"Пронзая тьму" - читать интересную книгу автора (Перетти Фрэнк)

22

Кап. Кап. Кап. Кран как будто отмечал промежутки времени, извещая о прошествии одного мгновения, еще одного и еще… словно часы, не останавливаясь, не сбавляя темп, он мерно капал, и время мерно текло мгновение за мгновением.

За окном ванной комнаты шумел транспорт, но Салли не слышала шума. Один раз взвыла сирена, но она не пошевелилась и не обратила на это внимания. У нее не было ни сил, ни желания подняться с пола – она так и сидела, прислонившись спиной к бледно-голубой стене, положив бессильные руки на колени, откинув голову на жесткую штукатурку, и не шевелилась, несмотря на неудобную позу.

Она просто сидела, устремив пустой взгляд на ванну, слушая звон падающих капель, наблюдая за тем, как на конце крана медленно набухает очередная капля, а потом под тяжестью собственного веса срывается с него и исчезает.

Кап. Кап. Кап.

– Мисс Роу, вы считаете, что нет закона выше закона вашего Я?

– Нет реальности выше той, которую я создала сама, сэр. Кап. Кап. Кап.

– Вы действительно не помните, как взяли своего ребенка, опустили в воду и утопили?

– Я уже говорила, меня там не было. Это был Джонас.

– Но вы признались в том, что утопили свою дочь.

– Это сделал Джонас. Мое высшее Я пожелало этого, и он выполнил желание… Кап. Кап. Кап.

– Мы нашли обвиняемую в ванной… Она находилась в сумеречном состоянии…

– И что она сказала вам?

– Она сказала: «О нет! Я убила свою малышку!» Кап. Кап. Кап.

– … Господа присяжные, вы выслушали невероятные показания… Это порочное существо, бессовестное, безжалостное-бессовестное, безжалостное. Бессовестное, безжалостное. Бессовестное, безжалостное.

Ребенок в бесконечно огромном дворе без забора. Создатель и верховный судья всякой реальности. Центр своей собственной вселенной, Нет зла, нет добра. Есть только мое Я. И только оно имеет значение.

По крайней мере так было прежде.

Салли слегка переменила позу. Жесткий покрытый линолеумом пол напомнил ей о том, где она находится: в своей великолепной вселенной. Да. Маленькая холодная ванная комната с текущим краном, в которой сидит убийца, бродяга, неудачница, жалкий сосуд, полностью опустошенный за десять лет бессмысленного, бесцельного существования, никому ненужный кусок плоти.

Теперь она сидела на полу, прислонившись головой к стене, положив локоть на туалетный столик, рядом с ванной, в которой она утопила свою дочь.

Ее вселенная. Ее предназначение. Ее истина.

Слез не было. Она была слишком опустошена, чтобы плакать; душа ее умерла. Она продолжала дышать, но не потому, что хотела. Просто так случилось. Жизнь просто случилась. Она сама просто случилась – и не знала, почему и зачем.

Демоны нашли ее: Отчаяние, Смерть, Безумие, а теперь и Самоубийство. Они вцепились в нее, нашептывали ей ужасные речи, частицу за частицей вынимали из нее душу. Убийца! – говорили они. – Презренная, преступная убийца! Ты не способна на добро! В тебе не осталось ничего доброго! Ты никому не можешь помочь! Почему бы тебе не покончить со всем этим?"

«Как одиноко в этой вселенной, – думала Салли. – Она – мое творение, но теперь я затерялась в ней. Я хотела бы знать хоть что-то наверняка. Я хотела бы найти забор в конце этого огромного двора. Ах, но уже слишком поздно».

Ее рука соскользнула с колена и мягко ударилась о стенку ванны.

Забор.

Нет, эта мысль не показалась ей значительной; эта идея не потрясла Салли и не заставила участиться ее дыхание или пульс. Это была просто мимолетная мысль, слабый намек на возможность, простое предположение, которое можно было отбросить в сторону: эта ванна может стать тем самым забором.

