"Ярлыки" - читать интересную книгу автора (Карлтон Гарольд)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

По субботам Майя просыпалась от насвистывания Уэйленда, занятого будничными делами. Он любил надевать шапочку яхтсмена, когда бродил недалеко от дома, забирая костюмы из чистки, покупая какие-то странные вещи.

Обычно ему нравилось, когда Майя присоединялась к нему, но сегодня ей хотелось прогуляться и кое-что выяснить одной.

Она села в автобус, следующий в Виллидж, небрежно прошлась по бутикам, щупая индийские шали, мексиканские серапе и пончо, наслаждаясь их расцветками. К полудню она достигла «Фигаро», своего любимого прибежища. Она заказала кофе «капуччино» с корицей и стала делать зарисовки битников, играющих в шахматы, кивая в такт музыке Баха, наполнявшей кафе.

– Вы не имеет права рисовать здесь!

Она обернулась и увидела улыбающегося Дэвида.

– Прямо не верится! Я как раз собирался позвонить тебе сегодня, у меня и номер с собой…

Возле столика остановилась официантка.

– Могу я принести вам что-нибудь? – спросила она Дэвида.

– Еще один «капуччино» с корицей, – распорядилась Майя.

– Спасибо! – сказал Дэвид, когда официантка отошла. – Это мой бюджет на весь уик-энд. – Он сел на стул напротив Майи.

– Это всего лишь восемьдесят пять центов!

– Возле меня кофе стоит всего десять центов.

– Это за мой счет, о'кей?

Они пили кофе, сплетничали о «Макмилланз», их курсах, об однокашниках и преподавателях. Впервые Майя оказалась наедине с Дэвидом в общественном месте, за пределами школы. Маккензи всегда вынуждала их быть втроем. Было очень приятно сидеть с Дэвидом вдвоем, глядеть в его голубые глаза.

Неожиданно он тронул ее руку.

– Хочешь взглянуть, где я живу? Бьюсь об заклад, ты никогда раньше не видела настоящие трущобы.

Когда они подошли к улице в Ист-Виллидж, Майя постаралась держаться непринужденно. Вокруг довольно гнусно, подумала она. «Крайне нежелательно», как выразилась бы Маккензи. Парочка наркоманов сидела на ступеньках крыльца, несколько мальчишек гоняли вдоль улицы пустую банку из-под содовой.

Он провел се по нескольким ступенькам, забросанным обрывками газет, отомкнул первую дверь направо и распахнул ее.

– Мой первый посетитель! – провозгласил он, приглашая ее войти.

Длинная узкая комната была побелена, немногочисленная мебель покрашена в белый цвет. Кровать Дэвида была накрыта безупречно натянутым серым одеялом. Стопка книг и журналов, включая «Дивайн», высилась возле кровати. Дэвид включил радио, и резкие голоса битлов зазвучали в комнате. Майя почувствовала, что ее знобит.

– Ты не находишь, что здесь холодно? – спросила она. Дэвид пожал плечами:

– Может быть.

Он прислонился к стене, наблюдая за ней.

Она неожиданно осознала, что холодно ей от страха. Она была наедине с красивым мужчиной, и они могли коснуться друг друга. Она не знала, как себя вести, высказать ли ему свой страх. Нервничая, она подошла к стене, где он приколол булавками несколько своих рисунков.

– Мне нравятся твои рисунки, – сказала она, стараясь, чтобы зубы не стучали. – Я всегда разглядываю их, когда ты на перемене уходишь пить кофе.

Он сел на кровать, пристально глядя на нее. Неожиданно он протянул к ней руки. Она мгновенно забыла все свои страхи, шагнула к нему и опустилась в его объятия. Она прижалась к его широким плечам, опустила голову, так что видела его худые ноги в потертых джинсах. Его руки охватили ее, и она почувствовала, как сильно забилось ее сердце…

Под душем Корал докрасна растерла свое тело, до которого столько лет не дотрагивался мужчина. Перед большим зеркалом оглядела себя обнаженную, стараясь смотреть как бы глазами Говарда. Она гордилась своим внешним видом, результатом диеты, массажа и дисциплины.

