"Рожденные в завоеваниях" - читать интересную книгу автора (Фридман Селия С.)

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Сила с шумом открыла дверь, чтобы предупредить кайм’эра о своем появлении.

— А, какой точный расчет времени! Затар, у твоей Хозяйки нет равных в выборе слуг.

— Знаешь ли, Сечавех, я сам их подбираю — или по крайней мере тебе следует это знать. Выпей вина.

Хрупкая дувекская женщина встала перед лордом на колени и протянула украшенный драгоценными камнями поднос, на котором стояли три полных стакана. Сечавех взял один и кивнул Йирилу.

— Я люблю хрупких, — сказал он, улыбнувшись.

Затар улыбнулся в ответ.

— Я так и думал.

— Я такой предсказуемый? — притворно удивился Сечавех. Его глаза многозначительно светились, когда он потягивал вино.

— Иногда, — отговорился Затар.

Кайм’эра какое-то время наслаждались послевкусием, тихо комментировали ощущения и не возвращались к своему разговору, пока женщина не ушла и заново не установилась звукоизоляция.

— Я с тобой, — сказал Сечавех. — У меня свой резон, конечно. И совсем необязательно мне одобрять твои методы. Но я тебя поддержу.

Затар приподнял бровь и посмотрел на Йирила.

— Разве я могу бросать вызов великому Затару? — кайм’эра пожал плечами.

— Мне нужно больше, чем это, Йирил.

— Что я могу тебе дать? Ты показываешь мне планы, основанные на суеверных страхах. Ты хвастаешься, как будешь манипулировать дураками. Может хватит, а?

— Время подходящее, — Затар поставил стакан и отодвинул от себя, движение это не показывало, как он напряжен. — Столетие за столетием кайм’эра рассматривали альтернативные структуры для нашего правительства. Но если вводить изменения, то их нужно вводить немедленно. До того, как нас останется слишком мало. До того, как наши позиции ослабнут и Холдинг поднимется против нас. Тогда станет уже слишком поздно.

— Согласен — ты абсолютно прав, — кивнул Йирил. — Но, Затар, все равно должен найтись человек, который готов вынести вопрос на голосование, и достаточно людей, готовых пожертвовать собственной властью, чтобы избежать катастрофы — ведь она может и не случиться на протяжении их жизни. Ты говоришь мне, что ими можно манипулировать психологически. Я тебе скажу, что они эгоисты — и в любом сражении на Бракси, нисколько не сомневаюсь, это качество победит.

— Согласен, — спокойно ответил Затар. — Поэтому они должны верить, что реструктуризация необходима лично им. Сейчас, а не позднее.

— Все равно остается много браксанов, — заметил Сечавех. — Даже при потерях в среднем достигающих пятидесяти процентов во время эпидемии чумы, у нас впереди столетия, пока не сократится количество членов кайм’эрата.

— Именно так, — Затар согласно кивнул. — Но есть и другие опасности, которые нам угрожают, кроме расового уничтожения.

— Такие же опасные? — резко спросил Йирил.

— В некотором смысле — даже более. Теперь рассмотрим вот какой вопрос: у одного монарха, как у Харкура, имеется власть, с которой никогда не сравниться ни один человек — и обязанностей больше. Это, я думаю, и является самым важным. Пока мы считали, что браксана у власти — это благоприятно для человека, который получает такое положение, что-то, чего хочет любой. Но есть и обратная сторона медали, и на этом я планирую сыграть.

— Браксаны не слывут трусами перед лицом опасности.

— Но они трусливы, когда дело доходит до того, чтобы взглянуть правде в лицо — по крайней мере, определенной правде. Посмотрите вот на это.

Он протянул руку к стене и открыл панель.

— Как давно мы получали полный военный отчет во время заседания? — спросил Затар и вставил чип в соответствующую прорезь.

Двое других мужчин пораженно посмотрели друг на друга. До этого момента они не осознавали, что стандартное представление ситуации на карте в последнее время забросили, и посыльные, сообщавшие новости с фронта, выражались довольно туманно.

— Вот именно, — сказал Затар и снова повернулся к ним. — Смотрите сюда.

Свет в комнате потускнел и перед ними развернулась звездная карта. Трехмерное изображение занимало целую половину помещения, точки света пропорционально размещались в темноте, представляя звезды, а легкий цветной туман — соответственно, красный и голубой — представлял территории, принадлежащие Империи и Холдингу.

— Военная Граница пять жентов тому назад, — Затар нажал на рычаги управления и туман слегка переместился. — Четыре жента. — Снова переместился. — Два. — Красный туман медленно плыл вперед, как нечто живое, поглощая пространство перед собой. — Последний жент. — Затар позволил кайм’эра переварить увиденное, затем добавил: — А вот наш последний отчет.

Лорды потеряли дар речи.

— Йирил? — позвал одного из них Затар.

— Я понимаю, почему нам это не показывали, — тихо отозвался тот.

— Да, — согласился Сечавех. — И я думаю, что некоторые за это ответят.

— Согласен, — Затар смотрел на звездную карту со смешанным чувством —гордости и любви. — Но забудьте о проблеме на минуту. У нас есть еще одна, гораздо более достойная внимания проблема. Кайм’эра, мы проигрываем Великую Войну.

— Переход пограничной территории из одних рук в другие — не новость, — возразил Сечавех.

— Правильно. Но посмотрите сюда, — Затар подошел к карте и показал на полуостров красного тумана, который протянулся через Границу и приближался к исконно браксинскому космическому пространству. — Кайм’эра, я спрашиваю вас: как отреагирует Бракси, когда впервые за десять тысяч лет наша безопасная внутренняя граница будет нарушена?

Последовало молчание, Йирил с Сечавехом задумались, и наконец Йирил пробормотал:

— Очень плохо.

— Давайте говорить начистоту. Мы никогда не проигрывали ни одну из войн. Готов признать: мы не знаем, как это — проиграть войну.

— И из этого следует, что у барксанов очень многое поставлено на карту, — Сечавех улыбнулся. — Нужно приложить усилия, чтобы это не произошло во время их правления.

Йирил был менее уверен в этом.

— Потеря мелкой звезды или двух — это ведь Бирсул, не так ли? Я так и думал. Это само по себе не проигрыш в Великой Войне, — возразил он.

— Но кайм’эра испугаются, — прищурился Затар.

— О, зловещее предзнаменование, — кивнул Сечавех.

— И не повредит еще тот факт, что это случилось, когда большинство из них ничего об этом не знали.

— Поэтому ты можешь добавить этот факт к рассказу о выходе ситуации из-под контроля, — парировал Йирил. — Но все равно этого недостаточно.

— Хорошо, — решился Затар. Карта погасла и зажегся свет. — А если враг — женщина?

Последовала пауза — собеседники переваривали информацию. Сечавех заметно помрачнел, вид его стал угрожающим, но он ничего не сказал. Йирил первым нарушил молчание:

— Ты имеешь в виду женщину, директора…

— Нет, — оборвал его Затар. — Ведущий корабль из тех, которые должны пробить границу Бракси, находится под командованием женщины, и она руководит всеми действиями, от начала и до конца. И это — еще не все. — Затар сделал паузу, радуясь беспокойству старших мужчин. — Она — телепат. Функциональный телепат, полный, если пользоваться терминологией Империи. В прошлом Империя нанимала на службу по крайней мере одного экстрасенса и может планировать привлечь других. Кайм’эра, то, с чем мы столкнулись, — изменение самой природы Войны! Изменение, которое разрушит нас. Я спрашиваю, их это испугает?

— Если не испугает, то я задумаюсь об их здравомыслии, — ошеломленно произнес Йирил. — Но это правда, Затар? Или удачная фальсификация?

— К сожалению, это правда. Я понимаю, что среди азеанцев экстрасенсы — не новость, но почему они только теперь присоединились к флоту? Этого я вам сказать не могу. Но я знаю вот что: коммуникации — ключ ко всей сверхсветовой войне. Мы ограничены радиусом действия наших приборов. А что случится, когда азеанцы увеличат свой радиус до бесконечности? Со всей прямотой заявляю вам, кайм’эра: эта женщина — только начало чего-то, что — если этому позволить продлиться — будет означать наше поражение.

— От рук женщины, — пробормотал Сечавех.

— Соедините потерю всей власти с угрозой шемар. Нарисуйте им картину Холдинга на коленях перед женщиной. Нас, склоняющихся перед экстрасенсом, нас, которые убивали собственных детей, чтобы эта мутация не доминировала в нашей расе! Если они этого не испугаются, кайм’эра, то они не браксаны.

— Да, хороший повод, — согласился Йирил. Но тон его не был уверенным. — И, кажется, эта странная женщина знает о том.

Затар был доволен тем, что Йирил понял его, и кивнул.

— В этом и заключается ирония. В фактическом обмене территориями по д л и н е Границы у нас более надежное положение, чем раньше. Кто-то из вас заметил это на карте? Кто-то из вас хотел спросить об этом? Мысль о поражениии, нанесенном женщиной — причем женщиной-экстрасансом — так беспокоит вас, что подавляет способность мыслить. Я думаю, что о н а на это и рассчитывает. Я думаю, что она пытается прорваться в браксинское космические пространство как раз по этой причине — поскольку этот шаг выведет нас из строя и даст Империи психологическое преимущество. Экстрасенсорные способности этой женщины дают ей уникальное преимущество на этой арене, — Затар сделал паузу, напряжение в комнате стало осязаемым. — Она думает выиграть войну, кайм’эра. И учитывая ее природу, эта женщина, пожалуй и может это сделать.

— Кто она? — спросил Йирил. — Как я понимаю, ты знаешь об этом.

— Ее зовут Анжа лиу Митете. Дочь Дармела лиу Туконе и наследница его способностей. Фактически — неазеанка, ей «повезло» унаследовать генокод от какого-то инородного предка, и азеанские власти подняли столько шума, чтобы ей отказали в гражданстве. Живой парадокс — и опасный. Я предлагаю от нее избавиться. Сейчас. Пока еще можно.

— Очень хорошо, — иронически заметил Сечавех. — Как?

— Я не думаю, что женщину можно убить на Границе, — объяснил Затар. — У наших сил там и так трудности в сдерживании сил под командованием Анжи, поэтому сомневаюсь, что наши в состоянии уничтожить сам «Завоеватель». Но Звездный Контроль периодически заставляет своих сотрудников брать отпуск и проводить его на земле. Когда-нибудь Анжа лиу Митете покинет свой корабль.

— Ты предлагаешь набег?

— Нанять убийцу. Один человек проскользнет в Империю, туда, где они менее всего ожидают увидеть браксинца.

— Системы безопасности работают более напряженно, чем раньше, — указал Йирил. — Из-за тебя.

— Я один раз это сделал и думаю, что это можно проделать вновь. Азеанцы не живут среди разнообразных рас, как мы, они не привыкли смотреть на чужестранцев и определять их происхождение. Их расовый инстинкт диктует им: все, что выглядит по-азеански и действует по-азеански на самом деле является азеанским. Единственный риск — это оказаться в присутствии службы безопасности, но это очень малая часть общей картины. Риск, но необходимый.

— Ты поедешь сам, — внезапно догадался Сечавех.

— Конечно, — подтвердил Затар. — Кому еще может удастся подобное?

— В прошлый раз ты был моложе, — Йирил был явно настроен скептически. — Лучше приспосабливался. И терял тебе было почти нечего.

— Сколько времени это займет? — спросил Сечавех.

— По моим оценкам, от двух до трех лет. Это включает время на ассимиляцию и поиск путей — придется путешествовать в обход Империи, к слабо охраняемой границе. Ну, допустим: три года.

— Три года не появляться в Цитадели, — задумчиво сказал Сечавех. — Это будет огромной политической потерей.