Салли посмотрела на ванну, дотронулась до холодного сине-зеленого фаянса. «Я могу предположить, – подумала она, – просто взять в качестве отправной точки для дискуссии предположение, будто это забор, граница, некая черта. Черта, за которую я заступила, но не должна была заступать».

Она позволила мыслям течь своим чередом и просто с интересом слушала голоса, звучавшие в сознании.

"А что, если это был неверный поступок?

Да брось, с чьей точки зрения? Абсолютных истин нет; ничего нельзя знать наверняка.

А если абсолютные истины все-таки существуют, и я могу что-то знать наверняка? Но как?

Это йотом, потом. Сначала ответь на первый вопрос. А что, если это был неверный поступок? Да.

Значит, я виновата. Я сделала не правильный выбор, я зашла за черту и поступила не правильно.

Но я полагала, что все границы существуют лишь в моем сознании!

Я поступила не правильно. Я хочу признать это, хотя бы однажды. Почему?

Потому что мне нужен забор. Даже если я нахожусь не с той его стороны, с какой следует находиться, мне нужен забор. Мне нужно чувствовать себя не правой. Нужно чувствовать свою вину. Зачем? Потому что…"

Салли пошевелилась. Она плотно прижала ладонь к стенке ванны, в которой умерла ее дочь. Она пошевелила губами и беззвучно произнесла какие-то слова, потом прошептала их, а потом произнесла громко:

– Потому что тогда по крайней мере я буду знать, где нахожусь!

Очевидно, Салли пробудила в себе какие-то спящие чувства; внезапно она почувствовала боль, мучительную боль в душе и, скрипнув зубами, со сдавленным стоном ударила кулаком по стенке ванны.

– О Господи!

Она снова откинулась на оштукатуренную стену, задыхаясь от боли, гнева и отчаяния. «О Господи, помоги мне!»

Бес отчаяния отпустил Салли и упал на пол. Его хватка ослабла.

Вот. Она сказала это. Она приняла предположение и развила его до логического завершения, пережила маленький катарсис, и теперь все осталось позади. Салли не знала, полегчало ли ей. Она чувствовала себя немного глупо из-за того, что вслух разговаривала с собой – или с Богом, если уж на то пошло. Но сейчас это неважно.

Почему-то вдруг она почувствовала какой-то груз на шее, какую-то тяжесть на груди. Она подняла руку к кольцу. Вытащила его из-под рубашки и снова поднесла к глазам. Уродливая маленькая химера злобно скалилась на нее.

И тут воспоминание обожгло Салли. Обожгло так сильно, что она удивилась, как это оно так долго скрывалось в глубинах памяти.

– Кольцо! Кольцо Оуэна.

Ирэн Бледсоу чувствовала себя явно неуютно.

– Мистер Харрис, вашим друзьям придется остаться здесь.

Если принять во внимание обстоятельства, Том никогда не чувствовал себя лучше. Он сидел на той же самой деревянной скамье в том же самом холодном гулком мраморном вестибюле в здании суда города Клэйтонвиля: он явился на очередную запланированную встречу с детьми, и снова мероприятием руководила миссис Бледсоу.

Но на сей раз Том явился в сопровождении…

– Миссис Бледсоу, это мой пастор Марк Ховард и мой адвокат Уэйн Корриган.

Оба мужчины протянули руки, и Бледсоу пришлось обменяться с ними рукопожатием, пусть и не вполне сердечным.

– Здравствуйте. Как я сказала, на свидание с детьми будет допущен только один мистер Харрис. Корриган был в великолепной форме.

– Мы пришли сюда по приглашению мистера Харриса и намерены присутствовать при свидании. Если вы отказываетесь дать нам разрешение на это, вам придется явиться в суд и предоставить разумные основания для подобного запрета. – Он широко улыбнулся.

