"На полголовы впереди" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)

Глава 9

Заплатив вдвое, а может быть, и втрое, Филмер заполучил в свое единоличное распоряжение двухместное купе. Только нижняя койка была застелена на ночь; верхняя так и осталась под потолком.

Хотя, конечно, вполне можно было рассчитывать, что он пробудет в вагоне Лорриморов еще по меньшей мере пятнадцать минут, мне было определенно не по себе, и я оставил дверь открытой на случай, если он вдруг вернется: тогда я смогу сказать, что просто проверяю, все ли в порядке. Моя форменная одежда предоставляла мне множество преимуществ.

Купе, как и следовало ожидать, было маленькое, хотя днем, когда койки сложены, становилось довольно просторным. На самом виду красовался умывальник, остальные удобства были скрыты в крохотном чуланчике. Между изголовьями коек и стенкой было оставлено место шириной сантиметров в двадцать, чтобы вешать одежду, – у Филмера там висели два костюма. Еще два пиджака висели на плечиках на стене.

Я быстро обшарил все карманы, но они оказались почти пустыми. Только в одном внутреннем кармане лежала квитанция на ремонт часов, которую я положил обратно.

Никаких комодов в купе не было; практически все остальные вещи находились, вероятно, в чемодане, который стоял у стены. Поглядывая одним глазом в коридор, я попробовал открыть один из замков и не удивился, убедившись, что он заперт.

Оставался только миниатюрный шкафчик над местом для одежды, в котором Джулиус Аполлон держал черный кожаный несессер и щетки для одежды.

А на полу, под его костюмами, я обнаружил задвинутый подальше вглубь портфель.

Я выглянул в дверь, которая была расположена рядом с местом для одежды, и посмотрел в обе стороны.

В коридоре никого не было видно. Я опустился на четвереньки, оставаясь наполовину в коридоре, – в случае чего можно было объяснить, что я ищу монетку, которую здесь обронил. Протянув руку под костюмами, я подтащил портфель к себе. Он был черной крокодиловой кожи с золотыми замками – тот самый, который я видел на скачках в Ноттингеме.

Однако мне удалось узнать только одно: что портфель здесь. Он был заперт на кодовые замки; открыть их нетрудно, но только если в вашем распоряжении есть по два часа на каждый замок, которых у меня не было. Можно было только гадать, лежит ли все еще в портфеле то, что Хорфиц передал Филмеру в Ноттингеме, что бы это там ни было. Я много дал бы за то, чтобы взглянуть на его содержимое, но идти на такой риск мне пока не хотелось. Я снова затолкнул портфель поглубже, встал, закрыл дверь купе и вернулся в хвост поезда, где продолжалось всеобщее веселье.

Время шло к полуночи. Супруги Янг уже встали из-за столика, собираясь идти спать. Однако Занте, встревоженная перспективой расставания со своей новообретенной подругой, буквально вцепилась в миссис Янг и голосом, в котором еще слышались отзвуки недавней истерики, говорила, что ни за что не сможет спать в своем вагоне, у нее непременно будут кошмары, ей страшно там оставаться, она уверена, что, кто бы там ни отцепил тогда вагон, он обязательно снова сделает это посреди ночи, и их всех убьет, когда в него врежется "Канадец", потому что "Канадец" все еще идет за нами, ведь верно, правда ведь? Да, он шел за нами.

Миссис Янг старалась успокоить Занте, но ее страхам нельзя было не посочувствовать: девочка ведь и в самом деле чуть не погибла. Миссис Янг сказала ей, что тот сумасшедший, который из озорства отцепил вагон, остался позади, в Картье, в нескольких часах пути от нас, но переубедить Занте было невозможно.

Миссис Янг призвала на помощь Нелл и спросила, нельзя ли устроить Занте на ночь где-нибудь еще, но Нелл, заглянув в папку, с которой не расставалась, с сомнением покачала головой.

– В одной секции есть верхнее место, – медленно произнесла она, – но оно закрывается только занавеской, и там никаких удобств, они в конце вагона – к таким условиям Занте, наверное, не привыкла.

– Это мне все равно! – горячо возразила Занте. – Я могу спать на полу или на кресле в салоне, где угодно. Я согласна на это верхнее место. Пожалуйста!

