"Непокорный ангел" - читать интересную книгу автора (Фэйзер Джейн)

Глава 3

— Ты трус, Уилл, — с отвращением сказала Генриетта, выковыривая из-под ногтей грязь острым концом веточки. — Я уверена, что, если бы ты воспротивился своему отцу, он в конце концов был бы только рад этому. Сначала, возможно, возникли бы трудности…

— Да ты просто рехнулась, — прервал ее Уилл. — Совсем не представляешь реальности. Не так ли, сэр Дэниел?

Дэниел устало посмотрел на ссорящуюся парочку. Они ругались весь день, и ему это порядком надоело. За стенами амбара, где они укрылись, на холодную, размокшую землю падал дождь. Порывы ледяного ветра проникали сквозь незастекленное окно и раскачивали дверь на скрипучих петлях. Крыша была худой, и с нее непрерывно текла вода на уже промокшую солому. Лошади стояли, безропотно опустив головы, а люди, замерзшие, усталые и голодные, сгрудились у стены. Сырой воздух был пропитан запахом лошадиного пота, заплесневелой соломы и грязных человеческих тел, вызывая еще большее отчаяние.

— Не пойму, почему ты все время обращаешься к сэру Дэниелу, — посетовала Генриетта. — Почему не можешь жить своим умом?

— У меня есть собственное мнение, — резко сказал Уилл. — Но ты пренебрегаешь здравым смыслом. Мой отец никогда не простит мне побега. Он не возражает против брака, но ни за что не разрешит жениться на тебе вопреки желанию твоего отца. Если ты уговоришь сэра Джеральда, то никаких препятствий не будет.

— О, ты же знаешь, что это невозможно! — воскликнула Генриетта. — Он скорее предпочтет увидеть меня мертвой, чем счастливой. Если бы мы поженились, то смогли бы найти работу, разве не так?

— Но я вовсе не хочу искать работу, — сказал Уилл, тяжело вздыхая. — Я хочу быть Уиллом Осбертом, эсквайром.

— Мне кажется, ты совсем не любишь меня! — сказала Генриетта. — В твоей душе нет места ни романтике, ни храбрости.

— Иногда ты действительно не нравишься мне, — неторопливо произнес Уилл.

— Это подло! — Генриетта бросилась на него, соскользнув с мокрой соломы.

С возгласом раздражения Дэниел схватил ее за ремень и оттащил от Уилла.

— Если вы не будете вести себя прилично, госпожа Эшби, то окажетесь под дождем!

— Тогда я простужусь, — возразила она, — снова заболею лихорадкой и…

— Замолчи! — Однако губы его дрогнули, несмотря на грозный тон. — Я не желаю больше слышать от тебя ни одного слова.

Генриетта снова уселась в свой угол, обхватив руками колени и дрожа всем телом. Монотонно шумел дождь и завывал ветер, лошади шуршали соломой, по полу бегала крыса. Это гнетущее состояние продолжалось до тех пор, пока не отворилась дверь и на пороге не появился промокший Том.

— Здесь хлеб, сыр и пиво, — сообщил он, опуская на пол узелок. — В городе «круглоголовых» больше, чем блох на собаке. Ни один человек не может пройти без пропуска.

— Почему бы нам не попытаться получить пропуска? — сказала Генриетта. К ней вернулось обычное веселое настроение, когда она принялась за хлеб и сыр. — Мы уже неделю в пути, и эти пряталки становятся очень утомительными.

— Тебе нужны приключения? — мрачно спросил Дэниел, сделав большой глоток пива.

— Думаю, что нам будет гораздо удобнее передвигаться, — сказала она с полным ртом. — Если у нас появятся пропуска, мы сможем путешествовать открыто и останавливаться на постоялом дворе, разве не так?

— Ну, конечно, — съязвил Уилл, который все еще не до конца успокоился. — Сейчас, хотя и с большим трудом, мы продвигаемся вперед. А ты предлагаешь явиться на ближайший военный пост и вежливо попросить пропуска?

