"Горячие деньги" - читать интересную книгу автора (Фрэнсис Дик)ГЛАВА 13Я не спеша доехал до Эпсома, но, едва переступив порог своей квартиры, понял, что здесь не останусь. Она была слишком пустой, какой-то покинутой, нежилой, и вообще до смерти мне надоела. Я подумал, что больше не смогу здесь жить. В почтовом ящике было несколько писем, какие-то счета, на автоответчике — несколько посланий. Но в общем ничего интересного. Если бы я погиб при взрыве в Квантуме вместе с Малкольмом, это никого бы сильно не расстроило. Мне было больно так думать, но это правда. Я зашел в спальню посмотреть, что у меня осталось из одежды и наткнулся на белый кружевной пеньюар. Только эта женщина, может, и погоревала бы обо мне немного. Мне захотелось ей позвонить, но я никогда так не делал: трубку мог поднять ее муж, как уже однажды случилось. Слишком частые «Извините, я ошибся номером» возбудили бы подозрения даже в самом покладистом муже, а он и без того был слишком подозрительным. Я покопался в памяти. Кроме этой дамы, я был знаком еще со множеством людей на ипподроме, но все они были скорее приятелями, чем друзьями. Этого было достаточно для того, чтобы приглашать друг друга на обеды и нормально работать вместе. Я знал, что в общем-то не особо нравлюсь людям. Но меня это устраивало. Раньше устраивало. От общения с Малкольмом я получал гораздо больше удовольствия, чем мне казалось. И теперь мне все время его недоставало. За двенадцать дней, которые я провел с отцом, у меня успела выработаться привычка к частой перемене мест и внезапным поездкам. Я больше не мог жить в этой скромной холостяцкой квартире. Я уложил пару брюк и свитер, несколько старых рубашек вместе с новыми в чемодан от Симпсона, закрыл квартиру и спустился на автостоянку. Моя машина была на месте, но я сел в арендованную, собираясь вернуть ее и приехать за своей на поезде. Я съездил в банк, опустил в почтовый ящик конверт с отцовскими чеками, чтобы деньги перевели на мой счет. Потом развернул машину и поехал в направлении Квантума, не особенно задумываясь, куда еду. Мне ужасно не хотелось заниматься психологическими исследованиями среди своих родственников, но все равно нужно было найти место, откуда удобно будет к ним всем ездить. Я наудачу выбрал поворот к поселку Кукхэм и снял там номер в старенькой гостинице, построенной из темных дубовых бревен, с печным отоплением. Я никак не мог связаться с Норманом Вестом. Звонил ему в четыре и в пять часов, но застал только в шесть. Он извинился и сказал, что прекратил заниматься делом Пемброков, поскольку больше ничего сделать не в состоянии. Ему очень жаль, что не получилось раскрыть это… э-э-э… дело, и куда ему следует прислать счет господину Пемброку — в «Савой» или в усадьбу Квантум? — Хотелось бы попросить вас продолжить работу. — И я рассказал ему, что произошло с Квантумом и как мы сами чуть не погибли. — Неужели!?.. Я чуть не рассмеялся, но решил, что это «неужели» — такое же подходящее восклицание, как и любое другое. — Поэтому я хотел бы, чтобы вы еще раз побывали у всех моих родственников и расспросили их, чем они занимались позавчера с трех часов дня до полуночи. Он долго молчал, потом сказал: — Вы знаете, я уверен, что это снова не даст никакого результата. Ваша семья и раньше не была расположена помогать мне. Теперь же они будут вдвойне недружелюбны. Наверняка полицейские уже всех опросили? По-моему, пусть лучше этим занимается полиция. Я не ожидал, что его отказ меня так огорчит. — Пожалуйста, подумайте еще раз над моим предложением. Полиция действительно уже взяла показания. Конечно, мало кому понравится, если вы снова придете с теми же расспросами. Но если после этого приду я и тоже поговорю с ними, они могут достаточно сильно разволноваться или разозлиться и рассказать что-нибудь, что натолкнет нас на какую-нибудь идею. Надеюсь, это не кажется вам совершенной бессмыслицей? — Вы помните, как предупреждали меня, что можно наступить на хвост змее? — Помню. — Сейчас вы предлагаете раздразнить змею палкой. — Но нам обязательно нужно найти эту змею. Вест вздохнул. Я почувствовал, что он в нерешительности. — Послушайте, а не могли бы вы хотя бы встретиться со мной где-нибудь? Вы передали мне и отцу отчет о том, чем занимались наши родственники в те два дня, но