Файнберг Владимир ЛьвовичНавстречу Нике

Владимир Львович Файнберг

Навстречу Нике

1

Признаюсь тебе, начиная писать первую часть этой Большой книги, я надеюсь не кончить ее никогда.

Со временем эти строчки предстанут перед твоими глазами, ибо тебе они предназначены прежде всего, и ты спросишь: "Почему ты надеешься никогда не кончить?" Даже если еще буду рядом, не отвечу.

Читай внимательно. Не спеши.

Ты - смешливый, веселый человек, но иногда тебе присуща пристальная серьезность. Да, кажется, я и сам такой.

К счастью, нескоро еще задашь ты этот вопрос, нескоро начнешь читать эти строки.

Уже теперь под твоим взглядом я чувствую себя глупцом и могу чистосердечно признаться вместе с Сократом, что я "знаю лишь то, что ничего не знаю".

Быть может, тебе повезет больше...

С другой стороны, мне довелось пусть не познать, но прикоснуться к великой тайне мира, и дай Бог, чтобы тебе со временем чудо открылось в большей степени. Ибо, как ты узнаешь из этой книги, нет ничего увлекательней. Может быть, для этого Приключения Бог и засылает нас сюда...

Скажу тебе сразу, я не согласен с теми, кто думает иначе. Не согласен с тем, что принято считать обычным порядком вещей. Не согласен и со многими теориями и высказываниями людей, считающихся великими. Соответственно, я так поступал в жизни, что обрек себя на одиночество. Не в том смысле, что остался один, как перст. Хотя и такие периоды бывали. Некоторые люди любили меня. Но и среди них я оставался внутренне одиноким. Моими настоящими друзьями, с которыми я мысленно разговаривал, советовался, были те, кто давным-давно или недавно умер. Например, император Марк Аврелий, или блаженный Августин, Лао Цзы, Ван Гог, Маяковский, Луи Армстронг...

Ты скажешь, у тебя каша в голове. Не волнуйся! Если бы этих людей не было, я бы не дожил до тебя. Ты бы не появилась. Так что будем благодарны вдвоем.

Потом у меня возник Собеседник, с которым я говорю вот сейчас. В данную минуту. Говоря с тобой, говорю с Ним.

В свое время ты прочтешь в этой книге историю о том, как я Его нашел. А на самом деле, это Он меня нашел. Так или иначе, сперва с волшебным появлением Его, а затем и тебя кончилось мое одиночество.

В сущности, то, что я хочу рассказать в первой части Большой книги это история того, как Бог твоего отца вмешивается в его жизнь.

Некая незримая печать лежала до сих пор на книге моей жизни. Когда я писал раньше другие сочинения, я придумывал персонажей, прятал за их образами подлинных людей, порой надевал на себя маску.

Здесь, в этой книге, я взламываю, снимаю печать, как повелел сделать мой ангел на шестые сутки после первого февраля 1997 года.

Ты знаешь, что это за дата. Мы познакомились именно на шестые сутки ослепительно солнечным февральским днем. Я впервые увидел тебя, привез вместе с мамой из родильного дома к нам.

Ты лежала, спеленутая, на диване, я стоял перед тобой на коленях, и со слезами благодарил Бога за самый щедрый из всех даров, которыми Он одарил меня.

Почему - со слезами? Тоже поймешь в свое время. Читай. Не спеши. Это я должен изо всех сил отчаянно спешить записать все, надеясь никогда не дойти до конца. Ведь меня может не стать в любую секунду...

...Ни перед кем никогда не стоял на коленях. Разве что перед Христом во время коленопреклоненной молитвы. Не в церкви, а у себя в комнате, когда остаешься наедине с Богом.

Перед Христом. И тогда перед тобой. Хотел бы встать перед своей матерью. Да поздно. Слишком поздно. Умерла в 1980 году. Ты на нее неуловимо похожа, особенно, когда улыбаешься глазами.

2

Иные говорят, что ты похожа на меня, другие - на твою маму Марину. Может быть так, может быть этак. Мне не было бы лестно, если б ты оказалась на меня похожа. По-моему, ты не сходна ни с кем, сама по себе. А если уж кого напоминаешь, так это кудрявого Младенца на руках у Мадонны Литты работы Леонардо да Винчи. Приоткрыв большой глаз, смотришь в неведомый мир и сосешь родную грудь мамы.

Ты уже научилась ходить, даже бегать. Умеешь лепетать, петь песенки, произносить целые монологи, пусть не всегда понятные, и при этом перед сном, а иногда среди ночи продолжаешь требовать материнскую грудь. В ней для тебя надежный приют, исходящее из нее молочко - исцеление от всех и всяческих бед.

В то, кажущееся сейчас далеким время, когда станешь читать эти строчки, уже и сама начнешь понимать, насколько тебе повезло или не повезло с родителями.

