"След хищника" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)

Глава 9

Июль тихо ушел и унес с собой нудные дожди, и с грозами ворвался август. В ту неделю в лондонском офисе работы было мало, но зато в Италии много чего произошло.

Пучинелли звонил дважды сказать, что все по-прежнему, но в третий возбужденно сообщил, что данное Ченчи объявление о награде принесло результаты. Текст объявления и портреты похитителей были развешаны во всех общественных местах в Болонье и по всей провинции. Какая-то женщина позвонила самому Паоло Ченчи и сказала, что знает, где находится часть выкупа.

– Синьор Ченчи сказал, что она говорила весьма злорадно. Она сказала, что пусть "он" потеряет свои деньги. Но кто такой этот "он", она не сказала. В любом случае мы с синьором Ченчи завтра утром поедем в то место, на которое она указала, и, если мы найдем деньги, он отправит ей вознаграждение. На адрес маленького, средней паршивости отеля. Мы отыщем эту женщину и допросим ее.

На следующий вечер он был уже не в таком радужном настроении.

– Правда, мы нашли кое-какие деньги, – сказал он. – Но, к несчастью, не слишком много, если подумать обо всей сумме.

– И сколько?

– Пятьдесят миллионов лир.

– Это... – я быстренько подсчитал в уме, – около двадцати пяти тысяч фунтов. М-м... Я бы сказал, доля одного из бандитов, причем не главного.

– Согласен.

– Где ты нашел деньги?

– В камере хранения на вокзале. Женщина назвала синьору Ченчи номер ячейки, но у нас не было ключей. Зато был специалист, который эту ячейку вскрыл.

– Значит, кто бы их там ни оставил, он все еще думает, что они на месте?

– Да. Они действительно на месте, но мы сменили код замка. Если кто попытается ячейку вскрыть, ему придется просить другой ключ. Тогда мы его и возьмем. Мы устроили хорошую западню. Деньги лежат в мягкой дорожной сумке с "молнией". Номера банкнот совпадают с теми, что на фотографиях. Это, вне всякого сомнения, часть выкупа. Синьор Ченчи отослал вознаграждение в пять миллионов лир, и мы попытаемся задержать женщину, когда она за ними придет.

Однако мы с ним оба разочарованы, что нашли так мало денег.

– Это лучше, чем ничего, – сказал я. – Расскажи, как успехи.

С "горячими" деньгами обычно поступают двумя способами, из которых самый простой-запрятать свою долю где-нибудь, пока не минет самая острая фаза поисков. Жулики определяют срок безопасности весьма вольно – от месяца до нескольких лет, а потом очень осторожно тратят деньги подальше от дома, обычно на то, что потом можно было бы сразу же перепродать.

Второй, более хитрый способ обычно используется при большом количестве денег. "Горячие" деньги сдают в какой-нибудь притон, профессионалу, который купит их за две трети их номинальной стоимости и наживется, сплавляя их пачками ничего не подозревающей публике через маклеров в казино, на рынках, ярмарках, на скачках, везде, где из рук в руки быстро переходит большое количество наличных. К тому времени, когда "горячие" деньги вернутся в широко раскинувшие свои филиалы банки, источник их уже не определить.

Какая-то часть миллионов Паоло Ченчи – около трети – могла пойти в такое "отмывание", что-то могло быть поделено между членами шайки, и кто знает, сколько их. Часть могли потратить авансом на различные расходы, к примеру, на аренду пригородного дома. Расходы на удачное похищение всегда высоки, и выкуп никогда не идет в доход целиком. И все равно, несмотря на риск, это самый быстрый из известных путей заработать состояние. Тем более в Италии, где шанс быть выслеженным и похищенным достигает процентов пяти.

В стране, где женщина не может пройти по улице с сумкой в руке из боязни, что эту сумку порежут воры или вырвут мотоциклисты, похищения людей рассматриваются как жизненные реалии. Нечто вроде язвы.

