"Напролом" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)Глава 13Разумеется, я этого не хотел. – Видишь вон тот серый "Форд" справа на обочине? – сказал тот, что был слева. – Сейчас мы тихо-мирно сядем в него. Ты нам скажешь, где находятся известные тебе пиджаки и вещи, которые были в карманах. Сядешь между нами на заднее сиденье, мы тебя свяжем, а если будешь дергаться, перережем тебе связки, так что ты никогда ходить не сможешь, не то, что верхом ездить. Понял? Я кивнул. Во рту у меня пересохло. – Пора тебе понять, что есть люди, которыми вертеть нельзя. И мы тебе это объясним. Пошли! Это не были Оуэн Уаттс и Джей Эрскин. Голоса незнакомые, и к тому же эти люди старше и куда крупнее. Свои слова они подкрепили парой тычков под ребра, и я пошел. Пошел на негнущихся ногах к серому "Форду". Я, конечно, отдам им то, что они хотят. Это просто. Кредитные карточки Оуэна Уаттса и пропуск Джея Эрскина не стоят того, чтобы ради них становиться калекой. Но при мысли о том, что будет после "Золотого льва", в животе у меня сделалось пусто. Вряд ли они с улыбкой пожмут мне руку и отпустят восвояси. Это было очевидно. В "Форде" сидел третий, водитель. Когда мы подошли ближе, он вылез из машины и распахнул обе задние дверцы. Машина была развернута к выезду на шоссе. Рядом никого не было, на помощь не позовешь. И все же я твердо решил, что в машину не сяду ни в коем случае. Брошусь бежать. Лучше рискнуть здесь, на вольном воздухе. Если убьют – пусть лучше под открытым небом, чем в каком-нибудь темном углу или на заднем сиденье автомобиля, со связанными руками. Пиджаки я бы им отдал, но они жаждали крови, и их враждебные намерения били по мне, словно волны прибоя в шторм. Наступил момент, когда я сказал себе: "Теперь или никогда!", и уже готов был сделать это "теперь", но тут бесшумно проезжавшая мимо нас к выезду с ипподрома длинная черная машина остановилась у края дороги футах в шести от того места, где находился я. В задней двери с моей стороны опустилось окно, и знакомый голос спросил: – Кит, у вас проблемы? Никогда еще за всю свою жизнь я не был рад принцессе больше, чем теперь! – Скажи "нет"! – прошипел человек слева мне в ухо, сильнее вжимая нож в мой бок. – Избавься от них! – Кит! – Да! – сказал я. Лицо принцессы не изменилось. Задняя дверь ее "роллс-ройса" распахнулась, и она, не тратя лишних слов, произнесла: – Садитесь. Я рванулся. Прыгнул. Нырнул в машину головой вперед. Приземлился прямо на ноги принцессе и Даниэль, постаравшись сделать это как можно мягче, и перекатился на пол. Машина рванулась прежде, чем принцесса успела сказать шоферу: "Томас, вперед!", и я увидел в окно разъяренные лица моих неудачливых преследователей, услышал, как они молотят кулаками по блестящему кузову, пытаясь отворить дверцы, которые были уже автоматически заперты изнутри. – У них ножи! – в ужасе воскликнула Даниэль. – В смысле... правда ножи! Томас еще прибавил скорость. Некоторое время трое мордоворотов бежали за машиной, потом отстали. Я взобрался на одно из откидных сидений и сказал: – Извините... – Извините! – воскликнула Даниэль. – Извините, что втравил вас во все это, – сказал я принцессе и потер лицо рукой. – Мне действительно очень неудобно... – Мадам, – сказал Томас, не проявляя ни тревоги, ни волнения, – эти трое людей собираются преследовать нас на серой машине марки "Форд". Я посмотрел в затемненное заднее стекло и увидел, что Томас прав. Последний из мордоворотов уже садился в машину, тыкая пальцем в нашу сторону. – Тогда нам стоит найти полисмена, – спокойно сказала принцесса. Но после окончания скачек полиция, как всегда, удалилась