"На полголовы впереди" - читать интересную книгу автора (Фрэнсис Дик)

Глава 6

Вечером в субботу и ранним утром в воскресенье я укладывал вещи в новый чемодан, привезенный из Англии, и большую спортивную сумку, купленную в Торонто. В чемодан я сложил костюм, в котором собирался изображать богатого молодого владельца, кашемировый пуловер и парадные сорочки, а в сумку — новую одежду более молодежного стиля, которую Томми будет носить в свободное от работы время: джинсы, футболки, мохнатую фетровую шляпу и тренировочный костюм. Скандинавский свитер, в котором я ездил на «Вудбайн», я спрятал в чемодан — на случай, если он запечатлелся у кого-нибудь в памяти, и надел темные брюки, рубашку с открытым воротом и короткую темно-синюю куртку на «молнии» с голубыми полосами вокруг талии и на рукавах.

Дорогие коричневые туфли богатого молодого владельца пришлось убрать.

Следуя указаниям отдела форменной одежды, Томми предстояло носить новые, хорошо начищенные черные с черными же носками.

В сумку Томми попали бинокль-фотоаппарат и щипцы для завивки волос (на всякий случай), а фотоаппарат в виде зажигалки я всегда носил в кармане. Кроме того, Томми достались предназначенные для богатого молодого владельца бритва и зубная щетка, а также его нижнее белье, пижама и запас фотопленок. К чемодану, где лежал мой паспорт, был прикреплен ярлык «Мерри и компании» с адресом отеля «Четыре времени года» в Ванкувере, а на сумке никаких ярлыков не было.

Когда все было готово, я позвонил в Англию генералу Кошу и рассказал ему про Даффодил Квентин и про трогательную сценку у финиша. — Черт! — сказал он. — Ну почему всегда так получается? Выигрывает абсолютно не тот, кто должен выиграть!

— Публику это, по-моему, не слишком огорчило. Лошадь была третьим фаворитом, на нее очень неплохо ставили. Остальные владельцы, видимо, против Даффодил Квентин ничего не имеют, — конечно, они могут и не знать о гибели трех ее лошадей. Они наверняка примут в свой круг и Филмера — вы же знаете, как благопристойно он может выглядеть, а слухи о его процессе вряд ли привлекли здесь большое внимание: ведь суд закончился, едва успев начаться.

Филмер с Даффодил уехали со скачек, по-видимому, в ее автомобиле, с шофером.

— Жаль, что вы не смогли поехать за ними.

— А я поехал — в прокатной машине. Они приехали в отель, где остановились Филмер и все остальные владельцы с поезда, и отправились в бар выпить. После этого Даффодил уехала в своем «Роллс-Ройсе», а Филмер пошел наверх. Я ничего особенного не заметил. Вид у него был спокойный.

— Вы уверены, что они не обратили на вас внимания в отеле? — спросил бригадир.

— Совершенно уверен. В этом отеле холл величиной с вокзал. Там сидели и ждали кого-нибудь десятки людей. Ничего трудного.

Нетрудно было и проследить за ними по дороге с ипподрома. Когда я подошел к тому месту, где мой шофер поставят машину, мне было хорошо видно, как вдалеке, у самого выхода, Филмер с шофером бережно усаживают Даффодил в ярко-синий «Роллс-Ройс». Мой шофер, удивленно подняв брови, но не задавая никаких вопросов, согласился не терять «Роллс-Ройс» из вида и без труда ехал за ним до самого города. В отеле я щедро расплатился с ним наличными, отослал его и вошел в огромный холл как раз вовремя, чтобы увидеть, как спина Филмера скрылась в дверях полутемного бара.

Никаких важных результатов это не принесло, но мне нередко приходилось проводить так целые дни, а заметить что-то необычное, когда оно случается, можно, только если знаешь, как все идет обычно.

— Не можете ли вы мне сказать, — осторожно спросил я генерала, — не слышал ли кто-нибудь, чтобы Филмер открыто грозят сорвать это путешествие на поезде?

Наступила пауза. Потом генерал произнес:

— А почему вы об этом спросили?

— Билл Бодлер что-то такое говорил.

Помолчав немного, генерал сказал:

— Филмер был вне себя от ярости. Он сказал, что хозяева ипподромов всего мира могут возбуждать против него сколько угодно дел, но он найдет способ сунуть им палку в колеса, и они об этом пожалеют.

— Когда он это сказал? — спросил я. — И почему... и кому?