Он ждал ее в красном спортивном автомобиле. Швейцар открыл перед ней дверь, и Говард, выскочив из машины, взял ее чемодан и закинул его в тесное пространство сзади. Потом он поцеловал ее руку, оглядел ее синие джинсы в обтяжку, очень большой белый свитер и белые эспадрильи.[5]

– Значит, вот что надевает на уик-энд редактор модного журнала? – спросил он, улыбаясь. – А я-то ломаю голову, пытаясь придумать «экипировку для путешествий».

Когда он завел автомобиль, она улыбнулась, глядя на его загорелые руки на руле.

– Я нервничаю, словно новичок в школе, – сказал он, запустив мотор.

– Не надо. – Она положила ладонь на его руку. Когда они остановились перед светофором, он нагнулся и поцеловал ее сбоку в шею.

– Нет, – отстранилась она. – Не здесь. Не сейчас.

За время их трехчасовой поездки они больше не дотрагивались друг до друга. Она расспрашивала Говарда о его жизни, и он рассказал ей, что его отец занимался импортом кофе, а мать была одаренной портнихой. Его отдали учеником в мастерскую, где шили пальто, а по вечерам он занимался в Лиге студентов-художников. Продавая свои рисунки в небольших демонстрационных залах, он, наконец, собрал свою первую маленькую коллекцию, получил первое одобрение в печати и дождался неожиданного визита покупателя от Блумингдэйла.

Такое Корал слышала от многих дизайнеров, это была знакомая история, но ни из чьих уст она не звучала так радостно, как у Говарда.

– Сейчас я готовлю пять коллекций в год под разными девизами, но я хочу создавать не только одежду, но моду. – Он улыбнулся – А почему бы и нет? Если Пьер Карден смог сделать это…

– Я согласна. Почему бы и нет?

Для этого требуется только немного везенья: заказ от влиятельного покупателя, большая публикация в прессе моды. Она должна попытаться забыть, что является редактором «Дивайн», хотя бы на сегодня. Она опустила стекло и, когда подъехали к побережью, глубоко вдохнула свежий воздух. В этот последний уик-энд сентября еще было тепло.

Дом был белый, весь в зелени. Кушетки застланы белыми, без единого пятнышка, холщовыми покрывалами. Кафельные полы безукоризненны. Вокруг бассейна на деревянном настиле расставлены шезлонги и полосатые зонтики. Говард распахнул стеклянные двери, с гордостью показывая ей дом, так, словно он был его собственный. Корал не смогла удержаться от улыбки. Потом она разглядывала в гостиной современную живопись.

– Кто они, эти люди? – спросила она.

– Можешь поверить, очень интеллигентны! – Он засмеялся. – Им уже за пятьдесят, необыкновенно увлеченные, шикарные…

– Кем бы они ни были, это очень мило с их стороны – сдать тебе дом. Он мне нравится.

Он шагнул к ней и сказал:

– А мне нравишься ты.

Он привлек ее к себе и прильнул губами к ее рту. Его язык дрожал, трепетал, касался ее языка. У нее закружилась голова, она упала бы, если бы ее не удерживали его сильные руки. Они целовались, словно застыв в танго.

Она оторвалась от него, выдохнула:

– Говард, я…

Он нежно прижал палец к ее губам, тогда она раскрыла рот и, немного играя, прихватила его палец зубами. И он закружил ее по комнате, успевая откидывать занавеси, затенявшие гостиную, так что постепенно она озарялась светом. Он включил стереоустановку, и зазвучала классическая фортепьянная музыка. Потом он отнес ее в спальню и нежно опустил на постель. Нагнулся над ней, опираясь на руки, его глаза смеялись. Потом медленно опустился и прильнул к ее рту.

Она даже не осознавала, что ее тело способно так по-сумасшедшему откликнуться, но поцелуй Говарда взбудоражил ее, так первый глоток будоражит алкоголика после долгого воздержания. Она запустила пальцы в его темные, кудрявые волосы, притянув к себе его голову, так что он уткнулся лицом ей в шею. Он просунул свою руку в ее джинсы, его пальцы очутились под ней, потом в ней.

– Ты уже мокрая здесь, – прошептал он, – я знал, что так и должно быть.

