"Чужеземец" - читать интересную книгу автора (Гэблдон Диана)

Глава 13 Объявление о свадьбе

Я сидела за столом в зале, пялилась на кружку молока и силилась побороть тошноту. Дугалу хватило одного взгляда на мое лицо, когда я спустилась вместе с крепким молодым капралом, — и он тут же решительно направился к лестнице, ведущей в комнату Рэндалла. Перекрытия и двери в гостинце отличались надежностью, но отголоски разговора на повышенных тонах все равно доносились до меня.

Я взяла кружку с молоком, но руки слишком сильно дрожали, так что пить я не могла.

От физических последствия удара я понемногу начала отходить, но шок остался. Я знала, что этот человек не мой муж, но сходство было столь велико, и прежние привычки вернулись так быстро, что я почти была готова ему поверить и говорить с ним, как с Фрэнком, ожидая хотя бы ответной вежливости, если уж не сочувствия. И когда взамен он так подло все извратил и напал на меня, это оказалось невыносимо.

Невыносимо и пугающе. Я видела его глаза, когда он присел на корточки рядом со мной. Что-то такое шевельнулось там, в глубине. Это длилось всего мгновение, но я никогда бы не хотела видеть это вновь.

Звук открывшейся наверху двери вырвал меня из раздумий. Послышались торопливые тяжелые шаги, и появился Дугал, а за ним — капитан Рэндалл. Впечатление было такое, будто капитан бежит следом за шотландцем, который остановился как вкопанный у подножия лестницы, едва завидев меня.

Метнув через плечо взгляд на капитана Рэндалла, Дугал стремительно подошел ко мне, бросил на стол монетку в уплату и без единого слова рывком поднял меня на ноги. Он потащил меня к дверям, и последнее, что я успела заметить, был задумчиво-оценивающий взгляд офицера в красном мундире.

Мы оказались в седле и тронулись в путь едва ли не раньше, чем я успела расправить юбки, и теперь ткань вздувалась вокруг ног, как парашют. Дугал молчал, но лошади как будто бы понимали его спешку и быстрой рысцой трусили по дороге.

— Прямо сейчас снег не пойдет, — пробормотал он, нахмурившись. — Еще неделя, может, даже две. Мы успеем добраться до Леоха.

Приятно получить подтверждение своим выводам, подумала я.

— Думаешь, он там?

Маленький человечек пожал плечами, подтянув плед повыше.

— Кто знает. Путь для него будет нелегким — прятаться днем и держаться подальше от дорог. И коня у него нет. — Он поскреб подбородок. — Мы его найти не можем, значит, пусть он нас ищет.

— Это как? Будем посылать сигнальные ракеты? — саркастически предположила я. Одно в Муртаге было хорошо: какую бы нелепость я ни сказала, он вел себя так, будто я ничего не говорила.

— Я привез твой сверток с медикаментами, — кивнул он на седельные сумки, лежавшие на земле. — И вокруг Лаллиброха у тебя доброе имя. Тебя знают, как целительницу, почти по всей округе. — Он кивком подтвердил свои мысли. — Ага, этого достаточно. — И без дальнейших объяснений улегся на землю, закутался в плед и спокойно уснул, не обращая внимания на вой ветра в деревьях, на дождь и на меня.

Довольно скоро я поняла, что он имел в виду. Путешествуя открыто — и медленно — вдоль основных дорог, мы останавливались у каждой хижины, в каждой деревне и деревушке. Там он быстренько изучал население, выяснял, кто страдает от болезни или раны, и приводил его ко мне на лечение. Врачей в этих местах было мало, и всегда находился кто-нибудь, нуждающийся в моей помощи.

Пока я занималась тонизирующими средствами и мазями, Муртаг лениво болтал с друзьями и родственниками страдальца, непременно описывая наш путь в Леох. Если вдруг больных в деревне не оказывалось, мы все равно останавливались на ночлег, в коттедже или пивной. В таких местах Муртаг пел, чтобы развлечь наших хозяев и заработать ужин, упрямо настаивая на том, чтобы я не тратила полученные от Дженни деньги на случай, если мы найдем Джейми — тогда они нам понадобятся.

Не очень настроенный беседовать, он учил меня своим песням, чтобы убить время, пока мы тащились от деревни к деревне.

— У тебя приличный голос, — заметил он однажды после сравнительно успешной попытки исполнить «Цыпочки из Ярроу». — Не очень умелый, но сильный и не фальшивый. Попробуй еще раз, а вечером споешь вместе со мной. Там, за холмом, есть небольшая пивная.