— Видите ли... — после некоторого колебания произнес он и вздохнул. Бывает, что все идет насмарку, вы же знаете. После того как его оправдали, дисциплинарная комиссия Жокейского клуба вызвала Филмера на Портмен-сквер, чтобы предостеречь на будущее, а Филмер заявил, что они ничего не могут ему сделать, и вообще держался возмутительно нагло. В результате один из членов комиссии вышел из себя и сказал Филмеру, что он последний подонок, что ни один человек, имеющий отношение к скачкам, не сможет спать спокойно, пока его не лишат допуска, и что теперь это станет первейшей заботой хозяев ипподромов всего мира.

— Ну, это, пожалуй, некоторое преувеличение, — заметил я, тоже вздохнув. — Вероятно, вы при этом присутствовали?

— Да. С обеих сторон брань просто висела в воздухе. Скверная история.

— Значит, Филмер действительно может рассматривать этот поезд как свою мишень, — сказал я с огорчением.

— Может.

Я подумал, что те усилия и траты, на которые он пошел, чтобы попасть на поезд, теперь выглядят все более зловеще.

— Есть еще одна новость, которую вам, вероятно, полезно будет знать, — сказал генерал. — Вчера в Ньюмаркете Джон видел Джейсона, сына Айвора Хорфица, который болтался около весовой, и перемолвился с ним парой слов.

Когда Миллингтон считает нужным перемолвиться с кем-то парой слов, тому может понадобиться не один день, чтобы прийти в себя. Джон умеет по-своему нагонять страх не хуже, чем Дерри Уилфрем или сам Филмер.

— И что произошло? — спросил я.

— Джон сказал, что не советует выполнять на скачках поручения его отца, который лишен допуска, и что если Джейсон располагает какой-нибудь информацией, то он должен сообщить эту информацию ему, Джону Миллингтону. А на это Джейсон Хорфиц ответил что-то вроде того, что никому не станет сообщать никакой информации, потому что не желает кончить жизнь в канаве.

— Что?! — переспросил я.

— Джон Миллингтон за это тут же ухватился, но больше ни слова от несчастного Джейсона добиться не смог. Джон говорит, что Джейсон затрясся, как желе, и буквально бегом от него убежал.

— А не известно ли Джейсону в самом деле то, что было известно Полу Шеклбери? — медленно произнес я. — Не он ли сообщил Полу Шеклбери то, что тот знал? Или он это сказал просто для красного словца?

— Бог его знает. Сейчас Джон пытается это выяснить.

— Он не спросил Джейсона, что было в том портфеле?

— Спросил, но Джейсон либо не знал, либо был слишком запуган, чтобы сказать. Джон говорил, что он пришел в ужас уже от того, что мы знаем про портфель. Он не мог поверить, что нам это известно.

— Интересно, расскажет он отцу или нет?

— Если у него осталась хоть капля здравого смысла, то нет.

«Никакого здравого смысла у него нет, — подумал я. — Но у него есть страх, а когда надо спасать собственную шкуру, это почти так же полезно».

— Если я узнаю что-нибудь еще, — сказал бригадир, — то передам это через миссис Бодлер-старшую. — В голосе его по-прежнему звучало неодобрение. — А пока... желаю удачи.

Я поблагодарил его, положил трубку, забрал свои вещи, сел в такси и поехал на вокзал Юнион, предвкушая приятное путешествие.

Поездная бригада уже собиралась в раздевалке, когда я пришел и представился актером Томми.

Меня встретили добродушными улыбками и сказали, что им всегда нравились эти детективные представления и уже приходилось работать с актерами, которые выдавали себя за одного из них. «Все сойдет прекрасно, вот увидите».

Старший официант, или бригадир официантов, или директор ресторана, как там его надо называть, оказался изящным маленьким французом лет, по-моему, под сорок, с блестящими черными глазами. Звали его Эмиль.

— Вы говорите по-французски? — прежде всего спросил он, пожимая мне руку. — Все служащие «Ви-Ай-Эй» должны говорить по-французски. Такое здесь правило.

— Немного говорю, — ответил я. — Это хорошо. Актер, который в последний раз работал с нами, не говорил. На этот раз шеф-повар у нас из Монреаля, и возможно, что на кухне мы будем говорить по-французски.

Я кивнул, решив не объяснять ему, что, если не считать школьных лет, я выучился французскому в конюшнях, а не на кухнях и в любом случае все перезабыл. Но за время своих странствий по свету я наполовину выучил несколько языков, и стоит мне попасть в соответствующую обстановку, как каждый из них сам собой всплывает в памяти. В двуязычной Канаде все пишется и на английском, и на французском, и, приехав сюда, я обнаружил, что легко могу читать по-французски.

