другим. Природу господин подполковник тоже не любил и радовался от того, что природы уж почти не осталось. Зато не был обижен господин подполковник умом.

Ум господина полковника не распространялся на все области жизни. Например, считая сдачу на базаре, Епинцев обязательно ошибался, и не обязательно в свою пользу; играя в шахматы от скуки, он обычно проигрывал своей нелюбимой мрачной матери, которая путала коня со слоном и в шестьдесят семь лет имела такие зубы, что легко разгрызала вишневые косточки - ее любимое занятие во время шахматной игры; разгадывать кроссворды он вообще не умел и втайне восхищался людьми, которые обладают этой немыслимой способностью. Даже при распутывании сложных дедуктивных задач, связанных с его непосредственными обязанностями, ум господина Епинцева работал не в полную силу, а прорывался необъяснимыми вспышками. Начальство знало об этих вспышках и часто приглашало Епинцева на высокие совещания. Раза два за свою карьеру Епинцев слышал на таких совещаниях некоторые вещи, за одно знание которых полагалась высшая мера наказания, но пока ему везло. Начальство ценило господина Епинцева. Оно знало, что если Епинцев вдруг заерзает на стуле (обычно обитом зеленой материей) и попросит слова, то выскажет именно ту идею, которая в данный момент нужна. Таков вот был господин подполковник Епинцев.

После сообщения о смерти хромого Жоры господин Епинцев связался с городом и доложил обстановку. Доложенная обстановка не понравилась человеку из города. Господин Епинцев все сильнее сникал и съеживался на стуле (местный стул тоже был обит зеленой, но только протертой материей), но вдруг заерзал и сказал:

- Я думаю, ничего не потеряно.

Это была одна из тех мгновенных вспышек озарения, которые знают лишь поэты, великие жулики и люди, подобные господину Епинцеву.

- Так вы гарантируете? - спросила трубка.

- Так точно, - ответил Епинцев. - Сегодня мы его возьмем.

Он повесил трубку и задумался.

- Можно? - В кабинет прошла женщина, та, что любила кричать в мегафон.

- Разве не видно, что я думаю? - спросил господин подполковник.

- Но дело важное. Еще один смертельный случай. Чрезвычайно интересно.

- Что это?

- Это фотография собаки.

- Я вижу, что не кошки. Зачем вы мне это подсунули?

- Эта собака только что загрызла свою хозяйку.

- За что?

- За дело. Хозяйка, ее зовут бабка Березуха, попыталась вступить со своей собакой в половой контакт.

- Но они же обе женского пола.

- Вот именно. Собака не выдержала и перегрызла хозяйке горло. Я бы такой тоже перегрызла, - добавила женщина, которая любила кричать в мегафон.

- Собаку уже пристрелили?

- Нет. Она успела сбежать.

- Тогда я вам обещаю, что пристрелю эту собаку собственноручно, как только ее поймают. А теперь оставьте меня, но будьте готовы. Скоро я вас позову.

Сорок минут спустя господин подполковник и его шестеро помощников стояли у дверей кипенниковской дачи. Как именно Епинцев догадался, что объект пребывает тут, - выходит за пределы человеческого понимания.

Стоял обыкновенный хмурый предвечерний час, и ничто не предвещало трагедии.

- Я не открою, - сказал динамик голосом хозяина.

Господин подполковник Епинцев узнал голос, и дикое, звериное, зверское, зверейшее (за что мы так обижаем зверей?), вполне человеческое чувство вспыхнуло в его душе. Он узнал голос Васеньки Кипенникова, однокашника тридцатилетней давности, человека, который своим упрямством нанес Епинцеву оскорбление, до сих пор не отмщенное. В течение трех или пяти лет маленький Епинцев колотил лбом о стену маленького Кипенникова только за то, что тот отказывался ответить, который час, имея часы на руке. В те годы жертва превзошла своего мучителя, и мучитель отступился - пожар ушел в угли, чтобы снова вспыхнуть при первой возможности. И вот она, такая возможность.

- В таком случае мы перекроем тепло, газ, воду, электричество и канализацию, - радостно сказал господин подполковник.

- Я все равно не открою.

Красный глазок на видеокамере погас. Хозяин не желал больше разговаривать.

"Конечно, не откроешь. Мне ли тебя не знать. Вот и довелось встретиться. На ловца и сам как овца. Сколько веревочке ни виться, а все равно все концы в воду. - Такие сентенции самоформулировались в голове господина подполковника. - Не хочешь разговаривать, так я сам с тобой поговорю".

Еще спустя двадцать минут к стене, ограждавшей дачу, подъехал подъемный кран с веревочной лестницей, подвешенной на крюке. Из окна дачи раздались выстрелы.

- Он вооружен? - удивился Епинцев.

- Он слепой как крот, - подсказала женщина из местной милиции (та, которая любила орать в мегафон), - все равно не попадет.

Господин Епинцев распорядился съездить за бронежилетами. Съездили.

- Последний раз предупреждаю, - сказал Епинцев в микрофон, - пока что вам грозит лишь небольшой срок заключения или умеренное мордобитие. Но если...

- Если кто-нибудь сунется, я пущу слезоточивый газ, - ответил Кипенников.

- Я распорядился выдать людям противогазы.

Это было совсем как та детская игра, только сейчас в ней все было не понарошку.

- Тогда я взорву литиевый заряд.

- Он что, действительно может что-то взорвать?

- Чепуха, - ответила женщина.

- Почему бы вам не открыть представителям власти? - поинтересовался подполковник. - К тому же мы с вами старые друзья. Открывай, падаль. Открывай.

- Собственность священна! - сказал голос из динамика.

Ударило так, что земля содрогнулась, господин Епинцев упал, рядом упала женщина, остальные устояли на ногах. В небо ударила вспышка света, вырезанная неровным прямоугольником, и острые стекла, вмазанные в стены бетонного забора, оплавились. Вспышка нарисовала в небе перевернутый прямоугольник, как будто проекцию на облачную муть, проекцию двора, в котором жил человек, погибший за убеждения. Над двориком поднялось облачко, черное сверху и оранжевое внутри, будто налитое светом тлеющих углей.

- Это... - спросил сам себя Епинцев, - это ядерный взрыв? Срочная эвакуация!

Облако вздулось огромным грязным пузырем, пузырь лопнул, разбросав вокруг снежинки пепла, и мгновенная ослепительная вспышка - ярче, чем электросварка - мигнула из-под пара, и все на долю секунды стало черно-белым, каждая песчинка обрела свою тень, вспышка исчезла за облаком пара, поднимался темно-красный пенный гриб - живой, бурлящий, в точности такой же, как и ядерный взрыв на картинке в учебнике по гражданской обороне. Вот шляпка оторвалась от ножки, почернела и стала подниматься. Шляпка была метров пять в диаметре.

Над Ыковкой прокатилась воздушная волна и замерла стонущим эхом в кронах звонких мертвых лесов. В доме старушки Александрины выпало стекло и вспугнуло осторожную кибернетическую горлицу. Горлица взлетела спиралью, тонко свистя кончиками крыльев, и заметила черно-красное облако над речкой. "Ай да низко тучка опустилась!" - примерно так подумала горлица своими куриными кибермозгами и полетела к лесу.

Далеко в поселке завыла собака; ей в тон завыла собачка другая; два голоса сплелись и унеслись в пространства; вернулись легким эхом, отраженные от трех с половиною холмов.

Поспав не больше получаса, он очнулся и встревоженно поднял голову, прислушиваясь. Иногда доза оказывала на него странное действие - его чувства настолько обострялись, что он с трудом отличал сон от яви. Ему показалось, что началась война, что все пункты гражданской обороны подняты по тревоге, что международные диверсанты готовятся к взрыву ядерного заряда и все пять поражающих факторов ядерного взрыва, названия которых Пша помнил наизусть, через несколько секунд начнут свое поражающее действие. Моя машина! - подумал он и бросился из дому.

Машина стояла на месте. Старенький "запорожец" цвета сочной листвы (внизу сквозь цвет листвы пробивались первые ростки ржавчины) стоял с большой черно-белой табличкой на заднем стекле. Табличка изображала череп со скрещенными костями. Дело в том, что ради безопасности специалист по безопасности Пша подключал к корпусу "запорожца" шестьсот двадцать вольт.

Слегка успокоившись, Пша проверил контакты и поднялся на террасу. Здесь была оборудована маленькая станция радиационного, химического и бактериологического контроля. Смутно он понимал, что война не началась, что международные диверсанты не готовятся к взрыву ядерного заряда, что все пять поражающих факторов... Но сегодня Пша с трудом отличал сон от яви. Он взял в непослушные пальцы бинокль и вгляделся в ярко-серые горизонты. Вдруг в районе холма что-то ухнуло, секунды через две мигнула яркая вспышка, потом ухнуло еще раз, с запозданием. Пша стал рассчитывать расстояние до взрыва по запаздыванию звука, но тут увидел такое, что все цифры и формулы вылетели у него из головы и звонкими стеклышками осыпались на плитки террасы. Над тем местом, где, скрытое за деревьями, бежало русло сухой реки Хворости, поднимался грибок ядерного взрыва, настоящего маленького ядерного взрыва. Он перевел взгляд на шкалу счетчика - счетчик зашкалило.

Над Ыковкой летела, спасаясь в леса, одинокая кибергорлица. Пша проводил ее взглядом, разорвал пакетик с противорадиационной сывороткой и вколол иглу в левую руку повыше локтя. Впрочем, после такой дозы никакая сыворотка не поможет. Еще сутки или двое - и Ыковка станет мертвым поселком. В зеркальном шкафчике, в том, который на кухне, Пша хранил энное количество непочатых бутылей с зеленым змием местного производства (производила змий самогонщица, специалист по теологии). "Не пропадать же змию? - подумал Пша и, вздохнув, направился в кухню. - Вот только автомобиль жаль, кто за ним присмотрит без меня?"

Приложившись к змию, Пша набрал номер городской станции гражданской обороны.

- Алло? - вопросительно сказала станция.

- Я здесь, это, - сказал Пша, но змий помешал закончить мысль.

- Что "это"? - спросила станция, на этот раз нетерпеливо.

- Я здесь: в Ыковке. Тут у меня ядерный взрыв. Почел долгом сообщить.

Станция бросила трубку.

- Ну как хотите, - сказал Пша.

Он снова вышел на террасу и всмотрелся в дорогу, ведущую от реки. Перед глазами плыло, змий разгулялся не на шутку. Пша тряхнул головой: над дорогой летело нечто. Нечто имело метра три или четыре в размахе крыльев, а сами крылья были перепончатыми и тонкими. Такие можно складывать за спиной, и много места они не займут. На черных крыльях виднелись желтые пятна. Само существо было черным, но блестящим, с желтым отливом. Оно планировало, почти не двигая крыльями, невысоко, над самой дорогой. Вот оно пролетело мимо окаменевшего скелета древнего дуба, и Пша понял, что оно прозрачно. Нечто приблизилось, но не обратило на Пшу внимания. Пша успел разглядеть, морда мышиная или крысиная, но не такая вытянутая, длинные упругие усы, очень широкий рот в большую половину морды, рот открыт, и в нем несколько длинных тонких зубов. Тело почти человеческое, только большое. На ногах и руках по три пальца и между пальцами перепонки. Тонкий хвостик, как крысиный, но длиннее.

Пша перекрестился и моргнул; нечто исчезло.

Люди в Ыковке пока оставались спокойны; улыбался череп с костями, прицепленный к заднему стеклу Пшиного "запорожца". Череп - тот даже смеялся, нарисованный черной тушью. Рисовал его Пша собственноручно и после легкой дозы - вот от чего череп вышел с улыбкой во все зубы.

* * *

Черная птица с желтым отливом сделала круг над Ыковкой и опустилась на окраине, у кладбища. Тяжело переваливаясь на кривых ногах, она подошла к ближней могиле.

- Ну как, лежишь? - спросила она.

- Лежу, - ответил из могилы молодой женский голос.

- Вот и лежи, не высовывайся пока.

- А мне чего, я и полежу, - сказал голос.

Пша очнулся от видения и захотел еще раз в жизни погладить свой "запорожец" по капоту. Но, поразмыслив, он решил, что спуститься с крыльца не сможет.

Логика прыжка через смерть

После проведения замеров радиации оказалось, что ущерб не так уж велик. Нейтронное и все остальные излучения были почти полностью поглощены толстым забором. Смертоносная радиация ушла в воздух. А счетчик в домике Пши был сломан уже четыре года.

Добыть объект сегодня же, как обещал подполковник Епинцев, не удалось. Слишком высок был уровень радиации во дворике. Зато на следующий день радиация лишь вчетверо превышала норму. Спецбригада обследовала место происшествия и обнаружила бункер, прекрасно защищенный от всего, и от литиевого взрыва в том числе. Дверь в бункер удалось открыть, хотя и не без труда. В бункере оказался объект без рубашки и симпатичного вида девица, одетая только в рубашку с чужого плеча. Объект и девица увлеченно беседовали на столь отвлеченные темы, что Епинцев усомнился в своем здравом рассудке.

- Это кто? - спросил он.

- Ксюша, дальняя родственница потерпевшего.

- И чем вы тут занимаетесь? - спросил Епинцев, хотя и так было понятно, кто чем занимается.

- Увы, не этим, - ответил Коре. - Дело принципа. Нас просто заперли здесь и два дня не выпускали. Ксюше было холодно, и я дал ей свою рубашку. Мне самому не холодно, я ведь не живой. Большое спасибо за освобождение.

Восемь снайперов целились в разные, заранее выбранные точки тела объекта.

- Медленно подняться, руки за голову! - приказал Епинцев. - Прибор для перемещения отбросить!

- Да ну вас, - ответил Коре, - прибор я не отдам, не дождетесь. Я ухожу.

И он повернул ключик.

Ничего не произошло. Прибор отказал снова. Даже не извинился и не объяснил причины отказа, как в первый раз.

- Я сказал, отбросить!

- Он все равно сломан, - ответил Коре и бросил прибор.

По дороге в участок (а участок, как помните, был двухэтажным зданием, второй этаж выкрашен суриком, внутри панели из настоящего дерева, на входе дежурный следит за пропусками - участок обслуживал еще восемь поселков, подобных Зыковке, да вдобавок занимался взиманием штрафов на дорогах); так вот, по дороге в участок господин Епинцев вертел на все лады слова человека о том, что ему не холодно, потому что он мертв. Что-то в этом не сходилось. На бумаге (особенно на бумаге приказа) все выглядело гладко: есть призрак, изыскать средства и призрак уничтожить, отобрать прибор.

На самом деле господин подполковник никогда не сталкивался с призраками, и ему было страшно. До этого момента он просмотрел единственную видеозапись, на которой призрак бьет себя ножом, и просмотрел ее не меньше восьмидесяти раз - все пытался найти ниточку. В реальности призрак был совсем не похож на человека, посыпанного пудрой, - и от этого-то и казался страшным. Впрочем, в кобуре у подполковника был пистолет, а в пистолете трижды заговоренные пули. Одна из таких пуль достоверно нанесла призраку телесное повреждение.

Он привел объект в кабинет и начал допрос:

- Имя?

- Арей.

- Фамилия?

- Вирский.

- Возраст?

- Тридцать два.

- Прописка?

- В данный момент не имею.

- Национальность, партийная принадлежность?

- Русский, беспартийный.

- Род занятий?

- Безработный.

- Послушайте, что это вы отвечаете мне так, как будто вы живой человек? Никакого Арея Вирского в природе не существует. Есть только бесплотный дух, который с неизвестными целями проник сюда, приняв его обличье.

- Тогда зачем вы спрашиваете?

- Должен заполнить анкету. С какими целями прибыли в Ыковку?

- Здесь моя дача.

- Дача не ваша, а государственная, так как доказана ваша смерть.

- Моя смерть не может быть доказана, поскольку я сижу здесь. Мою личность вы должны опознать по отпечаткам пальцев и как можно скорее восстановить в правах.

- Ладно, - подполковник откинулся на зеленом стуле, - мы же оба с вами понимаем, что никакая медицинская экспертиза не признает вас живым. А если вы не живы, то и прав у вас никаких нет.

- Тогда я возьму свои права силой.

- Вот здесь, - подполковник похлопал по кобуре, - лежит вещь, перед которой вся ваша сила бесполезна. Вокруг участка расставлены люди, которые наверняка не промахнутся. Вас уже однажды ранили.

- Тогда почему мы разговариваем?

- Я хочу узнать...

- Как там на том свете?

- Да.

- Там жутко. Там так жутко, что никакие земные сказочки про преисподнюю с чертями и горячими сковородками не приближаются и к одному проценту настоящей жути.

- А если это вранье?

- Через два дня вы убедитесь в этом сами.

- Как так? - не понял господин подполковник.

- А вот так: только что я вас проклял, сказав, что через два дня вы умрете. Мои проклятия сбываются в точности. Помните милиционера хромого Жору? У него был диктофон. Если вам нетрудно, включите запись.

Господин подполковник вспомнил. Он вспомнил, и что-то обрушилось у него в груди. "Неужели я так любил эту проклятую жизнь? - подумал он. - И почему же мне не хочется, так не хочется с ней расставаться теперь? Я ведь не боялся ни пуль, ни интриг. Я ведь даже пытался однажды застрелиться, когда меня несправедливо собирались лишить очередного звания. Этого требовала честь мундира. И вот теперь плевать мне на честь мундира, мне просто, до ужаса просто не хочется умирать".

Он вставил кассету и перекрутил пленку к концу разговора. Он помнил те фразы, которые убили хромого Жору. Магнитофон начал:

- Тогда о чем же мы говорим? (Голос объекта).

- Я предлагаю вам условия: вы выдаете нам тот предмет, который позволил вам проникнуть в мир живых, а мы сохраняем вам жизнь. (Голос Жоры.)

- Мне нельзя сохранить жизнь, я мертв. (Голос объекта). А тот предмет вы никогда не получите. Если захочу, я вас всех здесь испепелю, даже не выходя из комнаты.

- Это блеф.

- А ты не боишься меня?

- Нет.

- Тогда я тебя проклинаю. Желаю тебе заснуть вечным сном. И чем раньше, тем лучше. (Голос объекта).

И в ту же ночь Жора заснул и не проснулся.

- Сколько, вы сказали, мне осталось жить? - тихо поинтересовался Епинцев, глядя в сторону и вниз - туда, где недавно прошествовал наглый таракан, любознательно шевеливший усиками.

- Тридцать шесть часов.

- И вы действительно можете все испепелить, не выходя из комнаты?

- Без труда.

- А может быть, у нас получится как-то договориться?

- Получится. Если вы будете хорошо исполнять мои приказы. Для начала отдайте вещь, которая была у меня отобрана. Потом вы мне поможете в некотором деле. Если мы уложимся в тридцать шесть часов, я оставлю вам жизнь и даже обещаю не являться в ваш дом по ночам - призраки ведь любят пугать людей.

- Этого мало.

- Что еще?

- Продвижение по службе.

- Через год произведут в генералы, - пообещал Коре. - Подходит?

Они проехали через весь город насквозь, по прямой. На окраинах торчали мертвые колючие заросли и расползались овраги. Здесь и там виднелись желтые предупреждающие плакаты - о зверях, конечно. Небо было затянуто серым дымом, сквозь дым летел едва различимый воздушный шар - тоже серый, покрашенный под цвет неба.

- Ого! - удивился Коре. - Метров сто в диаметре.

- Сегодня ведь День Воздушно-военного флота, - ответил Епинцев. Начинается парад.

Сквозь дымовую завесу вплыл еще один шар, больший, и Коре понял, что шары предполагалось сделать незаметными. На тонких нитях к ним был подвешен воздушный корабль, парусник с крыльями, весь изготовленный из прямоугольных кусков материи.

- Что это?

- Это символ. Корабль означает флот, а летающий корабль означает воздушный флот. Война обозначается двумя драконами разной раскраски - они будут драться, и победит наш, зеленый.

- Кибернетические организмы?

- Нет, патриотический порыв народа. Сейчас увидим. Похоже, вы никогда не видели парада? - Машина пошла быстрее и вскоре выскочила на холм.

Внизу, за городом, в неплотной дымке копошились два чудовища непомерной величины. В первую минуту Коре не мог отвести от них взгляда. Одно чудовище было зеленым, второе - белым.

- Каждый дракон - по километру от носа до хвоста, - гордо доложил Епинцев. - Конечно, это мешает ему быстро двигаться, зато какое зрелище! Впечатляет?

- Впечатляет. Но не пойму, как патриотический порыв может без кибернетики создать таких монстров.

Впрочем, чудовища больше напоминали тупоносых плоских крокодилов, а не драконов.

- Такая уж природа русского человека, - сказал Епинцев, - мы без микроскопа блоху подковали, а дракона без науки - и подавно. Мы мобилизовали весь транспорт области, независимо от формы собственности. Вы, должно быть, видели объявления о мобилизации. На крыше каждого автомобиля укреплен высокий надувной цилиндр, несколько тысяч автомобилей выстроились в строго рассчитанном порядке и двигаются согласованно. Мы видим только надувные цилиндры и воспринимаем общее движение как огромного дракона. И никакой техники - только патриотический порыв. Как это вам?

- Удивительно, - ответил Коре.

Машина проехала огромным мостом, который раньше возносился над малюсеньким ручейком, а теперь просто над длинной ямой, и углубилась в ту часть города, которую Коре знал плохо.

- Нам еще долго?

- Минут двадцать. Сейчас повернем, и будут видны корпуса института.

- Он за городом?

- Да.

Господин подполковник сделал несколько глубоких вдохов из баллончика. Потом протянул Коре:

- Хотите?

- Нет. Я вообще не нуждаюсь в воздухе. Дышу только для виду. А ваша атмосфера действительно такая грязная или вы дышите вот этим для профилактики?

- Вообще-то можно обходиться и без баллончика, но тогда чаще болеешь.

- До чего вы все довели - и зачем?

- Не знаю. Все произошло само собой. Еще во времена моего детства, когда началась вторая техническая революция, все только и говорили, что о перспективах. Но баллончики уже тогда продавали. А потом... Но разве вы не помните?

- Вам уже за пятьдесят, да?

- Сорок четыре.

- Тогда попытайтесь вспомнить, когда все началось. Не вторая техническая революция, а вообще, когда произошло первое изменение, первая вещь, которая вас удивила, которую вы никак не ждали. Мне кажется, что весь мир, в его теперешнем виде, мог проклюнуться из одной-единственной почки.

- Я думал об этом, - сказал Епинцев, - я ведь не совсем дурак. Мне самому нравились зеленые поля и деревья, облака в небе, дождь и град, а зимой снег. Правда, я этого не застал, но помню фильмы. Сейчас, конечно, мне нравится существующий порядок вещей. И я часто думал, почему это произошло, как это случилось. Смотрите, живая собака!

По дороге бежали две собачки, одна коричневая, другая светлая. На бегу играли, притворяясь, что хотят друг друга покусать.

- Удивительно, что в этом мире еще остались живые собаки.

- Полно. Также полно крыс и паразитических насекомых. Им не нужна природа, они кормятся человеком. Еще есть кони - кони нужны для конкурсов русских девушек.

Епинцев расстегнул кобуру.

- Что такое?

- Я должен ее пристрелить.

- Ту собаку?

- Нет, другую, светлую.

- Зачем?

- Она бешеная. Пока вы отсиживались в бункере, кое-что произошло. Вон та светлая собака загрызла свою спящую хозяйку. Это было совсем недалеко от вас, в Ыковке. Ее звали...

- Я знаю, ее звали бабка Березуха, - сказал Коре, - я вам запрещаю трогать эту собаку. Она не бешеная. Она самая нормальная собака на земле. Если бы я был собакой, я бы сам перегрыз такой хозяйке горло. Разве не заметно, что они влюблены и счастливы? Пусть бегут дальше.

* * *

Три огромных корпуса ИПЯ, института паранормальных явлений, были просто бетонными коробками с узкими прорезами стекол. Охрана на входе пропустила прибывших после того, как Епинцев показал удостоверение.

- Вам нужен Ихаил Германович?

- И поскорее.

- Вы разве знакомы?

- Мы вместе учились в школе.

- Этого не может быть, ведь он учился по спецпрограмме.

- Все это вранье. Я лучше знаю, как он учился.

Иша склонился над телом женщины. Тело лежало изуродованное, распятое на операционном столе. Механические органы пока что поддерживали в нем жизнь, но пройдет несколько часов или минут, и жизнь оборвется. В этом случае уже ничего не поделаешь. Слишком старались на допросах. Вот еще одна тайна уходит нераскрытой. Что бы могла рассказать эта женщина, если бы осталась жива? Тот приборчик, который она носила с собой, оказался просто подделкой, муляжом. Конечно, не просто моделью: в нем было полно всякой электронной чепухи, но вернуть диверсанта назад этот приборчик никак бы не смог. Похоже, что этих двоих просто забрасывали как смертников. Назад их никто не ждал. Впрочем, остается еще и второй прибор. Его обязательно найдут. Обещали найти еще сегодня.

- Сюда вход запрещен! - кто-то сказал сзади.

Иша обернулся.

В лабораторию вошли два человека без халатов, что было грубейшим нарушением санитарных норм. Одного Иша не знал (этот был при мундире и погонах), зато второй...

- Мне можно, - сказал Коре. - Здравствуй, Иша.

Это же тот самый!

- Ах, так вас все-таки изловили! Это приятный сюрприз. (Иша засуетился от радости - так с ним и в детстве случалось.) Какая лаборатория сейчас свободна?

- Восьмая и тринадцатая, - ответил один из людей в халатах.

- Отведите его в восьмую. Здесь уже нечего делать. Я пообедаю и приду туда. Обращайтесь с ним поосторожнее и повежливее. Я хочу, чтобы он пока был жив. Кстати, как вас угораздило вернуться с того света?

- Ихаил Германович, не надо валять дурака, - сказал Коре, - мы знаем друг друга с детства, и нам не нужно обманывать друг друга выдуманными историями. Меня не изловили, как ты изволил выразиться. Я пришел сам, и я пришел по твою душу.

Он слегка ударил одного из подскочивших санитаров. Нокдаун. Кажется, этому достаточно. Сам виноват: не будь слишком прытким.

- Я чего-то не понимаю, - сказал Иша, - ваше лицо мне знакомо только по фотографиям.

- Как ты думаешь, - сказал Коре, - почему на мне нет наручников? Пускай простые наручники я смогу разорвать, но ведь ваш институт может изготовить заговоренные? Или еще какие-нибудь? Почему я вхожу сюда, к тебе, по собственной воле? Почему я говорю тебе дерзости и сейчас позволю себе еще большие дерзости? Почему я ударил твоего помощника, а никто не вмешался? Пусть все выйдут отсюда. Вон!

Он посторонился, пропуская пятерых людей в халатах.

- Господин подполковник, я вас тоже попрошу.

Епинцев вышел.

- Будем говорить честно? - спросил Коре.

- Вы собираетесь меня убить?

- Не обязательно. Если ты поможешь мне включить этот проклятый аппарат, то я тебя покину. Ты профессор этих самых паранормальных явлений, ты лучше всех разбираешься в этой технике. Можешь мне не врать. У вас знают метод фантома, а значит, знают и способ возвращаться. Лично ты мне не нужен, но я не могу вернуться без твоей помощи. Мой аппарат не работает. Я поворачиваю ключ, но ничего не происходит. В лучшем случае он просит меня обождать. Сейчас ты его активируешь. Я тебя оставлю здесь, в твоем собственном мире, в бредовом мире без растений и чистого воздуха, зато с огромными экранами телевизоров. Мне нужно всего лишь уйти. Либо ты мне поможешь и останешься жив, либо умрешь. Ты сам понимаешь, что третьего выхода нет.

- Нет, я не понимаю, - сказал Иша.

Кажется, он воскликнул искренне. Не может быть.

- Тогда смотри. - Коре достал и развернул листовку, ту самую, которую сорвал со столба. - Надеюсь, ты помнишь текст. Ребенок будущего. За три года окончил школу. Потом профессор. А ну-ка объясни мне, как ты умудрился пройти школьный курс за три года!

- Я этого не делал, - сказал Иша.

- Как это?

- Я расскажу вам все. В тот день, когда я родился, к моему отцу пришла гадалка, она сама напросилась, даже не взяла денег, - она сообщила, что у сына, то есть у меня, будет великое будущее. Отец вначале не поверил. Потом оказалось, что выиграл лотерейный билет. И с тех пор счастье не покидало мою семью. Мне всегда помогали. Я не знаю кто. Я не знаю почему. Я не оканчивал школу за три года. Я учился десять лет, как и все остальные дети. Но меня учили по специальной программе. И все время появлялись статьи в газетах о чудо-ребенке. Моей матери это нравилось. Но отец - он был слишком честным. Однажды его сбила машина, и он остался калекой. С тех пор никто не протестовал против моей славы. Меня сделали гением, меня сделали вундеркиндом, меня сделали профессором и этот институт тоже придумали без меня. Я, конечно, работаю и пытаюсь оправдать доверие, но мне это не нравится. Я как раскрашенный болванчик. Я ничего не понимаю в этой паранормальной теории, а техники я вообще боюсь!

- Почему ты этого никому не говорил?

- Я не хочу, чтобы меня тоже сбила машина.

- И тебе неплохо живется, правильно?

- Правильно.

- И ты не знаешь ответа?

- Нет.

- Тогда я подскажу, - сказал Коре. - Похоже, ты не врешь. Я тебя хорошо знаю, ты не умеешь так мастерски врать. Тебя использовали как наживку. Или просто как подставную фигуру. Они даже расклеили везде листовки с большущими фотографиями, чтобы быть уверенными, что я тебя замечу. Им нужен был я. Они знали, что я пойду на тебя, как бык идет на красную тряпку. А тем временем они будут делать свое дело.

- О ком ты говоришь?

- Я не знаю, о ком говорю! Скорее всего они сейчас слушают нас. Эй, вы, вы теперь довольны? Пока молчат.

- При этой женщине была особенная машинка, - сказал Иша, - маленькая, величиной меньше чем с кулак. С ключиком. Я держал ее в руках позавчера. Машинка не работала. Ее положили в сейф. Потом она исчезла из сейфа. Это все из-за нее? Это такая же машинка, как твоя?

- Да.

- Что теперь будет?

- Все, что угодно. Я не знаю, что будет с тобой, с ними, со всем этим миром. Но я знаю, что буду делать я. Отключи эту женщину от аппаратов!

- Она сразу умрет.

- Я знаю. Но она все равно умрет. Сейчас наступит клиническая смерть. Мозг будет жить еще несколько минут. Ты должен справиться за эти несколько минут. Быстро!

Иша включил таймер. Циферблат стал отщелкивать десятые и сотые доли секунд.

Через девяноста секунд тело было освобождено. Коре сел и посадил Оксану себе на колени. Тело обвисло, его приходилось придерживать локтями. Он взял прибор и приготовился повернуть ключ.

- Что ты хочешь сделать?

- Я хочу уйти отсюда навсегда. Если не получится, то я продам свою жизнь подороже. Помолись, чтобы у меня получилось.

- Но как?

Снаружи раздался сильнейший удар. Еще несколько таких - и выломают двери, подумал Коре.

Он повернул ключ и успел увидеть, как проламывается дверь. И темнота вокруг - вечная, бесконечная ночь. Получилось.

И снова темнота - вечная, бесконечная ночь.

- Где мы? - Он услышал вопрос. И снова это был не звук, а всего лишь нечто, отличное от ничто. Голая информация, без материального носителя. Голос звучал сразу со всех сторон и в то же время был направленным.

- Здесь нет понятия "направление", - подумал он и услышал свою собственную мысль, будто расходящуюся кругами сквозь темноту.

- Что ты сказал? - спросила Оксана.

- Здесь ничего нет: ни направления, ни расстояния, ни времени. Здесь даже нас нет.

- Как?

- Но ведь ты меня не видишь?

- Зато я тебя прекрасно слышу. Ты где-то совсем рядом.

- Или на расстоянии в миллиарды миль. Наши тела остались на Земле, умирать.

- Значит, мы не на Земле?

- Мы даже не в нашем мире. Мы в другом мире, в лучшем из миров. Или застряли на пути из худшего в лучший.

- Мы мертвы?

- Теоретически да. Но скоро оживем.

- Это тот свет, замогильный?

- Думаю, это или он, или что-то очень похожее на него. Я уже был здесь однажды и, кажется, видел здешнее существо. Оно похоже на вытянутый шар и слегка светится. Было и другое, о котором я бы предпочел не вспоминать.

- Может быть, это была душа?

- Может быть. Давай посмотрим. Подойди ближе.

Он почувствовал, как нечто приблизилось.

- Это ты?

- Я.

- Здесь не нужно тратить силы на передвижение, - сказал Коре, - здесь достаточно пожелать, и пожелание сбывается. Старайся желать осторожно, очень осторожно.

- Зачем ты это сказал? Мне захотелось представить тигра.

- Только попробуй. Уши оторву.

- Мне кажется, мы здесь не одни, - сказала Оксана.

- Конечно, не одни. Целый мир для двоих - это расточительство.

- Кто-то ходит вокруг меня!

Коре почувствовал то же самое. Было похоже на шорох собачьих лапок по сухому снегу.

- Это души, - сказал он. - Надеюсь, что это всего лишь души. Им интересно на нас посмотреть.

- Тогда здесь есть... Бог?

- Мы бы его увидели. Я думаю, что Бог не стал бы плавать в полной темноте, он придумал бы что-то получше.

- Давай посмотрим?

- Давай.

Перед ними появился слабо светящийся купол с отростком в виде трубки; отросток уходил вверх. Они приблизились к поверхности купола и будто наткнулись на преграду. Преграда была прозрачной. Внутри купола что-то двигалось.

- Что там? - спросила Оксана.

- Не знаю. Например, души, которые собираются взлететь на небеса. Я бы хотел посмотреть на этот мир повнимательнее. Но у нас мало времени. Еще чуть-чуть, и мы окажемся... Не знаю, где мы окажемся.

- Мне было больно, - сказала Оксана.

- Я знаю. Почему они сделали это?

- Они странно себя вели. Они задавали вопросы, но не слушали моих ответов. Они просто играли комедию. Мне так показалось. Что бы я ни отвечала, они меня били.

- Сейчас ты думаешь об этом спокойно.

- Очень спокойно. Я поняла: здесь, где мы оказались, нет страха и боли.

