"Эрл Стенли Гарднер" - читать интересную книгу автора (Гарднер Эрл)

11

Ровно в половине девятого Мейсон зашел в офис «Детективного агентства Дрейка», располагавшийся на том же этаже, что и офис Мейсона.

— Пол у себя? — спросил он девушку, сидевшую у коммутатора.

— У себя, — ответила та, — и ждет вас, мистер Мейсон.

— Хорошо, — сказал Мейсон, — передайте ему, чтобы он зашел в мой офис. У меня назначена встреча на девять, и Делла Стрит должна подойти к половине девятого.

Мейсон прошел к своему офису и увидел, что Делла Стрит уже дожидается его.

— Привет, Делла. Давно меня ждешь?

— Минут десять.

— Тяжелый у тебя вчера выдался денек.

— У меня? Это у тебя выдался тяжелый денек, ведь это ты играл в пятнашки с гориллами. Кошмары ночью не мучили?

Мейсон усмехнулся:

— Кошмары меня не мучили, но я чертовски долго не мог заснуть. Что-то все-таки есть в этих гориллах такое… в общем, есть о чем призадуматься, когда она смотрит на тебя и начинает колотить себя в грудь.

— Да уж наверное. Пол Дрейк придет?

— Да. Проходя мимо, я заглянул к нему в контору. Посмотрим, сможем ли мы добыть сведения об убийце, Делла. Хорошо бы доставить его тепленьким лейтенанту Трэггу — поглядим тогда, что он будет делать.

Делла Стрит позвонила в Управление полиции и выяснила, что лейтенанта Трэгга на месте нет.

— Попробуй тогда дозвониться до сержанта Холкомба, — сказал Мейсон.

— Ты же знаешь, как он тебя ненавидит, — предупредила Делла Стрит.

— Ничего страшного, — ответил Мейсон. — Посмотрим, что скажет Холкомб. Мне нужна информация.

Минуту спустя Делла Стрит кивнула. Мейсон взял трубку.

— Доброе утро, — сказал Мейсон. — Я хотел бы получить информацию о моем клиенте, господин сержант.

— И что вам нужно?

— Я хочу знать, — ответил Мейсон, — писать ли мне протест по поводу незаконного ареста Джозефины Кемптон, или вы все-таки собираетесь ее отпустить.

— Мы ее уже отпустили.

— В самом деле? Но мне ничего об этом не известно.

— Ну, так теперь будет известно. Ее освободили примерно полчаса назад. Я пытался дозвониться до вас, но не смог. Номера вашей конторы нет в телефонной книге. Вы ведь у нас особа исключительная. Миссис Кемптон не знала, где можно найти ваш номер, я тоже не знал. Телефон ее второго адвоката, Джеймса Этны, в книге есть. Я позвонил ему. Он сказал, что заедет за ней.

— И вы ее освободили? — спросил Мейсон.

— Ну да.

— Значит, вы ее больше не подозреваете?

— А кто вам сказал, что мы ее в чем-то подозревали?

— Ну хорошо, — утомленно сказал Мейсон, — нет так нет.

Он повесил трубку.

Делла Стрит вопросительно посмотрела на него.

— Холкомб говорит, что ее отпустили, — доложил Мейсон.

Пол Дрейк постучал в дверь условным стуком.

Делла Стрит открыла дверь.

— Ну что, — сказал Пол Дрейк, — вы, я вижу, свеженькие, как огурчики? И похоже, прекрасно выспались. А взгляните-ка на меня. Я на ногах еле стою. Я просто накачан кофе пополам с информацией.

— Прекрасно, — сказал Мейсон. — Садись. Кофе можешь оставить при себе, а информацию выкладывай.

Пол Дрейк, высокий человек с мертвенно-бледным непроницаемым лицом опытного игрока в покер, натренированного за долгие годы скрывать любые чувства, с торжественным видом уселся в огромное, невероятно пухлое кожаное кресло и принял свою любимую позу, свесив длинные ноги через одну из ручек кресла и оперевшись на вторую ручку спиной.

Он с чудовищным шумом зевнул, вытащил из кармана записную книжку и сказал:

— Я полагаю, вы хотите, чтобы я начал с самого начала.

— Это точно.

— Бенджамину Эддиксу, — заговорил Пел Дрейк, нарочито растягивая слова, — по слухам пятьдесят два года. По некоторым сведениям, у него есть младший брат, Герман Эддикс, которому сорок шесть лет. Они были в свое время неразлучны. Оба не получили хорошего образования, происходили из бедной семьи. Герман из поля зрения исчез. Бенджамин уверял, что не имеет ни малейшего представления о том, где он. Возможно, это правда. Ходили слухи, что Герман ввязался в драку, убил кого-то и…

— Кончай с этим, Пол, — резко перебил его Мейсон, — ты же детектив. Какое тебе дело до всех этих дурацких слухов? Мне нужны факты. Что тебе известно точно?

— Фактически, Перри, — сказал Дрейк, — ни черта мне точно не известно. Эддикс миллионер. У него крупный бизнес, связанный с разработкой полезных ископаемых. Здесь он живет шестнадцать лет. Что до этого с ним было, никому не известно, — ни откуда он родом, ни где и как он сколотил свое состояние.