— Вы когда-нибудь работали в ресторане? — спросил Эмиль.

— Нет, не приходилось.

Он добродушно пожал плечами:

— Я покажу вам, как накрывать на стол, а сегодня утром вам для начала, наверное, лучше подавать только воду. Когда наливаете что-нибудь на ходу поезда, наливайте понемногу и держите чашку или бокал поближе к себе. Понимаете? Все движения должны быть размеренными и осторожными.

— Понимаю. — Я действительно понял. Он дал мне листок с графиком движения поезда и сказал:

— Вы должны знать, где у нас будут остановки. Пассажиры всегда об этом спрашивают.

— Ладно. Спасибо.

Он дружески кивнул.

Я переоделся в форму Томми и познакомился еще кое с кем из бригады с Оливером, таким же, как и я, официантом вагона-ресторана, и с несколькими проводниками спальных вагонов — их было по одному на каждый вагон. Там был еще один постоянно улыбающийся китаец, повар маленького головного салон-ресторана, где должны были обедать, в частности, конюхи, и один неулыбчивый канадец, которому предстояло готовить в основном, центральном вагоне-ресторане для большинства болельщиков и для самой бригады. Французского шеф-повара из Монреаля там не было, потому что, как выяснилось, это был не он, а она, и искать ее нужно было в женской раздевалке.

Все нарядились в полную форму, включая серые плащи, и я тоже надел свой плащ; запасную одежду Томми я уложил вместе со своей в сумку и был готов.

Нелл назначила мне встречу в кафе, расположенном в главном зале вокзала, сказав, что поездные бригады часто собираются там в ожидании отправления. Поэтому я вместе с Эмилем и кое-кем еще отнес свои вещи в кафе, где каждый немедленно заказал себе по огромному морковному пирогу — тамошнему фирменному блюду, словно все боялись умереть от голода.

Нелл в кафе не было, но был Зак и несколько актеров — они сидели по четверо за столиками и пили апельсиновый сок, а морковный пирог не ели, потому что в нем много калорий.

Зак сказал, что Нелл с пассажирами на приеме, — он собирается сейчас пойти туда и посмотреть, как идут дела.

— Она что-то говорила насчет того, что вам надо сдать свой чемодан в багажный вагон до Ванкувера, — добавил он, вставая.

— Да, вот этот.

— Хорошо. Она велела сказать, чтобы вы отнесли его туда, где пассажиры. Я вам покажу.

Я кивнул, сказал Эмилю, что сейчас вернусь, прошел вслед за Заком через главный зал и, несколько раз повернув за угол, оказался в шумной толпе, заполнявшей помещение, напоминавшее зал вылетов в аэропорту.

Огромный транспарант на стене не оставлял никаких сомнений в том, что здесь происходит. На нем красовалась надпись красным по белому длиной метра в четыре: «ВЕЛИКОЕ ТРАНСКОНТИНЕНТАЛЬНОЕ СКАКОВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ С ТАИНСТВЕННЫМИ ПРИКЛЮЧЕНИЯМИ», а внизу голубыми буквами поменьше было написано: «Жокейский клуб провинции Онтарио, „Мерри и компания“ и „Ви-Ай-Эй“ представляют праздник канадского скакового спорта».

Человек сорок пассажиров с именными табличками на груди и цветами в петлицах уже собрались и стояли в нетерпеливом ожидании начала, весело чокаясь бокалами с апельсиновым соком.

— Предполагалось, что в апельсиновом соке будет шампанское, — сухо сказал Зак, — но там его нет. Какой-то закон против пьянства по субботам. Он вгляделся в толпу, находившуюся шагах в двадцати от нас. — Вон Бен делает свое дело, видите? Просит Рауля одолжить ему денег.

Я в самом деле его увидел. Он выглядел на удивление правдоподобно.

Пассажиров, оказавшихся поблизости, это явно шокировало и привело в замешательство.

Зак, стоявший рядом со мной, начал все быстрее прищелкивать пальцами, потряхивая своей курчавой шевелюрой. Чувствовалось, что сейчас, когда его фантазии начинают претворяться в жизнь, в нем закипает энергия. Заметно было, что он немного подгримировался — не слишком обильно, только подвел брови и подкрасил губы, скорее подчеркнув, чем изменив их форму. quot;Актер за кулисой, — подумал я. — Собирается с духом перед тем, как выйти на сцену.