— Кайм’эра, мы или делаем это вместе, или не делаем вообще, — убежденно заговорил Затар. — Послушайте, что я предлагаю. Я отправлюсь в Империю и разберусь с этой женщиной. А у вас пока имеется два или три года на обработку других кайм’эра. Возьмите под контроль военных советников и все отчеты. Изменяйте их, если в этом есть необходимость! Играйте на страхах ваших коллег. Угроза достаточно реальна, и идеально соответствует браксанской мифологии. У большинства из этих людей больше суеверий, чем они когда-либо признают. Я думаю, что ими можно манипулировать через эту слабость. Мы все признаем, что настоящее разделение власти — гибельное. Предложите альтернативу — небольшая группа людей, которые будут разбираться с угрозами такого масштаба. Вначале номинальные назначения. Нам нужен прецедент.

— А ты, сыграв роль спасителя Холдинга…

— Они никогда не возвысят меня одного, браксанский ум не так примитивен. Должны быть другие люди, помогающие мне властвовать — вы двое — и равное число противников перемен, чтобы все уравновесить. А также один бесстрастный лорд, чтобы получилось нечетное число. Всего семь. Это звучит разумно?

— Другими словами, Высший Кайм’эрат, — Йирил задумался. — Знаешь ли, мы рассматривали это раньше.

— Вот именно. Пока вы проводите подготовительную работу, а я обеспечиваю катализатор, это может сработать.

— Угроза хороша, — сказал Сечавех. — Насчет времени все правильно. Но потребуется все подать как следует…

— Да, — Затар снова сел, его глаза горели, когда он опять поднял стакан с вином. — Необходима мелодрама. Вот такая например — ужасная Анжа лиу Митете умирает Черной Смертью прямо перед нашим взором, на Переговорной Станции, а ее соратники не могут ей помочь. Ну, как?

— Ну, это может сработать, — усмехнулся Сечавех.

— Или ничего не сработает, — согласился Йирил. — Если, как ты говоришь, правильно подготовить почву…

— Это ваша работа, — бросил младший кайм’эра.

Дневная смена закончилась.

Анжа лиу Митете находилась одна на палубе наблюдения и смотрела в черноту, усеянную звездами. На уровне внизу, в полном приборов отсеке измерялись показатели и протяженность пустоты. Но приборы не могли уловить ее великолепия, его показывал только этот простой обзор.

Анжа глубоко дышала и отправляла свои чувства в темноту. Далеко справа сознание населения какой-то планеты излучало экстрасенсорное тепло, и Анжа идентифицировала планету: Икн. Еще дальше, почти вне пределов ее досягаемости, она почувствовала враждебность, там находилась Военная Граница. Там Анжа уловила знакомое прикосновение также коллег, их добрые намерения. А за ними — точки агресии в темноте, словно поющие о крови и смерти, и экстаз насилия, окруженный разумами, которые никогда не смогут разделить эту музыку. Браксинцы. Когда «Завоеватель» подойдет поближе, Анжа сможет указать определенные корабли или людей и начнет составлять карты с их местоположением, а пока она чувствовала только прикосновение их ненависти, расплывавшейся в космосе.

Анжа вздохнула и ограничила свое осознание экипажем кораблем. Ей требовался отпуск на земле, но она будет рада вернуться на Границу. Остановка на Адрише принесла больше зла, чем пользы. Она надеялась, что экипажу повезло больше. Анжа предполагала, что большинство из них чувствовали то же, что и она сама, — что лучше бы вообще не покидать Войну. Требовалось столько сделать, и время было бесценно…

Анжа быстро ушла с палубы. Дневная смена расходилась по местам общего пользования или личным каютам, поесть, отдохнуть или развлечься в соответствии с личными интересами. Командир направилась по коридорам к двери, на которой значилось «Спортзал II». Дверь открылась при ее приближении.

Он был ее собственностью. Не фактически, потому что спортивными залами огромного корабля разрешалось пользоваться всем, а по атмосфере. К оформленному в варварском стиле помещению массу вещей добавила сама Анжа — стойки с оружием, современным и древним, острым и затупленным, колчаны со стрелами и луки, чтобы отправлять их в полет, посохи и пращи и даже оружие, неизвестное в Империи и чужеродное для всех входящих в нее культур. Интерес, который пробудил и постоянно поддерживал Юмада, стал навязчивой идеей. В смертельных играх было что-то, что подходило природе этой женщины больше, чем любое другое времяпровождение.

Анжа выбрала несколько кинжалов и спортзал обеспечил ей соответствующую цель. Эти метательные ножи — подарок благодарного народа за ее своевременную поддержку — изготовили на Рахне. Анжа улыбнулась, взвешивая их в руке. Она никогда не сообщала о своем хобби публично — ей не требовалось. Купцы прочесывали галактику в поисках остатков варварских культур, покупали лучшие клинки и продавали самые лучшие из них, если не лично Анже, то кому-то, кто хотел ее порадовать.

Первый кинжал прорезал воздух и вонзился в мишень, примерно на ширине ладони от центра.

Анжа нахмурилась. Плохо. Второй пришелся ближе к цели, но третий, брошенный слишком сильно, пронзил тонкую мишень у края и воткнулся в стену.

— Не лучший твой день, — проворчали за спиной.

Анжа повернулась и обнаружила своего личного врача. Он стоял, прислонившись к стене, и улыбался. Она рефлекторно произвела поверхностный анализ — доброжелательная ирония на поверхности сознания, под ним напряжение, Тау пытается что-то сказать и не знает, как начать. Насилие? Страх? Нет, это ощущение, вероятно, связано с оружием, и ее собственным раздражением, не Тау.

— Да, бывали у меня и лучшие дни, — кивнула командир. — Я думала, у тебя есть работа.

— Есть, — кивнул Тау. — Мы можем поговорить?

— Давай.

— Наедине, — что-то внутри него искало… окружения, вдохновляющего на разговор. Спортзал не подходил. А что подходило, она не могла прочитать, не нарушая профессиональной этики телепата.

— В моей каюте? — предложила Анжа.

— Отлично.

По пути Анжа изучала поверхностные эмоции Тау. Колебание, опасения. Почему? Знать эту малость было хуже, чем не знать ничего вообще.

Ее личная печать на двери казалась излишней при системе безопасности «Завоевателя» и Тау часто говорил об этом. Теперь он ничего не сказал. Даже его мысли как-то неестественно молчали, это напоминало затишье перед грозой.

Анжа никогда не умела вести себя так, чтобы люди в ее присутствии почувствовали себя комфортно. Она просто ждала.

— Дело касается исследования на Адрише, — осторожно начал доктор.

Анжа ничего не сказала. Ее лицо не выражало ничего, кроме вежливого беспокойства и любопытства — женщина хорошо умела скрывать свои чувства.

— Как ты уже знаешь, Старейшины Адриша попросили моего совета по поводу необычного вскрытия. Они думали, что мой уникальный опыт может оказаться полезным.

— Ты так и говорил тогда, — подтвердила Анжа.

— Я не завершил процедуру, — быстро проговорил Тау.

Ее лицо потемнело.

— Тебе следовало сообщить мне это не лично, а по системе связи. Твое звание позволяет тебе…

— Меня не останавливали в одиночестве, командир, — опередил Анжу доктор. — Я сам решил не продолжать. Результатов исследования, которые показали мне Старейшины, было достаточно, чтоб подтвердить мои худшие подозрения, они меня уже некоторое время беспокоили, но я не решался их проверить, опасаясь, что Старейшины придут к тем же выводам. И я хотел, чтобы мы стартовали перед тем, как сообщу тебе все. Я…

Анжа выразила его мысль одним словом:

— Боялся.

— Да, — Тау колебался и она слышала, как работает его сознание, пытаясь подобрать правильные слова. — Я думаю, что все станет более ясно, если я опишу тот случай.

— Ну тогда, пожалуйста, опиши. — может, слишком Анжа слишком уступает ему? Ей нужно последить за собой.

— Мужчина был… его звали Сим Че-Ли, — Тау сделал паузу, подождав реакции, но таковой не последовало. — Человек этот стоял вне закона, они бы его и сами убили, если б поймали. Безжалостный, жестокий — хладнокровный убийца, с взрывным характером, он гордился тем, что объявлен вне закона во всех человеческих мирах.

— Я знаю этот тип людей, — «Даже слишком хорошо». — Продолжай.

— Он умер пять ночей назад. Власти нашли его тело и произвели вскрытие. То, что они обнаружили, привело их в замешательство. Все выглядело так, словно у преступника был поражен мозг, причем внезапно, ряд функций, необходимых для поддержания жизни, одновременно и таинственным образом прекратили работать. Но никто не бил его. По крайней мере физических повреждений не было. Власти хотели обсудить со мной возможность какого-то психологического воздействия. Они хотели знать, как это отразилось бы на физиологии.

— Им следовало обратиться в Институт за помощью.

— Они обратились. Это было очевидно. И им отказали или скорее отложили на неопределенное время передачу информации. Что в общем означает одно и то же. Твой Институт не слеп, Анжа. Мозг человека не сгорает сам по себе без провокации. Если ты скажешь мне, что он умер от страха, отчаяния, даже ненависти к себе, я покажу тебе, как найти знаки всего этого в химическом составе организма. Обычные эмоции могут убить, но оставят какие-то следы. Однако телепатия их может и не оставить.

— Это обвинение? — вдруг рявкнула Анжа. Слишком быстро, она явно пыталась защититься, и пожалела о своей реакции, как только произнесла это вслух.

— Я видел протоколы, — тихо сказал Тау. — Левирен, Кей Сан, другие. Ты убила их. Я знаю.

Анжа скрестила руки на груди и стояла неподвижно.

— Ты пришел к несколько поспешным выводам, — ровным голосом сказала она.

— Нет, — покачал головой Тау. — Вначале ты не была такой осторожной, а это приводит меня к мысли, что по крайней мере тогда это было ненарочно. Я сам видел тебя с Левиреном. Достаточно легко составить свидетельство о смерти, если тебе обеспечена императорская неприкосновенность: внезапная смерть, причину точно определить невозможно. На утро после смерти Левирена мы рванули к Границе. Затем Арварас — ты говорила о нем, помнишь? После этого ты перестала говорить. Их стало труднее отслеживать, но возможно. После того, как я стал связывать эти смерти с твоим отпуском на поверхность планеты, остальное стало само складываться.

— Доказательств нет, — сказала Анжа холодно, скрывая огонь, пожирающий ее душу, огонь, который будили эти воспоминания. «Будь ты проклят!» — подумала она.

— Я хочу помочь, — тихо сказал доктор.

— Это не твоя забота, — зло парировала Анжа.

— Я — твой личный врач — и это моя забота!

— Ты ничего не можешь сделать!

— Позволь мне самому об этом судить.

— Тау…

— Чего ты хочешь от меня, Анжа? — оборвал ее доктор. — Заявление в письменном виде с тремя печатями, подтверждающее мою преданность тебе? Я уже пять лет летаю с тобой на этом корабле. Я знаю, на что ты способна. Если ты скажешь мне завтра, что превратилась в какое-то мистическое существо, которому требуется каждый день сжирать по человеку для продолжения жизни… О, Хаша! Я наверняка стану помогать тебе заметать следы. Польза, которую ты принесла, измеряется целыми планетами, а люди, которым ты помогла, миллиардами. Что такое шесть человек в сравнении с этим?

Ошарашенная такой неистовой верностью, Анжа быстро переоценила ситуацию.

— Я никогда не думала, что ты такой хладнокровный убийца, — теперь она смотрела на своего личного доктора совсем иначе.

— Целеустремленный и всецело преданный тебе! — обрадованно выдохнул Тау. — Знаешь, именно поэтому меня и выбрали для этой работы — любого менее упрямого, чем я, ты бы превратила в коврик для вытирания ног. Еще до того, как позволила бы хорошо взглянуть на эту твою проклятую ценную анатомию. И тем более — на твой разум.

Несмотря ни на что, Анжа улыбнулась. Тау был прав.

— Точно в яблочко, — ей потребовалось некоторое время, чтобы справиться с неприятным чувством в животе, и частично это у нее получилось.