Со мной, уверен, не повезло. Никогда не сможем вместе побежать наперегонки к речке или к морской волне. Никогда не посажу свою доченьку на плечи, чтобы виделось ей далеко-далеко...

Зато с мамой, надеюсь, тебе посчастливилось больше.

О ее необыкновенном появлении в моей жизни я однажды кратко рассказал в "Итальянской записной книжке". В самом деле, вот одно из очевиднейших вмешательств Бога в мою, а значит, и в твою жизнь. Ни я, ни мама, мы ничего тут не придумали. Ни о чем таком даже не мечтали. Сейчас узнаешь, и сама подумай, какое это было чудо! Считаю должным рассказывать об этом всем и каждому. А тебе - тем более.

3

Постепенно тебе откроется, какая у меня была жизнь. Узнаешь о моих путешествиях и приключениях.

Сейчас расскажу только об одном. Мне грандиозно повезло. Это был тоже подарок Бога.

В трудную пору, когда мне было уже 48 лет, я, наконец, встретил настоящего друга. Не только друга, но и великого священника - отца Александра Меня, чьи фотографии, как видишь, висят в нашей квартире. На некоторых он изображен вместе со мной.

Моя квартира была и его квартирой. Сюда он часто приходил по вечерам, усталый, но всегда веселый, порой оставался ночевать, чтобы подняться по будильнику в шесть утра.

Это отец Александр привел меня к Богу, подарил в день крещения кипарисовый крестик с серебряной фигуркой распятого на нем Христа. Своими руками повесил мне на шею на серебряной цепочке. С тех пор я никогда его не снимал.

В 1990 году отца Александра убили. Девятого сентября, в начале осени, рано утром. ...Запомни эту дату, девочка. Рано или поздно ты должна узнать. Не было меня рядом. Не успел подставить под топор убийцы свою башку вместо его благородной головы Зевса.

Когда я узнал о том, что отца Александра не стало, что мы с ним больше никогда не увидимся, со мной произошло что-то страшное. Врачи называют это сильнейшим сосудистым стрессом. Да еще и помноженным на запойное многолетнее курение. Сразу стал плохо видеть, ходить, превозмогая боль. Снова, после двенадцати лет дружбы с отцом Александром, навалилось одиночество.

Кроме Толи Дмитриева (ты его знаешь) из близких людей никого рядом. Обычно людям присуще свойство согреваться у чужих костров. Если твой костер затухает, прощай!

Мою книгу "Здесь и теперь", которую я писал 7 лет, писал благодаря чуть не ежедневной поддержке отца Александра, напечатать не удавалось. Хотя вовсю шла горбачевская "перестройка", массами выходили из-под спуда запрещенные ранее рукописи, кинофильмы. На этом фоне ощущать себя изгоем особенно тяжко.

Теперь смотри внимательно, что делает Бог с таким припертым к стене гавриком, как я.

Он подсылает ко мне милого, несколько суетного человека Сашу Б. Тот, видишь ли, прочел только что опубликованные мои воспоминания, мой плач об отце Александре Мене. Физик-теоретик, Саша регулярно посещает своих коллег в разных странах мира, пытающихся без большого успеха сделать то, чего не мог сам Эйнштейн - создать единую теорию поля, а также пытается воспитывать трех своих великовозрастных детей.

Вот этот самый Саша, видя катастрофическое положение твоего будущего папы, уговаривает его податься с ним в Крым, в Судак, где у него есть домик с фруктовым садом. Недалеко от моря. Можно бесплатно пожить, отмякнуть в соленой воде, подумать, как быть дальше.

На эту приманку и поймал меня Господь. Пуще всего на свете люблю море. Трудно было не соблазниться.

По прибытии на место оказалось, что безответственно добрый Саша уже заселил домишко своими детьми и внуками, родственниками из Ленинграда, то бишь, Санкт-Петербурга, тоже с детьми, совсем маленькими. Кроме того, под корявыми стволами старых груш и яблонь в палатках и просто на покореженных раскладушках влачило существование еще несколько курортников. В том числе и Оля Ц. Она прибыла из Москвы с этюдником, дабы взбираться по утрам на вершины окрестных гор и писать оттуда Восход Солнца над Морем.

Саша благородно уступил мне свою колченогую кровать в душной каморке, а сам перебрался в еще более душную туристскую палатку возле дощатого туалета.

На следующее утро мы с ним двинулись к морю. Следом тащился его младший сын Яша.

Путь шел по выжженному, без единого деревца или травинки обширному плоскогорью, называемому Ферейка. Плоское, покрытое толстым слоем пыли, оно почему-то напоминало аэродромное поле. Так оно и оказалось. Как я впоследствии узнал, это был тайный запасной аэродром военно-воздушных сил.

До моря было не менее двух километров. Или мне так показалось. Во всяком случае, несколько раз приходилось плюхаться прямо в горячую пыль, давая отдых ноге, и думать о том, что еще предстоит путь обратный...

