"Ставка на проигрыш" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)Глава 10Мы свернули на север к Олдвичу, затем по Друри-лейн доехали до Сент-Джайлз-серкус. Я не пытался удрать, хотя машина несколько раз останавливалась у светофора. Сосед настороженно косился в мою сторону глазом, а я все пытался вспомнить, где же видел его раньше, и не мог. Мы проехали по Тоттенхем-корт-роуд, завернули налево, направо, снова налево. Прямо к Риджентс-парк, где "Роллс" описал полукруг и плавно подкатил к турникету в зоопарке. – Выходите, – мотнул головой мой попутчик. Мы вышли из машины, и она тихо отъехала. – Придется платить за вход, – заметил я. Он бегло взглянул на меня, попытался одной рукой выудить из кармана мелочь, но не сумел, а расстаться с ножом не решался. – Нет уж, – сказал он. – Вам платить за обоих. Я заплатил, подавив усмешку. Он не выглядел страшным, как ни старался. Мы прошли через турникет. – Куда дальше? – спросил я. – Прямо. Я скажу. Зоопарк был почти пуст. В этот темный ноябрьский день сюда не подъезжали даже набитые школьниками автобусы. Над сетчатым вольером мрачно и пронзительно звенели птичьи голоса, а доска объявлений гласила, что кормежка грифов состоится в три часа. Мужчина в темном пальто и черной фетровой шляпе сидел на скамейке возле открытого вольера для львов. Вольер был пуст. Теплолюбивые звери грелись где-то внутри, под лампами. – Сюда, – кивнул мой попутчик. Мы направились к скамейке. Мужчина в черной шляпе смотрел на нас. Каждая складка одежды, вся его поза, казалось, говорили о деньгах, власти и высоком общественном положении, а манере держаться с раздражающим превосходством мог позавидовать любой чиновник из Форин-офис. – Были осложнения? – спросил он. – Нет. – Человек с ножом был немногословен. Бледно-серые, холодные, как стратосфера, глаза помрачнели. – Я недоволен вами, Тайрон. – Акцент довольно резкий, но трудно определимый. – Теперь оставьте нас, – сказал он человеку с ножом. – И ждите. Мой неопределенного вида похититель в неопределенного цвета плаще коротко кивнул и зашагал прочь, и тут я почти вспомнил, где видел его. Воспоминание молнией пронеслось в голове, так и не успев оформиться. – Вы сами решили приехать сюда? – ровным голосом проговорил мужчина в шляпе. – И да и нет. Он встал. Моего роста, но гораздо плотнее. Гладкая, желтоватого оттенка кожа, сеть морщинок в уголках глаз. Я заметил, что волосы у него довольно светлые, и подумал, что он примерно лет на пять-шесть старше меня. – На улице холодно. Зайдем внутрь. Я последовал за ним, и мы вошли в жилище больших кошек, где едкий, тревожный запах диких животных как нельзя более соответствовал происходившему. Я понял, чего он хотел. Не убить меня, нет, это можно было сделать на Флит-стрит или по дороге... Выведать тайну. Весь вопрос в том, какими средствами. – Вас, кажется, не удивляет эта встреча? – спросил он. – Мы ожидали... какой-то реакции. Были готовы к ней. – Понимаю. – Он помолчал, обдумывая мои слова. Скучавший тигр лениво, вприщурку следил за нами. Когти втянуты в подушечки лап, кончик хвоста слегка подергивается из стороны в сторону. Я оскалил зубы. Он отвернулся, сделал три шага вперед, три назад и заходил по кругу. – Реакции на той неделе вам было недостаточно? – Урок пошел на пользу, – заметил я. – Прямехонько вывел нас на Чарли Бостона. Хорошо, что вы заговорили об этом. Теперь вас можно приписать к числу его подручных. Глаза его блеснули ледяной злобой. – Бостон работает на меня! Я опустил голову и не ответил. Если гордость его так легко уязвима, мне, пожалуй, удастся узнать от него гораздо больше, чем ему от меня. – Когда мне рассказали об этой истории в поезде, я отнесся к ней неодобрительно. Впрочем, не уверен, что сейчас я думаю так же. – Снова ровный, спокойный голос воспитанного, интеллигентного человека. – Так это не ваш приказ? – Нет. Я провел рукой по толстой металлической решетке, удерживающей посетителей на расстоянии четырех футов от клеток. Тигр выглядел ручным, добродушным, не