— Ты хочешь сказать, что этого не знают даже в его банке? — недоверчиво переспросил Мейсон.

— Я хочу сказать, что этого вообще никто не знает. Он всегда отказывался отвечать на какие бы то ни было вопросы. Он обычно говорил: «Я же не прошу у вас кредита. Я покупаю и продаю за наличные».

— Но, черт побери, Пол, есть же еще налоговая инспекция?

— Он сказал им, что у него амнезия. Первое, что Эддикс якобы смог вспомнить, это как он очнулся здесь в отеле с двумя тысячами долларов в кармане.

— Пол, неужели они поверили такой сомнительной байке?

— Нет, конечно. Им удалось раздобыть его отпечатки пальцев. Раньше они нигде не были зарегистрированы. У ФБР данных на него не оказалось.

— Ты можешь приблизительно прикинуть, сколько он стоит?

— Примерно два или три миллиона чистыми. У него невероятно большие доходы, а собственность находится в самых разных местах, так что довольно трудно оценить точно. Как бы то ни было, он был достаточно хорошо обеспечен, чтобы позволить себе все, что только взбредет ему в голову.

— И что же ему взбредало? — поинтересовался Мейсон.

— Вот в этом-то весь фокус, — сказал Дрейк. — Знаешь, Перри, если говорить начистоту, то речь идет о состоянии в два или три миллиона долларов, и, конечно, он оставил завещание. Так вот: его, вероятно, можно было бы оспорить на том основании, что Бенджамин Эддикс был душевнобольным.

— Потому что он экспериментировал с гориллами? — спросил Мейсон.

— Мне кажется, все гораздо глубже, — сказал Дрейк. — Похоже, Бенджамин Эддикс панически боялся самого себя. Лично я уверен, что он собирался кого-то убить, а может быть, уже убил кого-то.

— Что тебя навис на такую мысль?

— Видишь ли, он отчаянно пытался доказать, что стремление к убийству является у человека врожденным инстинктом. Он утверждал, что цивилизация может подавить этот инстинкт и тогда он как бы дремлет, особенно если ребенок воспитывался в атмосфере безопасности. Когда шла жестокая борьба за существование, как он считал, необходимость убивать была заложена во врожденные инстинкты человека. Он утверждал также, что человек может быть введен в гипнотическое состояние и может совершить убийство, не осознавая, что делает, а очнувшись от гипнотического транса, даже не будет помнить об этом — никаких воспоминаний.

— То есть, другими словами, он, возможно, пытался защитить себя от обвинения в прошлом убийстве, — сказал Мейсон.

— Или в будущем, — заметил Дрейк.

— Но совершенно ясно, Пол, что столь необычная личность должна была вызвать у кого-нибудь желание хорошенько покопаться в его прошлом! Ведь, услышав о такой истории, шантажист готов был бы потратить несколько лет, только бы раскрыть тайну.

— Это точно, — согласился Дрейк. — Правительство потратило на него какое-то время — выяснили даже вопрос с гражданством. Все уперлось в тупик. Просто удивительно, до чего легко выйти сухим из воды, если заявить: «Я ничего не могу вспомнить о своей прошлой жизни, поэтому даже и не ломаю над этим голову. В конце концов, настоящее ведь важнее, и вот оно-то меня и интересует».

— Короче говоря, он истратил целое состояние, чтобы доказать свои теории, — сказал Мейсон.

— Совершенно верно, — пытаясь подготовить для себя защиту.

— Естественно, — продолжал Мейсон, — что с людьми он не мог экспериментировать.

— В том-то и дело. Он приобрел обезьян и пытался научить их убивать, пытался загипнотизировать их, чтобы они выполняли внушенные им приказы.

— И как он пытался этого добиться?

— Всеми возможными способами. У него было несколько дрессировщиков и опытный психолог-гипнотизер. Я говорил с ним, это некто по имени Блевинс. Алан Блевинс.

— Где Блевинс находился прошлой ночью?

— У себя дома.

— В Стоунхендж он не заезжал?

— Все, кто занимался экспериментами с обезьянами, были уволены примерно неделю назад, — сказал Дрейк. — Эддикс просто-напросто рассчитал всю компанию.

— Почему?

— Он заявил, что его эксперименты успешно завершены.

— А чем занимался лично он?

— Вот тут кое-что начинает проясняться. Более полную картину сможет дать Блевинс. Разумеется, Перри, этот Блевинс не очень-то был расположен к сотрудничеству. Мне ведь пришлось связаться с ним около трех часов ночи и сообщить, что дело не терпит отлагательства и все такое в том же духе.

— Ну что ж, — сказал Мейсон, — если Эддикса все же убила не горилла, то прокурору округа придется угробить чертовски много времени, чтобы собрать доказательства, кто же на самом деле это сделал. Но ты должен успеть выяснить об Эддиксе все, что только можно, Пол.

— Само собой. Материала у меня как раз предостаточно. Тебе-то я рассказал как раз о том, что мне еще не известно.

