"Око за око" - читать интересную книгу автора (Тeртлдав Гарри)

Глава 18

Генрих Ягер чувствовал себя как шарик для настольного тенниса. Возвращаясь после очередной миссии, он никогда не знал, куда отскочит в следующий раз: в замок Гогентюбинген, где будет помогать высоколобым людям в очках с толстыми стеклами работать над проектом бомбы из взрывчатого металла, или вместе с Отто Скорцени помчится — сам не зная куда, — чтобы прищемить хвост ящерам, или просто поведет в бой немецкие танки — только здесь он чувствовал себя на месте.

После возвращения из Альби его вновь отправили в бронетанковый дивизион Всякий раз, когда в войне наступал тяжелый период, он оказывался в танке. Если ящеры оккупируют Германию, все остальное уже не будет иметь ни малейшего значения.

Ягер выглядывал из открытого люка своей «пантеры». Ветер пронизывал до костей, пробираясь даже под толстую двустороннюю парку. Сейчас он надел ее белой стороной наружу, чтобы не выделяться на фоне дула и башни. Большой белый мощный танк, который мчался на восток из Бреслау, напоминал ему могучего белого медведя. По сравнению с комбинезонами, которые вермахт использовал два года назад в России, парка оказалась настоящим чудом — в ней ему было просто холодно. Раньше он замерзал почти до потери сознания.

Его стрелок, круглолицый капрал по имени Гюнтер Грилльпарцер, спросил:

— Там не видно ящеров, господин полковник?

— Нет, — ответил Ягер, нырнув обратно в башню. — И скажу тебе правду, я рад.

— Конечно, — не стал спорить Грилльпарцер, — однако я надеялся, что звонок проклятых евреев имеет какое-то отношение к правде. Похоже, ублюдки хотели, чтобы мы понапрасну тратили топливо.

— Нет, они не станут этого делать. — «Надеюсь, что не станут», — добавил Ягер про себя. После того что рейх сделал с евреями в Польше, как их винить за желание отомстить? Но вслух он добавил: — Командование уверено, что они сказали правду.

— Ja? Herr Oberst[38], — сказал Грилльпарцер, — но из задницы командира, когда он сидит в ватерклозете, вылезают не ангелы, не так ли?

Ягер вновь выпрямился и стал смотреть вперед. Он ничего не ответил капралу. Русские и ящеры — да и эсэсовцы тоже — выполняли приказы, ни о чем не задумываясь. Вермахт старался всячески развивать инициативу солдат — в результате они проявляли гораздо меньше уважения к командирам. Что ж, выигрываешь в одном — проигрываешь в другом.

Они въехали на вершину небольшого холма.

— Стой, — крикнул Ягер водителю, а затем повторил приказ остальным танкам, входившим в его боевую группу: вся бронетехника, которую удалось собрать. — Мы развернемся по этой линии. Всем задраить люки.

Среди снегов и льда белый медведь — самый опасный хищник. Лисицы, барсуки и росомахи уступают ему дорогу; тюлени и северные олени спасаются бегством. Ягер хотел — о, как он об этом мечтал! — чтобы к его «пантере», а также «тиграм» и бронетранспортерам враг относился точно так же.

К несчастью, в бою на открытой местности требовалось от пяти до двух дюжин немецких танков, чтобы справиться с одной машиной ящеров. Вот почему он не хотел вступать с танками ящеров в открытый бой. Нанести удар из засады и отступить, вновь атаковать с фланга, когда ящеры устремятся вперед, чтобы занять оставленные тобой позиции, и вновь отступить — только так удавалось причинить неприятелю хоть какой-то урон, не потеряв множества машин.

Ягеру ужасно хотелось выкурить сигарету, сигару или трубку. Сейчас он бы даже согласился на щепотку нюхательного табака, хотя никогда его не пробовал. Он слышал истории о людях, которые кончали жизнь самоубийством, когда им становилось нечего курить. Ягер не знал, верить ли им, но ему ужасно не хватало табака.

В кармане у него имелась небольшая фляжка со шнапсом. Он быстро снял крышку и сделал глоток. Внутри разлилось тепло — доктора говорят, что это иллюзия. «К дьяволу докторов!» — подумал Ягер.

Что там такое? Он прищурился, вглядываясь в пелену падающего снега. Нет, это не повозка, которую тащит лошадь: предмет слишком большой, да и движется значительно быстрее. Затем появился еще один, и еще. Несмотря на выпитый шнапс, внутри у Ягера все заледенело. Навстречу им шли танки ящеров. Ягер нырнул обратно в башню и произнес два коротких предложения, одно стрелку: «Евреи сказали правду», а второе заряжающему: «Бронебойный».

Потом последовала еще одна команда, теперь уже для всей боевой группы:

— Не открывать огонь, пока они не подойдут на расстояние в пятьсот метров.

Он вновь вылез на холод и посмотрел в бинокль, чтобы получше разглядеть противника. К ним приближались не только танки, но и бронетранспортеры. Хорошая новость и плохая. Немецкие танки в состоянии поджечь бронетранспортеры, но если ящеры успеют выбраться наружу до того, как бронетранспортеры будут подорваны, ситуация резко ухудшится. Пехотинцы ящеров вооружены противотанковыми ракетами, по сравнению с которыми фаустпатроны выглядят детскими игрушками.

Немецкие бронетанковые войска умели соблюдать огневую дисциплину, danken Gott dafir[39]. Они будут ждать, как им приказано, позволят ящерам подойти поближе, а затем нанесут мощный удар, перед тем как отступить. Они…

Возможно, команда одного из «тигров», находившегося в нескольких сотнях метров, прослушала его приказ. Быть может, у них сломалась рация. Или им было плевать на дисциплину. Длинное дуло 88-го калибра изрыгнуло пламя, когда до передних танков ящеров оставалось еще полтора километра.

— Тупоголовые свиньи! — закричал Ягер.

Однако «тигру» удалось попасть в бронетранспортер с первого же выстрела — он остановился, из него повалил дым. Ягер услышал, как экипаж «тигра» вопит, точно пьяные идиоты. «Наверное, — с горечью подумал он, — они и в самом деле напились».

Он нырнул в башню.

— Ящеры знают, что мы здесь, — тут же сообщил Грилльпарцер.

— Да. — Ягер похлопал стрелка по плечу. — Удачи тебе. Теперь нам всем она понадобится. — Затем по внутренней связи он обратился к водителю. — Внимательно слушай мои приказы, Иоганнес. Возможно, нам придется быстро уносить отсюда ноги.

— Jawohl, Herr Oberst!

У него хороший экипаж, быть может, не такой, как во Франции — Клаус Майнеке был гениальным стрелком! — но Ягер мог на него положиться. Интересно, поможет ли это на сей раз? Произошло то, чего он больше всего боялся. Вместо того чтобы спокойно мчаться к Бреслау, подставив фланги под прицельный огонь немецких танков, ящеры получили возможность атаковать его группу в лоб. Ни «тигры», ни «пантеры» не могут пробить лобовую броню вражеских танков, даже если произвести выстрел в упор, не говоря уже о дистанции в тысячу пятьсот метров.

Бронетранспортеры ящеров между тем начали отходить назад. Ягер передал приказ по общему каналу связи:

— Они знают, что мы здесь. Pz-IV, сосредоточьте огонь на бронетранспортерах. Мы еще сумеем выбраться отсюда живыми, да поможет нам Бог!

Или хотя бы некоторые из нас.

Многие останутся здесь навсегда.

Pz-IV открыли ураганный огонь, причем они стреляли не только бронебойными, но и осколочно-фугасными снарядами, чтобы поразить ящеров, выскакивающих из машин. Приказ Ягера был результатом холодного расчета. Pz-IV обладали самыми слабыми пушками и самой легкой броней из всех машин боевой группы. С одной стороны, им по силам справиться с бронетранспортерами, с другой — их потеря будет наименее чувствительной.

Ягер рассчитывал, что танки ящеров сразу же пойдут на штурм их позиций, ведя огонь на ходу. Русские постоянно повторяли эту ошибку, да и с ящерами такое бывало много раз. Необдуманное наступление позволит «пантерам» и «тиграм» вести прицельную стрельбу по боковой броне вражеских танков.

