"Серый кардинал" - читать интересную книгу автора (Фрэнсис Дик)

Глава 4

Надо бы ожидать, что отец, потративший столько нервной энергии на спектакль длиной в день, заработал вечерний отдых. Так думал я. Но во мне еще только чуть-чуть начали просыпаться жизненные силы, которые требуются от человека, собравшегося быть слугой общества. Вроде бы даже не перезаряжая батареи, отец отправился на другой марафон рукопожатий и улыбок. На этот раз не в торжественно освещенном многоцелевом зале «Спящего дракона», а в гораздо более скромном месте, которое обычно использовалось как площадка для занятий пятилетних детей в отдаленных от центра районах Хупуэстерна.

Там на стенах висели доски с пришпиленными детскими попытками рисовать. В основном тонкие фигуры с большими головами и острыми волосами, торчавшими, как змеи Медузы Горгоны. Рисунки дополняли простые призывы «не бегать» и «подними руку», написанные робкими маленькими буквами.

Яркие цвета повсюду бомбардировали глаз до пресыщения. И я не мог поверить, что такого же рода попытки были и моим образовательным трамплином.

Но так оно и было. Другой мир, оставшийся далеко позади.

В помещении стояло несколько рядов складных легких стульев. Проходили дни, и такие стулья становились для меня все более и более привычными. Как и походная трибуна для оратора. На этот раз с микрофоном, квакающим, когда его опробовали, да и в других случаях, когда его включали или выключали.

Освещение — никому не льстившие зеленовато-белые трубки дневного света. Их явно не хватало, чтобы поднять настроение и прогнать депрессию.

Так должно выглядеть чистилище, подумал я. В этой непривлекательной комнате с колонной посередине фактически собралась аудитория особого рода, которую можно пересчитать на пальцах рук и ног.

На пороге нас встретил Мервин Тэк, глядя на часы и проверяя, вовремя ли мы прибыли. Но благодаря удаче и расспросам, как проехать (стыд перед опозданием пересилил во мне гордость), мы явились точно в минуту, объявленную в розданных листовках.

На небольшом возвышении стоял стол, где рядом с временным микрофоном лежал молоток, чтобы призывать собравшихся к порядку. Деловые приготовления дополняли два больших блюда с сандвичами, прикрытых полиэтиленовой пленкой.

Две-три оживленные леди из активисток осыпали отца пожеланиями удачи.

Но уже десять минут спустя после назначенного времени стало ясно, что в этот вечер победу одержала апатия, а не энтузиазм.

Я ожидал, что отца приведет в замешательство такая маленькая аудитория и он быстро проведет неудавшееся собрание. Но он пошутил, отложил микрофон и сел на край возвышения, предлагая редким, рассеянным по комнате слушателям пройти вперед и занять несколько первых рядов, чтобы сделать встречу более интимной.

Его магия подействовала. Все прошли вперед. Он говорил просто, словно обращался к полной комнате друзей. А я наблюдал, как он превращает неудачу в полезное управление по установлению связи с публикой. К тому времени, когда сандвичи освободили от пленки, даже те несколько человек, которые пришли сорвать встречу, оказались прирученными и молчали.

Мервин Тэк выглядел задумчивым и недовольным.

— Что-то случилось? — спросил я.

— Оринда привлекла бы гораздо больше людей, — мрачно проговорил он.

— Она бы собрала полный зал. Ее здесь любили. Она каждый семестр дарила детям призы, которые сама покупала.

— Уверен, что она будет продолжать это делать.

Я сказал без иронии, но Мервин Тэк неприязненно посмотрел на меня и отошел. Одна из леди-активисток ласково пояснила мне, что время встречи совпало с сериалом о влюбленных на телевидении и что даже пабы в четверг вечером от этого страдают. Завтра будет все по-другому, добавила она. Завтра ратуша будет набита битком.

— М-м-м, — протянул я. — А что завтра произойдет в ратуше?

— Но вы же его сын, правда?

— Да, но...

— И вы не знаете, что завтра вечером у вашего отца дебаты лицом к лицу с Полом Бетьюном?

Я покачал головой.

— Фейерверк, — счастливым тоном воскликнула она. — Ни за что на свете не пропущу.

Когда я во время короткой дороги к центру Хупуэстерна спросил об этом отца, он казался полным такого же восторга.

— По-моему, — сказал я, — в завтрашней встрече больше смысла, чем в фиаско, которое могло бы случиться сегодня.

— Каждый голос на счету, — поправил он меня. — Если я сегодня выиграл даже несколько голосов, — это прекрасно. Надо перетянуть на свою сторону «плавающих избирателей». А их приходится убеждать поодиночке, одного за другим.

— Я проголодался, — заметил я, когда мы проезжали мимо ярко освещенной лавки, где готовят еду навынос. Мы вернулись и купили крылышки цыпленка, бананы и бекон. Даже там отца узнали, и он поговорил о политике с мужчиной, жарившим цыплят.

Утром я рано встал, вышел и купил «Газету Хупуэстерна». Обличение разврата и Пол Бетьюн (с фотографиями) заполняли четвертую и пятую страницы. Но на первой о главной теме дня объявлял заголовок: «Стреляли ли в Джулиарда?»

