"Торговец забвением" - читать интересную книгу автора (Фрэнсис Дик)

Глава 11

Миссис Пейлисси с Брайаном явились вовремя и принялись всячески выражать свое возмущение и ужас случившимся. Ничего не попишешь. Я попросил миссис Пейлисси открыть магазин, а Брайану приказал заняться уборкой. Сам же отправился во двор с одной-единственной целью — отсрочить неизбежные ответы на их встревоженные и назойливые расспросы.

Риджер все еще расхаживал там, что-то измерял и записывал в блокнот. И в конце концов наткнулся на темно-красное пятно на грязном бетоне.

И, нахмурившись, спросил:

— Это что? Кровь?

— Нет. Красное вино. Воры уронили здесь коробку с бутылками. Несколько разбилось, вино вылилось и просочилось сквозь картон.

Он огляделся по сторонам.

— А где сейчас эта коробка?

— В ванной, в раковине. Вчера вечером полицейский занес ее в дом.

Он сделал пометку в блокноте.

— Сержант?..

— Да? — Он поднял от блокнота глаза, голова оставалась опущенной.

— А вы… э-э… будете держать меня в курсе событий?

— Каких именно событий?

— Ну, к примеру, нашли вы фургон или нет. Обнаружили ли следы Пола Янга.

Он сумрачно оглядел меня с головы до пят, не решаясь отказать бесповоротно и сразу. Я почти физически ощущал терзавшие его сомнения и понимал их причину. Ответ же был типичным для него, уклончивым.

— Возможно, дадим вам знать позже, когда вы понадобитесь для процедуры опознания.

— Спасибо, — сказал я.

— Я ничего не обещаю, помните, — добавил он и снова уткнулся в блокнот.

— Естественно.

Закончив, он ушел, и тут миссис Пейлисси дала волю эмоциям, всем своим ахам и охам. Следует признать, миссис Пейлисси не была склонна к рыданиям и стенаниям и не нуждалась в нюхательных солях для успокоения. Глаза ее возбужденно и радостно блестели при одной мысли о том, какой потрясающей информацией она теперь располагает и каким захватывающим будет сегодня ее ленч с другом, дорожным патрульным, расцвеченный всеми этими бесконечными: «Ну разве это не ужасно?»

Лицо же Брайана сохраняло обычное озабоченное выражение, с которым он подметал, чистил и тер. А затем осведомился у меня, что делать с коробкой в ванной.

— Вынь целые бутылки, поставь просушиться, — распорядился я, и вскоре он пришел и сообщил, что все выполнено. Я пошел в ванную проверить и увидел их там, все восемь уцелевших бутылок «Сент Эмильона», взятых грабителями из-под стола.

Брайан сжимал в руке клочок бумаги и, похоже, не знал, что с ним делать.

— Что это у тебя? — спросил я.

— Не знаю. Нашел в коробке, — он протянул мне листок. Страничка, вырванная из блокнота, сложенная в центре пополам, довольно затертая и влажная, вся в пятнах от красного вина. Я прочел — сперва с некоторым недоумением, затем со все нарастающим интересом.

На бумаге твердым угловатым почерком было выведено следующее:

«ПЕРВОЕ

Все открытые бутылки вина.

ВТОРОЕ

Все бутылки с названиями:

«Сент Эмильон».

«Сент Эстеф».

«Волней».

«Нюи Сент Жорж».

«Вальполиселла».

«Макон».

ЕСЛИ БУДЕТ ВРЕМЯ

Крепкие спиртные и т. д. Любые.

ТЕМНЕЕТ В 6.30. СВЕТА НЕ ЗАЖИГАТЬ».

— Выбросить ее, мистер Бич? — услужливо осведомился Брайан.

— Можешь взять шесть батончиков «Марса», — сказал я.

Он так и расплылся в широкой ухмылке, так странно искривлявшей его большой рот, и потопал за мной в лавку в предвкушении вознаграждения.

