"Кинжал из плоти" - читать интересную книгу автора (Пратер Ричард С.)

Глава шестая

Я зашел в небольшой бар с приятным приглушенным светом. Здесь обслуживали только за столиками, и напитки приносились с задней части заведения. Столики заполняли центр зала, а по четырем сторонам теснились плюшевые кабинки, обитые темной кожей.

Стройный юноша лениво наигрывал на пианино. Через какое-то время он запел. По крайней мере, на афишах он значился певцом, хотя его пассажи напоминали откровенное нытье. Песни в основном состояли из деликатного дыхания юноши в микрофон, который подрагивал в нескольких дюймах от его возбужденного лица. Иногда можно было уловить слово, похожее на «амоур», но все же реальную нервную дрожь вызывали его вздохи, рычание и стоны. Он выглядел довольно сексуально.

Я никогда прежде сюда не заходил и поэтому оставался у входа, пока не заметил белый носовой платок, которым блондинка помахивала над головой в кабинке дальнего ряда. Я кивнул танцевавшему высокому пареньку, прошел мимо него и направился к Энн.

Ее зеленые глаза сверкнули, и она похлопала по кожаной подушке дивана рядом с собой.

— Привет, малышка, — сказал я и сел напротив.

Нас разделял небольшой круглый столик.

— Привет, — ответила она.

Энн встала, обошла стол и притиснулась ко мне.

— А ты не спешил.

— И все же я здесь. Хотя в какой-то момент мне этого не хотелось.

Она очаровательно улыбнулась.

— Я была в тебе уверена. И ты тоже знал, что придешь.

— Но почему именно сюда? — спросил я.

— Только здесь ты можешь оценить меня, Марк.

Она сидела рядом, заложив руки за голову и чуть выгнув спину. Девочка смотрела мне в лицо.

— Ты уже оцениваешь меня, Марк?

— Конечно, детка. Но давай перейдем к делу.

Она расцепила пальцы, закинула руки мне на шею и прижалась к моей груди.

— Ты прав, — сказала она тихо и поцеловала меня в губы.

Я начинал злиться. Разумеется, я удивился — не так уж сильно, но все же, — и мои глаза раскрылись от изумления, когда она склонилась и впилась в меня губами. Длинные темные ресницы мягко трепетали в дюйме от моих глаз. Она открыла веки и спокойно взглянула на меня. Ее пухлые мягкие губы двигались нежно, с опытом большого знатока. Чуть позже она удовлетворилась, лицо стало серьезным, вокруг глаз появились морщинки, и мне показалось, что рот Энн улыбается в моем рту. Я импульсивно отпрянул и оттолкнул ее от себя. Выбрось это из головы, сказал мне внутренний голос.

— А ты самонадеян, — прошептала она и посмотрела вниз на мои руки.

Я торопливо убрал их с ее талии и поворчал:

— Ты разыгрываешь из себя взрослую даму?

— Даму?

Она улыбнулась.

— Это уже лучше. Но я не пытаюсь никого играть. Просто захотелось поцеловать тебя.

— Ты уже поцеловала. И вряд ли здесь это было уместно.

Мне почему-то сжало горло. Она хищно усмехнулась.

— Да? А где ты хочешь, чтобы тебя целовали? Мне кажется, тут идеальное место. Здесь могут даже изнасиловать, и ни одна душа ничего не заметит.

Я с усмешкой взглянул на эту маленькую ведьму.

— Скажи мне, Энн, ты действительно хотела поговорить со мной, или это одно из упражнений психологического практикума?

— Да, это опыт. Но не психологический. Я на самом деле собиралась поговорить с тобой. Сначала мне хотелось соблазнить тебя, но теперь в оправдание могу рассказать, что Глэдис все время лгала тебе.

— Лгала мне?

Я не понимал эту девчонку. Она говорила об этом, как о пустяке.

— Тебе действительно требуется оправдание, — пригрозил я. — В чем же она меня обманывала?

— Ты какой-то закомплексованный, — с улыбкой ответила Энн. — Может быть, угостишь меня сначала?

— Я не закомплексованный, но за выпивку уплачу.

— Тогда мне «френч». А что для тебя? Какой-нибудь кислоты?

Я пропустил ее слова мимо ушей и подозвал официанта. Сделав заказ, я взглянул на девчонку.

— Выкладывай. В чем мне солгала Глэдис?

Пока я подзывал официанта, беседа оборвалась. Я не следил за Энн и только сейчас заметил, что она смотрит на меня. Даже не просто смотрит, а со странным упорством наблюдает за моими губами. Ее рот плотно сжался. Она больше не выглядела привлекательной. Она вдруг постарела, стала более зрелой и хищной. Такой иногда становилась Глэдис. Я повторил свой вопрос. Она медленно мигнула и улыбнулась.