с ипподрома после того, как рассосалась толпа. Никто не регулировал движение у ворот ипподрома – в этом больше не было нужды. Томас убавил скорость, повернул в сторону Лондона и снова мягко нажал на акселератор. – Если я могу посоветовать, мадам... – начал он. – Можете, Томас. – Безопаснее будет ехать дальше. Первый город на пути – СтоуниСтрэтфорд, и я не знаю, где там полицейский участок. Мне придется остановиться, чтобы спросить. – Если мы пойдем в полицейский участок, – с беспокойством сказала Даниэль, – они нас задержат на целую вечность! Будут брать показания и все такое. Я опоздаю! – Кит? – спросила принцесса. – Едем дальше, – сказал я. – Если, конечно, это вас устраивает. – Едемте, Томас, – сказала принцесса. Томас кивнул. – А теперь, Кит, – сказала принцесса, – расскажите, пожалуйста, почему нам пришлось спасать вас столь мелодраматическим образом. – Они угрожали ему ножами! – сказала Даниэль. – Я это тоже заметила. Но почему? – Хотели отобрать у меня кое-какие вещи. Я перевел дух. Я испытывал невероятное облегчение от того, что этим троим не удалось затащить меня в ту машину, и старался унять нервную дрожь. – Началось все это с газетных статеек о моем зяте, Бобби Аллардеке. Принцесса кивнула. – Да, лорд Вонли мне рассказывал вчера, когда вы ушли. – У меня на ноге кровь! – сказала вдруг Даниэль. – Как это я... Она осмотрела свои лодыжки, потом вскинула голову. – Кит, когда вы влетели сюда, точно акробат, у вас шла кровь? У вас и сейчас идет кровь? – Наверно, да. – Что значит "наверно, да"? Вы что, не чувствуете? – Нет. Я заглянул к себе под пиджак, справа и слева. – Ну? – требовательно спросила Даниэль. – Немножко. Видимо, мордовороты не ожидали, что я прыгну, когда они уже воткнули ножи мне в бока. И уж, конечно, они опомнились слишком поздно, чтобы меня остановить. Они попытались полоснуть меня, но безуспешно. Раны были не опасными и не слишком болезненными. Однако кровь шла до сих пор. Принцесса безропотно вздохнула. – Томас, у нас есть аптечка? Томас ответил: – Да, мадам, – и достал из встроенного в стенку шкафчика черную коробку. Он передал аптечку назад, я ее взял, открыл и нашел несколько бактерицидных пластырей подходящего размера и уйму всяких мазей и бинтов. Я взял один из пластырей и обнаружил, что на меня смотрят две пары женских глаз. – Извините... – неловко сказал я. – Стесняетесь? – спросила Даниэль. – Угу... Я стеснялся всей этой ситуации. Принцесса отвернулась к окну и принялась созерцать проносящиеся мимо поля, а я ощупывал свое тело под рубашкой, пытаясь сообразить, куда тут лепить пластырь. Порезы оказались слишком далеко, чтобы разглядеть их самому. – Господи, ну что вы мучаетесь! – сказала Даниэль, все еще смотревшая на меня. – Давайте я. Она пересела с заднего сиденья на откидное сиденье рядом со мной, отобрала у меня пластырь и приказала задрать пиджак и рубашку, чтобы она могла оглядеть поле деятельности. Когда я послушался, она подняла голову и посмотрела мне в глаза. – Я просто не верю, что вы ничего не чувствуете! Я улыбнулся. Что бы я ни чувствовал, это было булавочным уколом по сравнению с тем, что меня ожидало. – Давайте заклеивайте! – сказал я. – Ладно. Она налепила пластырь, и мы поменялись местами, чтобы она могла заклеить другой порез. – Ужас какой! – сказала она, вытерев руки и вернувшись на заднее сиденье, пока я неуклюже заправлял рубашку в брюки. – Та, первая, рана очень длинная и ужасно глубокая. Видимо, придется швы накладывать. Принцесса оторвалась от окна и оценивающе взглянула на меня. – Ничего, – сказал я, – участвовать завтра в скачках я все равно смогу. Она чуть заметно