Однако ящеры научились делать выводы из своих ошибок. Их экипажи уже принимали участие в военных действиях и знали, что может принести успех. У них не было необходимости идти в атаку; они могли вступить в перестрелку с дальней дистанции. Даже с расстояния в полторы тысячи метров попадание их огромного снаряда может покончить с немецким танком — и тут же один из Pz-IV вспыхнул, как спичка. Ягер сжал кулаки. Оставалось лишь надеяться, что экипаж танка погиб, не успев понять, что произошло.

К тому же бронетранспортеры ящеров были снабжены не только легкими пушками, но и ракетами, установленными на специальных салазках. Эти ракеты, как и те, которыми пользовалась пехота ящеров, легко пробивали танковую броню.

— Отступаем! — приказал Ягер по общему каналу связи. — Пусть они нас преследуют.

Двигатель его танка взревел, они покатили назад.

— Интересно, успеем ли мы занять новую позицию прежде, чем они начнут нас расстреливать? — прокричал Грилльпарцер.

«Интересно» — совсем не то слово, которое употребил бы Ягер, но он не стал подыскивать другое. Проблема заключалась в том, что танки ящеров не только имели более мощные пушки и надежную броню, но и двигались заметно быстрее. Генерал Гудериан не шутил, когда говорил, что двигатель танка — такое же важное оружие, как его пушка.

«Тигр», находившийся в пятистах метрах к северу, всего за несколько мгновений до того, как скрыться под защитой соснового леса, получил прямое попадание. Башня вспыхнула, словно дьявол прикурил сигару, в небо взметнулись оранжевое пламя и темный дым — пятеро человек экипажа сгорели заживо.

Грилльпарцер сумел сделать удачный выстрел в один из танков ящеров, однако броня выдержала удар. Ягер увидел огненный след, который оставляла за собой пущенная пехотинцем-ящером ракета, — через мгновение загорелся Pz-FV. Один за другим открылись люки, экипаж успел выскочить наружу. Двоим удалось добежать до леса — остальных скосил автоматный огонь.

В наушниках Ягера слышались крики:

— Они обходят нас с фланга, Herr Oberst!

— Два вражеских танка прорвали линию обороны! Если они зайдут к нам в тыл, мы покойники!

— Нельзя ли вызвать подкрепление, господин полковник?

Если ты командуешь боевой группой, не следует рассчитывать на подкрепление: такие соединения формируются из последних резервов. Однако люди Ягера были правы: если ящеры зайдут в тыл, им конец. У него не оставалось другого выбора.

— Отступаем, — приказал он по общему каналу связи. — Мы займем оборону только в окрестностях Бреслау.

Три линии обороны окружали город, стоящий на берегу Одера. Если ящеры не сумеют их преодолеть, Бреслау сможет сопротивляться еще долго — как Чикаго в Соединенных Штатах. Хотя у Ягера имелись дальние родственники по другую сторону Атлантики, он придерживался не слишком высокого мнения об американских солдатах — Первая мировая война не смогла поколебать его уверенность. Однако оборона Чикаго заставила его задуматься — возможно, он ошибался. Впрочем, Чикаго далеко. А до Бреслау осталось всего несколько километров пути. В городе множество мостов, и если успеть их взорвать, ящерам будет непросто форсировать Одер. Тут только Ягер понял: он не верит, что вермахт сумеет удержать Бреслау. Но если они не остановят врага здесь, тогда где они сумеют одержать победу?

— Итак, вы меня понимаете, генерал Гровс… — начал Йенс Ларссен.

Прежде чем он успел продолжить, Гровс посмотрел на него, словно толстый старый бульдог, готовый зарычать на чужака.

— Я понимаю, профессор, что со мной говорит человек, который ничего не хочет слушать. Мы не намерены собирать вещи и переезжать в Ханфорд — все. Меня тошнит от вашего нытья. Солдат, заткнись и исполняй свой долг. Вам ясно?

— О да, я все понял, вы… — Ларссен захлопнул рот, чувствуя, как алая пелена ярости застилает ему взор. «Ты проклятый, свиноголовый сукин сын».

Дальше его мысленные проклятия стали еще более изобретательными. Хотя ему никогда не приходилось видеть взрыва атомной бомбы, вспышка внутри его мозга показалась Ларссену почти столь же яркой.

— Вам платят деньги вовсе не за то, чтобы меня любить, — продолжал Гровс. — Вы должны выполнять приказы. Возвращайтесь к работе. — Начальник Металлургической лаборатории поднял руку. — Нет, считайте, что сегодня у вас выходной. Поезжайте в Лоури, отдохните и обдумайте ситуацию. А с завтрашнего дня, надеюсь, вы начнете работать в полную силу. Вы все поняли?

— Да, понял, — сквозь стиснутые зубы ответил Ларссен.

Он вышел из кабинета Гровса и спустился вниз. Закинув на плечо оставленную здесь винтовку, он собрался выйти на улицу, но к нему обратился стоявший на посту Оскар:

— Вам вовсе не обязательно таскать эту штуку с собой, сэр. Вы ведь не служите в армии.

Напарник Оскара, деревенщина с оттопыренными ушами по имени Пит, расхохотался, и его заостренный кадык заходил взад и вперед.

Йенс ничего не ответил. Подойдя к ряду стоявших велосипедов, он взял свою машину и собрался ехать в Лоури-Филд, как ему приказал Гровс.

— Куда вы, сэр? — долетел до него голос Оскара. — Реакторы в другом месте. — И он показал в сторону стадиона.

«Уж лучше бы ты помалкивал, любопытная задница», — мысленно огрызнулся Ларссен.

— Генерал Гровс приказал мне взять выходной и обдумать ситуацию в своей комнате, поэтому сейчас я не поеду к реакторам.

— А, понятно. — Но вместо того чтобы оставить Ларссена в покое, Оскар обменялся несколькими репликами с Питом, а потом заявил: — Пожалуй, я поеду вместе с вами, сэр, чтобы, не дай бог, ничего не случилось.

«Точнее, чтобы убедиться, что я выполняю приказ». Оскар ему не доверял. Никто ему не доверял. Начиная с сотрудников Металлургической лаборатории и кончая полковником Хэксхэмом все объединились, чтобы окончательно испортить ему жизнь, а теперь еще и не доверяют ему! Ну, как такое можно терпеть?

— Делай что хочешь, черт бы тебя побрал! — ответил Ларссен, сел на велосипед и нажал на педали.

Как и следовало ожидать, Оскар вскочил на свой велосипед и покатил за ним. По Университетскому бульвару до Аламеды, а потом на восток, в сторону военно-воздушной базы и здания, где находилась его комната. Йенс не считал это место подходящим для серьезных раздумий, но он воспользуется выходным, чтобы хорошенько поразмыслить над происходящим. Возможно, потом он сумеет взглянуть на вещи иначе.

День выдался холодным, но ясным. Длинная зимняя тень Йенса бежала рядом с ним, по волнистым сугробам на обочине дороги. Следом мчалась массивная тень Оскара, а он сам, словно кровосос, вцепился в Йенса и не отставал.

Довольно долго на дороге никого не было. Оскар понимал, что лучше не приставать к Ларссену с разговорами, поэтому предпочитал помалкивать.

Примерно на половине пути между поворотом на Аламеду и въездом в Лоури-Филд они встретили велосипедиста, направлявшегося на запад. Он, не торопясь, крутил педали, словно выехал на прогулку. Ларссен стиснул зубы, узнав полковника Хэксхэма. К несчастью, полковник тоже его узнал.

— Вы — Ларссен! — стойте! — крикнул он, останавливаясь сам. — Почему вы покинули свой пост?

Йенсу ужасно хотелось проигнорировать назойливого ублюдка, но он понимал, что Оскар ему не позволит. Оскар встал между ними. Конечно, он был ублюдком, но не дураком и прекрасно понимал, как Ларссен относится к полковнику Хэксхэму.

— Почему вы покинули свой пост? — повторил свой вопрос Хэксхэм.

У него был лающий голос, а на лице, как всегда, застыло выражение неодобрения. Под подозрительными глазами набрякли мешки, над недовольными губами протянулась тонкая ниточка черных усов. Волосы были напомажены какой-то дрянью; должно быть, полковник таскал с собой косметику.

— Генерал Гровс приказал мне взять выходной, вернуться домой, отдохнуть и с новыми силами приступить к работе. — «На что остается совсем немного шансов, если я буду вынужден иметь дело с такими слизняками, как ты».

— Правда? — Судя по насмешливым интонациям, полковник не поверил ни единому слову. Он относился к Йенсу с такой же неприязнью, как тот к нему. Повернувшись к Оскару, он спросил: — Сержант, он говорит правду?