— Прости меня, Марк. Кажется, я куда-то улетела. Глэдис… Она сказала, что не помнит вечеринку.

— А она помнит?

— Конечно. Мы болтали с ней об этом больше часа в понедельник и подшучивали над папочкой, когда он вернулся вечером домой.

— А что ему пришлось делать?

— Мистер Борден сказал ему, что он Гитлер и произносит речь. Папа с жаром выступил. Вот смеху было. Отец учился в немецком колледже, но уже давно все забыл. А тут разразился целой речью на чистом немецком. Разве не смешно?

— Да.

Энн снова оживилась и все ближе прижималась ко мне. Я чувствовал, как кончики ее пальцев опустились на мое бедро, но, возможно, это произошло случайно. У меня вырвался вздох.

— Кажется, Глэдис тебе не очень нравится?

— Почему ты спрашиваешь об этом?

— Так просто. Ты затащила меня сюда и говоришь, что она мне лжет.

Энн улыбнулась.

— Она мне не нравится. Но я не затаскивала тебя сюда. Ты сам прибежал. И теперь останешься, правда?

— Ненадолго. Кажется, Джей в последнее время чем-то озабочен? Почему?

— О, Боже. Это его проблемы. Не знаю, почему, но он действительно чем-то озабочен.

— А Глэдис сказала, что ничего не заметила.

— Она просто врет. Это как если бы она не заметила, что рядом с ней упала луна.

Я притих, размышляя о Джее и его чертовом попугае. Ему не понравилась идея раскрыть эту историю семье, и он поначалу не поверил, что попугай — результат гипноза. Мне было больно видеть, как Джей разваливается на куски, и по многим причинам я хотел уничтожить его неуловимую птицу. Дружба, его доверие ко мне, надежда, что я помогу ему… А тут еще и Глэдис. Мне казалось, что я задолжал Джею больше, чем сумею когда-нибудь вернуть. Но я не помогу ему, если буду держать рот на замке, а в этом деле возникло несколько подозрительных моментов. Немного подумав, я рассказал Энн историю о попугае.

— Вот так, — закончил я. — Конечно, придется встретиться с этим Борденом, если я только найду его. Что-нибудь обязательно разнюхаю.

Она стала серьезной и даже нахмурилась.

— Просто не знаю, что сказать, Марк. Папа действительно взволнован последнюю неделю, но я надеялась, все пройдет. Забавно, но на вечеринке ничего не говорилось о попугаях. Мы немного пошутили, сначала про Гитлера, потом была речь, а потом Борден прочитал нам лекцию о гипнозе.

— Значит, пошутили? Что еще он делал с Джеем? Ты можешь рассказать мне все?

Официант принес напитки, и я отхлебнул рома с содовой.

— Вечером в субботу мы устроили обед, — заговорила Энн. — Борден пришел в восемь часов. Он прочитал лекцию и провел демонстрацию на папе. Отец встал. Борден сказал, что сейчас он упадет назад, что он уже падает, назад, назад. Потом папа начал падать, и Борден подхватил его. Он проделал с папой еще несколько трюков, показал нам гипнопендулум — инерцию руки и еще что-то.

— А ты неплохо разбираешься в этом, — вставил я. — Интересуешься?

— Я изучаю психоанализ в колледже. Читаю «Журнал общей психологии» и кое-что еще.

— Вот как?

Она улыбнулась и сухо призналась:

— Уже год я первая в группе. Я умница. Да, в самом деле. Мне даже кажется, что я гений.

Она засмеялась.

— Целый год? Но тебе только двадцать один.

— У-у! — сердито фыркнула Энн. — Только двадцать один. Если я пробовала героин в пятнадцать, какой же старой мне надо быть теперь?

Она опустила голову.

— И вот когда Борден закончил свои штучки, он заставил нас всех расслабиться, а затем занялся групповым гипнозом. Хорошо получилось с папой, Глэдис и Эйлой. Тогда он брал их по одному и гипнотизировал. Он сидел с нами до полуночи. Было весело, но со мной он не работал. Думаю, здесь моя вина. Но мне хотелось увидеть, что произойдет. Кроме того, я не желала, чтобы меня гипнотизировали.

Она замолчала и взглянула на меня, немного втянув свои щеки.

— Марк, хочешь я тебе отдамся? — спросила она шутливо.

Я кивнул и спросил:

— А потом что?

