"Лесной кавалер" - читать интересную книгу автора (Фланнеган Рой)

X. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

На следующий день в пятнадцати милях к западу от Джеймстауна Ланс встретил Майкла Гуди. Тот рассказал ему, что отряд Бэкона теперь направляется к столице. Уже были стычки с милицией Беркли. Это — гражданская война. Бэкон отрезал губернатора вместе с его экспедиционным корпусом: взяв на ферме Джозефа Барбера необходимые инструменты, люди мятежного барристера вырыли траншею поперек узкого перешейка, соединяющего полуостров с материком. Сейчас они устанавливают орудия для обстрела города. Корабли Беркли наугад палят в лес, стараясь достать бунтовщиков.

Ланс направил коня в сторону Джеймстауна. Доехав до перешейка, он увидел, что сообщение Гуди абсолютно точно.

Солдаты Бэкона заняли позиции в траншее, внимательно наблюдая поверх насыпи за городом, раскинувшимся едва ли в полумиле от них.

Часовой провел Ланса в дом Барбера, где расположился штаб. Вскоре появился Бэкон. Молодой генерал настолько устал, что даже не сразу узнал друга.

Они сели у очага. Тяготы последних недель сильно изменили Бэкона. Он сильно похудел, лицо осунулось, белки глаз пожелтели, нервные тонкие пальцы непрестанно двигались… Но голос и смех остались прежними.

Бэкон от души хохотал, когда Ланс поведал ему о своем побеге. Затем принесли вино, и он перешел к делу.

— Мы пришпилили их, — сказал Бэкон. — Джеймстаун будет наш, если, конечно, губернатор не перестанет валять дурака и не позволит нам спокойно закончить кампанию против индейцев.

— В городе женщины, — заметил Ланс.

— Знаю. Но у Беркли есть корабли и достаточно времени, чтобы вывезти их оттуда. Хотя…

— Что?

— Думаю, на рассвете он попробует нас атаковать. Беркли сошел с ума. Мы воевали с индейцами, а он нападал на наши арьергарды и захватывал обозы с припасами… Я вышвырнул его из Джеймстауна и сожгу этот мерзкий городишко! А потом продолжу свою войну.

— Сколько у Беркли людей?

— Сотен шесть. Но со мной мои ветераны. — В голосе Бэкона прозвучала неподдельная гордость. — Вот это солдаты! С ними я бы штурмовал и врата ада. Жаль, что ты не видел моих ребят три недели назад, у Айрон-Гейт. Шел проливной дождь, но их это не тревожило. Отряд Брента выдохся, и я отправил его назад. Широким полукольцом мои парни спустились к индейской деревне. Дикари не стали сражаться, а просто разбежались, как испуганные куры. В следующий раз я поведу их к южным горам. Мы дойдем до самых отдаленных соленых болот. Там много травы для лошадей и бизонов для охоты… — Бэкон устало потер глаза. — Какая земля! — воскликнул он. — Виргиния просто бесподобна!

— Я знаю.

— Она стоит всех наших усилий, Ланс! Чернозем по берегам западных рек футов в двадцать толщиной, трава так высока, что скрывает лошадь, а дубы шире этого дома и выше башен английских замков! Бобров там столько, что хватит на шапки всем принцам, принцессам, герцогам и эрлам вместе взятым.

Молодой генерал снова нахмурился и продолжил:

— Этот Беркли! Этот старый осел в обличий губернатора! Что за дурак! Одной ногой он все еще в Англии, а другой — уже в могиле. Он твердит о заговоре и бунте, тогда как мы хотим лишь мира. Он пытается напялить на нас ошейник рабства, хотя там, за водопадами, лежит земля, на которой может жить припеваючи миллион семей, не завися ни от нашего короля, ни от любого другого европейского монарха. Карл II пришлет своих драгунов? Пусть! Мы сделаем из них счастливых фермеров.

Бэкон взял свечу и указал на грубо нарисованную карту на стене:

— Мы заперли Беркли в Джеймстауне. У него много людей, а их надо кормить. Ему придется атаковать или переправить свою милицию назад, через залив.

— Они будут штурмовать ваши укрепления на перешейке?

— Очень на это надеюсь, — рассмеялся Бэкон. — Мои люди не очень-то любят пиратов с той стороны залива. Смотри: вот здесь, вдали от берега, стоит самый большой корабль губернатора. Беркли рассчитывает отбросить нас огнем его орудий, но ядра долетают лишь до начала нашей насыпи, не причиняя никакого вреда солдатам в траншее. Завтра заговорят наши пушки, и он будет вынужден отвести корабль еще дальше. Так что пусть штурмует, если осмелится.

Той ночью, несмотря на усталость, Ланс так и не смог заснуть. Небольшая группа фермеров из Энрико тревожила передовые линии Беркли, шумя при этом, как тысяча чертей. Они наполняли порохом освободившиеся от воды бутылочные тыквы, подползали к лагерным кострам неприятеля и бросали свои снаряды в огонь. Время от времени воздух оглашался громкими оскорбительными выкриками, адресованными восточной милиции. Затем, выждав немного, они погнали в сторону немного успокоившегося отряда Беркли табун диких лошадей, вызвав там страшную панику и беспорядочную стрельбу. После каждой удачной проделки солдаты хохотали до слез, гадая, какое развлечение избрать теперь. Бэкон был прав, утверждая, что его фермеры немногим больше цивилизованнее, чем индейцы.

Вновь подумав об оставшихся в городе женщинах, Ланс вздрогнул. Как там Истер Уокер?

На рассвете он разыскал Джозефа Ингрема. Тот не ложился. Сейчас, стоя с подзорной трубой в руках, он осматривал сторожевые посты противника.

— Они напуганы, — сказал Ингрем. — И не хотят сражаться. Смотрите, смотрите! Офицер лупит своих солдат шпагой, заставляя строиться! — И он рассмеялся.

Ланс осведомился о женщинах в городе.

— Не беспокойтесь, — ответил Ингрем. — Мы знаем, что им вся эта губернаторская затея не по душе. Они проклинают его превосходительство за то, что он втравил колонию в гражданскую войну. Недавно здесь была миссис Драммонд. Она клянется, что остановит Беркли, даже если для этого ей придется весь бой простоять на насыпи нашей траншеи… Нет, вы только посмотрите!

