"История Хэйкэ" - читать интересную книгу автора (Ёсикава Эйдзи)

Глава 28. Мать

В эту ночь Киёмори плохо спал. Казалось, для этого не было повода. Если бы его спросили о причине бессонницы, он бы сослался на напряженную работу — многочисленные дворцовые обязанности. При всей своей резкости, неприязни к правилам этикета Киёмори учитывал особенности дворцовой жизни. А встревожила Киёмори, неожиданно для него самого, весть об аресте Токивы и ее детей.

— Ты видел их, Токитада? — спросил Киёмори шурина на следующий день.

— Да, я видел их. Все было сделано так, как ты приказал. Сейчас Айтого содержит их в тюрьме под усиленной охраной.

— И это женщина, чьей красоте завидовали многие дамы?

— Ей только двадцать три года, и у нее трое детей. Как ни трудно поверить, но несколько недель скитаний и голода не повредили ее внешнему виду. К красоте Токивы сейчас примешивается нечто элегическое.

— Хм-м…

— Как насчет суда? Желаешь ли ты, чтобы я или Айтого допросили ее и представили необходимые свидетельства?

— Нет, — поспешно ответил Киёмори. — Дайте мне поговорить с ней самому. Это вдова Ёситомо, у нее от него три сына. Этот вопрос я должен решить сам.

Токитада слышал о ходатайстве Арико относительно Ёритомо и полагал, что Киёмори стремится решить судьбу Токивы раньше, чем в этот вопрос могла бы вмешаться мачеха.

— Когда ты намерен встретиться с пленницей?

— Чем скорее, тем лучше — хорошо бы до вечера.

Как только Токитада вышел, было объявлено о приходе посетителя. Придворный Фудзивара Корэмити пришел с просьбой своей дочери, госпожи Симэко. Киёмори любезно принял его.

— Разумеется, я ни в чем не подозреваю госпожу Симэко. Меня удивляет только, что такой человек, как вы, может сомневаться в этом. Жаль, что в наше время при дворе имеется так мало людей, похожих на вас, с которыми можно посоветоваться.

Киёмори питал симпатию к Корэмити и полагал, что это чувство взаимно. К тому времени, когда гость собрался уходить, Киёмори выпил с ним сакэ гораздо больше, чем обычно. Когда он еще находился в благодушном настроении, снова вошел Токитада и доложил, что пленница подготовлена к допросу.

Киёмори пошел по галерее, ведшей в западное крыло дома. Особняк ремонтировался, и к нему добавлялись пристройки. Хозяин Рокухары осторожно продвигался к комнате во внутреннем дворе, где расширялась территория, отведенная под сад.

— Где, ты сказал, они находятся?

— Вон там.

— Там, внизу?

Киёмори подошел к балюстраде и глянул вниз. Токива стояла на коленях на соломенной циновке с опущенной головой, по бокам сидели ее дети, цепляясь за рукава матери.

— Айтого, дай женщине и детям подушечки для колен, — приказал Киёмори, размещаясь в центре комнаты.

Айтого выглядел озадаченным и несколько неловким. Он не привык к подобному обращению с узниками.

— Сюда, положи их сюда, — сказал Киёмори, указывая кивком в сторону галереи, откуда вела дверь в комнату.

— Сюда, мой господин?

Киёмори снова кивнул, глядя, как Айтого раскладывает подушечки по ступенькам, поднимавшимся от дворика. Токитада пошел к Токиве. Она подняла голову, задрожала и прижала к себе теснее своих испуганных детей. Токитада сказал:

— Ступайте к лестнице. Там займите свои места.

Токива поднялась, прижимая младенца к себе одной рукой и держа маленькую ручонку Отоваки — другой. Она прошла к лестнице, медленно поднялась по ступенькам с Имавакой, ухватившимся рукой за ее платье.

Когда Токива приближалась, Киёмори почувствовал волнение: оправдались его самые смелые предположения. Это действительно была ни с кем не сравнимая красавица, имя которой когда-то звучало у всех на устах!

— Тебе горько, Токива?

— Нет, я выплакала все слезы. Умоляю вас пощадить мою мать. Прошу вас, господин, освободите ее.

— Сделаю это, — немедленно откликнулся Киёмори и продолжил разговор: — Где ты скрывалась до сих пор? Что побудило тебя бежать из столицы с детьми?

— Я была в Ямато. Что касается детей, то могу только сказать, что я мало отличаюсь от других матерей, которые привязаны к своим чадам.