— Ах, милый, потом я буду вся в твоей власти.

— Черт побери, ты же знаешь, о чем я спрашиваю. Чем закончилась ваша вечеринка?

Она опять смотрела на мой рот, ее сжатые губы мягко двигались, как будто Энн слегка покусывала внутреннюю мякоть втянутых щек. Губы скользили взад и вперед, раз за разом повторяя массирующее движение. Кончики тонких пальцев сжали мою ногу, и она провела ладонью по моему бедру. Прикосновение обожгло, словно она касалась моей кожи.

Тон ее голоса стал новым, более высоким.

— Да забудь ты эту вечеринку, Марк. Поговорим о нашем свидании. О нашем вечере.

С минуту я колебался. У Энн было как бы два разных лица. Она становилась то нежной и мягкой, что, вероятно, приходилось на ее нормальное состояние, то вдруг казалась какой-то искусственной, почти огорченной, удивляя своей странностью или, может быть, страстью. Я просто не понимал ее. Еще не понимал.

— Слушай, Энн, милая, — произнес я. — Это не свидание. Понятно? Просто дружеский разговор, и мне нужна информация. Так что выкладывай.

Она вздохнула и улыбнулась.

— Ладно. Я согласна. Командуй ты.

В ее голосе ничего не изменилось. Но рука на моем бедре немного дрогнула, и я почувствовал это где-то в своем позвоночнике.

— Борден заставлял их делать всякие вещи. Но попугаев не было. Он сказал Глэдис, что после пробуждения, каждый раз, когда он коснется своего носа, она будет вставать, прочищать горло и снова садиться. И она делала это. Когда Борден спросил, почему она так поступает, Глэдис ответила, что у нее ноет спина и она пытается ее расслабить. Разве не смешно, что они всегда придумывают причину для своих действий после внушения?

— Знаешь, иногда не смешно. Но попугая не было?

— Ни одного.

— Джей встречался с Борденом один на один?

— Сейчас вспомню… Один раз, кажется. Помню, они пошли в спальную отца, чтобы выпить. Это было в самом конце, и они пробыли там очень недолго. А что?

— Просто любопытно, Энн. Я ни в чем пока не уверен. Может быть, ты расскажешь что-нибудь еще?

— Да вроде бы нечего, я так думаю. Ну теперь все?

Она усмехнулась.

— Нет. Кто составлял список приглашенных?

Какое-то время она молчала, затем выражение ее лица вновь изменилось. Зеленые глаза сузились, и язык слегка пощелкивал по губам.

— Может, мне убрать руку? — спросила она задумчиво. — Ты, кажется, даже не замечаешь, что она там, Марк.

Меня удивила натянутость моего голоса.

— Я замечаю.

Она улыбнулась, ее зубы сжались, ладонь нежно и медленно погладила мое бедро. Энн потянулась за сумкой, вытащила ручку и обрывок бумаги. Во рту у меня появился привкус ваты. Она взглянула на меня из-под длинных ресниц и тихо сказала:

— Вот-вот! Я догадывалась, что ты ее замечаешь.

А потом нежно добавила:

— Теперь смотри. Здесь сидели папа, Глэдис и я, здесь был Артур в длинном нижнем белье. Тут — мистер Ганнибал, папин адвокат и друг нашей семьи. Рядом был мисс Стюарт. Здесь находились Питер Саулт и Эйла Вайчек. Он художник, а она его модель. Боюсь, тебе она понравится.

Не переставая говорить, Энн быстро рисовала на бумаге схему.

— А почему она мне понравится?

— Потому что она просто прелесть. Разве тебе не нравятся прелестные дамы?

— Нравятся, но…

— Я тоже прелесть, однако она подходит тебе больше. Думаю, ты назовешь ее сексуальной. Такая, знаешь, сластолюбивая — еще больше, чем я.

Она помолчала и добавила:

— Хотя она немного глупа.

— О-о, тогда я уверен, что она мне понравится. Но, возможно, я не придусь ей по душе.

Энн придвинула рисунок ко мне.

— Если это произойдет, ты тут же все узнаешь.

Она усмехнулась.

— Если ты ей понравишься, то тоже узнаешь об этом. Правда, Эйле не хватает уравновешенности.

Энн улыбалась и говорила так, словно хотела подействовать на мое воображение.

— Впрочем, возможно, увидя ее без одежды, ты не согласишься со мной. И, наверное, тебе это понравится.

Я не знал, что сказать.

— Ты никогда не встречал Эйлу, — продолжала она. — Тебе трудно представить, как она выглядит обнаженной.