вы ведь наверняка можете рассказать мне еще много интересного. Если вы не хотите снова к ним идти… помогите мне, пожалуйста. — Думаю, мы можем встретиться. — Сегодня вечером? Завтра? Сегодня вечером он будет занят. А завтра воскресенье, и он собирается вместе с женой поехать навестить внуков. Но завтрашний вечер у него свободен. Норман Вест знает ту гостиницу, из которой я звоню, он сможет сюда приехать. Мы договорились увидеться в семь вечера. Я поблагодарил детектива и позвонил еще в две конюшни неподалеку отсюда, в Даунсе. Спросил, можно ли будет несколько дней поупражняться в верховой езде на их лошадях. На первой конюшне мне отказали, на второй даже обрадовались: у них как раз не хватало пары работников и помощник пришелся бы как нельзя кстати. Начиная с понедельника, первая смена начинается в семь тридцать, не могу ли я приехать в семь пятнадцать? Я согласился. — Можете и позавтракать у нас. Я решил, что в привычных хлопотах на конюшне быстро обрету душевное равновесие. Лошади, скачки — в этом была вся моя жизнь. Я не мог долго без них обходиться, чувствовал себя каким-то больным, если долго не садился на лошадь. Вечер я провел в баре при гостинице, слушая жалобы какого-то парня, жена которого сейчас лежала в больнице с заворотом кишок. Он почему-то чувствовал себя виноватым в этом. Я так и не понял, в чем же его вина, но по мере того, как он пьянел, я немало узнал об их денежных затруднениях и его тревоге из-за болезни жены. Это был для меня не слишком веселый вечер, но парень сказал, что ему становится легче, если он выговорится перед случайным незнакомцем, выплеснет все печали и заботы, которые копились слишком долго. Укладываясь в кровать, я подумал, есть ли в целом мире хоть один счастливый человек. Все воскресенье я слонялся без дела, а вечером, точно в семь, появился Норман Вест. Я снова обратил внимание на его возраст: седые, почти белые волосы свисали слипшимися прядями, он выглядел усталым. Вест сказал, что пришлось работать почти всю прошлую ночь, но это не важно, он к такому привычен. Я поинтересовался, как там его внуки? Чудесные маленькие непоседы, сказал он. Вест заказал двойную порцию шотландского виски с водой, выпив, немного оживился и достал большой конверт с какими-то бумагами. — Здесь ваши семейные фотографии и копии всех моих записей, — он положил конверт на столик. — Думаю, они вам пригодятся. Оригиналы остались у меня. Занятные вещицы. Я подумываю когда-нибудь написать книгу обо всех случаях, над которыми работал все эти годы. Я веду записи, у меня целая картотека. — Почему же вы до сих пор ничего не написали? — У меня лучше получается следить за людьми. «У него действительно хорошо получалось следить за людьми», — подумал я, вспомнив, для чего его нанимала когда-то Джойси. Может быть, мы хотели от него слишком многого, поручив раскрыть тайну покушений? Вест сказал: — Здесь полный отчет о всех перемещениях ваших родственников. Убийство миссис Мойры и попытка отравления господина Пемброка газом произошли примерно около пяти часов вечера. В это время почти все ваши родственники обычно бывают вне дома, как почти все работающие люди. В это время дня легче всего отлучиться на час так, чтобы никто не заметил. Можно задержаться в дорожной пробке, заехать перекусить в кафе, постоять посмотреть телевизор в магазине… Так обычно оправдываются неверные мужья. Можно придумать множество причин, из-за которых люди приходят домой позже, чем всегда. А в вашей семье, когда практически ни у кого нет четкого времени окончания рабочего дня, это даже проще. Вот почему бесполезно искать для них надежное алиби. Я уверен, что полиция тоже с этим столкнулась, когда разбирала дело миссис Мойры. Когда никого не ожидают дома к определенному времени, обычно не обращают внимания, который час. — Понимаю, — задумчиво сказал я. — В Ньюмаркете было немного по-другому. Тогда кто-то на целый день оторвался от обычных дел, учитывая, что господина Малкольма выслеживали от гостиницы в Кембридже, откуда он уехал в обед, до Ньюмаркета. И этот человек должен был появиться в Кембридже гораздо раньше, потому что никто не знал, когда господин Пемброк оттуда уедет и куда. — Сыщик прочистил горло и отхлебнул еще глоток виски. — Я полагал, что будет гораздо легче выяснить, кто из