Бледсоу задохнулась от негодования и некоторое время не могла найти слов для достойного ответа.

– Вы… Это… это конфиденциальная встреча! Мистер Харрис должен видеться с детьми один!

– Тогда, несомненно, вы с удовольствием останетесь здесь с нами, пока мистер Харрис будет общаться с детьми один?

– Я не это имела в виду, и вы меня прекрасно понимаете! Свидание мистера Харриса с детьми должно происходить в присутствии работника патронажа.

– Вы говорите о себе?

– Конечно!

Корриган достал блокнот:

– Кто отдал такое распоряжение?

Бледсоу запнулась:

– Я… я должна уточнить.

– Если вам все равно, – сказал мистер Харрис, – я бы хотел увидеть своих детей. Они ждут меня, не так ли?

– Минуточку! – Ирэн Бледсоу подняла руку. – Вы принесли анкету, которую я вам послала?

Корригану было что сказать и по этому поводу:

– В свете ныне идущего гражданского процесса я посоветовал своему клиенту до поры до времени не заполнять никакие анкеты и не проходить никакие психологические тестирования.

Ответ Бледсоу прозвучал холодно и угрожающе:

– Вы, конечно, понимаете, что это задержит возвращение детей под опеку мистера Харриса?

– Согласно архивным материалам Комитета, вы никогда не возвращали детей родителям до окончания судебного разбирательства, посему в настоящее время мы смиримся с этим. А теперь давайте перейдем к цели нашего визита.

Ей пришлось уступить:

– Хорошо. Следуйте за мной.

Она снова направилась к широкой мраморной лестнице, и громкое цоканье каблуков снова покатилось гулким эхом по вестибюлю – как напоминание о ее авторитете и одновременно выражение ее негодования. Они поднялись на второй этаж и прошли через большую мрачную дверь в холл, где стоял на посту все тот же охранник по имени Джон, Он несколько удивился, увидев трех человек вместо одного, но, поскольку они явились вместе с Бледсоу, решил, что все в порядке.

– Привет, милые!

С восторженным визгом Руфь и Джошуа бросились к отцу. Том опустился на одно колено и обнял их. И почему-то на сей раз Ирэн Бледсоу не стала между ними. Джошуа был по-настоящему счастлив снова увидеть папу, Руфь просто начала плакать и не хотела отпускать Тома. На поцелуи и объятия ушло довольно много времени.

– Бедные, измученные жестоким обращением дети, – шепнул Корриган Марку.

Бледсоу заняла свое место в конце стола и предложила Марку и Корригану сесть. Они тихо сели с той стороны, где находилось место Тома.

– Хорошо, ребятки, – наконец сказал Том. – Давайте садитесь.

Они уселись на стулья с противоположной стороны стола и только тогда заметили Марка.

– Здравствуйте, пастор Ховард!

– Привет. Как дела?

– Нормально,

– У вас сорок минут, – сказала Бледсоу, главным образом для того чтобы напомнить всем, что она все еще руководит данным мероприятием.

Следующие тридцать минут общения прошли в разговорах на самые обычные темы. Руфь и Джошуа старались побольше читать и, похоже, немного наладили отношения с другими детьми в приюте – хотя Том не знал, идет ли речь о том же приюте, что и в прошлый раз, или уже о другом. Однако по школьной программе они не занимались, а это означало, что им придется наверстывать упущенное летом, если вообще придется. Рана на лбу у Руфи зажила и стала почти незаметной.

Время свидания подходило к концу, а Том знал, что до ухода он еще должен выяснить одну вещь, пока имеет такую возможность. И кроме всего прочего, он непременно должен помолиться с детьми.

– Послушайте, папе скоро уходить – так что давайте помолимся вместе.

Он дотянулся до детей через стол и взял их за руки. В этот момент они снова были семьей, и он был духовным главой, наставником и примером для подражания, каким и должен быть отец.