Рассветный туман рассеялся, и солдаты сэра Вильяма стали собираться на краю табачной плантации. Внезапно один из них бросился бежать к линии укреплений Бэкона.

— Не стрелять! — зычно скомандовал Ингрем. — Приведите его ко мне.

Несколько минут перепуганный дезертир пытался отдышаться и не мог произнести ни слова. Затем все-таки сообщил, что восточная милиция намерена атаковать.

Ингрем велел подать ему большую кружку эля и, указав на людей в траншее, сказал:

— Мы не хотим стрелять в вас. Возвращайся назад и расскажи своим, что ты здесь видел. Передай, что, помимо мушкетов и огромного запаса пуль, у нас есть топорики для рукопашной. Напомни им, что мы с Запада, и обращаться с топорами нас учили индейцы. — И он выразительно похлопал себя по поясу, к которому был пристегнут саскеханнокский томагавк.

Дрожащего перебежчика отпустили. Скатившись с насыпи, он побежал назад. С той стороны не раздалось ни выстрела. На краю табачного поля его сразу обступили остальные.

— Ну и война! — фыркнул Ингрем. — Смотрите, еще гости пожаловали.

Войско Беркли двинулось вперед. Люди Бэкона издевательски заулюлюкали.

Офицеры наступающих шли с обнаженными шпагами. Ланс поискал глазами Беркли. Старик шел посреди первой линии, неся на кончике высоко поднятого клинка свою шляпу с развивающимся плюмажем. Время от времени он оборачивался, подбадривая своих людей воинственными речами.

Ланс прицелился. Он мог бы уложить губернатор, но осмотрелся в поисках другой цели. Там были Филипп Ладуэлл, Дениэл Парк, Эдвард Хилл и офицер из Аккомака, имени которого Ланс не помнил. Командиры смело шли вперед, однако их солдаты не проявляли излишней прыти. Едва над ними засвистели пули защитников траншеи, атака едва не захлебнулась. Двое упали. Ланс пока не стрелял.

Загрохотали корабельные орудия. Ядра с воем и треском вламывались в лес правее позиции Ингрема. Рявкнул ответный залп кулеврин Бэкона.

Ланс прицелился в офицера из Аккомака и нажал курок. Промах. Чертыхнувшись, он забил новый заряд.

Внезапно атака прекратилась. Потеряв всякую охоту сражаться, солдаты отказались подчиняться офицерам. Беркли вынужден был вернуться назад. Раненых унесли.

Пограничники Ингрема выскочили на насыпь, собираясь преследовать отступающего противника. По их командир придерживался иного мнения. Раздались отрывистые команды: «Оставаться на местах! Не покидать траншеи!» Ему пришлось собственноручно отбросить назад с дюжину головорезов из Энрико, решивших во что бы то ни стало осуществить свои план. В борту корабля, отведенного на безопасное расстояние от берега, чуть выше ватерлинии зияли две пробоины. Судя потому, как судно накренилось на левый борт, капитан, чтобы не пойти ко дну, приказал сбросить в воду все пушки с правого борта. Кулеврины Бэкона сделали свое дело.

Ланс опустил ружье. Гак, значит, вот как сражается Беркли! Ха! Позор. Бэкон победил, почти не стреляя! Теперь на его стороне и моральное преимущество…

Офицеры Беркли снова погнали своих сопротивляющихся солдат вперед. Но па этот раз не было потрачено вообще ни одного заряда: на насыпь вывели десять пленных индейцев и оставили там на всеобщее обозрение. Увидев связанных краснокожих воинов, люди Беркли вспомнили о воине Бэкона с дикарями и наотрез отказались драться. Губернатор так ничего и не смог с ними поделать.

Было много перебежчиков, но Бэкон отправлял всех назад: Беркли собрал их, так пусть он их и кормит. Не выгоняли только женщин. Среди них были даже голодные жены некоторых губернаторских советников. Мадам Брэй и мадам Боллард взобрались на насыпь и обратились оттуда к остальным женщинам города, призывая их присоединяться к ним. Их примеру последовали многие. Бэкон всех их накормил и, дав надежных провожатых, отправил по домам, на плантации.

Ланс с нетерпением ждал, но Истер Уокер так и не пришла. Мадам Бэкон, жена старого советника, сообщила ему, что девушка на корабле в заливе Кикотан вместе с Фрэнсис Беркли. Губернатор хотел было отправить обеих в Арлингтон, но они отказались.

Бэкон не пошел приступом на Джеймстаун, хотя все и указывало на то, что он намерен это сделать. По его приказу через заболоченный участок слева от траншеи навели прочную гать, из обоза притащили и установили на колесные лафеты дополнительные пушки. Затем часть его отряда отошла в лес, скрываясь от пуль засевших на крышах и чердаках домов стрелков.

Ланс был отправлен патрулировать берег ниже по течению, дабы воспрепятствовать Беркли высадить с лодок десант и атаковать отряд с тыла.

Расставив посты, юноша отправился к Генриетте Харт узнать, не было ли у нее непрошеных гостей.

Генриетта пребывала в столь отвратительном настроении, что едва поздоровалась с ним. Были ли гости? Да, и убрались незадолго до его приезда. Кто? Форк!!!

— Здесь был Форк? — опешил Ланс.

— Собственной персоной.

— Как он обошелся с тобой?

— Мирно, — пожала плечами Генриетта. — С ним прискакало еще одиннадцать человек. Форк заплатил за вино и опять пытался ухаживать за мной. — Она плюнула.

— Странно, что ты не убила его, — съязвил Ланс, вспомнив ее заветный стилет.

— А заодно и одиннадцать головорезов. Ну нет, благодарю! Мне дорога моя таверна, не говоря уже о жизни. Я дождусь лучших времен. Он все еще считает себя неотразимым кавалером. Кстати, после драки у Джеймстауна губернатор сильно напуган. Он пока еще хозяйничает на реке, но Бэкон контролирует всю сушу, кроме Норсгемптона, Аккомака и Джеймстауна.