— Адвокату Эддикса, Сиднею Хардвику, известно кое-что о подноготной Эддикса. Не знаю, насколько подробно, но рассказывать он ничего не будет.

— Эддикс вложил большие деньги в золотодобывающие шахты, потом занялся нефтью. У него открыты счета в дюжине банков, да и к тому же многие дела он проворачивал, используя только наличные. Налоговому управлению все это не нравится. Они постоянно следят за ним. Но его менеджер, Мортимер Херши, так может подтасовать цифры, что кого хочешь обведет вокруг пальца. Натан Фэллон заметно уступает ему в этой области, к тому же у него были напряженные отношения с Эддиксом. Несомненно, все шло к тому, что однажды Фэллона выставили бы за дверь.

— Лучше выясни, Пол, где Фэллон был прошлой ночью, — попросил Мейсон.

Пол Дрейк с усмешкой посмотрел на адвоката.

— А чем же, черт побери, я, по-твоему, занимался всю ночь? — спросил он. — Я постарался выяснить все, что только было известно полиции, и поначалу это не так уж много. Натан Фэллон был в Лас-Вегасе, и он там действительно был, никуда не отлучаясь. Херши был в Санта-Барбаре. Я его проверяю досконально, да и полиция тоже.

— Еще что-нибудь важное есть, Пол?

— Сколько угодно. Но вот чего я не могу понять. Эддикс не доверял абсолютно никому в своих деловых операциях. У него были секреты и от Фэллона, и от Херши.

— Ты его за это осуждаешь?

— Отнюдь.

— И какого рода были эта секреты, Пол?

— Ну, к примеру, Эддикс мог вдруг исчезнуть. Мне рассказал об этом один из членов команды его яхты, который был зол на хозяина за то, что тот его уволил. Он рассказал, что очень часто, когда все считали, что Эддикс отправился куда-то на яхте, на самом деле он прибывал на яхту, а в последний момент сходил на берег и яхта отправлялась в плавание без него. На яхте был телефон для связи с берегом, Эддикс звонил капитану и давал ему инструкции — куда плыть и все такое. Потом они бросали якорь у Каталины, и тут же на яхте появлялся Эддикс, делая вид, что он все время был на борту, сидел запершись в своей каюте и работал.

Мейсон озадаченно поджал губы:

— Кто был в курсе этого, Пол?

— Только капитан, а капитан держит свой рот закрытым плотнее, чем моллюск.

Мейсон поразмыслил над этим, затем сказал:

— Ну хорошо, Пол, но ведь он звонил откуда-то издалека. Он должен был оплачивать счета за переговоры. Вот что тебе надо сделать. Всеми правдами и неправдами раздобудь телефонные счета на номер телефона яхты и начинай проверять, откуда он звонил. Нужно выяснить, где он находился тогда, скрываясь и от Фэллона, и от Херши. Как ты думаешь, Пол, может быть, это связано с женщинами?

— Судя по всему, их у него вообще не было, — сказал Дрейк, — не вот что известно наверняка, так это то, что он был великий мастер по части финансовых махинаций, особенно с наличными, и я лично совершенно уверен — он пытался надуть налоговое управление.

— У тебя есть его фотографии?

— Конечно.

— Ну что ж, проверь телефонные счета, и поглядим, что в результате удастся выяснить.

— Хорошо, — сказал Дрейк. — Теперь вот еще что. Он…

Дрейка прервал негромкий настойчивый стук в дверь.

Делла Стрит приоткрыла дверь, заглянула в комнату, потом распахнула дверь настежь и сказала:

— Доброе утро. Что-то вы сегодня рановато.

В контору вошли Этна и Джозефина Кемптон.

Мейсон представил их Полу Дрейку и повернулся к Этне:

— Ну, как дела?

— Все прекрасно, — с торжественным видом оказал Этна. — Мы легко отделались, Мейсон.

Миссис Кемптон кивнула и расплылась в улыбке:

— Они были со мной чрезвычайно любезны.

Мейсон нахмурился.

— Что вы им рассказали? — с подозрением спросил он.

— Я ничего не стала им рассказывать. Я сделала все в точности так, как вы меня проинструктировали.

Мейсон внимательно посмотрел на нее, затем резко повернулся к Полу Дрейку:

— Прошу прощения, Пол, но мы вынуждены попросить тебя удалиться. Я не хочу сказать, что мы тебе не доверяем, но так уж установлено, что клиент, обсуждающий свои проблемы с адвокатом в присутствии третьего лица, теряет предусмотренное законом право считать такой разговор абсолютно конфиденциальным. На Деллу, разумеется, как на мою секретаршу, это положение не распространяется, а на тебя, к сожалению, да.

— Ну и чудесно, — сказал Дрейк. — Может быть, я смогу хоть немного перекусить. Мне уже до чертиков надоел кофе и сэндвичи с ветчиной, которые я глотал не жуя между телефонными звонками. Я спущусь вниз и поем как человек, сидя за столом.

Дрейк вышел из комнаты.

