"Рука Фатимы" - читать интересную книгу автора (Вульф Франциска)

XI

Путешествие продолжалось. Все шло гладко, без происшествий. С утра до вечера, не делая остановок, караван двигался на юго-восток. К вечеру, до наступления сумерек, разбивали лагерь, а утром следующего дня, еще до восхода солнца, шатры исчезали как по мановению волшебной палочки. Днем всадники перекусывали, не сходя с лошадей, даже дремали в седле.

Путешествие, казавшееся поначалу невозможным, через два дня стало для Беатриче рутиной. Еще через два дня исчезла боль в мышцах и она почувствовала себя прекрасно, словно всю жизнь только тем и занималась, что колесила по миру верхом на лошади. Вечером, когда, вытянув ноги, ложилась отдыхать, она ощущала не большую усталость, чем после обычного рабочего дня в больнице.

Будущему ребенку, кажется, тоже все нипочем. Ли Мубай каждый день осматривал ее, ставил иголки, давал какие-то снадобья. Он доволен результатами – и она тоже. Благодаря, быть может, его усилиям схватки прекратились, ноги перестали отекать. Так благополучно длилось для нее путешествие, что Маффео часто приходилось напоминать, что она беременна и не должна позволять себе ничего лишнего. Кроме того, с его помощью она пыталась совершенствовать свои познания в монгольском, а то было бы совсем скучно. И все-таки она страшно обрадовалась, когда на восьмой день добрались наконец до Тайту.

Первым об окончании пути возвестил маленький мальчик – как предположила Беатриче, один из бесчисленных внуков хана. Как только пересекли гряду холмов, мальчуган, придержав своего коня и размахивая руками, закричал что есть мочи:

– Смотри-ите! Та-ам, впереди!.. Та-айту! Скоро прие-едем!..

Новость быстро распространилась среди путников. Все всадники сгрудились на вершине холма. Тут же была и Беатриче. Смотрела на расстилавшуюся перед ними долину, замерев в восхищении…

Город сиял под лучами полуденного солнца, словно какой-то гигант рассыпал здесь горсть крупных драгоценных камней. Крыши блестели и сверкали всеми цветами радуги – зеленым, желтым, голубым, красным. Беатриче казалось, что она стоит на галерее карточного домика в Шангду. Но все-таки все выглядело иначе – еще величественнее и прекраснее. У нее захватило дух. Марко оказался прав: как ни старались мастера, изготовившие макет города, действительность не идет ни в какое сравнение с моделью.

Размах, с каким построен город, не поддавался описанию. Тайту как бы заполнил собой всю обширную долину. С вершины холма открывался прекрасный вид на огромные парки и площади с великолепными храмами. Во всем ансамбле выделялись крыши пагод.

Беатриче заметила и несколько чужеродных строений: купола и минареты мечетей, а еще здания, напоминавшие индийские храмы и еврейские синагоги. В ярких лучах видна даже башня христианской церкви. Над всеми постройками доминировал сияющий голубым светом, словно драгоценный сапфир в диадеме, дворец императора.

Хубилай позаботился обо всем. Тайту должен стать центром паломничества для людей всех национальностей и вероисповеданий.

Смутные предчувствия – неизвестно почему – одолевали Беатриче. Тайту, несомненно, потрясающий город, чудо архитектуры. Но ему не хватает чего-то… Трудно это передать… Особого очарования, почти неземного волшебства – эти черты сквозили в Шангду.

«Фэн-шуй!» – внезапно промелькнуло в голове. С этим понятием Беатриче столкнулась некоторое время назад: лечила одну пациентку, которая занималась тем, что давала консультации по фэн-шуй. Рассказала и ей об основных принципах этого древнекитайского учения, наглядно объяснив, в чем его суть, – по всей вероятности, увидела в ней свою потенциальную клиентку.