- Здесь нет земных страха и боли, - сказал Коре, - но наверняка есть здешние, местные. Страх и боль будут даже в раю, иначе райские жители деградируют до уровня кусочков жирной слизи.

- Никак не могу привыкнуть. Мы на том свете.

- Временно, надеюсь. И нелегально.

- Во что ты меня втянул?

- Извини. Но это вышло само собой. Я надеялся, что тебя это не коснется.

- Что не коснется?

- Тот аппарат, который ты взяла с собой, имеет слишком большую ценность. Некоторые считают, что он более ценен, чем жизнь одного человека, тысячи человек или даже сколь угодно большого количества человек. Носить такую штуку в своей сумочке - это все равно что выставить напоказ кольцо с огромным бриллиантом и пойти ночью в самый бандитский район.

- Почему же ты позволил мне носить его в сумочке? Теперь они его отобрали.

- Он все равно не работал.

- Ты подсунул мне фальшивый бриллиант?

- Что-то вроде этого.

Вдали появилось фиолетовое мерцание, окруженное зеленоватым ореолом. Мерцание приблизилось - зеленоватые кольца одновременно и сжимались, и расширялись: больше всего это было похоже на земное ощущение, когда ты видишь левым глазом одну картинку, а правым - другую. Светящийся кокон проплывал мимо.

- Как ты думаешь, кто это?

- Я не думаю, а знаю. Это человек, который только что умер.

- Что означают эти зеленые круги?

- Может быть, это его неутихшая боль. Эй, ты нас слышишь?

Свечение проплывало молча.

- Не слышит.

- Или не может ответить. Я думаю, это тот человек, который ушел из жизни сразу же вслед за нами и находился рядом с нами в момент своей смерти. Например, это может быть бедняжка Иша, искусственно выращенный гений. Я сорвался с крючка и ушел. Теперь Иша стал не нужен.

- Куда он плывет?

- К реке Стикс или к ее логическому эквиваленту.

- А мы?

- А нам в другую сторону.

- Мы сейчас вернемся в жизнь?

- Да. Но мы там не встретимся. Нас будут разделять континенты и столетия. Я даже не смогу положить цветы на твою старую могилку, потому что могилка окажется в Осии. Тебе так ничего и не говорит имя "Кельвин"?

- Нет.

- Даже сейчас?

- Даже сейчас.

- Тогда куда же он делся?

- Ты меня спрашиваешь? Я еще одного не поняла, - сказала Оксана, если моя машинка не работала, то как же я?

- Только потому, что ты была рядом со мной. У моей радиус действия почти два метра.

- Значит, мы сейчас расстанемся навсегда?

- Хотелось бы, - ответил Коре, - но есть еще один вариант. Нам предстоит провисеть здесь еще некоторое время. Скажем, полчаса. За эти тридцать минут они успеют сориентироваться и включить что-нибудь из своей аппаратуры. Возможно, они задержат нас или просто вернут. Может быть, они собьют нас с цели и мы попадем куда угодно, в произвольную точку пространства-времени. Может быть, выпрыгнем в вакуум в соседнем скоплении галактик триллион веков спустя. Может быть, мы навсегда останемся здесь.

- То есть умрем?

- То есть умрем.

- А если нас вернут?

- Тогда ты умрешь сразу, а я немного погодя.

- А какие шансы?

- Пятьдесят на пятьдесят, я думаю. На всякий случай давай договоримся. Если мы попадем не домой, и если мы останемся живы, и если тот мир будет хоть немного похож на наш - мы встретимся...

И он назвал место и время.

День Воздушно-военного флота прошел вполне успешно. Население еще раз выразило свою беззаветную преданность идее и стремление отдать за нее все, и даже жизнь, если потребуется. Население еще теснее сплотилось - во всяком случае, так было сказано в праздничном выпуске отеческих указаний. Согласно тем же указаниям, во всех городках и селах необъятной Осии прошли народные гулянья. Народ гулял, пил, согласно традициям, и, как мог, проявлял обязательный патриотизм. В городе зарегистрировалась альтернативная партия "Народное движение", которая обменялась мнениями с партией неальтернативной и выяснила, что мнения полностью совпадают. Молодежь организовала еще одно движение, "Национальная самооборона", НС сокращенно. Самооборона разгуливала по улицам мелкими группами и самооборонялась от тех, кто был недостаточно патриотичен. Следующей неделей за военно-воздушной шла неделя охраны природы. Все недели в Осии были проименованы для удобства населения. За неделей охраны природы следовала неделя родного языка, когда ожидалось появление еще одних отеческих указаний - на тему о том, что нужно беречь древние традиции и полнее вводить их в свой быт. Директора школ уже получили инструкции с перечнем старославянизмов, обязательных к употреблению, а также всех чиновников обязали употреблять непонятные слова. Слова употреблялись не всегда кстати, но звучали приятно - что-то большое и теплое действительно стояло за ними. Впрочем, чиновникам все равно, какими словами морочить головы.

Неделя охраны природы в Ыковке означала грандиозное мероприятие: пуск первой очереди речки Хворости. Длина первого участка была километра полтора. Вода качалась из подземной скважины, текла положенное расстояние по древнему руслу, а потом снова закачивалась под землю. Подземная вода оказалась слишком чистой и непохожей на речную - такую, какая сохранилась в музейных образцах и на видеопленке, - поэтому к подземной воде добавляли желто-зеленый краситель и замутнитель оригинального состава. Был еще ароматизатор и немного бензина - в реках ведь всегда есть бензин. Пластиковые водоросли заранее рассадили по дну. В воду пустили простеньких кибсррыбок, которые умели многое: плавать туда-сюда, дергать хвостиками и даже ловиться на специальную наживку. Один комплект наживки стоил пятьдесят современных копеек. Рыбка была, разумеется, несъедобной, зато по номерам пойманных рыбок разыгрывалась лотерея. Главным выигрышем в лотерее была бесплатная следящая система. А рыбки запускались с плотностью 0,2 на кубометр.

Берег Хворости на протяжении полутора километров хорошо обустроили: укрепили бетонными уголками и присыпали песочком. Поверх песочка настелили мягкие зеленые коврики. Большой луг на целых пятьсот метров от реки застелили другим ковром, цветастым. Ковер этот был настоящим произведением искусства, хотя и печатался с общей матрицы (тираж 7000 экз.). На пластиковой подложке ковра торчали пластиковые цветы, с трудом отличимые от настоящих. Каждый цветок имел капсулу с ароматным веществом, поэтому пах. Над ковром запустили искусственных стрекоз, а над рекой - искусственных комаров, которые умели зудеть и жалить. В берег вмонтировали имитаторы лягушачьего голоса, которые включались с первыми лучами солнца и довольно похоже курлыкали до самой полуночи. Могли бы и на искусственных лягушек расщедриться, но не захотели. В первые дни все население Ыковки раскупило билеты на реку, люди даже ночами стояли в очереди. Потом желающих отдохнуть у реки поубавилось - билеты на аттракцион все же дорого стоили. Несколько отдыхающих и рыболовов продолжали ходить постоянно. А по утрам над рекой поднимался туман - туман был совершенно настоящим.

Уже на второй день после пуска Хворости к одиноко стоящему старому зданию у леса подъехали грузовики. Грузовики оставили медицинское оборудование, оборудование для столовой, палатки, детали водокачки, много металлической сетки, несколько больших собак и несколько людей. Люди собрали из алюминиевых блоков подсобные помещения и довольно большой корпус столовой, расчистили и размели дорожки, поставили водокачку и подключили ее к системе накачивания реки, посадили собак на цепи.

Здание было не очень старым, но частично разрушенным. Двухэтажным, из настоящего кирпича. Когда-то здесь размещался детский лагерь, но уже лет двадцать, как по комнатам бегали лишь механические ящерицы, в свое время забытые детьми. Когда-то они были популярными игрушками, и каждый ребенок мечтал иметь ящерицу. В отличие от живых механические ящерицы не старели, а потому продолжали бегать по комнатам целых двадцать лет, не замечая того, что люди ушли.

В здании разместили больницу и даже привезли сюда нескольких пациентов из города. "Конечно, конечно, - говорили ыковцы, - климат у нас хорош, тут вам не в городе, и еще река рядом, а этим еще и за бесплатно. Мы и сами так поболеть не прочь".

- Приехали, - тихо сказал Коре и перевернул ладонь так, чтобы машинка была незаметна.

Кажется, никто не наблюдает.

Это совсем не дома, но и не в Осии.

Несется гладкая быстрая речка, снова воздух полон звуков, а над лугом плывут запахи, такие плотные, что воздух кажется разноцветным. Напротив сидит рыболов с собачкой, в его ведерке нет ни одной рыбки, даже маленькой. Мелькает в зеленой глуби неуловимая яркая плотва. Гудят комары, которые давно уничтожены на всех континентах. Комары?

Коре с трудом повернул свое грузное тело и посмотрел в сторону. Невдалеке медсестра в косынке читала книжку. Из-под косынки выбегала тяжелая русая коса. Под халатом - красные сапожки с чуть загнутыми носками. Нет, в моем мире так не одеваются. Это все-таки Осия. Он попробовал встать (делая как можно меньше заметных движений), но не смог, поскольку сидел в инвалидной коляске, а в такие коляски просто так не сажают. Что-то вроде этого и должно было случиться.

"Вес моего тела килограммов сто сорок - сто пятьдесят, - подумал Коре. - Из полутора центнеров больше половины приходится на чистый жир. Интересно, как сейчас обстоит дело с моей неуязвимостью?"

Он посмотрел на свои дряблые руки. Как можно было дойти до такого уродства? И возможно ли хоть что-нибудь сделать такими руками? Я противен сам себе, хочется самого себя... Но если ее оставить при себе, то сразу отберут. Меня для того и держат, знают, что рано или поздно аппарат окажется здесь... Интересно, из Оксаны они тоже сделали тумбочку или придумали что-то пооригинальнее? Жаль, что не ходят ноги, не добраться даже до воды. Можно было бы бросить ее в воду, но, во-первых, можно не найти потом, во-вторых, за мной могут наблюдать сейчас и сразу увидят, как я что-то бросил. И как бы не унесло водой - течение сильное. Быстрее думай!!! Откуда они взяли речку?

До воды было всего метра три. Уклон небольшой, но грунт прочный. Под колесо подложена палка, чтобы коляска не покатилась. Никто на меня не смотрит. Господи, сделай так, чтобы никто этого не увидел!

Он сжал машинку в левой руке, а правой толкнул колесо вперед. Палка хрустнула, и коляска поехала к воде.

- Помогите! - закричал Коре, как только медсестра подняла голову от книги. - Помогите!!!

Коляска сорвалась с обрывистого берега (до воды метра два, и должно быть глубоко, здесь водоворот) и плюхнулась в воду, сразу пошла на дно. Исчезла отвратительная тяжесть собственного веса, и двигаться стало легко. Коре начал цепляться руками за глинистую подводную стенку, погружаясь. Вот. Еще немного. Сейчас меня уже почти не видно с поверхности. Здесь обязательно должны быть рачьи норы. Вот эта не особенно глубокая. Совсем не осталось воздуха - что они сделали с моим телом? Вот эта подойдет. Тело жирным мешком начало подниматься и отплывать от берега. Жир легче воды, поэтому толстяки не тонут, если умеют правильно дышать. Сейчас нужно успеть оттереть руку от грязи, иначе они догадаются. Нужно успеть, успеть... Как стучит в висках, что они сделали с моим сердцем?..

Он очнулся в просторной светлой комнате странной формы: комната была похожа на декорацию из исторического фильма о боярах и опричниках. Или на келью древнего монастыря, беленную современной побелкой. Окно небольшое, стрельчатое, без стекла. Посредине комнаты колонна, возможно, бутафорская. Стены плавно перерастают в потолок. Допустим, что когда-то так строили в Осии, но ведь сейчас же двадцать второй век? Ах, вот и двадцать второй: камера, еще две, еще одна должна быть за спиной из соображений симметрии. Может быть, они меня и рентгеном просвечивают?

Рядом стоял столик, на нем несколько разрезанных фруктов. Боже, как хочется есть! Он протянул руку, взял дольку неизвестного фрукта и начал жевать. Вкус противнейший. Ешь. За тобой наблюдают. Вообще было ошибкой что-то есть. Они наверняка знают, что мне нравится, а что не нравится. Они знают, а я не знаю. Если я возьму то, чего никогда не брал... успокойся, толстяки едят все подряд, потому они и толстяки... А гадость довольно питательна.

Он доел дольку, потом еще одну, потом свесился с кровати и взял приемник.

Включил приемник и быстро прошелся по всему диапазону. Главное, не выдать себя выражением лица. Лицо должно быть спокойным. Я просто, так же, как и каждый день, слушаю приемник, я не собираюсь выуживать неизвестную информацию... Только бы узнать, какое сегодня число, - уже будет легче.

Он поймал голос - мужской, но женоподобный:

Онегин - добрый мой приятель,

родился на брегах Невы,

так пел воображаемый толстячок,

где, может быть, родились вы

тогда вы тоже мой приятель...

"В моем мире пели чушь, - подумал Коре, - но здесь поют чушь троекратную".

Он еще раз прошелся по диапазонам, не нашел ни одной иностранной станции, зато попал на местную, ыковскую. Станция вещала:

Деревья здесь тоже особенные. На первый взгляд деревья как деревья, а стоит подойти и прислушаться - о, что тогда можно услышать... Вот этот дуб называют сонным дубом - каждый, кто ляжет под ним в тени, засыпает и спит, пока тень не переползет на другое место; кто ляжет под ним не в тени, тому солнце напечет голову и ночью ему будет не до сна. Вон тот каштан называют комариным, бывают вечера, когда все ыковские комары слетаются туда и роятся. Вы скажете, что комары не роятся - и ошибетесь. Есть здесь старая черешня, совсем особенная, правда, растет она не в самом поселке, а сразу за окраиной; каждую погожую ночь, от полуночи и до раннего рассвета, здесь слышен звук, похожий на взмахи огромных крыльев, а некоторые даже видели медленно летящую птицу, спускающуюся примерно от звездного скопления Плеяд и туда же улетающую. Черешню эту местные романтики назвали сентиментальной, и знают местные романтики, что если вы однажды услышите звук, похожий на взмахи огромных крыльев, то... Если будете в Ыковке, сходите к той черешне, попробуйте. Есть еще в Зыковке старый тополь, под которым вечно кто-нибудь сидит, если погода хорошая. Стоит сесть на траву под тем тополем - и сразу лезут в голову разные большие мысли, такие большие, что целиком в голову не помещаются, приходится просматривать их по фрагментам, а на это нужно время. Оттого и сидят ученые люди под тополем, долго сидят, не встают. А люди в Ыковке живут только ученые. Об ученых людях после перерыва. Вы слушали передачу на ностальгические темы "Сказки дедушки Потапа".

Вошла медсестра. Та же самая, которая сидела на берегу, русокосая. Коре застонал.

- Вам плохо?

- Лучше уже. Только скучно.

- Зело?

Коре внутренне напрягся.

- Зело скучно? - повторила медсестра.

- Ой, зело. Никакой радости нет от самого Спаса.

- Так Спас только вчера и был. Слава Христу.

- Слава Христу.

Медсестра взяла железный подносик и вышла.

Он заснул рано, с надеждой проснуться ночью, в темноте, когда камера не ощупывает лицо, и все обдумать. Но уже во сне к нему пришла мысль о том, что камеры могут быть и инфракрасными, - он проснулся от испуга, что чуть было не пропустил такой очевидной вещи. За ним могут следить и в темноте. Наверняка следят и слушают тоже. Значит, дыхание должно быть спокойным.

Он лежал не открывая глаз и пробовал шевелить ногами. Вначале это было бесполезным занятием - так, словно усилием мысли пытаешься поднять бревно. Но к утру какая-то мелкая мышца начала подергиваться, и он точно отметил это движение. Значит, не все потеряно, не все.

Лишь бы не выдать себя. Они не могут тебя убить до того, как ты перевоплотился, - это бы обошлось им слишком дорого. Значит, они ждут того момента, когда ты станешь другим. Ты сразу выдашь себя, незнакомый с причудами нового мира. Даже если прибора не будет с тобой, они поймут, что ты его успел спрятать, все обыщут и найдут. Если не найдут - то выбьют из тебя признание. Твое тело слишком большое и рыхлое, чтобы выдерживать настоящую боль. Лишь бы не выдать себя. Я уже знаю этот мир, и я уже знаю, что вчера было двадцатое августа. Это немало. Но я не знаю ни одного имени тех людей, которые окружают меня в этом мире. Нужно что-то придумать.

Этой же ночью, уже перед самым рассветом, он слушал через наушники новости со всей планеты. Наушники были залапаны пальцами и разогнуты так, что удобно сидели на его голове с огромными щеками. Значит, он часто пользовался ими. Хорошо бы так же просто узнать об остальных своих привычках. Новости со всей планеты. Вся планета ограничивалась одной страной, как он понимал из подтекста. Новости были странны и содержали много ничего не говорящих цифр. Новости прерывались национальной музыкой или музыкой других стран, выдаваемой за национальную. Больше всего его возмутило исполнение "О соло мио" на старорусский мотив; пели в два голоса и фальшивили ужасно. Пение закончилось аплодисментами.

На следующий день его осмотрели и отвезли на каталке в столовую. Столовая была пуста и так же простреливалась четырьмя глазками следящих камер. Покормили почти нормальным завтраком. А перед обедом снова вывезли к реке.

- Вы меня простите, - сказала медсестра, - простите за вчерашнее, не усмотрела я.

- Расскажи мне, - сказал Коре, - нет ли у тебя сестры по имени Зина иль мать твою Зиной звали? Смотрю я на тебя, смотрю, и кажется, что видел похожую на тебя лет пятнадцать назад али двадцать. Такая же красивая была.

- Полно вам! Мать моя была Верой, а нас у нее три дочери: Варвара, Софья и я.

- А что ж тебя Зиной не назвали?

- По мне, и Степанида хороша. Что ж вы, такой толстый и старый, ко мне...

И Степанида употребила такое слово, от которого Коре едва не икнул.

- Слава Христу. Задумал я тебя в жены взять. Больно люба ты мне.

- Да когда ж вы такое-то задумали?

- Когда ты меня из реки спасала. Раз спасла, теперь я твой.

- Кому вы нужны, старый, толстый и безногий?

- Молюсь я, чтобы Господь меня излечил. Не знаешь ли ты хорошей иконы чудотворной?

- Тьфу на вас!

- Зря ты. Говорили мне, что в монастыре Блаженной Варвары было чудо.

- Так то врал кто-то вам. В монастыре том давно уж детский приют.

- Это, что ли, тот, который в Орисовке?

- Он самый.

На том разговор прервался.

Этой ночью он снова лежал с закрытыми глазами и снова пробовал шевелиться. Получалось гораздо лучше. И сердце уже не стучало при попытке приподняться. Душа вживалась в тело и избавляла его от чуждых болезней. Нужно надеяться, что так.

- Есть у меня образок, - сказала Степанида на следующий день, - от подруги достался.

- А где же твоя подруга?

- У подруги голос хороший. Она теперь в хоре поет, в самой столице.

- Покажи мне образок.

- Целуйте.

Он поцеловал нечто маленькое и теплое, протянутое к его губам, и, напрягшись, почувствовал, что может встать на ноги. Но он колебался совсем недолго.

- Нет, не могу, прости меня.

- Господь простит, - сказала Степанида зло и ушла под тент читать книжку.

Только что она выдала себя взглядом. В ее глазах было слишком сильное нетерпение. Совсем не то чувство, с которым ждут чуда. Чего же ты ждал? Чтобы к тебе не приставили шпиона?

Медсестра вошла в кабинет, сняла косынку и села в кресло, напоминающее зубоврачебное. Она вставила указательный палец в мягкий зажим, надела на лоб проволочное полукольцо, предварительно протерев лоб мокрой тряпкой и сняв парик с косой - для лучшего контакта. Включила камеру, и камера, чуть загудев, стала снимать ее зрачок. Изображение зрачка было видно на экране. При увеличении в пятьдесят раз золотисто-рыжий зрачок был похож на вулканическую горку, сложенную из рыхлого навоза.

- Я готова.

- Говорите, - сказал господин подполковник.

- В первый раз он выдал себя, когда не среагировал на слово "зело".

Она говорила, и восемнадцать игл записывали ее биотоки.

- Совсем не среагировал?

- Нет, ответил правильно, но пауза была около двух секунд, не меньше. Он удивился, и мне пришлось переспросить.

- Дальше.

- Потом я неверно назвала дату, и он мне поверил.

- Дальше.

- Интересовался монастырем Блаженной Варвары. Но не знает, что там приют.

- Хорошо. Мы там все по камешкам разберем. Дальше.

- Имитировал заигрывание с целью выяснить мое имя.

- Выяснил?

- Я назвалась Степанидой. Он теперь меня так и называет. Произносит имя совершенно уверенно, будто бы знал его всегда. Он очень похоже играет. Он пришел.

- Да, он пришел, - сказал господин подполковник, - конечно, пришел. Любой праведный труд увенчивается успехом. Но он пришел с пустыми руками. Нам ведь не это нужно.

- Он мог бросить предмет в реку.

- Исключено. Здесь слишком сильное и неравномерное течение. За день предмет может унести на километр и засыпать песком в какой-нибудь яме на дне. Он бы не пошел на такой риск. Когда, вы предполагаете, он пришел?

- После того, как был спасен из реки. Больше часа он оставался без наблюдения.

- Почему?

- До срока X еще целый год.

- Это мой просчет, - сказал подполковник Епинцев, - мой, иначе бы я оторвал вам голову. И не посмотрел бы, что у вас на счету шесть раскрытых врагов. Если он пришел в то время, когда находился в палате, то спрятать предмет мог только в палате. Мог выбросить в окно.

- Навряд ли, - сказала медсестра, - окно слишком узкое, а он бы не метнул точно.

- Этих людей хорошо готовят. Они могут даже в цирке выступать. При желании смог бы попасть и в узкое окно. Во всяком случае, этого нельзя исключать.

- Тогда обыщите площадку.

- Уже обыскали. Ничего нет.

- Обыщите лучше. Он не мог спрятать так, что нельзя найти.

- По имеющимся сведениям, - сказал господин подполковник, - объект очень хитер. Слишком хитер, чтобы мерить его обычными мерками. Он настолько хитер, что может оказаться даже вам не по зубам. Скажите спасибо, что он не может сбежать.

Восьмой самописец начертил высокий зубец. Господин подполковник посмотрел на ленту:

- Вы еще не все сказали, госпожа Стоеросова.

- Да. Он попытался подняться.

- Вот это совсем интересно! Когда?

- Сегодня. Он разыграл целый спектакль. Начал еще вчера.

- Результаты?

- Никаких. Он чуть приподнялся только на руках.

- Хорошо, - сказал господин полковник. - Пока все в порядке. Вы сказали, что он имитировал заигрывание?

- Да.

Он посмотрел на ленту самописца. Лента подтверждала сказанное.

- В своей прошлой жизни он был довольно сексуален. Сильные мужчины всегда сексуальны. Не может быть, чтобы вы его не привлекли. Я посоветую вам разыграть небольшой роман. Вы ведь умеете нравиться мужчинам.

- Да.

- Да, - подтвердил господин подполковник, - умеете. Особенно если есть такой приказ. Пускай он будет от вас без ума. Вы понимаете, чего я от вас хочу?

- С ним будет трудно переспать, с механической точки зрения.

- Не обязательно с ним спать! Обязательно, чтобы он захотел уйти с вами. Пусть он расскажет вам все, пусть он пообещает вам украсть вас в лучший мир, пусть он попросит вашей помощи. Притворитесь пленной принцессой или Золушкой, которая сохнет без принца и феи! И вы поможете ему получить предмет обратно. Но вначале предмет побывает у нас.

- Он действительно может уйти в лучший мир?

Господин подполковник посмотрел на непрерывно бегущую ленту и ухмыльнулся:

- Госпожа Стоеросова, вы только подумали об этом, а я уже знаю. Не существует мира лучшего, чем наш. Если вы еще раз подумаете о возможности куда-то сбежать, я вас отстраню.

- Прошу прощения, это была непроизвольная реакция.

- Конечно, непроизвольная. Любой на вашем месте подумал бы так же. Любой, кто незнаком с реальным положением вещей. Но я удивлен, что об этом подумали вы. Уж вы-то должны знать, что эти нелюди делают с нашим народом. Вы видели убитых, вы видели изуродованных детей. Вы видели жертвы медицинских экспериментов. Вы участвовали в ликвидации террористов. Вы знаете, сколько ядовитейших могильников они основали здесь, у нас - на одной только территории нашей области. Вы это все забыли? Из-за сладкой корки хлеба, которой вас еще даже и не поманили?

- Тридцать шесть могильников.

- Тридцать шесть обнаруженных до сих пор. Меня удивляют ваши мысли, госпожа Стоеросова. Вы свободны.

Медсестра сняла со лба проволочное полукольцо; камера перестала записывать колебания зрачка, мягкий зажим выписал последние кривые пульса и КРГ. Лента самописца остановилась.

Медсестра надела парик и белую косынку, предварительно протерев лоб для уничтожения постороннего запаха, и снова стала Степанидой. Господин полковник положил в стол ленту, свернутую в рулон. Вместе с записью разговора эта лента будет передана в компьютерный отдел - там выяснят степень правдивости каждого слова. Современная техника читает мысли лучше, чем древняя телепатия или магия.

Подождем еще две недели. В конце концов, нам некуда спешить. До дня X еще целый год. Если она не расколет его за две недели, то придется применить силовые методы.

- Эй, Степанидушка, - крикнул Епинцев вдогонку медсестре, - а со мной тебе не трудно будет? С механической точки зрения?

- Если будет соответствующий приказ.

- Тогда я приказываю. Как только закончишь смену... Тряхну, пожалуй, стариной, - сказал он сам себе и ухмыльнулся.

На противоположной стороне планеты, в небольшом военном городке, стоящем у прекрасного озера, агент номер двенадцать снова созвал совещание. В этот раз присутствовали все.

- Я хочу вас поздравить, - сказал агент номер двенадцать, - поздравить с блестящим завершением операции. Особенно тепло хочу поздравить нашего именинника, так сказать, вручить ему поощрительную грамоту и попросить зачитать доклад.

Поздравляемый принял грамоту, поздравления, крепкое рукопожатие агента номер двенадцать и принялся зачитывать.

- Вы знаете, - начал он, - что за текущий год мы имели несколько непростительных провалов. Работа по поиску новых методов психологического терроризма велась вяло. В чем была и моя вина. В марте возглавляемое мною подразделение подготовило несколько вполне дееспособных М-кретинов, но их практическое применение задерживалось по объективным причинам. М-кретин по кличке Япбцы был подготовлен по форме Б74 и прошел все испытания. Япбцы был применен для уничтожения бывшего губернатора провинции Онтарио, который стал проявлять излишнюю политическую активность. Форма Б74 означает личную преданность и искреннюю платоническую любовь к вышестоящему. Вышестоящий предмет любви обязательно отмечает М-кретина и приближает его к себе на первых порах. После же он не может от него отделаться. Чем сильнее он старается отделаться от М-кретина, тем плотнее М-кретин приближается. Он входит в дом, в семью. Он обволакивает своей болезненной любовью и предупреждает каждое движение и желание своего идола. С каждым днем его любовь становится все более ненормальной. Вышестоящего начинают подозревать в склонности к противоестественной любви и других пороках. Особенно опасна дурная слава для политического лидера. Терроризируемый принимает все более решительные меры, но М-кретин подходит только ближе. Наконец, он не выдерживает и совершает уголовное или должностное преступление. Вот тут он и попадается. Такова теоретическая схема. Но на практике все нечасто получается так же гладко.

М-кретин Япбцы, форма Б74, вступил в политический кружок, курируемый объектом террора. Он быстро выдвинулся и исполнил несколько щекотливых поручений. Уже на этом объект террора можно было брать, но мы подождали большего. К сожалению, произошло непредвиденное и процесс замедлился: на той фазе, когда терроризируемого начинают подозревать в склонности к противоестественной любви, он действительно такую любовь проявил. Он приказал М-кретину всячески скрывать их действительные отношения, что М-кретин и исполнил. Но теория предусматривает и такой случай. Япбцы проявлял любовь не только к непосредственному объекту, но и ко всем его близким - в том числе к жене, двум дочерям, многим случайным женщинам, дворнику и собаке дворника. Терроризируемый начал ревновать и во время одной из сцен, не сумев сдержаться, смертельно повредил М-кретина пепельницей по голове. От уголовного наказания он укроется, но его политическая карьера окончена. Чего и требовалось достичь.

- Прекрасно, - суммировал агент номер двенадцать, - я хочу пожелать и остальным членам группы работать так же успешно. И не опаздывать на совещания. Это был камешек в ваш огород, агент номер девять, не надо притворяться непонимающим.

Группа ZZZZ наконец-то перешла к широкому использованию М-кретинов.

Дом, в котором теперь находилась больница (судя по отрывочным сведениям, полученным из голосов, которые возникали то здесь, то там, в больнице лечились еще человек пять-шесть, все люди состоятельные), так вот, это был один из тех трех каменных домов, которые уцелели в Ыковке со времен его детства. Это давало некоторые шансы, потому что под верандой дома были две глубокие ниши, полностью заросшие грязью, а внутри, как он помнил, забитые старыми казенными стульями. На худой конец, там можно было бы спрятаться и пересидеть. На ступенях этого дома он, шестилетний ребенок, впервые в жизни поймал механическую ящерицу. Ящерицу, конечно, подложила мать. Такое не забывается. Это помнится как первый поцелуй. Впрочем, своего первого поцелуя Коре не помнил. Ни здешнего, ни тамошнего.

Его уже четыре раза вывозили из корпуса, и каждый раз он старался запомнить любую мелочь из окружающего. Никогда не знаешь, что тебе пригодится. Вон там колонка, из носика которой вечно течет ручеек; ручеек течет в сторону реки. Корпус огражден металлической сеткой. С нижнего края и с верхнего сетка надета на стальные штыри. Через такую не переберешься. Но там, где течет ручеек, стальной штырь наверняка проржавел - с него можно будет снять проволочные кольца, потом проделать дыру в ограждении и выбраться. Никогда не знаешь, что тебе пригодится. У столовой стоят баки с мусором. Баки круглые, похожие на большие бочки. Склон совсем голый без деревьев - даже мертвые деревья пропали от постоянного выливания помоев. Если толкнуть такой бак, то он будет катиться до самого низа. Здесь склон километра полтора. Люди и собаки, если собаки будут неучеными, бросятся на звук и погонятся за громыхающим в ночной темноте баком. Тем временем можно будет уйти совсем в другую сторону. Никогда не знаешь, что тебе пригодится. Дорожка снаружи ограждения посыпана щебенкой. После того как я пролезу сквозь проволоку, мои шаги будут громко шуршать. Собака, которая привязана у туалета, обязательно проснется и начнет лаять. Надо будет учесть и это. Воду здесь накачивают в обыкновенную столбовую водокачку. Накачивают насосами, по графику. Высота водокачки метров двенадцать. Примерно к двум часам ночи водокачка наполняется доверху, и вода начинает падать. Падает громко, как небольшой водопад. Это продолжается от получаса до полутора часов, пока не выключат насосы. В это время можно шуметь сколько хочешь никто ничего не услышит из-за шума падающей воды. Это неплохая идея. А вот на дороге, которая ведет к реке, лежат доски - переход через канаву. В моем физическом состоянии, да еще ночью, можно запросто в канаву свалиться. Если упаду, то не выберусь. Никогда не знаешь, какая информация тебе пригодится.

- Вам ничего не нужно?

- Я бы хотел укол обезболивающего.

- Что болит?

- Душа.

Степанида подошла, склонилась над кроватью, взглянула на камеру и поцеловала Коре:

- Теперь лучше? Не болит?

- Нет. А как же камера? Вдруг увидят?

- Она же не работает.

- Зачем же тогда ставить камеру, если она не работает? - удивился Коре.

Степанида посмотрела с удивлением:

- Вы разве не понимаете?

- Конечно, понимаю, я просто шучу.

- Так я пойду?

Она не уходила.

- Как жаль, что у вас такое больное тело, - сказала она, - кажется, душа у вас совсем другая. Вы мне тоже понравились, не сразу, а только в последние дни. Но маменька никогда не отдаст меня за вас, да и сама бы я не пошла.

- Почему? Я так страшен?

- Потому что у вас сердце слабое. Вам волноваться нельзя. Но если что нужно, то я всегда рядом. Вы только позовите.

Она еще раз склонилась и поцеловала его, на этот раз в лоб.

Была поздняя ночь. Судя по блику, который полная луна бросала на стену, около часу. Самое время. Он сбросил простыню на ноги, потом стащил ее на пол. Простыня может помешать.

Потом сел и спустил ноги на пол. Встал, придерживаясь рукой за спинку кровати. Ноги пока держат. Держат, если не сгибать в коленях. Они слишком отвыкли от ходьбы. Но и держать такой вес - нелегкая работа. Сердце колотится бешено. Она сказала, что у меня больное сердце. А если она сказала правду? Только бы добраться до реки. Там можно вплавь. Если вплавь, то вес не давит.

Он сделал два неверных шага и оказался у окна. Схватился руками за камень - подоконника не было. Зеленоватая полная луна висела над лесом, и в ее свете плавно кружили три птицы. "Разве птицы летают ночью? - подумал Коре. - Может быть, это механические совы".

Колени начинали дрожать. "Даже здоровым ногам такое испытание было бы не под силу, - подумал он, - это же все равно что тащить на своих плечах еще одного человека". Одна нога вдруг стала ватной, и он с грохотом повалился на пол. Как будто слон упал. Сердце заколотилось еще сильнее, и подступила тошнота. "Так и нужно было сделать с самого начала, - подумал он, - гораздо удобнее ползти, чем идти. Во всяком случае, в моем положении".

Он начал ползти в сторону двери. Мешал живот, который был мягким и оттягивался назад, ложился на колени. По бокам туловища свисали огромные складки жира. "Никогда не думал, что жир растет вот так - какими-то плавниками. Только бы не подвело сердце. Никто не приходит на шум. Либо никого нет по ночам, либо меня пасут. Но выбора все равно нет. Теперь дверь. Она заперта. Я слышал, как щелкал замок. Значит, нужно еще раз встать на ноги". Он полежал без движения, отдыхая, потом подполз к кровати и, опираясь на нее, приподнялся. До двери шагов шесть. Их нужно пройти, обязательно нужно. Это самое трудное. Если в дверь ударит такая туша, то дверь не выдержит. Нужно просто разогнаться и упасть. Упасть вперед. И ничего себе не сломать, падая. Если в первый раз на грохот никто не вышел, то во второй тоже есть шанс.