Энн приумолкла, а затем прошептала:

— Но ты можешь представить меня, правда, Марк?

В этом и состояла вся проблема. Я уже видел ее голой.

— Ну, попытайся, Марк, — просила она. — Посмотри на меня и представь себе это.

Она отодвинулась от меня и прислонилась к стене кабинки.

— Прямо сейчас, Марк.

Я взглянул на нее, на мягкие выпуклости и изгибы тела под шерстяной тканью. И тут я вспомнил о Глэдис и Джее, с трудом заставил отвести взгляд и виновато признался:

— Ради Христа, Энн, дай парню шанс. Притормози и скажи, почему ты думаешь, что я буду встречаться с Эйлой? Или с кем-то еще?

Она вздохнула, пожала плечами и выпрямилась.

— Да просто так, — наконец ответила она, и ее голос немного поскучнел. — Ты расспрашивал Глэдис о папе и вечеринке. Ты изводишь вопросами меня. Теперь этот папин попугай. Когда ты расстанешься со мной, то, конечно, пойдешь к тем, кто был у нас в тот вечер — возможно, чтобы выяснить, кто из нас лжет, Глэдис или я. Разве не так? Ты же детектив.

— Да, но…

— Я с удовольствием тебе помогу. Хочешь кое-что интересное?

— Ну…

— Когда ты встретишься с Питером Саултом, представься ему как художник. Не исключено, что он продемонстрирует тебе свои картины.

Энн указала на список.

— Тут имена и все адреса, которые я знаю.

— А его картины… Они хорошие?

— Они просто умора. Он предпочитает обнаженные тела.

Обнаженные? Ну что же, мне тоже нравятся обнаженные тела.

— Знаешь, — сказал я, — мне когда приходилось заниматься живописью в свободное время.

Она допила остатки напитка.

— Давай еще?

— Нет. Мне надо поговорить с гипнотизером.

— Да ладно тебе, Марк, — произнесла она серьезно. — Мне хочется выпить. И я не хочу, чтобы ты уходил. Ну, пожалуйста.

В ее голосе угадывалась небольшая фальшь. Я с любопытством взглянул на нее.

— Что происходит, Энн? Ты знаешь, что мне надо работать и мы не можем остаться здесь на весь вечер.

Я усмехнулся и осмотрелся.

— И уж точно не в этом месте. По-моему, мы из него уже выросли, а?

Она не ответила на улыбку и равнодушно сказала:

— Это хороший бар. Я чувствую себя здесь, как дома.

— Ты? Но неужели…

Она перебила меня.

— Не в этом смысле, нет.

Секунду Энн колебалась, потом придвинулась ко мне, и ее бедро прижалось к моему. Она скрестила руки на коленях и бросила на меня быстрый взгляд. Еще до того, как она заговорила, я знал, что Энн начнет рассказывать о себе, и мне вдруг не захотелось слушать ее. Но она смотрела прямо в мой рот и торопливо продолжала.

— Тут все немного сумасшедшие — вот почему здесь я чувствую себя, как дома. Видишь того небольшого мужчину в кабинке напротив?

Я даже не взглянул. Этого парня я и так отметил. Пока мы с Энн потягивали свою порцию, официант сделал к его столику три подхода.

— Он очень странный, и это ему не по душе. Возможно, он ощущает себя виноватым. Но, кроме всего прочего, он буйный алкоголик. С ним хорошо до первой рюмки, а потом, увы, все меняется. Но он мне нравится. И я ему тоже нравлюсь.

Я нахмурился, по-прежнему не понимая ее, и она, прижавшись ко мне еще ближе, пояснила смысл своих слов прикосновением ладоней и движениями тела.

— Давай еще по одной. Только для меня что-нибудь послабее. А себе покрепче.

Она была немного навеселе, но ее действия казались настолько странными, что девочка почти пугала меня. Эта жаркая настойчивость ее слов и движения, которые говорили сами за себя… Она была молодой, горячей, милой, и я все чаще думал о ней как о женщине, а не как о дочери моего приятеля.

Но я и так слишком сильно слился с семейством Вэзеров. Теперь мне начинала нравиться Энн, а я не хотел впутываться в их семейные дела еще больше.

— Мы просто беседуем, Энн. Я провожу тебя домой.

Она покачала головой, но пошла за мной, когда я выскользнул из кабинки и направился к выходу. Когда мы выходили, пианист провел длинными белыми пальцами по клавишам и мягко вздохнул в микрофон.