Почему вспомнилось об этом именно сейчас, когда она созерцает Тайту?.. Быть может, синева крыш навела на такую мысль?.. Не исключено, что она испытывает некую неприязнь к Тайту потому, что он со временем станет Пекином, а Шангду – Кайпинфу… Последний останется в ее памяти как город, связанный с поэзией, сказкой и ностальгией… Ну а Пекин превратится в многомиллионный молох, да еще с правительственной резиденцией коммунистического Китая. Это не располагает к романтическим грезам.

– Добрый день, Беатриче, что вы скажете? – Марко появился рядом с ней как из-под земли. – Как вы находите этот город?

– Он прекрасен. – И сама ощутила: произнесла ничего не значащие слова.

Чисто внешне Тайту бесподобно красив. Бессмысленно говорить Марко о тех чувствах, что она испытывала, глядя на город. Он только посмеется над ней. Лишь Маффео в состоянии ее понять. И, конечно, Джинким.

– Еще час езды – и мы у ворот Тайту! – Марко улыбался. – Тогда увидите, какое это чудо.

Он пришпорил лошадь, и Беатриче поскакала за ним вслед.

– Гонцы уже у ворот города, чтобы возвестить о твоем прибытии, великий хан и повелитель! – Джинким поклонился брату, сидя в седле.

– Прекрати эту напыщенную болтовню! – прервал его Хубилай, но без злости в голосе.

Напротив, глаза его сверкали удовольствием – видно, радовался как дитя, что наконец добрался до цели.

– Разве мы оба не монголы? Разве мы оба не сыновья одного отца?! Брат мой, не называй меня великим ханом. Зови по имени!

Джинким внимательно посмотрел на Хубилая. В непритязательной монгольской одежде, верхом на лошади, лук и колчан со стрелами у седла, да, он действительно выглядит не как император, повелитель всех монголов и китайцев. Простой охотник, погонщик скота или воин – словом, настоящий монгол!

– Твое желание для меня закон, Хубилай!

– Ты все еще не примирился с мыслью, что отныне придется жить в Тайту, а? Прав я или нет, брат?

Джинким молчал: Хубилай – брат, но прежде всего хан, не терпящий возражений. Жизнь каждого подданного у него в руках.

– Как это тебе пришло в голову?

– Ты неисправим, – Хубилай засмеялся, – даже родному брату не доверяешь! Зачем говорить – у тебя все написано на лбу. – Он тяжело вздохнул. – Ты сильное предубежден против Тайту.

– Никогда я не вмешивался в твои планы, не ставил тебе палки в колеса! – возразил Джинким, чувствуя, что идет по тонкому льду и не знает, выдержит ли лед и его, и коня…

– Но никогда и не скрывал своих мыслей, – Хубилай, задумавшись, смотрел вдаль, где поблескивали крыши города. – Думаешь, я глупец? Думаешь, дурак, что провозгласил Тайту столицей своего царства?

– Нет, ты не глупец, но ты далек от жизни. – Джинким глубоко вздохнул – неловко говорить все это, но не лгать же брату. – Ты хочешь для людей больше того, что они в состоянии взять. Ни монголы, ни китайцы в глубине души совсем не желают своего объединения. А переезд в Тайту… – Он тряхнул головой. – Здесь мы будем чувствовать себя иноземцами, захватчиками, покусившимися на чужую землю. И еще боюсь, что накличем гнев богов и они оставят нас.

– Мой дорогой брат, – Хубилай положил ему руку на плечо, – благодарю тебя за честность. Знаю – забота о нашем царстве, о нашем роде и обо мне, конечно, делают тебя подозрительным и излишне осторожным. Я не упрекаю тебя. Напротив, нуждаюсь в твоей бдительности и твоих сомнениях, когда дело касается моих планов и моих подданных.

Он помолчал, глядя все туда же – вдаль.