Миссис Пейлисси, все еще пребывающая в радостном возбуждении, уверила, что она вполне справится, если я отлучусь минут на десять, пусть даже покупатель просто валом валит, а на полках, как всегда в понедельник, почти пусто. Я в свою очередь рассыпался в уверениях, сколь высоко ценю ее и прочее, и направился через дорогу к конторе одного знакомого юрисконсульта примерно моего возраста, который частенько покупал у меня вино по вечерам.

Ну конечно, я могу воспользоваться его ксероксом, сказал он. В любое время, сколько угодно.

Я сделал три четкие копии воровского списка, обнаруженного Брайаном, и вернулся в свою маленькую берлогу, размышляя по дороге о том, следует ли позвонить Риджеру немедленно или обождать. И в конце концов решил не звонить вовсе.

Брайан таскал коробки и ящики с виски, джином и шерри из кладовой в магазин, всякий раз на ходу сообщая, что именно несет, и всякий раз попадая в точку. Широкая его физиономия так и светилась гордостью и осознанием собственной значимости. Радость труда в чистом виде. Миссис Пейлисси, не переставая болтать, заполняла полки и стеллажи товаром, пять человек сделали заказы по телефону.

Держать авторучку оказалось неожиданно больно. Пальцы немели, мышцы предплечья ныли. Только тут до меня дошло, что почти все в эти дни я Делал левой рукой, включая поедание цыплят Санг Ли, но вот писать левой оказалось свыше моих сил. Пришлось, тихо чертыхаясь под нос, записывать заказы правой, а когда дело дошло до длиннющего списка для оптовиков, я напечатал его левой рукой На машинке. Никто не говорил мне, сколько понадобится времени на заживление ран. Сколько бы ни понадобилось — все будет долго.

Тем не менее утро мы пережили благополучно, и миссис Пейлисси с видом праведной страдалицы, согласилась объехать оптовиков с Брайаном.

Когда они удалились, я еще раз обошел свои поруганные владения, думая, что смогу настроиться на нужный лад и найти в себе силы позвонить поставщикам, восстановить запасы вина, восстановить окно… восстановить самоуважение, наконец. Ведь угодил я под выстрел только по своей собственной глупости. От этого никуда не деться. И все же в той ситуации мне казалось неестественным удалиться на цыпочках и позволить грабителям дальше заниматься своим черным делом. Так было бы мудрее, конечно. Особенно если оценивать ситуацию сейчас. Но тогда, в тот момент…

Мысли мешались и путались в голове, и я никак не мог понять, что же заставило меня тогда столь импульсивно и бездумно ринуться навстречу опасности, хотя, казалось, этому должно было воспротивиться все мое существо, простой инстинкт самосохранения.

Нет, я ничуть не гордился этим своим поступком. Но и не стыдился его. Я оценивал его как данность, зная, что храбрецом меня все равно никак нельзя назвать. Обидно…

Ладно. Составлю-ка я лучше список исчезнувших вин для страховой компании. Наверное, они скоро совсем озвереют от моих заявлений, как страховщики Кеннета Чартера. Надо бы составить, но делать этого я не стал. Полный упадок сил, ни малейшего желания заниматься этим нудным делом.

Я принял таблетку аспирина.

Зашел покупатель за шестью бутылками портвейна и безжалостно вернул меня к реальности рассказами о бесконечных семейных болячках, малоприятных — У его тестя были проблемы с мочевым пузырем.

Появился Санг Ли, с поклонами преподнес подарок — свежие булочки. Он не собирается брать с меня плату за вчерашний ужин, торжественно заявил он. Ведь я — почетный и постоянный его клиент. И вообще, истинные друзья познаются в беде. Я окажу ему честь, если не стану совать деньги за вчерашнюю трапезу. Мы обменялись поклонами, я принял его дары.