Пучинелли позвонил двумя днями позже. Настроение у него было хорошее.

Он сообщил, что за женщиной, получившей вознаграждение, проследили до самого ее дома, не вызывая подозрений. Оказалось, что она жена человека, отсидевшего в тюрьме два срока за нападения на спиртовые склады. Соседи говорят, что он ухлестывает за девушками, а жена у него чертовски ревнива. Пучинелли считал, что арест подозреваемого и обыск особого труда не составят.

На следующий вечер он позвонил и сообщил, что при обыске в кармане его пиджака нашли талон на ячейку в камере хранения. Подозреваемого звали Джованни Санто. Теперь он сидел в камере, и информация из него перла, как лава из вулкана.

– Дурак он, – пренебрежительно сказал Пучинелли. – Мы сказали ему, что он загремит в тюрьму на всю жизнь, если не будет сотрудничать с нами, и он перепугался до смерти. Он назвал нам имена всех похитителей. Всего их семеро. Двух мы уже, естественно, взяли, теперь Санто. Сейчас пошли брать трех остальных.

– А Джузеппе? – спросил я, когда он замолчал.

– Джузеппе, – неохотно ответил он, – не из них. Джузеппе – седьмой. Он был главным. Набирал остальных. Все они прежде уже совершали преступления. Санто не знает ни настоящего имени Джузеппе, ни откуда он родом, ни куда он уехал. Боюсь, что в этом Санто не врет.

– Ты прямо чудеса творишь, – сказал я. Он скромно кашлянул.

– Мне повезло. Эндрю... это только между нами... я должен признать, что разговоры с тобой для меня очень полезны. Когда я говорю с тобой, мне все становится понятнее. Странно.

– Продолжай в том же духе, – ответил я.

– Да уж! Это дело приятное.

Он позвонил через три дня, чтобы сообщить, что теперь все шесть бандитов под стражей и что найдено еще сто миллионов из денег Ченчи.

– Мы также записали голоса всех шестерых, сделали отпечатки голосов и проанализировали их, но ни один из них не похож на голос на пленке. И ни один из бандитов не похож на того человека, которого ты видел, – того, с фоторобота.

– Джузеппе, – сказал я. – На записях – его голос.

– Да, – мрачно согласился Пучинелли. – Никто из них прежде его не знал. Он подцепил одного в баре, а тот привел остальных пятерых. Мы предъявим обвинение всем шестерым, это несомненно, но без Джузеппе все это бессмысленно.

– М-м... – Я помолчал. – Энрико, это правда, что некоторые из студентов, которые в своей горячей юности вступали в "Красные бригады", выросли из этого и стали обычными добропорядочными гражданами?

– Слышал о таком, но они, конечно же, не распространяются о своем прошлом.

– Хорошо... просто меня осенило пару дней назад, что Джузеппе мог узнать о технике похищения, еще будучи студентом, от членов "Красных бригад". И даже сам состоял в них.

– Твоя картинка для "Айдентикит" не подходит ни под одно описание преступника, – с сомнением сказал Пучинелли.

– Я просто подумал, может, стоит показать фоторобот бывшим студентам примерно такого же возраста, скажем, двадцати пяти – сорока лет, на каких-нибудь студенческих встречах? Хоть слабый, да шанс.

– Попробую, – сказал он. – Но, я уверен, ты знаешь, что "Красные бригады" построены по принципу малых ячеек. Люди из одной ячейки не опознают человека из другой, потому что никогда его не видели.

– Я знаю об этом и понимаю, что шансов на успех мало, и на это уйдет много труда, может быть, пустого.

– Я подумаю.

– Ладно.

– Все университеты закрыты на летние каникулы.

– Да, – сказал я. – Но осенью...

– Я подумаю, – повторил он. – Доброй ночи, друг. Спокойного тебе сна.

Алисия узнала от отца о том, что нашли часть выкупа и взяли шестерых похитителей.