– Дорогой Небесный Отец, я молюсь сейчас о своих детях и прошу Тебя возвести вокруг них стену защиты. Защити их сердце и ум, дабы они никогда не усомнились в Твоей любви и Твоем покровительстве. Помоги им всегда оставаться хорошими детьми и жить в согласии с Твоей волей. Я прошу Тебя, милый Господи, помоги нам снова воссоединиться.

Марк и Корриган присоединились к молитве и слушали, как маленькая Руфь молилась за своего папочку и брата и даже за миссис Бледсоу. Потом стал молиться Джошуа, который поведал о своей любви к Христу и своем желании быть достойным слугой Господа.

Все это были не просто слова. Здесь, в этой комнате, они вели настоящую духовную борьбу – ибо, хотя государство в силах возвести непреодолимые стены вокруг детей, молитвы каждого ребенка, произнесенной в бесхитростной вере, достаточно для того, чтобы сокрушить эти стены до основания. Все они понимали и ясно чувствовали это, слушая молитвы ребятишек.

– Аминь, – сказал Джошуа.

– Аминь, – хором повторили все – за исключением Ирэн Бледсоу.

До конца свидания оставались считанные минуты. Том открыл бумажный пакет.

– Вот, Я собирался отдать вам это еще в прошлый раз.

– О, отлично! – воскликнул Джошуа, взяв свою Библию.

– Спасибо, папочка! – сказала Руфь, прижимая свою Библию к груди.

Том принес детям также несколько их любимых книг и письменные принадлежности, которые не отдал во время предыдущего свидания. Том видел, что Ирэн Бледсоу зорко следит за тем, какие вещи он извлекает из пакета, и продолжал неторопливо, открыто передавать их детям, не считая нужным что-то утаивать.

И вот, время встречи почти истекло. Джошуа с интересом листал новую книгу про китов и вдруг наткнулся на какие-то фотографии, вложенные между страниц.

Том, Марк и Корриган старались не смотреть на мальчика прямо, чтобы не привлечь внимания Бледсоу.

– Тебе нравится книга, Руфь? – спросил Том, дотягиваясь через стол до дочери, чтобы помочь ей найти надпись на титульном листе. Это движение помогло: Бледсоу напряженно следила за Томом. – Видишь, что я тут написал? «Моей дорогой доченьке Руфи. Иисус любит тебя, и я тоже!»

– Эй! – воскликнул Джошуа. – Это же тетенька из пикапа!

Бледсоу мгновенно перевела на него взгляд. Джошуа расширенными от удивления глазами рассматривал фотографии. Лицо Бледсоу заметно побледнело.

– Что ты имеешь в виду, сынок? – спросил Корриган. – Ты что, видел эту женщину раньше? Бледсоу резко вскочила на ноги.

– Мистер Харрис!

– Да? – спокойно отозвался Том.

– Да как вы смеете? Как вы смеете?]

Корриган настойчиво требовал у мальчика ответа.

– Ты узнаешь эту женщину?

– Конечно, – сказал Джошуа. – Это она вела тот пикап, в который мы чуть не врезались. Она здесь выглядит вроде как больной, да?

Бледсоу бросилась к Джошуа и выхватила у него фотографии. Она бросила на снимки короткий яростный взгляд, а потом демонстративно порвала их пополам, еще раз пополам, и еще раз, после чего смяла и швырнула в мусорную корзину.

Потом, трясясь от негодования, она повернулась к Тому:

– И что вы пытаетесь тут доказать?

– Миссис Бледсоу, вы пугаете детей, – мягко заметил Марк.

Она наставила палец в лицо Тому и заговорила дрожащим от ярости голосом:

– Вы грубо нарушили правила! Я могу устроить вам серьезные неприятности! Неужели вы полагаете, что я не могу добиться того, чтобы ваших детей навсегда забрали у вас!