— Сэр, мне он сказал то же самое, — ответил Оскар.

Хэксхэм драматическим жестом — должно быть, подсмотрел его в каком-нибудь бездарном фильме — хлопнул себя по лбу.

— Боже мой! И ты не спросил у генерала Гровса, говорит ли он правду?

— Ну… нет, сэр. — Голос Оскара вдруг утратил всякое выражение.

Казалось, он пытается сделать вид, что его здесь нет. Ларссену уже приходилось видеть, как военные проделывают этот фокус, когда рядом возникает начальство.

— Ну, что же, разберемся; кто тут говорив правду, — резко заявил полковник Хэксхэм. — Вернемся в университет и выясним, что генерал Гровс сказал профессору Ларссену. Следуйте за мной! — И он собрался сесть в седло.

— Э… сэр… — начал Оскар, но тут же замолчал. Сержант не может сказать полковнику, что он идиот.

— Поехали! — прорычал Хэксхэм, теперь он смотрел Йенсу прямо в глаза. — Мы обязательно выясним, что стоит за твоей наглой симуляцией, и будь я проклят, если я не разберусь в том, что тут происходит. Шевелись!

И Йенс зашевелился. Сначала ему казалось, будто он смотрит на себя со стороны. Он сбросил с плеча винтовку, одновременно сняв ее с предохранителя. Он всегда держал патрон в стволе. Но когда ружье оказалось возле его плеча, он вернулся в свое тело и принялся решать возникшую проблему, как если бы работал над вопросом атомного распада.

Тактика… Оскар — более опасный противник, он не только стоит ближе к Йенсу, но ему пришлось побывать на фронте в отличие от надутого болвана полковника. Ларссен выстрелил сержанту в лицо. Оскар так и не понял, что произошло. Он вылетел из седла, кровь брызнула на землю.

Йенс передернул затвор. Гильза со звоном покатилась по асфальту. Глаза и рот полковника Хэксхэма округлились.

— Прощай, полковник, — весело сказал Ларссен и выстрелил ему в голову.

Стук второй гильзы об асфальт привел Йенса в чувство. Он испытывал такое возбуждение, словно только что занимался любовью. У него даже появилась эрекция. Однако два тела, лежащие на земле в лужах крови, потребуют объяснений, которые он не сможет дать, хотя оба ублюдка сами напросились.

— Теперь я не могу вернуться в свою комнату, нет, сэр, — сказал Йенс.

Он часто разговаривал сам с собой, когда оставался один на дороге, а сейчас он был один — дьявол свидетель.

Да, теперь возвращаться нельзя. И к реактору его больше не пустят. Ладно, что остается? На секунду ему показалось, что выхода нет вообще. Однако он просто не хотел смириться с тем, что уже давно бродило в закоулках его сознания. Он больше не нужен человечеству. Люди суют его носом в дерьмо с тех самых пор, как Барбара раздвинула ноги для этого паршивого игрока в бейсбол. Он больше никому не нужен в Денвере. Никого не интересуют его планы, они обошлись без него и создали бомбу — даже две.

Ну, тогда к дьяволу человечество. Ящеры с интересом его выслушают. Да, сэр, они будут внимательны и достойно его наградят, если он расскажет им все, что ему известно. Но он сделает это не ради награды. О нет. Гораздо важнее отомстить.

Ларссен аккуратно поставил винтовку на предохранитель, закинул ее за плечо, сел в седло и покатил на восток. Часовые на въезде в Лоури-Фидд лишь кивнули ему, когда он проезжал мимо. Они не слышали выстрелов. Ларссену было все равно.

Он принялся обдумывать ситуацию. Тела найдут. Его бросятся преследовать. Если они сообразят, что он решил сбежать к ящерам, то придут к очевидному выводу: Ларссен поедет на восток по шоссе 36. Это самый прямой маршрут, которым наверняка воспользуется обезумевший физик.

Но он не сошел с ума, ни в малейшей степени. Только не он. Он поедет по шоссе 6 и 34, будет держаться подальше от тридцать шестого, а потом свернет на 24 и 40, к югу. После чего воспользуется проселочными дорогами. Очень скоро он найдет то, что ищет. Где-то неподалеку от границы между штатами Колорадо и Канзас он выйдет к ящерам. Йенс наклонился вперед и сильнее нажал на педали. Теперь он ехал под гору.

— Да, сэр, — сказал Остолоп Дэниелс. Его тон ясно говорил, что он думает о полученном приказе. Потом Дэниелс осторожно добавил: — В последнее время мы очень много отступаем, не так ли, сэр?

— Так. — Капитан Шимански не скрывал своего неудовольствия.

Заметив это, Остолоп рискнул продолжить:

— Мне кажется, нет никакой необходимости продолжать отступление, в особенности если учесть, как отчаянно мы защищали каждый дом. А наше последнее бегство можно назвать только одним словом — постыдное. Сэр.

Командир его роты пожал плечами, словно хотел дать понять, что от него ничего не зависит.

— Мы с майором Ренфри возмущались, когда получали приказ от полковника, а он — когда его доставили от высшего командования. Но он ничего не в силах изменить. Если верить полковнику, приказ пришел с самого верха. Вы хотите позвонить ФДР, лейтенант?

— Все так серьезно? — Дэниелс вздохнул. — Хорошо, сэр, я не понимаю, что происходит. Просто закрою свой проклятый рот и буду делать, что мне прикажут. И Тогда всякий поймет, что я служу в армии или что-то вроде того.

Шимански расхохотался.

— Я рад, что ты в армии, Остолоп. Тебе удается делать все вокруг забавным и нескладным.

— А я совсем не рад, что нахожусь в армии. Надеюсь, вы понимаете, тут нет ничего личного, сэр, — ответил Остолоп. — Я исполнил свой патриотический долг еще во время прошлой войны. И только из-за ящеров в армию стали брать старых пердунов вроде меня. Если бы не эти ублюдки, я бы сейчас размышлял о начале весенних тренировок, а не пытался отступать, делая вид, что так и надо.

— Нам нужно выполнить приказ, — ответил капитан Шимански. — Не знаю почему, но мы должны. И если это не армия, та что же она такое, дьявол ее побери?

— Да, сэр.

Если Остолоп показал, что нужно бить, игрок на базе должен попытаться ударить, нравится ему такая стратегия или нет. Теперь пришел его черед делать то, что ему совсем не нравится, раз уж те, кто наверху, посчитали это умным ходом. «Надеюсь, они знают, что делают», — подумал он, вставая на ноги.

Недовольный сержант Малдун принес новости.

— Господи, лейтенант, там строят настоящую стену из мешков с песком, будто рассчитывают, что ящерам через нее не перебраться. Мы должны сражаться с ними, а не бегать как зайцы.

— Ты знаешь об этом, я знаю, капитан знает и даже полковник знает — но генерал Маршалл не знает, а его мнение стоит больше, чем мы все вместе взятые, — ответил Дэниелс. — Будем надеяться, что генерал имеет представление о том, что здесь происходит, вот и все. И понимает, почему мы отступаем.

— Или почему мы позволяем ящерам нас убивать, когда они и сами не понимают, почему мы перестали сражаться? — проворчал Герман Малдун. Он был достаточно циничным, чтобы быть сержантом. И как всякий хороший сержант, знал, что воевать с начальством — дело неблагодарное. — Ладно, лейтенант, командуйте!

Остолоп постарался найти подсказку в историях, которые рассказывали ему деды. Он растянул линию обороны в редкую стрелковую цепь, укрепив опорные пункты пулеметчиками и базуками.

Чтобы удержать бронетехнику ящеров, у американцев хватало танков и противотанковых орудий, но тяжелую технику почему-то отвели назад. Остолоп никак не мог понять, что происходит, — ему вдруг показалось, что генералы хотят, чтобы ящеры наступали, впрочем, не слишком быстро. Оставалось надеяться, что общая картина имеет смысл, поскольку, с его точки зрения, происходящее было полнейшим абсурдом.

У его подчиненных появилось такое же чувство. Отступление всегда плохо сказывается на морали; ты начинаешь чувствовать себя разбитым, даже если физических причин для этого нет. Все понимали, что позиции можно удерживать, но теперь Дэниелс сомневался в успехе.

Конечно, Чикаго превратился в развалины, одна гора обломков мало чем отличалась от другой. Даже танкам стало непросто преодолевать груды битого кирпича и воронки, в которых они могли поместиться вместе с башней.