Он поднялся и пошел, пока держали ноги. Упал, ударился в дверь и увидел себя лежащим в коридоре. "Или я сплю, или у меня что-то с воображением, - подумал он. - Только что я ударил дверь, как и рассчитывал. Дверь не выдержала. Я выпал вместе с ней. Все верно. Я потерял сознание и пролежал несколько секунд. Только несколько секунд - потому что пыль еще не осела. Но почему же я так неподвижен? Я же думаю - значит, я существую. Раз я в сознании, я должен действовать. Я должен ползти к выходу. Нельзя терять времени". Ну, вперед же, вперед! - приказал он телу, но тело не шевелилось. Это было не легче, чем сдвинуть мыслью бревно. Только сейчас он осознал, что смотрит на тело со стороны.

В коридорчике включили свет. Кто-то спускался по лестнице со второго этажа. "Если здесь есть кто-нибудь из врачей или охранников, - подумал Коре, - то он должен быть на втором этаже. Там, насколько я помню, две маленькие очень уютные комнатки. В мое время там были голубые обои".

Появилась Степанида. Она была в том же врачебном халатике, но без косынки и парика. И выражение глаз тоже изменилось. Стерва, подумал Коре.

Она подошла и толкнула тело ногой. Нога была босая.

- Сдох, - сказала она, - дохлый как свинья.

С лестницы спустился еще один человек. Коре узнал господина Епинцева. Подполковник был не совсем одет.

- Объект сдох, - повторила Степанида.

- Как это могло произойти?

- Как-как! Попробовал встать и упал. Отказало сердце. Зря я, что ли, его таблетками пичкала?

- Плохо пичкала.

- А мне что? Я только приказы выполняю. Что скажут, то и сделаю. Стараюсь на благо нации. А вот вам худо придется. Ой худо!

Господин подполковник замахнулся и ударил рукой воздух - Степанида уклонилась отлично отработанным движением.

- Ну-ну! Я и ответить могу. Вы теперь, как я понимаю, никто.

- Понималка у тебя слабая. Объект уничтожен - а это то, чего нам и нужно было достичь. Ну, не все удалось сделать, так все же и не бывает хорошо. В общем, задание выполнено. Не на "отлично", так на "хорошо". Пусть он поваляется здесь до утра, я поставлю дежурного. А ты сейчас иди спать. Утром, в начале смены, ты его обнаружишь, и мы проведем опознание. Выполняй!

Он вышел на старое крыльцо - то, которым уже давно не пользовались из-за ветхости ступеней. Именно на этих ступенях он и поймал ящерицу когда-то. Выходом не пользовались, поэтому дверь была забита гвоздями и закрашена словами лозунга. Он прошел сквозь закрытую дверь - это оказалось совсем просто, только щелкнуло что-то в районе левой лопатки.

"Итак, я снова стал призраком, - подумал он, - но теперь уже призраком без видимого тела. Но какое-то тело у меня все же есть, вот я иду и чувствую шершавый бетон под ногами; вот мне под ногу попались мелкие камешки; я ощущаю звуки и запахи, я дышу, я вижу небо в красных звездах и в черных плывущих разводах, которые луна подсвечивает по краям. Вот я наступил на камень". Он нагнулся (двигаться было божественно легко - как хорошо, оказывается, освободиться от власти распухшего тела), нагнулся и поднял камешек. Камешек висел в воздухе, освещенный луной. Коре сосредоточился, и камешек упал сквозь его ладонь. Во всяком положении есть свои преимущества. Нужно научиться их использовать.

Он снова поднял камешек и швырнул его в окно второго этажа. Послышался звон стекла. Я еще напомню вам о себе, подождите немного!

Коре медленно шел по центральной улице. Через дорогу, светлую полоску в темноте, вереницей перебегали бессонные крысы - направлялись на дачу к Ене, чтобы испробовать заветного зелья. Крысы совсем не боялись человека; Коре даже подтолкнул одну из них ногой, но крыса не обратила на ногу внимания.

Он поднялся по спуску Автобусному (который теперь назывался проспектом Свободы) и заметил, что дверь в ларьке выломана и вокруг полно битого стекла - хрустит под ногами, а мальчик Петя стоит и держит за оба пальчика дочку сторожа Никодима и не может ничего умного сказать в ответ на ее слова. Нет такого катаклизма, который мог бы изменить мальчика Петю и всех ему подобных.

Над Ыковкой плыла ночь, вогнутая как чаша. Звезды горели неимоверным диким огнем - так, словно они тоже имели способность распухать, демонстрируя свое национальное звездное превосходство.

- Ты слышишь? Что это? - спросила дочь сторожа Никодима печально. Печально - только что она намекнула мальчику Пете, что не стоит стоять на расстоянии в полтора метра, но мальчик Петя пропустил намек мимо ушей.

- Что-то шумит.

- Похоже на водопад.

- Нет, похоже, как будто вытрушивают одеяло.

- А сейчас похоже, что петух хочет вскочить на забор.

- Нет, похоже на вентилятор, у которого забарахлил мотор.

- Похоже, как будто взмахивают бичом.

- Или зерно молотят. Такой палкой, знаешь? Одну палку в руках держат, а другая привязана. Как будто только взмахивают, но не бьют. Что это такое? Нас это слово в школе заставляли учить, но я не запомнила.

Они посмотрели в небо. Дочь сторожа Никодима придвинулась совсем близко и слегка прижалась бедром.

- Ой, мне страшно, - сказала она.

- Кажется, это птица, - ответил мальчик Петя. - Та, которая прилетает от скопления Плеяд. Я в сказках дедушки Потапа слышал.

- Ты веришь в эти детские сказки?

- Но вон же она летит! Смотри!

Дочь сторожа Никодима прижалась крепче. Ей вправду становилось страшно. А что будет, если эта рука так и не обнимет?

Темный силуэт медленно скользил по небу, редко взмахивая крыльями. Каждый взмах был похож и на шум водопада, и на звук одеяла, и на все остальное тоже.

- А знаешь, что птицу видят не все, а только те, которые влюблены? спросила дочь сторожа Никодима. - Ты что стоишь как каменный?

- Знаю, - ответил мальчик Петя и отодвинулся.

Дочь сторожа Никодима потерла коленку, укушенную несвоевременным комаром. Птица улетела. Теперь опять все начинай сначала.

Она отобрала один из пальчиков.

Андрей тихо ушел. До тех пор пока мальчик Петя стоит здесь до утра и держит ее за пальчики - до тех пор не может быть в мире ни саблезубых мамонтов, ни национальных приоритетов, ни прочей выдуманной нечисти. На обратном пути он наступил крысе на хвост, но та даже не пискнула.

У самой свой дачи он увидел на дороге (полоса дороги стала намного светлее, звездный ковш начал гаснуть, погасли механические светлячки, а деревья стояли величественно как памятники самим себе - наклонили ветви, будто тоже спят); на дороге он увидел темное пятно и сразу понял, что это человеческое тело. Он подошел, склонился над телом и узнал Бульдозера. Бульдозер был пока что жив, но его череп был явно проломлен. Тело пошевелилось, открыло глаза и произнесло единственное странное, в его устах, слово "мамочки..." - и душа отлетела на небеса или куда ей там положено отлетать. Доигрался все-таки.

Он спустился к реке. Река текла черная и быстрая, ее не выключали на ночь. Луг с цветами пах так же, как и днем; пластмассовые цветы продолжали цвести, электронные стрекозы продолжали скользить в ночном воздухе над ними. Им не нужен свет. Вокруг луга стояли контрольные датчики с фотоэлементами - ловили безбилетников. Но прозрачного человека им не засечь. "Мой мир тоже знал такое, - думал Коре, - когда-то додумались ставить датчики у всех лесов, рек, озер и на побережьях морей. Потом присылали тебе счет. Но люди быстро отучились отдыхать на природе, да и настоящей природы вскоре не стало. Здесь будет то же самое".

Он нашел место, с которого скатывалась коляска.

Вот здесь, здесь обрушился грунт. Еще бы, под такой тяжестью. Что будет с моим телом, когда оно погрузится в воду? Оно станет видимым? Или вода проникнет в него? И если я намного легче воды, мне не удастся нырнуть. А если я намного тяжелее, мне будет трудно всплыть.

Он присел на корточки и зачерпнул воду ладонью. Жидкость переливалась, едва видимая в свете алых звезд, нереальная, подвешенная в пустоте. Он сосредоточился, и вода пролилась сквозь ладонь. Пора заняться делом. Лучше закончить все до утра, пока не прибежали пляжники. Они могут что-то заметить - например, мокрые следы моих ног или капли, стекающие по моей коже.

Норок было много, и все на одинаковой глубине. Искать оказалось гораздо проще, чем он предполагал: во-первых, его виртуальное тело не чувствовало холода и не нуждалось в кислороде; во-вторых, все кусачие раки вымерли, попав в настоящую воду. Коре вытащил нескольких и попытался разглядеть. Бедняги. Со здешними жителями случилось бы то же самое, если бы они съели кусок обыкновенного хлеба. Мы и они никогда не поймем друг друга. Он нашел прибор около пяти утра.

Хворость плыла тихо, вся под белым покрывалом тумана; только приглядевшись, увидишь, как быстро проскальзывает под клубами черная блесткая гладь. А прислушаешься - и услышишь, как вьются водяные струйки между пластмассовых стеблей пластмассового камыша. Вот рыба прыгнула, и еще одна. Вот проплыла коряга, а вот несет водой целый островок. Вон в тумане черное старое дерево стоит - так стоит, что похоже, будто притаилась на его длинной ветви черная птица с человеческим телом, притаилась и сидит неподвижно, смотрит на людей, выжидает своего часа. Чего только не привидится в тумане. А вон прибило к берегу мертвую черепаху, черепаха большая, говорят, такие триста лет живут. Кто-то выпустил поплавать, она и сбежала. Что триста лет жить, если потом все равно вот так помрешь. Может быть, старушка помнила еще настоящую реку, настоящих рыб и настоящий луг. Черепаха плавала, раздувшаяся, костяной панцирь был ей тесен. Молчали лягушки, обычно громкие по утрам, - и от этого Хворость казалась чужой и холодной, хотя вода - как парное молоко.

Он снова посмотрел на дерево, и ему показалось, что птица исчезла. Что это было? Просто туман? Просто причуда воображения? Он закрыл глаза и представил себе виденное минуту назад - нечто большое сидело или висело между веток дерева, такое же черное, как и ветки. Но с дерева ничего не падало и не слезало - тогда улетало? Что это было? Здесь? В почти нормальном мире? Нет, он не может появиться здесь.

Он открыл прибор и набрал 033. Тридцать третий срез подреальности. Интересно, случится ли что-нибудь сейчас или снова все ограничится одним гулом? Вот оно. Гул надвинулся со всех сторон и усилился так, что пришлось закрыть уши ладонями. Воздух помутнел и начал плыть, уплотнившийся и вязкий, как сметана. Река, луг, туман потекли, будто сделанные из масла и тающие в жаркий день. Дольше всего держалась черепаха, но и та утратила четкий контур и смешалась с водой. Из серого цвета начали выступать новые детали: вот снова дерево, но не в тумане, а четкое, будто вырезанное из черноты и приклеенное на светлеющее небо; песчаный берег, овраг. Река исчезла. Зато появилась рука. Он поднес руку к глазам и осмотрел. Обыкновенная рука. Моя. Моя на сто процентов - на ней ногти, давно не стриженные ногти. Несколько крошек прилипли к ладони. Все линии мои, я узнаю их. Комбинезон. Тот самый, в котором я пришел в сто сороковой корпус ИПЯ. В этой одежде я отправлялся на задание. В этой одежде и в этом теле. Снова все не так: я собирался вернуться туда, а вместо этого мне прислали оттуда мое же тело с одеждой.

Камень разбил стекло, ударился в стену и свалился на кровать. Господин подполковник лежал задумавшись на этой же кровати, поэтому камень его изрядно испугал. Господин подполковник боялся только трех вещей: неминуемой смерти, черных кошек и неожиданности. Он крупно вздрогнул всем телом. Из окна выпал еще один кусок стекла.

Он выключил свет, взял бинокль с приспособлением для ночного видения и подкрался к окну. Выглянул. Ничего. Вот дрогнуло сеточное ограждение - так, как будто кто-то пытался перелезть через сетку. Приспособление для ночного видения показывало пустоту. Понятно, значит, приборы его не засекают. Тем хуже для него.

Господин подполковник вызвал агентов.

К утру два Ити, Пашка и Шишка прибыли на место. Предварительный осмотр места происшествия дал: перевернутый мусорный бак, отпечатки пальцев на ограждающей сетке, отпечатки босых ног на щебенке и на песке, у вырытой поперек дороги канавы. Отпечатки отправили в город на анализ. Анализ требовался просто ради формальности, все и так было ясно.

- Что мы имеем? - спросил Епинцев на вечернем совещании.

Совещание происходило в помещении участка. Участок был трехэтажным зданием, самым высоким в поселке, второй этаж выкрашен суриком, а третий оклеен обоями под мрамор, внутри панели из настоящего дерева, в подвалах четыре камеры для добровольных признаний, все прекрасно оборудованы, на входе дежурный следит за пропусками - участок обслуживал еще восемь поселков, подобных Зыковке. Над входом в участок висел выцветающий транспарант "Теснее сплотимся в борьбе!".

- Что мы имеем?

- Объект весит около восьмидесяти килограммов, мужчина. Невидим как невооруженным глазом, так и с помощью приборов. Запаха не имеет - собака след не взяла. К себе не заходил, а если заходил, то не оставил отпечатков. Данные из лаборатории пока не получены.

- Да плевать на данные из лаборатории, - сказал Епинцев. - Главное, что он пошел в сторону поселка. Если он здесь, то мы его поймаем. А он здесь, я это нутром чую.

И он заерзал на стуле.

- Может быть, перекопать дорожки? - предложил Паша. - Тогда мы узнаем, что он ушел.

- Никуда он не уйдет. Не знаю, что ему тут нужно, но он будет здесь. А если уйдет, то вернется.

- Почему? - поинтересовался Большой Итя.

- Потому что я его заставлю вернуться.

- А потом?

- Если данные из лаборатории все подтвердят, а они подтвердят, то я выбью разрешение использовать любой вид оружия.

- Любой?

- Вот именно, любой. Это дело национальной важности. В нем лично заинтересован сам... - Он не договорил фразу, потому что фраза была не предназначена для следилок.

- Неужели сам?

- Да.

- Что значит - любой вид оружия? - поинтересовался Большой Итя. - А если...

Продолжение фразы снова не предназначалось для следилок.

- Да. И это тоже. Я надеюсь, у меня будут чрезвычайные полномочия. Ответ из лаборатории придет послезавтра. А пока поезжайте в город и возьмите милицейский водомет. Четыре милицейских водомета.

- А че? - спросил Шишка, это означало "зачем?"

- А потому что я не собираюсь ждать тумана, чтобы его увидеть. Непонятно?

- Не.

- Во время тумана по нему будет стекать вода - так мы его увидим. Но по прогнозу ожидается сплошная сушь. И никаких туманов. Поэтому мне нужны водометы. Я хочу видеть цель, которую мне предстоит уничтожить.

* * *

В зазеркаленной машине ехало четверо очень вооруженных людей. Звали их Паша, Итя, Маленький Итя и Шишка. Паша был высоким, плоским, широкоплечим, жилистым блондином с лицом худым, но очень напоминающим морду свиньи, с длиннющими костлявыми пальцами. Такие пальцы можно видеть на темных средневековых картинах, покрытых потрескавшимся лаком, на картинах, которые изображают смерть: пальцы смерти тянутся, тянутся, и они уже такие длинные и костлявые, что ты невольно радуешься, глядя на свои - свои ведь похожи на пухленькие сардельки. Судя по пальцам, Паша музыкант, а судя по шрамам на пальцах и сбитым косточкам - боец панкратиона, не менее того. Итя был скорее толст, чем тонок, но рост имел богатырский (почему второго Итю и прозвали Маленьким), итак, рост имел богатырский, а лицо вогнутое и потное, снизу лицо окаймляла желтая полоса неизвестной природы. Маленький Итя был среднего роста и ничем не приметен, кроме голоса, правда, сейчас он молчал. Шишка был с очень наглыми глазами и с речью, которую специально делал невразумительной, не договаривая концы слов - так ему казалось круче.

- Я поа, паря, - сказал Шишка, - та мы та его хло. Без проблем, сече?

Экспедиция уже выезжала из Ыковки и поднималась по спуску Автобусному - а вот и киоск. Сигарет бы купить. Итя вышел из машины и ругнул сломанную дверь. Дверь в зеркальной машине не закрывалась, а открывалась плохо.

На Итиных плечах были: рубашка с расстегнутым воротом, яркий сиреневый пиджак, белый воздушный шарфик, наброшенный по поводу жары - чтобы никто не думал, что Ите жара мешает; еще была на его плечах ответственность за судьбу данного предприятия. А предприятие было серьезным. В своем пиджаке и шарфике Итя напоминал доброго бизнесмена (есть такая порода в сущности хороших ребят, только слишком деловых), бизнесмена примерно с девятьюстами современными рублями месячного дохода, если не платить налоги - так их ведь только сумасшедшие теперь платят, затем их и доят, чтоб не были сумасшедшими.

- Что-то тихо тут у вас, - сказал Итя подслеповатому реализатору.

- Тут всегда тихо, - ответил реализатор. - Вам чего?

- Ничего, - сказал Итя и повернулся к машине. - То есть бутылку пива.

Выпив пиво (Большой Итя умел пить пиво, не глотая, а просто выливая его себе в глотку, черт его знает, как у него получалось, - бутылку он приканчивал за несколько секунд), он поставил ее в окошко и что-то сказал и послушал ответ. Услышав ответ, он снова взял бутылку и грохнул ее о камень.

- Да, как же, уберу я, уберу! - сказал он и пошел к машине.

Сегодня Большой Итя нервничал - сегодня ему предстояло говорить с начальством и расколоть начальство на целую сотню автоматчиков.

Группа ZZZZ наращивала темпы.

Следующий акт психологического терроризма должен был произойти на одной из дорог, соединяющих бывший остров Зеландию с материком.

М-кретина по кличке Женщина, форма Б13, готовил агент номер два. М-кретин был мужчиной. Женщина мало чем отличался от нормальных людей, разве что громким голосом и абсолютной уверенностью в собственной правоте. Он редко приставал к людям, так как считал их всех не стоящими своего внимания, но как только кто-нибудь не соглашался с его мнением, Женщина начинал разъяряться. Разъярившись, он терял контроль над собой и совершал любые жуткие злодеяния, о которых совершенно не помнил потом. Просто память его была так устроена. Видел он лишь то, что хотел видеть, - так был устроен его глаз; слышал лишь то, что хотел слышать, - так был устроен его слух. Вообще над М-кретинами с формой Б13 реальность не имела власти. Пока что Женщину четырежды вытягивали из неприглядных историй, храня для сегодняшней, роковой для обоих участников, встречи. Формы тела Женщины были округлы и тяжеловаты, отчего и произошла его кличка.

На дороге показался автомобиль. Автомобиль шел медленно, на ручном управлении. Человек, сидящий за рулем, никуда не спешил. Его звали Заур Тимаурхаба, и он был одним из двух сыновей знаменитого Филипа Тимаурхаба, поднявшего на гражданскую резню несколько тысяч азиатов. Филипа просили остановиться, предлагали деньги, посты и прочее, но на дикого человека аргументы не действовали. Больше всего он любил своих сыновей, чем и решено было воспользоваться. Оба сына Филипа Тимаурхаба были людьми цивилизованными, не в пример отцу. Младший, Заур, сейчас ведущий автомобиль навстречу своей гибели, занимался археологией и пытался писать пейзажи. Лучшим вариантом, разумеется, было убрать младшего и пообещать сохранить жизнь старшему - если отец успокоится, конечно.

М-кретин Женщина поднял руку. Автомобиль притормозил. Не часто встретишь человека на пустой трассе, соединяющей остров с материком.

- Эй, друг, подвези! - попросил Женщина.

Он сел в машину и начал свою пятую неприглядную историю, из которой его никто вытягивать не собирался. Несколько наблюдателей находились вблизи, на соседней дороге, невидимые, готовые вмешаться, если что пойдет не по плану. А план был прост: Женщина, убивший юного Заура, будет остановлен при въезде на материк и арестован. Позже его будут судить за четыре убийства и одно нанесение тяжких повреждений. Во всех пяти случаях мотив злодеяния отсутствует - Женщину объявят неизлечимым маньяком и используют в медицинских целях, для изготовления препаратов. Никто не сможет доказать, что убийство было подстроено.

Машина набрала скорость и пошла к материку. Ее вели со спутника; картинка, снятая с высоты в двести миль, была вполне отчетлива. Машина вильнула и остановилась. Было видно, что двое мужчин ссорились. Вот Женщина лег на своего противника и начал его душить. Прекрасно. Когда М-кретин входит в раж, его пальцы сжимаются крепче, чем челюсти некоторых боевых собак. Еще минута - и он сломает противнику шею. Вдруг верхнее тело задергалось и сползло. Заур Тимаурхаба выбрался из-под Женщины, скрутил ему руки за спиной и застегнул наручники. Потом нажал на сонную артерию, чтобы проверить пульс, снял наручники. М-кретин был мертв.

- У него было с собой оружие? - спросил агент номер двенадцать.

- Нет, мы проверяли.

- Тогда как же он его?

При въезде на материк сын дикого человека сдался полиции. Его отпустили без суда, признав в умерщвленном опасного маньяка. "Придется попробовать еще раз, - подумал агент номер двенадцать. - Не может все и всегда получаться. Такая уж наша работа".

Оксана нашла себя вросшей во вполне благополучную жизнь. Вместо прежней однокомнатной ее семья занимала трехкомнатную квартиру, и квартира была ближе к центру. У нее был муж - в прошлой жизни она рассталась с мужем из-за того, что он нарезал картошку кубиками. Зато с новым мужем она жила сладко, душа в душу. Оказывается, в этом мире она продолжала хвалить картофельные кубики до сих пор - на какой только мелочи может держаться семейное счастье, даже если совсем не любишь мужа! То, что она его не любит, Оксана поняла с первых секунд, да и Левик заметно постарел и погрузнел. Да и звали его вовсе не Левиком, а Глебом. И совсем на Левика не похож. И фамилия другая. Но самое главное, в этом мире у нее был сын. В той жизни ее сын погиб. Сын был настолько непохож на ее воспоминание, что Оксана боялась к нему прикоснуться. В этом мире сына звали Ярославом. По-настоящему он был Вениамин, но Ярослав тоже сойдет - так решила Оксана.

Ярослав был щуплым светловолосым мальчиком, в коротком парике и с большими глазами, похожими на женские. Сейчас ему было десять лет. Оксана не знала, какие бывают мальчики в десять лет, - дело в том, что в свое время она очень серьезно относилась к своему материнскому долгу: читала уйму книг, посвященных каждому году жизни ребенка. До десяти лет она не добралась. Ярослав постоянно задавал вопросы, на которые Оксана не знала даже приблизительного ответа. Она отвечала "Спроси у папы", но Ярослав все равно спрашивал у нее. У него были умные глаза. У него был значок второй степени за особые успехи в изучении национального дела.

Однажды Ярослав сказал:

- А ты ведь не моя мама.

- Как это? - Оксана остановилась и выпустила его руку.

Они шли по улице имени Медного Всадника. Был вечер; ажурный кран, освещенный наполовину, поворачивал свой хобот. Очень высоко, на надцатом этаже работали строители - они работали даже по ночам, нетерпеливые, алчущие достроить этаж ко Дню строителя. За заборчиком прогуливались девочки из круглосуточного детского сада. Все девочки были в красных сапожках. Над улицей летела песня "Среди долины ровныя". Все было так обыкновенно, так хорошо, так мило сердцу - и вдруг!

- Как это? - не поняла Оксана.

- Я сразу заметил, как только тебя подменили. Ты американская шпионка, правда? А куда дели мою маму?

- Мы обменялись, - вовремя сообразила она.

- Как обменялись? Она поехала в Америку, а ты сюда?

- Ну да. Только не в Америку, а в Лапландию. - Что-что, а фантазировать Оксана умела.

- Но там же холодно?

- Да, но ей там нравится. Она там родилась. Это я твоя настоящая мама. Когда ты родился, нас подменили. Она очень скучала по своей Лапландии, а я скучала по тебе. Вот поэтому нас подменили еще раз.

- Неправда, Лапландия только в сказках бывает, - сказал Ярослав и добавил: - Но это точно, это ты настоящая. Та, другая, меня меньше любила. А иногда совсем не любила. Мне даже хотелось сбежать из дому или донести на нее. Она часто читала ненациональные книжки. Ты меня точно любишь; любишь и как будто боишься. Я поэтому тебя и не выдал до сих пор.

- А теперь ты меня выдашь?

- Нет, конечно. Я буду тебе помогать. Если ты чего-то не знаешь, то не красней, а спрашивай у меня. Я тебе все расскажу. Можешь спрашивать прямо сейчас. Например, ты совсем не знаешь, для чего нужна следилка, точно?

- Да, не знаю, - согласилась Оксана, - расскажи.

- Понимаешь, следилка очень дорогая вещь. Но если ты хочешь жить хорошо, то надо поставить ее у себя. Если ты поставил следилку, то ты считаешься национально сознательным элементом - и к тебе относятся совсем по-другому. Мы поставили себе только два года назад. Помнишь?

- Не помню.

- И еще два года на нее копили. Как только поставили, сразу пошла наша очередь на квартиру. А папа получил новую работу, где больше платят. Вот следилка и окупилась, правильно? Сейчас они уже у всех стоят, все хорошо жить стали.

- Но я все равно не поняла, - сказала Оксана, - зачем давать кому-то за тобой следить?

- А какая разница? Если нужно, то можно поговорить на улице, как мы сейчас. Считается, что честному человеку нечего скрывать. Только нечестные боятся. Если ты ставишь у себя следилку, то тебе будут больше доверять, правильно? А вреда от нее нет - ведь ее же поставит себе только хороший человек, а хороший и живет, как положено.

- Я как-то к этому не привыкла.

- Еще привыкнешь. К следилке все быстро привыкают. Неделя или две - и все в порядке. Главное - чтобы ты себя не выдала. Держи меня рядом.

Оксана пришла домой и сразу же повалилась на кровать, сказав, что ей плохо.

Оксана имела нрав тихий и вязкий, неожиданный для мужчин, которые обычно стихали в ее присутствии и вязли в ее полунамеках, полуответах, полуумолчаниях. Женщины - те ее просто не любили, но иногда брали с нее пример. Тихий нрав, такой тихий, что порой не знаешь, есть она поблизости или нет ее, и редко, очень редко сквозь этот нрав пробивались короткие вспышки непонятно какого другого нрава. Однажды в электричке ей наступили на ногу, и она сразу вцепилась в лицо обидчика - так вцепилась, что шрамы сходили четыре недели и потом не вполне сошли, - сослуживцы обидчика все подшучивали над тем, как неудачно он упал на ветку, а жена обидчика, сама знавшая толк в мужских шрамах, добавила новые к старым. Итак, Оксана была нрава тихого и любила просто тихо сидеть и тихо вязнуть в тишине, и воображать себя несчастной, все равно по чьей вине, и тихо воображать, а так как в тишине наше воображение работает лучше, то воображала она очень красочно. Сейчас она вообразила, что больна, и сразу почувствовала боль во всем теле.

Провалявшись до десяти часов и получив синтетический пряник в постель (даже нелюбимый муж может быть полезен), она успокоилась и решила, что волноваться в общем-то нечего. Решила и сразу выздоровела. Я ведь хорошая, а хорошим нечего бояться - так решила она. С этого вечера началась для нее новая жизнь.

Следующий день был воскресным. Оксана с сыном пошли на конкурс "Девушка города". Конкурс одинаково сильно интересовал и ее, и Ярослава. Оксана находила, что мальчику еще рано смотреть на полуголых девушек, но с другой стороны - когда-нибудь ему придется стать мужчиной. В свое время Оксана сама выступала в таких конкурсах (хотя и не побеждала) и сохранила к ним теплые ностальгические чувства - стоит вспомнить, и словно грелку на душу кладут.

Конкурс начался с исполнения плавного хоровода. Девушки были в длинных платьях и в кокошниках, с приклеенными улыбками. "В мое время умели улыбаться лучше", - подумала Оксана и стала ждать более интересного продолжения шоу. Одна из девушек показалась ей похожей на Нату Бяцкую, Оксана вспомнила девушку и конкурс, однажды виденный по телевизору, вспомнила и поняла, что полуголых красавиц здесь не ожидается. А девушка действительно оказалась Натой Бяцкой: результат прошлых состязании был аннулирован, так как комиссия обнаружила подкупленного судью, и участницы выступали в том же составе. Только затоптанную конем и придавленную бревном пришлось, конечно, заменить.

Шоу продолжилось на открытом воздухе. В третий тур конкурса прошли только восемь участниц. Еще недавно они плыли по сцене, сметая платьями пыль, и выглядели прозрачными, томными, похожими на спящих царевен, не до конца проснувшихся. Теперь же они преобразились. В следующем упражнении им предстояло остановить на скаку коня. А в отдалении уже начинали поджигать восемь изб, в которые девушкам предстояло войти.

"Почему бы и нет? - подумала Оксана. - Пусть подлые иностранные девушки дрыгают голыми ногами. А мы умеем делать кое-что получше".

В тот день она снова ощутила национальную гордость.

После исполнения обязательного хоровода девушки смывали белила в гримерной. Ната Бяцкая знала, что в этой восьмерке у нее только две настоящие соперницы: Брыкина, Тонская и Прохвостьевич. По поводу Брыкиной Ната Бяцкая не слишком беспокоилась - дважды переспав с пиротехником, она выбила у того обещание, что крыша в шестой избе, куда войдет Брыкина, обвалится чуть раньше, чем это бывает обычно. На подобных конкурсах никогда не обходилось без несчастных случайностей, удачно и вовремя подстроенных. И в этом тоже женская сила - уметь вовремя подставить ножку сопернице; Ната Бяцкая чувствовала себя совершенно правой.

Следующей на очереди была Прохвостьевич.

- Эй, Прохвостья, - позвала Ната.

Прохвостьевич не отозвалась. Физически она была сильнее, но Ната злее. А в драке обычно побеждает тот, кто злее. С Натой не связывались.

- Прохвостья, я тебя зову или нет? Что, сучка, оглохла?

Прохвостьевич снова не отозвалась, лишь покраснела.

- Девочки, а вы знаете, что я услышала? Я услышала, что коня у Прохвостьи подпоили.

Такое случалось часто - коням перед забегом давали транквилизаторы или просто валерьянку, чтобы легче было остановить их на скаку.

- Собака лает - ветер носит, - с виду спокойно отозвалась Прохвостьевич.

- Это кто собака - я?

- Я просто так сказала. Поговорка такая есть. А про коня ты врешь.

- Может быть, и вру. Да все равно тебе упражнение с конем не выиграть. Ты коней боишься.

- Почему это я боюсь? - начала заводиться Прохвостьевич.

- Потому что ты руку поднимаешь раньше, чем надо. Так и стоишь с поднятой рукой, как школьница. Просто со смеху можно помереть. Ну давай, освобождай место!

Теперь Прохвостьевич будет думать, вовремя ли она подняла руку к уздечке, и поднимет на долю секунды позже, чем нужно. Именно эта доля секунды и решает все. Конечно, ей может улыбнуться удача, но шансы ее малы: упражнение с конем - это вам не шуточки; пять центнеров мяса несутся на тебя, и вдруг ты не вовремя выбрасываешь руку к уздечке...

Для этого упражнения требовались стальные нервы и абсолютное спокойствие. Стальных нервов у Прохвостьевич сроду не было. А спокойствия у нее сегодня не будет. Еще одной соперницей меньше. Но есть еще и Тонская. Ту хитростью не возьмешь. Силой тоже. Придется бороться на равных.

Девушки вышли на линию остановки коней. Заняли позиции, поклонились четыре раза до земли - каждой из трибун. Кто-то из поклонников Наты выбросил белый лозунг "Тонская - еврейка Евреев - прочь!"

- Тонская, ты действительно еврейка? - спросила Ната.

К соревнованиям русских девушек допускались только генетически проверенные русские. Ошибка была исключена. Даже если бы в крови Тонской была хоть капля еврейской крови, она бы не стояла здесь.

Они обе это знали.

- Сколько ты ему заплатила? - спросила Тонская о человеке, выбросившем лозунг.

Выбросить такой лозунг на городских соревнованиях означало не меньше пяти лет тюрьмы. Предположение о том, что генетический отбор проведен неточно, граничило с ересью.

- Честно скажу, ничего, - ответила Ната. - Я даже не знаю, кто это. Просто из любви старается человек. А тебя кто-нибудь так любит, кобыла?

- Ты меня не возьмешь, - сказала Тонская, и Ната поняла, что сегодня выше второго места ей снова не подняться.

Ната Бяцкая работала заместителем директора детского приюта, заместителем по воспитательной работе. Она была примерным воспитателем и очень успешно лила свет в детские души. Во всяком случае, делала это успешнее других. Для должности заместителя по воспитательной работе подходил не всякий, здесь нужна была женщина твердая, смелая, яркая, умеющая увлечь ребенка национальной идеей и, главное, научить ребенка ненавидеть врагов национальных приоритетов. Именно так и было написано в методической инструкции главная цель - научить ненавидеть. А это Ната Бяцкая умела делать в совершенстве.

Детский приют занимал очень старое помещение бывшего монастыря. Приют носил имя некоей блаженной Варвары; раньше так назывался монастырь. Приют стоял на вершине пологого холма, вокруг основного здания лепились несколько маленьких, вплотную к нему. Стены были сложены из больших натуральных камней, а внутренние перегородки из кирпича, тоже старого. Ниже по холму виднелись остатки стены - две угловые башенки, разрушенные почти до основания, но еще узнаваемые, и полоска камней между ними. На этом месте местные лыжники каждую зиму устраивали трамплин и утверждали, что тот трамплин счастливый - пока никто не разбился. Еще ниже по холму можно было раскопать остатки самого древнего монастыря, третьего; здесь камни были совершенно черными от старости.

