"Миллионы Стрэттон-парка" - читать интересную книгу автора (Фрэнсис Дик)

ГЛАВА 14

К среде Генри уже собрал все свои вещи, инструменты и уехал домой на последнем грузовике, оставив после себя подготовленный к следующим бегам большой шатер и другие палатки, и пообещал подумать о том, что можно будет еще сделать.

Во вторник развевавшиеся над большим шатром флаги спустили и, завернув в специальные мешки, спрятали до следующего раза. Вентиляторы-фены отключили, выключили электричество. Боковые палатки, использовавшиеся рестораторами, плотно закрыли, чтобы никто не мог в них проникнуть. Оставленный Генри работник вместе с рабочими ипподрома отдраили пол, смыв с него швабрами и щетками следы тысяч ног.

В среду утром Роджер и я прошлись по главному шатру, заглядывая без особой цели в большие помещения по обе стороны прохода. В них не было ничего, ни стульев, ни столов, только валялись несколько пластиковых ящиков от бутылок. Свет падал только сквозь щели в стенах и персиковую крышу, все время меняясь от яркого к тусклому и обратно, когда над шатром проплывали облака.

— Какая тишина, верно? — сказал Роджер. Где-то хлопнул от налетевшего порыва ветра плохо закрепленный брезент, и снова стало тихо.

— Трудно поверить, — согласился я, — что тут делалось в понедельник.

— Вчера к вечеру мы получили последние цифры о числе посетителей, — сказал Роджер. — На одиннадцать процентов больше прошлогодних. Одиннадцать процентов! И это несмотря на то, что трибуны разнесены в щепки.

— Именно потому, что они разнесены, — заметил я. — И благодаря телевидению.

— Да, по-моему, так оно и есть. — У него было прекрасное настроение. — Вы читали вчерашние газеты? «Смелый Стрэттон-Парк». Вот так! Об этом я даже и не мечтал!

— Стрэттоны, — сказал я, — говорили, что у них сегодня утром встреча. Вы не знаете где?

— Только не здесь, насколько я знаю. Здесь только контора, и помещение слишком маленькое. Они обязательно скажут вам где, если собираются поговорить.

— Я в этом не слишком уверен.

Мы медленно, необычно не торопясь, направились к конторе, по дороге нас догнал на своем драндулете Дарт.

— Привет, — непринужденно проговорил он, вылезая из машины. — Я что, первый?

Роджер объяснил ему ситуацию. Дарт удивленно поднял брови:

— Когда Марджори сказала о встрече, я посчитал само собой разумеющимся, что это здесь.

Дружески болтая, мы втроем продолжили путь. Дарт проговорил:

— Полиция вернула мне колеса, и знаете, что самое удивительное? Я еще на свободе. По-моему, еще немного, и я угожу за решетку. Они решили, что это я взорвал трибуны.

Роджер остановился и изумленно повернулся к нему:

— Вы?

— Знаете, вдруг мой автомобиль отозвался на травку, гашиш, опиум, навоз бешеной коровки, немытые ногти, в общем на что угодно. Их псы и пробирки буквально взбесились. От тревожной сирены стены заходили ходуном.

— Нитраты, — определил я.

— Вот-вот. Эту штуку, которой взорвали трибуны, привезли в моей машине. Между восьмью и половиной девятого, в пасхальную пятницу. Так они утверждают.

— Не может быть, — удивился Роджер.

— Вчера весь день трясли меня, как грушу. — Хоть Дарт и хорохорился, было видно, что он нервничал. — Всю плешь мне проели, бубнили одно и то же, где я взял эту дрянь, РЕ-4, или как она там называется. Спрашивали, кто мои сообщники. Кто эти люди? А я только таращил глаза. Попытался отшутиться. Мне сказали, что не видят повода для смеха, — он состроил печально-комическую рожу. — Меня обвинили в том, что я был в школьной военной организации. Господи! Это же было тысячу лет назад! Только подумать! Я им сказал, ну и что, какой в этом секрет? Год или два я промаршировал, чтобы ублажить деда, но никакого солдата из меня просто не могло выйти, я совсем для этого не подхожу. Извините, полковник.

Роджер махнул рукой. Мы все зашли в контору и стоя продолжали разговор.

Дарт продолжил:

— Они утверждали, что я определенно должен был научиться обращению с взрывчаткой в этой организации. Ну нет, сказал я. Я не дурак, чтобы изображать из себя идиота. Единственно, что я очень ясно помню, так это как мы карабкались на танк и как я боялся свалиться под гусеницы. Меня потом преследовали ночные кошмары. Ну и скоростъ! В общем, я сказал, что лучше им поговорить с Джеком, он там марширует и по той же причине, что и я, все еще ходит в школу, и его тошнит от всего этого. Его они не спросили, где берут все эти бум-тарарах штучки, а мне почти надели наручники.