Его прикосновение сняло последние запреты. Когда его губы легонько щекотали ее губы, а его пальцы бродили по ее телу, посылая почти невыносимую дрожь, она жадно устремлялась к нему, желая, чтобы их поцелуи были сильными, до крови. Неожиданно она испытала потребность обнажиться. Она начала стягивать с себя одежду, а он оторвался от нее, чтобы снять брюки. Когда она полностью разделась, он поставил ее перед собой.

– Медленно повернись, – попросил он ее, и она сделала это, испытывая изумительное ощущение своей готовности.

– Ты без одежды даже элегантнее. – У Говарда перехватило дыхание, когда он нежно прикоснулся к ней. Она протянула руки и оценивающе дотронулась до его загорелой груди.

– Я обожаю волосатых мужчин, – сказала она и дразняще лизнула языком его ухо.

– Что ты любишь? – шепнул он ей. – Я сделаю все, как ты захочешь.

– Все, что угодно! – ответила она. – Я полюблю все, что ты будешь делать со мной!

Он снова положил ее на кровать, сам опустился рядом на колени. Разведя ей ноги, он опустил между ними свое лицо. Почувствовав, как об нее трется его нос и рот, она застонала, ее голова откинулась назад, из горла вырвался крик наслаждения. Это было слишком возбуждающе. Он лизал, сосал, покусывал ее там, и сдержать себя было выше ее сил.

– О-о! – кричала она. – Это сведет меня с ума! Он взглянул на нее и, улыбаясь, сказал:

– Так и задумывалось!

Его эрегированный член находился между ее ног, и когда она потянулась к нему, Говард подался к ней так, чтобы она могла коснуться его. Потом он снова погрузил свое лицо между ее бедер, его горячее дыхание увлажняло ее кожу, язык бродил всюду.

– Просто расслабься, Корал, – прошептал он снова ей на ухо, и его дыхание вызвало дрожь восторга во всем ее теле. – Слушай музыку, – сказал он, снова уложив ее на спину и садясь перед ней на пол, так что его голова оказалась на уровне ее колен.

Слушать музыку? Она слышала странную музыку ее собственного тела, вращающийся, бешеный ритм сексуального наслаждения, который являл прямой контрапункт музыке Листа, или Брамса, или чьей-то еще, что лилась из стереосистемы.

– А теперь ляг, дорогая, – попросил он.

Он держал ее колени и ноги и одновременно лизал ее бедра, целовал, покусывал, прихватывал нежно внутри, он делал это медленно, в то время как она кричала и вертелась на кровати, отдавая себя чувственному наслаждению. Теперь он ласкал уже самые чувствительные ее места. Его язык доставлял ей наслаждение, которого она не испытывала никогда раньше. Она сжимала его загорелые плечи своими белыми руками с покрасневшими кончиками пальцев. Ее сердце сжалось, она старалась контролировать дыхание, чувствуя, как скачет пульс, как ее тело начало совершать движения, подчиняясь своему собственному ритму. Она чувствовала, как оно вжималось в Говарда, как ее рот раскрывался под его языком, желая, чтобы он вошел еще глубже. Скоро она сама добилась, чтобы Говард возлег на нее всем телом, а его член погрузился в нее, в то время как она шлепала ладонями по его спине, сжимала его мускулистые ягодицы и твердые бедра. Она бормотала, что хочет вобрать его в себя, а он медленно и нежно, дюйм за дюймом погружался в нее так, что она сбивалась с дыхания, потом она начала качаться под ним бессознательно, когда он приступил к своему танцу, методично и почти механически вбивая в нее то, что казалось ей гладким и бархатистым, хорошо смазанным и неумолимым. Она стонала, выкрикивала какие-то слова, целовала его и прикусывала мочки его ушей.

– О дорогой, не останавливайся… не останавливайся! – простонала она, извиваясь под ним, изворачиваясь, поддавая ему, в то время как он совершал на ней сильные движения, взад и вперед, все быстрее и быстрее, словно дикое животное или брыкающийся молодой жеребенок. В ней начали подниматься волны наслаждения, надвигаясь одна за другой, доводя ее до изнеможения. Оргазм волна за волной сотрясал ее тело. Наконец она стала смеяться, просить, чтобы он тоже кончил – что это слишком чудесно, что это уже доставляет почти мученье.

