"Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт" - читать интересную книгу автора (Шифман Фаня Давидовна)

2. Ночной дивертисмент

Маленький тихий экспромт Неутомимый характер Мезимотеса не давал ему покоя. Основанная им фирма "Лулиания" процветала. Главная Лужайка Парка, популярная в Эрании "Цедефошрия", вобравшая в себя и самую престижную сцену и самый престижный ресторан, и самую престижную дискотеку, и самый шикарный на побережье пляж, давала колоссальный доход.

Но Минею этого было мало. Ведь это он, Миней Мезимотес, столько сил вложил в создание именно такого эранийского Парка, каковым он прославился на всю Арцену.

Ведь это он предложил выполнить Парк в виде гигантской, красивой морской ракушки и расположить его на берегу моря.

В ресторане "Цедефошрия" в этот предвечерний час было немного народу. За полупрозрачной занавеской еле слышно булькало нечто, смутно намекающее на принадлежность к модному музыкальному направлению.

За небольшим столиком возле окна сидели трое. Из угла посверкивала загадочная улыбка Минея Мезимотеса, напротив него с заинтересованными лицами, к которым были намертво приклеены благожелательные улыбки, сидели Тим Пительман и Офелия Тишкер. Тим с трудом втиснул свои телеса в кресло и поэтому ощущал себя не слишком уютно. Офелия сидела так близко к Тиму, что, казалось, ещё немного – и она окажется у него на коленях. Её диктофон сиротливо лежал перед нею на столе.

Миней подозвал официанта и сделал заказ. Спустя несколько минут трое с удовольствием поглощали закуски и напитки, обмениваясь ничего не значащими фразами.

Когда в тарелках почти ничего не осталось, и Тим досасывал последний бокал пива, Миней неожиданно прихлопнул ладонью столешницу и веско проговорил: "Итак, друзья.

Вы знаете, что всё у нас беседер гамур, так сказать – ОК! Но есть кое-что, что меня тревожит…" Тим пожал плечами, сладко ухмыльнулся: "А что может быть не так в нашей Эрании? С таким-то рош-ирия Ашлаем, с таким-то Минеем в… – он важно поднял палец: -…городском совете!" Офелия нарочито небрежно заметила: "Со следующей недели я начинаю вести свою двухчасовую программу на местном телевидении. Я уже продумала, как построю первый выпуск моего шоу! Приглашу… э-э-э…

Да! Самого Ори Мусаки-сан! Пусть расскажет о том, как он сформировал группу силонокулла… так сказать "Звёздные силоноиды"! Молодёжи понравится! И ещё… – она потянулась с кошачьей грацией, по-кошачьи сверкая круглыми глазищами. – А что, почему бы и нет!" – "Я слышал, Виви Гуффи новый диск выпустил!" – немного в нос обронил Тим. Офелия подтвердила: "Ага-а-а… Две-три композиции этого диска у нас будут музыкальным фоном. Ведь моё шоу будет транслироваться в пятницу вечером, значит, досы её не будут смотреть. Скандал откладывается!" – "Есть в этом определённый минус! Скандал мог бы резко повысить популярность и диска Виви, и твоей программы!" – "Это мысль… Но додумаю потом… на досуге…" Миней какое-то время снисходительно выслушивал словесный пинг-понг своих молодых друзей, затем решил остановить их похвальбу: "Ребята, всё, что вы сказали, очень хорошо, даже замечательно! Но… Я не для смотра ваших будущих достижений вас сюда пригласил. У нас имеются не всякому глазу заметные, но от этого не менее серьёзные проблемы…" – "А что такое, Миней?" – забеспокоился Тим. – "Мне не даёт покоя то обстоятельство, что слишком многие концертные Лужайки некоторым образом выпадают из новой концепции нашего Парка – многовитковой морской ракушки.

В основном это относится к их репертуару и соответственно жанрам. Только "Цедефошрия" целиком вписывается в новую концепцию, в струю подобающей цветовой гаммы! Но, увы, она посещается отнюдь не столь массово, как нам бы хотелось".

Офелия с серьёзно-озабоченным видом покачала головой: "Я разделяю ваши опасения, адони. Но что мы можем сделать! Все эти Лужайки популярны у слишком многих эранийцев. Не все же элитарии!" – "Ты имеешь в виду, Фели, тех, кто не считает и не хочет считать себя элитариями?" – подхватил Тим.

Миней объяснил: "Вы знаете, я человек интеллигентный и либеральный! Поэтому я с самого начала приветствовал создание всевозможных концертно-театральных Лужаек – на любой вкус! Мне было важно сделать наш Парк своеобразным культурным заповедником Эрании… так сказать, переместить центр эранийской культуры в наш Парк. И мне это удалось! Для этого мы приглашали на Лужайки Парка известные на весь мир симфонические и камерные оркестры, оперные и драматические коллективы, джазовые и рок-ансамбли. Чтобы вся Эрания стремилась в Парк, чтобы средний эраниец не мыслил себе жизни без увлекательного досуга именно в Парке. По большому счёту я даже ничего не имел бы против Лужайки "Цлилей Рина", где исполняется любимая досами музыка. В своё время нужно было обеспечить культурный плюрализм в Парке – и мы этого добились. На определённом… – подчёркиваю: на определённом этапе! – это работало. Но теперь-то становится ясно, что культурный плюрализм тоже надо умело направлять. Надо сказать, меня никогда не интересовала ни программа "Цлилей Рина", ни её постоянные посетители. В рамках культурного плюрализма они получили большую свободу. Как и все, впрочем… Но слишком большая свобода ударила им в головы! Бесконтрольность, знаете ли…" – "Да! Эти их дешёвые билеты… – свирепо воскликнула Офелия. – Специально, чтобы завлекать маргиналов! А их в среде фанатиков хватает!" Тим, услышав слова Офелии, вдруг возбудился и заёрзал в тесном для него кресле: "А то, что в последнее время её начали посещать не только досы из Меирии и Эрании, ещё из дальних пригородов приезжают… это что – пустяк? Того и гляди, она популярностью затмит "Цедефошрию"!

И что они там нашли в этих воплях и дрыганьях, которые они, как мне рассказывали, называют танцами!?" Офелия заговорила гораздо спокойней, деловитым тоном: "Я там не бывала, но мне уже доложили сведущие люди, что на концерты наиболее популярных их так называемых артистов приезжают досы со всей Арцены. И делают им хорошую кассу!" – "Ну, не скажи, – спокойно заметил Миней, – эти, кого ты именуешь "так называемыми", – признанные во всём мире музыканты и певцы. Знаешь, сколько они имеют со своих дисков – по всему миру? После этого они могут себе позволить и дешёвыми билетами своих фанатов подкупать!" Офелия отмахнулась: "Что ещё плохо – концерты в "Цедефошрии" и в "Цлилей Рина" совпадают по времени!" Миней кивнул: "Вот-вот!

Мы думали как лучше, а получилось… Думали – они стушуются, а они даже внимания на нас не обратили!.. – с горечью воскликнул Мезимотес. – Представляете, какой это наносит ущерб главной и самой доходной Лужайке Парка, а стало быть – мне лично и нам с вами!" Тим поддакнул: "Не только вам лично, а всему городу! Какой же престиж будет в конечном итоге у нашего Парка, у нашей Эрании, если по всей Арцене будут говорить о Лужайке досов и замалчивать нашу! Того и гляди, всем захочется слушать их унылую, мракобесную музыку! А наш силонокулл! – драматически воскликнул Тим. – Что с ним-то будет? Столько сил, столько денег вбухали в его пропаганду – и всё пойдёт прахом!.. А что станет с нашей "Цедефошрией"?!" Офелия засмеялась: "Ну, ты, Тимми, пожалуй, загнул! В "Цедефошрии" слушатель особый, элитарный, его к досам не завлечёшь, на аркане не затянешь! Кроме того, я почти не пишу о фанатиках, об их знахарской, шаманской музыке… Разве что в отрицательном ключе!.." Тим заулыбался: "Вот-вот! Отличное слово нашла, Фели!

Знахарская… вернее сказать – шаманская музыка! Развей эту мысль! Прибавь ещё сильных, убойных эпитетов! Надо досам та-акую музыку устроить, чтобы рта не посмели раскрыть, на наши законные права и доходы посягать! Да и куда идут деньги, которые они выручают со своих концертов! Какой-то процент за аренду Лужайки в нашем Парке они нам отстёгивают, ничего не скажу… А остальное? Ведь как ни дёшевы у них билеты, при такой популярности, какой они сейчас достигли…" – "Ничем не заслуженной, украденной у куда более достойных коллективов", – обронила как бы вскользь Офелия. – "…они гребут сумасшедшие бабки, а тратят их… на своих паразитов, которые не работают, а только молятся и детей рожают! Вот студию для своих ублюдков в Меирии открыли, учат их озвученному мракобесию, более сильному по воздействию…" – зло прошипел Пительман.

Миней заявил: "С этим нужно что-то делать! В общем и целом ты прав, Тимми, относительно этой замшелой публики, этих, с позволения сказать – артистов и посетителей этого… гнилого места! Но выражать всё это открыто не стоит. Ни в коем случае! Мы же с вами за плюрализм, правда, ребятки? И потом, не забывайте: у нас в "Лулиании" целая группа меиричей (так я предлагаю их называть – политкорректно!) работает. Да и у тебя, Тимми. И работники не самые худшие… от них есть польза фирме – и немалая!" – "Всё так, Миней… Всё так… У меня парочка таких работает… Надеюсь их приручить… Есть успехи, кое-кто подаёт большие надежды…" – туманно проворковал Тим.

"А какое место, какую красивую Лужайку заняли! С видом на море!.. Надо ещё выяснить, кто такую Лужайку предоставил досам… по какой протекции…" – проговорила Офелия с нажимом. Тим слишком резко повернулся всем корпусом к подруге, чуть не свалившись с кресла: "Короче, Офелия, ты должна начать потихоньку, незаметно, постепенно… сначала умеренную, а затем… шумную кампанию в прессе против всего и всех, связанных с "Цлилей Рина". Ну, а самые прогрессивные и современные культурные веяния, покорившие весь мир, прежде всего – силонокулл, ты и так уже вовсю рекламируешь. Просто нужно как можно громче и убедительней противопоставить одно другому! Про-ти-во-по-ста-вить!!! – подчеркнул Тим. – И делать это непрерывно, чтобы эта идея вошла в умы и сознание простых эранийцев". Офелия усмехнулась не без ехидства: "Тимми, я, конечно, понимаю, что человек, лишённый от природы музыкального слуха, обладает в нашем деле особой ценностью в силу незамутнённости и неиспорченности восприятия нового и прогрессивного, особливо в музыке. Но давай не будем мне указывать, как и что я должна делать! Договорились?" Миней проговорил примирительно, проникновенно глядя то на одного, то на другую:

"Ребята, только не ссорьтесь! Нас связывает общее дело! Тебе, Тимми, стоит сойтись поближе с Ад-Малеком и Куку Бакбукини. Познакомься с ними поближе, узнай их вкусы и интересы, постарайся всемерно удовлетворить. Они очень пригодятся нам для нашего дела! Понял? Нет-нет, Фели, тебя я попозже подключу. Пока что используй всю свою ударную силу против меиричей и их Лужайки, а она у тебя имеется! Надо к ним раз-другой наведаться…" – "Опытному и талантливому журналисту достаточно поспрашивать народ, который там поблизости ошивается, чтобы выдать в меру достоверный материал!.." – заметила не без гордости геверет Тишкер.

Тим заглянул в глаза Офелии и тихо, опасливо предложил: "А кстати, почему бы тебе не сделать передачу о Климе Мазикине? Проинтервьюировать его на нужную нам тему по ходу дела!.." Офелия улыбнулась: "Да я уж думала об этом… И о нём, и об учёном-археологе Кулло Здоннерсе… Знаете? – тот самый, который открыл древнюю культуру народа мирмеев, разросшиеся остатки которого, оказывается, проживают у нас в Арцене… Как выяснилось, в Аувен-Мирмии, и не только там, живут современные… э-э-э… потомки этого очень самобытного народа… Ещё хочу посвятить передачу рассказу о Бизоне Хэрпансе… это уж оставлю на конец цикла о знаменитых деятелях современности. Всему своё время… Дай продумать… составить на каждый случай универсальную убойную композицию подачи материала…" Миней засмеялся: "Да, Тимми, ты уж очень торопишься. Дай развернуться. В нашем деле ничто так не ценится, как постепенность. И поменьше эмоций – они иногда могут сильно навредить делу. И, Офелия, милочка, о мирмеях старайся упоминать… э-э-э… очень ненавязчиво, как бы вскользь… Не надо раньше времени будоражить массы… всё же с ними… э-э-э… сама знаешь… э-э-э… не всегда всё ладно!