Дэниелс удивился, когда его отряд во время отступления на север выбрался на вполне приличную дорогу.

— Вы можете дальше идти по ней, — сказал военный полицейский, руководивший передвижением войск, — но тогда ящерам будет легче засечь вас с воздуха.

— Тогда зачем было расчищать дорогу? — спросил Остолоп.

Военный полицейский ничего не ответил. Возможно, он и сам не знал. Возможно, не знал никто. Возможно, армия расчистила дорогу, чтобы люди могли по ней ходить, а ящерам была удобнее их убивать. Остолоп уже давно привык к тому, что время от времени происходящее вдруг превращается в абсурд.

Неподалеку от южного конца дороги он заметил отряд солдат, которые восстанавливали дом. При этом они пытались создать видимость разрушений вокруг него. Дэниелсу показалось, что они недавно обрушили стену, выходившую на дорогу. Внутри они построили деревянную времянку. Затем Остолоп понял, что очень скоро будет практически невозможно ее заметить, потому что солдаты уже начали восстанавливать разрушенную стену. К тому времени, когда они закончат, никто не догадается, что внутри велись работы.

— Что за дьявольщина? — бросил Малдун, указывая на работающих солдат. — Мы сражаемся с ящерами или строим для них дома?

— Не спрашивай у меня, — ответил Дэниелс. — Я уже давно перестал понимать, что происходит.

— Может быть, они собираются остаться здесь и защищать этот домик? — спросил Малдун. Теперь он обращался не к Остолопу, понимая, что у лейтенанта нет ответов, а ко всему миру — вдруг кто-нибудь его просветит. Не дождавшись, Малдун сплюнул в грязь. — Знаете, иногда мне кажется, что все, кроме меня, сошли с ума. — Он бросил косой взгляд на Дэниелса. — Меня и, может быть, вас, лейтенант. Так что вы тут не виноваты. — В устах Малдуна это был настоящий комплимент.

Остолоп размышлял над словами сержанта. Он уже давно удивлялся тому, как командование ведет бои в Чикаго. Если бы они продолжали воевать, как прежде, то уже давно вытеснили бы ящеров в южные районы города или полностью освободили Чикаго. О, да, потери ожидались большие, но Остолоп провел немало времени в окопах Первой мировой войны и знал, что если хочешь отнять у неприятеля территорию, нужно платить кровью.

Однако они отступали. Остолоп повернулся к Малдуну.

— Ты прав. Наверное, они спятили. Другого разумного объяснения происходящему я придумать не могу. — Малдун молча кивнул.

Генрих Ягер ударил кулаком по броне своей «пантеры», с грохотом мчавшейся от Элса на запад, в сторону Бреслау. Он был в перчатках. В противном случае рука примерзла бы к металлу башни. Нет, он не сошел с ума. А вот относительно своего начальства у него появились серьезные сомнения.

У Гюнтера Грилльпарцера тоже.

— Какой смысл в нашем стремительном отступлении после трех дней отчаянной обороны — словно мы и не сражались за Бреслау?

— Я бы тебе объяснил, если бы сам знал, — ответил Ягер. — Мне приказы командования тоже кажутся бессмысленными.

Вермахт прекрасно укрепил Эле, часть внешнего кольца обороны Бреслау, и замок четырнадцатого века, выстроенный на вершине холма, стал прекрасным наблюдательным пунктом для ведения артиллерийского огня. А теперь они бросили город, замок (или то, что от него осталось) и всю работу, проделанную инженерами, позволив ящерам занять ключевые позиции для штурма Бреслау практически без боя.

Над головой пролетел артиллерийский снаряд, вспахав промерзшую землю между отступающими танками и Элсом, словно давая понять ящерам: не вздумайте соваться дальше. «Вот только послушаются ли ящеры?» Во время последних схваток они сражались с удивительным ожесточением — инопланетяне вели себя так уверенно только в самом начале вторжения, когда им повсеместно сопутствовал успех.

На пушке его «пантеры» было нарисовано два узких кольца и одно широкое — два бронетранспортера и один танк. Ящеры, как и прежде, делали тактические ошибки: пропускали противника во фланги и попадали в ситуации, которых сумели бы избежать даже русские. Однако примерно в половине случаев они успешно преодолевали ловушки — и вовсе не потому, что были прекрасными солдатами, а благодаря броне своих танков и ракетам. И, как обычно, немецкие войска несли тяжелые потери.

Даже сейчас артиллерийские снаряды ящеров падали среди отступающих немецких танков. Ягер опасался их не меньше, чем лобовых танковых атак. Вражеские снаряды разбрасывали вокруг множество мелких мин — стоило наехать на такую, и у танка срывало гусеницу или он мог загореться. «Пантера» миновала два изувеченных Pz-IV — их экипажи с мрачным видом шагали на запад.

Ягер пожевал нижнюю губу. Эле находится всего в пятнадцати километрах к востоку от Бреслау. Ящеры уже начали обстреливать город с берега Одера. Если они установят свою артиллерию в Элсе, то смогут вести по Бреслау прицельный огонь и разбросают столько маленьких мин, что по городу станет невозможно ходить, не говоря уже о перемещении танков.

И все же ему приказали оставить позицию, которую он мог успешно защищать. Приказы не подлежат обсуждению, и Ягер даже не стал возражать. Его не удивил бы приказ стойко держаться, даже если бы цена оказалась очень высокой, а отступление выглядело естественным. Но теперь, когда они держали стойкую оборону, он получил приказ отходить. Ну, как еще это можно назвать? Безумие!

Его тревога только усилилась, когда танки заняли новые позиции. В деревушке, расположенной неподалеку от окраины Бреслау, стержне нового рубежа обороны, до войны проживало человек пятьдесят, не больше. Вокруг расстилалась равнина, и Ягер не нашел никаких оправданий для ее существования. Несколько участков, затянутых колючей проволокой, несколько траншей для пехоты — явно недостаточно для серьезной обороны, какими бы убедительными они ни выглядели на карте в теплой штабной комнате, куда не достает артиллерия ящеров.

Его водителю пришла в голову такая же мысль.

— Господин полковник, нас заставили отступить и занять эти позиции?

— Иоганнес, поверь мне, я бы такой приказ не отдал, — ответил Ягер.

У кого-то возникли кое-какие разумные мысли по организации обороны. Солдат в белой парке, надетой поверх черного комбинезона, направил «пантеру» в амбар, ворота которого выходили на восток: хорошая позиция для стрельбы, если ящеры будут наступать со стороны Элса на Бреслау. В двух сотнях метров к западу от амбара находился каменный дом, куда можно было отступить после нескольких первых залпов, — хорошая запасная позиция. Но если ящеры начнут развернутое наступление, их не остановить.

Следовало отдать должное артиллерии, пытавшейся не выпустить ящеров из Элса. К западу от города земля дрожала от разрывов тяжелых снарядов. Казалось, все пушки, которые имелись в распоряжении немцев в Бреслау, вели огонь по этому участку земли. Со времен Первой мировой войны Ягер не видел такого мощного обстрела.

Присмотревшись, он с удивлением обнаружил, что ни один снаряд не разорвался на территории Элса. Вермахт сдал город ящерам, и Ягер никак не мог понять, зачем. Теперь противник мог спокойно накопить силы, чтобы нанести следующий удар в самый удобный для себя момент. Неприятель с удовольствием воспользовался ошибками, которые совершило немецкое командование. В полевой бинокль Ягер наблюдал за тем, как танки и грузовики въезжают в Эле и концентрируются к востоку от города.

— Проклятье, что происходит? — осведомился Гюнтер Грилльпарцер, в его голосе звучал праведный гнев. — Почему мы не обстреливаем Эле отравляющим газом? Направление ветра нам благоприятствует — он дует прямо на запад. У нас превосходная цель, но мы ее игнорируем. Я видел, как важные шишки совершали глупости, но это уже слишком.

Ягеру следовало пресечь подобные разговоры, но он промолчал. Еще секунд тридцать он разглядывал Эле в бинокль, а потом опустил его и покачал головой. Он рисковал своей шкурой, чтобы обстрелять отравляющим газом фабрику в Альби, где производились противогазы. Какого дьявола начальство не отдает приказа о газовой атаке?

— Отломи мне кусок хлеба, Гюнтер, — попросил он.

Когда стрелок протянул ему хлеб, Ягер выдавил на него мясную пасту из жестяного тюбика. Глупость командиров — еще не повод голодать. Умереть — да, голодать — нет.