Том ответил спокойно – главным образом из-за детей:

– Тогда чего же вы так испугались? Она возмущенно отрезала:

– Я ничего не испугалась! Вам меня не испугать! Том произнес слова, которые уже некоторое время повторял в уме:

– Миссис Бледсоу, мне совершенно ясно, что вы заботитесь не столько об интересах моих детей, сколько о своих собственных. В любом случае я полагаю, что вы злоупотребляете своей властью – и в отношении моих детей, и в отношении меня; и я намерен выяснить, на кого вы работаете.

Бледсоу попыталась говорить сдержанным тоном: в конце концов кричать она не могла из соображений профессиональной этики.

– Послушайте, вы! – Огромным усилием она взяла себя в руки, приняла прежний официальный вид и объявила:

– Свидание окончено. К моему великому сожалению вы обманули мое доверие, и я учту это, назначая дату нашей следующей встречи.

– Она состоится раньше, чем вы предполагаете, – сказал Корриган. Он обогнул стол, взял руку Бледсоу и с размаху пришлепнул к ее ладони повестку в суд. – Постарайтесь не порвать. Всего хорошего.

"Дорогой Том!

Сегодня я чувствую себя по-другому – и не знаю, смогу ли объяснить вам почему. Несомненно, первопричина заключается в моем странном предположении, сделанном утром: предположении возможности моей вины. Конечно, быть виновной – или даже чувствовать себя виновной – неприятно, но одним предположением такой возможности я, похоже, ослабила другое неотступное чувство: отчаяние. Это напомнило мне клоуна, который бьет себя по пальцу молотком, чтобы отвлечься от головной боли: теперь, когда я чувствую свою вину, я не чувствую такого глубокого отчаяния.

Но можно сказать (исключительно с целью порассуждатъ), что причины лежат гораздо глубже. Как я уже говорила, безоговорочное признание человека высшим существом и, как следствие, отрицание абсолютных истин заставляет вас искать некую границу – тот самый забор – и спрашивать себя, где же вы находитесь, и желать хоть что-то знать наверняка. Вот это и есть отчаяние.

И потом вдруг появилось чувство – или просто предположение – своей вины, и я вдруг обнаружила, что играю с мыслью о своей возможной не правоте – а признание своей не правоты означает, что я где-то нарушила какую-то норму, что в свою очередь говорит о существовании некой нормы, которую можно нарушить, а это означает, что где-то есть что-то, что я могу знать наверняка.

Полагаю, я сказала все это для того, чтобы сделать следующий вывод: если я могу быть виновна, если я действительно виновна, тогда по крайней мере я знаю, где нахожусь. Внезапно по прошествии долгого времени я нашла забор, границу – и одна мысль об этом развеяла густое облако отчаяния настолько, что я заметила это.

Вы только представьте себе, Том, какой длинный путь прошла я в жизни, чтобы избавиться от отчаяния. Программа «Молодые дарования» в центре «Омега» показывала возможные пути ухода от проблем. Я перепробовала все, что там предлагали: йогу, диету, народную медицину, измененные состояния сознания, наркотики и многочисленные путешествия сознания, открывающие мне мою божественную сущность и способность создать мою собственную реальность. Я признаю: это было долгое странствие по юдоли безумия. Чем помогло мне это в поиске моей собственной истины? Сама я блуждала в пустоте и плыла по течению, и моя реальность, рожденная в моем сознании, была ничем не лучше. И я, и сотворенная мной вселенная блуждали в пустоте и плыли по течению вместе.

И кроме того, еще был Джонас, мой совершенный друг. Он прекрасно владел умением убеждать, обладал многими замечательными качествами и особенно преуспел в искусстве лести. Мы вместе много странствовали во время моих йогических трансов, и он уверил меня, что вся реальность – в том числе смерть есть иллюзия, целиком находящаяся в моей власти, и что я, будучи богом, могу придавать реальности любую форму, какую пожелаю.