– Ну, тогда почему бы и нет? – сказала Нелл. – А как насчет ваших туалетных принадлежностей?

– К нам в вагон я за ними не пойду. Ни за что не пойду.

– Ладно, – сказала Нелл. – Я пойду и попрошу, чтобы ваша мама дала их мне.

Миссис Янг оставалась с Занте, которую снова начала бить легкая дрожь, до тех пор, пока не вернулась Нелл с маленькой сумочкой, сопровождаемая Бемби.

Бемби попыталась отговорить дочь, но, как и можно было ожидать, безуспешно. Я подумал, что вряд ли Занте вообще когда-нибудь решится спать в этом вагоне, так она напугана. Занте, Бемби, Нелл и супруги Янг прошли мимо, не обратив на меня внимания, и удалились по коридору вдоль кухни, чтобы обследовать новое место Занте, которое, как я знал, находилось в спальном вагоне впереди того, где помещался Филмер.

Через некоторое время Бемби и Нелл вернулись одни, и Бемби, без особой теплоты поблагодарив Нелл, сделала несколько шагов и остановилась около своего сына, который за все это время пальцем не шевельнул, чтобы успокоить сестру или помочь ей, и теперь сидел один.

– Пойдем, Шеридан, – сказала она не то чтобы повелительно, но и не слишком ласково. – Тебя зовет отец.

Шеридан с ненавистью посмотрел на нее, что, по-видимому, нимало ее не обеспокоило. Она терпеливо ждала, пока он не встал – с большой неохотой – и не пошел вслед за ней в их вагон.

Мне казалось, что Бемби взяла себе за правило как можно меньше переживать за Шеридана, чтобы не испытывать лишних огорчений. Как и Мерсер, она наверняка много лет страдала из-за его хамского поведения с людьми и привыкла держаться в стороне. Она не пыталась откупиться от жертв его выходок, как делал Мерсер: она просто не обращала на эти выходки внимания.

Я стал размышлять о том, что здесь было первопричиной – ее холодная светская сдержанность или недостаток теплых чувств у ее сына. Возможно, у обоих сердце было ледяное, и это усиливало их взаимное отчуждение. Мне пришло в голову, что Бемби – совершенно не подходящее для нее имя: это была отнюдь не наивная маленькая лань с широко открытыми глазами и шелковистой шерсткой, а видавшая виды, равнодушная красивая женщина в норковых шкурах.

Проводив их взглядом, Нелл вздохнула:

– Вы знаете, она не поцеловала Занте на ночь и даже не обняла ее, чтобы утешить. Совсем ничего. А ведь Мерсер так мил.

– Не думайте о них.

– Ладно... Вы понимаете, что на следующей остановке пресса накинется на наш поезд, как стая голодных львов, вышедших на охоту?

– Голодных львиц, – сказал я.

– Что?

– Стаей охотятся самки. А их самец в одиночестве сидит в сторонке и наблюдает, как они загоняют добычу, а потом забирает себе львиную долю.

– Я не желаю этого знать.

– Следующая остановка, – сказал я, – будет у нас глубокой ночью пятнадцать минут на станции Уайт-Ривер. С учетом опоздания мы должны прибыть туда в четыре ноль пять, а отправиться в четыре двадцать.

– А потом?

– Если не считать трехминутной остановки неведомо где, мы стоим двадцать пять минут в Тандер-Бее, в десять пятьдесят утра.

– Вы знаете наизусть весь график движения?

– Эмиль велел мне его выучить. Он правильно сказал, что чаще всего меня будут спрашивать, когда мы прибудем туда-то и туда-то. И он сказал, что настоящий официант всегда может на такой вопрос ответить, даже несмотря на то что мы везде прибываем на тридцать пять минут раньше обычного "Канадца".

– Эмиль прелесть, – сказала она. Я удивленно взглянул на нее. Мне и в голову не приходило назвать Эмиля прелестью. Изящный, аккуратный, умный, великодушный – да...

– Прелесть? – переспросил я.

– Я хотела бы надеяться, что вы так не считаете, – сказала она.

– Нет.

– Это хорошо.

Я видел, что она испытала облегчение.

– Вы не были в этом уверены? – с любопытством спросил я. – Я выгляжу таким... обоеполым?