«Зачем тебе моя искренность в этом вопросе? — размышляла Анжа. — Помочь мне… а если бы ты на самом деле мог? Или узнать, что и как я делаю, раз тебе так приказали, чтобы Азеа получила все мои секреты?»

Последняя мысль унизила бы Тау, и Анжа знала это. Женщина отвернулась, чтобы скрыть свое замешательство, и тихо предложила:

— Этого не должно было случиться. Этого больше никогда не произойдет. Пусть этого будет достаточно.

— А если против тебя выдвинут обвинения? — спросил Тау.

— Кто обвинит меня в убийстве гражданского лица? — сказала Анжа с упреком.

— Любой член Совета Правосудия, кому первым придет в голову выдвинуть против тебя это обвинение, — доктор помедлил. — Попал, верно?

Он пробил ее броню и эмоции зашевелились в душе. Страстное желание, и отчаяние, и необходимость человеческого контакта. С кем, если не с ним? Он предлагает поддержку. Его беспокойство кажется искренним. Почему бы Анже не принять его помощь?

— Ты не знаешь, о чем просишь, — Анжа почувствовала, что дала слабину, и предвидела падение щитов, которые всегда оберегали ее от суждений — и презрения — остальных людей.

— Доверься мне! — мягко сказал Тау.

Анжа изучала его снаружи и изнутри, глубже, чем делала когда-либо раньше. Его предложение давало ей свободу изучить личность Тау изнутри, оценить его доверие, и она воспользовалась возможностью, чтобы понять то, что профессиональная этика раньше запрещала, сугубо личные вопросы. Тау встретил ее открыто и откровенно показал мотивы своих действий. Беспокойство. Любопытство. Дружелюбие. Анжа осторожно попробовала последнее и, несмотря на чужой для нее тон, нашла ответную реакцию у себя. «Мне нужно высказаться, — подумала Анжа. — И здесь есть тот, кто готов выслушать меня». Больше она не станет ничего рассматривать.

— Что ты знаешь о телепатическом контакте в гетеросексуальной паре, соединившейся на всю жизнь? — спросила Анжа. Она не могла выразиться более ясно, если только выложить все прямо, и ожидала от Тау смущения. Но он, по-видимому, понял, что она имела в виду.

— Говорят, что в процессе полового контакта телепаты очень сильно соприкасаются друг с другом — независимо оттого, связанна ли эта пара на всю жизнь или нет, — ответил Тау. Он все понял — таков был скрытый смысл его слов. Если у Анжу нет необходимости объединяться с кем бы на всю жизнь — право на это давалось азеанцам от рождения, — то она, конечно, ищет удовольствия по другой причине. Тау принимал это как должное.

Анжа этого не ожидала.

— Ты знаешь о процессе? — насупилась она, но почувствовала облегчение: может, ей и не потребуется все объяснять.

Тау пожал плечами, но глаз не отвел.

— По слухам, — ответил он настороженно.

— Институт тебя не готовил?

— Не в этом плане.

— Им следовало бы… Следовало ожидать… — Анжа замолчала, обеспокоенная внезапным открытием. Почему они пренебрегли объяснением такой важной части ее прошлого? Не ожидали, что она рискнет быть пойманной, ради того только, чтоб поэкспериментировать… Нет, на них это не похоже. В Институте все очень щепетильны. Тем не менее им следовало рассказать обо всем Тау.

И вдруг все встало на свои места: они хотели, чтоб Анжа зависела от Института, и такие меры обеспечили бы ее постоянную привязанность. Не найдя себе поддержки среди членов экипажа, ей пришлось бы вернуться к Ллорну. Или нести бремя воспоминаний в одиночестве.

«Будьте вы прокляты! — зло подумала Анжа. — Будьте вы все прокляты!».

Она повернулась к Тау и, хоть ногти и впивались ей в ладони от кипящего внутри гнева, Анжа заставила себя говорить спокойно, чтобы ясно дать понять ему: ее ярость направлена на других.

— Сядь, — тихо сказала женщина. — Я попытаюсь объяснить.

Он сел около письменного стола, Анжа пристроилась на краешке стула с другой стороны, напротив него, ее пальцы нервно постукивали по столешнице.

— Вскоре после того, как меня сюда назначили, мы остановились на Шеве, чтобы собрать эскорт для сопровождения на Кол-Суа. Помнишь? — Тау кивнул. — Посол Левирен… предложил мне заняться любовью. До этого я проявляла осторожность и избегала любых сексуальных контактов, опасаясь политических последствий, но на Шеве… — она вздохнула. — Я приняла предложение. Он хотел меня и трудно отказать кому-то, когда ты так захвачен его вожделением. Я сказала себе, что заслужила это. Я всю жизнь отказывала себе в одной части жизни, но теперь, после того, как самый трудный период закончился, я могла себе позволить немного расслабиться. И вот я приняла предложение Левирена. У него был дом в окрестностях Венесаши и мы отправились туда — тихое, уединенное место, где нас никто не побеспокоит. Я помню, как почувствовала напряженность его ожидания, силу желания и прочувствовала все внутри него — более четко, чем когда-либо с простым человеком. Возбуждение любого рода стимулирует телепатический контакт и более всего — сексуальное возбуждение. Для телепата удовольствие — это поделиться опытом; барьеры полностью открываются и каждый переживает удовольствие за двоих… как я предполагаю. Так должно быть. Я так этого и не выяснила. Потому что он умер, Тау. Когда Левирен держал меня в объятиях, когда я ответила ему… он умер.

Анжа мгновение наблюдала за реакцией Тау. Но ее не последовало, и женщина коснулась его поверхностных мыслей, ожидая отвращения или жалости, или и того и другого. А нашла только беспокойство. Это удивило Анжу.

— Я пыталась определить, что могло вызвать его гибель, — тихо сказала Анжа, успокоенная тем, что нашла в Тау сочувствие. — Я могла думать только о ярости и жестокости внутри меня, которые перешли из сознания в сознание со всей силой прямого контакта, а Левирен с этим не справился. Он ушел из жизни — просто перестал существовать. Я убедила себя, что случилось именно это, и более яростный и сильный человек может преуспеть там, где провалился Левирен. И я стала искать такого человека.

— Арварас, — догадался Тау.

— Кей Сан. Другие. Это ни разу не сработало.

— Разве нет способов блокировать контакт в этом случае?

— Это называется дисциплиной контакта, — сухо ответила Анжа. — Я не могу этого сделать. Не спрашивай меня, почему — я сама не представляю — но я так и не смогла ее освоить. Мое тело является проводником для мыслей, и чем больше я напряжена, тем лучше это срабатывает. Моя единственная неудача. И очень большая, проклятье! Однако я продолжала искать. Я считала, что решением проблемы будет мужчина, собственная природа которого так брутальна, что ничто из моих откровений его не удивит.

— Серу Че-Ли.

— Я потратила целый год, проводя расследования, чтобы найти людей, которые помогут его отыскать. Когда подошло время и нам предстояло провести отпуск на поверхности планеты, я запросила Адриш. Я знала, что Че-Ли там, — Анжа пожала плечами, но это больше походило на нервную судорогу. — Ты знаешь остальное.

— Все было также? — мягко спросил Тау.

Она кивнула. Анжа пыталась сделать так, чтобы воспоминания не повлияли на ее голос, но не привыкла к такому обману и не сумела спрятать своих страданий.

— Он мертв, — глухо выговорила она. — Они все мертвы. Что-то во мне убило их и это что-то продолжит убивать каждый раз, когда я пытаюсь… при любой попытке.

— Может, тебе удастся на этом сосредоточиться и…

Анжа зло тряхнула головой.

— Нам не дано видеть телепатический процесс изнутри. Это гарантировано нашей психологической обработкой. Предполагается, что это не дает нам сойти с ума. Нет, я попала в капкан. И я скажу тебе кое-что, Тау. Я унаследовала мое либидо не от азеанских родителей. Принять это было гораздо сложнее, чем что-либо в моей жизни вообще, — женщина отвернулась от врача, раздумывая, заметил ли он ее дрожь. Вероятно заметил. — Но если ни Че-Ли, значит, никто. Ярость в нем была для меня словно домом. Я не могу представить сознания, более подходящего для моего собственного.

— Так что теперь? — тихо спросил Тау.

Анжа встала и обхватила себя за плечи.

— Я живу. Я служу Империи. Я продолжаю действовать, — костяшки ее пальцев побелели от напряжения. — Это реальность, Тау. Мне требуется жить с тем, какая я на самом деле есть.

— И позволить этому приносить тебе боль? — уточнил доктор.

— У меня есть выбор? — с ненавистью пробормотала Анжа.

— Зачем ты спрашиваешь? Конечно есть.

Она мгновение смотрела на него, раздумывая.

— Да, — сказала Анжа наконец. — Ты вероятно сможешь это сделать. Но разве правильно лечить здорового? Перенаправить сексуальное возбуждение просто потому, что оно в настоящий момент ненужно? Им это понравится, — внезапно сказала Анжа. — Им это очень понравится. И именно по этой причине, если и не по какой другой, я не буду этого делать.

— Ты уверена?

Она задумчиво разглядывала пол. Совет с аплодисментами встретил бы гормональную настройку — и этого было достаточно, чтобы Анжа приняла решение.

— Да, — ответила она Тау. — Абсолютно.

Он чувствовал в ней напряжение, а потому встал и подошел к ней, и предложил контакт. Увидя это, она отпрянула.

— Это не очень хорошая идея, — пробормотала она. Тау сжал рукой ее плечо. Волна боли и отчаяния летела через его руку к сознанию от сознания Анжи. И Тау посылал ей утешительные мысли. Анжа подняла голову и посмотрела на доктора. Она не плакала. За долгие годы она забыла, что это такое. Но была близка к тому, чтобы расплакаться.

Анжа накрыла его руку своей и улыбнулась.

— Я выплесну это на Бракси, — пообещала она.

— Я не забуду это обещание, — кивнул Тау.

Издалека этот корабль показался им торговым, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что ничего подобного. Во-первых, слишком много орудий — и очевидно нацеленного, во-вторых, никаких следов лицензирования или отметок о происхождении. В-третьих, не одно, а два внешних защитных силовых поля — а это значило, что корабль ожидает выстрелов, и частых.

Йирил и Сечавех с сомнением посмотрели друг на друга, но позволили кораблю зайти на стыковку.

Казалось, он колебался перед тем, как состыковаться с боевым кораблем, и медленно и с опаской шел на сближение. И только в последний момент, когда посадка стала необходима, корабль сбросил внешние защитные поля.

Охрана «Сентиры» насторожилась, когда открылась дверь и спустился трап.

— Как ты считаешь, нам следовало их предупредить? — прошептал Йирил.

— Совсем нет, — возразил Сечавех.

Наверху трапа показался человек и стоял там, ожидая неизбежной проверки.

— Оставайтесь на месте… — начал офицер, затем посмотрел на кайм’эра, чтобы проверить, правильно ли среагировал. И с удивлением увидел, как они забавляются, глядя на него, и его рука с зажатым в ней шокером задрожала.

— Я полагаю, это кайм’эра Затар, — сказал, подойдя ближе, Йирил.

— Если нет, то ваша система безопасности явно не эффективна, — Затару тоже было забавно наблюдать за разворачивающейся сценой. На голове у него был обруч, прижимавший почти белые волосы. Свободная рубашка, расстегнутая до пупа, широкий шарф и пара высоких лугастинских перчаток, чтобы экипаж не увидел большую часть его тела, чем он мог позволить им разглядеть, — вот каково было облачение Затара. Он даже купил плащ по пути назад, чтобы с его широких плеч каскадом лилась материя, хотя и яркого бирюзового цвета. Более всего поражал наряд лорда. Возможно. Но золотистый цвет лица, которое источало браксанскую надменность, лица, лишенного волос, но с легкими шрамами и остатками недолеченных ожогов, — поражал ни менее.