семьи отсутствовал в четверг целый день, но оказалось, что все не так просто. Я вам уже докладывал. Теперь же, если заряд взрывчатки спрятали в усадьбе Квантум между четырьмя часами, когда обычно уходит садовник, и шестью, когда должны были приехать вы с господином Малкольмом, снова получается, что… э-э-э… убийца действовал примерно… — В те же пять вечера. Вест заметно расстроился. Радоваться было нечему. Он сказал: — Я совершенно уверен, что опять ничего нового не выяснится. Никто не может сказать наверняка, где был он сам или где был кто-то другой в этот промежуток времени. — Может быть, мне повезет, — сказал я. Вест пожал плечами и неуверенно подтвердил, что, может, и повезет. — Не могли бы вы все же сказать, которая миссис Пемброк нанимала вас, чтобы найти Малкольма? Я помню о вашей профессиональной этике, но после этой бомбы… может, вы все-таки скажете? Чье имя было на чеке? Он задумался, разглядывая свой виски, как будто хотел найти там какую-то подсказку. Потом глубоко вздохнул и пожал плечами. — Мне не заплатили. Я не получил никакого чека. Я не совсем уверен, но… мне показалось, это был голос госпожи Алисии Пемброк. — Сыщик покачал головой. — Когда я с ней беседовал, я спросил, не она ли меня нанимала. Она все отрицала, но мне кажется, это неправда. Но не забывайте, что еще двое разыскали господина Малкольма сами, без моей помощи. Те, кто звонил в гостиницу. — Я помню. Сыщик поднял на меня мрачный взгляд. — Надеюсь, сейчас господина Малкольма найти не так просто? — Я тоже на это надеюсь. — Могу я дать вам один совет? — Да, пожалуйста. — Носите с собой оружие. — Господин Вест! — Даже если это будет всего лишь пакет с молотым перцем. Или газовый баллончик. Скорее всего ваши родственники сейчас относятся к вам враждебно из-за того, что господин Малкольм к вам благосклонен. Как я понял, вас хотели убить вместе с ним при взрыве в доме. Поэтому не дайте застать себя врасплох. Я не стал возражать, просто поблагодарил его. Вест кивнул и достал из кармана еще один маленький конверт, со своим счетом. Я выписал ему чек. Норман Вест взял его, прочитал и спрятал в бумажник. Устало поднялся, пожал мне руку со словами: — Если я вам понадоблюсь, звоните. Буду рад помочь хотя бы советом. Я еще раз поблагодарил его, и мы расстались. Я остался наедине с его записями, немного растерянный, не зная, с чего начать. Открыл конверт и стал перебирать заметки Веста. Так получилось — не знаю, может, он привык так работать, а может, просто переписывал в таком порядке, но записи были разложены по возрасту моих родственников, от младших к старшим. Первыми лежали заметки о Сирене. Норман Вест вел свои записи от руки, для себя, чтобы ничего не забыть, и когда я стал читать, то почти слышал его голос с безупречным выговором диктора радио. «Мисс Сирена Пемброк, двадцать шесть лет, не замужем, проживает в Брэкнелле, площадь Моссборо, четырнадцать. Дом в самом начале Истхэмпстедского шоссе, на повороте возле паба. Дома постройки времен последнего расширения района Брэкнелл, домовладельцы — в основном деловые люди среднего достатка, живут в собственных квартирах. Один из соседей, из квартиры номер двенадцать, сказал: „Симпатичная девушка, но как ее зовут, не знаю“. Мисс Сирена живет здесь уже три месяца. Одна спальня, гостиная, кухня, ванная, все комнаты небольшие. Мисс Сирена работает в «Студии Дианы. Танцы и аэробика», в Брэкнелле, на Хай-стрит, тренером по аэробике. Студия частная, дело не особо доходное, по моему мнению. Хозяйка — госпожа Диана Ричмонд, около сорока пяти лет, которую интересуют только мускулистые молодые мужчины с волосатой грудью и толстыми золотыми цепочками. Мисс Сирена работает с понедельника по пятницу, с восьми утра до часу дня, занимается сначала со служащими, потом с домохозяйками. Госпожа Сирена работает в паре с другой девушкой, Сэмми Хиггс, сменяются через каждые полчаса. Чаще всего время Сирены — с восьми до восьми тридцати, с девяти до девяти тридцати, с десяти до десяти тридцати, с одиннадцати до одиннадцати тридцати, с двенадцати до двенадцати тридцати и с часу до половины второго. И Сирена, и Сэмми Хиггс считаются хорошими тренерами. Клиенты, с которыми я разговаривал, очень довольны занятиями. Занятия непрерывные, из-за этого пользуются популярностью. Женщины могут приходить сюда по дороге на работу, по дороге домой после того, как отведут детей в школу, и т.