– О... – бесцветно сказала она. – Но вашего человека с микрофоном среди них нет.

– О! – Она виновато посмотрела на меня, услышав, как и я, в собственном голосе еле заметное облегчение. Мы сидели у Попси в крошечном тенистом садике, где на лоскутке травы теснились четыре шезлонга, а каменная стена ничуть не мешала видеть окружавшие двор с трех сторон конюшни. Мы пили кофе со льдом – после гроз пала жара, – позванивая кубиками льда, а лошади вежливо наблюдали за нами, высовывая морды из денников поверх низких дверей.

Я напросился к ним в свой выходной. Ни Попси, ни Алисия не имели ничего против. Когда я приехал, я застал одну Попси – во дворе, как обычно.

– Привет, – сказала она. – Извините, что мокро. – Она стояла в зеленых резиновых сапогах, со шлангом в руке, поливая заднюю ногу большой гнедой лошади. Боб держал лошадь за голову. Она тоскливо посмотрела на меня. Вода потоком стекала по двору в канаву.

– У нее ноги, – сказала Попси, словно это все объясняло.

По мне, у нее были все четыре ноги. Я едва удержался, чтобы не ляпнуть этого вслух.

– Алисия пошла по магазинам, – сказала Попси. – Это ненадолго.

Она похлопала прочь и завернула кран, бросив шланг возле него.

– Пока хватит, Боб, – сказала она. – Пусть Джеймс свернет шланг.

– Она вытерла руки о брюки и ярко полыхнула на меня зелеными глазами.

– Знаете, а она ездит, – сообщила Попси, когда Боб повел гнедую в стойло, – но только в Даунсе. Она приезжает туда и уезжает вместе со мной на "Лендровере". Мы не обсуждаем это. Таков распорядок дня.

– А как она в остальном?

– Я бы сказала, намного веселее. – Попси широко улыбнулась и слегка похлопала меня по плечу. – Я просто не понимаю, как такой хладнокровный тип может вернуть кого-то к жизни.

– Я не хладнокровный, – обиделся я.

– Да? – Она окинула меня насмешливым взглядом. – Да вы прямо железный. Вы мало улыбаетесь. Вы не пугаете... но я уверена, что если попытаетесь, то можете испугать.

Я покачал головой.

– Вы когда-нибудь напиваетесь?

– Нечасто.

– Скорее никогда. -Она показала на кухню. – Хотите выпить? Сейчас чертовски жарко.

Мы вошли в прохладное нутро дома. Она стряхнула на пороге сапоги, прямо в коричневых носках пошла на кухню и принесла из холодильника белого вина.

– Я прямо сейчас готова поспорить, – говорила она, наливая вино, что вам никогда не приходилось беспомощно хихикать, петь вульгарные песенки или... в общем, садиться в лужу.

– Часто.

"Да-а?" – сказал ее взгляд. Она грузно уселась на стул, положив ноги на другой.

– Ну, иногда, – сдался я.

Она задумчиво отпила вина.

– Ну и что вас заставляет хихикать?

– Ох... ну, как-то раз я был при одной итальянской семейке во время расследования похищения, и они все вели себя как герои мыльной оперы – говорили на повышенных тонах, и это было неприятно. Я время от времени уходил наверх, чтобы удержаться от смеха... меня все время охватывали приступы этого ужасного хихиканья, хотя само-то дело было смертельно опасным. Мне было невероятно трудно. У меня все мускулы лица болели от усилий сохранять спокойное выражение.

– Прямо как когда хочется расхохотаться в церкви, – кивнула Попси.

– Именно так.

Мы потягивали холодное вино и дружески рассматривали друг друга, а через пару минут появилась Алисия с полной сумкой всяческой бакалеи и приветливой улыбкой. Щеки ее наконец-то порозовели – казалось, в ней возродилась прежняя девочка. Даже посадка головы изменилась – к ней вернулось самоуважение, и спину она теперь держала прямо.