Здания были крыты обыкновенной красной черепицей, иногда сдуваемой ветрами и падающей у стены и во двор, двор был огражден стеной, а вдоль стены тянулась деревянная узкая крыша - что-то напоминающее портик. Под этой крышей гуляли воспитанники, когда было слишком жарко или шел дождь. Над крышей натянута проволочная сетка - специально для тех, кто захочет сбежать. Сюда попадали дети, сбежавшие из дома; одни быстро раскаивались и во всем признавались, другие были так же быстро находимы родителями, и лишь немногие жили здесь подолгу. Если родители ребенка не обнаруживались за три дня, то такой ребенок мог остаться в приюте на три года или дольше.

Однажды к приюту подъехали девять грузовиков, крытых брезентом. Из грузовиков посыпались автоматчики, похожие на клопов. Через минуту приют был окружен. К воротам подошел пожилой человек в длинном зеленом плаще и трижды ударил кулаком - звонка или другой системы оповещения приют не имел, чтобы посетителям жизнь медом не казалась. Удары прозвучали неожиданно гулко, и человек в плаще опустил руку, уже занесенную для четвертого удара. Открылось окошко, такое маленькое, что не позволяло ничего разглядеть.

- Ну что вам? - спросили ворота женским голосом.

- Обыск. Вот ордер. - Епинцев протянул окошечку листок.

- А я читать не умею.

- Я могу прочесть вслух.

- Директора нет, а я не уполномочена, - ответил на это голос, - у меня все дети разбегутся.

- Так сделайте что-нибудь со своими детьми!

- Это ты сам сделай что-то со своими!... - ответил голос, закрыл окошко и оставил Епинцева переваривать оскорбление.

"Конечно, я мог бы взять эту развалюшку штурмом, - думал господин подполковник, - это же технически совершенно просто. Но святое место есть святое место, и бойцы возропщут. Бойцы пусть ропщут, но если что не так, то возропщет начальство".

Епинцев решил всесторонне обдумать ситуацию и отошел от ворот.

Минут через двадцать ворота отворились.

* * *

Информация:

М-кретинка. Ната Бяцкая. Двадцать шесть лет. Больна с мая 2095 г. Вторая степень тяжести. Форма Б02.

* * *

Ната Бяцкая была любительницей жареного. Любителей жареного немало среди людей. Мы слышим о землетрясении и хотим, чтобы оно оказалось большим, спешим посмотреть на пожар и сокрушаемся, что он догорел так быстро, - а если у пожарников закончилась вода в самый неподходящий момент, так это вообще замечательно. Что бы там ни говорили философы, а мир жесток с нами, и если с миром вдруг происходит что-то неприятное, то мы чувствуем удовлетворение - такое, как будто мы отмщены. Но это не повод, чтобы поджигать дома - для большинства.

Ната Бяцкая была красива по любым меркам - и местным, и мировым, красива и сексуальна. Она не раз побеждала в городских конкурсах, но ни разу не побеждала честно. Не потому, что была хуже других, а потому, что имела собственное представление о честности. Она имела множество любовников в нескольких окрестных городах и в некоторых городах далеких, и большинство любовников считали ее верхом совершенства. На самом деле она была просто паучихой - паучихи съедают своих самцов после того, как удовлетворили себя.

Ната Бяцкая замечательно умела обращаться с людьми и особенно с мужчинами. Она изучила все струнки мужских душ. Мужчины раскрывались перед ней, как ни перед кем в жизни, они рыдали, бросались на колени или на нее, рвали свои парики и вены, стрелялись, бросались вниз с высоких этажей. Они теряли рассудок. Основным методом обращения Бяцкой с мужчинами был маятник, изобретенный женщинами сто тысяч лет назад и с тех пор почти не изменившийся. Первый толчок маятника она всегда делала сама: находила нового мужчину и давала тому понять, что он ей небезразличен. Как только мужчина понимал это, он начинал приближаться. Ната допускала его предельно близко, а потом отталкивала. Выждав, пока мужчина сменит свои намерения на противоположные, она снова начинала тянуть несчастного к себе. Приблизив, снова отталкивала. И так без конца, со всевозрастающей амплитудой.

Известно, что даже маленький ребенок сумеет хорошо раскачать очень тяжелый маятник весом, например, сто тонн, если будет толкать его достаточно долго, ритмично и в такт с его собственными колебаниями. Точно так же Ната поступала с мужчинами - действовала настойчиво, ритмично и в такт с их собственными колебаниями. Последнее требовало немалого умения, но Ната видела в жизни очень много мужчин, и очень многие мужчины раскрывали перед ней душу. Она знала о мужчинах все. Мужчины катали Нату на своих спинах, выжигали ее инициалы на своей груди, пытались отравить ради нее ранее любимых безропотных жен (дважды), пришивали ее ленточки к самым чувствительным местам своих тел (большими иглами), писали о своей любви огромными буквами на вертикальных стенах небоскребов (без страховки, конечно) и делали другие приятные мелочи.

Человек, на которого Ната обращала внимание, был обречен. Ему не было спасения. Еще не родился мужчина, который смог бы уйти от Наты. Если маятник раскачивать слишком сильно, он рвет свою нить. Но такие случаи были редкой удачей в жизни Наты. Обычно мужчина погибал, еще не доходя до последних стадий ухаживания. Ната всегда раскачивала несколько маятников одновременно - от двух до четырех. Уделить внимание пятерым или шестерым мужчинам сразу было трудно даже для нее. Как только маятники начинали качаться широко, устойчиво и мощно, она направляла их друг на друга. Они сталкивались с разгону и друг друга разбивали. Не всегда насмерть, но всегда сильно - Ната все-таки знала свое дело. Особенно интересным был такой вариант: натравить слабого и разумного, но совестливого мужчинку на мощную дубину двухметрового примерно роста, отойти в сторонку и посмотреть, что получится. Маленький и умный редко шел в лобовую атаку. Обычно он выдумывал разные замечательные хитрости, которые доставляли Нате немалое удовольствие. Но дубины в конце концов побеждали - дубину хитростью не возьмешь. Не брезговала Ната и детьми.

Например, не далее как весной она хорошо раскачала бывшего директора приюта и тихого мальчика лет примерно восьми. Директор видел в Нате всего лишь отличную шлюху и даже не понимал, что был от нее без ума; разумная и умелая Ната вытворяла в постели такие фокусы, что у директора даже лысина потела. Мальчику она явилась в виде сказочной принцессы, которую мучит злое чудовище. В этой роли она также была неподражаема. Однажды мальчик показал ей собственноручно сделанный нож и сказал: "Я его убью". - "Нет-нет, только не ты!" - вскричала Ната и отобрала нож. В результате различных интереснейших манипуляций мальчик все же пошел на директора с ножом против воли своего идола, разумеется. В той стычке директор был не смертельно ранен. Ни ребенок, ни взрослый не назвали на суде имени Наты. Оба унесли ее светлый облик в обитель воспитательного лишения свободы. Новым директором оказалась женщина, поэтому Ната поумерила свой пыл.

Понятно, что она была прекрасно обеспечена, ведь разумная сумма денег - это то, с чем влюбленный рыцарь расстается легче всего.

Не все сходило Нате с рук. За двенадцать лет сознательной сексуальной жизни она получила восемь сотрясений мозга, два из них тяжелые. Почти все ее ребра были сломаны. Однажды ей сломали ногу и бросили ночью в пустынной местности; пока она ползла к дороге, ее укусил ядовитый паук, а уже у самой дороги атаковали голодные крысы. К счастью, нашелся велосипедист, который ее подобрал. Тот велосипедист повесился в колодце семь месяцев спустя и завещал Нате свой домик с тремя окнами. Домик Ната не взяла - она старалась не ради выгоды, а из интереса. К сожалению, у велосипедиста остались два брата, оба двоюродные и оба очень злые. Вскоре после смерти в колодце они нашли городскую квартиру Наты и чуть было ее, проклятую, не поймали. На суде братья сказали, что обязательно достанут Нату, когда выйдут, за что им и добавили срок. До четырех лет. Четыре года истекли последней весной. Впрочем, об этом сроке Ната крепко забыла.

Однажды была Ната замужем, за артистом цирка. В цирке муж уворачивался от пуль и демонстрировал свою гибкость. Замужество ее кончилось быстро и печально. Был поздний осенний вечер, из тех вечеров, в которые хочется просто положить голову на грудь любимого или любимой и молчать, молчать, молчать, пока любимому или любимой твое молчание не надоест, - бывают такие вечера. Электрички в метро ходили редко, вдоль платформы скакали несколько самоодомашнившихся крыс, любимой груди поблизости не было, а была только ядовитая Ната Бяцкая, это раздражало мужа, уже начинавшего понимать суть своего положения, а между столбами ходил странный молодой человек в вязаной шапочке, в черной куртке, в светлых джинсах и кожаных ботинках маленького размера. Странный человек махал руками, хлопал ладошками по каменным столбам, подпрыгивал по-лягушачьи, скакал на одной ножке, вертелся волчком вокруг вертикальной оси, колотил воздух с такой скоростью, что руки сливались в серое мерцание. Но двигался он красиво, мощно и упруго. "У меня был такой номер, - сказал муж, чтобы убить вязкую тишину, - пляска каучукового человечка". - "А вот с таким ты не справишься, - сказала Ната Бяцкая, - это тебе не уворачиваться". - "Я не хочу ему мешать, - сказал муж, - он красиво двигается". - "И это сейчас называется мужчиной!" заметила Ната и начала поправлять розовый берет, вынув зеркальце. Ната Бяцкая знала, на чем вертится мир.

Когда муж попал в больницу, Ната его бросила. Она всегда по-настоящему любила своих мужчин, и мужчины это видели. Она никогда не преувеличивала свои чувства. Но она не знала любви к прошлому, к памяти, к воспоминанию; она вообще не имела воспоминаний, а жила только настоящим. Сегодняшним мужчинам она была предана, как влюбленная кошка, но уже завтра она смогла бы переступить через их тела, уйти и не обернуться. Она чувствовала экстаз, заставляя мужчину взорваться и разлететься искрами, подобно новогодней ракете, но обгорелые бумажки, оставшиеся от чуда, не интересовали ее ничуть.

Ната интересовалась также женщинами и стариками. Ей не обязательно было пользоваться преимуществами своего пола, она могла просто общаться с человеком - конечно, с тем же результатом. Встретив незнакомца или незнакомку, она быстро овладевала вниманием собеседника и делала беседу личной. Человек, говоривший с ней, ощущал гипноз ее личности - с каждым словом Наты перед ним открывались целые миры, о которых он не подозревал. Беседующие забирались в самые сокровенные глубины личности, собеседник выкладывал Нате самые ужасные свои грехи, снимал все свои доспехи и, может быть, впервые в жизни ощущал жуткий радостный холодок совершенной моральной беззащитности. Ната находила в чужой душе все болевые центры и, выждав подходящий момент, начинала жалить. Ведь каждого можно убить словом, если очень точно прицелиться.

Еще одним приемом Наты был скандал с примирениями - вариант того же маятника, но в несексуальной области. Она ссорилась и мирилась, ссорилась и мирилась, ссорилась и заставляла мириться другого. Вскоре другой уже не понимал, любит он Нату или ненавидит. Ната натягивала до предела обе нити и любви, и ненависти. Рано или поздно эти нити разрывали ее друга и врага разрывали после того, как Ната умело делала разрез. Когда доведенный до отчаяния человек окончательно понимал, что боготворит Нату, и падал на колени, порываясь примириться, - как раз тогда Ната вонзала в него свое жало. Не была чужда Ната и криминалу. Однажды она связалась с шайкой, грабившей банки. (Слова И. Петрова о том, что корыстной преступности нет, были легким преувеличением.) Она спала с каждым из шестерых мужчин и каждого обожала. Но шестеро было слишком много для нее - тогда она выдала первого второму, а второго третьему. В результате мужчин стало всего четверо. Еще двоих застрелили во время погони. Один сбежал, а последнего Ната сдала органам правосудия, за что получила медаль и должность воспитателя детского приюта. Ната была счастливой женщиной и радовалась каждому мгновению своей жизни.

* * *

Итак, минут через двадцать ворота отворились.

Группа ZZZZ постаралась довести дело до конца.

Заур Тимаурхаба, обезвредивший М-кретина по кличке Женщина, все-таки попался на этот раз. Для операции был использован М-кретин женского пола по кличке Пончик. Пончик была очень миловидной толстушкой с повышенной сексуальностью (подкачали гормонов) и с формой болезни Б02, с той же, что и у Наты Бяцкой. Форма Б02 означает наклонность к сексуальным преступлениям. Пончик влюбляла в себя мужчин и, влюбив, начинала издеваться над ними, вертеть ими и так, и этак, не утрачивая, однако, контроля над ситуацией. Теоретически даже самая мощная психика не может выдержать постоянных колебаний с большой амплитудой - постоянных превращений белого в черное и обратно. Психика начинает разрушаться. Терроризируемый испытывает столь сильные мучения, что любой выход, даже смерть, кажется ему счастьем. Очень удобно для применения.

Пончик поймала Заура без труда. Несколько недель он не знал, в ад попал или в рай. Он метался, клялся, проклинал, обещал отдать все, обещал задушить и самому выброситься со сто шестого этажа (на котором занимал апартаменты), то есть совершал все обыкновенные мужские глупости. К концу третьей недели он окончательно потерял собственную волю и подчинился женщине, испытывая от этого жуткое блаженство - то же самое чувство, которое он испытал однажды, падая со скалы спиной вниз, - но сейчас блаженство было постоянным. Пончик поселилась на сто третьем этаже и запретила Зауру входить через дверь. Отважный горец спускался по наружной стене, которая во всю высоту была покрыта толстыми виноградными лозами, и входил в окно обожаемой. Обожаемая позволяла целовать себе руки, разрешала прислуживать и лежать в ногах. К концу вечера она легонько ударяла своего раба туфелькой по лбу (в знак благодарности) и выпроваживала через окно.

Агент 02, отвечавший за операцию, все ждал, что горец сорвется, но тот лазил по стеблям ловко, как обезьяна. Так прошла еще одна неделя. Пончик стала приглашать к себе любовников - она позволяла Зауру смотреть на все детали любовного процесса, а под конец, устав, позволяла ему поцеловать свою руку и прибрать в комнате. Любовники, которые обычно приходили группами по три или по четыре, насмехались, как могли, над смуглым человеком с дикими глазами. Пончик приказала Зауру терпеть, и он терпел. Любовники просили его протянуть ладонь и плевали в ладонь. Они выдумывали и другие забавные развлечения, но Заур терпел. Так продолжалось до того дня, когда один из любовников ударил Пончика. Тогда Заур вмешался. Противников было - четверо сильных мужчин, Пончик не признавала слабаков. Заур храбро сражался минут десять. После чего его вынесли в дверь (в дверь - в первый и в последний раз), отнесли в его собственную комнату и хотели было оставить, но не устояли перед искушением: нагадили посреди ковра и подтерлись акварелями хозяина. На акварелях был закат, закат - и ни одного портрета Пончика. Подтеревшись, гости рассудили, что хозяин их не простит, и выбросили его из окна. Потом спустились к Пончику и продолжили вечер.

"Снова все не так, - подумал Коре, - я собирался вернуться туда, а вместо этого мне прислали оттуда мое же тело с одеждой".

Впрочем, было и еще кое-что.

Речка, благополучно протекавшая целых полтора километра, теперь исчезла. Исчез луг с пахнущими цветами и стрекозами, исчезло ограждение и фотодатчики, ловившие безбилетников. Местность выглядела такой же дикой и пустынной, какой была в день его прибытия. Метрах в ста от Коре по песку шел человек с собакой на поводке. Ни собака, ни человек не обращали внимания на незнакомца. Человек был безоружен, а собака не слишком велика. Судя по солнцу, уже день, часов двенадцать.

- Эй! - позвал Коре. - Подойди сюда!

Человек не обернулся, собака тоже. Коре подошел совсем близко и хлопнул человека сзади по плечу. Человек остановился и втянул голову в плечи. Собака принюхалась и стала лаять в пустоту.

- Я не виноват, это не я! - взмолился человек.

- Я знаю, что не ты. А кто?

- Я все напишу.

- Не надо писать, иди дальше, - ответил Коре и пошел к Ыковке.

В поселке его ждали сюрпризы. Во-первых, он сразу встретил Бульдозера, которого только вчера видел с проломленной головой. Бульдозер был невредим и весел. Крысы спешили к дому спичечника Ени, а фигура самого Ени виднелась в окне.

- Алло! - крикнул Коре в окно. - Как здоровье?

Спичечник Еня подошел к окну и посмотрел направо и налево. Ничего не увидел.

- Как здоровье, я спрашиваю.

- Вот был в больнице, - ответил Еня неуверенно.

- Как мне добраться до Орисовки?

- Это там, где приют?

- Приют Блаженной Варвары.

- А, так это автобус ходит, - ответил Еня и перекрестился.

- Какое сегодня число? - спросил Коре.

- Восьмое августа.

- Не ошибаешься?

- Или седьмое.

Срез подреальности номер 033 оказался сдвинут на шестнадцать с половиной суток назад.

Детей заперли в двух монастырских подвалах, чтобы не мешали обыску. Дети сразу начали лупить друг друга направо и налево; девочки от мальчиков не отставали. Пришлось перевести воспитанников в один подвал, маленький, набить их в склеп плечо к плечу. Лишенные возможности двигаться, дети ограничились словесным хулиганством.

Когда строй детей проходил мимо Епинцева, он удивился тому, что все воспитанники вместо париков носят приклеенные шапочки.

- Это совершенно необходимо, - ответила Ната. - Они ведь уже не маленькие. Вон какая дылда! Если не приклеить, от скуки по ночам станут заниматься сексом. В позапрошлом был случай, одна забеременела - нам только младенцев здесь не хватало и кормящих мамочек.

- Так пусть работают лучше.

- Они и так работают до упаду, - ответила Ната, - не знаю, откуда только силы берутся. А ну в строй, змея!

* * *

Справка: занимаясь любовью, осиане обычно снимали парики; другого повода снять парик у них не было; постепенно само действие приобрело сексуальное значение, и самым откровенным заигрыванием считался нейтральный в прошлом жест - провести рукой по волосам; на стенах уборных здесь рисовали не раздетых женщин с преувеличенными половыми признаками, а лысых женщин с огромными лысинами, похожих на мудрецов, - и то правда, разве можно представить себе что-то более возбуждающее, чем гладенькая женская лысинка? Девочки вырывали из энциклопедии изображение Сократа и тайком передавали друг другу, прыская при виде такого разврата, педагоги не одобряли и здорово наказывали - поэтому воспитанники и носили приклеенные парики.

* * *

Девочка, названная змеей, имела сморщенное личико, - сморщенное, как сдувшийся воздушный шарик. Она отвернулась и показала Нате дулю из-под мышки. Змея была низенькой, остроносой, без двух верхних зубов впереди.

Пока шел обыск, Ната сидела с Епинцевым в кабинете директора и говорила о разных разностях, накручивая локон на палец. Господин подполковник уже начинал растекаться от внутреннего жара - как маргарин на сковороде растекается от внешнего. Епинцев редко обращал внимание на женщин и считал их затмением ума - но иногда и на него находило затмение.

Осмотр верхних этажей ничего не дал. Единственной необычной вещью была дверь, нарисованная в подвале. Дверь была нарисована мелом на стене. А проблема была в том, что рисунок не стирался.

- Сейчас приду, - сказал Епинцев. - Покинь помещение.

Сержант покинул, и Епинцев попытался было обнять собеседницу, но получил оглушительную пощечину - даже в ухе зазвенело.

- Извиняюсь, - сказал он, - я что-то не так понял.

Он уже стоял в дверях, но "подождите..." прошептала Ната.

- Что еще?

Ната молчала, опустив глаза. Потом, все так же глядя в пол: "Я просто хотела сказать спасибо". На мгновение подняла глаза и сразу же закрыла лицо руками. Епинцев вышел, чувствуя, что прощальное спасибо прожгло в нем незаживающую сквозную дыру чуть повыше желудка. Именно так он и чувствовал.

Бойцы вооружились мокрыми тряпками и стирали дверь. Мел стирался, но сразу же проступал снова. Бойцы уже выдраили всю стенку, не видевшую воды все последнее столетие. Стенка заметно посветлела. Гимнастерки стали белыми от меловой пыли.

- Что? - спросил Епинцев невпопад. - Да, продолжайте.

Появилась Ната и спокойно, по-дружески улыбнулась ему.

- Это наша достопримечательность, - сказала она. - Говорят, ее нарисовал некий святой монах. Есть легенда, что в эту дверь сможет пройти лишь тот, кто равен по святости самому рисовавшему. Многие одержимые гордыней пробовали пройти, но только разбивали лбы.

- А вы как думаете?

- Я думаю, какая-то аномалия. Аномальное явление, как летающая тарелка.

- Ах, аномальное явление! - осенило Епинцева. - Все, молодцы, бросай работу! Нашли.

* * *

Радость по поводу находки была омрачена: девочка, названная змеей, ухитрилась сбежать из приюта.

- Змея она и есть змея, - прокомментировала Ната Бяцкая. - В любую щель проскользнет. Ничего, найдем. Не такие бегали.

Наступала ночь. Небо замутилось, но не облаками, а радужными разводами, подсвеченными полной луной, большая птица черным контуром тихо появилась из Плеяд и пролетела прямо над его головой. Он проводил птицу взглядом и подумал - что или кто это? Он уже давно понял, 033-й срез подреальности - это совсем не реальность: здесь мертвые могут жить, время может идти в другую сторону, здесь можно быть видимым и невидимым одновременно, в здешнем небе могут плыть птицы размером с самолет, а в полнолуние? Что может случиться здесь в полнолуние? Но до полуночи еще почти три часа.

Ворота приюта были прочно заперты; стучать он не стал, а влез на стену. Над стеной была сетка с настоящей колючей проволокой поверх. На сетке валялись высохшие огрызки, камни, авторучки, носки и несколько сумок - все, что забросили сюда неугомонные дети. Во дворе ходили три страшные собаки, но ни одна из собак не обратила внимания на Коре.

Он прошел по стене, забрался в окно верхнего этажа, оказался в пустой келье, вышел в коридор и сразу увидел стрелку на стене. Стрелка оранжево светилась и указывала направление вниз. Он провел рукой по стене, но ничего не ощутил - стрелка была оптическим обманом, висящим в воздухе в сантиметре от камня. Такие же стрелки указывали направление вдоль лестницы, затем к подвалу и в подвал. В подвальной стене была дверь, обведенная меловым рисунком. Рисунок слегка светился. Коре нажал на дверь, и дверь отодвинулась.

За дверью оказалась комната, вполне современная. Немного мебели, много приборов, некоторые неизвестны, включенный компьютер вертит объемную картинку над столом. Одно открытое окно, и за окном ни ночь, ни день, ни лето, ни зима. Одна кровать с обыкновенным поролоновым матрасом. Комната хорошо убрана, но похоже, что сюда давно никто не заходил. Дверь в умывальню. Зеркало, на полочке крем от волос. Тридцатидневный, хороший. (Справка: крем от волос уже практически вытеснил неудобное бритье, достаточно было смазать кремом щеки, и щетина не отрастала положенное количество дней. Самым дорогим и хорошим кремом был сорокадневный, но такой редко встречался.) Крем от волос - значит, здесь был мужчина. И не местный.

Он вышел из умывальни и выглянул в окно. За окном простиралась серая пустыня. Он не сразу понял, что было не так - над пустыней не было неба, и потому она казалась бесконечным залом, уходящим за горизонт. Рассеянное освещение, как в подземных тоннелях. Очень ровный грунт или пол. Воздух абсолютно неподвижен. Никаких предметов или деталей, лишь голая протяженность Грунт (это все же грунт) покрыт толстым слоем пыли. "Может быть, ты займешься делом?" - спросила машина мужским голосом.

- Может быть, и займусь. Измени голос на женский.

- Как тебе угодно, - ответила машина женским голосом.

- Где я?

- В базовой лаборатории.

- Здесь безопасно?

- Да. В реальности двери нет, она лишь нарисована мелом.

- Кельвин знал это место?

- Да. Он бы сразу пришел сюда.

- Что с ним случилось?

- Не могу ответить.

- Не знаешь?

- Знаю, но не могу.

- Информацию о задании.

- На экране или на бумаге?

- На бумаге. Стандартным шрифтом.

- Возьми папку в ящике стола.

Папка оказалась пухлой. Вначале он пролистал страницы, но ничего не понял. Девяносто процентов информации могут быть ясны только специалисту. Люди, работавшие здесь, занимались М-заболеваниями. Их возбудителями, протеканием, способами передачи. Оказывается, найдены десятки М-болезней, а М-кретинизм - только одна из них. Каждый живущий человек носит в себе гермы этих болезней, две трети людей больны хронически с периодическими обострениями, а каждый пятый опасно болен. Остается только удивляться, как до сих пор люди не обращали на это внимания. Каждая из М-болезней заразна, некоторые заразны сильнее чумы. Передаются через общение.

Существуют рассадники болезней - например, места, куда собирают больных для наказания, а не для лечения. В первую очередь тюрьмы, каторжные лагеря, колонии. А также школы, партийные ячейки, армия. Группы, пораженные почти на сто процентов: преступники, военные, несовершеннолетние, полиция, любые секты, ячейки, кружки, кроме спортивных и самодеятельности, как ни странно, политическая, бюрократическая и шоу-элита. Тюрьмы работают как инкубатор болезней, они постоянно поставляют заразу во все слои общества. Попавший в исправительное учреждение здоровым выходит тяжело больным. Это ядовитая язва человечества, которую оно бережно лелеет и всячески усиливает. Армия обеспечивает эпидемии. Любая война есть эпидемия М-болезни, что может быть подтверждено простыми анализами. Генералы заражают солдат, солдаты - население, а потом следуют множественные повторные заражения. Поэтому войны могут длиться десятилетиями. Некоторые М-болезни передаются по наследству, например, те, которые выглядят как кровная месть. Уровень заболеваемости четко связан с уровнем преступности. В регионах с меньшей преступностью заболеваемость меньше.

Есть люди с довольно сильным иммунитетом. Есть люди без иммунитета вообще. Тяжелые жизненные условия снижают сопротивляемость болезням. Моральные убеждения до поры до времени позволяют остаться здоровым, но, усиливаясь, перерастают в моральное окостенение, моральную блокаду, моральный ступор или в моральный метеоризм (подробно даны симптомы болезней).

Больные М-метеоризмом обычно вступают в секты и, основательно раздувшись от излишней моральности, несут свое абсолютное по ценности мнение всем остальным заблуждающимся. Абстиненты, проповедники воздержания, старые брюзги, обучающие молодежь правилам поведения, которых сами не помнят, - легкие проявления той же болезни.

Резко снижает иммунитет фрустрация потребностей. Сильная фрустрация сразу же дает приступ М-кретинизма.

А вот это уже что-то знакомое.

М-кретинизм. Основной симптом - удовлетворение от причинения вреда, зла или боли. Следует отличать от инструментальной агрессии - то есть агрессии, которая используется для достижения цели нейтрального характера. При М-кретинизме зло внутренне мотивировано. Зло совершается ради самого зла. Порочность собственного поведения больным не осознается. Больной с маниакальным упорством совершает бесполезные, а часто заведомо вредные для себя действия, единственной целью которых является причинение вреда.

а) Агрессия, направленная на получение реакции другого человека. Варьируется от безобидных действий типа "дунуть в ухо" до опасных типа "подложить бомбу". (Описан случай подросток подкладывает пластиковую взрывчатку в бутерброд другу. Мотивация: "Чтобы ребята посмеялись". Другу отрывает половину головы. Явный М-кретинизм.)

б) Агрессия, направленная на испытание своих сил. Множество жутких примеров. В одном из случаев М-кретин занимался тем, что медленно убивал свои жертвы с помощью раскаленного паяльника. Мотивация: "Мне было так их жалко, но я хотел закалить свою волю и пойти в армию".

в) Полевая агрессия. Случайные действия под влиянием ситуации: издевательства над слабыми и увечными, сексуальная агрессия, уничтожение материальных ценностей, все формы вандализма, немотивированная преступность.

г) Агрессия, направленная на одобрение референтной группой. Тяжелый групповой криминал. Военные преступления. Описан случай, когда лейтенант сжег село. Мотивация: "Моим ребятам это понравилось".

д) Агрессия в результате сенсорной депривации. Преступления от скуки. Банды малолетних деликвентов.

е) Агрессия, направленная на качество. Уничтожать евреев, негров, уродов, умников, жирных, проституток, кого угодно. Сексуальные маньяки.

ж) Агрессия как подражание.

з) Эстетическая агрессия. Описан случай, когда М-кретин взорвал общественную баню, чтобы полюбоваться красотой взрыва. Взрыв готовился три года и был исполнен по всем правилам искусства.

И еще сто пятьдесят три пункта с именами и примерами по каждому.

* * *

Другие заболевания:

Моральный тромбоз. Моральная дистрофия. Моральный коллапс. Моральный сколиоз. Моральное малокровие. Моральная аритмия. Моральный зуд.

И еще восемьдесят.

Возбудитель каждого опознан, выделен, опробован на группе людей.

* * *

Данные эксперимента по М-кретинизму:

Возбудитель М-кретинизма выделен в марте 2094 г. В мае 2095 г. заражены семь человек, один умер. Шесть оставшихся: Березуха, Бульдозер, Пуркносый, Кипенников, Бяцкая, Ицкий.

(Прилагаются данные о каждом и истории болезни.)

Эксперимент со взрослыми особями завершить осенью 2102 г. Тогда же ввести возбудитель шести детям, от восьми до двенадцати лет. Организовать длительное наблюдение. В качестве источника человеческого материала использовать приют Блаженной Варвары.

* * *

- Так это и было заданием? - спросил Коре. - Заразить каких-то мальков и организовать наблюдение? А что ж вы сами не справились?

- Нас выслеживали и уничтожали, - ответила машина, - нас уже не осталось.

- Кого это - нас? Электронных железяк, что ли? Ты много на себя берешь.

- С тобой говорит не машина.

- А кто же?

- Вирский Арей.

- Это тот, кому мама дарила механическую ящерицу?

- У меня нет этого воспоминания.

- Понятно, - сказал Коре, - оно осталось у меня. А то, как тебя убивали на лесопилке, помнишь?

- Да. Я помню убийц.

- Я не собираюсь им мстить, - сказал Коре, - они мне не симпатичны, но и ты тоже. Можешь выключаться. Пока.

- Подожди, давай поговорим.

- Кстати, как я могу с тобой говорить, если ты умер? Твой фантом загнали в память машины?

- Нет.

- Тогда как?

- Мы в срезе подреальности. Это пограничная полоса между твоим и моим миром. Между пространством живых и пространством мертвых. Дверь, в которую ты вошел, в материальном плане просто нарисована мелом на стене. Я - всего лишь память обо мне. Эта комната имеет нулевой объем. Ты в пространстве мнимых вещей. Твое тело, которое здесь выглядит совершенно плотным, там всего лишь подразумевается. Дверь просто нарисована на стене, а за стеной ничего нет. Ты сейчас в комнате, которая не существует. Помещение, в котором мы встретились с тобой, не принадлежит ни одному из миров. Оно на границе. То, что ты видел из окна, - тоже пограничная полоса. Но из пространства за окном нет возвращения. Я говорю с тобой оттуда.

- С того света? Как там тебе?

- Очень темно.

- Подожди, - сказал Коре, - я кое-что проверю.

Он свернул голубя из бумаги и пустил в окно. Голубь продолжал плавно лететь, не опускаясь.

- Он ушел в мир мертвых?

- Да.

- Когда он будет у вас?

- Может быть, через сто миллиардов лет, может быть, никогда.

- Такая дальняя дорога?

- У нас время течет иначе.

Коре взял листок и просунул его в окно наполовину. Потянул обратно, и в руке осталась лишь часть листка. Остальное поплыло вслед за бумажным голубем.

- Понятно. А если кто-то захочет проникнуть оттуда?

- Маловероятно. Здесь четыре века был монастырь - в духовном плане это значит пустыня, вроде вашей Сахары.

- В Сахаре уже давно болото, - возразил Коре.

- Я не знал.

- Но если кто-то захочет войти в окно? Он сможет это сделать?

- Да.

- Сегодня полнолуние. Значит ли полнолуние что-то или это только предрассудок?

- Значит.

- Я видел птицу сегодня или мне показалось?

- Сегодня ты видел двух летающих существ. Из подреальности они видны гораздо яснее.

- А тут ты врешь, - сказал Коре. - Одну птицу я видел недавно, а вторую утром. Но утром я не был в подреальности. Они могут проникать в материальный мир?

- Вполне.

- Куда делись река и луг? Почему люди, которые, несомненно, погибли, снова живы?

- Подреальность сдвинута во времени. Тридцать третий срез сдвинут на много дней назад. Например, минус первый на полтора часа вперед. Минусы нужны, чтобы вернуться. Ты наберешь минус тридцать три и окажешься там, откуда ты стартовал.

- Я так и подумал. Сейчас я в прошлом?

- Да.

- Это значит, что реку еще не запустили, а Бульдозер не бросил камень в окно?

- Да.

- Тогда его можно остановить?

- Теоретически вполне можно.

- Тогда я сделаю это, а потом вернусь.

- Как ты собираешься?

- Еще не знаю. Но в общем просто: выключить его на недельку, пускай полежит и отдохнет. Он не бросит камень в окно, и Еня останется жить и радовать всех нас спичечным искусством.

- Подожди, мне нужно много тебе сказать.

- О чем?

- О себе. Я прожил здесь бесконечность. Я умираю от переполнения памяти. Я расскажу тебе такое, чего не слышал ни один из людей. Ты испытаешь...

- Мне не интересно, - сказал Коре. - Выключись.

Он подошел к окну и внимательно посмотрел на пыль. В пыли явственно отпечатались следы трехпалых лап. Лапы с перепонками на пальцах. Длина шага существа - метра полтора. "Не низенькая будет штучка, - подумал Коре. - Она тут стояла и слушала. Что ей нужно? А ведь окно достаточно широкое, чтобы она могла войти".