способным убить. Разве может такой растерзать, искалечить, разодрать плоть до костей? – Надеюсь, вы понимаете, что мы хотим узнать? – спросил вежливый тигр, стоявший рядом. – Мы хотим знать, где спрятана лошадь. – Зачем? – Он смотрел на меня, прищурясь. Я вздохнул. – Что вам от этого толку? Неужели вы все еще всерьез намереваетесь помешать ей участвовать в скачках? Куда как разумней бросить все это дело, свернуть шатры и тихо убраться восвояси. – Предоставьте решать это мне! – Снова гордыня выперла из него на целую милю. Мне это не понравилось. К числу наиболее беспощадных врагов принадлежат именно те, кто боится упасть в грязь лицом. – Где он? – Тиддли Пом? – спросил я. – Тиддли Пом. – Он произнес эти слова с особым отвращением. – Именно. – В надежном месте. – Мистер Тайрон, кончайте валять дурака. Не сможете же вы вечно прятать его от Чарли Бостона. Я молчал. Тигр зевнул, обнажив полный набор желтоватых клыков. Ужасное зрелище... – Ущерб, нанесенный вашему здоровью, в следующий раз будет куда ощутимее, – сказал он. Я смотрел на него с любопытством. Неужели он всерьез думает, что меня можно сломить такой банальной угрозой? Он тоже смотрел на меня. Мое молчание, видимо, нисколько не впечатлило его. Сердце у меня замерло. За этим должно последовать что-то еще, что-то более существенное. – Еще тогда, – заговорил он будничным, ровным тоном, – когда мне сообщили, что на следующий день после неверно истолкованного вами нападения вас видели на скачках в Пламптоне, я понял, что физическое давление в данном случае бессмысленно и лишь создает дополнительные трудности. Теперь я вижу, что не ошибся. Я дал указания подобрать другие ключи. И конечно же, их подобрали. И вы скажете нам, где находится лошадь. Он достал черный бумажник крокодиловой кожи, вынул из него небольшой листок, сложенный пополам, и протянул мне. Я посмотрел. Он заметил, как исказилось мое лицо, и удовлетворенно кивнул. Это была фотокопия счета из гостиницы, где мы с Гейл провели ночь. Мистер и миссис Тайрон, один двойной номер. – Теперь вам ясно, мистер Тайрон, что, если вы хотите сохранить эту пикантную подробность жизни в тайне от жены, вы должны дать нам адрес. Мысли вихрем завертелись у меня в голове, словно барахло в барабане химчистки, но ничего толкового я не придумал. – Вы так спокойны, мистер Тайрон. Но вам же это крайне неприятно, не так ли? Так скажите нам. Уверен, вам вовсе не хочется, чтобы жена подала на развод. А какие меры предосторожности принимались, чтобы обмануть ее... Это дает основание полагать, что она тут же вышвырнет вас за дверь, если узнает... – Он показал на счет. – Особенно, наверное, будет приятно узнать, что ваша любовница – цветная. Нам известно и о других свиданиях. Например, в прошлое воскресенье. И еще за неделю до этого. И вашей жене все расскажут, все. Богатая женщина этого не потерпит. "Интересно знать, – в каком-то странном оцепенении подумал я, – за какую именно сумму Гейл продала меня?" – Ну довольно, Тайрон. Адрес! – Мне надо подумать, – вяло ответил я. – Что ж, понимаю. Необходимо время, чтобы смириться окончательно. И оно у вас будет. Шесть часов. Ровно в семь вечера вы нам звоните. – Он протянул мне маленькую белую карточку с номером телефона. – Но шесть часов – это крайний срок. По истечении этого времени информация будет находиться на пути к миссис Тайрон, и никому не удастся приостановить ее. Вам ясно? – Да, – ответил я. Тигр сел и закрыл глаза. Он мне сочувствовал. – Так я и думал. – Он направился к двери. – Ровно в семь. Всего доброго, мистер Тайрон. Легким, уверенным шагом он вышел из кошкиного дома, завернул за угол и исчез. У меня отнялись ноги. Я стоял, не двигаясь, весь во власти неясного, зыбкого ощущения непоправимого несчастья. Часть сознания, которая отказывалась верить в него, твердила, что, если я останусь вот так, неподвижно, на месте, беда минует меня. Нет, конечно, этого не произойдет. Но постепенно первое потрясение прошло, и я судорожно принялся искать