Ланс поведал ей о том, как вояки Беркли бесславно отступили под Джеймстауном.

— Еще бы! — фыркнула Генриетта. — Форк сказал мне, что хитрец Бэкон поставил по всей насыпи женщин, так что губернатор не посмел стрелять.

Ланс от души расхохотался и внес некоторую ясность, описав поведение миссис Боллард и остальных дам из осажденного города.

Однако его веселость мгновенно исчезла, когда он спросил Генриетту об Истер Уокер. Он не знал, что делать. Губернатор мог отправить ее вместе со своей супругой назад в Англию. Или же держать у себя в качестве заложницы, гарантирующей его послушание.

— Я уже слышала о ваших похождениях, — улыбнулась Генриетта. — Не волнуйся, она разыщет вас. Даже если вы опять удерете на западную границу.

— Но это я ее ищу!

— И напрасно. Сидите себе спокойно и ждите. Она сама придет, когда дозреет… Кстати, не сменить ли вам наряд на более приятный ее глазу? Может быть, у девушки склонность к индейцам?

Ланс велел ей попридержать язык, но не сумел скрыть улыбку.

Губернатор со всем своим войском отплыл назад в Арлингтон, бросив город на произвол судьбы. Бэкон сравнял Джеймстаун с землей.

Лоренс собственноручно сжег свою таверну. Драммонд сам поднес пылающий факел к крыше своего дома. Вся столица колонии была окутана дымом. Из города в Мидлсекс вывезли лишь оставленные Беркли бумаги и продовольствие.

Бэкон не мог поступить иначе, не имея должного гарнизона и располагая лишь несколькими пушками. Сохранить город означало бы оставить Беркли базу для возвращения. А так в его распоряжении были только корабли.

Армия Бэкона остановилась к северу от Тайндоллс-Поинт. Стало известно, что губернатор отправил вестовых к Бренту, и молодой генерал отвел людей в Глочестер, приготовившись к любому подвоху со стороны любимца губернатора. Брент отошел на запад.

Обитатели Глочестера не выказали большой радости при виде мятежной колонны. Индейцы сюда не наведывались, и отцы округа отказали Бэкону в припасах. Они соблюдали нейтралитет. Обращаясь к советнику Коулу и прелату Уэдингу, избранным для переговоров, тот вежливо, но твердо заявил:

— Мы не бандиты, джентльмены. Губернатор бежал. Его милиция отказалась сражаться с нами. Мы ждем королевского решения по поводу действий Беркли. Я не губернатор. Я просто воюю с индейцами, являюсь офицером короны и имею соответствующие полномочия. И я не бунтовщик. В этой колонии есть закон, и даже Беркли обязан соблюдать его. Он сам взбунтовался, хотя называет бунтовщиком меня. Он, а не я нарушил закон.

Коул запротестовал:

— Наш округ стоит в стороне от всех споров и дрязг. Мы ни во что не вмешиваемся и не принимаем ничью сторону.

— Будь проклят ваш чертов нейтралитет! — в гневе вскричал Бэкон. — Сохраняйте его, если сможете!

Когда Коул и Уэдинг ушли, один из глочестерских офицеров тронул Бэкона за руку и сказал:

— Полковник Коул говорил лишь о пехоте. Кавалерия с вами, сэр!

Невдалеке прелат Уэдинг рассказывал группе собравшихся о неудачных переговорах с Бэконом. Некоторое время молодой генерал наблюдал за ним с крыльца. В конце своей речи пастырь в гневе воздел руки к небу и возопил:

— Этот антихрист хочет, чтобы все мы примкнули к его бунту!

Бэкон сбежал по ступенькам, протиснулся вперед сквозь толпу и вежливо поклонился разъяренному оратору:

— Вы проклинаете нас, сэр? Вы призываете кару небесную на наши головы?

— Да! — рявкнул пастырь.

Лицо Бэкона озарилось широкой улыбкой.

— И здесь, в лагере Давида, вы проповедуете дело Савла?

В толпе раздался смех. Проповедник не знал, что и ответить.

— Вы ведь не Самуил, — продолжал Бэкон. — Так, может быть, вы воин? Нет? Так ступайте себе с миром! Идите домой и не забудьте передать Савлу, что Давид не пользуется веревкой, что Бэкон не повесил вас!

Прелат не посмел возразить и поспешно ретировался.

От полковника Филиппа Ладуэлла Истер Уокер узнала о побеге Ланса из Арлингтона. Полковник остановился в Галл-Коув, занимаясь погрузкой провианта на губернаторские корабли. Он прибыл ночью на десятивесельной шлюпке и считал чудом, что не попался на глаза ни одному бэконианцу. Ладуэлл торопил Алана Уокера бросить свои склады и перебраться в Арлингтон, но старик все никак не мог расстаться со своей собственностью.

Полковник передал Истер приглашение Френсис Беркли навестить ее на восточном побережье. Девушка отрицательно покачала головой, и он не стал настаивать.

— Этот парень чуть не перебил половину нашего лагеря, — вернулся Ладуэлл к своему рассказу о Лансе. — Он ранил Питера Найта. Тяжело ранил Эда Хилла, проткнул руку драгуну и едва не утопил часового. А потом отплыл под градом мушкетных пуль.

— А сам он не ранен?

— О нет! Его ведет счастливая звезда. Но куда он направился? Вы встречаетесь с ним?

Ладуэлл пристально посмотрел на девушку, ожидая, что, даже если он и прав, она никогда не признается в этом. Но та горячность, с которой Истер отрицала, что видела Ланса, а еще больше печаль в ее глазах убедили полковника в ее правдивости.

— Вы уверены, что э… град мушкетных пуль ему не повредил?

— Совершенно уверен. Я видел, как он ставил парус, с которым не справились бы и два человека в тихую погоду. Нет, он не ранен.

Девушка поняла, что полковник тепло относится к Лансу, и забросала его вопросами. Почему Ланс решил бежать из Арлингтона? В чем причина?

Ладуэлл галантно предположил, что главная причина в ней самой, но Истер пропустила это мимо ушей и продолжала спрашивать.