— Как я понимаю, все это искусственное, — Сечавех показала на шрамы.

— О, да, — Затар уже сошел по трапу на палубу, «торговый» корабль закрылся и ждал разрешения отделиться. — Отпусите их, — приказал лорд.

Ответственный офицер был поставлен в тупик. Сечавеху потребовалось повторить команду перед тем, как он подчинился.

— Ничего личного, — тихо сказал Йирил. — Но почему мы не взорвем этот корабль?

— Потому что у меня в руку вшит имплантант, который взорвет меня, и на том корабле имеется к нему спусковой мезанизм. Кстати, мне нужен врач.

— Но тогда почему тебя уже не взорвали? — спросил Сечавех.

— Потому что я не заплатил заранее. Послушайте, кайм’эра, это едва ли тот прием, которого я ожидал.

Кайм’эра провели Затара мимо охраны, окружая с обеих сторон. Люди вокруг них явно были озадачены необычным шествием.

— Обрати внимание, мы не давим на тебя, требуя рассказать, что случилось. На этом корабле тебе выделена каюта и у нас здесь несколько женщин из твоего Дома , а также вино, и косметолог…

— И кто-то, чтобы удалить имплантант.

— И это. Поэтому восстанавливайся в свое удовольствие. После этого мы ждем полного отчета.

— Приведите ко мне врача и косметолога и вы можете все выслушать прямо сейчас.

Йирил передал просьбу охраннику и тот покорно отправился искать нужных людей.

— А теперь расскажите мне, что вы сделали? — спросил Затар.

Мужчины вошли в лифт и он стал опускаться вниз.

— Мы предложили дипломатическое перемирие на десятый день жента. Сегодня пятый, — добавил Йирил. — Для осбуждения возможности условного мира вокруг полуострова Квай. Азеа ведет там разработку горных пород и может многое потерять, если эта часть станет Активной Зоной боевых действий. Мы дали понять, что произойдет, если они не пойдут на переговоры.

— Вы еще не получили ответа?

— Нет. Но послание только что ушло. Ты же знаешь, что твой план не давал нам как следует развернуться, а сюда добраться от Бракси — немало дней нужно.

Лифт открылся на жилом уровне, который полностью передали под нужды браксанов. Йирил и Сечавех отвели своего товарища в каюту.

— А-а, — Затар опустился на толстые подушки, устилавшие пол. — Одна из приятных вещей в общении с объявленными вне закона в Азеа типами состоит в том, что они переняли определенные черты нашей культуры. Маленький жалкий корабль Скиве был первым местом, где я почувствовал себя уютно с тех пор, как покинул Бракси.

В дверном проеме появились мужчина и женщина. Затар жестом пригласил их войти. Они колебались мгновение, но затем Затар закатал один рукав м показал грубый шрам. Мужчина тут же подошел и встал на колени с одной стороны, женщина устроилась с другой.

— Вы знаете, что я принимал? — спросил лорд.

— Ваша Хозяйка дала мне все рецепты, — кивнула женщина.

— Отлично. Смешайте мне контрагент, а пока мне нужно обрезать вот это и покрасить, — Затар свободной рукой провел по длинным белым волосы. — И снова завить.

— Вы хотите и кожу покрасить?

— На шее. Остальное может подождать.

Затар посмотрел на двух кайм’эра. Те проявляли осторожность, не задавая вопросов, но явно разрывались от любопытства. Но с чего начать? Затар провел два года среди таких чужеродных народов, что живущие в своей скорлупке браксаны просто не поймут, что означает притворяться одним из них, и не поймут, почему ему часто приходилось отступать от первоначального плана. Лорд коротко рассказал о своих путешествиях и связанных с ними трудностях, о том, как по широкой дуге облетел Военную Границу и вошел в Империю в регионе, где Бракси не представляет угрозы, а поэтому системы безопасности сведены к минимуму. Затар поведал им о Тиррахе и планетах типа нее, где впервые столкнулся с отвергнутыми Империей разбойниками и понял, что может использовать их для претворения в жизнь своих планов. Там он осваивался со своей азеанской маской. Один человек догадался, что Затар из Холдинга, и попытался добиться его высылки, но умер, не понимая, что браксан не задумывается дважды перед тем, как убить дюжину человек за один вечер, если это нужно для того, чтобы тайное не стало явным. После этого Затар свободно тратил деньги, оплачивая информацию, и обнаружил, что все другие источники проблем легко продаются задолго до того, как азеанцы могут предпринять шаги для защиты информации.

Покидая Тиррах, Затар уже свыкся с маской азеанца и двинулся вперед, вглубь Империи. Отсутствие звездных линий связи означало, что можно путешествовать практически незамеченным. Затар нашел такое отсутствие линий связи глупым, но это было ему на руку.

Он не стал рассказывать кайм’эра о своей остановке на Ллорну. Риск был таким серьезным, что лучше не вспоминать. Затару требовались медицинские карточки Анжи, чтобы подготовить нужную дозу яда, но он не имел возможности раздобыть эти карточки в Звездном Контроле, где содержалось много другой важной информации, и поэтому их тщательно и надежно охраняли. Однако, кто мог ожидать кражи на Ллорну? Затар рассчитывал на это и пробрался в архив Института, надеясь, что больше никуда идти не потребуется. Он не питал иллюзий относительно риска: любой охранник, патрулирующий территорию, — экстрасенс, и если Затар с ним столкнется, ему на голову свалится вся остальная охрана. Руки у него дрожали, когда он нашел то, что искал, и стал быстро уходить. Воспоминания все еще окрашивались страхом, и ему не хотелось долго думать о Ллорну. В последующие женты Затар передал информацию домой в беспилотной капсуле, не желая доверять ее ничему другому. Пусть будет дольше, но надежнее. Затар отправил капсулу и сразу же отбыл на дальнюю планету — на тот случай, если его заметили. Но этого не произошло. Контрабандист привез в Империю формулы и химикаты, которые Затар не смел носить с собой, из его Дома, и еще один контрабандист доставил ему все за хорошую плату.

Затар ждал. Он подготовил яд, формула его также отличалась от обычной, как и отпечатки пальцев жертвы: учитывая ее обмен веществ и химический состав крови, он мог рассчитать время смерти до десятого, если и не точнее. Затар следил за военными частотами при помощи специального оборудования, которое привез с собой, пока наконец не услышал о приказе.

«Завоеватель» отправлялся на Адриш. Затар последовал туда. Его маскарад теперь стал второй натурой кайм’эра, что и требовалось, если он хотел быть неузнанным первоклассным телепатом. Он слышал, что мысли наемного убийцы, фокусирующегося на жертве, служат словно маяком для натренированного гиперчувствительного сознания. Затар надеялся, что это неправда и Анжа отвлечется на что-то иное или — что было наименее вероятно — ему удастся провести операцию, самому отказавшись от мыслей о последствиях.

Но лорду повезло. Он нашел ее в грязном игорном доме, в одном из наименее респектабельных районов, где Анжа договаривалась с одним из представителей местного дна. Она был так занята, что у Затара не возникло проблем с выливанием содержимого небольшого пузырька в стакан, который собирались подать ей к столу. Затар оставался в игорном доме достаточно долго, чтобы посмотреть, как Анжа его выпила. Затем он быстро вышел наружу, чтобы его взволнованные мысли не сработали как сигнал тревоги и не предупредила жертву о его присутствии.

Он вернулся на Тиррах, а оттуда на Границу, и этот путь не отличался ничем особенным, поэтому его Затар описал быстро, просто перечислив необходимые факты.

Затем он согнул руку, над которой работал врач. Тот поднял голову от работы:

— Я почти закончил, кайм’эра.

Имплантант располагался глубже, чем ожидалось, а прибор локального действия для извлечения имплантанта мог обрабатывать только ограниченный участок тела, поэтому врач работал медленно и осторожно. Затар кивнул.

— А теперь расскажите мне, что происходило на Бракси, — попросил он.

— Ну, событий столько, что об этом можно было только мечтать, — ответил Сечавех. — Мы работали по каждому фронту и, кажется, получили результаты. Отчеты с Войны обрабатывались и изменялись, чтобы создать максимальное напряжение, и кайм’эра вроде бы искренне боятся этой твоей женщины. Служба новостей Телоса — контролируемая Йирилом — представила отчет, по оценке которого осталось максимум два поколения перед тем, когда количество представителей племени браксана сократится до двенадцати тысяч. А если учитывать тот факт, что мы всегда увеличиваем цифры для общественности раз в десять, то получилось отменно зловещее пресказание. Кстати, предполагаемый автор казнен. Кайм’эра очень пугаются подобных вещей и это видно. Мы спрогнозировали всплеск чумы в девятую луну на Дакре, и это заставило их задуматься. Эта твоя маленькая поэтесса тоже неплохо поработала. Ты бы слышал ее выступление на Фестивале Солнца! Мы нашли нескольких шемар и провели суды для получения максимального эффекта. Конечно, обвинения были подстроены. Я сказал бы, что прямо сейчас реакция браксанов на образ доминирующей женщины яростно негативная — насколько вообще возможно. Итак, предварительная психологическая обработка проведена.

— Мы подняли вопрос о реорганизации и его приняли положительно — в особенности после угрозы чумы и скандала в прессе, — продолжил рассказ Йирил. —Общее мнение таково, что раз мы не можем поддерживать кайм’эрат, то получим на свои головы широкомасштабную революцию, и браксаны хотят перестроиться до того, как она начнется. Отчет Телоса дал им понять, что не нужно ждать сокращения численности нашей расы, чтобы оказаться в опасности, пока общественность думает, что нас стало меньше. По моим подсчетам, по крайней мере четверть кайм’эра нас поддерживают.

— Нам нужно три четверти или около того, — возразил Затар.

— Мы их получим. Сечавех и я выдвинули нескольких кайм’эра на руководящие должности наряду с нами и привезли их сюда, как ты и просил.

— Хорошо, — кивнул Затар. — Они сами все увидят. Вы им что-нибудь говорили?

— Ничего конкретного. Трое из них составляют неофициальную триаду, как и мы: Винир, Лерекс и Салоз.

— Мой отец? Великолепно!

— Это идея Сечавеха. Соперничество между вами настолько хорошо известно, что никому и в голову не придет, что вы объединитесь. Лерекс и Салоз также владеют частной собственностью прямо у Военной Границы, а это означает, что если они начнут рискованную игру, то первыми и потеряют от этого. Поэтому на них можно ставить. Последний, Делак, нужен для проведения голосования. Итого — семеро.

— А у Делака что, недвижимость? — осведомился Затар.

— И немало.

— Отлично. Семеро людей, что якобы не смогут никогда договориться. Это понравится кайм’эрату.

— Они все приедут на переговоры. Когда Анжа умрет… — Йирил сделал ударение на слове «когда», словно подчеркивая, что это не может значить «если». — они увидят, какая нам предоставляется возможность. Тогда мы сможем поговорить.

— Я доволен, — Затар посмотрел на врача, который извлек из его руки небольшой чип и теперь зашивал рану. Вид у него был недоуменный. — В чем дело?

— Надпись, лорд, — поспешно ответил врач. — На браксинском — некий примитивный основной режим.

— Прочти вслух, — велел Затар.

— Здесь говорится: «Неужели ты в самом деле думал, что я риску негодованием браксана, имплантируя взрывное устройство в одного из представителей племени? Подпись — Скиве».

Затар расхохотался.

— А, значит вместо этого он подвергнул меня ненужному хирургическому вмешательству. Гораздо лучше.

— И меньше риска, — заметил Йирил.

— Правда? Даже у человека, стоящего вне закона, даже у убийцы может быть чувство юмора. А шутки Тирраха смертельны, — Затар обернулся к доктору. — Отправь это куда-нибудь подальше с корабля. Я подозреваю, что в конце концов эта штуковина все-таки взорвется.

И имплантант на самом деле взорвался. В свое время.

А кайм’эра готовились к переговорам.

