"Луна во второй четверти" - читать интересную книгу автора (Галина Мария)Эпилог 1Вагон был, как и положено общему вагону, сырой и грязный. И полупустой. В сумраке в дальнем конце его дремали сборщики брусники, положив под голову рюкзаки и поставив в угол грабли, изогнутые, точно кошачья лапа… Пудик устроился внизу, свернувшись калачиком. В ногах у него, тоже свернувшись калачиком и положив голову на передние лапы, лежал Бардак в новеньком, скрипучем ошейнике, время от времени свет от проплывающих придорожных фонарей попадал ему в глаза и тогда он лениво моргал… Лера спала на верхней полке, лицо ее во сне было пустым, ничего не выражающим; на боковой полке, отвернувшись от всех, дремал Анджей, подложив под голову свернутую куртку. От самой Чупы он не сказал никому ни слова. Не хочет с Лерой объясняться, наверное, думала Варвара. И та тоже — молчит. Интересно, чья возьмет? Вещей у них не было — лишь одна-единственная потрепанная сумка, которой снабдил их на прощание Иван; все имущество сгорело там, в доме… — Так значит, — Артем растерянно пожал плечами, — Оборотень? — Выходит, так! — Оборотень… надо же… все равно… мне не верится! — Ну, ты же видел… — Мы все видели. Массовый гипноз. Слышала про такое? — Не знаю, Темка, — вздохнула Варвара, — по-моему, самый обычный оборотень. Я подозревала что-то такое. Но тоже думала, у меня просто крыша поехала. Ну, как в это поверить? — Меланюка подозревала? — удивился Артем, — он же такой был… такой… и к тебе, знаешь, как относился! Да, подумала Варвара — единственный, кто ко мне здесь относился по-человечески, это Меланюк. Забавно. А ведь Темка его любил. Старался подражать во всем, считал настоящим ученым. Вообще — настоящим. Бедный Темка, вон как оно все обернулось! Варвара покачала головой. — Я на Катерину грешила. Ведь и Федор бедный… да и сам Иван, похоже, так думал. — А вот Мишка этот, Кологреев, думал, что мертвец шалит, — тихонько заметил Артем. — Так это Иван слухи распускал, — предположил Пудик, — чтобы Катерину отмазать! — Ага. Он-то отлично знал, что Маркел Баженин, оборотень и колдун, тихо-мирно лежит себе в могиле. Но был уверен, что вся сила его перешла к Катерине. — Поэтому они, значит, и не съехали оттуда? Нам и тут хорошо — вспомнила Варвара. — Ну да. Спрятались от людей. Ну и жизнь он им устроил, скажу я тебе! Тюремный режим. Глаз с нее не спускал. Особенно после того случая, с той семьей. Даже брата родного не пожалел, держал подле себя — чтобы тот присматривал за Катериной во время его отлучек. — То-то Федор так Катерину ненавидел! — Иван тоже ненавидел. — Здрасьте вам! Он же ради нее невинного человека убил! — Все равно. И ненавидел… И любил… Наверняка она клялась и божилась, что не виновата, что это не она, но он не сумел ей поверить… Да и на кого еще он мог подумать? — Ага, — флегматично кивнул Пудик, — теперь-то все наоборот — он сидит, а она его, значит, ждет. Только я так думаю, его скоро выпустят. Постановят, что в порядке самозащиты. Поскольку этот Бердников сумасшедший серебряными пулями мирных туристов мочил. Варвара задумалась: — Вот выпустят его, она его дождется, переберутся в Чупу. Хотя бы на зиму. Катерина давно мечтала о стиральной машине… — И станут они жить-поживать, да добра наживать, — поведал Пудик, — Все потому что оборотней не бывает! — Да ты что, Сашка? — удивилась Варвара, — да ты ж сам видел! — Ничего я не видел, — отрезал Пудик, — маньяк был этот ваш Меланюк. Маньяк-убийца! У него в полнолуние крыша ехала, вот и все. И тогда, восемь лет назад — приехал сюда и слетел с катушек. Север на него так действовал, говорю вам. Сам-то не помнил ничего — про то, как их зубами рвал. Бывает такая механика. Варвара помолчала. — Не знаю. Если сначала и не помнил, то вспомнил. Ведь пытался нас спасти. Когда все о себе понял… Хотел, чтобы мы немедленно уехали оттуда, пока он не… А тогда, у причала… видимо, почувствовал, что на него накатывает. Отослал от