Дэниел поднял глаза к небу, ожидая резкого ответа на этот полный сарказма вопрос, но ничего подобного не последовало.

— Я не предлагаю, чтобы ты сделал это, — сказала задумчиво Генриетта, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Но если Том добудет для меня женскую одежду, лучше всего одежду служанки, я могла бы придумать для офицеров подходящую историю. — Она посмотрела на Уилла. — Я ведь мастерица рассказывать сказки, не так ли?

Уилл кивнул, и на его веснушчатом лице появилась вялая улыбка.

— Да, это ты можешь. Эта способность не раз выручала тебя.

— И тебя, — сказала она. — Что вы думаете по этому поводу, сэр? Я скажу, что хочу навестить в Лондоне моего больного отца, верного сторонника парламента. И что меня сопровождают… сопровождают… — Генриетта сдвинула брови и сделала неопределенный жест рукой, как бы подыскивая слова, — мой дедушка и брат, — торжествующе закончила она. — Тома мы наняли как охранника, так как мой дедушка очень слаб, а один брат не сможет защитить нас от разбойников с большой дороги.

Дэниел понял, что роль немощного старца, очевидно, предназначалась ему.

— Значит, мне следует отрастить седую бороду, научиться с трудом волочить ноги и беззубо шепелявить.

Генриетта засмеялась:

— Нет, думаю, в этом нет необходимости.

— Какое счастье, — обрадовался Дэниел.

— Если моя выдумка не вызовет подозрений, — пояснила Генриетта, не обращая внимания на его ироничный тон, — всем вам, за исключением, может быть, Тома, вовсе не надо показываться солдатам. Они выдадут пропуска на имена, которые я им скажу, а когда документы будут у нас, никто не будет спрашивать имя. Если я скажу, что вам семьдесят девять лет и они занесут это в пропуск, потом мы можем легко переправить семерку на двойку.

— Боже милостивый, — застонал Дэниел. — Семьдесят девять лет!

— Мне кажется, вы не воспринимаете это всерьез, сэр, — возмущенно сказала Генриетта. — А я говорю совершенно серьезно, уверяю вас.

— Это нелепый план. — Дэниел отломил толстый кусок от буханки ячменного хлеба. — Мне понятно, что сейчас ты испытываешь неудобства, однако детские игры здесь неуместны.

Генриетта покраснела от возмущения.

— Это не детская игра. Я уверена, что мне удастся выполнить задуманное, если у меня будет необходимая одежда. Со мной пойдет Том. По нему трудно сказать, за короля он или за парламент, и я уверена, он согласится выдать себя за сторонника парламента. Не правда ли, Том? — Она вопросительно посмотрела на воина, флегматично жующего хлеб и сыр, в то время как вокруг него бушевали страсти.

— Если это будет способствовать достижению цели, — согласился он. — Однако сэр Дэниел прав. Это безумный план…

Генриетта ничего не сказала, однако губы упрямо сжались, и Уилл увидел на ее лице знакомое выражение, которое не предвещало ничего хорошего.

Они оставались в сыром амбаре весь день. Дэниел пытался смягчить свой резкий отказ от плана Генриетты, но она оставалась глухой ко всем доводам и предложениям, как к пустым разговорам для того, чтобы убить время. В конце концов Дэниел махнул рукой и погрузился в мрачное раздумье. «Ее нельзя осуждать за то, что она дуется», — решил он, наблюдая за Генриеттой из-под полуприкрытых век. Казалось, она была очень расстроена.

Генриетта тоже глубоко задумалась, строя и отвергая планы с холодным расчетом. Она могла бы выполнить задуманное одна, без всякой помощи и в теперешней одежде и, возможно, даже извлечь пользу из своего облика. Внезапно почувствовав, что сэр Дэниел украдкой смотрит на нее, она закрыла глаза и глубоко зевнула, прислонившись к стене амбара, молясь, чтобы он не заметил предательский румянец, проступивший на ее щеках.