Я увидел Мейвис и Уолтера Брикнелл, которые волновались и суетились, как им и было положено, и услышал, как Анжелика спрашивает, не видел ли кто Стива.

— А кто это Стив? — спросил я у Зака. — Я забыл.

— Ее любовник. Он опаздывает на поезд.

Пьер и Донна затеяли свою ссору, что привело в смущение еще нескольких пассажиров. Зак рассмеялся.

— Хорошо, — сказал он. — Просто здорово.

Джайлз-убийца, который до сих пор сидел в кафе, вышел оттуда, затесался в толпу и принялся с любезностью, не предвещавшей ничего хорошего, ухаживать за пожилыми дамами. Зак еще быстрее защелкал пальцами и начал что-то напевать себе под нос.

Толпа зашевелилась, расступилась, и в открывшемся просвете я увидел еще одного убийцу — Джулиуса Аполлона Филмера, который также с любезностью, не предвещавшей ничего хорошего, ухаживал за не столь уж пожилой дамой Даффодил Квентин.

Я сделал глубокий вдох. Меня охватил почти благоговейный трепет. Теперь, когда все действительно вот-вот начнется, когда в следующую минуту я окажусь рядом с ним, я почувствовал, что так же взвинчен и полон энергии, как Зак. И в то же время я, несомненно, так же, как и он, испытывал неотвязное беспокойство: все должно пройти как надо. Даффодил игриво гладила руку Филмера. «Ну и ну», — подумал я. Рядом с ним появился актер Бен и начал что-то ему говорить. Я видел, как Филмер вежливо повернулся к нему и как его губы произнесли какое-то слово — можно было не сомневаться, что он сказал: «Уйдите».

Бен отступил назад. И правильно сделал, подумал я. Толпа снова сомкнулась и заслонила Филмера и его красотку. Я почувствовал, что напряжение, сковавшее мои мышцы, немного ослабло, и понял, что не заметил, когда они напряглись. Надо за этим следитьquot;, — подумал я.

Прибыли Лорриморы, каждый с тем же выражением лица, что и вчера: один был по-прежнему любезен, другая — равнодушна, третий — высокомерен, четвертая — надута. Вскоре Мерсер понемногу начал проникаться царившим вокруг веселым настроением, и Бемби — тоже, хоть и держалась более сдержанно. Шеридан стоял с таким видом, словно забрел в какую-то трущобу. Дочь Занте могла бы выглядеть хорошенькой, если бы хоть раз улыбнулась.

Актер Джеймс Уинтерборн, уже без красной фетровой шляпы и чисто выбритый, расхаживал вокруг и приветствовал всех в своей роли члена Жокейского клуба. Настоящий Жокейский клуб, как я заметил, тоже оказался представлен здесь в лице Билла Бодлера, который был знаком с несколькими владельцами и оживленно болтал с ними. Мне пришло в голову — сильно ли он будет обеспокоен, не увидев меня среди пассажиров? Надеюсь, что не очень.

Из шумной толпы появилась Нелл и подошла к нам, прижимая к груди какую-то папку. Глаза ее сияли. На ней был другой, но столь же строгий костюм, на этот раз серый с белой блузкой, а кроме того — вероятно, по случаю торжественного дня, — длинные бусы из кораллов, жемчуга и хрусталя.

— Наконец-то начинается! — сказала она. — Просто не верится — после всех этих месяцев. Я не стану с вами целоваться, по сценарию мы еще незнакомы, но считайте, что я вас расцеловала. Все идет прекрасно. Пьер и Донна устроили замечательную ссору. Как это она умудряется плакать, когда захочет? Это тот самый чемодан, который надо отправить в Ванкувер? Поставьте его вон там, вместе с теми, которые сейчас пересчитывают. Мерсер Лорримор прелесть, я совсем успокоилась. Никаких катастроф пока не случилось, но в дороге что-нибудь непременно стрясется. Я как пьяная, а ведь в этом соке шампанского совсем не было.

Она перевела дух и рассмеялась, а я сказал:

— Нелл, если Билл Бодлер спросит вас, здесь ли я, скажите просто «да»

— не говорите, где я.

Она была озадачена, но слишком спешила, чтобы расспрашивать.

— Да? Ну... хорошо.

— Спасибо.

Она кивнула и повернулась, чтобы идти заниматься пассажирами. Но тут из толпы вышел Джеймс Уинтерборн, по-прежнему в своей роли, и подошел к нам, чтобы переговорить с ней и заодно с Заком.

— Это уж слишком, — пожаловался он. — Явился настоящий президент Жокейского клуба, черт бы его взял, и напутствует их собственной персоной. Я остался без работы.