И только когда он забился в ней в бешеном темпе, вздымая высоко над ней свое тело, весь дрожа, он смотрел на нее сверху, его член в ней завибрировал, и вот Говард уже издал громкий крик, который был похож на вопль боли или страдания, но она знала, что это вопль экстаза. Его тело забилось в конвульсиях на несколько бесконечно долгих мгновений, и она почувствовала, как он опустошается в ней. Потом он содрогнулся в последний раз, весь расслабился и рухнул на ее грудь, а она запустила пальцы в его спутанные, влажные волосы, словно это могло принести ему успокоение.

Скоро пот остыл на их разгоряченных телах, и они оба заснули. Это самое лучшее, подумала она, погружаясь в бессознательное состояние, самое лучшее, что у меня когда-либо было…

Дэвид и Майя лежали, неловко обнявшись, на его узкой кровати. Они тесно прижимались друг к другу, иногда медленно меняя позу. Она напряженно ожидала от него большего. Но он не делал попыток трогать ее груди или целовать ее взасос, как пытались другие ребята к концу свиданий. Постепенно напряжение оставляло ее тело, озноб страха проходил. Он не делал ничего больше – только обнимал ее. Тихонько высвободив руки, он перевернулся на спину, закинул руки за спину и улыбнулся ей. Она присела на краю кровати, глядя на него.

– Ты мне очень нравишься, Дэвид, – выпалила она, – давай всегда будем друзьями.

Он тоже сел и обнял ее. Она опустила голову на его широкую грудь, лаская пальцами его шею сзади.

– Что мы будем делать? – спросил он. – Наслаждаться продленным сеансом в киношке на Сорок второй улице? Или сосисками в парке? Наш бюджет это выдержит.

Она оглядела комнату, неожиданно поняв, что теперь, когда она знает, какой Дэвид нежный и застенчивый, не было ничего, что помешало бы ей остаться здесь до конца дня. Но он уже поднял ее на ноги.

– Пойдем, посмотришь, как я живу, – предложила она.

Они прошли по улице несколько кварталов, а потом сели в автобус, идущий до Пятьдесят седьмой улицы.

– Самый центр, – одобрительно заметил Дэвид, – страшно подумать, какая здесь плата за квартиры.

– У Гэррити собственная, – сказала Майя.

Дэвид присвистнул. Она знала, что по сравнению с другими студентами находится в чрезвычайно привилегированном положении. Она пыталась держаться как можно скромнее, даже с Дэвидом. Сейчас она была вынуждена рассказать немного об Уэйленде и о том, какое влиятельное положение он занимал.

В квартире Дэвида поразил вид из окон и ультрасовременная мебель Уэйленда. Майя достала каждому по кока-коле, немного нервничая, вдруг неожиданно появится Уэйленд и учинит Дэвиду допрос с пристрастием.

– Пошли, посмотришь мою комнату, – Майя повела его по длинному коридору. – Сюда! – Она распахнула дверь в комнату. Дэвид вошел и нагнулся, чтобы взглянуть на полки с некоторыми сокровищами ее детства.

– Если ты высунешься в окно, то сможешь увидеть улицу, – сказала она. Он перегнулся через кровать и прижался лицом к стеклу. Она стояла за ним.

Он повернулся к ней, на лице его было встревоженное выражение, в глазах напряжение.

– Знаешь, тогда, в моей комнате, я хотел, чтобы мы с тобой занялись любовью, – сказал он ей хриплым голосом.

Она почувствовала, как мелко застучали ее зубы.

– И? – Она постаралась произнести это как можно спокойнее.

– Мне кажется, я потерял голову. В тебе есть что-то, что… – Он неожиданно рухнул на кровать, увлекая ее за собой, сильно прижав к себе обеими руками. Потом он крепко прижал свои губы к ее рту и попытался протолкнуть свой язык между ее зубов. В ней немедленно вспыхнул панический страх.

– Дэвид! – вскрикнула она, пытаясь высвободиться.

Но его тело было слишком тесно прижато к ней, а он был очень силен. Разве это не то, чего она желала час назад в его квартире? – спросила она себя. Самый красивый парень, которого она когда-либо встречала, хотел заняться с ней любовью. От одной этой мысли тело ее задрожало, а зубы застучали. Он запустил свои руки ей под блузку, накрыл ладонями ее груди. Он нежно шевелил пальцами, просунув их под шелковый лифчик, теребил соски. Холодный, плотный комок страха образовался внутри нее, она хотела закричать. А он теребил пальцами ее соски, покусывал губы.