Поняла, кисонька? Ну, как, пошли на воздух? Минуточку… Официант, счёт!" Выходя на улицу, Тим сощурился и оглянулся по сторонам, затем предложил: "Миней, вас домой или?.." Сидя в машине, Миней какое-то время посматривал в окно, потом тронул Офелию, сидящую рядом с Тимом, за плечо: "Я, кажется, начинаю понимать, в чём главная проблема. Посмотрите – все усилия Офелии, если и воздействуют на основную массу эранийцев, то недостаточно. Народ хочет посещать свои любимые Лужайки, слушать свою любимую музыку, наслаждаться тем, к чему с детства привык. И за приемлемую цену! – с нажимом добавил он. – Это, пожалуй, самое существенное!" Тим пробормотал, глядя на дорогу: "Ага… Цены на всех этих неэлитарных Лужайках много ниже, нежели в "Цедефошрии"!" – "Хорошо бы незаметно прибрать к рукам все Лужайки. Тогда можно было бы и цены ненавязчиво контролировать, и репертуар…" – мечтательно заметил Миней. – "Ну-ну… Вы готовы контролировать эту артистическую богему? – прищурилась Офелия. – Рок-музыкантов, особенно тех самых, которые сейчас подвизаются в мюзиклах? Желаю успеха! О досах… э-э-э… меиричах, облюбовавших "Цлилей Рина", и не говорю!.." Миней, выходя из машины возле своего дома, положил руку на запястье Тима (до плеча ему было не достать): "Спасибо, Тимми, спасибо, Офелия! А над тем, что ты сказала, я подумаю… И ты подумай о моих словах! Задача непростая, но… посмотрим! Кстати, нам на данный момент совсем ни к чему ссориться с любителями других музыкальных направлений, с классиками, с рок-музыкантами и прочими… Их лучше иметь своими союзниками… Поняли, друзья мои?"

Не было в центре города ни одного паба или кафе, где бы на столике не лежало несколько экземпляров газеты "Бокер-Эр". Ведь это такой кайф! – удобно расположиться за столиком с запотевшей кружкой холодного пива (или дымящегося ароматного кофе со сладкой булочкой) и прочитать свежую статью любимицы эранийской элиты журналистки Офелии Тишкер.

Заглянем же через плечо вот этого, к примеру, завсегдатая популярного паба "У Одеда", расположенного как раз напротив городского базара, который содержит известный всей Эрании Одед Рагильский из квартала Бет. Заинтересовавший нас завсегдатай паба "У Одеда", полный лысоватый мужчина по имени Гади, уселся за столик у окна. На его вислом необъятном животе выделялись вытянутые подтяжки, непонятно как поддерживающие штаны. Не выпуская из правой руки запотевшей кружки, Гади левой рукой разложил на столе газету и в поисках колонки Офелии зашуршал желтоватыми, тонкими листами, пестрящими всевозможной забавно оформленной рекламой и фотографиями, вторгающимися с детской непосредственностью в статьи с недетским содержанием, создавая для кое-кого ощущение неловкости и диссонанса.

Но вот Гади отыскал нужную статью и углубился в чтение. Ополовиненная кружка сиротливо стоит по правую руку, повлажневшая газета занимает весь столик, а глаза так и бегают – туда-сюда, туда-сюда… Гади бормочет себе под нос: "Ага!

Ага! Где это самое? А-а-а… вот оно: "…низкий культурный уровень, царящий на прочих примитивных, маленьких, плохо оборудованных Лужайках, руководство которых неизменно потакает низменным вкусам толпы…" Блеск! Лучше нашей Офелии и не скажешь! – Гади незаметно для себя повысил голос, что привлекло к нему внимание сидящих за соседними столиками. – И кому эти остальные Лужайки ва-ще нужны, почему их не закроют?" К нему за столик подсел старинный приятель Мици. Он склонился к газете, и в ответ на реплику приятеля пожал плечами: "А чего их закрывать? Вот мои оболтусы любят ходить на "Рикудей Ам"! Разве у нас не демократия? Пускай каждый ходит развлекаться, куда ему хочется!" – "Ну, и пусть ходют – на то они и оболтусы!

Кто им не даёт! – начал распаляться Гади. – Демократия – она для всех, кто в ней понимает. Да и, честно говоря, закрой они остальные Лужайки, в ихнюю "Цедефошрию" ходить было бы дороговато… Мы ж не элитарии – деньгами швыряться! Вот если бы… – мечтательно обронил он, – цены немного снизили…" Подошёл Охад, подсел к Гади за столик. Он внимательно прислушивался к разговору, потом решил вставить своё слово: "Будто не знаешь, что эти Лужайки чуть ли не ровесники Парку, когда о "Цедефошрии" и слыхом не слыхали! У них тоже концерты – не халява. Но эти любимчики Офелии вообще с катушек съехали! А ихние кассеты, сам знаешь, сколько стоят! Никакой зарплаты не хватит, даже если пристроился в тёплое местечко… Разве что элитариям из Далета по карману деток такой музыкой баловать…" – "Ты прав – согласился Гади, – если хотят, чтобы народ их принял, пусть дадут нам их слушать! Мы университетов не кончали… Нам столько не плотют, чтобы билеты на их концерты покупать!.." Мици опрокинул в себя кружку пива и проскрипел: "Я хочу, чтобы моим детям была доступна элитарная культура! Уж если о ней Офелия пишет, значит что-то стоящее!

Не знаю, не слышал, но Офелии верю!" – "Самое то, чтобы мозгами подвинуться!" – откликнулся с соседнего столика Хези. Он откинулся на своём стуле и отодвинул кружку пива и тарелку с остро-солёными хрустиками. Гади резко повернулся в его сторону и принялся сверлить его глазами, словно желая напугать: "Но-но-но! Ты говори, да не заговаривайся! Если не по карману передовая культура – так и скажи, а чушь молоть нечего!!!" Одед, услышав громкий спор, подошёл к столику, за которым бушевал Гади: "Ребята, не спорьте! Лучше ещё по пивку вдарьте! Я скидку сделаю! И закусочку фирменную подам в подарок! Что хотите: – дары моря, салатик, или и то, и другое?" Гади тут же размяк: "Давай! Я всегда ЗА! Салатик с дарами моря, и чтобы креветок побольше.

Знаешь же, как я люблю!" Гади принял из рук Одеда полную, с пышной шапкой пены кружку: "Спасибо, Одед!.. Я так понимаю, что в основном Офелия нападает на рассадник мракобесия и фанатизма в Эрании, на "Цлилей Рина"!" Хези проговорил вполголоса, впрочем, достаточно внятно: "Как будто она там хоть раз побывала…" – "Да ты послушай, послушай, как она пишет! – Мици протягивает руку, берёт газету, которую кто-то только что отложил в сторону, и, шурша, ищет нужную страницу: – Вот! Нашёл! Слушайте: "От заполонивших один из красивейших уголков нашего Парка их кип, бород, пейсов и свисающих цицит, от париков на бритые головы их дам, а также длинных юбок, небрежно подметающих аллеи Парка, – в глазах темно! Из Неве-Меирии в эранийский Парк наезжают разнузданные фанаты хасидского рока и клейзмеров. Их грубые, шумные и слишком частые нашествия отнюдь не украшают наш прекрасный город. Кто же не знает, что за публика обитает в Меирии! Возникает вопрос: может ли позволить себе наш прекрасный город пускать в Парк на низкопробные действа, которые они самонадеянно назвали "концертами", происходящие на Лужайке "Цлилей Рина", чужаков со всей Арцены? Почему бы этот уголок не отдать любителям истинной культуры! Почему меньшинство свои вкусы диктует большинству?! Неужели кому-то ещё непонятно, к каким проявлениям насилия на фоне борьбы культур могут привести такие нашествия? И это происходит в таком красивом и живописном уголке нашего любимого Парка!" Ну, что, не так, скажешь? – грозно вопросил Мици, откладывая газету. – Так написать можно, только видя всё это своими глазами! Только душой болея за наш город, за наш Парк!" Охад с сомнением пробормотал: "А мне верные люди рассказывали, что она ни разу… вы слышали? – ни разу не была на той Лужайке. Она только видела, как туда народ стекается, всякие там любители… э-э-э… из досов. И тамошнюю музыку ни разу не слушала. Мне по секрету сказали, что ей об этом рассказывал её boy-friend… этот как-его-там… вроде… Питель… ман…" – "Как будто талантливому журналисту необходимо всё видеть своими глазами! – отпарировал Гади. – Она и так может проникнуть в происходящее, мысленно, что ли… На то она и Офелия! Звезда!

Понимать надо!" В разговор встрял человек, которого никто ранее не видел в этом пабе, по имени Ханан: "Вы что, не знаете? – этому Пительману слон на ухо наступил! А я там бывал – и не раз! Великолепную музыку там играют, поверьте!" – "Ты там бывал?

Что ты там делал, а? – изумлённо и с подозрением воззрился на новичка Мици. – Нормальные люди нашего круга туда не ходют. А сам ты кто такой? Откуда взялся?

Но раз ты туда ходишь, что ты делаешь в нашем пабе? Ведь тебе нельзя тут кушать – не знаешь, что ли?" Гади встал, угрожающе подтягивая штаны: "А ну-ка, пшёл отседа, фанатик чёртов! К досам он, видите ли, ходит, ихние бренчалки слушает, а потом на нашу Офелию тянет! – замахивается и снова подхватывает сползающие штаны:

– А ну!.." Ханана плотно окружает приходящая во всё большее возбуждение толпа, поднимается крик. Только упавшая со стола мокрая газета сиротливо валяется на полу, то и дело попадая под топочущие ноги и сминаясь.

Одед несёт в одной руке поднос с закуской и пытается протолкнуться к столам. "Друзья, успокойтесь! Я вот уже салаты несу! Садитесь же вы! Хватит! Довольно! Ну!" Человек-тайна Коба Арпадофель Решение пришло, как это чаще всего бывает, неожиданно: Миней вспомнил о Кобе Арпадофеле. Полгода назад на одном из важных приёмов в ирие он случайно познакомился с этим необычным человеком.

Сейчас Миней с лёгкой усмешкой вспоминал первое пугающе-тягостное впечатление, что на него произвёл человек, сидящий с краю огромного стола, прошивая всех сидящих в зале тяжёлым, стреляющим взглядом сильно косящего левого глаза. Глаза незнакомца привлекали к себе внимание, поражая и даже немного пугая странно-белёсым, с багровой искрой, оттенком. Особенно впечатлял явственно косящий левый глаз, пронзительно прошивающий окружающее пространство и время от времени испускающий короткие каскады очередей как будто спонтанно меняющихся оттенков. Правый глаз при этом как будто насквозь буравил собеседника, не меняя направления и не мигая.

Этот глаз вызвал у Минея ассоциацию с оловянной или стеклянной пуговицей.

В первый момент все эти метаморфозы, происходящие с лицом нового знакомого, несколько огорошили Минея. Чтобы привыкнуть к этому, потребовалось время. Миней догадался, что от эмоционального настроя нового знакомого напрямую зависит цвет излучения левого глаза. Например, радостное возбуждение вызывало спонтанные, апериодические очереди ярко-зелёных лучевых пучков почти ядовитых оттенков, переходящих в ослепительно-белые. При первых признаках неудовольствия глаз начинал испускать каскады жёлтых пучков – от тона светлого янтаря до почти густо-тёмного.

На пике ярости левый глаз терял ориентацию и начинал беспорядочно испускать во все стороны почти непрерывное багровое сияние… Широкое лицо, то ли круглой, то ли квадратной формы, скачкообразно расширяясь, начинало наливаться розовым, который переходил в красный, затем в густо-багровый – и так до густого оттенка третьеднёвочного свекольника… И вот уже лицо превратилось в подобие пышущего жаром, подпрыгивающего на сковородке и брызжущего жиром блина. Со временем ему стало ясно, что на деле Коба отлично умеет управлять как излучением своего левого глаза, так и формой и цветом лица, что даёт ему возможность наиболее эффективно воздействовать на собеседника. Все его вспышки ярости и сопровождающие их игры оттенков, могут, конечно, своей кажущейся непредсказуемостью напугать порою даже знакомых, но это отнюдь не свидетельство неуравновешенности, а весьма искусная имитация.

Зато непропорционально широкое и слегка асимметричное лицо Кобы сразу показалось Минею забавным, что ли… Особенно его позабавила форма головы, то ли идеально шарообразная, то ли идеально же квадратная, навевающая мысли о квадратуре круга или о роботе.

Миней часто вспоминал изумление, на грани ужаса, которое у него вызвал услышанный впервые на том же приёме голос Арпадофеля. Необычные голосовые модуляции производили жутковато-потустороннее впечатление. Но со временем Мезимотес воспринял их главную особенность. Когда Коба бывал взволнован или говорил о чём-то, чрезвычайно для него важном, его фанфарисцирующие нервные тремоло многократно отражались от преград, как реальных, так и виртуальных, долго вибрировали в воздухе, взбираясь всё выше и выше, как по винтовой лесенке.

Эти нервные тремоло и вибрации искусно маскировали своеобразный акцент таинственного Кобы, но сильней всего – общий смысл произносимых им слов. Миней так и не понял, каким образом сквозь удивительные фанфарисцирующие интонации прорвался и дошёл до него истинный смысл сказанного, непостижимым образом упакованного в давно известные и застывшие словосочетания.

Из частых разговоров с новым знакомым Миней уяснил, что тот мечтает организовать исследовательскую группу по изучению, а в дальнейшем и использованию, малоизвестных явлений фанфаризации ноосферы. В одной из непринуждённых бесед Арпадофель как бы случайно обмолвился, что эти исследования ведутся в рамках нарождающейся науки фанфарологии. Миней раньше своего визави понял, с кем свела его судьба, что их может связать взаимный интерес, и они могут извлечь друг из друга немалую пользу. Да, это именно тот человек, который ему нужен!..

