"Глаза, чтобы плакать" - читать интересную книгу автора (Дар Фредерик)

6

Я долго не мог снова заснуть, на сей раз наслаждаясь сладостью комфорта и благополучия. Впервые со дня приезда в Париж у меня исчезли тревога и неуверенность в будущем. Даже если я был мимолетным капризом Люсии, общение с ней должно было пойти мне на пользу. Великая актриса обучит меня секретам ремесла, которое я избрал и ради которого родился, как я считал.

В уютной постели время летело незаметно. Я чуть было вновь не погрузился в сон, когда в дверь постучали. Решив, что это Феликс принес завтрак, я отправился открывать. За дверью стояла Мов.

На ней были голубые джинсы и красный свитер с высоким воротом. Недлинные волосы она собрала в хвост на затылке.

– Добрый день, Мов, – сказал я, пытаясь сообразить, что ей надо. Мои часы, лежавшие на ночном столике, остановились, так как я забыл завести их накануне, и теперь я плохо себе представлял, в какое время суток проснулся. Мов захлопнула дверь и уселась на пуф.

– Ложитесь, а то простудитесь.

Я вернулся в постель.

– Как спали?

– Отлично.

– Охотно верю. Вчера вечером я почти десять минут барабанила в вашу дверь, но вы не откликнулись.

Говоря эти слова, девушка не сводила с меня испытующих глаза. Я отвел взгляд.

– Я... я очень устал... и тут же заснул, как только лег.

– Все понятно.

Она прошла к окну и раздвинула шторы.

– Смотрите, какое солнышко! Скоро девять часов!

На дворе торжествовала весна. Комната мгновенно наполнилась солнечным светом. Мов распахнула окно и, глубоко вдыхая воздух, проделала несколько гимнастических упражнений. Затем она облокотилась о подоконник и, глядя в сад, сказала:

– Надеюсь, вы заметили, что у вас под окном есть пожарная лестница. В случае какой-нибудь катастрофы вы первым сможете выбраться из дома.

Резко развернувшись, Мов легкой походкой направилась к моей кровати.

– Если вам вздумается потренироваться, позаботьтесь о том, чтобы не побеспокоить тетушку, ведь ее комната находится как раз под вами, договорились?

На сей раз она явно переборщила со своими намеками. С трудом проглотив слюну, я промолвил:

– В такие игры я не играю, Мов...

– Очень хорошо. Мое дело вас предупредить, не так ли?

И она упорхнула, наградив меня напоследок взглядом, в который постаралась вложить как можно больше язвительности.

Мы все трое встретились за завтраком. В свежей, благоухающей, искусно подкрашенной Люсии я с трудом мог распознать женщину с лягушачьими веками, спавшую с открытым ртом. Мы обменялись рукопожатиями. Актриса слегка сдавила мои пальцы, ухитряясь в очередной раз самым обычным повседневным словам и жестам придать особое значение.

– Хорошо спали, Морис?

– Да, спасибо.

Люсия стала намазывать дымящиеся тосты маслом. Она избегала смотреть в мою сторону, видимо, стесняясь присутствия Мов.

– Вы должны сниматься сегодня? – задала она неожиданный вопрос.

– Нет, только завтра.

– Вам придется отказаться от съемки.

– То есть как?

– С сегодняшнего дня начинается ваша рекламная кампания. Очень сложно будет кричать об открытии нового таланта, если вы тем временем продолжите играть роль типа "кушать подано".

Чтобы уберечь свой макияж, Люсия едва прикасалась к еде, но в кофе она себе не отказала, оставив на чашке неприятные на вид следы помады.

– Я уже позвонила Блонвалю, пресс-секретарю фильма, он лучший специалист в городе и будет заниматься вами...

Я слушал, не проронив ни звука. В это утро меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Казалось, события разворачиваются вокруг кого-то другого. Я допил свой кофе.

– Послушайте, мадам...

Мов оторвала глаза от тарелки, заинтригованная торжественностью моего тона.

– Да, Морис?

– Очень любезно с вашей стороны оказать мне это высокое доверие, но...

– Что такое?

– Вам не приходило в голову, что я могу оказаться неспособным сыграть главную роль?

На мгновение в глазах Люсии мелькнуло раздражение. Она очень не любила, когда ее планы ставили под сомнение.