И тут ее охватил знакомый холод. Она лежала словно без чувств, в то время как он целовал ее шею, поднимал ее одежду, расстегивал пуговицы и молнию. «Если только я позволю ему, – думала она, стараясь успокоиться, – если только все предоставлю ему и попытаюсь вообще ничего не чувствовать, я буду чиста».

Когда он добрался до ее нижнего белья, она осталась тихо лежать на кровати, наблюдая, как он снимает с себя рубашку и стягивает джинсы. Его тело было гладким, мускулистым, как у пловца, но оно не вызывало желания, только страх. На нем были боксерские трусы, под которыми вздымался его член. Она отвела взгляд в сторону. Это – часть взросления, сказала она себе, и чем дольше я буду избегать ее, тем труднее она пройдет. Она смотрела в сторону, когда он снимал с себя трусы. Потом он лег на нее сверху, и она почувствовала его горячий член на своем животе. Дэвид стал двигать бедрами, пытаясь ввести его между ее ног, которые она туго сжимала. Это было так неожиданно тревожно, так неистово. Его грудь касалась ее рта. Ее бросало то в жар, то в холод. Он спрятал свое лицо между ее грудей, освобождая их из лифчика.

– Нет! – вскричала она, напугав его.

Он быстро сел, озабоченно глядя на нее сверху.

– Что-то не так?

– Я не могу! – выдохнула она, зажмурив глаза и тряся отрицательно головой. – Я не могу делать этого, Дэвид. Я не могу… Я… я девственница!

Он нежно поцеловал ее в шею.

– Все будет хорошо, – прошептал он, – я буду очень осторожным, очень нежным, я не причиню тебе боль, Майя.

– Нет… – хныкала она.

Он спустил ее штанишки до колен, но она приподняла свое тело и снова натянула их. Он засмеялся, думая, что она дразнит его. Потом снова вытянулся на ней во всю длину, так что она едва могла дышать.

– Ты прекрасна, Майя, – сказал он ей, – по-настоящему прекрасна. Попробуй просто расслабиться.

Ее руки машинально обхватили его спину, потом спустились дальше, к двойным полушариям его ягодиц. Она чувствовала, как он трется об ее живот. Потом он приподнял свои бедра над ее и сунул ладонь между ее ног, чтобы раздвинуть их.

– О, я не могу! – вскрикнула она. – Пожалуйста! Я не шучу… Я не готова!

– О Боже! – простонал Дэвид. – О Боже, но я готов! О Майя!

Он издал громкий возглас и глубокий, протяжный стон, потом она, к своему ужасу, почувствовала, как все его тело охватил спазм, а затем он забился, словно под электрическим током. А вслед за этим какая-то горячая жидкость излилась из него ей на живот. И при каждом сотрясении, вздрагивая и тяжело вздыхая, он обжигал своим дыханием ее ухо, а она вскрикивала «Нет!», словно кто-то лил на нее расплавленный свинец.

Он перестал двигаться, и в комнате наступила тишина, нарушаемая лишь ее всхлипываниями. Дэвид встал и вернулся с горстью бумажных салфеток, чтобы вытереть ее живот. Она зажмурилась изо всех сил. Этого не произошло. О пожалуйста, Господи, молила она, сделай так, чтобы этого не произошло! Она была не в состоянии открыть глаза, чтобы увидеть его лицо. А когда он потянулся еще за одной стопкой Салфеток, она вскочила и побежала.

– Майя! Что…

Он попытался схватить ее, но она достигла ванной раньше, чем он, и, захлопнув дверь, заперла ее. Она сорвала с себя штанишки и лифчик и, всхлипывая, встала под горячий душ. Она стояла под его струями, подставив лицо под их очистительный поток. Она будет стоять здесь, под этой чистой водой, столько, сколько сможет.

Дэвид постучал в дверь.

– Что с тобой, Майя? В чем дело?

– Уходи! – закричала она. – Пожалуйста, уйди!