лазейку. Я медленно отошел от тигра, вышел на воздух и, углубленный в свои мысли, поплелся к воротам. Уголком глаза я заприметил моего похитителя в плаще. Стоя на боковой дорожке, тот заглядывал в явно пустой загон из плетеной проволоки, и вдруг, когда я выходил через турникет на улицу, меня словно громом ударило: я вспомнил, где видел его. Я даже остановился. Теперь надо было разобраться что к чему. Я видел этого типа на станции Кингс-кросс, когда ждал Гейл. Он стоял рядом, смотрел, как она выходит из метро и идет ко мне. Я искал ключ. И нашел. Если он был на станции, значит, они следили за мной от самой "Блейз". И сегодня они сцапали меня у самых дверей "Блейз". Медленно шагая по улице, я пытался осмыслить все это. Утром со станции Кингс-кросс я поездом отправился в Ньюкасл. Но обратный билет не использовал – отдал Колли Гиббонсу. Кружным путем вернулся домой и где-то на пути, сам того не ведая, может, еще на скачках, избавился от "хвоста". Видимо, еще один человек следил за Гейл или же просто пришел к ней в гостиницу, когда я уехал. Пытаясь отбросить мысли о ее предательстве, я все же допускал, что такое возможно. Все зависит от суммы, которую ей предложили. Пожалуй, фунтов пятьсот – достаточное искушение для ее торгашеской душонки. Никто, кроме Гейл, не мог взять счет из отеля. Никто, кроме Гейл, не знал о тех двух воскресеньях. Никто, кроме Гейл, не думал, что моя жена богата. Отсюда я хладнокровно сделал вывод, что значу для нее совсем немного. Точнее, почти ничего. Я добрел до угла и инстинктивно повернул к дому. Лишь шагов через двадцать я осознал, что делать этого нельзя. Гейл не знала, где я живу! И не могла сказать им. Им неизвестно истинное положение дел с Элизабет, они считают ее богачкой, которая может выгнать меня на улицу. Сегодня утром они поджидали меня у дверей "Блейз"... Все тем же неспешным шагом я повернул направо. Если мужчина в черной шляпе не знает, где я живу, это должен выяснить тот, в плаще. На углу я остановился и посмотрел назад, через густые ветви боярышника. Он поспешил следом. Так же медленно я двинулся дальше, потихоньку приближаясь к Флит-стрит. Черная Шляпа блефовал. Он не мог сообщить Элизабет о Гейл, потому что не знал, где мы живем. Ни телефона, ни адреса в справочнике нет. Уже дважды я мог довести их до дверей своего дома, и лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств этого не произошло. Но все равно, везение не может продолжаться вечно. Даже если я буду водить их за нос до конца скачек на кубок. В один прекрасный день они узнают мой адрес и сообщат ей все. "Сперва тебя покупают, потом шантажируют", – так сказал Берт Чехов. Купили Гейл, шантажируют меня. Все сходится. На всем долгом пути к "Блейз" я размышлял о природе шантажа. Люк-Джон и Дерри удивились, что я вернулся. – У кого-нибудь из наших репортеров уголовной хроники есть свой человек в полиции? – спросил я. – Кажется, у Джимми Сиенна, – ответил Дерри. – А в чем дело? – Надо узнать владельца машины по номеру. – Что, покушение на твой древний фургон? – равнодушно спросил Люк-Джон. – Ага, стукнул и смылся, – кивнул я. – Можно попробовать, – сказал Дерри с характерной для него готовностью помочь. – Давай номер, я разузнаю. Я продиктовал ему номер "Роллса" Черной Шляпы. – Номер лондонский, – заметил Дерри. – Это упрощает дело. – Он подошел к столу, над которым возвышался громадный, как гора, молодой человек с рыжей шевелюрой, и стал с ним совещаться. Я дотянулся до телефона и с самым беззаботным видом, но с замиранием сердца набрал номер, который оставил Черная Шляпа. Было три восемнадцать. Из шести отпущенных мне часов прошло два. Ответил удивленный женский голос. – Вы уверены, что набрали правильно? Я продиктовал ей номер. – Да, верно. Как странно... – Что странно? – Видите ли, это будка телефона-автомата. Я только вошла и хотела позвонить, как вдруг эти гудки... Вы уверены, что у вас правильный номер? – Не знаю, – сказал я. – А где находится эта будка? – В подземке, на станции "Пикадилли". Я поблагодарил ее и повесил трубку. Толку мало. Подошел Дерри и сказал, что Джимми Сиенна делает все, что в его силах. Удачно, что сегодня вторник и заняться ему особенно нечем. Тут я вспомнил, что номер "Тэлли" и яблочный пирог остались на полу в "Роллсе". Стал думать, стоит ли пойти и возместить потерю. Решил, что ничего страшного не случится, вышел на улицу и все купил. Старого знакомого в плаще я не заметил, но это не значило, что он не скрывается где-нибудь поблизости. А может, его подменил кто-то другой, кого я не знал в лицо. Дерри сообщил, что приятель Джимми из полиции проверяет регистрационный номер. Я присел рядом на край стола и принялся грызть ногти. Туман, весь день угрожавший пасть на город, медленно отступил. Только этого не хватало! Я начал обдумывать, как бы незаметно выбраться из редакции на ярко освещенную Флит-стрит. Ровно в пять Люк-Джон объявил, что уходит домой, за ним с виноватым видом последовал Дерри. Я перебрался к столу Джимми Сиенна и принялся за ногти на новом месте. Наконец, когда Джимми тоже поднялся, чтобы идти домой, зазвонил телефон. Он выслушал, поблагодарил и записал что-то на клочке бумажки. – Вот держи, – сказал он мне. – Желаю удачи со страховкой. Она тебе пригодится. Я прочитал, что было написано на листке. "Роллс" под этим номером был приписан к конторе под названием "Машины Лукулла напрокат". Из "Блейз" я выбрался через крышу. "Тэлли", коробка с пирогом и больные ребра несколько осложняли задачу, но зато после кругосветного путешествия через вентиляционные шахты и перекрытия я спокойно вышел через пожарный выход в редакционное помещение соседней с нами газеты. Никто не поинтересовался, что я здесь делаю. Я спустился на лифте в подвальный этаж и оказался в просторном гараже, где стояли ряды желтых фургонов, готовые доставить сырые, только что отпечатанные кипы газет к поездам и самолетам. Одного из шоферов я немного знал и попросил подвезти меня. – Ладно, если вам в сторону Паддингтона. – Как раз туда. – Мне любое направление годилось. – Тогда полезайте. Я влез, он загрузился и быстро выехал из гаража. У Паддингтона мы распрощались, и я поехал домой на метро, уверенный, что уж теперь никто не идет за мной следом. У миссис Вудворд я отыграл две минуты, не чувствуя, впрочем, особого вкуса к игре. С половины седьмого до семи я, глядя на Элизабет, просидел в кресле со стаканом виски, стараясь унять беспокойство. – Что-то случилось, Тай? – спросила она со свойственной ей обостренной чуткостью. – Нет, милая. Стрелки мчались по циферблату галопом. Ровно в семь я сидел абсолютно неподвижно, не делая ровным счетом ничего. В пять минут восьмого я поймал себя на том, что зубы мои стиснуты так крепко, что того гляди сотрутся в порошок. Я представил будку телефона-автомата на "Пикадилли", в которой стоит Черная Шляпа, человек в плаще или их шофер, ожидая моего звонка. Что значит Тиддли Пом по сравнению с душевным покоем Элизабет?! Но трубку я так и не снял. После семи стрелки едва ползли по циферблату. В половине восьмого Элизабет с явно различимым в голосе страхом сказала: – Тай, я знаю, что-то случилось. Ты никогда не был таким... таким мрачным. Мне стоило невероятных усилий улыбнуться в ответ, но это ее не убедило. Я опустил глаза и проговорил с отчаянием и болью в голосе: – Милая, ты очень огорчилась бы, если в узнала, что я... ну, в общем, взял и... переспал с одной девушкой? Ответа не было. После невыносимо долгой паузы я заставил себя поднять глаза. По ее щекам текли слезы. Она делала судорожные глотательные движения, стараясь заговорить, и не могла. По давным-давно сложившейся привычке я достал из коробки бумажную салфетку и вытер ей глаза – сама она не могла этого сделать. – Прости меня, – бессмысленно повторял я – прости меня. – Тай... – Ей никогда не хватало дыхания для плача. Рот широко открыт, глотает воздух. – Милая, не плачь. Не плачь. Забудь, что я сказал. Ты же знаешь, как я люблю тебя, я никогда тебя не брошу. Элизабет, милая, дорогая