— Его мы пригласили раньше, — сказала Нелл. — Мы предложили это ему с самого начала, когда все еще не приняло таких грандиозных масштабов. В конце концов он, видимо, решил, что все-таки должен быть здесь.

— Да, но... Как насчет моего гонорара?

— Будет тебе гонорар, — покорно ответил Зак. — А пока иди обратно и развлекай публику — рассказывай всем, какое это будет замечательное путешествие.

— Да я так и делал, — проворчал тот, но послушно отправился играть свою роль дальше.

— Действительно, — сказала Нелл, нахмурившись, — кажется, мне несколько дней назад передавали, что президент будет, но я не догадалась, что речь идет о нем. Я не знала, про кого это, — мне оставили записку, пока меня не было на месте: «Полковник приедет». Я не знакома ни с какими полковниками. Разве президент — полковник?

— Да, — сказал я.

— Ну, ничего страшного. Пожалуй, пойду узнаю, не надо ли ему чего.

И она как ни в чем не бывало поспешила к нему. Зак вздохнул:

— Этот гонорар мог бы достаться мне.

— Каким образом?

— Ну, «Мерри и компания» выдают мне всю сумму, которая нужна на постановку. Я нанимаю актеров и плачу им, а что останется — мое. Бывает, что остается не так уж много.

В толпе вдруг послышались крики, все расступились в стороны. Зак и я инстинктивно подошли поближе — он впереди, я сзади.

На полу был распростерт актер Рауль, а Донна и Пьер, склонившись над ним, помогали ему встать. Рауль вытер нос тыльной стороной ладони, и все увидели на его лице ярко-красную полосу. Мейвис Брикнелл громко возмутилась:

— Он ударил его! Он ударил его! Вон тот молодой человек ударил нашего тренера по лицу. Какое он имеет право сбивать его с ног?

Она указывала на Шеридана Лорримора, который стоял к ней спиной. Я взглянул на Зака, ожидая разъяснений.

— Этого в сценарии не было, — сказал он. Вмешалась Нелл и принялась улаживать дело. Слышно было, как Шеридан Лорримор в ярости кричит отцу:

— Откуда, к дьяволу, я мог знать, что они разыгрывают это нарочно?

Тот парень сам приставал! Я и дал ему как следует! Так ему и надо. Довел девушку до слез. И меня толкнул. Я этого не люблю.

Его отец что-то тихо сказал.

— Извиниться? — возмущенно воскликнул он. — Изви... Ну ладно. Извиняюсь. Все?

Мерсер отвел его подальше в сторону, и к публике понемногу вернулось хорошее настроение. Пьер, Донна и Рауль удостоились иронических комплиментов за яркость и правдоподобие исполнения, а Рауль, окруженный всеобщим сочувствием, стоял, прижимая к носу платок и то и дело поглядывая на следы крови, оставшиеся на нем. Их было, кажется, не очень много.

Зак выругался и сказал, что на самом деле Рауля должен был сбить с ног Пьер, и немного позже, так что теперь надо будет кое-что изменить. Я оставил его наедине с его проблемами, потому что приближалось время, когда, как сказал Эмиль, бригада должна занять места в поезде, и мне надо было вернуться в кафе.

От морковных пирогов остались одни крошки, и кофейные чашки стояли пустые. На автобусе привезли конюхов, они сидели кучкой в джинсах и майках с надписью «Скаковой поезд». Эмиль посматривал на часы. Пришел еще кто-то из бригады и сообщил, что если верить компьютеру внизу, в дежурной комнате, то спецпоезд только что подали на посадку — выход 6-й, 7-й путь, как и предполагалось.

— Bon[6], — сказал с улыбкой Эмиль. — Ну, Томми, значит, ваша работа начинается.

Все взялись за свои чемоданы и скорее беспорядочной толпой, чем тесной группой, направились туда, где собрались пассажиры. Приблизившись к ним, мы услышали, как настоящий президент Жокейского клуба провинции Онтарио приветствует всех участников путешествия, и увидели, что Зак и остальные актеры ждут поодаль, когда он кончит, чтобы продолжать представление.

Актер Джимми стоял в коричневой форме служащих «Ви-Ай-Эй», Зак внимательно следил за происходящим, а Рикки, готовый изобразить эффектное кровопролитие, посматривал в маленькое зеркальце, хорошо ли хлещет «кровь» из раны у него на голове.