– Я слышала, как вы произносили слова роли. Ваши способности безграничны, поверьте мне, я знаю в этом толк.

Мов не выдержала:

– Не терзайте себя понапрасну, Морис. Моя тетя может создать актера из ничего.

Маховик был запущен. У продюсера в одной из папок обнаружился подходящий сюжет, соответствующий замыслу Люсии. Один большой специалист по инсценировкам под руководством моей покровительницы быстро подготовил нужный сценарий. Короче, меня понесло течением. Естественно, никто из участвующих в создании фильма не строил иллюзий на мой счет. По их мнению, я был всего лишь любовником звезды, ради которого совершается безумство, причем весьма дорогостоящее, ибо Люсия вложила в эту авантюру немало денег. Но надо честно сказать, актриса развернула свою кипучую деятельность не только ради меня. Она действительно давно мечтала о собственной постановке, ведь это амбициозная мечта любого актера, хорош он или плох. Мне не очень ясны истоки этой пагубной страсти, заставляющей их стремиться перейти по другую сторону камеры. То, что я был никому не известен, Люсию вполне устраивало. Для дебюта ей был необходим преданный и послушный мальчик. Участие в ее фильме любого мало-мальски известного актера вряд ли прошло бы бесконфликтно.

Энтузиазмом совместной работы наши любовные отношения были отодвинуты на задний план. Иногда я спускался к ней в спальню по пожарной лестнице, но и в постели мы продолжали говорить о работе. Если же у Люсии появлялась потребность в отдыхе, она предпочитала отправиться со мной на мою прежнюю квартиру. В ее жизни было слишком много роскоши, атласа, духов, кожи, а убожество унылой комнаты с жалкой железной кроватью успокаивало ее взвинченные нервы, и она, теряя меру, с восторгом и жадностью, отбросив все мещанские условности, занималась любовью на грязных простынях.

Я делал все, чтобы ее удовлетворить, но мое отвращение с каждым днем росло. Чтобы преодолеть его, я прибегал к помощи воображения, представляя, что держу в объятиях не потрепанную временем актрису, а одну из восхитительных героинь, созданных силой ее таланта.

Да, я занимался любовью с призраками, одаривая своими ласками то чувственную шпионку, то высокомерную светскую даму, то загадочную преступницу, в зависимости от настроения или фантазии.

Люсия совсем потеряла голову от любви. Я чувствовал, что она полностью отдалась страсти, которую ко мне питала. Временами эта страсть наполняла ее поразительным величием. Ее восторженные взгляды, нежные прикосновения, ласковые улыбки не могли не трогать моего смущенного сердца.

Чем прочнее я обосновывался в доме на бульваре Ланн, тем больше к нему охладевала Мов. Нередкими стали случаи, когда она пропадала по нескольку дней, заявляясь поздно ночью и исчезая вновь. Мы почти никогда больше не собирались все вместе за столом. Люсию, казалось, это мало волновало. Она спустя рукава играла свою роль тетки, посвятив себя мне и нашему фильму. На остальное ей было наплевать.

У меня появились шикарные костюмы, смокинг, тонкое нижнее белье, дорогая обувь. Повсюду сопровождая Люсию, я встречал много разных знаменитостей, которые были вынуждены изображать ко мне интерес. Надо признаться, эти выходы в свет были для меня не слишком приятны. Я, несмотря ни на что, стыдился своего положения альфонса. Взгляды молодых женщин, которые я частенько ловил на себе, вносили в душу тоску: что думают обо мне эти красотки? Наверняка презирают за то, что я продал свои юношеские пылкие страсти за материальное благополучие. Роль послушной собачонки стала меня утомлять.

Четкость и слаженность работы технической команды превзошла все ожидания – уже к июлю все было полностью подготовлено к съемкам. Я только сейчас заметил, что до сих пор не рассказал о его сюжете, а он заслуживает интереса. Итак, это история юноши, который, вернувшись из интерната, узнает, что у матери появился любовник. Новость делает бедного парня глубоко несчастным; он страдает от своего презрения к матери, которую совсем недавно боготворил, он горячо любит отца и не хочет, чтобы тот узнал правду. Оберегая покой близкого человека, мой герой делает все возможное и невозможное, чтобы "тайное не стало явным", но мать от любви все больше теряет голову, совершая одну неосторожность за другой. В конце концов юноша ее убивает, уберегая таким образом отца от страшного открытия. От подобного пересказа может сложиться впечатление, что фильм представляет собой банальную мелодраму, но это не так. Прелесть фильма в другом, в его атмосфере. В нем есть немногословные сцены, насыщенные напряженными паузами, выразительными взглядами, и роль юноши в нем поистине на вес золота. Тысячи актеров согласились бы сделать все что угодно, лишь бы ее заполучить. "Все что угодно" пришлось делать мне.