Когда он замолчал, я спросил:

— Вы обычно запираете свою машину? Я имею в виду, кто еще мог приехать на ней в половине девятого утром пасхальной пятницы?

— Вы что, не верите мне, что ли? — обиделся он.

— Нет, я вам верю. Честное слово. Но если за рулем машины, вашей машины, сидели не вы, то кто же сидел в ней?

— У меня в машине не могло быть взрывчатки.

— Вам придется смириться с тем фактом, что она там была.

Он упрямо стоял на своем:

— Ничего об этом не знаю.

— Ну ладно… э… Вы запираете машину?

— Нечасто, нет. Когда она стоит у моих дверей, нет. Я сказал об этом полиции. Я сказал им, что, возможно, оставил в зажигании ключ. Сказал, что его мог взять кто угодно.

Мы с Роджером старались не смотреть на Дарта, чтобы не выглядеть обвинителями. «У его дверей» означало, что воры вряд ли могли добраться до его машины. Это значило у задних дверей огромного фамильного особняка Стрэттон-Хейз.

— А что, если автомобиль брал Кит? — спросил я и понаблюдал за его взглядом.

Он был решительно ошарашен:

— Не понимаю, о чем вы говорите. Я не знаю, кто брал мою машину.

— И не хотите знать.

Он кривовато улыбнулся:

— Ну что вы за человек, честное слово. Роджер заговорил, стараясь выглядеть объективным:

— Только позавчера Кит поклялся Ли, что убьет его. Я ни минуты не сомневаюсь, что он говорил, что думает. Нельзя винить Ли за то, что ему хочется знать, не Кит ли взорвал трибуны.

Дарт несколько секунд смотрел на меня. Я улыбнулся ему глазами.

— Не думаю, что это был Кит, — наконец произнес Дарт.

— Я перещупаю все под моим автобусом, — сказал я ему. — Я не допущу, чтобы мои дети поднялись в него, пока не буду спокоен, что они в полной безопасности.

— Ли! — Он явно испытал шок. — Он этого не сделает, он этого не может сделать. Нет, даже Кит этого не может. Клянусь вам…

Он не мог произнести больше ни одного слова. Хотя все равно он сказал мне то, что я хотел услышать. Долю правды, пусть даже не всю правду.

— А вы не могли бы из чувства фамильной солидарности, — притворяясь веселым и игривым, сказал я, — подумать над тем, чтобы помочь мне найти способ помешать Киту осуществить свою не очень приятную угрозу? Чтобы уберечь его и вообще всех вас, как бы это выразиться, от последствий?

— Ну конечно.

— Чудесно.

— Но я не вижу, что я могу сделать.

— Я вам чуть позже растолкую. А сейчас, где же все собираются?

— Вот черт, действительно.

Он позвонил по телефону из конторы и, как стало ясно, соединился с домом родителей, к телефону подошла уборщица, которая не смогла ответить, где сейчас лорд или леди Стрэттон.

— Вот черт, — пробормотал Дарт, набирая другой номер. — Айвэн? Где все собираются? У тебя дома? Кто там есть? Ладно, скажи, что я задерживаюсь и буду позже. — Он повесил трубку и беззаботно улыбнулся мне с Роджером. — Там мои родители, еще Ребекка и Ханна, Имоджин и Джек, они ждут тетю Марджори. Слышу, как там уже орет Кит. Сказать по правде, я не горю желанием идти туда.

— Тогда не ходите, — сказал я.

— Айвэн назвал это большим сбором. Это значит, что я должен там присутствовать. Сагре diem, так об этом говорят.

Мне выпадала возможность, о которой я мог только мечтать.

— А что, — сказал я, — если вы отвезете меня в дом к своим родителям, скажете уборщице, что я друг семьи, и оставите там, пока сидите на семейном сборище?

Он удивился:

— Это еще зачем?

— А так, для удачи, — сказал я.

— Ли…

— О'кей. Затем, что я посмотрю на проект новых трибун, от чего отказался в прошлый раз.

Роджер начал было показывать мне, что я уже видел планы, но потом, к счастью, бросил это делать.

Нахмурившись, Дарт проговорил:

— Честно говоря, я не очень-то понимаю…

Поскольку мне совсем не хотелось, чтобы он понял, я сказал, выразив свою мысль довольно расплывчато:

— Это для блага вашей семьи. Я вам уже говорил, если вы не хотите, чтобы Кит меня прикончил, доверьтесь мне.