— Возможно, дело здесь в Форке, — сказал наконец полковник. — Это заклятый враг Клейборнов, и сейчас он вместе с его превосходительством. Ланс мог испугаться его влияния на губернатора.

— Ланс никого и ничего не боится, полковник, — холодно заметила Истер.

— Приношу свои извинения, — улыбнулся Ладуэлл. — Вы совершенно правы.

— Что же тогда?

— Тогда, быть может, он хотел предупредить своего отца о том, что их враг снова в Виргинии.

— Это звучит более убедительно, — сказала девушка. — Господи! Когда же вы, мужчины, покончите с вашей глупой войной?

В это самое время Ланс Клейборн находился в лагере Бэкона в округе Йорк и клялся себе никогда больше не видеть Истер Уокер, от которой губернатору стало известно о его поездке в Лондон. Думать о девушке сейчас было слишком мучительно.

Подавляющее большинство глочестерцев и мидлсексцев поддержали Бэкона. Под его началом объединилась вся Виргиния. Беркли же стал бунтовщиком, изгнанным в Арлингтон. Новости об этом полетели в Мэриленд и Каролину.

Бэкон не стал занимать брошенные губернатором форты, а послал три небольших мобильных отряда под командованием Ингрема патрулировать верховья и не давать индейцам пересекать реки. Поход в горы отложили, дожидаясь вестей из Англии.

Беркли просил у короля войска. Это не вызывало в йоркском лагере ничего, кроме смеха. Что смогут сделать европейские солдаты здесь, в Виргинии? Построить заново Джеймстаун? На это потребуется слишком много кораблей. Атаковать пограничников в лесу? С подобной задачей не справилась бы ни одна армия в мире!

Допустим, губернатор получит пятьсот солдат. Сто из них недели через три умрут от лихорадки. Еще человек пятьдесят — от дизентерии. Остальные же будут настолько измотаны и голодны, что никогда не осмелятся и близко подойти к лесам Энрико.

Бэкон в этих разговорах не участвовал. Корабли Беркли сновали вверх и вниз по реке, нападая на прибрежные фермы в поисках зерна и продовольствия. Для защиты от новоявленных пиратов на каждой плантации разместили маленькие гарнизоны. Опасаясь также грабежей и голода, молодой генерал усилил охрану складов, перевозя понемногу их содержимое в созданную самой природой крепость Вест-Поинт. Он вел большую переписку, следил за соблюдением законов, гасил в зародыше все ссоры и недовольства…

Ланс Клейборн работал не покладая рук, рассылая приказы Бэкона в отдаленные гарнизоны, контролируя безопасность окрестных фермеров и отвечая на многочисленные жалобы и письма…. Генерал выражает свои соболезнования йомену Смиту, но генерал не мировой судья. Если кто-то украл корову, следует обращаться к магистрату, а не к генералу Бэкону… Генерал искренне сочувствует йомену Арнольду. Пусть его дочь назовет имя солдата, который ее обесчестил, и генерал посмотрит, что можно сделать… Нет, генерал не губернатор колонии… Нет, генерал не сможет принять приглашение на обед… Генерал весьма благодарен за присланный фунт коры хинного дерева. Ее отвар поможет ему справиться с лихорадкой.

С каждым новым слухом поток писем и встревоженных посетителей возрастал. Среди последних были и шпионы Беркли, но Бэкон обходился со всеми любезно. Он не повесил своего пленника, сэра Генри Чичерли. За все время в лагере казнили лишь одного мародера, о котором никто так и не смог сказать ни единого доброго слова. Бэкон не жег фермы, не пытался узурпировать власть, и губернатор мог злобно радоваться лишь тому, что здоровье мятежника генерала катастрофически ухудшалось.

Но, больной или нет, Бэкон не мог позволить себе отдохнуть. Ежедневно он много часов проводил в седле. Часто голос изменял ему, и приказы отдавались еле слышным шепотом. Его когда-то красивое лицо напоминало теперь туго обтянутый кожей череп. Он только отмахивался от советов обеспокоенных друзей: слишком многое надо было успеть…

От обилия непривычной писанины у Ланса ломило руки. От частого чтения при свечах воспалились и болели глаза. Каким-то чудом избегая всех болезней, он не сразу заметил страшные симптомы недуга своего друга. Но ни вино, ни лихорадка не меняли характера Бэкона: он по-прежнему оставался хладнокровным командиром, мудрым советником и веселым товарищем.

Если он и боялся чего-то, то никак этого не выказывал, но часто расспрашивал Ланса о короле. Юноша отвечал, что был слишком мал, когда находился при дворе, и почти ничего не помнит. Тем не менее Бэкон настаивал. Долгие годы королю пришлось скрываться. Так неужели он не симпатизирует себе подобным? Возможно, однако скрывался он во Франции, где жил в роскоши и достатке. Да, после Реставрации Карл II не раз проявлял милосердие, но этого нельзя сказать о его приближенных. У Беркли есть брат в Уайт-холле, по мнению многих, — надутый, узколобый индюк.

Бэкон нахмурился. Что такое бунт? Можно ли считать бунтовщиками огромную массу людей? Можно ли ставить вне закона пятьдесят тысяч колонистов?

Ланс отрицательно покачал головой.

— Допустим, я бунтовщик, — продолжал генерал, — и меня можно повесить. Но не всех тех, кто шел за мной! Бунтовщиком был Кромвель, а не его люди. Революция никогда не была делом рук одного человека. Если бы не я, то избрали бы кого-нибудь другого. Революция — это волна, которая поднимается, чтобы защитить свободу. Беркли считает ее волной террора и несчастий. Я же утверждаю, что это волна славы! — Дрожащими пальцами Бэкон зажег свечу. — Волна славы! — повторил он. — Виргинцы — реалисты. Они понимают, что справедливые законы для простых людей создаются простыми же людьми, а не баронами, губернаторами и королями. Никто из нас, собравшихся тогда на плантации Мершантс-Хоуп, не был бунтовщиком. Мы преследовали единственную цель — отбросить индейцев. Защищать свою жизнь — законное право каждого…

Он тяжело опустился на скамью и не отрываясь смотрел на огонь свечи.