Элизабет, не плачь! Я снова вытер ей глаза, проклиная случай, что привел меня к Хантерсонам. Можно было обойтись и без Гейл. И вообще без кого бы то ни было. И по большей части прекрасно обходился все эти одиннадцать лет. – Тай... – Слез больше не было. Лицо не такое искаженное. Она вздохнула, набрала побольше воздуху. – Я не могу даже думать об этом. Я стоял рядом, сжимая салфетку в руке. – Мы никогда не говорили с тобой о сексе... – "Спирашелл" ритмично вздымал и опускал ее грудь. – Мне ничего этого не надо... ты ведь знаешь... но иногда я вспоминаю... – Из глаз вновь выкатились две слезинки, я смахнул их салфеткой. – Я никогда не расспрашивала тебя о женщинах... почему-то не могла. – Да, – медленно произнес я. – Иногда мне казалось, что... у тебя есть кто-то... но на самом деле я никогда не хотела этого знать... Я решила, что никогда не спрошу тебя об этом. Я знаю, я эгоистична... Мне всегда говорили, что мужчины устроены по-другому, им обязательно нужна женщина... Это правда? – Элизабет... – беспомощно проговорил я. – Я не ожидала, что после всех этих лет... услышу такое... Да, я бы очень огорчилась, если б узнала... Что я могу поделать... А почему ты спросил? – Я бы никогда не заговорил об этом, – с горечью в голосе произнес я. – Меня пытаются шантажировать. – Так это было? – Да, к сожалению... Она закрыла глаза. – Понимаю. Я ждал, ненавидя себя изо всех сил. Слез больше не было. Она никогда не плакала долго – физически не могла. Другие жены могли кричать и швырять вещи. Ярость Элизабет была страшна беспомощностью. Очевидно, этот приступ прошел незаметно, потому что, когда она наконец заговорила, голос у нее был низкий, хриплый и мертвенно-спокойный. – Ты, конечно, не мог позволить, чтобы тебя шантажировали. Я кивнул. – Я теперь понимаю, что была не права. Очевидно, любому мужчине, живущему с парализованной женой, нужно иметь хоть кого-то... Многие в таких случаях собирают вещи и сбегают... Я знаю, ты скажешь, что с нами этого никогда не произойдет, и, действительно, почти верю тебе, но я понимаю, насколько я тебе в тягость... – Это, – искренне сказал я, – не так. – Нет, это так. Но не рассказывай мне об этой девушке. – Если не я, то они расскажут. – Ну хорошо... Я быстро рассказал все. Не вдаваясь в подробности. Презирая себя, но зная, что Черная Шляпа не остановится ни перед чем, чтобы узнать местонахождение Тиддли Пома. Шантажисты никогда ни перед чем не останавливаются. "Не продавай свою душу, – сказал мне Берт Чехов. – Не продавай свою колонку". Вместо всего этого пожертвуй спокойствием своей жены! – Ты собираешься встречаться с ней и дальше? – спросила она. – Нет. – А с кем-нибудь еще? – Нет. – Мне кажется, что будешь. Только тогда... не рассказывай мне ничего, если, конечно, кто-нибудь не начнет тебя шантажировать снова. Горечь в ее голосе заставила мое сердце сжаться. Рассудком она, возможно, и понимала, что требовать от меня пожизненного и полного воздержания было бы чересчур, но эмоции почти не зависят от рассудка. И чувства, которые испытывает каждая жена, узнав о неверности мужа, не атрофируются вместе с мышцами. Что мог требовать я от нее? Надо родиться святой или стать абсолютно циничной, чтобы спокойно снести измены, а она не была ни той, ни другой, она была обычным человеческим существом, зажатым в тиски страшной болезни. "Интересно, – подумал я, – насколько подозрительными ей будут казаться теперь самые невинные мои отлучки, насколько мучительной станет отныне каждая минута моего отсутствия..." Весь вечер она была тиха и подавленна. Не стала ужинать, отказалась от яблочного пирога. Я умывал ее, растирал, проделывал прочие интимные процедуры и почти физически ощущал, что она думает в это время о другом теле, которого касались мои руки. Она была бледна, напряжена и, наверное, впервые за все время стеснялась. Еще раз, вкладывая в слова всю душу, я сказал: – Прости меня, милая! – Да, конечно. – Она закрыла глаза. – Жизнь довольно подлая штука, правда? |
|
|