Зак бросил взгляд на подошедшую бригаду, увидел меня и поднял большой палец. Президент под аплодисменты закончил свою речь. Зак подтолкнул Рикки, который сунул зеркальце в карман и приступил к весьма правдоподобному исполнению роли человека, который только что подвергся нападению.

Досматривать сцену до конца Эмилю, бригаде и мне было некогда. Мы отошли и направились к 6-му выходу — это была, в сущности, лестница, ведущая на нижний уровень, где располагались пути. Хотя дело уже шло к полудню, перрон был тускло освещен фонарями: высоко вверху сводчатое перекрытие площадью в несколько гектаров защищало его от капризов канадского климата.

Знаменитый поезд уже стоял там, издавая слабое шипение, — серебристый, невероятно тяжелый, простиравшийся в обе стороны так далеко, что голова и хвост терялись в полумраке. Еще в офисе «Мерри и компании» я узнал, что каждый вагон (обшитый толстыми некрашеными листами гофрированного вдоль, по горизонтали, алюминия) имеет в длину двадцать шесть метров. Всего было пятнадцать вагонов, включая вагон для лошадей, багажный и вагон Лорриморов. Если считать еще и тепловоз, то поезд растянулся больше чем на четыреста метров.

quot;То есть на два фурлонга[7], это больше подходит к случаю, — мелькнула у меня шальная мысль. — Три раза туда и обратно вдоль поезда — вот и дистанция дерби, даже немного большеquot;.

К стенкам вагонов был прикреплен еще один длинный транспарант — копия того, что висел на вокзале, — напоминавший пассажирам, куда они отправляются, на случай, если у кого-нибудь все еще оставались сомнения. Бригада начала расходиться по своим местам, и я вслед за Эмилем поднялся не в вагон-ресторан, а в один из спальных вагонов.

Эмиль заглянул в записную книжку и засунул свою дорожную сумку на багажную полку крохотного купе, а я по его указанию положил свою в соседнее купе. Он сказал, что я должен снять плащ и пиджак и повесить их на специальную вешалку. После этого он запер оба купе, и мы снова спустились на перрон.

— На стоянке удобнее ходить по земле, — объяснил он со своей обычной педантичностью. Мы шли рядом с колесными тележками до тех пор, пока не показался хвост поезда, прошли вдоль вагона-ресторана, поднялись в него через дверь в его заднем конце, и я оказался на месте своей новой работы.

Специальный вагон-ресторан оправдывал свое название: красно-голубой ковер, большие, мягкие стулья синей кожи, сверкающее полированное дерево и стеклянные панели с выгравированными на них птицами. По обе стороны во всю длину вагона шли окна с голубыми узорчатыми занавесками между ними и цветами на кронштейнах наверху. При трехметровой ширине вагона вдоль каждой его стенки поместились по шесть прямоугольных столиков, разделенных широким проходом, и около каждого стояло по четыре стула — всего сорок восемь мест, как и было обещано. Все здесь ждало пассажиров, а пока в вагоне было тихо и пусто.

— Идите сюда, — сказал Эмиль, ведя меня через все это великолепие в головной конец вагона. — Я покажу вам кухню.

В длинной серебристой цельнометаллической кухне уже хозяйничали двое в белых брюках и куртках и высоких белых бумажных колпаках: крохотная женщина — шеф-повар из Монреаля и высокий худой молодой человек, отрекомендовавшийся Ангусом, — специальный шеф-повар из первоклассной обслуживающей фирмы, которая должна была обеспечивать это путешествие изысканной пищей, какую обычно в поездах не подают.

Я с интересом отметил про себя, что оба шеф-повара, по-моему, испытывают друг к другу ледяное недружелюбие и четко разграничили подведомственные им территории: каждый из них привык быть на кухне полным хозяином.

Эмиль, который, вероятно, тоже это ощутил, заговорил с решительностью подлинного лидера.

— Всю эту неделю, — сказал он мне, — командовать на кухне будет Ангус. Симона будет ему помогать. — На лице Ангуса выразилось облегчение, а на лице Симоны — недовольство. — Потому что Ангус и его фирма составляли меню и доставили продукты. — Он говорил так, словно вопрос решен окончательно и бесповоротно, да так оно и было: всем стало ясно, что спорить больше не о чем.

Эмиль объяснил мне, что в этом рейсе белье и столовые приборы предоставлены обслуживающей фирмой, и без дальнейших разговоров принялся показывать, во-первых, где что найти и, во-вторых, как надо накрывать столик. Потом он стал смотреть, как я накрываю второй столик, стираясь подражать его действиям.

— Вы быстро схватываете, — с одобрением сказал он. — Немного попрактикуетесь, и никто не догадается, что вы не официант.