— Чего я никак не могу понять, так это почему они хотят заключить договор. Ясно, почему он будет преимуществом для н а с, но им-то что даст этот мир? — размышляла Анжа вслух.

— Так ты собираешься участвовать в переговорах? — спросил ее заместитель.

— У меня нет выбора, Зейне. Император хочет мира. Но после того, как я получу достаточно власти на Границе, браксинцам придется нелегко. Это просто тактика отсрочек, и все, а я устала от того, что меня заставляют медлить с атакой и…

Вошел Тау.

— Привет, — поздоровалась Анжа. Тау определенно требовалось ее внимание. — В чем дело?

— Мне нужно, чтобы ты спустилась в медицинский отсек, — сказал он с усилием. — Прямо сейчас.

Она уловила страх доктора, и страх нешуточный, и кивнула.

— Замени меня, — сказала Анжа заместителю, поднявшись с кресла, и вышла следом за врачом. — В чем дело?

Тау посмотрел на нее в упор. Он так пытался не дать чувствам прорваться наружу, что чуть не сделал наоборот.

— Подожди в лаборатории, — пробормотал он. — Я все скажу тебе там.

Анжа последовала за ним по коридорам к медицинскому отсеку, затем к дверям его личной лаборатории, которая открылась сама при их приближении…

…и стали слышны крики умирающего, но они были несравнимы с волнами агонии, что бились о сознание Анжи, выталкивая ее из помещения. Тау потребовалось взять ее за руку и тащить вперед и невольно сопереживать Анже.

— Я думал, что ты проявляешь повышенную осторожность, — на лбу у доктора выступил пот, когда он попытался игнорировать чужеродные ощущения, которые улавливал через нее. — Я на самом деле так думал. Прости.

В углу лаборатории стоял прозрачный контейнер, в котором находилось маленькое животное — то есть находилось раньше. Теперь там осталась только кучка извивающейся черноты, жутко подвывавшее при последнем издыхании. От существа, которое недавно было живым, исходило страдание, более сильное, чем могло перенести любое существо и остаться после этого в живых.

Черная Смерть. Анжа едва не потеряла сознание.

— Как давно? — выдавила она с усилием.

— Это находилось в тебе? По крайней мере два стандартных дня, может три, — Тау потащил ее к столу, и Анжа еле плелась за ним, неспособная закрыться от боли животного, поскольку боль эта стала ей почти как своя. — Я считал тебя сумасшедшей, зная, как ты этого боишься, — признался врач. — Но каждый раз после того, как ты сходила с корабля, я все равно брал анализы. Метаболизм у этого существа идет быстрее, чем у тебя, и биохимический состав крови такой, что яд действует гораздо раньше, чем на тебя.

Анжа легла на операционный стол и закрыла глаза.

— Каковы шансы? — тихо спросила она.

— Если яд все еще в крови, то хорошие, — Тау заколебался. — Если в мышечной ткани, что уже могло произойти к этому времени… тогда — не знаю. То, что я собираюсь предпринять, никогда не делалось раньше. По крайней мере предупредить серьезное заражение никто не успевал еще.

— Ну давай станем первыми, — прошептала Анжа.

Помощники врача несли инструменты и аппаратуру. Тау разработал инструментарий под руководством Анжи и корабль заказал его изготовление, но Тау никогда не пользовался этим — он надеялся, что не придется. Как ему найти эту проклятую дрянь без облучения, способного высвечивать места мутации? Тау радовался, что под влиянием собственных страхов Анжа не улавливает его мыслей.

Его руки работали быстро и машинально, подсоединяя экспериментальную аппаратуру. Никакой анестезии: Тау знал, что любая анестезия ускорит процесс. По крайней мере, животное наконец умерло, хотя яд еще не вступил в фазу инертности. Теперь Анже придется думать только о своей боли.

— Тау? — позвала она.

— Что?

— Ты можешь точно определить, когда яд должен был сработать?

— Почему?

— У меня есть подозрение. Скажи мне.

Доктор кивнул помощнику, жестом отправляя его за данными.

— Я не поставил бы на это жизнь, Анжа.

— Я и не собираюсь. И переведи… переведи это для меня в календарную систему Бракси, ладно?

— Десятый день восьмого жента, — помедлив сказал Тау.

— Хаша… — пробормотала Анжа.

— Что это значит? — встревожился доктор.

— На этот день они назначили переговоры о мире. Теперь все приобретает ужасный смысл. Тау, вытяни меня из этой ямы. Я не знаю, кто меня отравил, но мне совсем не нравится рассчет времени и такие странные шутки. Дай мне еще немного времени пожить, чтобы я разобралась с этим вопросом.

— Я сделаю все от меня зависящее, — обещал Тау и подсоединил первый фильтр.

Анжа пролепетала что-то, но Тау не расслышал до конца и совсем не понял ее слов. На мгновение он опустил руку ей на лоб в надежде, что она может передать мысль, но очевидно мысль не предназначалась для него — или женщина уже не смогла этого сделать.

— Это второй… — были слова, что доктору удалось раччлышать и они не выходили у него из головы еще долгое время.

Переговорная Станция IV, предназначенная для ведения мирных переговоров, представляла собой строение без каких-либо отличительных черт и находилась на орбите вокруг солнца, на которое никто не претендовал, где-то в обширной Зоне Военных Действий. Теперь, когда корабли с обеих сторон стали ею пользоваться, возможности станции стали более очевидными. Там имелось защитное поле, для которого требовались азеанские и браксинские коды, передаваемые одновременно, чтобы его снять. Сам спутник был оформлен в традициях обеих культур, и равные половины, но в абсолютно разном стиле, отводились для каждой из звездных империй. Из всех станций для ведения переговоров эта была самой большой и с ней с каждой из сторон легко состыковывались по семь кораблей, которые прислала каждая сторона на эту встречу.

— Просто потеря боевых сил, — пробормотал Затар. — Шесть из этих кораблей сейчас могли бы штурмовать какую-нибудь планету.

— И что мы будем делать, если заключение договора провалится? — спросил Йирил.

Затар удивленно посмотрел на него.

— Кайм’эра, заключение договора не провалится, если только мы сами его не разорвем. Но я знаю, что ты имеешь в виду, — он вздохнул и снова повернулся к экрану. — Традиция есть традиция.

«Сентира» причалила к палубе с браксинской стороны и состыковалась со станцией. Две дюжины браксинцев вышли из огромного корабля, среди них — семеро кайм’эра. Другие боевые корабли находились там только для поддержания имиджа и никто не покинет их за время переговоров. То же самое, как подозревал Затар, происходило и с азеанской стороны. Традиция!

Они прошли через вестибюль браксинской половины станции, спроектированной для комфорта участников переговоров и расслабления экипажей во время долгих дипломатических склок. До их прибытия это место напоминало склеп; теперь там велась активная деятельность, станция готовилась к приезду гостей. Обеденные залы, обставленные в браксанском стиле, открылись при их приближении, отвечая на компьютерный анализ их расовых черт. За ними распахнулись двери в другие помещения, пышно и богато убранные, от мебели из полированного псевдодерева, со вставками серебряных нитей, и алдоусанского белого кристалла, до шпалер, которые покрывали стены без иллюминаторов. Поблескивали многочисленные золотые нити, добавляя чувство архаичной роскоши к технике, на станции, которой управлял компьютер, — типично браксанский стиль.

Здесь находились помещения, спроектированные для удовольствия: широкие, плюшевые диваны и ванны, наполненные ароматизированной водой — роскошь, знакомая лишь немногим небраксанским офицерам. Какие бы нужды не возникли у уставшего от войны экипажа, станция была готова их удовлетворить. В конце концов мир неприятен, а мирные переговоры неприятны вдвойне. Здесь же между дипломатическими боями экипаж корабля мог насладиться физическими удовольствиями, которые поощряла браксанская культура.

Потеря. И еще того хуже — непристойность. Проходя по изысканно украшенным коридорам, Затар пришел в ярость. Не секрет, что переговоры часто устраивались, когда одна или другая сторона хотела отдохнуть на территории станции для ведения переговоров. И кто мог их обвинить? Здесь предоставлялись лучшие условия для продолжительного отпуска из тех, которые могла предложить галактика, при условии, что человеку не требуется естественное окружение. Это все было частью системы, которая скорее примет войну, чем попытается ее завершить. Изысканный фарс, по мнению Затара. И самое худшее заключалось в том, что обе стороны знали: это на самом деле фарс. Но у кого есть смелость бросить вызов традиции и изменить ее?

Пятеро кайм’эра появились здесь, переменив внешность, и теперь представлялись просто офицерами. Офицеры часто бывали наполовину браксанами, и таким образом они вполне могли сойти за таковых. Йирил и Затар появлялись слишком часто и на переговорах, и в программах новостей, чтобы их не узнали, поэтому кайм’эра оделись в форму, свидетельствующую об их истинном положении. Но если бы семь человек такого ранга появились на мирных переговорах, которые считались рутиной, это вызвало бы подозрения — и эти подозрения тут же свели бы переговоры на нет.

В браксинской части, перед выходом в отсек для переговоров, управляемый компьютером робот забрал их оружие. Робот был специально разработан, чтобы находить любое оружие, и несомненно сделает это. В прошлом они часто пытались обойти его и заставить работать по-другому, но ничего н получалось. Браксанам разрешали оставить жаоры, азеанцам — их Кинжалы Мира. Затар мрачно улыбнулся, думая, что впервые за много столетий один из таких кинжалов на самом деле может потребоваться.

После того, как браксинцы сдали оружие, и предположительно то же сделали и азеанцы, открылись двери, отделявшие их от переговорной залы — и друг от друга.

Комната была такой же, как и все остальные, ей подобные: круглой формы, с механическим переводчиком, установленным посредине между двумя полукруглыми столами, занимавшими большую часть площади. По браксинской традиции люди обычно садились слева от лиц самого высокого ранга, эта традиция великолепно сочеталась с азеанской, где таким же образом рассаживались справа. В результате каждый человек сидел напротив примерно соответствующего ему по рангу представителя другой стороны.

Однако центральное место на азеанской стороне пустовало.

В первое мгновение Затар хотел указать на это, но потом решил, что этого делать не стоит. После минутног замешательства он понял, что это означает, и довольно улыбнулся. Прежде достаточно часто азеанцам приходилось ждать браксинцев. Вообще удивительно, что противникам потребовалось так много времени, чтобы действовать подобно браксинцам и демонстрировать традиционную для противников грубость.

После тщательно выверенной паузы — недостаточно долгой, чтоб браксинцы могли придти в ярость, но почти на грани, — вошла Анжа лиу Митете.

Затар впервые смог ее хорошо рассмотреть. Она была невысокого роста, но жилистой и наверняка сильной, на вид хрупкое телосложение совсем не подразумевало слабости, наоборот, казалось, женщина никогда не устает и всегда полна силы, наполнившей залу при ее появлении и довлеющей над остальными. Странно, это его воображение или ее телепатия? Затар не хотел этого знать.

Она кивнула, признавая присутствие браксанов.

— Кайм’эра, — сказала Анжа, затем присмотрелась повнимательнее и у нее в голосе явно прозвучало удивление. — Вас семеро . Я не думала, что шахты Квай представляют для вас такую ценность. Я уверена, что они не представляют такую ценность для нас .

Понимавшие браксинский азеанцы определенно старались скрыть, как им весело. Затар прекрасно знал браксанскую чувствительность и восхитился идеальной нацеленностью ее насмешки. И за это, поклялся он про себя, и за многое другое, она умрет.

Командир звездного флота села напротив Затара и посмотрела ему в глаза. У нее не было с собой ни бумаг, ни записывающего устройства, руки, которые она сложила перед собой, были пусты. Анжа лиу Митете агрессивно склонилась вперед и заговорила.