Арпадофель столько раз повторил Минею название – фанфарология, что до позднего вечера Миней независимо от своей воли непрестанно перекатывал во рту это слово.

Только когда новое слово уложилось в его сознании, Миней окончательно понял: это то, что ему нужно!

А что, если фанфарологию совместить с областью, которой занимается его "Лулиания", с компьютерными развивающими играми! Ведь тогда можно будет поистине горы свернуть! Кстати, что это он там говорил об играх? Что-то очень и очень интересное! Неплохо бы вникнуть поглубже в его идеи, которые он без устали фанфарисцирует всем, кто готов слушать и способен постичь его своеобразную манеру изложения!

"Воистину велико значение зарождающейся науки фанфарологии! – рассуждал сам с собой, сидя вечерами у себя в домашнем кабинете, Миней. – Пока что о ней почти никто не имеет ни малейшего понятия в Арцене. Даже Офелия Тишкер умело пользуется в своей работе фанфарологическими приёмами, её практическим разделом – фанфармацией, но подсознательно".

Мезимотес встретился с Арпадофелем ещё раз, и ещё несколько раз. Потом тот пригласил Минея на концерт звукозаписи композиций "Звёздных силоноидов". Там и тогда Арпадофель продемонстрировал Мезимотесу мощное действие силонокулла, которое он называл фанфарисцирующим. Не сразу, но со временем интеллектуал и любитель изысканной классики Мезимотес тоже стал истовым поклонником совсем недавно возникшего вроде бы молодёжного музыкального течения, а Арпадофель превратился в одного из его близких друзей.

В ходе ставших частыми встреч Арпадофель каждый раз ненавязчиво, и от этого ещё более убедительно, демонстрировал Мезимотесу, каким образом посредством своего фанфарического чутья он пришёл к выводу, что именно в такую струю необходимо попадание всех и каждого – без малейшей возможности когда-нибудь покинуть её.

Пришло время, и Мезимотес осознал: особенно велико значение фанфарологии в критические периоды, когда струя, подчиняясь недостаточно (всё ещё) изученному закону флуктуаций, неожиданно вплёскивается в замкнутый тупик и бесконечно бьётся в нём, словно бы бесцельно плещет и вихляет на самом краю пропасти! А то, что такой критический период может накатить совершенно внезапно, никогда нельзя исключать…

И вот сейчас, продумывая способ решения важной поставленной задачи по завоеванию душ эранийской массы, Миней пришёл к выводу: всё сошлось! Кобу Арпадофеля надо пригласить в "Лулианию". Но он не должен до поры, до времени светиться и обнаруживать перед лулианичами своей активности. Стало быть, придётся назначить Арпадофеля на какую-нибудь должность с неявными функциями, например, администратора по общим и конкретным вопросам. Общие и конкретные вопросы – самое то, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов, вроде того – чем в "Лулиании" занимается этот человек?

Миней начал продумывать идею создания на фирме закрытой (для начала) группы фанфарологических исследований под руководством Кобы Арпадофеля. Конечно, подобрать подходящее помещение… чтобы был доволен… похоже, он… э-э-э… немного капризен и вообще… э-э-э… характерец… э-э-э… И… э-э-э… держать его до поры, до времени подальше от ведущих специалистов… таких, как слишком яркий, слишком умный, до гениальности, Моти Блох, к примеру…

А вот Тимми… О, Тимми!.. Они с Арпадофелем как будто друг для друга созданы!

Миней припомнил, что недавно от кого-то слышал: в молодости его дружок Шайке Пительман, отец в те дни маленького неповоротливого Томера, знавал этого загадочного Арпадофеля… "Ну, да ладно… Завтра с утра продумаю, как и что…" – зевнув, решил Миней и, потягиваясь и шаркая шлёпанцами, отправился в спальню.

Вскоре после вышеупомянутой встречи в ресторане "Цедефошрии", в "Лулиании" появился новый сотрудник. Миней Мезимотес официально его лулианичам не представлял. Разве что некоторым любопытствующим вскользь пояснил: "Это мой новый администратор по общим и конкретным вопросам. Работы, сами понимаете, много, нужен помощник…" Коба Арпадофель поначалу старался, по просьбе Минея, как можно реже попадаться на глаза лулианичам. Те, кому довелось видеть мелькающего в коридоре возле кабинета босса странного типчика, долго полагали, что он просто приходит к боссу по каким-то своим делам, не имея к "Лулиании" никакого отношения.

Потом лулианичи всё чаще и чаще стали встречать в коридорах стреляющего косым глазом человечка, обладателя как бы квадратной головы. Кто-то случайно услышал, как он, прохаживаясь по коридору, говорил по та-фону. "Будто не говорил, а в странную дудку дудел и камни во рту перекатывал! Ни слова не понять!" – клялся этот кто-то недоверчивым слушателям. Ещё видели странного субъекта, когда он вышагивал по коридору, бормоча что-то сам с собой, испуская из левого глаза во все стороны лучистые очереди всевозможных мрачноватых оттенков. Уже потом лулианичи увидели пугающие, и вместе с тем забавные метаморфозы и без того странной физиономии таинственного администратора, когда его посещали вспышки ярости. За глаза его прозвали Куби-Блинок.

До Мезимотеса не могли не дойти все эти разговоры в коридорах, туалетах и курилках по поводу таинственной и зловещей личности Кобы Арпадофеля. Он решил ненавязчиво, но совершенно определённо положить этому конец. Не пришло ещё время, чтобы Коба Арпадофель раскрылся перед лулианичами, некий флёр таинственности этому человеку был просто необходим – и чем дольше, тем лучше. Но болтовня лулианичей на эту тему – это уже слишком! Так ведь недалеко до хвоста и рогов с копытами! Поэтому Мезимотес решил устроить встречу наиболее верных ему лулианичей с таинственным администратором по общим и конкретным вопросам.

Собрались в большом зале заседаний. Миней постарался создать непринуждённую обстановку. Люди расселись в удобные кресла, закурили, с любопытством поглядывая на сидевшего глубоко в кресле рядом с боссом администратора по общим и конкретным вопросам. В самый неожиданный момент у Куби-Блинка внутри как будто рывком высвободилась невидимая пружинка – и он заговорил… И как заговорил!

Сверкая своим буйно зазеленевшим косым левым глазом, он с места в карьер начал… – нет, не вещать, а фанфарисцировать!.. – нечто о струе, сформированной согласно математически выверенному закону.

Что такое попасть в струю, каждый элитарий прекрасно знал с детства. Но вот что такое струя, сформированная согласно математически выверенному (кем и как?) закону, опытные и грамотные специалисты, изучавшие в университетах высшую математику, никак не могли постичь из потока слов, неизвестно каким образом упакованных в застывшие блоки, тем более этот поток слов извергался с доселе неведомыми фанфарическими интонациями. Лулианичи были попросту оглушены. Миней не без удовольствия наблюдал, как их недоумение сменяется страхом, потом на месте страха появилось мучительное желание хоть что-то ухватить. Под конец на лицах основной массы присутствующих застыла отрешённость, у кого блаженная, у кого безысходная. Истинного понимания фанфарических словоизвержений Арпадофеля не отразило ни одно лицо.

Назавтра Миней поведал Кобе о своих впечатлениях. К его изумлению, Коба расхохотался жутковатым кудахтающим смехом, его косящий глаз уставился на Минея, выпустив каскад ярко-зелёных очередей: "Так это же и хорошо! Такова обычно самая первая реакция на мои интонации! Если бы ты увидел выражение скепсиса или, что ещё хуже, иронии на лицах, а то и… никакой реакции, было бы гораздо хуже! От таковских я бы первый посоветовал тебе избавиться: они нам не нужны в фанфарисцирующем пространстве, которое надлежит в конечном итоге тут создать!" – "Ну… – нерешительно, с трепетом душевным начал Миней, потом заговорил более уверенным тоном: – а если это классный специалист, который лучше, чем кто-то другой сможет разработать программу, о которой мы с тобой говорили?" – "Ну, конечно, поначалу нам потребуются, прямо-таки будут необходимы талантливые скептики… на каком-то этапе…" – веско профанфарисцировал Коба. – "Ладно, я лично займусь сугубо техническими вопросами. А ты собирай свою команду, завтра приступишь к делу. Одного человечка я тебе завтра же прикомандирую. Уверен, ты, если и не знаешь его, то слышал о нём!" – "Интересно!" – выдал Арпадофель левым глазом целую очередь грозных желтоватых зарниц. – "Это Тим Пительман!" – "Если это сынок Шайке Пительмана, то, конечно же, присылай! – сверкнул Арпадофель на Минея своим глазом-пуговицей. – Правда, мне казалось, его как-то по-другому зовут…" – "Не бери в голову. Ныне он Тим Пительман, прошу любить и жаловать!"

Набрав номер Пительмана, Миней ласково прожурчал: "Тимми, ты сейчас не очень занят? Да-да, это я, Миней. Я сейчас в летнем кабинете. Нужно поговорить. Но постарайся как можно скорее, и чтобы никто не видел, куда ты идёшь. О!.. Знаешь? – есть маленький мужской туалет на первом этаже. Им почти никто не пользуется, он слишком мал и не очень благоустроен. Главное – постарайся удостовериться, что там никто рядом не прогуливается. Главное, чтобы случайно не оказался Блох. Что?

Блох задремал на рабочем месте? Ничего, сейчас вроде можно… Обед же! Как будешь идти сюда, постарайся убедиться, что Арпадофель прогуливается по коридору, мурлыча какой-нибудь свой фанфарический мотивчик. Тогда улыбнись ему понежнее, но при этом дай понять, что очень-очень спешишь в туалет. А оттуда вторая, маленькая, дверь ведёт прямо в наш внутренний сад. Понятно?" – и он закрыл та-фон.

Тим тут же поспешил к шефу. Он осторожно вышел в вестибюль, прошёл длинным коридором и вышел к маленькому холлу с тыльной стороны здания. Так и есть: именно тут важно фланировал взад-вперёд Арпадофель, постреливал своим косящим глазом и что-то гундосил себе под нос. Он уже хотел было остановить Тима. Но тот скроил такую страдальческую мину, кивая в сторону своевременно замеченной обшарпанной узенькой дверцы маленького туалета, на котором чем-то угольно-чёрным было начертано коряво от руки "М", что Арпадофель понимающе закивал и продолжил свой путь взад-вперёд по коридору. Тим спешно потрусил и скрылся за обшарпанной, узенькой дверью. Впрочем, Коба, на его счастье, вскоре позабыл о нём.

Мезимотес сидел за низеньким, стилизованным под лесной пень, столиком, настолько широким, что он вместе с несколькими плетёными креслами и маленьким холодильничком за спиной Мезимотеса, едва помещался в изящной беседке. Эту беседку ему выполнили по его индивидуальному заказу; точно такую же беседку выполнили для его семьи в "Цедефошрии", а впоследствии и для ещё нескольких высокопоставленных зрителей.

Раздвигая густые заросли, возник Тим Пительман, своим мощным телом едва вписываясь во вход.

"О, Тимми! Садись, дорогой, располагайся!.. Да, я понимаю – моя беседка не очень рассчитана на твои солидные габариты. Ничего! Вот дорастёшь до моего ранга – и такой же обзаведёшься, под свои размеры. Кофе, сок, коньяк, ликёр?" – "Чего изволите, шеф!" – с предупредительной улыбкой ответил Тим, с трудом втискивая свои необъятные телеса в изящное плетёное кресло, которое издало жалобный писк.

На низком столике появились лёгкие закуски, всевозможная выпечка, судя по виду, из лучших кондитерских Эрании. Оба, и босс, и его ближайший сподвижник, принялись за закуски, обмениваясь лёгкими репликами из обязательного репертуара лулианичей-элитариев. Тим то и дело вскидывал вопрошающий взор на Минея, не слишком умело скрывая нетерпение и любопытство.

Миней приметил нетерпение гостя; он его отлично понимал и поэтому затаённо улыбался. Наконец, он веско произнёс: "Итак, Тимми, я принял решение и уже сделал все необходимые приготовления. Ты у меня, будучи руководителем электронно-акустического направления, отныне переходишь в непосредственное подчинение к Кобе Арпадофелю.

Но… ты ж понимаешь: он на деле, так сказать, мой тайный советник, официально же его должность… сам знаешь… это не столь важно. То есть, о ваших служебных отношениях никто, в том числе и твои сотрудники, знать не должны. До поры, до времени…" – "Я догадывался, что дело идёт к этому. Тем более, я и раньше успел немного поработать с ним, между прочим, полуофициально… Я случайно знаком со сверхсекретным направлением его работ. Надо думать, в его теме акустический аспект – один из ключевых. Тем более, сейчас, когда…" – веско проговорил Тим.

