"Сердце негодяя" - читать интересную книгу автора (Гэфни Патриция)

4.

— Добрый вечер, мисс Кэйди. Не лучше ли вам поторопиться? Знаете, уже скоро пять.

Энергично тряхнув головой, Кэйди откинула с лица волосы и кивнула Леви, глядя на него через зеркало над баром, которое полировала.

— Знаю. Я и так спешу.

В этот момент в салуне почти никого не было, кроме Стэна Морриса да пары поденщиков с фермы Салливана, но через полчаса начнут собираться посетители. Ведь сегодня субботний вечер! Кэйди старалась не допускать, чтобы клиенты, приносившие ей наибольший доход, застали ее за таким неподобающим занятием, как полировка зеркал. Или, к примеру, мытье окон и уборка столов. Это могло бы разрушить иллюзию. Одни видели в ней заботливую мать, другие — возлюбленную, третьи — языческую жрицу, четвертые — «мадам» из борделя и карточную мошенницу, но никто из них не мог бы представить ее в роли поломойки.

Она протерла бутылки со спиртным, выстроенные батареей на полке перед зеркалом, потом принялась за стойку бара.

— Я сам, — запротестовал Леви, пытаясь одной рукой завязать на спине фартук, а другой отнять у нее тряпку.

— Нет, все в порядке. Видишь вон тот ящик у дверей? Сегодня прислали почтой. Я думаю, это новые стаканы. Пойди распакуй их, а я пока тут закончу.

Он втащил ящик за стойку бара, вскрыл его и начал разворачивать тщательно упакованное стекло. Только после этого Кэйди заговорила:

— Леви, мне не хотелось бы тревожить тебя понапрасну, я даже уверена, что беспокоиться в общем-то не о чем, но считаю, что тебе следует знать. Сегодня я застала Хэма вместе с этим наемником у Свенсона. Они сидели в задней кабинке и общались как закадычные дружки, вспоминающие старые добрые времена.

Сидя на корточках возле ящика, Леви оглянулся на нее и сказал «гм».

— Это не все, Леви.

— Мэм?

— Мистер Голт показывал Хэму свой револьвер. Револьвер, — повторила она, когда он снова лишь хмыкнул в ответ.

— Ох уж этот мальчишка, — покачал головой Леви.

Кэйди возмущенно уставилась на него, скрестив руки на груди.

— Я думала, ты придешь в ярость. Боже мой, Леви, неужели тебя не волнует, что Хэм якшается с наемным убийцей?

— Еще неизвестно, так это или нет.

— Что?

Леви выпрямился: шесть футов три дюйма [12] тонких костей и красивой шоколадной кожи.

— Может, так оно и есть. Все говорят, что он такой. Но я видел его с Хэмом вчера вечером и ничего плохого не заметил. Кем бы он ни был, этот мистер Голт, он явно питает слабость к детям.

— Ну и что? Даже если так… разве это имеет отношение к делу?

— А что имеет отношение к делу?

— Допустим, он обожает детей, что с того? Может, Джесси Джеймс, знаменитый американский бандит-налетчик, был лучшим в мире отцом, но ты хотел бы, чтобы он воспитывал Хэма?

Леви усмехнулся, а Кэйди в недоумении покачала головой.

— Говорю тебе, Леви, Хэм сидел в закусочной Свенсона и палил по стенам!

—Что?

— Ну… я хочу сказать, понарошку.

— Ах, понарошку…

— Палил по стенам из шестизарядного «кольта», как будто это игрушка!

— Мне это не нравится.

— Я так и думала. Я схватила его за шиворот и вытащила оттуда. Мне хотелось как следует надавать ему по заднице, но я решила, что лучше тебе самому с ним разобраться.

— Понятно, — уклончиво ответил Леви и вернулся к распаковке бокалов.

Кэйди пожала плечами, не понимая, почему он так спокоен. Леви, самый добрый и любящий отец на свете, был всегда неизменно строг. Строг, принципиален и справедлив; Он позволял Хэму подметать и подрабатывать в салуне, но любое дурное слово или поступок незамедлительно влекли за собой наказание. Так почему же Леви столь спокойно воспринял новость о том, что его сын водит дружбу с отъявленным негодяем, наемным убийцей? У нее это в голове не укладывалось.

— «Фи-ло-со…» Что это, Леви? «Фи-ло-со-фия Буд…»,

Поняв, что ей не совладать с названием, Глендолин вернула книгу на стойку бара: — Это по-китайски?

— Ты опоздала, — машинально заметила Кэйди. Глендолин вечно опаздывала, но всякий раз пыталась сделать вид, будто она здесь уже давным-давно. Кэйди взяла книжку со стойки и попыталась прочитать заголовок, однако ей повезло не больше, чем Глен. «Философия Будды». Она вопросительно подняла взгляд.

— Нет, это не по-китайски, — с достоинством ответил Леви. — Это про Будду.

— Ах, про Бу-у-удду, — понимающе протянула Глен, шевеля светлыми бровками. — Да-да, я знаю. Будда — это такая религия, и по чистой случайности ее исповедует одна китайская леди, проживающая на Сосновой улице. Как раз над прачечной своего папочки, — пояснила она, чтобы никто не сомневался, о какой именно китайской леди идет речь.

Леви обиженно отнял у Кэйди книгу и спрятал ее под стойку, не глядя ни на одну из женщин. Ему не нравилось, когда над ним подшучивали, особенно по поводу Лии Чанг, поэтому Кэйди перестала ухмыляться и добродушно подмигнула Глендолин у него за спиной. Она тут же спохватилась: Глен заслуживала хорошей выволочки.

— Насколько я могла заметить, ты вчера славно повеселилась, — сурово начала Кэйди. — Так, между делом.

— Верно, — как ни в чем не бывало согласилась Глен, прихорашиваясь перед зеркалом и поправляя локоны. — Вчерашний вечер прошел очень весело. Честное слово…

— Глендолин.

— Что? — До нее наконец дошло.

— Ты злишься, потому что я сидела на коленях у Сэма Блэкеншипа?

— Я этого даже не заметила, — сухо отрезала Кэйди.

— Нет?

Глендолин прижала палец к щеке. Это означало, что она в глубоком раздумье.

— В чем еще я провинилась?

Кэйди пришлось бы загибать пальцы, чтобы не сбиться со счета ее провинностей: «Ты пришла не вовремя, ты опять напилась на работе, ушла раньше времени, и притом не одна, а с Гюнтером Дьюхартом».