– Ну, понимаете... – Она немного смутилась. – Я не хотела заговаривать на эту тему, правда не хотела. Но если уж вы хотите знать, в вас есть что-то... что-то скрытное, очень личное... как будто вы не хотите, чтобы кто-нибудь вас слишком хорошо узнал. И я просто подумала... Простите меня.

– Хотите, я осыплю вас жадными поцелуями?

Она засмеялась:

– Это не ваш стиль.

– Дайте срок, еще увидите.

Я подумал: два человека, которые совсем недавно познакомились, не стали бы вести такие разговоры, если бы сразу же не почувствовали друг к другу доверие и приязнь.

Мы стояли в тесном тамбуре между кухней и залом ресторана, и она все еще прижимала к груди свою папку. У меня мелькнула мысль: если дело дойдет до жадных поцелуев, то ей придется папку опустить.

– У вас постоянно шутки на уме, по глазам видно, – сказала она. Только вы оставляете их при себе.

– Я подумал о том, что вы держите свою папку, словно щит.

Она широко раскрыла глаза:

– Как-то один противный тип в редакции журнала схватит меня за грудь... И зачем я это вам говорю? Дело было много лет назад, что мне теперь до этого? И вообще, как еще можно носить папку?

Тем не менее она опустила ее и положила на раздаточный столик, но долго разговаривать нам не пришлось: пассажиры, веселившиеся в хвосте поезда, потянулись мимо нас в спальные вагоны. Я скрылся на кухне и слышал, как они спрашивали у Нелл, когда будет завтрак.

– От семи до девяти тридцати, – отвечала она. – Спокойной ночи всем.

– Она заглянула на кухню. – И вам спокойной ночи. Я пошла спать.

– Спокойной ночи, – ответил я, улыбнувшись.

– А вы не идете?

– Скоро пойду.

– Когда все будет... спокойно?

– Можно сказать и так.

– А чего, собственно говоря, ждет от вас Жокейский клуб?

– Чтобы я предвидел неприятности до того, как они начнутся.

– Но это невозможно.

– Хм-м... – произнес я. – Я и вправду не предвидел, что кто-то отцепит Лорриморов.

– И будете за это уволены, – сухо сказала она. – Но если сможете заснуть, то приятных вам снов.

– Тор сейчас поцеловал бы вас, – сказал я. – Но Томми этого сделать не может.

– Буду считать, что вы это сделали.

Она весело пошла прочь, снова прижав папку к груди: наверное, это была у нее привычка, а не только средство защиты.

Я отправился назад, в бар, и поболтал о том о сем с барменом. Картежники были целиком поглощены игрой и, очевидно, собирались провести за покером всю ночь, в гостиной все еще шли танцы и слышался смех, а на "видовом" этаже северное сияние услаждало взоры особых любителей этого зрелища. Бармен зевнул и сказал, что скоро будет закрывать бар. В полночь продажа спиртного прекращается.

Голос Даффодил я услышал прежде, чем увидел ее, и, когда Филмер проходил мимо двери бара, я стоял нагнувшись и сунув голову под стойку, словно прибирал там что-то. Мне показалось, что они бросили в нашу сторону всего лишь беглый взгляд на ходу.

– ... Когда мы будем в Виннипеге... – говорил Филмер.

– Вы хотите сказать – в Ванкувере, – поправила Даффодил.

– Ну да, в Ванкувере...

– Вечно вы их путаете.

Оба говорили громче обычного, потому что она была впереди, а он сзади. Их голоса затихли в коридоре – надо думать, они отправлялись спать. Я дал им время попрощаться – купе Даффодил было одним из трех расположенных сразу за баром – и медленно пошел вслед. Я прошел до вагона-ресторана, но их нигде не было видно: вероятно, Филмер отправился прямо к себе, потому что из-за двери его купе пробивался свет. Однако Даффодил, как выяснилось, к себе не пошла. Вместо того чтобы уютно устроиться под одеялом в своем купе неподалеку от бара, она, к моему удивлению, повстречалась мне у двери, ведущей из спального вагона впереди того, где помещался Филмер. При каждом шаге ее бриллианты вспыхивали крохотными яркими огоньками.

Я отступил в сторону, пропуская ее, но она остановилась около меня и спросила:

– Вы не знаете, где ночует мисс Лорримор?