Он доверял мне, как никто другой в их семье, и его жизнерадостная натура в конце концов одержала верх.

— Если вы этого хотите, — согласился он, до него все еще не доходило, зачем это мне нужно. — Вы имеете в виду сейчас!

— Совершенно верно. Единственно, если не возражаете, завернем к моим ребятам, и я скажу им, что ненадолго отлучусь с ипподрома.

— Вы потрясающий человек, — сказал Дарт.

— Они будут чувствовать себя уверенней, если будут знать.

Дарт посмотрел на Роджера, тот согласно кивнул.

— Кристофер, старший, сказал мне, когда они не дома, а в своем автобусе, они не беспокоятся, когда отца нет, они знают, что он уехал, и приблизительно представляют себе, когда он вернется. Тогда они сами заботятся о себе и не ждут помощи.

Дарт комично завращал глазами, комментируя таким образом превратности моего домашнего быта, но пошел со мной к своему автомобилю. На переднем сиденье я увидел большой журнал в глянцевой обложке «Американский клуб ухода за волосами», с его обложки смотрел улыбающийся молодой человек с копной волос на голове.

Пряча журнал в дверной карман сбоку от себя, Дарт сконфуженно объяснил:

— Здесь о том, как укреплять волосы полимерами. Знаете, похоже, это неплохая мысль.

— Займитесь этим, — поддержал я его.

— Нечего смеяться надо мной.

— А я и не смеюсь.

Он бросил на меня подозрительный взгляд, но без лишних слов доставил к автобусу, где детей не оказалось. Я заскочил в автобус за кое-какими инструментами, потом поискал детей. Они находились в кухне миссис Гарднер, по уши в муке, мешали тесто для ее несравненного фруктового пирога и тут же поедали его, не дожидаясь, пока пирог поставят в печь. Миссис Гарднер радостно улыбнулась мне, поцеловала в щеку и сказала:

— У нас так весело. Можете не торопиться обратно.

— Где найти жену, которая родит вам пять сыновей? — задумчиво произнес Дарт, трогаясь с места. — Кому нужен толстяк-коротышка без признаков талантов, да еще лысеющий на тридцатом году жизни?

— А кто хочет добродушного, покладистого, приятного человека, не терзаемого никакими демонами?

— Меня? Вы имеете в виду меня? — поразился он.

— Да.

— Никаким девушкам я не нужен.

— А вы у какой-нибудь спрашивали?

— Я спал с несколькими, но все они, похоже, видели не меня, а здоровенный Стрэттон-Хейз, и они говорили, как будет шикарно устраивать в нем приемы, а одна даже заговорила о том, как устроит бал по случаю первого выхода в свет нашей дочери…

— И это напугало вас?

— Они же хотели выйти за дом.

— Когда я вернусь домой, — сказал я, — можете приехать к нам и пожить у нас, и я приму меры, чтобы вы повстречали людей, которые и слыхом не слыхали о Стрэттон-Хейзе, ничего не знают о титуле вашего батюшки или ваших миллионах, а вы можете назваться Билом Дарлингтоном или еще как-нибудь, как вам понравится. Вот тогда посмотрим, как это будет выглядеть.

— Вы это серьезно!

— Да, вполне. — Я на миг задумался и сказал: — Что произойдет в вашей семье, когда умрет Марджори?

— Я об этом не задумываюсь.

— Вам нужно быть к этому моменту женатым. Придет день, и вы станете главой семьи, и остальным ничего другого не останется, как принять это за должное, проникнуться уважением к вам и вашей жене и думать о своем будущем.

— Боже мой, — вздохнул Дарт, — много же вы хотите!

— Ведь вы же лучший из Стрэттонов, — проговорил я.

Он покачал головой, покраснел и замолчал. Въехав в ворота отталкивающе полосатого родительского дома и припарковав машину, мы обошли дом с обратной стороны, как уже делали прежде.

Задняя дверь не была заперта. Мы вошли в холл с черно-белыми плитами на полу, и Дарт крикнул:

— Миссис Чинчи! Миссис Чинчи!

На верхних ступеньках длинной лестницы появилась маленькая женщина в розовом рабочем халате. Она откликнулась:

— Мистер Дарт, я здесь.

— Миссис Чинчи, — громко проговорил Дарт, — это мой друг, мы с ним побудем немного в доме, а вы продолжайте уборку.

— Да, сэр. Благодарю вас, сэр.