Колонки внизу оповещали: «Да» (свидетели, которые видели своими глазами). «Нет» (потому что он не пострадал). Заявление полиции ничего, не добавляло (они не нашли ружья). Зрители, считавшие себя специалистами по выстрелам, в своих заявлениях утверждали, что да, несомненно, Джулиард был объектом попытки убийства. Так думал и мужчина важного вида, а он всегда прав.

Сведенные воедино версии всех репортеров (включая и Ушера Рудда) свидетельствовали, что отрицание возможности выстрела выше в лагере Оринды Нэгл. Редактор в своей колонке не верил, что на таком низком уровне возможно политическое убийство. Мировых лидеров — вероятно. Но еще даже не избранных местных кандидатов — никогда.

Я прошел через город к кольцевой дороге в поисках мастерской Руддов и обнаружил, что работники не запирают на день территорию. Мастерская состояла из большого цеха под крышей и еще большей площадки, огороженной проволочным забором. Там проводились работы и в беспорядке стоял ожидавший ремонта транспорт. «Рейнджровер» был припаркован на площадке, и солнце уже играло на его металлическом боку.

Я спросил, где управляющий, и он вышел ко мне. Его звали Бэзил Рудд.

Худой, рыжий, веснушчатый и энергичный, он так походил на Ушера Рудда, что вполне мог бы быть его близнецом.

— Не спрашивайте, — с ходу начал он, заметив у меня газету. — Он мой двоюродный брат. Я знать его не хочу. И если вы пришли, чтобы дать работу кулакам, то нашли не того человека.

— Вообще-то я пришел, чтобы забрать «рейнджровер». Это машина моего отца.

— Ох? — Он моргнул. — Мне нужно удостоверение личности.

Я показал ему доверенность, заверенную отцом, и водительское удостоверение.

— Вполне достаточно. — Он открыл ящик, достал кольцо с ярлычком, на котором висело два ключа, и протянул мне.

— Не забудьте выключить сигнализацию. Я пошлю счет в штаб-квартиру партии мистера Джулиарда. Хорошо?

— Да. Благодарю вас. Была какая-нибудь неисправность?

— Если и была, то сейчас ее нет. — Он пожал плечами, и посмотрел в листок с зубчатыми краями, где перечислялась проделанная работа. — Смена масла, общая проверка. Все.

— Я мог бы поговорить с тем, кто проверял машину?

— Для чего?

— М-м-м... Я должен здесь возить по окрестностям отца, а я никогда раньше такую махину не водил... И я подумал, что мог бы получить кое-какие советы насчет мотора, чтобы я не перегрел его, когда буду ползти от двери к двери, убеждая избирателей.

— Спросите Терри, — снова пожал плечами Бэзил. — Он работал с машиной.

Я поблагодарил его и нашел Терри, который мгновенно произвел тройное впечатление: большой, лысый, пузатый. Коричневый комбинезон в серых полосах грязи от машинного масла. Он тоже разглядел газету.

— Здесь не упоминайте о Бобби, об этом проклятом Рудде, — прогудел он со злостью в мощном голосе.

Я и не собирался, но спросят:

— Почему?

— Он подслушает вас и вашу миссис в постели. Он присобачит к окну подслушивающую штуковину, которая ловит вибрацию стекла. Вы и охнуть не успеете, а он уже напечатает, что вы думаете о своем боссе, когда он запускает руку под юбку клиентке, которая в двенадцатый раз привозит машину для проверки. О сексе я даже и не говорю. Кто, когда, с кем... И все грязь и вранье с самого начала. Видите, я уничтожен, это сделал Бобби.

— Но вы еще здесь, — заметил я.

— Да, понимаете, Бэзил взял меня, потому что он ненавидит Бобби, это его кузен, понимаете. В Куиндле для меня все было кончено, меня разорил отец Бобби, дядя Бэзила, я почти все время пил... — Он прервал фразу на середине. — Если вы пришли не жаловаться на Бобби Ушера, проклятого Рудда, то чего вам надо, парень?

— Я... м... м... вы проверяли «рейнджровер» моего отца. Что там с ним было?

— Если не считать причудливую окраску? — Он поскреб сверкавшую лысину. — Чужеродное тело, я бы так сказал, в картере. Больше ничего. Я его почистил по высшему классу.

— Какого рода чужеродное тело?

— Точно не знаю, — неуверенно протянул он. — Но... м... м... как вы узнали, что оно там есть?

Для ответа ему понадобилось много времени, потому что он начал с того, как к нему попала машина.

— Человек из штаб-квартиры вашей партии, он сказал, что его фамилия Тэк или что-то в таком роде, позвонил Бэзилу, мол, может быть, в этом роскошном «рейнджровере» есть что-то ненадежное. Так вот, им надо, чтобы кто-то быстро пришел, забрал машину и проверил ее. Вот я и пошел туда, и этот мистер Тэк дал мне ключи. «Рейнджровер» завелся с первого прикосновения, легкий, как не знаю что.