Дэниел тоже закрыл глаза. Сон казался единственным средством скоротать бесконечно тянущееся время, дождаться, пока прекратится дождь и они снова смогут тронуться в путь. Уилл и Том также последовали примеру Гэрри. Минут через десять глубокое, ритмичное дыхание Дэниела смешалось с дыханием остальных спящих.

Генриетта открыла глаза. Осторожно встала. Кошелек сэра Дэниела лежал рядом с его седельными сумками. Она потихоньку вытащила две кроны. Девушка не представляла, сколько могут стоить пропуска, однако взять большую сумму не решилась. Для девушки в ее положении и одна крона являлась значительной суммой, что должно еще больше убедить офицеров в подлинности ее рассказа.

Заправив волосы под вязаную шапочку, застегнув кожаный жилет и подняв воротник, она выбралась из амбара в сгущавшиеся сумерки, под продолжающий моросить противный дождь. Генриетта пересекла двор, хлюпая сапогами по грязи. Заброшенный деревенский дом с почерневшими стенами и без крыши, свидетельствовавшими о недавнем пожаре, после которого обитатели покинули его, неясно и немного угрожающе вырисовывался в туманной мгле. Она направилась через поля в сторону Ноттингема, находящегося в трех милях от покинутой фермы.

Проснувшись через полчаса, Дэниел сначала не встревожился из-за отсутствия Гэрри, полагая, что она либо пошла в нетронутую пожаром уборную на заднем дворе деревенского дома, либо просто решила размяться, так как дождь немного утих. Он тоже вышел прогуляться. Небо заволокло тучами. Не было видно ни луны, ни звезд. В сыром воздухе ощущался осенний холод.

«В такую темную ночь продолжать путешествие едва ли возможно, — подумал Дэниел. — Особенно по полям и лесам. Лошадь может сломать ногу, попав в лисью нору, или зацепиться за можжевельник и порвать сухожилие. Пожалуй, лучше провести ночь в этой мрачной дыре и продолжить путешествие завтра утром».

Размышляя таким образом, он снова вошел в амбар и удивился, что Гэрри до сих пор не вернулась.

— Куда она могла пойти? — спросил он, обращаясь к своим спутникам.

Том пожал плечами, а Уилл закусил губу и выглядел весьма встревоженным.

— Что ты думаешь по этому поводу, Уилл? — спросил Дэниел, пристально глядя на юношу.

Щеки Уилла зарозовели, приближаясь по цвету к копне рыжих волос.

— Прошу прощения, сэр, но вам не следовало так разговаривать с ней. Гэрри не отказывается от задуманного, когда верит в успех своего плана.

— Постой, — медленно произнес Дэниел, охваченный ужасом от того, что подразумевал Уилл. — Ты хочешь сказать, что, разозлившись, она ушла от нас?

— Нет, сэр. — Уилл почесал голову. — Не совсем так. Я думаю, она пошла в Ноттингем, чтобы добыть пропуска.

— Боже милостивый! — В голове Дэниела возникли ужасные картины: Генриетту выставили напоказ для развлечения развратных солдат «круглоголовых» в ноттингемском замке; Генриетту заставляют раскрыть свое подлинное имя, выдать беглых товарищей и их местонахождение; неминуемое прибытие сюда отряда «круглоголовых» с пиками.

— Сумасбродная, легкомысленная девчонка, — сказал Том, покусывая соломинку. — Нам лучше убраться отсюда, пока она не привела к амбару все новое дворянство.

— Мы не можем уйти, Том, — резко сказал Дэниел. — Не можем бросить ее.

— Я останусь и подожду Гэрри, — вызвался Уилл. — Это мой долг. В конце концов она оказалась здесь из-за меня.

Дэниел невесело улыбнулся:

— Я не убежден в этом, Уилл. Госпожа Эшби не хотела принять то, что уготовила ей судьба. Последовав за тобой, она лишь воспользовалась романтическим предлогом, чтобы сбежать из дому.

Уилл был поражен, так как подобная мысль никогда не приходила ему в голову.