– В том вагоне, откуда вы идете, мэм, – ответил я с готовностью.

– Да, но где? Я обещала ее родителям, что посмотрю, все ли у нее в порядке.

– Проводник спального вагона должен знать, где она, – сказал я. – Не хотите ли пройти со мной?

Она кивнула. Идя впереди нее, я подумал, что вблизи она выглядит, пожалуй, моложе, чем мне показалось сначала, а может быть, на самом деле она и старше, но кажется моложе из-за какой-то душевной незрелости. Это было странное мимолетное впечатление, которое тут же исчезло.

Пожилой проводник спального вагона дремал не раздеваясь. Он услужливо показал Даффодил верхнее место, где спала Занте, но толстые шерстяные занавески были плотно задернуты и застегнуты, и, когда Даффодил тихо позвала девушку по имени, ответа не было. Проводник с оттенком отцовской заботливости сказал, что она крепко спит, он в этом не сомневается, потому что видел, как она возвращалась из туалета в конце вагона и забиралась на свою койку.

– Наверное, придется этим удовлетвориться, – сказала Даффодил, пожав плечами: в конце концов, это не ее проблема. – Тогда спокойной ночи и спасибо за помощь.

Мы проводили ее глазами. Она шла, пошатываясь и держась за поручни: сверкающая высокая прическа, стройная фигура. Крепкий аромат мускуса долго еще висел в воздухе, словно воспоминание, после того как она скрылась. При виде этой роскошной женственности проводник погрузился в философскую задумчивость, глубоко вздохнул и удалился в свое купе, а я пошел в следующий вагон, где находилась моя собственная койка. Дверь купе Джорджа Берли, через два купе от моего, была широко открыта, и я обнаружил, что он у себя – спит одетый, тихо похрапывая, в своем кресле. Как только я остановился около его двери, он вздрогнул и проснулся, словно разбуженный каким-то шестым чувством.

– Что-то неладно, а? – спросил он.

– Насколько я знаю, ничего.

– А, это вы.

– Извините, что разбудил.

– Я не спал... Ну, только вздремнул немного. Я так привык. Всю жизнь на железной дороге, а?

– Любовь до гроба? – спросил я.

– Будьте уверены. – Он протер глаза и зевнул. – В прежние времена было немало целых железнодорожных династий. От отца к сыну, двоюродные братья, дядья... так оно и передавалось. Мой отец и дед были железнодорожниками. А вот сыновья, а? Сидят за компьютерами в больших городах и тычут пальцами в клавиши. – Он усмехнулся. – И железными дорогами теперь управляют из кабинетов, а? Сидят в Монреале и командуют, а сами ни разу в жизни не слыхали, как гудит поезд ночью в прерии. Ничего этого не знают. В наше время большие шишки везде только летают, а? – Глаза его весело сверкнули.

Всех, кто не принадлежит к числу железнодорожников, живущих на колесах, он, несомненно, считал глупцами. – Скажу вам честно – я надеюсь, что умру в поезде.

– До этого, пожалуй, еще далеко.

– Ну, до Уайт-Ривер, во всяком случае, продержусь.

Пожелав ему спокойной ночи, я пошел к себе в купе, где обнаружил, что проводник спального вагона уже опустил мою койку и положил на подушку шоколадный трюфель – все как полагается. Трюфель я тут же съел. Он был очень вкусный. Я снял свой желтый жилет на белой подкладке и повесил его на плечики, снял и туфли, но чувствовал себя почти как Джордж при исполнении обязанностей, поэтому, погасив свет, лег поверх одеяла и стал смотреть, как проносятся мимо в темноте просторы Канады, а в небе уже который час бесплатным зрелищем мерцает северное сияние. Широкие горизонтальные полосы света медленно становились то ярче, то слабее, местами на фоне вечной небесной бездны появлялись и таяли таинственные яркие пятна. Картина была скорее мирная, чем возбуждающая, – неторопливая смена миражей, рассветов и закатов, которую созерцало еще племя тесаных камней, навевала ощущение собственного ничтожества. Что такое Филмер и все его прегрешения перед лицом десяти тысяч лет? Но все, с чем мы имеем дело, – это сегодня и сейчас, сегодня и сейчас... так было всегда, во все времена, и всегда нужно было сражаться за благо и против зла. За добродетель, мораль, честь, порядок – можете называть как хотите. Долгая, вечно возобновляющаяся битва.

