"Роза и тис" - читать интересную книгу автора (Кристи Агата)Глава 11На следующее утро явилась миссис Карслейк и зашла ко мне. Я уже не раз говорил, что она мне не нравилась. Это была худощавая темноволосая женщина с ядовитым языком. За время моего пребывания в Полнорт-хаусе я ни разу не слышал, чтобы она о ком-нибудь сказала доброе слово. Подчас я даже развлекался тем, что в разговоре с ней упоминал одно имя за другим и наблюдал за тем, как первую, приторную фразу сменяла вторая, полная яда. На сей раз она заговорила о Милли Барт. – Славное создание. И так хочет помочь! Правда, она довольно глупа и не очень-то разбирается в политике. Женщины этого класса вообще в политической жизни проявляют полную апатию. По моим представлениям, миссис Барт принадлежала к тому же классу, что и миссис Карслейк. Чтобы досадить ей, я сказал: – В сущности, совсем как Тереза. Миссис Карслейк, казалось, была шокирована. – О, что вы?! Миссис Норрис очень умна, – горячо Возразила моя собеседница, но тут же, как всегда, в ее словах появилась некоторая доля яда. – Иногда, по-моему, даже слишком умна. У меня создается впечатление, что она нас всех презирает. Умные женщины часто излишне погружены в себя. Разумеется, я бы не стала называть миссис Норрис эгоистичной... Тут миссис Карслейк снова перешла к миссис Милли Барт. – Хорошо, что у миссис Барт появилось какое-то занятие, – сказала она. – Я, знаете ли, полагаю, что она несчастна в семейной жизни. – Очень жаль! – Этот Барт! Он же совсем опустился! Шатаясь, выходит из «Герба Сент-Лу», перед самым закрытием. Право же, удивляюсь, что его еще обслуживают! И, по-моему, он бывает довольно груб... Во всяком случае, так говорят соседи. Она, знаете ли, его до смерти боится. Кончик носа у миссис Карслейк дрожал – по-видимому, от приятного волнения. – Почему же она не уйдет от мужа? – спросил я. – О-о! Помилуйте, капитан Норрис! Она не может сделать ничего подобного! Куда она пойдет? Родственников у нее нет. Иногда мне кажется, появись какой-нибудь чуткий молодой человек... Я не думаю, что она женщина твердых принципов. И она довольно хорошенькая, хоть и простовата. – Вам она не очень нравится, не правда ли? – спросил я. – Нравится, конечно... Хотя я ее, разумеется, мало знаю. Ветеринар... я хочу сказать, это в общем не то, что врач. Отметив это социальное отличие, миссис Карслейк решила проявить участие и поинтересовалась, не может ли она что-нибудь для меня сделать. – Очень любезно с вашей стороны, – ответил я. – Нет, не думаю, чтобы мне что-нибудь понадобилось. Я посмотрел в окно. Взгляд миссис Карслейк заинтересованно устремился в том же направлении. – О! Это Изабелла Чартерис, – сказала она. Мы вместе смотрели на приближающуюся Изабеллу. Вот она прошла через калитку, выходившую в поле, и поднялась по ступеням террасы. – Довольно красивая девушка, – заметила миссис Картслейк. – Но очень тихая. Я полагаю, такие тихони часто бывают хитрыми. Это слово вызвало во мне негодование, но я не успел ничего ответить, так как миссис Карслейк тут же удалилась, выдав свою реплику, так сказать, «под занавес». Хитрая... Какое ужасное слово! Особенно применительно к Изабелле. Наиболее явная черта в характере Изабеллы – прямота! Бесстрашная, почти невероятная прямота! Внезапно я вспомнил, как ловко Изабелла набросила шарф на рассыпавшиеся злополучные таблетки. Легкость, с какой она притворилась, будто поглощена разговором. И все это без малейшего волнения или беспокойства... просто и естественно... как будто именно так поступала всю жизнь. Быть может, именно это имела в виду миссис Карслейк, назвав Изабеллу хитрой? Я решил узнать, что думает по этому поводу Тереза. Сама она никогда не высказывает свое мнение, но, если ее спросить, ответит. Как только Изабелла вошла, я тотчас увидел, что она взволнована. Не знаю, было ли заметно другим, но я понял это сразу. В какой-то мере я научился понимать Изабеллу довольно хорошо. – Руперт едет, в самом деле едет, – сказала она отрывисто, не теряя времени даже на обычное приветствие. – Может появиться в любой день... Он, конечно, летит самолетом. Она села, сложив тонкие руки на коленях, и улыбнулась. За ее головой, в саду на фоне неба возвышался тис. Лицо Изабеллы выражало блаженство. Поза, общий вид что-то мне напоминали... что-то такое, что я недавно то ли видел, то ли слышал... – Приезд Руперта очень много для вас значит? – спросил я. – Да. О да! Я так долго ждала! Это напомнило мне Мариану[7], ожидавшую любимого в своей уединенной усадьбе. Вообще, по-моему, Изабелла отчасти принадлежала к временам, описанным Теннисоном. – Ждали Руперта? – Да. – Вы... его любите? – Я думаю, что люблю его больше