Дарт повернулся к ней спиной, она вернулась к своим занятиям на втором этаже, и таким образом потенциальная угроза моим планам была нейтрализована.

— Так, — сказал Дарт. — Что теперь? На это сборище я не поеду. Я могу пригодиться вам здесь.

— О'кей, — сказал я, не слишком обрадовавшись. — Теперь вы отправитесь к своей машине, и, если паче чаяния кто-то из ваших родителей вернется раньше, чем мы их ждем, вы положите руку на клаксон и пять-шесть раз прогудите мне, чтобы я быстренько сворачивался.

— То есть… я буду просто на стреме?

— Если вернутся ваши родители, гудите что есть мочи, затем скажите им, что дали мне воспользоваться телефоном, ванной, чем хотите.

— Мне это не нравится, — нахмурился он. — Ну а если они вдруг застанут вас, когда вы будете рассматривать планы?

— Раньше-то вас это не трогало. Даже наоборот, вы толкали меня на это.

Он вздохнул.

— Да, это верно. Я тогда не знал вас так, как сейчас, и мне было все равно. Послушайте, не задерживайтесь слишком долго.

— Нет.

Все еще колеблясь, он подошел к двери, которая вела обратно в заднюю часть дома, а я пошел к комнате Конрада, где стены были увешаны картинами и рисунками лошадей, а бесчисленное число всяких побрякушек наводило на мысли о сорочьей страсти. На всех горизонтальных поверхностях были навалены сокровища: миниатюрные фигурки лошадей, старинные золотые монеты, крошечные золотые статуэтки, изображающие охотничьи сцены.

Стараясь не тратить времени зря, я обошел письменный стол и совершил уголовно наказуемое деяние, выражавшееся во вскрытии чужого замка, благо, как я и ожидал, замочная скважина оказалась именно такой, какая мне была нужна. Маленький плоский инструмент, который я прихватил из дома, послушно всунулся внутрь, не уткнувшись в выступ, прикрывавший язычок замка, и язычок легко отжался. Для открывания простых замков подходит любой вариант обычного ключа, чем он проще, тем лучше.

Дверь-панель, ничем не отличавшаяся от стены, без труда открылась, за ней обнаружился большой стенной шкаф, такой просторный, что в него можно было спокойно войти. Оставив на столе свою палку, я, прихрамывая, забрался в шкаф, нажал на выключатель, который сразу бросился мне в глаза, и над головой у меня загорелась лампочка под незамысловатым абажурчиком.

Внутри шкафа все стены были уставлены полками с бесконечными рядами ящичков самого разного размера, цвета и формы, но все до единого, к моему великому сожалению, без надписей.

Чертежи предлагаемых новых трибун, большая папка, с которой Конрад и Уилсон Ярроу приходили в контору Роджера, стояла на самом виду, прислоненная к одной из полок. Развязав розовые тесемки, я вынул чертежи и разложил их, расправив, на столе Конрада.

Должен признаться, что они нужны были мне только для отвода глаз, на тот случай, если Дарт начнет искать меня и застанет в комнате, потому что это были те самые чертежи и планы, которые я уже видел.

Главной целью моего рискованного предприятия было попытаться найти тот конверт, который, по словам Филиппы, Уильям, лорд Стрэт-тон, третий барон, намеревался вверить Конраду, четвертому барону. Если бы мне только удалось найти его, думал я, можно было бы использовать его для спасения моей собственной жизни, пообещав, например, что в случае моей насильственной смерти компромат неизбежно будет обнародован.

Увидев перед собой море необозначенных ящичков, я растерялся. Для того чтобы найти нужный мне конверт, потребовалось бы много часов, особенно если учесть то обстоятельство, что у меня было очень приблизительное представление, что нужно искать.

Я снял крышку с коробки, стоявшей прямо передо мной. Она была размером с коробку из-под обуви, сделанная из жесткого декоративного картона темно-бордового цвета, вроде той, в которой моя мать хранила фотографии.

В коробке не было никаких фотографий и никаких секретных конвертов, одни только сувениры, оставшиеся от мероприятий, связанных с охотой, страстным любителем которой был Конрад: приглашения на толстых карточках с золотым обрезом, меню, списки выступающих с речами. В стоявшей рядом длинной коробке находились дюжины сложенных в беспорядке вырезок из газет и журналов с отчетами о прошедшей охоте или с сообщениями о предстоящей.