Сегодня и сейчас мы без всяких происшествий прибыли в Уайт-Ривер. При свете станционных фонарей я увидел на перроне Джорджа – он направлялся к хвосту поезда. Очевидно, Лорриморы были все еще с нами, потому что вскоре он вернулся без всяких признаков спешки или тревоги, и через некоторое время поезд, как обычно, незаметно тронулся дальше на запад.

Я поспал час-другой и был разбужен, когда еще не рассвело, тихим стуком в дверь моего купе. Оказалось, что это Эмиль, полностью одетый и немного смущенный.

– Я не знал, надо ли вас будить. Если вы надстроены серьезно, то пора накрывать столы к завтраку.

– Я настроен серьезно, – сказал я.

Он улыбнулся с видимым удовлетворением:

– Вчетвером это намного легче.

Я сказал, что сейчас приду, и управился, включая умывание, бритье и приведение себя в порядок, минут за десять. Оливер и Кейти были уже там, бодрые и полные сил. На кухне стоял роскошный аромат свежевыпеченного хлеба, и Ангус с царственной щедростью сказал, что посмотрит сквозь пальцы, если мы съедим по ломтику-другому булочки с изюмом или яблоки, запеченные с орехами. Симона же сурово предупредила, чтобы мы не трогали круассанов, а то не хватит. Все почти как в школе.

Мы расставили приборы, налили в вазочки свежей воды, поставили в них цветы и аккуратно сложили розовые салфетки. К семи пятнадцати первые посетители уже набросились на бутерброды с ветчиной и яичницей, а я разливал чай и кофе, словно был рожден официантом.

В семь тридцать, когда еще только рассвело, мы ненадолго остановились на маленьком полустанке, название которого – Шрайбер – было написано на стене буковками соответствующего размера. Глядя на крохотный городок, раскинувшийся за окном, я подумал, что это отсюда вчера вечером разговаривал со мной и Джорджем диспетчер. Пока я глядел, на перроне появился Джордж, которого встретил какой-то человек, вышедший из здания станции. Они некоторое время посовещались, потом Джордж вернулся в вагон, и поезд тихо тронулся дальше.

Пейзажи по пути были великолепны. Все время, пока длился завтрак, поезд шел вдоль северного берега Верхнего озера – так близко, что временами казалось, будто он висит над водой. Пассажиры охали и ахали. Ануины (Высокий Эвкалипт) сидели вместе с владельцами Флокати, хозяева Красного Жара с супружеской парой, которая непрерывно говорила только о резвости своего Уордмастера, тоже ехавшего нашим поездом.

Филмер пришел один, сел за свободный столик и заказал Оливеру, не взглянув на него, яйца и кофе. Вскоре появились супруги Янг и, улыбаясь Филмеру, как старому знакомому, подсели к нему. Я подумал, не вспомнил ли он тут же про Эзру Гидеона – их любимого друга, но его лицо не выражало ничего, кроме вежливости.

Вразвалку вошла Занте, растрепанная, заспанная и во вчерашнем платье, и плюхнулась на пустой стул возле Филмера. Как ни странно, он не сделал ни малейшей попытки занять место для Даффодил, а вместо этого вслед за миссис Янг стал расспрашивать Занте, как она спала.

Выяснилось, что она спала как убитая, хотя, похоже, ей было досадно, что она не может рассказать, как ее всю ночь мучили кошмары. Мистер Янг сидел со скучным видом, как будто эта тема ему уже давно надоела, однако его жена без особых видимых усилий изображала сочувствие.

Я с некоторым нетерпением ждал, когда появится Нелл, и наконец дождался. Она была в прямой черной юбке (час от часу не легче), строгой блузке кофейного цвета и скромных золотых сережках. Ее светлые волосы были зачесаны высоко и уложены в замысловатую косу, свисавшую вниз и закрепленную широкой черепаховой заколкой, – выглядело это достойно и по-деловому, но отнюдь не наводило на игривые мысли.