Он никогда не видел Китая, но родители его приехали оттуда и сумели обучить и воспитать в своих традициях. Он был щепетилен и пунктуален до мелочей, а благодаря тому, что бизнес в его заведении, хоть и не защищенный лицензией, процветал, я вечерами продавал больше вина. Когда выдавался случай, я, стараясь не оскорбить чувств Санг Ли, угощал его сигарами, которые он покуривал солнечными деньками, сидя на деревянном стульчике возле кухонной двери.

В три явился сержант Риджер с бумажным пакетом. Извлек из него бутылку, поставил на прилавок. «Сент Эстеф», как я и просил. Раскупоренный, горлышко опечатано липкой лентой. Похоже, к вину никто не прикасался с тех самых пор, как оно покинуло ресторан.

— Я могу взять? — спросил я. Он коротко кивнул.

— Можете. Я рассказал, как вы помогали нам, и объявил, что поможете еще, если у вас будет эта бутылка. Получил специальное разрешение главного инспектора, который курирует расследование по Делу об убийстве в «Серебряном танце луны». — Он полез в карман и вытащил листок бумаги. — Вот, Распишитесь, пожалуйста. Так положено.

Я расписался и вернул бумагу ему.

— У меня тоже кое-что для вас есть, — сказал я и принес воровской список. Оригинал.

Он весь так прямо и подобрался, едва начав читать написанное, затем поднял на меня ясные цепкие глаза.

— Где вы это нашли? Я объяснил.

— Это очень важно, — с довольным видом заметил он.

Я согласился. А потом сказал:

— Дело примет особенно интересный оборот, если это окажется почерк Пола Янга.

Взгляд его стал еще более цепким и жестким.

— Помните, он записал свое имя и адрес, — сказал я. — И еще так странно держал ручку. Писал резкими короткими движениями пера, сверху вниз. И мне показалось, что почерк в этой записке схож… Хотя, конечно, я видел записанные им адрес и имя лишь мельком.

Сержант Риджер, который наверняка рассматривал ту, первую, записку куда дольше и внимательней, взирал теперь на воровской список и делал умственные сравнения. А потом еле слышно заметил:

— Думаю, вы правы. Тот самый почерк… Главный инспектор будет очень доволен.

— Иначе тупик? — осмелился предположить я. — Вы не можете его найти, верно?

Колебался он недолго.

— Есть определенные трудности.

Стало быть, никакого следа, сделал я вывод.

— Ну а насчет его машины? — спросил я.

— Какой машины?

— Ах, ну да… Видите ли, вряд ли он тогда пришел в ресторан пешком, верно? Ведь «Серебряный танец» расположен на отшибе, в нескольких милях от города. А когда мы вышли из ресторана с коробками, на стоянке, кроме наших, других машин не было. Ну и… э-э… я подумал, он, должно быть, запарковался за домом, где стоят машины сотрудников. У задней двери, откуда начинается вход в коридор и где находятся подвалы и офис Ларри Трента. Так что Пол Янг наверняка бывал в «Серебряном танце» и раньше… Иначе бы запарковался у главного входа. Если вы, конечно, понимаете, о чем это я… Сержант-детектив Риджер смотрел на меня пристально и долго.

— А откуда вы знаете, что стоянка служебных машин находится у них сзади?

— Я видел там машины из окна в коридоре, когда ходил за вином. Логично предположить, что они принадлежали сотрудникам… Бармену, помощнику помощника, официантке, поварам, ну и так далее. Ведь надо же им было на чем-то добираться до работы. А парковочная площадка у главного входа была тогда пуста.

Он вспомнил и кивнул.

— Пол Янг еще оставался, когда мы уехали, — продолжил я. — Так что, возможно, помощник или официантка… или кто-то еще… помнят, на какой он был машине. И очень даже хорошо помнят.

Риджер аккуратно сложил список и убрал его под обложку блокнота. Затем записал строчки две на чистой странице.

— Вообще-то я больше этим расследованием не занимаюсь, — пояснил он. — И думаю, что по этой части уже все проверили, но как знать… Короче, выясню.