Во всех коробках на правой стороне шкафа содержалось почти одно и то же: Конрад был не столько скрытным, каким описывал его Дарт, сколько скопидомом — он собирал все, что так или иначе касалось его жизни, всякую мелочь, которая не шла ни в какое сравнение с дневниками Картерета или моими мемуарами в виде финансовых балансов, что я держал в своем архиве.

Я пытался представить, где бы Конрад мог хранить самые щекотливые документы, и отгонял прочь мысль просто обыскать его стол или книжные полки в кабинете. Если существование конверта настолько тревожило Уильяма Стрэттона, что он передал его со всяческими предосторожностями Конраду, то Конрад не поместит его в таком месте, где его могли случайно найти. Эти бумаги должны быть именно спрятаны.

Я торопливо шерстил коробки, открывал крышки, заглядывал внутрь и вновь закрывал, не обнаружив ничего, кроме царства бесполезных бумажек. Но жемчужину, найти которую надеялся, я обнаружил в обыкновенной коробке из-под обуви, хотя и не сорвал банка.

У меня в руках была фотография Ребекки, черно-белая, на глянцевой бумаге, отнюдь не портрет, просто снимок ее в обычной одежде, а не в жокейской форме, с протянутой рукой, в которую вкладывал нечто, похожее на пачку денег, человек, стоявший спиной к камере и одетый в мягкую фетровую шляпу, из-под которой выбивались длинные кудрявые волосы, и пиджак из несомненно клетчатой материи. Задний план составляли смутные очертания строения, в котором нетрудно было узнать ипподром.

Я перевернул фотографию: никаких надписей, никаких указаний на происхождение снимка, ничего.

В той же коробке, где лежал снимок, я нашел магнитофонную кассету. Кроме этих двух вещей, в коробке не было ничего.

Кассета выглядела очень обычно, и также ничего не говорило о том, что на ней записано.

Не веря в собственную интуицию, я почувствовал, как меня охватывает необыкновенное волнение от того, что снимок и кассета оказались вместе и отдельно от всего остального. Я вынул их из коробки и положил на стол Конрада, решив потом поискать в кабинете магнитофон, и снова вернулся в стенной шкаф, не оставляя надежды найти конверт, которого там, возможно, и не было.

Пожелтевший список борзых. Многолетней давности странички финансового отчета. Коробки с табелями успеваемости Дарта. Исходя из известного всем ворам правила, что ценные вещи прячут на дне ящиков и поэтому быстрее всего их можно найти, вывалив содержимое ящиков на пол, я начал не то чтобы выбрасывать содержимое коробок, а переворачивать его так, чтобы заглянуть, что там внизу, и, действуя именно таким образом, я наконец наткнулся на простой светло-коричневый конверт с написанным на нем единственным словом «Конрад».

Я вынул его из-под стопки старых-престарых конвертов с давно утратившими ценность страховками. Конверт с надписью «Конрад» был взрезан. Я заглянул внутрь без всякого интереса, давно уже примирившись с мыслью, что просто хватаюсь за соломинки, что все, что имеет для меня какое-то значение, спрятано где-то еще. Вздохнув, я вытащил один-единственный листочек бумаги с короткой надписью от руки. Вот что там было написано:

«Конрад!

Это тот конверт, о котором я тебе говорил. Обращайся с ним осторожно.

Его содержание очень опасное, о нем не должен знать никто.

С.»

Я посмотрел, что еще там в конверте. Внутри лежал другой конверт, поменьше размером и не открытый, значительно толще, в нем находилось больше чем один или два листка. Либо это то, что я искал, либо нет.

И в том, и в другом случае я все равно должен был захватить конверт с собой и, чтобы скрыть свою кражу даже от Дарта, спрятал большой конверт с запиской и неоткрытым конвертом у себя под одеждой, а точнее, в трусах, засунув его под резинку на животе.

Обведя взглядом полки в стенном шкафу и убедившись, что все коробки закрыты и незаметно, что их открывали, я подошел к столу Конрада сложить планы в папку и поставить ее на место.

Фотография Ребекки и кассета лежали на папке с планами. Ухмыльнувшись, я расстегнул «молнию» на брюках и засунул снимок изображением к животу, и глянцевитая поверхность сразу же прилипла к коже, коричневый конверт прикрывал ее сверху, и они вместе плотно прилегали к телу и, поскольку по формату были большими, не могли соскользнуть по штанине.

И в этот момент я услышал голоса в холле, близко, еще ближе.

— Но, отец, — донесся до меня громкий отчаянный голос Дарта. — Я хочу, чтобы ты пошел со мной и посмотрел на загородку у пяти акров леса…

— Только не сейчас, Дарт, — произнес голос Конрада. — И почему ты не пришел на нашу встречу?