— От Беркли мы ждали помощи, — снова заговорил Бэкон. — Губернатор не смог исполнить свой долг и защитить нас от общего врага. Он грубо попрал основной закон колонии. И простые люди отобрали у него власть, которую давали ему созданные ими законы. Для них уже не имеет значения, что Беркли — королевский наместник. Они не испугались бы его, даже будь он наместником дьявола! Когда-нибудь, возможно, я увижу короля и скажу ему все. Если он останется в неведении, то может потерять свою империю, Ланс. Виргинцы предпочтут сами заботиться о себе, а не ждать решений, принимаемых за тысячу лиг от их земли.

Бэкон вздохнул и провел ладонью по глазам.

— Хотел бы я прожить еще хотя бы год, — сказал он. — К тому времени король во всем разберется. И пришлет нам здравомыслящего губернатора, способного разумно править этими дикими плантациями.

— Вы еще долго проживете, — ответил Ланс.

— Боюсь, что нет, — печально улыбнулся Бэкон. — О, Ланс, как я завидую твоей силе! Будущее не тревожит тебя. Ты полон надежд и планов. Ты не понимаешь значения слова «бунт», потому что бунт — часть тебя самого. Но не меня. У меня тонкая кожа уроженца Кента и кембриджские мозги. Да, я завидую тебе. Ты — виргинец. Твоей школой стали леса и болота. Ты познал человеческое достоинство на берегах быстрых рек, а свободу — в языческих деревнях индейцев. У тебя не было и никогда не будет низкопоклонства перед европейскими традициями. Между ними и Виргинией — океан.

Этот разговор оказался последним. Лихорадка окончательно сломила Натаниэля Бэкона. Его спокойный тихий голос перешел в неразборчивый бред. Лица часовых стали мрачными, и они грубо выпроваживали назойливых посетителей.

Ланс давал больному сильные дозы хинина, но слабый организм не принимал лекарства. Жизнь теплилась в нем еще два дня и погасла. Друзья стояли у ложа до самого конца.

Подобно ледяному шквалу летом, весть о смерти Бэкона обрушилась на лагерь. Лица людей застыли от горя.

Затем, под барабанную дробь, четыреста плачущих мужчин прошли за гробом. Бэкон… умер!

В полночь глубокие воды Йорк-ривер приняли бренные останки мятежного генерала. Никто не хотел, чтобы люди Беркли когда-либо надругались над его могилой. Но и после похорон люди отказывались верить в смерть своего любимца.

Постепенно маленькая армия стала разбредаться. Лоренс и Драммонд созвали совет. Предстояло избрать нового командира. Дело Бэкона не должно было умереть вместе с ним. Но все оказалось не так просто. Офицеры возмутились, по какому праву их собрали Лоренс и Драммонд? Кто они такие? Армия подчинялась Бэкону, а не им! Надо найти Ингрема в Энрико. Он с границы. Он такой же, как и все.

В поисках лагеря Ингрема, Ланс отправился на Запад. На сердце легла печаль. Ингрем обязан приехать, теперь он один способен держать в руках отряды диких фермеров. Лишь он сможет противостоять посулам Беркли и спасти друзей Бэкона от веревки палача… Ингрем. Правая рука Бэкона, его тень. Ингрем, ветеран с прямым бесстрашным взглядом. Ингрем, упругий и верный, как клинок… Вот, пожалуй, и все. Ему чужда политика. Он отличный солдат, и не более того. Лоренс и Драммонд остались не у дел. Все зависело теперь лишь от Ингрема.

В десяти милях от Шоккоэза лошадь Ланса свалилась замертво, и, одолжив у охотников мула, юноша к полуночи добрался до пристани. Там он разбудил людей Байерда, взял свежего коня и поскакал дальше. К полудню он наткнулся на разведчиков Ингрема, которые и провели его в тщательно замаскированный лагерь.

Ингрем долго молчал, уставясь невидящим взглядом в бревенчатую стену, а затем встал и, хлопнув себя сложенными перчатками по ноге, произнес:

— Хорошо. Я поеду на восток. Я, конечно, не Бэкон, но как-нибудь справлюсь с парнями.

Ланс проспал до следующего дня. К тому времени Ингрем уже отозвал разведчиков и пикеты, собираясь свернуть лагерь. Оставив небольшую группу всадников страховать тылы отряда с запада, он отправил остальных на восток, к водопадам.

— Я остановлюсь в Вест-Поинт, — заявил он, — не далее. Все, кому нужна защита от старого Беркли, найдут ее там.

Ланс предложил обосноваться в Тайндоллс, что в Глочестере, но Ингрем был тверд.

— Мои люди кормятся охотой, — сказал он, — и я не могу забираться в такую даль, как Глочестер. Я не Бэкон. Мне фермеры припасов не дадут… Где сейчас губернатор?

Ланс не знал.

— Он снова выйдет на тропу войны, — заметил Ингрем. — Для этого ему надо всего лишь переплыть залив.

Ланс был с ним абсолютно согласен.

Беркли не заставил себя долго ждать. Через три дня после смерти Бэкона один из его кораблей показался на Йорк-ривер. И прежде чем Ингрем успел связаться с восточными гарнизонами и оповестить всех командиров о смерти генерала, гражданская война вспыхнула с новой силой.

Лагерь на Ридс-Плантейшн был уничтожен. Один за другим форпосты Бэкона сдавались. Близилась зима, а пищи для солдат не осталось. Губернатор захватывал гарнизоны то посулами, то силой.

Ингрем укрепил Вест-Поинт и превратил его в надежное убежище для всех сторонников Бэкона, которым грозила веревка губернаторского палача. Беркли издавал манифест за манифестом и строил виселицы, угрожая смертью всякому, кто немедленно не явится к нему с повинной. Ингрем ответил ему, что сражается с индейцами, а не с англичанами. Губернатор заявил, что лишит его полномочий. Ингрем обозвал губернатора старым ослом и посоветовал не усугублять свою вину перед королем и народом Виргинии.