Я посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Да, ну вот, значит. — Он снова почесал лысину. — Этот парень, Тэк, сказал, мол, кто-то или, может быть, что-то устроило выстрел в вашего папашу и, мол, надо проверить тормоза «рейнджровера», не приклеилась ли там какая дрянь или что-то такое. Ну, я их и проверил насквозь и ничего не нашел. Ни бомбы, ни чего-то такого. Но этот парень, Тэк, сказал, что надо отвезти машину в мастерскую и провести обслуживание, я так и сделал.

Он для эффекта выдержал паузу.

— Что вы нашли? — вежливо спросил я.

— Понимаете, это было то, чего я не нашел.

— Не могли бы вы объяснить?

— В картере не было пробки.

— Что?

— Смена масла. Обычная работа. Я поставил «рейнджровер» на яму и взял ключ, чтобы вывинтить пробку и слить старое масло. И понимаете, вот, как вас вижу, пробки нет. Я у вас спрашиваю, как это нет пробки? Но, судя по указателю, масло есть. Нормально. Полный поддон. Тогда я завел мотор, чтобы немного поработал. Показатель давления масла говорит — все нормально. Как и тогда, когда я пригонял машину сюда. Понимаете, масло должно циркулировать в движке, тогда почему, если в поддоне нет пробки, почему все масло не вылилось?

— Почему?

— Что-то другое затыкает отверстие; вот почему.

— Тряпка? — предположил я. — Комок ткани?

— По-моему, ничего похожего. Что-то тверже. Ну, я всунул в отверстие проволоку и прочистил его. И масло потекло, как ему и полагалось. И не подумайте, что грязное масло. Последний раз его меняли совсем недавно.

— Значит, затычка, какая бы она ни была, все еще в картере?

— Я бы сказал, да. — Он пожал плечами. — От нее немного вреда. Отверстие в поддоне не больше мизинца. — Он поднял свою запачканную руку. Понимаете, это небольшая затычка.

— М-м-м. — Я не знал, как поступить. — Вы сказали об этом Бэзилу Рудду?

Терри покачал большой головой.

— Когда я принес в офис перечень проделанной работы, он уехал домой до конца дня. И я много об этом не думал. Нашел новую пробку, которая подходит к «рейнджроверу», и туго завинтил ее. Потом я залил новое масло, того же сорта, как было, и поставил «рейнджровер» во двор, где он и сейчас. С ним все как надо. У вас не будет неприятностей.

— Через пару минут я заберу машину, — сказал я. — Только зайду в офис узнать насчет оплаты.

Я вернулся в офис и спросил Бэзила Рудда, можно ли позвонить отцу в штаб-квартиру партии. Он любезно протянул трубку со словами, мол, всегда рад услужить.

— Пожалуйста, — попросил я отца, — не мог бы ты узнать у того, кто последний раз проверял «рейнджровер», была ли там нормальная пробка в картере. — Я сослался на открытие Терри и на его решение проблемы.

Бэзил Рудд оторвался от бумаги, которую писал, и начал резко протестовать. Но я улыбнулся и успокоил его, что это совсем несерьезное расследование. А сам ждал ответа отца. Он сказал, чтобы я оставался на месте, и через пять минут перезвонил мне.

— Мой механик очень раздосадован самим предположением, что в какой-то из частей «рейнджровера» может быть неполадка. Он в понедельник провел полный осмотр. Так что там такое?

— Точно не знаю. Возможно, ничего.

— Возвращайся на «рейнджровере». Он нам сегодня нужен.

— Да, — согласился я.

Вернув трубку Бэзилу Рудду, я поблагодарил его за разрешение позвонить.

— Так в чем там дело? — спросил он.

— Точно не знаю, потому что я не очень давно вожу машину, — ответил я. — После эпизода с выстрелом мне хотелось бы, чтобы отец был в безопасности... — Я помахал газетой. — Наверно, я устраиваю много шума из ничего. Но во время последнего осмотра машины в картере была привинчена обыкновенная пробка. А вчера ее там не было.

Бэзил Рудд сначала всем своим видом выражал нетерпение, а потом тревогу. Дослушав меня, он встал и пошел со мной поговорить с Терри.

Теперь для разнообразия Терри почесывал живот, закрытый коричневым комбинезоном.

— Я ни на что не жалуюсь, и, пожалуйста, не подумайте, будто я кого-то обвиняю, — начал я. — Мне только хотелось бы знать, что служило затычкой в поддоне, потому что я ужасно боюсь загадок, которые могут причинить вред моему отцу. Пожалуйста, объясните, как получилось, что вы заменили пробку в поддоне картера, и главное — почему? Оба механика молчали, не зная, что ответить.

— Масло было совершенно чистое, — сказал Терри. Снова молчание.

— Если вы опять сольете чистое масло и снимете поддон, — наконец заговорил Бэзил Рудд, — то, может, и найдете то, что закупоривало отверстие и что Терри протолкнул проволокой. Но это очень дорогая процедура и, по-моему, неоправданная.

Снова молчание.