На сей раз я не стал просить, чтоб он сообщил о результатах, он в свою очередь не стал намекать, что, возможно, просветит меня на этот счет. Однако простились мы так, словно расставались ненадолго — никаких «прощай», скорее «пока». И еще он заметил, что ему было бы интересно знать, какие соображения могут у меня возникнуть в связи с той бутылкой, что он принес. И если возникнут, возможно, я поделюсь с ним?

— О да, разумеется, — ответил я.

Он кивнул, закрыл блокнот, сунул его в карман и неспешно удалился, я же отнес бутылку с вином в кабинет и спрятал в бумажный пакет — тот самый, в котором ее принес Риджер. С глаз долой.

Затем уселся за стол, ощущая страшную вялость во всем теле. У нас же целая куча заказов, надо собрать их и отнести в фургон, а у меня нет сил даже подняться. Ладно, получат они свои заказы с отсрочкой в сутки. К четвергу, к празднику совершеннолетия, требуются бокалы и шампанское… Надеюсь, что к четвергу эти ужасные вялость и апатия пройдут.

Женские голоса в лавке. Я с трудом поднялся и направился туда, стараясь изобразить улыбку. Она возникла легко, сама собой, когда я увидел, кто пришел.

Флора, маленькая, пухленькая и озабоченная, добрые глаза испытующе всматриваются мне в лицо. Рядом с ней стояла высокая элегантная дама, кажется, я мельком видел ее с Джерардом после несчастного случая у Готорнов. Его жена, Тина.

— Тони, миленький! — воскликнула Флора и заспешила мне навстречу. — Вы уверены, что вам надо быть здесь? Вы скверно выглядите, мой дорогой! Вам следовало бы остаться в больнице, зря они отпустили вас домой.

Я поцеловал ее в щеку.

— Ни за что бы не остался, — я взглянул на миссис Макгрегор. — Как Джерард?

— О Господи! — простонала Флора. — До чего ж я стала забывчива! Позвольте представить… Тина, это Тони Бич…

Тина Макгрегор снисходительно улыбнулась, благородно прощая мне то обстоятельство, что именно по моей вине муж ее оказался в столь досадном положении, а затем ответила, что сегодня утром Джерарду сделали операцию и удалили все застрявшие дробинки, однако решили оставить еще на один день.

— Он хочет вас видеть, — добавила она. — Сегодня вечером, если, конечно, сможете.

Я кивнул.

— Обязательно зайду.

— И еще, Тони, дорогой, — сказала Флора. — Я так хотела просить вас… но теперь, видя, как вы ужасно бледны, думаю… Нет, это будет слишком.

— Что слишком? — спросил я.

— Вы были так ужасно добры и обходили со мной конюшни, а Джек, он до сих пор в больнице, его все еще не отпускают, и он совершенно сходит с ума…

— Вы хотите, чтоб я навестил Джека? Потом, после Джерарда? — предположил я.

— О нет! — Она была искренне удивлена. — Хотя, конечно, он бы страшно обрадовался и все такое… Нет… Я тут подумала… о, как это глупо с моей стороны… подумала… Не могли бы вы пойти со мной на скачки? — последние слова она выпалила на одном дыхании и теперь смотрела виновато и скорбно, словно стыдясь самой себя.

— На скачки…

— Да, знаю, что прошу слишком много… Но завтра… Короче, бежит наша лошадь, и владелец ее человек… э-э… сложный, и Джек настаивает, чтоб я была там. Но этот человек… Я, честно говоря, чувствую себя при нем так неловко и глупо. Я знаю, что не имею права просить, но вы… вы так ловко справлялись с этим ужасным Говардом, и потом, я просто подумала, что, может, вам захочется приятно провести день. И я как раз собиралась позвонить вам, а тут звонит Тина и рассказывает, что вчера случилось… и теперь, думаю, вам просто не до того. День на скачках… почему бы нет? Может, отдохнув, я буду чувствовать себя лучше?.. Ну уж, во всяком случае, не хуже, чем теперь.