Вот черт побери, подумал я. Схватив кассету, я засунул ее в карман брюк, затем склонился над планами новых трибун, сделав вид, будто ничто другое в мире не интересует меня так, как этот проект.

Конрад распахнул дверь комнаты, и приветливое выражение на его лице быстро сменилось изумлением, потом гневом, как и следовало ожидать от любого человека, увидевшего, как в его святая святых вторгся незваный гость.

И что еще хуже, следом за ним в комнату вошел Кит.

Конрад взглянул на открытый стенной шкаф с горевшим внутри него светом, потом посмотрел на меня, стоявшего у письменного стола. Его бычья шея стала наливаться кровью, кустистые брови сдвинулись, рот неумолимо сжался.

— Как это понимать? — прогрохотал он хриплым разъяренным голосом.

— Простите, — неловко стал оправдываться я. Я сложил планы по сгибу и засунул в папку. — Мне нечем оправдаться. Могу только принести извинения. Я очень, очень извиняюсь.

— Этого мало! — он был искренне рассержен, что совершенно не вязалось с его обычным настроением и натурой, для которой, в отличие от Кита, было совсем не типично выходить из себя. — Шкаф был заперт. Я всегда запираю его. Как вы открыли его?

Я ничего не ответил. Подточенный ключ все еще торчал в замке. Я был ужасно смущен, и он, несомненно, видел это.

В припадке ярости он схватил мою палку, лежавшую на столе, и занес над головой, как бы собираясь ударить меня.

— О нет, Конрад, — сказал я. — Не делайте этого.

Он заколебался, но руки не опустил.

— Почему же нет? Почему же, черт побери, нет? Вы это заслужили.

— На вас это не похоже.

— Это похоже на меня, — громко произнес Кит. Он выдернул палку у своего близнеца, выдернул совершенно бесцеремонно, воспользовавшись нерешительностью Конрада, и попытался нанести быстрый удар по моей голове.

Я рефлекторно выставил вперед вверх руку, чтобы парировать удар, и схватился за палку, причем с такой силой, на какую не рассчитывал Кит, и резко потянул на себя. Он отпустил ее не сразу, отчего потерял равновесие и вынужден был ухватиться обеими руками за край стола, чтоб не упасть вперед.

Все трое, Конрад, Кит и Дарт, стояли раскрыв рты. Они настолько привыкли к моей беспомощности, что были совершенно не готовы к другому повороту событий. Говоря по правде, в это утро я почувствовал, что ко мне возвращается былая сила.

Тем не менее я оперся на палку, а Кит, выпрямившись, сверкал на меня глазами, обещая смерть.

Я повернулся к Конраду:

— Мне хотелось взглянуть на планы.

— А зачем?

— Он ведь архитектор, — стал защищать меня Дарт, хотя лучше бы он этого не делал.

— Строитель, — уточнил отец.

— И то, и другое, — выдохнул я. — Я очень сожалею. Очень. Мне нужно было бы попросить разрешения взглянуть на них, а не вламываться сюда. Мне очень стыдно…

Так оно и было, хотя я ни о чем не сожалел и стыдиться мне тоже было нечего.

Конрад прервал мое мычание, сказав:

— Откуда вам было известно, где планы? — Он обернулся к Дарту. — Откуда он знает? Самому ему ни за что не найти бы этого шкафа. Он практически невидим.

Дарт испытывал ту же неловкость, как и я, но я это только чувствовал, а у него это запечатлелось на лице. Он обошел вокруг стола и встал за моим левым плечом, как будто ища защиты от зревшего в родителе праведного гнева.

— Это ты показал ему, где искать! — с негодованием вскричал Конрад. — Это ты показал ему!

Дарт пролепетал:

— Я не думал, что это имеет какое-нибудь значение. Отчего такая кутерьма?

Конрад смотрел на него широко раскрытыми глазами.

— Ну, как можно тебе объяснять, если ты сам не понимаешь? Но вы-то, — повернулся он ко мне. — Я только-только начал думать, что вам можно доверять. — Он растерянно передернул плечами. — Убирайтесь отсюда, оба. Вы мне отвратительны.

— Ну нет, — запротестовал Кит. — Откуда ты знаешь, что он ничего не украл? — Он обвел глазами комнату. — У тебя здесь столько золота и серебра. Он же вор.

«Вот сволочь», — подумал я. Ведь я выкрал кое-что подороже золота и не собирался с этим расставаться. Я, конечно, окреп, но сумею ли выйти победителем, схватившись с двумя здоровыми мужчинами, в этом я не был полностью убежден. Нужно их перехитрить.