д. Плата — почасовая, после каждого занятия. Клиентура очень широкая — приезжают из разных районов. Вечерние занятия с понедельника по пятницу, только с семи до восьми тридцати. Мисс Сирена ведет их одна. Сэмми Хиггс также работает с полвторого до четырех. Вечерние занятия не такие напряженные, с перерывами на отдых. Посещаются очень хорошо. У мисс Сирены месячные всегда очень болезненные. Она в эти дни не может работать, два дня каждый месяц. Вторник, когда был аукцион в Ньюмаркете, выпал как раз на один из таких дней — второй. В понедельник мисс Сирена позвонила на студию, сказала, что не сможет работать. Никто не беспокоил ее во вторник, а в среду она вышла на работу, как обычно. В такие дни, и когда девушки просят отпустить их на какое-то время, занятия вместо них ведет дочь госпожи Дианы Ричмонд. Никаких записей об этих отпусках не ведется. Мисс Сирена живет умеренно, усердно работает. Любит симпатичные обновки, по-моему, немного не подходящие для ее возраста. Друзей у нее немного. По выходным бывает у брата, господина Фердинанда, или у матери, госпожи Алисии. Никаких интимных связей не замечено. Мисс Сирена любит ходить по магазинам за покупками и просто так. В пятницу, когда было покушение на господина Малкольма, она покупала продукты и кружевную белую блузку, кажется, у «Марка и Спенсера». Хотя она не уверена, что именно в этот день. Она покупает что-нибудь из одежды почти четыре раза в неделю — белье, лосины, кофточки, разное другое. «Должна хорошо выглядеть перед клиентами». У мисс Сирены серебристо-серый «Форд-Эскорт» двухлетней давности, но она обычно бегает трусцой примерно милю до работы, чтобы разогреть мышцы. На машине ездит, только когда холодно или идет дождь. Машину моют на автоматической мойке каждые две недели. Работники мойки подтверждают, но точной даты не помнят. Мисс Сирена считает, что госпожу Мойру убил господин Ян. Он ненавидел ее из-за того, что она собиралась забрать половину состояния господина Малкольма, будущее наследство господина Яна. Сирена считает, что господин Ян мог покушаться и на жизнь господина Малкольма из-за денег. Она говорит, что полицейские сглупили, что не арестовали его. Я сказал ей, что господин Ян никак не мог убить госпожу Мойру или напасть на своего отца, потому что в это время находился за тридцать миль от усадьбы Квантум на ипподроме, где его видели не меньше трех десятков свидетелей. И я сказал, что он никак не мог вести машину, которая сбила его с ног. Она ответила, что он мог кого-нибудь нанять. По-моему, мисс Сирена просто не хочет поверить в невиновность господина Яна. Ей хочется, чтобы убийцей оказался господин Ян, чтобы не обвинили никого другого в семье. Если убийца — господин Ян, это, сказала она, проучит его, как быть папочкиным любимчиком. Какая странная логика! Конец расспроса». Три листа заметок о Сирене были соединены вместе скрепкой. Я переложил их в конец стопки и взял следующую пачку листов со скрепкой. Здесь были заметки о Дебс и Фердинанде. Норман Вест пользовался серыми скрепками, не серебристыми. Вполне в его стиле, подумал я. На первой странице было: «Миссис Дебора Пемброк, двадцати семи лет, вторая жена господина Фердинанда, живет с ним в Беркшире, Уокингем, на Ридинг-роуд, в коттедже Гэйблз. Миссис Дебора работает фотомоделью в основном для каталогов одежды, которые рассылают по почте, в день аукциона в Ньюмаркете она была занята в демонстрации моделей купальников в Лондоне. Вместе с ней работало еще две манекенщицы, фотограф с двумя помощниками, модельер, представитель фирмы-распространителя и секретарь. Показ моделей закончился около шести вечера. Дебора была там до самого конца. Алиби безупречно. На вечер прошлой пятницы у Деборы алиби нет. Она закончила работу в Лондоне рано, около половины четвертого, что подтверждают работники фирмы, и уехала домой. Никаких свидетельств о времени приезда — господина Фердинанда не было дома. Учитывая ее алиби на вторник, миссис Дебора не могла быть в Ньюмаркете. В пятницу — недоказуемо. Дебора ездит на собственной машине, ярко-красной «Ланции». При осмотре машина была запыленной, но я не обнаружил никаких признаков удара. Миссис Дебора спокойно