себя. Я думаю, в какой-то степени… он был рад, что все кончилось. Артем досадливо покрутил головой. — Так он становился волком или нет? На самом деле? — Как Вадим тогда говорил — ликантропия? Мы этого теперь никогда не узнаем. Да и какая разница? — Он и Вадима убил, так выходит? — напирал Артем, — не верю! — Да что ты, как Станиславский. Не верю, не верю… А кто его убил, по-твоему? — Они, — рассудительно заметил Пудик, — понятное дело, все на Бердникова списали. Одно убийство, два — какая разница? Да и тому уже все равно было, бедняге. Только есть у меня сомнение. Не убивал Бердников Вадьку. Зачем? Он, типа, тоже по натуре не убийца. Мономания у него была — он Меланюка пас, а до Вадьки ему и дела не было. Да еще вот так — камнем по голове, да притопить… Не та психология. — Такой ты у нас великий психолог! — Да, — необидчиво подтвердил Пудик, — такой психолог. — Это все-таки Меланюк, Темка. Может, Вадим тогда, перед рассветом, увидел что-то. Вот он и избавился от свидетеля. — Ты бы видела его лицо, когда мы нашли Вадима! — упорствовал Артем, — Так сыграть невозможно! — Может, он вообще не помнил, как убивал! Когда был ну, волком… — Волки, как правило, не бьют камнем по затылку. Нет у них такой продвинутой привычки. И воды боятся. Они молча посмотрели друг на друга. Пудик, нахмурившись, надвинул на лоб неразлучную шапчонку. Потом сказал: — А! Понял! — Ты тоже? — печально спросил Артем. Они, словно по команде, повернулись к боковой полке. Поезд чуть замедлил ход — по лицам проносились полосы, отброшенные тусклыми фонарями, лес расступился, на мокром косогоре выплыла из тьмы залитая дождем бревенчатая постройка, выплыла и пропала. В ряду темных окон одно было завешено розовой занавеской и мягко светилось. И тут люди живут, — ни с того ни сего подумала Варвара. — Вы чего, мальчики? — Ничего, — пожал плечами Пудик, — ты это… посиди тут, ладно? Анджей не спал. Сидел на своей полке, молча смотрел на них. Пудик тоже смотрел на него, прищурив и без того узкие глаза. Потом сказал: — Выйдем. В тамбуре было сыро и грязно. Дверь лязгала при каждом толчке. Из туалета воняло хлоркой. Анджей засунул руки в карманы, привалился к стенке. — Ну что? — Ты сказал, он часы у тебя одолжил? Механические? — Ну да, — спокойно подтвердил Анджей. — У него были часы на руке, Анджей. Его часы, на батарейках. — Он сравнить хотел, — пояснил Анджей, — мол, одни должны обязательно остановиться. Вы чего? — Чью ты майку принес тогда? Свою? То-то бедный пес не понимал, чего от него хотят… Анджей молчал. — Отправил тебя обратно? Еще чего! Наоборот — решил, наверное, что ты, наконец-то взялся за ум и все наладится. Вы были вдвоем, вышли вместе и пошли вместе, иначе он бы не подпустил никого сзади. Он же знал, что тут чужак бродит. На посторонний шум он бы сразу обернулся. Так, Сашка? — Типа, да, — неохотно согласился Пудик. — Он, должно быть, велел тебе стоять рядом, а сам стал вынимать оборудование из рюкзака. Тогда ты его и ударил. На поляне, там все хорошо просматривалось, и он расслабился. Тогда ты часы и потерял. Когда оттаскивал его. — Слишком долго шарить в траве, — пояснил Анджей, — времени не было. Чертова рамка! Если бы вы мне не сунули эту рамку, в жизни бы не нашли. Не понимаю, как оно вышло… — Да просто потому, что мы не знали, а ты знал. Вот и все. Но зачем, Анджей, зачем? Анджей молчал. Холодные путевые огни косо прошли по его лицу. — Все равно вы ничего не докажете, — сказал, наконец, он. — Верно, не докажем… но — зачем? — Ты, Темочка, никогда не знал, что это такое, жить впятером в одной комнате… Папаша — алкаш, хуже того Федора… Трамвай его зарезал в восемьдесят пятом, мать бутылки по помойкам собирала… Что такое сутками не жрать, ты не знал? А брата олигофрена у тебя не было, не удружили родители? — А Вадим-то тут причем? — Вадька, паскуда, на своем химфаке химичил… Зарабатывал на уфологию. Дурь они гнали, а толкать кому? Сами разве будут