"Ну, вот, лапуль, ты всё понимаешь с полуслова! – радостно произнёс Миней. – Но я тебя собственно не для этого позвал. Дело в том, Тим, что я хочу поручить тебе одну задачку. В этом ты будешь тоже… э-э-э… до поры, до времени… замыкаться исключительно на меня. Учти: ни одна живая душа не должна знать об этой нашей работе, даже Коба – до поры, до времени. А главное – твой армейский приятель Моти Блох…" – "Но вы же хотели, чтобы мы работали вместе!" – "Нет-нет, не по этой теме!.. Всему своё время – и место!.. Блох мне нужен для другого…" – быстро и решительно отрубил Миней. Тим удивлённо поднял брови, потом понимающе закивал, тонко ухмыльнулся и ничего не сказал. А Мезимотес изысканным жестом поднёс кофейную чашечку ко рту, сделал маленький глоток и заговорил как бы о чём-то другом: "Да, несомненно, наш Моти Блох – настоящий гений компьютерной техники, и свои функции у нас он исполняет исправно. Даже, я бы сказал, с блеском, ну… иногда с чрезмерным… э-э-э… огоньком… Понимаешь… э-э-э… у таких вот умников, при всей их лезущей наружу наивности и доверчивости, особый, слишком острый, слишком критический склад ума. Я же его давно знаю. Когда он, молодой и талантливый парень, принёс мне на продажу свою компьютерную игру, я сразу смекнул, что из этого может получиться. И вот смотри! – престижная в Арцене "Лулиания"!

И наш Парк! Да, это правда – он её фактический создатель. Но без меня он – нуль при всём своём творческом складе ума. Короче, он мне был нужен вначале, он мне необходим сейчас. На данном этапе!.." – со значением произнёс Миней, Тим с удивлением воззрился на него и напрягся. Миней улыбнулся ему и подмигнул: "А ты, сынок Шайке Пительмана, нам необходим всегда. Запомни это!" У Тима отлегло от сердца: он, кажется, начал о чём-то догадываться. Он снова ухмыльнулся, а Миней продолжал, аристократически прихлёбывая кофе из изящной чашечки: "Над моей задачкой будешь думать сам, никого из лулианичей не привлекая… А, кстати, как поживает Офелия?" – "А в чём проблема? О чём вы хотите меня попросить?" – осведомился Тим, прихлёбывая кофе; от ответа на вопрос шефа об Офелии он постарался ускользнуть: как раз вчера они в очередной раз договорились немного отдохнуть друг от друга.

"Нам нужен очень маленький приборчик, который не вносил бы помехи, а просто гасил до полной немоты любую музыку, вообще, любые звуки. То есть, всё – кроме… силонокулла. – и Миней многозначительно поднял палец. – Это архиважно! Я предчувствую: настанет такой момент, что нам понадобится гасить, полностью, или частично, ненужные нам звучания, регулировать гашение звуков, усиливая их или ослабляя, или вовсе сводя на нет. Пространство, охватываемое излучением прибора, площадь и конфигурация, направление излучения, разумеется, его мощность должно быть регулируемым – в зависимости от наших надобностей. Для начала отработаешь принцип на малом пространстве. Ещё раз повторяю: это не обычный источник помех, а регулируемый гаситель, точнее – пожиратель звучаний, не имеющих отношения к силонокуллу, попавших в сферу действия прибора", – подчеркнул со значением Миней.

– "Я понял, Миней! Попробую! Не все знают, что силонокулл-поле обладает особой энергетической составляющей, отсутствующей у других звуковых полей. Тем оно и уникально. А что до устройства, то… – Тим склонил голову набок, прихлебнул из чашечки, засунул в рот последний кусочек угии, тщательно отряхнул крошки с колен, после чего снова заговорил: – Я думаю, такой приборчик конструктивно… э-э-э… лучше всего совместить с обычным та-фоном. Вы же знаете: это уникальный прибор, по сути – универсальный микрокомпьютер! В него постоянно встраивают всё новые и новые функции. Для молодёжи и детей в него засаживают всевозможные игры…

Видели, как они на ходу играют в тетрис? А интерактивные игры! В самых продвинутых та-фонах имеется Интернет, фотоаппарат, видео! Ну, не мне вам рассказывать… Короче, сделаю это в та-фоне… – отчеканил Тим. – И никто ничего не сможет заподозрить: парниша смотрит видеоклипы по та-фону… Но мне нужно время и особые условия!.." Миней ласково улыбнулся и поощрительно кивнул: "Времени у нас достаточно! И условия обеспечу. Пусть твои сотрудники покопаются в архиве фирмы, просмотрят отчёты старых разработок, особенно… э-э-э… прерванных… Вернее, которые я не дал закончить!.. Не спрашивай, почему. Там есть немало интересных и перспективных идей, которые я в своё время отклонил под теми или иными предлогами, справедливо полагая, что их время ещё не пришло. Мне уже тогда хотелось, чтобы эти идеи попали в хорошие руки. Только ни в коем случае не говори своим людям, какова твоя цель… то есть говори не больше, чем они должны знать, чтобы квалифицированно тебе посодействовать…" – "Миней, мне хотелось бы поточнее понять цель этого приборчика?" "Ты, как никто, понимаешь, Тимми, что значит наш силонокулл. У нас в Эрании, и вообще в Арцене, становится всё больше его поклонников, особенно молодёжь. Очень перспективны в этом отношении гимназисты из Галили, особенно юноши, посещающие секцию восточных единоборств. Но – этого ещё далеко недостаточно. Слишком много… больше, чем нам бы хотелось… тех, кто предпочитает, как они имеют наглость заявлять, нормальную, традиционную музыку!.." – "Но почему? – возразил Тим. – Офелия неплохо поработала! Сами же знаете!" – "Нельзя останавливаться на достигнутом!" – "А она и не останавливается…" – промямлил Тим еле слышно.

Миней вскинул голову и пояснил: "Вот поэтому мы решили перейти к более активным методам внедрения прогрессивных и популярных в цивилизованном мире культурных течений. Технические методы внедрения нового бьют наверняка! На поверхности – всевозможные конкурсы, назовём их турнирами. Так звучит… э-э-э… загадочно, романтично… – Миней элегантно повёл рукой, – элитарно!.. Мы предоставим возможность соревноваться самым разным музыкальным ансамблям, группам, оркестрам, даже солирующим артистам. Даже клейзмерам и исполнителям хасидского рока. Самую лучшую сцену, нашу "Цедефошрию" мы предоставим для самого первого Турнира! Но нам нужно, чтобы там победили самые лучшие, самые достойные!.. Те, кто того заслуживает!.. Это и вопрос финансов, если хочешь…" "Вашу мысль я понял! Серьёзно – понял! Мне даже ясно, зачем нам надо проводить турнир именно в "Цедефошрии"! – воскликнул Тим, радостно улыбаясь и потирая руки.

– В общем, я соображаю, что нам нужно. А назовём мы этот прибор… э-э-э… фелио! Вернее, фелиофон! Фелио – так я назову эффект, создаваемый прибором. Так будет звучать… э-э-э… научно. Словечко фон, оно… завсегда…" – "А почему фелио?" – прищурился с понимающей улыбочкой Миней. – "Это название мне только что явилось…" – "Только что – явилось?" – хитро улыбнулся старик. – "Какая-то мистика, наверно… – потупился Тим. – Вот так мне кажется, и всё… Объяснить не могу…" – "Ну, и не надо, Тимми! Я же понимаю, сам был молодым! Фелио – это звучит, это красиво! В перспективе твой… э-э-э… Ладно, уговорил: назовём его фелио-эффект! Он будет задействован в одном из основных блоков программы угишотрия. Там он ещё как пригодится! Есть ещё идейки… Например, автоматизированный голосователь… первый в мире! Но об этом – потом, в первую очередь – фелио!" – прихлопнул ладонью по столу Миней и весело подмигнул Пительману.

Тим искренне заинтересовался: "А что такое угишотрия? Уж очень название интересное и загадочное!" – "Оно тоже явилось мне… э-э-э… только что. Ты знаешь, Тимми: в Эрании есть целая группа людей, которых так просто к струе подобающей цветовой гаммы не приобщить. Ты знаешь, о ком я говорю. И я не уверен, что тривиальным путём убеждений удастся чего-то достичь. Уж очень много упорства не по делу! Поэтому придётся нам разработать такую программу… э-э-э… целый комплекс программ, так сказать, систему, которую не тут и не сейчас называли кнут и пряник. Вот эту систему мы и будем автоматизировать. Теперь понятно, откуда такое загадочное название? Кстати, самое серьёзное внимание обрати на незатейливую идейку Моти, где в качестве запускающей и управляющей команды используется та или иная мелодия, тот или иной мотивчик. Помнишь, я тебе дискетку давал?" "Ага… – замялся Тим. – М-м-да… Миней… Вы же знаете, что у меня с музыкальным слухом… э-э-э… того… про-блема…" – "Но ведь эта твоя, как ты называешь, проблема не мешает тебе успешно заниматься вопросами акустики.

Даже Ори Мусаки-сан предпочёл тебя всем прочим претендентам, обладателям абсолютного музыкального слуха и безукоризненного вкуса…" – "В традиционном понимании, не забудьте!" – "Вот-вот! То есть в соответствии с отживающими традициями! – подчеркнул многозначительно Миней. – Это неспроста! Не сомневайся, именно такие, как ты, нам и нужны! У тебя слух и вкус не испорчен отживающими традициями, а значит, ты более других открыт всему новому и прогрессивному!

Понял, мальчик мой?" – "Понял, Миней! – просиял Тим Пительман. – Но я постараюсь найти кого-нибудь из верных и преданных нам людей, у которых и с восприятием всего нового и прогрессивного – в духе силонокулла! – всё в порядке, и музыкальный слух… э-э-э… как полагается! А скажите, Миней, Моти эту свою идейку случайно не запатентовал?" – "Нет! То, что он мне тогда принёс, была ещё очень сырая идейка… ну, когда мы об этом говорили… Он сам в ней, я думаю, ещё не видел чего-то такого патентоспособного. Я же тогда постарался ему внушить, что она ничего не стоит. Вскользь, ненавязчиво… Он мог подумать, что угодно, хотя я сделал вид, что меня удручает именно мелодия, которую он использовал, как запускающую. Не помню, чтобы за эти годы он мне что-то на эту тему приносил, или чтобы где-то эту идейку использовал. А ведь согласно уставу "Лулиании", разработчик не обладает авторским правом на свою разработку – без особого разрешения руководства. Это касается патентования и лицензий. Ты что, забыл?" Тим, конечно, не забыл, хотя уже не раз и не два нарушал этот пункт устава.

Мезимотес подозревал это, но смотрел на нарушения сына Шайке Пительмана сквозь пальцы: сынок старого приятеля был ему дороже всех правил и уставов.

"Отлично! – потирая руки, проговорил Тим. – Значит, договорились, шеф! Да, а что, Арпадофелю тоже не полагается об этом знать? Вы же сказали, что я буду под его началом!.." – "Он об этом узнает, но – не сейчас. Сначала сделай хоть что-нибудь, чтобы показать товар лицом! Это будет для него маленький сюрприз… Понял, Тимми? – пристально глянул на него Мезимотес. – Потом-то, конечно, всё-о ему скажем. Он же наш друг и соратник! Короче, иди, действуй!" Миней знал, что Пительмана за уши не оттащишь от задачи, пока не будет готов самый первый образец прибора, как его? – фелиофона. Уж этот-то готов всех своих подчинённых бросить на перелопачивание всех архивов, всех источников необходимой для решения задачи информации, чтобы они нашли ему то, что ему нужно, что можно к делу толково пристегнуть. Спуску он им не даст, на всю катушку использует свою единственную и неповторимую нежность-удавку, из которой до сих пор никому не удавалось выскользнуть. Только бы он смог так хитро поставить дело, чтобы никто из них ни о чём не догадался!

Тим попятился и бочком, бочком вывинтился из беседки. Отодвигая рукой ветви кустарника, раскланиваясь и продолжая сладчайше улыбаться боссу, он пятился, пока не врезался пухлой широкой спиной в ручку маленькой дверцы туалета, через которую и прошёл совсем недавно в сад, направляясь к беседке. На всякий случай, состроив страшно озабоченное лицо, Тим скрылся за маленькой белой дверцей, ведущей в туалет. А уже в холле, выйдя бочком из туалета с другой стороны, он прошмыгнул мимо Моти, рассеянно бредущего по коридору в беседку к боссу, естественно, по направлению к обычной двери, ведущей в тот же сад.

Проект Века – угишотрия Обеденный перерыв близился к концу. Моти, сидя в неудобной позе, дремал подле включённого компьютера.

На столе мелодично пропел телефон. Моти вздрогнул и схватил трубку, уронил, снова схватил и прижал к уху: "Блох слушает", – хрипло со сна пробормотал он. – "Адон Блох?" – услышал он голос Минея. – "Да, адони", – уже более ясным голосом.

– "Через полчаса жду тебя в летнем кабинете…" – "Хорошо", – не совсем ещё придя в себя, пробормотал Моти.

Моти подумал и решил на всякий случай захватить ноут-бук, где он работал над маленькими эскизами, используя их, как кубики, для построения крупных блоков. Он думал, что речь пойдёт о новой компьютерной игре, начинающей очередную серию; вчера шеф обмолвился об этом.

Миновав длинный коридор и выйдя в маленький холл, Моти боковым зрением заметил нечто огромное, промелькнувшее мимо него и на большой скорости пронёсшееся через холл. Выйдя во двор и подходя к увитой виноградом беседке босса, он сообразил, что это был Тим Пительман. Моти поразило мимолётно схваченное взором странное выражение лица Тима – как будто его поймали на чём-то не совсем дозволенном. Но он решил, что это аберрация зрения, или странные игры подсознания – из-за того, что огромный Тим слишком стремительно пронёсся мимо него.