— Азеа поручила мне вести эти переговоры и я могу их вести так, как посчитаю нужным, — бросила она вызов браксанам. — Я не хочу мира. Я не вижу никакого преимущества для Азеи в заключении мира в настоящее время — условного или какого-либо другого. Поэтому вам, славные кайм’эра, дается возможность представить мне основания, чтобы оправдать наше прибытие сюда.

«Как осторожно, как тонко, — восхищался Затар. — Такое презрение и даже оскорбление — но ни одного слова приказа, даже случайно оброненного, чтобы на самом деле выгнать нас с переговоров».

На него всегда производило впечатление владение браксанским языком и еще большее, если учитывать, кто им так хорошо владеет. Жаль, что ей придется вскоре умереть. Жаль.

— Бракси считает, что обеим сторонам для получения экономической выгоды, связанной с Квай, требуется попытка невоенного урегулирования вопроса, — спокойно ответил Затар.

— Бракси никогда не ставила экономическое благополучие над военным, на протяжении всей истории — за исключением не соответствующих истине рассказов, повторяемых дипломатами, которые мы можем не учитывать, кайм’эра. И я бы предпочла сражаться с вами. Вы, как я подозреваю, предпочтете сражаться с нами. Мы можем пропустить всю эту чушь и наконец перейти к истинной цели. Так почему мы собрались здесь?

Ему захотелось улыбнуться, и после минутного раздумья Затар все-таки позволил себе улыбнуться. Не навредит, если он даст женщине знать, что ее ум — приятная перемена после явной некомпетентности ее соотечественников и, во многом, даже самих кайм’эра. Во время проведения всех последних дел и махинаций он думал об Анже только, как о пешке, оружии в его руках, фигурке в военной игре, ошибке, которую допустил много лет назад, оставив ее в живых, жертве яда, нежелательном элементе — которому предстоит быть сломленным, а время и место не имеют значения. Браксанский разум имеет склонность восхищаться теми, кто может ему противостоять. И Затар не являлся исключением. Анжа лиу Митете приносила ему удовольствие. Опять-таки, жаль.

Затар заранее подготовил рассказ, чтобы прикрыть свое предложение, и теперь представлял его. Представление сильно отличалось от того, что он планировал, но необходимость этого была вызвана открыто враждебным подходом азеанцев. Тем не менее, только дурак не может адаптироваться, когда этого требует необходимость. Затар импровизировал.

И пока он говорил, внимательно наблюдал за командиром. Анжа слушала, понимая не только значение, но также и два или три скрытых речевых режима, которые время от времени обогащали его язык. Затар следил за собой, чтобы держать их под контролем, и это было трудно, когда его разум уходил в сторону. Затар начинал сожалеть о ее смерти — ни необходимости, а о средстве, которое он применил для реализации своих планов. Черная Смерть несомненно являлась самой ужасной из ядов, которые когда-либо придумывал человек, он доводит жертву до состояния обезумевшего от боли животного — или даже хуже — и заставляет сочувствующих стоять в стороне, беспомощно наблюдая за быстрой и мучительной кончиной. И чем больше Затар разговаривал с этой женщиной, тем больше он мог понимал, что она достойна восхищения, даже по браксанским стандартам. Она заслужила более легкой смерти.

Но было слишком поздно.

Вставленный в ухо крошечный микрофончик, подсоединенный к компьютеру, с регулярными интервалами сообщал ему время. Затар уделял переговорам только половину своего внимания, в остальном — ждал и прислушивался. Он понимал, что это рискованно: Анжа прекрасно владеет браксанским языком и, возможно, что если он не станет уделять все внимание разговору, то откроет ей какие-то из своих мыслей. Он улыбнулся сам себе. Это цена, которую приходится платить за самый сложный человеческий язык в галактике и за встречу с человеком, который достойно смог им овладеть. Анжа смогла. Тазхейн, где они нашли такую женщину?

Время тикало, конец приближался. Анжа возражала на его предложения — ловко, искусно и с презрением. Затар приготовил достаточно материала, чтобы растянуть переговоры на много дней, если действие яда замедлится. Но отказываясь согласиться с ним по всем вопросам, Анжа очень быстро разбиралась с ними, однако и этого времени все равно должно хватить.

Затар позволил себе быть многословным и углублялся в ненужные детали, раз уж ему требовалось потянуть время. Больше-то ничего было не нужно. И Анжа, отвечая ему, позволяла переговорам длиться.

И ничего не происходило.

Затар проанализировал возможности и внутренне сжался. Внешне это никак не проявилось, тем не менее Анжа обладала телепатическими способностями и он не сомневался, что женщина уловила его мысли.

Ее речевой режим изменился, переходя в триумфальный — в двух словах из двадцати. Прошло мгновение, Затар бросил взгляд на своих коллег, затем понял, что ни один из них не осознал случившегося. Никто из них, даже два его партнера, не знали точного времени, на которое была назначена смерть, и таким образом использование победительного речевого режима во вполне определенный момент не имело для них значения.

А подтекст ее фразы не оставлял сомнений: «Я знаю. Ты проиграл. И пока я готова это скрывать».

Анжа знает цену, которую Затару пришлось бы заплатить, если б ситуация была представлена во всеуслышанье? Браксаны терпели многое, но никогда — унижения. Никогда. Кайм’эра, униженный перед врагом, останется без ранга и титула. Простого публичного заявления с ее стороны хватило бы для того, чтоб лишить Затара результатов его многолетнего труда и разрушить его так тщательно создаваемый образ.

Анжа играла с ним, и Затар был вынужден подыгрывать ей, не зная, чем все кончится — предательством, или более утонченно, и удастся ли ему хоть отчасти сохранить лицо. Они спорили, они сражались, они нагородили горы метафор на оскорбления и использовали все речевые режимы, упражняясь в речевой сложности и обмане. А когда это все закончилось, сознание Затара было изможден, а нервы вымотаны до предела.

Но все закончилось. Они прервали мирные переговоры на яростной ноте и каждому после этого следовало в гневе отправиться к себе на корабль и освободить станцию не более, чем за одну десятую. Азеанцы были удовлетворены — хотя не поняли ни слова в словесном обмене, несмотря на переводчика; браксинцы были поставлены в тупик и представляли опасность. «Я совсем не хочу объяснений», — понял Затар. Но он задержался перед тем, как уйти, и стоял напротив Анжи, их отделяли друг от друга только столы — браксинский и азеанский. Он слегка опустил глаза — минимум, до которого можно свести уважительный поклон, все еще оставляя его знаком уважения. Анжа улыбнулась также осторожно.

Когда браксинцы вернулись в непосредственно прилегающее к переговорной помещение и двери плотно закрылись за ними, на Затара посыпались вопросы.

— В чем был смысл всего этого?

— В любом случае, что там произошло?

Понять, пожалуй, удалось только Йирилу — чью целеустремленность Затар начинал уважать все больше и больше.

— Винир, кайм’эра, поднимайтесь на борт! Это место теперь небезопасно, — он резко отмахнулся от их возражений. — Еще одна десятая — и азеанцы могут взорвать эту станцию и нас вместе с ней. На борту корабля у нас будет предостаточно времени на разговоры.

Они подчинились его доводам, которые звучали разумно, эмоции же требовалось отбросить. Даже Сечавех ушел. Несомненно опасаясь, что при таком негодовании скорее способен убить Затара, чем получить от него какую-то полезную информацию.

Наступила тишина. Затем Йирил посмотрел на молодого лорда.

— Могло быть хуже, — осторожно начал он.

— Это мало утешает, — с досадой бросил Затар.

— Я и не хотел тебя утешать. Это — реальность.

— Я знаю.

Еще одна долгая пауза.

— Что случилось? — наконец спросил Йирил.

— Я не знаю, Йирил, — Затар покачал головой.

— Она приняла яд.

— Я сам видел, как она это сделала.

— Может, состав был неправильный.

— Возможно, — но использованный Затаром речевой режим говорил: нет, не может быть.

Йирил вздохнул.

— Ну, это возможно для остальных. И наверное также и для Сечавеха — но я оставляю это на тебя. Переправить формулу через две нации и тайно — здесь достаточно оснований для ошибки, поэтому, думаю, мы в состоянии спасти наш проект. Конечно, отложить его на время — и на долгое время.

«И таким образом ты спасаешь меня», — подумал Затар. Но не следует благодарить Йирила.

— Когда-нибудь, когда — не имеет значения, если вообще когда-нибудь случиться такое — я хочу узнать, что там все-таки произошло, — мягко сказал старший кайм’эра.

Затар слабо улыбнулся. Он с облегчением понял, что все еще может улыбаться.

— Когда-нибудь, — пообещал он в основном режиме.

— Ты возвращаешься на корабль?

Затара передернуло. «Ты знаешь меня лучше, чем я сам себя знаю». Затар посмотрел на дверь.

— Пока нет.

— Половина одной десятой, не больше. Остальное время нам потребуется для выхода из зоны действия орудий.

— Я знаю, — кивнул Затар.

Йирил положил руку ему на плечо.

— Шемар, — предупредил он, причем добавил все возможные приставки, суффиксы и вариации ударения, и в результате слово одновременно выражало предупреждение, восхищение, убеждение, успокоение и тревогу. Затем Йирил улыбнулся.

— Шемар, — повторил Затар в основном режиме, что говорило: я знаю.

Старший кайм’эра оставил его в одиночестве.

«Почему я такой дурак?» — размышлял Затар. Он снова покачал головой, словно пытаясь ее прояснить. Думалось тяжело, незнакомые эмоции мешали и путали то, что обычно являлось хорошо выстроенным мыслительным процессом. Затар нажил себе врага, и умелого, мысль о том, чтобы позволить ей свободно носиться меж звезд, приносила боль. Он хотел по крайней мере понять ее, понять ее мотивы, почему Анжа избавила его от верного политического краха, когда он был в ее власти.

И он знал, что она все еще находится на станции.

Затар повернулся к двери. Его оружие лежало на стойке и ему пришлось оставить его там, в противном случае двери не открылись бы.

Лорд шагнул вперед.

Дверь с шипением отошла в сторону.

Она ждала.

Затар зашел в переговорную и услышал, как дверь закрылась за его спиной. Лицо Анжи лиу Митете торжествующе светилось, светилось удовольствием, такого можно было ожидать скорее от браксана, но не от азеанца. В это мгновение, когда все мысли о будущем испарились перед силой ее личности, Затар радовался, что Анжа умрет какой-то другой смертью, а не той, которую он предназначал для нее раньше.

— Почему? — только и спросил он. По поведению Анжи во время переговоров было ясно, что она терпеть не может бессмысленные преамбулы.

Ей не требовалось спрашивать, что кайм’эра имеет в виду, Анжа ожидала его возвращения, чтобы услышать этот вопрос.

— Потому что ты — мой , браксинец, — с гордостью ответила она. — Я не позволю никому другому убить тебя — после того, что ты сделал. Никакая политика не привяжет тебя к Бракси, не отнимет тебя у меня. А именно это и случилось бы, если б я показала, как ты провалился. Я спасла тебя только, чтобы отомстить лично.

— Мотив, достойный представителя племени браксана, — оценил Затар.

— Избавь меня от твоих оскорблений, — резко парировала Анжа.

— А что если я отправлюсь домой? А что если я сам решу скрыться от твоего возмездия?

— Я последую за тобой, браксинец. Все мои корабли будут гнаться за тобой. Но ты этого не сделаешь. Ты не посмеешь. Для твоего приграничного флота я представляю слишком много проблем и они навряд ли смогут меня удержать. И ты это знаешь. Им требуется твоя проницательность — и им нужен ты. Разве не так?

Затар снова представил себе карту и красный туман внутри нее, мерцающее копье, занесенное на Холдинг, которое только ждет ее руки, чтобы быть брошенным на Главную Планету. «Все из-за ненависти ко мне?» — задумался он.

— Абсолютно, — ответила она на невысказанный вопрос.

— Почему?

Анжа рассмеялась.

— Меня кормили ненавистью. Она стала моей сутью.