– Мне по душе твоя искренность. Ты единственный человек в моем окружении, в ком я не сомневаюсь, у кого мысли не расходятся со словами. Твое беспокойство, твои возражения заставляют меня еще и еще раз продумать и пересмотреть свои планы. Это так – поверь! Но… – он умолк на миг, – в отношении Тайту ты заблуждаешься. Это наш город! Мы его построили, и здесь мы будем жить и править! А что дома здесь не похожи на юрты наших дедов… – и пожал плечами, – … колесо жизни не остановишь – оно все крутится… крутится. Он тронул брата за руку. – Изменяется все. Даже горы меняют свой облик, а реки – свое русло. Так же меняется и наш народ, и его жизнь, но неизменной остается наша душа. В глубине души мы навсегда останемся охотниками и наездниками. И я верю – боги не забудут нас! Вспомни нашего деда – ведь боги не отвернулись от него, даже когда он покинул наши земли и двинулся в далекий поход в Страну заходящего солнца.

– Наверное, ты прав, – тихо отозвался Джинким. – Будем надеяться на лучшее… Всем сердцем… И все же…

– Джинким, – перебил его Хубилай, – иногда ты вызываешь у меня беспокойство. Ведь ты мужчина в расцвете лет, ты слишком молод, чтобы изнурять себя заботами. Послушай моего совета – возложи свои заботы на умудренных опытом стариков, отживших свой век! Найди наконец женщину! Мужчине нужна жена, которая делит с ним юрту, дарит ему сыновей и дочерей. Только тогда в жизни есть смысл!

Джинким плотно сжал зубы. Конечно, женщина нужна. Но если бы Хубилай знал… Когда-то она у него была – много лет назад. Прекрасная, красивая, умная и сильная… Боги одарили ее улыбкой, способной разгонять в небе грозовые тучи. Он готов был все отдать ей, умереть ради нее!.. Разделить с ней все… кроме юрты. Любили они друг друга, как только могут любить друг друга женщина и мужчина. Но это была запретная любовь, потому что она принадлежала Хубилаю!

Побыть бы сейчас подольше с братом – может быть, и отважился бы признаться ему во всем. Когда-то он мог бы выкупить ее, отдав взамен лошадей, или стал бы биться за нее, как это было во времена предков.

Но теперь они живут не по законам своих пращуров. Хубилай – хан, а у хана не выкупают женщин. Вот и встречались они тайно, и так продолжалось день за днем… Джинким чувствовал себя вором, который обкрадывает брата, принимая любовь этой женщины!

Почти год как одержимый разрывался он между счастьем и угрызениями совести, пока она не умерла при родах своего первенца. Он чуть не обезумел от горя. Нельзя было позволить себе в открытую скорбеть по ней…

Хубилай нашел уже утешение с другими женщинами. Ну а Джинким… не на шутку задумал даже отправиться на тот свет вслед за любимой.

Все годы, прошедшие с той поры, его даже во сне преследовали муки за совершенный грех – грех измены брату. Часто спрашивал он себя: догадывался ли Хубилай? И что было бы, признайся он честно во всем? Быть может, брат простил бы его?..

С тех пор он не прикасался ни к одной женщине. Никаких клятв не давал, и все же это было похоже на обет, на обещание, данное богам, – искупить свою вину в прелюбодеянии и трусости.

Тем беспокойнее на душе теперь – в последнее время все чаще перед глазами всплывает прекрасное лицо, обрамленное золотыми волосами, с глазами цвета неба… Лицо сильной, независимой женщины… Иногда, очнувшись от сна, он ловил себя на мысли: с какой радостью провел бы руками по ее волосам…

А что если Хубилай прав?.. Почему бы ему и в самом деле не найти женщину? Но она, эта женщина, снова принадлежит другому… Нет, он не желает повторять своих ошибок!

– Тайту уже совсем рядом! – Джинким потянул поводья. – Если прибавим шагу, через час будем на месте.

Пришпорив коня, он понесся вниз по склону холма.

Не доехав несколько сот метров до городских ворот, кортеж сделал привал. Беатриче не поняла, почему остановились, – ведь они были почти у цели. Маффео все разъяснил ей:

– Хубилай не может появиться в своей столице, как оборванный пастух, – народ этого не поймет. Ему надо сменить одежду и пересесть в паланкин, как подобает великому хану.