отнеслась к моим вопросам и отвечала охотно. Она считает, что ее муж — единственный стоящий мужчина среди Пемброков, ему одному присуще чувство юмора. Дебора считает, что он слишком прислушивается к тому, что говорит его мать, но она надеется со временем это изменить. Госпожа Дебора говорит, что у них было все в порядке, пока господин Ян не подложил им свинью, затеяв это расследование. Она вполне счастлива со своим мужем и не торопится обзаводиться детьми. Госпоже Деборе не понравилось, что я расспрашиваю ее о таких интимных подробностях. Конец расспроса». Я перевернул страницу и прочитал на следующей: «Господин Фердинанд Пемброк, тридцати двух лет, женат на Деборе, это его второй брак, живет в Беркшире, Уокингем, на Ридинг-роуд, в коттедже Гэйблз. Господин Фердинанд работает статистиком в «Коммерческой страховой компании», главная контора — в Ридинге, Беркшир. Почти третью часть работы он делает дома, у него есть компьютер, подключенный к сети страховой компании. Такой распорядок работы устраивает и его, и компанию, он может выполнять точные подсчеты без длительных перерывов. Кроме того, компания направила господина Фердинанда на специальные курсы, его работой они довольны. Я побывал в главной конторе компании и объяснил директору, что господин Пемброк-старший хочет удостовериться, что его дети не имели отношения к нападениям на него. Директор хотел бы мне помочь, но ничего нового сообщить не мог. В пятницу господина Фердинанда на работе не было, как и в следующий вторник. В пятницу он работал дома, во вторник был на курсах. Я проверил курсы для статистиков в коммерческом институте «Бингем», в лондонском Сити. Господин Фердинанд зарегистрировался в понедельник, но потом никакие записи посещений не велись. Господин Фердинанд не мог назвать никого, кто достаточно хорошо знал бы его на курсах и подтвердил, что он был там во вторник. Я спросил, делал ли он на лекции какие-нибудь записи. Господин Фердинанд сказал, что ничего не записывал: во вторник была вводная лекция о статистических вероятностях и способах их подсчета, в которых он и так хорошо разбирается. Во вторник действительно была такая лекция. Господин Фердинанд водит бежевый «Ауди». При осмотре машина была чистой. Господин Фердинанд сказал, что часто моет ее сам щеткой, поливая водой из шланга. Он показал мне шланг и щетку. Господин Фердинанд говорит, что любит, чтобы вокруг было чисто. Хотя в пятницу он работал дома, его не было, когда госпожа Дебора вернулась из Лондона. Господин Фердинанд сказал, что, закончив работу, решил съездить в Хэнли, покормить уток на Темзе. Это его успокаивает. Ему нравится бывать на свежем воздухе, и он часто это делает, всегда, сколько себя помнит, сказал господин Фердинанд. Он не знал, что госпожа Дебора в этот день приедет с работы так рано, в полчетвертого, но это никак не повлияло бы на его планы, сказал он. Они оба независимые люди и не отчитываются друг перед другом о каждой минуте». Я перестал читать и поднял голову. Фердинанд действительно всегда любил кормить уток. Он часами бродил вдоль набережной в Хэнли, крошил хлеб и слушал гвалт, который поднимали из-за поживы дикие утки. Мы все волновались за Малкольма, когда они с Алисией начали ссориться. Я тогда думал, что Алисия вопит куда хуже этих уток, но у меня хватало ума не высказываться по этому поводу. Я вернулся к чтению: «Господин Фердинанд работает усердно и достиг немалых успехов, и это для него не предел. Его директор тоже так считает. Он умеет рассчитывать свои силы и возможности. Телосложением он похож на своего отца, такой же плотный и сильный мужчина — я помню господина Малкольма двадцать восемь лет назад. Он тогда пообещал перебросить меня через свою машину, когда обнаружил, что я слежу за ним. Я не сомневался, что он вполне мог это сделать. Господин Фердинанд точно такой же. Господин Фердинанд может быть веселым и общительным, но его настроение быстро меняется, он становится угрюмым и мрачным. Он внимателен к своей жене, не ревнив. Покровительственно относится к своей сестре Сирене. Заботлив по отношению к матери, госпоже Алисии. Отношение к отцу и господину Яну двойственное, я так понял, что он любил обоих в прошлом, но теперь не доверяет им. Полагаю, господин Фердинанд способен ненавидеть. Конец расспроса». Я