— Предполагается, что я в это поверю? Ты не ребенок, лиу Митете. В юности такой ответ мог бы сойти за правду. Но не теперь.

Она казалась довольной тем, что он не принял ее ответ.

— Человек, убивший моего отца, обрек меня на жизнь, которая приносила мне только страдания. Я поклялась отомстить, и я собираюсь это сделать. А ты, кайм’эра, — убийца Дармела лиу Туконе.

— Ты спрашиваешь? — Затар скрестил руки на груди. — Да, это так.

— Я и не думала спрашивать. Это раньше я думала: ты или не ты. Я думала, что не смогу узнать тебя в твоем естественном обличье. Тогда ты был совсем другим… Но глаза — те же. И та же надменность. Как только я тебя увидела, сразу узнала.

В сознании лорда формировался образ — это Анжа его туда поместила? — воспоминание из первого азеанского путешествия. Враг обманут, его жена полностью очарована, а ребенок… на мгновение в ее глазах появился ужас. Она раскусила его? Ему следовало тогда убить девчонку, но возможности не представилось. Ее взгляд годами преследовал Затара, еще долго после того, как само убийство стерлось из памяти.

— … два человека из Холдинга не могли бы этого сделать, — тем временем говорила Анжа лиу Митете. — Это должен был сделать один человек, кто уже выполнял эту работу. Поздравляю, кайм’эра! Немыслимо, невозможно, но ты преуспел.

— Я проиграл, — возразил Затар.

— Нет, ты недооценил меня, определенно. Хотя твоя попытка была успешной. Подсунуть яд телепату нелегко.

Анжа очень старалась выразить восхищение умом Затара, даже когда ее слова сочились ядом. Почему? Ей приятно обнаружить, после стольких лет, что выбранный ею объект мести достоин ее? Это чувство Затар очень хорошо понимал, он сам его испытывал. Если бы Анжу вырастили среди браксанов, какой женщиной она могла бы стать! Каким воином!

Пораженный, он сосредоточился на своих чувства к ней. Ненависть, да, но и восхищение было ничуть не меньше. Анжа — достойный соперник в традиционно браксанском смысле слова. Она нанесет поражение врагу, обнаруживая его слабости и затем обращая их себе на пользу. Ее противник падет — или станет сильнее. И ей самой пришлось лишить себя всех человеческих слабостей, чтобы не ускорить собственное падение. Вступая в схватку, каждый из противников заставляет другого повышать мастерство, таким образом делая войну не только актом разрушения, но также и созидания. Это — высшая браксанская идея, которую не разделял ни один другой народ. К’айртв’са — «противник в личной войне» — также привлекателен для браксанского воина, как и смертоносен для него. Им могла быть и женщина. Да, хотя годы мужского доминирования похоронили эту традицию. И если какая-то женщина и заслуживала такого титула, то это была Анжа лиу Митете.

Затару придется сражаться с ней, другого способа нет. Анжа сама это сказала: она слишком сильна, чтоб браксинский приграничный флот смог удержать ее. Только тот, кто понимает ее, может надеяться нанести ей поражение, и у обычного браксинца это не получится. У Затара может получиться, поскольку он не боится Анжи. Если он на самом деле ее понял. И если он не допустит ошибок.

Древний браксан ценил бы такого врага. Они создавали изысканные ритуалы, которыми окружали столкновения равных противников, чтобы усилить разрушительную — и созидательную — силу поединка. Такие ритуалы проводились столетиями, возможно тысячелетиями. Ни один кайрт не велся с тех пор, как браксанские воины покинули родные степи и были поглощены цивилизацией. В сложности современного общества такая вражда двух воинов не ценилась.

До сего момента.

— Я убью тебя, — тихо поклялся Затар. — Своими собственными руками. В свое время, — слова появлялись из его подсознания, из той части его души, которая жаждала крови и у которой вызывали досаду наложенные цивилизацией ограничения. Затар даже не осознавал, что знает такие слова. — Способом, который выберу сам.

Как Анжа это воспримет? Она хоть поймет? Он сам едва ли понимал, что это такое.

Но, казалось, Анжа все поняла. Ее глаза заблестели и тело напряглось. «Именно этого она и хочет», — понял Затар.

— Я убью тебя, — сказала Анжа. — Своими собственными руками. В свое время. Выбранным мною способом. Ты не достанешься никому другому, — добавила Анжа, довольно улыбаясь в предвкушении победы.

Затар попытался остановиться, руководствуясь логикой — ведь это же в конце концов сумасшествие! — но вмешалась действительность. Лучше прямо сейчас оставить Бракси на какое-то время, сфокусироваться на какой-то другой деятельности, пока кайм’эра успокаиваются после случившегося. Лучше просто уехать, пока они кричат, требуя объяснений. Эта вендетта послужит его политическим амбициям и принесет Затару удовольствие. Да, определенно.

Он посмотрел в глаза Анжи — азартные огоньки плясали в них — и почувствовал экстаз, замысливая, как она умрет. «Убивая тебя, я и себя лишусь на какое-то время», — подумал он.

Но оставался один последний барьер. И страх этого так глубоко въелся в его браксанскую душу, что потребовалась вся смелость, чтобы поднять руку, в которой Затар держал бы меч, и предложить ей.

Анжа лиу Митете была поражена.

— Ты знаешь, чего ты просишь?

— Я хочу узнать своего врага.

— Ты это не переживешь. Ваш народ не создан для таких вещей!

— Ты предполагаешь, что во мне есть слабость там, где ее на самом деле нет.

— Совсем нет? Я сомневаюсь в этом, — но Анжа перегнулась через стол таким образом, чтобы дотянуться до его руки и ухватилась за нее. — Ты дурак, кайм’эра. Это поле битвы — м о е.

Мгновение ничего не происходило. Затишье перед бурей. Но вдруг вселенная разорвалась на части у него в сознании.

В первые мгновения потребовалась вся его сила, чтоб не сойти с ума.

«Сдаться легко, — пришел ее голос, но без звука. — Отказаться от всех чувств, обнять тьму».

Затар боролся с соблазнами, хотя они, казалось, пускали корни в его сознании. Он боролся за себя, и наконец нашел. Затар требовал понимания.

Резкая, неосязаемая жизнь, которая окружала его, сдалась под натиском его призывов. Он вызвал всю силу первобытной традиции и бросил Анже вызов именем кайрта: «У меня есть право знать природу моего врага».

Небо и земля, и воздух были сладкими. Затар упал, пораженный. Трава шевелилась у него под перчаткой, и он быстро отдернул руку, и заметил, что она совсем не двигается. Очарованный, он погладил траву. Жизнь, которая находилась внутри хрупких травинок, пела ему о простом, первобытном существовании — песнь бытия, не отягощенного мыслью. Что-то находилось у Затара над головой. Он повернулся, посмотрел в небо и увидел стаю птиц, летящих в его направлении. Затар дотронулся до них, узнал их голод, ощутил силу, которая гонит их вперед, чувства, неизвестные человеку, мысли о бесконечной миграции, он услышал их призыв к спариванию и радостную мелодию, проносившуюся сквозь их души.

И Анжа была перед ним.

Он встал.

— Что это? — прошептал он.

— То, чего ты требовал, — ответила она отстраненно. — Заглянуть в мой арсенал. Добро пожаловать в мой мир — или по крайней мере его образ, который могут разделить наши сознания! Этого достаточно, чтобы ты увидел потенциал того, с чем столкнулся.

— Ты не ожидала этого, — сказал Затар и тем самым — он понял — облек ее мысли в слова.

— У тебя очень сильная воля — твоя приспособляемость нетипична. Наслаждайся ею, пока она у тебя есть, браксан.

Затар коснулся земли и понял голод червей, спрятавшихся внутри, увидел туннели и пещеры, и пустоту коры планеты, глазами и разумом существ, обитавших в таких местах. Он потянулся вверх, наружу, и почувствовал звезды, как нежное прикосновение к его сознанию. Но не самих звезд, нет, миллионов живых существ, что обитают вокруг этих точек света и испускают свои мысли в Пустоту, формируя свои культурные и эмоциональные центры.

— Великолепно! — выдохнул Затар.

Анжа удивилась и он это почувствовал.

— Ты не видишь ничего, что вызывало бы у тебя страх?

— Я вижу только то, что меня поражает.

— Люди твоей расы не чувствуют подобного, — бросила она ему вызов.

— Значит они дураки, — Затар посмотрел на нее с новым чувством, окрашенным ревностью. — Жить так…

— Попробовать это прекрасно, — перебила Анжа. — Но жизнь с этим приносит больше боли, чем ты можешь себе представить теми способами, которые разум не-экстрасенса не может уловить.

— Кто ты? — Затар проигнорировал ее слова.

— Моя личность? Мое тело? — Анжа грациозно указала на себя, и это было бы не к месту, если бы она сделала это в физическом теле на физической плоскости. — Весь этот мир — наша фантазия, и сила, которой я обладаю, поддерживает его для тебя.

— Он не реален.

— Он не материален. Но очень реален.

— Но наши тела…

— Все там же — за столом переговоров, где мы сидим, сжимая руки друг друга. Сколько времени отнимает мечта? Мысль отнимает меньше. Это реально только для нас, и только в тот момент, когда мы это переживаем.

Затар закрыл глаза и пил чистое экстрасенсорное богатство своего окружения. Это оказалось легко, если закрыть глаза, тогда меньше отвлекающих моментов. Земля и небо… и она. Затар чувствовал ее ненависть, немного окрашенную страхом. Анжа ждала, что он сломается, но Затар не так-то прост, чтобы сжаться и отпрянуть от ее силы просто потому, что так велит традиция. Его сознание наполнялось страстным желанием. Желанием ее и всего того, что она собой представляет. Ее ненависти, которая только привлекало таких, как Затар. Он желал Анжу и потому, что она одержала над ним верх. По большей части потому, что она — шемар, и на протяжении всей истории такие женщины вызывали сильнейший голод у мужчин его племени, а также сильнейшую слепую страсть.

— Будь осторожен, — предупредила Анжа. Это приказ — она неосторожна. А его уход в сторону вызывал у нее дискомфорт? Если и так, то это его первая и пока единственная победа.

Не желая упускать случая, Затар приблизился к Анже. Пусть прочитает намерение у него в сознании. Она может быть мастером экстрасенсорного искусства, но в царстве человеческой сексуальности браксанам нет равных. Физические удовольствия для них также естественны, как воздух, и также необходимы. В то время, как она, воспитанная в азеанском окружении…

— Ты делаешь ошибку, — потрясенно выговорила Анжа, она показалась ему неуверенной. Затар почувствовал в ней ответ, призыв, голод, который отвергал доводы разума. Враждебность и страсть были комбинацией, которую очень высоко ценили браксаны; мысль о том, чтобы попробовать не только удовольствие от ее тела, но и резкую горечь ее ненависти, возбуждала и доводила желание до невыразимых высот.

Это была мечта, не так ли? А у мечты не бывает последствий.

Затар схватил женщину за плечи и поразился, когда поток чувств захлестнул его с головой. Он дотронулся до нее — до самого себя — их чувства перемешивались, он едва ли смог отличить одни от других. Тем не менее они с Анжей были разными. Затар гладил ее, чувствуя, как тело ее дрожит под его ладонями, как его собственное тело. Анжа была не против, нет, хотя ее определенно беспокоила его инициатива.

— Ты не знаешь, что делаешь, — прошептала женщина.

Но он знал. Затар вкушал удовольствие Анжи и делился своим, и это было наслаждение, о котором не могли и мечтать ему подобные.

— Дурак! — промолвила она, но не отпрянула. — Ты пожалеешь об этом… — Но в ней жила такая жажда и она вырвалась на волю, объяла Затара богатством и противоречием ее желания…

… и затем возникло чувство отчужденности, словно его собственные чувства захлопывались…

… и в страхе он отпрянул от нее…

… и провалился в темноту, абсолютную темноту.

«Где я?».

«Кто я?».