— Значит, вы полагаете, сэр, что она не любит меня?

— Думаю, ей только кажется, что она любит тебя, — сказал Дэниел. — Я вовсе не хочу задеть твое самолюбие…

— О, нет, сэр, — поспешил успокоить его Уилл. — Признаюсь, в этом случае мне было бы гораздо легче.

Несмотря на свою тревогу, Дэниел не мог удержаться от улыбки, услышав столь откровенное заявление. Господин Осберт оказался не обиженным влюбленным, а несчастной жертвой значительно более сильной воли. Дэниел подошел к двери и выглянул в ночную тьму. Где-то зловеще прокричала сова, какая-то маленькая зверушка взвизгнула от страха. Эти звуки встревожили мужчин.

— Том и ты, Уилл, скачите на юг пять или шесть миль. Там найдите какое-нибудь тайное убежище и ждите меня. Если к утру я не приеду, вам следует двигаться дальше самостоятельно. Я покину амбар и найду какое-нибудь укромное место, откуда смогу наблюдать за возвращением Гэрри. Мы не должны попасться, как крысы в западню.

Они разделились: Том и Уилл скрылись во мгле, уводя лошадь Гэрри, а Дэниел пустил своего коня пастись в поле перед фермой, а сам забрался на раскидистый дуб. Это было не очень-то удобное место. Хотя дождь прекратился, с мокрых листьев капало прямо за ворот, мышцы ног быстро затекли, и в голове зрели планы наказания Генриетты Эшби, когда она соизволит вернуться.


Генриетта достигла замка Ноттингем, когда большая решетка на крепостных воротах была уже опущена на ночь.

— Умоляю, сэр, пустите меня, — искренне простонала она. — Мне надо поговорить с офицером, который выдает пропуска для беспрепятственного передвижения по дорогам.

Солдаты в сторожевой будке с удивлением воззрились на нее. Голос явно принадлежал девушке, но перед ними стоял юноша.

— Ты кто? — грубо спросил один из них. — Девка?

— Да, — согласилась она, снимая шапку и освобождая густые золотистые волосы, которые рассыпались по плечам. — Я действительно девица, сэр, но вынуждена ходить в этой одежде. В такие времена девушке небезопасно путешествовать одной. — Она передернула плечами. — Повсюду шастают роялисты и прочие бандиты, вооруженные до зубов и готовые поиздеваться над простой девушкой.

Солдаты громко рассмеялись.

— Да, я бы тоже не отказался позабавиться с тобой. Ты такой лакомый кусочек. Входи, раз уж пришла.

Они открыли боковую дверь, и Генриетта проскользнула мимо них, взвизгнув, когда кто-то шлепнул ее по заду.

— Пожалуйста, сэр, проводите меня к капитану, выдающему пропуска.

— Всему свое время, — усмехнулся солдат. — Не желаешь ли кружку пива? В сторожевой будке так одиноко, верно, Джек? Мы были бы рады, если бы ты составила нам компанию.

Генриетта не представляла, как выпутаться из этого положения. Она плотнее запахнула кожаный жилет на груди и озабоченно посмотрела на солдат.

— Будьте добры, господа, я очень спешу. Мой отец лежит больной в Лондоне, и я должна поскорее добраться до него со своим дедом. Отец заболел в эти ужасные времена, отдав все силы парламенту, и, если мы не придем ему на помощь, его ждет могила.

Не переставая что-то лепетать, она ухитрилась увернуться от лапавших ее рук и взбежать вверх по узкой каменной лестнице в круглую комнату, где размещалась стража.

Здесь было тепло и уютно, в камине потрескивал огонь, на грязном дощатом столе стояла большая бутыль вина. Двое солдат в расстегнутых мундирах сидели у огня.

— Ну и ну, это что еще за явление? — сказал один из них, оживившись. — Кого ты привел, Дик?

— Разве не видишь, это девица в мужской одежде, — усмехнулся Дик. — Хочет получить пропуска для себя и своего деда.