— Я спрошу у отца, — сказал я. Мы вернулись в офис, и я сообщил отцу о последнем предложении — дорогостоящий демонтаж мотора.

— Ничего не делай. Оставайся там, — распорядился отец. — Ничего не делай и только жди. Дай мне поговорить с Бэзилом Руддом.

Беседа продолжалась несколько минут. Бэзил Рудд говорил, что мальчик, имея в виду меня, устроил тарарам из-за пустяков. Но в конце концов он пожал плечами и проворчал:

— Да, да, хорошо. — Он положил трубку и повернулся ко мне. — Ваш отец кого-то пришлет за «рейнджровером». Он хочет, чтобы вы пока оставались здесь.

Терри пробормотал, что он провел правильное обслуживание машины и никто не может сказать, будто это не так. Бэзил Рудд недовольно посмотрел на меня и заявил, что он не намерен попусту тратить время, у него гора бумаг, которые надо просмотреть. А я не стал извиняться и только сказал, что подожду снаружи, в «рейнджровере». Я медленно прошел к машине, стоявшей на площадке, огороженной проволочным забором, отключил сигнализацию, открыл дверь и сел за руль.

Я прождал больше часа, читая инструкцию к «рейнджроверу» и сверяясь с приборной панелью. Наконец, возле окна со стороны водителя появился Бэзил Рудд. Я открыл дверь, вышел и увидел человека, сопровождавшего владельца мастерской. С искрой иронии незнакомец сообщил, что он приехал разгадать тайну пропавшей пробки картера. И представился Фостером Фордэмом. Новоприбывший походил скорее на адвоката, чем на механика. Ни его аккуратный черный костюм, ни белая рубашка в серую полоску с голубым воротничком не подходили механику. У него были прямые, темные, хорошо причесанные волосы, очки в легкой оправе и прекрасно начищенные черные туфли.

Бэзил Рудд, уходя, попросил Фостера Фордэма до отъезда сообщить ему в офис свое мнение. Глядя вслед удалявшемуся Рудду, Фордэм скучным, почти вялым тоном сообщил, что его приезд сюда — большая любезность, оказанная моему отцу, потому что обычно он выступает в роли инженера-консультанта и не занимается мелкими неполадками.

Я начал говорить про выстрел, но он перебил меня, сказав, что о выстреле ему все известно так же, как и о пропавшей пробке.

— Я работаю в мире автогонок, — добавил он. — Моя область — диверсии.

На фоне его спокойной уверенности я чувствовал себя совершенно некомпетентным и, несомненно, таким и выглядел.

— Насколько мне известно, вчера вам предстояло вести эту машину отсюда в Куиндл. Это далеко?

— Около двадцати миль.

— Ровная прямая дорога? Две полосы?

— Большей частью одна полоса, много резких поворотов, некоторые из них на холмах.

Фордэм кивнул, сообщив, что сейчас мы поедем в Куиндл и он будет вести машину. Недоумевая, но полностью доверяя, я устроился рядом с ним, вслушиваясь в здоровое гудение мотора, когда он запустил его. Мы выехали с площадки мастерской на кольцевую дорогу, опоясывающую Хупуэстерн, и направились в Куиндл. Он быстро и молча вел машину, напряженно следя за приборной панелью и за дорогой. Так без единого слова мы поднялись на вершину длинного крутого склона, который находился на полпути к Куиндлу, месту нашего назначения (как я думал). Но он там остановился и, по-прежнему ничего не объясняя, сделал поворот на 180 градусов. Мы поехали назад в мастерскую Рудда.

Мимо нас пролетали машины так же, как и вчера, выскакивая из-за непросматриваемых поворотов. Фордэм вел машину быстрее, чем я считал безопасным вчера, когда управлял ящиком на колесах, одолженным нам Кристэл. Но вряд ли это удивительно, если его область — гонки.

В гараже он попросил Терри слить масло в чистую банку. Терри возразил, что масло слишком горячее, чтобы с ним работать. Фордэм согласился немного подождать, но настоял, чтобы масло было слито горячим.

— Почему? — спросил Терри. — Оно чистое. Я только вчера его заменил.

Фордэм не ответил. И Терри пришлось надеть толстые перчатки и, отвинтив пробку, слить, как к требовалось, горячее масло в пятигаллоновую чистую пластмассовую банку. Фордэм поставил ее в багажник «рейнджровера» и предложил Терри снова завинтить пробку и снова залить чистое холодное масло.

Терри выразил раздражение, вскинув брови, но сделал так, как его просили. Мистер Фордэм спокойно проследил за его действиями, потом сказал мне, что он закончил расследование, и теперь нам лучше попрощаться с Бээилом Руддом и вернуться на «рейнджровере» к отцу в штаб-квартиру. Бэзил Рудд, естественно, хотел знать результаты. Фордэм очень вежливо пообещал хозяину мастерской, что тот получит письменное сообщение, а пока не стоит беспокоиться. Все хорошо.

Фордэм, по-прежнему молча, доехал до стоянки возле штаб-квартиры отца и направился в офис. Я покорно плелся сзади. Отец сидел с Мервином Тэком, обсуждая тактику на ближайшие дни.