И в критический период своей жизни я поверила в это. Я поверила, что создала реальность, которая будет служить моим нуждам и удовлетворять мои желания. Я поверила, что создала человека, который будет доставлять мне удовольствие, не зная чувства вины. Я поверила, что создала ребенка, который попросил меня отправить его в следующую жизнь, чтобы дать мне свободу продолжать начатое здесь.

Но не создала ли я также и тюремную решетку? Я говорила о заборе, не так ли?

Я жила за этим забором семь лет, и Джонас ни разу не пришел навестить меня. Я негодовала. Я обвиняла его в смерти Рэпчел. В моем представлении эта идея принадлежала ему. Именно он взял власть над моим телом и лишил девочку жизни. Он совершил убийство. Нина лежит на нем.

Но теперь я так не считаю. В какой-то момент я стала думать иначе – возможно, сегодня утром.

Эмитист права: я убила своего ребенка".

Салли отложила блокнот и вышла из номера, на ходу обдумывая и приводя в порядок мысли, переполнявшие сознание. Она чувствована скорое наступление каких-то перемен, хотя не имела представления, в чем они будут заключаться и в каком направлении будут развиваться. Но эта ее прогулка должна была стать частью этого процесса; она собиралась совершить путешествие в прошлое и найти другую недостающую часть той головоломки, которой являлась ее жизнь.

Насколько она помнила, где-то поблизости от мотеля находились старое кирпичное здание и аллея, мощеная булыжником аллея, посреди которой бежал ручеек воды, стекавший в закрытый решеткой люк. Где же это место?

* * *

Тол следовал за Салли по пятам. Натан и Армут парили прямо над ее головой, держа мечи наготове и настороженно оглядываясь по сторонам. Скоро появится Разрушитель. Времени оставалось мало.

«Не останавливайся, Салли, – сказал Тол. – Тепло, еще теплее».

Она свернула в переулок. Он казался знакомым: эти вязы сохранились в ее памяти, хотя с тех пор они значительно выросли.

Мусорная машина с ревом и грохотом выкатила из аллеи за старой пивоварней, неуклюже повернула, влилась в поток транспорта и, прибавив скорость, загромыхала вниз по улице.

Салли направилась к аллее.

Это должно быть где-то здесь! Все та же узкая мощеная булыжником аллея, все те же высокие стены старой пивоварни из красного кирпича! Салли оказалась в прошлом. Канализационный люк остался на прежнем месте, красные стены покрывал все тот же мох, запах мусора точно соответствовал тому, который запечатлелся в ее памяти. Салли ускорила шаг. Это было где-то здесь: незакрепленный кирпич в подоконнике… Она вспоминала все больше и больше, пока бежала вдоль здания, пристально всматриваясь в каждое окно в поисках какой-то детали, которая приведет в действие механизм памяти.

Тол увидел впереди ангелов-стражей, охранявших нужное место. Их было четверо воинов с обнаженными мечами, отважных и блистающих, исполненных мрачной решимости, Они стояли на посту, наблюдали за этим местом, охраняли его в течение десяти лет. При виде Салли Роу они подняли мечи и издали приглушенный радостный возглас.

Она приблизилась к углу здания. Кажется, где-то здесь: насколько она помнила, это место находилось рядом с углом.

Вот последнее окно с подоконником на уровне глаз. Салли остановилась и огляделась по сторонам. Она была одна в аллее. Она дотронулась до подоконника, провела по нему пальцами. Похоже, этот тот самый подоконник. Где же находился незакрепленный кирпич, справа или слева? Салли подсунула большой палец под кирпич слева и осторожно подтолкнула его вверх.

Он шевельнулся. Шевельнулся впервые за десять последних лет. В темную полость под ним хлынул солнечный свет.

Сердце подпрыгнуло у Салли в груди. Это походило на чудо. Чувства ее достигли такой остроты, что она непроизвольно тихонько вскрикнула. Салли сунула руку в тайник и нащупала двумя пальцами кольцо. Она вытащила его на свет дня и опустила кирпич на место.