При виде ее я поднялся и поцеловал ее в щеку, а она поставила сумку на стол и обняла меня.

– Привет, – сказала она. – Заметьте, пожалуйста, я ходила в магазин. Уже третий раз. Теперь мы снова вернулись к делам... не говоря уж о том, что никакой нервотрепки.

– Потрясающе.

Она налила себе немного вина, и мы втроем мирно съели ленч. А потом, когда Попси пошла в свой офис поработать с бумагами, я в саду рассказал Алисии о новых арестах.

– Думаете, они поймают его... того, с микрофоном? – спросила она.

– Он называл себя Джузеппе, – сказал я. – хотя почти .наверняка его зовут по-другому. Шесть бандитов знали его под именем Джузеппе и больше ничего. Я думаю, он хладнокровный и умный человек, и боюсь, Пучинелли ни его, ни основную часть выкупа за вас не найдет.

Она немного помолчала, а затем, сказала:

– Бедный папа. Бедные все мы. Мне так нравился дом в Миконосе... там было столько света, рядом сапфировое море... Папа говорит, что возвращенных денег не хватит, чтобы сохранить его. Говорит, что он отложил его продажу просто потому, что надеется... но ведь дело не просто в стоимости дома, есть еще расходы на содержание....мы платим два или три раза в год. Этот дом и прежде был для нас роскошью. – Она помолчала. – Это часть моего детства. Часть моей жизни.

– И Джузеппе отнял ее, – сказал я.

Она вздрогнула и в конце концов кивнула.

– Вы правы.

Мы выпили кофе со льдом. Время спокойно ползло себе.

– Я подумала о том, чтобы на следующей неделе "выступить на скачках.

В Брайтоне. Майк Ноланд выпускает там много лошадей, поскольку обычно тренирует их в Суссексе, а там живет много владельцев лошадей. Я могу поехать и поговорить с ним... показать ему, что я еще жива.

– А если я поеду с вами, – спросил я, – это ничего?

Она улыбнулась все еще наблюдающим за нами лошадям.

– Ничего.

– Когда?

– В среду.

Я подумал о расписании дежурств.

– Я улажу, – сказал я.

***

Джерри Клейтон с видом страдальца согласился подежурить за меня с четырех до полуночи, и я рано утром поехал в Ламборн за Алисией, задержавшись, только чтобы выпить кофе и выслушать бодрое напутствие от Попси перед трехчасовой поездкой в Брайтон.

– Меня бы подвезли, – сказала Алисия. – Вам незачем было делать такой огромный крюк.

– Конечно, – ответил я. Она вздохнула, но вроде бы не с сожалением.

– Полдюжины тренеров или жокеев поедут отсюда в Брайтон.

– Господь им навстречу.

– Так что меня все равно подвезут до дому.

Я искоса глянул на нее.

– Я повезу вас, если вы не дадите категорического отказа.

Она не ответила, просто улыбнулась. Мы поехали в Брайтон и по дороге разговаривали о многих вещах, для которых раньше не хватало душевного спокойствия, – о том, что нам нравится или не нравится, о различных местах, книгах и людях, о королях и капусте.

Я впервые видел ее в юбке, если, конечно, не считать той ночной рубашки, которую я натянул на нее, пока она была без сознания. Вид ее худенького нагого тела невольно встал у меня перед глазами. Честно говоря, приятное воспоминание. Для Брайтона она оделась в опрятное платье светло-кофейного цвета, а под короткими кудряшками сверкали большие золотые серьги.

Ее появление на ипподроме было встречено с ошеломляющей радостью каждый норовил обнять ее так, чтобы аж кости затрещали. Она много раз представляла меня, но никто не обращал на меня внимания. Все смотрели только на нее, с любопытством – но и с любовью, – пожирая ее глазами.

– Алисия! Как здорово!

– Алисия! Невероятно!

– Алисия! Чудесно... сногсшибательно... замечательно: чертовски здорово...