Энн всю дорогу жалась на сидении. Она закрыла глаза, скрестила руки на груди и как будто обнимала себя. Я посмотрел на нее и увидел, что ее бедра слегка дрожат и извиваются. Ее глаза оставались закрытыми, и, казалось, она не замечала меня. Но едва я остановился перед небоскребом на площади Святого Эндрю, она положила ладонь на мою руку и склонилась ко мне.

— Марк.

— Да, Энн?

— Я надеялась, что ты отвезешь меня в другое место. Не сюда. Не домой.

— Я же говорил, что провожу тебя домой.

— Да, помню. Но мне показалось… Посмотри на меня, Марк.

Она придвинулась ко мне. Ее лицо приблизилось, и я ничего не видел, кроме темных бровей, огромных зеленых глаз и изогнутых красных губ. Лицо выглядело напряженным, губы были влажны и раздвинуты.

— Поцелуй меня, Марк.

Она притянула к себе мою голову и прижала губы к моим губам. Поцелуй получился сладким и мягким. Ее губы казались теплыми и нежными. Но только сначала. А потом они вдруг стали требовательными, жадными и скорее заманивали, чем целовали. Я обнял ее, прижал к себе, массируя губами девичьи уста. Ее язычок ожил в моем рту. Наконец я положил руки на ее плечи и нежно отодвинул от себя.

— Подожди минуту, Энн. Так вообще не годится.

— Я прошу тебя, Марк.

Ее руки жили своей жизнью, зубы плотно сжались. Я видел биение пульса на изящной и плавной линии детского подбородка. Дыхание жгло, рот находился в дюйме от моих губ.

— Энн, я должен уйти, прямо сейчас. Мы не можем… Мне надо повидаться с Борденом.

— Марк, я тебе не нравлюсь? Ты не считаешь меня достойной себя?

Я ощущал мягкость ее плеч под своими пальцами. Каждые несколько секунд ее тело импульсивно вздрагивало, и это движение проникало через пальцы в мое тело.

— Ты нравишься мне, — прошептал я. — Ты очень милая, красивая…

Я замолчал. Не хватало слов, чтобы объяснить, насколько я запутался.

— Тогда не будь таким грубым, — умоляла она. — Я еще в баре сказала тебе, как себя чувствую. Помоги мне, Марк. Помоги мне…

Ее руки обвили шею. Она снова прильнула ко мне. Губы впились в мой рот. Пальцы ласкали то шею, то грудь. Она сжались, и я ощутил, как ногти проникают сквозь тонкую ткань рубашки. Я слышал тяжелые удары своего сердца.

Ее тело было мягким, оно отдавалось моим рукам. Энн скатала свитер и прижала мою ладонь к своей коже. Ее пальцы скользнули под мою рубашку, и ногти царапали спину. Я провел рукой по ее гладкому боку, сжал твердую теплую грудь. Ее губы двигались в моем рту, дыхание заливало лицо. Грудь будто обжигала мою ладонь. Мягкость тела смешивалась с плавностью бедер, влага стекала с губ.

— Марк, — тихо прошептала она. — Марк, люби меня, люби меня, люби меня.

Словно ледяной водой окатили кожу. Я вдруг вспомнил, как Глэдис говорила то же самое, почти тем же тоном, произнося целые фразы как одно слово, а ее горячее, струящееся и жадное тело вытягивалось, когда руки конвульсивно прижимались к моей коже. Глэдис. Миссис Вэзер.

Я резко оттолкнул Энн. Она всхлипнула.

— Марк!

— Иди домой.

Мой голос стал странным, резким и почти угрожающим.

— Что случилось? Я не понимаю.

— Прошу тебя, Энн. Иди домой.

— Ты серьезно?

— Да.

Не знаю, как долго она смотрела на меня. Ее глаза не мигали. Рот плотно сжался. Наконец она опустила голову и тихо спросила:

— Почему, Марк?

— Не знаю.

— Я что-то не так сделала?

— Нет.

— Тогда почему?

— Я не могу тебе этого сказать. Сам не понимаю. Я запутался. Просто забудь об этом, Энн.

Несколько секунд она молчала, а потом тяжело вздохнула.

— Я пойду домой, Марк. Наверх. В свою комнату. Я буду думать о тебе. Ты этого хочешь?

— Наверное.

— Я разденусь и буду думать о тебе. Я головой залезу под одеяло и буду лежать без сна. Я буду думать о тебе.

Она замолчала. Я ничего не ответил.

Энн больше не произнесла ни слова. Через несколько долгих секунд она вышла из машины и тихо прикрыла дверь. Я слышал стук ее высоких каблуков по цементной дорожке.

Посидев немного в машине, я завел мотор и отправился в деловую часть города.