— Я говорю о тебе и об этом наемнике.

— Ты имеешь в виду мистера Голта? М-м-м… — промяукала Глен, как сытая кошка. — Не мужчина, а просто мечта, правда?

— Мечта? Ну, если ты мечтаешь о наемных убийцах, тогда… пожалуй. Глен, когда же ты наконец поумнеешь? Ладно, черт с тобой, это не мое дело.

— Вот именно, — нахально заявила Глен. — Я знаю, что ты обо мне думаешь, — продолжала она после небольшой паузы, повернувшись ко всем спиной, чтобы запихать вату за корсаж желтого атласного платья. — Думаешь, я все делаю нарочно? Путаюсь со всякими подонками и позволяю им вытирать об себя ноги. Разве не так?

Кэйди лишь пожала плечами. Ей вспомнился тот день, восемь месяцев назад, когда Глендолин впервые появилась на пороге «Приюта бродяги» в поисках работы. У нее была разбита губа, под глазом светился фонарь, об остальном можно было только догадываться. Все пришли в ужас, но никто особенно не удивился: многие знали, как Мерл Уайли обращается с женщинами, а Глендолин проработала в его салуне чуть ли не год. За это время она вполне могла стать для него чем-то большим, нежели просто одной из подавальщиц. Всех удивило другое: как это ей наконец хватило ума уйти от него.

— Мы об этом говорили уже не раз, — устало возразила Кэйди. — В свободное время можешь делать все, что заблагорассудится, я слова не скажу. Но здесь, в моем салуне, ты должна соблюдать правила.

— Но я их соблюдаю!

Никто не умел изображать оскорбленную невинность лучше, чем светловолосая и голубоглазая Глен. Неудивительно, что шериф влюбился в нее без памяти. Это напомнило Кэйди еще об одном прегрешении Глен.

— Между прочим, ты вчера не очень-то любезно обошлась с Томом.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

Глендолин закончила набивать бюст ватой и обернулась в поисках выпивки.

— И вообще я обращаюсь с Желтым Ливером вполне прилично. Не хуже, чем он заслуживает.

— Зачем ты его так называешь? Ты же знаешь, он этого терпеть не может!

— Ну и что? А по-моему, это забавно!

— Забавно? Да ты…

Кэйди тяжело вздохнула. Они с Глендолин были примерно одного возраста, а уж по части опыта в отношении мужчин Глен обогнала ее на миллион лет. Так почему же у Кэйди часто возникало такое чувство, будто она годится Глен в бабушки? Как-то раз она задала этот вопрос Леви, и он ответил двумя словами: «Она глупа». Но Кэйди с ним не согласилась. На самом деле Глендолин просто не хотела думать.

— Мы говорили о Голте, — напомнила Кэйди им обоим. — Похоже, он застрял здесь надолго.

— Правда? — оживилась Глен, пощипывая щеки, чтобы вызвать румянец, и пристально изучая свое лицо в зеркале.

— Да. И мне кажется, тебе следует держаться от него подальше. Ты знаешь, о чем я говорю, — повысила голос Кэйди, увидев, что Глен приготовилась возражать. — Он опасный человек, достаточно взглянуть на него. Оставь его в покое, Глен.

Ее подмывало добавить: «Не води его к себе домой», — но она промолчала. Они действительно говорили об этом уже не раз.

— Ты тоже с ним вчера беседовала, — обиженно бросила Глен.

— Это не имеет отношения к нашему разговору. О, черт, они уже здесь! Кэрли Боггз и все эти парни с фермы Уиттера! Живо займись ими, Глен, а я пока пойду переоденусь.

Кэйди сняла фартук и засунула его на полку под стойкой.

— Ты ему улыбалась! — бросила Глен ей вслед. — Ты даже смеялась вместе с ним. Я сама слышала!

— Это прерогатива хозяйки заведения, — на ходу ответила Кэйди.

Прощальная реплика могла бы прозвучать куда более эффектно, имей Глен хоть малейшее понятие о том, что такое «прерогатива».

В своей комнате Кэйди принялась тщательно выбирать платье на вечер. В ее гардеробе не меньше десятка разноцветных «карнавальных костюмов», как она их мысленно называла, и обычно она просто вытаскивала из гардероба тот, который давно не надевала. Однако на этот раз Кэйди отступила от традиции: она долго и придирчиво разглядывала платья, пробовала на ощупь украшенные перьями или расшитые блестками лифы, но ни на одном не могла остановиться.

И откуда вдруг эта девичья нерешительность? Ответ ей известен, но она не желала взглянуть правде в глаза. Боже милостивый, неужели она сама становится похожей на Глен?

В конце концов Кэйди выдернула из шкафа платье из темно-зеленой тафты и швырнула его на кровать. Нашла дополнявшие его зеленые туфельки на высоком каблучке и диадему из фальшивых изумрудов (завсегдатаи салуна обожали драгоценности — чем больше пестроты и блеска, тем лучше). Постирать черные чулки в сеточку она не успела, значит, придется надеть другие, телесного цвета, хотя они не так здорово смотрятся с черной кружевной отделкой зеленого платья. Так, теперь зеленый браслет из чего-то похожего на нефрит, черные агатовые сережки, колечко с ониксом на мизинец…

Может, хватит? Как насчет бледно-зеленой камеи на черной бархатной ленточке? Нет, решила Кэйди, довольно. Даже если играешь в «блэк джек» с завсегдатаями салуна в провинциальном городке и продаешь им выпивку, вовсе не обязательно обвешивать побрякушками все, что торчит, включая шею. Надо и меру знать.

Раздевшись за ширмами, Кэйди набросила халат поверх белья. У нее еще осталось немного времени: ванну она успела принять раньше, а процесс одевания занимал у нее не больше десяти минут — своего рода рекорд с учетом того, что у нее не было горничной.

— А ну-ка убери отсюда свою жирную задницу! — скомандовала Кэйди, обращаясь к Страшиле, который не удосужился даже открыть глаза или шевельнуть хвостом с тех самых пор, как она появилась в комнате.

Она схватила кота за шкирку и выдворила его с кресла. Он зашипел, будто его прошибло электрическим током, и злобно выгнул спину.

— Ах, извините, ваше высочество, — язвительно обратилась к нему Кэйди, — прошу прощения за беспокойство, но это мое кресло!