Какие-то пока еще незнакомые мне люди тут же замахали ей, приглашая присоединиться к ним, что она и сделала, расточая во все стороны восхитительные улыбки, из которых одна-две достались и мне. Она сказала Кейти, что яйца есть не будет, а хотела бы кофе с круассанами, и вскоре я их ей принес, а она сидела, скромно потупив глаза и делая вид, что даже не догадывается о моем существовании. Я поставил перед ней масло, джем и хлеб и налил ей кофе в чашку, а она сообщила соседям по столу, как приятно, что до самого Ванкувера у них будут такие отборные официанты.

Я знал, что все это игра, но все равно с радостью придушил бы ее на месте. Мне не нужно было, чтобы на меня обращали даже малейшее внимание.

Уходя, я оглянулся и встретился с ней взглядом – глаза ее смеялись. Заметь я такой обмен взглядами между кем-нибудь еще, это вызвало бы у меня самый живой интерес, и я подумал, что, того и гляди, забуду о деле, ради которого здесь нахожусь. Надо быть осторожнее. Обслуживать ее полагалось вообще не мне – я отобрал поднос у Кейти. Женщины погубят тебя, Тор, подумал я.

Если не считать Занте, Мерсер был единственным из Лорриморов. кто вышел к завтраку, да и он не сел за столик, а попросил Эмиля отнести подносы в свой вагон, в столовую. Эмиль и Оливер доставили туда все, что требовалось, хотя Эмиль, вернувшись, сказал, что хорошо бы это не повторилось за обедом и ужином, потому что на это уходит слишком много времени. Обслуживание с доставкой в купе было строго запрещено, но Лорриморам все старались по возможности идти навстречу и без особой необходимости не отказывать.

Последней явилась Даффодил, безукоризненно причесанная – каждый локон на своем месте. Она села через проход от столика Филмера и супругов Янг и спросила, как Занте провела ночь. Похоже было, только членов семьи девушки, которая едва не погибла, это нимало не интересует. Занте принялась рассказывать – я слышал, как она сказала, что за занавеской ей было уютно и совсем не страшно. Когда я в следующий раз медленно проходил мимо их столика, держа наготове кофейник, разговор у них снова шел о нашем путешествии – теперь Занте говорила, что скачки – это, в сущности, страшная скучища и она вообще бы не поехала, если бы ее не заставил отец.

– А как он вас заставил? – поинтересовался Филмер.

– Ого! – Она вдруг встревожилась и постаралась увильнуть от прямого ответа. – Он и Шеридана тоже заставил.

– Но зачем, если вы оба не хотели? – Это был голос Даффодил у меня за спиной.

– Он говорит, что любит, когда мы у него на глазах. – В ее словах прозвучало некоторое недовольство и обида, но в то же время, как мне показалось, и трезвое признание, что отцу виднее. Судя по тому, как до сих пор вел себя Шеридан, находиться на глазах многострадального отца было для него безопаснее всего.

О чем они говорили дальше, я не слышал, потому что пошел налить еще кофе Ануинам – здесь разговор шел о том, что Высокий Эвкалипт будет получше мерсеровского Премьера, которого должны привезти в Виннипег на машине.

Вскоре в ресторан пришел Джордж Берли и о чем-то переговорил с Нелл, которая после этого, держа свою папку, как всегда, наготове, обошла все столики и повторила, что он сказал.

– Мы будем стоять в Тандер-Бее дольше, чем предполагалось, потому что там будет проводиться расследование этой истории с отцепкой вагона Лорриморов. Мы простоим там часа полтора и не отправимся, пока не пропустим вперед себя "Канадца". Он пойдет впереди нас до самого Виннипега.

– А как насчет обеда? – спросил мистер Янг. При всей своей худобе он обычно съедал, кроме своей порции, еще и половину порции жены.

– Мы отправимся из Тандер-Бея примерно без четверти час, – ответила Нелл, – и сразу после этого будет обед. А перед Виннипегом у нас будет больше времени на ужин – не придется спешить и устраивать его слишком рано.

Все складывается очень удачно. – Ее улыбка распространяла спокойствие и поддерживала праздничное настроение. – Вам будет приятно немного подольше размяться в Тандер-Бее, и к тому же кое-кто из вас сможет навестить своих лошадей.