— Ты в самом деле думаешь, что это поможет? — спросила я. — Ну, то, что мы делаем?

Муртаг поерзал в седле перед тем, как ответить. Он не был прирожденным всадником, поэтому всегда выглядел, как обезьяна, выучившаяся кататься на пони, однако вечером спешивался свежий, как огурчик, а я едва была в состоянии стреножить своего пони прежде, чем рухнуть на землю.

— О да, — сказал он, наконец. — Раньше или позже. В эти дни больных стало больше, нет?

Так оно и было, и я согласилась с ним.

— Ну вот, — подчеркнул он свою правоту. — Это значит, что весть о твоем умении разнеслась далеко. А мы именно этого и хотим. Но, может, можно сделать больше. Поэтому сегодня вечером ты будешь петь. И возможно… — Тут Муртаг замялся, словно не решаясь что-то предложить.

— Возможно что?

— Ты ведь знаешь кое-что о гадании, так? — осторожно спросил он. Я поняла причину неуверенности — он видел исступленную охоту на ведьм в Крэйнсмире — и улыбнулась.

— Немножко. Хочешь, чтобы я попробовала?

— Ага. Чем больше мы предложим — тем больше народа придет на нас посмотреть, а потом расскажут другим. И весть о нас разнесется все дальше, так что и парень об этом услышит. Тогда мы его и найдем. Готова попытаться, а?

Я пожала плечами.

— Если это поможет — почему нет?

Мой дебют певицы и гадалки состоялся тем же вечером в Лимрэйге с немалым успехом. Я убедилась, что миссис Грэхем была права, утверждая — лица, а не руки, дают тебе необходимые подсказки.

Слава наша понемногу разносилась все дальше и дальше, и на следующей неделе, когда мы въехали в деревню, люди выбегали из домов, приветствуя нас, и бросали нам пенни и небольшие подарки, когда мы уезжали.

— Знаешь, мы могли бы немало извлечь из этого, — заметила я как-то вечером, пряча вечерний заработок. — Плохо, что поблизости нет театра — можно было бы устроить настоящий мюзик-холл: магический Муртаг и его чарующая ассистентка Глэдис.

Муртаг отнесся к этому замечанию со своим обычным молчаливым равнодушием, но чистая правда: мы неплохо ладили. Может, потому что были едины в своих поисках, невзирая на различия наших индивидуальностей.

Погода становилась все хуже, и наше продвижение — все медленнее, а от Джейми так и не было ни слова. Однажды ночью, неподалеку от Белладрума, во время проливного дождя, мы встретились с табором настоящих цыган.

Я недоверчиво заморгала, увидев на поляне у дороги выцветшие кибитки. Это походило на цыганский табор, который каждый год приезжал на Хемпстедскую Пустошь.

И люди выглядели точно так же: смуглые, веселые, громкоголосые и приветливые. Заслышав позвякиванье нашей сбруи, из окна кибитки выглянула женская голова. Женщина осмотрела нас с ног до головы и громко закричала что-то.

Тут же под деревьями появилось множество ухмыляющихся коричневых лиц.

— Дай-ка сюда кошелек на хранение, — не улыбаясь, сказал Муртаг, внимательно глядя на молодого цыгана, который вразвалочку шел к нам с веселым пренебрежением к дождю, промочившему его разноцветную рубашку. — И ни к кому не поворачивайся спиной.

Я была осторожной, но нас приняли очень радостно и предложили разделить с ними ужин. Пахло потрясающе, каким-то тушеным мясом, и я охотно приняла приглашение, не обращая внимания на кислые предположения Муртага о происхождении животного, которое тушилось в котле.

Они немного говорили по-английски, хуже по-гаэльски. В основном мы общались жестами и на каком-то варварском языке, который немного походил на французский. В кибитке, где мы ужинали, было тепло и славно. Женщины, мужчины и дети ели из своих мисок, усаживаясь там, где нашлось место, и подбирая подливку кусками хлеба. Это была самая вкусная еда за последнее время, и я ела, пока не почувствовала, что сейчас лопну. Я едва дышала, когда начала петь, но старалась, как могла, просто мыча в самых трудных местах и доверяя Муртагу вести мелодию.

Наше представление сорвало восторженные аплодисменты, и цыгане ответили нам тем же — один молодой человек спел под аккомпанемент древней скрипки что-то очень жалобное. Его выступление ознаменовалось сломанным тамбурином, в который слишком старательно лупила девочка лет восьми.