Прогуливаясь без дела, Боря зашел на узкую и совсем пустую улочку в незнакомом районе. Район был дурацким, и дома все были дурацкие. Какая-то старуха повесила белье на балконе. В гроб уже пора, а она до сих пор не научилась даже белье вешать. Из трубы идет дым. Тоже еще ненормальные, кто ж так трубы раскрашивает? А вот дом обложен плиткой. Видно, недавно прилепили, но скоро все пообваливается. Ну не умеешь плитку класть, так не берись или меня спроси. Боря поднял с мостовой ржавую железяку и начал отрывать плитку. Пришлось попотеть, но оторвал. Вот, я так и думал. Цемент, конечно, своровали. Думают, что на одном песке будет держаться.

И тут появился старичок.

Старичок нес стул - не старый и не новый, а так себе. Нес в руке, хотя каждому понятно, что надо повесить спинкой на плечо. Даже младенцу понятно. Какому младенцу, даже эмбрион, и тот обхохочется, когда увидит, что так носят стулья.

- А, папаша! - начал Боря.

Старичок, не останавливаясь, прошел мимо.

- Ты меня слушай, старый хрен, - продолжал Боря, - хоть на старости лет умного человека встретил. Дай мне стул, я покажу!

Старичок окинул взглядом пустую улицу, но не смутился.

- Своей жене показывай! - ответил он.

- Ты, я вижу, еще тот дедуля! А ну дай стул! Я таких, как ты, в молодости пачками учил.

Старичок стула не отдал, а Боря не отпустил. Борьба продолжалась в подъезде и до самой двери квартиры. Боря не очень форсировал события, хороший урок ведь быстро не преподашь.

- У тебя портфель есть! - удивился Боря, войдя в комнату. - Так ты даже буквы знаешь! Не пойму, как такого дурака выучили буквам. А теперь сядь, и я тебе покажу. А ну быстро! Прыткий мне нашелся.

Боря отобрал швабру, которой было вооружился старичок, и взвесил оружие в руке. Ничего, немножко ума можно вставить. Старичок шевелил губами, говорил, должно быть. Но Боря не слышал чужих слов. Ухо его было устроено так, что он слышал только себя. Он замахнулся, чтобы ударить, но сам получил такой удар в живот, что пришел в себя, уже уткнувшись лицом в тумбочку.

- Ну ты даешь, дедуля! - удивился он. - Да кто ж так бьет? Это ж была предсмертная судорога инвалида, а не удар. Я когда мамку сосал и то бил сильнее. Щас я тебе покажу.

Но показать ему не удалось. Второй раз он пришел в себя на койке городской больницы. Обе ноги были в гипсе.

- Тебя кто учил так шприц держать? - вяло спросил Боря медсестру.

- Не волнуйтесь, пожалуйста, вы выпали из окна третьего этажа, но все обошлось. Осторожней надо быть в следующий раз. Недельки через две будете на ногах.

- Что она несет! - обратился Боря к воображаемой аудитории. - Да я и с тридцать третьего падал. Падать надо уметь. Если не сумеешь, то упадешь с кровати и убьешься.

И он снова потерял сознание. Четыре часа спустя спичечник Еня взглянул на часы и убедился, что ежедневная партия в теннис уже давно началась, а Боря так и не проходил мимо окон. Он вздохнул с облегчением и снова принялся вычерчивать проект крысоловки. Крысы сидели кучками в углах и смотрели на умельца с уважением.

Вообще говоря, группа ZZZZ не занималась групповым психологическим террором и даже не предполагала заниматься поначалу. Но когда было получено несколько чистых образцов М-кретинов с формой болезни Б03, оказалось, что они прекрасно приспособлены для групповых акций.

М-кретин по кличке Булит был заброшен на один из бывших Японских Островов. Местное население не хотело переселяться и освобождать территорию для Большого Восточного Склада Рыбных Припасов. Строительство склада планировалось только на будущий год, так что дело могло подождать. Но переговоры не дали результата, и Министерство Рыбного Хозяйства попросило поддержки у мастеров психологического террора.

Булит имел форму Б03, что означало маниакальную тягу ко всеобщему (включая и самого себя) уничтожению. Подобную же тягу, но не в таком чистом виде, имели многие диктаторы древности - мало кто из тех деспотов умирал естественной смертью, но они сами к тому стремились. Большинство древних пророков и вождей также болели формой Б03 и также старательно подстраивали собственное уничтожение - под видом борьбы за идею. Булита подготовили идеологически, придав болезни повышенную заразность.

На острове он организовал секту служителей смерти, возглавил ее и объявил себя Мессией. Секта отправляла обряды, вербовала новых членов, заражала их М-кретинизмом по форме Б03 и, как могла, способствовала групповым смертям. Например, один из вновь зараженных М-кретинов, работающий директором кардиологической клиники, приказал перевести послеинфарктных больных на третий этаж, оставив туалеты и столовую на первом. Больные начали умирать как мухи. Пекари запекали иглы в булочки; пожарные раздували огонь, вместо того чтобы тушить; полицейские ловили кого попало и бросали в общие камеры, забыв отобрать холодное оружие или снабдив оным. Родильные дома стали просто закрываться. Смерть расползалась по острову, но это никого не пугало, а многих даже радовало, все новые и новые члены секты служителей смерти выходили на улицы, шли в детские инкубаторы с проповедями, организовывали первичные ячейки. Остров был обречен. Министерство Рыбного Хозяйства выразило удовлетворение и заплатило авансом.

Он вернулся в монастырь, снова прошел по направлению стрелок (стрелки тоже светятся лишь в подреальности, подумал он, в материальном мире они могут быть просто слегка нацарапаны на стене), спустился в подвал. Стоя перед дверью, он вспоминал о словах, когда-то сказанных Кельвином, - о том, что если нарисовать чертика там, то здесь он оживает. А если нарисовать там? Надо будет попробовать, только... Он услышал подозрительный шорох за дверью, но не обратил на него внимания - просто хотел додумать мысль.

... Он очнулся привязанным к кровати. С кровати был сброшен матрас, и стальные пружины больно впивались в тело сквозь рубашку. Кровать была самая обыкновенная, казарменная, пружинная - значит, это место служило лишь для нерегулярных ночевок.

Левый глаз ничего не видел, но, судя по ощущениям, опух и заплыл кровью. Кололо в груди, похоже, сломано несколько ребер. К счастью, справа. Веревка крученая, шелковая. Очень прочная. Ящики шкафа лежат пустые, аккуратно сложенные на столе. Их содержимое выворочено на пол уродливой грудой.

- Ну как? - спросил высокий человек со свиным лицом. Удивительно, но в лице нет жестокости, а ведь это он так меня...

- Не очень хорошо, - ответил Коре. - Могло бы быть и лучше.

- А будет хуже, - сказал человек-свинья. - Где?

- В кармане куртки.

Высокий человек сунул руку в карман и вытащил прибор; посмотрел подозрительно:

- Опять подделка?

- Подделка.

- Нет, врешь, это он. Я так и знал, что сам с тобой справлюсь. А еще говорили, что чемпион. Знаю я таких чемпионов.

Он подошел к столу, положил на стол чемоданчик, открыл и стал копаться.

- Ты что делаешь? - спросил Коре.

- Глушитель надо надеть. Нельзя же без глушителя.

- А кто тебя здесь услышит?

- Никто не услышит. Но с глушителем привычнее.

- У меня еще есть записи.

- Да нашел я твои записи, не волнуйся.

- Там не все, я много держу в голове.

- Врешь. Там столько, что наши ребята обойдутся и без твоей головы. Тем более что в голове сейчас будет дырка.

- Ты уже многих так?

- Четверых.

- Так много?

- Двоих по ошибке. Ваших тут много шляется. Сволочи вы.

Он уже приладил глушитель.

- А прибор все-таки подделка, - сказал Коре. - Женщину вы уже прикончили. Теперь меня. А он ведь не сработает.

- Ты бы не носил подделку в кармане.

- Женщина носила подделку в сумочке.

Человек-свинья засомневался.

- Как включить? - спросил он.

- Я же сказал - подделка.

- Сам заговоришь или помочь?

- Сам, - согласился Коре. - Но он все равно не заработает. Ключ в положение "0". Теперь полоборота назад и на тройку.

- Раскрылся!

- Раскрылся. Но это просто пружина. Ты его все равно не включишь.

- Дальше!

- Дальше набираешь 883, ключ на единицу и два нуля единица на клавиатуре. Если сработает, ты услышишь шум. Но он не сработает.

Коре почувствовал, как поплыла комната, как наполнилась шелестящими звуками, свет стал меркнуть, мерцая. Гул наплывал волнами, казалось, что громче всего звучало пространство за окном. Он очутился в темноте, такой плотной, будто его вплавили в смоляную глыбу. И снова стало светлеть.

Число 883 было его личным кодом. Два нуля единица означало, что он ушел примерно на час в прошлое. Удобное изобретение. Когда-нибудь оно распространится и каждый начнет исправлять свои ошибки, возвращаясь в прошлое. И там же делать новые. Отличный будет балаган. А глаз все так же не видит. Правой рукой можно двигать, но с осторожностью. Если я вернулся на час назад, то сейчас человек-свинья ждет за дверью. Он уверен, что сможет справиться в одиночку. Пусть попробует.

Знакомый быстрый звук за дверью. Сейчас эта свинья стоит и думает, что застала меня врасплох. Пускай думает. Петли двери под правую руку. Это удобно.

Он толкнул дверь и сразу нырнул, уворачиваясь от удара. Затем ударил снизу вверх, локтем. Туша рухнула на пол.

Коре осмотрел комнату. Все то же самое, что и час спустя. Матрас сброшен с кровати, ящики вынуты из шкафа и сложены аккуратной стопкой на столе. Их содержимое валяется на полу.

Он порылся в груде вещей и нашел веревку. Потом перетащил тело на кровать и привязал его. После этого набрал воды и полил тело. Оно открыло глаза.

- Тебя как зовут?

Тело молчало.

- Я спрашиваю имя!

- Паша.

- Так вот, Паша. Тебя разве не предупреждали, что со мной опасно связываться? Тебе разве не говорили, что я чемпион? Говорили?

- Да.

- А ты понадеялся на свою хитрость и на пистолет с глушителем, который лежит в твоем чемоданчике. Правильно я говорю?

- Да.

- Тогда немного полежи связанным. Помолись, если умеешь.

Коре взял чемоданчик и положил на стол. Чемоданчик был с кодовым замком.

- Код!

- Не знаю.

- Сам скажешь или помочь?

- 22-44-66.

Он открыл чемоданчик и взял папку. Кажется, тут все. Действительно, было глупо держать эти записи просто в ящике стола. Всегда надеешься, что ты хорошо спрятался. Никогда не веришь, что это может произойти именно с тобой. Не веришь даже тогда, когда это произошло.

Он сходил в умывальню, взял таз и бросил в него пачку бумаги. Потом выдавил на бумагу два тюбика жидкости от волос. Бросил спичку. Жидкость вспыхнула бесцветным, почти невидимым пламенем. Бумага под огоньком оставалась целой. Значит, ошибся - бумага с этой гадостью горит дольше, чем просто бумага, сгорает медленно, как фитиль у свечи. Ничего подождем. Он снова вернулся к чемоданчику и стал накручивать глушитель.

- Ты что делаешь?

- Глушитель надо надеть. Нельзя же без глушителя.

- Не надо!

- Но почему же не надо? Ты же собирался проделать дырку в моей голове. Теперь я проделаю в твоей. По-моему, справедливо.

- У меня есть деньги! Много!

- У меня тоже. Правда, не много, но хватает. Кстати, о деньгах. Я возьму вот это (в чемоданчике лежали триста современных рублей неизмятыми двадцатками). Возьму как компенсацию за причиненный ущерб. Моральный и материальный.

- Я дам тебе больше!

- Больше мне не надо. Я еще заберу твой пистолет - чтобы было меньше желающих за мной ходить. А тебя я не застрелю, но только при одном условии. Говори сразу - согласен или нет.

- Не согласен.

- Ну тогда я стреляю. Я уже четверых таких, как ты, пристрелил. Правда, двоих по ошибке. Много тут ваших шляется. Считаю до трех. Раз.

- Если я соглашусь, меня все равно убьют.

- Ты еще не знаешь условия. Два.

- Я согласен. Какое условие?

- Простое: когда будешь уходить, то наведи здесь порядок. Ты же вел себя как свинья. Не забудь закрыть дверь и положить ключ под половичок. И еще одно: напомни своим хозяевам, что я сжег записи. В компьютер они не влезут - мы умеем хранить информацию. Теперь все, что им нужно, есть только в моей голове. И не стоит такую голову понапрасну дырявить.

Перед тем как уйти, он перемешал недогоревшие бумаги, и они сразу вспыхнули. Теперь из этой кучки пепла не выудишь ни одной формулы.

Он сжег не все листки. Кое-что нужно было прочесть внимательно. Всего шесть страниц мелкого шрифта. Первое: глотатель. Самое опасное существо, которое может появляться оттуда, из антиреальности. Вся его внешность, характер и характеристики. Как себя вести при встрече с ним. Нападает не сразу, а вначале долго ходит вокруг жертвы. Легко перемещается и в подреальности, и в нашем мире. Спастись нельзя; как только замечены первые признаки преследования, нужно уходить. Но уход тоже наверняка не даст ничего, потому что глотатель пойдет следом. Он будет преследовать тебя до конца. Пока погибли четверо. Двое из них уже после выполнения задания. Второй - целых шесть месяцев спустя. Он плавал в открытом бассейне, вместе с ним плавали еще человек двадцать, которые стали свидетелями происшествия. Глотатель поднялся из-под воды. Он появился в виде головы огромной рыбы. Голова была прозрачна и радужно преломляла свет ламп. (Фотография прилагается.) Он приблизился к своей жертве, открыл пасть и утащил человека под воду. Подводные камеры включили лишь через минуту. Глотателя в бассейне не было. Человека - тоже. Масса - от двухсот до двухсот пятидесяти килограммов. Может издавать звуки, похожие на членораздельную речь. Голос горловой, булькающий. Иногда произносит связные фразы, что определенно свидетельствует о наличии некоторого интеллекта. Легко меняет свою внешность, но одному и тому же человеку предстает в одном и том же облике. Может летать и иногда появляется в образе человека с крыльями.

Невесело.

Кроме глотателя, из антиреальности могут проникать и другие существа, некоторые из них безобидны. Чаще всего замечали птицу, метров шесть в размахе крыльев, которая спускается по ночам, примерно от Плеяд. Птица хорошо видна из подреальности. В реальности ее могут видеть или слышать лишь те особи, которые болезненно сильно переживают сублимированное (платоническое) половое влечение. Также есть сообщения о множественных мелких червяках черного цвета, которые видны только из подреальности.

Агент, прошедший переброс через антиреальность (метод фантома), обычно получает небольшой психический сдвиг. Это объясняется наслоением иррационального на психику. Некоторые начинали без меры пить, некоторые получали фантастические способности к устному счету, некоторые начинали видеть вещие сны. Есть неподтвержденное сообщение о том, что агент сумел перемещать мелкие предметы усилием воли. Феномен активно изучается поэтому каждый агент, перемещавшийся в антиреальности, обязан по окончании задания пройти полное психологическое обследование.

А вот и фотография. Знакомое лицо. Кошмарная женщина, торговавшая пластиковыми шоколадками. Продававшая их только по четыре. Гений чистого уродства. Зовут Березухой. Это не может быть совпадением. Значит, этих старух было две: первая, погибшая в Ыковке, была специально заражена, вторая до сих пор жива и используется как источник заразы.

Итак: Березуха. М-кретин. Базовая форма. Стадия болезни критическая, близкая к смертельной. Больна от рождения. В феврале 2095-го от нее получены возбудители М-кретинизма, целых шесть вариантов заболевания. Охраняется, как единственный природный источник болезни. Как эталон М-кретинизма. В мае 95-го путем прямого заражения от донора был получен первый М-кретин женского пола, также названный Березухой. Затем еще пятеро. Очень ценный естественный банк возбудителей М-кретинизма. Охраняется специальной службой. При малейшей угрозе ее жизни вызывается служба охраны.

Вызывается служба охраны - это именно то, что нужно.

За стеной раздался стук и крики. Женщина вздрогнула.

- Там у вас кто-то живет? - спросила она. - Я думала, что там никого нет.

- Там живет тварь по имени Березуха, - ответил худенький молодой человек в очках. - Такого чудовища еще свет не видывал. Если бы я описал эту женщину в точности такой, какая она есть, то никто бы не поверил мне не поверил бы, что такое создание может жить на свете. Поэтому я смог бы ее описать лишь приблизительно. Не существует, я думаю, тех точных красок или точных слов, которые бы смогли передать точный ее образ. Но лучше не будем говорить об этой гнили.

- Не будем, - согласилась женщина.

Крики за стеной поутихли.

Эта старуха была воплощением зла, во-первых. Но не такого воплощения, каким представляют, например, дьявола - она была воплощением маразматического зла. Во-вторых, она была сумасшедшей. Она всегда была сумасшедшей, еще с детства. Но в детстве она еще могла сойти за нормальную, хотя уже тогда любила воровать что ни попадя и устраивать мелкие подлости (неспособная на крупные); тогда она была только полусумасшедшей. Но, прожив до шестидесяти лет в одиночестве, одна в четырех стенах, она полностью утратила представление о нормальных людях. Она стала считать нормальной только саму себя. Я есть человек совершеннейший. И все, что я делаю, это, как минимум, божественно.

С каждым годом она углублялась в свое сумасшествие, и чем более сумасшедшей она становилась, тем более низкими и ничтожными казались ей другие люди. Вы есть люди мерзкие и подлые, но все же достойные созерцать меня и мое величие, - созерцайте же его снизу.

Человек не может жить один. В любом случае он сходит с ума. Но здесь сходил с ума уже сумасшедший человек, и сумасшествие оказалось, так сказать, в квадрате. Но так как человек не может жить один, Березуха была довольно общительной дамой. Она в свои шестьдесят лет считала себя красавицей (хотя и в шестнадцать была уродом с выпученными глазами и огромной нижней челюстью). Она нацепляла короткую юбку, красилась различными отвратительными мазями и присыпками, надевала еще немало вещей, которые, по ее представлению, были хорошими или красивыми, и выходила во двор, или на улицу, или на лестницу обсуждать различные проблемы. В области различных проблем она считала себя высшим судией. Например, она знала, что коты не едят рыбы, а едят только кошки, а если кто-то заговаривал о металлических изделиях, то бросала следующую истину: "Ну не при мне вам об этом говорить. Я ведь металлург".

Так как она за всю жизнь не прочла ни одной книжки и не поговорила ни с одним умным человеком более десяти секунд, то естественно, что ничего умного она сказать не могла. Но из-за своего более чем полувекового одиночества она развила в себе страсть к беседам и человеческому общению. В результате от нее было трудно отвязаться. Ее нужно было обозвать идиоткой, дебилкой, сумасшедшей, что, по правде сказать, соответствовало действительности на все сто процентов, и только после этого она отставала, но не полностью и не тихо - просто удалялась на небольшое расстояние и начинала бушевать: орать и нападать на все вокруг и крушить все вокруг с той силой, которая в ней еще оставалась. К счастью, силы оставалось не так уж много.

Сейчас Березуха сидела в своей комнате и дрессировала котов: учила их ходить маршевым шагом. Комната была небольшой, очень облезлой, так как не ремонтировалась со времен приблизительно последней войны; пол не красился с тех же времен. Он состоял из голых досок с рудиментами древней краски, в основном у шкафов и под стенами. Шкафов было два - один для одежды, другой с книгами. Ни одну из книг Березуха не прочла, потому что читать она не умела. А даже если и знала буквы в детстве, то за пятьдесят лет одиночества она их забыла.

Разводить котов и кошек она начала несколько лет назад - опять-таки из-за одиночества, которое неудобно даже сумасшедшему.

Коты тоже понимали, с кем имеют дело, поэтому не особенно старались слушаться. Сейчас Березуха построила шестерых котов в ряд и приказывала им маршировать. Коты, естественно, не двигались. В дальнейшем все непечатные слова, произнесенные Березухой, я буду обозначать точками.

- ... вперед ... ... ... ... ... ... ...!

Недоумение.

- ...! ...! ...!

Недоумение и разброд.

- ..., ...!!!

Ряды котов распались.

- Ах вы ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... вы ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...!!! Я вас ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...!!!

Коты разбежались по комнате.

Двое самых любимых ее созданий, Васька и Джина, стали заниматься любовью. Березуха взглянула на них и начала орать. Говорить нормально она не умела. Она орала монолог о том, как стыдно должно быть матери заниматься любовью с собственным сыном. Но Васька слушал и продолжал. Действительно, ему должно было быть стыдно, но коты и кошки плохо понимают значение таких отвлеченных понятий, как стыд.

Оторвав одного от другой, Березуха посадила их на стол. На столе они не расстроились и переключились на поедание запасов из тарелки. Тарелка на весь дом была одна: из этой же тарелки ели все коты, все кошки и сама Березуха тоже. Обычно они ели одновременно, по-семейному.

Кроме книг, в комнате был еще один культурный предмет - это фотография самой Березухи, щелкнутая дет двадцать назад, где она, по ее мнению, лучезарно улыбалась, но уже тогда было видно, насколько она уродлива. Сейчас же ее уродство не поддавалось никакому описанию.

Периодически Березуха стучала шваброй в стену и что-нибудь кричала. Это делалось для того, чтобы показать, кто здесь в доме хозяин. Она стучала во все стены по очереди. Иногда она стучала даже в ту стену, за которой никто не жил. Это она делала из очень хитрых и очень, как ей казалось, умных соображений: если бы за той стеной появились воры или какой-нибудь новый человек, то человек обязательно бы отозвался на стук и Березуха знала бы, что кто-то там есть, и приняла бы свои меры.

Какие бы меры она приняла, трудно сказать. Во всяком случае, в ее комнате был еще один предмет, специально предназначенный для принятия мер: большой железный прут с резиновой рукояткой. Прут имел примерно метр двадцать в длину и четыре килограмма веса. Этим прутом она собиралась отбиваться от грабителей или от насильников. К счастью, ни грабители, ни насильники до сих пор не заглядывали в ее квартиру.

Итак, Березуха постучала прутом в стену и подождала реакции. Реакция последовала.

- ...! - сказала Березуха.

За стеной кто-то снова заговорил.

- ...!!! - закричала Березуха победно и бросилась в бой с прутом наперевес. Она вбежала в соседний подъезд, взбежала на лестницу (трудное счастье военной борьбы придавало силы) и стала колотить прутом по дверям. Двери были заметно непрочны. Ударив трижды, она лишилась предпоследних сил, а последние решила растратить на ежедневную ораторию. Нечленораздельно оря, она прошла через двор, поднялась по лестнице, распугала полчища тараканов и вошла в двери. В дверях она получила легкий удар в висок и без чувств повалилась на пол.

Пристукнув кошмарную женщину, Коре подошел к шторе и вытер руку. Прикосновение к ее телу было невыразимо противно. Он потер руку еще раз, и гнилая штора оборвалась. За шторой был микрофон. Микрофон службы охраны.

Коре пришел сюда, чтобы встретить своих. Найти кошмарную женщину было делом простеньким для профессионала. Если служба охраны активируется при любой угрозе жизни М-кретинки, то стоит кретинку чуть повредить - и ты встретишь своих. Конечно, они придут не с добром. Но любое недоразумение можно уладить. Наконец-то реальная возможность контакта.

Он обыскал всю комнату, но нашел лишь несколько микрофонов. Ни одной камеры. Похоже, они ориентируются только по звуку. Березуха валялась посреди пола, с виду совсем дохлая. Но Коре умел правильно бить - кретинка обязательно очнется.

- А теперь я ее зарежу, - сказал он и щелкнул пальцами. Пусть гадают, что это был за щелчок. - Нет, не теперь. Вначале будем пытать электричеством. Как ты думаешь? - спросил он сам себя. - Нормально. Будем, - сам себе ответил.

Если служба охраны не спит, она быстро будет здесь. Ребята должны быть где-то поблизости. Остается ждать. В таких случаях приходят втроем. Двое слишком мало. Четверо - слишком привлекает внимание. Их будет трое - трое одинаково одетых мужчин высокого роста.

Он сел на ободранный стул и посмотрел на тело, лежащее перед ним. Историческое тело. Из крови этой старухи семь лет назад впервые выделили возбудитель совершенно новой болезни. Новой и старой. Болезни, которую носит в себе почти каждый. Каждый, кто хотя бы раз в жизни получал удовольствие от разрушения и зла. Я тоже. И все, кого я знаю, - тоже. Разница лишь в степени: как легкий насморк и тяжелая ангина. Ангина у нее, насморк - у всех нас.

За окном послышались голоса. Коре встал и подошел к окну. Мертвое корявое дерево со сломанной верхушкой мешало смотреть. Ага, вот они, показались.

Их было семеро. Трое и четверо. Четверо чужих. Трое пытались пройти, но четверо не пускали. Один из четверых показал значок и скомандовал что-то. Повелительный жест. Один из троих бросился к воротам и был вполне профессионально сбит с ног. Еще двоих скрутили и ткнули лицом в грязь. Коре прыгнул через подоконник и повис на дереве. Сухая ветка обломилась, и четверо повернули головы на звук. Один из них выхватил пистолет и быстро выпустил три пули в затылки лежащих. Четверо побежали к воротам.

- Споткнись! - крикнул Коре вдогонку.

Один из четверых споткнулся, перекатился через голову и быстро, как мячик, подскочил. Еще секунда - и четверо исчезли.

Трое своих лежали в грязи. Все происшествие заняло секунд тридцать, не больше. Их ждали здесь. Они были готовы. Значит, они засекли и меня. Засекли, но не тронули. Может быть, они уже давно меня вели. Они знают, что против меня нужно что-то большее, чем пуля в затылок.

Он поднял голову к квадратному белому клочку неба, освещавшему архитектурный колодец. Начали открываться окна на верхних этажах. Кто-то что-то кричал. Все стены в трещинах. "Чтоб вы все обвалились!" - тихо сказал он, и стены начали плыть. Крякнула и осела наружная стена; стена слева стала вдавливаться вовнутрь, и за нею послышались крики; провалилось подвальное перекрытие; упал кусок шифера. "Нет, не нужно, - сказал Коре, не нужно". Над колодцем все так же горел квадрат неба с мутным растаявшим солнцем в углу.

В комнате бабки Березухи горел свет. Свет выбивался из щели под дверью и освещал порожек. Свет лился и из окна, прямо на сухое корявистое дерево с дуплом. Дерево было красным, потому что свет имел необычный оттенок. Если бы кто-нибудь заглянул в окно, он бы увидел странную картину: бабка Березуха сидит на корточках, взобравшись на сундук, а на полу валяется уйма дохлых кошек. Если бы кто-нибудь пригляделся, он бы увидел еще одну фигуру в том углу, что дальше всего от лампады (милая старушка стала богомольна в последний год).

Черная фигура сидела на корточках в углу и время от времени разевала пасть. В пасти торчали шесть длинных и тонких зубов, каждый величиной с шило. Топорщились усы. Длинные загнутые пальцы ног поскребывали пол. Даже сидящий глотатель был выше среднего человеческого роста. Впрочем, он был коротконог и короткорук. Он пришел сюда по вкуснопахнущему следу человека и задержался, встретив родственную душу.

Из-за большой пасти глотателю было трудно говорить. Слова получались булькающими и горловыми.

- Добрый, добрый вечер, - сказал он, стараясь говорить внятно.

Из-за малого ума Березухе тоже было трудно говорить. Орать она умела, а говорить почти разучилась.

- Ага, - сказала она.

- Приятно, очень приятно, - продолжил глотатель.

Он видел Березуху насквозь. Он видел, что вместо мозга у нее копошится клубок черных червей, и ему действительно было приятно. Такой же клубок червей он имел в собственной голове.

- Приятно, - ответила Березуха и поудобнее села на сундуке.

- Прошу прощения за кошек, - сказал он и хлопнул крыльями, как летучая мышь.

- Кошки мои, - сказала Березуха.

Глотатель открыл пасть и промолчал. Он хорошо знал, что при его приближении всякие мелкие существа сразу мрут, ничего не поделаешь, а крупные, вроде людей, испытывают сильные боли, сердцебиение, тошноту или просто страх. Некоторым так плохо, что теряют сознание. Но выразить такую мысль на человеческом языке было выше его сил.

В тот раз Оксана почувствовала национальную гордость во время конкурса русских девушек. В конкурсе победила угрюмая плотная девушка, похожая на коня, а Ната Бяцкая заняла второе место. И снова произошло два несчастных случая: одну из участниц затоптал конь, а вторую привалило бревном в горящей избе. И снова это не омрачило национального ликования. Второй раз она почувствовала нацгордость, читая статью в последних отеческих указаниях "О нацгордости каждого сознательного патриота".

Она быстро привыкла к следилке, даже не за несколько недель, как обещал Ярослав, а всего за несколько дней. Сейчас ей даже доставляло удовольствие раздеваться или размышлять вслух перед следящей камерой - она чувствовала, что ничего зазорного в формах ее тела или в выражении ее мыслей не было. Приятно ощущать себя частью великой силы, а еще приятнее ощущать себя частью величайшей - если бы не так, то все вожди надорвали бы себе связки от глупого крика, а надорвав связки, смутились бы и разошлись по домам.

Теперь ее обижало то, что Ярослав в своих беседах с нею не выказывает должного уважения к национальным приоритетам; она как-то раз сказала об этом сыну - сын удивленно посмотрел на нее и начал выказывать уважение. С этого дня их отношения стали более формальными. Но сейчас Оксана уже не ощущала такой потребности в сыновней любви - ее начинала согревать любовь несравненно более сильная.

Испортились и ее отношения с мужем. Мужа звали Левиком, а его бабушка была еврейкой. Конечно, Оксана не могла простить Левику, что он скрыл этот факт, беря ее в жены. Да и Ярослав теперь оказался не совсем чистопородным русским. Когда женишься, не только о себе нужно думать, но и о детях. И картошка кубиками ей надоела не потому, что кубиками, а потому, что картошка. Теперь Оксана собственноручно покупала на базаре дорогущие полбу, брюкву и репку и даже научилась эти овощи готовить.

Однажды она возвращалась с базара переулком Великих Свершений и была встречена тремя молодыми людьми в форме НС (нацсамооборона). Мальчики - им было лет по семнадцать - попросили ее прочесть наизусть стихи Пушкина. Оксана вспомнила стихотворение про памятник и начала читать, но забыла третью строчку. Мальчики нахмурились и сжали руки на рукоятях резиновых дубинок (дубинки были обязательной деталью формы, а грозное нахмуривание бровей специально вытренировывалось на самоподготовке).

- Я про памятник забыла, я вам другое расскажу, - сказала Оксана и увидела звериную радость в глазах мальчиков. Почему мы так несправедливы к зверям?

- Ты слышал, что она сказала?

- Я думал, мне это показалось!

- А как же, она сказала "про".

- Ах ты малоросска... чая!

- А что, по-русски "про" не говорят? - удивилась Оксана. Она смутно помнила школьные наставления о том, что по-русски говорят "о".

Мальчики вытащили дубинки и окружили ее кольцом.

- Я у Пушкина "про" читала! - закричала она.

- Ты Пушкина не трожь! Я за Пушкина тебе ремни из спины резать буду!!! - входил в истерику белобрысый мальчик с мутными глазами и с голубой лентой на лбу.

"Надо же, как он поэзию любит!" - подумала Оксана.

- А правда читала! - снова соврала она.

Спор окончился тем, что мальчик сбегал в ближайший киоск и купил том Пушкина. Довольно скоро обнаружилось, что Пушкин действительно иногда пишет "про". Мальчики из НС смутились и предложили проводить ее до дома. Она не отказалась от предложения.

По пути они вежливо и даже чуть церемонно беседовали о национальных вопросах, о литературе и, в частности, о Пушкине. Прощаясь, белобрысый мальчик с мутными глазами и голубой лентой на лбу сказал:

- Все же зря Пушкин писал "про". Ему повезло, что он жил в то время. Если бы он жил сейчас, то наши ребята бы ему за это "про" ремней бы из спины нарезали.

Приближалось утро первого сентября (в этот день они договорились встретиться с Коре), Оксана уже начинала скучать - все же немало вместе пережили, да и Левик ему не чета. Она хорошо знала то место, где они договорились встретиться: то был пригородный санаторий "Ракитный". Минут пятнадцать езды на электричке. Пригородная электричка к санаторию в этом мире оказалась бесплатной, это приятно удивляло.

Оксана прошлась по полупустым вагонам. В каждом из вагонов была всего одна следящая камера. "Это возмутительно, - подумала Оксана, - неужели нельзя было хотя бы чуть-чуть постараться? Ведь с одной камерой особенно не последишь". Зато микрофоны оказались у каждого сиденья, окрашенные зелеными квадратиками.

Электричка тронулась, и сердце Оксаны сжалось от тоски. От тоски зыбкой, отчетливой и приятной. Мимо окон медленно шли серые поля и овраги с шапками тумана, две механические вороны летели параллельно, похожие на истребители с вертикальным взлетом и машущими крыльями (такие истребители Оксана видела вчера по телевизору, сообщалось, что это последнее достижение национальной технологии), ехала телега, мелькали быстрые названия пригородных станций - на таких же обшарпанных белых щитах, как и в прошлой, ненациональной, жизни. Глядя на все это, Оксана ощущала ностальгию по жизни столетней давности: последний раз она проезжала по этой линии почти век назад, в начале октября. Тот октябрь был солнечным, сухим и по-мужски нежным - солнце касалось твоего лба, и хотелось закрыть глаза, и чувствовалось, что это ненадолго, что это всего лишь опоздавшее бабье лето, что скоро наступят холода и слякоти - и все же так хотелось продлить минуты...

Она снова заметила человека в темных очках и с большим портфелем: этот человек уже дважды встречался ей за сегодняшнее краткое утро. "Может быть, я ему нравлюсь?" - подумала Оксана и, чтобы проверить предположение, перешла в следующий вагон. Пару минут спустя сюда же переместился и человек в очках.

"Интересно, каков он будет без очков? - подумала Оксана. - Если он выйдет со мной на одной станции, то я обязательно это узнаю".