Когда привал кончился, караван снова двинулся в путь. Прошло немного времени – и вот они въезжают в Тайту…

Огромные, выкрашенные в красный цвет ворота гостеприимно распахнулись. На оборонительных стенах развешаны алые вымпелы – радостно развеваются на ветру… Около дюжины человек – на них топорщатся одежды придворных мужей – выбежали к воротам и бросились навстречу императорскому кортежу. Остановились рядом с паланкином Хубилая и упали ниц на пыльную дорогу, отбивая поклоны и касаясь лбами земли…

Когда наконец они поднялись, появились музыканты и танцоры, ряженные в золотых и красных драконов. Под пронзительные звуки флейты и грохот медных тарелок они стали кружиться перед императором в танце. Торжественная процессия двигалась со скоростью черепахи, сантиметр за сантиметром протискиваясь сквозь улицы Тайту…

Весь путь был запружен толпой. Люди ликовали – кричали, визжали, в восторге осыпая проезжающих цветами и зернами риса. Сзади напирали и толкали другие – все желали увидеть правителя! Кортеж с огромным трудом продвигался вперед. Стоял оглушительный шум, было невыносимо душно, люди и лошади становились все беспокойнее… Кобылица Беатриче, прядая ушами, возбужденно била копытами. Несмотря на холод, всадницу прошиб пот. Смахивать с себя цветы и зерна риса, набившиеся в шапку, рукавицы, рукава, она уже перестала, как и все остальные. Маффео, скакавший впереди нее, стал похож на цветочные фигуры с острова Майнау.

И вот взорам открылся императорский дворец. Расстояние от ворот до дворца не превышало километра, но, чтобы преодолеть его, пришлось потратить целый час. Беатриче мечтала об одном – поскорее очутиться в своей комнате, в чистой постели, надеть свежее платье, выпить горячего чаю… Но больше всего – о тишине!

Не успели они оказаться за воротами императорского дворца, как исполнилась главная ее мечта: шум сразу стих, дождь из цветов и риса прекратился. Как тихо – лишь редкие голоса, стук копыт о мостовую да ржание лошадей… Удивительно – зодчим удалось так спроектировать дворец, что сюда совершенно не проникает шум города. Как она им благодарна за эту тишину!

Навстречу ей уже бежит слуга, чтобы помочь спешиться. С трудом она все еще вытряхивала из одежды лепестки цветов и зерна риса, которые проникли даже под белье…

Все кругом занимались тем же. Некоторые отряхивались прямо как собаки, попавшие под дождь. В считанные минуты земля покрылась толстым слоем цветочных лепестков и рисовых зерен – лошади стояли по колено в этом покрывале, заглушавшем стук копыт.

Зерна, валявшегося на земле, хватило бы, пожалуй, на целый месяц нескольким сотням едоков. Откуда только взялось это изобилие свежих цветов в начале зимы… Видно, не представляла она подлинных масштабов богатства и власти, которыми обладал Хубилай-хан.

Она вообще чувствовала себя здесь сторонней зрительницей происходящего. В отличие от нее все остальные точно знали, что им делать и где. Беатриче стало не по себе, и она страшно обрадовалась, когда среди снующих вокруг людей увидела Маффео. Вид у него усталый и потерянный – скорее всего, он испытывал те же чувства, что и она.

– Маффео, как хорошо, что ты здесь! Приятно наконец увидеть знакомое лицо! – воскликнула она, подойдя к нему. – Что тут происходит? Чего мы ждем?

– Мы ждем, когда нам покажут наши апартаменты. – Маффео вытер лоб полой плаща; на верхней губе тоже блестели капельки пота.

Что-то в его лице не понравилось Беатриче – уж очень он бледен… Не болен ли?..

– Скоро за нами придут, Беатриче. Хан кого-нибудь пошлет.

Но она настроена не столь оптимистично: хан занят другими, более важными делами, не хватает ему еще беспокоиться об их размещении. Забыл наверняка об их существовании, и в этом его нельзя упрекнуть. Она собралась сама отправиться на поиски жилья: нет ничего подходящего, так переночует где-нибудь в хлеву. Неплохая перспектива – провести ночь на соломе, вместе с жуками и пауками, которых здесь хватает…

– Ненавижу пауков! – незаметно для себя произнесла она вслух.