Моти пожал плечами, мелькнула забавная мысль об инертности больших масс. Он вошёл в беседку, где тотчас забыл о странном видении в образе Тимми Пительмана, выхваченном боковым зрением. То, что он увидел – умело сервированный низенький столик, изысканные закуски и бутылки дорогого коньяка, – поразило его. Изумлению Моти не было границ: с чего бы такое в разгар обыкновенного рабочего дня?

Шеф Миней важно восседал напротив входа и улыбался знакомой загадочной улыбкой.

"Присаживайся, дорогой, присаживайся! Кофе, чай, коньяк?" – по обыкновению ласково повторил он стандартную фразу. Моти присел в плетёное кресло и заботливо пристроил на коленях ноут-бук.

Мезимотес продолжал ласково и загадочно улыбаться, тихо приговаривая: "Да ты бери, бери сласти – они из фирменной кондитерской!" – "Жена и дочь любят "Шоко-мамтоко".

Знаете? – в Парке, возле "Рикудей-Ам"… Мои девочки такие сладкоежки!.. Но на Ширли это никак не влияет: худющая-а…" – с тёплой улыбкой произнёс Моти.

Миней продолжал загадочно улыбаться, и Моти неожиданно показалось, что в его улыбке проглядывает насмешка.

В середине обычного, совсем не служебного разговора между боссом и подчинённым, в беседку вкатился таинственный администратор по общим и конкретным вопросам и уселся в уголке справа от босса, сняв очочки и аккуратно запихнув их во внутренний карман. От удивления Моти чуть не поперхнулся. "А этот-то тут зачем?" – подумал Моти. По спине пробежал неприятный холодок, когда он случайно наткнулся на белесо-зеленоватый пронзительный луч, испускаемый левым косящим глазом неожиданного визитёра. "Надо же, такое привиделось!" – подумал Моти. Ему не могло придти в голову задаться вопросом, почему этот странный коллега снял свои очочки с туманными стёклами, без которых его никогда не видели в коридорах фирмы.

Новый администратор недавно превратился чуть ли не в главный объект бесед и шуточек в коридорах, туалетах и курилках "Лулиании" – особенно после его лекции, организованной боссом для ведущих сотрудников фирмы. Моти почему-то на эту лекцию не пригласили, зато он много странного и непонятного слышал о ней от тех, кого специально предупредили особо об этом не распространяться. И вот Моти довелось увидеть чуть ли не на расстоянии протянутой руки сдобного коротышку с косящим и постреливающим во все стороны левым глазом, испускающим желтовато-зелёное сияние, плавно переливающееся в белёсовато-багровое. В этот момент Моти почти физически ощутил не просто излучение зловещих оттенков, а – некое поле, которое испускал этот таинственный человечек. Это поле вызывало у нечаянно попавшего в его сферу жутковато-давящее ощущение.

Внезапно он вспомнил этого типчика на концерте в "Цедефошрии": тогда оказалось, что его знает Тимми, старый армейский приятель (которого очень любят его, Моти, сыновья). От так неожиданно выстроившейся череды мыслей Моти ощутил смутную тревогу, но не мог уяснить её источник.

Усевшись поглубже в плетёный стул, Моти прихлёбывал кофе и искоса наблюдал за загадочным типчиком, по-хозяйски развалившимся в кресле подле низенького столика.

С затаённым интересом, смешанным с непонятным страхом, Моти поглядывал на него, стараясь понять, куда нацелен в каждый данный момент его косящий глаз. А главное – что означают выстреливаемые им каскады лучей то одного, то другого оттенка, а главное – почему второй его глаз, явно зрячий, пугающе неподвижен и наводит на мысль об алмазном сверле?..

Босс и таинственный субъект меж тем углубились в поразительно невнятный разговор, не обращая на Моти ни малейшего внимания. Он продолжал прихлёбывать кофе, заедая необыкновенно вкусной выпечкой. Он пытался прислушаться к разговору босса с его странным гостем и неожиданно понял, что всё, о чём они говорили между собой, даже издаваемые звуки, непостижимым образом обтекали его голову, сквозили мимо…

Отставив в сторону пустую чашку, Моти недовольно подумал: "А чего я, собственно, тут сижу? Зачем вообще меня сюда пригласили?.. Времени жалко! Если шеф решил одарить меня обычной кофейной паузой, то я уже достаточно налился кофе, окончательно отошёл от нечаянной дрёмы и, наверно, могу вернуться к работе. У них, как я вижу свои дела и беседы… Я-то тут при чём!.." Будто прочитав его мысли, Мезимотес с улыбкой посмотрел на него и торжественным тоном объявил: "Моти, извини… У Кобы оказалось ко мне срочное дельце… А теперь, хаверим, раз уж вы встретились у меня, я хочу представить вас друг другу.

Это – мой хороший друг и новый сотрудник, который исполняет должность администратора по общим и конкретным вопросам. ("А то я не знаю!" – с досадой подумал Моти) Адон Коба Арпадофель, – и широким, плавным жестом он указал на развалившегося в кресле справа от него типчика, зловеще постреливающего во все стороны косым левым глазом. – А это, Коба, наш главный специалист по вопросам общей концепции, идеологии и программной технологии компьютерных игр адон Мордехай Блох", – и он указал на Моти, плавным жестом переведя в его сторону указующий перст.

Таинственный Коба стрельнул в Моти чем-то гнойно-белёсым из косящего левого глаза и тут же отвёл его в сторону, тогда как второй глаз продолжал бесцеремонно сверлить Моти. Моти снова ощутил, что зловещее поле Арпадофеля уже повлияло на него весьма угнетающе. Добродушный, весёлый и уверенный в себе, он ощущал, будто администратор по общим и конкретным вопросам с разными глазами высасывают из него лучшие свойства, медленно, с наслаждением выжимая его душу, как губку.

Мезимотес, увидев лучи, испускаемые левым глазом Кобы, озабоченно поглядел на одного, потом на другого.

"Жаль!.. – подумал Мезимотес. – Первая встреча – и сразу ясно, что меж ними химии не получится. А может, оно и ни к чему… Может, и к лучшему, если он хотя бы поначалу будет работать независимо от руководящей группы. Моти, прекрасный специалист, сам справится с поставленной задачей, о ней я лучше скажу ему один на один. Пусть и группу он себе сам подбирает, как посчитает нужным. И он, и вся его группа не будут знать больше, чем им положено. Так даже лучше для дела!" Из кармана Арпадофеля раздался тонкий пронзительный звук – это был силонокулл-пассаж в визгливом регистре. Моти почувствовал, как ухнуло сердце.

Коба ухмыльнулся и стрельнул в Моти розоватым лучиком из сильно закосившего левого глаза: "Это мой та-фон, ничего страшного, мои музыкальные советники…" – важно прогудел Арпадофель. – "А кто у тебя сейчас музыкальные советники?" – полюбопытствовал Миней. Арпадофель свёл брови, его лицо начало непроизвольно расширяться и краснеть. Он поднёс аппарат цвета разбавленного в воде молока к уху, его лицо сделалось необычайно сосредоточенным, в ответ невидимому собеседнику он только фанфарировал какие-то невнятные междометия, и щёки его надувались, как воздушный шарик.

Миней тут же сделал успокаивающий жест: "Нет, друг мой, если не хочешь, не говори!" – "Я должен вас покинуть! – прогундосил Коба, закрыв та-фон и засунув его за пазуху. – Миней, ты уж сам разберись с этим работником, сам объясни ему нашу техническую политику. Введи его в курс дела. Но… сам понимаешь! – и он еле слышно промычал: – ничего лишнего…" С этими словами Арпадофель покинул беседку и словно бы растворился среди кустарника. Моти моментально почувствовал облегчение и вздохнул, подумав про себя: "Хорошо, что он наконец-то ушёл…"

"Хорошо, что он наконец-то ушёл! – словно прочёл его затаённые мысли Мезимотес и, расслабившись, развалился в кресле. – Давай, ещё по чашечке крепкого кофе и займёмся делом. Как мы с тобой привыкли работать! Уж ты извини, у него было действительно важное дело ко мне, не могу же я ему сказать, чтобы зашёл позже…" Моти с удивлением воззрился на босса, который на секунду отвернулся, чтобы передать ему кофейник. Когда Миней повернулся, Моти натянул на лицо привычно деловое выражение, освещаемое добродушной улыбкой. "Вкусный у вас кофе, шеф! А можно чуть коньячка?" – неожиданно для самого себя осмелел Моти. – "Ну, конечно, не стесняйся!" – и Миней наполнил обе крохотные рюмочки изящной формы. Казалось, и его уход Арпадофеля взбодрил.

Он согревал в руке содержимое рюмки, потом, пригубив, поставил её на просторный низенький столик, стилизованный под замшелый пень (правда, чересчур гладко для обычного пня отполированный), и проговорил: "Итак, во-первых, хочу тебя конкретно и официально поставить в известность, что, по согласованному решению руководителей трёх Министерств, на "Лулианию" возложена почётная задача. Мы приступаем к разработке важнейшей новой темы, с чем нас всех хочу поздравить.

Это, скажу без преувеличения – ПРОЕКТ ВЕКА! Сразу предупреждаю тебя, дорогой Моти, что это не только весьма важный проект, но и… э-э-э… архисекретный.

Степень секретности работ такова, что я даже не вправе на данном этапе всего рассказать…" – "Мы, в общем-то, привыкли к коммерческим секретам. Наверно, и здесь то же самое?" – спросил Моти. – "Да, – коротко ответствовал Мезимотес, – несомненно, и это тоже". – "Какие же секреты, превыше коммерческих, могут быть в "Лулиании"?" – удивился Моти.

Мезимотес словно не расслышал и продолжал: "Ты, Мотеле, будешь главным специалистом по этому ПРОЕКТУ – отныне это ключевая тема в деятельности "Лулиании".

От успеха её завершения для лулианичей, для Эрании, более того – для Арцены! – очень многое зависит. Впрочем, на другие задачи у тебя просто не останется ни сил, ни времени".

Моти взволнованно и с интересом глянул на Мезимотеса. А тот, снова пригубив из рюмочки, продолжил: "Основных целей нашего нового проекта – несколько. Мы создаём комплекс взаимозависимых саморазвивающихся программ, которые запускаются и действуют, при необходимости, самостоятельно…" – "Не проблема!.." – прошелестел еле слышно Моти, удивляясь столь общему и тривиальному началу обсуждения новой темы. Миней важно кивнул и продолжал: "Один из главных моментов в этом комплексе – саморазвитие и саморазрастание. Это и есть твоя задача, которой ты будешь заниматься, не отвлекаясь ни на что другое. А в общем наш комплекс формируется на основе сочетания компьютерных игр различной степени популярности в основном, твоей, Моти, новейшей разработки".

Моти слушал босса с растущим интересом, смешанным с удивлением. Миней продолжал важно вещать: "Мы создаём гигантскую компьютерную супер-игру, построенную на принципе многовитковой сложно-закрученной ракушки с элементами цветомузыки. Это будет новый и необычный музыкальный аттракцион мирового уровня!.. Поэтому, кстати, на определённом этапе мы подключим к проекту и выдающихся музыкантов, к примеру, силоноидов Ори Мусаки-сан. Но это в своё время – ни мгновеньем раньше".

Моти всё ещё не понимал, куда клонит Миней. "Главное – формирование из себя и в себе струи подобающей цветовой гаммы. Участник игры должен совершить точное попадание в упомянутую струю, а она по ходу дела формирует из себя то, что мы с самого начала называем "Ракушкой счастья", она же "ЦЕДЕФОШРИЯ". – "Но у нас же есть в Парке "Цедефошрия"! – воскликнул Моти. Он внимательно слушал, пытаясь схватить главную мысль и одновременно представить, как изобразить превращение струи в многовитковую ракушку и обратно программными методами. Он подумал, что если это удастся, может получиться очень даже увлекательная игра.

А Миней уже говорил о другом: "Конечным и желательным результатом игры должно стать сознательное приятие игроком глобальных ценностей струи подобающей цветовой гаммы и психологическое в них проникновение. Каждая ступень нашего комплекса ненавязчиво формирует у игрока личное стремление к глобальным ценностям современного мира. Вот тебе и ещё одна задача: разработка программного блока ненавязчивого притяжения. Пойми, дружок: МЫ НИКОМУ НИЧЕГО НЕ НАВЯЗЫВАЕМ – МЫ ПРИВЛЕКАЕМ! В этот блок надо заложить нечто, способное побудить, привлечь, заинтересовать сразу большие массы людей. Таким образом, эти массы незаметно оказываются в НАШЕЙ СТРУЕ ПОДОБАЮЩЕЙ ЦВЕТОВОЙ ГАММЫ, которая уже преобразована в Ракушку счастья, в новую "Цедефошрию".