Войска Беркли захватили Грин-Спринг и Оллен-Хауз в Суррее. Пройдя по пепелищу Джеймстауна, губернатор оставил в Мидл-Плантейшн отлично экипированный эскадрон Биверли. Но он так и не отважился пойти на Вест-Поинт.

Лоренс исчез. Драммонд вместе с остальными друзьями Бэкона, не укрывшимися в лагере Ингрема, был арестован.

Лансу Клейборну не сиделось в надежном Вест-Поинт, и он отправился на восток за новостями. Больше всего его тревожила безопасность отца: в любую минуту он мог стать жертвой Форка.

В Нью-Кенте, на дверях здания суда, Ланс прочел вывешенный на всеобщее обозрение список бунтовщиков и, найдя там себя, мрачно усмехнулся. Он попал в хорошую компанию: в списке было много имен честных и отважных виргинцев, объявленных вне закона лишь за то, что они воевали с индейцами или, вопреки воле губернатора, голосовали за предложенные Бэконом законы.

Низко надвинув шляпу на глаза, плотнее завернувшись в плащ и держа заряженное ружье на луке седла, Ланс поехал дальше, по направлению к поселку Чарльз-Сити, оставляя в стороне все плантации и с волчьей осторожностью избегая попадаться на глаза встречным всадникам. Ингрем не раз предупреждал его об опасности и умолял остаться в Вест-Поинт. Но Ланс был непреклонен.

Люди губернатора наверняка следят за дорогой к замку Клейборна и устроили засаду у дома Истер Уокер. Они неплохо научились выслеживать «дичь» и ставить на нее капканы. Тюрьмы переполнены. Капитан Форк — правая рука Беркли. Многим несчастным предстояло разделить судьбу Кэрвера. Сэр Мэтью? Он не бэконианец. Но и ему грозила беда.

Беспокойство за отца и погнало Ланса в дорогу. Ищут его или нет, он должен следить за Хесусом Форком.

Пео покинул лагерь Ингрема раньше своего молодого хозяина и должен был ждать его с новостями и свежей лошадью у лайт-футской пристани.

Ланс осторожно двигался вперед. Раз уж на него охотятся, как на волка, он станет волком. И пусть друзья Беркли надежнее охраняют свой скот: волк всегда будет неподалеку. Ланс вздохнул. Мечты и иллюзии остались за поворотом, жизнью правила грубая реальность.

Он отщепенец, изгой, вопреки справедливости. Беркли снова в седле и останется в нем, пока король Карл не прекратит это безумие. Ланс не сомневался, что король сделает это. Он и сам был когда-то изгоем.

Пео явился в условленное место без опоздания и страшно обрадовался, увидев юношу целым и невредимым. Но он принес плохие вести. Беркли сокрушал их западные форпосты один за другим. Восточные фермеры, лишившись железной узды авторитета Бэкона, разбежались кто куда, как испуганные овцы. Палач работал не покладая рук.

Выругавшись, сэр Мэтью отставил в сторону кубок с вином: оно не согревало его больные суставы. Даже пылающий камин и огромный лохматый пес, спавший у его ног, не могли дать старым костям достаточно тепла.

Близилась еще одна зима, голодная зима для всех, невзирая на богатство. Кендолл, Уокер, Оллен, Тэйт и многие другие остались без запасов, съеденных губернаторской милицией и бунтовщиками. Кораблям было не до перевозок провианта: большая часть их пересекла залив и стояла сейчас у Мэриленда, другие же попали в руки пиратов, гнездившихся в затерянных речных бухточках.

Замку Клейборна посчастливилось избежать грабежей. Люди Бэкона не стали трогать собственность отца Ланса…

Сэр Мэтью плотнее закутался в огромный плед и уставился на огонь. Он никогда не одобрял бунты. Он не понимал и ненавидел Кромвеля, а теперь и эти дикие виргинцы взялись за топоры.

Проклятые леса! И что случилось с его сыном? Ланс — джентльмен. Он всегда был воспитанным, сдержанным, уважал старших и церковь. Прекрасно владея оружием, не затевал пустых ссор и никогда не употреблял свое искусство во вред честным людям…

Но что-то здесь, на этой земле, изменило парня. Он вырос свободным. Он забыл Лондон и короля. Он обзавелся своей, виргинской памятью. Черт бы побрал Виргинию! Им нельзя было покидать Уайт-холл! Даже липкий лондонский туман, и то лучше ветров этой вонючей провинции!

Старый рыцарь снова потянулся к кубку с вином и поднял глаза. Справа от камина стоял его сын и улыбался ему.

Сэр Мэтью изумленно вскрикнул и попытался встать.

Ланс положил ему руку на плечо и сказал:

— Сидите, сэр. Я не привидение.

— Но как… как ты вошел, Ланс? А стража?

— Не важно, сэр, — снова улыбнулся он. — Я же, можно сказать, наполовину индеец. Рад, что с вами все в порядке.

— Тебе нельзя быть здесь! Ты в списке смертников!

— Знаю, и горд тем, что оказался в достойной компании.

— Я еще не говорил с сэром Вильямом. Если тебя поймают…

— Не поймают. Они ищут меня в верховьях. Им и в голову не придет, что я посмею появиться так близко от Грин-Спринг. Мне надо вернуть один должок, отец. Покончив с этим, я уйду назад, в лес, и постараюсь обеспечить свою полную безопасность. Не бойтесь за меня. Я не Хэнсфорд и не попаду в ловушку.

— Ты голоден? Сейчас принесут холодной оленины… Эй, Като!

— Я уже видел его, отец, и отлично перекусил на кухне. Б пикеты у замка поставили опытных людей. Я два часа убил. чтобы их обмануть. Никто не знает о моем визите, кроме вас, ваших собак и Като.

— Какие новости, сын? Что происходит в верховьях?

— Бунт окончен, отец.

— Слава Богу!

— Западные фермеры продолжают сражаться, но лишь защищая свои жизни. Восточные, воевавшие вместе с Бэконом, побросали оружие и в панике разбежались. Не сомневаюсь, что губернатор повесит многих из них. С пограничниками же он скоро заключит мир и снова будет получать свои бобровые шкурки.

— Но скоро здесь будут посланцы короля!