переложил листки с Фердинандом и Дебс под низ стопки. У меня не осталось душевных сил читать дальше, про Жервеза и Урсулу. Я сложил всю стопку в конверт, заказал бифштекс и решил, что буду навещать родственников в том порядке, как они идут в картотеке Нормана Веста. Начну с младших, это не так сложно. Куда делась вся бравада, с которой я заявил Малкольму в Кембридже, что останусь с ним только из-за того, что это опасно? Ясно, куда. Похоронена под развалинами Квантума. Утром я поехал в Даунс, получил массу удовольствия от спокойной работы с лошадьми и напряжения мышц, привычных к таким нагрузкам. Мои руки и ноги налились силой, и я подумал, что, наверное, то же самое ощущает пианист, который сел за рояль после нескольких дней без музыки. Он не задумывается, как должен двигаться каждый его палец, когда играет знакомую мелодию, руки сами знают, что делать, и музыка рождается как бы сама собой. Я поблагодарил гостеприимных хозяев за завтрак и поехал к Квантуму, вспоминая вчерашний телефонный звонок Малкольму. Я позвонил почти в полночь, в Лексингтоне в это время было шесть вечера. Малкольм добрался благополучно, а Дэйв и Салли Кендер в самом деле оказались приятнейшими людьми. Рэмзи Осборн уже прилетел, и Кендеры тут же устроили роскошный обед. Малкольм посмотрел нескольких отличных лошадей, и у него появились кое-какие потрясающие идеи, на что потратить деньги, — тут он хихикнул. Как там дела в Англии? Голос его звучал радостно и беззаботно, немного приглушенный расстоянием, и я сказал, что здесь все по-прежнему, только крышу дома затянули брезентом. Состояние дома озаботило Малкольма всего на десяток секунд, потом он сказал, что собирается вместе с Рэмзи уезжать из Лексингтона в среду или в четверг, они еще не решили. — Когда вы уедете, не забудь, пожалуйста, оставить Кендерам номер телефона, по которому тебя можно будет найти. — Обязательно. Делай скорее свой паспорт и приезжай сюда, — жизнерадостно сказал Малкольм. — Постараюсь. — Я уже привык, что ты все время рядом. Постоянно оглядываюсь, ищу тебя. Странно. Наверное, старею. — Да, похоже на то. Он рассмеялся. — Здесь совсем другой мир, мне это очень нравится. Отец попрощался и положил трубку, а я подумал, сколько же лошадей он успеет купить, пока я до него доберусь. Вернувшись в гостиницу в Кукхэме, я переоделся и, как и обещал, позвонил старшему инспектору Эйлу. У него не было ничего нового для меня, мне тоже нечего было сказать, так что разговор получился коротким. — Где ваш отец? — спросил он как бы между прочим. — В безопасности. Он хмыкнул. — Звоните мне. — Конечно, — ответил я. Без особого воодушевления я вернулся к машине и отправился в Брекнелл. Оставил машину на одной из стоянок и пешком пошел на Хай-стрит. Когда-то давно Хай-стрит была главной проезжей дорогой небольшого городка, теперь она стала тихой пешеходной улицей с фабриками и конторами, на нее выходило множество маленьких извилистых улочек между разросшимися, как грибы после дождя, новыми домами. Студия танцев и аэробики располагалась в большом здании между новым, сияющим отделкой информационным агентством и магазином фототоваров, витрины которого были заполнены яркими желтыми ценниками размером с почтовую открытку, почти на всех стояло «скидка — двадцать процентов». Войдя в «Студию Дианы», я попал в холл. Сбоку была лестница наверх. Молоденькая девушка, сидевшая за столиком под доской объявлений, услужливо заулыбалась, когда я открыл стеклянную дверь и ступил на серый ковер холла, но потеряла ко мне всякий интерес, едва я спросил о Сирене и сказал, что я ее брат. — Пройдите туда. Она сейчас ведет занятие, — девушка показала на двойную дверь у себя за спиной, выкрашенную белой краской. Я прошел туда и оказался в небольшой комнатке без окон, но ярко освещенной и уютной, с маленькими столиками и креслами. Несколько женщин за столиками пили кофе из пластиковых чашек. Стены вибрировали от ритмичной музыки, которая играла в какой-то другой комнате. Когда я снова спросил о Сирене, мне показали, как пройти в зал. Оттуда и доносилась музыка. Это и была собственно студия — большой зал с окнами, выходившими в какой-то садик. Пол был выстлан полированными досками и сильно пружинил под ногами, заставляя чуть ли не подпрыгивать при каждом шаге. Стены