Моти усмехнулся и тихонько процитировал одно из любимых выражений Пительмана: "Масса, она завсегда…" Миней коротко кивнул и продолжал: "Нам надо привлечь широкие массы… включая и законченных индивидуалистов, а также нудников, кого любые (а пуще всего азартные!) игры не интересуют, которые вообще против такого интеллектуального развлечения". Моти с удивлением заметил: "Но ведь попадание в струю считается свойством, я бы сказал – привилегией! – только определённых слоёв общества, шеф! Наверно, для не элитариев и тех, что не хотят ими быть, точного попадания в нашу струю не требуется? У них своя струя, и называется она по-другому. И вообще… Какое это имеет отношение к развивающим компьютерным играм, которыми мы занимаемся, которые действительно предназначены для всех-всех-всех?" – "Мотеле, ты, конечно же, ошибаешься! – ласково наклонился к нему Миней. – Мы ставим целью сделать счастливыми всех-всех-всех, а не только тех, кто уже в струе, кто впитал её с молоком матери. Ведь наша новая струя потому так и называется – струя подобающей цветовой гаммы! Ты вспомни, как и откуда я поднял тебя, из чего я создал нашу "Лулианию". Только тогда и только так ты попал в струю, и твоя семья пополнила дружные ряды эранийских элитариев! – ласково, и в то же время неожиданно холодно, улыбнулся Мезимотес. – Каких тебе это стоило трудов, где ты пребывал до этого, и кому ты должен быть за то благодарен…" Моти, конечно, предпочёл бы, чтобы шеф не вспоминал об этом. Потому что Моти с неприятным и виноватым чувством вспомнил, что это была одна из причин его серьёзной ссоры с родными жены. Старый, хмурый Гедалья вовсе не собирался скрывать своего отношения к тем, кто называл себя элитариями, всеми силами стремящимся удержать занимаемое ими высокое положение в Эрании и никому никогда его не уступать. Моти сумел убедить себя, что его мечта – с гордостью носить звание элитария, чтобы и его семья испытывала от этого чувство гордости. О том, что его отец был когда-то одним из преуспевающих бизнесменов Эрании, а впоследствии очень преуспел в Австралии, он почему-то не вспомнил.

Он покраснел, исподлобья поглядев на Мезимотеса, который, подмигнув ему, заметил:

"А ныне мы хотим охватить современным мышлением самые широкие массы. Пришла пора привлечь всех-всех-всех в струю подобающей цветовой гаммы. Да, ты где-то как-то прав: не всем ещё порой дано осознать, не всем воспитание позволяет проникнуться нашей струёй, понять, что она даёт всему обществу и каждому его члену в отдельности. Такое осознание доступно сегодня только интеллектуалу-элитарию. Для тех же, кому не дано обычным путём испытать счастье попадания в струю, вдохнуть её животворное, прогрессивное влияние, нужна наша новая развивающая – я ещё раз подчёркиваю: развивающая и саморазвивающаяся! – компьютерная игра, состоящая из комплекса взаимосвязанных и в то же время самостоятельных блоков. Ну, скажи, дорогой Моти, разве это не имеет отношения к развивающим интеллектуальным играм?

Просто наша новая игра ведётся уже по-крупному!" – "Для этого и закладывается в комплекс программ блок ненавязчивого притяжения?.." – спросил Моти. Миней ласково улыбнулся и важно кивнул, затем снова заговорил: "Основой, так сказать мозгом и сердцем, этого важнейшего блока будет новейшая система, которой будут заниматься специалисты особой группы… Но это ладно… оставим…" О том, что скрытое название проекта – угишотрия, Мезимотес решил Моти до поры до времени не говорить.

Он помолчал и снова заговорил: "Твоё дело, Мордехай Блох – общая идеология комплекса на основе фирменной концепции многовитковой ракушки, подбор, компоновка и доводка нужных блоков из твоих разработок. И ещё… Ты тут всех знаешь, работаешь и общаешься со всеми. Ты сам сформируешь свою рабочую группу по теме. У тебя есть прекрасные специалисты: подбери и порекомендуй. Учти: каждый из них должен знать только свой блок, – особо подчеркнул Мезимотес, – не проявляя излишнего любопытства к работе соседа. Выдавая задание, специально укажешь, что это… э-э-э… договорная работа для заказчика-хуль. Придёт время – и каждый лулианич (не только элитарий!) узнает все подробности. Но сейчас не время!" Моти молча кивнул боссу, немного ошалев от обилия информации, которая уже воспринималась как информационный шум.

Миней меж тем важно вещал: "Каждому блоку, каждой программе и подпрограмме будет нужна своя защита, помимо общей, которую обеспечат специалисты спецгруппы. По мере перехода от этапа к этапу нашей темы будет ясно, какие блоки потребуют простой, а какие – особой защиты. С тобой рядом с некоторых пор работает несравненный специалист по программам защиты?" – "Вы не Пительмана имеете в виду?" Миней снова важно кивнул. Моти вдруг вспомнил, что только что встретил его стыдливо вывинчивающегося бочком из какой-то маленькой боковой дверки в холле и просквозившего на большой скорости мимо него. Но промолчал, не решаясь задать шефу не совсем корректный вопрос…

Мезимотес снова кивнул: "Я вот думаю: а не сделать ли его заместителем главного специалиста. Всё-таки защита – архиважная вещь в нашей новой игре… – задумчиво, как бы сам себе, проговорил он, помолчал и закончил официальным тоном: – Вот, в самых общих чертах, чем мы в "Лулиании" будем заниматься в рамках нового проекта государственного значения!" Моти недоуменно пролепетал: "Это что, в рамках проекта государственного значения мы должны разрабатывать новую развивающую игру, архисекретную, с особо мощной защитой?" Босс не ответил: то ли не расслышал, задумавшись, то ли не захотел отвечать. Помолчав, он допил свой коньяк, отодвинул рюмку и снова заговорил: "А теперь к деталям. Наш комплекс, как я уже сказал, будет строиться по принципу сложно-закручивающейся во многих направлениях и плоскостях ракушки. Мало кто задумывается, что Парк построен на основе этого принципа".

Моти пожал плечами, но промолчал, тоже допил свой коньяк и, видя, что босс снова замолчал, решил, что совещание закончено, и приготовился встать.

Шеф снова пристально посмотрел на него и заговорил: "На определённом этапе разработки проекта "Цедефошрия" расширится до размеров всего Парка! Поэтому в рекламных проспектах мы так и будем называть наш мировой аттракцион – "Цедефошрия"! – отметил Миней Мезимотес, горделиво улыбаясь. – Она будет формироваться в недрах струи подобающей цветовой гаммы, которая на данном этапе силонокулл, и обратно – из "Цедефошрии" наша струя и будет выплёскиваться. То есть, они друг друга формируют – и друг из друга формируются. Новая, расширенная "Цедефошрия" должна всех-всех-всех привлекать своим таинственным видом, манить – не только заглянуть в устье, но войти под прохладные своды, не только изваянные, но и омываемые струёй подобающей цветовой гаммы".

Моти чуть было не ляпнул: "Вы об этом уже говорили, шеф!" – но вовремя прикусил язык. Он почувствовал, что обилие знакомых и малознакомых слов и терминов в его голове уже начало закручиваться многовитковой ракушкой. Жалко было времени, на рабочем месте ждала интересная задачка, которую он начал рассматривать до обеда.

Он ещё не понимал, что к этой задачке он уже не вернётся.

Миней как будто не замечал нетерпения сидевшего напротив него сотрудника и увлечённо вещал: "Основная программа запускается… при посредстве мощного эмоционального импульса! Наша молодёжь любит риск и острые ощущения – и это стоит учесть в эстетической концепции… э-э-э… Именно молодёжь поможет внедрить струю в массы. Понял? Поначалу нам придётся доказать: всё, что привлекательно и полезно для их развития, сможем им обеспечить только мы, только в струе подобающей цветовой гаммы, и только в нашей "Цедефошрии" нового типа! Я уверен, что все захотят сами приобщиться и приобщить неприобщённых!" Моти уже начало казаться, что все эти переполненные странными словесами речи шефа ему снятся. "Ну, вот, – подумал он, – стоило вздремнуть во время обеда – и пожалуйста: начали сниться кошмары!" Он помотал головой, то ли стряхивая наваждение, то ли принимая правила игры, в которую его втягивают против воли…

С чувством невероятного облегчения он покинул беседку. "Ого! Столько времени потратил на это совещание, непонятно о чём. Какие-то нудные речи о чём-то жутко заумном… – с досадой подумал Моти, глянув на часы. – Теперь придётся задержаться, может быть, даже допоздна…"

До конца дня Мезимотес не мог избавиться от неприятного чувства, вызванного первым контактом Арпадофеля и Блоха, свидетелем чего он оказался. Коба в честь первого знакомства зачем-то решил нагнать страху на Моти – и отменно преуспел в этом. Эффекты Арпадофеля совершенно явно оказали на Моти сильное отрицательное действие.

"Жаль!.. – весь вечер мысли Мезимотеса крутились вокруг этой первой встречи Арпадофеля и Блоха лицом к лицу. – Жаль, что между этими двумя полноценное сотрудничество невозможно…" Наконец, он легонько стукнул ладонью о столешницу у себя на кухне и негромко пробормотал: "Ладно! Примем реальность, как она есть – во всяком случае, пока в ней есть резон".

Мезимотес знал, что Моти не просто крепкий и опытный профессионал. Светлая голова, творческий ум, непрестанно фонтанирующий сногсшибательные идеи, всецело погруженный в работу. Как и полагается, не лишён амбиций и желания сделать карьеру. И ему, Минею, предан, и чувства благодарности не лишён, по правде говоря. Такими людьми не швыряются – особенно, когда они нужны. Миней понимал:

Моти – самый нужный для проекта угишотрия специалист; он им очень дорожил и не хотел бы его терять, во всяком случае, до завершения важнейших этапов новой темы.

Зато ценность Арпадофеля, неоспоримая и безусловная сама по себе, более всего возрастает на завершающем, необратимом этапе угишотрии – на этапе победных фанфар. Коба Арпадофель – Главный Фанфаролог! А стало быть, никакая сила никогда и ни за что не выбьет из рук этого человека фанфары, торжественно озвучивающие любую наперёд заданную струю подобающей цветовой гаммы! Даже на краю самой бездонной пропасти, даже в глубине самого безвыходного тупика.

Назавтра, ближе к обеду, к Минею в беседку заглянули Коба и Тим. "О, какие неожиданные и дорогие гости! – Миней встретил их широкой улыбкой. – Присаживайтесь! Тимми, специально для тебя мне нынче принесли кресло, оно тебе будет по размеру. А там, глядишь – и беседку специально для тебя расширим! Ты уж давай, иди в рост, своей беседкой обзаводись… только не за мой счёт…" – и Миней улыбнулся ещё шире, при этом подмигнув сынку своего друга. – "Ну, что вы, шеф, как можно!" – ещё шире ухмыльнулся Тим.

Первым заговорил Арпадофель: "А скажи-ка, пожалуйста, Миней, – прогундосил Коба, выдав каскады рулад, словно бы издаваемые тубой или, скорей, фаготом, – вот этот твой главный специалист… как-там-его?.. он тебе действительно необходим?

Заменить некем?" – "А что? Какие у тебя возражения?" – "У меня ощущение, что он не совсем наш человек!" – "Пусть это тебя не волнует, Коба, – тихо и вкрадчиво заговорил Миней, подкладывая ему на тарелочку всевозможных лакомств, на сей раз от Одеда. – Раз говорю, значит, знаю: никто лучше Блоха не сможет разработать угишотрию. Он не успеет толком понять, для чего его идеи используются, как мы его щедро отблагодарим – и отодвинем… в сторонку. Я это сделаю своевременно, не волнуйся!.. А пока позволь мне строить кадровую политику, как я считаю нужным.

Чем больше талантливых специалистов будет втянуто в наш проект, тем лучше. Мы всегда сможем сказать, что это поистине народный проект!" – "А Тим? – голос Кобы зазвенел грозными фанфарами, левый глаз метнул пронзительный луч ядовито-зелёного оттенка с Тима на Минея. – Какую роль ты отводишь Тимми, сыну моего дружбана и, как я понял, твоего тоже?" – "А Тимми подхватит знамя угишотрии в нужный момент – когда мы посчитаем нужным… ласково и нежно перехватить его из рук Блоха. Ну, с кем не бывает! – Миней хитро подмигнул Пительману. – Заснул на посту, знамя-то из ослабевших рук и выпало! Негоже знамени без присмотра валяться! Тем более знамени угишотрии! Вернее, будем деликатны… "Цедефошрии" – таково открытое название нашей темы… А Тимми, как ведётся – электронно-акустические вопросы и…

– Миней помедлил и выдал с нажимом: – За-щи-та, общая и поблочная!" – "Ну, хорошо, – не сдавался Арпадофель: – а уяснил ли себе твой Блох важную эмоциональную нагрузку и роль музыкального сопровождения… о-кей! – нашей новой "Цедефошрии"? Понимает ли Блох, что музыка – это идеология, а не только и не столько эстетика? Это вам не просто лё-о-огонькое музыкальное сопровождение, как в прочих, эт-та самое, р-р-развивающих играх, которыми тут привыкли пробавляться, – асимметричное лицо Арпадофеля презрительно скривилось. – Мы должны обеспечить нечто гораздо большее, нежели то, что в духе отживающих традиций называлось музыкальным воспитанием масс! Это будет даже значимей, существенней и грандиозней, нежели… Это и будет струя подобающей цветовой гаммы, как таковая!

В её современном силонокулл-выражении!" Мезимотес осторожно спросил: "Что ты имеешь в виду?" Коба скроил презрительную гримасу, его правый глаз, уподобившись стеклянной пуговице, пугающе неподвижно уставился на кончик собственного носа.