Он продолжал разглядывать мясо и хлеб, когда в амбаре вдруг стало светло, как днем. Нет, даже ярче, чем днем.

В наушники Ягер услышал, как закричал Иоганнес:

— Глаза!

Ягер поднял голову и тут же опустил. На Эле, превратившийся в огненный шар, было больно смотреть. Наполнивший амбар свет из белого последовательно стал желтым, оранжевым и красным, постепенно тускнея. Когда Ягер вновь выглянул наружу, он увидел огромный огненный столб, окрасивший облака в цвет крови.

Он ощутил, как содрогнулась земля под гусеницами «пантеры». Ветер ударил в двери амбара и мгновенно стих. Сидевший внутри башни Гюнтер нетерпеливо спросил:

— Черт подери, что там у вас происходит?

— Я не знаю, — ответил Ягер, а через мгновение добавил: — О господи!

Он знал, что сделала бомба из взрывчатого металла с Берлином; он слышал о том, что произошло с Вашингтоном, Токио и к югу от Москвы. Но знать, на что такая бомба способна, и видеть собственными глазами — разница примерно такая же, как между написанием любовного стихотворения и потерей девственности.

— Им удалось, — ошеломленно проговорил Ягер.

— Кому, господин полковник? — с негодованием спросил стрелок.

— Физикам в… не имеет значения, где, Гюнтер, — ответил Ягер; его охватило благоговение, которого он не испытывал даже в церкви, но тем не менее он не забыл про великого бога безопасности. — Мы только что отомстили ящерам за Берлин.

Экипаж танка завопил так, словно людьми овладел дьявол. Ягер присоединился к ликованию, но не терял хладнокровия. Благоговение по-прежнему переполняло его. Он участвовал подобно Прометею в похищении у ящеров части взрывчатого металла. Не так уж часто полковникам бронетанковых войск удается лично повлиять на ход истории. И сейчас у Ягера было именно такое ощущение. Оно затопило все его существо.

Он встряхнулся, стараясь вернуться в нормальное состояние.

— Иоганнес, как глаза? — спросил он по внутренней связи.

— Думаю, все будет в порядке, — ответил водитель. — Прямо у меня перед носом неожиданно сверкнула самая большая вспышка в мире, я еще вижу огненное кольцо, но оно постепенно тускнеет.

— Хорошо, — сказал Ягер. — Подумай вот о чем: для ящеров, находившихся в Элсе, это было подобно вспышке солнца в сантиметре от их морды — последнее, что они увидели.

Раздались новые восторженные крики. Гюнтер Грилльпарцер сказал:

— Знаете что, господин полковник? Я должен извиниться перед большими шишками. Никогда не думал, что доживу до этого дня.

— Я принял решение, капрал, — ответил Ягер. — Пожалуй, я не стану им рассказывать про твое недостойное поведение, иначе, не дай бог, они все перемрут от потрясения. — Стрелок громко расхохотался, а Ягер добавил: — Я и сам думал, что они тронулись умом, и мне не стыдно в этом признаться. Но сейчас все встало на свои места: ящеры сконцентрировали большие силы в Элсе, мы не обстреливали город, чтобы удержать их там и чтобы случайно не повредить бомбу, а потом…

— Да, господин полковник, — с энтузиазмом согласился Гюнтер. — А потом!

По цвету и форме облако, поднимающееся над местом взрыва, походило на императорский мухомор[40]. Впрочем, цвет больше напоминал мякоть абрикоса, чем ярко-оранжевый оттенок гриба, знаменитого еще со времен Римской империи, но это уже не имело значения. Интересно, на какую высоту вырос чудовищный гриб?

— Ну, — сказал он негромко, — теперь ящеры не возьмут Бреслау.

Но Гюнтер Грилльпарцер его услышал и издал победный вопль.

Настойчиво шипел сигнал тревоги. Атвар дергался и вертелся в невесомости, ему ужасно не хотелось просыпаться. Но очень скоро он понял, что сражение проиграно. И вместе с сознанием к нему вернулся страх. Командующего флотом не будят для того, чтобы сообщить хорошую новость. Один из глазных бугорков повернулся к монитору связи. Так и есть, оттуда на него смотрело лицо Пшинга. Рот адъютанта двигался совершенно беззвучно. Он выглядел ужасно, а может быть, у Атвара было отвратительное настроение из-за того, что его разбудили.

— Активировать двустороннюю связь, — приказал Атвар компьютеру, а потом обратился к Пшингу: — Я слушаю. В чем дело?

— Недосягаемый командующий флотом! — воскликнул Пшинг. — Большие Уроды — дойчевитские Большие Уроды — взорвали ядерную бомбу, когда мы готовились взять город под названием Бреслау. Мы сосредоточили самцов и технику для решительного наступления, в результате наши войска понесли большие потери.

Атвар оскалил зубы в гримасе боли — тосевит, имевший некоторые представления о Расе, мог бы принять ее за смех. План Атвара по покорению Дойчланда предполагал, что Большие Уроды располагают какими-то образцами нового оружия, но только не атомной бомбой.

— Ситуация повторяет историю с бомбой, взорванной в СССР, когда Большие Уроды воспользовались украденным у нас плутонием?

— Недосягаемый командующий флотом, в настоящий момент результаты анализов носят предварительный характер, — ответил Пшинг. — В первом приближении получается, что часть материала бомбы действительно украдена у нас, но вторую половину они произвели самостоятельно.

Атвар снова состроил гримасу. Если анализ верен, произошло то, чего он опасался больше всего. В СССР Большие Уроды взорвали бомбу, созданную из плутония, украденного у Расы, но тогда они еще не умели производить собственные бомбы. Раса понесла большие потери, но с ними можно было смириться. Если дойчевиты теперь не только умеют делать бомбы из готового плутония, но и производить собственный, война с Большими Уродами принимает новый, отвратительный характер.

— Какими будут ваши приказы, недосягаемый командующий флотом? — спросил Пшинг. — Следует ли нам сбросить бомбу на Бреслау, чтобы отомстить за погибших самцов?

— Ты имеешь в виду наше атомное оружие? — уточнил Атвар. Когда адъютант сделал утвердительный жест, Атвар тяжело замотал головой: — Нет. Какой смысл? Зачем создавать дополнительные зоны заражения, которые придется пересекать нашим самцам. А радиоактивные осадки? Учитывая погоду на Тосев-3, от них пострадают наши войска на востоке. К сожалению, нам не удалось установить район, в котором дойчевиты проводят свои ядерные эксперименты.

— В этом нет ничего удивительного, — заметил Пшинг. — Они настолько отравили свою территорию, когда у них взорвался реактор, что мы не можем определить, где находится их новый научный центр.

— Верно, — с горечью ответил Атвар. — Даже собственные ошибки и некомпетентность идут им на пользу. Ведь после того урока, который мы преподали ниппонцам, они должны были понять, что мы будем самым жестким образом подавлять любые попытки создания атомного оружия. Так что дойчевиты стараются соблюдать максимальную секретность.

— Но вы же не оставите их безнаказанными только из-за того, что не можете обнаружить их ядерные реакторы! — воскликнул Пшинг.

— Ни в коем случае, — ответил Атвар.

Если он не нанесет ответного удара, восстание, которое пытался организовать Страха, покажется мелкой неприятностью по сравнению с тем, что сделают капитаны кораблей и офицеров теперь. Если он не хочет уступить свою должность Кирелу, необходимо дать достойный ответ Большим Уродам.

— Пусть наши специалисты выберут подходящий город дойчевитов, находящийся в зоне радиоактивного заражения. Мы напомним Большим Уродам, что с нами следует считаться. Доложите о выборе цели немедленно.

— Будет исполнено. — Лицо Пшинга исчезло с монитора.

Атвар попытался снова заснуть. Так он сможет показать, что последняя неудача не вывела его из равновесия. Однако взрыв атомной бомбы произвел на него сильное впечатление, и сон оказался таким же неуловимым, как победа над Большими Уродами.

«Да, таким способом мне не удастся укрепить свою репутацию среди самцов», — подумал Атвар. Оставалось только посмеяться над самим собой. К тому времени, когда война будет закончена — если это вообще когда-нибудь произойдет, — ему повезет, если он сумеет сохранить хоть какую-то репутацию.

Вновь ожил монитор связи.