Владелец Красного Жара, по-видимому, большую часть времени проводивший за чтением путеводителя, сообщил мистеру и миссис – владельцам Уордмастера, которые слушали его с большим почтением, – что Тандер-Бей, один из крупнейших портов Канады, находится на западном конце судоходной линии, проходящей от залива Святого Лаврентия по Великим озерам, и его на самом деле надо бы называть так, как его зовут местные жители: Верховье Озер. Отсюда зерно, выращенное в прериях, отправляется водным путем по всему миру, сказал он.

– Надо же, – сказала миссис "Уордмастер", которая была англичанкой.

Я отошел от столика, где шла эта искрометная беседа, и помог Оливеру и Кейти прибраться на кухне. Без чего-то одиннадцать мы плавно остановились на станции, расположенной на полдороге через Канаду, где-то на боковом пути, поодаль от зданий вокзала.

Сразу же, как только поезд встал, к нему через два пути, отделявшие нас от вокзала, с решительным видом двинулись две группы людей, явно поджидавшие нас: одни держали наготове фотоаппараты, другие – блокноты. Джордж спустился на перрон, чтобы встретить тех, кто с блокнотами, а остальные рассыпались цепью и принялись щелкать камерами. Один из людей с блокнотами поднялся в вагон-ресторан и предложил всем, кто накануне вечером видел каких-нибудь подозрительных лиц или что-нибудь, что могло вызвать подозрения, выложить все начистоту, однако никто, конечно, ничего не видел, а если и видел, то ничего не сказал, потому что иначе сейчас об этом уже знал бы весь поезд.

Следователь сказал, что попытает счастья с любителями пейзажей в салон-вагоне, – по-видимому, с тем же результатом, а потом, вероятно, отправился к Лорриморам, которые, если не считать Занте, все еще оставались у себя. Потом он снова появился в вагоне-ресторане, сопровождаемый кучкой любопытных, и попросил разрешения поговорить с Занте, которая до тех пор сидела бледная и тихая.

Он легко опознал ее, потому что все тут же посмотрели в ее сторону.

Филмер все еще сидел рядом с ней: после еды все пассажиры постоянно старались подольше оставаться за столиками и болтать между собой, а не возвращаться в свои уединенные купе. Я думаю, что большинство из них все утро просидели либо в ресторане, либо в салоне.

Миссис Янг, протянув руку через стол, ласково сжала кисть Занте, чтобы ее ободрить, и девушка, еще наполовину ребенок, содрогаясь от пережитого ужаса, пустилась в свои страшные воспоминания.

– Нет, – сказала она, а все остальные молча внимательно слушали, никто не предлагал мне идти в наш вагон... Мне просто надо было в туалет. И я могла... я... могла погибнуть.

– Да... – Следователь, человек средних лет с пронзительным взглядом, держался сочувственно, но спокойно и говорил отчетливо, так что сейчас, когда поезд стоял, его было хорошо слышно во всех уголках ресторана. – Находился кто-нибудь в гостиной салон-вагона, когда вы через него проходили?

– Там было много людей. – Голос Занте звучал намного тише.

– Вы с ними знакомы?

– Нет. То есть они едут с нами. Все, кто там был.

Она заговорила немного громче, чтобы всем было слышно. Кое-кто кивнул головой.

– Там не было никаких посторонних?

– Нет.

Миссис Янг, не только заботливая, но и неглупая, спросила:

– Вы хотите сказать, что можно отцепить вагон, находясь в это время в поезде? Для этого необязательно находиться на земле?

Следователь повернулся к ней, и все чуть подались вперед в ожидании его ответа.

– Это возможно. Можно сделать это и на ходу поезда, поэтому мы и хотим знать, не было ли в салон-вагоне кого-нибудь, кого вы не знаете. Кого никто из вас не знает.

Наступила долгая уважительная пауза: все поняли, о чем идет речь.

Нелл сказала:

– Я думаю, что теперь я уже знаю в лицо почти всех наших пассажиров.

Я познакомилась со всеми в Торонто, когда распределяла их по спальным местам. Вчера вечером я не видела никого, кто был бы мне незнаком.

– Уж не думаете ли вы, – спросила миссис Янг, безошибочно уловив намек, – что вагон отцепил кто-то из нас?

– Мы будем разрабатывать все версии, – ответил следователь без всякой напыщенности. Он окинул взглядом окружавшие его встревоженные лица, и строгое выражение его лица смягчилось.