Роль преступной матери продюсер предложил сыграть Люсии. Поначалу она отказывалась, объясняя, что не хотела бы переходить к возрастным ролям, чтобы не разочаровывать своих зрителей. Однако продюсер был неумолим. Не разделяя ее абсолютной веры в меня, он желал уменьшить финансовый риск, введя в картину известное имя. В конце концов Люсия сдалась. Появился скандальный штрих, на котором ловкий пресс-секретарь построил рекламу. Разве не забавно увидеть великую актрису, впервые исполняющую роль матери в фильме, где в роли сына выступает ее собственный любовник?

На следующий день, после того как Люсия приняла предложение продюсера, ко мне в комнату зашла Мов. Как и в то первое утро, на ней были джинсы и красный свитер. Мне бросилось в глаза ее осунувшееся лицо, черные круги под глазами. Я очень обрадовался ее приходу и понял, что немного скучал без нее, сам того не осознавая.

– Привет, – обронила она, прикрывая за собой дверь. – Не помешаю?

– Наоборот. Очень рад вас видеть, Мов. Где вы пропадали?

Не удостоив меня ответом, Мов уселась верхом на стул, затем, вытянув из моей пачки "Кэмела" сигарету, закурила.

– Вот это да, оказывается, вы курите? Никогда раньше не замечал!

– Я лишь недавно начала.

– И вам нравится?

– Нет. Но надо вести себя как все.

Я вскочил с кровати и бросился к девушке. Коснувшись ладонью подбородка Мов, я попытался рассмотреть ее лицо.

– Что вам надо? – запротестовала она, отталкивая меня.

– Мов, да вы больны!

– Вот еще глупости!

– Но я отлично вижу, вы бледны, и эти круги под глазами... – Я попытался взять ее за руку, чтобы прощупать пульс, но она не позволила мне.

– Часто вам приходится изображать из себя доктора?

– Вам необходимо проконсультироваться...

– Вы действуете мне на нервы, Морис! Какое вам дело до моего здоровья! Кстати сказать, я отлично себя чувствую. Просто слегка перебрала...

– Перебрали? Вы?!

– А что такого? Да, я ходила на вечеринки, пила, курила, меня обхаживали разные идиоты, я целыми ночами не спала...

– Мов!

– Не надо делать возмущенные глаза! В конце концов, вы мне не отец... – внезапно она усмехнулась, – ...а всего лишь дядя!

Ее слова ударили меня, как хлыстом.

– Что вы сказали?

– Правду... Ее бывает нелегко высказать, но еще тяжелее носить в себе. Я пыталась, сколько могла, сдержаться, но мое терпение лопнуло, Морис!

Ее тон ужаснул меня. Она говорила мертвым голосом, хотя каждое ее слово казалось тщательно продуманным.

– Что это на вас нашло?

– Люсия будет играть в фильме мать, не правда ли? Я прочитала об этом в газете.

– Да, ну и что?

– Я считаю это насмешкой, хуже того – непристойностью!

– Не стоит усугублять, Мов!

– Никаких "не стоит усугублять"! Если Люсия забыла о своем достоинстве, потеряла стыд, мы должны ей помочь. Вот и все. Вы хоть на мгновение можете себе представить, как эта женщина будет играть падшую мать человека, который известен всему городу как ее дружок?

Слова Мов оглушили меня, но я понимал, что отрицать бесполезно. Вместе с тем необходимо было хоть что-то говорить. Это был тот случай, когда отрицание очевидного является составной частью умения жить.

– Это постыдно, Мов!

– Я просто в восторге от точности вашего определения. Это действительно постыдно, и необходимо как можно быстрее это пресечь.

– Что вы себе вообразили?

– Не стоит изображать святого. Я знаю все, Морис, я несколько ночей провела в саду, наблюдая за вашими акробатическими трюками на пожарной лестнице. Вы удовлетворены?