— Самый крупный город, находящийся в зоне заражения, называется Мюнхен, недосягаемый командующий флотом, — доложил Пшинг. На экране появилась карта, показывающая местонахождение Мюнхена. — К тому же это промышленный центр и транспортный узел.

Атвар внимательно изучил сеть железных дорог и шоссе, окружающих город.

— Очень хорошо, — ответил он, — пусть Мюнхен будет уничтожен, дойчевиты и остальные Большие Уроды на То-сев-3 получат хороший урок.

— Будет исполнено, — сказал Пшинг.

Существует легенда о Вечном жиде. С рюкзаком и немецкой винтовкой за плечами Мордехай Анелевич успел столько постранствовать, что вполне мог быть героем этой легенды.

На востоке от Лодзи партизанам было непросто находить места для своих баз, где их не смогли бы отыскать ящеры. Поэтому Анелевичу пока не удалось найти партизанский отряд. Несколько раз мимо проезжали транспортеры ящеров. Они не обращали внимания на пешехода. Вооруженные люди часто встречались на дорогах Польши, некоторые из них поддерживали ящеров. Кроме того, ящеры спешили на запад, где кипело сражение с нацистами.

Даже на таком большом расстоянии был слышен далекий гул артиллерии, словно где-то там бушевала летняя гроза. Мордехай пытался следить за ходом сражения по возрастающему или затихающему гулу, но понимал, что это бессмысленно.

Он шагал по направлению к крестьянскому дому в надежде отработать ужин, когда западный горизонт вспыхнул. Может быть, это солнце показалось из-за туч? Нет — сияние испускали сами облака.

Мордехай в благоговейном страхе смотрел на огромный сияющий гриб, который медленно поднимался к небу. Как и Генрих Ягер, он сразу сообразил, что произошло. Но в отличие от Ягера он не знал, кто взорвал бомбу. Если немцы, тогда Мордехай внес в ее создание свой вклад, ведь он участвовал в транспортировке взрывчатого металла.

— Если нацисты, должен ли я гордиться собой, или мне следует принять на себя часть вины? — спросил он вслух.

И вновь в отличие от Ягера не нашел однозначного ответа.

Теэрц проверил показания радара. Нигде нет следов самолетов дойчевитов. И тут же Ссереп, один из его ведомых, сказал:

— Похоже, сегодня будет легкий день, недосягаемый господин.

— Так думал Ниввек — вспомни, что с ним стало, — ответил Теэрц.

Раса не успела спасти Ниввека, и он попал в плен к дойчевитам. Если верить отчетам, дойчевиты лучше относились к пленным, чем ниппонцы. Он надеялся, что отчеты не врут. Бедный Ниввек! Теэрцу до сих пор снились кошмары о плене.

Теэрц подозревал, что его ждут новые кошмары. Он хотел — о, как он хотел! — чтобы Элифрим выбрал другого самца, чтобы возглавить полет, направленный к Мюнхену с целью нанесения удара возмездия. Если бы дойчевиты знали, что находится на борту одного из самолетов, они подняли бы в воздух всю свою авиацию, чтобы его сбить. Дойчевиты взорвали атомную бомбу, уничтожив множество самцов Расы, и теперь им следует напомнить, что за такие поступки приходится платить.

Благодаря Теэрцу Токио уже заплатил эту цену, а ведь ниппонцы даже не успели создать свое атомное оружие — они лишь занимались исследованиями. Конечно, они Большие Уроды, но Теэрц почему-то чувствовал вину за гибель невинных мирных жителей. А теперь ему придется стать свидетелем того, как целый тосевитский город сгорит в пламени атомного взрыва.

Пилота по имени Джисрин, чей самолет нес ядерную бомбу, сомнения не мучили.

— Цель закрыта облаками. — Его голос звучал механически — казалось, говорит компьютер. — Бомбометание будет осуществляться по радару.

— Вас понял, — ответил Теэрц и обратился к Ссерепу и второму ведомому, сравнительно неопытному летчику по имени Хоссад: — Нам следует уходить от истребителя возмездия по широкой дуге, после того как он сбросит бомбу. Судя по тому, что я слышал на семинарах, истребителю будет грозить опасность, если он окажется слишком близко к месту взрыва. Повторяйте мой маневр.

— Будет исполнено, — хором ответили Ссереп и Хоссад.

По командному каналу связи Теэрц слышал, как Джисрин отдает практически аналогичные команды своим ведомым. Потом он добавил:

— Я выпускаю бомбу на отметке… Время. Взрыв произойдет только после того, как высотомер покажет соответствующую величину. Пора расходиться.

Теэрц направил свой истребитель по широкой дуге, чтобы лечь на обратный курс. Скоро они будут на базе, в южной Франции. Ведомые последовали за ним. Все шло прекрасно, как во время тренировочных полетов, и он почувствовал облегчение — такие вещи редко случаются на Тосев-3, — впрочем, интуиция подсказывала ему, что их наверняка поджидают какие-то неприятности.

Ничего. Не в этот раз. Огромный огненный шар прожег облака, которые почти мгновенно испарились. Сияние было таким невероятно ярким и ужасающим, что на глаза Теэрца тут же опустились защитные мембраны.

Еще через несколько мгновений ударная волна догнала убегающий истребитель. Она оказалась более мощной, чем предполагал Теэрц, и корпус истребителя застонал под напором воздуха, но выдержал. Теэрцу при помощи компьютера удалось удержать контроль над истребителем.

— Клянусь Императором, — негромко проговорил Хоссад, выравнивая свой самолет. — Мы привыкли к тому, что делает для нас атом. Он дает нам электрическую энергию, производит электролиз водорода и кислорода, обеспечивая наши двигатели топливом, позволяет кораблям летать к звездам. Но стоит выпустить его на свободу… — Он не стал продолжать.

Теэрцу ужасно захотелось имбиря.

— Цель уничтожена, — прозвучал в наушниках спокойный голос Джисрина. — Возвращаемся на базу.

Атвар слушал животные крики ярости, разносившиеся по коротким волнам из Дойчланда. Атомная бомба, которая стерла с лица земли Мюнхен, не смогла покончить с Гитлером, дойчландским не-императором. Даже не понимая ни единого слова на языке дойчевитов, Атвар знал, что не сумел заставить Гитлера сдаться.

Он перестал вслушиваться в истерические крики безумного не-императора и обратился к переводу его речи:

«Мы отомстим, — обещал Гитлер; переводчик добавил выразительное покашливание, чтобы подчеркнуть энергию, которую вкладывал в свои слова Большой Урод. — Наша сила лежит не в обороне, а нападении. Человечество обрело могущество в бесконечной борьбе. Мы вновь принимаем решение продолжать героическое сопротивление. Наши идеи верны; наш народ стоит на правильном пути — а значит, мы непобедимы; любые внешние удары приведут лишь к укреплению наших внутренних сил. Эта война положит начало новой эре. В конце концов Дойчланд либо станет во главе мира, либо прекратит свое существование! Если дойчевитский народ придет в отчаяние, он не заслуживает лучшей участи. И тогда я не стану жалеть, если Бог отвернется от него».

Заговорил переводчик:

— От себя должен добавить, что все эти невероятные глупости сопровождались оглушительными аплодисментами Больших Уродов, которые его слушали. В любом случае следует отметить, что Гитлер имеет сильное влияние на тосевитов своей не-империи.

Когда переводчик заговорил снова, его голос приобрел лихорадочные интонации Гитлера:

— Я снова повторяю, мы отомстим! За каждую бомбу, которую сбросят на нас самцы, ответим шестью, десятью, сотнями бомб. Мы их уничтожим, на Тосев-3 вообще не останется ни одного самца. Они осмелились выступить против расы господ, и их ждет поражение! — Переводчик еще раз выразительно кашлянул, а потом добавил:

— Абсурдное и полное тщеславия заявление вновь встречено аплодисментами.

Атвар выключил приемник, передававший речь тосевитского не-императора.

— Ну, и что ты об этом думаешь? — спросил он у Кирела.

— Уничтожение Мюнхена не напугало дойчевитов, — ответил Кирел. — Я считаю, что нам не повезло.

— Да, мы потерпели неудачу, — сказал Атвар, добавив утвердительное покашливание. Иногда сдержанная манера речи Кирела оказывалась очень к месту. — А что ты скажешь относительно угрозы Гитлера отвечать бомбой на бомбу?

— Я считаю, благородный адмирал, что он сдержит свое слово, если у него будет такая возможность, — ответил Кирел. — А поскольку анализ показывает, что они научились производить обогащенный плутоний… — Он замолчал.