Оскорбленный в лучших чувствах, Страшила позволил взять себя на руки и устроился у нее на коленях, после чего незамедлительно впал в спячку.

— Тоже мне домашний питомец, — проворчала Кэйди.

Она почесала его за ухом, но он так и не проснулся. Кот появился у нее на пороге прошлой зимой — тощий, паршивый, только что после драки, победа в которой явно досталась не ему. Кэйди его вылечила, выходила и откормила. В благодарность он стал ходить за ней тенью. Тяжелая, черная, раскормленная до отказа тень. Но Кэйди несколько переусердствовала в своих стараниях: отъевшись на вольных хлебах, Страшила разленился и теперь только и делал, что спал в ее кресле или у нее на коленях в тех редких случаях, когда ей удавалось согнать его с кресла.

— Ах, Страшила, ты самое жестокое разочарование моей жизни, — прошептала Кэйди.

Ей наконец удалось вытянуть из него тихое урчание, но он тут же снова уснул. Она откинулась затылком на высокую спинку качалки с мягким подголовником. Как хорошо! Через час шум в салуне станет оглушительным, но пока еще тихо. А все-таки лучше всего бывало по воскресеньям, когда «Приют бродяги» закрывался на выходной, в отличие от салуна Уайли, работавшего даже в Рождество.

Воскресное утро Кэйди посвящала счетам, а также осмотру и исправлению повреждений, нанесенных накануне вечером: починке сломанных стульев, замене разбитых зеркал. К трем часам она обычно освобождалась от дел, но не ходила гулять и не ездила на Речную ферму, чтобы побродить по саду (это удовольствие она позволяла себе только по пятницам). По воскресеньям Кэйди оставалась у себя в комнате и наслаждалась тишиной. Сидела в этом кресле, вытянув ноги на вышитый тамбуром пуфик, зажигала лампу под абажуром с бахромой, надевала выписанные по почте очки и открывала книгу. Или писала письмо своей единственной подруге, оставшейся в Портленде, с которой до сих пор поддерживала связь. Или просматривала прибереженный с пятницы экземпляр «Реверберейтора», знакомясь с местными сплетнями и подборкой «мировых новостей».

— Да, — мечтательно повторяла она время от времени, обращаясь к Страшиле, — вот это жизнь…

Иногда Кэйди приходило в голову спросить себя, так ли уж крупно ей в жизни повезло, если свои лучшие часы она проводит в четырех стенах, сидя в качалке наедине с ленивым, вечно сонным котом. Но такое случалось очень-очень редко: обычно она бывала слишком занята или чувствовала себя слишком усталой и не хотела портить себе настроение, наслаждаясь заслуженным отдыхом после дел и забот. А когда тоска все-таки одолевала ее (по счастью, совсем не часто), у нее было наготове мудрое изречение, помогавшее увидеть любые невзгоды в истинном свете:

«Это все же лучше, чем консервировать лососину!»

Порой она просиживала в кресле весь воскресный вечер, ничего не делая. Вот уже два года прошло, а Кэйди все никак не могла привыкнуть к мысли, что она полная хозяйка этой комнаты и всего, что в ней находится. Например, что ей принадлежит эта кровать с бронзовыми накладками, застеленная одеялом в синий цветочек, эти подушки с вышитыми изречениями на наволочках, это старинное деревянное кресло-качалка, фонограф и четыре пластинки с записями оперных арий, заигранные до того, что уже почти невозможно разобрать музыку. Это было ее окно с видом на виргинский дуб в крошечном, как почтовая марка, дворике и ее собственная, обшитая кедровым тесом уборная.

А ведь Кэйди почти ничего не сделала, чтобы все это заслужить (она, безусловно, не делала того, в чем почти все вокруг ее подозревали). Она только проявила заботу и внимание к умирающему старику. В результате к ней перешло все, что когда-то принадлежало ему.

Несколько недель назад она случайно услышала разговор двух дам, остановившихся у витрины магазина Юргена «Оптовая и розничная продажа мебели». «Очень приличная тахта, — заметила одна из дам, — но не вполне в моем вкусе». Об этой фразе Кэйди вспоминала весь остаток дня, да и после не раз возвращалась к ней мыслями, завороженная совершенно непривычным для нее понятием «вкус».

Подумать только: выбирать себе тахту, или, скажем, шифоньер, или кресло в зависимости от того, отвечают они твоему вкусу или нет! А как же узнать, какой у тебя вкус? С тех самых пор она изучала свою спальню, вернее, спальню Густава Шлегеля, новым взглядом, впервые понимая, насколько эта комната выглядит по-мужски, подмечая множество мелочей, которые распределила бы иначе, если бы это пришло ей в голову раньше. Случайно услышанное замечание незнакомой дамы не помешало ей наслаждаться комнатой, но дало пищу для размышлений.

Услышав стук в заднюю дверь, Кэйди подскочила от неожиданности. Страшила тоже проснулся и вцепился когтями ей в колено, а потом соскочил на пол.

— Ай! Черт бы тебя побрал, Страшила!

Она потуже затянула кушак халата и подошла к двери.

— Кто там? — Никакого ответа.

— Хэм, это ты?

Кэйди приоткрыла дверь на дюйм и выглянула в щелку.

— Хэм? Что ты…

— А вот и сама мисс Кэйди!

Глумливо ухмыляясь, перед ней предстал Уоррен Тэрли. Не успела она захлопнуть дверь, как он навалился на нее всем своим весом и распахнул настежь.

— Эй!

— Эй? Разве так встречают старых друзей? Мы с Клайдом как раз проходили мимо и решили засвидетельствовать свое почтение.

Кэйди загородила ему дорогу, но он отпихнул ее и вломился в комнату, продолжая скалиться. Клайд Гейтс следовал за ним.

—Убирайтесь отсюда оба! Что вам здесь нужно? Хотите выпить — зайдите с парадного входа, как все люди. Послушай, Тэрли…

— Ну-ну, Кэйди, не кипятись, мы просто хотим с тобой потолковать. Полюбуйся, Клайд, какая она хорошенькая! А сюда погляди: ну и красотища! Вот что она сегодня собирается надеть! Нет, ты только…

— А ну не лапай!

Кэйди оттолкнула его от кровати и шлепнула по рукам, когда он схватил ее зеленое платье.

— Тебя послал Уайли, верно?