Десять лет спустя кольцо оставалось на удивление чистым, если не считать нескольких тонких серых паутинок, прилипших к нему, Салли протерла кольцо полой рубашки, и оно засверкало. Она вытащила из-под рубашки первое кольцо и поднесла к глазам оба.

Да, они были одинаковыми. Теперь две химеры скалились на нее с одинаковыми выражениями лиц.

Тол отпустил стражей.

Салли прислонилась к кирпичной стене и вспомнила тот день, когда положила кольцо в тайник. Она была в отчаянии, боялась предательства. Возможно, она поступила безрассудно, недостойно, украв кольцо у того человека и спрятав здесь, но, как выяснилось впоследствии, ее действительно предали, и теперь, десять лет спустя, это кольцо могло стать ключом к прошлому, которое Салли нужно было заново исследовать, чтобы понять, где и в чем она совершила ошибку.

Она подумала о Томе Харрисе и христианах из маленькой школы в Бэконе-Корнере.

«Неужели тогда я поступила неверно? Если так, я хочу поступить верно хотя бы на этот раз».

Она расстегнула цепочку на шее и повесила второе кольцо рядом с первым.

* * *

Дверь офиса в гостинице «Шредер-Мотор» распахнулась, и электронный сторож гудком известил о появлении посетителя. Женщина за конторкой подняла глаза.

– Добрый день. Могу я чем-нибудь помочь вам? Мистер Хулл улыбнулся самым любезным образом.

– Добрый день. Я ищу свою жену. Она сказала, что сняла здесь номер… э-э-э… кажется, номер триста два?

– О! – женщина заглянула в регистрационный журнал. – Вы мистер Роджерс?

Хулл расплылся в широкой улыбке:

– Да, да! Отлично, наконец-то я нашел ее!

– Но как вы узнали, где искать? – поинтересовалась женщина.

– О, мы и прежде снимали этот номер. Он нам нравится. Мы останавливались в нем всякий раз, когда приезжали в Фэйрвуд, Я задержался дома на несколько дней, но жена позвонила и сказала мне, что поселилась в том самом номере. Я надеялся, что речь идет именно о нем.

– Но… – женщина оказалась перед какой-то проблемой. – Но миссис Роджерс сняла номер только на одного человека. Полагаю, она не поняла вас.

Хулл вытащил из кармана бумажник.

– Да, это недоразумение. Позвольте мне внести недостающую сумму. Она наверху сейчас? Пожалуй, я сделаю ей сюрприз.

– Нет, кажется она вышла. Но я могу дать вам ключ.

– Отлично.

– Будьте любезны, заполните другую анкету, чтобы не нарушать порядок регистрации.

– Конечно.

Мистер Хулл заполнил анкету, в которой записал имена миссис и мистера Джек Роджерс. Он извлек также толстую пачку банкнот и доплатил нужную сумму.

Женщина взглянула на адрес, указанный в анкете.

– Ну и как обстоят дела в Лас-Вегасе? Там действительно кипит такая разгульная жизнь, как говорят?

– Нет… – Мистер Хулл рассмеялся. – Возможно, в отдельных местах. Но это неплохой город.

– Что ж, вот ключ… О Боже! Кажется, ваша жена унесла единственный дубликат. Ну ничего, я просто поднимусь с вами и впущу вас.

– Спасибо. Послушайте, не говорите ей о моем приезде. Она ожидает меня только завтра!

* * *

На другой стороне улицы, за гостиничной автостоянкой, на крыше магазина скобяных изделий и мастерской Нельсона укрывались пятьдесят отвратительных воинов-демонов, которые разом изрыгнули облако желтого вонючего дыма, увидев, как Хулл следует за женщиной к номеру триста два.

Разрушитель наблюдал за Хуллом со своей командной позиции на крыше цветочного магазина.

– Они угадали правильно! – прошипел он. – Она здесь.