— Что заставило тебя вернуться в столицу?

— Опасения относительно судьбы моей матери.

— Тебе известно, что твой дядя здесь?

— Я не знала, что мой дядя опередил меня. Я ведь возвратилась, чтобы самой передать себя на ваш суд.

— Я так и думал.

Киёмори замолчал, разглядывая молодую мать и детей. Затем спросил:

— Ты способна кормить его?

Токива бросила взгляд на покоившегося в руках младенца и вместо ответа едва заметно кивнула.

«Не вполне, думаю, не вполне, — произнес про себя Киёмори. — Матери — глупые создания. Они делают вид, что у них есть еда, когда ее нет на самом деле. Что они могут предложить своим мужьям и детям, когда младенцы тянутся к груди… И ты скиталась по горам и долинам — чудо, что твой младенец выжил».

— Токива, тебе нечего бояться, — сказал он вслух. — Война была между мной и Ёситомо. Ты невиновна.

— Да?

— Жаль, что такой человек, как Ёситомо, был сбит с толку молодыми придворными. Он и меня недооценил.

Токива потеряла самообладание и разрыдалась.

— Господин, господин… — повторяла она, всхлипывая.

Взгляд Киёмори пробежал по обращенному к нему лицу женщины и остановился на густых ресницах, смоченных слезами. Его сердце переполнилось жалостью.

— Не надо плакать, Токива. К войне ты не имеешь никакого отношения. Твоя мать будет освобождена, поскольку ты передала себя властям. Утри слезы, Токива, ты тоже получишь свободу.

Женщина взмолилась:

— Нет-нет, я не прошу пощады для себя. Но будьте милосердны к ним, моим детям!

— Что?

— Господин, пощадите детей! Дайте мне умереть вместо них!

Услышав это, Киёмори рассердился и рявкнул:

— Женщина, думай, о чем говоришь! Подобно всем женщинам, ты имеешь глупую привычку спекулировать на моей доброте. Возможно, ты не Гэндзи, но кровь Гэндзи, несомненно, течет в этих детях. Я не могу их пощадить!

Разгневанный, Киёмори вскочил на ноги, затем снова сел. Его взгляд скользил украдкой по распростершейся перед ним фигуре женщины.

— Значит, и ты, подобно Ёситомо, недооцениваешь меня. Мне ненавистно слово «милосердие». Я абсолютно безжалостен. Айтого! Токитада!

Когда те вошли, Киёмори сказал:

— Уведите эту женщину и детей. Суд закончен.

Хозяин Рокухары быстро вышел из комнаты и удалился во внутренние покои дома.

Менее чем через две недели Киёмори смягчился и поступил так, как всегда поступал в отношении ближайших родственников и слабых людей. Он послал гонца за Сигэмори и сказал ему:

— Я хорошо обдумал вопрос о сыне Ёситомо.

— И что вы решили, отец?

— После всего услышанного от твоей бабушки я решил пощадить Ёритомо.

— И что потом?

— Он будет сослан в самый отдаленный уголок страны.

— Моя бабушка будет рада услышать это. Люди назовут тебя достойным сыном своих родителей.

— Мне ничего этого не нужно. Я не претендую на роль примерного сына. Но я сам отец и не склонен предавать смерти сына другого мужчины.

— Да, советник Синдзэй — пример человека, безжалостного к своим врагам. В результате погибли его сыновья, затем убили самого советника.

— Хватит причитаний. Я не ищу лавров великодушного воина. Для обычного человека естественно чувствовать то, что чувствовал я, когда отнесся к Ёритомо как к ребенку. Было бы глупо предавать его сейчас казни и наживать себе новых врагов. Иди и расскажи своей бабушке, как я решил поступить с Ёритомо.

Однако, когда приблизилось 13 февраля, относительно судьбы Ёритомо не вышло еще никаких официальных указаний. Киёмори молчал и ничего не предпринимал. Лишь через месяц или позже последовал указ о ссылке Ёритомо в Идзу, на восток Японии. Он должен был отправиться туда 20 марта.

Несколькими днями позже столица была поражена вестью о том, что Киёмори помиловал Токиву и ее детей. Нашлись люди, которые попытались оспорить разумность решения Киёмори. Он ответил им, что выполнял распоряжение верховной власти. Потом эти разъяснения военачальника стали считать обычной отговоркой. Ходили сплетни, будто карета Киёмори каждый вечер стояла у порога дома, в котором Токива содержалась в качестве заключенной.