— А также для брата и его друга, охраняющего нас, — сбивчиво добавила Генриетта. — Моему деду семьдесят девять лет, и он едва ходит.

— Тогда тебе лучше оставить его, — заявил Дик. — Разве ты не можешь обойтись без старика?

Генриетта с трудом проглотила застрявший в горле ком и начала отчаянно выкручиваться:

— Это последнее желание моего отца. Ему очень хочется увидеть перед смертью своего родителя. Последние годы они были в плохих отношениях, и дед говорит, что не упокоится, пока не помирится с сыном.

Джек понимающе кивнул, приложившись к бутыли.

— Да, семейные дела бывают непростыми. Я помню, то же самое происходило между моим дядюшкой Джобом и его младшим сыном. Они не обменялись и парой слов за двадцать лет, хотя жили совсем рядом. — Он вытер губы тыльной стороной ладони и передал бутыль Генриетте: — Хлебни немного, девонька. Ночь такая сырая, — Нет, благодарю, — поспешно сказала Генриетта. — Умоляю, проводите меня к капитану.

— Пропуска выдает не капитан, — сказал с похотливым смешком один из стражников, греющихся у огня. — Это сержант, и ты должна договориться с ним. Возможно, за одолжение тебе придется расплатиться поцелуем.

— Мне кажется, люди Кромвеля не такие, чтобы воспользоваться затруднительным положением несчастной девушки, — сказала Генриетта со скорбным вздохом. — Это грех, когда у меня такое горе. — Она принялась тереть глаза, стараясь для убедительности выжать из них слезу. — Я никогда ни с кем не целовалась, даже со своим Недом, за которого должна выйти замуж, когда будет готово мое приданое.

Посматривая на солдат сквозь пальцы, она поняла, что действует верно. Эти грубые деревенские парни придерживались своих правил чести и с девушкой из их среды, обрученной и целомудренной, они не станут распутничать.

— Перестань плакать, — проворчал Дик. — Никто тебя не тронет. Мы только немного пошутили. Но тебе не следует шляться в штанах. Это неприлично.

— Да, конечно, — всхлипывая, сказала Генриетта. — То же самое сказал бы Нед, если бы узнал. Но что делать девушке без мужчины, который защитил бы ее? Мы живем в ужасное время.

— Да, это так. — Один из сидевших у огня встал, застегивая мундир. — Пойдем со мной. Я провожу тебя к сержанту. Дома у меня осталась девушка не старше тебя.

Генриетта благодарно кивнула и последовала за ним по коридору. Дойдя до обитой железом деревянной двери, солдат постучался. Грозный голос разрешил им войти, и солдат подтолкнул Генриетту вперед, в комнату, где также горел камин.

Там за большим столом сидел круглолицый мужчина в безупречно чистом мундире.

— Ну? — спросил он. — Что это такое, рядовой Бейтс?

Солдат, вытянувшись в струнку, объяснил ситуацию.

Сержант невозмутимо слушал, уставившись на девушку, которой не требовалось больших усилий, чтобы казаться оцепеневшей, так как она действительно была сильно напугана. Генриетта хорошо знала, что делали с теми, кого подозревали в измене. Их пытали, и принадлежность к женскому полу вовсе не означала, что она избежит судьбы тех, кто был сломлен в подвалах замка Ноттингем, сломлен при одном только виде палача. Генриетта дрожала, несмотря на то что ладони ее стали влажными и на верхней губе проступили капельки пота.

— Где живет твой отец, девушка? — спросил сержант, когда солдат замолчал.

Генриетта была готова к этому вопросу.

— На Спиттал-Филдс, с вашего позволения, сэр.

— Его имя?

— Болт, с вашего позволения, сэр.

— Не уверен, что это так, — раздраженно сказал сержант. — Перестань трястись, никто не причинит тебе вреда. Армия Кромвеля не воюет с женщинами и детьми.