Она была не в состоянии видеть его. Она не представляла, как взглянет на него. Когда она услышала, что хлопнула входная дверь, то с облегчением вздохнула.

Уэйленд вернулся в пять часов с несколькими друзьями. Они только что посмотрели отрывки из фильма «Все о Еве», и каждый по-своему копировал Бет Дэвис, курившую сигарету.

Уэйленд настоял, чтобы Майя присоединилась к ним, и налил ей почти столько же водки с вермутом, сколько себе. Почему бы нет, подумала она и залпом выпила содержимое своего стакана. Коктейль сразу ударил ей в голову, и вскоре она уже сама показывала самую смешную имитацию, и все ей аплодировали. После очередного круга выпивки Уэйленд соорудил нечто вроде жертвенного алтаря в честь Бет Дэвис. Он выставил дюжину фотографий звезды, а перед ними расположил несколько свечей. Потом выключили свет, и каждый должен был опуститься на колени с зажженной сигаретой, так подползти к нему, потом встать и произнести: «Ну и дерьмо!» В середине этого спектакля Майя почувствовала, что по ее щекам текут слезы. Она быстро выбежала в ванную, не включая света, закрыла за собой дверь и опустилась на коврик, держась за край ванны.

– Господи… Что со мной? – простонала она. – Что со мной не так, что?

Неужто другие женщины делают это для карьеры или ради амбиций? Корал снова пришла в себя, когда Говард тихо заснул на ее груди. Она высвободила пальцы из его шевелюры, ее разум снова заработал. Все чувства в ней пробудились. Они были обострены и вновь вернули ей все тревоги, страхи, неудачи, постигавшие ее в жизни. Интенсивность этих переживаний испугала ее. Она противоречила правилам мира моды. Хороший вкус, высокая мода требовали умения подчинять себе все чувства. Сильный секс, сексуальное наслаждение, которое охватывает тело, заставляет умирать от счастья, отвергались миром моды.

В мире наслаждения одежда теряла свое значение, и что могло быть прекраснее, чем ее обнаженное тело, прижимающееся к его телу? Секс представлял опасность, как минное поле. Но, Господи, наслаждение было так прекрасно! Это было лучшим из всего, что она когда-либо переживала. Но если только сейчас она ощутила такую радость, значит до сих пор вся ее жизнь шла неправильно. Я не такая, как другие женщины, напомнила она себе. Она была более дисциплинированна во всем, ограничивая себя в пище, занимаясь физкультурой, вставая каждое утро в шесть часов, принимая холодный душ, – во всем! Она должна расширить этот перечень, включив в него еще и этого художника секса – или, скорее, исключив его.

Его коричневое плечо сейчас касалось ее подбородка. Если высунуть язык, то можно его лизнуть. Если бы он не спал на ней, она могла бы уйти украдкой, оставив записку, сесть на первый же поезд и вернуться в Манхэттен. Она медленно высвободилась из-под него, ощущая тепло его плоти, исходящий от него приятный запах. Он тут же открыл глаза, заспанно улыбаясь ей.

– Я должна встать, – сказала она, спрыгнув с кровати, и быстро прошла в ванную. Она услышала его долгий, громкий зевок, а затем голос:

– Это было чудесно!

Вернулась она, освежив косметику на лице, как обычно, безукоризненно одетая. Он, все еще полусонный, сел на край кровати и стал надевать трусы.

– Почему ты оделась? – удивленно спросил он.

– Зачем улучшать совершенное? – Она наклонилась и поцеловала его в лоб. Он потянул ее к себе, но она увернулась. – А теперь не сердись, я возвращаюсь домой, Говард.

– Что? – Он нахмурился. – Ты шутишь?

– Посади меня в поезд. Ты остаешься здесь, – сказала она, глядя на себя в зеркало и слегка поправляя прическу.

– Ничего не понимаю – разве ты не чувствуешь, что мы должны снова пережить то особенное, что произошло? – спросил он серьезно, натягивая брюки и надевая легкие туфли.

– Слишком особенное!

– Что это значит?

Она разглядывала его, немного смягчившись.

– Ах, Говард! Конечно, это было особенным! Господи, это был лучший секс, который я когда-либо испытывала в жизни! Просто это, – она знаком указала на разворошенную кровать, – это не для меня. И не волнуйся, ты получишь свой разворот. Как ты смотришь на четыре полосы?