Пока я практиковался примерно на половине столиков, два других официанта — настоящие, Оливер и Кейти, — накрывали остальные. Они с улыбкой поправляли меня, когда я делал что-то не так, и понемногу я втянулся в их ритм и старался как мог. Эмиль критическим взглядом окинул накрытые мной столики и сказал, что, пожалуй, не пройдет и недели, как я научусь складывать салфетки.

Все заулыбались: по-видимому, мои салфетки уже были сложены как надо.

Я почувствовал, что до нелепости доволен собой, и у меня на душе стало спокойнее.

За окнами проплыла красная фуражка носильщика, толкавшего тележку, полную багажа, а за ним проследовали Лорриморы.

— Идет посадка, — сказал Эмиль. — Как только поезд отправится, все наши пассажиры придут сюда пить шампанское.

Он принялся поспешно готовить бокалы и лед и показал мне, как обертывать салфеткой горлышко бутылки и как наливать, не капая на стол. Кажется, он забыл, что собирался разрешить мне подавать только воду.

Снаружи доносились голоса, и поезд постепенно оживал. Высунувшись из задней двери вагона-ресторана, я поглядел вперед и увидел, что пассажиры садятся в спальные вагоны, а носильщики вносят за ними вещи. Несколько человек сели и в вагон, который шел сразу за рестораном, — там находились три купе, бар, большая гостиная и второй этаж под стеклянной крышей. Все это, как я выяснил, называется салон-вагоном.

Впереди, у прохода, через который толпой вливались на перрон пассажиры, Нелл исполняла свою роль, перевязывая Рикки, который вполне убедительно истекал кровью. Закончив свою маленькую сценку, она пошла к хвосту поезда, заглядывая в окна и как будто разыскивая кого-то, — как оказалось, меня.

— Я хотела сообщить вам, — сказала она, — что главный кондуктор — он в поезде как капитан на корабле — знает, что вы вроде как наш охранник. Он согласился помогать вам во всем, что понадобится, и пропускать вас куда угодно по всему поезду, включая тепловоз, если разрешат машинисты, а он сказал, что они разрешат, когда он с ними поговорит. Скажите ему, что вы Томми, когда его увидите.

Я с восхищением посмотрел на нее:

— Вы просто великолепны.

— Правда? — Она улыбнулась. — Билл Бодлер действительно спрашивал про вас. Я сказала, что вы здесь и уже сели в поезд. Это его, кажется, удовлетворило. Теперь я должна рассортировать всех пассажиров — они так и норовят влезть не в свои купе...

Не успев закончить фразу, она исчезла в спальном вагоне впереди ресторана. В том вагоне, где находилось купе Филмера. Перебраться на другое место, чтобы не стать его соседом, оказалось очень легко: как только меня понизили в ранге и причислили к обслуге, это произошло само собой. Как бы мне ни хотелось следить за ним, не сводя глаз, но если бы я по несколько раз в день сталкивался с ним нос к носу в коридоре, мне вряд ли удалось бы остаться для него безымянным незнакомцем.

Пассажиры начали собираться в вагоне-ресторане и усаживаться за столики, хотя поезд еще не отошел от перрона.

— Где нам сесть? — спросила Эмиля какая-то женщина с приятным лицом, и он ответил:

— Где вам будет угодно, мадам.

Сопровождавший ее мужчина потребовал двойного шотландского, со льдом, но Эмиль сказал ему, что алкогольные напитки будут подаваться только после отправления. Эмиль держался вежливо и предупредительно. Я смотрел на него и учился.

В ресторан вошел Мерсер Лорримор, за ним — его жена, вид у которой был недовольный.

— Где нам сесть? — спросил у меня Лорримор, и я ответил:

— Где вам будет угодно, сэр, — точь-в-точь как Эмиль, чем вызвал у того мимолетную одобрительную усмешку.

Мерсер и Бемби выбрали столик посередине вагона, и к ним вскоре присоединился их мрачный отпрыск Шеридан, во всеуслышание заявивший:

— Не понимаю, зачем нам сидеть тут, если у нас собственный вагон.

И мать, и дочь, по-видимому, были того же мнения, но Мерсер улыбнулся, не разжимая губ, и неожиданно резко сказал:

— Вы будете делать то, о чем я вас попрошу, иначе пеняйте на себя.

Шеридан бросил на него злобный, но в то же время боязливый взгляд.

Они разговаривали так, словно меня тут нет, и, в общем, так оно и было, потому что ко мне со всех сторон то и дело подходили пассажиры с одними и теми же вопросами.