Мейсон повернулся к Этне и миссис Кемптон.

— Садитесь, — сказал он. — А теперь, миссис Кемптон, я хочу услышать от вас правду, чистую правду, и ничего, кроме правды.

— Но я рассказала вам правду.

Мейсон покачал головой.

— Мистер Мейсон, — воскликнула она с негодованием, — неужели вы думаете, что я могла солгать?

— Я знаю полицейских, — сказал Мейсон. — Я знаю методы их работы. В доме не было никого, кроме вас и убитого. Вы отказались рассказывать о том, что произошло, а теперь уверяете меня, что полиция вас отпустила.

— Но так оно и есть на самом деле. Они меня отпустили. Они даже послали ко мне на квартиру человека за моей одеждой.

— То есть как это? — спросил Мейсон.

— Ну, они сказали мне, что мою одежду необходимо отдать для тщательного лабораторного исследования, они всегда так делают в тех случаях, когда свидетель присутствовал при убийстве, и это обычная формальность. Они сказали, что, скорее всего, до завтрашнего дня я не смогу получить одежду обратно и что если мне не хочется ждать, то они могли бы послать в мою комнату сотрудницу и та принесла бы все, что мне нужно.

— И они так и сделали?

— Да.

— Вы дали им ключ от вашей квартиры?

— Он был в моем конверте — они ведь все отбирают и кладут в конверт.

— И вы подписали бумагу о том, что не возражаете, если они войдут в вашу квартиру?

— Ну да.

— И что было потом?

— Потом они привезли мою одежду. Они все были любезны до приторности. Они сказали, что сожалеют о моем вынужденном задержании, что теперь они установили, кто убил мистера Эддикса, и с меня сняты абсолютно все подозрения.

— Кто вам это сказал?

— Надзирательница.

— Что было после этого?

— Ну, — сказала она, — они спросили меня, что я собираюсь делать, и я ответила — позвонить вам.

— Когда это было?

— Сегодня рано утром.

— Продолжайте.

— Похоже, никто не знал, как вас разыскать до того, как вы придете в свой офис, но у них был домашний телефон мистера Этны. Я знала, что он уже должен был встать, и велела им позвонить ему.

— И он приехал и забрал вас? — спросил Мейсон.

— Совершенно верно.

Мейсон взглянул на Этну. Тот кивнул.

— Прямо из камеры? — спросил Мейсон.

— Ну, не совсем так, — уточнил Этна. — Я встретился с ней в гараже внизу.

— В гараже?

— Да.

— В каком гараже?

— В полицейском гараже, где у них…

— Там, куда они привезли нас прошлой ночью, — перебила его миссис Кемптон. — Вы же помните, там у них гаражная стоянка сразу за тем местом, где они нас высадили. В общем, мне не хотелось никого беспокоить, и я сказала полицейским, что просто спущусь вниз в гараж и подожду мистера Этну — чтобы он подъехал туда.

— И вы дожидались его там?

— Да, как раз на том месте, куда они привезли нас прошлой ночью — где мы вышли из машины.

Мейсон повернулся к Этне:

— Но вы ведь не могли туда проехать?

— Нет, конечно, я оставил машину снаружи и подошел к двери. Я махнул рукой, и миссис Кемптон выбежала. А что! Это имеет какое-либо значение?

— Да, именно это я и рассчитывал услышать.

— Я не улавливаю, — сказал Этна.

— Миссис Кемптон, — сказал Мейсон, — вы кое-что скрыли от нас.

— Что вы имеете в виду?

— Вы скрыли от нас нечто очень важное, некий факт, который…

Она прервала его, отрицательно покачав головой:

— Я рассказала вам абсолютно все, мистер Мейсон.

— И мистер Этна повез вас прямо сюда? — спросил Мейсон.

— Он сначала завез меня домой. Я забежала буквально на пять или десять минут, и мы поехали сюда.

— Она хотела задать вам несколько вопросов, — сказал Этна.

Миссис Кемптон кивнула:

— Мистер Мейсон, если человек умирает — что происходит с его банковским счетом… я имею в виду его неоплаченные чеки?

Мейсон пожал плечами:

— От чеков нет никакого проку после того, как человек умер. Его банковский счет замораживается. Как только банк получает извещение о смерти клиента, он прекращает оплату всех чеков.

— А если на чеке гарантийная подпись кассира банка?

— Подписанные кассиром чеки, — сказал Мейсон, — оплачивает банк. Банки не умирают.

— А если он… ну, я просто интересуюсь…

— Почему вы этим интересуетесь? — спросил Мейсон.

— Ну… просто в связи с теми способами, которыми мистер Эддикс делал бизнес. Вы ведь знаете, мистер Мейсон, он очень многие дела проворачивал, используя наличные. Занимаясь разными махинациями, он имел обыкновение платить наличными или банковскими чеками. Он обычно покупал чеки в разных банках, а затем делал на них передаточную надпись.

— И вас интересует, не стал ли банковский чек с его передаточной надписью недействительным, если он умер раньше, чем чек был оплачен?

— Верно.

— А почему?