При виде нас отец встал и вместе с Фордэмом прохромал к «рейнджроверу». В окно я видел, как они что-то горячо обсуждали. Потом Фордэм достал пластмассовую банку и переставил ее в багажник «Мерседеса», стоявшего рядом с «рейнджровером». Еще секунда — он сел в «Мерседес» и плавно укатил. Вернувшись, отец бодро сообщил Мервину, что теперь с машиной все в порядке и можно безопасно объехать весь город.

Наконец мы отправились в путь. Я вел машину, осторожно переключая скорости, учась улавливать послания четырех движущихся колес. Не расставаясь с тростью, рядом со мной сидел отец. Мервин Тэк с мегафоном устроился на заднем сиденье, сдвинув толстые колени, чтобы оставить больше места для двух добровольных помощниц: худой, кисло-сладкой Лаванды и по-матерински заботливой Фейт.

Пассажиры на заднем сиденье по прошлому опыту знали свою задачу. А я, вытаращив от удивления глаза, знакомился с тяжелейшим в политике трудом ходить от двери к двери и просить проголосовать за своего кандидата.

Первая выбранная улица жилого района состояла из одинаковых домов на одну семью, отделенных общей стеной от соседей, с подрезанной живой изгородью, ограничивающей палисадник, и с бетонной дорожкой, ведущей к крепко запертому гаражу. На некоторых окнах, смотревших на улицу, виднелись приклеенные плакатики, кратко объявлявшие «БЕТЬЮН». На этой территории он поработил раньше нас.

— По дороге идет волна от «плавающих избирателей», — с редким для него юмором объявил Мер-вин. — Посмотрим, сможем ли мы повернуть прилив в нашу сторону.

Показав мне, где остановить машину, он освободился от ремня безопасности и, выйдя на улицу, через раскатистый мегафон стал призывать невидимых обитателей голосовать за ДЖУЛИАРДА, ДЖУЛИАРДА, ДЖУЛИАРДА.

Мне показалось странным, что моя фамилия ударяется и отскакивает от фасадов домов. Но сам кандидат кивал головой и одобрительно улыбался. Вслед за Мервином из машины вышли Фейт и Лаванда с кипой листовок, где «ДЖУЛИАРД» было напечатано чуть крупнее, чем «БЕТЬЮН». Каждая выбрала одну сторону улицы, и они начали звонить в парадные двери и стучать молотками, и там, где не получали ответа, всовывали листовку в отверстие для писем.

Если дверь открывалась, они улыбались и показывали на «рейнджровер».

Отец выбирался из машины, отважно ковылял по садовой дорожке и устраивал очередное представление. Бесспорно, выглядело оно потрясающе. На самой малой скорости я полз по улице, а отец безропотно тащился к очередной дорожке. Мервин энергичнее кричал в мегафон, Лаванда и Фейт не потратили зря ни одной листовки. Следом за нами катилась волна дружелюбия и досталось несколько «ДЖУЛИАРДОВ», наклеенных на окна. К концу улицы меня одолевала смертельная скука, но Лаванда и Фейт вроде бы наслаждались своей тактикой убеждения избирателей и считали, что на этой улице победа осталась на их стороне.

Сделав еще два длинных заплыва по пригороду (во время которых по меньшей мере один ребенок получил поцелуй кандидата), мы сделали передышку, чтобы перекусить сандвичем в пабе.

— Когда тебя приглашают войти в дом, — учил меня отец (он сегодня утром получил пять или шесть таких приглашений), — ты входишь в гостиную и восклицаешь: «Ох, какая симпатичная комната!», даже если, по-твоему, она безобразна.

Лаванда, Фейт и Мервин кивали головами.

— Это цинизм, — заметил я.

— Тебе еще многому надо учиться.

Мы сидели у окна. Я смотрел на «рейнджровер», припаркованный на открытом месте, и думал, что сегодня утром так или иначе я и правда многому научился. И то, чему я научился, наверно, спасло нас от дорожных неприятностей.

— Об этом мы поговорим позже, — беззаботно произнес отец, будто читая мои мысли. Но только когда мы переоделись, чтобы идти в городскую ратушу на дебаты, он вернулся к разговору, который вел с Фостером Фордэмом.

К тому времени я убедил Мервина найти гараж с надежным замком, чтобы там по ночам стоял «рейнджровер».

— Мальчик говорит дело, Мервин, — мягко поддержал нечаянного сына мой родитель. — Так будет спокойнее нам всем. И к тому же никакого вреда, если мы сбережем его от воров. — Машина принадлежала отцу, а не партии, и он имел право поступать по-своему.

— Фостер Фордэм сомневался, все ли ты понял, — начал отец, продираясь расческой через свои курчавые волосы, а они оставались такими же, как и были. — Он удивлен, что ты не задавал ему вопросов.

— Терри, механик, задавал. Фордэм не отвечал.

— Так к какому выводу в этой истории ты пришел?

— М-м-м... если бы ты или я, или любой другой вел машину в Куиндл, очень похоже, что произошла бы авария. Во всяком случае, я так думаю.