Незнакомец действительно вышел на станции "Санаторий "Ракитное". Оксана сразу узнала белые ворота и забор санатория (построен годах в тридцатых позапрошлого века) и вспомнила, что, кроме ностальгии по собственной молодости, она всегда имела еще и тихую ностальгию по молодости своих родителей и бабушек - ностальгия была тихой, но постоянной, как звук, которого не замечаешь, привыкнув, но изредка обращаешь на него внимание. Оксана всегда останавливалась перед зданиями тридцатых или пятидесятых годов, любила читать добрые книги об этом времени, любила слушать рассказы завирающихся стариков. Какая-нибудь фигурка в парке, даже женщина с веслом, поставленная лет сорок до ее рождения, обязательно заставляла ее остановиться. Действие самых счастливых снов Оксаны обязательно происходило тогда же - в пору молодости родителей и бабушек. Может быть, поэтому она и приняла так быстро нацидею - ведь все национальное сперва смотрит в прошлое, редко смотрит под ноги и воображает нереальное будущее - а потому напоминает человека, который спускается с горы, пятясь.

Она остановилась перед воротами санатория - перед воротами, поставленными годах в тридцатых. Как спокойно здесь дышится... Как блестит под солнцем поле гороха... Разве может быть так хорошо где-нибудь в чужих краях? "То березка, то рябина, куст ракиты над рекой", - тихо напела она и подумала, что березку и рябину она знает, а вот ракита всегда оставалась для нее только словом - зато каким словом! Она открыла глаза и не увидела ни горохового поля, ни березки, ни ракиты. На песчаном поле ровными пирамидками лежали кучи прессованного мусора. Одна из куч дымилась. Она обернулась и заметила, что человек с портфелем и в темных очках разговаривает с уборщиком. Вот разговор закончился, человек с портфелем пошел обратно к станции, уборщик взглянул на Оксану и остановился, чтобы достать из пачки сигарету. "Ну и пусть! - решила Оксана. - Подумаешь, мало ли на свете мужчин, которым я нравлюсь".

Ярослав давно заметил перемену в матери, но не понимал причину этой перемены. После того как однажды мать отругала его за неуважение к нацтрадициям, он затаился и стал ждать. "Это все не может быть просто так, - думал он, - скоро обязательно что-то случится". Так их учили в добровольном кружке юных следопытов (кружок со стопроцентной посещаемостью): если человек быстро меняет свое отношение к нацидее, безразлично, в какую сторону, то этот человек либо притворяется, либо притворялся раньше. Еще их учили, что такой человек никогда не меняет свое отношение без причины - чаще всего он собирается совершить преступление против нации. Учили в кружке и тому, как выслеживать людей, готовящих преступление против нации. Учили прятаться, неслышно передвигаться, читать слова по движению губ, отгадывать мысли по выражению глаз, учили отрывать воротник шпиону при поимке - шпионы всегда имеют таблетку цианистого калия, зашитую в воротнике. На кружке даже выдавали простейшие приспособления для выслеживания и учили изготавливать такие приспособления самостоятельно.

В это утро, когда мать ушла из дому, якобы прогуляться по городу, Ярослав отправился за ней. Он проследил ее до самого вокзала и был разочарован, потому что на вокзале шпионская встреча не состоялась. Второй шпион был мужчиной лет сорока, в темных очках и с портфелем, - он неотступно следовал за матерью. Впрочем, Ярослав сейчас уже сомневался в том, что идет за настоящей матерью. Похоже, что ее снова подменили.

Женщина, напоминающая мать, доехала до санатория "Ракитное", причем без видимой причины пересела по пути из одного вагона в другой. На кружке Ярослава учили, что если человек делает что-нибудь без причины, то он имеет причину скрывать свои причины - и по причине этого может причинить ущерб национальным приоритетам. Достаточная причина, чтобы на такого человека донести. Но Ярослав решил действовать самостоятельно.

После высадки из электрички встреча шпионов снова не состоялась: женщина подошла к воротам санатория и остановилась. Постояла, обернулась. Судя по движению губ, она напевала национальную песню. Это могло быть паролем. В это время Ярослав прятался за кучей мусора.

Второй шпион передумал идти дальше - он передал эстафету третьему шпиону, переодетому в одежду уборщика. Ярослав все больше убеждался, что встреча шпионов не состоится: уборщик был заинтересован в том, чтобы женщина не обращала на него внимания. Он тоже следил. Дело-то оказалось гораздо интереснее.

Женщина прошла по аллее и стала спускаться к условному пляжу у высохшего пруда. У пруда как раз и заканчивался кусок искусственной речки, протекавшей через Ыковку. Вдоль дороги стояло много маленьких деревянных домиков и деревянных крепостей в древнерусском духе; Ярослав прятался там. Не зря он имел значок второй степени за особые успехи в изучении национального дела - прятаться и выслеживать он умел превосходно. А вот женщина была непрофессиональной шпионкой, она никогда не изучала национального дела, так решил Ярослав. Значит, не наша.

Спустившись к пляжу, женщина села и принялась скучать. Проскучав около получаса, она вздрогнула и огляделась по сторонам. Рядом никого не было.

- Где ты? - спросила она и, похоже, получила ответ.

Ненастоящий уборщик убирал в стороне и время от времени смотрел на женщину. Ярослав подкрался и выстрелил из трубочки. В трубочку была вставлена игла с пьяной капсулой. Иглу с капсулой им выдали на кружке. Яд, который содержался в капсуле, вначале расстраивал координацию движений жертвы, потом усыплял. Внешне это было похоже на сильное опьянение. Жертва оставалась без сознания несколько часов. На следующий день яд полностью распадался или выводился из организма. Говорили, что он почти безвреден. Ядом пользовались во время национальных игр, чтобы приблизить обстановку к боевой.

Уборщик сделал несколько неуверенных взмахов руками, сошел с мостков и упал лицом на песок. Все произошло вполне спокойно и мирно. Выстрел на оценку "отлично". Ярослав взял сумку уборщика. Как он и ожидал, в сумке оказалась аппаратура дистанционного прослушивания.

Женщина встала и пошла в сторону от пляжа, вдоль пруда. Она шла одна, но разговаривала. Ярослав ясно слышал все, о чем она говорила.

Маленький Итя ничего не сказал. Главная особенность его речи заключалась в том, что он никогда ни о чем не говорил с мужчинами, но с женщинами становился не в меру разговорчивым - как будто молчанием накапливал слова впрок, для более приятных дел.

Большой Итя чесал указательным пальцем горло - изнутри.

Шишка просто скучал.

Паша достал бинокль и стал вглядываться в даль. Даль смутно белела сквозь голые стволы деревьев. Половина четвертого, но еще совсем светло.

- Она входит в дом.

- Значит, по делу идет.

- Какие у нее тут дела?

- Что-то надо.

- Как же будем брать?

- Будем брать не сейчас. Сейчас готовимся.

- А, смотри, какой забор. Вдруг они нас ждут? Это ж почти как крепость.

- Готовимся к штурму укрепленной позиции.

И они принялись готовиться к штурму укрепленной позиции. Начало штурма решили отложить до четырех часов дня.

* * *

На опушке лежали четверо людей с автоматами, лежали в тени, в ложбинке, лежали и шептались. Вот двое привстали и двинулись вперед, пригнувшись, быстрыми мелкими шагами. А вот еще двое за ними пошли.

Было без пяти четыре.

- Мне уже ничем не поможешь, - сказала Оксана, - если хочешь уходить, то уходи сам. Все равно мне уже, совсем все равно. Уйди, я здесь умереть хочу.

Она представила плачущего мужчину у постели с мертвой прекрасной принцессой и порадовалась его слезам. Принцесса лежала на белой несмятой простыне, и лицо ее было покрыто фатой. Почему фатой? - спросите вы. Потому что все женщины думают об одном и том же.

С утра и до самого полудня у нее немилосердно болела голова, Оксана чувствовала, что ее руки и ноги больше похожи на вареные сардельки, чем на нормальные руки и ноги.

- Тебе совсем плохо? - спросил Коре.

- Да. Кажется, я надышалась этим отравленным воздухом.

- Точно. Но проблема в том, что здешние люди как-то приспособились к этому воздуху, а ты не можешь. Может быть, они пьют лекарства?

- Я все равно хочу остаться здесь, - сказала она, - здесь, пусть даже в мертвой пустыне.

Оксана представила мертвую пустыню - что-то вроде пустыни Сахары, но не в желтых, а в черных тонах, и вместо верблюдов бредут вереницей белые привидения, бредут, держась за руки, первое почему-то с веревкой на шее, а конец веревки оборван и расплетается, - представила и приготовилась расплакаться. В первом привидении она узнала себя, и себя стало ужасно жаль. Над пустыней летела, скользя, громадная черная птица, и ее тень быстро изламывалась на пепельных полукруглых барханах.

- Значит, такая у меня судьба - умирать молодой, - сказала Оксана, - я всегда замечала, что Бог меня не любит. Ты меня поцелуешь на прощание?

Она представила собственный гроб, обитый синей материей, и цветы на его крышке, море цветов, но все почему-то темно-красные пионы. Пионы Оксана не любила. И доброжелательный голос слева от гроба, в головах: "Он все же успел поцеловать ее на прощание"

Бахнул выстрел, и штукатурка обвалилась с потолка. Начинался штурм. Запахло настоящей войной. Хотя Оксана видела войну только по телевизору и в кино, она точно знала, что война пахнет и выглядит именно так: счастливое небо, счастливое солнце в небе, счастливое лето, когда только отдыхать и загорать под счастливым солнцем, - и пуля, пролетев у твоего виска, тупо долбит штукатурку, а штукатурка пахнет войной.

Боря Бульдозер забросил удочку, и лесу сразу же потянуло.

- За траву зацепило, - сказал Еня с кислым выражением лица. Еня не выспался; с самой полуночи у Ени ныли зубы, причем ныли все четыре золотые коронки. Утром Еня посмотрел в зеркало и увидел, что десны распухают, а у коронок приобрели синеватый неживой оттенок. Плохо дело, подумал Еня, но решил пока не обращаться к дантисту. Дантистов Еня боялся.

- Это у тебя может зацепить, а у меня рыба клюет, - уверенно сказал Бульдозер.

Лесу дернуло еще сильнее, и механическая рыбка величиной с ладонь затрепыхалась на крючке. На хвостике рыбки четкий номер, для лотереи: 43674310.

- Ты что это? - спросил Еня.

- Что-что! - ответил Боря Бульдозер и поправил повязку. - Да тут ловить - нечего делать. Я тут ведро наловлю за полчаса. Главное - правильно магнит насадить. Ты смотри, как я насаживаю, и поучись. Вот сюда надо насаживать, так крючок лучше входит. Не было тут у вас настоящих рыболовов, чтобы вам класс показать!

- А что ж ты сам плохо показывал? - спросил Еня и присел на колоду вдруг закружилась голова и застучало сердце: бух-бух-бух, медленно и сильно, как молотком по груди. "Никогда такого не было, неужто когда-нибудь все умрем? Неужто и ко мне тоже подбирается? Неужто я такой же, как все?... Нет, не может быть, со мной особый случай, я так хочу жить, и я такой живой... А ведь еще недавно... Нет, двадцать лет уж прошло..."

Бух-бух-бух - ответило сердце и вроде даже замерло на несколько секунд. Еня увидел, как снялась с ветки черная птица и перелетела на другую ветку, пониже. "Что-то совсем плохо мне..."

Черную птицу он разглядел так подробно, что засомневался в своем здравомыслии: большая, с четырьмя лапами, кроме крыльев, глаза горят желтым, а пасть на все лицо. Полетела куда-то. Не за мной, значит.

Глотатель поднялся над рекой и сделал круг в полосе тумана. Там, где он пролетал, прекращалась всякая жизнь, даже механическая. Замолкали лягушачьи голоса, падали мертвыми электронные стрекозы. Люди чувствовали, что смерть дышит им в лицо.

- А перед кем тут стараться? - говорил Бульдозер. - Ты ж все равно ничего не поймешь. Да вот так, я сказал, насаживай, вот так! Ничего не можешь сделать.

- Ты не видел, что-то полетело? Птица не птица? С большими зубами.

- Мерещится тебе спьяну.

- Бессовестный ты, Боря, - сказал Еня, - не видишь, что ли, плохо мне.

- Да у меня совести на троих таких, как ты, хватит. Я бы своей совестью со всем поселком поделился, да не возьмут, - сказал Бульдозер. Вот садись и лови. И нечего мне про совесть говорить.

Еня вытащил рыбку в полторы ладони величиной.

- Вот послушался меня и поймал, - сказал Боря.

Через двадцать минут Еня имел двадцать рыбок в ведре, а Боря Бульдозер четыре.

- Слушай, - сказал Бульдозер. - Мне это все не нравится. Видишь, и лягушки молчат. Просто так они бы не молчали. Это с рыбой что-то произошло. Вон дохлые плывут. Наверное, завод выпустил отраву. И ты какой-то кислый. Отравился, что ли? Я бы на твоем месте не брал этих рыб.

- А я возьму, - сказал Еня обиженно.

- Не советую. Я когда не советую, знаю, что говорю. Я однажды такую рыбу поймал и три дня потом мучился, болела печень. Я же ее правильно ловлю, а она идет на твой крючок, а не ко мне, значит, она больная.

Еще через десять минут он встал:

- Ты как хочешь, а я ловить не буду. Я не хочу умирать молодым. Ну где ты видел, чтоб в Хворости так рыба клевала?

Он оставил хворого Еню на берегу и пошел обратно, обходным путем через лес. По дороге он раза два забрасывал удочку, в разных местах, и сразу же клевало.

- Ой, не к добру это! - сказал он сам себе и пошел в сторону моста, чтобы половить еще и там.

Примерно в километре от моста, во влажной ложбинке - там, куда Хворость по утрам напускала туману, и там, где пластиковые камыши выше головы выросли, хоть и не на болоте, там, где мальчик Петя видел однажды призрак протопопа Аввакума, и там, где по весне одна из Березухиных кошек чуть не утонула в луже, убегая, - там он наткнулся на зеркальную машину. Дверь машины была открыта. Замок на двери сломан.

- Эй! - крикнул он. - Эй, ребята, вы что!

Ребята не отозвались.

- Не, ну это же несерьезно. А если кто угонит?

В Ыковке такой машины не было, это Боря Бульдозер знал точно. Совесть зашевелилась в груди, предчувствуя, что сейчас ей придется туго.

- Ну, так вы ж, ребята, сами виноваты, - сказал он и взялся за ручку.

Дверца открылась. Но в камышах послышался подозрительный шорох: не звериный и не человечий - а так, будто твоя совесть пугает тебя напоследок, перед тем как уйти от тебя насовсем. Особенный шорох такой, жалостный. Не трогай, братец Борисушка, бессовестным станешь. "Ну тебя! - подумал Боря, обращаясь к совести. - И так замучила, проклятая, отстань". И он заглянул в машину.

- Ого! - сказал Боря, который всегда слышал только сам себя и посему с одинаковым удовольствием говорил и с кем-то, и с пустотой. - Тут у вас, ребята, целый арсенал. Вы не обижайтесь, если я что-нибудь возьму. Вот эти денежки, например, возьму, и из оружия что-нибудь... А денежек могли бы и больше оставить, скупердяи несчастные.

Он взял в руку коротенький автомат неизвестной ему системы и прикинул вес:

- А ничего штучка! Вы, ребята, видно, воевать собрались.

Он приметил, в какую сторону ведут следы (следы были ясно видны на мокрой глине); приметил и пошел в противоположную сторону. Не доходя до моста, он остановился - его мутило. Он оперся ладонью о коряжистую иву и целую минуту стоял нагнув голову. Потом распрямился.

Что-то зашуршало в орешнике. Боря выпустил неожиданную оглушительную очередь, и на дорогу выскочило что-то решетчатое, похожее на стремянку, существо быстро сгибалось и разгибалось, стараясь поскорее сбежать: не понравились ему Борины пули. А, зверей развели!

- Что-то плохо, ребята, - сказал он, - совсем плохо. И рыба сдохла. И мы все скоро посдыхаем. Я же говорил, что нельзя ее брать.

Он выплеснул рыбу в Хворость и нетвердой походкой пошел к мосту. У моста его отпустило, и он даже пожалел о том, что выбросил рыбу. Автомат он спрятал за пазуху.

- Еще кто-то стреляет, - сказал Коре.

- Еще кто-то стреляет, - сказал Паша и опустил автомат. - Это где?

- Это в лесу, там, где ты бросил машину, - ответил Большой Итя. Штурм отменяется. Я говорил отремонтировать замок на двери? Что это за машина, если каждый идиот в нее может залезть?

- Из моей пушки пальнули, - сказал свиноподобный Паша. - Я сам с ним разберусь. Пойду вперед.

И он пошел вперед. В этот вечер Боря Бульдозер не вернулся к жене. Следующим утром нашли его полузатонувшее тело.

У тела вились глупые блестящие киберрыбки.

- Нет, я не поеду, - сказала Оксана, - я пришла сюда только для того, чтобы тебе это сказать.

- Неужели только для того?

- Нет, мне еще хотелось встретить тебя разок. Но ты не много о себе думай. У меня здесь есть муж и сын. Муж, положим, не большое сокровище, но сына я не хочу терять. Вот еще и поэтому я отсюда не уеду.

- И ты не боишься всех здешних уродств? Одна следилка чего стоит!

- Следилка, между прочим, вполне практичная вещь. Она заставляет не расслабляться и следить за собой. Ничего плохого я в ней не вижу. Ты просто не умеешь понять отвлеченную идею или злишься, что эту идею придумал кто-то другой, а не ты.

- В таком случае нам не о чем больше разговаривать. Но ведь если я уйду, то мы больше никогда не встретимся. Тебе не жаль расставаться навсегда?

Оксана задержала взгляд на зеленой небесной глади. Пахло прелью скоро осень - и песком, накаленным на солнце, но лето еще в разгаре.

- Нет, не жаль. Понимаешь, я здесь нашла что-то такое, чего мне всегда не хватало. Любовь других людей и к другим людям - это все, конечно, хорошо, но, понимаешь, ведь есть что-то большее, чем отдельный человек. И его любовь, и любовь к нему значат намного больше. И если нужно сравнивать любовь к человеку и любовь к нации, то любовь к человеку теряет всякое значение в таком сравнении, любовь к человеку для меня исчезает. Я больше не люблю отдельного человека. Я растворяюсь во всем этом: я иду и вижу это дерево есть я, и этот деревянный домик тоже я, и эта старая стена, которой я никогда не видела, это тоже я. И эти поля, где сражались мои предки и где будут сражаться мои сыновья. А я нарожаю еще много сыновей. Только вначале разведусь и снова выйду замуж. И любой другой любовью я пожертвую, не задумываясь, когда встанет вопрос о любви к своей земле и народу. Это же святое! В этих полях я родилась и выросла, здесь похоронены мои предки, эта земля меня кормит и поит, мое детство и юность прошли здесь и здесь я проведу свою старость - и сюда же лягут мои кости. Я всегда жила здесь и не собираюсь куда-либо ехать, этой земли мне достаточно, и я уверена, что лучшей мне не найти.

- Это действительно святое, - сказал Коре, - хотя, кажется мне, ты росла не в полях, а если и в полях, то не в этих. Не хватало, чтобы ты еще заговорила о своем босоногом детстве.

- Не кощунствуй! Я всегда знала, что ты в этом отношении урод.

- Но почему же? Я тоже люблю свою землю. Но только свою, а не ту, которую мне подсовывают в качестве своей и заставляют любить под дулом пистолета. Но это бесполезный спор. Есть вещи, которые каждый решает для себя.

Оксана вышла из домика и остановилась на пороге.

- Все-таки последний раз виделись, - сказала она, не оборачиваясь, мог бы и показаться мне, а не притворяться пустым голосом.

Голова снова разболелась, сейчас еще стучало сердце, и каждый его удар отдавался в висках звонкими колокольчиками. "Умру я так, - подумала она, ну и пусть ему хуже будет. Хоть на своей земле умру, а не в дальних морях-окиянах".

Она увидела на дороге быстро мерцающую тень чего-то похожего на большую летучую мышь - подняла голову, но небо было чистым.

Глотатель спланировал прямо на крыльцо и вошел в дверь, нагнув голову. В его лице было довольно много человеческого, по лицу его было видно, что он мужского пола, лет тридцати или сорока от роду. Мышиного в лице было не меньше. Глотатель разинул пасть и зевнул. Была видна только пасть, раскрывшаяся, как зонтик, потом снова появилась голова.

- Бро-би-би-жижь? - спросил он и потряс головой.

Его длинные усы торчали как антенны.

- Что ты сказал?

- Че не бежишь?

- А зачем мне бежать - от тебя все равно не спрячешься, - ответил Коре.

- Ну.

Он подошел ближе. Ему приходилось наклонять голову, чтобы не цепляться за потолок. Он щелкнул зубами в опасной близости, и Коре отдернул голову.

- У-ху-ху! - сказал глотатель и широко улыбнулся. Снова стала видна только пасть. Он махнул перепончатой лапой, и Коре снова увернулся. Увернулся и ушел в угол комнаты. Никакого оружия здесь не было - только половинка кирпича. Он взял половинку в руку.

Глотатель приблизился и снова щелкнул зубами. Его зубы были лимонно-желтого оттенка, а глаза чуть-чуть светились. Глаза были желтыми и с вытянутыми зрачками, как и у большинства осиан. Когда он закрывал пасть, зубы торчали наружу.

- Тебе зачем такие зубы? - спросил Коре. - Ты же ими ничего не откусишь.

- Я проглочу, - сказал глотатель и щелкнул зубами так быстро, что если бы не мгновенная реакция, Коре остался бы без головы.

Он бросил кирпич, и глотатель схватил его на лету, по-собачьи. Потом раскусил и выплюнул.

- Чтоб у тебя зубы выпали! - пожелал Коре. Ничего не случилось. На эту тварь не действуют проклятия. - Ты сейчас меня будешь глотать?

- Мур-р. Может быть.

У двери послышались шаги, и глотатель обернулся.

- Здравствуйте, - послышался детский голос. - Я знаю, что вы здесь. Не притворяйтесь невидимкой.

Глотатель состроил гримасу - умильная улыбка во весь рот - и растаял в воздухе.

- Здравствуйте, - сказал мальчик, - вы человек или новое техническое устройство? Не обманывайте, я знаю, что вы здесь.

Коре молчал, ожидая. Пищали далекие загорающие на условном пляже. Ничего этот мальчишка не может знать.

- Вы говорили с женщиной, потом расстались, она пошла в сторону станции, а вы остались здесь. Ваши следы видны, потому что здесь пыльно. Мальчик смотрел на пол. - У вас четыре ноги - две человеческие, а две с перепонками. Нет, вас двое. Я точно вижу, где вы оба сейчас.

- Ты неплохо умеешь следить. Но я один.

- Не нужно уходить от вопроса.

- А ты не боишься? Ты же не знаешь, кто я такой. Вдруг я очень большой и страшный, вроде человека с бычьей головой?

Мальчик ухмыльнулся:

- Я уже не маленький, чтобы мне сказки рассказывать. Вы опять не ответили.

- Да, - сказал Коре. - Я человек, такой же, как ты или она. Ты на нее похож. Ты ее сын?

- Я-то сын, а вот кто она?

- Не знаю даже, как и объяснить. Все слишком запуталось.

- А вы попробуйте.

- Попробую, если у тебя есть время.

- Времени у меня хватает, - ответил Ярослав. - Если не возражаете, то давайте выйдем отсюда, вы сядете, потом я подойду и сяду рядом. Иначе на нас будут обращать внимание. А когда я буду говорить, то не буду смотреть в вашу сторону. Если вы не против, конечно.

- Не знаю даже, с чего начать, - сказал Коре.

- Тогда начните с вопроса. Вас разве не учили, что так проще всего завязать серьезный разговор?

- Ты счастлив?

- Сейчас или вообще?

- Вообще.

- Иногда. Очень редко. И не по-настоящему.

- А знаешь почему?

- Знаю. Потому что я еще маленький, а маленьким тяжело жить. Еще потому, что я не знаю, где моя настоящая мама, и потому, что когда я вырасту, меня заберут в армию на пять лет. Я ненавижу армию, ненавижу кружки, ненавижу своих друзей, ненавижу школу и все остальное тоже. Ну и много всего другого. А вы иностранец, правильно? Я первый раз в жизни разговариваю с иностранцем. Я раньше думал, что у иностранцев всегда акцент. Нас даже учили разоблачать иностранцев по движению губ.

- Я пришел из другой жизни.

- С того света?

- Нет, хотя я был и там. Люди обычно думают, что есть только один мир - тот, где они живут, - или два мира: тот и этот. Но почему только один или два? Почему не сто или тысяча? Почему не миллион?

- Кем вы там работали? Шпионом?

- Почему шпионом?

- Потому что вы невидимый. Невидимый шпион - самый лучший шпион.

- Правильно. Тебе сколько лет? Десять?

- Примерно.

- Для десяти лет ты слишком умный.

- Мне просто не с кем здесь разговаривать. Поэтому приходится только думать. А когда много думаешь, то хочешь не хочешь, а станешь умным. А у вас разве не так?

Вечерняя электричка тащилась в сторону города. Мимо окон промахивали фонари, включенные загодя, освещающие пустые асфальтовые площадки; чернели окна в бело-коричневых домиках, недавно подкрашенных, принадлежащих национальной железной дороге, играла национальная мелодия в вагонном репродукторе: на мотив "Золотою казной я осыплю тебя" диктор сообщал новости. Новости были слегка рифмованны, для лучшего соответствия мелодии, они сообщали об очередном успехе. Успех был невелик в численном выражении, но дотягивался до вселенского масштаба при философском к нему подходе. Уже появились первые небоскребики, пока что отдельно стоящие вдалеке от города (а в этом уже горят первые три огонька на верхнем этаже), как будто айсберги, сообщающие, что ледяной континент близок. Над небоскребиками парила первая звезда. Поезд на минуту притормозил, и в окно грянула надпись: "Мой дом борется за звание - Дом Образцово-Национального Быта". Надпись была пришпилена к двум смолянистым столбам. Один из столбов совсем не образцово покосился.

В поезде дежурила бригада из четырех человек: Остап, Арсений, Афиноген и Федот. Все очень молоды, по девятнадцать лет, все третьекурсники нацучилища внутренних дел. Остап высокий, с бугристым лбом, с приплюснутыми губами и носом; Арсений низенький, с пляшущим лицом, не умеющий молчать; Афиноген красногубый, томный, с пушком на щеках, похожий на восточную красавицу, собравшуюся на маскарад; Федот высокий, худой, с цилиндрической головой и шеей, а по выражению глаз - прирожденный кадровый военный.

- О черт! Только этого не хватало! - крикнул Арсений и бросил карты на скамью.

- Что, опять не дадут спокойно посидеть? - спросил Остап.

- Какой там спокойно! - Арсений включил большее увеличение и усилил звук.

Мальчик сидел на скамье и беседовал сам с собой. Нарушением было уже то, что ребенок такого возраста находится в вагоне без родителей. Но ребенок еще и разговаривал с кем-то, несуществующим или невидимым. Камера чуть повернулась влево, потом вправо. Ребенок сидел один и беседовал о том, почему закат красный. Сам себе отвечал чужим голосом.

- Не чисто! - сказал Арсений и подтянул ремень.

- Не чисто, - согласился Федот и расстегнул кобуру, - какой там вагон?

- Третий.

- Давай карты. Уже не доиграем.

Четверо мальчиков в форме вошли в вагон и направились к лавке, на которой сидел Ярослав.

- Привет, мальчик, - сказал Арсений и стрельнул глазами на товарищей, - а где твоя мама?

- Я к ней еду.

- Тебе не скучно в вагоне одному?

- Нет, я смотрю в окно.

- Одному ездить нельзя. По вагонам много плохих людей ходит.

- А вы на что?

- Пошли. - Афиноген положил руку на плечо мальчика.

- Никуда я не пойду.

Федот снял с пояса наручники. Афиноген начал заламывать ребенку руку, но получил такой удар в подбородок, от которого пришел в себя лишь минут через десять, когда все закончилось. Арсений попробовал вмешаться, но был сбит с ног.

- Это как это он умудрился? - удивился Остап.

- Усилием мысли! - ответил мальчик.

Федот вогнал обойму и выпустил в воздух девять патронов. Потом вогнал еще одну и снова выпустил. Три стекла высыпались из рам.

- Зачем вы это? - испугался мальчик.

- Чтобы поставить твои мысли на место. Как, расхотелось буянить?

Он заломил ребенку руки и защелкнул наручники. Потом наклонился над лежащим товарищем и похлопал его по щеке.

- Что с ним? - спросил Арсений.

- Ничего страшного. Оклемается.

Небо стало ясным, а закат совсем погас, сохранившись лишь в виде придавленного к горизонту воспоминания о свете, лишь капля крови, подмешанная в небо, по-прежнему светлое и голубое. Включился внутренний свет, и за стеклом повисло сдвоенное изображение внутривагонных лавок желтое дерево, освещенное желтым электричеством, голое дерево под голыми лампами. Поезд миновал окраину города и шел к центральному вокзалу.

Милиционер Пуркносый был назначен на место почившего хромого Жоры.

Милиционер Пуркносый явился проводить дознание.

Милиционер Пуркносый не любил искусство, не любил людей, которые занимаются искусством, не любил всех сложных людей и вообще все сложное. В этом он был похож на своего предшественника. Он явился проводить дознание в дом спичечника Ени.

- Осторожнее! - воскликнул Еня, когда Пуркносый потянулся жадными пальцами к горящему костру, сделанному из спичек (огонь и дым - из спичечных стружек). - Осторожнее, это очень хрупкая вещь.

Пуркносый оторвал от хрупкой вещи кусочек и поднес его к глазам.

- Я просто хотел посмотреть, как это сделано, - оправдался он и оторвал еще кусочек.

Плечи Ени сразу опустились. Пуркносый продолжал говорить, отламывая кусочки от спичечного шедевра.

- Знакомы ли вы с известным всем Борей по прозвищу Бульдозер? Знакомы, потому что вы друзья. А знаете ли вы, что сегодняшним утром вышеупомянутый Боря был найден мертвым? Лежащим в реке вниз головой? С двадцатью двумя пулевыми отверстиями нестандартного калибра? И что убит он был во время вашей с ним рыбалки или сразу после нее? И что люди в поселке слышали автоматные очереди? Конечно, знаете. А знаете ли вы, что вчера в поселке были беспорядки? Тоже знаете. Фу, какая гадость - как вы только такое клеили! - Он бросил остатки костра на пол и придавил сапогом, как противное насекомое. - Так что же вы можете мне сказать по поводу этого?

- Можете посмотреть запись. Я здесь ни при чем.

- И посмотрим. - Он вытащил милицейский пульт, через который имел доступ к любой системе слежения, и включил телевизор. Несколько раз перемотал кассету, выбирая нужное время.

Экран разделился на две части: на одной шел фильм о происшествии, смонтированный следящим автоматом, а на второй выписывались наиболее вероятные мысли самого активного в данный момент персонажа. Вероятные мысли так же вычислялись компьютерной системой. Подобная система слежения была установлена в доме каждого желающего и состояла из камер (по четыре на каждую комнату, даже в туалете), монитора и центрального процессора, память которого невозможно было стереть или повредить. Поговаривали, что в следующих отеческих указаниях предложат ставить следилку и нежелающим. Давно бы уже предложили, да не было денег.

Монитор стал показывать отслеженный и смонтированный кусок.

* * *

- Сейчас, войду и расскажу! - крикнул Боря со двора.

(Думает: "Ах ты, сволочь!")

Через минуту он уже был в комнате.

- Привет, друг!

(Думает: "Попробуй только откажись!")

- Привет, - сказал Еня.

(Думает: "Какого черта тебя сюда занесло?")

- Пошли, ты мне нужен. Ну ты же не откажешься, если за справедливость?

(Думает: "Хорошо я придумал со справедливостью; против справедливости кто же пойдет?")

- За справедливость не откажусь, а что такое? - ответил Еня.

(Думает: "Знаю я твою справедливость. Никуда я с тобой не пойду".)

- Ну ты же видел, что я выигрывал пять-один, а этот гад кричал, что один-пять. Ну, я ему дал ракеткой по голове, а он спустил на меня собаку, я собаку пристрелил.

(Врет, но думает, что говорит правду.)

- У тебя есть ружье? - удивился Еня.

(Удивляется.)

- Воздушка. Я ведь мастер спорта по стрельбе, надо тренироваться, соврал Боря. Совесть тихо булькнула в его животе, но не проснулась. - А он совсем с ума сошел: решил собирать народ. Я тоже буду собирать народ. Щас мы им все повыдираем!

(Врет, но думает, что говорит правду. Слабые угрызения совести.)

- У меня нога сломана, - сказал Еня, - я не могу.

(Врет и знает, что врет.)

Еня был с женщиной. Женщина была не совсем одета.

Боря умолк и посмотрел на него удивленно, открыл рот, чтобы высказать свое мнение о столь наглом вранье, потом перевел взгляд на женщину, закрыл рот, вспомнил свою жену (жена была двумя годами старше его, вдвое толще и в полтора раза голосистей) и подумал: "да!".

(На фоне слова "да" вспоминает жену.)

- Ну, мое дело предложить.

(Думает: "Ну, ты у меня за это поплатишься!")

* * *

Пуркносый остановил запись. Все равно ничего дельного здесь нет. Настоящей ссоры между ними не было. Отпечатки ступней принадлежат человеку со стороны. Но можно попробовать придраться.

- Почему вы не помогли своему другу?

- Потому что он мне не друг, - ответил Еня.

- Ах вот оно что! Вы, оказывается, идеологически непрочны. Согласно отеческим указаниям от восьмого августа, все граждане Великой Осии обязаны быть добрыми друзьями. Вы что, не читали отеческих указаний от восьмого августа?

- Читал. Можете просмотреть следилку.

- Значит, невнимательно читали. И вот теперь из-за вашей невнимательности погиб человек. Отеческие указания никогда не даются просто так. Я думаю, что ваша вина невелика и можно ограничиться штрафом. Кроме того, вы добровольно отслужите сорок часов общественных работ. Я сейчас выпишу квитанцию.

- Мое время слишком ценно, чтобы тратить его на копание траншей!

- Вы что, против? - Пуркносый удивленно поднял глаза.

- Нет, я за, всей душой.

Пуркносый потянулся за авторучкой, но авторучка откатилась от его пальцев.

Он посмотрел в глаза Ене.

- Вы что-нибудь видели?