— А где состоятся эти скачки? — спросил я.

— В Мартино.

Мартино-парк, к северо-востоку от Оксфорда. Довольно популярное место и не слишком далеко. Если я и ездил на скачки, то только в Мартино-парк или в Ньюбери — до каждого из этих ипподромов можно было добраться за сорок минут и еще успеть поработать в лавке.

— Хорошо, я поеду, — сказал я.

— Но Тони, дорогой, вы уверены, что?..

— Да, уверен. С удовольствием съезжу.

Она, похоже, страшно обрадовалась и обещала заехать за мной завтра в час дня и непременно вернуть назад к шести. Их забег, объяснила она, должен состояться в три тридцать, а этот владелец просто обожает потом поболтать, целыми часами может говорить, обсуждая и анализируя каждый шаг и все нюансы и подробности.

— Будто я могу сказать ему что-то новое! — жалобно добавила Флора. — О Боже, как я хочу, чтобы его лошадь выиграла! Но Джек боится, что нет, не выиграет, и поэтому я и должна быть там… О Господи, Боже ты мой!..

Сезон скачек заканчивался недели через две-три. То есть еще не скоро, с точки зрения Джека Готорна, разумеется. Ни одна конюшня не способна нормально пережить долгое отсутствие двух главных движущих сил, оставшись на руках у женщины доброй, но совершенно не деловой и мало смыслящей в лошадях.

— Внимательно слушайте владельца, соглашайтесь со всем, что он только не скажет, и он сочтет, что вы великолепны, — сказал я.

— Но это же обман, это гадко, Тони, дорогой! — протянула она, однако, похоже, обрела больше уверенности.

Я вывел их во двор — оказалось, что главная цель визита Флоры заключалась в том, чтоб привезти Тину за машиной. Ключи зажигания были у нее, Джерард передал их жене накануне вечером. Какое-то время Тина молча взирала на разбитое лобовое стекло и изодранную обивку, затем обернулась ко мне — высокая и прямая, все эмоции тщательно спрятаны.

— Уже в третий раз, — заметила она, — в него стреляют.

Вечером я поехал навестить Джерарда и нашел его в палате, где все три остальные койки пустовали. Синие занавески, больничные запахи, просторные современно отделанные помещения, сверкающие полы, тишина и безлюдье.

— Жуткая тоска, — пожаловался он. — Все так безлико, уныло. Зал ожидания, склад ненужных вещей. Заходят какие-то типы, читают мои анализы, спрашивают, почему я здесь, потом уходят и больше не возвращаются.

Рука у него была на перевязи. Лицо свежевыбрито, волосы аккуратно причесаны, весь собранный, строгий, спокойный. К задней спинке кровати была прикреплена доска для записей, о которой он упоминал. Я снял ее и прочитал вслух:

— Температура 99 lt;Т. е. по Фаренгейту, что равно 37,2° Сgt;, пульс 75, сделана операция по удалению птичьей дроби. Осложнений не наблюдается. Выписка назначена на завтра.

— Поди еще дождись…

— Как самочувствие?

— Ноет, — ответил он. — У вас, наверное, тоже. Я кивнул, повесил доску на место, сел.

— Тина сказала, это с вами уже в третий раз… — заметил я.

— Гм… — он криво усмехнулся. — Ей никогда не нравилась моя работа. Как-то раз один растратчик выпалил в меня из пистолета. Довольно странно, потому как растратчики — обычно люди тихие… Думаю, что и в своих делах он был таким же профаном. Стрелял из очень маленького пистолетика, попал мне в бедро. Даже такую мелочь не мог нормально держать, так и прыгала у него в руке… Готов поклясться, перед тем как выстрелить, он зажмурился.

— А потом выстрелил снова?

— Э-э, нет. Я, знаете ли, набросился на него. Он уронил пистолет и заплакал. Совершенно душераздирающее зрелище, я вам доложу! Жалкое…

Я с уважением взирал на Джерарда. Наброситься на человека, который едва тебя не убил… ничего себе жалкое…

— Ну а второй раз? — спросил я. Он поморщился.