– Что-что? – Маффео с беспокойством посмотрел на нее. – Что ты сказала?

– Дядя, Беатриче! – раздался вдруг голос Марко. – Наконец-то! Я повсюду вас искал.

Успел уже сменить дорожную одежду на платье придворного и выглядел бодрым и свежим, словно провел в Тайту не меньше двух дней. Широко раскрыв объятия, кинулся им навстречу.

– Уважаемый дядюшка! Уважаемая Беатриче! Добро пожаловать в Тайту, столицу императора! – И обнял, и расцеловал обоих, словно после долгой разлуки. – Простите, что обрушился на вас, но я так рад снова вас видеть! Надеюсь, вы хорошо перенесли тяготы длинного путешествия.

– Да-да, – подтвердила Беатриче.

Щеки пылают от его поцелуев, всего-навсего дружеских. Так принято приветствовать друг друга у жителей южно-европейских стран – до сих пор ей это не нравилось.

– Только вот… шум в ушах от этой сутолоки, – призналась она.

– У китайцев своеобразные обычаи отмечать торжества, – Марко улыбнулся. – По их понятиям, громкие звуки отгоняют злых духов и приносят счастье и долголетие. Похожий спектакль разыгрывается и по случаю наступления Нового года – они этот праздник отмечают в конце зимы. Поживете здесь подольше – привыкнете к их обычаям, поверьте мне. – Он взял ее руку. – Для меня большая радость и честь провести вас в отведенные вам покои. Прошу вас – следуйте за мной!

Они прошли вдоль роскошной галереи, мимо чудесного парка и пересекли огромную площадь. С первого взгляда было ясно: этот дворец превосходит резиденцию хана в Шангду не только размерами, но и торжественностью, и пышностью, и богатством. А ведь ни один ящик, привезенный из Шангду, еще не распакован. Все драгоценные вазы и статуи пока в повозках, мебель не расставлена, картины не развешаны на стенах. Возникло впечатление, что китайские мастера использовали вместо кирпичей драгоценные камни, а вместо дерева – чистое золото. Потрясающая, умопомрачительная роскошь!

– Вот сюда – прошу вас! – воскликнул Марко в избытке чувств, указывая на дверь, украшенную резными драконами с позолотой. – Здесь, за этими дверями, ваши покои, уважаемый дядюшка. А за следующей дверью ваши, уважаемая Беатриче. Оба апартамента соединены друг с другом. А сразу напротив… ах, – и вдруг почтительно поклонился кому-то, – прошу меня извинить!

Быстрыми, пружинящими шагами Марко устремился в ту сторону, где у дверей, по-видимому, его покоев стояла молодая девушка. Даже издали видно, как она хороша собой – настоящая красавица. На вид ей лет восемнадцать. Марко поклонился и поцеловал ей руку.

– Кто это, Маффео?

Беатриче отметила, к собственному стыду, что эта сцена больно ее задела. Что это – ревность? Какое безумие! Она взрослая женщина, довольно всего повидала на свете.

– Это Ю Шулинь, – с готовностью пояснил Маффео, – дочь хана.

Беатриче нахмурилась. Конечно, она не особенно отличала китайцев от монголов, но такую красавицу трудно не заметить, хоть раз увидев в Шангду.

– Я никогда ее не видела.

Маффео бросил на нее испытующий взгляд.

– Ты и не могла ее видеть. Живет она в Тайту с момента своего рождения. Ее мать – китаянка, одна из побочных жен хана и дочь архитектора, который спроектировал Тайту.

Рассеянно слушая его, Беатриче одновременно наблюдала: юная китаянка протянула Марко тонкий, почти прозрачный цветной платок. Нетрудно догадаться, что девушка собственноручно вышила этот подарок любимому в знак чувства, соединяющего их.

Испытывая смешанные эмоции, Беатриче наблюдала, как Марко целует платок. Легкий румянец залил щеки девушки. Конечно, такое неопытное создание бессильно против чар этого ловеласа. Но что он тут может сделать – ведь она дочь всемогущего владыки.