— Продолжай, — тихо проговорил отец, откладывая расческу.

— Я уверен, что пуля, которая вчера пролетела так близко от нас, была нацелена в тебя. Даже если бы она не убила тебя, то тяжелое ранение остановило бы твою избирательную кампанию. Но весь город мог видеть, что ты всего лишь вывихнул лодыжку. Так что, если кто-то искал другой способ поставить тебе палки в колеса, то он вряд ли упустил бы «рейнджровер», явно твой, для привлечения внимания разрисованный серебром и золотом и всю ночь стоявший без охраны возле штаб-квартиры.

— Да.

— Когда я ходил на уроки вождения, главным образом во время пасхальных каникул, я прочел много автомобильных журналов.

— А я думал, что ты собираешься повторить материал, чтобы получить quot;Аquot; на вступительных экзаменах в университет.

— М-м-м... Еще я работал с лошадьми сэра Вивиана. Я имею в виду, что мог мысленно заниматься алгеброй. Мне только надо быть уверенным, что я понимаю все экзаменационные вопросы. А это я уже проверил раньше, в прошлом году. Не подумай, что у меня высокое самомнение. Чего нет, того нет. Я просто имею в виду, что у меня было много времени для умственной работы, поэтому я и читал журналы о моторах. Я не знал, что у тебя «рейнджровер», но читал и о них. Об их устройствах против воров. Твой «рейнджровер» спокойно провел ночь на автомобильной стоянке. Ключ, чтобы утихомирить вой сигнализации, есть только у тебя. И получается, что человеку, задумавшему что-то испортить в машине, придется это сделать снаружи... или внизу... Голос упал, потому что я почувствовал себя в глупом положении. Но отец махнул рукой, чтобы я продолжал.

— Я подумал, что может быть вылита тормозная жидкость и не будут работать тормоза, — начал я. — Я подумал, что могут быть разрезаны шины и при быстрой езде спустит колесо. Они засвистят на одном из крутых поворотов по дороге в Куиндл... Немного шансов уцелеть в машине, которая вышла из-под контроля. Но «рейнджровер» очень прочно с построен, как танк... Ты мог и не пострадать в аварии, но наверняка стал бы причиной дорожного происшествия... скандала... и это помешало бы тебе быть избранным. Правда?

— Но это были не тормоза и не шины? — спросил отец, сначала проковыляв по комнате.

— Это было масло.

Он кивнул.

— Скажи мне, что ты думаешь на этот счет.

— По-моему, — начал я, — Фордэм знал, в чем дело, еще до того, как приехал. Он сказал, что он специалист по диверсиям на автогонках. Ничего в моем рассказе о «рейнджровере» не удивило его. Ему, видимо, все казалось вполне элементарным.

— Я знаю его очень давно. Так что он сказал мне? — улыбнулся отец.

Что-то вроде экзамена, подумал я. А мне предстояло только угадывать ответы. Впрочем, я и угадывал их.

— Кто-то отвинтил пробку и забрал ее. Потом замазал отверстие, чтобы масло не вытекало.

— Продолжай.

— Замазал чем-то таким, чтобы при движении затычка отвалилась или сместилась. И когда мотор начал бы работать, все масло бы вытекло, а мотор бы заклинило. И ты встал бы посреди дороги, как каменный барьер.

— Неплохо.

— Но Терри, механик, протолкнул затычку внутрь картера, как пробку в бутылку. Чего, по-моему, ему не стоило делать. И, прежде чем залить чистое масло, завинтил новую пробку, как я говорил тебе по телефону.

— М-м-м, а из чего была сделана затычка? Когда мы ездили по пригороду, я все время думал об этом.

И неуверенно высказал свои предположения:

— Начну с того, что я подумал, это должно быть что-то химическое, способное вступать с маслом в реакцию. И в результате получается что-то вроде желе или что-то непригодное для смазки, и мотор заклинивает. Кроме того, это вещество не годится и в качестве пробки картера. Когда Фостер Фордэм быстро ехал к Куиндлу и нарочно перегрел мотор, он настоял, чтобы Терри еще раз слил чистое масло, пока оно горячее. Поэтому я подумал, что, наверно, временная затычка плавится. И Фордэм увез масло, чтобы проверить, что в нем.

— Да, — подтвердил отец.

— И когда мы вчера ехали в Куиндл, если бы затычка в отверстии картера сместилась, вылетела или расплавилась, то все масло уже через минуту бы вытекло, а мотор вышел из строя. Утром, когда Терри сливал горячее масло, оно бежало жидкое, как вода.

— Фордэм говорит, что это старый трюк. Такой старый, что теперь на автогонках его уже не применяют.

— Да... так из чего же сделана затычка?

— Из чего, по-твоему?

— Это должно быть что-то очень простое, — неуверенно пробормотал я.

— Потому что, по-моему, кто-то занялся «рейнджровером» почти в тот же момент, как пуля пролетела мимо.

— Итак?

— Допустим, можно затолкать в отверстие свечу и срезать ее конец?

Допустим, это воск?

Отец спокойно завязывал совсем не роскошный галстук в полоску.