Потом он аккуратно перевёл его на Минея, скроил нечто, по его мнению, служащее подобающим заменителем ласковой улыбки, и выдал очередной пассаж, и у него в горле захрипел, забулькал старый фабричный фагот: "Тимми мне изложил свою идею музыкального отрывка в качестве запускающей и управляющей команды. Я полагаю, что нам стоит найти этому применение! Пусть твой… э-э-э… Моти поработает над этим! Пусть займётся подбором силонокулл-композиций, которые будут запускать главный блок программы, управлять ею, поддерживать её работу и защищать от сбоев.

От подбора подходящего пассажа зависит работа этого важнейшего блока! Ой-ва-вой, если он напортачит с этим!.. Ты сможешь объяснить ему это доступно?" – "Тише, тише, Коба… – засуетился Миней. – Блох ни в коем случае не должен знать… э-э-э… об этой идее Тимми. Понимаешь… ну, в общем… э-э-э… Лучше я сам ему изложу задачу… Короче, не волнуйся, Кобушка!.. Всё будет тип-топ!" Тим ничего не сказал, только бросил странный взгляд на Мезимотеса. Тот почувствовал себя неловко и искоса глянул на Арпадофеля, невозмутимо фанфарирующего: "Нам важно знать отношение этого… твоего главного специалиста к силонокуллу", – и Арпадофель принялся шарить грязно-желтоватым с багровыми зарницами прожектором своего левого глаза с Минея на Тима.

Миней помолчал, пожевал губами и пожал плечами: "Я как-то не догадался у него об этом спросить. Его сыновья часто посещают "Цедефошрию". А лично его отношение?..

Тимми, ты должен это знать лучше, ты же бываешь у них дома!" – "За мальчиков я спокоен – крепкие силонокулл-фанаты! Моё воспитание! – гордо и любовно прибавил он. – А сам Моти?.. Не знаю… Он же столько времени торчит на фирме, что на "Цедефошрию" у него просто нет времени". – "А какую музыку они дома слушают?" – буравил обоих по очереди своим левым глазом Арпадофель. Тим потупился, потом вскинул голову и заговорил: "Когда я прихожу, мы с мальчиками сразу к ним в комнату поднимаемся; там, разумеется, силонокулл!.. Если там какой-нибудь праздничный приём, то… не знаю, что-то звучит… тихое, незаметное… Я не очень вслушиваюсь…

Силонокулла я там, кажется, не слышал, зато разговоры о нём… много разговоров!..

Вы же знаете, каждый культурный человек жаждет сказать своё слово на модную тему!..

Особенно жёны наших элитариев! За их болтовнёй ничего иного и не услышишь…" Мезимотес повернулся к Арпадофелю и произнёс: "Да-да, что до юных Блохов, то этих милых мальчиков я не раз встречал в "Цедефошрии". Очень продвинутые детишки!

Оч-чень!" – "Ладно, Миней, отложим этот вопрос, – снова прогундосил Коба. – Займёмся нашим заветным…" – "Да-да… Да вы угощайтесь, хаверим! Не стесняйтесь, наливайте сами, пейте! – заторопился Миней и, повернувшись к Тиму, тихо проворковал: Тимми, настало время раскрыть тебе главную суть… то, о чём я с Моти не говорил. Зато тебе – с нажимом сказал Миней, – я могу сказать: угишотрия – это не просто компьютерная игра с интеллектуально-культурно-идеологическим зарядом. Это, кроме всего прочего, ещё и компи-казино!" – "Чего-чего? А что это означает?" – "То самое и означает! Это… э-э-э… ну, считай, что это всего лишь кодовое название. Секретное, прошу учесть… Его никто не должен знать", – многозначительно глянул на него Миней. – "За меня не волнуйтесь! Я же – добер!.. – гордо выпятил грудь Пительман. – Определённый опыт имеется. Мне доверяют… сами знаете кто…" – "Знаем, знаем, – прогудел Коба. – потому я тебя взял к себе в группу. Доберы мне нужны!" – "Вы лучше позаботьтесь, чтобы Блох как-нибудь… по наивности и неведению… раньше времени… так сказать…" – шныряя глазами по лицам Минея и Кобы, зачастил Тим. – "Не волнуйся, хабиби. Я тонко намекнул Блоху, что у нас имеется очень выгодный договор с дружественной скандинавской фирмой. Их представитель, некий… э-э-э… конечно же, имени Шугге Тармитсена я не упоминал… сказал просто и загадочно, в то же время заманчиво – заказчик-хуль, хозяин крупного казино на берегу Ледовитого океана, среди фьордов… Ну, как у нас это всегда было принято: Север – Юг, прочий соответствующий антураж!.. Какое это имеет значение! Зачем рядовым исполнителям загружать мозги излишней информацией, незнакомыми именами! Короче, я ему сказал, что нас попросили разработать для заказчика-хуль блок финансовых программ, потому как "Лулиания" себя отлично зарекомендовала на мировом уровне. Польстил этому гениальному дурню, намекнул, что это его работы выдвинули фирму на такой уровень – он и растаял. Я несколько раз повторил, что это очень выгодный договор, что разработчик, который сможет выполнить с блеском все требования заказчика… э-э-э… Ещё сказал, что нам нужен самый лучший разработчик финансовых программ. Техзадание обещал выдать через пару дней… с подписью неразборчиво… хе-хе-хе!" – "Отлично! Миней, я тут подумал… лучше, чтобы ваши беседы велись без свидетелей! – раздумчиво пробулькал Коба. – Меня он не скоро начнёт воспринимать…" Миней по ходу дела растолковывал Кобе некоторые технические подробности превращения всего Парка не просто в обычную, пусть и супер-элитарную "Цедефошрию", а в грандиозное компи-казино. Со временем оно превратится в некое подобие виртуального насоса, качающего суммы с частных счетов граждан… сначала Эрании, а потом и всей Арцены… на счета главных организаторов этого бизнеса. "Нет, хабиби, не волнуйся! Обеднеть и разориться мы им не дадим… Это не в наших интересах! Будем поддерживать сбалансированный ажиотаж, так сказать…" Тим с сомнением заметил: "Ну, а если?" – "А то ты, молодой, не знаешь, что делать, если!.. На наш-то век хватит! – со странной ухмылкой проворковал Миней. – В конце концов, шарик велик… С деньгами нигде не пропадёшь!"

После ухода Арпадофеля и Пительмана Миней позвонил Моти и попросил его заглянуть к нему перед концом рабочего дня. Взглянув на часы, он понял, что Блох может появиться с минуты на минуту, и принялся уничтожать следы застольного совещания с Кобой и Туми. После чего спокойно уселся за стол, расставив многочисленные телефонные аппараты вокруг себя и положив перед собой солидный том и раскидав в живописном беспорядке листы бумаги и карандаши с разноцветными фломастерами. Он чутко прислушивался к каждому звуку, раздававшемуся за стенами беседки, чтобы не упустить звука шагов Моти. Уловив на фоне шелеста листвы приближающиеся шаги, он принял вид человека, углубившегося в серьёзное изучение лежавших перед ним бумаг, зажав в правой руке сразу несколько фломастеров разных цветов. Мелькнула мысль, что было бы неплохо сымитировать и телефонный разговор с каким-нибудь важным начальством. Он не успел подумать, что это уже будет чересчур, как, откинув полог беседки, перед ним предстал Блох с неизменным ноут-буком под мышкой.

"Присаживайся, хабиби, присаживайся! – широко улыбнулся Мезимотес. – Сейчас поспеет кофе, и мы с тобой обсудим кое-что. Надеюсь, на сей раз нам никто не помешает", – Миней подмигнул Моти, натянув на лицо хитровато-добродушное выражение.

Первые десять минут прошли под знаком дружеской беседы и нежного позванивания ложечек. Миней никогда не предлагал Моти Блоху фирменные закуски "от Одеда", зная, что в семье Блохов соблюдается относительный кашрут (чего нельзя сказать о строгостях с употреблением посуды – уступка, на которую пришлось пойти Рути вскоре после свадьбы). Моти поначалу чувствовал себя несколько скованно, недоумевая, почему босс пригласил назавтра после того, как сообщил о начале работы над новой темой, даже не успев выдать оформленного по всем правилам техзадания. Но непринуждённая дружеская беседа, крепкий ароматный кофе и сласти – всё это побудило его несколько расслабиться после напряжённого рабочего дня.

Поэтому неожиданный вопрос шефа: "А скажи мне, Моти, как ты лично относишься к силонокуллу? – застал его врасплох, заставил с изумлением воззриться на Минея, который пояснил: – Вот твоих мальчиков мы видим довольно часто в "Цедефошрии" на выступлениях "Звёздных силоноидов" Ори Мусаки. А тебя я там видел только один раз… и то ты почему-то ушёл до окончания концерта!" Моти растерялся.

Он подумал, что очень давно вообще не был в Парке. Пожалуй, точно – с того самого дня, когда мальчишки вытащили его на Концерт Века. Шок, который он тогда испытал, увидев на сцене обнажённого, в хлопьях оседающей пены и разукрашенного нескромными татуировками Виви Гуффи, а затем – услышав силонокулл-пассажи, не выветрился из памяти до сих пор. Он искал и находил любые предлоги, чтобы обходить "Цедефошрию" стороной. Зато близнецы, поступив в гимназию Галили, старались не пропускать ни одного концерта в "Цедефошрии", терроризируя всю семью сотрясавшими их уютный коттедж записями любимых силонокулл-пассажей.

Рути с Ширли влекли иные Лужайки, иная музыка. Они любили то, что он сам предпочитал в молодости. Тем более силонокулл, как Моти с некоторых пор начал подозревать, вызывал у Рути и особенно у Ширли неприятные ощущения, вроде тошноты и головных болей.

Но что делать: настало время иных песен! Эранийские элитарии (их с Рути нынешний круг общения) были твёрдо убеждены: классика, джаз, народные песни, лёгкая современная музыка, и даже хасидский рок – хорошо, конечно, но… для публики определённого уровня, которая ещё не дозрела до силы и мощи над-мелодийного, над-ритмического современного силонокулла. "Классика – это слишком серьёзно и тяжеловесно в наше стремительное и напряжённое время! Вот ведь наша известная журналистка, лауреат премии "Золотого пера" Офелия Тишкер пишет… – с умным видом повторяли друг за другом жёны эранийских элитариев. – Разве можно сравнить все эти мелодии, даже в современной обработке, с космической силой и мощью силонокулла Куку Бакбукини и Ад-Малека!.." "Ну, мелодиями это можно назвать с ба-альшой натяжкой!.." – думала про себя, слушая эти разговоры, Рути. Моти тоже не дозрел до понимания современного, прогрессивного силонокулла. К тому же то и дело заползала в потаённые уголки души тоска по мелодиям их с Рути молодости, желание снова окунуться в мир нормальной мелодичной музыки.

Такие мысли, раз забредши в голову, имеют обыкновение возвращаться снова и снова, смущать и сеять сомнения, а там и… неровен час – неприятие новых веяний. Но вслух выражать неприятие мощно громыхающих, изысканно скрежещущих, вкрадчиво закручивающих нервы шедевров силонокулла – это значит подвергнуть себя в лучшем случае насмешкам со стороны более продвинутых и современных коллег и соседей элитариев, без которых он уже не мыслил культурного и интеллектуального общения.

А ведь ему необходимо остаться в их кругу своим человеком, таким же элитарием, как и они все. Значит, он обязан если и не принимать силонокулл, то хотя бы внешне выражать восторг, слушая вкрадчивые, порой еле слышные, но кажущиеся оглушительными до нервного содрогания, композиции этого таинственно-жутковатого Ад-Малека и пребывающего вечно в состоянии лёгкого (а порой и сильного) подпития Куку Бакбукини… На большее он оказался неспособен.

Поди знай: сегодня ещё позволительно высказывать осторожный скепсис в отношении Ад-Малека, Куку Бакбукини, Ори Мусаки и даже Виви Гуффи, а завтра… отношение к силонокуллу в какой-то момент может и на карьеру повлиять самым непредсказуемым и фатальным образом.

Зато его мальчики Галь и Гай и вся их компания живут внутри этой культуры, живут этой культурой ("А что – действительно культурой?" – неожиданно для себя подумал Моти) – и ничего другого знать не хотят. Их, на грани агрессивного фанатизма, экстатическое отношение к силонокуллу, и с противоположным знаком, – к классике, а тем более к народной музыке, которую они называли "средневековыми соплями, сеющими слабость и уныние", порой даже пугало.

До сих пор Моти предпочитал не влезать в эти дебри. Он очень надеялся, что как-нибудь само рассосётся. И вот теперь это настигло его – и не где-нибудь, а на работе, которой он жил, в которую был погружён, порой до полного забвения всего окружающего.

Все эти мысли мгновенно пронеслись в его голове, пока он сидел, напряжённо выпрямившись в кресле, перед шефом. Миней не сводил с него своего ласкового и настороженно-выжидающего взгляда.