Говард с горечью засмеялся, оживление исчезло с его лица.

– Это возведет меня на твой уровень, Корал, а я не твоего уровня. Ты мне нравишься по-настоящему. Разве ты никому не нравишься?

Она отвернулась.

– У меня сотни друзей, как ты хорошо знаешь. И в любом случае, я позабочусь о твоем выдвижении на главные роли. Нам в Америке нужны такие дизайнеры, как ты… Просто в настоящий период моей жизни я не могу… – Она замолчала и беспомощно пожала плечами.

– Не можешь позволить себе ничего человеческого? – спросил он. Говард схватил ее за руки, встряхнул, заставил посмотреть на себя. – Или ты сделала так много фотографических снимков, что уже не в состоянии видеть реальную жизнь?

Она вырвалась.

– Не груби мне, Говард. Я как раз вижу реальную жизнь, и мне не всегда нравится то, что я вижу. Особенно когда женщина определенного возраста делает из себя круглую дуру. Женщина, которая не может себе позволить поддаться чувствам…

– Позволить? – отозвался Говард. – Но мы либо испытываем чувства, либо нет.

– Я защищаю себя от этого!

– Но ты не нуждаешься в защите! У тебя нет чувств, Корал, – резко сказал он.

– А вожделение – чувство? – спросила она. – Если да, то я признаю себя виновной.

Он отвез ее обратно в Манхэттен, всю дорогу они молчали, только по радио звучала музыка. Лишь один раз она сказала:

– Я хотела, чтобы ты остался на уик-энд.

– Один?

– Ты скоро встретишь какую-нибудь приятную молодую особу. Или интересную женщину постарше, если это действительно воодушевляет тебя.

Он взглянул на нее.

– Возможно, ты веришь во всю эту ерунду о сексуальной революции, но мне нравишься ты! Я хотел бы понять все, что относится к тебе, твои надежды, твои мечты…

– В этом нет секрета! – Она повернулась на сиденье лицом к нему. – Я хочу оставаться главным редактором «Дивайн» так долго, как только смогу! И я хочу посвятить себя этому на все сто процентов!

Он свернул к ее дому, остановился у подъезда и положил руку ей на плечо. Потом нежно поцеловал в шею, но она попыталась не почувствовать этот поцелуй.

– Я знаю, это пугает, – прошептал он. – Меня это тоже пугает. Я ожидал так много от этого уик-энда и получил даже больше, чем ждал. Это такая редкость, когда два человека чувствуют себя так хорошо друг с другом. Мне не нравится большинство людей в этом бизнесе. Я скромный человек, Корал. И я влюблен в тебя…

Она повернулась и осторожно взглянула ему в глаза.

– Влюблен? – эхом отозвалась она. – Все не так просто.

– А может быть, как раз просто? Может быть, такое бывает в одном случае на миллион, когда вот так…

– Нет! – воскликнула она и увидела выражение боли в его глазах.

– Но ведь ты хочешь меня, Корал! Я знаю, что хочешь! Как ты вела себя там, когда…

– Это напугало меня, – призналась она. – Эти чувства пугают меня – я так долго глушила их. Теперь я понимаю, почему. Они захлестывают меня своей силой. По этой причине большинство женщин теряют свою цель в жизни…

– Ты думаешь, что любовь уводит в сторону от жизненной цели?

– Если это означает отрицание чьей-то карьеры, то да, так думаю. – Она поцеловала его в щеку, открыла дверцу, затем остановилась в нерешительности.

– Я тебя увижу снова? – спросил он.

– Ты знаешь, Говард, как кровосмесителен этот бизнес. Мы обречены сталкиваться друг с другом.

Он сидел и смотрел, как она прошла мимо привратника со своей загадочной улыбкой, держа в руке сумку со всем необходимым для уик-энда, которую она так и не открыла. Склонив голову на руки, сжимавшие руль, он попытался собраться с мыслями. Наконец он выпрямился и уловил наполненный болью взгляд своих глаз в зеркальце. Да будь он проклят, если откажется от нее так легко.

– Всего лишь до свидания… – громко произнес он, глядя на ее дом и включая зажигание, – и в следующий раз ты сама будешь просить меня об этом.