всех на свете. – Помолчав мгновение, она повторила, вложив, однако, в эти слова несколько иную интонацию: – Я... думаю... – Вы не уверены? Она посмотрела на меня с неожиданным беспокойством. – Разве можно быть в чем-то уверенным? Это не было утверждением. Это определенно был вопрос. Она спрашивала меня, надеясь, что я знаю нечто ей неизвестное. Она, конечно, не подозревала, как больно ранила меня этим вопросом. – Нет, – сказал я резко, – никогда нельзя быть уверенным. Изабелла приняла ответ, опустив взгляд на свои спокойно сложенные на коленях руки. – Понимаю, – тихо произнесла она. – Понимаю. – Сколько лет прошло с тех пор, как вы его видели? – Восемь. – Вы романтичное создание. Изабелла! Она вопросительно взглянула на меня. – Потому что верю: Руперт вернется домой и мы поженимся? Но на самом деле это не романтика. Нечто большее. Это предначертано. – Длинные тонкие руки вздрогнули, пришли в движение, расправляя что-то невидимое на ткани платья. – Предначертано мне и ему. «Они сойдутся и соединятся». Мне кажется, я не смогу покинуть Сент-Лу. Я здесь родилась и всегда жила. Я хочу и дальше здесь жить. Думаю, что... тут и умру. Она заметно вздрогнула, произнося эти слова, и в тот же момент облако закрыло солнце. Меня снова удивил ее ужас перед мыслью о смерти. – Я думаю. Изабелла, что вы еще долго не умрете, – успокоил я ее, – Вы здоровая и крепкая девушка. – Да, – живо отозвалась она. – Я очень сильная. И никогда не болею. Я могу дожить до девяноста лет, не правда ли? Или даже до ста. В конце концов, другие люди живут. Я попытался представить себе Изабеллу девяностолетней. И просто не смог. Но в то же время я легко мог представить себе леди Сент-Лу, дожившей до столетнего возраста. Леди Сент-Лу – личность не только сильная, но и энергичная. Она деятельна и ощущает себя способной управлять событиями. Леди Сент-Лу борется за жизнь, тогда как Изабелла ее просто принимает. Открылась дверь, и вошел Джон Гэбриэл. – Послушайте, Норрис, – начал он прямо с порога, но тут же остановился, увидев Изабеллу. – О! Доброе утро, мисс Чартерно! Он держался слегка смущенно и неловко. «Уж не вызывает ли у него Изабелла то же чувство, что и старая леди Сент-Лу?» – подумал я, и эта мысль показалась мне забавной. – Мы обсуждали тему жизни и смерти, – непринужденно сказал я. – И я только что предсказал, что мисс Чартерис доживет до девяноста лет. – Не думаю, чтобы ей этого хотелось, – сказал Гэбриэл. – Да и кому захочется? – Мне, – ответила Изабелла. – Почему? – Я не хочу умирать. – О! Никто не хочет! – насмешливо воскликнул Гэбриэл. – Собственно говоря, люди не столько боятся самой смерти, сколько умирания. Процесс болезненный и неприятный. – Меня пугает сама смерть, а не боль, – заявила Изабелла. – Боль я могу вытерпеть, даже сильную. – Это вам так кажется, – возразил Гэбриэл. Что-то в его насмешливо-презрительном тоне задело и рассердило Изабеллу. Она вспыхнула. – Я могу выдержать боль! – повторила она. Они не отрываясь смотрели друг другу в глаза. Во взгляде Гэбриэла было презрение, в глазах Изабеллы – вызов. И тут Гэбриэл сделал нечто немыслимое. Я только что отложил зажженную сигарету. Гэбриэл стремительно перегнулся через меня, схватил сигарету и поднес горящим концом к руке Изабеллы. Она не отстранилась и не убрала руку. Кажется, я закричал, но ни один из них не обратил на это внимания. Гэбриэл прижал горящий конец сигареты к коже Изабеллы. В этот миг я вполне ощутил, сколь жалка участь калеки, – беспомощного, прикованного к постели, бессильного помочь. Потрясенный дикостью поступка Гэбриэла, я ничем не мог ему помешать. Я видел, как лицо Изабеллы белеет от боли. Она стиснула губы. Но не двигалась и не отрываясь смотрела в глаза Гэбриэла. – Вы в своем уме, Гэбриэл? – закричал я. – Черт вас побери! Вы соображаете, что делаете? Он не обратил на мой крик никакого внимания, будто меня и не было в комнате. И вдруг проворно отбросил сигарету в камин. – Прошу прощения, – сказал он Изабелле. – Вы действительно можете выдержать боль. И, не говоря больше ни слова, тут же вышел из комнаты. – Скотина!.. Дикарь!.. – Я с трудом мог говорить. – Убить его мало! Изабелла, не отрывая взгляда от двери, медленно заматывала обожженную руку платком. Она делала это как-то рассеянно, почти машинально, как будто мысли ее были где-то далеко. Потом Изабелла, словно оттуда, издалека, посмотрела на меня. Казалось, она была удивлена. – Что случилось? – спросила она. Сбивчиво, бессвязно я попытался объяснить, что я думаю по поводу поступка Гэбриэла. – Не понимаю, почему вы так разволновались, – сказала Изабелла. Майор Гэбриэл хотел знать, могу ли я вынести боль. Теперь он знает. |
||
|