Она пыталась оттеснить Тэрли к открытой двери, не прикасаясь к нему. Кэйди чувствовала себя скорее разъяренной, чем испуганной, однако что-то подсказало ей, что лучше не подходить к наглецу близко.

— Мистер Уайли просил кое-что передать тебе на словах, — вступил в разговор Клайд, здоровый и глупый верзила-ковбой не то из Техаса, не то из Оклахомы.

Кэйди относилась к нему чуточку лучше, чем к Уоррену Тэрли, другими словами, ненавидела его не так сильно, как бубонную чуму. Но он вместе с Уорреном работал на Уайли.

— А ну-ка живо убирайтесь отсюда!

— А если нет? Что ты сделаешь? Пристрелишь нас из своего пугача? Кстати, где он?

Злорадный огонек вспыхнул в прищуренных глазах Тэрли. Подленькая усмешка, игравшая у него на губах с появления на пороге, стала поистине сатанинской, когда он направился к ней. В это время Клайд прошмыгнул к хозяйке за спину.

— Пугач при вас, мисс Кэйди? — спросил Тэрли, поводя остреньким носиком, как крыса, вынюхивающая добычу. — Ну-ка посмотрим, где вы его прячете!

Кэйди знала множество ругательств, но воспользоваться своим запасом не успела: Клайд зажал ей рот ладонью, а Уоррен схватил ее, ухмыляясь, как сам дьявол.

— Смотри не лопни, — пробормотал бармен в ответ на громогласные призывы пьяного ковбоя пошевеливаться и немедленно принести ему еще порцию.

Джесс готов был поклясться, что расслышал, как Леви сказал, наливая пьянчуге кружку пива: «Нетерпение есть не что иное, как проявление эгоцентризма. Терпение противостоит себялюбию, ибо все в этом мире непостоянно и лишено сущности».

— Что вы говорили? — растерянно спросил Джесс, когда бармен вернулся на его конец стойки. — Вы не могли бы повторить?

Леви посмотрел на него с легкой спокойной полуулыбкой. Казалось, ему известен какой-то замечательный секрет, которым он может поделиться или не поделиться по своему усмотрению.

— Каждый из нас страдает, — веско отчеканил он глубоким проникновенным голосом. — Страдание удваивается, когда мы сопротивляемся ему. Надавите посильнее рукой на стену, и вы повредите руку. Легонько приложите ее к стене или к двери, и вы не пострадаете. Сопротивление и стремление — вот источник страдания.

Его лицо расплылось в улыбке: все прямые линии и острые углы поднялись, как стрелки часов, показывающих без десяти два. Джесс не смог удержаться от ответной улыбки.

— Откуда вы набрались всей этой премудрости?

— От Будды.

— Бармен! — надрываясь, заорал другой забулдыга, сидевший за столиком через проход. — Налей мне виски! Давай скорей! Шевели своим тощим задом!

Леви перевел на него глубокий умиротворенный взгляд темных глаз. Улыбка не сошла с его лица, но в ней появилось что-то страдальческое.

— Но иногда, — добавил он, переходя на шепот, — хочется от души врезать этой самой рукой кому-нибудь по башке, и плевать на страдание.

Джесс засмеялся.

— Погодите, — окликнул он бармена. Леви замер на полпути к столику с бутылкой в руке и вопросительно повернулся к нему.

— Мисс Макгилл сегодня здесь?

— Да, она готовится к выходу.

— У нее тут контора или кабинет? Мне надо переговорить с ней по делу.

— Бармен!

Леви поставил перед клиентом бутылку и вернулся за стойку.

Он больше не улыбался, его глаза не лучились добродушным лукавством. Он выглядел как настороженный отец, встретивший на пороге сомнительного соискателя руки своей дочери. Джесс вспомнил, как Леви стоял на часах, пока Кэйди впервые встречалась с Голтом. Он был напуган до смерти, но не оставил свой пост.

— Это личное дело. Мне надо сказать ей одну вещь. — Джесс хотел извиниться и признать ее правоту: нельзя было позволять Хэму играть с оружием. Тут ему пришло в голову, что перед отцом мальчика, наверное, тоже следовало извиниться. Он нахмурился. Что-то жизнь стала чересчур запутанной и сложной в последнее время. И вообще наемные стрелки прощения не просят, А уж тем более на людях.

Леви с сомнением оглядел его, но в конце концов принял решение.

— Она в своей комнате. Вот через эту дверь и прямо по коридору. Загляните сперва в кабинет: это в самом торце. Вторая дверь из кабинета ведет в спальню. Она вас услышит и скажет, можно ли вам войти.

— Спасибо.

Леви кивнул, бросив на Джесса предупреждающий взгляд. «Мне бы очень не хотелось идти за тобой, — говорил этот взгляд, — потому что ты наверняка меня убьешь. Но я пойду, если придется». Да, такой человек, безусловно, заслуживал уважения.

Пробираясь сквозь густеющую на глазах толпу азартных игроков и пьяниц, Джесс случайно толкнул одного из них, не заметив его закрытым повязкой глазом. До чего же ему надоела эта «заплатка»!

— Извините, я вас не видел.

Задетый вскинул руки и раз двадцать успел повторить: «Нет, это вы меня извините!», пятясь от него задом.

Неприметный проход, на который он раньше даже не обратил внимания, находился в углу за стойкой бара. Джесс вошел и сразу заметил открытую дверь слева от себя. Внутри полно ящиков, предметов мебели и всяких мелочей. Очевидно, что-то вроде складского помещения. Другая дверь по правую руку была закрыта. Скорее всего, за ней хранились запасы выпивки. Короткий коридор заканчивался еще одной закрытой дверью. Кабинет мисс Кэйди.

Джесс постучал. Никто не ответил. Он открыл дверь и всунул голову.

Кабинет? Эта каморка скорее напоминала стенной шкаф, притом не из самых просторных. Насколько он мог судить в темноте, тут помещался письменный стол со стулом, низенький конторский шкафчик, и все. Чья-то фотография в рамке на столе. Джесс поднял ее и поднес к полоске света, которая просачивалась из открытой двери. Какой-то симпатичный старикан с пухлыми щечками и окладистой седой бородой. Может, ее папаша? Если так, она на него ничуть не похожа.

Вдруг из-за последней двери, из-за той, что должна вести из кабинета к ней в спальню, раздался голос. Мужской голос.