— Где вам будет угодно, мэм. Где вам будет угодно, сэр, — отвечал я.

— К сожалению, алкогольные напитки будут подаваться только после отправления.

Поезд тронулся неожиданно, без всяких свистков, гудков и суеты. Только что мы стояли, а в следующий момент уже плавно плыли вперед — почти полкилометра металла двинулись с места, словно скользя по поверхности шелка.

Мы выехали из полутемного вокзала на яркое полуденное солнце, и тут из салон-вагона появилась Даффодил Квентин в своих солнечных кудряшках, озираясь, словно привыкла, что все тут же кидаются ей помочь.

— Где мы сидим? — спросила она, глядя мимо меня, и я ответил:

— Где вам будет угодно, мэм. Где вам больше понравится.

Она отыскала два свободных стула неподалеку от Лорриморов и, усевшись на один, а на другой положив свою сумочку, дружелюбно сказала пожилой паре, уже сидевшей за столиком:

— Я Даффодил Квентин. Правда, здесь замечательно?

Они с готовностью согласились. Кто она такая, они уже знали: это та, чья лошадь вчера пришла первой. Между ними завязался оживленный разговор, такие же разговоры шли по всему ресторану. Времени на то, чтобы растопить лед, не понадобилось: если какой-то лед и оставался после вчерашних скачек, то последние остатки его растаяли на вокзале, все общество уже перезнакомилось и веселилось вовсю.

Эмиль, стоявший около кухни, знаком подозвал меня к себе. Я вошел в маленький тамбур с раздаточным окошком, который отделял жаркую сверкающую кухню от мест для пассажиров. Слева этот тамбур выходил на кухню, а справа — в коридор, который вел в другие вагоны; сейчас по нему один за другим проходили опоздавшие пассажиры, пошатываясь от толчков поезда, который ускорял ход.

В раздаточном окошке Эмиль открывал бутылки шампанского. Оливер и Кейти все еще доставали из картонного ящика бокалы и расставляли их по маленьким подносам.

— Не можете ли вы протереть эти грязные бокалы? — спросил меня Эмиль, указывая на поднос. — Это будет большая помощь.

— Могу, только скажите, — ответил я.

— Протрите бокалы.

— Так-то лучше.

Все рассмеялись. Я взял полотенце и принялся протирать высокие бокалы. Из коридора появился Филмер, который прошел в ресторан, не взглянув в нашу сторону.

Я увидел, что он направился к Даффодил, энергично махавшей ему рукой, и уселся на то место, которое она заняла для него, положив свою сумочку. К счастью, он оказался сидящим спиной ко мне. Хоть я и настроился на то, что буду находиться в близком соседстве с ним, но был все еще не совсем готов к этому, чего-то еще не хватало. Так не пойдет, подумал я. Хватит мне трястись от страха — пора заняться ловлей преступника.

Все места в ресторане были уже заняты, но люди все еще шли. Появившаяся Нелл отнеслась к этому спокойно:

— Так и должно было случиться. Ведь все актеры тут. Подавайте шампанское.

С прижатой к груди папкой она прошла по вагону, отвечая на вопросы, кивая и улыбаясь, — ни дать ни взять учительница, наводящая порядок в классе.

Эмиль протянул мне поднос с бокалами:

— Ставьте по четыре на каждый столик. Остальные пойдут за вами и будут наливать. Начните с дальнего конца и двигайтесь сюда.

— Хорошо.

Нести поднос с бокалами было бы, конечно, легче, если бы пол оставался неподвижным, но я все же добрался до дальнего конца вагона, покачнувшись всего раз-другой, и доставил свою ношу, куда было велено. В дверях, которые вели из салон-вагона, стояли три или четыре человека, оставшиеся без мест, и в том числе актриса, игравшая Анжелику. Я и им предложил по бокалу. Анжелика взяла бокал и продолжала приставать ко всем окружающим со своими жалобами на то, как подвел ее Стив и как на него никогда нельзя положиться.

Все, кто стоял вокруг, уже начали от нее заметно сторониться и поджимать губы, давая понять, что сыты по горло, — это была подлинная дань ее актерскому таланту. Оливер, следуя за мной, предлагал им утешение в бокалах, покрытых изнутри золотистыми пузырьками.

С большой опаской я подошел к столику, где сидели Филмер и Даффодил, и, стараясь не смотреть на них, поставил на скатерть в ряд последние четыре бокала.

И тут Филмер сказал:

— Где-то я вас уже видел.