Ей нечего было сомневаться в том, что владельцы лошадей Майка Ноланда заметят ее возвращение. По крайней мере четыре пары с широкими улыбками заверили ее в том, что они просто горят желанием видеть ее в седлах их коней, как только она войдет в форму. Сам Майк Ноланд, крупный человек лет пятидесяти, сказал, что пора кончать возиться с конями Попси и поработать с его двухлетками. А в небрежных приветствиях проходящих мимо пестро разодетых жокеев слышалась искренняя радость.

– Привет, Алисия, как дела?

– Как поживаешь?

– Отлично, рад снова тебя видеть!

– Надевай сапоги, Ченчи!

Их откровенное товарищеское дружелюбие много для нее значило. Я видел, что дурные предчувствия, связанные с этим выездом, с каждой минутой исчезали, сменяясь уверенностью в том, что она вернулась домой. Но она все равно держала меня рядом, часто поглядывая на меня, словно проверяя, тут ли я, и не делала ни шагу без меня.

Самих скачек я, почитай, и не видел. Она тоже, поскольку вокруг так и теснились люди, желающие поговорить. День для меня оборвался сообщением, переданным по громкоговорителю после четвертого заезда.

– Мистер Эндрю Дуглас, прошу вас пройти в офис распорядителя скачек.

Мистер Эндрю Дуглас, прошу вас пройти в офис распорядителя скачек.

Алисия со встревоженным видом сказала, что покажет мне, где тут офис, и объяснила, что так почти всегда сообщают дурные новости.

– Надеюсь, что это... не о папе, – сказала она. – Попси вызвала бы вас так... чтобы не пугать меня...

Мы быстро пошли в офис распорядителя, отмахиваясь от непрекращающихся приветствий и улыбок. С каждым шагом Алисия все больше беспокоилась, но, когда мы прибыли, сам распорядитель отмел ее страхи.

– Мне очень жаль, мистер Дуглас, – сказал он мне, – но у меня для вас дурные новости. Не позвоните ли по этому номеру? – Он протянул мне листок бумаги. – С вашей сестрой случилось несчастье. Мне очень жаль.

– Ой! – тихо воскликнула Алисия, не зная, обрадоваться ей или испугаться, и я успокаивающе положил ей руку на плечо.

– Тут рядом есть телефон, – сказал распорядитель и показал на маленький отгороженный закуток в дальнем конце комнаты. – Позвоните по тому аппарату. Как я рад снова видеть вас, мисс Ченчи!

Она рассеянно кивнула и пошла за мной.

– Мне так жаль... – сказала она. Я покачал головой. У меня не было сестры. Номер на листке бумаги был телефоном офиса. Я набрал номер, и мне ответил Джерри Клейтон.

– Это Эндрю, – сказал я.

– Слава Богу. Мне тут пришлось наврать с три короба, прежде чем они раскачались вызвать тебя.

– Что стряслось? – Я изобразил соответствующее случаю волнение.

Он помолчал.

– Тебя могут подслушать?

– Да.

Сам распорядитель вполуха слушал меня, а Алисия так вообще в оба.

Два-три человека смотрели в мою сторону.

– Хорошо. Я и не ожидал комментариев. На пляже в Вест-Виттеринге похитили мальчика. Это где-то в часе езды от Брайтона по побережью. Давай дуй туда скорее и поговори с матерью. Ладно?

– Где она?

– В отеле в Брикуотере на Бич-роуд, бьется головой в стенку. Я пообещал ей, что через два часа мы ей кого-нибудь пришлем и займемся этим делом. Она не в себе, и толку от нее не добьешься. Мы получили звонок от Хоппи из "Ллойдз". Отец связался со страховой компанией и по цепочке дошел до нас. Он получил указания сидеть у телефона. Сейчас к нему едет Тони Вэйн.

Запишешь номер?

– Да, не бросай трубку. – Я нашарил ручку и какую-то бумажку. Давай.