выкрашены белой краской, кроме одной длинной стены слева, которая сплошь была покрыта зеркалами в полный рост. Живая напористая музыка заставляла непроизвольно двигаться в такт. Сирена танцевала, стоя спиной к зеркалам. Перед ней выстроились в три ряда девушки, которые дружно подпрыгивали на месте, выбрасывая поочередно руки и ноги в разные стороны. У всех — сосредоточенные и довольные лица. — А теперь еще быстрее! — скомандовала Сирена, и вся группа с каким-то почти фанатичным усердием в самом деле стала двигаться быстрее. — Чудесно, леди, просто замечательно! — наконец сказала Сирена, перестала прыгать и выключила магнитофон, который стоял в углу возле двери, через которую я вошел. Она недружелюбно глянула на меня и снова повернулась к своим клиенткам: — Если кто-то хочет продолжить занятие, через минуту Сэмми будет с вами. А пока можно немного отдохнуть. Несколько человек остались. Большинство же посмотрели на часы, висевшие на стене, и, оживленно болтая, устремились к двери с табличкой «Раздевалка». Сирена спросила: — Что тебе нужно? — Поговорить. Она разрумянилась после занятия, но разговаривать со мной ей явно не хотелось. На Сирене был яркий розовый купальник с длинными рукавами, ярко-красные обтягивающие лосины, белые спортивные туфли и шерстяные гетры в белую и розовую полоску. — Я могу уделить тебе только пять минут. Она почти не запыхалась. В зал вошла девушка в ярко-голубом костюме, видимо Сэмми Хиггс, и снова включила музыку. Сирена недовольно предложила мне поговорить в другом месте. Мы прошли обратно через комнату отдыха и холл, поднялись по ступенькам наверх. — Сейчас здесь нет занятий. Говори, зачем пришел, и уходи. На втором этаже, судя по табличке у входа, был танцевальный зал. Сирена стояла, упершись руками в обтянутые блестящей розовой тканью бедра, и ждала. — Малкольм просил меня выяснить, кто взорвал Квантум, — сказал я. Ее глаза сверкнули. — Я не взрывала. — Помнишь, когда-то старый Фред выкорчевывал пень от ивы? — Нет, — она ответила не задумываясь, даже не попыталась вспомнить. — Томас тогда отнес тебя на плечах на край поля, а самого Фреда отбросило взрывом. — Не знаю, о чем ты. — Почему ты не хочешь со мной говорить? — Тебе кажется. Где папочка? — У своих друзей. Он расстроится, когда узнает, что ты не захотела мне помочь. Сирена горько сказала: — Не смеши меня. Ему наплевать на всех нас, кроме тебя. И я уверена, что это ты убил Мойру. — Ему не наплевать на вас. И мне тоже. — Он отвернулся от нас. Когда я была маленькой, я любила его. — Неожиданно у нее на глазах появились слезы. Она сердито смахнула их. — Он не знал, как от меня отделаться! — Он хотел оставить тебя при себе, но Алисия не позволила. Она подала на него в суд и выиграла. — Я ему не нужна! — резко сказала Сирена. — Он только говорит, что все из-за мамочки, чтобы помучить ее. Я все знаю. — Это Алисия тебе сказала? — Конечно, сказала. Папочка так спешил от нас отделаться, и от мамочки, чтобы поскорее жениться снова, чтобы… чтобы… вышвырнуть из дома все, что о нас напоминало, ободрать все миленькие комнаты… вычеркнуть нас из своей жизни. Она сильно разволновалась из-за старых обид, все еще не забытых за эти двадцать лет. Я вспомнил, как я расстроился, когда Алисия выбросила кухню моей матери. Я чувствовал тогда, что меня как будто предали или обокрали. Мне было шесть лет, столько же, сколько Сирене, и я до сих пор помнил все очень хорошо. — Попробуй простить его, — сказал я. — Я пробовала! Я предлагала помочь ему после смерти Мойры, но он… я ему не нужна. И посмотри, чем он сейчас занимается. Тратит деньги без толку. Если он думает, что меня хоть капельку интересуют эти чертовы дебилки из школьного общества, он просто дурак. Ты можешь наговорить ему все что угодно, но я не собираюсь больше терпеть. Пусть он подавится своими проклятыми деньгами! Я прекрасно обойдусь без него. Она посмотрела на меня мрачно и упрямо. У каждого из нас иногда прорезаются отцовские черты. — Твои пять минут закончились. Увидимся на похоронах! — Сирена быстро обошла меня и направилась к лестнице. — На чьих похоронах? — спросил я. — На чьих угодно! — мрачно ответила она и запрыгала вниз по ступенькам, как будто прыгать для нее естественнее, чем ходить. Когда я спустился в холл, Сирена уже скрывалась