— Дерьмо! — негромко выругался Джесс. У него заныло под ложечкой — совершенно незнакомое чувство, заставшее его врасплох. Мужчина в ее комнате. А ведь на дворе еще светло! Если она собирается и дальше продолжать в том же духе, могла бы по крайней мере дождаться темноты.

Он уже стал потихоньку поворачиваться, чтобы уйти, когда мужской голос внезапно пролаял какой-то отрывистый приказ. Джесс остановился в нерешительности. Послышался голос Кэйди, но слов он не разобрал. И вдруг раздался женский визг. «Ах ты, мерзавец! — четко расслышал Джесс. — Прекрати немедленно!»

Джесс одним прыжком пересек тесную комнатушку и с такой силой рванул дверь, что она распахнулась и хлопнула по стене со звуком, похожим на выстрел.

Спальня. Обои в полосочку, красный ковер, большая, манящая, отделанная бронзой кровать. Все эти несущественные детали запечатлелись у него в мозгу за миг до того, как его взгляд упал на Кэйди и двух мужчин.

Он их узнал. Клайд, тот, что отличался благоразумием, держал Кэйди сзади за локти, предоставив возможность Уоррену, гнусному недомерку, задиравшему Джесса этим утром, залезть за пазуху ее халата с пестрым пейслийским узором [13]. При этом Уоррен держался на расстоянии вытянутой руки, оттопырив зад, чтобы избежать удара по самому чувствительному месту, а голые ноги Кэйди тем временем работали, как крылья мельницы.

При его появлении все застыли.

— Та-ак, что мы тут имеем? — грозным шепотом, заставлявшим холодеть его самого, протянул Джесс. — А знаешь, чего я не переношу, Уоррен? Когда здоровые парни пристают к женщине.

Клайд разжал руки и отступил на шаг. Кэйди вырвалась, яростно поводя плечами, и поспешила запахнуть халат. Длинные пушистые волосы рассыпались по плечам, доставая чуть ли не до локтей. Ее душил гнев, но Джесс заметил, что она сильно напугана.

У него же не было времени осознать свой страх.

— Когда пристают к женщинам и бьют лошадей — вот две вещи, которых я не выношу. Я начинаю злиться. А знаете, что бывает, когда я злюсь?

— Это не твое дело, — расхрабрился кривоногий зловонный гнойник Уоррен.

Тут Кэйди пнула его по колену со всей силой, на какую была способна, не рискуя при этом сломать себе ногу.

— А-а-а! Вот сволочь! — Завопил он, схватившись за колено.

— Убирайся отсюда, Тэрли, и никогда не возвращайся!

Кулаки у нее были стиснуты, глаза сверкали. Казалось, она готова на все.

— Можете его не убивать, — бросила она Джессу. — Вообще-то мне все равно, но он этого не стоит. И Клайд тоже.

— Вашу амуницию я заберу, — зловеще прошептал Джесс. — Давайте ее сюда. Оба.

Тэрли, он же Уоррен, откинул в сторону полу куртки, демонстрируя свою пушку точно так же, как и утром.

— Мой револьвер ты не получишь. Но уж теперь, парень, считай, что ты сам напросился.

— Ошибаешься, я ничего не прошу. Я пристрелю тебя на месте. Сейчас ты жив, через пять секунд будешь мертв. Считаю до пяти. Раз.

Джесс и сам не понимал, каким образом такие слова свободно выходят у него изо рта, пока сердце замирает от страха. Боже милостивый, он рожден для этой жизни!

Протянув руку, он пробормотал:

— Рукояткой вперед.

Безобразная рожа Тэрли побагровела, но он подчинился, непрерывно изрыгая проклятья.

— Ш-ш-щ, — зашипел на него Джесс, и Уоррен замолчал. — Так, теперь ты.

Клайд отдал пушку, не пикнув. На комоде у Кэйди стоял аквариум с золотыми рыбками. Тэрли едва не раскололся пополам, когда до него дошло, что намеревается сделать Джесс. Он согнул колени и даже вскинул руки, словно собираясь прыгнуть. Но Джесс подзадорил его улыбкой, давая понять, что ждет только повода, одного неверного движения, и Тэрли струсил.

Плюх! Плюх! Три оранжевые рыбки в панике брызнули во все стороны. Пузырьки воздуха выплыли из стволов двух шестизарядных револьверов, подчинялись к поверхности и лопнули.

— А теперь убирайтесь. Только посмейте еще раз побеспокоить эту леди, и я вас убью. Не спеша. Вы меня понимаете?

Тэрли ощерился в бессильной ярости. Если бы взгляды могли убивать, Джесс уже валялся бы на полу бездыханным и Кэйди тоже. Но у Тэрли не хватило смелости даже выругаться на прощание. Он молча повернулся и вышел через заднюю дверь. Клайд поплелся за ним.

Кэйди никак не могла опомниться. «Он даже не вытащил свою пушку», — повторяла она про себя, судорожно стягивая на груди полы халата и глядя на Голта как на второе пришествие. Нет, в самом деле, Уоррен Тэрли был, конечно, продажным и злобным сукиным сыном, но его никак нельзя было назвать трусом. А Голт отобрал у него револьвер. Она скосила глаза на аквариум и успела заметить, как последний пузырек вырвался из дула и всплыл к поверхности. Моди, Грэйси и Сесил плавали вокруг, с любопытством тычась носами в непонятные предметы.

Кэйди хотела сказать «спасибо», но выговаривались почему-то только согласные. Колени у нее тряслись.

— Подышим воздухом, — вышло у нее со второй попытки.

Все бы было ничего, да только голос прозвучал на октаву выше обычного. Мистер Голт самым почтительным и деликатным образом предложил ей руку, словно церковный служка, помогающий пожилой даме добраться до молельной скамьи. Кэйди ответила ему дрожащей улыбкой, давая понять, что справится сама. Каким-то чудом ей удалось выбраться на заднее крылечко и опуститься на верхнюю ступеньку, не упав в обморок.

Голт обошел ее и сел на вторую ступеньку. У него были длинные-предлинные мускулистые ноги, плотно обтянутые черными штанами из «чертовой кожи», он согнул одну из них в колене и обхватил ее руками, а другую вытянул вперед. Кэйди заметила, что край ее халата касается его бедра, и тщательно подобрала полы вокруг себя, вдруг вспомнив, что она настоящая леди, и стараясь вернуть себе способность ясно мыслить. Сердце у нее все еще бешено колотилось и никак не желало уняться. Не в первый раз Уоррен Тэрли пытался устрашить ее по приказу Уайли, но до сих пор дальше слов дело не заходило. Новая тактика напугала ее так сильно, что она себе самой не хотела признаться в этом.