улыбнулась. – Боюсь, вы сказали бы это, даже если бы у вас были сломаны обе ноги. – Возможно, что и так. – Мадам, – вмешался Томас, – мы подъезжаем к шоссе, а серый "Форд" по-прежнему висит у нас на хвосте. Принцесса развела руками. – Пожалуй, нам лучше ехать дальше, – сказала она. – А вы как думаете? – Вперед! – решительно сказала Даниэль, и мы с Томасом кивнули. – Ну и хорошо. Вперед, в Лондон. А теперь, Кит, расскажите нам, в чем дело. Я рассказал им, как мы с Бобби застали репортеров, когда те снимали свой "жучок", и отобрали у них пиджаки перед тем, как они сбежали. Принцесса прищурилась. Я рассказал, как предложил "Знамени" вернуть вещи, если газета напечатает опровержение и заплатит компенсацию. И как нашел свою машину взломанной, и как рядом неожиданно появились эти мордовороты. – Им были нужны те пиджаки, – сказал я. – Я предвидел, что меня попытаются ограбить, но насилия я не ожидал. Хотя ничего удивительного в этом не было – после того, как Бобби так жестоко избил Оуэна Уаттса. Я помолчал. – Прямо не знаю, как вас благодарить. – Благодарите Томаса, – ответила принцесса. – Это Томас сказал, что у вас проблемы. Я бы ничего и не заметила. – Спасибо, Томас, – сказал я. – Да это же за милю было видно, – сказал он. – Но как быстро вы рванули с места! – Я ходил на лекцию о том, что делать, если твоего работодателя пытаются похитить. – Томас! – сказала принцесса. – В самом деле? – Я не хочу вас потерять, мадам, – серьезно ответил он. Принцесса была так растрогана, что на этот раз даже не нашла подходящего вежливого ответа. Томас, который возил ее много лет подряд, был большой и спокойный лондонец средних лет, с которым я частенько разговаривал на автостоянке. Он обычно сидел в своем "роллс-ройсе" и читал книжки. Однажды, давным-давно, я его спросил, не надоедает ли ему каждый день ездить на скачки, если он не интересуется лошадьми и не играет на тотализаторе. Томас сказал, что нет. Сказал, что ему нравятся дальние поездки, нравится одиночество, и прежде всего – ему нравится принцесса. Мы с ним были противоположностями во многих отношениях, но, смею полагать, при необходимости согласились бы умереть за эту прекрасную даму. И все же я подумал, что она недооценивает опасность, которая нам угрожает. Я посмотрел в заднее окно – серая машина упрямо преследовала нас – и начал прикидывать, как бы нам исчезнуть. Я уже подумывал, что, возможно, мне стоит попросить Томаса свернуть с шоссе и нырнуть в густой подлесок, как вдруг наши преследователи круто свернули с внутренней полосы, под дикий хор гудков пересекли внешнюю, медленную полосу и исчезли на боковой дороге. Томас удовлетворенно заворчал. – К автозаправке свернули! – сообщил он. – То есть они отстали? – уточнила Даниэль, оборачиваясь, чтобы посмотреть назад. – Отцепились! Я подумал, что свернули они, видимо, затем, чтобы позвонить по телефону и доложить о провале операции. – Хорошо! – сказала принцесса, словно здесь больше и говорить было не о чем, и с облегчением завела речь о лошадях, о сегодняшнем триумфе короче, о более приятных волнениях, намеренно и умело уводя нас от чуждого ужаса жестокой стали к привычной и знакомой опасности свернуть шею. К тому времени, как мы были в центре Лондона, принцессе удалось восстановить ощущение, что все в порядке. Как будто я всегда езжу в ее машине, как будто того внезапного нападения вовсе не было. Я думал, что она бы не забыла о приличиях даже на эшафоте, и был благодарен ей за это, что она успокоила нас. Когда до дома оставалась всего миля и сумерки уже сменялись ночью, принцесса спросила Томаса, не согласится ли он отвезти ее племянницу в Чизик, как