— Ну, просто для того, чтобы составить об этом для себя четкое представление.

Мейсон сказал:

— Банковский чек должен быть оплачен, а вот теперь давайте рассказывайте, что там произошло на самом деле.

— Хорошо, — согласилась она. — Я расскажу вам правду, я расскажу вам всю правду, и вы тогда сможете посоветовать мне, что делать. Едва ли я осмелюсь рассказать об этом еще кому-нибудь, поскольку все выглядит таким…

— Что вы сказали газетчикам? — перебил ее Мейсон.

— Ничего.

— Они с вами беседовали?

— Нет. В полиции мне сказали, что отпустят меня рано утром и газетчики ничего об этом не будут знать. Они дали мне возможность прийти в себя.

Мейсон повернулся к Этне:

— Дело с каждой минутой принимает все более дурацкий оборот.

— Да, но, в конце концов, могут же и полицейские проявить тактичность, — сказал Этна.

— Конечно, могут, — согласился Мейсон, — но они ни за что не станут ради этого настраивать против себя всех газетчиков.

— Но в этот раз они поступили именно так.

— Черт побери, вот это меня и беспокоит, — сказал, понизив голос, Мейсон. — Продолжайте, миссис Кемптон. Расскажите нам, что произошло. Прежде всего, каким образом вы очутились в Стоунхендже?

— Мистер Эддикс позвонил мне.

— Куда?

— Ко мне домой.

— Откуда ему известен ваш номер?

— Этого я не знаю.

— Что он вам сказал?

— Что хочет со мной встретиться.

— Он сказал вам, по какому поводу?

— Он хотел лично извиниться за величайшую несправедливость, допущенную им по отношению ко мне. Он хотел сообщить мне нечто очень важное.

— Мистер Этна знает об этом разговоре?

— Нет. Мистер Эддикс велел мне никому об этом не говорить и приехать к нему домой в шесть часов.

— В шесть?

— Да. Он сказал, что у него еще несколько важных встреч и до шести часов он будет занят, а после этого у него назначена встреча в шесть сорок пять. Так что я должна была приехать туда ровно в шесть.

— И вы приехали в шесть?

— Да.

— Как вы прошли в дом?

— Я прошла через дверь на Роуз-стрит, пятьсот сорок шесть.

— Она была открыта?

— Нет, заперта.

— Как же вы вошли?

— У меня был свой ключ.

— Вы хотите сказать, что все это время ключ оставался у вас?

— Ну, у меня ведь был свой собственный ключ, и никто не потребовал его вернуть.

— Эддикс знал об этом?

— Он спросил меня, есть ли у меня ключ, и я ответила, что есть. Он сказал, что это хорошо, и велел пройти прямо через заднюю дверь и подняться в его офис на втором… А собственно, что в этом такого, мистер Мейсон? Я делала так сотни раз, когда работала там.

— Тогда вы там работали, — сказал Мейсон, — это совсем другое дело.

— Ну боже мой, не могла же я рассчитывать на то, что такой занятой человек, как мистер Эддикс, спустится по лестнице и пройдет через весь коридор только для того, чтобы меня впустить, тем более что у меня есть ключ и я прекрасно знаю дорогу.

— А больше там не было никого, чтобы вас впустить?

— Нет. Он был один во всем доме.

— Он сказал вам это, когда звонил?

— Да.

Мейсон задумался:

— Это был именно он? Вы узнали его голос?

— Ну конечно. Он даже пошутил по поводу того, что так невнятно бормочет из-за этой повязки.

— Во сколько он вам позвонил?

— Примерно в половине третьего дня.

— И вы сразу туда поехали?

— Да. Я села на автобус, который останавливается на углу Олив-стрит ровно без десяти шесть. Видите ли, я хорошо знаю расписание автобусов, поскольку часто туда ездила.

— Черт с ним, это как раз меня не очень интересует, — досадливо поморщился Мейсон. — Давайте о главном. Когда вы туда пришли, он был жив?

— Да.

— Что он вам сказал?

— В том-то и дело, что он не успел ничего сказать. Он был убит как раз в тот момент, когда я вошла и…

— Кто его убил?

— Горилла.

Мейсон вздохнул:

— Ну, ну, миссис Кемптон. Давайте все-таки оставаться на почве реальности.

— Мистер Мейсон, я прошу вас, вы должны мне верить. Я говорю чистую правду. Я видела это своими собственными глазами. Мистер Эддикс лежал на кровати, а горилла несколько раз вонзила в него нож.

— Что это была за горилла?

— Мистер Мейсон, я не могу утверждать наверняка, какая именно горилла это была. Одна из тех самых больших, но точно я не знаю. Видите ли, это может показаться совершенно невероятным, но горилла убила его, находясь в гипнотическом трансе.

Мейсон внимательно смотрел на нее.

— Неужели вы не верите мне, мистер Мейсон?

— Даже если бы поверил я, — сказал Мейсон, — присяжные все равно не поверят.