— Получается, что у него такая возможность есть или скоро будет, — мрачно продолжил мысль своего заместителя Атвар. — Я пришел к аналогичному выводу. И еще я заметил, что эта война становится все более трудной.

Остолоп Дэниелс открыл фляжку и налил в чашку янтарную жидкость, затем, прежде чем выпить, торжественно поднял чашку.

— Будем здоровы, мисс Уиллард, — сказал он и залпом осушил чашку с виски.

— Потрясающая штука, не так ли, лейтенант? — спросил сержант Малдун, у которого имелась собственная фляга с виски. — Выпить в доме самой Фрэнсис Элизабет Уиллард[41]. — Он сделал хороший глоток виски. — Леди из НЖХСТ, должно быть, вертятся в своих могилах.

— Еще совсем мальчишкой я знал многих женщин из Христианского союза трезвости, дома, в Миссисипи, — заметил Остолоп. — И уже тогда понял: все, против чего возражают вредные старые зануды, наверняка мне подходит. И знаешь, что оказалось? Я не ошибся.

— Черт побери, совершенно согласен, — заявил Малдун, делая добрый глоток виски.

— Но я выбрал этот дом совсем по другой причине, — сказал Дэниелс.

Герман Малдун расхохотался.

— Я знаю, почему вы его выбрали, лейтенант: он еще не развалился на части.

— Вечно ты насмешничаешь.

Даже здесь, в Эванстоне, к северу от Чикаго, разрушения были весьма значительными. Студенческий городок северо-западного университета практически перестал существовать. Завод по очистке воды превратился в руины. Возможно, виски сделало свое дело — хотя он выпил совсем немного, — но Дэниелс неожиданно выпалил:

— Проклятье, зачем мы отступили в Эванстон? Нам следовало продолжать сражаться с ящерами в Чикаго.

— Скажите мне что-нибудь новенькое, лейтенант, — проворчал Малдун. — Но раз уж мы здесь, почему бы не посидеть возле уютного огня, словно парочка тараканов, пригревшаяся на ковре.

Камин в гостиной дома Уиллард все еще прекрасно работал, ну а дров теперь хватало. На стене висела табличка с посвящением мисс Анне Гордон, многолетней спутнице Фрэнсис Уиллард, которая также занимала пост председательницы НЖХСТ. «Интересно, — подумал Остолоп, — что значит многолетняя спутница?» Погибшая Люси Поттер объяснила ему, что даже если его подозрения истинны, у него нет права считать такую жизнь шокирующей и греховной.

— Знаешь, что я тебе скажу, — задумчиво проговорил Дэниелс. — Когда начинаешь воевать, ты подвергаешь опасности не только свое тело. Все, что ты знал и передумал, влезает в окоп вместе с тобой, а некоторая часть умирает, даже если тебе самому удается уцелеть.

— Ну, это сложновато для меня, лейтенант, — признался Малдун. — Я всего лишь тупой сержант и ничего больше. Пусть думают офицеры вроде вас. — И он рассмеялся, показывая, что Остолопу не стоит принимать его слова всерьез. — Полагаю, нам не помешало бы еще выпить.

— Я бы с удовольствием, — ответил Дэниелс. — Но если я хочу и дальше управлять взводом дикарей, мне пора остановиться.

Позднее он часто спрашивал у себя: может быть, Бог его услышал? Яркий желто-белый свет вспыхнул в выходящем на юг окне гостиной, и длинная тень Дэниелса упала на заднюю стену, на которой висела табличка. Остолоп почему-то вспомнил вспышку фотоаппарата. Однако она сразу же гаснет, а сейчас ослепительный свет сиял в окне несколько секунд, хотя постепенно и он начал тускнеть, становясь красным.

Земля содрогнулась у Дэниелса под ногами, от неожиданности он вскрикнул и тут же услышал звук далекого взрыва, словно в сотне ярдов разорвался тяжелый артиллерийский снаряд. Осколки стекол в окнах гостиной посыпались на пол. К счастью, ни один из них не задел ни Дэниелса, ни Малдуна.

— Проклятье, что происходит? — вскричал сержант. — Ну и грохот, никогда ничего похожего не слышал, а у меня, уж можете не сомневаться, по этой части опыт имеется. Может быть, у кого-то взлетел на воздух склад с боеприпасами? Надеюсь, у них, а не у нас.

— Да. — Остолоп подошел к окну и выглянул наружу. Через мгновение к нему присоединился Малдун. Потом, едва слышно и даже с некоторым благоговением, Остолоп прошептал: — Проклятье!..

Голова Малдуна дернулась, казалось, он потерял дар речи.

Остолоп видел множество взрывов и их последствия. У него на глазах взлетел на воздух ящик со снарядами — на месте взрыва не осталось ровным счетом ничего. Но такого ему видеть не приходилось.

Высоко в небо вздымалась сияющая туча — на несколько миль, никак не меньше. Кроме того, теперь он уже не сомневался, что сам взрыв произошел гораздо дальше, чем он предполагал, — из чего следовало, что размеры тучи огромны.

— О-господь-всемогущий-проклятье-вы-только-на-это-посмотрите! — залепетал Малдун, словно только что научился произносить слова, но еще не знает, когда следует делать паузы.

У Остолопа сложилось впечатление, что слова, которые могли бы описать происходящее, еще не изобретены — возможно, никогда и не будут.

Но что же это такое? Продолжая пришедшую ему на ум мысль, Дэниелс сказал:

— Нет, на снаряды не похоже. Даже если подорвать все арсеналы на свете, такого облака не возникнет.

— Да уж, — со вздохом согласился Малдун. — Получается, неприятности обрушились на голову ящеров. Взгляните, лейтенант, — взорвалось в той части Шайтауна, откуда мы ушли.

— Да, верно, — ответил Остолоп. — Может быть, нам повезло, что мы вовремя оттуда убрались. Или… — Он замолчал, и его глаза широко раскрылись. — Или, хотя мне очень не хочется в этом признаваться, наше начальство состоит не только из идиотов.

— О чем, черт подери, вы говорите, сэр? — удивился Малдун. Затем на лице у него тоже появилось отрешенное выражение. — Господи, Дева Мария и Иосиф, вы полагаете, лейтенант, что нас отвели специально, чтобы чешуйчатые ублюдки оказались в районе взрыва, как мотыльки, летящие на свет?

— Не могу утверждать наверняка, но все сходится, — ответил Дэниелс. — В прошлом году русские сообразили, как делать большие бомбы, которые сбрасывали ящеры, а нацисты взорвали свою бомбу на прошлой неделе, как я слышал, — если, конечно, они не наврали нам больше, чем обычно.

— Ну. это им принесло не слишком много пользы, — проворчал Малдун. — Ящеры тут же уничтожили один из немецких городов.

Однако Остолоп не позволил себя отвлечь.

— Если красные способны сделать бомбу, если проклятые нацисты тоже справились с этой задачей, чем мы хуже? Неужели у нас нет парней в очках с толстыми стеклами и с такими штуками — как они называются — логарифмическими линейками? — которым под силу сделать хитроумную бомбу? Да ты просто спятил, если так считаешь. Никому из нас не доводилось видеть таких взрывов.

— Получается, вы правы, — неохотно согласился Малдун. Потом его лицо прояснилось. — Господи, если это так, целый полк ящеров вместе со всей техникой только что взлетел на воздух и испарился.

— Пожалуй, наше командование на это и рассчитывало. — Дэниелс вспомнил о солдатах, которые возились с большой деревянной конструкцией, которую он принял за дом.

Возможно, они спрятали бомбу от ящеров, чтобы те ее не заметили, когда американцы отступят? Он не знал точно; и никто ему никогда не расскажет, как все было на самом деле, но Остолоп не мог придумать никаких других причин для маскировки деревянной конструкции. Он рассмеялся. Будет довольно трудно доказать, что он ошибается.

— Что ж, будем считать, что это была одна из таких бомб, лейтенант, — заявил Малдун. — Когда немцы взорвали свою, ящеры в ответ сровняли один из их городов с землей. Значит, с нами они сделают то же самое?

Остолоп еще не успел об этом подумать. И ему совсем не понравились ответы, которые напрашивались сами собой.

— Понятия не имею, — наконец ответил Дэниелс. — Нам остается только ждать. Отвратительный способ вести войну, верно? Ты взрываешь моих парней в одном городе, а я в ответ уничтожаю другой город.