— М-м… Второй раз убийца был куда ближе к цели. После этого случая Тина взяла с меня клятву, что я буду заниматься только бумажной работой. Но, знаете, как-то не очень получается… Если работа ваша состоит в охоте за преступниками, какого сорта и разряда они бы ни были, всегда есть шанс, что они попробуют с тобой поквитаться. Даже если речь идет о промышленном шпионаже, чем я обычно занимаюсь, — он снова улыбнулся, на этот раз иронично. — Но стрелял в меня, кстати, вовсе не преступник, юный жуликоватый химик, продававший секреты своей компании конкурентам. Нет, его отец. Странно, правда? Почему-то отцы никогда не считают своих драгоценных детей виноватыми. Он звонил мне раз шесть, угрожал, кричал, что я отправил в тюрьму блистательно талантливого, выдающегося человека, разрушил его карьеру, подставил его вместо кого-то… Короче, он был просто невменяем. Психическое расстройство, полагаю. Как бы там ни было, но однажды он подкараулил меня у выхода из офиса, подошел и выстрелил прямо в грудь, — он зябко передернулся. — Никогда не забуду, какое у него в тот момент было лицо. Торжествующее, злобное, совершенно безумное…

— И что же с ним стало? — завороженно спросил я.

— Отец периодически попадает в психушку. А вот что с сыном — не знаю. Хотя… уже давно должен был выйти из тюрьмы. Все это довольно грустно, знаете ли. Такой способный и умный молодой человек, гордость и радость отца…

Мне стало интересно.

— А вы никогда не пытались выяснить, что было с людьми, которых вы схватили, после?

— Нет, почти никогда. Вообще-то в целом создания они по большей части никчемные. Алчные, бессердечные, злобные и хитрые. Они мне безразличны. Некоторые, конечно, достойны жалости. Но чаще я все-таки на стороне их жертв.

— Не так, как в одной старой шутке? — спросил я.

— Какой шутке?

— Ну, истории про одного человека, который попался ворам. Они его избили, ограбили и оставили лежать, истекающего кровью и без сознания, в канаве. А тут мимо проходили два социолога. Один посмотрел, увидел его там и говорит другому: «Человек, который сделал это, нуждается в нашей помощи».

Джерард усмехнулся и тут же скорчил болезненную гримасу и приложил руку к плечу.

— Только не думайте, — сказал он, — что мой случай типичен. Мне просто не везло, вот и все. У нас в агентстве есть только еще один человек, в которого стреляли. Не забывайте, большинство полицейских за всю свою службу ни разу не бывали ранены.

Большинство, но далеко не все, подумал я. И сказал вслух:

— В данном случае ваше невезение целиком объясняется моей глупостью.

Он осторожно и неуклюже покачал головой.

— Не надо себя корить. Я вернулся и въехал во двор по собственной инициативе. Давайте забудем об этом, идет?

Я с благодарностью воспринял этот его жест, но считать себя виновным не перестал. Идея отпущения грехов всегда казалась мне порочной. Грешить и ошибаться — в природе человека. Получив прощение, можно начинать грешить заново. Быть прощенным несколько раз подряд — значит разрушить свою душу. Хорошо, подумал я, что я больше не сделал ничего такого, что заслуживало бы прощения со стороны Джерарда.

Если можно охарактеризовать Джерарда одним словом, размышлял далее я, то это будет слово «порядочный». Нет, он вовсе не являлся яркой или живописной личностью, как это понимается в детективах, — то есть эдаким небрежным в манерах и пьяноватым любителем женского пола. Добродетель, как и ртуть, трудно уловима, но труднее всего уловить добродетель в таких вот строгих чертах лица. Серьезный, рациональный, спокойный человек, он, казалось, был лишен каких-либо нравственных и ментальных отклонений, свойственных столь многим в наши дни. Упоения собственной грубой силой, эгоистичной напыщенности, всепоглощающей тревоги, неуверенности и страха — всех этих черт, которые я ежедневно наблюдал не только у своих покупателей, но и в среде людей, которым доверялись другие, — чиновников, разного рода профессионалов. Но как знать, уверенным в наши дни быть ни в чем нельзя. Возможно, у Джерарда имелись свои скрытые и многочисленные пороки, свой скелет в шкафу. Но то, что я видел, мне пока что нравилось.