— Собственно говоря, почему бы и нет, — вышла из себя миссис Кемптон, — в конце концов, это именно то, чего мистер Эддикс пытался добиться многие годы. Он хотел выдрессировать такую гориллу, которую он мог бы загипнотизировать и…

— Ладно, — сказал Мейсон, — продолжайте. Давайте не будем терять время в бесплодных спорах. Я хочу знать, что произошло.

— Короче говоря, я вошла в комнату. В первый момент я не заметила мистера Эддикса. Я позвала его, а затем увидела, что он лежит на кровати. Мне показалось, что он спит, но тут из-за угла, со стороны ванной, вышла горилла. Она была загипнотизирована, мистер Мейсон.

— Вы уже дважды это повторили. Откуда вы знаете?

— По выражению глаз. Горилла скалилась на меня, она подошла к кровати своей характерной неуклюжей походкой и… она все время скалилась, словно наслаждаясь тем, что поменялась ролями со своим мучителем.

— А что сделали вы?

— Я закричала и потеряла сознание.

— Вам известно было, что по дому бродят гориллы? — спросил Мейсон. — Они уже: сбежали, когда вы шли по проходу мимо клеток?

— Нет, все было в полном порядке. Две большие гориллы сидели в той клетке, которая потом оказалась открытой, и еще одна, самая добродушная горилла — в другой.

— Значит, — сказал Мейсон, — кто-то успел выпустить этих горилл за то время, пока вы…

— Это сделала горилла.

— Какая?

— Та горилла, которая убила мистера Эддикса.

— Откуда вы знаете?

— Я абсолютно уверена в этом, мистер Мейсон. Я достаточно долго крутилась рядом с ними, чтобы знать их привычки. Клетки запираются снаружи на задвижку, и едва горилла окажется на свободе, как она сразу откроет остальные клетки. Она это в первую очередь сделает.

— Продолжайте, — сказал Мейсон.

— Ну, короче говоря, — сказала миссис Кемптон, — я потеряла сознание. Когда я пришла в себя, рядом сидела маленькая ручная горилла — она всегда ко мне хорошо относилась. Она тихонько повизгивала, выражая свою симпатию, и лизала мне лицо. Я думаю, именно это и привело меня в чувство.

— Вы испугались?

— Не слишком. Я сразу узнала эту гориллу, как только открыла глаза.

— И что потом?

— Потом, — сказала миссис Кемптон, — я заговорила с ней, и она страшно обрадовалась, увидев, что со мной все в порядке. Она трепала меня по щеке и гладила волосы и была просто счастлива.

— А затем что?

— Затем я встала, огляделась и увидела, что мистер Эддикс мертв. Я заметила, что у него из спины торчит нож. Тогда я подошла к телефону и попробовала дозвониться до мистера Этны, но безуспешно. Я пыталась дозвониться до вас, и никак не могла, и уже совершенно отчаялась, когда наконец мисс Стрит ответила мне.

— Почему вы не вызвали полицию?

— Потому что не знала, как поступить, мистер Мейсон. У меня не было уверенности. А вдруг вы прикажете мне уйти из этого дома и никому никогда не признаваться, что я там вообще была? Ну… ну, в общем я совершенно не представляла себе, что делать.

— И где все это время находилась огромная горилла?

— Первое, что я сделала, — сказала миссис Кемптон, — это закрыла все двери, через которые наверху можно попасть в апартаменты мистера Эддикса.

— А ваша ручная горилла?

— Я оставила ее с собой в комнате. Она совершенно не опасна. Она как ребенок. Она так рада была меня видеть, что я просто не смогла ее прогнать. Она хлопала в ладоши и…

— Продолжайте, — подбодрил ее Мейсон.

— Ну и вот, — сказала она, — я обещала встретить вас внизу, у двери, выходящей на Роуз-стрит, пятьсот сорок шесть. Я не отваживалась выйти в коридор, но потом, через некоторое время, решила, что ничего страшного не произойдет — это как раз в тот момент, когда я ожидала вашего появления. Я тихонечко открыла дверь в коридор и выглянула. Все было тихо, и я прокралась в холл, а потом… ну, похоже, что-то меня ударило. Последнее, что осталось у меня в памяти — это огромный сноп искр, посыпавшихся из глаз, а потом я ничего не помню до того самого момента, когда стала приходить в себя на полу в комнате, и тут я увидела, что вы стоите лицом к лицу с гориллой, и при виде этой гориллы я поняла, что с вами может случиться беда.

— Почему?

— Потому что это была одна из самых злобных горилл. Она была по-настоящему опасна. Никогда нельзя сказать наверняка, что ей взбредет в голову. По-моему, она выломала дверь или что-то в этом роде, потому что, помню, я видела сломанную дверь и полагаю, что именно ужасный треск помог мне прийти в сознание.

— Продолжайте, — сказал Мейсон.

— Все остальное вы знаете. Я поняла, что мы в страшной опасности, и я… ну, я объяснила вам, что нужно делать.

— Это самая странная, самая дурацкая история из всех, что мне доводилось когда-нибудь в жизни слышать! — воскликнул Мейсон.

— К моему сожалению, мистер Мейсон, это правда.

— Вся правда?

— Абсолютно вся, и я прошу вас о помощи.