Моти тихо и сбивчиво забормотал: "Ну, конечно, мы всей семьёй… э-э-э… Нет, на "Цедефошрию" у меня времени нет… но в записях мальчики нас приобщают, у них богатая фонотека… наверно, все новинки… Ну, мы с женой не чураемся и традиционной музыки, классики, танцевальной… Я-то лично и на те Лужайки… тем более… не хожу: времени нет… В основном в записях, по телевизору… Разве нельзя?" – "Кто говорит, что нельзя! – ласково подбодрил его Миней. – Всё можно, если не слишком забивать этим голову. Но всё же главное для элитария – приобщаться к нашей струе, постепенно переключая на неё все свои мысли и чувства!" – "А уж мои сыновья, – Моти оживился, подумав, что рассказ о близнецах и есть тот спасительный якорёк, который сейчас оставит его на плаву и позволит принять самое деятельное участие в новом, уже увлёкшем его, проекте. – Они в гимназии Галили учатся! Вы бы знали, какие они у меня фанаты силонокулла!.. С самого начала учёбы в гимназии они основали "Клуб юных силоноидов", поэтому себя и своих друзей они так и кличут… э-э-э… – и Моти смущённо улыбнулся: – силоноидами… Я полагаю, ситуация в нашей семье ясна?" – "Ладно, Мотеле, с этим всё ясно. Я только хочу посоветовать тебе хотя бы раз в месяц посещать концерты в "Цедефошрии". Считай, что это тоже входит в план твоих работ. Понял? Если хочешь, фирма может тебе и твоей семье выделить билеты с большой скидкой. Я же понимаю, что часто посещать престижную "Цедефошрию" всей семьёй, да ещё и за свой счёт, накладно даже для самого элитарного бюджета. И своих девочек приводи, им это тоже будет полезно…" Моти ничего не оставалось, как смущённо кивнуть.

Миней решил сделать небольшую паузу, чтобы после острого вопроса вернуть непринуждённость. Он даже достал бутылку изысканного коньяка и разлил по узеньким бокальчикам. Моти молча покачал головой, продолжая пить кофе.

Пауза затягивалась. Наконец, Мезимотес величественно заявил, ласково, но многозначительно глядя на Моти: "Меня очень интересует – кого ты предлагаешь для разработки блока финансовых программ?" Моти поглядел на босса и спокойно произнёс: "У меня есть такой специалист, просто-таки талант создания финансовых программных блоков. У него большой опыт, и всегда получается оригинально, надёжно, безотказно! Лучше него этого никто не сможет сделать так, как нужно!.." – с воодушевлением заключил Моти. – "Ты понимаешь, что вопрос серьёзный! Нехорошо назначать на исполнение тех или иных частей работ абы-кого. Придётся согласовать с Кобой!" – озабоченно пробормотал Миней, почему-то густо покраснев.

Моти поднял глаза на шефа и от изумления чуть не проглотил язык. Придя в себя, он принялся торопливо объяснять, суетливо жестикулируя, что было ему совершенно несвойственно: "Мы с этим человеком давно знакомы, дружили когда-то в армии.

Отличный парень, трудолюбивый, работоспособный, на редкость талантливый программист. Его все в "Лулиании" любят и уважают. Это Бенцион Дорон". – "Это что – рыжий дос, с лохматой гривой и густой бородой? Похожий на улыбающегося льва? И постоянно так неаккуратно эти ниточки по бокам болтаются?" – небрежным тоном осведомился Мезимотес. – "Да, он самый! – улыбнулся Моти. – Его даже в армии прозвали чеширским львом. Ну, религиозный, ну, в кипе!.. А что такого? У нас же работает целая группа религиозных специалистов. Толковые и серьёзные, между прочим, ребята… Других не держим! Сами же знаете…" – "Ладно, думаю, мне удастся уговорить Кобу… – медленно проговорил Миней, – Он у меня отвечает за финансовый комплекс нашего проекта… э-э-э… ну, неважно… Только, пожалуйста, постарайся ничего об этом… ну, о Дороне… не говорить Тиму… Не знаю, в чём дело, но он его за что-то не переваривает… Я уж стараюсь, чтобы они не пересекались… Понимаешь?" – "А что тут понимать! Когда-то давно, когда мы втроём в учебке в армии были, Бенци его спас из очень опасной и неприятной ситуации. Вот он ему и не может простить… Странно, но это так… Я не ожидал от Тима такого… Мне он всегда казался очень добродушным и обаятельным…" – пожал Моти плечами.

"Что-о? И эти работают у вас на серьёзных должностях? А я-то, когда видел тут шныряющих косяками досов, в кипах и с бородами, думал: так себе, лаборанты, низшее звено, пыль с компьютеров стирают, в перерывах молятся… Только понять не мог, к чему столько уборщиков в "Лулиании"!.. И им доверяют серьёзные работы, коммерческие тайны?" – вскипел Арпадофель, когда Миней передал ему рекомендацию Моти. Оба глаза его забегали с неимоверной скоростью, стреляя во все стороны чем-то ослепительно белым. Даже правый глаз, как видно, подзабыл о своей солидно-малоподвижной сущности. Лицо расплылось, багрово замерцав: ведь именно финансовая составляющая проекта, она же функция компи-казино была предметом его особой заботы. "Ну, конечно! Между прочим, они – отличные специалисты, как, впрочем, и все в "Лулиании".

Законопослушные граждане!.. Нет у нас никаких оснований их как-то дискриминировать! И ещё, дорогой, чтоб ты знал: мы решили их – из соображений политкорректности! – называть не досами, а меиричами… по месту проживания…" – старался говорить как можно спокойней Миней. – "Ага, ага… Оч-чень законопослушные! А ты знаешь, что эти твои… э-э-э… меиричи… выставляют напоказ своё неприятие здорового азарта, неуважение к аттракционам?! Это из-за них до сих пор официально не могут открыть в Арцене казино! В то время, как ростки струи подобающей цветовой гаммы начали активно прорастать в массы, эти… мало того, что казино они в принципе не признают, даже – страшно сказать! – силонокулл!!!" – взвизгнул Арпадофель на пронзительной высокой ноте.

Миней удивлённо посмотрел на него и обронил: "Но против компьютерных игр они ничего не имеют. И в Интернете работают. Не понимаю, что ты против них имеешь…" – "И ещё молятся всё время и детей рожают, бездельники!" – "Наши религиозные лулианичи – серьёзные, толковые, скромные, трудолюбивые. А много детей… Кто сказал, что это плохо?.. Работе не мешает…" Лицо Арпадофеля угрожающе мерцало и переливалось всеми тонами багрового, левый глаз испускал молочно-белые каскады лучей непрерывным потоком: "Я не уверен, что этому твоему… как-его-там?.. можно доверить участие в теме государственного значения!.." – "Ну, ладно, ладно…

Посмотрим…" – Миней понял, что надо немедленно успокоить перевозбудившегося соратника.

А тот снова взвизгнул на ещё более высокой ноте: "У нас – та-а-кой проект. Его к компи-казино на пушечный выстрел нельзя подпускать! А потом ещё на премию будет претендовать!.." – "Ну, почему, Кобушка! Меиричи тоже могли бы нашему делу пользу принести! – ещё спокойней заговорил Мезимотес. – Моти прав: такого человека, если он лучший специалист по нужной нам теме, надо ввести в наше дело.

Но – осторожно, чтоб ни о чём не догадался раньше времени. Совсем необязательно раскрывать таким Доронам глубинную суть угишотрии. Мы же (до поры, до времени, естественно!) напустили туману, придумали байку про заказчика-хуль!.." – Миней изящно и плавно повёл рукой. – "Ага! – захихикал Арпадофель, столь же резко успокаиваясь, как совсем недавно впал в ярость: – Пока докумекает, что к чему, поезд ушёл!.. Всё уже будет запущено и поставлено на необратимые рельсы. Тогда-то и его участие должно стать для всех очевидным. И он уже наш! – снова хихикнул Коба, блеснув нестерпимой, ядовито-гнойной желтизной бегающего со стороны в сторону левого глаза, – Ни-и-икуда не денется!" – "Правильно, Кобушка! Ты очень верно ухватил мою мысль! Да это же просто замечательно: вклад меирича в наш проект! – воскликнул Мезимотес. – Разработаем для него техзадание, что комар носа не подточит, и он до самого конца не поймёт, куда влечёт его струя". – "Вернее, засасывает…" – уточнил Арпадофель. Миней, солидно кивнул: "Уж мы придумаем что-нибудь такое, чтобы, делая нужное нам дело, он долго не врубался, куда завихряются витки нашей "Цедефошрии"!.. Представляешь?! – вклад человека из другого, совершенно не нашего круга, в наш проект!" Коба снова захихикал. Мезимотес протянул Арпадофелю дорогую сигару: "Покури, дорогой, обрати внимание на марку!.. Вот, то-то и оно!.. Короче… Мы с тобой и Тимми втроём разработаем техзадание на каждый блок угишотрии. Нам нужна бригада специалистов в самых разных областях, но никто из них не будет знать, что делает сосед. Кое-каких сотрудников бригады нам порекомендует главный специалист…" Он помолчал, спустя какое-то время заговорил снова: "То, что любая наша разработка по теме, втекает в струю, вытекает из струи и замыкается на струю, формируя "Цедефошрию", в конечном итоге станет ясно каждому лулианичу. Но только – в конечном итоге!"

"Твоё дело, Коба, – на одном из совещаний Мезимотес обратился к Арпадофелю, – обеспечить секретность работ. Чрезвычайная секретность работ – это архиважно!.." Наступила пауза. Миней Мезимотес, ловко и не без лихого изящества подхватив на маленькую вилочку какую-то закуску и наполнив свой изящный бокальчик, весомо вещал: "Я обязан подчеркнуть лишний раз: секретность, секретность и ещё раз секретность! Ну, а если случайно в рабочей группе объявится виновник преждевременной утечки секретнейшей и важнейшей информации…" – и тут же Арпадофель сурово прогудел, зловеще сверкнув молочно-белёсым глазом: – "…или окажется, что он тайно или явно гр-р-ребёт против струи подобающей цветовой гаммы…" – Миней закончил: – "…конечно, он будет уволен – с волчьим билетом!

Правда, придётся действовать с сугубой осторожностью. Если кто-то ещё не попал в струю, это скорее его беда. Но если на определённом этапе работ окажется, что участник рабочей группы активно противодействует нашей струе, – это уже серьёзно!

Тем более в "Лулиании", ярком собрании интеллигентов-элитариев! Конечно, придётся такого антистримера… (так я предлагаю назвать ярого противника струи…) изолировать. Но на начальном этапе это, увы, невозможно! У нас всё-таки демократия! Мы пока что не знаем, кто такие и где они скрываются, антистримеры!" – "Демократия, оно-то и конечно, оно-то и понятно… Зато вот что нам доступно: поместить… э-э-э… антистримера (а что! – мне нравится!), явного или тайного, в общественный вакуум… Организовать тому, кто для нас представляет проблему, настоящий бойкот! – нет ничего проще!" – со зловещей ухмылкой прогудел Коба.

Организация глухого бойкота лицу неугодному и инакомыслящему (антистримеру, по меткому определению Минея!) – один из закрытых разделов фанфармации, отдельной ветви фанфарологии. О, этим разделом Коба Арпадофель овладел в совершенстве!..

Обличающих фанфар в струю ему было не занимать!

Миней вздохнул, лицо его приняло чрезвычайно серьёзное выражение. Не глядя на Моти, он проговорил официальным тоном: "В общем, так! Курировать проект в части обеспечения особой секретности я поручил Кобе Арпадофелю. В этом нет ему равного во всей Арцене!.. Твой финансово-компьютерный Дорон останется под твоим началом, но его разработка через тебя будет замыкаться на Кобу. Ты же переходишь в непосредственное подчинение Кобы. Вы непременно подружитесь, я уверен!.. – всё так же глядя мимо Моти, успокаивающе бубнил Мезимотес. – Два интеллигента-элитария, всецело преданных грандиозной идее силонокулла… э-э-э… подобающей цветовой гаммы, вы не можете не подружиться!" Сказать, что Моти испытал прилив радости оттого, что его работа будет находиться под жёстким контролем зловещей личности, непонятно откуда свалившейся в "Лулианию", было бы неуместным гротеском. Моти ощутил, как его внутренности сковал непонятно откуда поднявшийся ужас от мысли, что теперь ему будет не отвертеться от навязанного общения с Арпадофелем. На него накатило неодолимое отвращение, когда он представил стреляющий во все стороны косой глаз, широкую асимметричную физиономию, а главное – расплывшуюся фигуру этого коротышки с необъятно широким задом, нависающую над ним, сидящим за своим компьютером. Но Моти не видел выхода из создавшейся ситуации: если он хочет и дальше заниматься этим захватившим его проектом, значит, придётся с этим примириться. Арпадофель, застилающий ему горизонт – это, увы, всерьёз и надолго. Ну, почему его старый друг и покровитель Миней Мезимотес вручил почти безграничную власть над ним жуткому Куби-блинку в самом начале работы над проектом?

Но назвать Арпадофеля интеллигентом?.. Право же, Миней – большой шутник! Но почему от этой шутки уважаемого шефа и покровителя стало так не хватать воздуха в тенистой, прохладной беседке с кружевными стенами и потолком?..

Мезимотес, улыбнувшись коллегам, произнёс торжественно: "Когда рядом со мною такие светлые головы, я ещё сильнее верю в наше любимое детище!" Куби-блинок поднялся, потянулся и, неожиданно для Моти, негромко профанфарисцировал голосом, напоминающим самый низкий звук фагота: "Ну, хорошо, я полагаю, что наше совещание закончено. Кто куда, а я пошёл в туалет…" – и, подтянув брючки, он потрусил из кабинета Минея.

Моти от изумления застыл на месте и чуть не выронил ноут-бук.

ВЧЕРА. Второй виток