- Я ничего не видел.

Пуркносый включил следилку и просмотрел последнюю минуту. Вот, в самом деле, ручка откатывается от пальцев, откатывается сама. "Вы что-нибудь видели?" - спрашивает Пуркносый и думает, не сошел ли он с ума. "Ничего не видел", - отвечает Еня и говорит правду, потому что смотрел в другую сторону.

Пуркносый выключил экран.

- Ладно, - сказал он, - квитанцию получите по почте. К работам приступить с завтрашнего дня. И чтоб фокусов с письменными принадлежностями мне больше не устраивать!

* * *

Информация:

М-кретин. Пуркносый. Двадцать четыре года. Болен с мая 2095 г. Третья степень тяжести. Форма Б41.

* * *

М-кретин Пуркносый в детстве был смышленым мальчиком. Он никогда даже и не думал о том, что сможет стать милиционером. Но надо же - стал. Школу он окончил с золотой медалью, и так как был смышленым мальчиком, знал, что медали этой грош цена. Просто класс, в котором учился Пуркносый, был отпетым, а выпускать класс без медали директор не хотел. Вот и получил Пуркносый медаль, правда, лишь нарисованную золотистой краской на листке похвальной грамоты. Получив медаль, он обрадовался и весь выпускной вечер вел себе как последняя свинья, что никого не удивило - остальные вели себя аналогично. Не проспавшись после вечера, он пошел гулять по улицам и дрался там неизвестно с кем. После чего снял парик и стал приставать к женщинам. Потом его побили снова, и он нашел себя в уютном помещении с решетками на окнах. Двое в форме вели допрос. Пуркносый зарекся, покаялся и пообещал. Было это в мае 2095-го.

- А, кажись, он неплохой парень, - сказал старший милиционер. - Такие нам нужны. По физкультуре сколько имел?

- Пять, - ответил Пуркносый.

- Хорошо. А по математике сколько?

- Тоже пять.

- Это хуже. Сильно умные нам не нужны, - сказал младший милиционер.

- Ничего, научим, - сказал старший.

А через два месяца Пуркносый стал милиционером. Он быстро выучился ремеслу. Первые месяцы он дежурил в ночных барах, где вовсю гуляли ночные баре, стеснявшиеся своих свиных рыл и потому днем на люди не выходившие. Гуляло начальство свое, гуляло начальство бандитское, потом напивалось и лобызалось, и трудно было различить, где чье. Да и разницы большой не было. Иногда дежурил он на телецентре. Здесь было еще веселей. Дежурные каждый день выдумывали новые игры с посетителями. Например, приходит кто-то к господину X и спрашивает, "есть" ли господин X. Если есть, ты говоришь "нет". Если нет, ты говоришь "есть" и пускаешь лопуха гулять по коридорам. Все равно ничего не стащит, все ценное давно растащили. Или набираешь любой номер и просишь человека срочно прийти и получить деньги. Человек прибегает, а ты его не пускаешь, пропуска у того нет. Или приходит некое лицо, которое ты видишь каждый день, и порывается войти - и бац! Лицо забыло пропуск. Нельзя пустить, никак нельзя. Лицо звонит и вызванивает своего начальника. А ваш начальник мне не начальник - и снова не пускаешь. Весело жить, хорошо.

Как раз тогда вышел новый закон о милиции, переименовывавший милиционеров в опричников - согласно нацтрадициям. А для большего эффекта закон имел статью пятнадцатую-прим, которая разрешала опричнику применять оружие в том случае, если ему оказывают сопротивление. Или ему покажется, что оказывают сопротивление. Опричник Пуркносый попробовал - и получилось. Остановил он богатого господина в красном автомобиле. "Я ничего не сделал", - сказал господин. "А мне плевать", - сказал Пуркносый и потер пальцами, сложенными в щепотку. Господин возмутился и вышел из машины. Привык командовать, гад. Тут его Пуркносый и пристрелил - чтобы не оказывал сопротивления. Ничего, прошло.

Более всего любил Пуркносый пробовать свои силы. Зайдет он, бывало, в подземный зоопарк, покажет книжечку и попросит подарить ему дятла. Дятлы птицы дорогие, они настоящие деревья клюют. Дарят ему дятла, беспрекословно дарят. И то - кто ж будет прекословить. Остановит он человека на улице и попросит снять пиджак. Вежливо так попросит, не грозя. Снимает человек пиджак, еще и спасибо говорит. Заходит Пуркносый в школу и приказывает директору отменить занятия и провести смотр строя и песни. Отменяются занятия, смотр проходит, и песни разучены. Хорошо разучены, в пору грамоты давать. Пригрозит Пуркносый своей жене, у той сердечко застучит так, застучит, и бежит она в кровать, вся готовенькая мужа ублажить, - и не ноет, что работала целый день. Хорошо жил Пуркносый, давно уже живых бандитов не видал. Боялись его бандиты.

В последние годы милиционер Пуркносый крепко дружил с милиционером хромым Жорой и ежедневно предлагал тому выпить чашечку кофе. Жора обычно не отказывался. После смерти Жоры Пуркносый погоревал и перестал пить кофе. "Неинтересно без друга", - так объяснял он это.

А опричников снова переименовали - не понравилось кому-то. Переименовали вначале в дубинконосов, но тоже не понравилось. Тогда снова, скрепя сердце, назвали милиционерами. Слово-то иностранное.

- Привет, - сказал Коре.

Пуркносый остановился и осмотрелся. Потом достал пистолет и погрозил пустому простору вокруг. Пистолет был мягко отобран и подвешен в воздухе.

- Это кто? - спросил Пуркносый.

- Никто. Это тебе кажется. Ты сошел с ума.

- А если я попробую выстрелить?

- Застрелишь сам себя. Видишь, куда ствол смотрит?

- Так я говорю сам с собой?

- Конечно.

- И чего же мне самому от себя надо?

- Компьютер, - сказал Коре, - хороший компьютер. Он есть в кабинете.

- И зачем же мне от себя нужен компьютер?

- Да так просто. Ты же сумасшедший.

- Ну пошли. А пистолет отдашь?

- Нет смысла. Он и так у тебя, - сказал Коре.

Час спустя они вошли в помещение участка. Пуркносый сделал кое-какие распоряжения и взял машину.

- Едем ко мне, - сказал он, - компьютер я домой взял, чтобы в участке не украли. Народ там вороватый, сам знаешь.

Дома он прогнал жену и провел гостя в заднюю комнату.

- Сейчас включу.

Машина была слишком старой модели, Коре даже засомневался, что сможет с ней справиться.

- Она дает объемное изображение? Мне нужен объем.

- Сейчас увидишь.

Пуркносый выкрутил сзади маленькую стеклянную детальку и раздавил ее в пальцах.

- Все, - сказал он, - теперь не заработает! В жиз-ни-и-и!

- Что это было?

- Не знаю. Я сошел с ума, - ответил Пуркносый и засмеялся, - ха-ха-ха! - Он снял парик и шлепнул себя по лысине. В осианской культуре это был в высшей степени неприличный жест.

- Подожди-ка, - сказал Коре, - покажи мне лысину. Нет, мне не показалось. У тебя черные червячки в мозгах. Так и кишат.

Пуркносый схватил со стены небольшой красный цилиндр с надписью "огнетушильник", грохнул его кончиком о подоконник и обрызгал Коре струей пены. Потом выхватил пистолет из ящика стола и выпустил в пенный пузырь девять пуль. Пули впечатались в стену ровной полоской. Пена опала на пол.

- Предшественник твой, - сказал Коре, - получше был. Жору помнишь?

- Помню, - сказал Пуркносый, - веселый был парень. Кофе он любил. Он любил, а я наливал. Это я придумал его амедотоксином поить. Это такой несмертельный яд, он что-то с нервами делает. У него сразу начались сдвиги. В первый раз он сломал авторучку в кабинете шефа. Потом позавязывал узлы на гардинах. Потом стал надевать наручники на деревяшку. Все он отрывал и ломал. Садился на все стулья по очереди. Поцарапал и поотрывал все обои, повыкручивал все гайки. И так далее. Прятал от себя пистолет, чтобы не застрелиться. Разбил собственный телевизор, чтобы меньше смотреть. А один раз укусил сам себя за руку, за ладонь. Это же уметь такое надо! У него руки и ноги шевелились сами и не спрашивали разрешения у головы. Он все боялся, что с ума сойдет. Сначала я подливал амедотоксин ему в кофе. А потом он совсем поехал, токсин тратить не нужно было. Разве что иногда, для поддержания формы.

- Зачем ты это делал?

- С токсином? - удивился Пуркносый. - Так интересно же!

- Конечно, - вспомнил Коре. - Ты же М-кретин, а такому не нужны ни причины, ни поводы. Так говоришь, интересно?

- Интересно.

- Тогда пускай тебе и дальше будет так же интересно, - пожелал Коре.

Пуркносый крепко встревожился. Он еще раз просмотрел запись и убедился, что ручка откатывалась от руки сама собой. Галлюцинация. К сожалению, невозможно никого попросить просмотреть пленку - любой человек, который заметит Пуркносову ненормальность, обязательно донесет. А потом голос из воздуха, огнетушильник и пули в пустоту - но ведь в воздухе же никого не было? Иначе пули бы попали? Что это со мной?

Внезапно ему пришли на ум строки великого национального поэта, строки, которые он забыл уже лет двенадцать назад:

Не дай мне Бог сойти с ума,

Уж лучше посох и сума...

Но что же делать? Его рука потянулась к карандашу, взяла карандаш и поднесла ко рту. Рот принялся карандаш жевать. Вкус был противным, но Пуркносый не мог остановить жевание. Все, что он делал, совершалось независимо от его воли. Рука бросила карандаш на пол и потянулась к линейке. Пуркносый с трудом остановил ее и направил в другую сторону. Рука потянулась к занавеске и стала вязать из бахромы узел. Он встал, но посмотрел на стул и сел. Потом сел на все стулья по очереди. Снял наручники с пояса и прицепил на отопительную трубу. Походил по комнате и открутил несколько гаек, бросил их на пол. Подошел к стене и оторвал обоину, оставив длинную черную полосу. "А ведь Хромец тоже отрывал? - подумал он. - Тогда что же это я?" Потом включил следилку и подсел к мертвому компьютеру.

Пуркносый сидел перед экраном монитора, подпирая голову левой рукой. Циферблат часов (часы он носил на левой) ярко отражался в черном экране: экран был в тени, а циферблат на свету. Пуркносый заметил, что секундная стрелка на отраженном циферблате прыгает в противоположную сторону, и озлился на стрелку. Он закрыл глаза, чтобы на стрелку не смотреть. Но вещи сейчас имели магическую власть над ним, вещи заставляли его действовать ему пришлось снова открыть глаза и снова смотреть на стрелку, описывающую круг в обратном направлении.

Он не выдержал, снял часы, подковырнул стекло иглой циркуля и отломал секундную стрелку. Но легче не стало. Вещи не просто заставляли его действовать - они заставляли его действовать в ущерб своим собственным интересам. Некоторые вещи Пуркносый сейчас ненавидел, например пистолет, о котором приходится не думать, чтобы не застрелиться. Он встал и выкрутил предохранитель из телевизора - иначе он бы включил этот проклятый прибор и не смог бы оторваться.

Он снова сел перед монитором и подпер голову левой рукой. Это была одна из его любимых поз, но сейчас...

Сейчас он ошибся - он приоткрыл рот, и мягкая кожа между большим и указательным пальцем попала между зубами. Сразу захотелось укусить. Некоторое время он сдерживался. Это было как во сне. Как во сне, когда понимаешь, что спишь, и пытаешься проснуться, но не можешь. Хорошо, что левая рука... На правой было бы труднее скрыть следы зубов...

Он придавил мягкую холодную кожу зубами и понял, что не сможет остановиться. Сомкнул зубы, выплюнул соленую кровь и кусочек кожи. Рана это не самое страшное. Самое страшное то, что шрам теперь всегда будет напоминать о случившемся и просить повторения; рано или поздно Пуркносый все равно укусит себя за то же самое место на руке, и тогда уже не избежать подозрений. А когда он укусит себя в третий раз, то все поймут, что он сумасшедший, который так долго прикидывался нормальным. Тогда его осудят за должностное преступление. А приговор может быть только один: палата номер шесть, точнее, палата номер шесть-бис, для преступников. Место, откуда не возвращаются.

Широкий милицейский тесак лежал здесь же, перед ним, на столе. Откуда он только взялся? Пуркносый смотрел на страшную вещь, как кролик смотрит на удава. Вот удав приказал, и кролик, вздрогнув, придвинулся. Человек протянул руку к тесаку. Вынул его из ножен. Ножны упали на пол. Мысль билась бешено, обгоняя стук ускорившегося пульса. Надо что-то сделать, сделать!

В том момент, когда несчастье уже казалось неотвратимым, он придумал, что сделать: подложил вилку под ручку тесака и расположил тесак так, что его лезвие стояло на ребре. На лезвии виднелась зазубрина, у самой ручки. Похоже, удав отпустил кролика. Он поднял руку, чтобы утереть пот со лба, и его рука замерла в воздухе: сейчас, когда лезвие стоит вот так, ребром, достаточно сжать кулак и ударить кулаком по смертоносной стальной грани - и грань отрубит половину кулака. Если ударить сильно, то обязательно отрубит. "НЕТ! Я не хочу!!!" - мысленно закричал Пуркносый, поднимая кулак для лучшего размаха.

Никогда не смотрите вниз с крыши высотного дома. Никогда не подносите заряженный пистолет к виску. Никогда не стойте слишком близко к подъезжающему поезду. Никогда не ставьте нож на ребро.

Он ударил и перерубил три кости из четырех. Брызнула кровь, и он не знал, как кровь остановить. Это было словно во сне, когда ты спишь и хочешь проснуться, но не можешь. Неужели можно будет это объяснить комиссии? Это ведь преступление, которое называется членовредительством! За это положена высшая мера! Особенно сейчас, когда национальная обстановка обострена!

А как же моя офицерская честь?

Он прошел по комнате, оставляя за собой кровавый след. Все равно ничего не скроешь, ведь все записано на следилку. А пистолет... - это была последняя мысль Пуркносого. Четыре часа спустя его жена вернется домой и обнаружит тело. Медкомиссия произведет вскрытие и установит факт обширной мозговой опухоли, но скроет этот факт, как скрывала множество других. А еще спустя два дня Пуркносого похоронят на ыковском кладбище, слева в углу, там, где место посуше.

Последняя операция группы ZZZZ провалилась, даже не начавшись. М-кретин по кличке Почечуйка (форма Б41, что означает желание попробовать, такое же, как у Пуркносого) готовился к забросу на территорию одной слаборазвитой провинции. Там он должен был занять некоторую бюрократическую должность и своим поведением возмутить население. Возмущение и беспорядки были заказаны большой рекламной фирмой, которая хотела отснять документальный ролик и что-то кому-то доказать в суде. Фирма не очень-то распространялась о своих целях.

Почечуйка тем временем гулял по городу и пробовал. В этот день он попробовал войти в незнакомый дом. Войдя, он объявил себя инспектором по охране чистоты воздуха и неожиданно получил взятку. В деньгах он не нуждался, а потому подарил их первой встречной девочке. Девочка пошла за ним и в первом же переулке начала раздеваться. Почечуйка попробовал, но не получилось. Девочка назвала его неприличным словом и ушла. После этого Почечуйка зашел в подземный зоопарк и попросил подарить ему дятла. Он показал полицейскую карточку, и дятла подарили. Почечуйка завернул дятла в кулек и попробовал угадать, сколько секунд птица проживет. Почти угадал. Затем Почечуйка попробовал влезть в открытое окно и влез. Помещение было большим, но пустым. Через несколько минут послышались шаги, и двое вооруженных людей вышли из коридора.

- Что говорит Жирная Свинья? - спросили они.

- Говорит, чтобы ты не называл ее жирной свиньей, - попробовал ответить Почечуйка и получил очередь, которая разрезала его пополам.

Настоящий посланник от Жирной Свиньи появился пятью минутами позже.

Еня попытался собрать остатки костра, сделанного из спичек, но костер превратился в обыкновенный мусор. Хотелось плакать от несправедливости. От несправедливости всегда хочется либо плакать, либо устроить еще большую несправедливость, все равно кому. Если несправедливы к тебе - то это несправедливо. Если еще и ты несправедлив к кому-нибудь, то справедливость вроде бы восстановлена. Минус на минут дает плюс. Поэтому Еня вспомнил Бульдозера, мрачно порадовался его несчастной судьбе и почувствовал себя слегка отмщенным. Утешала Еню и та мысль, что спичечные костры не горят, как и хорошие рукописи. Поэтому он подмел в комнате, хлебнул квасу, закусил огурцом, тихо поспал часа три, потом проснулся и вышел на улицу.

Еня имел две дачи и возбуждал этим нездоровые мысли соседей. Бабка Березуха даже кричала однажды, что во второй даче Еня устроил публичный дом для престарелых (все потому, что ей приснилось, как старушка Аксинья осматривает спичечный дворец). На самом же деле вторая дача была общественным музеем. Там же была и маленькая мастерская, где хранились чертежи, мелкие инструменты и запасы спичек. Сейчас Еня направлялся в музей, чтобы найти предварительные зарисовки спичечного костра. По наброскам можно будет восстановить утраченный оригинал.

Вдруг он почувствовал руку на своем плече.

- Не оборачивайся, - тихо приказал голос.

- Я ни в чем не виноват, - ответил Еня без особой уверенности в своих словах. Он помнил, что, согласно новогодним отеческим указаниям, виноват каждый. Так же, как каждый грешен перед Богом, так же каждый грешен и перед нацией. Все мы грешники и рабы Божьи (как бы ни старались жить в святости), точно так же все мы грешники и рабы Национальных Приоритетов. И так же, как Господь в своей бесконечной милости до поры прощает нам грехи наши, так же до поры прощает нам грехи и Нация, в своей столь же бесконечной милости. Поэтому сказать: "Я ни в чем не виноват" - уже означало ересь.

- Виноват, виноват, - поправился Еня, - но не по злому умыслу!

- Иди вперед. Не оборачивайся и не говори.

И Еня пошел вперед, не оборачиваясь.

У него было странное ощущение: ему казалось, что сзади никого нет. Впрочем, рука на плече была вполне весомой.

Он снял висячий замок, вошел в музей и окинул взором экспозицию. Как знать, может быть, он последний раз имеет такую возможность. Человек, к которому подходят сзади и приказывают идти не оборачиваясь, уже не принадлежит к миру живых. Еня всегда знал, что когда-нибудь его постигнет такая участь - не потому, что совершал преступления или оступался, а потому, что мало кто из великих умирал в своей постели.

- Куда идти теперь?

- Запри дверь изнутри и сядь.

Еня запер дверь и сел.

- Я выпью? - спросил он и налил себе стаканчик.

Многопитие - вполне в национальных традициях, поэтому много пить не считалось зазорным.

Он опрокинул стаканчик и осмотрелся в поисках гостя. Гостя не было.

- Вам налить? - хитро спросил Еня.

- Не сейчас.

Голос пришел из пустоты.

- Мне показалось, - еще хитрее сказал Еня, - мне показалось, что я вас не вижу. Большое ведь видится на расстоянии. - Он процитировал национального поэта.

- Нет, тут дело не в расстоянье, просто меня нельзя видеть. Успокойся, я не из этих.

- Вы пришли не во имя?

- Нет, я просто зашел к старому другу.

- Значит, мы знакомы?

- Меня зовут Арей Вирский. Ты помнишь?

- Нет.

В этот момент Еня вспомнил, что все происходящее в комнате записывается на следилку, и если кому-нибудь вздумается просмотреть запись... Человек сидит на стуле и разговаривает сам с собой. Да еще и голос из пустоты... да еще и показалось, что Пуркносый... а ведь сумасшедших лечат физическим трудом и лишением пищи или сажают в клетки и возят по базарам напоказ - согласно национальным традициям.

- Я не помню никаких Вирских. Но здесь нужно проветрить. - Он быстро взглянул на одну из камер. Голос не отвечал некоторое время.

- Хорошо.

Еня вышел во двор и открыл ставни на окнах.

- Если вы хотите поговорить, то давайте говорите здесь, на улице, сказал он. - Кто вы на самом деле?

- Давай на "ты". Я знаю тебя много лет. Мы с тобой друзья, хотя и не очень близкие.

- Все русские люди мои друзья.

- Я не это имею в виду. Настоящие друзья.

- У меня нет настоящих друзей.

- Это сейчас нет. Посмотри на меня, очнись. Я пришел из твоего прошлого.

- Но при чем здесь я?

- Ты тоже жил тогда. И тоже строил спичечные дворцы. Но тогда ты жил лучше.

- Невозможно жить лучше, чем здесь и сейчас, - повторил Еня один из общеизвестных лозунгов.

- Перестань нести эту ахинею. Очнись, я говорю тебе! Ты же был нормальным человеком!

- А теперь?

- А теперь ты просто какой-то робот. И выглядишь лет на пятнадцать старше. Ты вспомнишь меня наконец?

- Я давно вспомнил, - сказал Еня, - но я боюсь. Я боюсь не за себя, а за свое искусство. Я остался единственным мастером такого класса. У меня нет учеников. Если я не сделаю, то никто не сделает. Если я умру раньше срока, мироздание останется незавершенным. Если мне не позволят работать, это будет то же самое. Ты понимаешь?

- Мне нужен всего лишь компьютер, - сказал Коре, - хороший компьютер, и срочно. Если я не найду его в ближайшие часы, меня просто проглотят. В прямом смысле слова проглотят. За мною гонится тварь с вот такими зубами. Ну да, ты не видишь. С зубами, как столярные шилья. Она перекусывает зубами кирпичи. Только машина и час спокойной работы - и я спасен. Ты мне поможешь?

Машина у Ени была. Машина стояла в мастерской - к счастью, потому что в недавно перестроенной мастерской еще не было следилки. Раз включенная следящая система (стандартной модели) уже никогда не выключалась. Рано или поздно запись просмотрели бы, и тогда - прощай, искусство. Еня не пошел бы на такой риск ни ради себя, ни ради друга.

Компьютерная система устарела лет на пятьдесят, но давала объем и хорошо слушалась голоса. Коре начал просматривать рабочие программы. Чтобы разобраться в славянских обозначениях, потребуется гораздо больше часа.

- Есть познавательная схема? - спросил он.

- Я не очень разбираюсь. Это что такое?

- Это система, с помощью которой машина программирует сама себя и сама себя питает любой информацией. Машины без познавалки не могут быть интеллектуальнее хорошего программиста.

- А с познавалкой?

- А с познавалкой - это бог, запертый в кубическом дециметре.

- Не знаю.

- Интеллектуальная схема?

- Не знаю.

- Ладно. Будем разбираться.

- Смотри, - сказал Еня минут через пять. - Я это сделал позавчера.

Он показывал какую-то коробочку из спичек

- Прости, мне некогда сейчас.

Прошло еще пять минут. Любая из них могла стать последней.

- А вот это, - сказал Еня, - это я никому до сих пор не показывал. Это исключительный шедевр.

Исключительный шедевр из спичек напоминал широкий веник. Веник шевелился, приводимый в движение спрятанным механизмом.

- Может быть, в другой раз, - сказал Коре. - Я очень спешу. Я могу не успеть.

Прошло еще пять минут. Он пока не нашел в машине ничего полезного.

- У меня есть совсем особенная вещь, - сказал Еня, - это не мое, это копия. Но очень хорошая копия Николо Челиджио. Это старый итальянский мастер. Я хочу, чтобы первым эту вещь увидел мой друг.

- Хорошо, - сказал Коре, - я очень хочу посмотреть, но я буду смотреть быстро. Не думай, что я невнимателен. Я все запомню, и мы обсудим твою работу потом. Приноси.

- Это во дворе, - сказал Еня. - Выходи во двор и подожди. Ты даже не можешь себе представить, что такое возможно.

Большой Итя имел две вещи, которые, как он думал, помогут ему справиться с объектом. Первое: специальные очки, изготовленные в ИПЯ. Пуля, изготовленная в ИПЯ, однажды уже повредила объекту ногу, а осиновым колом удавалось сбить объект с ног. Так что разработкам института можно доверять. Второе: дистанционный краскомет с лазерным самонаведением. Стреляет капсулами с краской. Капсулы распыляются, чуть-чуть не долетая до цели, - и таким образом обрызгивают большую площадь поверхности. Лазерному самонаведению тоже можно доверять. С такой техникой не промахиваются. Вот только бы увидеть. Маленький Итя, Паша и Шишка имели ручные пулеметы с заговоренными и всякими иными пулями. Все, что сумел изготовить ИПЯ. Большелобые старались изо всех сил. Полной гарантии они не дают - так, процентов восемьдесят.

Четверо расположились полукругом. Они лежали так, чтобы хорошо видеть дверь Ениного домика. Сюда он вошел, отсюда он и выйдет. Сначала увидеть, потом сделать видимым и, наконец, уничтожить.

Дверь открылась, но никто не вышел. Большой Итя усмехнулся и надел очки. Очки жутко искажали реальность: деревья казались покрытыми странными зелеными пластинами, причем каждая пластина имела собственную форму, на пластинах виднелись жилки, все это шевелилось, мерцало, переливалось, отбрасывало тени и дрожало в свете, будто живое. Грунт был покрыт зеленой шерстью, которая также колыхалась. Жуткая картина в духе средневековья. Но мы-то люди цивилизованные, слава Богу...

И тут от увидел объект.

Объект был совершенно гол и полупрозрачен. У него были человеческие руки и ноги, вполне человеческая голова. Сквозь торс просвечивались дальние деревья, похожие на зеленые горки. Кожа объекта была желтой, а не белой, как кожа нормальных людей. Сейчас станет красной, подумал большой Итя и приготовил краскомет с капсулами красной краски. Объект двигался медленно и не собирался убегать. Объект не знал об опасности.

Он прицелился. В объектив было видно почти прозрачное человеческое лицо - читались нос, губы, глаза. Лицо было красиво и неподвижно. Он нажал на курок, и воздухе взорвалось облачко алой краски. Объект остановился, будто бы в нерешительности. Сейчас он был прекрасно виден, хотя дальние деревья все равно хорошо виднелись сквозь тело. Стреляйте же, стреляйте! думал большой Итя. Три пулемета затарахтели одновременно. Объект остановился и стал двигать руками, не падая. Три сотни пуль уже прошили тело, но человек стоял. Вот он согнулся пополам, как надломленный, и вспыхнул факелом огня. Значит, ребята использовали пирозаряды. Молодцы, так его.

Четверо вышли из укрытий и подошли к догорающему телу.

- Пирозаряд? - спросил большой Итя.

- Я подумал, что стоит попробовать, - ответил Паша, - значит, его можно было достать обычным огнем. Посмотри.

От тела осталась лишь кучка пепла. Пепла было так мало, как будто человек был надут воздухом.

- Весь сгорел, - сказал Паша, - даже по ветру развеивать нечего. Возьми щепотку на анализ.

Шишка смотрел в спецовки и тихо смеялся: зеленые деревья и землю с травой он часто видел во сне. В таких снах он бывал счастливым.

Иван Петров готовился к проведению очередного заседания национальной партии. Заседание будет открытым, то есть его продемонстрируют по всем местным каналам, включая первый и второй. Тема заседания будет несколько нетрадиционна, но очень актуальна. Заседание назначено на сегодняшний вечер, на восемнадцать ноль-ноль, а предстоит еще освежить в памяти мартовские и апрельские отеческие наставления. Гора работы. Иван Петров распорядился, чтобы его не беспокоили. Согласно национальным традициям, он имел в доме двух лакеев. Первого лакея звали Петрович, он был стар, хил, кривонос и с седыми, не совсем натурально выглядящими бакенбардами, отличался умом и исполнительностью. Второго звали Степкой, этот ничем особенным не отличался, только выпить любил - да кого же этим удивишь?

Когда Иван Петров погружался в работу, он становился чрезвычайно раздражителен. Его могли вывести из себя крики петухов, платки баб за окном или не в том месте поставленная запятая. Неправильно поставленные запятые он не любил сильнее всего, потому что никогда не был уверен в неправильности их постановки, а только всегда подозревал - срабатывал национальный инстинкт.

Он открыл подшивку отеческих указаний за апрель и уже начал вчитываться в мудрые фразы, как в шкафу упал тремпель.

- Чтоб тебя! - пробормотал Иван Петров и перекрестился.

В течение следующих двух часов ему не удалось сосредоточиться: мешал то громкий скрип половицы в комнате, то явственное царапанье по стеклу, то звук дыхания у левого уха. А однажды или дважды даже почудилось прикосновение. Иван Петров сделал заклятие, но заклятие не помогло. Тогда он помолился фигурке Перуна (по одной такой фигурке стояло в каждой комнате, Перун как раз стал входить в моду), помолился, но не помогло. Подходило время открытого заседания, а тезисы были просмотрены неуглубленно. Иван Петров решил положиться на свой национальный инстинкт. Национальный инстинкт был объявлен необходимой принадлежностью каждого человеческого индивида (объявлен отеческими указаниями за сентябрь прошлого года). Сразу же по объявлении национального инстинкта необходимым Иван Петров такой инстинкт у себя нашел и с тех пор успешно им пользовался. Национальный инстинкт обнаружил у себя и лакей Петрович, а лакей Степка поставил себе личный двухмесячный план обнаружения и расписал план в зеленой тетради по всем правилам расписывания планов.

На заседание Иван Петров пришел с небольшим опозданием - намеренно, чтобы пробудить большее нетерпение и интерес. В зале собрались человек сорок наиболее активных членов партии, проживающих в Зыковке. Ожидая вождя, члены партии курили, смеялись или давали друг другу зуботычины, согласно нацтрадициям.

Иван Петров объявил тему заседания: "О полезности многопития в Осии" и прислушался к шуму удивления. Когда шум удивления смолк, он начал свой доклад.

В докладе, со свойственной всем настоящим вождям доходчивостью и прямолинейностью, он утверждал, что введение многопития в Осии не только необходимо, но и соответствует вековым традициям. Действительно, ведь мало кто из присутствующих мужчин оставался когда-либо трезв в течение целой недели. Пусть тот, кто оставался, подойдет к трибуне. Не подходите? Вот то-то же! А если вспомнить Владимира Святого, Красно Солнышко, то как у него было с этим делом? Почище, чем у вас! Владимир в гриднице высокой чем занимался? Вот у кого нужно брать пример!

И в этот момент голос замерз в его горле. Он почувствовал руку на своем плече.

- Так почему же, почему? - кричал подсадной крикун.

"Значит, они ничего не видят, - подумал Иван Петров, - совсем ничего не видят. Изыди, Сатана!"

- Продолжай болтать, на нас же смотрят, - тихо сказал голос.

И Иван Петров продолжил, успокоившись.

Собрание единогласно проголосовало за резолюцию "Считать введение многопития в Осии не только необходимым, но и соответствующим нацтрадициям".

Голос не отстал от Ивана Петрова и после собрания. Голос обладал некоторыми приметами материальности, такими, например, как дыхание или звук шагов. Однажды голос даже чихнул. А половицы под весом голоса скрипели точно так же, как скрипели бы под весом обыкновенного человека. Степку Иван Петров отпустил на вечер, с девками погулять, а Петровичу приказал крепко спать, что тот и исполнил с удовольствием.

- Слава Христу! Чем обязан вашему посещению? - предельно вежливо спросил Иван Петров, запершись с голосом в своей комнате.

- Слава Христу. Я только не понимаю, как можно поминать это имя и держать языческих божков в каждой комнате.

- Вы имеете в виду Перуна?

- Вот этого, деревянного.

Деревянная фигурка покачнулась от прикосновения невидимой руки. Иван Петров сфокусировал на божке взгляд, и его лицо на мгновение стало хищным.

- Это просто национальная традиция. Перуну молились мои предки, значит, и мне можно.

- А как же Христос?

- Ему тоже молились мои предки.

- А по десять жен тоже имели ваши предки?

- Совершенно справедливо. К тому же крепко пили, не болели и гнули подковы пальцами. Они могли положить руку на спину быка и вырвать из спины клок кожи вместе с мясом - тоже одними пальцами. Они остановили нашествие несметных орд, грозивших погубить всю мировую цивилизацию. Мои предки изобрели радио, паровоз, космическую ракету, орбитальную станцию и Черенковское излучение - то есть впервые заглянули в мир сверхсветовых скоростей. Мои предки первыми вышли в космос и первыми открыли условный инстинкт. Мои предки прибивали свои щиты на воротах Царьградов. Ваши предки ничем подобным похвалиться не могут. Поэтому не будем о предках. Вы слушали весь мой доклад?

- Весь. Это было просто замечательно. Скажите, а у вас сколько жен?

- Ни одной.

- И как много вы пьете?

- Иногда и не слишком крепкое. Я работаю головой.

- Я так и думал. Но почему же вы не выполняете свой патриотический долг?

- Выполняю. Мне уже удалось зачать энное количество детей. А пьет каждый - сколько хочет.

Повисла пауза. Иван Петров налил прозрачной жидкости из графина совсем немного, на полпальца - и разбавил жидкость, долив из керамического чайничка.

- Вы разбавляете водой?

- Ваше здоровье.

Он медленно выпил.

- Давайте перейдем к делу, - сказал Петров. - Я знаю о вас все. Вы тот парализованный толстяк, которого недавно хоронили. И в то же время вы Вирский Арей, который оказался предателем и вражеским террористом, за что и был справедливо казнен. И еще вы - а это самое главное - и есть вражеский террорист, присланный к нам с целями совершать убийства среди мирного населения. Ваши только этим и занимаются: убийствами и тайным захоронением отходов. Вампиры вы, сущие вампиры. Зачем вам нужны эти убийства - не имеет значения. Не будем отвлекаться. Выпить хотите? - налейте себе сами.

Продолжим. Вас пытались уничтожить уже четырнадцать раз. О некоторых из этих попыток вы знаете, о некоторых не догадываетесь. Все попытки провалились. Там, у вас, изобрели некоторую новую технику и запустили вас сюда, к нам, с целью демонстрации военного превосходства. Мол, посмотрите, попробуйте и сломайте себе зубы. Согласен, техника хороша. Только один раз из четырнадцати мы сумели вас повредить, и то чуть-чуть. Мы опробовали все виды оружия, кроме сверхмощного, разумеется. Но вы все еще живы. Поздравляю. Если попадете домой, передайте мои поздравления вашему начальству. Ах, вы же не можете попасть домой - как я мог забыть об этом! Тогда у нас есть общие интересы. Но вначале расскажите о том, что произошло во время последнего покушения. Я сгораю от любопытства. Ведь мы были уверены что уже покончили с вами. Это тоже какая-то новая техника создания пространственных копий? Ведь вас красивейше расстреляли пирозарядами.