Мейсон встал и принялся мерить шагами комнату. Через минуту он сказал:

— По-моему, один шанс из ста, что это может оказаться правдой. Но кто бы ни послал вас в нокаут, он должен был после этого притащить вас обратно в комнату. Когда я смотрю на вас, мне кажется, что вы рассказываете очень убедительно. Но когда я отвожу глаза, то не могу поверить своим ушам.

— Мистер Мейсон, вы мне не верите?

— Нет.

Миссис Кемптон рассердилась:

— Я рассказала вам в точности, что там произошло.

— Ну ладно, — сказал Мейсон, — если принять во внимание всю обстановку там, то я полагаю, вероятно, можно было бы сказать, что есть один шанс из восьми или десяти, что вся эта история может оказаться правдой, но кто всему этому поверит? Присяжные не поверят, судья не поверит, газетчики не поверят.

— Я не понимаю, почему кто-то должен сомневаться в моих словах. В конце концов, мистер Эддикс специально для этого тренировал своих горилл. Он пытался загипнотизировать их, дать им сигнал к убийству и…

— Это полное безумие, — сказал Мейсон.

— Никакое это не безумие! — вспыхнула она. — Если хотите знать мое мнение, то у мистера Эддикса в прошлом случилось нечто ужасное. Он всегда боялся, что его могут заставить совершить убийство где-то за границей, и, по-моему, мистер Эддикс собирался доказать, что был кем-то загипнотизирован и, хотя постепенно гипнотическое воздействие исчезло, он так и не смог восстановить свою память.

Мейсон прошелся по комнате и остановился у окна.

— Да, — медленно произнес он, — если взглянуть на этот случай с точки зрения неоспоримых фактов, то очевидно, что… Но только представьте себе, что мы попытаемся построить на этом защиту в суде, перед присяжными.

— Не беспокойтесь, вам не придется этим заниматься, — сказала она. — Полиция все выяснила с этой гориллой, потому что они отпустили меня и извинились за задержание. Я не понимаю, почему вас так беспокоит суд присяжных, мистер Мейсон. Я уверена, что никто меня ни в чем не обвинит.

— Это как раз самое неверное, просто бредовое, во всей этой истории, — сказал Мейсон. — Вы были одна в доме, где убит человек. Если бы вы поведали им о случившемся и дали письменные показания, то они могли бы вас отпустить, пока будет идти расследование. Но вы ведь не рассказывали им ничего, верно?

— Я ничего им не сказала.

— Ну ладно, довольно, — прервал ее Мейсон. — Я не хочу больше ничего слушать, пока не найду способ проверить ваши слова. Черт побери, когда начинаешь оценивать это в свете известных фактов, все более или менее сходится, но история настолько дикая — нечего даже надеяться, что кто-нибудь в нее поверит.

— Никаких других объяснений нет, мистер Мейсон. В доме не было никого, кроме мистера Эддикса, меня и горилл.

— Вот именно, — сказал Мейсон, — и никто не мог помешать расчетливому человеку, знавшему, как именно мистер Эддикс дрессировал своих животных, вонзить ему в спину нож, пока он спал, а потом уверять, что он убит гориллой.

— Но какой у меня может быть мотив для того, чтобы так поступить?

— Вот это, — сказал Мейсон, — и ставит меня в тупик. Я не могу понять, какие мотивы заставили вас пойти туда, не переговорив с Джеймсом Этной или не позвонив мне.

— Я думала, что должна это сделать, но мистер Эддикс просил меня ничего никому не говорить.

Мейсон хотел было что-то добавить, но тут раздался властный и громкий стук в дверь.

— Открывайте, Мейсон, — приказал голос сержанта Холкомба. — Это полиция.

Мейсон кивнул Делле Стрит. Она открыла дверь.

Сержант Холкомб, торжествующе улыбаясь, проговорил:

— Ну что ж, Мейсон, это как раз тот случай, которого мы ждали. Как раз из тех, что нам действительно нужны. Пойдемте, миссис Кемптон. Вы поедете с нами.

— Поеду с вами? — переспросила она. — Но почему — вы ведь только что отпустили меня?

— И в самом деле отпустили, — согласился Холкомб, — а теперь вы поедете с нами обратно, и на этот раз вам будет предъявлено обвинение в умышленном убийстве.

Холкомб и двое полицейских ворвались в офис, схватили миссис Кемптон под руки, и не успела она запротестовать, как на ней защелкнулись наручники.

— Увидимся в церкви, Мейсон, — сказал Холкомб.

— Одну минутку, — произнес Мейсон, встав между полицейскими и дверью, — у вас есть ордер на арест этой женщины?

— Вот он. — Холкомб достал из кармана сложенную бумагу.

Мейсон шагнул вперед.

Двое полицейских схватили его за плечи, отталкивая от двери. Сержант Холкомб вытолкнул миссис Кемптон в коридор.

Мейсон бросился к двери.

Полицейский отпихнул его обратно.

— Если вам хочется, идите напишите протест, — сказал он, — но не пытайтесь помешать полицейским исполнять свои обязанности.