— Такое часто случается?

Голт снял шляпу и положил ее рядом с собой. Лучи заходящего солнца, проникшие сквозь листву виргинского дуба, превратили серебро в его темных волосах в золотую канитель.

— Нет, — она энергично покачала головой. — Безусловно, нет.

— Они… м-м-м… не сделали вам больно?

Она поняла, о чем он думает, поняла, как все это должно было выглядеть со стороны, когда он вышиб дверь.

— О, нет, вовсе нет! Они просто искали мой пистолет. — Это было правдой лишь отчасти: Тэрли успел ее потискать, но она не собиралась об этом распространяться.

— Искали ваш пистолет?

Голт так удивился ее словам, что она улыбнулась. — Да. И если бы он был у меня под рукой, я бы продырявила их обоих, — хвастливо добавила Кэйди.

На самом деле у нее вряд ли бы хватило смелости, но так приятно произнести эти слова вслух! Они помогли ей немного успокоиться.

— Я держу пистолет 22-го калибра в… я держу его при себе, — осторожно пояснила Кэйди.

— Какой марки?

— «Ремингтон-эллиот». Пятизарядный.

— С колесным курком?

Она кивнула, и он одобрительно присвистнул.

— Да, при вашей работе всякое может случиться. Только и жди неприятностей.

«Кто бы говорил! — подумала Кэйди. — Как насчет твоей работы, приятель?»

— Да, всякое бывает, но я справляюсь. И вообще Уоррен и Клайд хотели просто попугать меня.

— Зачем?

Кэйди подняла брови. Как это странно — объяснять Голту, кто ее враги. До этой минуты она была уверена, что он один из них.

— Потому что Мерл Уайли им велел.

— Но почему?

Она положила подбородок на сплетенные пальцы и взглянула на него.

— Потому.

Его серый глаз смотрел на нее с любопытством. Он ждал дальнейших объяснений.

— Уайли хочет заполучить «Бродягу», — со вздохом пояснила она. — Хочет, чтобы я продала ему «Бродягу» и «Семь долларов». Он жаждет заполучить все.

— Что такое «Семь долларов»?

— Это шахта. Она истощилась и теперь ничего не стоит.

— Тогда зачем она ему понадобилась?

— От жадности. Уж такой он от рождения.

Голт задумался.

— Я уже кое-что слышал про Уайли, — признался он после недолгого молчания.

— Держу пари. Разве я вам не говорила, что он спалил конюшню?

— Что?

Кэйди коснулась его плеча, когда он начал подниматься с места.

— Старую конюшню, — добавила она, — новая принадлежит самому Уайли. Нестор Эйкс просто управляющий.

Он прислонился спиной к ступеньке.

— А-а, понятно. Да, я вспомнил, вы мне вчера говорили. Но какого черта ему было надо?

— Боб Логан не хотел ее продавать. Уайли не мог отнять ее через банк: она не была заложена, а это значит, он не мог лишить Логана права выкупа. Поэтому он просто сжег ее.

Голт выругался. Похоже, эта новость потрясла его

— Стало быть, этот Уайли — банкир?

— Нет, но у него есть свой карманный банкир.

— Черни.

У нее открылся рот.

— Да, Черни. Вы с ним знакомы?

— Мы встречались, — ответил он, улыбнувшись какой-то шутке, понятной только ему одному.

— Что ж, могу сказать, что Черни один из его прихвостней. Форресту Салливану пришлось заложить свою овечью ферму, а Уайли заставил Черни лишить его права выкупа. Просто так, по злобе. У Салливанов четверо детишек, старшему семь. Не представляю, что они теперь будут делать.

Голт вынул из кармана папироску и начал рассеянно перекатывать ее между пальцами. Кэйди исподтишка наблюдала за ним. Чем больше времени она проводила в его обществе, тем более загадочным и непонятным он ей казался. Ему с трудом удавалось поднести спичку к папироске, однако он был так уверен в себе, что не счел нужным обнажать оружие.

«Он даже не вытащил пушку», — вновь подумала Кэйди. Она никак не могла опомниться. Как он сумел окоротить Уоррена Тэрли — отъявленного негодяя Уоррена, для которого не существовало ничего святого! Она сама испугалась, когда Голт распахнул дверь, хотя и знала, что он пришел ей на помощь (кстати, откуда она это знала?). Есть в нем что-то такое… Ему стоило только прищурить глаз, или произнести пару слов этим своим замогильным шепотом, или растянуть губы в зловещей улыбке, чтобы нагнать страху Божьего на кого угодно.

Однако под настроение он мог быть очень милым, обходительным, даже игривым. И улыбка у него тогда другая — добродушная и веселая, — когда он разговаривает с Хэмом. А как-то раз (нет, даже пару раз!) он точно так же улыбнулся ей.

— Парадиз, в общем-то, неплохой городок, — заметила она ни с того ни с сего, наклонившись и обводя кончиком пальца контур своей босой ноги на разогретой солнцем деревянной ступеньке. — Но раньше тут было гораздо лучше… С тех пор как Уайли вбил себе в голову дурацкую мысль, что ему непременно надо прибрать к рукам весь город, тут многое изменилось. Люди стали бояться. Когда вы появились в городе, все решили, что это он вас нанял. Но вы утверждаете, что это не так…

Она покосилась на него. Голт сидел, задумчиво глядя на нее и поглаживая усы над полной и чувственной верхней губой. Она опять отвернулась и уставилась на собственные ноги.

— Дело в том, что порядочные люди остались в меньшинстве. Они чувствуют себя беззащитными. Томми… Я хочу сказать, шериф Ливер…

Кэйди долго искала подходящее слово, но так и не нашла.

— Ему бы не помешала помощь. Нам всем нужно… чтобы кто-то был на нашей стороне.

Она замолчала, надеясь, что сейчас он скажет:

«Я готов помочь! Вы бы раньше попросили. Я понятия не имел, что в городе творятся такие безобразия». Но пауза затянулась, и Кэйди поняла, что глупо рассчитывать на такой ответ. Голт вытащил спичку, чиркнул ею о ступеньку и на этот раз сумел зажечь свою тонкую черную папироску с первой попытки. Вытянув обе ноги и опершись локтями о верхнюю ступеньку, он как ни в чем не бывало выпустил к небу струйку дыма.