Муртаг, очень осторожный в расспросах в деревнях и на фермах, где мы останавливались, с цыганами был предельно откровенен. К моему удивлению, он прямо сказал им, кого мы ищем: крупного мужчину с волосами, как огонь, и глазами, подобными летнему небу. Цыгане переглядывались, потом единодушно замотали головами. Нет, они его не видели. Но… тут их главный, молодой человек в пестрой рубашке, встретивший нас, изобразил, как он посылает гонца в случае, если они натолкнутся на мужчину, которого мы ищем.

Я поклонилась, улыбнувшись, а Муртаг, в свою очередь, изобразил, как платит деньги за полученные сведения. Этот момент был встречен улыбками… и задумчивыми взглядами. Я обрадовалась, когда Муртаг заявил, что мы не можем остаться на ночь, но все равно большое спасибо. Он вытряс из сумки несколько монет, старательно показывая, что там лежит всего-то несколько медяков. Раздав их с благодарностями за ужин, мы пошли прочь, а вслед нам неслись многословные прощания и добрые пожелания — во всяком случае, я решила, что услышала именно это.

С таким же успехом они могли говорить, что поедут за нами и перережут нам глотки, и Муртаг вел себя так, словно это они и обещали. Он пустил наших пони в галоп, а через две мили свернул, и мы некоторое время заметали следы, пробираясь по зарослям, прежде, чем вернулись на дорогу.

Муртаг посмотрел в обе стороны, но дорога была пуста, а пыль прибита дождем.

— Ты в самом деле решил, что они будут нас преследовать? — с любопытством спросила я.

— Их там двенадцать, а нас только двое, вот я и решил, что лучше делать так, будто они за нами погнались.

Это звучало довольно разумно, и я без лишних вопросов совершила с ним еще несколько хитрых маневров. В конце концов мы оказались в Россморе, где и переночевали в сарае.

Снег пошел на следующий день. Совсем немного, он лишь припудрил землю, как мука припудривает пол на мельнице, но это меня встревожило.

Мне не хотелось думать о Джейми, о том, как он в одиночестве, без крыши над головой, скрывается в вереске в одной рубашке и пледе — так он был одет, когда солдаты схватили его.

А через два дня появился гонец.

Солнце еще стояло довольно высоко, но в гленах, обнесенных скалами, уже наступил вечер.

Под деревьями лежали такие глубокие тени, что тропинка — если она там вообще была — оставалась невидимой.

Я так боялась потерять своего проводника в сгущающейся тьме, что шла за ним по пятам, дважды наступив на полу его плаща.

Наконец, нетерпеливо буркнув что-то, он подтолкнул меня вперед и теперь направлял, положив тяжелую руку мне на плечо.

Мне показалось, что мы шли очень долго. Я давно потеряла счет поворотам среди огромных валунов и густой мертвой травы под ногами. Я могла лишь надеяться, что Муртаг не отстал и если и не видел нас, то, по крайней мере, слышал.

Человек, пришедший за мной в таверну — цыган средних лет, ни слова не говорящий по-английски — наотрез отказался брать с собой кого-нибудь еще, кроме меня; он очень выразительно показывал сначала на Муртага, потом на землю, чтобы обозначить, что тот должен оставаться на месте.

В это время года ночью быстро холодает, и мой тяжелый плащ оказался не очень надежной защитой против внезапных порывов ледяного ветра, которым встречали нас открытые места.

Я просто разрывалась между мыслями о Джейми, оставшимся без крыши над головой в холодные и сырые ночи поздней осени, и возбуждением от того, что снова его увижу. По спине пробежала дрожь, не имевшая никакого отношения к холоду.

— Уймись, женщина, — раздался неприятный скрежещущий голос. Он сделался тише, когда его обладатель заговорил с кем-то еще. — Пьяна, как лэрд, и трещит, как сорока… что тут еще скажешь…

Другой голос перебил его, но смысла слов я разобрать не смогла: они смешались у меня в голове, хотя и звучали как-то успокаивающе и обнадеживающе. Голос стал ближе, и я наконец сумела различить слова. Пришлось сосредоточиться, но вскоре внимание вновь отвлеклось.

Муха вновь угодила в лужу и безнадежно в ней увязла. Свет из окна искорками отражался в зеленом брюшке. Я не могла отвести взгляд от этого дергающегося изумрудного пятнышка.

— Сестра моя… у тебя ни единого шанса, — пробормотала я, и искра погасла.