— Фостер Фордэм, — проговорил он, — даст нам знать.

Когда мы вошли в городскую ратушу на встречу с Бетьюном, я подумают, сколько человек мне удалось узнать всего за два дня. Просто невероятно.

Пришла на самоистязание Оринда. В очень коротком золотом платье с боа из черных перьев, обвивавшем ее шею и руки, как змея, именем которой назвали эту разновидность шарфа. Она требовательно собирала восхищенное внимание. Зеленые глаза горели. В браслете на запястье сверкали бриллиант и изумруд. Не заметить ее наэлектризованного присутствия было просто невозможно.

В шаге позади нее, будто тень, стоял А.Л.Уайверн, чье имя я вспомнил с трудом. «А.Л.», подумал я. «Анонимный Любовник» Уайверн. Одетый в смокинг, он не вызывал интереса на обеде в «Спящем драконе». И теперь, в городской ратуше, одетый в серый костюм и голубую рубашку, он заполнял пространство, не привлекая внимания.

Обширная миссис Китченс с орлиным взором в темно-синем с пурпурными оборками платье крепко держала под руку «своего Леонарда» и успешно предотвращала проникновение его отвратительных усов в воздушное пространство Оринды. Миссис Китченс, бросив плотоядный взгляд, ободряюще помахала мне рукой. Но я не допустил, чтобы она смутила меня.

Конечно, пришли Мервин с Кристэл, чтобы записывать тезисы выступающих. Три ведьмы помогали публике рассаживаться, а драгоценная Полли, увидев нас, с энтузиазмом пробежала короткую дистанцию в нашем направлении.

Потом она, как трофей, повела отца, чтобы показать ему кафедру, за которой он должен стоять на подиуме. Она вроде бы была на этом вечере помощником режиссера.

Словно под пение победных труб прибыла партия Бетьюна. По залу прокатился гул и шорох, кое-где раздались хлопки. Ура обладателю любовницы, подумал я.

На первый взгляд Бетьюн производил впечатление тучного и напыщенного человека лет пятидесяти, с двойным подбородком и редкими волосами. Последнее обстоятельство могло более неблагоприятно отразиться на его шансах, чем незаконное дитя любви. Его сопровождали деловитый мужчина, похожий на Мервина Тэка (который и правда оказался агентом Бетьюна), и нервная женщина, недоверчиво смотревшая исподлобья на весь мир. Ей показали стул в первом ряду зрителей, а драгоценная Полли, низко наклонившись, представила меня жене Пола Бетьюна, Изабель.

Изабель испытывала жесточайшее неудобство от того, что я сижу рядом с ней. Но я одарил ее своей самой лучшей обезоруживающей улыбкой и сказал, что вряд ли ей так хотелось избежать присутствия в этом зале, как мне.

— Я только что закончил школу, — сообщил я ей. — И ничего не понимаю в политике. Насколько я знаю, для вас и мистера Бетьюна это третья кампания. Поэтому у вас, наверно, это не вызывает такого замешательства, как у меня.

— О боже, — вздохнула она. — Вы совсем ребенок, наверно, вы не знаете...

— Мне почти восемнадцать.

Она чуть улыбнулась и вдруг окаменела до полной неподвижности. Лицо побледнело, видимо, от худшей катастрофы, чем мое соседство.

— Миссис Бетьюн, что случилось? — спросил я.

— Этот человек, — пролепетала она. — О господи.

Я взглянул, куда она смотрела, и увидел Бэзила Рудда.

— Это не Ушер Рудд, газетчик, — поняв, успокоил я ее. — Это его кузен, Бэзил Рудд. Он ремонтирует машины.

— Это он. Пишущее чудовище.

— Нет, миссис Бетьюн. Это его кузен. Они очень похожи. Но это Бэзил.

К моему абсолютному ужасу, она начала плакать. Я отчаянно искал глазами помощь, но Полли по уши увязла в проводах к микрофону и к телевизионным камерам. А Пол Бетьюн, заметив, что жена расстроена, намеренно отвернулся, состроив сердитую гримасу неудовольствия.

Недобрый подонок, подумал я. И к тому же тупой. Если бы он проявил ласковую заботу, это заработало бы ему голоса.

Изабель Бетьюн неуверенно приподнялась, безуспешно пытаясь найти в довольно потрепанной черной сумке хоть что-нибудь, чтобы вытереть слезы.

Жалея ее, я предложил ей взять меня под руку, а сам расчищал дорогу к двери.

Она все время бормотала отрывистые, почти невразумительные объяснения:

— Пол настаивал, чтобы я пришла... Я не хотела... но он сказал, что с таким же успехом я могу ударить его ножом в спину, если не пойду... А теперь он в такой ярости, но чего он ждал, как я могу... после всех фотографий в газете с этой девушкой... И она не против или почти не против, чтобы ее снимали. Он хочет, чтобы я улыбалась и делала вид, что не возражаю. Он заставляет меня выглядеть дурой, и, думаю, я и есть дура. Но я не знала об этой девушке, пока все не попало в газету. И он не отрицает. Он говорит, а чего я ждала...