— Зачем вы хотели меня видеть? — раздраженно спросила Кэйди, — Зачем пришли ко мне в комнату?

— Ах да! Я хотел вам сказать…

Голт повернулся на локте лицом к ней и начал перебирать свисающие концы кушака ее халата. Вероятно, он делал это машинально, но она всем телом ощущала каждое движение его пальцев.

— Хотел сказать, что я… ну… понимаете… хотел извиниться.

— За что?

— За сегодняшнее.

Несмотря на злодейскую черную «заплатку» на глазу и вьющийся дымок от папироски, было что-то мальчишеское в том, как он взглянул на нее исподлобья сквозь густые черные ресницы и сразу же отвернулся.

— Я имею в виду Хэма, — пояснил Голт, еще больше смущаясь. — Вы правы. Нечего было давать ему револьвер, это не игрушка для семилетнего сопляка. Хотя он и не был заряжен.

— Говорят, даже незаряженное ружье раз в жизни стреляет, и детям…

— Знаю, знаю. Детям нельзя баловаться с оружием, это рискованно. Сам не знаю, что на меня нашло, Кэйди. Это больше не повторится.

Она так и растаяла, когда он назвал ее Кэйди. Ей захотелось провести рукой по вихру косо упавших ему на лоб, черных, тронутых серебром волос. Отбросить их на лоб, прижать ладонь к его уху.

— Ладно, мистер Голт, вы прощены. — Кэйди рассмеялась коротким смешком. — Как странно: вы знаете мое имя, а я ваше — нет.

Он бросил окурок в траву. Она ждала ответа, глядя на тлеющий красный огонек. Папироска успела потухнуть прежде, чем Голт заговорил.

— Человеку моей профессии… — начал он и смолк.

— Да ладно… Я понимаю.

Однако на самом деле она ровным счетом ничего не понимала и чувствовала себя глубоко разочарованной. Настолько, что никак не могла прийти в себя.

— Джесс.

— Что?

Он говорил так тихо, что Кэйди засомневалась, не почудилось ли ей.

— Меня зовут Джесс. Можете называть меня так. Мне бы этого хотелось.

— Хорошо.

Лицо Кэйди расцвело в улыбке.

— Но я буду вам благодарен, если вы никому больше не скажете.

— Не скажу. Обещаю.

При мысли о том, что у них теперь есть общий секрет, она ощутила дрожь волнения и крепко обхватила колени руками. Джесс Голт. Какое мужественное имя! Очень ему идет. «Голт» звучало грозно, но вот «Джесс»… Это можно было трактовать и так и этак.

— А вы красивая, когда улыбаетесь.

— О!

Кэйди торопливо отбросила назад упавшие на грудь волосы, изо всех сил стараясь не краснеть. Ей пришло в голову, что она могла бы вернуть ему комплимент. Теми же самыми словами.

— Вы вообще красивая, но особенно, когда улыбаетесь. У вас в глазах появляются огоньки и такие веселые морщинки вокруг. И уголки рта совсем чуть-чуть приподнимаются.

Теперь она точно знала, что краснеет, и ничего не могла с этим поделать. Казалось, Голт искренен, хотя на его лице играла улыбка. Мужчины постоянно говорили ей разного рода глупости, на которые она не обращала внимания. Но до сих пор ни один из них так не углублялся в детали.

«Мистер Голт, вы мне льстите». Однажды Кэйди слышала, как какая-то девица бросила такую фразу своему кавалеру воскресным утром на ступенях церкви. Эти слова показались ей глупыми, но почему-то застряли в памяти. И вот теперь она сама, словно какая-нибудь красотка довоенных времен в платье с кринолином, воспользовалась ими, чтобы дать ответ Джессу Голту. Щеки у нее горели.

— И где берут такую кожу? — прошептал он. Но это был совсем не тот страшный шепот, которым Голт пользовался в разговорах с мужчинами.

Скорее он походил на ласку.

— Я даже слов не знаю, чтобы описать цвет вашего лица. Вот сейчас, например. Как персик… Нет, светлее. Нежнее. Мисс Кэйди Макгилл, я в жизни не встречал девушки красивее вас.

Она оперлась подбородком о колено, он придвинулся ближе. Теперь их лица находились на расстоянии пяти дюймов друг от друга. Голт опустил взгляд на ее губы, и Кэйди вообразила, как их уголки приподнимаются «совсем чуть-чуть». В точности, как он сказал. Казалось, они вот-вот поцелуются. Прямо здесь, у нее на заднем крыльце. Интересно, как это будет? Под черными усами у него красивый рот — полный и мужественный. И усы вроде бы не колючие. Дюйм за дюймом их лица сближались. Вот его дыхание защекотало ей щеку. Она закрыла глаза.

— Мисс Кэйди?

Леви. Зовет ее из-за закрытой двери кабинета. Джесс не двинулся с места, только улыбнулся ленивой, волнующей улыбкой, но Кэйди выпрямилась, словно ее стегнули крапивой, и схватилась рукой за плотно запахнутый ворот халата.

— Да?

— Мисс Кэйди, с вами все в порядке?

— Да, все в порядке.

— Парни вас заждались, хотят играть в карты. Я им сказал, что вы сейчас придете.

— Да, я сейчас приду. Спасибо, Леви.

— Да, мэм.

Кэйди прислушалась к его легким удаляющимся шагам.

— Ну что ж… — начала она.

— Ну что ж, — улыбнулся Джесс.

Ей почему-то захотелось смеяться. Нервы, наверное. Она встала, а Голт остался на месте. Секунду он изучал ее босые ноги, потом откинулся назад и заглянул в лицо. Никогда раньше ей не приходилось видеть в глазах мужчины такой… высокой оценки. Жара уже спала, но ей вдруг стало жарко.

— Ну что ж, мне, пожалуй, пора одеваться…

— Да, пожалуй.

Он по-прежнему не двигался, поэтому Кэйди оставила его на крыльце и ушла одеваться за ширмой, захватив зеленое платье и все остальное. Это была красивая, складывающаяся в три раза ширма с изображением Венеры, купающейся в лесу в окружении обнаженных нимф. Нечего и говорить, ее не было в этой комнате, когда здесь жил мистер Шлегель. Кэйди нашла ширму на чердаке и принесла вниз. За ней она переодевалась, когда у нее в комнате бывали посетители — Хэм, или Леви, или одна из девушек. Кэйди надеялась, что Джессу ширма тоже понравится. Ей не хотелось спешить: ее охватила приятная сонливость, руки и ноги как-то странно отяжелели, но она слышала, как Чико наигрывает на пианино «Ковбойских девушек» — верный знак, что субботний вечер в разгаре.