— Дерьмо, фрицы и англичашки именно так и сражались друг с другом, когда на Землю явились ящеры, — заметил Малдун. — Но если проделывать такие штуки с городами, то чертовски быстро все из них побегут.

— И правильно сделают, — вздохнул Остолоп. — Похоже на двух парней, играющих в русскую рулетку, вот только они навели друг на друга пистолеты с заряженными обоймами.

Туча на юге постепенно тускнела, стала понемногу рассеиваться, ветер уносил ее в сторону озера Мичиган. Скоро она совсем исчезнет. Но проблемы, которые возникли после ее появления, придется решать долго.

Дэниелс с тревогой посмотрел на север, восток и запад, а потом снова на юг, в сторону исчезающей тучи.

— Что вы пытаетесь сделать, лейтенант? — спросил Малдун. — Рассчитываете выяснить, куда ящеры бросят бомбу в ответ на нашу?

Дэниелс нахмурился. Ему не понравилось, что сержант так легко его разгадал, но лгать он не хотел.

— Да, — со вздохом ответил он.

Отвратительно зашипел сигнал тревоги. Когда Атвар проснулся, ему показалось, что это сон, однако сигнал тревоги не утихал. И вновь на экране возникло лицо Пшинга, как в ту ужасную ночь, несколько суток назад.

— Активировать двустороннюю связь, — приказал Атвар компьютеру — все повторялось с точностью до деталей. И все же Атвар рассчитывал, что на этот раз новость, которую сообщит ему Пшинг, будет не слишком плохой. Во всяком случае, так командующий флотом уговаривал себя, спрашивая у Пшинга:

— Ну, что теперь?

— Недосягаемый командующий флотом… — начал Пшинг, но тут его голос пресекся. Набравшись мужества, адъютант продолжал: — С сожалением должен поставить вас в известность, что тосевиты не-империи Соединенные Штаты взорвали атомную бомбу в северном секторе города Чикаго. Поскольку наши самцы лишь недавно захватили этот участок города, их концентрация в районе взрыва была высокой, мы понесли тяжелые потери.

Хищник в теплой дружелюбной пустыне Родины выкапывает нору в песке и прячется на дне. Когда животное наступает на край ямы, песок поддается, и оно начинает неуклонно скользить вниз, пока не достается хищнику, который без особых усилий убивает и пожирает жертву. У Атвара возникло ощущение, что он стал одним из несчастных животных, наступивших на край песчаной ямы. Что бы он ни делал на Тосев-3, ситуация только ухудшалась. Наконец Атвар взял себя в руки.

— Подробности, — приказал он, словно доклад Пшинга мог вернуть к жизни погибших самцов.

Пшинг изо всех сил старался говорить спокойно.

— Недосягаемый командующий флотом, наши ученые утверждают, что бомба похожа на ту, которую подорвали дойчевиты… или немцы, — в ней часть украденного у нас плутония, а часть Большие Уроды сделали сами.

— Но американские Большие Уроды находятся по другую сторону огромного океана, далеко от дойчевитов и русских, — сказал Атвар. — Мы сделали воздушное сообщение между континентами чрезвычайно опасным — тосевиты практически перестали рисковать. Не могу себе представить, чтобы они переправили плутоний во время одного из нескольких удачных перелетов… — Он замолчал. — Подожди. Кажется, я кое-что забыл.

— Недосягаемый командующий флотом? — Судя по вопросительному покашливанию, Пшинг не понял, что имеет в виду Атвар.

— Вода. Вот настоящее проклятие Тосев-3 — как в жидком состоянии, так и в замерзшем, — сказал Атвар. — Большие Уроды постоянно пользуются водой для доставки грузов. До сих пор мы не обращали внимания на корабли и лодки, считая, что они не имеют существенного значения. К тому же у нас слишком много других проблем. Сейчас мы расплачиваемся за неспособность мыслить, как Большие Уроды. Пшинг сделал выразительный жест, выражающий презрение.

— Если для того, чтобы одержать победу, необходимо стать таким, как Большие Уроды, я бы предпочел потерпеть поражение.

— Неплохая мысль, — признал Атвар. — Если бы речь шла о личном выборе, я бы с тобой согласился. Но мы должны подчинить Императору этот мир со всеми его обитателями. — Он опустил глаза.

Что подумает священный Император, когда узнает о трудностях, с которыми столкнулась Раса на Тосев-3? Первые донесения о сражениях уже давно отправлены домой, но они успели преодолеть лишь одну шестую пути.

— Ради Императора я готов на все, — заявил Пшинг, который, казалось, обрел новую надежду.

Иногда Атвар думал, что лишь верность и благоговение перед Императором помогают самцам продолжать войну в мире, где погода и местные жители делают все, чтобы свести их с ума.

Атвар заставил себя успокоиться.

— Состав бомбы, аналогичной подорванной дойчевитами, означает, что скоро американцы будут владеть таким же оружием. Похоже, они практически освоили его производство. Более того, нельзя исключать, что у них уже есть атомные бомбы, которые они могут использовать против нас.

— Недооценка способностей Больших Уродов уже не раз приносила нам неудачи и вела к тяжелым потерям, — заметил Пшинг.

— Верно, — с тоской проговорил Атвар. — Но даже когда мы вносили поправки в наши стратегические планы, учитывая возможность быстрого прогресса в производстве новых типов оружия, как в последней кампании против дойчевитов, мы все равно недооценили Больших Уродов — и заплатили за это высокую цену. — Он протяжно вздохнул. — Собери специалистов по целеуказанию. Разбуди капитана Кирела. Мы должны собраться в штабе и решить, каким будет ответ на американскую бомбу.

— Будет исполнено, недосягаемый командующий флотом.

Когда Кирел вошел в зал оперативного штаба, Атвар не смог определить, в каком состоянии находится его заместитель. Пожалуй, он выглядел сонным и ошеломленным одновременно.

— Ваш адъютант сказал мне, что тосевиты вновь применили ядерное оружие, — сказал капитан. — На сей раз американцы? Я правильно понял?

— Да, — ответил Атвар. — Как и в предместьях Бреслау, наступление Расы остановлено, а ударная группировка наших войск уничтожена. — Он задумчиво зашипел. — В обоих случаях мы сами напоролись на бомбы после неожиданного отступления Больших Уродов. В будущем следует быть осторожнее.

— Достойный план, благородный адмирал, — проговорил Кирел, — но мы уже понесли огромные потери. Вы знаете, где американцы сделали свою бомбу?

— К сожалению, нет, — сказал Атвар. — Иначе мы бы уже уничтожили это место. В отличие от дойчевитов, которые вели работы в зараженных радиоактивностью районах, американцы не могут спрятать свои реакторы. Однако им удалось замаскировать выбросы радиоактивности.

— Да, тут у нас возникла проблема, — подытожил Кирел, заметно преуменьшив сложность ситуации. — Если они будут уничтожать своими бомбами наших самцов, а мы в ответ — только мирное население, разве Большие Уроды не получат преимущество?

— Ну, в некотором смысле — да, но мы одновременно уничтожаем их индустриальные центры. Следует признать, что если бы Тосев-3 не имел промышленности, мы бы уже давно присоединили его к Империи, — ответил Атвар. Кирел не нашел что возразить, и Атвар продолжал: — К тому же мы оказываем давление на тосевитские не-империи, предлагая им прекратить сопротивление, пока у них еще сохранилось гражданское население.

— Ни одна из тосевитских империй или не-империй, которые мы подвергли атомным бомбардировкам, не капитулировала, — заметил Кирел, но не стал продолжать спор.

В последнее время он предпочитал не критиковать Атвара. Спустя некоторое время он вызвал на экран карту Соединенных Штатов и выделил два города, которые выбрали эксперты. Указав на один из них, он сказал:

— Вот цель, расположенная в самом центре, благородный адмирал.

Атвар прочитал название.

— Денвер? Нет, не подходит. Наши самцы находятся слишком близко, к востоку. Радиоактивные осадки отнесет прямо на них.

— Верно, — сказал Кирел. — Что ж, кажется, ваш адъютант говорил, что вы обеспокоены перевозками, которые Большие Уроды осуществляют по воде. Вот город, который расположен на берегу, а вокруг живет множество тосевитов.

— Сиэтл? — Атвар задумался. — Да, удачный выбор, причем именно по тем причинам, которые вы назвали. Тосевиты начали эту игру — давайте посмотрим, хватит ли у них мужества довести ее до конца.