Он продиктовал номер телефона отца ребенка.

– Его зовут Джон Неррити, – он произнес по буквам. – Имя ребенка Доминик. Мать зовут Миранда. Сын с матерью были в отеле одни, поехали на выходные, отец по делам остался дома. Все усек?

– Да.

– Уговори ее согласиться на вмешательство полиции.

– Да.

– Потом позвонишь? Жаль, что испортил тебе праздник.

– Выезжаю тотчас.

– Ни пуха.

Я поблагодарил распорядителя скачек и вышел из его офиса. Алисия с состраданием смотрела на меня.

– Мне нужно ехать, – извинился я. – Вас никто не подбросит до Ламборна? Может, Майк Ноланд?

Хотя она и сама раньше предлагала это, казалось, сейчас мысль об этом испугала Алисию, и она решительно помотала головой. В глазах ее стоял ужас.

– Нет, – пробормотала она. – Может, я поеду с вами? Пожалуйста... я не помешаю. Честное слово. Обещаю. Я могу помочь... вашей сестре.

– Вы никогда мне не мешаете, но взять вас с собой я не могу. – Я посмотрел сверху вниз на ее умоляющее лицо, такое откровенно беззащитное.

– Идемте к машине, подальше от всей этой толпы, и я все вам объясню.

Мы вышли из ворот, подошли к парковке, и я сказал:

– У меня нет никакой сестры. Аварии тоже не было. Я должен уехать по работе... похитили ребенка. Я должен ехать к его матери... потому, дорогая Алисия, мы должны отыскать Майка Ноланда. С ним вы будете в безопасности.

Вы хорошо его знаете.

На ее лице чувство вины мешалось с ужасом, ее трясло.

– Может, я успокою мать? Я могла бы рассказать ей... сказать, что ее ребенок вернется... как и я.

Я помедлил, понимая, что ее предложение вызвано ее нежеланием ехать домой с Майком Ноландом, но мне показалось, что в нем вообще-то есть смысл.

Может, Алисия и вправду поможет Миранде Неррити. Я глянул на часы.

– Миссис Неррити меня ждет, – нерешительно сказал я, но она перебила меня:

– Кто? Как вы сказали?

– Неррити. Миссис Миранда Неррити. Но...

У нее буквально упала челюсть.

– Но я же ее знаю, – сказала она. – Или, по крайней мере, встречалась... Ведь ее мужа зовут Джон Неррити, да?

Я в замешательстве кивнул.

– Их лошадь выиграла Дерби, – сказала Алисия. Я поднял голову. Лошади. Столько лошадей.

– Что такое? – спросила Алисия. – Почему вы такой... мрачный?

– Верно, – сказал я. Это был не совсем чтобы ответ. – Садитесь в машину. Я буду рад, если вы поедете со мной. Конечно, если вы на самом деле собираетесь ехать. Но весьма вероятно, что сегодня вечером мы в Ламборн не попадем. Ничего?

Вместо ответа она уселась на переднее сиденье и закрыла дверь. Я обошел машину и сел рядом. Когда я завел мотор и выехал из ворот, она сказала:

– Лошадь Неррити выиграла Дерби в прошлом году. Ординанд. Помните?

– М-м... – На самом деле я, конечно, не помнил.

– Лошадь была не особо выдающейся, – задумчиво сказала она, или, по крайней мере, никто ее таковой не считал. Конь был аутсайдером.

Тридцать три к одному. Но он выиграл и в этом году. – Она замолчала. Мне невыносимо думать об этом ребенке.

– Его зовут Доминик, – сказал я. – Выньте карту из "бардачка" и найдите кратчайшую дорогу в Чичестер.

Она потянулась за картой.

– Сколько ему лет?

– Не знаю.

Стоял золотой полдень. Мы поехали на запад через Суссекс и наконец прибыли в брикуотерский отель. Он стоял прямо на усыпанном галькой берегу у Вест-Виттеринга.