— Нравится вам ваша комната? — спросила Кэйди, просто чтобы что-нибудь сказать, пока натягивала чулки и закрепляла подвязки.

— Очень нравится.

Голос прозвучал совсем рядом, Кэйди вздрогнула. Выглянув из-за ширмы, она убедилась, что Джесс уже не на крыльце. Он сидел на краю ее кровати.

— Я рада, — сказала она.

— Мне особенно нравится балкон. Люблю сидеть в качалке и наблюдать, как весь мир проходит мимо.

— Весь мир? — засмеялась Кэйди. Все население Парадиза не превышало четырех сотен человек.

— Да, это в самом деле прекрасная комната. Но иногда в ней одиноко.

Расправляя на бедрах тесный наряд из зеленой тафты, Кэйди услышала, как заскрипели пружины, и отвернулась к висевшему на стене овальному зеркалу. В зеркале она увидела отражение мужской пятерни, взявшейся за край ширмы, и ее, сердце, только-только успевшее немного успокоиться после несостоявшегося поцелуя, вновь пустилось вскачь.

— Особенно поздней ночью, когда я лежу один в этой широкой постели. Вчера я думал о вас, Кэйди, и не мог уснуть. Никак не мог выбросить вас из головы.

Джесс возник у нее за спиной, как призрак, выросший из-под земли, и положил руки на ее голые плечи. Сама не зная почему, Кэйди закрыла глаза. Возможно, ей хотелось ощутить всю полноту его прикосновения, не отвлекаясь. Бог ей свидетель, его внешний вид сам по себе мог отвлечь от чего угодно.

— Мистер Голт, я полагаю… — Кэйди улыбнулась с закрытыми глазами: ей пришло в голову, что прижаться к Джессу все равно что прислониться к крепостной стене.

— Я полагаю, что вы пытаетесь играть моими чувствами.

Его теплое дыхание согрело ей щеку, раздался негромкий заразительный смешок. Это ей понравилось. Его руки скользнули с ее плеч к локтям, потом к талии.

— Больше всего на свете, мисс Макгилл, — сказал он, прижимаясь губами к ее волосам, — мне хотелось бы поиграть вашими чувствами.

Он смотрел в зеркало, на ее грудь. Кэйди никак не могла привыкнуть к мысли о том, как сильно ей нравится то откровенное, бесстыдное… то, что они делали. До сих пор она никогда не поощряла мужчин, ни одному из них не позволяла зайти так далеко… она не потерпела бы этого от любого другого. Но этот… этот наемный стрелок, с которым она знакома всего сутки… с ним ей очень хотелось зайти еще дальше. Она откинула голову ему на плечо, следя из-под полуопущенных отяжелевших век, как его широкие ладони неторопливым ласкающим движением скользят по ее спине. На нее накатило безрассудство, она потеряла голову и чувствовала себя пьяной.

— Мисс Кэйди, — прошептал он, наклоняя голову, чтобы поцеловать ее в шею, — когда вы сегодня заканчиваете работу?

— М-м-м?

— Если у вас не будет других клиентов…

Кэйди почувствовала его губы, а потом зубы, легонько покусывающие ее ухо.

— Клиентов? — переспросила она, положив ладони поверх его рук и стараясь его остановить.

— Я был бы вам очень признателен, если бы вы приберегли эту ночь для меня.

Она искоса бросила на него взгляд в зеркало. Глаза Голта были закрыты, улыбающиеся губы прижимались к ее виску.

— Не знаю, сколько вы берете за игру с вашими чувствами, — продолжал он, — но, сколько бы ни было, этого недостаточно. В любом случае мне это по карману.

Ее глаза широко раскрылись. Все изменилось. Секунду назад ей нравилось, как он выглядит и как прикасается к ней. Без шляпы, длинноволосый, одетый в черное, он представлялся ей теплой и крепкой живой стеной, за которой можно надежно укрыться. А теперь он напоминал хищника, его рыскающие руки готовы были без спросу схватить то, что она уже не хотела отдавать. Даже его красивый профиль показался ей отвратительным. «Не устраивай сцену», — приказала она себе. В конце концов, такое случалось уже не в первый раз.

— Вы совершили ошибку, — мягко и спокойно сказала Кэйди.

— Я так не думаю.

Вид у него был по-прежнему мечтательный и умиротворенный.

— О, да, уверяю вас.

Выскользнув из его объятий, Кэйди прошла к открытой задней двери и остановилась, приглашая его выйти.

— Прошу меня извинить, мистер Голт, но я тороплюсь. У меня много дел.

Он неуверенно подошел к ней. Он все еще ничего не понимал.

— В чем дело?

— Ни в чем, все в полном порядке. Я же вам сказала, вы совершили ошибку.

— Какую? В чем я ошибся? — Его полнейшее недоумение подрывало ее решимость не выходить из себя.

— Это не продается, — проговорила она сквозь зубы, изо всех сил удерживая на лице улыбку. — Все, что вы можете купить в «Приюте бродяги», это кружку пива, стакан виски, партию в бильярд или в покер. Вот и все. Больше здесь ничем не торгуют. Извините, если я невольно ввела вас в заблуждение.

— Вот как. Я не знал.

Он наклонил голову и почесал затылок, бросив на нее взгляд из-под ресниц. Губы у него дрогнули в кривой виноватой усмешке.

— Прошу вас, — она махнула рукой, указывая на открытую дверь.

Две секунды прошли в напряженном молчании. Голт как будто пытался собраться с силами и что-то ей сказать, но в конце концов просто вышел.

Она начала закрывать за ним дверь, но он вдруг обернулся:

— Извините. Надеюсь, я не очень сильно вас обидел.

— Вовсе нет. Ни капельки.

— Вот и хорошо. Рад слышать.

С какой стати Кэйди обижаться? Она к этому привыкла. Нечто подобное случалось не реже чем раз в неделю.

— Кэйди…

— Прощайте.

Нет, она вовсе не рассердилась. Просто случайно хлопнула дверью у него перед носом.