Я задрал кверху подбородок, секунду назад еще смущенно упиравшийся мне в грудь. Вид у меня сделался почти беспечным. Я прислонил свою палку к столу, расстегнул легкий пиджачок, который несколько дней назад висел на стуле в конторе Роджера, вытащил из рукавов руки и кинул пиджак Конраду.

— Обыщите, — сказал я.

Он поймал скомканный пиджак. Кит нетерпеливо схватил его и обшарил карманы. Ни золота, ни серебра. Не украдено ничего.

На мне была свободная клетчатая рубашка. Я расстегнул манжеты и пуговицы спереди, стянул рубашку через голову и тоже швырнул ее Конраду.

Я стоял обнаженным до пояса. Я улыбался. Расстегнув брюки, я начал расстегивать ремень.

— Теперь брюки? — весело спросил я Конрада. — Ботинки? Носки? Еще что-нибудь?

— Нет. Нет, — смутился он. Он сделал движение, как будто застегивает «молнию» на брюках. — Наденьте рубашку. — Он кинул мне рубашку. — Возможно, вам нельзя доверять, и я очень в вас разочаровался, должен признаться, но вы не мелкий воришка. — Он повернулся к Киту. — Отпусти его, Кит. Найди для выяснения отношений какое-нибудь другое место. Только не в моей комнате.

Я надел рубашку, застегнул, но заправлять в брюки не стал.

Дарт жалобно проговорил:

— Прости, отец.

Конрад показал жестом, что видеть нас не желает. Дарт протиснулся мимо стола, с опаской посматривая на Кита, который не выпускал из рук мой пиджак.

Прихрамывая, я медленно двинулся вслед за Дартом, полагаясь на палку и как на опору, и как на орудие защиты.

Конрад язвительно кинул мне в спину:

— Надеюсь, мистер Моррис, мы с вами больше не встретимся.

Я опустил голову, признавая, что виноват.

Кит не делал никаких движений, показывавших, что он готов отдать мне пиджак.

Просить вернуть его я не собирался. Не следует испытывать счастье, подумал я: малейшее неосторожное движение могло вызвать извержение вулкана. Мне бы только добраться подобру-поздорову до двери и выбраться тихонечко в холл, а там как-нибудь, как таракану, пробраться к выходу.

Я старался не проронить ни звука, пока мы не оказались на улице, но никто не остановил нас сердитым окриком. Дарт быстро шмыгнул в машину, рядом с которой теперь стоял китовский «Ягуар», и нетерпеливо ждал, пока я проковыляю на свое место.

Когда заработал двигатель, он тяжело выдохнул «фу» и нажал на газ. Выехав на дорогу, добавил:

— Боже мой, ну и разозлился же он.

— А вы, тоже мне, наблюдатель хренов, — не сдержался я. — Куда же вы смотрели?

— Да уж так получилось, извините.

— Вы спали, что ли?

— Нет… нет… читал. Меня осенило:

— Этот дурацкий журнал о лысых?

— Ну… я… — он жалостливо улыбнулся, признавая, что виноват.

С этим ничего нельзя было поделать. Сигнал клаксона позволил бы мне успеть перебежать из конрадовского святилища в ванную около задней двери. То, что меня застали у тайника, было не только неприятно, если не сказать, чертовски неприятно, но еще могло натолкнуть Конрада на мысль проверить содержимое его коробок. О последствиях этого лучше было даже не думать.

— Вы так долго не выходили, — пожаловался Дарт. — Что вас задержало?

— Я хотел внимательно изучить чертежи.

— И еще, они приехали в машине Кита, — вспомнил Дарт извиняющее обстоятельство. — А я ждал отцовскую машину.

— Да уж, наблюдатель, ничего не скажешь.

— У вас был такой виноватый вид, — Дарт старался переложить вину на меня.

— Да, я чувствовал себя виноватым.

— Это надо же, Кит подумал, что вы можете что-то украсть… — Он помолчал. — Когда вы сняли рубашку… ну, я знал, что на вас свалились куски трибун, но такие шрамы, такие синяки… Наверное, очень больно.

— Все прошло, — вздохнул я. В тот момент я совсем позабыл, что он стоял за моей спиной. — Трудно ходить было из-за порезов на ногах, но теперь уже лучше.

— Кит чуть было не умер от шока, когда вы выхватили у него палку.

«Теперь он будет осторожней, — подумал я с сожалением, — для меня это вряд ли может обернуться преимуществом».