— Надеюсь, они остановят казни. Но в любом случае люди короля не станут связываться с Ингремом и пограничными отрядами. Никому на свете не дано победить западных фермеров в их собственных лесах. Они могут бунтовать на протяжении столетий, и губернатору остается только простить их. Передайте ему это.

— Он не станет меня слушать, — нахмурился сэр Мэтью.

— Мы создадим свою империю на равнинных землях Запада, новое племя диких, но свободных людей. Придет время, и губернатор предложит нам мир… и обложит нас налогом. Леди Беркли ведь не сможет покупать кружева и драгоценности, если ее супруг не возродит торговлю пушниной. Там, на Западе, я буду счастливее, чем в любом грязном городишке побережья.

— А как же юная Уокер?

— В самом деле, как она? — резко спросил Ланс.

— Вернулась в Галл-Коув.

— Да, мне говорили.

— Ты не поедешь туда, я надеюсь?

Ланс покачал головой:

— Нет, отец. Есть дела и поважнее. Мне еще надо встретиться с одним старым знакомым, неким пиратом.

— Ах да, — вздохнул сэр Мэтью. — Я о нем почти забыл.

В жизни изгоя есть и свои прелести, решил Ланс. Не надо навещать скучных знакомых, вести бесконечные застольные разговоры… Когда вокруг лишь враги, ни к чему бриться каждый день, носить неудобную европейскую одежду и шпагу.

Ночуя в непролазных лесных дебрях, прислушиваясь к малейшему шороху и треску, он и в самом деле чувствовал себя волком-одиночкой. Дикая полуголодная жизнь оттачивала зрение и слух, укрепляла мышцы, наполняла сердце холодной решимостью.

Пробираясь с наступлением темноты к одиноко стоящим домам и скрючиваясь под открытым окном, он слушал беседы людей. Двор Беркли перебрался в Кикотан. Особо боязливые советники предпочитали ночевать на сторожевых кораблях. Суды продолжаются. Много приговоренных к смерти. Среди них Крю и Фарлоу. Некоторые умирают в тюрьме, не вынеся пыток. Капитан Форк отплыл вверх по реке с каким-то поручением губернатора. Говорят, он видел Лоренса, а его сэр Вильям хочет повесить больше всех остальных. Но Лоренс исчез…

Ланс следовал за Форком по южным тропам. Не стоило дожидаться, пока пират объявится у дома его отца. Рано или поздно он остановится в одной из таверн, там, где эль покрепче…

Ночи стояли морозные. Деревья уже сбросили свой осенний наряд. Пора сбора урожая миновала, и к разоренным войной плантациям подступала зима. В сумке с провизией показалось дно, но Лансу было не до охоты. Третий день он питался чем придется.

Волк вышел на тропу. Он преследовал дичь.

Ружье, томагавк и нож — вот и все, чтобы выжить.

А что потом? Он мог уйти за горы, к Петиско. Интересно, нашел ли вождь свою алмазную пещеру?

Подходя к селению на Джеймс-ривер, Ланс утроил бдительность. Здесь неподалеку пристань, а рядом — таверна Генриетты Харт. Форк уже был у нее. Быть может, Генриетта снова видела его? Тогда охота продолжится…

Дождавшись ночи, он пробрался к окнам таверны. Большой черный пес узнал Ланса и не стал поднимать шум. Заглянув внутрь, юноша насчитал в зале семь моряков и двух служанок. Мужчины были в изрядном подпитии. Они что-то обсуждали и громко смеялись.

Генриетты там не было. Ланс взял собаку за ошейник и, пригибаясь, обошел дом. У задней двери он остановился.

На крыльце стояла женщина с лампой в руках и вглядывалась в темноту.

— Гектор! — позвала она.

— Он у меня, — ответил Ланс и отпустил пса.

— Вы!!!

— К вашим услугам, миледи.

— Что вы здесь делаете?

Ланс прислонил ружье к крыльцу и сел на ступеньки, лаская кудлатую голову Гектора.

— Давно вас не было видно, — сказала Генриетта.

— ОН здесь?

— Да. Спит наверху.

Ланс вскочил на ноги, но Генриетта заслонила собой дверь.

— Подождите. И не надо шуметь. Не хочу, чтобы вы разбудили моего… друга. Сядьте и успокойтесь.

Ланс послушно опустился на место, и Генриетта шепнула:

— Вам нельзя туда входить. Эти люди охотятся за вами.

— Я и сам охотник.

— Знаю. Я тоже. Побудьте здесь с Гектором, я принесу вам поесть.

Он остался на крыльце. Если Форк здесь, то его погоня окончена. Генриетта, конечно же, лжет. Кто может спать при таком хохоте и шуме? Но если он убьет своего врага в доме Генриетты, ее повесят. Так не пойдет. Кроме того, недостойно убивать спящего.

Возмездие и справедливость — в его руках. Сейчас наступит развязка столь сильно затянувшейся истории. Его пальцы прошлись по лезвию томагавка и впились в рукоять ножа.

Услышав шорох за дверью, Ланс отступил в темноту. Это была Генриетта с большим куском вареной оленины и кружкой эля.

Ланс на скорую руку перекусил. Присутствие Генриетты успокоило его, помогло собраться с мыслями.

— Я должен убить нашего общего друга, — сказал он наконец.

— Сегодня ночью вы индеец. Но я не позволю вам перерезать глотку спящему, иначе, вновь став англичанином, вы возненавидите себя.

— Я должен защитить отца.

— Я знаю. Но надо немного подождать. Вас прислал сэр Мэтью?

— О нет! Я вернулся на восток, опасаясь, что Форк нападет на замок Клейборна. Вообще-то убить моего отца далеко не просто, но Форк опасен. Кроме того, он и за мной охотится. Он и правда здесь? Ты не шутишь?

— Правда. Такими вещами не шутят. Он обращается со мной как с последней портовой шлюхой. По-моему, победы губернатора вскружили ему голову, и он потерял осторожность. Бог мой! Этот гнусный тип думает, что я забыла, сколько горя и тревог принес он всем нам!