– Смотрите, – сказал я, нажимая на тормоз и стаскивая с себя галстук, – ведите себя как отдыхающая. В отель входите не торопясь. Разговаривайте со мной. И старайтесь не казаться взволнованной. Ладно?

Она озадаченно посмотрела на меня, потом поняла.

– Думаете... кто-нибудь следит?

– Обычно да, – строго сказал я. – Всегда нужно принимать во внимание, что кто-нибудь следит. Похитители оставляют наблюдателей, чтобы увериться, что не набежит полиция.

– О!

– Итак, мы тут отдыхаем.

– Да, – ответила она. – Выходим.

Мы, потягиваясь, вылезли из машины. Алисия отошла на несколько шагов от отеля посмотреть на Ла-Манш, прикрывая глаза рукой и говоря со мной через плечо:

– Пойти, что ли, поплавать...

Я обнял ее за плечи и немного постоял рядом с ней.

– Не забывай о медузах, – поддразнил ее я, и мы вошли в стеклянные двери отеля в широкий, заставленный креслами вестибюль. За столиком сидело несколько человек, а за полированной коричневой конторкой с надписью "Регистрация" туда-сюда расхаживала девушка.

– Привет, – с улыбкой сказал я. – Тут вроде бы остановились наши друзья. Миссис Неррити.

– И Доминик, – добавила Алисия.

– Верно, – спокойно ответила девушка. Она просмотрела список постояльцев. – Комната тридцать шесть... но они скорее всего еще на пляже.

Славный денек, не правда ли?

– Чудесный, – кивнула Алисия.

– А вы не могли бы позвонить в номер? – спросил я. – На всякий случай.

Девушка послушно повернулась к коммутатору и, к собственному удивлению, получила ответ.

– Возьмите трубку, – сказала она, положив трубку на конторку, и я с надлежащей улыбкой взял ее.

– Миранда? – спросил я. – Это Эндрю Дуглас.

– Где вы? – тихо спросила она полным слез голосом.

– Внизу, в отеле.

– Ох... поднимайтесь... я просто не могу вынести...

– Уже иду, – ответил я.

Девушка указала нам, куда идти. Мы добрались до комнаты с видом на море с двумя кроватями и отдельной ванной. Нам открыла Миранда Неррити.

Глаза у нее распухли, в руке она сжимала промокший носовой платок.

– Они сказали, – в промежутках между рыданиями говорила она, – тот человек в Лондоне сказал... вы вернете Доминика... он обещал... Эндрю Дуглас вернет его... он всегда добивается... не волнуйтесь... но как я могу не волноваться? О Господи... мой малыш... Верните его мне. Верните!

– Хорошо, – мягко сказал я. – Сядьте. – На сей раз я обнял за плечи не Алисию, а ее, и повел ее к одному из кресел. – Расскажите нам, что случилось. Тогда мы составим план, как его вернуть.

Миранда немного взяла себя в руки, с удивлением узнала Алисию и показала на листочек бумаги, лежавший на одной из кроватей.

– Мне передала его маленькая девочка, – сказала она сквозь слезы.

– Она сказала, что ее попросил какой-то дядя. О Боже... Господи...

– Сколько лет было девочке? – спросил я.

– Что? А... восемь... около этого... не знаю.

Алисия опустилась на колени возле Миранды, чтобы ее утешить. Ее собственное лицо снова было бледным и напряженным. Я взял листок, развернул его и прочел неуклюже отпечатанное послание:

"Твой ребенок у нас. Позвони своему старику. Пусть едет домой. Мы скажем ему, чего мы хотим. Никому ничего не рассказывайте, если хотите, чтобы ваш ребенок к вам вернулся. Не обращайтесь в полицию, иначе мы наденем ему пластиковый мешок на голову. Усекла?"

Я выпустил бумажку.

– Сколько Доминику лет? – спросил я.

– Три с половиной, – ответила Миранда.