— Конечно, нет, сэр, — пробормотала Генриетта, продолжая дрожать. — Все это оттого, что я в отчаянии, сэр. Я не хочу, чтобы моего отца похоронили в могиле для нищих. Говорят, их даже не заворачивают в холст, перед тем как бросить туда… — Из груди ее вырвалось рыдание, и она закрыла лицо руками.

— О Боже, — пробормотал сержант, протягивая руку к перу. — Не могу выносить плачущих женщин. Это будет стоить тебе одну крону, девушка.

— Это большая сумма для меня, сэр. — Генриетта захныкала, опустив руку в карман жилета, чтобы достать одну из монет. — Но это стоит того, чтобы увидеть отца и достойно похоронить его.

— Любой противник парламента дал бы мне пять фунтов за такой пропуск, — раздраженно сообщил сержант, кладя крону в карман. — Какие имена занести сюда?

— Болт, сэр, — сказала Генриетта. — Я Мэг Болт, мой дед Дэниел Болт, а брат Уилл Болт. Его друг, охраняющий нас, Том… Том Грант, сэр.

— И вы направляетесь в Спиттал-Филдс?

— Да, сэр, с вашего позволения, сэр.

Наступила тишина, нарушаемая лишь скрипом пера по пергаменту и шумным сопением Генриетты. Наконец сержант посыпал чернила песком, капнул воском свечи на бумагу и приложил печать парламента.

— Вот. — Он протянул ей пропуск. — Можешь свободно ехать отсюда до Спиттал-Филдс в Лондоне, но ни в какое другое место. Если отклонишься от маршрута и тебя остановят, этот пропуск не будет действительным. Понятно?

— Да, сэр. Да, ваша честь. Я не могу в полной мере отблагодарить вас, сэр. — Пятясь к двери и сжимая в руке ценный документ, Генриетта бормотала благодарности вперемешку с частыми всхлипываниями.

Сержант нетерпеливо отправил солдата вслед за ней:

— Проводи девушку до ворот, Бейтс. И я буду благодарен, если сегодня вечером ты больше никого не приведешь ко мне.

— Следуй за мной. — Солдат Бейтс доброжелательно улыбнулся. — Он неплохой человек, этот сержант, но ужасно не любит, когда его беспокоят по вечерам.

Через пять минут Генриетта уже была за воротами замка с пропуском до Лондона на трех мужчин и одну женщину, и ей предстояло пройти три мили в полной темноте. Однако ее окрыляло торжество победы. Сэр Дэниел и Том отвергли ее план, и даже Уилл не очень-то поддерживал ее. А теперь без всякой помощи с их стороны она достала пропуск, который давал им возможность двигаться гораздо быстрее и с некоторыми удобствами. Она так ликовала, что даже не думала о конечном пункте путешествия, о Лондоне, где ее радость может смениться неприятностями.

Время уже приближалось к полуночи, когда Генриетта добралась до разрушенной фермы. Только сейчас она подумала, что могли предпринять ее спутники после ее исчезновения. Она остановилась на мгновение посредине двора, сердце ее громко стучало, глаза напряженно вглядывались в темноту, иногда освещаемую внезапно появляющейся из-за туч луной. Возможно, они решили, что она заблудилась или схвачена солдатами. Если так, то они наверняка ушли и продолжили путешествие, как обычно, ночью. Неужели они могли поступить так? Бросить ее? Нет, Уилл знал о ее намерении. Знал, что она не смирится с приказом сэра Дэниела и попытается доказать его неправоту. Уилл заставил бы их остаться до ее возвращения.

С нарастающим страхом она подбежала к амбару и, тяжело дыша, остановилась у дверного проема, вглядываясь в темноту. Ей не нужен был свет, чтобы понять, что там никого нет, кроме крыс. Не было слышно ни шорохов, ни дыхания лошадей и тем более не чувствовалось присутствия людей.

— Ради Бога, Генриетта, как ты отважилась на такой безрассудный, необдуманный поступок?

Она с криком обернулась, испытав одновременно и ужас, и облегчение от яростного шепота, раздавшегося позади нее.