обычно, а потом забрать ее после работы. – Конечно, мадам. – А может, я ее подвезу? – предложил я. – Чтобы не задерживать Томаса. – В два часа ночи? – спросила Даниэль. – А что? – Ну о'кей. Принцесса по этому поводу ничего не сказала и никаких чувств не выказала. – Тогда, Томас, вы, видимо, можете быть свободны. – Потом обратилась ко мне: – Если вам надо в полицию, Томас вас отвезет. Я покачал головой. – В полицию я не пойду. – Но эти ужасные люди... – возразила она. – Если я пойду в полицию, о вас напишут в газетах. – О-о! – протянула она. Ее вовсе не прельщало оказаться героиней статьи о том, как она спасла своего жокея от банды головорезов с ножами. – Поступайте, как сочтете нужным, – проговорила она. – Хорошо. Томас остановил машину возле ее дома на Итон-сквер и открыл дверцу машины. Оказавшись на тротуаре, я поблагодарил принцессу за приятную поездку. Все-таки учтивость побеждает все. Чуть заметно улыбнувшись, она сказала, что мы, несомненно, увидимся в Аскоте, и, как обычно, протянула мне руку и приняла мой легкий поклон. – Просто глазам своим не верю! – сказала Даниэль. – Когда умеешь себя правильно вести, – мягко сказала ей принцесса, – можно справиться с любой опасностью. Я купил себе рубашку и анорак, устроился в гостиницу на ночь, задержался в холле, чтобы взять напрокат машину в расположенном там агентстве. – Мне нужна хорошая машина, – сказал я. – "Мерседес", если можно. Мне обещали, что поищут. В номере я снял с себя распоротые и испачканные кровью рубашку и пиджак, переоделся в новое и снова принялся звонить по телефону. В "Золотом льве", телефон которого я. нашел в справочнике, мне сказали, что да-да, конечно, никаких проблем, комната останется за мной, у них есть номер моей кредитной карточки, очень жаль, что я задержался, разумеется, мои вещи будут в полной сохранности. В техобслуживании сказали, чтобы я не беспокоился, они заберут мою машину с ипподрома в течение часа. Если я позвоню утром, они мне скажут, куда ее отвезли. Мой автоответчик был забит сообщениями с просьбами перезвонить от полиции, моей соседей, директора моего банка, Розы Квинс, трех тренеров и Сэма Леггата. Соседка, пожилая вдова, была необычайно взволнована, поэтому я перезвонил ей первой. – Кит, дорогой, надеюсь, я правильно поступила, – сказала она. – Я увидела в вашем доме незнакомого человека и сообщила в полицию. – Правильно, – согласился я. – Время было обеденное, я знала, что вы в Тоустере. Я всегда слежу за вашими скачками. Четыре победы! Только что передавали по радио. Вы молодец. – Спасибо. Так что было в доме? – Да на самом деле ничего. Когда приехала полиция, я вышла и открыла им дверь своим ключом. Они приехали всего минут через пять, но в доме уже никого не было. Я чувствовала себя ужасно глупо, но потом один из полицейских нашел разбитое окно, и когда они осмотрелись внимательнее, то сказали, что здесь кто-то был и что-то искал. Насколько я поняла, ничего не пропало. Ваши награды не тронули. Но окно в уборной было разбито. Я вздохнул. – Спасибо вам большое. Вы молодец. – Я попросила Педро из соседнего дома вставить стекло. Мне не хотелось оставлять окно разбитым. Так ведь кто угодно может влезть. – Вернусь – приглашу вас в паб. Она хихикнула. – Спасибо, дорогой мой. Это будет чудесно! В полиции мне ничего нового не сообщили. Сказали, что я должен вернуться и проверить, не пропало ли чего. Потом я позвонил банкиру. Он что-то жевал. – Извините, – сказал он. – Я обедаю. Днем, во время ленча, в банк приходил человек, который хотел положить на ваш счет три тысячи. – Что за человек? – Я его, к сожалению, не видел. Меня не было. Чек