Я опустил голову, сгорая от стыда.

– Вот почему я не хочу, чтобы она играла эту роль...

Наступило напряженное молчание. Мне хотелось, чтобы Мов поскорее ушла, но она не торопилась. От окурка первой сигареты девушка прикурила новую.

– Мов, я хотел бы вам все объяснить...

Девушка молчала, всем своим видом показывая, что объяснения не имеют смысла.

– Ваша тетя – актриса, которой свойственны причуды. Все великие актеры таковы, они не похожи на обычных людей. В том, что на нее произвела впечатление моя молодость и она позволила себе увлечься, нет ничего удивительного и тем более постыдного. Вам бы следовало это понимать. Я вовсе не собираюсь пытаться обелить себя в ваших глазах. Это невозможно. Вы правы, Мов, я всего лишь мелкий карьерист, не захотевший упускать выпавший на мою долю шанс... Но даже если я и не люблю вашу тетю, то восхищение, которое я испытываю по отношению к ее таланту, с лихвой компенсирует любовь...

Мов решительно поднялась со стула.

– Я явилась сюда не для того, чтобы присутствовать на вашем сеансе самоанализа, Морис. Я лишь хотела предупредить: если Люсия возьмется играть эту роль, я уйду из дома. Она меня больше не увидит... Вот и все.

– Послушайте, какого черты вы прицепились к обычной работе? Ваша тетка – актриса, ее профессия состоит в том, чтобы играть самые разные роли! Ее жизнь не изменится от того, сыграет она в фильме роль моей матери или нет!

– В данном случае очень даже изменится. И вы это понимаете не хуже меня. Весь расчет Блонваля построен на пикантности ситуации. Он рекламирует свой фильм, раздувая скандал...

Мов нервно передернула головой.

– Какое отвращение у меня вызывают люди!

С этими словами она покинула мою комнату, оставив дверь открытой.

Утро я провел очень скверно. Мы завтракали с Люсией вдвоем. На вопрос, где Мов, Феликс сообщил, что мадмуазель укатила на своем авто. Я решил, что представился удобный случай рассказать Люсии о беседе с ее племянницей. Люсия задумчиво слушала. Когда я закончил, она тихо сказала:

– Значит, без пересудов не обошлось?

– Как видите!

– Ну что же, тем лучше. Ну и дьявол этот Блонваль! А я еще рекомендовала тебе его как лучшего в своей профессии!

Реакция Люсии поразила меня. Я ожидал потоков слез, биения в грудь, отказа от роли. Актриса была невозмутима как никогда.

– Люсия, мне кажется, ваша племянница жестоко страдает от возникшей ситуации...

Не говоря ни слова, актриса обняла меня за шею и принялась, по своему обыкновению, покусывать за ухо. Я решительно отстранился.

– Необходимо что-то делать...

Ее взгляд стал пристальным, почти недобрым.

– Мов – всего лишь наглая соплячка, не имеющая ни малейшего права меня судить. Я запрещаю ей совать свой нос как в мою работу, так и в мою личную жизнь...

– Но она сказала, что покинет вас, если...

– Отлично! Пусть убирается! Я никогда не позволю, чтобы семнадцатилетняя девчонка учила меня жить.

Все мои доводы были бесполезны. Люсия со знанием дела, в стиле американского кино, поцеловала меня в губы. Как ни старался я подавить тошноту, воскресив в памяти один из образов ее героинь, ласка была невыносима.

Я пытался осторожно высвободиться.

– Да, кстати, мне сказали, что сегодня будет готов окончательный вариант текста.

Услышав о работе, она понемногу успокоилась.

– Тебе необходимо браться за дело немедленно, Морис. Ты должен выучить свой текст за неделю. Мы не будем работать от эпизода к эпизоду, как другие. Когда я в первый раз скажу "мотор" – все должны будут знать свои роли целиком, и каждый вечер после съемок я буду объяснять мизансцену на следующий день...

Люсия раскраснелась от возбуждения. Эта женщина жила только для самой себя. Ее искусство было от нее неотделимо.

Мы еще довольно долго говорили о нашем фильме, но, рассуждая о репликах и мизансценах, я видел перед глазами убитое горем лицо Мов, ее сигарету, которую она неумело курила, кашляя и плача от едкого дыма.