— О, сэр Дэниел, я думала вы оставили меня.

— Это самое меньшее, что ты заслужила, — разгневанно сказал он. — Последние четыре часа я провел, сидя на ветке дуба, и одному Богу известно, что стало с Уиллом и Томом.

— Но я добыла пропуск для всех нас, — сказала Генриетта, с трудом выговаривая слова и нащупывая пергамент в кармане жилета. — Вот. — Она протянула ему документ. — Я сказала, что сделаю это, и сделала.

Дэниел начал разглядывать пропуск. Было слишком темно, чтобы различить написанное, однако печать не вызывала сомнений.

— Черт побери, как тебе это удалось?

— Я же сказала, что сумею. — Она не могла скрыть самодовольства и молчаливого вызова, хотя чувствовала, что сэр Дэниел Драммонд вряд ли в состоянии спокойно реагировать на ее слова. — А вы не верили, что это возможно.

— Зато я совершенно уверен, что ты невозможная девица, — заявил он, толкая ее в амбар. — Не двигайся ни на один дюйм. Я должен принести кремень и трут.

Генриетта оставалась там, куда он поставил ее, пока Дэниел не появился вновь. От удара кремня трут вспыхнул, и золотистое пламя свечи осветило место, где они стояли. Дэниел поднял свечу повыше и внимательно осмотрел Генриетту, потом перевел взгляд на пергамент и удивленно присвистнул.

— Кажется, я недооценил вас, госпожа Эшби. Впредь учту это. А ты… — Он взял девушку за подбородок и слегка приподнял ее лицо. — Ты никогда больше не будешь исчезать подобным образом. Понятно?

— Если вы не вынудите меня, я не исчезну, — сказала Генриетта. — Не думаю, что вы должны огорчаться, сэр Дэниел. Я не попала в тюрьму. Мы ничего не потеряли, но многое приобрели. — Ее большие карие глаза смотрели на него серьезно, но при этом она закусила нижнюю губу, скрывая нерешительную вопрошающую улыбку.

Прошла минута, и наконец он рассмеялся. Сначала очень тихо, а затем чувство облегчения и восхищения ее необычайной дерзостью победило гнев, рожденный страхом за нее, и под крышей амбара раздался громкий радостный смех.

— Ты должна все рассказать мне, — наконец сказал Дэниел. — Мы останемся здесь до рассвета, а затем отправимся на поиски Уилла и Тома.

— Я очень голодна, — пожаловалась Генриетта, когда насущные потребности заявили о себе и радостное возбуждение сменилось усталостью. — Однако, полагаю, у нас нет ужина. Стражники предлагали мне вино, но я была очень испугана и отказалась.

— И правильно сделала, — заметил он. — Мы разделили хлеб, сыр и пиво, прежде чем Том и Уилл ушли. В моей сумке осталось немного. Я сейчас принесу, хотя оставить тебя без ужина было бы подходящим наказанием. — В голосе Дэниела все еще звучали веселые нотки, и Генриетта не почувствовала укора в его словах.

Она жадно ела и пила, рассказывая свою историю внимательному слушателю. К концу рассказа она уже с трудом поднимала отяжелевшие веки и ее слова прерывались частыми зевками.

— Прошу прощения, но я, кажется, засыпаю. — Гэрри моргала, как полусонный котенок, и Дэниел улыбнулся, не первый раз подумав, что у Генриетты Эшби очень трогательное лицо.

— Тогда ложись, — сказал он, откидывая попону.

Она свернулась калачиком на соломе и уснула, прежде чем он успел укрыть ее.

Дэниел задержался, стоя на коленях возле хрупкой фигурки и укрывая попоной ее плечи. Брови его задумчиво сошлись над орлиным носом, неожиданно для себя он провел пальцем по нежному овалу ее щеки, тронутой во сне легким румянцем. Что думал он об этой своенравной девчонке с мальчишескими повадками, которая причиняла ему столько беспокойства? Прошло достаточно много времени, прежде чем Дэниел Драммонд тоже уснул.