Мысль без ответа, существование без цели. Время бесконечно. Но воля все также сильна.

«Затар, — думает он и отмечает факт мышления. — Зарвати, — образ родословной, семьи, наследия. Семьи красивых людей, не подверженных заражению чумой. — Сын Винира, — высокого и злого человека, гордого лидера. — И Ксивы, — которая может командовать мужчинами одним мановением пальца, но не предпочитает делать так, цветок среди варваров, слишком мягкая и слишком красивая, чтобы жить долго».

Он есть.

Что бы ни было для него реальностью, — а в этот момент он не вспоминает, что реален — реальности больше не существует. Нет темноты, потому что понятие темноты подразумевает существование света, а света просто нет в реальности. Затар не может раздумывать, что это за место, поскольку это подразумевает понятие расположения и существование других мест; но ничто из этого не является для него истиной. Только при помощи чистой силы воли он собирает воедино свою личность и теперь она не знает, как прикрепиться к не-миру, в котором оказалась.

Это неприемлемо.

Затар ищет вокруг себя что-то, что угодно, за что бы ухватиться, как за основу реальности. Он отправляет ментальный импульс своему телу. Определенно разум и тело как-то связаны! Но есть только вечное несуществование его тюрьмы. Страх требует к себе внимания, зовет его подчиниться и покончить с борьбой, но он отказывается.

— Я — Затар, — повторяет он и держится за эту единственную ниточку, оставшуюся ему.

Шепот смерти проходит сквозь него и исчезает. Затар фокусируется в другом месте, ищет физический мир, что когда-то знал так хорошо. Но затем к нему приходит мысль и он перестает размышлять о своей цели. В реальности, где нет ничего, кроме мысли, мысль должна служить ключом к любой перемене. И чистая мысль — это концепции, понятия, абстрактное бытие, а не грубые отражения материальной субстанции.

Затар позволяет себе дрейфовать в ничто, пытается определить любое изменение в мире, где находиться.

И снова нить смерти касается его, и он отчаянно цепляется за нее. Ведь она пришла откуда-то и уйдет куда-то. Внезапно появляется расстояние, место, движение. Затар следует до конца пути и к ужасу его оказывается в месте очень знакомом. Тем не менее он все еще так удален от него, что даже когда чувствует волну разрушения, омывающую его тело, нет ничего, что он мог бы сделать для остановки этого процесса.

Он наблюдает за тем, как умирает.

«Нет, — думает он сурово. — Я отказываюсь умирать».

Волны все также накатывают на него, тонкая связь, что соединяет Затара с его материальной формой, слабеет, а за ним лежит только ничто, из которого он так недавно убежал.

Он становится намерением, он — воля к жизни, он заставляет себя идти по той же тропе, которую избрала его судьба. «Жизнь», — приказывает лорд, с силой толкает требование в глубину своей сущности, снова и снова, пока наконец угрюмая чернота не отступает и не отходит в те места в человеческом сознании, где хранятся такие вещи.

Затар изможден и отдыхает, и мысль бросает якорь в мире его тела, еще одна нить, что связывает и хранит его личную целостность.

Проходит вечность, миг, такой крошечный, что не описать его человеческими словами. Затар замечает еще одно сознание рядом и вспоминает. Внезапно он настораживается; если он хочет узнать своего врага, то тут, во владениях, свободных от связи с мирскими картинами, как раз и можно это сделать.

Анжа пытается отступить от него, а в материальном мире пытается вырвать свою руку из его и прервать контакт. Затар хочет удержать ее, хочет познать ее, такую чужую и в то же время являющуюся как бы частью его самого. Но инстинкт — желание удержать — не влияет на тело, с которым он оказался разлучен. Затар силой заставляет себя соединиться с частью своего тела, становится рукой, передает свою волю мускулам, связкам, сухожилиям, и переживает что такое быть рукой столь глубоко, что когда импульс схватить Анжу охватывает его, рука отвечает на этот призыв.

И сжимает крепче руку врага.

Мысль в темноте; осознание Другого. Анжа раздумывает: прервать ли контакт при помощи соответствующей дисциплины, на что у нее хватит сил. Одно ментальное усилие — и между ними обрушится стена. Затар может бороться с ней только, пока Анжа это позволяет, а сейчас она решает, как долго будет ему позволять.

«Я узнаю своего врага», — настаивает Затар.

«Очень хорошо, — приходит мысль, шипение нескрываемой ненависти. — И как глубоко погрузишься ты, так глубоко — и я».

Он видит ее сознание. Оно бурлит агрессией и пленяет сознание Затара своей голодной сутью. Вот ненависть, вот жажда крови, вот отчаяние, идеальные в своей чистоте, и не замутненные, пока не профильтрованы через неидеальную биохимию тела.

Подобно ветрам в бурю, эмоции Анжи бьют по Затару и угрожают оторвать его разум от причала самосознания. Ненависть — он приветствует ее, обнимает ее, как нечто знакомое, проходит сквозь нее, невредимый. Страх сексуальной неадекватности — он противопоставляет ему воспоминания из собственной юности, болезненные воспоминания настоящей импотенции, которые он скрывал за маской циничного юмора и в конце концов искренне позабыл. Гневливость, грозящяя потопить любого, — но разве с ним Затар и сам незнаком?

У атаки есть конец, но она не прекращается, словно бы он оказался в эпицентре бури. Всюду кружатся бурлящие эмоции, прямо перед ним виднеется нечто не менее напряженное, но по качеству совсем другое.

То, чего ни один мужчина из браксанов никогда не знал: суть женщины, богатая и теплая, он дотрагивается до нее несмело. Если Затар сомневается в своей собственной мужественности, то женственность поглотит его, он потеряет прежнего себя и так сильно изменится, что, когда сознание воссоединится с телом, часть его не срастется правильно уже никогда. Но лорд лишь наблюдает, и оценивает, и держится в стороне. Значит, вот она — Анжа лиу Митете — буря эмоций, приправленная желанием смерти, сила женщины, неспособная найти применение в мире твердых вещей.

Она тянется к его Имени.

Затар не представляет, почему эта мысль появилась, но она пришла. Впервые он узнал страх, такой сильный, что он чуть было не отступил. Это иррациональное предубеждение — и есть реальная основа его страхов в мире образов, где мысль является реальностью, а Имя его души вполне может стать ключом к его существованию? Затар вспоминает слова Анжи: «И как глубоко погрузишься ты, так глубоко — и я». Значит, он так близко находится к средоточию ее, что если у Анжи есть Имя, то лорд его услышит? Затар забывает о страхе, окрыленный свои открытием, и оглядывается, пытаясь узнать больше. И в это мгновение, когда решение абсолютно и его нельзя отменить, когда он уступает ту часть себя, которая раньше только побеждала, Затар проходит не через эпицентр бури и назад, в турбулентность, а углубляется в буйство стихии.

Здесь царила ментальная тишина, и слабое эхо его присутствия. «Что это за место?» — думает он, и понимает: это часть сознания Анжи, скрытая от нее самой, которую она не может увидеть. Размах этого места вызывает благоговейный трепет, тишина странно нервирует. Затар в изумлении идет по тайным улочкам ее души. Тут и там тропы обрываются, заново появляясь где-то в другом месте, они ведут не туда, куда изначально должны были вести. Одни возможности обрезаны, другие — направлены на чуждые им цели, и все сделано человеческой рукой, прикосновение которой оставило след на базовой сущности женщины.

И этот след Затару был знаком.

Он не может узнать, кто именно; для Затара это слишком сложно, поскольку он не обучен таким вещам — соединять абстрактное чувство с человеческим именем. Но он точно знает, что это сделал человек, и понимает, что их пути когда-то пересекались. Прикосновение знакомо — и плоды рук его чудовищны.

Затар путешествует по дорогам здоровья и видит, как они укорочены при помощи одной из форм экстрасенсорной хирургии, но он едва ли понимает какой; лорд видит, что было сделано и почему, и душа его наполняется яростью, такой ужасной, что ее нельзя выразить ничем, кроме чистой мысли.

«Это темная сторона власти, — думает Затар. — Агония, противостоящая песне жизни. Это причина, по которой мы с корнем вырвали экстрасенсорное зерно из нашего собственного наследия. Это… мерзость, преступление и для описания его нет слов».

Когда он раскрывает это жуткое преступление, когда он чувствует, как растет гнев, Затар понимает: терпению есть предел. Ужаса и экстаза, сплетенных в крепкий узел, — больше, чем он может безопасно усвоить.

«Как мне уйти?» — появляется вопрос.

И в это мгновение Затар выходит из сознания Анжи.

Анжа стояла у противоположной стены, серые глаза неотрывно смотрели на Затара. Она тяжело дышала, как человек после более приятной, чем состоялась у них, встречи, ее лице вспотело и раскраснелось от вожделения. И Затар почувствовал, что с его лицом происходит то же самое.

Левая рука болела. Затар опустил глаза, увидел порванную перчатку и кровь, что наполняла прореху. Это сделала Анжа, когда вырывалась из его рук, догадался Затар. Но их контакт не был нарушен… Лорд посмотрел на женщину и понял, почему в ней ощущается страх, хоть и совсем легкий. Анжа на самом деле вырвалась от него. Его воля обеспечивала связь, что позволила продолжать контакт.

Затар теперь смотрел на нее со смешанным чувством, но не мог облечь это в слова; в нем было все, включая сочувствие: поскольку то, что сделали с Анжой — преступление против самой идеи гуманизма. Они соединили смерть с ее сексуальным желанием и Затар это четко видел. Они хотели, чтобы Анжа оставалась одна, чтобы она страдала. Они рассчитывали на отчаяние, которое приведет ее… куда? Это Затару было неясно. Но такие уловки вызывали у него отвращение — у всего человеческого в нем.

«Если бы ты знала, что они сделали с тобой, и с каким намерением, то моя персона вызывала у тебя наименьшее беспокойство» — подумал Затар.

— Командир звездного флота, — сказал он размеренно, слова показались ему странными и скупыми. Внезапно Затар страстно захотел повторения контакта, уверенной ласки в форме взаимной ненависти… Но это ушло навсегда. Он попробовал нечто, непривычное для таких, как он, и доступное только в грезах, что бол ше никогда не повторятся.

— У тебя великолепное сознание, — заявила Анжа. — Я никогда не встречала ничего подобного за пределами телепатических кругов.

А она узнала его Имя? Странно, но это больше не казалось Затару важным. И он узнал ее.

Затар посмотрел на раненную руку, затем медленно снял с нее перчатку. Тонкая кожа ее промокла от крови. Он мгновение подержал перчатку, затем предложил Анже.

Она слабо улыбнулась.

«Трофей?» — словно спрашивало она насмешливо.

«Знак покорения, — подумал он в ответ. — С обеих сторон».

Анжа взяла перчатку из рук Затара, проявляя осторожность, чтобы не коснуться его кожи. Жест ее разозлил Затара, поскольку служил доказательством того, что сотворили с Анжой. После того, как они расстанутся, лорд отыщет человека, виновного в таком зверстве. Ему доставит несравненное удовольствие его смерть.

— Мой враг, — речевые режимы добавляли значения в слова, словно без усилий с его стороны. Желание — покорения, власти, обладания, — Я не забуду.

Затар не встречался с ней взглядом, опасаясь, что его затянет внутрь. Он просто повернулся и широким шагом пошел к двери. На мгновение он задержался перед открытой дверью, испытывая искушение повернуться и посмотреть на Анжу в последний раз. Хотя он теперь обречен искать ее смерти, природа звездной войны была такой, что они могут никогда больше не встретиться лично. Но порыв прошел и лорд шагнул вперед. Дверь, закрывшаяся за спиной, навсегда лишила его выбора.

Анжа лиу Митете осталась в переговорной зале одна. Она стояла неподвижно. Ее рука медленно сжала разорванную перчатку и браксанской крови просочилась сквозь пальцы.

Анжа тихо заплакала.

Он научил ее плакать.