– Вагон был намеренно отцеплен, – сказал он. – Но пока что, в предварительном порядке, мы считаем, что это был акт хулиганства, совершенный кем-то в Картье – на последней остановке перед тем, как мисс Лорримор обнаружила, что вагон исчез. Однако мы должны выяснить, не находился ли саботажник в поезде, – может быть, кто-то из вас заметил что-нибудь неладное.

Кто-то из задних рядов толпы сказал:

– Я сидел в гостиной салон-вагона, когда там прошла Занте, и могу сказать вам, что в обратном направлении никто не проходил. Я хочу сказать мы все знали, что за салон-вагоном находится только вагон Лорриморов. Если бы кто-нибудь, помимо Лорриморов, прошел туда и обратно... ну, мы бы заметили.

Все снова закивали. Все, что касалось Лорриморов, не могло остаться незамеченным. Я наблюдал за этой сценой из кухонного конца вагона-ресторана, стоя позади Эмиля, Кейти и Оливера. Мне были хорошо видны встревоженное лицо Занте и сидящий рядом с ней Филмер. Всем своим видом он как будто показывал, что понемногу теряет всякий интерес к расследованию: его тщательно причесанная голова была повернута к окну. Никакого напряжения в нем не чувствовалось. Когда он напрягался, у него как-то каменели мышцы шеи: я это заметил, когда следил за ним из толпы в день того короткого судебного разбирательства, и с тех пор видел это еще несколько раз, в том числе в Ноттингеме. Когда Филмер напрягался, это было видно.

И как раз в тот момент, когда я смотрел на него, его шея окаменела.

Я выглянул в окно, чтобы посмотреть, что он там увидел, но там не было видно ничего особенного – только пассажиры-болельщики, спешившие из головных вагонов к вокзалу, чтобы отправить домой по открытке. Филмер снова повернулся к Занте и следователю, и в этом его движении сквозило некоторое нетерпение, которое как будто передалось следователю: тот сказал, что, если кто-нибудь вспомнит какую-нибудь подробность, относящуюся к делу, как бы незначительна она ни была, он просит сообщить об этом ему или кому-нибудь из его коллег, а пока все свободны.

Послышался всеобщий вздох – всамделишное расследование закончилось ничем. Я подумал, что Заку нелегко будет выдержать такую конкуренцию: вымысел покажется слишком бледным по сравнению с действительностью. При этой сцене Зак не присутствовал, не было здесь и никого из актеров.

Большинство пассажиров отправились надевать пальто: на улице, по-видимому, было ветрено и холодно, но Филмер спустился на перрон через дверь в хвостовом конце вагона-ресторана, не надев ничего поверх своей безукоризненной сорочки и аристократической твидовой куртки. Он не пошел через пути к вокзалу, куда, хрустя по гравию, шагали остальные, а остановился в нерешительности и потом не спеша, зигзагами направился вперед, в сторону тепловоза.

Я пошел в ту же сторону по вагонам, без труда держась вровень с ним.

Сначала я подумал, что он всего-навсего отправился к себе в купе, но он миновал открытую дверь своего спального вагона, а потом и следующий вагон.

Наверное, хочет проведать свою лошадь. Я продолжал идти за ним: это уже вошло у меня в привычку.

У конца третьего вагона, сразу за купе Джорджа Берли, он остановился, потому что кто-то шел навстречу ему от здания вокзала. Это был какой-то высокий костлявый человек в короткой теплой куртке с меховым воротником и седыми волосами, которые трепал ветер.

Они встретились между окном Джорджа и открытой дверью вагона. Сначала они были настроены как будто довольно мирно, однако очень скоро их разговор перешел в ссору.

Пытаясь расслышать, о чем они говорят, я даже пошел на риск, что они меня заметят, но они уже кричали друг на друга, а значит, я мог спокойно слушать через открытую дверь вагона, не видя их и оставаясь для них невидимым. Филмер в ярости выкрикнул:

– Я сказал – перед Ванкувером!

Костлявый человек сердито ответил с канадским акцентом:

– Вы сказали – перед Виннипегом, и я это сделал, и гоните мои деньги.

– Ку-ку! – пропела Даффодил, неуверенно шагая к ним по гравию на высоких каблучках и в своих шиншиллах. – Не пойти ли нам посмотреть, как там Лорентайдский Ледник?