был не личный, а банковский. – Ч-черт! – сказал я с чувством. – Не беспокойтесь, на вашем счету его не будет. Я приостановил принятие вкладов, как мы и договаривались. Чек лежит в сейфе у меня в кабинете. Что с ним делать? – Порвите его при свидетелях, – сказал я. – Ну что вы, так же нельзя! – запротестовал он. – Ведь кто-то же заплатил за него три тысячи фунтов! – Где его выдали? – В одном из банков в Сити. – Вы не могли бы узнать у них, кто его приобрел? – Ладно, завтра попробую. И, будьте так добры, выдайте мне ваше распоряжение в письменном виде как можно быстрее. – Хорошо, – сказал я. – Да, а вы молодец! Я слышал о ваших победах по радио. Я поблагодарил его и повесил трубку. Потом подумал, вышел из гостиницы, дошел до ближайшего метро и позвонил Сэму Леггату в "Знамя" из автомата. На этот раз ждать мне не пришлось. Я сразу услышал в трубке его голос, резкий и решительный. – Наши юристы говорят, что ваши вчерашние действия пахнут шантажом. – То, чем занимались ваши репортеры в доме моего зятя, пахнет тюремным заключением. – Наши юристы говорят, что если у вашего зятя есть претензии, которые он считает нужным разрешать по суду, пусть его юристы свяжутся с нашими юристами. – Ага, – сказал я. – И сколько же времени это займет? – Наши юристы считают, что никакой компенсации выплачивать не следует. Вся информация, содержавшаяся в заметках, в основе своей была правдивой. – Опровержение печатается? – Еще нет. Наша газета печатается позднее. – Но вы намерены его напечатать? Он умолк. Пауза слишком затянулась. – Сегодня кто-то обыскал мой коттедж, кто-то другой взломал мою машину, двое людей напали на меня с ножами, и еще кто-то пытался всучить мне три тысячи фунтов, положив их на мой банковский счет. Вы об этом знали? Снова молчание. – Я расскажу об этом подслушивании всем, кого знаю, – сказал я. Вот прямо сейчас и начну. – Где вы? – спросил он. – На том конце провода. – Подождите! – сказал он. – Вы мне не перезвоните? – Когда? – Минут через пятнадцать. – Ладно. Я повесил трубку и постоял, барабаня пальцами по стенке кабины и размышляя, есть ли в "Знамени" специальная аппаратура, позволяющая определить, откуда я звонил, или у меня опять фантазия разыгралась. "Нет, – подумал я, – я не могу себе позволить еще одной драки". Я вышел из метро, минут десять побродил по улицам, потом зашел в паб и позвонил в "Знамя" оттуда. Моего звонка опять ждали: коммутатор соединил нас немедленно. Когда Сэм Леггат сказал: "Да?", я услышал на заднем плане громкие голоса. – Это Филдинг, – сказал я. – Рановато вы. Голоса на заднем плане внезапно умолкли. – Ваше решение? – спросил я. – Мы хотим с вами поговорить. – Говорите. – Нет. Здесь, у меня в кабинете. Я ответил не сразу, и он резко окликнул меня: – Эй, вы слушаете? – Слушаю, – сказал я. – Когда печатается ваша газета? – Первый выпуск – в шесть тридцать, чтобы поспеть к поездам, идущим на запад. Можем придержать до семи. Но это предел. Я посмотрел на часы. Четырнадцать минут седьмого. С моей точки зрения, что-то обсуждать было уже поздно. – Послушайте, – сказал я, – ну почему бы вам не напечатать это опровержение и не развезти его? Не такое уж большое дело. Обойдется вам в стоимость бензина до Ньюмаркета и обратно. Я приду к вам в кабинет, когда узнаю, что опровержение печатается. – А вы поверите мне на слово? – А вы мне? Он неохотно ответил: – Да, я полагаю, вы вернете то, что обещали. – Верну. Я буду действовать честно. Но и вы должны отплатить мне тем же. Вы причинили серьезный ущерб Бобби Аллардеку и должны хотя бы попытаться исправить то, что натворили. – Наши юристы говорят, что напечатать опровержение – значит проявить слабость. Они говорят, что мы не можем себе этого позволить. – Ну нет так нет, – сказал я. – До свидания. – Нет, Филдинг! Подождите! – Дураки ваши юристы! – сказал я и повесил трубку. Я вышел на улицу и растерянно провел рукой по волосам. Все было плохо. Я проиграл. "Четыре победы! – подумал я. – Это так редко случается!" Мне бы сейчас следовало купаться в шампанском, а не колотиться башкой о кирпичную стенку, которая к тому же еще и дает сдачи. Порезы на ребрах болели. Не обращать на них внимания было уже невозможно. Я уныло поплелся к очередному автомату и позвонил знакомому хирургу, который работал допоздна. – А, привет! – жизнерадостно сказал он. – Что это с тобой стряслось так поздно? Надо тайком вправить кости? – Нет, зашить, – ответил я. – А-а. А когда тебе на скачки? – Завтра. – Ну, забредай! – Спасибо. Я взял такси и поехал накладывать швы. – Это была не подкова, – заметил он, вводя обезболивающее в правый бок. – Это нож. – Ага. – Ты в курсе, что там кость торчит? – Мне не видно. – Смотри не разорви все это завтра. – Ну, зашей покрепче. Он некоторое время трудился, потом похлопал меня по плечу. – Я поставил швы с растворяющимися нитками, зажимы и еще пластырь, но выдержит ли все это еще четыре победы, понятия не имею. Я обернулся. Про четыре победы я ничего не говорил. – В новостях слышал, – пояснил он. Со вторым швом он управился быстрее. Закончив шить, он мимоходом заметил: – Хм, ножом пырнули... Это на тебя не похоже. – Я тоже так думал. – Не расскажешь, как это вышло? Я понял, что ему просто не по себе. Конечно, он всегда готов был мне помочь без лишнего шума, но ему нужно было знать, что я не натворил ничего незаконного. – Ты хочешь знать, не ввязался ли я в неприятности с букмекерами, организаторами договорных скачек и всем прочим? – Наверно, да. – Не ввязался. Честное слово. Я коротко рассказал ему о проблемах Бобби и увидел, что он сразу успокоился. – А синяки? – спросил он. – А это по мне позавчера прошлись несколько лошадей. Он кивнул – это было дело житейское. Я заплатил ему наличными, и он проводил меня до двери. – Удачи тебе, – сказал он. – Ты заходи, если что. Я поблагодарил его, поймал такси и вернулся в гостиницу, думая о том, что как раз сейчас печатается "Знамя", а опровержения в нем нет. Еще я думал о Леггате и обо всех, кто стоит за ним: юристы, Нестор Полгейт, Таг Танни, Оуэн Уаттс, Джей Эрскин. Думал о фуриях, которых нечаянно спустил с цепи. "Мы тебе объясним, что есть люди, которыми вертеть нельзя", – сказал один из этих, с ножами. Что ж, объяснили... В агентстве по найму автомобилей сообщили; что мне повезло: "мерседес" у них есть. Вот ключи, а сама машина – в подземном гараже. Если я соберусь куда-то ехать, портье мне ее покажет. Я поблагодарил их. Мне ответили: "Мы работаем для вас!" Придя к себе, я заказал обед в номер и позвонил Уайкему, рассказать, как победили его победители. Это вернуло мне хотя бы тень сегодняшнего радостного подъема. – С ними все в порядке? – спросил я. – Да, едят как обычно. УДаулагири такой вид, словно ему пришлось тяжело, но Дасти говорит, что он выиграл без особого труда. – Даулагири молодец! – сказал я. – Все они молодцы. А Кинли – один из лучших коней, какие у вас когда-либо были. Мы поговорили о будущем Кинли и о лошадях, которые должны были участвовать в скачках в Аскоте назавтра и в субботу. Для Уайкема октябрьноябрь-декабрь были пиком деятельности: лошади приходили в наилучшую форму, и нынешние успехи были ожидаемыми и запланированными. С тридцатого сентября по Новый год Уайкем выставлял каждую из своих лошадей на скачки как можно чаще. "Лови