Второй полицейский и сержант Холкомб поспешно уводили миссис Кемптон по коридору.

— Вот тут вы, черт побери, правы — я подам протест! — сердито воскликнул Мейсон.

— Вот и прекрасно! — ухмыльнулся полицейский. — Накатай сразу парочку.

Мейсон повернулся к Этне:

— Сходите проверьте все документы и, если у них что-нибудь не так, подайте протест, Джим.

Этна кивнул и направился к лифту.

— Идите по лестнице, — сказал Мейсон и вернулся обратно в офис. — Быстрее, Делла, помоги мне все тут обыскать — не спрятан ли здесь микрофон. Если они подслушивают конфиденциальные разговоры адвоката с клиентами, мы такое устроим, что им даже в страшном сне не могло привидеться.

Мейсон и Делла Стрит принялись тщательно обыскивать весь офис.

Не прошло и часа, как они признали свое поражение. Они осмотрели все углы и закоулки, заглянули за каждую картину. Они двигали мебель, подняли ковер, проверили каждый дюйм поверхности стен.

— Ну что? — спросила Делла Стрит.

— Я ничего не понимаю, — сказал Мейсон. — Они нашли что-то, о чем мы не знаем.

— Что это может быть?

— Провалиться мне на этом месте, если я знаю.

— Ты думаешь, она расскажет полиции то же самое, что и нам?

— Надеюсь, что нет, — сказал Мейсон.

Адвокат подошел к окну и стоял, угрюмо глядя на оживленную городскую улицу.

Неожиданно он обернулся.

— Делла, — сказал он, — бывает так, что иногда становишься чересчур скептичным.

— Что ты имеешь в виду?

— Миссис Кемптон поведала нам историю, которая кажется сверхъестественной и странной, и вследствие этого мы не приняли ее всерьез.

— Ты имеешь в виду, что она, возможно, рассказала нам правду?

— Есть еще один вариант.

— Какой?

— Давай взглянем на все с такой точки зрения, Делла, — сказал Мейсон. — Предположим, тебе надо убить Бенджамина Эддикса, и предположим, ты хочешь, чтобы все выглядело так, что это сделал кто-то другой, а на тебя не пало бы даже тени подозрения.

— Ну? — спросила она.

— Тогда, — сказал Мейсон, — ты пригласила бы в дом Джозефину Кемптон. Ты сделала бы так, чтобы ее рассказу ни за что не поверил бы ни один Суд Присяжных. Затем ты идешь и убиваешь Бенджамина Эддикса и можешь быть совершенно уверена, что Джозефину Кемптон признают виновной.

— Но, Боже мой, как же сделать так, чтобы она обо всем этом рассказывала? — спросила Делла Стрит.

— Оцени-ка еще раз всю историю, — сказал Мейсон, — оцени хладнокровно, с точки зрения аналитика. Как можно отнестись к тому, что рассказала миссис Кемптон?

— Это просто безумие! — воскликнула не задумываясь Делла Стрит. — Это похоже на… на какой-то кошмар.

— Так вот, — сказал Мейсон, — похоже, что это и есть именно кошмар.

— Что ты имеешь в виду, шеф?

— Давай проанализируем факты, имеющие отношение к делу. Эддикс нанимал людей, пытавшихся воздействовать гипнозом на животных, в частности на горилл.

— Ну и?

— У миссис Кемптон выпали из памяти два периода. В первый раз она решила, что потеряла сознание. Во второй раз ей показалось, что кто-то ударил ее по голове.

— Продолжай, — сказала Делла Стрит.

— Предположим, — сказал Мейсон, — что кто-то погрузил миссис Кемптон в гипнотический транс, и, пока она находилась в этом гипнотическом трансе, он внушил ей всю эту историю, в которую она должна была поверить, когда к ней вновь вернется сознание.

Делла Стрит широко раскрыла глаза.

— Шеф, — воскликнула она, — я готова поклясться, что так оно все и было! Это объясняет все происшедшее и… — Неожиданно ее горячий энтузиазм угас, голос пресекся, и она умолкла.

— Продолжай, — сказал Мейсон.

— Но ведь, — проговорила она с сомнением, — едва ли присяжные поверят в эту историю с гипнозом больше, чем в историю с гориллами.

— Располагая теми данными, что у нас уже есть, едва ли, — сказал Мейсон, — но это только начало расследования.

— Возможно ли загипнотизировать женщину и внушить ей такой сложный кошмар, да еще чтобы она, проснувшись, вспомнила его как в действительности происходившие события?

— Я думаю, да, — сказал Мейсон. — Я собираюсь это проверить. В конце концов, гипноз — это такая штука, о которой я очень мало знаю. Но все это по-прежнему не объясняет, как получилось, что полицейские были столь торжествующе уверены в себе, когда пришли арестовывать миссис Кемптон. Они наверняка что-то обнаружили. В ближайшие день или два мы будем знать намного больше. В этом деле много пока еще не известных нам поворотов.

— И даже, может быть, несколько тупиков, — преувеличенно серьезно заметила Делла Стрит.