Саша утешал меня, говорил, что за время этих походов к морю, он сумеет во всех подробностях рассказать о новостях теоретической физики, о теории "струн". Даже начал чертить пальцем в пыли какие-то формулы и схемы предполагаемого устроения самых элементарных частиц мироздания, таких, как кварки и лептоны.

Невнимательно слушая его, я решил употребить оставшиеся силы на поиск хоть какого-нибудь жилья непосредственно близ моря. И нашел таковое в виде сарайчика без окна, где стояла раскладушка. Источником света служила раскрытая дверь, мимо которой все время сновали курортники.

Я оказался в ловушке. Отсюда до магазинов, до базарчика было еще дальше, чем до Сашиной хибары.

Теперь смотри! Декорации расставлены. Главные действующие лица собраны в одно место. Давно известно, Господь действует через людей. Через Сашу Б., который привез меня сюда. Через Олю Ц.

Следующим утром она, вместо того, чтобы залезть на гору и писать оттуда Восход Солнца над Морем, является к моему сарайчику с вспомоществованием от Саши - поллитровой банкой вермишелевого супа и краюхой хлеба. Предлагает пойти искупаться.

Спускаюсь вместе с ней с обрыва к пустынному еще пляжу.

Плаванье - единственный и самый любимый способ перемещения в пространстве, остающийся доступным мне в полной мере. Особенно нравится плавать на спине.

Помню, что плавал долго, далеко.

Вышел на берег усталый с отвычки. Почти счастливый. Словно побывал в детстве.

А Оля Ц. спрашивает:

- Где ваш крестик?

Хватаюсь за грудь. Цепочка есть. Крестика нет. Стянуло морем. Все! Теперь я настолько один, что даже крестика, подаренного отцом Александром Менем больше со мной нет...

Безуспешно пытаюсь найти пропажу в пене прибоя, в прибрежной гальке. А Оля Ц. все ходит за мной, приговаривает:

- Очень плохо, что потеряли крест. Плохая примета, очень плохая...

Я уже готов отогнать ее за это нытье. Но тут она говорит:

- Кажется, у меня в рюкзаке должен быть такой же крестик, какой был у вас. Дала одна подруга, которая связана с католиками. Если найду, вечером занесу.

И вечером приносит крестик. Точно такой же. Цепляю его на цепочку. Ты подумала: "Ну и что тут особенного? Мало ли на свете одинаковых крестиков?" Верно услышал я твою мысль? Теперь слушай ты!

Зачем-то спрашиваю Олю:

- Как зовут вашу подругу? Помолюсь за нее.

А Оля и отвечает:

- Марина Мень.

- Как?!

- Марина Мень. Она из Киева. Ушла от матери. Живет в Москве, снимает комнату, работает няней у каких-то миссионеров.

- Оля! Крест, который стянуло море, мне подарил Александр Мень. И вот через некую Марину Мень он возвращается ко мне! Будете в Москве, дайте ей номер моего телефона, пусть позвонит. Я хочу ее увидеть.

- Хорошо.

- Она не родственница отца Александра?

- Нет.

Так Бог вернул крестик. А вместе с ним прислал и ту, которая со временем стала моей женой и твоей мамой.

Если когда-нибудь эта книга будет опубликована и ее, кроме тебя, прочтут другие люди, какой-нибудь скептик проворчит: "Совпадение, редкое совпадение, случайность"... Не стану спорить. Но пусть он прочтет всю книгу. До конца.

4

Так Бог столь явно подвел меня к знакомству с твоей будущей мамой. Мариной Мень.

Не знаю, насколько ты с ней схожа внешне. Мне этого не видно. Повторяю, ты - сама по себе.

Конечно, где-то там, в том, что называют структурой ДНК, на генетическом уровне в тебе заложено что-то и от нее, и от меня. Хочется надеяться, лучшее.

Глядя на тебя, не могу не думать и о наших совершенно неизвестных далеких предках, существовавших в жуткой дали прошедших тысячелетий. Но информация о них таинственным образом, как эстафета, передана тебе через нас, твоих маму и папу.

Иногда думаю - не смейся, девочка! - о твоих детях, внуках, правнуках и праправнуках. Право, не смейся! Дай Бог, чтобы они у тебя были. Удачными, здоровенькими и красивыми, как ты сама!

Глядя в твои глаза, с ревностью пытаюсь увидеть и парня, который влюбится в тебя, станет твоим мужем.

Быть может, и хорошо, что мне не дожить до этого времени.

Так или иначе, хотелось бы, чтобы эта книжка попала ему на глаза, и он осознал всю меру своей ответственности.

Но и ты не забудь о том, что этот юноша - тоже драгоценная стрела, прилетевшая к твоим ногам из дали времен, от самого сотворения человека.