Она грубо выругалась и продолжала:

— Уже много лет он выполняет самые отвратительные поручения Беркли. Форк и его шайка немало сделали, чтобы утопить в крови мятежные отряды. Он убил Уолтера Клейборна, самого достойного джентльмена на свете! Я давно решила покончить с ним. И у меня был план. Но сейчас я придумала кое-что получше.

Быстрым шепотом она объяснила Лансу, что надо делать. Не надо входить в дом. Его никто не должен видеть. Она закричит и поднимет на ноги всю прислугу. На крик выбежит Форк. В темноте заднего двора произойдет драка, самая обычная кабацкая пьяная стычка.

Ланс не сразу понял, чего от него хотят.

Дав ему немного времени на раздумье, Генриетта отчаянно закричала. От ее крика, казалось, дрогнули и пригнулись к земле деревья:

— На помощь! Воры, грабители! Убивают! Помогите! На помощь!

В доме поднялся невообразимый переполох. Скамьи опрокинулись, дверь снесли с петель… Служанка зажгла лампу, но в суматохе ее выбили у нее из рук. Ланс сбил с ног выскочившего матроса и быстро взглянул на Генриетту. Не переставая истошно вопить, она, как испуганный зверь, метнулась в глубь заднего двора, в самую темноту.

Затем в дверном проеме появился Форк с широким морским тесаком в правой руке. Его левая рука была обернута плащом. В слабом свете луны лицо пирата казалось злобным и бледным. Он бросился на голос Генриетты. Ланс неслышно последовал за ним.

Четверо пьяных матросов, обманутые паникой и темнотой, сцепились между собой, приняв друг друга за врагов. Ланс спрятался за ствол дерева. Пока его никто не видел. Он хотел было вернуться за ружьем, но передумал и отстегнул от пояса томагавк. Сжимая тесак, Форк склонился над скорчившейся на земле Генриеттой и… отпрянул от нее, как ужаленный.

— Стерва! — прорычал он. — Ты ударила меня ножом!

Быстрее молнии Ланс метнулся на помощь отважной женщине и успел перехватить занесенную для смертельного удара руку пирата. Генриетта вскочила на ноги и отбежала в сторону. Подоспели пьяные моряки.

Не отпуская Форка, юноша резко развернул его лицом к нападающим и, когда первый из них побежал, ослабил свою хватку и отскочил в сторону. Рука с тесаком метнулась вниз, прямо на голову матроса. Взревев от ярости, Форк бросился на Ланса, успевшего обухом топорика оглушить еще одного из врагов. Едва увернувшись от мелькнувшей у самого его уха стали, юноша взмахнул томагавком, но удар пришелся по надежно защищенной левой руке пирата. Тот снова атаковал, на этот раз более хитро, сделав обманный выпад, и Ланс сумел парировать удар лишь подставив свой топорик. Острое как бритва лезвие тесака перерубило топорище томагавка, и юноша остался с куском бесполезного дерева в руках. Не теряя ни мгновения, он выхватил нож и отскочил подальше назад, ожидая нового нападения. Однако Форк, как ни странно, не торопился. Луна на мгновение выглянула из-за туч, и Ланс едва успел разглядеть, что пират стоит, прижимая к окрашенному чем-то темным правому боку руку с тесаком, как на него налетел новый противник. Ланс пригнулся, пропуская удар, и вонзил нож в плечо матроса. И тут какое-то шестое чувство, выработанное во время жизни в диких лесах, заставило его броситься на землю и быстро откатиться в сторону. Не сделай он этого, тесак Форка раскроил бы ему череп. Шаря по земле в поисках оброненного ножа, Ланс наткнулся на что-то острое и на ощупь узнал тонкий французский стилет Генриетты Харт. Против тесака это оружие выглядело более чем нелепым, но выбирать не приходилось. И тут юноша вспомнил рассказ Пео о том, как пользуются стилетами во Франции. Вскочив на ноги, он отвел руку с ножом назад, взяв его за лезвие, и резко взмахнул ею. Сталь со свистом разрезала воздух, но в это мгновение тяжелый удар по голове сбил Ланса с ног, и он снова оказался на земле. Новый противник оказался не слишком ловок и не потребовал много времени. Ударив его обеими ногами в живот, Ланс поднялся и поискал глазами Форка. На поле боя все стихло. Пятеро лежали на земле, один корчился от боли, прислонившись к стволу кедра, а последний ломился сквозь кусты, пытаясь спастись бегством. Решив, что это Форк, юноша бросился было за ним, но тут взгляд его упал на Генриетту, склонившуюся над неподвижно лежащим телом у самого крыльца.

Ланс подошел и посмотрел на раненого. Стилет вошел по самую рукоятку чуть выше пряжки пояса. Руки Форка несколько раз конвульсивно дернулись, и он умер.

— Теперь уходите, — сказала Генриетта. — Как можно быстрее и как можно дальше.

И не дав ему перевести дух после схватки, она сунула ему в руки его ружье и подтолкнула к лесу.

Со стоящего недалеко от берега корабля послышались громкие голоса, требующие объяснить причину внезапного шума. Луна снова скрылась за тучей, и все погрузилось в непроглядную тьму. Завыла собака.

Быстро шагая вперед, Ланс думал о том, что план Генриетты был прост, как все гениальное. Врагов у Форка хватало. И вот один из них явился в полночь, с ножом в руке, и запугал хозяйку таверны. Форк и его приятели схватились с ним. Кто это был? Неизвестно. Все свидетели перепились. Они сражались с какой-то тенью… Изукрашенный драгоценными камнями стилет — французское оружие, игрушка, которую ни один виргинец и в руки-то не возьмет. Нож метнули — совсем уж не виргинский прием. Следовательно, под подозрение мог попасть какое-нибудь иностранец. Никому и в голову не придет, что полночным гостем Генриетты Харт был Ланс Клейборн и что это он метнул нож.

Он облегченно вздохнул. Генриетта добилась своего. Ее враг убит. Ее друг на свободе. Ее никто никогда не обвинит, поскольку только Ланс видел в ее руках французский клинок.

Рассвет застал юношу спящим в двенадцати милях от таверны. Жизни и владениям его отца больше ничего не угрожало. Убийца Уолтера Клейборна умер.