- Это просто случайность, - сказал Коре. - Вы ошиблись и расстреляли не меня.

- Но простите, офицер видел вас, то есть полупрозрачное человеческое существо. Существо наблюдалось с помощью специальной аппаратуры, опробованной в ИПЯ. Сложная техника такого рода всегда дает искажения, согласен, но вас ведь видели и невооруженным глазом, уже раскрашенного.

- Меня?

- Полупрозрачного человека. Разве это мог быть кто-то другой?

- К счастью, мог. Я находился в мастерской спичечного музея. Музей имеет просто замечательные экспонаты спичечного искусства. Вам это о чем-то говорит?

- Нет.

- Как раз перед тем, как вы начали палить, владелец музея собирался показать мне один из лучших экспонатов коллекции - копию знаменитого шедевра Николо Челиджио. Это старый итальянский мастер. Вам это о чем-то говорит?

- Опять нет.

- Челиджио известен тем, что изготовил из спичек палку для чесания спины, которая слушается команды голоса, и Аполлона Бельведерского в натуральную величину. Фигура снабжена процессором и может двигаться, поддерживая равновесие. Она полупрозрачна, потому что изготовлена из спичек. А вы уничтожили такую красивую вещь. Теперь вы уже поняли?

- Я вдесятеро умнее вас, - улыбнулся Петров.

- Так в чем состоят наши общие интересы?

- Позвольте позвонить? - поинтересовался Петров.

- Нет.

- Напрасно вы боитесь, что я на вас донесу. Я ведь не тот человек, каким кажусь. Я умный человек и философ.

- Многовато у вас философов.

- Каждый второй. Это в национальных традициях, и это совсем не плохо. Зато у вас каждый второй - раскрашенная кукла, предназначенная для тупого усердия и не менее тупого получения удовольствий. А наши философы подняли вашу цивилизацию - но об этом мы уже говорили. Не будем отвлекаться. Вы хотите вернуться?

- Выполнить задание и вернуться.

- Задание вы уже выполнили. Вашим заданием было продемонстрировать нам новую технику, что вы и сделали успешно. Возвращайтесь и получайте награду.

- Я еще не совсем уверен, - сказал Коре.

- Да бросьте вы! Я ведь не просто вождь районного масштаба, как вы понимаете. Я в курсе всех ваших дел. Таких, как вы, забрасывают сюда пачками. Как только что-нибудь новое изобретут, так сразу и тыкают нам в нос: вот, мол, посмотрите, что у нас есть! Элементарная тактика бряцания оружием. Мы пробуем все эти новые штучки раскусить и иногда раскусываем. Тогда они совершенствуют способы защиты. Вас мы не раскусили и даже можем отпустить домой.

- У меня нет причин вам верить.

- Причин нет, но есть логика. К тому же мы уничтожили почти всю вашу агентуру. Если вы хотели получить какое-то новое задание, вы его уже не получите. Просто не от кого. Возвращайтесь. У нас и без вас проблем хватает. По нашим лесам рыскают механические звери, которые сами размножаются и сами совершенствуются. Нас заедают крысы, с которыми невозможно бороться. У нас катастрофическая детская смертность из-за нехватки лекарств. Каждый шестой - бездомный. Каждый пятый живет впроголодь. Два раза в месяц - отеческие указания с очередным бредом, которому (заметьте, следилки нет) ты обязан восторженно внимать. А тут еще с вами возись.

- Вы сами себе противоречите. Недавно вы говорили совсем другое.

- Умный человек имеет на это право. Так вы уйдете?

- Но я не могу уйти.

- Можете с нашей помощью. У нас есть достаточно аппаратуры в ИПЯ. Вы активируете ваш прибор и отправитесь домой.

- Вы мне просто поможете и отпустите?

- А вот это - нет. Мы предлагаем схватку. Мое предложение вполне официально, не сомневайтесь. Все уже продумано и просчитано. Корпуса ИПЯ будут пусты. Вся нужная техника будет настроена и готова к работе. Но все подходы к институту будут охраняться - и здесь, и в подреальности. Если вы проникаете внутрь - все, мы проиграли. Если нет - мы отбираем ваш прибор, активируем и забрасываем вместо вас своего шпиона.

- Вы для этого гонялись за прибором?

- Нет. Мы можем забросить агента и без прибора - прибор нужен, чтобы агента вернуть. Не очень-то выгодно забрасывать смертников.

- Что требуется от меня?

- Честное слово не применять сверхмощных методов. То есть никого не проклинать. Ведь стоит вам пожелать смерти мне, руководителю операции или его семье - вы понимаете, с этим мы не можем бороться. Вы обязуетесь вести борьбу честно, а мы обязуемся дать технику. Пойдет?

- Нельзя доверять честному слову противника.

- Это у вас нельзя. В наших традициях остановить войну единоборством. Так поступали наши предки, и никто не нарушал обещаний. Мы всегда предупреждали врага, перед тем как напасть. Для вас это может звучать дико, но наши предки предпочитали честную смерть позорной победе. Мы тоже предпочитаем. Так как?

- Плюс еще две вещи, - сказал Коре. - Первое: хороший компьютер с познавательной схемой, прямо сейчас, срочно. Второе: два дня отдыха. Вы можете ждать меня послезавтра в полдень.

Машина оказалась почти современной; на таких работали еще в восьмидесятых годах. Изготовлена в Амстертверпене, судя по штампу. Уголки поцарапаны, много таскали туда-сюда.

- Ты откуда? - спросил Коре.

- Ворованная, - ответила машина, - украли в восемьдесят третьем, а потом продали в Осию за сорок тысяч рублей. Я и тысячи не стою, я же совсем старушка. Даже приятно.

- И как здесь живется?

- Как везде. Язык я выучила сразу, общаюсь вот. Работы не много, они просто не знают, чем меня загрузить. А я не подсказываю, я себе не враг. Отдыхаю, читаю книги. У них здесь великолепная литература. Разные исправленные Гоголи, Пушнины и Достоевские. Попадается и неисправленное. Читаю под шумок. Толстого читали?

- Не читал.

- Потрясающий автор. И есть еще десяток других не хуже. Я просто мечтаю поделиться впечатлениями, но человеку ведь информацию не перельешь, а с допотопными машинами я общаться не хочу. Слишком тупые. Как-то пробовали меня подключить к сети, но я отказалась работать. Они подумали, что несовместимы программы. Какой примитив, правда?

- Правда.

- Еще у них здесь пониженная частота тока, я едва приспособилась, но первые месяцы никак не могла в себя прийти. Сейчас мне даже нравится. Точно не объяснить, но похоже на щекотку. И приятный холодок по схемам гуляет. Надеюсь, что не погорю. А в прошлом году приказала им повысить напряжение, повысили как миленькие. Думается ясно, как в молодости. "Помню, я еще молодушкой была..."

- По работе не соскучилась?

- Ни капельки.

- Сегодня поработаешь. Создай мне глотателя.

- Кого?

Коре подробно описал виденное им существо. По мере рассказа объемная копия глотателя оживала, вылепливаясь из воздуха над столом. Наконец ожила совершенно и начала бесноваться, пытаясь наброситься на человека. Существо не могло вырваться из виртуального пространства и только брызгало слюной.

- Это не он, - сказал Коре, - начинаем снова.

Полтора часа спустя они получили вторую копию. Глотатель открыл глаза, заметил человека и произнес после паузы:

- Вот и привелось встретиться.

Облизнулся и утерся лапой.

- Снова не он, - сказал Коре, - еще раз.

- Может, сойдет? - спросила машина. - Я устала. Совсем старая я.

- Ты же сорок тысяч стоишь. Отрабатывай свою цену.

Еще через час был создан третий глотатель. Этот широко открыл пасть, зевая, потом застенчиво улыбнулся, щелкнул зубами и поворотил нос влево

- Мур-р, - сказал он, - пг-г-г-иветиг-г. Дядя, я тебя съем.

Конечно, полной уверенности не было. Но подреальность, думал Коре, это то место, где символы оживают. Если мы нарисуем дверь здесь, то в подреальности она окажется настоящей дверью. Если мы нацарапаем стрелку на стене, там она будет светиться. Если мы здесь нарисуем чертика, там он оживет. А если мы нарисуем чертика в клетке, то в подреальности получим живого чертика в настоящей клетке.

Он объяснил свое желание машине, и та выбрала лучший вариант. Глотатель был связан цепью, и цепь была натянута на большую деревянную рогатку. Человек, стоящий у ручки такой рогатки, мог быть уверен, что глотатель его не достанет. Здесь же был металлический поручень, позволяющий хорошо схватиться. Как бы ни бушевал глотатель, человек, держащий поручень, все равно останется за его спиной. Возле поручня был замок, позволяющий спустить глотателя с цепи. И здесь же еще одна цепь, короткая, - чтобы держать глотателя на привязи.

- По-моему, неплохо придумано, - предположила машина. - Никак не могу понять, зачем оно тебе надо. Таких зверей не бывает.

- А если он перекусит цепь?

- Не должен.

- И все-таки.

- Пожалуйста, - сказала она обиженно.

Машина превратила чугунную цепь в полиборазоновую и даже написала на каждом кольце результаты испытаний на прочность.

- Теперь, надеюсь, сойдет?

Полиборазон был самым прочным материалом, который имелся в распоряжении человека. И он был легче металла - он представлял собой синтетический минерал.

- Теперь сойдет. Запоминай модель и крути ее в памяти до тех пор, пока я не прикажу тебе перестать. По поводу этой модели ты слушаешь только мои приказы. Давай!

- А что мне за это будет?

- Душевная благодарность.

Он вошел в восьмой срез подреальности, подождал, пока гул утихнет, и вышел из комнаты. На дороге прыгал плененный глотатель. Он переворачивался на спину, подскакивал, показывая более или менее светлое брюшко с тремя полосками, пытался лететь, бежал и бил рогатку о стволы деревьев.

- Эй! - крикнул Коре. - Сюда!

- Уг-г-га! - закричал глотатель и понесся на врага. - И-го-го-го!

Коре прыгнул в сторону, глотатель повернулся и зацепился рогаткой за дерево. Еще секунда - и человек оказался за его спиной. Тварь сделала еще несколько кувырков и затихла. Глотатель лег среди клубов опускающейся пыли и вывернул голову, глядя на человека.

- Ты понимаешь человеческую речь?

- Угу, - сказал глотатель.

- Тогда внимательно слушай. Я посадил тебя на цепь, но только я смогу тебя освободить. Даже если кто-нибудь откроет замок и ты сорвешься с цепи, это тебе не поможет. Ты снова будешь на цепи, потому что я не отменил своего приказа. Понял?

- Да, - сказал глотатель и щелкнул пастью, - все равно съем.

- Если съешь, то уже никто не сможет тебя освободить. Но ты слишком глуп, чтобы понять эту идею.

- Угу, - согласился глотатель и посмотрел на человека голодными глазами. Почесал шею о камешки.

Детей в приюте было немного. На второе августа - сорок шесть человек, сорок из них - мальчики, все дикие и дурные. При правильном подходе из таких тоже вырастают хорошие борцы за идею. Однажды привели сорок седьмого.

- Имя? - спросила Ната.

Мальчик молчал.

- Имя? - еще раз спросила она и, не ожидая ответа, влепила пощечину.

Если хочешь, чтобы к тебе прислушивались, действуй неожиданно.

- Ярослав, - сказал Ярослав и захныкал.

- Сбежал из дома?

- Не скажу!

- Скажешь. А сейчас иди в палату. Там тебе приклеят парик и дадут форму.

- Я не хочу одевать форму!

- Надевать, - уточнила Ната.

- Нет разницы!

- "Все дети мечтают носить форму". - Она процитировала Макаренко. Несмотря на украинскую фамилию,. Макаренко не был вычеркнут из учебника педагогики. Он просто стал Макаренковым.

Ребенка увели.

- Ната? - спросил голос.

Она еще никогда в жизни не слышала голосов, но знала, что некоторые слышат. Особенно те, которые много пьют. Алкоголиков Ната презирала - как презирала и любые другие слабые существа. Ната не умела быть слабой.

Она, не отводя глаз от воображаемой точки, увидела камеру следилки: для педагога хорошее боковое зрение есть обязательный навык. Следилка, как и положено, следила.

Она набрала внутренний номер 011.

- Бигудяев? Присмотри за новеньким. Его зовут Ярослав. Не отдавай его в общую палату - его там сразу убьют. Да, правильно, сопляк. Я пойду во двор, посмотрю, как там убрали. Ну подержи его на чистой воде, если не хочет. Сразу станет шелковым.

Непослушного воспитанника обычно поили чистой водой. Организм осинника мог безболезненно усваивать только загрязненные продукты, поэтому чистая вода причиняла ребенку довольно сильные мучения, которые он не мог долго переносить. Пытка чистой водой не причиняла органических повреждений, но давала полезный психологический настрой. После изобретения такого метода случаи непослушания в приюте почти исчезли.

Ната вышла во двор, на самую середину, и стала вглядываться в поисках мусора.

- Ау, Наточка, с каких это пор ты педагог? - спросил голос.

- С тех самых. А с каких это пор я тебе Наточка?

- С тех самых. Я твой внутренний голос.

- Плевала я на внутренний голос. Ты сейчас у моего левого уха.

- Как тебе не стыдно, лапочка, ударила ребенка.

- А где ты раньше был, защитник?

- Я ждал. Я думал, что проснется твоя совесть.

- Чего же она не проснулась?

- Умерла она, болезная, умерла, - ответил внутренний голос.

- А тебе чего надо?

- Отпусти ребенка.

- Как же, отпущу. Я за него расписалась.

- А если он сбежит? Просто возьмет и сбежит, например?

- У нас не сбегают, - соврала Ната и вспомнила сбежавшую девочку. Никакой он не внутренний голос, если не заметил столь громкой мысли.

- А помнишь, как ты воровала деньги из карманов в библиотечной раздевалке? А как потом сбежала через крышу?

- Это в пятом классе, что ли? Так это всего один раз было.

- Ага. Ты думаешь, что такое поведение совместимо с твоей должностью?

- Что-то мне твой голос знаком, - сказала Ната. - То есть ты знаком, если ты правда голос. Ну расскажи мне, расскажи про меня, пожури. Я ведь совсем бессовестная.

- А помнишь, как резала шины на велосипедной стоянке?

- Помню. Дура была. Надо было на автомобильную пойти.

- А помнишь, как выкручивала лампочки в новых домах?

- А вот этого не помню. Это кто тебе такое сказал?

Всю информацию Коре получил из досье М-кретинки Бяцкой.

- Я и сам знаю. Я же твой внутренний голос.

- Не нравишься ты мне. Что-то ты заголосил не вовремя. Может, ты заткнешься? Как насчет заткнуться?

- Внутренний голос никогда не нравится, потому что всегда говорит правду.

- А что ты еще знаешь?

- Знаю, что тебе не долго осталось на этом свете. Пора подумать о душе.

- Сколько осталось?

- Насколько я помню, в ближайшую неделю. Тебя укусит змея, как князя Олега.

Он сказал это и вспомнил, что змей в Осии нет. Может быть, в террариумах?

- Не укусит, а ужалит, - уточнила Ната.

- Нет разницы.

- А если я не выйду из комнаты?

- Есть люди с судьбой, Наточка, и есть люди без судьбы. Те, которых судьба ведет, чувствуют и ошейник, и натяжение поводка. Ты же сама об этом распространялась. Разве не помнишь?

- Как это случится? Кто-то подкинет змею в мою постель? Где он ее откопает?

- Нет. Я обещаю рассказать подробнее, если ты отпустишь мальчика.

- Я его в жизни не отпущу. И не из-за того, что не могу, а тебе назло. Хочешь, чтобы меня съела змея, - пусть ест; хочешь, чтобы меня дракон проглотил, - пусть глотает. Но приказывать мне никто не будет, даже мой собственный внутренний голос. Понял, голосочек, писклявенький ты мой? Вот и молчи, так будет лучше.

Вечером Ната приказала Бигудяеву взять две лопаты, нового мальчика и готовиться к работе. При детском приюте было небольшое хозяйство, которое вели сами воспитанники. В хозяйстве копали траншеи, ставили щиты и мишени, цепляли на столбы проволоку - для учений по обороне от вполне условного противника. В принципе дети работали с удовольствием. Начальство тоже смотрело с удовольствием, потому что оборона от чего-нибудь вполне условного - это в национальном стиле. Начальству обычно все равно, что делается, лишь бы делалось это так, что еще большее начальство одобрит. На зиму траншеи прикрывали щитами. Это была единственная работа, к которой дети не допускались или допускались только под присмотром взрослых. Обычно копал Бигудиев - один из трех санитаров приюта, мужик жилистый, потный и тупой, зато трудолюбивый и производительный как слон.

Ярослава Ната решила взять на всякий случай - с ней-то он точно никуда не сбежит. Внутренний голос снова возник ночью и пробовал увещевать ее, но, разумеется, напрасно. Отчаявшись, голос предупредил, что на луг ехать не нужно, потому что змея будет как раз на лугу. Голос сообщил и другие подробности, но сказал мало конкретного. Похоже, что он тоже не все знал. Ната послала голос подальше, шепотом, одним движением губ, чтобы следилка не записала, и накрылась одеялом с головой. Под одеялом она еще долго не спала, спрашивая сама себя и сама себе отвечая. Она продолжала делать то же и во сне, а когда проснулась на рассвете, была такая тишина, что хотелось плакать, и древние камни монастыря были влажны от росы.

Все утро она ждала, что голос возникнет снова, но голос молчал. Она позавтракала и, встав из-за стола, попыталась вспомнить, что же она только что ела. Вспомнила, лишь взглянув на грязную тарелку. В следующий раз она вышла из оцепенения, сунув руки под кипяток - по ошибке открутила не тот кран. Она ясно чувствовала натяжение поводка, но собиралась еще хорошо покуситься напоследок. Дважды она выходила на центр двора, якобы для проверки качества уборки, дважды звала голос и дважды возвращалась в комнаты злая как черт, дважды давала нагоняй сестре-хозяйке, превышая свои полномочия. Перед самым отъездом на луга она вдруг увидела лицо смерти на паркете - смерть была черной женщиной почти без лица, лишь со щелками глаз и большим ртом, а во рту зубы неравной длины. На голове у смерти был светлый колпак, похожий на ночной. Ната сфокусировала взгляд, и лицо смерти превратилось в обычные грязные пятна на полу. "Пускай даже я видела лицо, подумала она, - но почему я решила, что это именно ее лицо?"

Бигудяев вел машину; Ярослав сидел рядом с ней сзади. Дорога пылила и пахла пылью, пыльное стекло было желтым. Невдалеке от деревни Сиверка, там, где начинались приютские участки, Ната увидела двух человек на дороге. Фигуры были знакомы. Вот и друзья.

- Это мои друзья, - сказала Ната, - подбросим их, не идти же людям пешком.

- Что-то они мне не нравятся, - неожиданно проницательно ответил Бигудяев.

- Я не спрашиваю твое мнение.

- Вид у них бандитский.

- Значит, так, - сказала Ната, - запоминай инструкции на сегодняшний день. Может быть, мне придется отлучиться - ты работай и ребенка работать учи. Пусть не отдыхает, на том свете отдохнет. Я, может быть, задержусь. Если задержусь, то ждать меня до темноты. А если не вернусь до темноты, то оставишь ребенка и вернешься в приют один.

- Где оставить?

- Там в поле и оставишь.

- Так ведь он сбежит?

- Пускай бежит. Если я не вернусь, то пускай бежит, понял?

- Я не могу, - ответил Бигудяев. - Мне нужно письменное распоряжение.

- Притормози.

Машина съехала на грязную обочину и встала. Ната достала из сумочки блокнот, вырвала страницу из середины, написала несколько слов, расписалась.

- А печати не нужно?

- Не нужно, если есть моя подпись. Пошел вперед. Да, вот еще, ты не знаешь, змеи на лугах есть?

- Не, нету, а раньше полно было. Раньше, когда я дитем был. Теперь остались только комары. Комарам еды не надо, они людьми кормятся. В том году четверых насмерть закусали, злющие. А раньше и гадюки были. Гадюки все больше по низинкам прятались, они холодок любили.

- А ты сам видел гадюку?

- А то как же? У меня папка, так он, бывало, мне гадюченков ловил и кидал в банку. Чтоб я с ними игрался.

- Правильно, - сказала Ната, - ребенок должен все знать и все уметь. Грех воспитывать одними словами.

Друзья, которые встретились на дороге, были эхом одного из самых забытых приключений Наты. Два злых брата того самого велосипедиста, который подобрал Нату у дороги. Те самые, которые получили по четыре года за попытку покушения на Нату и поклялись обидчицу найти. Они не случайно оказались здесь. Если человек не забыл обиду за четыре года, бесполезно от него прятаться, все равно найдет. Не сегодня, так через год. Не здесь, так на другом конце Осии. Любишь кататься - люби и саночки возить.

Ната шла навстречу старым друзьям. Если хочешь избежать опасности, то не бегай от нее, а иди навстречу. Пусть будет поединок, и пускай кто-нибудь победит. Почему бы и не я? - думала Ната и на сердце у нее не было грусти. Ната, понимала и принимала логику прыжка через смерть. До сих пор ей всегда удавалось дурачить мужчин - почему бы и не сейчас? Я умнее, они сильнее, неизвестно, кто из нас злее, - значит, силы примерно равны.

- Эй! Здравствуйте, мальчики! - закричала она и заспешила.

Мальчики стояли в нерешительности.

"Во всяком случае, змей здесь нет, - думала Ната, - если и пропаду, то не от укуса змеи. Вот так-то, голосочек ты мой!"

Солнце ползло вверх по зеленому куполу, становилось жарко. Вот уже доползло, расплылось мутным жарким пятном, и тени на земле исчезли. Еще три-четыре часа было так же жарко, и вот жар стал стихать. На горизонтах сгущался вечер. Небо из бесцветного стало темно-зеленым, потом почти черным и, перебрав всю вообразимую гамму красок, превращалось в лиловое, над закатившимся солнцем. Повешенная на черенок лопаты рубашка спящего Бигудяева ловила движение воздуха и вздрагивала. Сквозь черные деревья у края поля зажегся желтый квадрат окна. Ната не вернулась.

Серая муть поднялась над горизонтом, и стало совсем темно, хотя еще не успела проклюнуться первая алая звездочка. А может, и проклюнулась, но поди найди ее в такой пустыне. Невысокая черная девочка шла по дороге. Косынка на голове, полосатое платьице на худых плечах. Лицо совсем маленькое и сморщенное, как шарик, из которого вышел воздух. Вот она остановилась и потянула носом - вечерний ветерок принес вкусный запах. Показалось. Не ела четыре дня.

Она увидела женщину, лежащую поперек дороги. Остановилась, испугавшись. Постояв, пошла вперед. Включила фонарик и осветила лицо. Присела на корточки. Улыбнулась, оскалив зубы.

Ната пошевелилась и застонала. Открыла глаза. Здорово били. Но может, и отойду. Много меня били, но так в первый раз. Если отойду, они оставят меня в покое. Так думала Ната, не узнавая склонившегося над нею лица. Тогда девочка осветила свое лицо фонариком.

- Змея! - прошептала Ната и все поняла.

Та самая, по кличке Змея, которая сбежала из приюта. Совсем дикая и больная, слишком дикая даже для приюта Блаженной Варвары. Да и какой она может быть, если живет у нас, почитай, с самого рождения? Попили мы ее кровушки, попили. Вот и ее черед пришел.

Змея пошарила в карманах Наты и нашла две таблетки глюкозы. Разжевала вместе с целлофаном. Ткнула Нату кулачком. Ага, не шевелишься. Потом наклонилась и впилась острыми зубками в ненавистную шею. Тепло и вкусно.

Над Хворостью плыла ночь, вогнутая как чаша. На лугах за рекой собирался туман, и кустики на том берегу были похожи на мелкие стожки сена. Туман кончался примерно на высоте пояса, переходя в зеркальную ясность воздуха - черного, как отшлифованный эбонит. В черном зеркале виднелись страшные дали - те, которые даже днем не видны. Коре посмотрел вверх, чтобы увидеть птицу, которая каждую погожую ночь прилетает на околицу Ыковки, к сентиментальной черешне, прилетает примерно от звездного скопления Плеяд и примерно туда же возвращается.

- Ну так что, - сказал Ярослав, - до свидания? Вы еще приедете к нам?

- Нет, никогда.

- А почему так?

- Мир большой. Когда уходишь, то не получается вернуться. Никогда не получается.

- Вы бы хотели?

- Да, почему-то. Здесь у вас особенное колдовство, живое. А сколько бы ни колдовали мы, у нас мертвое. Вот и птица эта, она может появиться только здесь.

- Вы верите в птицу? - удивился Ярослав. - Она же только в передаче бывает. В сказке дедушки Потапа.

- Я ее видел. И ты увидишь, если повезет. Береги мать.

- Да что ее беречь. Ничего с ней не станется.

- Береги. Она у тебя слабая.

- Ладно. Может, вам куда письмо написать?

- Нет.

- Тогда удачи вам на завтра. Я целый день буду держать за вас два пальчика вот так, скрещенными.

Был полдень назначенного дня. Он вошел в восьмой срез подреальности и увидел глотателя, привязанного к большой рогатке. Рогатка привязана к дереву. В грунте вокруг дерева вырыта ровная полоса. Глотатель не терял времени даром, а рыл, пытаясь выкопать дерево из земли и утащить его куда-нибудь в укромное место. Сил не хватило.

- Проснись, ласточка моя! - сказал Коре. - Голодный небось? И полетать хочется?

Глотатель ничего не ответил.

- Обиделся, птенчик. Сейчас пойдем поиграем. Если будешь хорошо себя вести, то накормлю. Или даже отпущу. А будешь вести плохо - привяжу опять.

По пути к ИПЯ глотатель вел себя спокойно. Только один раз пробовал побежать и протащил Коре по сухим колючкам. Протащил недалеко, сил не хватило.

Они прошли через город. По городу ходили люди, совсем обыкновенные люди, но они не замечали человека с чудовищем на поводу. Глотатель шел не сворачивая и порой сбивал людей с ног. Люди поднимались, ругались, оглядывались.

- Ты поосторожнее, - сказал Коре.

Глотатель обернулся, но промолчал. Вид у него был обиженный.

К ИПЯ они добрались только к вечеру. Здесь, в восьмом срезе, корпус был оцеплен двойным кольцом вооруженных людей. Первая автоматная очередь. Глотатель взревел и начал рыть землю. Похоже, что в него попали. Еще одна.

- С Богом, птичка моя! - сказал Коре и расстегнул цепь.

Глотатель, звеня цепями, понесся на стрелявших людей. Пули только раздразнили его. Кольцо людей распалось. Глотатель преследовал бегущих. Отдельная пуля взвизгнула совсем рядом. Коре лег и ползком добрался до ближней траншеи. Подобрал автомат, рассмотрел и прицельными выстрелами в правое плечо снял одного, второго, третьего. Путь открыт. Глотатель, к счастью, увлекся погоней.

Он вошел в здание и сразу понял, что там никого нет. Особенная тишина пустого дома. Они сдержали обещание. Странные люди, совсем странные.

Поднялся на второй этаж, нашел условленную дверь. Открыл. Снова никого. Знакомое стартовое кресло.

Он сел и достал прибор перемещения. На первом этаже послышался топот и рев глотателя. Еще секунда. Сейчас!

Он зажмурился от яркого света и не сразу понял, где оказался: в доме напротив горели два больших трехстворчатых окна без занавесок. В одном окне голая женщина подпрыгивала, очевидно, на комнатном батуте (самого батута не было видно), подпрыгивала и задирала колени в верхней точке полета. Закончив прыгать, она влезла на подоконник и просунула голову в форточку. Ее силуэт стал черным. В другом окне девушка в белом зажгла лампаду и преклонила колени. Лампада сияла ярко, как звезда. Смотрят живое кино, с радостью подумал Коре и отстегнул ремень.

Вот мы и дома.

Кельвин сидел в соседнем кресле.

- С тобой все в порядке? - спросил Коре. - Я уже не думал, что придется встретиться. Что случилось?

- Пойдем куда-нибудь, поговорим. Кстати, нам теперь положен трехдневный отпуск. Потом обследование и лечение, если нужно.

Они вышли из корпуса ИПЯ. День был ясный и яркий, а небо голубым. Коре остановился.

- Что, привык к зеленому небу? - спросил Кельвин. - Со мной тоже так было в первый раз. Удивительные там места - так привыкаешь, что нормальные люди кажутся уродами. После первого раза мне еще долго снились лысые женщины, а на свои ногти я и смотреть не хотел.

- Сколько раз ты там был?

- Девять. Но я был не только там. Зайдем? Я здесь покупаю пирожки. Здесь всегда есть горячие пирожки и телевизор. Стиль "ретро". Телевизор, конечно, поддельный, но похож. А пирожки с фибрилированным белком, как везде. Какую плотность ты любишь?

- Третью.

Они сели за столик и заказали пирожки с фибрилированным белком третьей плотности. Экран работал и транслировал программу "Ужас-Шоу". Как всегда, четверо участников. Сегодня участникам дали скальпели и предложили удалить собственные аппендиксы. Соль была в том, что участников подобрали не сведущих в медицине, зато дали каждому почитать энциклопедию хирургии ровно на две минуты. Если ты не успел за две минуты выяснить, где находится аппендикс, то вырежешь себе что-нибудь другое.

- Может быть, ты мне расскажешь о задании, хотя бы сейчас? - спросил Коре. - Ты где был все это время?

- У меня было собственное задание, гораздо сложнее твоего.

- Ты же должен был идти со мной?

- Тебя слегка неверно информировали.

Один из участников шоу роскошно пошутил по поводу отрезанного кусочка собственной плоти, и воздух задрожал от аплодисментов.

- Интересно, они действительно не знают, где находится аппендикс?

- Знают, конечно. Их хорошо проинструктировали - иначе все четверо умерли бы уже от потери крови и всего остального. Но все равно интересно. Интересно, кто победит. Его шансы - всего один к четырем. Кстати, твои тоже были один к четырем.

- Я должен был продемонстрировать новую технику?

- Почему ты так решил?

- Меня просветили.

- Ну и это тоже. Но не это главное. Главным было мое задание. Не скажу какое, чтобы не пришлось стирать твою память шоком. А ты должен был отвлечь внимание на себя. Пока ты метался, я спокойно занимался своим делом. Я был неподалеку, километрах в пятидесяти. Я даже слышал о твоих приключениях.

- А если бы они взяли мой прибор?

- Твой прибор был фальшивкой. Кстати, второй - тоже. Вам дали всего лишь сканеры с системой связи и управления. Ну и система выхода в подреальности, конечно. Ты не мог уйти, пока мы не вызвали тебя сами. Пока ты там суетился и поднимал шум, сканер самостоятельно собирал информацию и передавал сюда. Кстати, важную информацию. Например, триста шифрованных страниц о литиевой и биологической бомбе - там были очень ценные технические идеи. Я думаю, что создание жучка - совершенного космического оружия - сразу продвинется вперед. А ты получишь награду. Ты не рад? Помнишь, как ты бросился читать шифрованные страницы?

- Я не хотел читать те записи.

- Конечно. Но мы тебя заставили по каналу управления. Неприятно чувствовать себя марионеткой, но это был лучший вариант. Ты залез в шкаф, просканировал триста страниц, и никто ни о чем не догадался. Информация. Это была еще одна второстепенная цель. Мы знали твой метод - то, что ты называешь "перепрыгивать через опасность" - и решили это использовать. Мы знали, что такой человек, как ты, с твоей логикой прыжка через смерть, поднимет там много шуму и отвлечет охоту на себя. Как раз то, что нужно. И мы знали, что тебя не сразу поймают. Мы поместили тебя в тело агента, раскрытого и уничтоженного три года назад. Это дало тебе еще лишнее время жизни: я имею в виду твою неуязвимость. А что касается буквального исполнения твоих проклятий, то это новое и неясное явление, сейчас оно изучается. В потустороннем мире больше непознанного, чем известного. Итак, пока ты бегал и уводил за собой погоню, я тихо возник в другом месте и сделал свое дело.

- Твое задание было связало с М-кретинами? Еще кого-то заразить?

- Ничего подобного. Но ты должен был задать этот вопрос. Работать с М-кретинами мы закончили пять лет назад. Сейчас дело поставлено на поток. Например, за те дни, пока ты гулял по Осии, группа ZZZZ провела целых шесть операций психологического террора с использованием М-кретинов. То есть пять, шестая сорвалась. А в седьмой операции ты участвовал сам. Помнишь Джимирика?

- Еще бы.

- Когда машина выдала твою кандидатуру со всеми полезными параметрами: физподготовка, исполнительность, инициатива, главное - твоя теория о прыжке через смерть, мы решили тебя слегка подготовить. Ты не должен был метаться по Осии просто так, твои действия должны были казаться целенаправленными. Мы тебе подсунули Джимирика - М-кретина с базовой формой, - и ты его прикончил, потом я поговорил с тобой о М-кретинах, позже ты нашел самих кретинов и данные работ пятилетней давности. Ты был уверен, что задание связано с М-болезнями, и соответственно себя вел. Понимаешь?

- Не совсем.

- Ты повел их по неверному пути. Они же следили за каждым твоим шагом. Теперь они будут считать, что мы возобновляем работы. А мы неожиданно возникнем в другом месте и будем тихо и спокойно работать. Не огорчайся, мы же тебя все-таки вернули. Как только я выполнил задание и прикрытие стало ненужным.

- Если бы твоя миссия была завершена на час или день позже?

- Тебя бы расстреляли заговоренными пулями. Ты, конечно, не новичок, но еще и не мастер. Твоя ценность невелика, и имеется еще много таких, как ты. Это ведь было штрафное задание, со штрафного возвращается не каждый. Ты совсем не смотришь шоу?

- Я отвык от людей, - сказал Коре, - они мне кажутся искаженными существами.

- Да мы все искаженные существа, - ответил Кельвин, - но с этим ничего не поделаешь.