Через вестибюль мы вышли на свежий воздух. И каждый входивший с голодным любопытством пялился на слезы Изабель. В семь тридцать вечера до милосердных сумерек еще далеко, и я увлек ее подальше от входа. Она без всякого сопротивления дошла со мной до ближайшего угла.

Городская ратуша составляла одну из сторон узорно выложенной камнями площади. К ней примыкал «Спящий дракон», а магазины (и штаб-квартира партии) образовывали две другие стороны. От каждого угла отходили широкие аллеи, которые когда-то были дорогами, и на одной из них находился парадный вход в городскую ратушу. Вдоль той стороны ратуши, которая смотрела на площадь, шла своеобразная аркада — закрытая галерея с колоннами и скамейками для отдыха и уединения. Изабель Бетьюн рухнула на одну из скамеек. И после момента малодушия, когда мне хотелось отделаться от нее, я сел рядом, не представляя, о чем мы будем говорить.

Но я зря беспокоился. Она, не переставая, рыдала, выплескивая свое несчастье и обиду на несправедливость обстоятельств. Я слушал вполуха и наблюдал, как отчаяние кривит ее накрашенный рот. И вдруг у меня мелькнула мысль, что, хотя сейчас у нее распухшие глаза и седые пряди в волосах, еще совсем недавно она была миловидной женщиной. Пока Ушер Рудд кувалдой не разбит мирок, вполне удовлетворявший ее.

И сыновья у нее такие же плохие, всхлипывая, причитала она. Пятнадцати и семнадцати лет. Они злятся и спорят, что бы она ни сказала, и без конца жалуются. Если Пола изберут, он по крайней мере меньше будет бывать дома. И, ох, боже мой, она не хотела этого говорить, но или она, или он, — а куда она пойдет?

— Ума не приложу, что мне делать, — всхлипнула она.

Изабель Бетьюн дошла до полного нервного расстройства, подумают я.

Мне было только двенадцать, когда тетя Сьюзен стонала и кричала, и хлопала дверями. Потом проехала на семейной машине по лужайке и врезалась в живую изгородь. Тогда ее отвезли в больницу. Но ей стало еще хуже, когда ее второй сын присоединился к группе, исполняющей музыку в стиле рэпа, отрастил бороду и подхватил СПИД. Дядя Гарри обратился к отцу за помощью. И так или иначе, но мой родитель восстановил в семье порядок и вернул какое-то равновесие тете Сьюзен. Дом, конечно, не стал веселым и счастливым, но в нем перестали ругаться.

— Ваши сыновья хотят, чтобы избрали мистера Бетьюна? — спросом я Изабель Бетьюн.

— Они только ворчат. Из них слова не вытянешь. — Она шмытнула носом и вытерла пальцами глаза. — Пол думает, что он легко бы одолел Оринду. Но Джордж Джулиард, говорит он, это другое дело. Ох! Я забыла, что вы его сын!

Мне нельзя откровенно разговаривать с вами. Пол разозлится.

— Не говорите ему.

— Не скажу... Вы не хотите выпитьquot;? — Она покосилась на «Спящего дракона». — Бренди?

Я покачал головой, но она настаивала, что ей надо выпить для успокоения нервов, а одна она пить не будет. И я пошел с ней по площади и пил кока-колу, пока она потягивала двойную порцию «Реми Мартин» со льдом. Мы сидели за маленьким столиком в баре, заполненном в пятничный вечер парочками.

У Изабель тряслись руки. Она оставила меня и пошла «привести себя в порядок». Вернулась с причесанными волосами, свежей губной помадой и напудренными веками. Она все еще сжимала в руке бумажную салфетку, но уже владела собой.

Она заказала еще бренди. Я от кока-колы отказался.

— Я не собираюсь возвращаться в ратушу, — объявила она. — Пойду домой пешком. Это не так далеко.

Когда она взяла вновь наполненный бокал, лед все-таки стучал и вздрагивал в ее руке.

— Могу я взять для вас такси? — спросил я. Она наклонилась вперед и положила свою руку на мою.

— Вы милый мальчик, — прошептала она, — кто бы ни был ваш отец.

Знакомая яркая вспышка и шипение перекручиваемой пленки. В нескольких футах от нас стоял другой Рудд. Бобби Ушер собственной персоной. Он ухмылялся и мегаваттами излучал злобность своей натуры.

Изабель Бетьюн в ярости вскочила на ноги, но Ушер Рудд быстро пронесся по проходу и скрылся за дверью раньше, чем она набрала воздуха и снова почти в слезах крикнула:

— Ненавижу! Я убью его!

Я попросил бармена вызвать по телефону такси.

— Миссис Бетьюн еще должна за бренди.

— Ох.

— У меня нет денег, — сказала она. — Заплатите, дорогой, за меня.

Я нащупал в карманах остатки денег, которые отец дал мне в Брайтоне, и отдал ей все.

— Заплатите бармену за бренди. В моем возрасте еще не разрешено покупать алкоголь, и мне не нужны неприятности такого рода.

Бармен и Изабель, разинув рты, завершили свои расчеты.