— Куда едем? — спросил Дарт. Он машинально повернул в сторону ипподрома, когда мы выехали из ворот усадьбы. — Обратно, к Гарднерам?

Я пытался собраться с мыслями:

— Вы не знаете, Ребекка сегодня выступает? Он ответил несколько озадаченно:

— Нет, не думаю. Она, конечно, была на встрече.

— Мне нужно поговорить с Марджори, — сказал я. — И съездить в Стрэттон-Хейз.

— Что-то не могу вас понять.

— Ладно, но отвезете меня туда? Он рассмеялся:

— Я, значит, теперь за шофера у вас?

— Из вас выйдет шофер намного лучший, чем наблюдатель.

— Большое спасибо.

— Или одолжите мне машину.

— Нет, — промолвил он, — я отвезу вас. С вами никогда не соскучишься.

— Тогда сначала к Гарднерам.

— Есть, сэр.

Миссис Гарднер встретила меня у себя на кухне с деланным испугом, сказав, что я одолжил ей пятерых поваров на слишком короткое время, часа совсем недостаточно. Я предложил ей пользоваться их услугами еще несколько часов. Она сказала, что предложение принимается.

— Скажите мне, если я злоупотребляю вашей добротой и подбрасываю их очень надолго, — предупредил я ее.

— Не говорите глупостей. Я их люблю. И, кроме того, Роджер говорит, что, если бы не вы, ему бы не видать работы, как своих ушей, — и что бы мы тогда делали.

— Он так думает?

— Не думает, а знает.

Чувствуя себя благодарным и несколько успокоенным, я оставил Дарта в кухне, пошел к автобусу и там, оставшись в одиночестве, вставил украденную кассету в магнитофон.

Она оказалась записью телефонного разговора, сделанной дьявольски простым способом, к которому теперь прибегают, шпионя за кем-нибудь с помощью сканера, расположенного вблизи передающего или принимающего телефонного устройства.

Я всегда испытывал опасения в отношении того, что ставшие достоянием гласности подслушанные разговоры носят случайный характер — неужели кто-то день за днем слушает, что творится в личной жизни других людей, и записывает все это на магнитную ленту, надеясь, что когда-нибудь попадется что-нибудь, представляющее рыночный интерес? А ведь кто-то действительно слушал.

Один голос на пленке с известным допущением можно было определить как голос Ребекки, ее сообщник говорил с юго-восточным акцентом, не кокни, нет, он проглатывал все согласные, типа «д», «т» или «с», которые стояли в середине слов. Стрэттон выходило как «Стрэ'он», а Ребекка как «Ребе'а».

«— Ребе'а Стрэ'он? — произнес мужской голос.

— Да.

— Что у вас, дорогуша, есть для меня?

— Сколько платите?

— Как обычно.

Потом короткая пауза, и она тихо говорит:

— Я скачу на Соупстоне в пятом заезде, шансов никаких, лошадь не готова. Ставьте все, что можете, на Кэтч-эз-Кэтч, он из кожи лезет, и на него ставят, кто понимает.

— Это все?

— Да.

— Спасибо, дорогуша.

— Увидимся на скачках.

— Там же, — подтвердил мужчина, — перед первым».

Запись щелкнула и замолчала. Я мрачно извлек кассету, потом вытащил на свет Божий фотографию и пакет с опасной информацией.

Из конверта я вынул другой, потолще, и вскрыл его ножиком. Там лежал еще один конверт, на этот раз белый, и еще одно коротенькое письмо от Уильяма Стрэттона, третьего барона, его сыну Конраду, четвертому.

Там было написано:

«Конрад!

Моему горю нет границ. Всегда помни, что Кит имеет обыкновение обманывать. Я в отчаянии. Я стремился все разузнать и теперь не знаю, что делать с полученными сведениями. Решить должен ты. Но будь осторожен.

С.»

С дурным предчувствием я разрезал белый пакет и прочитал его более пространное содержание, когда я добрался до последней строчки, у меня затряслись руки.

Мой не-дедушка указал мне способ, как мне раз и навсегда разделаться с Китом.

Я сложил конверты в их первоначальном порядке и, разыскав липкую ленту, заклеил верхний коричневый конверт, чтобы его не могли по случайности открыть. Потом я посидел некоторое время, положив голову на руки, осознавая, что если бы Кит знал, что я заполучил, то убил меня на месте, и что теперь передо мной стоит дилемма, какой я в жизни не представлял, и суть ее в том, смогу ли я в ближайшее время перехитрить смерть.

Опаснейшая информация. Нет, не опаснейшая, смертельная.