за белой дверью. Идти за ней было бессмысленно. Я вышел из студии, чувствуя, что не достиг совершенно ничего, и с тяжелым сердцем вернулся на автостоянку. Сел в машину и поехал в Уокингем разговаривать с Фердинандом. Я почти надеялся, что его не будет дома, но он сам открыл дверь. Фердинанд неохотно впустил меня в дом, он был недоволен — я оторвал его от работы. — Нам не о чем говорить, — сразу сказал он, но я понял, что он не отказывается напрочь, а готов смириться с неизбежным. Через пару минут он немного смягчился, как и тогда, у меня в квартире. Они с Дебс купили этот одноэтажный коттедж с верандой неподалеку от дороги в Ридинг, когда поженились. Фердинанд провел меня в центральную комнату, где был его кабинет. Этот кабинет настолько же точно соответствовал привычкам Фердинанда, как отцовский кабинет в Квантуме — привычкам Малкольма. Я бывал здесь раньше два-три раза. Остальные комнаты были обставлены скромно, но со вкусом, везде — чистота и порядок. И Дебс, и Фердинанд терпеть не могли грязи и ненужного хлама. В одной из трех спален вообще не было мебели, в другой стояла одинокая кровать и платяной шкаф — для Сирены, а в третьей, семейной спальне, была широкая кровать на низких ножках, встроенный шкаф во всю стену и несколько полок, которые Фердинанд собирал сам. В гостиной стояло два кресла, простой торшер, телевизор и множество мягких подушек на полу. В опрятной кухоньке был небольшой стол с четырьмя стульями. Обжитым казался только кабинет, но и там, в отличие от уютного рабочего беспорядка в кабинете Малкольма, все было по-спартански строго и аккуратно. На экране компьютера появились какие-то графики. Фердинанд взглянул на них и снова с выражением легкой неприязни повернулся ко мне. — Чего ты хочешь? У меня еще полно работы после этих курсов. — Можешь ты сохранить все это? — я показал на экран. — Запиши данные и давай съездим в паб пообедаем. Он покачал головой и посмотрел на часы. Потом нерешительно сказал: — Наверное, мне действительно пора пообедать. Хорошо, поехали. Но не больше чем на полчаса, — и принялся возиться с компьютером. Мы поехали в центр города и вышли у паба с автостоянкой. В зале было полно народу, у служащих как раз был обеденный перерыв. Мне пришлось здорово поработать локтями, но я добыл нам по порции шотландского виски и сандвичей. Фердинанд занял освободившийся столик, с которого он брезгливо смахнул крошки, оставшиеся после предыдущих посетителей. Я поставил на стол наши порции и сказал: — Понимаешь, Малкольм хочет выяснить, кто подложил в Квантум бомбу. — Это не я, — ответил Фердинанд и с безразличным видом отпил из своего стакана. — Ты не помнишь, как старый Фред взрывал пень? Нам тогда было по двенадцать или тринадцать лет. Тогда еще от взрыва самого Фреда отбросило на несколько шагов. Фердинанд уставился на меня. — Хорошо помню. Но это было так давно! Из-за этого с домом ничего не могло случиться, — медленно сказал он. — Почему же? Тот взрыв произвел на нас огромное впечатление. Нужно было только немного покопаться в памяти. Эксперт по взрывам, который работает сейчас в Квантуме, спросил меня, что я знаю о кордите, и я вспомнил старого Фреда. Фердинанд углубился в воспоминания. — Черный порошок… в ящике. — Да, и он до сих пор стоит в сарае для инструментов. И до сих пор не испортился, но бомбу сделали не из него. Эксперт считает, что это была самодельная взрывчатка, которую называют НАМР. Фердинанд заметно разволновался и сказал, немного помолчав: — Я вообще-то даже не представляю, что это такое. — Ты не знаешь, что такое НАМР? — спросил я. Фердинанд неуверенно ответил, что не знает, и я подумал, что он не совсем искренен. Наверное, он считал, что его могут обвинить, если откроется, что он об этом знает. Нужно было как-то его разговорить, настроить на миролюбивый лад. Я хотел сделать его своим союзником. — Малкольм сделал новое завещание, — сообщил я. — И почти все отписал тебе? — Он горько усмехнулся. — Нет. Если он умрет естественной смертью, каждый из нас получит равную долю, — сказал я, и немного погодя добавил: — А если его убьют, все состояние уйдет на благотворительность. Так что как насчет того, чтобы засесть за телефон и оповестить всю семейку, чтобы они помогли мне выяснить, кто пытается лишить их наследства? |
||
|