подставляться, чистоплюи поганые? Они ж выше этого, они ради дела! А денежки-то нужны — на все эти тонкие материи. Генератор, мать его, Кенига, осциллограф, камера… все бабок стоит. Я и толкал. Свой процент имел, понятное дело, но и Вадька, сволочь вот так меня держал… Короче, толкнул я партию, а бабки растратил… красиво пожить захотел… Он и взял меня в оборот — мол, будешь на меня пахать, шестерить будешь. Вот я тюки с пробирками за ним и таскал по нашей необъятной родине. А потом поприжали их там, кого замели, кто затаился. Вадька отмазался как-то. Ну и я. Пронесло. Но деваться-то все равно некуда — если б я хоть пикнул, они бы мне такое устроили… они ж там как секта, один за всех, все за одного! А тут Лерке, дуре, волк примерещился… я и подумал — хоть бы Вадьку этот волк задрал к чертям собачьим! А потом и осенило меня — зачем волк? Я и сам могу… Вот она, свобода… И все в расчете! Никто никому не должен. — Понятно, — брезгливо произнес Артем. — Что тебе понятно, ты, сыночек маменькин? Пудик, вон, качок люберецкий, за братаном своим хвостом ходил, тронуть шпана боялась, а меня братан по пьяни… — он замолчал, горько махнул рукой. Поезд вновь покачнулся и встал. Железная дверь с грохотом приоткрылась. За ней освещенный одиноким фонарем виднелся бревенчатый вокзал и мокрый, залитый дождем перрон. — Лоухи, — сказал Артем. — Стоянка две минуты. — Двух минут мне хватит, — сказал Анджей, — Адье, панове. Он спрыгнул со ступеньки, поднял воротник куртки и, не оглядываясь, ушел в ночь. Поезд вновь тяжко вздохнул, страгиваясь с места. — Это вы, мальчики? — Варвара сидела на полке, зябко кутаясь в куртку, — а где Анджей? — А он решил тут сойти, — пожал плечами Пудик, — говорит, понравилось ему тут. Мол, трудности, романтика… Варвара настороженно всматривалась в его непроницаемое лицо. — Я… не понимаю. Почему вы ничего не хотите сказать? Темка! — Ну, это такое дело, — осторожно проговорил Артем, покосившись на Леру. Та, по-прежнему не открывая глаз, проговорила: — Он убил его, знаю. — Ты знала? — уставился на нее Артем. Та распахнула глаза. Они были темными и ничего не выражали. Как два пустых колодца. — Знала. Но боялась сказать. Он бы и меня… Сначала его, потом — меня. — Типа того, — осторожно согласился Пудик, — Шерстобитов, конечно, тоже урод был, но ведь жалко… — Шерстобитов? — переспросила Лера, — причем тут Шерстобитов? — Как это — причем? Ты ж сама только что… — Анджея этот убил. Там, в лесу. Подстерег и убил. Этот… страшный… это же не Анджей… не он. Этот другой. Только притворился Анджеем. И когда вернулся… Я сразу поняла — руки. Вы заметили? — Что? — недоуменно спросил Пудик, — кровь? Не, не могло так быть. Он же в воду его оттащил, да еще держал. В вараку эту. — Какая кровь? У него же по шесть пальцев на руках было! Пудик недоуменно обернулся к Варваре. — Что за фигня? Мать, ты видела? Шесть пальцев? Варвара молча помотала головой. — Никто не видел, — с расстановкой произнес Пудик. — А вы смотрели? — Ну, типа… Зачем? Никто ж ни с того ни с сего разглядывать не будет… — Лера, — нерешительно проговорил Артем, — ну, пожалуйста, успокойся. Лерочка… Он робко прикоснулся к ее плечу. Та резко отпрянула, точно ее обожгло. — Не прикасайся ко мне! — пронзительно выкрикнула она, — ты тоже, да? видеть тебя не могу! Она отвернулась к стенке, плечи ее мелко тряслись. Бедный, бедный Темка, подумала Варвара. — Это… да… — уныло пробормотал Пудик, — концептуальный переворот. Культурный шок. И как теперь узнаешь? Ушел он… — Да не было ничего, — твердо сказала Варвара. Поезд вновь тряхнуло. Пронеслась вдали деревенька жалкой горстью огней, мелкий дождь поливал рельсы, черные деревья, молчаливую скрытную землю, простирающуюся в ночи до дальних ледяных полей где льдины наползают на льдины и птицы поджимают розовые лапки, кружась над прорехами темной воды. — Точно, — вздохнул Пудик, рассеянно потрепав по затылку дремлющего пса, — ничего не было. |
|
|