Я рассказал ему о находке Брайана и показал одну из копий воровского списка, добавив при этом, что почерк очень напоминает почерк Пола Янга.

— Господи Боже, — протянул он, пробежав глазами листок. — Он с тем же успехом мог подписать полное признание.

— Да.

— Впрочем, понятно, зачем ворам понадобилась эта записка, — продолжил он. — Сплошные французские названия. Им нужно было свериться, чтобы не ошибиться. Иначе как узнаешь, то они берут или нет.

— Если только не видели такие этикетки прежде, — заметил я.

Джерард поднял глаза от бумаги.

— Вы что же, хотите этим сказать, что за взломщиками, проникшими в лавку, стоял кто-то другой?

— К чему им список, если б обстояло иначе?

— Верно… — он сдержанно улыбнулся. — А как считаете, они могли убить Зарака?

Я открыл рот, потом закрыл. Затем, немного оправившись от неожиданности, неуверенно покачал головой.

— Не знаю… — сказал я. — Они, конечно, громилы и мерзавцы, но .. но был один момент, когда тот, что поздоровее, выхватил дробовик из фургона, прицелился в меня, а потом словно засомневался. Так, во всяком случае, мне показалось. Если б он убил Зарака… разве не вел бы себя иначе?

Джерард обдумал услышанное.

— Как знать… Ведь Зарака убили не вблизи от китайского ресторанчика. Возможно, преступник колебался, потому что ваш двор — место куда более оживленное. Но люди, идущие на ограбление с оружием, как правило, готовы убить. Не забывайте этого.

Никогда не забуду, подумал я.

— Что заставило вас стать детективом? — с любопытством спросил я.

— Только не произносите этого слова, «детектив». Тине страшно не нравится.

— Ну хорошо. Следователем, консультантом.

— Я окончил колледж и был глупым, романтичным юнцом, которого привлекала мысль стать сыщиком… — еще одна, немного кривая, полная самоиронии усмешка. — Затем окончил бухгалтерские курсы и поступил в школу бизнеса, но как-то не слишком стремился зарабатывать тем, чему меня там учили. Все это казалось таким скучным, бесцветным, унылым. Как-то раз поделился своими сомнениями с дядей, сказал, что непременно поступил бы на работу в полицию, если б не знал, что все семейство тогда хватит инфаркт. А у него гостил в то время друг, он и говорит, почему бы мне не поступить в фининспекцию. Я и представления не имел, что это такое, но друг дяди отвел меня в одно агентство и что-то им там нашептал. И они предложили мне нечто вроде испытательного срока, поработать год, и начали учить приемам и методам расследования Другое агентство, не «Деглетс». Затем «Деглетс» поглотил эту конкурирующую организацию, и я перешел к ним, вместе с мебелью и всем прочим.

— И ни разу об этом не пожалели? Он призадумался, потом ответил:

— Знаете, стало очень модным объяснять любое преступление влиянием среды, воспитанием. При этом вину всегда сваливают на кого-то еще, на кого угодно, только не на самого преступника. Ни один человек не рождается плохим, все это болтовня. О, если бы не бедность, не пьющий жестокий отец, не безработица, капитализм и так далее, в том же духе… Вы слышали это сотни раз. И вдруг появляется злодей, какой-нибудь мальчик из приличного дома, сын нормальных родителей, никаких не безработных, а ручонки у него так и тянутся к чужому добру, в магазине или банке. О, сколько же я их перевидал! В основном такими и занимался. Нет, иногда воровать, предавать, шпионить их вынуждает определенная цепь обстоятельств, но по большей части, насколько я убедился, порочные наклонности свойственны им от природы. Ведь чаще воровать заставляет вовсе не нужда. Нет, они ловят кайф. И если считать их бедными несчастными жертвами общества, они разрушат всех и вся на своем пути. — Он поерзал на подушках, устраиваясь поудобнее. — Я был воспитан в уважении к такому старомодному понятию, как честная игра. Даже теперь усталый старый мир не склонен считать, что на войне хороши все средства и приемы… И я хочу восстановить Правила честной игры. Но пока что не слишком подумается, каждую секунду на свет появляется новый ловкач с компьютером… А почему вы спрашиваете?

— Вы уже ответили, — сказал я. Он облизал пересохшие губы.

— Будьте добры, подайте мне воды.

Я подал ему стакан, потом, когда он напился, поставил обратно на столик.

Будь благодарен за то, что на свете существуют злодейства, подумал я. Они обеспечивают миллионы рабочих мест, в том числе и Джерарда. Полиция, адвокаты, налоговые инспектора, тюремные надзиратели, судебные исполнители и секретари, охранники, изготовители решеток и разного рода сигнальных устройств. Где бы они все были и чем занимались, если б не многоликие ипостаси Каина?..

— Джерард… — сказал я.

— Да?

— Насколько простираются мои полномочия в качестве консультанта?

— Не понял?

— Ну… я просто хотел сказать… в «Серебряном танце луны» ни о каких цистернах виски речь не шла. И это виски, «Рэннох», наверняка находится где-то поблизости, скрывается под личиной «Лэфройга». Нет скорее все же «Беллз».

Джерард заметил, как уголки моих губ искривила усмешка. Сам усмехнулся и тут же болезненно поморщился.

— Уж не хотите ли вы сказать, что можете найти его, выпивая на каждом углу, отсюда до Джон-о-Гротс lt;Крайняя северная точка Великобританииgt;?

— А также в Беркшире, Оксфордшире и на всем пути до Уэтфорда? Примерно с полмиллиона забегаловок… Знаете, как это называется? Синдром кузнечика. Бесцельное блуждание от бара к бару.

— Пожалуйста, перестаньте, — простонал он. — Смеяться больно…

— М-м… — промычал я. — Цирроз печени, вот моя судьба.

— Ну хватит!

— Да это я так, шучу.

— Знаю. Однако же…

— Да. Что ж, придется пить виски при каждом удобном случае, если уж не в каждом баре. Но это вовсе не означает, что я его найду.

— Как знать. В каком-нибудь темном маленьком баре на окраине Ридинга.

Я покачал головой.

— Нет. Скорее в таком заведении, как «Серебряный танец луны». Где дымно, шумно, танцы и большой оборот.

Взгляд его стал задумчиво-рассеянным.

— Все зависит от того, сколько захочет потратить Кеннет Чартер. Как вы сказали, дело может зайти довольно далеко… Но я постараюсь убедить его, что оно того стоит. Знаете, как ни странно, но очень дальний прицел иногда окупается, с вероятностью примерно один на пятьдесят тысяч.

Я не ожидал, что он примет мои соображения настолько всерьез. Похоже, то, что я собирался сказать ему дальше, не так уж и важно. Но я все-таки сказал:

— Я упросил сержанта Риджера отдать мне одну из бутылок, конфискованных в ресторане. Может, этикетка наведет на какую мысль… Знаю, с цистернами Кеннета Чартера это на первый взгляд не связано, но… Если узнать побольше о вине, возможно, это выведет нас и на виски.

Он покосился на копию списка, лежавшего на одеяле.

— То есть, вы хотите сказать, к Полу Янгу?

— Думаю, да… Да. Он заметил спокойно:

— Информация о винных этикетках входит в компетенцию консультанта, это безусловно. А вот подбираться к нему слишком близко вам, пожалуй, не стоит.