«Раскрой глаза! – говорил ей внутренний голос. – Девушка сказочно хороша. По сравнению с ней ты старое, изъеденное молью чучело. Кроме того, она принцесса. Смотри на вещи трезво! Да, ты не так уже молода, чтобы пускаться в любовные приключения с Марко Поло!»

– Идем, Беатриче! – Маффео нежно тронул ее за плечо. – Пора спать. У нас была тяжелая дорога. Да и о ребенке надо подумать.

Взгляд его говорит о многом… Беатриче чувствовала себя так, будто ее застигли на месте преступления. Маффео, конечно, прав – она густо покраснела. Зачем такому молодому человеку, как Марко, старуха, к тому же беременная. И, входя в свои покои, она вздохнула – Марко даже не посмотрел в ее сторону.

Прошло совсем немного времени, и Беатриче уже стояла перед зеркалом в своей опочивальне, обставленной с еще большей роскошью, чем в Шангду. Но она не видела ни прекрасной, покрытой черным лаком мебели, ни причудливых резных шкатулок с выдвижными ящичками, ни ламп с изящными, вручную расписанными шелковыми абажурами. Она погрузилась в свои безрадостные мысли – о женской гордыне, ущемленном самолюбии, возрасте и прочем.

Раздался стук в дверь.

– Войдите!

Приготовившись увидеть угрюмое, злобное лицо Минг, она вспомнила предостережение Маффео о том, старуха настроена враждебно. И когда-нибудь она отомстит…

Но, к своему величайшему удивлению и радости, увидела не Минг, а ту молодую девушку, которая недавно во время пожара обожгла себе ноги.

– Тебе что-нибудь надо? – ласково спросила она, надеясь, что Маффео не забыл просьбу и избавил ее от Минг.

– Я пришла служить вам, госпожа. – Девушка бросила робкий взгляд на Беатриче. – Господин сказал, что вы недовольны Минг. Вот он и послал меня. Но если хотите, я уйду и…

– Нет-нет, останься! – перебила ее Беатриче; от радости она чуть не захлопала в ладоши, но вовремя опомнилась. – Это приятная новость. Как твое имя?

Девушка подняла голову и робко улыбнулась.

– Йен, госпожа. Я принесла вам ночную рубашку. – И показала на стопку белья, которую держала в руках. – Можно я помогу вам раздеться?

Йен ловко справлялась и делала все так нежно и бережно, что Беатриче ни разу не почувствовала ее прикосновения. Когда, вымытая и переодетая в ночную рубашку, она уже сидела в постели, девушка сделала несколько шагов назад, спрятав руки в длинных рукавах платья.

– У вас есть еще пожелания, госпожа?

– Нет, благодарю тебя. Ты хорошо выполнила свое дело, я довольна. А сейчас можешь идти.

– Господин сказал, что завтра вам надо начинать работу в лечебнице. Он зайдет за вами завтра утром, как взойдет солнце, и проводит туда.

– Хорошо. Спасибо, что сказала. – Беатриче вздохнула. Она знала, конечно, что здесь, в Тайту, ее ждет новое – придется лечить раненых и консультировать врачей Хубилая. Она была даже рада этому, но втайне все-таки надеялась, что ей дадут хотя бы несколько дней, чтобы отдохнуть и привыкнуть к новому окружению.

Ведь есть же на свете такие вот люди, как она, – работа их везде находит, как ни скрывайся. Не помог даже прыжок во времени. Беатриче подняла голову: Йен еще здесь, стоит у двери, нервно теребя пальцы.

– Ты еще что-то хочешь сказать?

– Я хотела поблагодарить вас, госпожа. Вы тогда так помогли мне, и мои ноги…

– Можешь меня не благодарить. Самое главное, что ты окончательно поправилась.

– Я с радостью буду служить вам. – Девушка слегка покраснела. – Можно мне… можно я приду завтра?

Беатриче улыбнулась – какая противоположность злобной старухе Минг! Повезло ей с Йен.

– Конечно, буду очень рада!

Сияющая Йен отвесила поклон и бесшумно удалилась.