момент!" – говаривал он. После Рождества скачкам препятствовали метели и морозы, и в конюшне наступало время зимовки – отдыха, восстановления сил и подготовки ко второй вспышке активности в марте. Моя жизнь в основном подчинялась тем же ритмам. Они были такими же естественными для меня, как и для лошадей Уайкема. – Ну иди отдыхай, – благодушно сказал он наконец. – Завтра у тебя шесть заездов, а в субботу еще пять. Иди поспи. – Ладно, – сказал я. – Спокойной ночи, Уайкем. – Спокойной ночи, Пол. Мне принесли обед. Я поел и выпил немного вина, одновременно дозваниваясь другим тренерам, оставлявшим мне сообщения, потом позвонил Розе Квинс. – Четыре победы! – сказала она. – Круто, ничего не скажешь. – Всяко бывает. – Да, конечно. Пусть это послужит для вас утешением, старина. У меня для вас плохие новости. – Какие именно? – Режиссер "Секретов бизнеса" наотрез отказался отвечать, кто натравил его на Мейнарда Аллардека. – Но кто-то это сделал? – Безусловно! Он просто не говорит кто. Я подозреваю, что ему заплатили за то, чтобы он это сделал, не меньше, чем за то, чтобы он этого не делал, если вы понимаете, что я имею в виду. – Должно быть, тот, кто ему заплатил за то, чтобы он это сделал, чувствует себя обманутым. – Беда какая! – сказала она. – Ну пока. – Постойте! – поспешно сказал я. -А за что посадили Джея Эрскина? – Я же вам говорила. Помешал ходу судебного разбирательства. – Но что именно он сделал? – Насколько я помню, он запугал главного свидетеля обвинения. Тот сбежал за границу и в суд не явился, так что преступнику удалось выкрутиться. А что? – Так, интересно. А сколько ему дали? – Пять лет. Но выпустили значительно раньше. – Спасибо. – Пожалуйста. Кстати, мы отчасти квиты. Я воспользовалась вашим советом. Яд подействовал. Меня избавили от владычества шовиниста. Так что спасибо вам и спокойной ночи. – Спокойной ночи. Если "Знамени" нужно кого-то запугать, Джей Эрскин это устроит. Я вздохнул, протер глаза и подумал о Холли, которая давно уже прорывалась ко мне, требуя, чтобы я позвонил. Ей нужны деньги, которые я все еще носил на себе в поясе, и мне придется убедить ее или Бобби подъехать завтра утром в Лондон либо в Аскот и забрать их. И еще придется сказать ей, что мне так и не удалось добиться, чтобы "Знамя" напечатало опровержение. Что ее с Бобби адвокаты могут трудиться сто лет подряд, но так ничего и не выгрызут. Что если мы во всеуслышание объявим, что их разговоры прослушивались, это, конечно, доставит "Знамени" некоторые неприятности, но не заставит их банкира передумать. Я неохотно набрал номер Холли. – За деньгами? – сказала она. – Конечно, приедем. Да подожди ты болтать! Выслушай сначала. – Ладно. – Звонил Сэм Леггат. Редактор "Знамени". – Он звонил? Когда? – С час назад. Или часа полтора. Около семи. Он сказал, что ты в Лондоне, где-то в районе Найтсбриджа, и спрашивал, не знаю ли я, где ты остановился. – А что ты сказала? – с тревогой спросил я. – Я ему сказала, где ты ночевал накануне. Посоветовала обратиться туда. Он сказал, что это не в Найтсбридже, и я ответила, что нет, конечно, но есть такая штука – "такси" называется. Во всяком случае, он говорил, у него к тебе срочное дело. Попросил меня записать. Он говорил, что опровержение печатается и будет разослано всем, кому надо. – Как! Господи, что ж ты сразу-то не сказала? – Но ведь ты и так вчера говорил, что его напечатают. В смысле, я думала, ты знаешь... – Боже всемогущий! – сказал я. – И еще, – сказала Холли, – он хочет, чтобы ты сегодня вечером зашел в "Знамя". Сказал, что если ты придешь туда до десяти, ты встретишь кое-кого, с кем хотел повидаться. |
|
|